Часть 6.

А.А.Михайлов

(Минск)

Проблема трансцендентализма в философии Л.Витгенштейна

Попытка рассмотрения взглядов Витгенштейна в русле трансцендентальной философии воспринимается в современной философской литературе не без известных оговорок. Если понимать под трансцендентализмом в том виде, в котором его принципы были обозначены Кантом, обращение философии к своим собственным предпосылкам и основаниям, то на первый взгляд мы сталкиваемся в философии Витгенштейна с радикальной модификацией самой идеи трансцендентализма. Витгенштейн, как известно, отказывается от характерных для классической философии попыток выявления абсолютных оснований философского мышления и, прежде всего, реализуемых в духе кантовского априоризма. Более того, эволюция взглядов Витгенштейна на природу языковых проблем свидетельствует, казалось бы, скорее о несомненном предпочтении наследия кантовского оппонента Гамана, глубинность эвристических прозрений о языке которого только в последние годы начинает осознаваться в надлежащей мере.

Вместе с тем ракурс, заданный кантовской трансцендентальной философией, является глубинным мотивом мышления Витгенштейна, тем фоном, по отношению к которому оказывается возможным выявление своеобразия проблематики его философствования, и при том в такой степени, что можно рассматривать философию Витгенштейна как реакцию на вопросы, сформулированные в философии Кантом.

Как известно, Кант пытался преодолеть догматический рационализм предшествующей ему метафизики, стремившейся к созданию философской системы, в которой должны были найти свое выражение свойства предметного мира в его абсолютной самоданности. На смену исследованию предметного мира на передний план в трансцендентальной философии выдвигается анализ способа познания предметов, т.е. самой познавательной способности разума, обеспечивающей возможность конституирования предметов опыта. Вместе с тем обозначенный Кантом трансцендентальный ракурс философского исследования был укоренен в запредельной, по отношению к фактическому познавательному опыту, идее трансцендентального "Я", являющегося носителем вневременных априорных форм познания, неприменимых, впрочем, к бытию самого "Я".

Уже в "Логико-философском трактате" Витгенштейн выступает против ключевой в философии классики идеи "мыслящего, представляющего субъекта". Это не означает, что любые высказывания о субъекте не имеют смысла. Устранению в философии подлежит метафизический субъект, который мыслится в качестве составной части мира. При этом речь идет не просто о смене парадигмы трактовки субъекта. Известное утверждение Витгенштейна о том, что субъект является границей мира, означает, что субъект не может выступать объектом высказываний, которые имеют смысл. Лежащее в основании актов мышления "Я" вообще не относится к сфере мыслимого, являя собой тот предел, в отношении которого предикативные высказывания утрачивают значимость.

При помощи понятия "языковая игра" в философии позднего Витгенштейна предпринимается попытка охватить целостность поведения человека как фундаментальной предпосылки всякого возможного опыта. Это означает, что философия не может задаваться целью построения эксплицитной системы правил, лежащих в основании языковых игр. Ее задача - описание языкового поведения, всегда уже оперирующего определенным пониманием мира. Невозможна попытка трансцендирования языковых игр и теоретическое описание их правил, исходящее из позиции внешнего наблюдателя. Таким образом язык перестает быть инструментом отражения идеализированной действительности, а достигаемое в процессе взаимодействия понимание устраняет необходимость в традиционной теории познания.

Таким образом естественный язык выступает в качестве универсального конечного фона, в котором имплицированы предпосылки познавательного опыта. Поскольку в языке фиксируется тотальность всех возможных способов обнаружения бытия, он является не только необходимым трансцендентальным условием многообразия форм познавательной деятельности, но и обладает онтологическими характеристиками, конституирующими формы человеческой жизни. Язык тем самым перестает быть продуктом рефлекти­рующего мышления и становится способом реализации того отношения к миру, в границах которого мы живем. Языковый характер нашего опыта мира предшествует любому претендующему на смысл высказыванию о мире в такой степени, что сам этот смысл становится возможным лишь как функция употребления языка.

Р.И.Павилёнис

(Вильнюс)

Значение как употребление: одна интерпретаци

1. Прагматика языка, присутствующая в Витгенштейновской интерпретации значения как употребления, а также понятий "форм жизни", "игры" и др., позволяет перейти от рассмотрения "семанти­ки языка" к рассмотрению "семантики жизни".

2. Базисной для такого рассмотрения является идеология "кон­цептуальных систем" и смысла (значения) как части индивидуальных концептуальных систем.

3. Характер строения концептуальных систем как семантических систем, охватывающих структуры знания как часть структур мнения, предопределяет а) интенциональность человеческого поведения и отношения к миру, и б) преобразование семантической системы в аксиологическую, смысла (значения) в значимость (ценность).

4. "Семантика жизни" тогда представляется как поиск, обретение, утеря значимостей (ценностей), как обмен ими, осуществляемый на основе определенных концептуальных систем.

5. Такой подход, в отличие от тех, в которых принимается клас­сический постулат "семантики языка", позволяет систематически со­отнести интенциональность и интенсиональность, истину и интерес, смысл (значение) и значимость (ценность) как взаимосвязанно определяющие человеческое поведение и отношение к миру, соответственно систематически соотнести "игры языка" с "играми жизни".

Н.В.Рожин

(Минск)

Л.Витгенштейн: проблема объективной достоверности знани

1. Язык, согласно Витгенштейну, есть явление социальное. Его употребление предполагает следование неявным общепринятым правилам. Эти правила и присущие им концептуальные связи составляют то, что Витгенштейн называет грамматикой. Поскольку язык представляет собой способ когнитивного доступа человека к внешнему миру, исследование грамматики одновременно оказывается и исследованием основополагающего механизма объективности знания.

2. Естественный язык можно представить в виде "семьи" связанных друг с другом "языков-игр" (1, § 65). Чтобы понять его концептуальный механизм, необходимо рассмотреть языки-игры в их собственных терминах. Понятие языка-игры составляет основу понимания Витгенштейном когнитивного взаимоотношения человека с миром: язык-игра есть способ, которым люди действуют в мире лингвистически и когнитивно. Поэтому для понимания когнитивного подхода к внешнему миру необходимо уяснить грамматику тех языков-игр, в которые мы играем.

3. Языки-игры, взятые с точки зрения того, что люди делают, представляют собой "формы жизни"; взятые с точки зрения различных подходов к внешнему миру - "формы репрезентации" (1, § 50); взятые совместно, они образуют то, что называется "концептуаль­ной схемой" или "картиной мира". Взаимоотношение между конкретной концептуальной схемой как общим достоянием всех говорящих на данном языке и миром реальности составляет, по нашему мнению, проблему объективной достоверности знания в философии позднего Витгенштейна. Точнее, проблема состоит в обосновании объективности конкретной концептуальной схемы. Как и многие другие философские проблемы, Витгенштейн считает ее псевдопроблемой, возникшей в результате ошибочного представления об объективности и обосновании. В связи с этим значительный интерес представляет идея так называемых "грамматических предложений".

4. Грамматика, по Витгенштейну, есть система понятий и правил, образующих структуру данного языка-игры. Соответственно естественный язык есть совокупность языков-игр, а его грамматика - совокупность грамматик языков-игр. Предложения, с помощью которых выражаются понятия и правила, называются грамматическими. По форме они подобны высказываниям о мире, но фактически говорят о соответствующих языках-играх. Их назначение - выражать или показывать, как играется та или иная игра. Если грамматические предложения являются правилами игры и в этом смысле делают язык тем, что он есть, определяют концептуальные рамки и отношения внутри языков-игр, то они соответственно не могут быть истинными или ложными. Более того, они образуют ту структуру, которая детерминирует истинность или ложность. Следовательно, грамматика есть априорная концептуальная структура языка и его носителей.

5. Если наша концептуальная схема - наша "картина мира" - является средством репрезентации, то у нас нет возможности представить ее (чтобы судить о ней), не предполагая ее самое.

Суждение, согласно Витгенштейну, предполагает контекст в виде концептуальной схемы. Поэтому суждение о ее объективности оказывается или невозможным, или пустым. Разумеется, это не означает невозможности объективно достоверных суждений в рамках данной конкретной концептуальной схемы. Каждая из них содержит свои критерии, что считать объективной истиной. Иными словами, Витгенштейн, подобно И.Канту, объективную достоверность знания ставит в зависимость от концептуальной схемы.

6. Объективность знания составляет для Витгенштейна реальную проблему в связи с тем, что он сознательно ставит вопрос о возможности альтернативных концептуальных схем (2, §§ 92, 239; 3, p. 44) и их сравнения и оценки. Сторонник одной концептуальной схемы не может доказать носителю иной схемы истинность или преимущество своей, поскольку всякое суждение возможно только в контексте. Разумеется, Витгенштейн признает, что люди время от времени изменяют картины мира. Но возможность замены и одновременного существования альтернативных схем не может служить основанием для утраты доверия к собственной схеме.

Однако не ведет ли признание возможности альтернативных схем к релятивизму? Какие суждения возможны и правомерны об альтернативных схемах? Какого рода доступ возможен и возможен ли в принципе к альтернативной схеме? Все эти и подобные им вопросы являются предметом оживленных дискуссий в настоящее время.

Литература

1. Wittgenstein L. Philosophical Investigations. Oxford: Basil Blackwell, 1968. 250 p.

2. Wittgenstein L. On Gertainty. Oxford: Basil Blackwell, 1969. 90 p.

3. Wittgenstein L. Remarks on Foundations of Mathematics. Cambridge: The M.I.T. Press, 1967. 204 p.

Е.Д.Смирнова

(Москва)

Необычный мир трактата Л.Витгенштейна

(логико-семантические исследования)

Можно выделить два аспекта философских исследований. Одна линия связана с построением "картины мира" и направлена на мир. Вторая связана с выявлением границ познания и мышления. В “Трактате” Витгенштейна разрабатываются оба эти аспекта, более того, они тесно взаимосвязаны. Однако проблема возможностей и границ познания и мышления рассматривается сквозь призму языка и логики.

Нам представляется, что нет смысла противопоставлять два подхода к языку - в “Трактате” и в "Логико-философских исследова­ниях", цели исследований разные. В “Трактате” ставится задача вы­явления репрезентативного и познавательного аспектов языка в принципе - независимо от того, идет ли речь о естественных или ис­кусственных языках, разрабатывается модель репрезентативной функции языка. В поздний период ставится задача исследования ме­ханизма функционирования языка в системе. Закономерности и фак­ты этого плана иные. В этом случае субъект - носитель языка, наделенный определенными целями, знанием и т.п., - варьируется, и по-иному стоят вопросы анализа смысла и значения выражений языка.

Можно показать, что подход к языку в “Трактате”, предлагаемые методы анализа приобретают особое значение в связи с разработкой проблем искусственного интеллекта. Центральная проблема, решаемая в “Трактате”, с нашей точки зрения, - это проблема коррелятивности принимаемых методов анализа и "картины мира". В конечном счете это и проблема обоснования и роли логики.

Хотя логическая нотация, используемая в “Трактате”, повторяет фреге-расселовскую, представление о логической структуре, да и вообще о структурах языка, совсем иное. В “Трактате” новацией вы­ступает не только изобразительная концепция языка, как это обычно отмечается, но и принимаемые методы логико-семантических рассмотрений.

Наконец, возникает вопрос, в каком смысле можно (и можно ли) говорить о "солипсизме" Витгенштейна? С одной стороны, "мир есть все то, что имеет место" (тезис 1), "совокупность всех существующих положений вещей", с другой - "то, что в действительности подразумевает солипсизм, вполне правильно..." и "тот факт, что мир есть мой мир, проявляется в том, что границы языка... означают границы моего мира" (5.62). Соответственно возникает вопрос, каким образом и в каком смысле язык (вместе с логикой) детерминирует "картину мира".

Одна из задач, с нашей точки зрения, состоит в раскрытии того концептуального каркаса, который лежит в основе метода Витгенштейна. Базисными понятиями семантики Г.Фреге являются не понятия смысла и значения, а понятия предмета и функции. Витгенштейн также начинает анализ с высказываний (предложений). Однако в отличие от Фреге, предложения не являются обозначающими выражениями и дело не в способе их членения. Главное в методе Витгенштейна - трактовка простого предложения как образа положения вещей (Sachverhalt).

Ключом к принимаемому истолкованию предложения служит особая трактовка образа и отношения отображения. Речь идет не о "сходстве", "похожести" образа и отображаемого, а о конструировании согласно правилу. Дело в том, что идея "следования определенному правилу" вовсе не является тем, что возникает только в концепции языка позднего Витгенштейна, эта идея фактически играет существенную роль уже в Трактате. Образ понимается как модель, проекция и правило является законом проекции.

Нам представляется, что витгенштейновская трактовка образа неожиданно интереснейшим образом перекликается с кантовским учением о схематизме чистого созерцания. Существует глубинная связь между трактовкой образа как проекции, как конструирования в соответствии с определенным правилом и кантовским пониманием схемы как общего способа, посредством которого воображение "доставляет понятию образ", не прибегая при этом к опыту, априори.

У Витгенштейна язык и мир стоят друг к другу в том же внутреннем образном отношении, которое имеет место между граммофонной записью, музыкальной мыслью и партитурой. Они имеют общую логическую структуру. Вопрос как раз заключается в том, чтобы установить, что имеется в виду под общей логической структурой, ведь речь идет не о зеркальном отображении. В этом же плане предложение рассматривается как логический образ действительности.

Только уяснение витгенштейновской трактовки отношения отображения позволяет отойти от общепринятого упрощенного понимания изобразительной концепции языка. Только учет "следо­вания определенному правилу" и, следовательно, "проективной" концепции образа позволяют понять отношение языка и онтологии в “Трактате”. Предложение - не имя истинностного значения или да­же ситуации. Правила, относящиеся к пропозициональному знаку - языковому выражению предложения - таковы, что предложение должно порождать то, что он называет связью вещей (Sachverhalt). Таким образом, онтология, к которой принуждает трактовка предложений, - это онтология наличия или отсутствия положений вещей (Sachverhalt). Соответственно характеру правил, относящихся к пропозициональному знаку, это положение вещей выступает как связь, сцепление, конфигурация вещей.

Метод Витгенштейна исключает анализ по схеме: вещи, свойства, отношения. Мир онтологии “Трактата” лишен таких сущностей как свойства и отношения. Семантика Витгенштейна, в отличие от традиционной, носит не теоретико-множественный, а необычный, "проективный", топологический характер. Вещи не наделены свойствами. Аргументное место означает определенную точку в пространстве, например, цветности. Соответственно отношения между высказываниями "Красен(а)", "Бел(а)" и т.д. определяются логической структурой этого пространства.

Связь, "сцепление" вещей в языке не может быть сказана, а может быть только "показана". Соответственно знаки свойств и отношений в языке трактуются как синкатегорематические, не обозначающие. Да и сами объекты, предметы не выделяются, не существуют вне пространства возможных положений вещей (Sachverhult). Поэтому мир онтологии “Трактата” - совокупность фактов, а не вещей.

Г.Б.Сорина

(Москва)

Людвиг Витгенштейн и проблемы психологизма

Исследование процессов становления, развития и возможностей снятия антитезы психологизма-антипсихологизма позволяет сделать вывод, что спор между психологизмом и антипсихологизмом, впервые явно проявившийся в философии нового времени и окончательно оформившийся в конце XIX века, не потерял своей актуальности и в современных логико-методологических исследованиях. Поэтому особый интерес представляет собой анализ отношения к выделенной проблеме философа, чье творчество до сих пор оказывает серьезное влияние на развитие современной философской мысли. Вместе с тем понять позицию Витгенштейна по этому вопросу невозможно без анализа той логико-культурной доминанты, которая определяла ситуацию в логике и теории познания конца XIX - начала XX веков.

Соотношение психологизма-антипсихологизма в указанный период определялось, в первую очередь, позицией Г.Фреге. Именно фрегевский антипсихологизм оказал решающее воздействие на формирование антипсихологистической позиции Э.Гуссерля и Б.Рассела. Однако как и основные результаты Фреге, так и его критика психологизма первоначально оказались незамеченными. Но у Фреге появились такие сторонники, как Гуссерль и Рассел. В результате его программа антипсихологизма приобрела широкую известность благодаря исследованиям Гуссерля, а его программа логицизма - благодаря Расселу. Что же касается влияния на Витгенштейна, то об этом говорит сам Витгенштейн в предисловии к "Логико-философскому трактату". Он пишет, что не будет соотносить свою позицию с позицией других философов, но что все же он не может не упомянуть выдающиеся работы Фреге и Рассела, которые в значительной степени стимулировали его исследования[175].

В сообщении предполагается выявить сущность той логико-культурной доминанты, которая определялась победой антипсихологизма в логике и теории познания.

Так общность антипсихологических позиций Фреге и Гуссерля заключается в том, что оба мыслителя исходят из признания существования истины, независимой от познающего субъекта, из признания качественного своеобразия и несводимости друг к другу логической необходимости и реальной. Оба мыслителя основную ошибку психологизма видели в том, что в нем не различаются эмпирические законы, обладающие фактическим содержанием, и законы точных наук, которые являются лишь "идеализирующими фикциями", а равным образом не различается идеальное и реальное.

Основные ошибки психологизма одновременно являются и первой причиной его существования. Неупорядоченность и многозначность логической терминологии - другая причина существования психологизма, считают Фреге и Гуссерль. Встав на позиции антипсихологизма, оба мыслителя ставят перед собой задачу уточнения основных понятий логики и упорядочения ее терминологии. Но для Гуссерля это остается только декларацией, для Фреге же становится основным содержанием его работы.

Благодаря исследованиям Фреге, а затем и Рассела логика приобретает статус самостоятельной теоретической дисциплины. Фактически необходимость критики психологизма в его классической форме оказывается ненужной. Ко времени написания Витгенштейном "Логико-философского трактата" позиции антипсихологизма оказываются уже достаточно устойчивыми, не требующими дополнительной защиты. Именно поэтому, я думаю, у Витгенштейна антипсихологизм присутствует в виде одного из постулатов. Тем более, что в бессубъектной гносеологии Витгенштейна истина и познание не могут зависеть, как это было в психологизме, от возмож­ностей познающего субъекта или социума. Победа антипсихологизма приводит к подмене теоретико-познавательной проблематики логической, что совершенно четко присутствует у Витгенштейна.

Антипсихологические идеи Витгенштейна явно выражены им в "Логико-философском трактате". Они проявляются в его характеристике гносеологического статуса психологии (4.1121, 5.5421), в его отношении к проблемам субъекта (5.631, 5.632, 5.641), в решении других проблем. Присутствует постулат антипсихологизма и в поздних работах Витгенштейна. Так в работе "О достоверности" само разведение понятий "достоверность", "знание", "вера" строится на антипсихологической основе (§§ 42, 179, 200, 308).

Однако столь ли последователен Витгенштейн в своем антипсихологизме? На мой взгляд, этот вопрос требует специального обсуждения.

Н.А.Цыркун

(Москва)

Л.Витгенштейн и кинематографическое сознание

1. Термин "кинематографическое мышление" впервые появился на страницах книги А.Бергсона "Творческая эволюция", когда кинематограф только начинал осознавать и использовать свои возможности. Сегодня очевидно, что кинематографическое мышление не является инструментом лишь самого кино, более того, не выступает только феноменом художественного познания в других сферах искусства (театр, живопись); в XX веке оно становится существенной частью философского сознания, впервые выделенного в особую область и обозначенного Л.Витгенштейном в качестве "невыразимого".

2. Самосознание кинематографа происходит и параллельно творческой деятельности Витгенштейна, и широко опирается на его идеи. "Не надо живописи... не надо текстов. Настоящему фильму они не нужны... Сверхъестественное - вот что нам нужно. Кино сверхъестественно по своей сути... С другой стороны, кино - это язык", - писал французский режиссер и теоретик Жан Эпиштейн в 20-е годы, используя в своем высказывании словарь Витгенштейна, по всей вероятности, не зная его трудов. А в конце 60-х его соотечественник, реформатор и мыслитель экрана Жан Люк Годар, непрестанно исследующий природу своего искусства, начинает фильм "Одна или две вещи, которые я знал о ней" прямой цитатой из "Логико-философского трактата": "Границы моего языка - это границы моего мира", чтобы дать в дальнейшем художественную экспликацию этого тезиса.

Философия Витгенштейна на рубеже 60-70-х годов легла в фундамент осмысления так называемой "пост-модернистской чувственности", озабоченной невозможностью трансцендировать границы субъекта.

Один из повторяющихся приемов Годара - съемка кинокамерой другой, работающей кинокамеры - явно соотносится со стремлением Витгенштейна показать, не комментируя, процесс оформления чувства. Типичные для Годара замечания: "это не фильм, а попытка фильма" ("Безумный Пьеро"), "это не роман, а попытка романа" ("Спасайся, кто может") иллюстрируют ускользающую связь между интенцией и реализацией, которую пытался установить Витгенштейн и т.д.

3. В книге "Хичкок " французский режиссер Трюффо, почти дословно пользуясь известной формулировкой Витгенштейна, сформулировал "основной закон кинематографа": все, что говорится, но не показывается, не входит в восприятие зрителя. Рассматривая действие этого закона на примере творчества англо-американского режиссера Альфреда Хичкока, Трюффо подчеркивает мнимую упрощенность его кинематографических решений. Художественный принцип Хичкока - непременный зазор между изображением (пока­зываемым) и диалогом, позволяющий одновременно презентировать очевидное и неявное. Каждая ситуация у Хичкока разложима на простейшие события (атомарные факты, в своем простейшем, физически достоверном виде репрезентирующие то или иное действие и в то же время открывающие сокровенное, таящееся где-то на стыке этих действий). Режиссер, чья простота и ясность делают его доступным всем категориям публики, одновременно является художником, способным передавать тончайшие нюансы чувств и взаимоотношений.

Н.С.Юлина

(Москва)

Проблема онтологически адекватного языка: Рассел, Витгенштейн, Карнап, Куайн

Проблема онтологически адекватного языка - это, по существу, проблема сопоставления объяснительных возможностей науки и философии в описании реальности. Она присутствует уже у Лейбница и Канта, рассуждавших о природе математического, естественнонаучного и философского знания. До XX века эта проблема ставилась, во-первых, в объектном ключе, а, во-вторых, решалась в пользу философии, имея в виду ее более богатый, гибкий язык, позволяющий охватывать наряду с физическим миром мир морали, человека.

В XX веке Б.Рассел переносит эту проблему в логико-лингвистический план и связывает с созданием единой формализованной модели человеческого знания. Занимаясь обнаружением "конечных конституентов" реальности и знания - "логических атомов" и построением на их основе непротиворечивой логической и философской теории. Рассел, по сути дела, строил онтологию. Он полагал, что философия с логически очищенным языком способна давать позитивное знание о мире.

Более жесткую и негативистскую по отношению к традиционной философии логико-лингвистическую позицию занял Л.Витген­штейн. Центральный тезис "Логико-философского трактата" о действительности как "копии" совершенного формального языка снимал как гносеологические, так и онтологические вопросы. Поскольку структура образа и факта не может быть выражена в словах, а может быть только "показана", философия должна отказаться от разговора о ней (от "мистического"), от познания мира и сосредоточиться на поиске в языке нарушения логических законов и ликвидации лингвистической путаницы. Переход Витгенштейна в поздний период к контекстуальному анализу и рассмотрению языка в виде гетерогенных "игр" имел своим следствием рядоположение теоретического и нетеоретического, научного и философского и одновременно релятивизацию отношения "языков".

Карнап в целом продолжил логицистскую программу по размежеванию подлинно теоретического от нетеоретического, в том числе большей части философии. Разработка верификационного критерия значения в конечном счете привела его к принятию физикалистской парадигмы, в рамках которой предполагалась трансляция всех других дисциплин, включая психологию, к "базисному" языку физических наблюдений. На этой основе была выдвинута идея единого языка науки - наиболее адекватного для описания реальности. Вместе с тем ставится запрет на онтологические вопросы относительно внешней реальности. О существовании вещей и событий можно говорить только в рамках принятого для данной теории языкового каркаса.

Куайн сознательно реставрировал понятие "онтология", толкуя последнюю как своеобразную проекцию науки или как некоторое теоретическое допущение, следующее из принятия той или иной системы науки, прагматически целесообразной в данном контексте. Физикалистская онтология предпочтительнее в силу ее простоты и охвата явлений. Как и Карнап Куайн замыкает значения рамками принятой теории, но, в отличие от него, обосновывает нередуцируемость теории, их онтологическую относительность.

Все рассмотренные философы независимо от имплицитного или эксплицитного толкования онтологии, крена в сторону логицизма или физикализма разделяют ряд общих установок. К ним относятся следующие: демаркация подлинно теоретического знания от неподлинного; отождествление онтологии с научной теорией; утверждение непреодолимого дуализма языка научной теории и традиционного языка философии; признание онтологического превосходства языка науки; конвенциализм и релятивизм в толковании научной теории; недоверие ко всем онтологиям, создаваемым с помощью традиционного философского языка.

Приложение II

SOME ABSTRACTS

of INTERNATIONAL CONGRESSES

on WITTGENSTEIN's STUDIES

M.S. Kozlova

Methods of language analysis

in the late Wittgenstein's concept*

1. Among the concepts of logical analysis of knowledge/language - those which belong to the XXth century, but haven't yet received adequate understanding and judgement - there are some ideas of the late Wittgenstein. Wittgenstein's philosophic investigations are united by one important topic: correlation between verbalism and reality. The main impulse of all his speculations is a clear vision of reality through the linguistic means of its refiexion. "The notion of clear representation is of fundamental importance to us. It determines the form of contemplation, the way we approach things"1 . A large amount of data and facts is analyzed to demonstrate that adequate view of reality - both in science and in everyday life - is difficult to achieve. The movement to it is hindered by a lot of obstacles of conctptual and linguistic character. The lack of adequacy in understanding language forms, like distorting spectacles, causes the erroneous vision of reality. The verbal pictures created by us are often represented as a piece of reality, so that we become their captives2 . The ability of articulate perception, of correlating verbalism and reality presupposes certain training, certain habits and skills. For the solution of this problem, a special technique, special practice of speech cklarification or analysis was elaborated by Wittgenstein. It was stressed that the research in question has a logical-grammatical character and that the problems to be solved deal with the logic of using concepts (the logic of conceptual behaviour)3 . We are going to offer a concise description of the peculiarities present in the late Wittgenstein's analytical concept (or even in his practice) which are so elusive, so difficult to grasp; in so doing, we shall try bring to light - to the best of our ability - all his worthwhile creative findings, at the same time, to reveal the causes of the absurdities and misrepresentations, so frequent in the attempts to interpret them.

2. The method of clarification introduced by Wittgenstein carries the conceptual charge characteristic of natural languages. It is an entirety of partical methods which criss-cross, get transformed one into another, reveal new aspects when approached from new positions. They resist any attempts to introduce delimitations or strict order into their realm, to systematize them. L.Wittgenstein was himself aware of the difficulty and confessed that his own attempts to systematize his remarks turned to be a failure4 . Yet, within the totality of the analytic procedures suggested by him, one can discern those of a wider scope and of a more generalized meaning. The most significant among them is the "language-game" idea/method. This is a special way of experimenting with language mentally which makes it possible to distinguish within the language - or construct artificially - all kinds of the simplest (or of more sophisticated) models of speech behaviour, which enables us to vary linguistic rules, emphasizing any, interesting to the researcher, aspect of it - in order to get a deaper insight into its nature. Such conventional "games" have referential, rather than direct, cognitive significance; their nature is auxiliary, clarifying, methodological. This method is intended to bring language into action, to turn this static entity into a constant dynamic address to the speech practice, to its usage in different contexts, in varying situations. It is aimed at revealing, through its activity, of the aspects concealed by static language. In this way, differentiation of various kinds of linguistic instruments, as well as numerous types of usings, of different communicative functions performed by them is brought about. This analytic idea is likely to find wide application not only in linguistics, but also in pedagogic practice; it can also be successful in supplementing the already existing logical devices of making language more precise (the latter seems to be especially important for humanities and humanitarian practice with their linguistic means - both rich and ambivalent as far as their spectre of meanings is concerned).

3. The procedure of language games encompasses the whole scope of methods. Among them, is the method of simplifying the language which is followed by gradual complication of it; the method of artificial distinctions; the method of bringing into action of the static conceptual speech apparatus; of varying the contexts of usage; of "deciphering" abstractions (conventional restoration of the initial word-usage), etc. The "family resemblances" method can be mentioned as an example of a relatively autonomous analytic device broadly used in Wittgenstein's works to shake the rigid notions concerning the relation between general notions and reality. Thus, while analyzing the problem of consciousness, he demonstrates how often corresponding words (meaning, thinking, understanding, ets.) generate the idea of their correspondence to some clearly outlined and homogeneous realities, However, as follows from his analysis, there exist innumerable variations of phenomena covered by a single expression, despite the fact that often "there is no one class of features characteristic of all cases"5 . Analytic devices concentrated around the idea of "family resemblances" are meant to overcome the illusion of literal correspondence of every notion to some unified entity (a set of features and so on). Using them reminds us every time that, to nearly every of the notions, a multifarious reality corresponds which includes a continuity of transitional stages and has no strict boundaries. Indeed, there are no pure biological, psychological or social types; as is known, in real objects, the corresponding features exist as mixed up, varied, intervowen. The analytic idea of "family resemblances", while undermining the oversimplification of notions, helps to correlate variable reality with its conceptual speech expressions in a more flexible and adequate manner.

4. Understanding the essence of the late Wittgenstein's analytic programmes and of his practical methods is hindered by the obtaining practice of reading his analytic considerations (excercises, illustrations and so on) in terns of usual theory. The result is viewing the "language-game" idea as a relativist, subjectivist theory of language, as the idea of "family resemblances" - so, it is treated as a theory of abstraction deserving severe criticism, as a frequently practiced analytical device of translating inner (mental, etc.) phenomena of psychology onto the plane of an external, available to the analysis, concrete action, i.e. as the behaviorist theory of consciousness This "shift in attitude" gives rise to various absurdities: the positions asccribed to the philosopher are those which he himself criticizes, etc. The correct reading of Wittgenstein's texts requires one to take into consideration the fact that the analytic ideas elaborated by him have practical-methodological - rather than theoretic - nature; so, they should be viewed as artificial procedures whose aim is create the habit of accuracy in correlating the verbal with the real. Meanwhile, both readers and investigators of Wittgenstein find it difficult to realize that the author of the analytic interpretation of philosophy could give up theoretical mode of thinking; that philosophy is, in his view, an activity (practice) - rather than a doctrine - aimed at clarifying the conceptual-speech forms through which the complicated, variable and dynamic reality is represented. Along with our critical, polemic attitude towards the analytic interpretation of nature and of the tasks of philosophy as to insufficient one, as to the one overlooking a whole complex of important problems6 , we would like to stress the need for dialectical-materialist interpretation (and pracctical application) of the authentic content present in the logical-speech analysis which is the real achievement of the XXth century analytic thought.

A.F. Griaznov

The problem of "conceptual necessity" in L.Wittgenstein's works*

1. The idea of "conceptual necessity" was investigated in the socalled logic of "internal relations" of British Absolute Idealism. At the center of its metaphysics lied a justification of the necessary character of judgements with their specific conceptual unity (it was supposed that sich a unuty could not be created by lodical constants). Conceptual ties were interpreted as the products of symbolism itself and treated as entirely dependent on the related terms. Necessary and internally essentical character of conceptual ties was explained by an intermediary activity of the "Absolute". In the beginning of the 20th century Russell's logic of "external relations" and his "multiple" theory of judgement stood in opposition to the logic of Absolute Idealism; it rehabilitated independent character of relation is and pluralistic ontology. This theory explained our ability to understand judgement's sense by our direct "acquaintance" with all the constituents. Traditional subject-predicate analysis of judgement's structure was super-seded by "functional" analysis. Inspite of the fact that this early analytical logic of "external relations" was widely accepted for some period of time a restoration of the priority of "internal relations" and the idea of "conceptual necessity" took place in Anglo-American philosophy after that. And this in general was due to lodical and philosophical activity of L.Wittgenstein.

2. Wittgenstein worked out his original "picture" theory in polemic with Russellian views. Wittgensteinian theory was based on idea of conceptual unity and isomorfism of sentence's "logical form" and an elementary fact which is pictured by the sentence. His acknowledgement that the "world" consists of "facts" and not of "things" stresses purely internal relations of logical "objects". There is a close correspondence between these relations and the relations of senses of the sentences. Early Wittgenstein distinguished between "signs" (which have "material" qualities) and "symbols" (which are signs used according to the rules of "logical syntax" and which have sense). "Symbols" are conceptual by their very nature and that is why all logical relations in the Tractatus are interpreted as different kinds of conceptual ties proper. Particularly, so-called "formal concepts" have symbolic character. Amongst them Wittgenstein singles out "function" which can not be its own argument because of its conceptual nature (in F(F) notation external and internal functions are totally different in sense, categorically). Adequate logical symbolism shows the limits of its own use (and this, according to Wittgenstein, makes "theory of types" futile, because paradoxical sentences simply become impossible). In the "right" logical theory there is a unuque system ("logical space") of internal relations and that is why, e.g., even introduction of a third value in a bivalent logic inevitably gives new sense to its interpretation of "truth" and "falsity".

3. After a revaluation of the role of "strict" logical (it took place in the end og the 20-s) internal qualities of "formal concepts" were transformed in Wittgenstein's texts into "conceptually necessary" rules of "depth grammar". This was realized in his theory of "criteria". In it a statement of the form "A is a criterion of B" means that by a certain linguistic convention it is true, that if A, then B. It was declared that (internal) criterial relations were lodically more powerful than inductive evidence ("symptoms"), but at the same time were not analytical. This feature of them was exploited by Wittgenstein in order to explain the fact that in the presence of a certain criterion an event (or an object) which is connected with it may not be present. Conceptual conventions were unevenly treated as absolutely basic for all types of "linguistic practice" which serves later Wittgenstein as the model of various kinds of human activity (so-called "forms of life" - Lebensformen). The position of peculiar "conceptual determinism" (first put forward in general form by British Absolute idealists) is expressed in his texts and in the works of many post-war analytical philosophers by the "grammar" of linguistic conventions which is interpreted as the universal foundation of philosophical and scientific inquiry and common-sense approach. This signals unevenly substitution of "conceptual necessity" for objective and necessary connections and relations. Largely because of that modern analytical philosophy arrives noawdays at deep theoretical inconsistencies.

S.A. Sokuler

The conception of science

in the "Tractatus logico-philosophicus"

It is often said that in the "Tractatus" science is opposed to philosophy as senseful propositions to senseless ones. Indeed, Wittgenstein characteries science as the totality of true, senseful propositions, as saying nothing except what can be said (4. 11; 6. 53). Also he says that "most propositions and questions, that have been written about philosophical matters, are not false, but nonsensical" (4. 003). If it isn't clear from these remarks that for Wittgenstein science is an ideal and philosophy is an aberration that hardly has any right to the existence? I think that it isn't clear at all. Trying to show this we should clarify the role of senseful - senseless distinction. This will shed some light on Wittgenstein's understanding both of science and of philosophy.

Let us have a closer look at the thesis (4. 11) of the "Tractatus": "The totality of true propositions is the total natural science (or the totality of the natural sciences)". This thesis looks at first as an overvaluation of the science. It looks as stating that all propositions of natural sciences are true. How outmoded it looks today, after Popper's critics of the verification and justification, after Kuhn's theory of the scientific revolutions, after Feyerabendian critics of science! But let us wait for a moment.

I

What is this "total natural science"? Is it the sum of all received scientific theories? The answer is "no", I think. Why? Because the total natural science is constituted by the totality of true propositions. According to the conception of the "Tractatus", a proposition is true if it is a picture of some fact. A proposition is true, if "To the configuration of the simple signs in propositional sign corresponds the configuration of the objects in the state of affaires" (3. 21).

Can the theoretical propositions of science be pictures of states of affairs? I think they cannot, for to be pictures they must either be configuration of the simple signs, or be reducible to such configuration by analysis.

Let us begin with the first possibility.

In that case theoretical terms of scientific theories become simple signs representing objects in propositions. For example, sign "gene" represents gene, sign "electron" represents electron and so on. Hence, there must be the theoretical objects such as electrons and genes in the world of the "Tractatus". But their existence is incompatible with what Wittgenstein says. For example, if there were such objects as electrons, some theoretical statements about them (stating what electron is) should become apriori. On the contrary, for Wittgenstein "there is no picture which is a priori true" (2. 225). If there were theoretical objects, some elementary statements about them could depend upon one another (for example, being connected by the causal relation). On the contrary, for Wittgenstein elementary propositions are independent (5. 134 - 5. 136). Hence the theoretical propositions of sciences cannot be configurations of simple signs representing the corresponding theoretical objects.

Now we must think about the second possibility, i.e. the possibility of a reduction of theoretical propositions to the truth-functions of the propositions, which are the configurations of the simple signs representing objects. The members of Vienna Circle tried to accomplism the reduction of this sort without success, as is well known. But Wittgenstein never tried to do this and didn's discuss such possibility in the "Tractatus". He wrote about scientific theories and its statements: "All propositions, such as the law of causation, the law of continuity in nature, the law of least expenditure etc., etc all these are a priori intuitions of possible forms of the propositions of science" (6. 34). What are "a priori intuitions of possible forms of propositions"? Anything but not the pictures of facts. Hence, by definition, they can't be senseful propositions. "Newtonian mechanics, for example, - Wittgenstein continues - brings the description of the universe to a unified form. ...Mechanics determine a form of description..." (6. 341). If so, it cant't be a picture of reality by definition of a picturing relation. So, the propositions of mechanics are senseless, too.

There are some direct evidences in support of the thesis that Wittgenstein sees the theoretical propositions of science as senseless. They can be found, for example, between the notes, taken by Fr. Waismann. So Wittgenstein have said: "Ein Naturgesetzt lasst sich nicht verifizieren und nicht falsifi­zieren. Vom Naturgesetzt kann man sagen, dass es weder wahr noch falsch, sondern "wahrscheinlish" ist, und "warscheinlish" bedeuted dabei: einfach, be­quem. Eine Aussage ist wahr oder falsh, nie wahrscheinlich. Was wahrschein­lich ist, ist keine Aussage" (Waismann Fr. Wittgenstein und der Wiener Kreis. Oxford, 1967. S. 100). "Die Physik konstruiert ein System von Hypothesen, dargestellt als ein System von Gleichungen. Die Gleichungen der Physik konnen weder wahr noch falsch sein" (Ibid. S. 101).

So, the theoretical propositions of science violate the condition of being senseful propositions. They are not the descriptions of facts, hence they have no sense (for the sense is the fact modelled by proposition). Theoretical propositions are conventions more or less useful and simple. Strictly speaking, they are not propositions at all, because they don't satisfy the condition of bipolarity.

Hence, the scientific theories don't belong to the "total natural science", as described in (4. 11). This sound rather paradoxically. Nevertheless this does follow from Wittgenstein's own definition of a true proposition. Wittgensteinian treatment of scientific theories might be understood as his answer to the situation of the scientific revolution which had refuted such respectable scientific views as Newtonian mechanics, atomism, theory of aether in their role of the descriptions of reality. So, Wittgenstein treats scientific theories as conventions. They cannot be neither true nor false. Hence, there are no epistemological problems of their justification. In contrast with the members of Vienna Circle, Wittgenstein doesn't care about verification of scientific theories or elimination of theoretical terms because he doesn't believe that theories need some epistemological foundation or justification of their truth. They need not, becauce they are in reality pseudopropositions.

All that has been said pose a problem regarding Wittgenstein's treatment of philosophical propositions. Most of them are senseless, he says. But so are most of the scientific propositions, as we have seen. And even more: propositions of mathematics violaty the condition of bipolarity too, so they are pseudopropositions. The law of logic, as Wittgenstein says, are without sense (4. 461). (Though he doesn't call them senseless). He states that "tautology and contradiction are not pictures of reality" (4. 462).

II

We have seen so far that scientific theories, mathematics, logic are situated outside the sphere of senseful propositions. We have discovered therefore that a number of Timportant and respectable intellectual activities generate senseless propositions. No wonder that Wittgenstein writes a treatise on philosophy confessing that its propositions are senseless. Contrary to what is often said, it is not a full-size paradox. Wittgenstein realizes the significance of various propositions violating his conditions of being a senseful proposition.

How can we understand then Wittgenstein's attack upon philosophical propositions and problems that are not false but senseless? Why does he attacks philosophy and doesn't attack physics or mathematics? As we have seen, the senselessness cannot be an explication here, - or, at least, it cannot be a full explication. We need something else to explain this.

Phycical laws and hypothesis are not senseful propositions, but they are devices for generating such propositions. They serve to provide us with them. Hence, they are auxiliary to the sphere of senseful.

About mathematical propositions it is written in the "Tractatus": "In life it is never a mathematical propositions we need, but we use mathematical propositions only in order to infer from propositions which do not belong to mathematics to other which equally do not belong to mathematics" (6. 211).

Logical propositions give us the forms of inferences of some senseful propositions from other. They are auxiliary, too, Hence, propositions of scientific theories, of mathematics and logic serve us to move from some senseful propositions to others. They are intermediates.

What about philosophy? Wittgenstein's own propositions in the "Tractatus" "are elucidatory in this way: he who understands me finally recognizes them as senseless, when he has climbed out through them, on them, over them. (He must so to speek throw away the ladder after he has climbed up on it). He must surmount these propositions; then he sees the world rightly" (6. 54). So, the propositions of his own "Tractatus" are also intermediate and auxiliary. As such they have a right to the existence. But they are intermediate in the manner different from that of the propositions of scientific theories, of mathematics and logic. For the latters serve to pass from propositions to propositions. The propositions of the "Tractatus" serve to pass from propositions to the insight introducing into the sphere of what can't be said by propositions. Here is a pecularity of philosophy.

So we can say: Wittgenstein doesn't denounce philosophy because of its senselessness. For him the sphere of senseless propositions are acceptable but only as intermediate and auxiliary. The proper place of such propositions is in between.

On the other hand, however, senseless propositions have no right to imitate senseful propositions, to pretend to be "about" their proper objects. Thus, Wittgenstein denies the independent existence of mathematical objects, of logical objects; he doesn't accept the existence of theoretical objects of science. Also, he denies the existence of special objects of philosophy such as "the mental thing", "the I". There is no such thing in the world. Why is Wittgenstein so sure? Because philosophical statements about "the I" are apriori. So they cannot be descriptions of some thing in the world. As Wittgenstein clearly puts it: "Where in the world is a metaphysical subject to be noted? You say that this case is altogether like that of the eye and the field of sight. But you do not really see the eye. ...This is connected with the fact that no part of our experience is also a priori... There is no order of things a priori" (5. 633; 5. 634).

What is apriori, can't be a description of reality, because the description must be falsifying or verifying by reality itself. It is different with the apriori statement. What is apriori is connected with our modes of descriptions of reality, it is the syntax of our descriptions. Logic, mathematics and philosophy are apriori. Theoretical hypothesises of science are not the inferences from factual statements, they are not simply falsified by experience and so they can be treated as apriori too. Wittgenstein always claims the strict demarcation between empirical and syntactical, between descriptions and apriori postulation. This demarcation is for him a necessary condition of clarity and intellectual honesty. This demarcation is more important for the understanding of his thought than the distinction between philosophical propositions and scientifical hypothesises and laws.