Методологические принципы философии физики Р.Карнапа.1970. (Новик И.Б., Рузавин Г.И.)

Новик И.Б., Рузавин Г.И.

Методологические принципы философии физики Р.Карнапа.1970.

Карнап Р. Философские основания физики.Введение в философию науки.- М.: Прогресс, 1971.-390с.- С.5-32.

Нумерация в начале страницы.

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ

ФИЛОСОФИИ ФИЗИКИ

РУДОЛЬФА КАРНАПА

5

В предлагаемой вниманию читателей книге одного из самых видных представителей зарубежной философии Рудольфа Карнапа рассматриваются почти все основные методологические проблемы современного научного познания под углом зрения неопозитивистской концепции.

Прочитав 30 глав книги Карнапа, читатель познакомится и с неопозитивистской трактовкой вопроса о статуте философии в системе наук, и с характеристикой детерминизма и причинности, и с концепцией вероятностной логики, и с трактовкой научного объяснения, и с процедурой измерения, и с многими другими актуальными общетеоретическими аспектами познавательного процесса.

Уже в силу столь широкого охвата вопросов методологии науки книга Карнапа представляет существенный интерес как в плане критического анализа неопозитивистской концепции науки, так и в плане осмысливания самой природы методологической проблематики современного естествознания, прежде всего физики.

Книга написана достаточно популярно, структура авторской аргументации выступает в ней в весьма обнаженном виде. Книга позволяет проследить известную эволюцию некоторых сторон философской позиции Карнапа, в частности известное усиление материалистической тенденции, вводимой им в свою философию.

6

Рассматриваемая книга представляет интерес и в качестве концентрированной сводки многих воззрений, разрабатываемых Карнапом в прежних работах.

Широта охватываемых в книге методологических проблем оправдывает ее подзаголовок «Введение в философию науки».

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

ФИЛОСОФИИ ФИЗИКИ КАРНАПА

На протяжении многовековой истории научного знания по вопросам философского обоснования физики велась и ведется непримиримая борьба противоположных мировоззрений — материализма и идеализма.

В свете этого принципиального соображения необходимо прежде всего рассмотреть исходные философские установки философии физики Карнапа. Остановимся в первую очередь на решении им проблемы взаимоотношения философии и физического знания.

Уже в главе 1 данной работы проводится со ссылкой на Маха субъективно-идеалистическая методологическая установка — «наука не должна искать метафизических агентов, ответственных за некоторые события, а должна только описывать такие события в терминах законов» (см. стр. 50). Широко известны претенциозные заявления неопозитивизма о реформе философии, сводящиеся к тому, что «обычные онтологические вопросы о «реальности» (в метафизическом смысле) остаются «псевдовопросами», не имеющими познавательного содержания» 1.

Такого рода принципиальные установки противоречат реальным путям развития современной физики. Так, подчеркивая пагубность разрыва физики и философии, М. Борн писал: «Физика нуждается в обобщающей философии, выраженной на повседневном языке» 2. На материале развития микрофизики Борн критиковал «крайне позитивистскую точку зрения, согласно которой единственной реальностью являются ощущения, а все остальное — это «конструкции» нашего разума.

1. Р. Карнап, Значение и необходимость, М., ИЛ, 1959, стр.44.

2. М. Борн, Физика в жизни моего поколения, М., ИЛ, 1963, стр. 267.

7

С помощью математического аппарата квантовой механики,— продолжает Борн, — мы способны предсказать, что будет наблюдать экспериментатор при определенных условиях эксперимента — ток, отмечаемый в гальванометре, след на фотографической пластинке. Но не имеет смысла спрашивать о том, что стоит за явлением — волны, частицы или что нибудь еще. Многие физики приняли эту точку зрения. Мне лично она совсем противна...» 1.

На протяжении столетий вопрос о природе и существе реальности, об отношении к ней человеческого сознания играл и продолжает играть определяющую роль в философском обосновании физики. Характеризуя всю принципиальную значимость материалистического решения этой проблемы, критикуя гегелевскую трактовку философии Аристотеля, Ленин подчеркнул: «Особенно скраден вопрос о существовании вне человека и человечества!!! = вопрос о материализме» 2.

Субъективно-идеалистическая направленность антиметафизических устремлений неопозитивизма не вызывает сомнений, сама же программа «антиметафизического философствования» в целом не оригинальна, она воспроизводит важнейшие элементы махистской доктрины, подновляющей берклианство.

Более 60 лет назад В.И. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» показал, что отрицание материи махистами «есть давным-давно известное решение теоретико-познавательных вопросов в смысле отрицания внешнего, объективного источника наших ощущений, объективной реальности, соответствующей нашим ощущениям» 3.

Развивая представление о материи как объективной реальности, существующей вне сознания человека, диалектический материализм показывает теоретическую несостоятельность и социальную реакционность и теолого-идеалистической метафизики, и субъективистских антиметафизических концепций.

В целом позиция Карнапа основывается на уже не раз критиковавшейся субъективистской концепции

1. Там же, стр. 258.

2. В.И.Ленин, Полн. собр. соч., т. 29, стр. 257.

3. Там же, т. 18, стр. 149.

8

философского обоснования физики без материалистических допущений.

Однако этим общим соображением нельзя ограничиваться при рассмотрении и характеристике его работы «Философские основания физики», изданной в США в 1966 году. В этой работе под воздействием кризиса неопозитивистской философии в целом, а также в ответ на методологические запросы развивающейся науки проявляются некоторые поучительные философские тенденции, важные для победы материализма в естествознании.

Прежде всего следует обратить внимание на критику Карнапом некоторых крайне идеалистических, враждебных науке воззрений.

Так, уже в главе 1 настоящей книги представляет большой интерес обстоятельная критика биолога-идеалиста Ганса Дриша. Карнап подробно описывает ту острую полемику, которая велась им в 1934 году на Пражском философском конгрессе против понятия энтелехии Дриша. Справедливо вскрывая виталистическую сущность этого понятия, Карнап замечает: «Дриш, в сущности, утверждал: «Энтелехия есть некоторая специфическая сила, которая заставляет живые тела вести себя так, как они себя ведут. Но вы не должны думать о ней, как о физической силе, такой, как гравитация или магнетизм. О нет, ничего подобного» (стр. 53).

Во II части работы — «Измерение и количественный язык» — читатель найдет интересные критические замечания Карнапа в адрес крайнего операционализма, которые будут охарактеризованы в следующем разделе вступительной статьи.

Показательна и глава 12 — «Магический взгляд на язык», где Карнап остроумно развенчивает «реалистические попытки» онтологизации языковых символов.

Такого рода примеры можно было бы продолжить. Они характеризуют полемику Карнапа с «крайними формами идеализма» с позиций «идеализма умеренного». Нет сомнений, что эти моменты его работы имеют известное научное значение, ибо: «Когда один идеалист критикует основы идеализма другого идеалиста, от этого всегда выигрывает материализм» 1.

1. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 29, стр. 255.

Определенную материалистическую тенденцию можно усмотреть не только в критических высказываниях Карнапа относительно иных философских школ, но и в решении им ряда конкретных методологических вопросов развития научного познания. Действительно, рассматривая проводимый им анализ теории относительности, мы обнаруживаем такое признание: «Большинство утверждений науки являются синтетическими потому, что они содержат нечто большее, чем значения, приписываемые их терминам. Они что-то говорят нам о природе мира» (стр. 242).

Упоминая об известных опытах Макса Лауэ по определению структуры кристаллов посредством дифракции рентгеновых лучей, Карнап замечает, что «атомы в молекулах в действительности расположены так, как показано на структурных диаграммах» (стр. 239).

Оттенки материалистической тенденции видны и в главах 15, 16, 17, в которых Карнап обсуждает причины правоты Эйнштейна в знаменитом споре «Пуанкаре против Эйнштейна».

Конечно, не подлежит сомнению, что нельзя переоценивать объективную научную значимость как критических замечаний Карнапа в адрес крайностей идеализма, так и имеющихся в его работе некоторых оттенков материалистических положений. Они «украшают», но отнюдь не разрушают его субъективистскую программу обоснования физики без материалистических допущений.

О НЕОПОЗИТИВИСТСКОМ

МЕТОДОЛОГИЧЕСКОМ ПОДХОДЕ

Положительное рассмотрение философских оснований физики Карнап осуществляет на базе неопозитивистского методологического подхода.

Правда, следует заметить, что сформулированная на заре неопозитивизма «программа-максимум» этой концепции — абсолютная формализация знаний на основе выработки некоторого полностью преодолевшего обычный язык искусственного формализованного языка, — по существу, в этой книге даже не разбирается. Более того, в заключительной главе работы Карнап признает, что язык физики, исключая его математическую часть,

10

«остается все еще в основном естественным языком» (стр. 379).

Согласно Карнапу, философское обоснование физики предполагает, во-первых, анализ языка науки с целью построения искусственного формализованного языка, в котором все понятия четко определены и однозначны, во-вторых, рассмотрение методов, применяемых в науке, и, в-третьих, выяснение взаимоотношения теоретического и эмпирического уровней познания.

Постановка всех этих методологических проблем, бесспорно, оправдана, но при этом выявляется несостоятельность субъективистских способов их решения неопозитивизмом, претензий на «монопольное владение этими методологическими проблемами», идеалистической абсолютизации некоторых черточек реального процесса познания (например, связанных с формализацией).

В отношении несостоятельных претензий неопозитивизма полностью справедлив глубокий ленинский тезис: «О философах надо судить не по тем вывескам, которые они сами на себя навешивают («позитивизм», философия «чистого опыта», «монизм» или «эмпириомонизм», «философия естествознания» и т. п.), а по тому, как они на деле решают основные теоретические вопросы, с кем они идут рука об руку, чему они учат и чему они научили своих учеников и последователей» 1.

Оценивая методологическую программу неопозитивизма, следует отметить, что в ней в субъективистски абсолютизированной форме нащупаны, угаданы некоторые действительные потребности научного познания. Вне пределов своих философских установок, а часто и вопреки им представители неопозитивизма получают подчас значительные результаты в специальных методологических отраслях знания (математическая логика, семиотика, семантическая теория информации и др.).

Нереализованная и нереализуемая методологическая программа абсолютной формализации научного знания под воздействием фактов науки, а также философской критики обнаружила свою внутреннюю несостоятельность, хотя в известной мере она и содействовала стимулированию тенденции формализации. Гносеологической же основой такой философской программы являются аб-

1. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 18, стр. 228,

11

солютизация черт некоторых успешно развивающихся специальных наук (прежде всего математической логики), попытка выдать специальные методы исследования знания за исчерпывающую всеобщую универсальную философскую методологию.

Интересен ряд соображений Карнапа относительно роли перспективных методов современного научного познания. Наряду с проблемами формализации Карнап - специальную II часть своей книги — «Измерение и количественный язык» — посвящает анализу тенденции математизации научного знания. Значительный научный интерес представляет критика Карнапом догматического скепсиса в отношении экстраполяции количественного подхода на все новые и новые области знания.

В частности, оправдана критика Карнапом идеалистического взгляда, согласно которому количественный подход неприменим к области духовных явлений (см. стр. 152).

В целом заслуживает одобрения методологический: пафос Карнапа, когда он оценивает достоинства количественного подхода к явлениям. В специальной главе «Преимущества количественного метода» Карнап подчеркивает: «Отказ от количественной науки означал бы отказ от всех тех удобств, которые дает нам современная техника» (стр. 163).

В то же время Карнап стремится соблюсти меру в оценке количественного метода. На примере развития физики он отмечает, что «полное значение понятия не может быть раскрыто с помощью одной измерительной процедуры» (стр. 154), что «наука не должна концентрировать все внимание исключительно на количественных понятиях» (стр. 175).

Критикуя крайний операционализм (стр. 156), Карнап говорит о роли теоретических воззрений. Он пишет: «Мне кажется, самое лучшее — принять форму языка, который используется большинством физиков, и рассматривать длину, массу и т. п. скорее как теоретические понятия, чем как понятия наблюдения, определяемые явным образом посредством некоторых процедур измерения» (стр. 157).

Особый методологический интерес представляют соображения Карнапа относительно эмпирической обоснованности и обусловленности научного языка

12

теоретического знания. В соответствии с методологической программой эмпиризма Карнап в главе 4 своей книги высоко оценивает роль экспериментального метода.

В разделе, посвященном теории относительности, он подчеркивает: «Как только метод измерения будет принят, вопрос о структуре геометрии становится эмпирическим вопросом, который должен быть решен с помощью наблюдений» (стр. 221).

На основе личных воспоминаний Карнап говорит, что знаменитые опыты, проведенные в 1919 году, явились «драматическим подтверждением теории Эйнштейна» (стр. 220).

Признание эксперимента, направленного на внешний мир, существующий независимо от экспериментатора, в качестве критерия отбора теоретических моделей в физике представляет собой уступку материализму.

Этот шаг к материализму, осуществленный под давлением материала самой физики, оправдывается ссылками на нейтральность, объективность в философии науки.

Для современного буржуазного мыслителя, даже такого масштаба, как Карнап, традиционная претензия на «объективность», философскую нейтральность не может не оборачиваться элементами внутренней непоследовательности.

Вполне понятно, что ни позиция умеренного эмпиризма, ни упоминание роли эксперимента, направленного на внешний мир, не позволяют «отделаться от основных философских направлений», преодолеть господствующую субъективно-идеалистическую струю в неопозитивизме.

Определяющее значение в философской характеристике методологии неопозитивизма играет то обстоятельство, что это «методология без материи». Естественно, что претензия на «чистую методологию», не замутненную четким признанием материальной первоосновы всякого реального бытия, не может не оборачиваться субъективизмом в анализе переломных моментов в познавательном процессе. Гипертрофия, абсолютизация гносеологической активности субъекта ведет к порочному в методологическом отношении субъективизму.

Элементы такого подхода проявляются у Карнапа, когда он чрезмерно преувеличивает относительную самостоятельность математического формализма по отноше-

13

нию к его физической первооснове, полагая, что в физике можно использовать любые геометрические структуры, «которые нам желательны».

Вполне понятно, что абстрактные геометрические структуры можно развивать в известной независимости от физического материала, однако в физике находят применение не просто любые «желательные» геометрические образы, а образы, соответствующие природе данного вида физической реальности.

Вообще сложная проблема познавательного статуса абстрактных дисциплин — логики и математики — решается Карнапом с элементами упрощений субъективистского толка. Он смешивает вопрос о независимости абстрактных структур от конкретного вида физической реальности, что реализуется в практике научного познания, с вопросом о полной независимости формализованных структур и систем от объективной реальности в целом, когда утверждает: «Верно, конечно, что законы логики и чистой математики (не физической геометрии, которая представляет собой нечто другое) являются универсальными, но они ничего не говорят нам о мире. Они просто устанавливают отношения, которые имеются между некоторыми понятиями не потому, что мир обладает такой-то структурой, а только потому, что эти понятия определены соответствующим образом» (стр. 47).

Субъективистские устремления философии Карнапа наиболее наглядно свидетельствуют о несостоятельности претензий неопозитивизма на роль методологии современной науки.

Диалектический материализм, признавая/плодотворность тенденции формализации знания и высоко оценивая ее методологические возможности, в противоположность неопозитивизму выступает против абсолютизации математической логики как единственного методологического инструмента. К тому же в противоположность «чистой методологии» неопозитивизма диалектико-мате-риалистическая методология опирается на мировоззренческие принципы, прежде всего на объективность существования реальных вещей независимо от сознания человека, первичность объекта по отношению к субъекту.

Принципиальную роль в последовательном философском обосновании физики играет методологическое

14

рассмотрение перспектив дальнейшего прогресса научного познания.

Для выполнения этой задачи необходимо философское исследование самых передовых рубежей физического знания. Именно такое исследование позволяет вскрыть тенденции научного познания, нащупать объективную логику обозримого будущего познавательного процесса.

В заключительных строках своей работы Карнап, вновь обосновывая тенденцию формализации физики, подчеркивает, что усиление союза физики с логикой вызовет дальнейший прогресс научного познания (см. стр. 380). Бесспорно, проблема связи физики с логикой весьма существенна при обсуждении перспектив современного научного познания. Однако это лишь одна частная проблема, к ней не может быть сведена прогностическая функция рационально трактуемой философии науки. А именно эта функция явно недооценивается в созерцательной неопозитивистской философии науки.

Созерцательно-констатирующий характер неопозитивистской философии науки проявляется в том немаловажном факте, что в книге Карнапа философские проблемы физики элементарных частиц не разбираются.

Между тем не подлежит сомнению, что в этих более глубоких по сравнению с квантовой механикой разделах современной физики возникают новые сложные методологические проблемы. Действительно, в квантовой механике вопрос о внутренней структуре микрочастиц не встает. Становление физики элементарных частиц означает переход к научному познанию более глубоких сторон объективной реальности. Теория микрочастиц уже теперь начинает оказывать всестороннее радикальное революционизирующее воздействие на всю архитектуру здания науки. Завершение формирования последовательной теории, элементарных частиц, их научно-теоретическая систематизация могут вызвать столь значительный переворот в наших знаниях о реальности, а также и в наших знаниях о природе научного знания, что он намного превзойдет по своим последствиям все предыдущие сдвиги не только в физической науке, но и в научном познании в целом.

В анализе революционной ситуации в современной физической науке во всех ее разделах — от теории эле-

15

ментарных частиц до астрофизики — весьма велика роль общенаучной философской методологии. В частности, проблематика такого рода обсуждалась в коллективном труде «Философские проблемы физики элементарных частиц» (М., 1963), позднее изданном в переводе на английский язык в США.

При характеристике методологической проблематики физики элементарных частиц существенно подчеркнуть, что в этой области возникают качественно новые философские вопросы, которых не знала методология квантовой механики. Так, своеобразная черта микропроцессов — несохранение числа элементарных частиц при их взаимодействиях — приводит к новой постановке вопроса о взаимоотношении сложного и элементарного, простого и составного. Оригинальные аспекты возникают в связи с исследованием микрочастиц и в традиционной проблеме соотношения внутреннего и внешнего.

По-новому решаются вопросы разграничения так называемых феноменологических и нефеноменологических концепций в современной физике. С основными аспектами философской проблематики физики элементарных частиц читатель может познакомиться по книге «Ленин и современное естествознание», М., «Мысль», 1969.

Отсутствие в книге Карнапа всей этой новой проблематики теории микромира снижает научную значимость его философии физики. Этот факт не является случайностью, он отражает общие философские «антиметафизические» установки Карнапа.

Чтобы не впасть в «прегрешение», то есть не допускать непосредственно непроверяемых предположений относительно будущего развития физического знания, неопозитивизм, в сущности, отбрасывает рассмотрение перспектив движения физического познания в глубь материи. Такой подход соответствует неопозитивистской установке на исключение не допускающих непосредственной опытной проверки «лжевопросов».

В то же время игнорирование философского анализа передовых рубежей физики, формирующейся теории элементарных частиц опирается на неопозитивистскую методологию, ориентированную на формализацию готового, уже осуществившегося, проверенного знания. Такой созерцательно-констатирующий путь философствовани

16

ведет к пассивному отношению к становящемуся, гипотетическому, еще не проверенному знанию, ведет к ограничению философского познания уже утвердившимся «наличным бытием» специальных научных дисциплин.

Невнимание к поисковым исследованиям науки — это одна из наиболее существенных слабостей неопозитивистской философии науки, проявляющейся и в книге Карнапа.

В противоположность неопозитивистской установке на «перекодирование уже добытой информации» диалектико-материалистическая методология, как известно, активно участвует в творческих поисках специальных наук, стремится четко ставить нерешенный вопрос и тем толкает к его разрешению.

Материалистическая диалектика — активная сила творческих исканий во всех научных дисциплинах. Выполняя эту побудительную роль в познании, диалектика опирается на ленинское высказывание относительно неисчерпаемости в глубь самой объективной реальности, существующей вне сознания человека.

При характеристике перспектив физического знания диалектический материализм опирается на глубоко прогностический ленинский тезис: «Электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна, но она бесконечно существует…» 1.

Материалистическая диалектика не только обосновывает методологически продвижение физики в глубь материи, но и сама активно участвует в этом продвижении к новым рубежам знания.

В целом, характеризуя философские установки в книге Карнапа, можно сделать вывод, что ряд интересных методологических наблюдений в значительной мере обесценивается господствующим в ней субъективистским подходом.

ПРИЧИННОСТЬ И ДЕТЕРМИНИЗМ

Пожалуй, наиболее ярко субъективизм философской позиции Карнапа проступает в тех разделах работы, в которых рассматриваются вопросы детерминизма.

1. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 18, стр. 277.

17

IV часть книги «Причинность и детерминизм» начи-.нается повторением традиционных позитивистских призывов исключить из философии так называемые «метафизические» вопросы о реальности, о природе понятий науки и т. п. В примечании переводчика на стр. 254 дается критика такого рода несостоятельной субъективистской установки в философии.

Лейтмотивом методологического рассмотрения Карнапом проблем причинности остается трактовка выхода современной науки за рамки лапласовского детерминизма в форме индетерминизма.

Как известно, в современной физике в действительности совершился не переход к индетерминизму, а произошло обобщение представлений о закономерности реальных явлений и процессов на основе учета вероятностной детерминации.

Непризнание этого фундаментального обстоятельства ведет к тому, что реальные потребности научного прогресса приносятся в жертву субъективистским философским установкам. Так, постановка Карнапом в главе 19 вопроса относительно важности разъяснения понятия причины сразу же обнаруживает свою внутреннюю слабость не только из-за абсолютизации, переоценки формально-логической экспликации понятия причины, но и из-за явных субъективистских тенденций.

Уже в начале раздела о детерминизме Карнап берет под защиту Юма, полагая, что некоторые философы напрасно критиковали последнего за устранение, отрицание причинности. По мнению Карнапа, действительным намерением Юма было лишь стремление «очистить» это понятие (см. стр. 256).

Пресловутый лейтмотив неопозитивизма — «антиметафизическая очистка» понятий науки — выступает в трактовке вопросов детерминизма как попытка оторвать понятие причинности от материи, объективной реальности, субъективизировать это понятие.

В этом плане следует понимать рассуждение Карнапа о расследовании причин дорожного происшествия -^см. стр. 258—259). По Карнапу, выходит, что профессиональное деление людей вызывает дробление причины явления на множество частных модификаций — дорожник скажет, что причина аварии зависит от качества дорожного полотна, дорожная полиция будет выяснять, не нарушил

18

ли водитель дорожные правила, психолог усмотрит причину аварии в том, что шофер был в состоянии тревоги и т. д.

Отсюда Карнап делает традиционный вывод, что для понимания причины необходимо знание полной предыдущей ситуации (стр. 260), а поскольку абсолютное знание всего бесконечного числа законов, относящихся к данной ситуации, недостижимо, то вся проблема причинности приобретает субъективистскую окраску. Критикуя подобного рода методологические заблуждения махистов, Ленин писал: «Действительно важный теоретико-познавательный вопрос, разделяющий философские направления, состоит не в том, какой степени точности достигли наши описания причинных связей и могут ли эти описания быть выражены в точной математической формуле, — а в том, является ли источником нашего познания этих связей объективная закономерность природы, или свойства нашего ума, присущая ему способность познавать известные априорные истины и т. п. Вот что бесповоротно отделяет материалистов Фейербаха, Маркса и Энгельса от агностиков (юмистов) Авенариуса и Маха» 1. Именно этот принципиальный вопрос об объективном источнике причинных связей трактуется как «лжепроблема», обходится Карнапом, отождествляющим причинность с предсказуемостью («Причинное отношение означает предсказуемость», стр. 260).

Здесь опять происходит смешение детерминизма любого рода с его конкретно-исторической формой — ла-пласовским детерминизмом. В силу такого подхода последняя, IV часть работы, посвященная методологическому анализу статистики и квантовой механики, озаглавлена «За пределами детерминизма».

В III и IV частях работы Карнап отстаивает наиболее ошибочный, наиболее субъективистский тезис своей методологической конструкции, тезис, по существу не отвечающий интересам современного научного познания.

Здесь имеется в виду вывод Карнапа о том, что в результате развития квантовой механики необходимость выброшена из понятия закона. По мнению Карнапа, «в настоящее время наука отказалась от понятия метафизической необходимости в. законах природы» (стр. 276).

1. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 18, стр. 164.

19

В действительности опыт развития квантовой физики свидетельствует о том, что современная физика отнюдь не исключает объективную необходимость природы, а придает ей новую, более обобщенную форму выражения.

Что же касается всякого рода субъективистских воззрений на трактовку детерминизма, то они тормозят прогресс науки, приводят, по существу, к скептицизму в отношении возможностей познания реального мира человеком и тем самым подрывают веру в перспективность современных форм познавательной деятельности людей.

ПОДХОД КАРНАПА К АНАЛИЗУ НАУЧНОЙ ТЕОРИИ

Пожалуй, нигде так рельефно не выступает эволюция взглядов Р. Карнапа, как при определении природы научной теории и выяснении ее связей с результатами наблюдений и экспериментов. Эта эволюция, несомненно, отражает заметные перемены, происшедшие в логическом позитивизме, одним из лидеров которого является - Р. Карнап.

За сорок с лишним лет своего существования логический позитивизм пересмотрел ряд своих принципов, значительно усложнил свою первоначальную доктрину и, — что не менее важно, — стал терпимо относиться к другим философским направлениям. В 30-е годы, когда Венский кружок развернул широкую пропаганду своих идей, позитивисты выступили с необоснованными претензиями радикально перестроить все философское мышление. Вся традиционная философия была объявлена заблуждением, а такая основная философская проблема, как отношение мышления к бытию, — псевдопроблемой. Вся онтология квалифицировалась как метафизика. Главной целью философии был объявлен логический анализ научного языка.

В качестве средства такого анализа избираются достаточно развитая к тому времени математическая логика и усовершенствованный в школе Гильберта аксиоматический метод. С точки зрения позитивистов, задачи философии науки сводятся не к анализу конкретных научных теорий во всем богатстве их связей и взаимоотношений, а к логическому анализу языка теории. При этом

20

анализ имеет дело не с живой, развивающейся теорией, а с определенной совокупностью готового знания. Поскольку для такого анализа возможно применить аксиоматический метод математики, то позитивисты предлагают ограничиться рассмотрением аксиоматического представления естественно-научной теории. Поскольку в естествознании и эмпирических науках вообще в качестве аксиом выступают гипотезы, то позитивисты изучение самой теории заменяют анализом ее гипотетико-дедуктивной модели.

В такой модели теория строится как определенная аксиоматическая система, в которой из немногих исходных утверждений или гипотез логически выводятся все остальные утверждения или теоремы. В дальнейшем некоторые из логических следствий гипотез оказывается возможным подвергнуть эмпирической проверке и таким путем убедиться в правильности всей теории. Так, например, классическую механику Ньютона можно представить как гипотетико-дедуктивную систему, в которой в качестве исходных гипотез будут фигурировать три основных закона движения. Если к ним присоединить закон всемирного тяготения, то можно получить гипотетико-дедуктивную модель небесной механики. Пользуясь такой моделью, можно с помощью логико-математических средств в качестве следствий получить известные законы Кеплера.

Логический анализ научных теорий с помощью аксиоматического метода является весьма эффективным способом выяснения логической структуры теории, взаимоотношения ее отдельных частей и элементов. Действительно, при таком анализе можно четко представить, какие гипотезы или утверждения теории принимаются в качестве исходных и какие можно вывести из них чисто логически, не обращаясь к опытному материалу. Таким образом, представление теории в виде гипотетико-дедуктивной модели, основанной на аксиоматическом методе, может оказаться не только возможным, но и необходимым шагом в процессе научного исследования.

Все дело, однако, в том, что позитивисты крайне преувеличивают значение аксиоматизации научных теорий. Вместо того чтобы видеть в аксиоматизации один из возможных методов исследования, они выдают ее чуть

21

ли не за единственный метод. Не удивительно, что при таком подходе сама научная теория начинает отождествляться с ее гипотетико-дедуктивной моделью. Что же касается интерпретации теории, ее связи с данными опыта и наблюдения, то она считалась чем-то маловажным и, во всяком случае, вторичным по отношению к формальной структуре самой теории. Здесь явно чувствуется влияние на ранних позитивистов формалистического метода, провозглашенного в математике Гильбертом и его школой. Разумеется, для ограниченных, чисто логических, целей можно рассматривать математические теории независимо от какой-либо интерпретации, как лишенные всякого содержания знаковые системы. В рамках математики вполне допустимо искать интерпретацию после того, как будет дана определенная система аксиом.

Совершенно иначе обстоит дело в естествознании, в частности в физике. Даже если взять такую сравнительно легко поддающуюся аксиоматизации теорию, как геометрическая оптика, то и здесь нельзя рассматривать интерпретацию после аксиоматизации или считать ее второстепенной для понимания теории. Тем более, конечно, нельзя аксиоматическую систему отождествлять с самой геометрической оптикой. Если лишить физическую теорию физического содержания, то в результате она перестанет быть частью физики и превратится в часть математики. Но именно такой подход был характерен для логических позитивистов 30-х годов, которые не только отрывали интерпретацию от логической структуры теории, но и считали последнюю подлинной сущностью теории. Тайкой подход к пониманию научной теории не мог не вызвать резкой критики как со стороны ученых, в том числе таких видных, как Эйнштейн, так и многих представителей антипозитивизма в философии науки. Под влиянием этой критики лидеры неопозитивизма Карнап, Гемпель и Фейгль существенным образом пересматривают свои позиции. В настоящей книге Карнап уже не сводит исследование научной теории к чисто формальному, или синтаксическому, анализу теории, а считает необходимым рассматривать и проблемы ее интерпретации. Другими словами, в качестве необходимого компонента логического анализа он включает и семантический анализ.

22

Сама научная теория теперь рассматривается им как совокупность теоретических постулатов, объединенных с правилами соответствия, которые связывают теоретические термины с терминами наблюдения (стр. 327). Система постулатов в физике, пишет он, не может быть, как математическая теория, совершенно изолирована от мира. «Ее аксиоматические термины — «электрон», «поле» и т. п. — должны быть интерпретированы с помощью правил соответствия, которые связывают эти термины с наблюдаемыми явлениями» (стр. 317).

В главе 24 Карнап на конкретных примерах физических теорий подробно объясняет, как эти правила связывают ненаблюдаемые, теоретические объекты и величины с величинами наблюдаемыми и измеряемыми. Так, например, правило о «пропорциональности средней кинетической энергии молекул газа его температуре» делает возможным установление связи между терминами молекулярно-кинетической теории и данными наблюдения. Правила соответствия необходимы, следовательно, для вывода эмпирических законов из теоретических. Этот вопрос подробно обсуждается в главе 25. Хотя научная теория по-прежнему истолковывается Карнапом в виде аксиоматической или, точнее, гипотетико-дедук-тивной системы, но теперь особо подчеркивается ее связь с миром наблюдений, так что сама интерпретация теории входит в понятие теории.

Значительные изменения были внесены Карнапом и другими лидерами логического позитивизма и в решение проблемы соотношения теоретического и эмпирического уровней познания. Если участники Венского кружка считали возможным принципиальное сведение, или редукцию, теоретических терминов к терминам наблюдения, то впоследствии они отказались от этой идеи. В своей статье «Методологический характер теоретических понятий» (1956) 1 Карнап вынужден был признать, что прежнее требование о необходимости сведения всех теоретических терминов к терминам языка наблюдения оказалось слишком сильным. Поэтому при изложении это-

1. R. Саrnаp, The Methodological Character of Theoretical Concepts, в: «Minnesota Studies in the Philosophy of Science», 1956, vol. I.

23

го вопроса в настоящей книге он говорит об эмпирической интерпретации только некоторых терминов теоретического языка. Он специально подчеркивает, что множество правил соответствия, связывающих теоретические термины с терминами наблюдения, не дает средств для определения теоретических терминов (стр. 312).

Изменились взгляды Карнапа и по вопросу о критерии значения утверждений научной теории. В 20-е годы вместе с большинством участников Венского кружка он принимал критерий значения, выдвинутый основателем этого кружка М. Шликом. По мнению Шлика, фактическое значение эмпирического утверждения состоит в «методе его верификации». Однако никакая окончательная верификация эмпирических утверждений невозможна по той простой причине, что опыт, который используется для этого, никогда не является окончательным. Многие критики, среди которых особенно выделялся К. Поппер, указывали на неудовлетворительность верификации как критерия значения. Поэтому Карнап уже в конце 20-х годов начинает чаще обращаться к критерию испытания или проверки, который позднее он подробно изложил в статье «Проверяемость и значение» (1936) 1. Дальнейшее развитие эти вопросы получили в его исследованиях по семантике, и в частности в книге «Значение и необходимость» (1956) 2.

Такая заметная эволюция взглядов Карнапа и других лидеров логического позитивизма в зарубежной литературе по философии науки нередко расценивается как отход от позитивизма вообще. Так, например, видный представитель антипозитивистского направления проф. Н. Хэнсон в своей интересной статье «Логический позитивизм и интерпретация научных теорий» 3, подробно сравнивая взгляды Карнапа, Гемпеля и Фейгля в начале 30-х годов с их взглядами в конце 60-х годов, приходит к выводу, что эти взгляды сильно изменились. «Прокру-

1. R. Саrnар, Testability and Meaning, в: «Philosophy of Science», vol. 3, № 4, 1936.

2. P. Карнап, Значение и необходимость, М., ИЛ, 1959.

3. N. R. Hansоn, Logical positivism and the interpretation scientific theories, в: «The legasy of logical positivism. Studies in the philosophy of science», The Johns Hopkins press, Baltimore, 1969.

24

стова узость и простота первоначальной доктрины (логического позитивизма.— Лег.) должна, однако, быть отделена от того, что говорят в 1967 году Рудольф Карнап, Герберт Фейгль и Карл Гемпель. Эти люди не являются больше позитивистами» 1 .

Никто, разумеется, не поставит знак равенства между логическим позитивизмом 30-х и конца 60-х годов. Прав поэтому Хэнсон, когда требует различать взгляды, которых сейчас придерживается Карнап и другие лидеры логического позитивизма. Нельзя, однако, согласиться с тем, что эти люди перестали быть позитивистами, а позитивизм перестал существовать как философское направление. В той же самой книге, где напечатана статья Хэнсона, другие авторы указывают на то, что позитивистский подход к научным теориям имеет еще широкое распространение. «Хотя многие следствия позитивизма относительно научных теорий были отвергнуты,— отмечает редактор британского журнала по философии науки М. Хессе, — некоторые из предпосылок, которые приводят к этим проблемам, остаются в принципе теми же самыми при дедуктивистском подходе и все еще приводят к парадоксальным следствиям» 2.

Читатель может встретиться с позитивистскими установками Карнапа на многих страницах его книги. При анализе научных теорий его позитивизм ярко выступает в главе 26, где он пытается избежать трудного, по его квалификации, метафизического вопроса о природе теоретических терминов с помощью предложений Рамсея. Рамсей просто заменяет такие теоретические термины переменными с соответствующими кванторами существования, в результате чего эти термины в его предложениях исчезают. Но такая процедура, хотя и дает возможность четко охарактеризовать полное содержание эмпирических результатов теории, не может дать ответа на вопрос о природе теоретических объектов, таких, как «электрон», «электромагнитное поле» и т. п. Ведь задача теории отнюдь не сводится к тому, чтобы только точно фиксировать результаты наблюдений, но прежде

1. Там же, стр. 84.

2. Мarу В. Неsse, Positivism and the logic of scientific theories, в: «The legasy of logical positivism...», p. 87,

25

всего объяснить их. Конечно, при таком объяснении нельзя избежать такого неудобного для позитивистов вопроса: как относится теория к той области реальной действительности, отражением которой она является?

Сравнивая в своей книге взгляды инструменталистов и прагматистов, считающих теоретические термины только удобными символами, со взглядами реалистов, рассматривающих их как отражение действительности, Карнап сводит все различие между ними к выбору подходящего языка. «Конфликт между двумя подходами, в сущности, является лингвистическим. Весь вопрос в том, какой способ речи предпочитают при данной совокупности обстоятельств. Сказать, что теория есть надежный инструмент, то есть утверждать, что предсказания наблюдаемых событий... будут подтверждаться на опыте, в сущности, означает то же самое, что теория истинна, а теоретические, ненаблюдаемые объекты говорят о существующем» (стр. 339). Непонятно, однако, как можно делать надежные предсказания, если термины теории рассматриваются только как удобные символы, а теоретические постулаты принимаются не в качестве истинных, а только полезных утверждений.

Карнап пытается, таким образом, примирить здесь идеализм с материализмом, занять по отношению к ним нейтральную позицию. Такой подход вполне соответствует его старым взглядам, сформировавшимся еще в Венском кружке, который «отверг и тезис о реальности внешнего мира, и тезис о его нереальности как псевдоутверждения» 1. Однако такая претензия на нейтральную позицию в философии оказывается явно беспочвенной, и в этом отношении Карнап разделяет судьбу всех позитивистов. В «Материализме и эмпириокритицизме» В. И. Ленин на примере Маха убедительно показал, что позитивисты вовсе не преодолевают различий между материализмом и идеализмом, а часто эклектически совмещают в своих воззрениях элементы материализма с идеализмом. Поэтому он и характеризует позитивизм как партию середины в философии» 2.

1. Р. Карнап, Значение и необходимость, стр. 312.

2. См.: В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 18, стр. 361.

26

ПРОБЛЕМА

АНАЛИТИЧЕСКИХ И СИНТЕТИЧЕСКИХ ИСТИН

И ВОПРОС О ПРИРОДЕ ЛОГИКИ И МАТЕМАТИКИ

Вопрос о делении истин на аналитические и синтетические имеет глубокие корни в истории философии. В философии нового времени он отчетливо был выдвинут Кантом. В настоящее время за рубежом вокруг этой проблемы ^ведутся острые дискуссии между представителями различных направлений.

В связи с созданием формализованных, искусственных языков науки стало возможным более четко поставить вопрос о различии между аналитическими и синтетическими утверждениями и выдвинуть критерии для распознавания аналитических утверждений. Эти вопросы Карнап подробно обсуждает в главах 27 и 28, а также частично в главе 18, когда разбирает кантовские синтетические априорные суждения.

К аналитическим истинам Карнап относит прежде всего логические и математические утверждения (принципы и теоремы). Утверждение будет логически истинным, если оно истинно благодаря своей форме и значению логических терминов, которые входят в него (стр. 342). Под влиянием критики известного логика Куайна Карнап вынужден был включить сюда аналитические утверждения в более широком смысле, а именно утверждения истинные благодаря знанию тех дескриптивных (описательных) терминов, которые встречаются в нем. Так, например, предложение «ни один холостяк не является женатым» будет аналитическим утверждением, так как его истинность зависит исключительно от значения встречающихся в нем терминов и не требует никакого дополнительного исследования. Всякий человек, знакомый с языком, сразу же убедится в этом.

В противоположность этому для установления истинности синтетического утверждения необходимо провести специальное исследование, которое даст возможность убедиться в его истинности. С этой точки зрения большинство утверждений естествознания и опытных наук относится к синтетическим истинам. Но поскольку в таких науках используется также логика, то наряду с синтетическими утверждениями здесь всегда имеются и утверждения аналитические.

27

Карнап правильно указывает, что различие между аналитическими и синтетическими утверждениями нельзя считать абсолютным. На конкретных примерах он иллюстрирует, что аналитический и синтетический характер утверждений часто связан с контекстом речи и даже с ее подтекстом. В точном смысле слова строгое различие между аналитическими и синтетическими истинами может быть установлено только в рамках формализованных языков науки с помощью так называемых А-постулатов (постулатов аналитичности). Правда, вопрос об установлении аналитических утверждений в теоретическом языке вызывает, еще дискуссии, но, по мнению Карнапа, он может быть в конечном счете решен.

Однако когда он переходит к онтологической характеристике сущности аналитические утверждений, то много раз настойчиво подчеркивает, что они не выражают никакой информации и ничего не говорят нам о природе мира. Такой подход, довольно распространенный в современной буржуазной философии, не выдерживает, однако, серьезной научной критики. Обратимся к логическим принципам, правилам и законам как наиболее бесспорным аналитическим истинам. Если эти утверждения истинны только благодаря своей логической форме, то эта форма должна отражать некоторые, правда весьма общие, черты реального мира. Так, например, логический закон тождества «Л есть Л» выражает тот довольно обычный факт, что в определенных границах вещи и явления остаются постоянными. Чтобы наши рассуждения правильно отражали реальный мир, то есть были бы истинными, мы должны учитывать это обстоятельство. То же самое можно сказать о других законах логики. Конечно, эти законы перестают действовать, когда приходится обращаться к развивающимся предметам и явлениям окружающего мира, где на сцену выступают уже законы диалектики. Но в определенных, четко ограниченных рамках законы логики правильно отображают некоторые весьма общие свойства и отношения реального мира. Собственно, только поэтому они и могут применяться в науке и повседневной жизни, только поэтому они являются необходимыми, хотя и недостаточными условиями достижения истины. Эта их недостаточность связана с тем, что для истинного познания конкретных явлений и процессов мало одного знани

27

логики. Для этого требуется, чтобы наши суждения правильно отображали специфические свойства и отношения исследуемых конкретных явлений и предметов. Правильность этого отображения проверяется наблюдениями и экспериментами, а в общем случае — человеческой практикой в самом широком значении этого слова.

Разумеется, нет необходимости проверять на опыте законы и принципы логики, как и многие исходные положения математики. В этом отношении логические и математические утверждения существенно отличаются от утверждений опытных наук, где для установления истинности наших утверждений постоянно приходится обращаться к наблюдениям и эксперименту. Вот почему разделение утверждений науки на аналитические и синтетические не только вполне правомерно, но в ряде случаев просто совершенно необходимо.

Однако целиком ошибочно мнение Карнапа о том, что будто бы «утверждения логики и математики не говорят нам ничего о мире» (стр. 49), что «математическая геометрия априорна» (стр. 249), а в целом вся математическая теория «совершенно изолирована от мира» (стр. 317). Все дело в том, что эти утверждения говорят лишь о весьма общих свойствах и отношениях реального мира, а в установлении их истинности наше познание опирается на весь предшествующий многовековой опыт, а точнее, практику человечества. «...Практика человека,— указывает по этому поводу В. И. Ленин, — миллиарды раз повторяясь, закрепляется в сознании человека фигурами логики. Фигуры эти имеют прочность предрассудка, аксиоматический характер именно (и только) в силу этого миллиардного повторения» 1. Индивидуальный опыт человека благодаря общественной практике опосредствуется всей предшествующей практикой человечества. Поэтому, отмечает Ф. Энгельс, «теперь уже не считается необходимым, чтобы каждый отдельный индивид лично испытал все на своем опыте; его индивидуальный опыт может быть до известной степени заменен результатами опыта его предков» 2. Излагая в главе 18 взгляды Канта, Карнап совершенно справедливо отмечает, что «в генетическом смысле все человече-

1. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 29, стр. 198.

2. Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, М., Госполитиздат, 1953, стр. 350.

28

ское знание зависит от опыта. Без опыта не может быть, очевидно, никакого знания вообще» (стр. 242). Однако это правильное утверждение не нашло отражения в характеристике аналитических утверждений. Как и другие позитивисты, Карнап такую связь с опытом относит к психологии, а не к логике и философии науки.

В свете высказанных замечаний нетрудно будет понять подход Карнапа к математике. «Еще в Венском кружке, — замечает он, — мы пришли к концепции, что все правильные утверждения математики являются аналитическими» 1. А поскольку все аналитические утверждения он считает априорными, то и вся чистая математика объявляется им априорной наукой. Правда, в главе 18 он указывает, что, если положениям геометрии дать соответствующую интерпретацию, например физическую, тогда можно будет говорить об истинности ее утверждений и, следовательно, о связи с реальным миром. Но тогда сама геометрия станет частью физики. Чистая же, или математическая, геометрия остается у него априорной логической схемой, никак не связанной с реальным миром. Непонятно тогда, как эти схемы оказываются применимыми для изучения свойств и отношений этого мира.

Серьезные возражения вызывает также идея о сведении математики к логике, заимствованная Карнапом у Фреге. «Я усвоил от Фреге, — отвечает он, — что все математические понятия могут быть определены на основе понятий логики, а теоремы математики могут быть выведены из принципов логики. Таким образом, истины математики являются аналитическими в общем смысле истин, основанных только на одной логике» 2. Эту точку зрения, которую обычно характеризуют как логицисти-ческую, Карнап защищал еще в 1930 году на известном симпозиуме в Кенигсберге 3. Она нашла свое выражение и в настоящей книге, хотя против нее и выдвигаются серьезные возражения, о которых говорится в комментариях переводчика.

1. R. Сагnap, Intellectual Autobiography, в: «The Philosophy of Rudolf Carnap», La Saale, Illinois, 1963, p. 46.

2. Там же.

3. R. Carnap, Die logizistische Grundlegung der Mathematik, «Erkenntnis», Bd. 3, Heft 2/3, S. 91-105.

30

ПРОБЛЕМА ВЕРОЯТНОСТИ И ЗАКОНОВ ПРИРОДЫ

Вопрос о законах природы, их познании и проверке теснейшим образом связан с анализом проблемы вероятности. На первый взгляд кажется, что вероятность входит только в статистические законы, которые дают не достоверные, а только вероятностные предсказания. В действительности же любой процесс установления закона, динамического или статистического типа, предполагает обращение к понятию вероятности.

В главе 2 своей книги Карнап убедительно показывает, что даже установление простейших эмпирических законов невозможно без использования понятия вероятности. В самвм деле, любой закон вначале выдвигается в качестве гипотезы. Эта гипотеза логически не вытекает из результатов наблюдения и эксперимента. Эмпирические данные могут лишь с той или иной степенью вероятности свидетельствовать об истинности гипотезы, то есть они в какой-то мере подтверждают ее, но не доказывают полностью. Классическая индуктивная логика разработала ряд правил для установления законов (таблицы Бэкона, каноны Милля). Но с помощью этих правил можно устанавливать лишь простейшие эмпирические обобщения. К тому же нельзя гарантировать того, что эти обобщения будут непременно истинными, как на это надеялись сторонники классической теории индукции. Открытие нового научного закона представляет весьма сложный процесс, где немалую роль играют интуиция и исследовательский опыт ученого. Логика не может научить открывать законы, так же как она не может научить безошибочно, правильно мыслить, но она может помочь проверить правильность результатов нашего мышления, оценить степень правдоподобия наших гипотез.

Всякий закон обычно проходит стадию гипотезы. Именно здесь и оказывается необходимым понятие вероятности для оценки того, насколько гипотеза подтверждается эмпирическими данными. Однако это понятие вероятности по своей природе существенно отличается от того понятия, с которым имеет дело статистика. Поэтому в отличие от статистической ее обычно называют либо логической, либо индуктивной вероятностью. По

31

следнее название ясно показывает, что такая вероятность связана с индуктивными рассуждениями, где в отличие от дедукции заключение логически не следует из посылок. Посылки лишь обеспечивают ту или иную степень вероятности заключения.

Участники Венского кружка вначале склонялись к тому, чтобы считать допустимым в науке использование только статистического понятия вероятности, которое они определяли через относительную частоту массовых событий. Это, во-первых, гармонировало с их эмпирической установкой, согласно которой всякое теоретическое понятие должно быть сведено к эмпирически наблюдаемым процедурам. Во-вторых, логическое понятие вероятности практически оставалось неизвестным. Труд одного из пионеров логической концепции вероятности — британского экономиста Джона Мейнарда Кейнса — был опубликован только в 1921 году и не оказал заметного влияния на ученых.

Заслуга Карнапа состоит в том, что он одним из первых систематически разработал это понятие, подчеркнув, что оно является базисным понятием индуктивной логики. По аналогии с дедуктивной логикой он рассматривает как часть логической семантики и индуктивную логику, которую он определяет как теорию частичной логической импликации. В общих чертах Карнап рассматривает вопрос о логической вероятности и индуктивной логике в главе 3 книги. Более подробно эти взгляды были развиты им в его большой монографии «Логические основания вероятности» (1950) 1. Защищая и разрабатывая концепцию логической вероятности, Карнап в то же время не отрицает правомерности существования частотной или статистической вероятности, как это делал, например, один из его предшественников — английский геофизик Г. Джеффрис. Конечно, с чисто формальной точки зрения его концепция отличается и от концепции Джеффриса, и тем более Кейнса. В то время как последние прибегают к аксиоматическому определению индуктивной вероятности, Карнап строит свою систему на семантическом определении вероятности как степени подтверждения одного высказывания другим (или другими).

1. R. Саrnар, Logical Foundations of Probability, Chicago, 1950.

32

Как увидит читатель, Карнап даже считает возможным построение такой системы индуктивной логики, в которой можно было бы сравнить гипотезы не только в чисто топологических терминах (то есть в терминах «больше», «меньше» или «равно»), но и количественным способом, то есть выражать степени подтверждения гипотез числом. Правда, такая идея, в сущности, представляет еще программу, поскольку система, построенная Карнапом, подходит только для крайне ограниченных целей. Достаточно сказать, что на языке такой индуктивной логики нельзя выразить даже простейших соотношений элементарной физики.

Подчеркивая важную роль понятия вероятности для анализа законов природы, Карнап в отличие, например, от Рейхенбаха и других своих единомышленников не считает возможным говорить о замене понятия истинности закона его вероятностью. Эти категории выражают разные стороны взаимоотношения законов науки с реальным миром. В то время как истина характеризует правильность отображения в теории действительности, вероятность (в частности, логическая) определяет степень правильности этого отображения.

Наконец, нельзя не отметить и того, что в книге Карнапа явно признается относительность различия между эмпирическими и теоретическими законами, так же как между теоретическими и наблюдательными терминами. По контексту изложения видно, что такое различие диктуется прежде всего практическими требованиями и, следовательно, здесь практика выступает в виде наиболее эффективного критерия. В этом также проявляется отход Карнапа от традиционных позитивистских установок. На примере Карнапа мы убеждаемся, таким образом, в том, как логика развития самой науки заставляет буржуазных ученых отказываться от чуждых подлинной науке идеалистических и метафизических установок.

Эволюция взглядов одного из ведущих лидеров логического позитивизма наглядно демонстрирует также беспочвенность попыток философского обоснования науки с позиций позитивизма,

И. Б. Новик, Г. И. Рузавин

33

Источник:
Карнап Р. Философские основания физики.Введение в философию науки.- М.: Прогресс, 1971.-390с.- С.5-32.