Часть 12.

мент, чтобы наглядно продемонстрировать, на чем, по его мнению, основана текущая японская политика. Он утверждал, что сообщал своим адресатам, что документ поддельный.

ЗАКУЛИСНЫЕ ИНТРИГИ И ОБХОДНЫЕ ПУТИ

Все донесения поступают по каналам. Но одни каналы более пригодны, чем другие.

Все должностные лица знают, что «рассылка материалов по назначению», определяющая, кто имеет доступ к документу, представляет собой орудие власти. Исключение кого-либо из «списка адресатов» является способом не дать возможности ему (или ей) развернуться. Иногда человеком, «выпавшим» из «списка адресатов», оказывается высокопоставленное лицо.

Когда Джон X. Келли был послом Соединенных Штатов в Бейруте, он отправлял донесения непосредственно в Совет национальной безопасности правительства, используя возможности ЦРУ, а не прибегая к обычным служебным инстанциям госдепартамента. Таким образом, он действовал в обход своего шефа, госсекретаря Джорджа П. Шульца.

Будучи в Вашингтоне, Келли также неоднократно встречался с Оливером Нортом и другими сотрудниками Совета национальной безопасности в связи с планом продажи оружия Ирану в обмен на заложников. Шульц был против этого плана.

Узнав о бейрутском инциденте, Шульц пришел в ярость, публично осудил Келли и официально запретил персоналу госдепартамента передавать информацию, минуя учрежденческие инстанции без соответствующих инструкций, полученных от него или от президента. Однако маловероятно, чтобы не было случаев уклонения от исполнения такого приказа. Обходные пути всегда используются для перераспределения власти.

Узнав о случившемся, член конгресса Ли Гамильтон, возглавивший комитет по разведдеятельности, заявил: «Прежде, мне помнится, подобного не происходило, не было такого, чтобы абсолютно не считались с американским госсекретарем»10.

324

Что-то короткая у него память. Аналогичный случай действия «с черного хода» уже имел место, когда американский посол в Пакистане поддерживал тайные контакты с Советом национальной безопасности также в обход госсекретаря. Тогда эту закулисную игру затеял Генри Киссинджер, советник президента по вопросам национальной безопасности. Киссинджер использовал такую тактику для подготовки тайной миссии президента Никсона в Китай, которая завершилась восстановлением отношений между двумя странами.

Киссинджер широко пользовался обходными путями, стремясь утаивать информацию от государственной бюрократической системы и сосредоточивать ее в своих руках. Заручившись поддержкой президента, он однажды предложил послу США в Южной Корее Уильяму Дж. Портеру иметь контакт непосредственно с ним, минуя своего начальника, госсекретаря Уильяма Роджерса.

Портер так писал в своем дневнике об этом случае: «Вовсю действовала тайная дипломатическая служба Никсона — Киссинджера со своими шифровальными кодами и всем прочим... То, что президент решился создать суперсеть послов, руководимую своим советником по безопасности, без ведома госсекретаря, было новым явлением в американской истории... Я решил, что служу своей стране и должен согласиться»11.

Когда начались переговоры с Советским Союзом по ограничению стратегических вооружений, американскую делегацию в Женеве возглавлял Джерард К. Смит. Но Киссинджер и Объединенный комитет начальников штабов Пентагона обеспечили собственный канал связи с тем, чтобы некоторые члены делегации могли контактировать непосредственно с ними без уведомления или согласия Смита.

Киссинджер также имел свой канал связи в Москве, снова в обход госдепартамента, предпочитая передавать послания в Политбюро через Анатолия Добрынина, а не через соответствующих сотрудников госдепартамента или их коллег из советского Министерства иностранных дел. Очень мало людей в Москве — в Политбюро, секретариате и советском дипломатическом корпусе — были осведомлены, что послания курсируют туда и обратно именно таким образом12.

325

Наиболее знаменитый и, возможно, самый главный случай использования тактики обходных путей помог предотвратить третью мировую войну.

Это произошло во времена избавления от кубинских ракет. Президент Кеннеди и советский лидер Хрущев беспрестанно обменивались посланиями, а весь мир ожидал, затаив дыхание. Русские ракеты на Кубе были нацелены на Америку. Кеннеди отдал приказ о морской блокаде. И как раз в момент наивысшего напряжения Хрущев направил Александра Фомина, возглавлявшего КГБ, в Вашингтон для встречи с американским журналистом Джоном Скалли, которого Фомин знал раньше.

На четвертый день кризиса, когда опасность возрастала с каждой минутой, Фомин спросил Скалли, согласятся ли, на его взгляд, Соединенные Штаты не захватывать Кубу, если Советский Союз выведет оттуда свои ракеты и бомбардировщики. Это предложение, переданное журналистом в Белый дом, обеспечило перелом в развитии кризиса13.

УЛОВКА ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ДВОЙНОГО КАНАЛА СВЯЗИ

Но подобная тактика действия «с черного хода» не идет ни в какое сравнение с таким изощренным способом, который можно назвать тактикой использования двойного канала связи, когда альтернативные или противоречивые послания направляются по двум разным каналам с тем, чтобы проверить реакцию или вызвать замешательство и создать конфликтную ситуацию среди получателей.

Дважды в ходе переговоров о противоракетной системе и Киссинджер, и советский министр иностранных дел Андрей Громыко воспользовались обходным путем, минуя обычное прохождение по инстанциям. Во время этих переговоров, происходивших в мае 1971 г. и апреле 1972 г., у Киссинджера были основания подозревать, что русские использовали против него тактику двойного канала14.

326

Годы спустя Аркадий Шевченко, бывший помощник Громыко, стал перебежчиком и обосновался в Соединенных Штатах, где написал в своих автобиографических заметках, что подозрения Киссинджера были безосновательными. Это была не преднамеренная уловка, а путаница, возникшая из-за того, что один из советских сотрудников «действовал по устарелым инструкциям из Москвы, не зная новых указаний». Так оно было или нет, не столь существенно. Важно, что и обходной путь, и двойной канал очень широко применяются для перераспределения власти.

НА ПРИНИМАЮЩЕМ КОНЦЕ

Существует также огромное разнообразие уловок, используемых на принимающем конце информационной цепочки.

Наиболее распространенный прием — это регулирование доступа, т.е. попытка держать под контролем подходы к вышестоящему лицу и контролировать информацию, которую он (или она) получает. Высшие должностные лица и скромные секретари одинаково хорошо знакомы с этой игрой. Связанные с этим конфликты происходят столь часто, что едва ли заслуживают дополнительного комментария.

Имеется также прием «следует знать», который предпочитают разведывательные органы, террористы и подпольные политические движения, — это когда данные, информация и знание делятся на части и тщательным образом оберегаются, доступ к каждой части имеет лишь определенная категория получателей, которым «следует знать».

Прямо противоположный характер имеет прием «не следует знать». Бывший секретарь министра американского правительства объясняет его следующим образом:

«Должен ли я, как правительственный чиновник, знать кое-что? А если я знаю, то значит ли это, что я должен действовать? Ведь поговоривший со мной человек может потом отправиться в другое место и сказать там: «Я уже обсудил это в правительстве». И я, сам того не ведая, окажусь в дурацком положении

327

между двумя соперничающими сторонами, будучи абсолютно не в курсе и фактически ничего не сделав... Выходит, мне не надо было хотеть знать».

Прием «не следует знать» также используется подчиненными, чтобы защитить вышестоящее лицо, оставить лидера в неведении, если дела идут плохо. Во время расследования «ирангейтского дела» ходила такая шутка:

ВОПРОС: Сколько же советников в Белом доме занимаются тем, чтобы ввернуть электрическую лампочку?

ОТВЕТ: Ни одного. Они предпочитают держать Рейгана в потемках.

К тому же существует еще такой прием, как «заставить знать». При этом игрок во власть старается, чтобы другой игрок был введен в курс дела с тем, чтобы, если все обернется иначе, получатель информации мог бы разделить ответственность.

Вариантов здесь множество, но как в каждой игре, где задействованы источники, каналы и получатели, имеется немало уловок и хитростей, направленных на само сообщение.

МУССИРОВАНИЕ СООБЩЕНИЯ

Неисчислимое разнообразие обмана (и самообмана) скрывается в огромной массе данных, сведений и знаний, которые ежедневно проворачивает интеллектуальная правительственная мельница. Недостаток места не позволяет продолжить подробный об этом рассказ, детально охарактеризовав каждую категорию. Мы лишь вкратце остановимся на некоторых из них.

ТАКТИКА ОПЛОШНОСТИ.

Поскольку политическая жизнь — это яростное противоборство, политическая информация еще в большей степени является выборочной. Обычно в ней, если кто-нибудь применяет тактику оплошности, обнаруживаются зияющие дыры, а относящиеся к делу и уравновешивающие факты не вяжутся между собой.

328

ТАКТИКА НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ.

Здесь детали, которые могут привести к бюрократическому или политическому противодействию, приукрашиваются с изящной легкостью. Дипломатические официальные сообщения изобилуют примерами, поскольку часто в них прибегают к недоступному обычному пониманию стилю.

ВЫЖИДАТЕЛЬНАЯ ТАКТИКА.

Наиболее общепринятый прием — задержать отправление сообщения до тех пор, пока получателю будет поздно принять по нему какие-либо меры. Объемистые бюджетные документы раздают законодателям с опозданием, предполагая получить их заключение через несколько дней, вместо того чтобы дать им возможность вникнуть в цифры и проанализировать их. Те, кто в Белом доме сочиняет речи для президента, предпочитают предоставлять свои проекты в самый последний момент, чтобы у ответственных работников было как можно меньше времени для внесения изменений в текст.

ТАКТИКА КРОХ.

Данные, информация и знание предоставляются скудными порциями, вместо того чтобы быть собранными в одном документе. Таким образом общая картина разбивается на отдельные кадры и становится менее видимой получателю.

ТАКТИКА ПРИЛИВНОЙ ВОЛНЫ.

Если кто-то выражает недовольство относительно того, что его держат в неведении, умный игрок отправит ему (или ей) такое количество бумаг, что получатель утонет в них и не сможет отобрать из всей кучи наиболее важные.

ТАКТИКА НАПУСКАНИЯ ТУМАНА.

Распространяется множество нереальных слухов, среди которых несколько верных фактов, поэтому получатель не может во всем этом разобраться.

ТАКТИКА ОТДАЧИ.

Выдуманная история внедряется за границу с тем, чтобы ее подхватила и перепечатала отечественная пресса. Подобный прием используют разведывательные и про-

329

пагандистские органы. Но иногда подобное происходит непреднамеренно или по крайней мере создается такое впечатление.

Когда-то ЦРУ внедрило в итальянскую прессу выдумку о террористической Красной бригаде. Это сообщение было подхвачено и включено в книгу, издававшуюся в Соединенных Штатах, гранки которой читал бывший тогда госсекретарем Эл Хейг. Когда Хейг прокомментировал эту историю на одной из пресс-конференций, его замечания также были включены в окончательный вариант книги. Такие ссылки на самого себя происходят чаще, чем можно представить15.

ТАКТИКА БОЛЬШОЙ ЛЖИ.

Получила известность благодаря гитлеровскому министру пропаганды Йозефу Геббельсу. В ее основе лежит идея, что если лгать по-крупному, этому скорее верят, чем когда прибегают к мелкой лжи. К этой категории относится сообщение, распространенное в 1987 г. Москвой, что якобы мировая эпидемия СПИДа явилась следствием проводимых ЦРУ в Мэриленде экспериментов с веществами, предназначенными для использования в биологической войне. Советские ученые решительно отрекаются от этой выдумки, облетевшей весь мир16.

ПЕРЕВЕРНУТАЯ ТАКТИКА.

Как никакая другая, требует большой наглости в искажении или переиначивании фактов. В этом случае сообщению придается противоположный смысл. Пример этому можно найти не в столь давнее время в Израиле, где были испорчены отношения между премьер-министром Ицхаком Шамиром и министром иностранных дел Шимоном Пересом. Шамир тогда дал указание министерству иностранных дел уведомить израильские посольства во всех странах, что Перес не имел полномочий содействовать международной конференции, направленной на разрешение арабо-израильской проблемы.

Персонал министерства получил послание премьер-министра, но подправил его и послал депеши, где говорилось прямо противоположное. Когда главу ведомства спросили позже, как такое могло случиться, он ответил: «Как можете вы задавать мне подобный вопрос? Ведь это же война»17.

330

СПЕЦИАЛИСТЫ ПО БЛИЖНЕМУ БОЮ И СООБРАЗИТЕЛЬНЫЕ СОТРУДНИКИ

Ознакомившись с этим длинным перечнем приемов широко используемых для фальсификации проходящих по правительственным кабинетам посланий, становится понятно, что лишь немногие заявления, сообщения или «факты» в политической или правительственной жизни могут быть приняты за истину. На всем лежит отпечаток противоборства во властных структурах. Большая часть данных, информации и знания, находящихся в обращении в правительстве, в такой степени прошли политическую обработку, что если мы зададимся вопросом: «Чьим интересам это отвечает?» и даже будем иметь на этот счет определенные догадки, то все равно не сможем пробиться через круговорот до сути событий.

И все это происходит до того, как средства массовой информации продолжат приспосабливать действительность для своих собственных нужд. Сообщения, распространяемые средствами массовой информации, еще более изменяют «факты».

Важным в этой ситуации является взаимоотношение демократии и знания. Информированность народа считается непременным условием демократии. Но что мы подразумеваем под «информированностью»?

Ограничение правительственной секретности и установление открытого доступа к документам необходимы в любой демократии. Но это всего лишь первый шаг, которого явно недостаточно. Для понимания этих документов нам необходимо знать, какой обработке подвергались они на своем пути, переходя из рук в руки, с уровня на уровень, из одной инстанции в другую в бюрократических недрах правительства.

Полное «содержание» всякого документа нельзя видеть на странице бумаги или экране компьютера. В сущности, наиболее важным политическим содержанием документа является история его обработки.

Если хорошенько задуматься, повсеместное распространение столь отлично разработанных приемов информтактики ставит под сомнение всякую идею, что руководство — это «разумная» дея-

331

тельность и что лидеры способны принимать «объективно обоснованное» решение.

Уинстон Черчилль был прав, когда отказывался читать «отсеянные и переваренные» аналитические обзоры, настаивая, чтобы ему предоставили «подлинные документы... в их оригинальном виде», с тем, чтобы он мог делать собственные выводы18. Но для любого руководителя явно невозможно читать все необработанные данные, всю информацию и быть полностью осведомленным во всех вопросах, связанных с принятием какого-либо решения.

То, о чем мы здесь вели речь, лишь малая часть профессиональных приемов, которыми пользуются специалисты по ближнему бою и сообразительные сотрудники в столицах мира от Сеула до Стокгольма, от Бонна до Пекина. Пронырливые и хитрые политики и бюрократы отлично знают, что данные, информация и знание — это оружие противника, заряженное и готовое выстрелить в происходящей борьбе за власть, которая составляет основу политической жизни.

Однако большинство из них еще не догадывается, что все эти маккиавеллиевские хитрости и уловки сегодня всего лишь детские игры. Ибо борьба за власть меняет формы, когда знание о знании становится главной основой власти.

Как станет видно далее, мы стоим на пороге эпохи метатактики в интеллектуальных мельницах, каковыми являются правительства, и вся игра за власть переходит на более высокий уровень.

23. МЕТАТАКТИКА

Оставшийся незамеченным «первый сдвиг» в политической жизни произошел в 1989 г. В том году Джон Сунуну вошел в Белый дом в качестве начальника штаба и стал, по всей вероятности, самым высокопоставленным «компьютерщиком» в мире. В мире, насыщенном микроэлектроникой, он был первым отлично подко-

332

ванным в вычислительной технике человеком, который когда-либо занимал одну из вершин политической власти.

Сунуну, инженер-механик по специальности, получил докторскую степень в Массачусетском технологическом институте и был известен как талантливый ученый, который мог найти и исправить ошибки программирования и исследовать математическую модель, лежащую в основе какого-нибудь отчета о воздействии окружающей среды. Каковы бы ни были его политические взгляды, Сунуну, несомненно, понимал скрытые возможности обработанной с помощью компьютера информации.

До прибытия в Вашингтон Сунуну был губернатором штата Нью-Гэмпшир. Когда Сунуну установил электронную систему для налогового и финансового контроля в штате, члены законодательного собрания штаба потребовали доступа к данным, хранящимся в компьютере IBM. Сунуну ушел от обсуждения проблемы, заявив: «Они будут получать то, что, по нашему мнению, им необходимо».

По утверждению журнала «Тайм», Сунуну, «казалось, пытался сдвинуть равновесие политической власти... сделав автоматизированные финансовые данные закрытыми для своего казначейства»1.

В конечном счете, Сунуну был вынужден выдать одному из чиновников законодательного собрания пропуск, предоставлявший допуск к некоторым (но не всем) обсуждаемым данным. Несмотря на то что суд штата полагал, что граждане имеют право ознакомиться и скопировать государственные документы, Сунуну настаивал, что это не относится к обработанным с помощью компьютера сведениям. Как губернатор Сунуну вполне понимал власть знания о знании.

ЭСКИМОСЫ И РАБОТНИКИ УМСТВЕННОГО ТРУДА

В Нью-Гэмпшире Сунуну действовал недостаточно изобретательно. Отнести что-либо к разряду конфиденциальной информации или воспрепятствовать доступу — это старая тактика. Теперь в распоряжении тех, кто хочет контролировать имеющиеся информа-

333

цию и знание, есть новые, более мощные орудия власти, некоторые из них компьютеризованы.

Фактически мы являемся свидетелями того, как борьба за власть перемещается на более высокий — и менее заметный — уровень, что отражает происходящие в обществе перемены, связанные с распространением суперновой экономики.

Возьмем, к примеру, компьютеры. Мы теперь используем компьютеры для создания компьютеров; осуществляем также с помощью ЭВМ разработку программного обеспечения (CASE). Это опирается на то, что можно назвать «метапрограммные средства» — программное обеспечение, признанное разрабатывать программное обеспечение. Можно представить себе будущее, когда машинная разработка программного обеспечения будет использоваться, чтобы самостоятельно производить метапрограммные средства способом бесконечного обратного движения, это будет процесс восхождения ко все более высокому уровню абстракции2.

В начале 80-х годов специальные компьютерные программы («spreadsheet software») быстро распространились в деловом мире. Они позволяли сотням и тысячам пользователей выстраивать цифры в столбики и ряды, как в бухгалтерской книге, и легко ими манипулировать. Поскольку они наглядно демонстрировали, как изменение одной цифры или переменной величины может повлиять на другие, целое поколение пользователей приучилось думать по сценарию «что если». Что произойдет, если мы повысим цену на изделие на 2%? Что, если процентная ставка упадет на полпункта? Что, если мы сможем выбросить новый товар на рынок на месяц раньше? Но эти программы, как и традиционные гроссбухи, были двухмерными, наподобие шахматной доски.

В 1989 г. Lotus Development Corporation, основной поставщик программного обеспечения, выпустила вместо них программы нового типа 1—2—3 Release 3.0. Они позволяли пользователям компьютеров моделировать перемены в бизнесе или технологическом процессе в более сложных и разнообразных вариантах. Это давало возможность рассматривать проблемы на более высоком уровне.

Новая система создания материальных благ требует особого склада рабочую силу. Постоянное воздействие потока информации — средства массовой информации, компьютеры, канцелярская работа, факсы, телефоны, кино, плакаты, реклама, законо-

334

проекты, счета и тысячи других источников, а вместе с этим посещение собраний, выдвижение идей, отстаивание своих убеждений, ведение переговоров и прочие занятия — все это способствует возрастающей «информподготовленности» населения.

Так же как эскимосы обладают удивительными способностями различать свойства снега, а крестьяне почти интуитивно могут ощущать погодные изменения и состояние почвы, работники умственного труда становятся созвучными своему информационному окружению.

Возрастающая усложненность вынуждает стоящих у власти искать новые, более совершенные средства убеждения и/или социального контроля.

Спутники, видеокассеты, кабельное телевидение, информационные сети, электронные системы для голосования, математическое моделирование и прочие передовые технологии становятся в процветающих странах привычной частью мира политики. А вместе с этим появляются новые способы манипуляции с компьютеризованной информацией, по сравнению с которыми прежняя информтактика, применявшаяся политиками и бюрократами, выглядит грубой работой.

Поэтому вместе с изменениями, происходящими в людях, что вызвано переходом к новой системе производства материальных благ, одновременно усложняются средства манипуляции, к которым прибегают политики и госчиновники с тем, чтобы удержаться у власти. Все они образуют метатактику.

ИСТИНА ПРОТИВ ВЛАСТИ

Для того чтобы понять, что такое метатактика, обратимся к бизнесу. Наивные инвесторы смотрят на «практический результат» компании, оценивая ее надежность и рентабельность. Но, как утверждает журнал «Форчун», «прибыль, как сосиски, больше всего ценится теми, кто меньше знает, из чего она состоит»3. Соответственно, опытные инвесторы ориентируются не на практический результат, их интересует в первую очередь «качество дохода».

335

Они изучают числа, из которых состоят числа, обязательства, лежащие в их основе, и даже принимают во внимание ведение бухгалтерских расчетов и то, на каких моделях компьютеров они производятся. Это анализ на более высоком уровне. Можно, на наш взгляд, считать его примером метаанализа.

General Motors смогла законным образом за один год прибавить почти 2 млрд. долл. к своей (официальной) прибыли, изменив продолжительность времени, за которое обесцениваются ее предприятия, поменяв способ составления отчета по своей пенсионной программе, пересмотрев сумму, выделенную на оборотные фонды, и изменив предполагаемую стоимость выдаваемых напрокат автомобилей.

Финансовая отчетность была изменена в соответствии с системой двойной бухгалтерии, изобретенной венецианцами в XIV в. Были фальсифицированы все данные, сведения и информация, касающиеся как бюджета, так и финансов. Весьма большой подмогой в этом деле оказались компьютеры.

Но компьютеры могут приносить и пользу. Они в значительной степени облегчают работу руководителя, принимающего решения, повышают эффективность работы многих служб, помогают интегрировать сложные процессы.

Компьютерная революция сделала возможным моделировать, а значит, лучше понимать различные социальные проблемы — от безработицы до увеличения расходов на здравоохранение и экологической угрозы. Мы можем рассматривать разные модели одного и того же явления, изучать взаимодействие огромного числа факторов, создавать базы данных на недоступном прежде уровне и анализировать информацию чрезвычайно сложными способами.

Там, где новая система производства материальных благ пускает корни, правительства, даже в большей мере, чем бизнес, не могут осуществлять свою деятельность без компьютеров. До появления компьютеров и передовых информационных технологий правительства были в большей или меньшей степени демократическими.

Но политика крутится вокруг власти, а не истины. Решения принимаются не на основании «объективных» выводов или глубокого понимания, а обусловливаются столкновением сил, где каж-

336

дая сторона преследует свои цели. Компьютеры не могут устранить эти необходимые (и полезные) парирования ударов и выпады в борьбе за власть. Они просто поднимают эту борьбу на более высокий уровень.

Политические лидеры и высокопоставленные бюрократы еще недооценивают, насколько они стали зависимы от компьютеров, а потому мало защищены от тех, кто умеет обращаться с вычислительной техникой, используя ее в политической игре. Причина кроется в том, что обычно в правительстве больше всего компьютерной обработки проводится на низшем, а не на высшем уровне бюрократической иерархии. Мы не видим президентов или партийных руководителей, нажимающих на клавиатуру или всматривающихся в экран компьютера. Вот и получается, что люди, стоящие у управления, принимают решения — от выбора военного самолета до определения налоговой политики, — основываясь на «фактах», которые в значительной степени подвергались обработке специалистами, работающими на компьютерах.

Касается ли это больничных коек, контроля импорта или инспекции, продовольствия, к моменту обсуждения какой-либо проблемы или определения политического курса вся информация уже занесена (и подправлена) в компьютере, где она подсчитана, классифицирована, обобщена и подытожена.

И на каждом этапе этого процесса, от создания базы данных до способа обработки информации, программы, используемой для ее анализа, все сведения открыты для манипуляции ими, и подобная операция проводится так тонко и часто незаметно, что с ней ни в какое сравнение не идут обычные средства политической информтактики, вроде засекречивания и утечки информации.

А если искажения, произведенные метатактикой, мы добавим к доработкам, умышленно осуществленным чиновниками и политиками, игравшими в описанные ранее обычные «информигры», то напрашивается единственный вывод: политическая информация поступает к человеку, принимающему решения, только после прохождения через лабиринт кривых зеркал. А завтра эти самые зеркала будут отражать другие зеркала.

337

ПОХИЩЕННЫЙ ПАЛЕЦ

Если взять мировую литературу, то в ней уже накопилось достаточно страшных историй про компьютерные преступления — о надувательстве банков, шпионаже, опасных компьютерных вирусах. В кинофильмах изображаются опасности, возникающие от недозволенного проникновения в компьютер и коммуникационные системы, которые контролируют ядерное оружие. Согласно опубликованному во Франции сообщению, мафия похитила одного администратора IBM и отрезала ему палец, потому что для преодоления системы компьютерной безопасности им был нужен отпечаток его пальца4.

Министерство юстиции США охарактеризовало множество различных методов, применяемых в компьютерной преступной деятельности. Упоминаются отключение или изменение данных, когда они входят в компьютер, внедрение самомаскирующихся инструкций в программное обеспечение, кража компьютеров. Широко представленные случаи компьютерных вирусов демонстрируют возможности для повреждения военных и политических коммуникаций и вычислительной техники5.

Но совсем мало внимания уделялось тому, каким образом подобные приемы могут изменить политическую жизнь.

Однажды в 1986 г. Дженнифер Купер, штатный помощник конгрессмена Эда Цшо, увидела, что экран ее компьютера пуст. Когда она запустила компьютер снова, из него исчезло две сотни писем. Четыре дня спустя сотни писем и адресов пропали из компьютера члена конгресса Джона Маккейна. Полиция Капитолийского холма, сочтя случившееся возможной ошибкой персонала, предприняла уголовное расследование.

По словам Цшо, который до своего вхождения в политику был основателем фирмы компьютерных программ, «любой офис на Капитолийском холме может быть взломан подобным образом... Это может полностью парализовать работу любого члена конгресса»6.

Участвовавший в исследовании, проводимом американским министерством юстиции, Дж. Э. Туджо указывал, что 250 000 электронных редакторов, использовавшихся в офисах американских

338

адвокатов, «стали для бессовестных юристов, выступавших с противоположной стороны, источником получения компрометирующей информации путем нелегального доступа» к его (или ее) компьютеру, который можно осуществить с помощью дешевого электронного оборудования, продающегося на каждом шагу.

Политики и госчиновники в этом отношении еще более уязвимы. Тысячи компьютеров, многие из которых объединены в сети, находятся в офисах конгресса, домах выбранных должностных лиц и лоббистов так же, как и на рабочих столах сотен тысяч государственных служащих, которые регулируют все — от квоты на сою до безопасности воздушных перевозок. Недозволенные и тайные проникновения в компьютерные сети могут самым неожиданным образом вызвать бесконечные сбои и перераспределение власти.

Все больше компьютеров устанавливается в штаб-квартирах партий во время избирательной кампании. А отсюда новые, фактически нераскрываемые махинации могут производиться с результатами голосования.

ЧЕРНОБЫЛЬ В УРНЕ ДЛЯ ГОЛОСОВАНИЯ

В декабре 1987 г. в Сеуле, Южная Корея, после 16 лет военного правления состоялись всеобщие выборы. Итоги этой ожесточенно проходившей тройственной борьбы были в конце концов подведены, и страна продолжила успешно развивать свою экономику. Но после завершения избирательной кампании политические наблюдатели отметили некоторые странности в голосовании.

Разница в процентном отношении, зафиксированная в более ранних официальных отчетах, непонятным образом не изменилась на протяжении ночи и по регионам. Имевший огромную популярность кандидат от оппозиции признался, что никак не мог поверить в то, с каким перевесом он одержал победу в провинции Кванджу, где ему отдали голоса 94% избирателей. В лучшем случае, утверждал он, он должен был собрать максимум 80% голосов. Возникло подозрение, что махинации проводились не с избиратель-

339

ными бюллетенями, а с компьютерами, куда стекались данные о результатах выборов.

Подозрение это, насколько нам известно, не получило подтверждения, однако Мэгги Форд, корреспондент «Financial Times» в Сеуле, ссылаясь на политического комментатора из Вашингтона, отмечала, что «довольно легко составить компьютерную модель приемлемых итогов голосования. При этом следует руководствоваться данными о политических симпатиях населения, учитывать региональные особенности, классовые и возрастные факторы, а также сам ход предвыборной кампании. Такая модель может сделать расклад количества голосов»7.

По-видимому, подобную модель можно было бы использовать, чтобы искусно манипулировать результатами голосования в ведущих избирательных округах, не оставляя никаких следов. Вполне возможен вариант, когда опытный программист, получив доступ к нужному паролю, даст инструкции компьютеру приписать некоторое количество голосов, отданных одному кандидату, к показателям другого, а затем тщательно уничтожить предыдущую информацию.

Разработанный Научно-исследовательским институтом городской политики (Urban Policy Research Institute) проект наблюдения за выборами, частично опирающийся на разработки, сделанные двумя учеными-компьютерщиками из Принстонского университета Джоно Р. Эдвардсом и Говардом Джей Штраусом, констатирует, что «внедрение компьютеризованного голосования на протяжении двух последних десятилетий создало условия для возможной фальсификации итогов выборов и ошибок, масштаб которых заранее невозможно представить».

Специалисты на этот счет разошлись во мнениях, но проект наблюдения за выборами получил поддержку Уиллиса Г. Вара, главного исследователя, работающего в Рэнд Корпорейшн. Вар высказался следующим образом: уязвимость электронной системы голосования такова, что «на каких-то выборах вполне можно ожидать своего рода Чернобыля, равно как и в Калифорнии можно ожидать землетрясения силой в 8 баллов по шкале Рихтера»8.

Но такой рискованный поворот событий — дело будущего. Пока же можно представить себе, что произойдет, если с компьютером «поработают» специалисты, программисты или системотехники

340

какой-либо многонациональной корпорации, в планах которой — выжить, как говорится, определенного сенатора с его места. Еще можно представить, что система электронного голосования находится под косвенным тайным контролем не какой-нибудь партии или корпорации, а иностранного государства. Выборы могут завершиться с применением прибавления или вычитания очень маленького, совсем незаметного количества голосов от каждого кандидата. И никто этого не будет знать.

Это в качестве предостережения кандидату.

ДАВАЙ ЦИФРЫ!

Уязвимы могут быть не только сами компьютеры и не обязательно во время голосования, в этом отношении опасность подстерегает и в способе, каким используются и неправильно употребляются компьютеризованные данные, информация и знание.

Конечно же, ловкие политики и госчиновники проделывают то, что обычно делают хитрые люди, когда в их руках новая информация. Они хотят больше знать об источниках, откуда она получена, и о достоверности содержащихся в ней сведений, они интересуются, какие именно искажения были сделаны в подсчете голосов и как это отразилось на процентном соотношении, они подмечают, были ли несообразности или расхождения, интересуются статистическими данными, насколько те отражают истинное положение, они прикидывают с точки зрения логики, и т.д.

Еще более искусные игроки во власть обязательно принимают в расчет каналы, по которым поступила информация, и интуитивно вычисляют, чьи интересы могли оставить на ней по пути свой отпечаток.

Самые же искусные игроки во власть — их ничтожное меньшинство, — помимо всего вышеозначенного, подвергают сомнению все исходные положения и даже допущения, лежащие в их основе.

341

А в конечном счете люди, обладающие воображением — их совсем единицы, — подвергают сомнению всю систему координат в целом.

Правительственные чиновники встречаются во всех четырех категориях. Однако во всех развитых странах они так измотаны, так задавлены, что обычно им не хватает времени и желания, а иногда и умственных способностей, чтобы задуматься об обратной стороне «фактов», на основании которых они собираются принять решение. А что еще хуже, у всех бюрократий отбита охота отстраниться от общепринятых подходов и подумать, проанализировать причинные предпосылки. Игроки во власть обладают этим преимуществом.

Когда Дэвид Стокман, возглавлявший Административное и бюджетное управление США, предложил урезать бюджетные ассигнования президенту и персоналу Белого дома, он внимательно предусмотрел снижение для финансовых программ, составлявших только 12% от общего бюджета. При обсуждении данного вопроса с высокопоставленными лицами он не прояснил этой ситуации.

Позже, вынося сор из избы, он написал: «Чего они не представляли себе, поскольку я им этого не говорил, это то, что вопрос касается только малой части всего бюджета... Мы даже не затрагивали трех крупных программ, на которые отводилось свыше половины внутреннего бюджета: социальное обеспечение, пенсии ветеранам и правительственная программа медицинской помощи (Medicare). Только эти три стоили ежегодно 250 млрд. долл. Программы, которые мы сокращали, давали экономию в 25 млрд. долл. Президент и персонал Белого дома представляли верхушку айсберга, они и не подозревали об огромной массе, скрывавшейся ниже ватерлинии... И ни один человек не поинтересовался, что не подверглось пересмотру»9.

Они предумышленно не вникали в проблему или же времени не было на расспросы? Или их заворожил Стокман, мастер жонглировать статистикой? А может, на них произвели впечатление все эти компьютеризованные данные?

В наши дни любую политическую речь для большей убедительности фаршируют компьютерными статистическими данными. Кроме того, большинство людей, принимающих решение, редко подвергают сомнению цифры, которые были «перемолоты» для них.

342

Так, Сидни Джонс, бывший заместитель министра торговли, однажды предложил создать при президенте Совет консультантов по статистике. В их обязанности входило бы сообщать президенту, какие манипуляции во время вьетнамской войны производились с подсчетами количества убитых. Или о том, почему ЦРУ и Пентагон не могут прийти к общему мнению относительно мощности проводимых Советским Союзом испытаний ядерного оружия и сделать отсюда вывод, нарушил или нет СССР Договор о запрещении ядерных испытаний 1975 г. Или почему министерство торговли одно время чрезмерно завышало показатель валового национального продукта, а потом скорректировало его в сторону понижения, показывая приближение спада в экономике.

Причины в каждом случае были разные, но все они, неизбежно, носили политический характер. Даже большинство цифр, кажущихся объективными, предстают хорошо обкатанными в ходе борьбы за политическую власть.

Бюро переписи населения США прилагает много усилий для того, чтобы как можно больше агентств обнародовало сведения о подходе и методах сбора сведений, ведь тогда пользователи могли бы вынести собственное суждение об обоснованности их данных. Однако их главные эксперты вполне допускают, что такие оговорки и примечания в Вашингтоне обычно игнорируются.

По словам одного из сотрудников Бюро, «политикам и прессе нет до этого дела. Они твердят только одно: «Давай цифры!»

Тут есть две причины. Одна — явное простодушие. Вопреки всему, что мы уже знаем из прошлого опыта о подложности многих казавшихся неопровержимыми компьютерных данных, по утверждению работника Бюро, ответственного за автоматизированную обработку данных и планирование, «компьютерный вывод данных по-прежнему слепо принимают на веру»10.

И тому есть более глубокая причина. Ибо политических тактиков не интересуют поиски «истины» или даже простая точность. Они стремятся вооружиться боеприпасами для ведения информ-войн. Для нападок на противника не играет роли, соответствуют ли данные, информация и знание «истине» или нет.

343

ЖУЛЬНИЧЕСТВО С БАЗАМИ ДАННЫХ

Правительства все больше полагаются на содержащиеся в компьютерах базы данных. В то время как отказ Сунуны в доступе к информации представляет собой пример простой информтактики, искусное вмешательство в базы данных — это образец мета-тактики.

Владеющие искусством метатактики проводят свои операции не путем контролирования доступа к информации, а в первую очередь определяя, что будет содержаться в базе данных, а чего нет.

Разработанный 10 лет назад опросный лист для переписи населения, использовавшийся в Соединенных Штатах, должен был пройти утверждение через конгресс. Высокопоставленный чиновник Бюро переписи вспоминал: «Конгресс оказывал на нас всяческое давление. Мы провели пробное обследование финансового положения фермерских хозяйств. Конгресс приказал нам не собирать таких сведений, поскольку они могут быть использованы для уменьшения федеральной поддержки фермеров». Компании в каждой отрасли также оказывали воздействие на Бюро переписи, говоря, какие вопросы включать, а какие нет. Например, было пожелание в обследование жилищных условий включить вопрос о домах на колесах, восполнив тем самым данные, необходимые для компаний, работавших в этом бизнесе. Так как количество вопросов, которые могли быть включены в опросный лист, ограничено, лоббисты боролись друг с другом и пытались воздействовать на Бюро.

Таким образом, в любом случае компьютеризованные и кажущиеся «объективными» базы данных отражают ценностные критерии и взаимоотношения власти в обществе.

И все же контроль за тем, что поступает в сегодняшние бесчисленные и непрестанно множащиеся базы данных, есть лишь самый простейший вид метатактики. Гораздо сложнее пытаться контролировать то, как данные классифицируются на категории и группы.

Задолго до наступления компьютерной эры, во времена, когда правительство США было озабочено сверхконцентрацией в автомобильной промышленности, General Motors использовало одного лоббиста, который сидел в малоизвестной организации — Фе-

344

деральном совете пользователей статистики. Его работа заключалась в том, чтобы смешать вместе все цифровые данные по отраслям с тем, чтобы они открыто никогда не фигурировали по отдельности и таким образом в показателе степени экономической концентрации отражалось только то, что большая часть промышленности контролировалась «верхней тройкой» компаний, а безусловное лидерство в этом плане General Motors никогда не всплывало.

Сегодня для составления указателя, классификации и распределения по категориям данных, стекающихся в компьютер, используются передовые системы. При помощи компьютеров те же самые сведения могут быть «урезаны» или переклассифицированы множеством разных способов. Напряженные политические баталии оказываются тесно связанными с неясными, абстрактными и на вид техническими вопросами.

Борьба за власть часто разворачивается посредством показателей, содержащихся в базах данных, и придаваемого им значения. Если вы хотите знать, сколько ангелов могут танцевать на кончике боевой головки, вы станете считать их нимбы или же их арфы? Больничные койки, которые сосчитать легко, иногда можно представить показателем уровня здравоохранения в данном месте. Или лучшим критерием для этого будет число врачей на тысячу жителей? Что даст наиболее полное представление о состоянии здоровья проживающих здесь людей? Количество коек скорее может свидетельствовать о программах государственных дотаций, предоставляемых больницам, чем о действительном уровне услуг для населения.

Быть может, чтобы получить истинную картину потребности населения в медицинских услугах, нужно считать пациентов? Или тех, кто вновь стал здоровым? Учитывать среднюю продолжительность жизни? Детскую смертность? Выбор одного показателя или группы показателей будет в значительной степени влиять на результат.

Группы экспертов, команды правительственных специалистов, лоббисты и другие люди часто сталкиваются с подобными вопросами. В то время как одни участники игр во власть оказываются неспособными вникнуть в суть или понять скрытый смысл, другие могут и делают это. Пользуясь такой возможностью, они, конечно же, преследуют свои коммерческие или ве-

345

домственные интересы. Несмотря на то что проблемы решаются, казалось бы, сугубо профессиональные, конфликты имеют чисто политическую подоплеку.

Большая часть таких схваток происходит вне поля зрения публики и ниже уровня высокопоставленных должностных лиц и членов кабинета, у которых редко есть время или желание вникнуть в существующие по данному вопросу разногласия. Лишенные этой возможности, не приученные самостоятельно прорываться сквозь заграждение фактов и псевдофактов, люди, которые принимают решения, вынуждены в основном полагаться на технических специалистов.

Учет гораздо большего числа переменных величин плюс к этому огромный скачок в объеме обработки данных, что стало возможным с помощью компьютера, изменяют ситуацию для принимающих решения политиков: если раньше им не хватало информации, то теперь они перегружены ею.

Перегрузка приводит к тому, что интерпретация становится важнее простого накопления. Данных (разнообразного типа) в изобилии. Способность их понять — большая редкость. Поскольку упор теперь делается на интерпретацию, подразумевается, что процесс переходит на более высокую ступень в иерархии работников умственного труда. Это вносит изменения во взаимоотношения среди экспертов. Это также перемещает игровое поле информтактиков на более высокий метауровень.

В качестве идеального примера годятся самые последние системы спутникового наблюдения, используемые для проверки выполнения заключенных между США и СССР соглашений о контроле вооружений. Недавно запущенные спутники передают огромное количество данных, поскольку с места своего нахождения в космосе они могут фиксировать объекты размером в несколько дюймов. Интерпретаторы погрязли в этом потоке. Заместитель директора отдела науки Белого дома Томас Рона отмечал: «Раньше проблемы в основном были связаны с расшифровкой данных. Теперь их больше с сортировкой и толкованием их»11.

Возрастающий объем, считает журнал «Сайенс», угрожает «сокрушить даже армии аналитиков», вынужденных автоматизировать интерпретаторскую функцию.

Это, в свой черед, заставляет полностью полагаться на искусственный разум или другие средства «инженерии знаний». Но их

346

использование значительно повышает уровень абстракции и хоронит критические предпосылки системы под еще более мощными наслоениями предположений.

В бизнесе, утверждает журнал «Datamation», «корпорации надеются использовать возможности экспертных систем в своих существующих компьютерных системах. Приблизительно 2200 таких экспертных систем уже действуют в Северной Америке, делая все — от диагностики неисправно работающих станков предприятия до анализа разлитых химических веществ и оценки обращений по поводу страхования жизни. Экспертные системы распространены в правительстве, они используются ФБР для расследования серийных убийств»12.

По сути это означает зависимость от сложных правил, установленных экспертами разного рода, которые были оценены, систематизированы и введены в компьютеры, чтобы содействовать принятию решений. Мы можем предвидеть распространение подобных технологий повсюду в правительстве, в том числе и в политической жизни, где решения часто должны приниматься на основании множества запутанных, неточных, взаимопересекающихся, сомнительных фактов, идей, образов и предложений, а потому будет происходить очевидное мошенничество, нацеленное на перераспределение власти.

Эти средства подразумевают, что логически вытекающее решение в значительной мере будет «внедренным», но, так сказать, незаметно. Парадоксальным образом системы, которые поставляют проясненную информацию, сами становятся более непроницаемыми для большинства своих конечных пользователей.

Разумеется, это не повод избегать искусственного интеллекта и экспертных систем. Но это свидетельствует о глубинном процессе с важными последствиями для демократии.

Политика отнюдь не была чище в некий далекий Золотой век. От китайской правящей династии Шан-инь до итальянского рода Борджиа те, кто находился у власти, всегда манипулировали истиной в своих целях. Что претерпело существенные изменения, так это уровень, на котором разыгрываются эти интеллектуальные игры.

В предстоящие десятилетия мир столкнется с потрясающими новыми проблемами — опасностью глобальной экологической ка-

347

тастрофы, развалом сложившегося военного равновесия, экономическими переворотами, технологическими революциями. Каждая из них будет требовать разумного политического действия, основанного на ясном понимании угроз и возможностей.

Но насколько верно представление о реальности, из которого правительства исходят, принимая свои жизненно важные решения? Да и может ли оно быть верным, если все данные и информация, на которые они опираются, так не защищены от «метапосягательств»?

ЛЮДИ-ФАНТОМЫ

Весной 1989 г., когда доктор Джеймс Т. Хансен, возглавлявший относящийся к НАСА Институт Годдарда для космических исследований, готовился выступить перед американским конгрессом о «парниковом эффекте» — потеплении мирового климата, он представил текст своего доклада в Административное и финансовое управление для получения допуска к секретным материалам. Хансен был твердо убежден, что для американского правительства пришло время принять существенные меры, чтобы не допустить засухи и других серьезных последствий климатического потепления.

Когда он получил свой доклад назад, он обнаружил, что управление включило в него параграф, где выражалось сомнение в научной обоснованности вывода о потеплении климата планеты, что значительно смягчало его позицию. Он заявил протест, но ничего не добился и тогда обнародовал свою точку зрения в прессе.

За этой коллизией между администрацией и одним из ведущих государственных ученых скрывалось малозаметное бюрократическое сражение. Госдепартамент и Управление по охране окружающей среды хотели, чтобы Соединенные Штаты оказались мировыми лидерами в борьбе с «парниковым эффектом». А Административное и финансовое управление и министерство энергетики, напротив, занимали выжидательную позицию.

348

Когда Хансен выступил со своим протестом в средствах массовой информации, сенатор Эл Гор, один из немногих технически подкованных членов американского конгресса, потребовал, чтобы Административное и финансовое управление «разъяснило, на каком основании было сделано его заключение. Я хочу узнать... какими климатическими моделями оно пользовалось».

Это упоминание о «моделях» — верный признак того, что борьба велась на метатактическом уровне. Ибо все больше и больше правительственных программ и политических курсов разрабатывается, исходя из предпосылок и допущений, запрятанных внутри сложных компьютерных моделей.

Таким образом, когда Гор в сенате подвергал сомнению модели, на основании которых принято решение, являющееся тормозом в важном деле, Сунуну в Белом доме оспаривал надежность моделей, которые обеспечивали боеприпасами противника. Журнал «Инсайт» писал: «Он занимает видное положение в науке и считает, что компьютерные модели, предсказывающие существенное потепление климата, слишком примитивны, чтобы испытывать к ним доверие».

Сегодня едва ли не в каждой важной политической проблеме, будь то связано с экономикой, медицинскими расходами, стратегическим вооружением, бюджетным дефицитом, ядовитыми отходами или налоговой политикой, просматриваются те, кто создавал модели и контрмодели, подбрасывая топливо в горнило политической полемики.

Системная модель может помочь нам отчетливо представить сложное явление. Она состоит из множества переменных величин, каждой из которых придано определенное значение, исходя из ее предполагаемой значимости. Компьютеры позволяют создавать модели с невероятно большим числом переменных величин. Они дают нам возможность исследовать, что произойдет, если переменным величинам придать иное значение или соотнести их противоположным образом.

Не столь важно, каким может оказаться конечный продукт, все модели так или иначе неизбежно основаны на «запрограммированных» предположениях. Более того, решения о том, какое значение придать любой задаваемой переменной величине, нередко тоже «запрограммированы», интуитивно или произвольно.

349

А в результате политические любители ближнего боя, искушенные в метатактиках, неистово воюют с переменными значениями и способом, которым они связаны. Несмотря на политическое давление, результаты таких битв предстают во впечатляющей, кажущейся нейтральной и лишенной смысла компьютерной табуляграмме.

Модели используются для разработки и выбора политического курса, оценки программы эффективности и проигрывания вариантов «что если». Но, как мы узнали из недавно проведенных исследований правительственного моделирования, они также могут использоваться, чтобы «затемнить проблему или придать достоверность заранее выработанной политической позиции... с целью препятствовать принятию решений; скорее символически, чем реально уделить внимание решению проблемы; запутать или затуманить ход принятия решений» и т.д.

Авторы исследования делают вывод: «Модели столь же часто используются для политических или идеологических нужд, как и для технических»13.

В исследовании, проведенном исследовательской службой конгресса, указывалось, что в 80-е годы вмешательство правительства в социальные программы ввергло в бедность по меньшей мере 557 000 американцев. Данная цифра успешно обыгрывалась политиками, выступавшими против сокращения социальных программ. Но цифра не основывалась на подсчете неимущих. Вместо этого, подобно возрастающему количеству других статистических данных, она явилась результатом политически спорных предпосылок, заложенных в модель, чтобы посмотреть, что произойдет, если бюджетных сокращений не будет14.

Каким образом результаты действия утонченной метатактики оказываются компьютерными данными, распространяемыми в правительстве, можно проиллюстрировать на примере полемики, разгоревшейся вокруг отсутствующего народа.

В ноябре 1988 г. города Нью-Йорк, Хьюстон, Чикаго и Лос-Анджелес выступили с иском к Бюро переписи населения, требуя изменить способ подсчета. Это поддержали группы защиты гражданских прав, ассоциация мэров и другие организации.

В любой переписи некоторые группы населения недоучтены. Бедняков, мигрантов и бездомных довольно трудно подсчитать.

350

Не имеющие документов иностранцы обычно не хотят быть учтенными. Другие избегают переписи по иным мотивам. Каковы бы ни были причины, недоучет может иметь серьезные политические последствия.

Так как Вашингтон отправляет миллиарды налоговых долларов обратно в города и штаты, города могут быть лишены федеральных фондов, на которые они при ином раскладе имеют право. С тех пор как места в палате представителей распределяются с учетом численности населения, штаты с большим неучтенным населением могут терять возможность полного представительства. А это, в свою очередь, приводит к потере многих других выгод. Неадекватная информация может таким образом влиять на распределение власти15.

Возмещая недоучет, Бюро переписи запрограммировало теперь свои компьютеры так, что если имеется дом, о котором нет информации, предположительные данные на отсутствующих людей берутся на основе характеристик тех, кто живет по соседству. Компьютеры тогда заполнили недостающие данные, словно они были получены от отсутствующих людей.

В результате миллионы людей, которые якобы существуют, в действительности лишь призраки с придуманными характеристиками. Вполне возможно, что лучше таким способом возместить неизвестное, чем пользоваться прежним методом, но предположения, из которых исходили, чтобы заполнить лакуны, очень уж сомнительны. А ведь на основе этих предположений избиратели Индианы потеряли одно место в конгрессе, а его теперь приписали Флориде. Вот так и происходит перераспределение власти16.

В итоге развивается новая стадия политического конфликта: борьба против предположений, на которых строится цепочка других предположений, часто содержащихся в сложном программном обеспечении. Это можно рассматривать как конфликт метасомнений. Происходящее отражает развитие суперновой экономики. А она не может развиваться без человеческого контакта, воображения, интуиции, заботы, сочувствия, психологической восприимчивости и других качеств, которые идентифицируются с людьми, а не машинами. Но она также требует более сложного и абстрактного знания, опирающегося на огромную лавину данных и информа-

351

ции — и все это является предметом для все более изощренной политической манипуляции.

Подобный взгляд на информтактику и в особенности на новую метатактику учит нас, что эти законы, устанавливающие границы для правительственной секретности, касаются также и основ демократии. Новая экономика по самой своей природе требует свободного обмена идеями, новаторскими теориями, сомнений в отношении власти. И еще...

Несмотря на гласность, несмотря на закон о «свободе информации», несмотря на утечки информации и трудности, с которыми сегодняшние правительства сталкиваются при охране секретных вещей, действия тех, кто сегодня держит в своих руках власть, могут становиться не менее, а все более светонепроницаемыми.

В этом заключается «метазагадка» власти.

24. РЫНОК ДЛЯ ШПИОНОВ

Один из американских художников-юмористов Арт Бьюкуолд, известный автор комиксов, однажды опубликовал в газете сценку, изображавшую встречу шпионов в кафе «Моцарт» в Восточном Берлине, где участвовал и Джордж Смили, знаменитый персонаж романов Джона Ле Карре. «Не знаете ли вы, кому можно было бы продать разработанные странами — участницами Варшавского договора схемы укрепления северного коридора?» — интересовался Смили у коллег.

«И не помышляйте об этом, Смили, — слышал он в ответ. — На оборонные секреты больше нет спросов. Холодная война окончена, и Москва раздает планы Варшавского договора, а не торгует ими».

Рисунок Бьюкуолда как всегда забавен. Но для настоящих, а не придуманных шпионов он покажется наивным до смешного. Ведь в свете резкого подъема деловой активности в ближайшие десятилетия шпионский бизнес будет весьма прибыльным делом.

352

Шпионы не просто будут продолжать действовать, мы можем наблюдать коренную перестройку этого вида деятельности.

В то время как общество переходит на новый, основанный на знании процесс создания материальных благ, быстро развивающиеся информационные функции правительства, определенная сумма знаний, секретные сведения представляют все большую ценность для тех, кто в них нуждается.

В свой черед это ставит под сомнение все общепринятые представления о демократии и информации. Ибо если мы оставим в стороне тайную деятельность и внутреннюю слежку и сосредоточимся исключительно на «чистой» работе разведчика — сборе и интерпретации чужой информации, — мы обнаружим, что сама жизнь заставляет нас совсем иными глазами посмотреть на то, что прежде рассматривалось как шпионаж.

Особенно это становится понятным, если сделать краткий экскурс в прошлое.

БАБОЧКИ И БОМБЫ

Шпионы всегда энергично занимались своим делом, хотя еще в древнеегипетской «Книге мертвых» шпионаж рассматривался как грех, угрожающий душе1. Но со времен фараонов и до окончания Второй мировой войны технологии, использовавшиеся в разведывательной деятельности, были чрезвычайно примитивными, раньше шпионы, как и ученые, в значительной степени были дилетантами.

В первые годы XX в. Роберт Баден-Поуэлл, впоследствии основатель бойскаутского движения, изображая из себя полоумного ловца бабочек, странствовал по Балканам и в зарисовках сложных узоров крыльев бабочек маскировал сделанные им наброски оборонительных сооружений. (Баден-Поуэлл утверждал, что лучше всего для подобной работы подходит увлеченный любитель, относящийся к шпионажу как к виду спорта.)2

Еще одним шпионом-самоучкой был японский капитан Гиити Танака. Завершив службу в штате японского военного атташе в

353