Лукреций и натурализм. 1969. (Делез Ж.)

Жиль Делез

ЛУКРЕЦИЙ И НАТУРАЛИЗМ

Вслед за Эпикуром Лукреций определяет спекулятивную и практическую цель

философии как "натурализм". Значение Лукреция для философии связано с этим

двояким определением.

Произведения Природы неотделимы от разнообразия, которое для них являетс

основополагающим. Но мыслить различное как различное - сложная задача, где, по

Лукрецию, терпели неудачу все предшествовавшие философы1. В нашем мире

естественное разнообразие проявляется тремя способами, которые перекрещиваются:

разнообразие видов, разнообразие особей, принадлежащих одному и тому же виду, и,

наконец, разнообразие частей, составляющих отдельную особь. Специфичность,

индивидуальность и разнородность. Нет мира, который не проявлялся бы в

разнообразии своих частей, своих связей, своих очертаний и тех видов, которыми

он населен. Нет особи, которая была бы абсолютно идентична другой особи; нет

теленка, которого не узнала бы собственная мать, нет раковины или зернышка

пшеницы, которые были бы неразличимы. Нет тела, которое было бы составлено из

однородных частей, нет травинки, нет капли воды, которые не заключали бы в себе

разнообразия материи, разнородности элементов, из которой каждый животный вид, в

свою очередь, не смог бы выбрать ту пищу, которая ему подходит. В этом и

заключается то разнообразие миров, на которое существует три точки зрения: миры

неисчислимы, виды часто различны, иногда схожи, либо всегда состоят из

разнородных элементов2.

На каком основании делается такой вывод? Природа Должна мыслиться как принцип

разнообразия ее творений. Но принцип создания разнообразия имеет смысл только в

случае, если он не соединяет свои собственные элементы в единое целое. В этой

педантичности не стоит усматривать круга, как будто бы Эпикур и Лукреций хотели

всего лишь сказать, что принцип различий должен быть различным сам По себе.

Тезис Эпикура совсем другой: Природа как творец разнообразного не может быть

лишь бесконечной суммой,

Ж. Делез

то есть суммой, которая не охватывает своих собственных элементов. Нет такого

сочетания, которое могло бы охватить все элементы природы одновременно, всего

мира или целой вселенной. Фюэис не является определением Единого, Бытия или

Целого. Природа не образует единого целого, она рассеяна везде. Законы природы

(в противовес законам судьбы) отпускаются частями и не суммируются. Природа - не

определяющее, а соединяющее начало, она выражается через "и", а не через "есть".

Одно и другое: чередования и сплетения, сходства и различия, силы притяжения и

силы отталкивания, малейшие нюансы и неожиданные огрубления. Природа - плащ

Арлекина, весь сотканный из пустоты и тел, тела и пустот, сущих и небытия; из

антонимичных пар, в которых одно ограничивает другое. Постоянно пополняема

неделимыми частями, подчас сходными, подчас различными, природа - это, конечно

же, сумма, но не единое целое. С Эпикуром и Лукрецием начинается подлинное

благородство философского плюрализма. Мы не увидим противоречия между гимном

Природе-Венере и плюрализмом, являющимся существенным элементом этой Философии

природы. Природа - это власть, но власть, благодаря которой вещи существуют

раздельно, не склеиваясь все вместе, не соединяясь в сочетание, тождественное им

всем сразу, или способное их всех выразить одновременно и адекватно. Лукреций

упрекает предшественников Эпикура за мысли о Бытии, Едином и Целом. Эти

концепции - мании рассудка, спекулятивные формы веры в fatum, теологические

формы ложной философии. Философия Природы - это антиспиритуализм и плюрализм,

свободная мысль и мысль свободных.

Предшественники Эпикура идентифицировали принцип Единого с принципом Целого. Но

что такое этот один, если не обреченный на смерть и подверженный тлению объект,

если считать его произвольно изолированным от всего другого? И что составляет

целое, если не такое конечное сочетание, полное дыр, по отношению к которому

произвольно считают, что оно вбирает в себя все элементы суммы? В обоих случаях

не понимают разнообразия и его творений. Принято выводить различное исходя из

единого, полагая, что нечто неизвестное может родить неизвестное, стало быть,

нечто рождается из ничто3. Либо выводят различное исходя из целого, полагая, что

элементы, составляющие это целое, суть противоположности, способные

трансформироваться из одних в другие: это - другой способ утверждения того, что

вещь производит другую, изменяя свою природу, и что нечто рождается из ничто. В

связи с тем, что

243 Лукреций и натурализм

философы-антинатуралисты не пожелали отдать часть пустоте, пустота поглотила

все. Их Бытие, Единое и Целое всегда поддельны и неестественны, всегда тленны и

шатки, всегда сомнительны и хрупки. Они предпочли бы сказать: "бытие есть ничто"

скорее, чем признать, что есть сущности и есть пустота, простые сущности в

пустоте и пустота в сложных сущностях4. Философы подменили многообразием

различий тождественное и противоречивое, а часто и то, и другое одновременно. Не

тождество, не противоречия, а сходства и различия, составления и расчленения,

"сцепления, уплотнения, удары, встречи, движения, благодаря которым создаютс

все вещи"5. Согласования и разделения - такова Природа вещей.

* * *

Натурализм нуждается в тщательно структурированном принципе причинности, который

позволит считать создание разнообразия как составляющего такие различные

сочетания, которые не суммировали бы элементы Природы.

1. Атом есть то, что должно быть помыслено, что только и может быть помыслено.

Атом является для мысли тем, чем воспринимаемый объект является для органов

чувств: объектом, который адресуется непосредственно к мысли и постигаетс

мыслью, подобно тому, как воспринимаемый объект воспринимается непосредственно

чувствами. Тот факт, что атом не является воспринимаемым и не может иметь

физического бытия, то, что он сокрыт от нас, является следствием его собственной

природы, а не следствием несовершенства наших органов чувств. Во-первых, метод

Эпикура - это метод аналогии: воспринимаемый объект содержит воспринимаемые

части, но имеется воспринимаемый минимум, который представляет наименьшую часть

объекта; точно так же и атом наделен мыслимыми частями, но имеется мыслимый

минимум, который представляет наименьшую часть атома. Неделимый атом состоит из

мыслимого минимума, подобно тому, как делимый объект состоит из воспринимаемого

минимума. Таким образом, это можно записать:

воспринимаемый объектатом

______________________=_____________________6

воспринимаемый минимуммыслимый минимум

Во-вторых, метод Эпикура является методом перехода от одного к другому:

управляемый аналогией, он переводит

244 Ж. Делез

воспринимаемое в мыслимое и мысленное в воспринимаемое путем перевода одного в

другое, постепенно, по мере того как воспринимаемое расчленяется и составляетс

в единое целое7. Поэтому-то и отказываются от притязаний ложной философии,

которая тотчас же желает мыслить воспринимаемое и тотчас же давать

воспринимаемое раскрытие самой мысли. Воспринимаемый объект являетс

исключительно объектом чувств. Достоверность этого подобна той, в силу которой

атом есть объект исключительно мыслимый. Эти две истины признаются аналогичными.

2. Количество атомов бесконечно именно потому, что они являются элементами,

которые не суммируются. Но это количество не было бы бесконечным, если бы

пустота также не была бы бесконечной. Пустота и полнота переплетаются и

распределяются таким образом, что сумма пустоты и атомов, в свою очередь,

бесконечна сама по себе. Эта третья бесконечность выражает главное соотношение

между атомами и пустотой. Верх и низ в пустоте появляются из соотношения самой

пустоты с атомами; сила тяжести атомов (движение сверху вниз) происходит из

соотношения атомов с пустотой.

3. В момент своего падения атомы сталкиваются вне зависимости от их разницы в

весе, а в соответствии с мгновенным уклонением (clinamen). Ибо все атомы в

пустоте падают с одинаковой скоростью, а не быстрее или медленнее, в зависимости

от их веса по отношению к другим атомам; они переплетаются в сплошной поток. В

пустоте скорость атома равна его движению в определенном направлении за минимум

непрерывного времени. Минимум непрерывного времени отражается восприятием чистой

мысли:

атом движется "так же быстро, как и мысль"8. Когда мы помыслим отклонение

(declinaison) атома, то должны представлять себе это как движение, которое

производится за меньшее время, чем минимум непрерывного времени. Мгновенное

уклонение, (clinamen) или отклонение (declinaison) не имеет ничего общего с

наклонным движением, которое может случайно изменить вертикальное падение9. Оно

постоянно; это не вторичное движение, ни даже вторичное определение движени

атома, которое могло бы произойти в случайный момент и в случайном месте.

Мгновенное уклонение - это первоначальное направление движения атома, синтез

движения и его направления. "Incertus" не означает "неопределенный", а скорее -

"необозначаемый". "Paulum", "incerto tempore", "intervallo minimo" означают: за

меньшее время, чем минимум непрерывно мыслимого времени10. Поэтому мгновенное

уклонение не обнаруживает

245 Лукреций и натурализм

никакой случайности, никакой неопределенности. Оно проявляет совсем другие

качества: lex atomi, атомарный закон, то есть неустранимое большинство причин

или причинных рядов, невозможность объединить причины в единое целое. В конце

концов, мгновенное уклонение является определением пересечения каузальных рядов;

каждый каузальный ряд установлен движением одного атома и сохраняет в

пересечении свою полную независимость. В известных дискуссиях, в которых

противопоставляются эпикурейцы и стоики, проблема не формулируетс

непосредственно как случайность и необходимость, а выступает в качестве

причинности и судьбы. Эпикурейцы так же, как и стоики, утверждают причинность

(не существует какого-либо движения без причины); однако стоики в большей мере

желают утверждать судьбу, то есть единство причин. Против этого возражают

эпикурейцы, а именно в том смысле, что невозможно утверждать судьбу, не ввод

необходимости, то есть абсолютной связи одних действий с другими. Стоики

возражают, что они отнюдь не вводят необходимости, а эпикурейцы, по их мнению,

не могут отвергать единство причин, не попадая под власть возможности и

случайности11. Проблема формулируется следующим образом: существует ли единство

самих причин? Нужно ли собирать причины в единое целое в своих рассуждениях о

природе? Мгновенное уклонение - это только случайность, в том смысле, что это -

утверждение независимости и многообразия каузальных рядов как таковых.

4. Атомы имеют различные величины и конфигурации. Но атом не может иметь

произвольных размеров, потому что тогда он достигнет и выйдет за пределы

воспринимаемого минимума. Атомы не могут иметь бесконечные конфигурации, потому

что все разнообразие очертаний заключает в себе минимальное перемещение атомов,

являясь преумножением этих минимальностей, которые не могут быть бесконечными,

не рискуя тем, чтобы атом сам не стал воспринимаемым.12 Очертания и конфигурации

атомов не имеют бесконечных вариантов, имеется только бесконечность атомов одних

и тех же очертаний и одной и той же конфигурации.

5. Один атом, встречая какой-нибудь другой, не соединяется с ним: тогда атомы

образовывали бы бесконечные сочетания; их столкновения, поистине, приводят

скорее к взаимному отталкиванию, чем к соединению. Тем не менее атомы

соединяются, если только их очертания позволяют это делать. Сочетания атомов

искажаются, повреждаясь Другими атомами, которые разбивают соединение, к тому же

246 Ж. Делез

они теряют свои элементы, которые присоединяются к другим сочетаниям. Атомы

называют "специфическими зародышами" или "семенами" потому, что произвольно

взятый атом не вступает в сочетание с любым другим.

6. Всякое сочетание конечно, существует только бесконечность комбинации. Но

никакая комбинация не формируется из одного вида атомов. Атомы являются к тому

же и специфическими зародышами еще и в другом смысле: они образуют многообразие

своих собственных различий в одном и том же теле. Это не препятствует тому, что

а теле различные атомы имеют тенденцию в соответствии со своим весом

распределяться в соответствии со своими очертаниями. В нашем мире атомы

одинаковых конфигураций группируются, создавая обширные сочетания. Наш мир

распределяет свои элементы таким способом, что позволяет земле занимать центр,

"выталкивающий" вовне все те элементы, которые идут на создание моря, воздуха,

эфира (magnae res)13. Философия природы говорит нам: существует многообразие, а

также - сходство различий в себе самом.

7. Существует власть разнообразного и его творений, а также существует и

способность воспроизводства разнообразного. Важно увидеть, как второе выводитс

из первого. Сходство вытекает из различного как такового и его разнообразий. Нет

ни мира, ни тела, которые не теряли бы

каждую минуту свои элементы и вновь не обретали их в своих же очертаниях. Нет ни

мира, ни тела, которые не имели бы своих подобий в пространстве и во времени.

Дело в том, что создание какого-нибудь сочетания предполагает то, что различные

элементы, способные его сформировать, неисчислимы и не имели бы никакого шанса

встретиться, если бы каждый из них был бы единственным в пространстве или

ограниченным в количестве. Но так как каждый из них имеет бесконечное множество

себе подобных, элементы не производят соединения без того, чтобы им подобные не

имели бы такой же возможности обновить свои части и даже воспроизвести

воспринимаемое соединение14. Доказательство их возможностей представляет

ценность для всех миров. С большим основанием можно сказать, что полые внутри

тела обладают возможностью воспроизводства. Они рождаются, в конце концов, в уже

сложноорганизованной среде, где каждая группа имеет максимум элементов того же

типа: земля, море, воздух, эфир, magnae res, большие слои, которые конституируют

наш мир и скрепляются один с другим посредством не воспринимаемых чувствами

переходов из одного состояния в другое. Тело детерминировано

247 Лукреций и натурализм

своим местом в одном из этих ансамблей15. Это тело не перестает терять элементы

своего строения; тот ансамбль, в котором оно пребывает, не перестает обновлять

элементы, непрерывно перемещая атомы в порядке, определенном движением других

ансамблей, с которыми он сообщается. Более того, само тело будет иметь себе

подобных в других местах или в том элементе, который его породил и питает16.

Поэтому Лукреций признает последний аспект принципа причинности: тело не только

порождается определенными элементами, которые его создают, словно из семян, а

также и рождается в определенной среде, которая подобна матери, способной к

этому воспроизводству. Гетерогенность различного формирует определенный вид

жизнеспособных семян, а сходство самого различного формирует нечто вроде

пантеизма матерей17.

* * *

Физика, со спекулятивной точки зрения, есть натурализм. Во всех предыдущих

тезисах просматривается главная цель эпикурейской физики: определить, что

является подлинно вечным в природе, отличить, что является подлинно вечным, а

что мнимым. Две первых книги Лукреция посвящены этому поиску; на этом уровне

физика теряет свою относительность. По правде сказать, она множит гипотезы и

объяснения, рассказывая о конечном явлении. Определение бесконечного, напротив,

является целью аподиктического поиска. Своеобразием собственных построений

физика свидетельствует о своей зависимости по отношению к этике или к

практике18. Все происходит так, как если бы физика была только средством,

подчиненным практике, но практика бессильна реализовать свою цель без этого

средства, которое не является единственным. Практика может реализовать свое

собственное предназначение только путем изобличения мнимого вечного.

Конечная цель практики - достижение удовольствия. Но в этом смысле практика

рекомендует нам только все способы изжить и избежать страданий. Однако наши

удовольствия являются более сильными препятствиями, чем наши страдания сами по

себе: фантомы, суеверия, ужасы, страх смерти - все то, что вызывает душевные

тревоги19. Человечество предстает перед нами встревоженным, более страдающим от

страха, чем от боли. Взволнованность души увеличивает страдания, делая их

непреодолимыми, в то время как их источник находится глубже. Страдание имеет

248 Ж. Делез

две причины: телесную иллюзию, идущую от иллюзии неограниченности удовольствий,

которая создает в нашей душе идею об их бесконечной длительности; затем -

иллюзию бессмертия души, делающую нас беззащитными перед вечными муками, которые

возможны после смерти20. Эти две иллюзии связаны друг с другом: страх вечных мук

и чисто естественная установка на неограниченность желаний. Нужно искать Сизифа

и Тития на нашей земле; дело в том, что "здесь, внизу, жизнь глупцов становитс

настоящим адом"21. Эпикур приходит к тому, что если несправедливость - зло, если

алчность, жажда власти, даже распутство - зло, то это лишь потому, что они

напоминают нам об идее наказания, которое может настигнуть нас каждую минуту22.

Быть открытым и беззащитным от душевных тревог - чисто человеческая установка,

или плод этой двойной иллюзии: "Сегодня не существует никакого способа, нет

никакой возможности сопротивляться, так как нужно бояться этих вечных мук после

смерти"23. Вот почему религиозный человек двухаспектен: алчность и ужас перед

наказанием - странная смесь, рождающая преступления. Душевная тревога происходит

также из страха смерти: когда мы еще живы и никогда не испытывали смерти,

трепещем от осознания, что это когда-нибудь произойдет.

Какова причина этого страха, этой иллюзии? Лукрецию приходится дать объяснение

этого факта, которое основывается на симулякрах, или в более общем смысле, на

эманациях и испусканиях. С поверхности или изнутри объектов не прекращают

отделяться группы атомов, которые вновь воспроизводят внешнюю форму прежнего

сочетания, наследуя его скрытые свойства. Эти истечения не являются реальными

объектами, хотя они существуют реально. Это - пустые и неустойчивые оболочки,

сохраняющие всего лишь форму, которые перемещаются прямолинейно, или осколки,

которые содержат только один вид атомов и в буквальном смысле рассыпаются. Более

того, эти оболочки, может быть, даже эти осколки могут спонтанно создаваться в

небе и в воздухе. Мы "купаемся" в симулякрах; посредством их мы воспринимаем,

мечтаем, желаем, действуем. Эти фантомы не являются реальными и физическими

объектами, но они обладают физической реальностью. Они позволяют нам

чувствовать, воспринимать то, что должно быть воспринимаемо, и так, как это

должно восприниматься согласно своим назначениям, согласно той дистанции,

которую они преодолевают, и тем деформациям, которые они претерпевают. Ибо часто

они трансформируются, так как встречают препятствия в прямолинейном движении или

249 Лукреций и натурализм

из-за взрывов, которым они постоянно подвергаются в результате долгих

перемещений. Визуальные оболочки не поражают нас больше с прежней силой,

модуляции голоса теряют свою различимость. Заблуждения и погрешности никогда не

содержатся в самих симулякрах, они содержатся в нашей реакции на них, котора

склонна выделять исключительно воспринимаемый объект со свойствами, относящимис

к собственным свойствам симулякров. Так же как и иллюзия никогда не содержится в

самих симулякрах, она - в нашем восприятии, посредством которого мм приписываем

себе полностью призрачные желания и страхи. На наш взгляд, главное свойство

симулякров - предельная скорость их испусканий и возникновении: они следуют одна

за другой так быстро, что можно было бы сказать, что они танцуют, образуя те или

другие крайне активные и могучие сочетания, способные к бесконечным изменениям

своего движения. Их испускания совершаются за меньшее время, чем минимум

воспринимаемого времени24. Таков источник мнимой вечности, посредством которого

мы создаем образ вечного в наших желаниях и наши образы страха или наказания в

этой вечности. Лукреций описывает любовное желание, которое, будучи неспособным

обладать и слиться со своим реальным объектом, может наслаждаться только

симулякрами и познавать горечь и мучения даже в этом своем удовольствии,

которого оно жаждет бесконечно25. И наша вера в богов, наше мученичество от

богов зиждется на симулякрах, которые предстают пред нами танцующими и

говорящими, вечно обновляющимися и воспроизводящими вечность посредством своих

голосов, которые являются, чтобы предвещать нам вечные муки26.

Мнимая вечность - причина душевной тревоги. Спекулятивная и практическая цель

натуралистической философии - это знание и удовольствие, не идущие вразрез друг

с другом. Посредством ее всегда разоблачается мнимая вечность - вечность

религиозная и мифологическая. Тому, кто спрашивает: "Какова цель философии?" -

нужно отвечать: "Она не имеет других целей, кроме формирования образа свободного

человека, она должна выступать против тех сил, которые нуждаются в мифологемах и

душевной тревоге, чтобы добиться своей власти". Природа не противопоставляетс

человеческим обычаям, так как существуют обычаи исключительно естественные.

Природа не выступает против общественного договора: то, что от него зависит

закон, не исключает возможности существования естественного права, то есть

естественной функции права, которая оценивает неестественность желаний мятущейс

души, которые ей

250 Ж. Делез

сопутствуют. Природа не противопоставляется изобретениям, так как изобретени

представляют собой только открытия внутри самой природы. Но природа

противопоставляется мифу. Лукреций, пишущий историю человечества, предлагает нам

вид компенсационного закона: зло человека не проистекает из его привычек,

условностей, открытий или разработок, оно проистекает из его соучастия в мифе,

влиянию которого он подвергается, и от мнимой вечности, которую он вживляет в

свои мысли, как и в свои произведения. С возникновением языка, с открытием огн

и первых металлов сюда добавляются короли, богатство и собственность, мифические

в своей основе, с их правовыми установлениями и справедливостью, с верой в

богов, с идолами из бронзы и железа, с развязыванием войн, с изобретением

художеств и промышленности, с их роскошью и неистовством27. Разграничить то, что

проникает в человека из мифа, и что из природы, и отделить в самой природе

подлинно вечное от того, что таковым не является,- такова спекулятивная и

практическая цель натурализма. Первый философ был натуралистом: он рассуждал о

природе вместо того, чтобы рассуждать о богах28. Для него вопрос чести - не

возвращать философию назад к мифологии, которая заимствует у природы все свои

позитивные моменты. Действующие боги - религиозный миф, точно так, как судьба -

миф ложной физики, а Бытие, Единое, Целое - мифы ложной философии, всецело

пропитанной теологией.

Никогда еще задача "демистификации" не продвигалась так далеко вперед. Миф

всегда является выражением псевдо-вечности и душевного смятения. Одна из

важнейших задач натурализма - выступать против всего того, что несет на себе

отпечаток уныния, является причиной печали, всего того, что нуждается в печали,

чтобы не потерять своей власти. Эта цель постоянно преследуется и достигается на

пути от Лукреция к Ницше. Натурализм совершает утверждение в мысли, утверждение

посредством чувственного восприятия. Он борется с ложными авторитетами, он

вытесняет ложное всеми способами, он отказывает ошибочному суждению в праве на

голос в философии. Только заблуждающийся ум может делать видимость

воспринимаемой. Только он может объединять сверхчувственное в единое или в

целое. Но это целое, это единое являются только лишь небытием мысли, точно так

же, как эта видимость - небытием ощущения. Натурализм, по Лукрецию, - это мысль

о вечной совокупности, в которой все элементы не группируются сразу, а скорее

наоборот, создается ощущение законченного сочетания, которое не образуется путем

251 Лукреций и натурализм

прибавления одного к другому. Этими двумя способами утверждается многообразие,

которое является целью утверждения, разнообразие же заключается в том, что

различен объект как источник радости. Вечность - это сверхчувственное

определение абсолютного (совершенного) сочетания, которое не складывает свои

элементы в единое целое, а конечное - воспринимаемое абсолютное (совершенное)

определение того, что может быть составлено из частей. Чистая позитивность

конечного - объект чувств, позитивность подлинно вечного - объект мышления.

Здесь не противопоставляются эти две точки зрения, а напротив, указывается на их

связь. Лукреций надолго фиксирует заслуги натурализма: Природу как позитивное

начало, натурализм как философию утверждения, плюрализм, связанный с

утверждением многообразия, сенсуализм, связанный с радостью разнообразий,

практическую критику всякого рода мистификаций.

Примечания:

Перевод Ж.Горбылевой статьи "'Lucrece et le naturalisme" выполнен по

периодическому изданию: "Les etudes philosophiques", 1961, ј 1, с.19-29.

1. Во всей критической части Первой книги Лукреций не перестает воспроизводить

суждения о разнообразном.

2. Обо всех этих аспектах различий см. II (342-376, 581-588, 661-681, 1052-1066

(см. текст и перевод Эрну, Бюде).

3. См.: кн. I, Критику Гераклита, Эмпедокла и Анаксагора.

4. О небытии, которое окружает доэпикурейские концепции I, 657-669, 753-762.

5. I, 633-634.

6. I, 749-752 (см.: Эпикур, письмо к Геродоту, 58).

7. III, 138-141. 826-833.

8. Эпикур, письмо к Геродоту, 61-62.

9. II, 243-250.

10. "Intervallo minimo" находится у Цицерона, De Fato. 10.

11. См.: Цицерон. De Fato.

12. Цицерон, De Fato.

13. V, 449-454.

14. II. 541-568.

15. V, 128-131.

16. II, 1068: "cum locus est praesto".

17. I, 168; II, 708: "Seminibus certis certa genetrice".

252 Ж. Делез

18. В конце концов, пока физика имеет дело с конечными явлениями, для которых

она множит объяснения, этика имеет мало пользы от этого ожидания; см.: Эпикур,

письмо к Геродоту.

19. Начало II книги построено на этом противопоставлении: чтобы избежать наших

страданий, достаточно немногого... но для преодоления душевной тревоги

необходимо куда большее усилие.

20. Эти два аспекта хорошо отмечены Лукрецием, который настаивает иногда на

одном, иногда на другом: [, 110-119, III, 41-73, III, 978-1023, VI, 12-16 - О

бесконечных возможностях телесных удовольствий. См.: Эпикур, Мысли, 20.

21. III, 1023.

22. Эпикур, Мысли, 7, 10, 34, 35.

23. I, 110-111.

24. IV, 768-776, 795.

25. IV. 1084-1102.

26. V, 1169.1197.

27. Книга V.

28. Аристотель, Метафизика, 981.