Этьен Жильсон.

Этьен Жильсон - видный представитель неотомизма, крупнейший в XX в. специалист по истории средневековой философии, превосходный ее знаток и интерпретатор. С 1922 г. он издавал высокопрофессиональный журнал "Etudes de philosophic medievale". Жильсон был профессором Коллеж де Франс и других французских университетов, читал лекции в Гарвардском университете, возглавлял Институт средних веков в Торонто. Жильсон - автор книг, многие из которых приобрели широкую известность и стали классическими пособиями по истории средневековой философии и неотомизма: "Философия св. Бонавентуры" (1924); "Св. Фома Аквинский" (1925); "Методический реализм"; "Бог и философия" (1941); "Томизм. Введение в философию св. Фомы Аквинского" (1942); "Философия средних веков" (2 тома, 1944); "Дух средневековой философии" (1948); "Христианский экзистенциализм" (1948); "Христианство и философия" (1949); "Дунс Скот, введение в его основополагающие тезисы" (1952);

"Метаморфозы града Божьего" (1953); "Данте и философия" (1953); "Церковь обращается к современному миру" (1954); "История христианской философии в средние века" (1955); "Живопись и реальность" (1958); "Философия и теология" (1960); "Массовое общество и его культура" (1967); "Трудный атеизм" (1979).

Как уже говорилось, неотомизм есть возрождение и преобразование в новых исторических условиях наследия Фомы Аквинского и других классиков средневековой теологии и философии. Толкование их концепций и идей становится главным средством обоснования самой неотомистской философии. Так, в учении Фомы Аквинского (1225-1274) Жильсон выдвигает на передний план универсальный замысел, удавшуюся, как он полагает, попытку гармонического объединения религии и философии, веры и разума2. Другой вершиной католической мысли средневековья Жильсон считает философию св. Бонавентуры (1221-1274), представителя поздней схоластики, одного из великих Учителей Церкви, главу ордена францисканцев. В его учении особо подчеркивается значимость метафизики, тесно объединенной с христианской мистикой. Бонавентура - в толковании Жильсона (несколько отличающемся от подхода ортодоксального томизма) -признает существенные различия между верой и теологией, с одной стороны, и разумом и философией, с другой стороны. Но следуя традициям католической философии, он отказывает философии в какой бы то ни было автономии. Если бы философия исходила только из разума, она вела бы к заблуждениям. И потому истинную философию может создать только разум, озаренный божественным светом.

В философии Бонавентуры Жильсона привлекает также удачный, по его суждению, синтез томистской и августинистской традиций. Сам Жильсон предпринимает современную интерпретаторскую попытку объединить учения Фомы Аквинского и Бонавентуры, хотя он и признает всю глубину различии между философскими идеями этих двух католических мыслителей.

Характерно, что Жильсон, для которого подлинная религиозная философия есть не что иное, как следование Фоме Аквинскому, уделил немалое внимание истолкованию философии главного оппонента Фомы в эпоху поздней схоластики, Дунса Скота (1266-1308). В его философии Жильсон прежде всего выделил тезис о существовании бесконечного бытия. При этом, как считает Жильсон, теология хотя и опирается на философско-метафизические идеи относительно бытия, но не выводит теологическое понятие бытия из философского. Более того, как только теолог "прикасается" к метафизике, она меняет свой облик, поднимаясь выше "к метафизическому небу сущностей". Теология ищет бесконечный источник бытия и, естественно, находит его во всемогуществе христианского Бога. Уникальность Бога Дунс Скот видит в том, что его сущность сливается с бесконечностью.

Обсуждая вопрос об очевидных различиях философских позиций выдающихся католических мыслителей, Жильсон высказывается в пользу плюрализма именно философских идей и взглядов. Если основополагающие "истины веры" объединяют и должны объединять католических теологов, то разъединяющие их расхождения по частным, в том числе философским, вопросам вполне допустимы и даже неизбежны. Церковь не случайно не осудила учение Дунса Скота, направленное - пo ряду философских параметров - против установок классического томизма. Ибо в философии главные орудия - теоретические доводы, доказательства. Всякие запреты и директивные рекомендации в философии бессмысленны. Итак, теологи, замечает Жильсон, не должны надеяться на то, что люди, направляющие свой умственный взор на проблему бытия, придут к согласию. Тем самым становится ясно, что теология должна представить философии большую свободу исследования. Однако и философы должны, согласно Жильсону, в конечном счете признать преимущество веры, откровения перед разумом.

Особые требования предъявляются к философствующим теологам, к религиозным, тем более католическим, философам. "Мы не принижаем философию, когда предпочитаем ей Откровение как источник согласия в достоверности. Вот, наверное, почему Церковь позволяет теологам, под надзором своего учительства, свободно исследовать тайну Бытия, в единении веры, мир которой не нарушается их благородным соревнованием. А сами они должны не покладая рук трудиться, чтобы лучше узнать - с целью лучше понять - друг друга; и они заранее объединятся между собой в изначальном свете, если верно, что никакое слово человеческое не посмеет разъединить тех, кого соединило слово Божье".

Важнейший для неотомиста Жильсона предмет исследования - существенное различие между христианским Богом как Богом религии и "философским богом", т.е. образом и понятием бога в нерелигиозной философии. В книге "Бог и философия"7 в свете этой проблемы последовательно анализируются главные исторические стадии европейской философии.

В Древней Греции утверждаются, и прежде всего благодаря поэтической мифологии, особые представления о божествах. Боги греков мыслятся и как личности (Зевс, Гера, Аполлон, Афина и др.), и как стороны физической реальности, природные стихии (Океан, Земля, Небо). Они уподоблены человеку: боги любят и ненавидят, испытывают и другие эмоции, желания; они наделены и сверхчеловеческой силой, и поистине человеческими слабостями. Для греческой политеистической религии характерна иерархическая субординация богов. Что касается древнегреческой философии, то Жильсон оспаривает распространенную в антиковедении мысль о том, что философия возникла из мифологии и на ее основе. Философия рождается из решительного отрицания мифологии. Вот почему различные образы первоначала, предложенные древнегреческими философами, не только не подчинены божеству, но поставлены выше него. Так, в представлении Платона боги ставятся ниже Идеи, которая - парадоксальным образом - объявляется "более божественной, чем сами боги". Вместе с тем Жильсон придает большое значение несомненному факту преклонения Платона перед религиозным началом, как бы напоминая, что вера в богов древнее философии. В становлении новых представлений о боге Жильсон отводит особую роль встрече греческой философии с христианской верой. Когда молодой Августин начал читать "Эннеады" неоплатоника Плотина, то его захватила задача: выразить христианского Бога в терминах плотиновской (а значит, и платоновской) философии. Через несколько столетий после Августина новый синтез античной философии, а именно философии Аристотеля, и христианства осуществил Фома Аквинский. Возникшая в результате этого синтеза метафизика св. Фомы стала, согласно Жильсону, кульминацией религиозной метафизики. В эпоху нового времени метафизическую мысль, стремившуюся избавиться от опеки теологии, именно по этой причине ожидал упадок - и прежде всего в той области, где она пыталась самостоятельно обосновать философскую идею бога.

"Бог и философия нового времени" - тема, весьма важная как для Жильсона, так и для всей философии неотомизма. К ней в разных связях и аспектах обращались и религиозные философы других христианских конфессий - протестантизма, православия. В чем же особенность позиции Жильсона, одного из самых яростных критиков тенденций и традиций нерелигиозной философии нового времени?

Жильсон подробно исследует пути и методы конструирования "философского бога", например, в учении Декарта. Как обычный человек, Декарт принимал христианскую веру. Вот слова Декарта, о которых напоминает Жильсон: "Я благоговел перед нашим богословием и не менее всякого другого чаял достичь Царства Небесного". Однако в качестве философа Декарт, по справедливому замечанию Жильсона, принизил роль теологии. Если Фома Аквинский различил философию и теологию с целью затем объединить их, то Декарт воспользовался различением веры и знания, теологии и философии, религии и науки для их взаимообособления. Поэтому Бог Фомы Аквинского и "философский бог" Декарта так отличаются друг от друга. Начав с бога как абстрактной высшей причины всех вещей, Декарт создал механистическую картину мира, т.е. такое научно-философское его объяснение, которое более не нуждается в Боге. Бог Декарта, заявляет Жильсон, был "мертворожденным"; он превратился в нежизнеспособный гибрид рационалистического мышления и религиозной веры. Бог стал своего рода "Автором природы", о котором при ее научном и философском исследовании вспоминают все реже. Между тем христианский Бог, напоминает Жильсон, не сводим к каким-либо ограниченным функциям, подобным роли "Автора природы".

Обычные для религиозных философских систем претензии к кантовской "религии в пределах только разума" дополняются и подкрепляются у Жильсона рядом тонких и интересных аргументов. Кант в "Критике чистого разума" высказал идею о том, что существование Бога не может быть однозначно доказано с помощью рациональных доводов. В какой-то мере Жильсон с этим соглашается: поскольку Бог не принадлежит к числу эмпирических явлений, вопрос о Боге действительно выходит за пределы компетенции рационалистического научного и философского познания. К признанию существования Бога, каким он предстает в христианской религии, человека толкает (скорее) не разум, а собственный многообразный жизненный опыт "контакта" с божеством. Ведь почти каждый мыслящий и чувствующий человек задается вопросом о том, существует ли в самом деле "нечто", называемое Богом. Когда перед нами расстилаются громады океана, высятся горные вершины, когда мы размышляем о тайне жизни, - мы мыслью и сердцем неизбежно обращаемся к Богу. И даже сами философы-рационалисты, утвердив идею философского бога, в других теоретических и жизненных ситуациях поворачиваются скорее к Богу религии. Не в силах справиться с тайнами познания Бога, Декарт объявил идею Бога врожденной. Кант в "Критике практического разума" по существу сохраняет Бога религии и делает его опорой всей системы нравственности.

Из всех этих историко-философских размышлений Жильсон делает следующие выводы. Естественная теология должна опираться в первую очередь не на позитивную науку и не на рационалистическую философию, а на религиозно-экзистенциальную метафизику, т.е. метафизику, обращенную к личности, к ее существованию и опыту, особенно связанному с "откровением" Бога, его "явлением" человеку. Согласно Жильсону, христианская мысль по самой своей сути является экзистенциальной и, быть может, "самой экзистенциальной" среди других форм философии, претендующих на решение экзистенциальных проблем личности9.

Размышления Жильсона, опрокинутые на историю мысли, тем не менее были подчинены современным, до сих пор актуальным задачам неотомистской философии и главной из них - обновлению идеи христианского Бога в условиях, когда вера в него оказалась подорванной. Жильсон увидел аналогию между XX в. и греческой древностью. В наше столетие люди, отвергшие христианского Бога, начали суеверно обожествлять то слепую Эволюцию, то якобы благодетельный Прогресс, то Равенство и Демократию. Разуверившись и в них, безверие изобретает все новые и новые божества. Особая опасность для культуры, религии, философии исходит скорее не от неверующих ("агностиков", по обычной западной терминологии), а от "псевдоагностиков", которые владеют научными знаниями, но проявляют полное бессилие в вопросах, ответы на которые можно дать лишь обладая философской и теологической культурой.