422. Во что я верю, если верю, что у человека есть душа? Во что верю я, когда верю, что данное вещество содержит два кольца атомов углерода? В обоих случаях на авансцену вынесена картина, смысл же оттеснен на задний план, то есть применение картины обозревать не так легко.
423. Конечно же, все это происходит внутри тебя. Я же при этом лишь пытаюсь понять выражение, которым мы пользуемся. Существует картина. И я не оспариваю того, что она оправданна в определенных случаях. Мне бы только хотелось понять еще и применение этой картины.
424. Имеется картина, и я не оспариваю ее правильности. Но каково ее применение? Подумай о картине слепоты как некоей темноты в душе или голове слепого.
425. В бесчисленном множестве случаев мы стремимся как раз найти картину, а коль скоро она найдена, ее применение происходит как бы само собой. В данном же случае мы уже имеем картину, которая то и дело навязывает себя нам, но она не помогает нам выйти из затруднения, которое здесь только начинается.
Спроси я, например: "Как представить себе, что этот механизм действует в этом корпусе?" ответом мог бы послужить, скажем, рисунок в уменьшенном масштабе. Тогда мне могут сказать: "Видишь, вот так он действует внутри"; или, может быть: "Почему это тебя удивляет? То, что ты видишь здесь, происходит и там". Последнее, конечно, ничего не добавляет к объяснению, а лишь приглашает меня к применению данной мне картины.
426. Представляется, будто однозначно определять смысл призвана некая картина. По сравнению с тем, что показывает картина, действительное употребление кажется лишенным чистоты. Здесь повторяется то же, с чем мы сталкивались в теории множеств, форма выражения кажется предназначенной как бы для Бога, знающего то, что нам знать не дано; ему видны бесконечные ряды в их целостности и зримо сознание людей. Для нас же, конечно, эти формы выражения как бы папская риза, в которую мы можем облачиться, но не совершать дальнейшие действия, так как у нас нет той реальной власти, которая бы придавала этому облачению смысл и цель.
В реальном употреблении выражений мы движемся как бы окольным путем, идем переулками; при этом, возможно, мы видим перед собой прямую улицу, однако не можем ею воспользоваться, потому что она постоянно перекрыта.
427. "Беседуя с ним, я не знал, что происходило в его голове". Говоря так, имеют в виду не мозговые, а мыслительные процессы. Эту картину следует принимать всерьез. Нам действительно хотелось бы заглянуть за его лоб. И все же мы имеем в виду только то, что и обычно имели бы в виду, говоря: хотелось бы знать, что он думает. Надо сказать: мы располагаем этой яркой картиной и тем, как бы противоречащим этой картине, употреблением, посредством которого выражается психическое.
428. "Эта странная реалия (Wesen) "мысль"" но она не представляется нам странной, когда мы мыслим. Мысль кажется нам чем-то таинственным не в процессе мышления, а лишь когда мы как бы ретроспективно вопрошаем: "Как это было возможно?" Как возможно, чтобы мысль имела дело с самим предметом? Нам кажется, что посредством мысли мы как бы уловили реальность.
429. Согласие, гармония мысли и действительности состоит в том, что в случае моего ложного утверждения: нечто является красным оно при всем том все же остается не красным. А чтобы объяснить кому-то значение слова "красное" в предложении "это не красное", я указываю на что-то красное.
430. "Приложи линейку к этому телу; она не говорит, что тело такой-то длины. Сама по себе она, так сказать, мертва и не совершает ничего такого, что совершает мысль". Это как если бы нам представилось, будто в живом человеке существенна его внешняя форма, и, придав куску дерева эту форму, мы смущенно смотрели бы на эту мертвую чурку, не имеющую ничего общего с живым существом.
431. "Между приказом и его выполнением существует пропасть. Соединить их должно понимание".
"Лишь понимание предусматривает, что мы должны сделать ЭТО. Приказ же [сам по себе, как таковой] всего лишь звук, чернильный штрих".
432. Каждый знак, взятый сам по себе, кажется мертвым. Что придает ему жизнь? Он живет в употреблении. Несет ли он живое дыхание в самом себе? Или же употребление и есть его дыхание?
433. Когда мы отдаем приказ, может показаться, что то завершающее, чего требует приказ, должно оставаться невыраженным, ибо всегда сохраняется разрыв между приказом и его выполнением. Я хочу, допустим, чтобы кто-то сделал определенное движение, например поднял руку. Для полной ясности я показываю ему это движение. Такое изображение [нужного движения] представляется недвусмысленным; до тех пор пока не возникает вопрос: каким образом он узнает, что ему следует сделать именно это движение? Как он вообще узнает, что знаки, которые я ему все время подаю, должны применяться именно таким образом? Ну, я, пожалуй, попытаюсь дополнить приказ другими знаками, показывая ему на своем примере, как действовать, делая поощрительные жесты, и т.д. Причем поначалу приказ напоминал бы заикание.
Словно бы знак ненадежным средствами пытался вызвать у нас понимание. Ну, а если мы все-таки понимаем, с помощью какого знака мы добиваемся этого?
434. Жест пытается скажем так создать образец, но это не удается.
435. На вопрос: "Как достигается изображение чего-то с помощью предложения?" можно было бы дать такой ответ: "А разве ты этого не знаешь? Ты же видишь это при его использовании". Здесь же нет ничего скрытого.
Как предложение это делает? А разве ты этого не знаешь? Здесь ведь нет ничего утаенного.
Но ответ "Ты ведь знаешь, как предложение это делает; здесь нет ничего скрытого" склоняет к возражению: "Да, но тут все происходит так быстро, а для меня было очень важно увидеть это как бы более крупным планом".
436. Если полагать, будто вся сложность задачи тут состоит в том, что нужно описывать трудноуловимые явления, быстро ускользающий наличный опыт или что-то в этом роде, то легко попасть в тупик философствования. Тогда обычный язык кажется нам слишком грубым, как будто мы должны иметь дело не с теми явлениями, о которых говорят повседневно, а "с теми, что легко ускользают и в своем возникновении и исчезновении лишь в общих чертах продуцируют те первые".
(Августин: Manifestissima et usitatissima sunt, et eadem rusus nimis latent, et nova est inventio eorum_.)
437. Желание как бы заведомо знает, что его удовлетворит или удовлетворило бы; предложение, мысль что их сделает истинными, даже если на самом деле этого вовсе не случится! Откуда это определение того, чего еще нет в наличии? Это деспотичное требование? ("Жесткость логической необходимости".)
438. "План как таковой есть нечто неудовлетворенное". (Подобно желанию, ожиданию, предположению и т.д.)
Под этим я подразумеваю: желание не удовлетворено, потому что оно желание чего-то; верование, полагание, не удовлетворено, поскольку является полаганием, что происходит нечто, нечто действительное, нечто, находящееся вне процесса полагания.
439. В какой мере можно назвать желание, ожидание, верование и т.д. "неудовлетворенными"? Что служит для нас прообразом неудовлетворенности? Может быть, пустое пространство? А неужели о чем-то таком стали бы говорить, что оно не удовлетворено? Разве не было бы это еще одной метафорой? А может быть, первообразом того, что мы называем неудовлетворенностью, есть некое чувство допустим, чувство голода?
В какой-то особой системе выражений можно описывать тот или иной объект с помощью слов "удовлетворенный" или "неудовлетворенный". Например, условившись называть полый цилиндр "неудовлетворенным цилиндром", а заполняющий его сплошной цилиндр "его удовлетворением".
440. Фраза "Мне хочется яблока!" не означает: я полагаю, что яблоко утолит мое чувство неудовлетворенности. В этом предложении выражено не желание, а неудовлетворенность.
441. От природы и в результате определенного обучения и воспитания мы предрасположены проявлять наши желания при определенных обстоятельствах. (Таковым "обстоятельством", естественно, не является само желание.) Вопрос, знаю ли я, чего хочу прежде, чем мое желание исполнится, вообще не может возникнуть в этой игре. И то, что какое-то событие заставляет замолкнуть мое желание, не означает, что оно его удовлетворяет. Возможно, я был бы неудовлетворен, будь удовлетворено мое желание.
С другой стороны, слово "желать" используется и таким образом: "Я сам не знаю, чего хочу". ("Ибо желания скрывают желаемое от нас самих".)
Ну, а в какой ситуации мог бы прозвучать вопрос: "Разве я знаю, за чем протягиваю руку, прежде чем получу это?" Коли я владею речью, то знаю.
442. Я вижу, как кто-то вскинул ружье, и говорю: "Я жду звука выстрела". Раздается выстрел. Так это то, чего ты ожидал; выходит, этот звук уже как-то существовал в твоем ожидании? Или между твоим ожиданием и случившимся имеется согласие другого рода; грохот же выстрела не входил в твое ожидание, а явился лишь случайным дополнением к тому, что произошло, когда ожидание исполнилось? Да нет, если бы не последовало звука, мое ожидание не исполнилось бы; этот звук и был его исполнением, он не был простым сопровождением происходящего, как некий второй гость, сопутствующий тому, кого я ожидал. Было бы случайностью, неким дополнением события то из происшедшего, что оказалось неожиданным? Ну, а что же тогда не было дополнением? Присутствовало ли каким-то образом что-то, связанное с выстрелом, уже в моем ожидании? И что в таком случае было сверх того разве я не ожидал выстрела во всей его целостности?
"Звук выстрела был не так громок, как я ожидал". "Значит, в твоих ожиданиях он звучал громче?"
443. "Красное, которое ты себе представляешь, безусловно, не то же самое (не та же самая вещь), что красное, которое ты видишь перед собой; как можешь ты тогда утверждать, что это именно то, что ты себе представлял?" Но разве мы не сталкиваемся с аналогичным случаем в предложениях: "Здесь красное пятно" и "Здесь нет красного пятна"? В оба предложения входит слово "красное"; стало быть, это слово не может указывать на наличие чего-то красного.
444. Пожалуй, можно испытывать также чувство, что в предложении "Я ожидаю, что он придет" слова "он придет" используются в другом значении, чем в утверждении "Он придет". Но будь так как можно было бы говорить о том, что мои ожидания сбылись? Пожелай я объяснить оба слова "он" и "придет", скажем, с помощью указательных определений для обоих предложений подошли бы одинаковые дефиниции этих слов.
Что же, можно было бы спросить: как выглядит его приход? Открывается дверь, кто-то входит и т.д. А как выглядит мое ожидание его прихода? Я хожу взад и вперед по комнате, то и дело поглядываю на часы и т.д. Но один процесс не имеет с другим ни малейшего сходства! Тогда как можно использовать одни и те же слова для их описания? Но может быть, расхаживая по комнате, я говорю: "Я ожидаю, что он войдет". Тут есть какое-то сходство. Но какого рода?
445. Ожидание и исполнение соприкасаются в языке.
446. Странно было бы утверждать: "Процесс, когда он происходит, выглядит иначе, чем тогда, когда он не происходит". Или же: "Красное пятно, когда оно есть, выглядит иначе, чем тогда, когда на самом деле его нет, но язык абстрагируется от этого различия, ибо он говорит о красном пятне безотносительно к тому, есть оно или нет".
447. Возникает такое чувство, будто отрицательное предложение для того, чтобы отрицать некоторое предложение, должно сначала сделать его в определенном смысле истинным.
(Утверждение отрицательного предложения содержит отрицаемое предложение, но не его утверждение.)
448. "Утверждая, что сегодня ночью я не видел снов, я все же должен знать, где искать сон; то есть предложение "Я видел сон" применительно к этой реальной ситуации может быть ложным, но не должно быть бессмысленным". А не означает ли это, что ты все же что-то почувствовал, как бы намек на сон, позволивший тебе осознать то место, которое занимал бы сон?
Или же: если я утверждаю "Я не испытываю боли в руке", означает ли это, что у меня есть некая тень болевого ощущения, как бы указывающая место, где могла бы возникнуть боль?
В каком смысле нынешнее безболевое состояние содержит в себе возможность боли?
Если кто-то заявляет: "Чтобы слово "боль" имело значение, необходимо, чтобы боль, когда она наступает, узнавалась в качестве таковой", то на это можно ответить: "Это необходимо не в большей мере, чем узнавание отсутствия боли".
449. "Но разве я не должен знать, каким было бы мое состояние, если бы я испытывал боль?" Нам никак не отделаться от мысли, будто использование предложения состоит в том, что при каждом его слове человеку что-то представляется.
Люди не отдают себе отчета в том, что со словами они осуществляют своего рода исчисление, оперируют ими, со временем переводят их то в одну, то в другую картину. То есть они как бы полагают, что, например, письменное распоряжение кому-то о передаче мне коровы всегда должно дабы оно не потеряло смысла сопровождаться представлением о корове.
450. Знать, как кто-то выглядит: быть в состоянии представить это себе но вместе с тем: уметь наглядно имитировать это. А обязательно ли представлять себе нечто, чтобы копировать его? Разве имитация чего-то обладает не той же силой, что и представление о нем?
451. Ну, а как обстоит дело, если я, допустим, даю указание кому-то "Вот тут представь себе красный круг!" и при этом поясняю: понимать указание значит знать, что нужно делать для его выполнения, или даже: быть в состоянии представить себе, как выглядит...
452. Я хочу сказать: "Будь кто-то способен наблюдать душевный процесс ожидания, он обязательно бы видел, что ожидается". Реально же дело обстоит так: видя выражение ожидания, видят и что ожидается. И как еще, в каком другом смысле можно было бы это видеть?
453. Восприняв мое ожидание, человек должен был бы непосредственно воспринять и что ожидается. То есть не умозаключить об этом на основании воспринятого процесса! Но утверждение, будто кто-то воспринимает ожидание, не имеет смысла. Разве что на самом деле это означает: он воспринимает выражение ожидания. Говорить же об ожидающем человеке: он испытывает ожидание, вместо он ожидает, было бы идиотским искажением данного выражения.
454. "Все уже заключено в ..." Как происходит, что стрелка
$ указывает? Разве не кажется, будто она заведомо несет в себе нечто кроме нее самой? "Ну нет, на это способно лишь значение как феномен психики, но никак не мертвая линия". Это и истинно и ложно. Стрелка указывает лишь в процессе того употребления, каким ее наделяют живые существа.
Такое указание не фокус"покус, который способна исполнить только психика.
455. Мы хотим сказать: "Осмысление чего-то это не обладание мертвой картиной (безразлично, какого рода), а как бы восхождение к чему-то". Мы восходим к тому, что осмысливается.
456. "Предполагая что-то, человек предполагает это сам"; так он сам себя продвигает. Человек направляется вперед и не в состоянии одновременно же и наблюдать эту направленность. Определенно не в состоянии.
457. В самом деле: осмысливать это как бы устремляться к кому-то.
458. "Приказ предписывает свое исполнение". Выходит, он знает о своем исполнении еще до того, как оно состоится? Но это было грамматическое предложение, и оно утверждало: если приказ гласит: "Делай то-то!" то "делать то-то" называется исполнением приказа.
459. Мы говорим: "Приказ предписывает это" и делаем это; но говорим и так: "Приказ предписывает это: я должен..." Мы переводим его то в предложение, то в демонстрацию, то в действие.
460. А не могло бы оправдание действия во исполнение приказа звучать так: "Ты сказал "Принеси мне желтый цветок" и в связи с этим именно этот цветок вызвал у меня чувство удовлетворения, вот почему я принес его тебе"? А не мог бы на это последовать ответ: "Я же тебе не поручал принести мне такой цветок, который вызвал бы у тебя после моих слов такое чувство удовлетворения!"?
461. В каком же смысле приказ предвосхищает свое исполнение? Не в том ли, что он теперь предписывает как раз то, что выполняется позднее? На самом деле это означало бы: "Что впоследствии выполняется или же не выполняется". А это ни о чем не говорит.
"Пусть мое желание и не определяет того, что реально произойдет, но оно все же определяет, так сказать, тему факта, независимо от того, исполнит ли он желаемое или нет". Нас как бы удивляет не то, что кто-то знает будущее, а то, что он вообще способен предсказывать (истинно или ложно).
Словно бы само по себе предсказание, истинное или ложное неважно, уже несло в себе некий отсвет будущего, тогда как об этом будущем оно ничего не знает, а меньше, чем ничего, знать невозможно.
462. Я могу искать его, если его тут нет, но не могу его повесить в его отсутствие.
Возможно, кто-то готов отреагировать: "Но он же должен быть где-то тут, если я его ищу". Тогда он должен быть где-то и в том случае, если я его не нахожу и даже если его вообще нет.
463. "Ты искал его? Да ты ведь даже не мог знать, тут ли он!" Но такая проблема действительно возникает при математическом поиске. Можно, например, поставить вопрос: как такое было возможно даже просто искать трисекцию угла?
464. Чему я хочу научить так это переходить от неявной бессмыслицы к бессмыслице явной.
465. "Уж так устроено ожидание: что ни случись, оно должно либо согласовываться с ним, либо нет".
Ну, а если спросить: определяется ли факт ожиданием с точностью "да" или "нет" или же не определяется, иначе говоря, определено ли, в каком смысле благодаря некоему событию которое постоянно может произойти сбывается определенное ожидание? На этот вопрос следует ответить: "Да, коль скоро выражение ожидания не является неопределенным, не содержит дизъюнкции различных возможностей".
466. Зачем человек мыслит? Какой от этого толк? Для чего он рассчитывает паровой котел, а не оставляет толщину его стенок на произвол случая? Ведь то, что котлы, рассчитанные таким-то образом, взрываются не так часто всего лишь факт нашего опыта! Но так же, как человек, однажды обжегшись, сделал бы все, чтобы снова не сунуть руку в огонь, так он будет делать все, чтобы не пренебречь расчетом котла. Но так как нас интересуют не причины, мы скажем: люди мыслят и это факт; они, например, ведут себя именно так, когда делают паровой котел. А может ли котел, созданный таким образом, взорваться? Увы, да!
467. Выходит, человек мыслит потому, что мышление себя оправдывает? Потому, что он думает, что мыслить выгодно?
(Разве он воспитывает своих детей, потому что это оправдывает себя?)
468. Как же выяснить, почему человек мыслит?
469. И все же можно утверждать, что мышление себя оправдывает. Котлы стали взрываться реже, с тех пор как перестали определять толщину их стенок на глазок и начали ее рассчитывать определенным образом. А также с тех пор, как любой расчет инженера стали перепроверять повторно.
470. Итак, иногда мыслят потому, что мышление оправдывается на деле.
471. Часто бывает, что, только подавив в себе вопрос "почему", мы обнаруживаем важные факты; которые затем, в ходе нашего исследования, ведут к ответу.
472. Природа веры в единообразие событий, по-видимому, яснее всего проявляется в том случае, когда мы испытываем страх перед ожидаемым. Ничто не могло бы заставить меня сунуть руку в огонь хотя ведь я обжигался лишь в прошлом.
473. Вера в то, что огонь обожжет меня, такой же природы, что и страх, что он обожжет меня.
474. То, что огонь обожжет меня, сунь я в него руку, достоверность.
Таким образом, здесь мы видим, что значит достоверность. (Не просто что означает слово "достоверность", но и что заключено в ней самой.)
475. Если кого-нибудьспрашивают об основаниях его предположения, он задумывается о них. Происходит ли здесь то же самое, что и в том случае, когда человек размышляет о возможных причинах какого-нибудьсобытия?
476. Следует различать предмет страха и причину страха.
Так, лицо, внушающее нам страх или восхищение (предмет страха, восхищения), является не его причиной, а, можно сказать, его адресатом.
477. "Почему ты полагаешь, что эта горячая плита обожжет тебя?" Есть ли у тебя основания для этого предположения и нужны ли тебе эти основания?
478. Какие у меня основания предполагать, что мой палец, коснувшись стола, встретит сопротивление? Какие у меня основания считать, что этот карандаш вызовет у меня боль, если им уколоть мою руку? Когда я задаю эти вопросы, мне в голову приходят сотни оснований, почти мгновенно сменяя друг друга. "Да я сам множество раз испытывал это; и столь же часто слышал о подобном опыте от других; если бы это было не так, то ... и т.д.".
479. Вопрос "На каком основании ты это полагаешь?" мог бы значить: "На основании чего ты делаешь (сделал сейчас) такое умозаключение?" Но он мог бы означать также: "Какие основания для этого предположения ты можешь привести мне впоследствии [задним числом]?"
480. Итак, под "основанием" некоторого мнения на самом деле можно понимать лишь то, что человек высказал самому себе, прежде чем он пришел к определенному мнению. Исчисление, фактически выполненное им. В случае же вопроса: как прежний опыт может явиться основанием для предположения, что впоследствии произойдет то-то? отповедь такова: а каким же общим понятием основания мы располагаем для такого рода предположения? Основанием предположения, что в будущем нечто произойдет, мы называем именно этот [упомянутый выше] род утверждения о прошлом. А если человек удивится, что мы играем в такую игру, то я сошлюсь на влияние прошлого опыта (на то, что обжегшийся ребенок боится огня).
481. Если бы кто-то сказал, что опыт прошлого не убеждает его в том, что нечто произойдет в будущем, то я не понял бы его. Можно было бы его спросить: а что тогда ты хочешь услышать? Какие данные ты называешь основанием для того, чтобы верить? А что ты называешь "быть убежденным"? Как ты надеешься убедиться? Если это не основания, то что же тогда основания? Если, по твоим словам, это не основания, то нужно, чтобы ты все-таки мог установить, в каком случае можно по праву заявить, что для нашего предположения есть основания.
Ибо заметь: в данном случае основания не предложения, из которых логически следует предполагаемое.
Но и не то, о чем можно сказать: для полагания требуется меньше, чем для знания. Ибо речь тут идет не о чем-то приближающемся к логическому выводу.
482. Нас сбивает с толку такой способ выражения: "Это достаточное основание, ибо оно делает вероятным наступление данного события". Создается впечатление, будто тут что-то дополнительно утверждается об этом основании, что оправдывает его как основание; между тем предложение: "Это основание делает событие вероятным" говорит лишь о том, что данное основание соответствует определенной норме достаточного основания, сама же норма не обосновывается!
483. Достаточным является такое основание, которое на деле является таковым.
484. Кто-то готов изречь: "Это достаточное основание только потому, что оно делает событие действительно вероятным". Потому что оно, так сказать, действительно оказывает некое влияние на данное событие; словно бы оно имело опытный характер.
485. Обоснование путем опыта имеет конец. В противном случае оно не было бы обоснованием.
486. Следует ли из получаемых мною чувственных впечатлений, что там стоит стул? Как же может предложение следовать из чувственных впечатлений? Ну, а следует ли оно из предложений, описывающих чувственные впечатления? Нет. А разве не из таких впечатлений, не из чувственных данных я делаю вывод, что там стоит стул? Я не делаю никакого вывода! Но иногда все же делаю. Например, рассматривая фотографию, я говорю: "Выходит, что там должен стоять стул" или же: "Из того, что здесь видно, я заключаю, что там стоит стул". Это вывод, но не относящийся к логике. Вывод это переход к некоторому утверждению, а значит, и к поведению, соответствующему этому утверждению. "Я вывожу следствия" не только на словах, но и в поступках.
Был ли обоснованным мой вывод этих следствий? Что здесь называется основанием? Как употребляется слово "основание"? Опиши языковые игры! По ним и можно будет судить о важности обоснованности.
487. "Я выхожу из комнаты, потому что ты так велишь".
"Я выхожу из комнаты, но не потому, что ты так велишь".
Описывает ли это предложение связь моего поступка с его поведением или же оно формирует эту связь?
Можно ли спросить: "Откуда ты знаешь, что делаешь это поэтому или не поэтому?" И возможен ли ответ: "Я это чувствую"?
488. А как мне судить, так ли это? По косвенным приметам?
489. Спроси себя, по какому поводу, с какой целью мы это говорим?
Какого рода действия сопровождают эти слова? (Подумай о приветствиях!) В каких сценах они употребляются; и для чего?
490. Как я узнаю, что этот ход мыслей привел меня к этому поступку? Ну, вот характерная картина: скажем, в экспериментальном исследовании приходят к дальнейшему эксперименту путем расчета. То [о чем спрашивается] похоже на это и тут я бы мог описать пример.
491. Дело, пожалуй, не столько в том, что "без языка мы не могли бы понимать друг друга", сколько в том, что без языка мы не могли бы влиять на поведение других людей тем или иным образом; не могли бы строить улицы и машины и т.д. А к тому же: без использования устной и письменной речи люди не понимали бы друг друга.
492. Изобретение какого-то языка могло бы означать изобретение на основе естественных законов (или же в соответствии с ними) некоего приспособления для определенной цели; но об изобретении языка можно говорить и в другом смысле, аналогичном тому, в каком велась речь об изобретении игры.
Здесь я изрекаю нечто о грамматике слова "язык", связывая ее с грамматикой слова "изобретать".
493. Говорят: "Петух созывает кур своим криком" а не лежит ли в основе этих слов сравнение с нашим языком? Разве не изменяется полностью аспект [наше видение этой картины], если представить себе, что крик петуха приводит кур в движение путем какого-то физического воздействия?
А если, допустим, показано, каким образом слова "Иди ко мне!" воздействуют на человека, к которому они обращены, так что при определенных условиях в конечном счете возбуждаются мускулы его ног и т.д., разве в силу этого данное предложение утратило бы для нас характер предложения?
494. Я хочу сказать: мы называем "языком" прежде всего аппарат нашего обычного словесного языка, а уж по аналогии или сравнимости с ним и нечто другое.
495. Очевидно, я могу установить с помощью опыта, что человек (или животное) реагирует на один знак так, как мне этого хочется, а на другой нет. Что, например, по знаку " о " человек идет направо, а по знаку " м " идет налево; на знак " " " он реагирует не так, как на знак " м ", и т.д.
Мне даже незачем придумывать какой-то особый случай, достаточно понаблюдать на реальных фактах, как удается направлять человека, владеющего только немецким языком, используя лишь немецкий язык. (Ибо я тут рассматриваю изучение немецкого языка как настройку механизма на определенный тип влияния; при этом может быть безразлично, выучил ли этот язык другой человек или, допустим, уже от рождения устроен так, что реагирует на предложения немецкого языка, как и обыкновенный человек, выучивший немецкий.)
496. Грамматика не говорит нам, как должен быть построен язык, чтобы выполнять свою задачу, воздействовать на людей тем или иным образом. Она только описывает, но никоим образом не объясняет употребление знаков.
497. Правила грамматики можно назвать "условными", если под этим подразумевать, что цель грамматики есть не что иное, как цель языка.
Если кто-то утверждает "Не имей наш язык этой грамматики, он не мог бы выражать эти факты", задаешься вопросом, что здесь означают слова "мог бы".
498. Если я утверждаю, что указание "Принеси мне сахар!" и "Принеси мне молоко!" имеет смысл, а комбинация слов "Молоко мне сахар!" лишена смысла, то это не значит, что ее произнесение не вызывает никакого эффекта. И если в ответ на эти слова человек уставится на меня и разинет рот от изумления, то я на этом основании все-таки не назову их повелением уставиться на меня и т.д., пусть даже я и хотел вызвать именно такой эффект.
499. Сказать "Эта комбинация слов не имеет смысла" значит исключить ее из сферы языка и ограничить тем самым область языка. Но границы можно проводить по разным основаниям. Можно обнести какое-то место изгородью, обвести линией либо ограничить еще каким-то способом с целью не впускать кого-то сюда или же не выпускать его отсюда. Но это может быть и элементом игры, в которой играющие должны, скажем, перепрыгивать через такой барьер. Или же это может отмечать, где кончаются владения одного человека и начинаются владения другого и т.д. Таким образом, проведение границы само по себе еще не говорит, для чего это делается.
500. Если сказано, что предложение бессмысленно, это не означает, будто речь идет о бессмысленности его смысла. Дело в другом: при этом исключается из языка, изымается из обращения некое сочетание слов.
501. "Цель языка выражать мысли". Итак, по-видимому, цель каждого предложения выражать какую-то мысль. Какую же мысль выражает тогда, например, предложение "Моросит"?