Анализ этот говорит сам за себя. Мы видим, что Платон избрал здесь очень ясный и простой способ развертывания своей основной мысли, так что анализировать этот диалог представляется делом не слишком трудным. Известная неопределенность основного вывода остается, конечно, и здесь, как и во всех ранних сократических диалогах. Но совершенно очевидно, что Платон чем дальше, тем больше утверждается в мысли о необходимости объяснять пестрое разнообразие и чувственного мира, и области умственных представлений при помощи твердо установленных и незыблемых категорий, которые только и дают возможность осмыслить неразбериху реальной человеческой жизни. Самого определения прекрасного в диалоге все еще нет. Однако проницательный читатель обязательно заметит, что по крайней мере в формальном отношении это прекрасное здесь в точности определено. Оно есть «сущность» и «идея», которые через свой специфический смысл и делают все прекрасные предметы прекрасными. Мы присутствуем здесь при зарождении той платоновской терминологии, которой в дальнейшем будет суждено остаться в истории философии навсегда, вплоть до настоящего времени, хотя и в виде самых разнообразных, можно сказать бесконечно разнообразных, интерпретаций.
***
Диалог назван по имени знаменитого софиста Гиппия из Элиды. О нем см. прим. 19 к «Апологии Сократа». См. также: Т. Брентано. Древние и современные софисты. СПб., 1886, стр. 70-80; Н. Gomperz. Sophistik und Rhetorik. Leipzig, 1912, стр. 68-79. О софистах: А. Н. Гиляров. Греческие софисты. М., 1888; Б. Чернышев. Софисты. М., 1929. Фрагменты сочинений Гиппия у Дильса (т. II. гл. 86. Русск, перев.: А. О. Маковельский. Софисты, вып. 2. Баку, 1941, гл. 8). Гиппий славился своим «многознанием», что не способствовало глубине его мысли. Ведь еще Гераклит говорил (В, 40, Diels): «Многознание не научает уму», а Демокрит учил: «Большой ум, а не многознание должно развивать» (В, 65 = Маков., 424); «многие многознайки не имеют ума» (В, 64 = Маков., 425). В диалоге Платона Гиппий предстает чрезвычайно самонадеянным, дерзким, хвастливым, но вместе с тем беспомощным в определении прекрасного, что и является темой беседы с ним Сократа. «Гиппий больший» назван так по своим размерам в отличие от другого диалога - «Гиппий меньший».
Перевод диалога «Гиппий больший» в настоящем издании выполнен А. В. Болдыревым; впервые был опубликован в изд.: Платон. Полное собрание творений в 15 томах. Новый перев. под ред. С. А. Жебелева и др. Пг., Academia, 1924, т. IX.
(1) Элида - область на западе Пелопоннеса, родина Гиппия. Свою речь Гиппий начинает с похвальбы, и в словах Сократа, обращенных к нему, чувствуется ирония: «славный и мудрый», ниже - «мудрый и совершенный». У многих греческих государств было в обычае делать знаменитых софистов послами: Гиппий прибыл из Лариссы фессалийской, Горгий - из Леонтины (Сицилия), Продик - с о-ва Кеос. - 151.
(2) Сократ, который только что назвал Гиппия мудрым, здесь же замечает, что «древние мужи», славившиеся мудростью, «держались в стороне от государственных дел»; тем самым он как бы ставит под подозрение мудрость Гиппия. Питтак, Биант, Фалес издавна входили в число так называемых семи мудрецов (остальные из них - Хилон, Клеобул, Солон, Периандр). Питтак известен как выборный митиленский верховный правитель - «эсимнет» (VII-VI вв. до н. э.); о нем - у поэта Алкея, друга, а потом политического врага Питтака, фр. 72, 73 (см. в изд.: «Lyra Graeca», ed. J. M. Edmonds, v. I. London, 1963). Биант из Приены (VI в. до н.э.), в Ионии, прославился своим изречением: «Все мое с собой ношу», Милетянин Фалес (VI в. до н. э.) - крупнейший ионийский натурфилософ, по учению которого в основе всего сущего лежит материальная стихия воды. Изречения этих семи мудрецов помещены у Дильса (т. I, гл. 10). - 151.
Анаксагор. См. прим. 28 к «Апологии Сократа». - 152.
(3) Отождествляя здесь свое «искусство» с искусством софистов, Сократ главным образом имеет в виду красноречие. В то же время он (см. ниже) противопоставляет в этом смысле себя и софистов «мудрецам из деревни». - 152.
(4) Дедал. См. прим. 10 к диалогу «Ион». - 152.
(5) Горгий. См. примечания к диалогу «Горгий» и прим. 13 к «Апологии Сократа». - 152.
(6) Продик. См. прим. 13 к «Апологии Сократа». Сократ одно время был слушателем Продика. - 153.
(7) Протагор. См. примечания к диалогу «Протагор», стр. 543. - 153.
(8) 150 мин = около 4 тыс. руб. (см. прим. 16 к «Апологии Сократа»). - 153.
(9) Иник - городок в Сицилии. - 153.
(10) …мудрец должен быть прежде всего мудрым для себя самого: ср. Еврипид. фр. 905 (см. «Tragicorum graecorum fragmenta», ed. Nauck, adiec. Snell. Hildesheim, 1964): «Ненавижу мудреца (sophist?s), который мудр не для себя». «Софист» у Еврипида употребляется в общем значении «мудрец» (sophos), а не «софист». Вряд ли Еврипид мог ненавидеть «софиста», так как сам он был близок к софистам и испытал их влияние. - 153.
(11) Лакедемон. О лаконофильских симпатиях Платона и Сократа (ср. весь последующий обмен репликами между Гиппием и Сократом, особенно 283е) см. также прим. 15 к диалогу «Критон». - 153.
(12) Фессалия (С. Греция) славилась своей конницей. - 155.
(13) Плутарх в «Жизнеописании Ликурга», рассказывая о реформах Ликурга и упразднении им золотых и серебряных денег, пишет: «В пределах Лаконии теперь не появлялись ни искусный оратор (sophist?s log?n), ни бродячий шарлатан-предсказатель, ни сводник…» (Plut. Vitae parall. 9. Русск. перев. С. П. Маркиша и С. И. Соболевского: Плутарх. Сравнительные жизнеописания, т. I. М., изд-во АН СССР, 1961). Любопытное сопоставление профессии софиста с занятиями шарлатанов - совсем в духе Сократа. - 155.
(14) Гиппий здесь достаточно объективно оценивает сущность закона, в то время как вообще софисты усиленно противопоставляли его природе человека и на этом основании считали, что человеку по природе все дозволено. В «Протагоре» (337d) Гиппий прямо называет закон властителем над людьми («tyrannos t?n anthr?p?n»), насилующим природу. - 155.
(15) Ниже Сократ перечисляет ряд наук, в которых Гиппий считал себя знатоком и в которых так невежественны, по его мнению, спартанцы. Однако в «Протагоре» (342b - с) выясняется, что спартанцы не нуждаются в чужеземных подражателях софистам, так как у них достаточно своих истинных мудрецов, с которыми они общаются тайно от иноземцев. - 157.
(16) Родословные (генеалогии) были чрезвычайно распространены в древности. Как авторы древних генеалогий известны Гекатей, Акусилай, Ферекид, Гелланик и сам Гиппий (см. «Die Fragmente der griechischen Historiker», herausg. Von F. Jacoby. Erster Teil, Genealogie und Mythographie, A. Text. Leiden, 1957. - 157.
(17) Архонт - здесь в общем смысле, как «правитель». - 157.
(18) Искусство запоминания - так называемая мнемоника. О прекрасной памяти Гиппия даже в глубокой старости, о его занятиях геометрией, астрономией, музыкой, генеалогиями см. у Дильса (т. II, 86, А, 2) со ссылкой на сочинение ритора Филострата (II-III в. н. э., «Жизнеописания софистов», I, 11; см. в изд.: Philostrati vitae sophistarum, ed. Boissonad. Paris, 1878, стр. 495). - 157.
(19) Неоптолем (гомер.) - сын Ахилла; Нестор - престарелый царь Пилоса, один из ахейских вождей под Троей, славился мудростью. - 158.
(20) Фидострат - афинский грамматик. - 158.
(21) Евдик - действующее лицо диалога «Гиппий меньший». Возможно, у него остановился Гиппий в Афинах. - 158.
(22) Имеется в виду ответ оракула мегарцам, превозносившим себя над всеми греками (см. схолии к Феокриту, XIV, 48 в изд.: «Scholia in Theocritum vetera», гес. Wendel. Lipsiae, 1914). Этот же ответ оракула содержится в эпиграмме XIV, 73 из «Палатинской антологии» («Anthologia graeca», Bd. IV. M?nchen, 1958):
Лучший край на земле - пеласгов родина, Аргос,
Лучше всех кобылиц - фессалийские; жены - лаконки.
Мужи - которые пьют Аретусы-красавицы воду.
Но даже этих мужей превосходят славою люди,
Что меж Тиринфом живут и Аркадией овцеобильной,
В панцирях из полотна, зачинщики войн, аргивяне.
Ну а вы, мегаряне, ни в-третьих, и ни в-четвертых,
И ни в-двенадцатых: вы ни в счет, ни в расчет не идете.
(Перев. Ф. А. Петровского в комм. к кн.: Феокрит, Мосх, Бион. Идиллии и эпиграммы, перев. и комм. М. Е. Грабарь-Пассек. М., 1958, стр. 278). - 161.
(23) Имеется в виду фрагмент (В, 82) ионийского философа-материалиста VI в. до н. э. Гераклита, знаменитого своей диалектикой. Сюда же можно присоединить фр. В, 102: «У бога все прекрасно, хорошо, справедливо; люди же считают одно справедливым, другое несправедливым». Все эти фрагменты свидетельствуют об иерархийном понимании красоты у Гераклита. Здесь «существуют твердые и определенные, нетекучие формы красоты… и они находятся между собою в определенном, отнюдь нетекучем взаимоотношении» (А. Ф. Лосев. История античной эстетики. Ранняя классика. М., 1963, стр. 350). - 162.
(23а) Гераклит, В, 83, Diels (см. также прим. 23). - 162.
(24) Идея. В греч. тексте стоит eidos («вид», «образ», «образец», «род»), а не idea, хотя термин «эйдос» может быть также переведен как «идея». Относительно рассуждения об идее прекрасного в «Гиппии большем» и о разработке этого представления с помощью последовательного развертывания вопросов и ответов см.: А. Ф. Лосев. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1930, стр. 342-348; его же. Терминология учения Платона об идеях (там же, стр. 135 - 281). - 163.
(25) фидий. Речь здесь и ниже идет о статуе Афины Паллады в Парфеноне, изваянной Фидием (V в. до н. э.). - 163.
(25а) О Геракл! Клятва именем полубога Геракла была очень распространена у эллинов. О самом Геракле см.прим. 28. - 164.
(26) Клянусь Герой. См. прим. 27 к «Апологии Сократа». - 166.
(27) Эак - сын Зевса, отец Пелея и дед Ахилла. О нем см. также прим. 52 к «Апологии Сократа». - 167.
(28) Геракл (миф.) - сын Зевса и Алкмены. греческий герой, знаменитый своими подвигами. Испытывая муки от яда, пропитавшего его одежду, он приказал сложить для себя костер и сгорел на нем (см. Софокл. Трахинянки, ст. 1097-1208. Русск. Перев. С. В. Шервинского: Софокл. Трагедии. М., 1954). За свои страдания он был взят Зевсом на Олимп, а тень его, по Гомеру (Од, XI, 601-627), скиталась в Аиде. Таким образом, погребение Геракла вовсе не прекрасно, а скорее ужасно и трагично. - 168.
(29) Тантал - лидийский царь; Дардан - родоначальник троянцев; Зет - фиванский герой. По мифам все это - дети Зевса и смертных женщин, т. е. полубоги, поэтому для них быть погребенными своими потомками или предать погребению отца - нечестиво. Пелоп же, сын Тантала, - не полубог, значит, погребение для него может быть прекрасным. - 168.
(30) …все тело в целом. Ср. прим. 8 к диалогу «Ион» - о категории единого целого. - 171.
(31) Употребляемые здесь термины «пригодное» (chr?simon) и «полезное» (?phelimon) имеют у Платона очень тонкое различие. Chr?simon (пригодное) соотносятся с термином achr?stos (непригодный), a ?phelimon (полезное) не только с термином an?phel?s (бесполезный), но и с термином blaberos (вредный). Если «полезный» соотносится с «вредным», значит, оба этих термина имеют более активное значение, чем соотношение «пригодный» - «непригодный». Такое же соотношение «полезное» - «вредное» у Ксенофонта (Mem. IV,6,8).Э. де Плас считает «пригодное» родственным и связанным с «полезным» (см. Platon. Oeuvres completes, t. XIV. Lexique de la langue philosophique et religieuse de Platon, par Е. des Places, 2-е partie. Paris, 1964), не вдаваясь в объяснения, тем более что у того же Ксенофонта (там же, IV, 6, 9) термин «пригодное» равнозначен «полезному». В другом месте (Oecon. 6, 4) Ксенофонт пишет: «Полезное (?phelimon) мы нашли, - это все, чем человек умеет пользоваться (chr?sthai) ». Сам Платон в «Меноне» (87е) дает такое определение полезного: «…всякое благо (tagatha) полезно… здоровье, сила, красота и богатство - все это и тому подобное мы называем полезным (?phelimon)… Но о том же самом мы порой говорим, что оно и вредит».
Г. Шмидт в своей четырехтомной «Синонимике греческого языка» (Н. Schmidt. Synonymik der griechischen Sprache, Bd. IV. Leipzig, 1886, стр. 170-171) приходит к выводу, что chr?simon - это «пригодное само по себе», оно неприменимо для определенной цели, a ?phelimon, наоборот, мыслится полезным для определенной цели. Подобное четкое различие следует из слов Ксенофонта в «Воспоминаниях о Сократе» (II, 7, 7): «Или ты замечал, что для усвоения нужных знаний, для запоминания выученного, для здоровья и укрепления организма… ничегонеделание и пренебрежительное отношение ко всему полезно (?phelima) людям, а труд и забота ни на что не годны (chr?sima)?» (курсив наш.- А. Т.-Г.). - 173.
(32) …прекрасное есть причина блага. Эстетика Сократа и его окружения тяготеет к телеологическому, целесообразному представлению о прекрасном (calon). Представление о прекрасном, которое «есть причина блага», приводит к выдвижению этического смысла прекрасного. Эту телеологию прекрасного в сократовской эстетике великолепно воплотил Ксенофонт (см. А. А. Тахо-Годи. Классическое и эллинистическое представление о красоте в действительности и искусстве. В сб.: «Эстетика и искусство». М., 1966, стр. 15-37). Для более точного понимания этого места см. выше. стр. 524 cл. - 174.
(33) Удивительным образом то же самое определение прекрасного, предположительно данное Гиппию Сократом и тут же им опровергаемое, приводит Аристотель в «Топике» (146а22; см. «Aristoteles. Organon», rec. Th. Waitz. Lipsiae, 1846): «Далее, ошибаются те, кто дает дизъюнктивное определение для двух предметов, как, например, что прекрасное приятно для зрения или для слуха или когда сущее определяют как способное к страданию или к действию. Ведь тогда оказывается, что прекрасное и непрекрасное, вместе взятые, тождественны. Подобным образом придется говорить о сущем и не-сущем. В самом деле, приятное для слуха отождествится с прекрасным [вообще], так что неприятное для слуха отождествится с непрекрасным, поскольку в отношении тождественного противоположности тоже окажутся тождественными. Однако если что здесь и противополагается, то это - прекрасное непрекрасному, а неприятное для слуха приятному для слуха. Следовательно, ясно, что неприятное для слуха тождественно с непрекрасным [для него же]. Получается также и то, что если нечто приятно для зрения, то оно уже неприятно для слуха. Другими словами, прекрасное окажется непрекрасным. Подобным же образом нужно рассуждать, что тождественными явятся также сущее и не-сущее». Вместо этого чересчур компактного и, правда, чисто аристотелевского рассуждения мы находим у его учителя Платона неторопливое чередование вопросов и ответов, выставляющих предмет в гораздо более понятном, доступном и конкретном виде. О. Апельт (см. Platon. S?mtliche Dialoge, herausg. von 0. Apelt, Bd. III. Leipzig, 1922, стр. 101) правильно думает, что подобного рода определение прекрасного едва ли могло принадлежать недалекому и хвастливому Гиппию. Однако первоначального автора этого определения указать трудно. - 175.
(34) Некоторые переводчики (Карпов, Вл. Соловьев) опускают вопрос Гиппия о собеседнике Сократа и ответ последнего, считая не без основания, что раскрытие Сократом своего инкогнито совсем нелогично, так как Сократ и в дальнейшем продолжает ссылаться на своего мнимого собеседника. Видимо, считают они, здесь позднейшая вставка переписчика. Однако в переводе настоящего издания отражено чтение Барнета и О. Апельта, который правильно считает (указ. изд., стр. 101, прим. 52), что Сократ стыдится не мнимого собеседника, а самого себя, участвующего здесь в разговоре. - 176.
(35) Телесные сущности (s?mata t?s oysias) - чтение рукописи. Некоторые комментаторы, например О. Апельт (указ. изд., стр. 103-104), читают «sch?mata t?s oysias», т. е. «отношения бытия», так как этот термин подтверждает конструктивный характер мышления Платона и попытки его абстрагироваться от частного к общему. Однако не менее важным аргументом для подтверждения рукописной традиции является соображение о чувственно-телесном понимании эстетических и онтологических категорий у Платона вплоть до самого эйдоса. Такое в основе своей осязаемое и телесное восприятие отвлеченных идей характерно для греческого мышления вообще и есть следствие стихийно-материалистических тенденций античной Греции. Вспомним, что греческий язык не создал слова, означающего «личность». Человек в греческом языке понимается как s?ma, т. е. «тело». В «Антигоне» Софокла (ст. 676, Русск. перев. В. О. Нилендера и С. В. Шервинского в изд.: Софокл. Трагедии. М. - Л., Academia, 1936) - ta polla s?math' («народ», «люди»). В «Умоляющих» Еврипида (ст. 223) говорится о s?mata adica («несправедливых людях»). Платон в «Законах» (X, 908а), говоря об охране «личной безопасности большинства», выражается так: «tois pollois t?n s?mat?n». Слово (s?ma) понимается во всех этих случаях как нечто личностное. У Ксенофонта (Hell. II, 1, 19) «eleuthera s?mata» означает «свободное население». Однако если во всех этих случаях человек в полноте своих духовных и физических сил как-то еще может быть назван «тело», то в «Кинегетике» Ксенофонта (см. изд.: «Xenophontis scripta minora», rec. Dindorfius. Lipsiae, 1880) есть одно замечательное место, где говорится (XII, 19) о «теле добродетели» (s?ma… aret?s), т. е. этическое понятие здесь тоже мыслится вполне материально и ощутимо, как это обычно у Гомера (см., например, Од. XXIII, 156, где красота изображается наподобие текучей материальной сущности, которую Афина
«пролила» на Одиссея). Следовательно, совершенно правомерно можно читать в данном месте и «телесные сущности», и «отношения бытия». - 180.
(36) Не как хочется, а как мажется - пословица, приводимая и в словаре Суды: «Мы живем не как хотим, а как можем» (ср. русск. «Не так живи, как хочется…») со ссылкой на это место «Гиппия большего». - 180.
(37) Прекрасное - трудно: пословица. В схолиях к «Гиппию большему» (см. в изд.: «Platonis dialogi», ed. Hermann, v. VI. Lipsiae, 1921) по этому поводу приводится следующее: «Периандр, коринфский правитель, будучи сначала другом народа, впоследствии стал тираном. Управлявший тогда митиленцами Питтак, услышав об этом и боясь за свою репутацию, уселся у алтаря как проситель и требовал освободить его от власти. На расспросы митиленцев о причине этого Питтак ответил, что трудно быть благородным. Узнав об этом, Солон сказал: «Прекрасное - трудно», и отсюда эти слова вошли в поговорку». - 186.