470________________КНИГА II. УЧЕНИЕ О СУЩНОСТИ________________
различенное внутри себя так, что эти многообразные определения рефлектированы в себя и непосредственно самостоятельны. А тождество рефлексии обнаружило себя через свое движение как такое тождество, которое имеет своей истиной эту рефлексию в свое иное. — Равным образом и части как безразличные к единству целого — это лишь несоотнесенное многообразное, иное внутри себя, которое, как таковое, есть иное самого себя и лишь то, что снимает себя. — Это соотношение-с-собой каждой из обеих сторон есть ее самостоятельность; но эта ее самостоятельность, которую каждая имеет порознь, есть скорее отрицание ее самой. Поэтому каждая сторона самостоятельна не в самой себе, а в другой; эта другая сторона, составляющая устойчивость, есть ее предположенная непосредственность, которая должна быть первым и ее началом; но это первое каждой из сторон само есть лишь нечто такое, что не есть первое, а имеет свое начало в ином.
Истина отношения состоит, следовательно, в опосредствовании; его сущность — это отрицательное единство, в котором сняты и рефлектированная, и сущая непосредственность. Отношение — это противоречие, возвращающееся в свое основание, в единство, которое как возвращающееся есть рефлектированное единство, но, поскольку это единство положено самим собой также как снятое, оно соотносится с самим собой отрицательно, снимает себя и делается сущей непосредственностью. Но это его отрицательное соотношение [с самим собой ], поскольку оно нечто первое и непосредственное, опосредствовано лишь своим иным и точно так же есть нечто положенное. Это иное — сущая непосредственность — равным образом дана лишь как снятая; ее самостоятельность есть нечто первое, но лишь для того, чтобы исчезнуть, и обладает положенным и опосредствованным наличным бытием.
В этом определении отношение уже не отношение между целым и частями; непосредственность, которую имели его стороны, перешла в положенность и опосредствование; каждая сторона, поскольку она непосредственна, положена как снимающая себя и переходящая в другую, а поскольку сама она отрицательное соотношение [с собой], она положена так, что в то же время обусловлена другой стороной как своим положительным; равно как ее непосредственный переход также есть нечто опосредствованное, а именно снятие, полагаемое другой стороной. — Таким образом отношение между целым и частями перешло в отношение между силой и ее проявлением.
Примечание [Бесконечная делимость]
Выше, разбирая понятие количества, мы рассмотрели антиномию бесконечной делимости материи. Количество — это единство непрерывности и дискретности; оно содержит в само-
раздел 2. ЯВЛЕНИЕ 471
стоятельном «одном» его слитость с другими «одними», а в этом непрерывно продолжающемся тождестве с собой содержит также отрицание этого тождества. Когда непосредственное соотношение этих моментов количества выражено в виде существенного отношения между целым и частями — количественное «одно» [выражено] как часть, а его непрерывность как целое, сложенное из частей, — тогда антиномия состоит в противоречии, имевшем место в отношении между целым и частями и разрешенном там. — А именно, целое и части столь же существенно соотнесены друг с другом и составляют лишь одно тождество, сколь и безразличны друг к другу и обладают самостоятельной устойчивостью. Отношение составляет поэтому следующую антиномию: один момент, освобождаясь от другого момента, непосредственно влечет его за собой.
Следовательно, если определить существующее как целое, то оно имеет части, а части составляют его устойчивость; единство целого — это лишь положенное соотношение, внешнее сложение, не касающееся самостоятельно существующего. Поскольку же самостоятельно существующее есть часть, оно не целое, не сложенное, стало быть, есть простое. Но так как соотношение с целым внешне ему, то это соотношение его не касается; самостоятельное, стало быть, и в себе не есть часть, ибо оно часть лишь благодаря указанному соотношению. Но, не будучи частью, оно целое, ибо [здесь ] имеется лишь это отношение между целым и частями, и то, что самостоятельно, есть одно из этих двух. Будучи же целым, оно опять-таки сложено; оно опять состоит из частей и так далее до бесконечности. — Эта бесконечность состоит не в чем ином, как в постоянном чередовании обоих определений отношения, в каждом из которых непосредственно возникает другое, так что положенность каждого из них есть исчезновение его самого. Если определить материю как целое, то она состоит из частей, а в этих частях целое становится несущественным соотношением и исчезает. Но и часть, взятая таким образом отдельно, также есть не часть, а целое. — Антиномию этого умозаключения можно совершенно сжато выразить, собственно говоря, следующим образом: так как целое не самостоятельно, то часть самостоятельна; но так как она самостоятельна лишь без целого, то она самостоятельна не как часть, а, наоборот, как целое. Бесконечность прогресса возникает здесь из-за неспособности связать обе мысли, содержащиеся в этом опосредствовании, а именно что каждое из этих двух определений благодаря своей самостоятельности и обособлению от Другого определения переходит в несамостоятельность и в другое определение.
472_______________КНИГА II. УЧЕНИЕ О СУЩНОСТИ________________
В. ОТНОШЕНИЕ МЕЖДУ СИЛОЙ И ЕЕ ОБНАРУЖЕНИЕМ 18 (DAS VERHALTNIS DER KRAFT UND IHRER AUSSERUNG)
Сила — это отрицательное единство, в которое разрешилось противоречие между целым и частями, истина указанного первого отношения. Целое и части — это лишенное мысли отношение, на которое представление наталкивается прежде всего; или, взятое объективно, это отношение есть мертвый, механический агрегат, который хотя и имеет определения формы, благодаря чему многообразие его самостоятельной материи соотносится [с собой] в единстве, однако это единство остается внешним для многообразия. — Отношение же силы — это высший возврат к себе, в котором единство целого, составлявшее соотношение [с собой] самостоятельного инобытия, перестает быть чем-то внешним для этого многообразия и безразличным к нему.
Существенное отношение определилось теперь так, что непосредственная и рефлектированная самостоятельность положены в нем 19 как снятые или как моменты, которые в предыдущем отношении были устойчивыми (bestehende) для себя сторонами или полюсами. Это означает, во-первых, что рефлектированное единство и его непосредственное наличное бытие, поскольку оба суть первые и непосредственные, снимают себя в себе самих и переходят в свое иное; рефлектированное единство, [т. е. ] сила, переходит в свое проявление, а внешнее (Auperliche) — это нечто исчезающее, возвращающееся в силу как в свое основание и дано лишь как носимое этой силой и полагаемое ею. Во-вторых, этот переход есть не только становление и исчезновение, но и отрицательное соотношение с собой, иначе говоря, то, что изменяет свое определение, в то же время рефлектировано в этом переходе в себя и сохраняет себя; движение силы — это не столько переход, сколько то, что она сама себя переиначивает (iiber setzt) и в этом положенном ею самой изменении остается тем, что она есть. — В-третьих, это рефлектированное, соотносящееся с собой единство само также снято и есть момент; оно опосредствовано своим иным и имеет это иное [своим] условием; отрицательное соотношение этого единства с собой как первое и как начало движения своего спонтанного (aus sich) перехода точно так же имеет предпосылку, которой оно побуждается (sollizitiert), и нечто иное, с чего оно начинает.
а) Обусловленность силы (Das Bedingtsein der Kraft)
Рассматриваемая в своих ближайших определениях, сила, во-первых, имеет в самой себе момент сущей непосредственности; сама же она определена как отрицательное единство. Но это единство в определении непосредственного бытия есть существующее нечто. Это нечто, будучи отрицательным единством как
то, что непосредственно, являет себя как первое; сила же, так как она то, что рефлектировано, являет себя как положенность и потому как принадлежащая к существующей вещи или к материи. Это не означает, что сила есть форма этой вещи и что вещь определена ею, а означает, что вещь как нечто непосредственное безразлична к ней. — Со стороны этого определения в вещи нет никакого основания для того, чтобы обладать какой-то силой; напротив, сила как сторона положенности по существу своему имеет своей предпосылкой вещь. Поэтому, когда спрашивают, каким образом вещь или материя приходит к тому, чтобы обладать силой, предполагают, что сила внешне связана с вещью или материей и втиснута в нее какой-то посторонней мощью (Gewalt).
Как такое непосредственное устойчивое наличие сила есть вообще спокойная определенность вещи, не нечто проявляющееся, а непосредственно внешнее. Так, силу обозначают также как материю, и вместо магнетической, электрической и т. д. сил признают магнетическую, электрическую и т. д. материи или вместо пресловутой силы притяжения — тонкий эфир, связывающий всё. — Именно в материях растворяется недеятельное, лишенное силы отрицательное единство вещи, а они были рассмотрены выше.
Но сила заключает в себе непосредственное существование как момент, как нечто такое, что хотя и есть условие, но преходит и снимает себя, следовательно, [заключает в себе] не как существующую вещь. Сила есть, далее, не отрицание как определенность, а отрицательное единство, рефлектирующее себя в себя. Таким образом, вещь, которой должна была быть присуща сила, уже не имеет здесь никакого значения; сама сила есть скорее полагание внешности (Auperlichkeit) 20, являющей себя как существование. Следовательно, она также не просто определенная материя; такая самостоятельность давно перешла в положенность и в явление.
Во-вторых, сила — это единство рефлектированной и непосредственной устойчивости, другими словами, единства формы и внешней самостоятельности. Она и то и другое в «одном»; она соприкосновение таких [определений], из которых одно имеется, если нет другого; она тождественная с собой положительная Рефлексия и подвергшаяся отрицанию рефлексия. Таким образом, сила — это противоречие, отталкивающее себя от самого себя; она деятельна; иначе говоря, она соотносящееся с собой отрицательное единство, в котором рефлектированная непосредственность или существенное внутри-себя-бытие положено как то, что есть лишь снятое или момент, и, стало быть, поскольку оно отличается от непосредственного существования, переходит в него. Следовательно, сила как определение рефлектированного единства Целого положена как то, что само из себя становится существующим внешним многообразием.
474 _____________КНИГА II. УЧЕНИЕ О СУЩНОСТИ_______________
Но в-третьих, сила — это еще только в-себе-сущая и непосредственная деятельность; она рефлектированное единство и столь же существенно отрицание его; отличаясь от этого отрицания, но лишь как тождество самой себя и своего отрицания, она по существу своему соотнесена со своим отрицанием как с внешней ей непосредственностью и имеет эту непосредственность предпосылкой и условием.
Предпосылка же эта не есть вещь, противостоящая силе; такая безразличная самостоятельность снята в силе; как условие силы вещь есть какое-то другое для нее самостоятельное. Но так как это самостоятельное не есть вещь, а самостоятельная непосредственность определила себя здесь в то же время как отрицательное единство, соотносящееся с самим собой, то оно само есть сила. — Деятельность силы обусловлена самой собой как тем, что есть иное для себя, обусловлена силой.
Сила, таким образом, — это отношение, в котором каждая сторона есть то же, что и другая сторона. Именно силы находятся в отношении между собой, и притом соотносятся друг с другом существенным образом. — Далее, сначала они лишь разные вообще; единство их отношения — это еще только внутреннее, в себе сущее единство. Таким образом, обусловленность некоторой другой силой есть в себе действие (Tun) самой силы, иначе говоря, она поэтому лишь пред-полагающее действие, лишь отрицательно соотносящееся с собой; эта другая сила еще находится по ту сторону своей полагающей деятельности, а именно по ту сторону рефлексии, непосредственно возвращающейся в себя в процессе своего определения.
b) Побуждение силы (Die Sollizitation der Kraft)
Сила обусловлена, так как содержащийся в ней момент непосредственного существования дан лишь как нечто положенное; но так как он в то же время непосредствен, то он нечто предположенное, в чем сила подвергает самое себя отрицанию. Имеющаяся для силы внешность есть поэтому сама ее собственная пред-полагающая деятельность, которая положена прежде всего как другая сила.
Далее, это предполагание взаимное. Каждая из обеих сил содержит рефлектированное в себя единство как снятое и потому есть предполагающая сила; она полагает самое себя как внешнюю силу; этот момент внешности есть ее собственный момент; но так как она есть также рефлектированное в себя единство, то она полагает в то же время это свое внешнее не в самой себе, а как другую силу.
Но внешнее, как таковое, — это само себя снимающее; кроме того, рефлектирующая себя в себе деятельность по существу своему соотнесена с тем внешним как с чем-то иным для нее,
но точно так же и как с чем-то в себе ничтожным и тождественным с ней. Так как пред-полагающая деятельность есть также рефлексия в себя, то она есть снятие этого своего отрицания, и она полагает его как самое себя или как свое внешнее. Так, сила, будучи обусловливающей, есть толчок (Anstop) для другой силы, которая со своей стороны действует против толчка. Дело обстоит не так, чтобы она пассивно определялась и тем самым в нее привходило нечто иное: нет, толчок лишь побуждает (sollizitiert) ее. Она в самой себе своя отрицательность; отталкивание себя от себя есть ее собственное полагание. Ее действие состоит, следовательно, в снятии того, что этот толчок есть нечто внешнее; она делает его просто толчком и полагает его как собственное отталкивание (Abstopen) себя самой от себя, как свое собственное обнаружение (Auperung).
Следовательно, обнаруживающаяся сила — это то же, что сначала было лишь пред-полагающей деятельностью, а именно то, что делает себя внешним; но сила как выражающаяся есть в то же время деятельность, подвергающая отрицанию внешность и полагающая ее как то, что ей присуще (als Ihrige). Если мы в этом рассуждении начинаем с силы как отрицательного единства самой себя и тем самым как пред-полагающей рефлексии, то это то же самое, как если бы мы начинали рассмотрение обнаружения силы с побуждающего толчка. Сила, таким образом, в своем понятии определена сначала как снимающее себя тождество, а в своей реальности одна из обеих сил определена как побуждающая, а другая — как побуждаемая. Но понятие силы — это вообще тождество полагающей и предполагающей рефлексии, или рефлектированного и непосредственного единства, и каждое из этих определений есть просто лишь момент внутри единства и тем самым опосредствовано другими. Но точно так же в обеих находящихся во взаимоотношении силах нет определения, которая из них побуждающая сила и которая побуждаемая, или, вернее, каждой из этих сил одинаково присущи оба определения формы. Но это тождество есть не только внешнее тождество сравнения, но и существенное их единство.
А именно, одна сила вначале определена как побуждающая (sollizitierende), а другая — как побуждаемая (sollizitiertwerdende); эти определения формы являют себя, таким образом, как непосредственные различия этих двух сил, имеющиеся в себе. Но они по своему существу опосредствованы. Одна сила побуждается; этот толчок есть определение, положенное в нее извне. Но сила сама есть то, что предполагает; она по существу своему рефлектирует себя в себя и снимает то, что толчок есть внешнее. То, что она побуждается, есть поэтому ее собственное действие, иначе говоря, ею самой определено, что другая сила есть вообще другая и побуждающая сила. Побуждающая сила соотносится со своей другой силой отрицательно, так что она снимает ее внешность; потому она
476________________КНИГА II. УЧЕНИЕ О СУЩНОСТИ_____________
полагающая сила; но она такова лишь при предположении, что она имеет перед собой другую силу, т. е. она сама побуждающая сила лишь постольку, поскольку она имеет внешность в себе самой и стало быть, поскольку ее побуждают. Иначе говоря, она побуждающая сила лишь постольку, поскольку она побуждается к тому, чтобы быть побуждающей. Тем самым первая сила, наоборот, побуждается лишь постольку, поскольку она сама побуждает другую к тому, чтобы побуждать ее, т. е. первую. Каждая из обеих сил получает, следовательно, толчок от другой; но толчок, который она дает как деятельная сила, состоит в том, что она получает толчок от другой силы; толчок, который она получает, вызван ею же самой. Вот почему то и другое, даваемый и получаемый толчок, или деятельное проявление и пассивная внешность, не есть нечто непосредственное, а опосредствовано, и притом каждая из этих двух сил тем самым сама есть та определенность, которую другая сила имеет относительно ее, опосредствована другой силой, и это опосредствующее иное есть опять-таки ее собственное определяющее полагание.
Таким образом, то, что силе дается толчок другой силой, что в этом смысле ее поведение пассивно, но что, с другой стороны, она переходит от этой пассивности к активности, — это означает возвращение силы в самое себя. Она обнаруживает себя (aupert sich). Обнаружение (Aufterung) — это реакция в том смысле, что она полагает внешность как свой собственный момент и тем самым снимает то, что она была побуждена другой силой. Вот почему то и другое — обнаружение силы, благодаря которому она своей отрицательной деятельностью, направленной на самое себя, сообщает себе наличное бытие-для-иного, и бесконечное возвращение в этой внешности к самой себе, так что она этим соотносится лишь с собой, — есть одно и то же. Предполагающая рефлексия, к которой относятся обусловленность и толчок, есть поэтому непосредственно также и возвращающаяся в себя рефлексия, и деятельность есть по существу своему реакция, направленная против себя. Само полагание толчка или внешнего есть снятие его, и, наоборот, снятие толчка есть полагание внешности.
с) Бесконечность силы (Die Unendlichkeit der Kraft)
Сила конечна, поскольку ее моменты еще имеют форму непосредственности; ее пред-полагающая и ее соотносящаяся с собой рефлексии различены в этом определении; первая являет себя как внешняя сила, существующая сама по себе, а другая — в соотношении с ней как пассивная. Сила, таким образом, по форме обусловлена, а по содержанию также ограничена: ведь определенность по форме означает и ограничение содержания. Но де-ятельность силы состоит в том, чтобы обнаружить себя, т. е., как это выяснилось, в том, чтобы снять внешность и определить
ее как то, в чем сила тождественна с собой. Следовательно, сила поистине (in Wahrheit) обнаруживает то, что ее соотношение с иным есть ее соотношение с самой собой, что ее пассивность состоит в самой ее активности. Толчок, которым она побуждается к деятельности, есть ее собственное побуждение; внешность, присоединяющаяся к ней, есть не нечто непосредственное, а нечто ею опосредствованное; равно как и ее собственное существенное тождество с собой не непосредственное, а опосредствовано своим отрицанием; иначе говоря, сила обнаруживает тождественность своей внешности со своей внутренностью (Innerlichkeit).
С. ОТНОШЕНИЕ ВНЕШНЕГО И ВНУТРЕННЕГО (VERHALTNIS DES AUSSEREN UND INNEREN)
1. Отношение между целым и частями есть непосредственное отношение; поэтому рефлектированная непосредственность и сущая непосредственность имеют в нем каждая свою собственную самостоятельность; но так как они находятся в существенном отношении, то их самостоятельность есть лишь их отрицательное единство. Это теперь положено в обнаружении силы; рефлектированное единство есть по существу своему иностановление (Anderswerden) как перевод себя самого во внешность; но внешность столь же непосредственно принята обратно в рефлектированное единство; различие самостоятельных сил снимается; обнаружение силы — это лишь опосредствование рефлектированного единства с самим собой. Имеется лишь пустое, прозрачное различие, видимость, но эта видимость есть опосредствование, которое само есть самостоятельное устойчивое наличие. Не только противоположные определения снимают себя в самих себе, и их движение — это не только переход, но, с одной стороны, непосредственность, с которой начали и от которой был совершен переход к инобытию, сама дана лишь как положенная непосредственность, с другой стороны, благодаря этому каждое из определений в своей непосредственности уже есть единство со своим другим [определением], и переход благодаря этому есть равным образом просто полагающее себя возвращение в себя.
Внутреннее определено как форма рефлектированной непосредственности или сущности в противоположность внешнему как форме бытия, но оба составляют лишь одно тождество. — Это тождество есть, во-первых, изначальное (gediegene) единство обоих как содержательная основа или абсолютная суть (Sache), в кото-Рой оба определения составляют безразличные, внешние моменты. Постольку это тождество есть содержание и тотальность, которая есть внутреннее, становящееся также и внешним, однако в этом внешнем оно не ставшее или перешедшее [в иное], а равное самому себе. Внешнее, согласно этому определению, не только одина-
478________________КНИГА II. УЧЕНИЕ О СУЩНОСТИ_________________
ково по содержанию с внутренним, но оба составляют лишь одну суть (Sache). — Но эта суть как простое тождество с собой отличается от своих определений формы, иначе говоря, эти определения внешни ей; постольку она сама есть нечто внутреннее, отличающееся от ее внешности. Но эта внешность состоит в том, что ее составляют сами эти оба определения, т. е. внутреннее и внешнее. Сама же суть (Sache) есть не что иное, как единство обоих. Тем самым обе стороны представляют собой по содержанию опять одно и то же. Но в сути (Sache) они даны как проникающее себя тождество, как наполненная содержанием (inhaltsvolle) основа. Во внешности же они как формы сути безразличны к этому тождеству, а тем самым и друг к другу.
2. Таким образом, они разные определения формы, имеющие тождественную основу не в самих себе, а в чем-то ином, — для себя сущие (die fur sich sind) рефлективные определения: внутреннее — как форма рефлексии-в-себя, существенности, а внешнее — как форма непосредственности, рефлектированной в иное, или как форма несущественности. Однако природа отношения показала, что эти определения составляют просто лишь одно тождество. Сила обнаруживает себя в том, что процесс предполагающего определения и процесс возвращающегося в себя определения — это одно и то же. Поэтому, поскольку внутреннее и внешнее рассматривались как определения формы, они, во-первых, лишь сама простая форма, а во-вторых, ввиду того что они этим определены в то же время как противоположные, их единство есть чистое абстрактное опосредствование, в котором одно определение есть непосредственно другое, и потому оно другое, что оно первое. Таким образом, внутреннее есть непосредственно лишь внешнее, и оно определенность внешности, потому что оно внутреннее; и, наоборот, внешнее есть лишь нечто внутреннее, потому что оно лишь нечто внешнее. — А именно, так как это единство формы содержит оба своих определения как противоположные определения, то их тождество есть лишь этот переход, и в этом переходе — лишь другое их обоих, а не их наполненное содержанием тождество. Другими словами, это удерживание (Festhalten) формы есть вообще сторона определенности. Положена с этой стороны не реальная тотальность целого, а тотальность или сама суть лишь в определенности формы; так как последняя есть просто связанное вместе единство обоих противоположных определений, то, когда берут как первое одно из них — безразлично какое, — следует сказать об основе или о сути, что она именно поэтому столь же существенно находится и в другой определенности, но равным образом лишь в другой, так же как сначала было сказано, что она находится лишь в первой.
Таким образом, нечто, которое есть еще только что-то внутреннее, именно поэтому есть лишь внешнее. Или, наоборот,
нечто, которое есть лишь что-то внешнее, именно поэтому есть лишь внутреннее. Иначе говоря, так как внутреннее определено как сущность, а внешнее — как бытие, то суть дела, лишь поскольку она есть в своей сущности, именно потому есть лишь непосредственное бытие; иначе говоря, суть, которая лишь есть, именно поэтому есть еще только в своей сущности. — Внешнее и внутреннее — это определенность, положенная так, что каждое из этих двух определений не только предполагает другое и переходит в него как в свою истину, но что оно, поскольку оно есть эта истина другого, остается положенным как определенность и указывает на тотальность обоих. — Тем самым внутреннее есть завершение сущности по форме. А именно, будучи определена как внутреннее, сущность заключает в себе то, что она недостаточна и дана лишь как соотношение со своим иным, с внешним; но внешнее точно так же есть не только бытие или же существование, но и нечто соотносящееся с сущностью или с внутренним. Однако здесь имеется не просто соотношение обоих друг с другом, а определенное соотношение абсолютной формы, заключающееся в том, что каждое из них есть непосредственно противоположность себе, и имеется их общее соотношение с их третьим или, вернее, со своим единством. Но их опосредствование еще не имеет этой тождественной основы, содержащей их обоих, их соотношение есть поэтому непосредственное превращение одного в другое, и это отрицательное связывающее их единство есть простая, бессодержательная точка.
Примечание [Непосредственное тождество внутреннего и внешнего]
Движение сущности — это вообще становление понятия. В отношении между внутренним и внешним выступает тот существенный момент понятия, что его определения положены в отрицательном единстве таким образом, что каждое дано непосредственно не только как свое другое, но и как тотальность целого. Однако в понятии, как таковом, эта тотальность есть всеобщее — основа, которой еще нет в отношении между внутренним и внешним. — В отрицательном тождестве внутреннего и внешнего — в непосред-ственном превращении одного из этих определений в другое — недостает и той основы, которая выше была названа сутью.
Очень важно обратить внимание на неопосредствованное тождество формы, как оно здесь положено еще без содержательного Движения самой сути. Оно встречается в ней в том виде, в каком она есть в своем начале. Так, чистое бытие есть непосредственно ничто. Вообще все реальное есть в своем начале такое лишь непосредственное тождество, ибо в своем начале оно еще не противопоставило моменты друг другу и не развивало их; с одной стороны, оно из внешности еще не стало внутренним (sich noch
480_______________КНИГА П. УЧЕНИЕ О СУЩНОСТИ_________________
nicht erinnert), а с другой — своей деятельностью еще не стало внешним (sich entubert) из внутренности и не произвело себя, поэтому оно лишь внутреннее как определенность относительно внешнего и лишь внешнее как определенность относительно внутреннего. Тем самым реальное есть, с одной стороны, лишь непосредственное бытие; с другой же стороны, поскольку оно также и отрицательность, которая должна стать деятельностью развития, оно, как таковое, есть по существу своему еще только внутреннее. — Это имеет место во всяком природном, научном и духовном развитии вообще, и очень важно убедиться в том, что первое (das Erste), когда нечто есть еще только внутренне, или также в своем понятии, именно поэтому есть лишь его непосредственное, пассивное наличное бытие. Так, чтобы привести ближайший пример, рассмотренное здесь существенное отношение до своего продвижения и реализации через опосредствование, через отношение силы, есть лишь отношение в себе, его понятие, или еще только внутренне. Но именно поэтому оно лишь внешнее, непосредственное отношение — отношение между целым и частями, в котором стороны имеют безразличное друг к другу устойчивое наличие. В них самих еще нет их тождества; оно еще только внутренне, и поэтому они отделяются друг от друга, имеют непосредственное, внешнее устойчивое наличие. Подобным же образом сфера бытия — это вообще еще только всецело внутреннее, и потому она сфера сущей непосредственности или сфера внешности. — Сущность — это еще только внутреннее; поэтому ее и принимают за совершенно внешнюю, лишенную системы общность. Говорят, [например], das Schulwesen, Zeitungswesen21, понимая под этим нечто общее, образуемое посредством внешнего охвата существующих предметов, поскольку они не имеют никакой существенной связи, никакой организации. — Или, если обратиться к конкретным предметам, зародыш растения, ребенок есть еще только внутреннее растение, внутренний человек. Но именно поэтому растение как зародыш или человек как зародыш есть нечто непосредственное, нечто внешнее, еще не сообщившее себе отрицательного соотношения с самим собой, нечто пассивное, предоставленное инобытию. — Так и Бог в своем непосредственном понятии не есть дух; дух — это не то, что непосредственно, что противоположно опосредствованию, а скорее сущность, вечно полагающая свою непосредственность и вечно возвращающаяся из нее в себя. Поэтому непосредственно Бог есть лишь природа. Иначе говоря, природа — это лишь внутренний Бог, а не действительный как дух и тем самым не истинный Бог. — Или, иначе, в мышлении как первом мышлении Бог есть лишь чистое бытие или же сущность, абстрактное абсолютное, а не Бог как абсолютный дух, единственно который и составляет истинную природу Бога.
3. Первое из рассмотренных нами тождеств внутреннего и внешнего — это основа, безразличная к различию этих определений как к внешней ей форме, иначе говоря, тождество как содержание. Второе [из рассмотренных нами тождеств] — это неопосредствованное тождество их различия, непосредственное превращение каждого из них в противоположное себе, иначе говоря, тождество как чистая форма. Но эти два тождества суть лишь стороны одной тотальности; иначе говоря, сама эта тотальность есть лишь превращение одного тождества в другое. Тотальность как основа и содержание есть эта рефлектированная в себя непосредственность лишь благодаря предполагающей рефлексии формы, которая снимает свое различие и полагает себя по отношению к нему как безразличное тождество, как рефлектированное единство. Другими словами, содержание — это сама форма, поскольку она определяет себя как разность и делает самое себя одной из своих сторон как внешность, а другой стороной, т. е. внутренним, — как рефлектированная в себя непосредственность.
Итак, благодаря этому различия формы — внутреннее и внешнее — положены, наоборот, каждое в самом себе как тотальность себя и своего иного; внутреннее как простое рефлектированное в себя тождество есть непосредственное и потому в такой же мере бытие и внешность, в какой оно сущность; а внешнее как многообразное, определенное бытие есть лишь внешнее, т. е. положено как несущественное и возвратившееся в свое основание, стало быть, как внутреннее. Этот переход их друг в друга есть их непосредственное тождество как основа; но равным образом он их опосредствованное тождество, а именно, каждое есть как раз благодаря своему иному то, чтб оно есть в себе, — тотальность отношения. Или, наоборот, определенность каждой из сторон благодаря тому, что она в самой себе тотальность, опосредствована с другой определенностью; таким образом, тотальность опосредствует себя с самой собой формой или определенностью, а определенность опосредствует себя своим простым тождеством с собой.
Поэтому то, что нечто есть, оно есть целиком в своей внешности; его внешность — это его тотальность, она точно так же его рефлектированное в себя единство. Его явление — это рефлексия не только в иное, но и в себя, и поэтому его внешность есть обнаружение того, что оно есть в себе; а так как его содержание и его форма, таким образом, совершенно тождественны, то нечто есть в себе и для себя только как то, что обнаруживает себя. Оно есть откровение (Offenbaren) своей сущности, так что эта сущность только в том и состоит, чтобы быть тем, что раскрывает себя (nur darin besteht, das sich Offenbarende zu sein).
В этом тождестве явления с внутренним или сущностью существенное отношение определило себя как действительность.
482
РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ
ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ (DIE WIRKLICHKEIT)
Действительность — это единство сущности (Wesens) и существования (Existenz); в ней имеет свою истину лишенная облика (gestaltlose) сущность и лишенное опоры (haltlose) явление, иначе говоря, неопределенное устойчивое наличие (bestimmungslose Bestehen) и лишенное прочности (bestandlose) многообразие. Существование есть, правда, происшедшая из основания непосредственность, но оно в самом себе еще не положило формы; определяя и формируя себя, оно есть явление; а когда это устойчивое наличие, определенное лишь как рефлексия-в-иное, развиваясь дальше, превращается в рефлексию-в-себя, оно становится двумя мирами, двумя тотальностями содержания, из которых одна определена как рефлектированная в себя, а другая — как рефлектированная в иное. Существенное же отношение представляет собой соотношение их формы, завершением которого служит отношение внутреннего и внешнего, заключающееся в том, что содержание обоих — это лишь одна тождественная основа и точно так же лишь одно тождество формы. — Благодаря тому что возникло это тождество и в отношении формы, формальное определение разности формы снято, и положено, что они составляют одну абсолютную тотальность.
Это единство внутреннего и внешнего есть абсолютная действительность. Но эта действительность есть, во-первых, абсолютное, как таковое, поскольку она положена как единство, в котором форма сняла себя и стала пустым или внешним различием между внешним и внутренним. Рефлексия относится к этому абсолютному как внешняя рефлексия, которая скорее лишь рассматривает его, а не есть его собственное движение. Но, будучи по существу своему этим движением, она дана как отрицательное возвращение абсолютного в себя.
Во-вторых, действительность в собственном смысле. Дей-ствительность, возможность и необходимость составляют формальные моменты абсолютного или его рефлексию.
В-третьих, единство абсолютного и его рефлексии есть абсолютное отношение или, вернее, абсолютное как отношение к самому себе, — субстанция.
Простое изначальное (gediegene) тождество абсолютного неопределенно, или, вернее, в этом тождестве растворилась всякая определенность сущности и существования или бытия вообще, равно как и рефлексии. Поэтому процесс определения того, что такое абсолютное, получается отрицательным, и само абсолютное являет себя лишь как отрицание всех предикатов и как пустота. Но, долженствуя быть провозглашено и полаганием всех предикатов, оно являет себя как самое формальное противоречие. Поскольку указанное подвергание отрицанию и это полагание относятся к внешней рефлексии, постольку именно формальная несистематическая диалектика без особого труда хватает оттуда и отсюда разнообразные определения и с такой же легкостью, с одной стороны, показывает их конечность и чистую относительность, а с другой стороны (так как ей мнится, что абсолютное есть тотальность), говорит также о присущности ему всех определений, не будучи в состоянии привести эти полагания и отрицания к истинному единству. — Между тем нужно показать, что такое абсолютное; однако это показывание не может быть ни процессом определения, ни внешней рефлексией, посредством которой получались бы определения этого абсолютного, а оно есть развертывание (Auslegung) и притом собственное развертывание абсолютного и лишь указывание того, что есть абсо-лютное.
А. РАЗВЕРТЫВАНИЕ АБСОЛЮТНОГО (DIE AUSLEGUNG DES
ABSOLUTEN)
Абсолютное не есть ни одно лишь бытие, ни также [одна лишь ] сущность. Бытие — это первая нерефлектированная непосредственность, а сущность — рефлектированная непосредственность; каждое из них есть, далее, тотальность в самом себе, но определенная тотальность. В самой сущности бытие выступает как существование, и соотношение сущности и бытия развилось До отношения внутреннего и внешнего. Внутреннее — это сущность, но как тотальность, которая имеет по существу своему определение — быть соотнесенной с бытием и быть непосредственно бытием. Внешнее — это бытие, но с существенным определением — будучи соотнесенным с рефлексией, быть непосредственно столь же лишенным отношения тождеством с сущностью. амо абсолютное — это абсолютное единство обоих; оно то, что вообще составляет основание существенного отношения, которое,
484________________КНИГА 11. УЧЕНИЕ О СУЩНОСТИ____________
будучи лишь отношением, еще не возвратилось в это свое тож-дество и основание которого еще не положено.
Из этого явствует, что определение абсолютного — быть абсолютной формой, но в то же время не как тождество, моменты которого суть лишь простые определенности, а как тождество каждый момент которого в самом себе есть тотальность и тем самым как безразличный к форме есть полное содержание целого. Но и наоборот, абсолютное — это абсолютное содержание таким образом, что содержание, будучи, как таковое, безразличным многообразием, имеет в самом себе отрицательное отношение формы, вследствие чего его многообразие есть лишь одно изначальное (gediegene) тождество.
Следовательно, тождество абсолютного потому абсолютно, что каждая из его частей сама есть целое, иначе говоря, каждая определенность есть тотальность, т. е. что определенность вообще стала совершенно прозрачной видимостью, различием, исчезнувшим в своей положенности. Сущность, существование, в себе сущий мир, целое, части, сила - все эти рефлектированные определения являют себя представлению как в себе и для себя значимое, истинное бытие; абсолютное же есть по отношению к ним основание, в котором они исчезли. — А так как в абсолютном форма — это лишь простое тождество с собой, то абсолютное не определяет себя, ибо определение — это различие формы, которое вначале признается за таковое. Но так как абсолютное в то же время содержит всякое различие и определение формы вообще, иначе говоря, так как оно само есть абсолютная форма и рефлексия, то в нем должна выступать также разность содержания. Но само абсолютное есть абсолютное тождество; это его определение, так как всякое многообразие в себе сущего мира и являющегося мира, или внутренней и внешней тотальности, в нем снято. — В нем самом нет никакого становления, ибо оно не бытие; оно также не рефлектирующий себя процесс определения, ибо оно не сущность, определяющая себя лишь внутри себя; оно также не проявление себя, ибо оно дано как тождество внутреннего и внешнего. — Но в таком случае движение рефлексии противостоит абсолютному тождеству абсолютного. Это движение снято в этом тождестве и есть таким образом лишь его внутреннее; но тем самым движение рефлексии внешне этому тождеству. Рефлексия состоит поэтому прежде всего лишь в том, чтобы снимать в абсолютном свое действие. Она находится позади абсолютного по ту сторону многообразных различий и определений и их движения; поэтому хотя она и есть принятие их, но вместе с тем и их исчезновение; таким образом, она есть то отрицательное развертывание абсолютного, о котором было упомянуто выше. — В своем истинном изображении это развертывание есть достигнутое доныне все логическое движение сферы бытия и сущности в целом, содержание которых не было ни подобрано извне как данное и случайное, ни погружено
________________РАЗДЕЛ 3. ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ 485
внешней ему рефлексией в бездну абсолютного, а определило себя в нем своей внутренней необходимостью и как собственное становление бытия, и как рефлексия сущности возвратилось в абсолютное как в свое основание.
Но само это развертывание имеет в то же время и положительную сторону, а именно поскольку конечное — тем, что оно исчезает в основании, — обнаруживает свою природу: быть соотнесенным с абсолютным, иначе говоря, содержать абсолютное в самом себе. Но эта сторона есть не столько положительное развертывание самого абсолютного, сколько скорее развертывание определений, показывающее, что они имеют абсолютное [не только] своей бездной, но и своим основанием, иначе говоря, что то, что им, [т. е. ] видимости, сообщает устойчивость, есть само абсолютное. — Видимость — это не ничто, а рефлексия, соотношение с абсолютным; иначе говоря, она есть видимость (Schein), пос-кольку в ней отсвечивает (scheint) абсолютное. Таким образом, это положительное развертывание еще удерживает конечное перед его исчезновением и рассматривает его как выражение и отображение абсолютного. Но прозрачность конечного, позволяющего сквозь себя проглядывать лишь абсолютному, кончается полным исчезновением, ибо нет ничего в конечном, что могло бы сохранить для него какое-нибудь отличие по сравнению с абсолютным; конечное — это среда, поглощаемая тем, что просвечивает через нее.
Это положительное развертывание абсолютного само есть поэтому лишь некоторая видимость (Scheinen), ибо то истинно положительное, которое содержат развертывание и развертываемое содержание, есть само абсолютное. Какими бы ни были дальнейшие определения, форма, в которой абсолютное просвечивает (scheint), — это нечто ничтожное, что принимается развертыванием извне и в чем оно приобретает некоторое начало для своих действий. Такого рода определение имеет в абсолютном не свое начало, а только свой конец. Поэтому хотя рассматриваемое развертывание и есть абсолютное действие благодаря своему соотношению с абсолютным, в которое оно возвращается, однако оно таково не по своему исходному пункту, который есть определение, внешнее абсолютному.
На самом же деле развертывание абсолютного — это его собо-ственное действие, и притом такое, которое так же начинается с него, как и приходит к нему. Абсолютное, взятое лишь как абсолютное тождество, есть абсолютное определенно, а именно [определенно] как тождественное; как такое оно положено Рефлексией в противоположность противоположению и многообразию; иначе говоря, оно лишь отрицательное рефлексии и процесса определения вообще. — Поэтому несовершенно не только Указанное развертывание абсолютного, но и само это абсолютное, к которому лишь приходят. Иначе говоря, то абсолютное, которое
486________________КНИГА II. УЧЕНИЕ О СУЩНОСТИ_____________
дано лишь как абсолютное тождество, есть лишь абсолютное внешней рефлексии. Оно поэтому не абсолютно абсолютное, а абсолютное в некоторой определенности, другими словами, оно атрибут.
Но абсолютное есть атрибут не только потому, что оно предмет внешней рефлексии и, стало быть, нечто определенное ею. — Иначе говоря, рефлексия не только внешня ему, но именно потому, что она ему внешня, она непосредственно внутрення ему. Абсолютное есть абсолютное лишь потому, что оно не абстрактное тождество, а тождество бытия и сущности или тождество внутреннего и внешнего. Следовательно, сама абсолютная форма и заставляет его быть видимым внутри себя (in sich scheinen macht), и определяет его как атрибут.
В. АБСОЛЮТНЫЙ АТРИБУТ (DAS ABSOLUTE ATTRIBUT)
Выражение «абсолютно абсолютное» (Absolu—Absolute), которое мы употребили выше, обозначает абсолютное, возвратившееся в своей форме в себя, иначе говоря, такое абсолютное, форма которого одинакова с его содержанием. Атрибут — это лишь относительно абсолютное, некоторая связь, не означающая ничего другого, кроме абсолютного в некотором определении формы. А именно, форма сначала, до своего завершенного развертывания, еще только внутрення, или, что то же самое, только внешня, и вообще есть сначала определенная форма или отрицание вообще. Но так как она в то же время дана как форма абсолютного, то атрибут составляет все содержание абсолютного; он тотальность, ранее являвшая себя как некоторый мир или как одна из сторон существенного отношения, каждая из которых сама есть целое. Но оба мира, являющийся и в себе и для себя сущий, должны были в своей сущности быть противоположными друг другу. Правда, одна сторона существенного отношения была одинакова с другой, целое было тем же, что и части, проявление силы — тем же содержанием, что и сама сила, и вообще внешнее — тем же, что и внутреннее. Но в то же время каждая из этих сторон должна была еще иметь свое собственное непосредственное устойчивое наличие: одна сторона — как сущая непосредственность, а другая — как рефлектированная непосредственность. В абсолютном же эти различенные непосредственности низведены до видимости, и тотальность, которую составляет атрибут, положена как его истинное и единственное устойчивое наличие: а определение, в котором он есть, положено как то, что несущественно.
Абсолютное есть атрибут потому, что в определении тождества оно дано как простое абсолютное тождество; а к определению вообще можно теперь присоединить другие определения, например и определение, что имеются многие атрибуты. Но так как абсо-
лютное тождество имеет лишь то значение, что не только все определения сняты, но что оно есть также рефлексия, которая сняла самое себя, то в нем все определения положены как снятые. Иначе говоря, тотальность положена как абсолютная тотальность, другими словами, атрибут имеет абсолютное своим содержанием и устойчивым наличием; поэтому его определение формы, благодаря которому он атрибут, также положено непосредственно как простая видимость — отрицательное как отрицательное. По-ложительная видимость, которую развертывание сообщает себе через атрибут, беря конечное в его ограниченности не как нечто в себе и для себя сущее, а растворяя его устойчивость в абсолютном и расширяя его до атрибута, снимает даже то, что он атрибут; развертывание абсолютного погружает атрибут и свое различающее действие в простое абсолютное.
Но, возвращаясь таким образом из своего различения лишь к тождеству абсолютного, рефлексия в то же время не вышла из присущей ей внешности и не пришла к истинному абсолютному. Она достигла лишь неопределенного, абстрактного тождества, т. е. того, которое имеется в определенности тождества. — Иными словами, когда рефлексия как внутренняя форма определяет абсолютное как атрибут, то этот процесс определения еще отличается от внешности; внутреннее определение не проникает абсолютного; его проявление состоит в том, чтобы исчезнуть в абсолютном как нечто только положенное.
Итак, форма (все равно, взята ли она как внешняя или внутренняя), благодаря которой абсолютное было бы атрибутом, в то же время положена как нечто в себе самом ничтожное, как внешняя видимость или просто как способ (Art und Weise).
С. МОДУС АБСОЛЮТНОГО (DER MODUS DES ABSOLUTEN)
Атрибут — это, во-первых, абсолютное в простом тождестве с собой. Во-вторых, он отрицание, и отрицание как отрицание есть формальная рефлексия-в-себя. Эти две стороны составляют прежде всего оба полюса атрибута, середина которых есть он сам, так как он есть и абсолютное, и определенность. — Второй из этих полюсов есть отрицательное как отрицательное, внешняя абсолютному рефлексия. — Иначе говоря, поскольку атрибут берется как внутреннее абсолютного и полагание им себя как модуса есть его собственное определение, модус есть вовне-се-бя-бытие абсолютного, утрата себя в изменчивости и случайности бытия, совершившийся переход (Ubergegangensein) абсолютного в противоположное без возвращения в себя — лишенное тотальности многообразие форм и определений содержания.
Но модус, внешность абсолютного, есть не только это, но и внешность, положенная как внешность, просто способ, стало быть,
488________________КНИГА II. УЧЕНИЕ О СУЩНОСТИ___________
видимость как видимость, или рефлексия формы в себя, стало быть, тождество с собой, которое есть абсолютное. Следовательно, на самом деле только в модусе абсолютное положено как абсолютное тождество; оно есть то, что, оно есть, а именно тождество с собой, лишь как соотносящаяся с собой отрицательность, как видимость (Scheinen), положенная как видимость (Scheinen).
Поэтому, поскольку развертывание абсолютного начинает с его абсолютного тождества и переходит к атрибуту, а от атрибута к модусу, оно тем самым полностью прошло свои моменты. Но во-первых, оно этим не есть чисто отрицательное отношение к этим определениям, а это его действие само есть рефлектирующее движение, единственно лишь в качестве которого абсолютное есть поистине абсолютное тождество. — Во-вторых, развертывание абсолютного имеет при этом дело не только с внешним и модус не есть только предельная внешность (ausserste Ausserlichkeit), а так как он есть видимость как видимость, то он есть возвращение в себя, сама себя растворяющая рефлексия, в качестве которой абсолютное есть абсолютное бытие. — В-третьих, развертывающая рефлексия по видимости начинает со своих собственных определений и с внешнего, по видимости принимает модусы или же определения атрибута как находимые в наличии где-то вне абсолютного, и ее действие по видимости состоит в том, что она лишь возвращает их в неразличенное тождество. На самом же деле она имеет в самом абсолютном ту определенность, с которой она начинает. Ибо абсолютное как первое неразличенное тождество само есть лишь определенное абсолютное или атрибут, так как оно неподвижное, еще не рефлектированное абсолютное. Эта определенность, так как она определенность, принадлежит к рефлектирующему движению; лишь благодаря этому движению абсолютное определено как первое тождественное, и точно так же лишь благодаря ему оно имеет абсолютную форму и есть не просто нечто равное себе (Gleichseiende), а то, что само себя полагает равным себе (Gleichsetzende).
Поэтому истинное значение модуса в том, что он есть рефлектирующее собственное движение абсолютного, процесс определения, но не такой, благодаря которому абсолютное становилось бы чем-то иным, а процесс определения только того, что оно уже есть: прозрачная внешность, которая есть показывание себя самой; некоторое движение из себя вовне, но так, что это вов-не-направленное-бытие есть в такой же мере и сама внутренность и тем самым также полагание, которое есть не только положенность, но и абсолютное бытие.
Поэтому если спрашивают о содержании развертывания [абсолютного], а именно что показывает абсолютное, то [нужно сказать, что ] различие формы и содержания и без того растворено в абсолютном. Иначе говоря, содержание абсолютного и состоит именно в том, чтобы обнаруживать себя (sich manifestieren)-
Абсолютное — это абсолютная форма, которая в своем раздвоении совершенно тождественна с собой, есть отрицательное как отрицательное, иначе говоря, отрицательное, которое сливается с собой и только таким образом есть абсолютное тождество с собой, также безразличное к своим различиям; другими словами, абсолютное есть абсолютное содержание; поэтому содержание есть лишь само это развертывание.
Абсолютное как это опирающееся на само себя (sich selbst tragende) движение развертывания, как способ (als Art und Weise), который есть его абсолютное тождество с самим собой, есть проявление не чего-то внутреннего и не по отношению к чему-то иному, а дано лишь как абсолютное обнаруживание себя для самого себя; оно в этом случае действительность.
Примечание [Философия Спинозы и Лейбница]
Понятию абсолютного и отношению рефлексии к абсолютному, как оно здесь было представлено, соответствует понятие спино-зовской субстанции. Спинозизм — неудовлетворительная философия потому, что рефлексия и ее многообразный процесс определения есть [в нем ] внешнее мышление. — Субстанция в этой системе — это одна субстанция, одна нераздельная тотальность; нет такой определенности, которая не содержалась бы в этом абсолютном и не была бы растворена в нем; и немалое значение имеет то обстоятельство, что все, что естественному представлению или определяющему рассудку кажется и мнится самостоятельным, в указанном необходимом понятии целиком низведено до простой положенности. — «Определенность есть отрицание» — таков абсолютный принцип спинозовской философии; этим истинным и простым взглядом обосновывается абсолютное единство субстанции. Но Спиноза не идет дальше отрицания как определенности или качества; он не переходит к познанию отрицания как абсолютного, т. е. себя отрицающего, отрицания; тем самым спинозовская субстанция сама не содержит абсолютной формы; и познание этой субстанции не есть имманентное познание. Правда, субстанция есть абсолютное единство мышления и бытия, или протяжения (Ausdehnung); она, следовательно, содержит само мышление, но лишь в его единстве с протяжением, т. е. содержит его не как отделяющее себя от протяжения, тем самым вообще не как процесс определения и формирования, а также не как движение, возвращающееся в себя и начинающееся из самого себя. Этой субстанции, с одной стороны, недостает вследствие этого принципа личности (Personlichkeit) — недостаток, который особенно вызвал возмущение против спино-зовской системы, с другой стороны, познание оказывается внешней рефлексией, которая постигает и выводит то, что являет себ
490_______________КНИГА П. УЧЕНИЕ О СУЩНОСТИ_______________
как конечное, — определенность атрибута и модус, равно как и вообще самое себя, — не из субстанции, а действует как внешний рассудок, принимает определения как данные и сводит их к абсолютному, вместо того чтобы начинать с него.
Понятия, которые Спиноза дает о субстанции, — это понятия причины самой себя: она есть то, сущность чего заключает в себе существование', понятие абсолютного не нуждается в понятии иного (Anderen), из которого оно должно было бы быть образовано. Эти понятия, как бы глубоки и правильны они ни были, суть дефиниции, непосредственно принимаемые в науке с самого начала. Математика и другие подчиненные науки должны начинать с предпосылок, которые составляют их стихию и положительную основу. Но абсолютное не может быть чем-то первым, непосредственным, а есть по своему существу свой [собственный ] результат. Вслед за дефиницией абсолютного Спиноза дает дефиницию атрибута, и атрибут он определяет как то, каким образом рассудок постигает сущность этого абсолютного. Помимо того что рассудок принимается Спинозой как нечто более позднее по своей природе, чем атрибут (ибо Спиноза определяет рассудок как модус), атрибут — определение как определение абсолютного — ставится в зависимость от чего-то иного, от рассудка, и это иное выступает по отношению к субстанции внешне и непосредственно.
Атрибуты Спиноза определяет, далее, как бесконечные, и притом бесконечные и в смысле бесконечного множества. Правда, в дальнейшем мы встречаем лишь два атрибута — мышление и протяжение, — и не показано, каким образом это бесконечное множество необходимо сводится лишь к противоположности, и притом к этой определенной противоположности [двух атрибутов] — мышления и протяжения. — Эти два атрибута взяты поэтому эмпирически. Мышление и бытие представляют абсолютное в некоторой детерминации; само же абсолютное есть их абсолютное единство, так что они лишь несущественные формы, порядок (Ordnung) вещей — тот же, что и порядок представлений или мыслей, и одно и то же абсолютное рассматривается только внешней рефлексией, некоторым модусом в этих двух определениях — то как тотальность представлений, то как тотальность вещей и их изменений. Подобно тому как эта внешняя рефлексия проводит указанное различие, точно так же она возвращает и погружает это различие в абсолютное тождество. Но все это движение совершается вне абсолютного. Правда, само абсолютное есть также мышление, и постольку это движение происходит лишь в абсолютном; но, как мы уже отметили, в абсолютном оно имеется лишь в единстве с протяжением и тем самым [имеется] не как это движение, которое по существу своему есть также момент противоположения. — Спиноза предъявляет мышлению возвышенное требование — рассматривать все с точки
зрения вечности, sub specie aeterni, т. е. каково оно в абсолютном. Но в таком абсолютном, которое есть лишь неподвижное тождество, атрибут, как и модус, дан лишь как исчезающий, а не как становящийся, так что тем самым и указанное исчезание берет свое положительное начало лишь извне.
Третье [определение], модус, есть у Спинозы состояние (Affektion) субстанции, определенная определенность, то, что находится в ином и постигается через это иное. Атрибуты имеют своим определением, собственно говоря, лишь неопределенную разность; каждый атрибут должен выражать тотальность субстанции и постигаться из себя самого; нo, поскольку он абсолютное как определенное абсолютное, он содержит инобытие и не может быть постигнут только из самого себя. Поэтому определение атрибута положено, собственно говоря, только в модусе. Это третье, далее, остается просто модусом; с одной стороны, модус есть непосредственно данное, а с другой — его ничтожность познается не как рефлексия в себя. — Конечно, спинозовское раз-вертывание абсолютного поэтому постольку полное (vollstandig), поскольку оно начинает с абсолютного, затем переходит к атрибуту и кончает модусом; но все эти три лишь перечисляются одно за другим без внутренней последовательности развития, и третье — это не отрицание как отрицание, не отрицательно соотносящееся с собой отрицание, благодаря чему оно в самом себе было бы возвращением в первое тождество, а это тождество — истинным тождеством. Поэтому здесь недостает необходимости движения абсолютного к несущественности, равно как и растворения несущественности самой по себе в тождестве; иначе говоря, недостает становления тождества и становления его определений.
Подобным же образом в восточном представлении об эманации абсолютное есть сам себя освещающий свет. Однако он не только освещает себя, но и истекает из себя. Его истечения — это отдаления от его незамутненной ясности; дальнейшие порождения менее совершенны, чем предшествующие, из которых они возникают. Истечение понимается лишь как бедствие (Geschehen), а становление — лишь как нарастающая утрата. Так бытие все больше и больше затемняется, и ночь, отрицательное, есть последнее в линии [эманации], которое уже не возвращается к первому свету.
Недостаток рефлексии в себя, характерный для развертывания абсолютного у Спинозы, равно как и для учения об эманации, восполнен Лейбницем в понятии монады. — Односторонности одного философского принципа обычно противопоставляется противоположная односторонность и, как бывает всегда, тотальность наличествует по крайней мере как рассеянная полнота. — Монада — это «одно», рефлектированное в себя отрицательное; она тотальность содержания мира; различное многообразное в ней не только исчезло, но и сохранено отрицательным образом
492 КНИГА И. УЧЕНИЕ О СУЩНОСТИ
(спинозовская субстанция — это единство всякого содержания; но это многообразное содержание мира имеется, как таковое, не в ней, а во внешней для нее рефлексии). Поэтому монада по существу своему — представляющая монада; но в ней, хотя она и конечна, нет никакой пассивности, а изменения и определения в ней — это обнаружения (Manifestationen) ее в ней самой. Она энтелехия; выявлять себя — вот ее собственное действие. — При этом монада также определенна, отлична от других; определенность относится к отдельному содержанию и к способу обнаружения себя. Поэтому монада — это тотальность в себе, по своей субстанции, а не в обнаружении себя. Это ограничение монады необходимо относится не к полагающей самое себя или пред-ставляющей монаде, а к ее в-себе-бытию, иначе говоря, это ограничение есть абсолютная граница, предопределение (Predestination), положенное отличной от нее сущностью. Далее, так как ограниченное дано лишь как соотносящееся с другим ограниченным, монада же есть в то же время замкнутое в себе абсолютное, то гармония этих ограничений, а именно соотношение монад друг с другом, имеет место вне их и также предустановлена (prastabiliert) другой сущностью или в себе.
Ясно, что хотя принцип рефлексии-в-себя, составляющий основное определение монады, и устраняет инобытие и вообще воздействие извне, а изменения монады — это ее собственное полагание, однако, с другой стороны, пассивность, [определяемость] иным, превращается лишь в абсолютный предел, в предел в-себе-бытия. Лейбниц приписывает монадам некоторую завершенность внутри себя, некоего рода самостоятельность; они сотворенные сущности. — При ближайшем рассмотрении их пределов из этого [данного Лейбницем] изложения явствует, что свойственное им обнаружение самих себя есть тотальность формы. В высшей степени важно понятие, согласно которому изменения монады представляются как действия, лишенные всякой пассивности, как обнаружения ее самой, и как существенный принцип выдвигается принцип рефлексии в себя или индивиду-ации. Далее, конечность необходимым образом признается состоящей в том, что содержание или субстанция отличны от формы и что, далее, субстанция ограниченна, форма же бесконечна. Но следовало бы в понятии абсолютной монады выявить не только абсолютное единство формы и содержания, но и свойство рефлексии отталкивать себя от себя как соотносящуюся с самой собой отрицательность, ввиду чего абсолютная монада есть полагающая и творящая монада. Правда, в лейбницевской системе имеется и дальнейший [вывод], что Бог — источник существо-вания и сущности монад, т. е. что указанные абсолютные пределы во в-себе-бытии монад — не в себе и для себя сущие пределы, а исчезают в абсолютном. Но в этих определениях проявляются лишь обыденные представления, которые Лейбниц оставляет без
РАЗДЕЛ 3. ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ 493
философского развития и не возводит в спекулятивные понятия. Таким образом, принцип индивидуализации не получает своего более глубокого обоснования; понятия о различении разных конечных монад и об их отношении к их абсолютному не вытекают из самой этой сущности или вытекают не абсолютным образом, а принадлежат резонирующей, догматической рефлексии и потому не достигли внутренней связности.
Глава вторая ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ (DIE WIRKLICHKEIT)
Абсолютное — это единство внутреннего и внешнего как первое, в-себе-сущее единство. Развертывание (Auslegung) являло себя как внешнюю рефлексию, которая со своей стороны имеет непосредственное как нечто найденное в наличии, но в то же время есть его движение и соотношение с абсолютным и, как таковое, возвращает его в абсолютное и определяет его просто как способ (ЫоВе Art und Weise). Но этот способ есть определение самого абсолютного, а именно его первое тождество или его лишь в себе сущее единство. И притом эта рефлексия не только полагает то первое в-себе-бытие как лишенное сущности определение, но так как она отрицательное соотношение с собой, то лишь благодаря ей возникает указанный модус. Лишь эта рефлексия как снимающая самое себя в своих определениях и вообще как возвращающееся в себя движение есть истинно абсолютное тождество, и в то же время она процесс определения абсолютного или его модальность. Модус есть поэтому внешнее абсолютного, но равным образом только как его рефлексия в себя; иначе говоря, он собственное обнаружение (Manifestation) абсолютного, так что это обнаружение (Aliening) есть его рефлексия-в-себя и тем самым его в-себе-и-для-себя-бытие.
Таким образом, как обнаружение (Manifestation) того, что абсолютное не более как обнаружение (Manifestation) себя и не имеет другого содержания, абсолютное есть абсолютная форма. Действительность следует понимать как эту рефлектированную абсолютность. Бытие еще не действительно: оно первая непосредственность; его рефлексия есть поэтому становление и переход в иное; другими словами, его непосредственность не есть в-себе-и-для-себя-бытие. Действительность также выше существования. Существование есть, правда, непосредственность, возникшая из основания и условий, иначе говоря, из сущности и ее рефлексии, Поэтому в себе существование есть то же, что и действительность, Реальная рефлексия, но еще не есть положенное единство рефлексии и непосредственности. Существование переходит поэтому явление, развивая рефлексию, которую оно содержит. Оно