"Критика диалектического разума".

Книга с таким названием была опубликована Сартром в 1960 г. Отношение Сартра к марксизму и к практике построения социализма в Европе и Азии было противоречивым. Сартр внимательно присматривался к опыту социалистических стран, он посетил Югославию, Кубу, а потом и Советский Союз. Малейшие шаги в сторону демократии и гуманизма он встречал с надеждой. Но подавление прав и свобод личности в странах социализма он осуждал не менее решительно, чем попрание демократических свобод в капиталистических государствах. Сартр резко критически выступил в связи с венгерскими событиями 1956 г. Однако предпринятая в СССР критика сталинизма и начавшаяся оттепель внушили Сартру новые надежды не "гуманизацию" социалистической практики.

Не менее интересовала Сартра и перспектива объединения марксизма и экзистенциализма. Для экзистенциализма синтез с марксизмом означал бы обретение социально-исторического исследования, по существу отсутствующего во всех его вариантах. Для марксизма объединение с экзистенциализмом означало бы, по мнению Сартра, его "гуманизацию" и "антропологизацию":обращение к человеческой личности, миру ее сознания, переживания, действия. Впоследствии Сартр увидел, что желаемого синтеза не получилось. И пусть книга "Критика диалектического разума" рождена этими надеждами и иллюзиями, - по сути отношение Сартра к марксизму связано с критикой марксистской философии. Изъян марксизма Сартр усматривал в его дуалистической позиции: предметы, мир в целом диалектический материализм рассматривает как независимые от сознания. Что касается самого Маркса, то ему Сартр приписывал онтологический монизм, при котором "дуализм мышления и бытия весьма удачно снят в пользу целостного, тотального бытия". Однако следствием такого монизма оказалось подчинение мышления бытию, растворение диалектики человеческой активности и человеческого мышления в той диалектике, которая приписывалась природе. В результате марксизм совершил главное свое грехопадение: человек в марксистской философии оказался насильственно подчиненным бытию чуждой ему вселенной.

Критикуя марксизм, Сартр вместе с тем сделал в 60-х годах определенные уступки диалектическому и историческому материализму. Так, Сартр был готов смягчить свое прежде категорическое отрицание материализма. Он признал, что мышление, будучи, в конечном счете, стороной материального бытия, должно познавать необходимость своего объекта. Это, по Сартру, и значит, что диалектика является материалистической. Однако позиция Сартра и здесь не совпадает с той, которую защищал диалектический материализм. Ведь последний видел смысл материализма утверждаемой им диалектики главным образом в том, что диалектика как бы проецируется в неживую и живую природу, существующую вне и независимо от человека. Между тем Сартр считает, что материалистический характер диалектики обусловлен исключительно тем, что в человеческой деятельности материальные условия неизменно первичны, ибо без них никакая деятельность человека принципиально невозможна. Только историческая реальность - область действия и проявления диалектического разума. Диалектический разум вне человека и его деятельности - идеалистический миф. Диалектика возможна только в человеческом обществе. Нет и не может быть диалектики природы.

Еще одна линия сартровской критики философии марксизма (не только в том ее виде, в каком она воплотилась в сочинениях Маркса, но и в том облике диалектического и исторического материализма, который получил широкое распространение во Франции благодаря работам французских философов, идеологов французской компартии) - это преодоление своего рода мифологии общества и общественных объединений. Сартр настаивает на том, что реальным агентом действия является конкретный индивид. Диалектика по существу и смыслу есть прежде всего диалектика реальной, т.е. индивидуальной деятельности. "Мы бросаем марксизму сегодняшнего дня упрек в том, что все конкретные детерминации человеческой жизни перемещены им в область случайного..." Историческая диалектика, согласно Сартру, основана на "индивидуальной практике"; последняя же "изначально диалектична".

Сартр в "Критике диалектического разума" отличает Марксов метод, который он считает в целом прогрессивным и связанным с кропотливой исследовательской работой Маркса как ученого, от идей многих его последователей. Сторонников марксизма своей эпохи он называет "ленивыми марксистами", имея в виду, что вся сложность человеческих практик, вся совокупность пересечений в общественной деятельности множества "индивидуальных проектов" ими не исследуется. В результате марксистский детерминизм приобретает догматический, упрощенный характер. Другаяйерта современного ему марксизма, против которой Сартр неизменно выступал, - идеологическое оправдание тоталитаристской практики, измена принципам свободы и гуманизма, провозглашенным самим Марксом. Сартр всегда был для марксистов и коммунистов жестким, "неудобным" оппонентом. Интерес Сартра к Марксу, понятное дело, приветствовался и эксплуатировался в политических целях. Но философы-коммунисты постоянно поучали, "поправляли" Сартра, клеймили его то как "ревизиониста", то как "мелкобуржуазного либерала". В конце 60-х годов Сартр, продолжая свой диалог с марксизмом, под влиянием чехословацких событий отказался от надежд демократизировать социализм и гуманизировать марксизм.

В 1980 г., незадолго до смерти, в беседе с Бенни Леви Сартр подводил итог своей жизни. Вот отрывок беседы: "Б. Леви: Возьмем пример - Жан Поль Сартр. Еще ребенком он решил писать. И вот Сартр - в закатный час своего труда - что он сказал бы о своем решении? Сартр: Я часто говорил, что это была неудача в метафизическом плане. Этим я хочу сказать, что я не создал произведения действительно сенсационного - такого, какие вышли из-под пера Шекспира или Гегеля. И по сравнению с тем, что я хотел сделать, это неудача. Но такой мой ответ мне же самому кажется ложным. Конечно, я не Шекспир и не Гегель. Однако я создал произведения, часть которых были неудачей; другие же мне удались, совпав с тем, что я хотел сделать. Б. Леви: Ну а в целом каков итог - если иметь в виду твое решение? Сартр: Целое удалось. Я знаю, что я никогда не повторялся. И тут мы расходимся в оценках: я думаю, что мои противоречия имели малое значение и что несмотря на все я всегда последовательно придерживался одной линии".