Часть 5.

нозначное; но, согласно указанной теореме, в опыте никак нельзя это противоположное движение поставить на место первого движения, и потому не следует названное круговращение представлять себе как внешне относительное, а это как будто означает, что такого рода движение нужно считать абсолютным.

Следует, однако, заметить, что здесь речь идет о подлинном (действительном) движении, которое не является как такое и которое, стало быть, можно считать покоем, если судить о нем лишь по эмпирическим отношениям к пространству, т. е. речь идет о подлинном движении в отличие от видимости, но не о нем как об абсолютном движении в противоположность относительному; следовательно, хотя круговое движение и не обнаруживает в явлении какую-либо перемену места, т. е. форономическую перемену отношения движущегося к (эмпирическому) пространству, тем не менее оно обнаруживает подтверждаемое опытом непрерывное динамическое изменение отношения материи в ее пространстве, например постоянное уменьшение притяжения из-за центробежного стремления как результата кругового движения, и тем самым достоверно показывает разницу между этим движением и видимостью. Можно, например, представить себе Землю вращающейся вокруг оси в бесконечном пустом пространстве и движение это также показать на опыте, хотя форономически, т. е. в явлении, ни отношение частей Земли друг к другу, ни отношение ее к пространству вне ее не меняется. Ибо относительно первого как эмпирического пространства ничто на Земле и в Земле не меняет своего места, а относительно второго, которое совершенно пусто, вообще не может быть никакого внешнего меняющегося отношения, а потому и никакого явления движения. Однако если я представлю себе глубокую шахту, доходящую до центра Земли, и брошу в нее камень, то обнаружу, что хотя на любом расстоянии от центра тяжесть всегда направлена к нему, тем не менее падающий камень при падении непрерывно отклоняется от вертикали, и притом с запада на восток; отсюда я заключаю, что Земля вращается вокруг своей оси с запада на восток. Даже если я подниму

==171

камень высоко над поверхностью Земли и он не останется над той же точкой поверхности, а будет отклоняться от нее с востока на запад, я буду заключать о том же упомянутом выше вращении Земли вокруг оси, и обоих наблюдений окажется достаточно для доказательства действительности этого движения. Изменения отношения к внешнему пространству (к звездному небу) для этого недостаточно, ибо это изменение есть только явление, которое на деле может проистекать от двух противоположных причин, и не есть познание, выведенное из основания объяснения всех явлений такого изменения, иначе говоря, не есть опыт. А то, что это движение, хотя оно и не есть изменение отношения к эмпирическому пространству, все же не абсолютное движение, — оно непрерывное изменение отношений материй друг к другу, хотя бы и представляемое в абсолютном пространстве, стало быть в действительности лишь относительное, и даже по одной только этой причине истинное движение, — это объясняется представлением о непрерывном удалении любой части Земли (вне оси) от любой другой, находящейся на том же расстоянии от центра и расположенной напротив первой по диаметру. Ведь это движение действительно есть в абсолютном пространстве, так как благодаря ему непрерывно возмещается потеря упомянутого расстояния, которую производила бы в теле тяжесть, взятая сама по себе, и притом без всякой динамической толкающей назад причины (как можно видеть из примера, приведенного Ньютоном, Prin. Ph. N., pag. 10. Edit. 1714 *), стало быть, это происходит благодаря действительному движению, относимому, однако, не

* Он говорит там: “Motus quidem veros corporum singulorum cognoscere et аb apparentibus actu discriminare difficillimum est: propterea, quod partes spatii illius immobilis, in quo corpora vere moventur, поп incurrunt in sensus. Causa tamen non est prorsus desperata”. Затем он дает вращаться в пустом пространстве двум шарам, связанным нитью, вокруг их общего центра тяжести и показывает, каким образом действительность их движения вместе с его направлением может быть все же обнаружена опытом. Я попытался показать это и на примере Земли, движущейся вокруг своей оси, при несколько измененных условиях,

==172

к внешнему пространству, а к пространству, находящемуся внутри движущейся материи (т. е. к центру ее).

Что касается случая, указанного в третьей теореме, то, для того чтобы показать истинность взаимно-противоположного и равного движения обоих тел даже безотносительно к эмпирическому пространству, нет необходимости даже в нужном для случая, указанного во второй теореме, деятельном динамическом воздействии (груза или натянутой нити), данном в опыте; одна лишь динамическая возможность такого воздействия как свойства материи (отталкивание или притяжение) влечет за собой сразу же, если движется одна материя, равное и противоположное движение другой, и притом на основе одних лишь понятий об относительном движении, рассматриваемом в абсолютном пространстве, т. е. в соответствии с истиной, а потому это, как и все, что в достаточной мере доказуемо на основе одних лишь понятий, есть закон совершенно необходимого встречного движения.

Следовательно, нет абсолютного движения, даже если тело мыслится движущимся в пустом пространстве относительно другого; движение обоих тел рассматривается здесь не относительно окружающего их пространства, а лишь в отношении находящегося между ними пространства, которое одно определяет их внешнее отношение друг к другу, будучи рассматриваемо как абсолютное, а следовательно, это движение также относительно. Абсолютным было бы, таким образом, лишь то движение, которое было бы присуще телу безотносительно к какой-либо иной материи. Таким было бы единственно лишь прямолинейное движение вселенной, т. е. системы всей материи. В самом деле, если бы вне одной материи была бы еще какая-нибудь другая, даже отделенная от первой пустым пространством, то движение было бы уже относительным. По этой причине любое доказательство какого-либо закона движения, исходящее из того, что противоположное ему имело бы следствием прямолинейное движение всего мироздания, есть аподиктическое доказательство его истинности уже потому лишь, что отсюда следовало бы абсолютное движение, которое никак невозможно.

==173

Таков закон антагонизма во всяком взаимодействии материи благодаря движению. Ибо каждое отступление от него сдвх1гало бы общий центр тяжести всей материи, т. е. все мироздание; этого не произошло бы, если представить мироздание вращающимся вокруг своей оси, а потому такое движение можно было бы мыслить, хотя допущение его не принесло бы, по-видимому, никакой пользы.

К различным понятиям движения и движущих сил имеют отношение и различные понятия о пустом пространстве. Пустое пространство в форономическом смысле, называемое также абсолютным пространством, не следовало бы называть пустым; ведь оно есть лишь идея пространства, в котором я отвлекаюсь от всякого отдельного вида материи, делающей его предметом опыта, отвлекаюсь, чтобы мыслить в нем материальное, т. е. любое эмпирическое, пространство как подвижное, а тем самым мыслить движение не односторонне, как абсолютное, а всегда в соотнесенности с другим, как чисто относительный предикат. Пустое пространство не есть, следовательно, нечто относящееся к существованию вещей, а есть нечто целиком относящееся к определению понятий, и в этом смысле никакого пустого пространства не существует. Пустое пространство в динамическом смысле есть то, которое не наполнено, т. е. такое, где проникновению подвижного не противится никакое другое подвижное, а следовательно, не действует никакая сила отталкивания. Оно может быть либо пустым пространством в мире (vacuum mundamim), либо (если мир представляют себе ограниченным) пустым пространством за пределами мира (vacuum extramundanum); первое в свою очередь можно представить себе либо как рассеянное (vacuum disseminatum, занимающее лишь часть объема материи), либо как сосредоточенное в одном месте пустое пространство (vacuum coacervatum, отделяющее тела, например небесные тела, друг от друга). Это различие, поскольку оно основано лишь на разнице мест, отводимых пустому пространству в мире, не существенно, однако все же им пользуются в разных целях. Во-первых, чтобы вывести из него специфическое различие

==174

в плотности, во-вторых, чтобы вывести возможность движения в мировом пространстве, свободного от всякого внешнего сопротивления. Что нет необходимости допускать пустое пространство для первой цели, было уже показано в общем примечании к динамике; а что оно невозможно, никак нельзя по закону противоречия доказать только исходя из его понятия. Впрочем, хотя здесь и нет чисто логического основания для того, чтобы отвергнуть его, все же одно общее физическое основание могло бы изгнать его из учения о природе, а именно соображение о возможности сложения материи вообще, если только получше в это сложение вдуматься. В самом деле, если бы притяжение, допускаемое для объяснения связности материи, было лишь кажущимся, а не подлинным, скорее, скажем, результатом одного только сжатия посредством внешней, повсюду распространенной в мировом пространстве материи (эфира), которая сама производит это давление лишь под воздействием всеобщего и изначального притяжения, а именно тяготения (мнение, в пользу которого можно было бы привести ряд доводов), — то пустое пространство внутри материй было бы невозможно, хотя и не логически, но динамически, а стало быть, физически. Дело в том, что всякая материя (коль скоро присущей ей силе экспансии ничто не препятствует) сама собой расширялась бы и всегда заполняла бы пустые пространства, существование которых допускают внутри нее. На том же основании было бы невозможно и пустое пространство за пределами мира, если под миром понимать совокупность всех преимущественно притягивающих материй (крупных небесных тел), так как в той мере, в какой возрастает расстояние до них, убывает в обратной пропорции и сила притяжения, воздействующая на эфир (окружающий все эти тела и под действием этой силы сохраняющий их плотность посредством сжатия); следовательно, будет лишь убывать до бесконечности плотность эфира, но нигде пространство не останется совершенно пустым. Нет ничего удивительного в том, что отрицать пустое пространство приходится, исходя целиком из гипотез; ведь не лучше обстоит дело и с отстаиванием его. Те, кто отважи

==175

вается решать этот спорный вопрос догматически, будь то утвердительно или отрицательно, опираются в конце концов на одни только метафизические предпосылки, как это видно из динамики, и здесь по меньшей мере нужно было показать, что задача эта вовсе не может быть решена. Что же касается, в-третьих, пустого пространства с механической точки зрения, то оно есть скопление пустоты внутри вселенной, обеспечивающее возможность свободного движения небесных тел. Легко убедиться, что возможность или невозможность его зиждется не на метафизических основаниях, а на трудно объяснимой тайне природы, [ведь неизвестно], каким образом материя ставит пределы своей собственной расширительной силе. Впрочем, если согласиться с тем, что было сказано в общем примечании к динамике о возможности возрастающего до бесконечности расширения специфически различные веществ при одном и том же количестве материи (измеряемом по ее весу), то нет, пожалуй, надобности допускать пустое пространство ради свободного и постоянного движения небесных тел, так как сопротивление, даже при сплошь наполненном пространстве, можно в таком случае мыслить сколь угодно малым.

Так метафизическое учение о телах кончается [рассмотрением] пустоты, а потому непостижимого, в чем оно разделяет участь всех прочих попыток разума, стремящегося дойти, восходя к принципам, до первооснов вещей. Ведь природа разума такова, что он не способен постичь что-либо иначе как в той мере, в какой оно определено данными условиями; стало быть, он не может ни остановиться на обусловленном, ни уяснить безусловное; поэтому, если любознательность побуждает его постичь абсолютное целое всех условий, ему не остается ничего другого, как обратиться от предметов к самому себе и вместо последней границы вещей исследовать и определять последнюю границу своей собственной, предоставленной самой себе способности.

==176

ПРИМЕЧАНИЯ.

Метафизические начала естествознани

“Metaphysische Anfangsgriinde der Naturwissenschaft”. — По замыслу Канта “Критика чистого разума” (как и последующие две “критики”) должна была служить введением, обоснованием и предварительным очерком новой “критической” метафизической системы, идею которой Кант противопоставлял старой, “некритической” метафизике, претендовавшей на сверхопытное теоретическое знание. По учению Канта, такое знание может иметь лишь “практический” характер, т. е. представлять собой необходимое моральное убеждение, достоверность которого доказывается не теоретически, а одним только существованием нравственного сознания. Новую метафизическую систему Кант подразделял на две основные части — метафизику природы и метафизику нравов. Данное сочинение, следовательно, относится к первой части кантовской системы.

В соответствии с “Критикой чистого разума” Кант определяет природу как совокупность всех предметов наших чувств, т. е. предметов возможного опыта, или как чувственно данный мир явлений. Опыт бывает внешним или внутренним. Предметы внешнего опыта называются материей, предмет внутреннего опыта — душой. Поскольку наукой может быть лишь система знаний, упорядоченная согласно принципам, которые обеспечивают аподиктическую достоверность и необходимую взаимосвязь положений науки, теоретическое естествознание возможно

==663

лишь в той мере, в какой оно основывается на априорных принципах, т. е. предполагает метафизику природы. Поэтому, согласно Канту, наука о природе в отличие от эмпирического естествознания (которое не есть наука в строгом смысле слова) получает право, называться таковой лишь от “чистой” своей части, т. е. от той, которая заключает в себе априорные принципы объяснений природы. Но познать что-либо a priori — значит познать его исходя из одной лишь его возможности. Сами по себе априорные понятия не могут привести к познанию природных вещей, которые существуют независимо от мышления. Для познания природных вещей необходимы еще соответствующие этим понятиям априорные созерцания, с помощью которых осуществляется конструирование понятий или математическое познание.

Исходя из этих сформулированных в трансцендентальной эстетике положений, Кант приходит к выводу, что учение о природе научно лишь постольку, поскольку оно носит математический характер. Этот весьма интересный с современной точки зрения, хотя и обусловленный господством механистического мировоззрения (механика, говорил еще Леонардо да Винчи, есть рай для математических наук), взгляд означает вместе с тем, с точки зрения Канта, отрицание возможности научной психологии, поскольку психика не есть нечто протяженное, а представляет собой предмет внутреннего чувства, к которому неприложима математика. Следовательно, метафизика природы, а также и теоретическое естествознание должны иметь своим предметом лишь телесную природу. Но и это положение, согласно Канту, требует уточнения. Так, например, химию, говорит он, следовало бы скорее называть систематическим искусством, чем наукой. О биологии и других науках о природе, лишь зарождавшихся в XVIII в., Кант, естественно, не упоминает. Таким образом, метафизика природы сводится к исследованию (в духе априоризма) теоретических оснований классической механики в том виде, в каком она сложилась в трудах Ньютона и его продолжателей.

Структура метафизики природы определяется, согласно Канту, категориальной структурой рассудка, т. е. теми классами категорий, которые даны в трансцендентальной аналитике и, по мнению Канта, исчерпывают всю способность суждения. Соответственно четырем классам категорий (количество, качество, отношение, модальность) метафизика природы делится на четыре части: форономию, динамику, механику и феноменологию. Не входя в специальный анализ каждого из этих разделов, укажем лишь на то, что в форономии (учение о законах движения, рассматриваемого самого по себе, независимо от производящих его сил; то же, что кинематика) движение трактуется как чистое количество безотносительно к тому, что движется, т. е. к материи. Поэтому материя здесь рассматривается просто как движущаяся точка в отношении к пространству, которое Кант называет относительным и материальным, поскольку оно заполнено материей и не существует вне нее. Но это относи-

==664

тельное пространство должно быть мыслимо как находящееся в другом, неподвижном пространстве, не заполненном материей и потому абсолютном. Однако это не означает, что абсолютное пространство действительно существует; оно не может быть предметом опыта, так как, не заключая в себе материи, не составляет объекта восприятия. Тем не менее, как подчеркивает Кант, понятие абсолютного пространства есть необходимая идея разума. Таким образом, Кант отвергает положение Ньютона об объективной реальности абсолютного пространства (ибо последнее не может быть предметом внешнего чувства), но сохраняет понятие абсолютного пространства как априорное.

Поскольку в форономии не рассматриваются силы, вызывающие движение, постольку всякое движение можно трактовать “либо как движение тела в покоящемся пространстве, либо как покой тела и движение пространства в противоположном направлении с той же скоростью” (78). Неокантианцы Кассирер и Баух, ссылаясь на это и подобные ему положения, делают вывод, что Кант предвосхитил принцип относительности в том виде, как его сформулировал А. Эйнштейн. Однако этот вывод лишен серьезных оснований именно потому, что Кант ограничивает возможность такой трактовки рамками форономии, а его указание на то, что относительность движения делает возможным выбор различных систем отсчета, вполне согласуется с классической механикой, которая, конечно, учитывала принцип относительности движения, сформулированный Галилеем.

В динамике речь идет о силах, присущих материи и обусловливающих ее движение. Материя, согласно Канту, наполняет пространство не просто благодаря своему существованию, а благодаря особой движущей силе, отталкиванию. Непроницаемость, которая в классической механике принимается в качестве одной из исходных характеристик материи, объясняется Кантом как следствие “изначальной силы расширения”, которая в свою очередь есть лишь следствие силы отталкивания каждой точки в наполненном материей пространстве. Однако признание отталкивания изначальной, образующей материю силой логически требует признания противоположной ему силы — притяжения, без которого материя не оставалась бы внутри каких-либо границ, т. е. рассеивалась бы до бесконечности. Отталкивание и притяжение обусловливают соответственно упругость и тяжесть, присущие материи и составляющие “единственные a priori усматриваемые всеобщие отличительные признаки материи”. Единство отталкивания и притяжения, их взаимное ограничение составляют, согласно Канту, основную динамическую характеристику материи. При этом притяжение рассматривается как взаимодействие между материальными телами, совершающееся через пустое пространство (эмпирическая реальность которого, как указывалось выше, отрицается Кантом). Кант, следовательно, признает способность материи действовать на расстоянии; отрицание этой способности, утверждает Кант, по существу равносильно отрицанию силы притяжения. Из притяжения Кант

==665

выводит всемирное тяготение и таким образом пытается дедуцировать открытый Ньютоном закон.

В добавлении к разделу о динамике Кант подчеркивает, что порядок рассмотренных им вопросов: реальное в пространстве (непроницаемость), образующееся вследствие силы отталкивания, и то, что негативно по отношению к нему (притяжение), и то, что есть следствие того и другого (ограничение), — в точности соответствует категориям суждений качества: реальности, отрицанию, ограничению. Таким образом, динамика (так же как и форономия) оказывается лишь экстраполяцией соответствующего раздела таблицы категорий кантонской трансцендентальной аналитики.

В метафизических началах механики Кант “метафизически” (априористически) истолковывает основные положения классической механики. Так, в качестве первого закона механики Кант формулирует положение, согласно которому количество материи в целом при всех изменениях остается одним и тем же. Кант не ссылается ни на Ломоносова, открывшего и экспериментально доказавшего этот закон, ни на Лавуазье, повторившего это открытие. Основой этого закона Кант считает положение “общей метафизики”, что при всех естественных изменениях “ни одна субстанция не возникает и не уничтожается”. Следует иметь в виду, что слово “субстанция” Кант употребляет не в смысле Спинозы, а в духе своей “Критики чистого разума”, где субстанция толкуется как априорная категория, определенным образом синтезирующая чувственные данные. Далее Кант пытается доказать, называя это вторым законом механики, что всякое изменение материи имеет внешнюю причину. Способ доказательства весьма характерен для автора “Критики чистого разума”: раз материя — предмет внешнего чувства, следовательно, и причина ее изменения имеет внешний характер, поскольку материя не имеет “чисто внутренних определений и определяющих оснований”. С точки зрения Канта, внутренним принципом, побуждающим к изменению состояния, может быть лишь желание пли иное психическое состояние, связанное с чувством удовольствия или неудовольствия. Это положение Канта иллюстрирует не только свойственное ему механистическое понимание материи (как безжизненной по своей природе), но и субъективистский подход к определению материального, так же как и к разграничению внутреннего и внешнего.

Третьим законом механики Кант называет равенство действия и противодействия, пытаясь в отличие от Ньютона обосновать этот закон “метафизически”. Свою заслугу Кант видит в том, что он “эмпирически” установленные законы механики доказывает априорно, исходя из категорий отношения, как они сформулированы в трансцендентальной аналитике, а именно из субстанции, причинности и взаимодействия.

В феноменологии — четвертой части кантовской метафизики природы — речь идет о применении к естествознанию категорий модальности: возможности, действительности и необходимости. Поскольку исходя из понятия движения самого по себе

==666

безразлично, представлять ли тело движущимся в относительном пространстве или же пространство движущимся относительно тела, постольку прямолинейное движение материи в отношении эмпирического пространства предполагает представление о противоположном движении пространства, т. е. оно лишь возможный предикат материи. Круговое движение материи в отличие от прямолинейного не требует представления о противоположном движении относительного пространства. Поэтому оно есть действительный предикат материи. И наконец, третья теорема утверждает, что во всяком движении тела, посредством которого это тело движет другое, необходимо противоположное равное движение этого другого тела.

Таким образом, все три категории модальности применяются Кантом к рассмотрению связи предмета и движения. Феноменология в сущности лишь разъясняет и частью дополняет положения форономии и механики, но она необходима была Канту, чтобы полностью применить к естествознанию таблицу категорий, составляющих основу трансцендентальной аналитики.

На последних страницах своего сочинения Кант вновь возвращается к вопросу об абсолютном (или пустом) пространстве, пытаясь доказать, что те, кто отвергает его существование, как и те, кто признает его объективной реальностью, существующей безотносительно к сознанию, мыслят догматически. “Критическое” решение вопроса, с точки зрения Канта, заключается, с одной стороны, в признании априорной необходимости пустого, абсолютного пространства, а с другой — в отрицании его физической реальности. Этот дуализм априорного и эмпирического оправдывается Кантом-с помощью положения о том, что решение коренных метафизических проблем возможно лишь путем анализа познавательных способностей, т. е. анализа гносеологических истоков этих проблем.

Кант, таким образом, предлагает возвратиться к “Критике чистого разума”, которая исследует и определяет границы способности познания и в этой связи формулирует не только принципы, но и важнейшие выводы метафизики природы, т. е. натурфилософии (см. И. Кант. Соч., т. 3. Критика чистого разума, стр. 234—299).

С точки зрения Канта, его главный труд “Критика чистого разума”, изданный в 1781 г., очерчивает основную проблематику “Метафизических начал естествознания”, опубликованных в 1795 г. Если речь идет непосредственно об отношении между данными двумя сочинениями, то это, конечно, так, но если иметь в виду отношение между метафизикой и физикой Канта, между его трансцендентальным идеализмом и философией природы, то нетрудно показать, что это отношение оказывается обратным. Система трансцендентального идеализма Канта органически связана с ньютоновской механикой и евклидовой геометрией, и, как это ни парадоксально, она представляет собой в некоторых отношениях весьма последовательный, безбоязненно идущий до конца гносеологический вывод из их принципов, которые, однако, абсолютизировались Кантом (впрочем, в подобном грехе были

==667

повинны все выдающиеся современники Канта). В этом смысле можно согласиться с французским исследователем философии и натурфилософии Канта Ж. Вюйеменом (Vuillemin), который указывает, что “значение основных положений “Критики чистого разума” может быть выявлено и объективно разъяснено только путем сопоставления их с соответствующими положениями “Метафизических начал естествознания”. Несомненно, что физика Канта (так же как физика Лейбница) освещает его метафизику” *. Именно поэтому “исследовать горизонт его философии науки — значит исследовать также границы его критицизма” **. Но это не значит, конечно, что все содержание “Критики чистого разума” и философии Канта вообще может быть сведено к естествознанию (механике) XVIII в. и его философской интерпретации. Речь идет лишь о том, что механистическая ограниченность естествознания XVIII в. наложила свою печать на учение Канта и в значительной мере обусловила характерную для его философии историческую ограниченность (особенно сказавшуюся в его учении об априорности пространства, времени и категорий мышления). Не приходится сомневаться в том, что основные положения учения Канта (в том числе его априоризм, агностицизм и т. д.) имели не только естественнонаучные, но и глубокие социально-политические корни, что самым непосредственным образом сказалось, например, в провозглашенном им принципе примата практического разума над теоретическим. Не следует также забывать, что учение Канта, унаследовав прогрессивные философские традиции предшествующего периода, выдвигает такие вопросы (в первую очередь проблему логической всеобщности и необходимости, а также проблему диалектики разума), которые далеко выходят за пределы механистического мировоззрения и сохраняют свое значение для всего последующего развития философской мысли.

“Метафизические начала естествознания” были изданы в 1786 г. (Riga, Hartknoch). На русском языке публикуются впервые. Пер. В. П. Зубова.

1 Русский термин “естествознание”, традиционный перевод слова “Naturwissenschaft”, не воспроизводит, к сожалению, важнейшего компонента этого слова — “Wissenschaft” (наука). — 60.

2 Улърих (Ulrich, Johann August Heinrich, 1746—1813) — профессор, преподавал философию в Йене. Рецензия на книгу Ульриха “Institutiones logicae et metapbysicae” (“Основоположения логики и метафизики”) была помещена в газете “Allgeineine litterarische Zeitung”, Jahrgang 1785, Bd. IV, Dec. 13. Анонимный рецензент критикует таблицу категорий, дедукцию чистых рассудочных понятий и т. д., считая, что некоторые

* J. Vuillemin. Physique et metaphysique kantiennes. Paris, 1955, p. 357.

** Ibidem.

==668

категории (например, категории причины и общения) неприменимы к явлениям природы. — 63.

3 Кант имеет в виду свое сочинение “Пролегомены”, § 13 (см. настоящее издание, т. 4, ч. 1, стр. 101—102). Ту же мысль Кант высказывает уже в небольшом сочинении “О первом основании различия сторон в пространстве” (см. настоящее издание, т. 2, стр. 376). — 74.

4 Ламберт (Lambert, Johann Heinrich, 1728—1777) — немецкий математик, физик, философ. Мысль, излагаемую Кантом, можно найти в трех сочинениях Ламберта: “Photometria seu de mensura et gradibus luminis, colorura et ишЬгае”, 1760; “Neues Organon oder Gedanken iiber die Erforschung und Bezeichnung des Wahren”, 1764, и особенно в “Kosmologische Briefe uber die Einrichtung des Weltbaues”, 1761 (“Фотометрия, или Об измерении и степенях света, цветов и тени”; “Новый органон, или Мысли об исследовании и обозначении истинного”, “Космологические письма об устроении Вселенной”, где рассматриваемый вопрос излагается специально). — 92.

5 По вопросу о том, кого здесь имеет в виду Кант, Лейбница ли, Хр. Вольфа, Кестнера или Эйлера, мнения комментаторов расходятся. С наибольшей вероятностью, однако, можно считать, что речь идет здесь у Канта о Лейбнице; это явствует из дальнейшего текста, а также из неоднократных высказываний Канта о Лейбнице как о мыслителе, который в понимании пространства и времени был наиболее близок к взглядам Канта. Так, в своей работе “Ober eine Entdeckung, nach der alle neue Kritik der reinen Vernunft durch eine altere entbehrlich gemacht werden soil” (“Об одном открытии, согласно которому всякую новую критику чистого разума делает излишней более старая ее критика”) Кант пишет: “Можно ли поверить, что Лейбниц, столь великий математик, пытался составлять тела из монад (тем самым и ггоостранство — из простых частей)?” (Gesammelte Schriften, Bd. VIII, S. 248).

Учение Яйлера о пространстве, изложенное им в своем сочинении “Reflexions surl'espace et le temps” (в “Histoire de 1'Academie Royale des Sciences et belles lettres”, a Berlin, Annee MDCCXLI1I, p. 324—333) — “Размышления о пространстве и времени”, весьма далеко от кантовского понимания этих категорий и в некотором смысле даже противоположно ему.

О Кестнере Кант всегда отзывался с похвалой и восхищением как об ученом, к тому же он был его близким другом; однако нет особых оснований считать, что Кант имел здесь в виду именно его. Что же касается Ламберта, который также был его другом, то вряд ли Кант не упомянул бы его имя, если бы имел в виду его, так как в остальных случаях он это обычно делает. Хр. Вольфа Кант никогда не считал своим предшественником в понимании пространства и времени, как и не считал его великим математиком. — 104.

6 Перевод Кантом этого места несколько расходится с текстом Ньютона. У Ньютона сказано: “Если бы эфир или какое-либо иное тело или совершенно был бы лишен тяжести, или же

==669

тяготел бы менее, нежели соответственно массе его, тогда (согласно Аристотелю, Декарту и другим), не отличаясь от других тел ничем, разве только формой материи, он мог бы изменением формы быть постепенно переведен в тело таких же свойств, как и те, которые тяготеют в точности пропорционально своим массам, и, наоборот, вполне тяжелые тела при постепенном изменении формы тогда могли бы постепенно утрачивать свой вес, и, следовательно, веса тел зависели бы от формы их в противность доказанному в предыдущем следствии” (И. Ньютон. Математические начала натуральной философии. Пер. Н. А. Крылова, Пг., 1915—1916. кн. Ill, следствие 2, предложение VI, теорема VI). — 114.

7 “Для того чтобы показать, что я не причисляю тяжесть к существенным свойствам тел, я добавил вопрос об исследовании причины этого свойства”. — 115.

8 Имеется в виду волновая теория света Эйлера. Эйлер выдвинул ее в противовес теории излучения, обоснованной Ньютоном. — 120.

9 Мариотт (Mariotte, Edme, 1620—1684) — французский физик. Здесь речь идет о законе обратной пропорциональности объема газа и давления, который более известен под названием закона Вопля и Мариотта. — 124.

10 “Если плотность жидкости, состоящей из взаимно отталкивающихся частиц, пропорциональна сжимающему давлению, то отталкивающие силы частиц обратно пропорциональны расстояниям между их центрами. Наоборот, частицы, отталкивающиеся взаимно силами, обратно пропорциональными расстояниям между своими центрами, образуют упругую жидкость, плотность которой пропорциональна давлению” (И. Ньютон. Математические начала натуральной философии. Пер. с лат. А. Н. Крылова, кн. II, III, Пг., 1916, стр. 347). — 124.

11 Кант имеет в виду, по всей вероятности, следующее место в “Оптике” Ньютона: “Причина преломления светового луча не заключается в падении света на твердую и непроницаемую частицу тела, как обычно считают” (Isaac Newton, Optica, Liber II, Propos. VIII). — 131.

12 Гилозоизм (от древнегреческих “hyle” — вещество, материя — и “zoe” — жизнь) — учение о всеобщей одушевленности материи. Гилозоистические идеи существовали еще в античности, когда многие философы и ученые представляли себе то или иное природное явление как одушевленное. Фалес, например, считал, что магнит имеет “душу”, т. е. жизненное начало, благодаря которому притягивает к себе железо. — 152.

13 В конце Нъютоновой схолии. — Знаменитая схолия занимает много страниц и содержит Ньютоново понимание времени и движения (абсолютного и относительного). См. русский перевод “Математических начал натуральной философии”, кн. I, стр. 29— 35. — 167.

и “Распознание истинных движений отдельных тел и точное их разграничение от кажущихся весьма трудно, ибо части того неподвижного пространства, о котором говорилось и в котором

==670

совершаются истинные движения тел, не ощущаются нашими чувствами. Однако это дело не вполне безнадежное” (И. Ньютон. Математические начала натуральной философии. Пг., 1915—1916, т. I, стр. 35). Ссылка Канта на издание 1714 г. неверна. Такого издания “Математических начал...” Ньютона не было. Имеется издание сочинения Ньютона 1713 г., по которому обычно и цитирует сам Кант. Следующее — последнее прижизненное издание — вышло в 1726 г. — 172.