Франкфурт-на-Майне (1797-1800).

Во Франкфурте среда Гегеля - другая, чем в Берне. В Берне Гегель был оторван от общения с друзьями и коллегами. Во Франкфурт он переехал именно благодаря Гельдерлину, который тоже хотел, чтобы Гегель был ближе к кружку его друзей. Гегель во Франкфурте, как и в Берне, вынужден стать домашним учителем. На этот раз он учительствует в семье купца Гогеля. Франкфуртский период интересен тем, что Гегель по-прежнему находится на перепутье, еще не вырос в философа, известного в Германии; он еще не написал ничего такого, чем сам был бы удовлетворен. Можно сказать, что это тоже был период идейных, духовных поисков.

В мире умонастроений Гегеля и Гельдерлина было много общего. Гегель высоко ценил Гельдерлина за то, что тот был буквально погружен в мир красоты, чистоты, красоты чистых сущностей. Но именно в судьбе Гельдерлина, может быть, наиболее болезненно сказалась та трагедия, что стала трагедией жизни целого поколения, к коему принадлежал и Гегель. Это поколение начинало с идеалов свободы, равенства и братства, но принуждено было провести большую часть своей жизни в государстве, где шаги свободы были медленными и трудными, где господствовало социальное давление дворянства, где вступал в силу культ денег, где отсутствовали, подавлялись права личности. Красота жизни, чистая красота существовали лишь в мечтах. В жизни же — противоречия, столкновения, конфликты. Но Гельдерлин тем более стремился ускользнуть из этого мира в мир чистой любви, чистой красоты, прислушиваться не к грубой реальности, а к чудесным звукам, составляющим "мелодию сердца". Гегель испытывал огромное влияние Гельдерлина не только как поэта. Между Гельдерлином и Гегелем с самого начала существовало сердечное, очень доверительное общение, которое было основано также и на том, что они оба происходили из Швабии и им были свойственны такие черты швабского характера, как теплота чувств и отношений, прочные нравственные принципы. Вместе изучали они Платона, Канта, письма Якоби о Спинозе. В их духовном развитии была еще одна общая черта, которая больше всего характерна для франкфуртского периода жизни Гегеля, а также, пожалуй, для нюрнбергского периода, когда Гегель стал ректором гимназии. Речь идет о происшедшем в Германии "ренессансе" греческого духа, о том философско-поэтическом движении, которое во многом покоилось как раз на попытке оживить ценность греческого искусства, величие греческой философии. Правда, величие греческой философии оба друга и другие представители кружка Гельдерлина видели по-разному. Их объединяла любовь к греческой древности, но были и оттенки различия в том, что именно они считали самым главным в формировании образа античности.

Гельдерлин с первых лет учебы в Тюбингене увлекался Платоном. Гегель тоже в то время читал великого греческого мыслителя, он и далее остался верен Платону. Но все-таки к своему Платону он пришел значительно позже. Гельдерлин жил во имя античного идеала. Для Гегеля же образ прекрасной нравственности греков стал своего рода идеальной конструкцией, он отстаивал ее не бесстрастно, но и не отдавал ей всю свою душу. Разлад между идеалом и действительностью постоянно подчеркивался, он даже переживался, но вовсе не делал невозможным существование в расколотом, отчужденном мире. Не то Гельдерлин. Несоответствие между прошлым и современной культурой повергало его в состояние раскола личности, как известно, закончившееся сумасшествием. Различие между Гегелем и Гельдерлином заключается также и в том, как именно они понимают Платона, как толкуют историю и культуру Греции и, наконец, как они относятся к философии Канта и Фихте. Гегель именно от Гельдерлина получил один из первых и начальных толчков переосмысления философии Канта и Фихте. И все-таки далее он пытался и хотел двигаться самостоятельно.

Гельдерлиновский идеал истории, подчиненный принципу единящей любви, Гегель поначалу встречает с определенным недоверием. Потом, после встречи с Гельдерлином и членом его кружка Синклером, в гегелевских набросках также появляются некоторые сходные мотивы. Но затем все больше проступают различия. Гегель, как и Гельдерлин, считает, что Эрос (любовь) должен сыграть свою роль единящего принципа философской системы. Но он не соглашается с тем, что эстетическое одушевление или созерцание следует сделать главным методом реализации центрального принципа. Свою эпоху он подобно Гельдерлину объявляет сумеречной, разорванной. Но философская ориентировка в сумерках эпохи, чем дальше, тем увереннее, провозглашается делом не Эроса — любви, а Минервы — мудрости. Гегель двигается, следовательно, к менее эстетизированной, к более философичной позиции. Но для того чтобы придти к ней самостоятельно, он еще должен был проделать трудный и долгий путь. И однако же, говоря об этом пути и исследуя его, мы снова приходим к вопросу о влиянии франкфуртского периода развития Гегеля на формирование его системы, влияния, в прежней философии зачастую недооцениваемого. Ибо именно во Франкфурте от антисистемных настроений более раннего периода Гегель переходит к системным идеям. Существуют два документа, это удостоверяющих. Во-первых, фрагмент, который относят к 1796 г. и называют «Первая программа системы немецкого идеализма». О том, кто именно автор этого наброска, до сих пор спорят исследователи. Одни считают автором его Гегеля, другие полагают, что Гегель написал его в соавторстве с Гельдерлином, возможно, что — и с Шеллингом; некоторые даже считают, что этот проект принадлежит одному Шеллингу. Но тем не менее ясно, что проект рожден дискуссиями в кругу Гегель- Гельдерлин-Шеллинг. Его смысл и исходные результаты франкфуртского поворота к системности хорошо подытожены в словах западногерманского исследователя Николина: «Исторические постановки вопросов в возрастающей степени перерастают в системные и в конце франкфуртского периода», который можно рассматривать и как завершение предшествующего развития Гегеля и как основу новых его начинаний". Во фрагменте 1796 г. выражены ценности, которые оказали влияние на формирование молодого Гегеля. Во главу угла поставлена ценность свободы, затем уже выражается идея о системе, которая включает в себя понятие свободы. Система содержит в качестве первой идеи представления человека о самом себе как абсолютно свободном существе. Затем система переходит к делам человеческим, и здесь снова упоминается об идеале свободы.

Второй документ, относящийся уже к позднему франкфуртскому периоду, датируется обычно сентябрем 1800 г. и называется «Системный фрагмент 1800 года». Очень важен поворот, который происходит в мышлении Гегеля и в развитии Гельдерлина. Гельдерлин и Гегель, вероятно, каждый по-своему, но и во взаимных обсуждениях и спорах, начинают отход от чисто импрессивной философичности. Они ищут собственное основание системы. Во Франкфурте в конце 90-х годов на Гегеля большое влияние оказало понятие "высшего единства", которое было так привлекательно для поэтически настроенного Гельдерлина. "Высшее одно", или высшее единство, и считалось искомым основанием системы. В этом случае происходил достаточно резкий отход от кантовского мышления, а также от основоположений философии Фихте, которые в большей степени ориентировались на человеческое Я, на человеческое мышление. В основу же философствования и Гельдерлина и раннего Гегеля было положено нечто онтологическое — бытие, жизнь, а также теологическое, именно — Бог и дух. Гегель включает понятия бытия, жизни в свой "системный фрагмент" от сентября 1800 г. Он близок (как отмечает К. Дюзинг) к гельдерлиновской концепции "одного". Но тем не менее для него существенно, что "одно" содержит в себе тенденции разделения и многообразные отношения. Гегель уточняет и дифференцирует рефлексивную структуру этого "одного", этого высшего единства. Он придает высшему единству динамический и подвижный характер. Во всяком случае, здесь уже намечается и переход к идее тождества бытия и мышления, переход к идее определенности, определения понятий и переход к идее абсолютного. Однако фрагменты франкфуртского периода (о которых шла речь), еще не дают достаточно оснований для того, чтобы уверенно говорить о системе Гегеля.

Понятие божественного духа и духа вообще постепенно выступает на первый план. Что же касается этих предпосылок, наметок, то более ясное развитие они получат в последующие периоды творчества Гегеля.