Ранние работы Канта.1964. (Гулыга А., Арсеньев А.)

Гулыга А., Арсеньев А.

Ранние работы Канта.1964.

Кант И. СОЧИНЕНИЯ В ШЕСТИ ТОМАХ. М., «Мысль», 1964.(Философ. наследие.)-Т. 2.- 511 с.- С.5-38.

РАННИЕ РАБОТЫ КАНТА

Буржуазная история философии обычно считает начальный, так называемый докритический период деятельности Кairra заблуждением еще незрелого, не установившегося в своих взглядах "философа. Между тем позднейшая, сложившаяся в 70-х годах XVIII в. критическая философия Канта есть закономерное следствие

его ранних работ. Именно в них наметилась проблема-

тика и .способ ее рассмотрения, необходимо приведшие Канта к трансцендентальному идеализму.

Характер этих ранних работ в значительной степени определяется попыткой Канта перекинуть мост между философией немецкого Просвещения ЧV11—ЧVIII вв. «метафизикой» в терминологии Канта) и передовым в то время механистическим естествознанием, развившимся главным образом в Англиии и Франции и послужившим базой французского материализма ХУ111 в. На основе той логики, которая была в распоряжении Канта, такой мост перекинуть было нельзя, и это необходимым образом привело Канта к априоризму и агностицизму его критической философии

Кант.фактически показал (хотя и не ставил себе этой задачи), что пострдение метода познания на базе формальной логики, которой пользовались в своих теоретических построениях и метафизика, и механистическое естествознание, невозможно, что процесс получения нового знания не может быть теоретически изображен в

5 

paмках этой логики, Попытка Канта связать философию и естествознание привела к вскрытию им существенных npoтивоpeчий в метафизике как методе. Это была, если можно так выразиться, самокритика метафизики. Без такой подготовительной работы, проделанноиКантом, была бы невозможна диалектика Гегеля.

Именно естественнонаучные интересы раннего Канта привели его к глубокому критическому рассмотрению .способа мышления.характерного для философии немецкого Просвещения, представителем которой он сам являлся. Две основные идеи красной нитью проходят через большую часть ранних работ Канта: во-первых, идея связи философии с положительной наукой и необходимости создания на этом пути рационального метода познания; во-вторых, идея развития как прин-

цип, который должен быть применен в положительных пауках. Условия, в которых жил и работал Кант, не способствовали последовательной теоретической разработке этих идей.

Метод мышления, сложившийся в естествознании XVII-XV111 вв. и в значительной степени усвоенный философами-материалистами, обладал рядом особен-

достей. Отдавалось, в частности, предпочтение индукции перед дедукцией; на широкие обобщения естествоиспытатели смотрели как. на ненужную схоластику. Задача науки понималась только как экстраполяция на все явления механических закономерностей.

Ученые были уверены, что достояние Вселенной характеризуется чисто механическими параметрами. Развитие рассматривалось ими как изменение с течением времени этих параметров, т. е. не затрагивались качественные характеристики предметов. Если достоверно знать эти параметры (массу, скорость, силу и пространственное расположение частей системы) и иметь достаточно совершенный математический аппарат, то путем математического анализа можно будет вычислить все предшествующие и последующие состояния Вселенной. Этот взгляд был одним из основных заблуждений механистического естествознания. Он приводил к убеждению в качественной неизменности природы, т. е. в отсутствии в ней действительного развития.

 6

Небесная механика, а наряду с ней математический анализ во второй половине XVIII в. достигли значительных успехов; сложилось мнение (и у естествоиспытателей, и у философов), что и в других областях естествознания механические принципы позволят объяснить все явления. В обобщенном виде это воззрение нашло свое выражение у французских философов-материалистов XVIII в. Они пытались механистически истолковать не только природу, но и общественные и психические явления.

Рассмотрение философами-материалистами и учеными XVIII в. процесса познания имело ту особенность, что, с одной стороны, мышление человека возвеличивалась и признавалось способным познать явления природы, общества и психики, а, с другой стороны, эти философы и ученые основную функцию его видели в чисто формальной обработке эмпирически получаемого материала. С этой точки зрения они рассматривали и индукцию. Мышлению они отказывали в праве двигаться вперед там, где не хватает опытных данных.

В то время этот механистический взгляд на природу и мышление был безусловно прогрессивным. Он, например, помогал отстаивать принцип детерминизма (хотя и ограниченного, механистического) против индетерминизма и телеологии, материализм и опытное знание — против идеализма и схоластики. Но с другой стороны, этот же взгляд приводил к отрицанию права мышления на выход за пределы наличного эмпирического материала и формальных обобщений, например к отрицанию роли гипотез в развитии науки.

Следует иметь в виду, что в Германии XVIII в. механистическое естествознание было развито слабо; здесь не существовало прочной традиции механикометафизического материалистического мышления. В немецкой философии (даже в тех учениях, которые склонялись к материализму) жива была еще связь с восходящими к неоплатонизму учениями, рассматривавшими мир как живое, органическое целое. Именно это позволило немецким мыслителям сформулировать

==7

идею развития, пусть в спекулятивной, иногда даже фантастической форме.

Лейбниц, Лессинг, Гердер — вот некоторые имена предшественников и современников Канта, выдвигавших идею развития, эволюции. Если для французского материализма и французского естествознания XVIII в. характерны эмпиризм и усмотрение роли мышления в проведении формальнологических и математических операций, то для немецкого Просвещения и немецкой философии XVIII в. характерно утверждение примата мышления над эмпирией, признание права мышления не только на создание научных гипотез, но зачастую и на чисто спекулятивные построения.

Из всех крупных деятелей немецкого Просвещения Кант был наиболее близок к механистическому естествознанию; он, если можно так выразиться, наибольший из них механицист. Вместе с тем он оставался верен философии немецкого Просвещения, несовместимой с механицизмом. В. И. Вернадский в глубоком и тонком исследовании «Кант и естествознание XVIII столетия», характеризуя возникшее и развивающееся противоречие между старой метафизикой и новым положительным знанием, показал, что оно во многом определило облик Канта как ученого и его положение в науке и философии XVIII в. Естествознание в XVI—XVII вв., еще тесно связанное с метафизикой, получило теперь собственную основу и стало на самостоятельный путь развития. Как говорит В. И. Вернадский, «темп такого отхождения охваченной гением Ньютона науки от философии с каждым годом усиливался»*. Кант оказался одновременно и представителем передовой науки своего времени, и метафизиком в старом смысле этого слова. «Являясь по содержанию и по научности уклада мысли передовым ученым своего времени, Кант по привычкам и по характеру научной работы жил в прошлом. Чуждый по духу ученым староверам, а по форме ученым новаторам, Кант был одинок среди передовых ученых ^ своего времени» **. '*

В. И. Вернадский, Кант и естествознание XVIII столетия, М., 1905, стр. 21.

* Там же, стр. 14, 16. *

==8

В первых своих натурфилософских работах Кант пытается синтезировать философию немецкого Просвещения и положительные науки, развивавшиеся на базе механицизма.

Материалистическая тенденция в ранних работах Канта является доминирующей. Кант уверен в возможностях естественнонаучного познания мира. В отличие от французских материалистов, которые от естествознания шли к философии, он шел скорее обратным путем. Он делает попытки применить философию к рассмотрению теоретических проблем естествознания.

Там, где Кант непосредственно сталкивается с закономерностями, необъяснимыми с помощью законов механики, он останавливается в научном анализе (например, перед объяснением живой природы). Указывая, что происхождение мироздания можно объяснить на основе законов Ньютона, Кант в то же время пишет: «А можно ли похвастаться подобным успехом, когда речь идет о ничтожнейших растениях или о насекомых? Можно ли сказать: дайте мне материю, и я покажу вам, как можно создать гусеницу? Не споткнемся ли мы здесь с первого же шага, поскольку неизвестны истинные внутренние свойства объекта и поскольку заключающееся в нем многообразие столь сложно?» (1,126—127*). Кант не пытается перенести механические закономерности на живую природу; он видит, что она принципиально отлична от неживой. Он говорит: «Но разве хоть один философ был когда-либо в состоянии растолковать законы, по которым происходит рост или внутреннее движение в уже существующем растении, с такой же степенью ясности и математической строгостью, как те законы, по которым совершаются движения небесных тел? Природа самих объектов здесь совершенно различна (подчеркнуто нами.— Авт.)» (1, 479).

В первой же своей работе — «Мысли об истинной оценке живых сил» (1746) — Кант настойчиво проводит идею развития, эволюции. У него собственная точка

Здесь и далее сноски на настоящее издание даются в тексте; первая цифра в скобках означает номер, а вторая — страницу соответствующего тома. — Ред.

==9

зрения на полемику, развернувшуюся между последователями Декарта, с одной стороны, и приверженцами точки зрения Лейбница — с другой. Суть спора состояла в том, что картезианцы считали меру движения пропорциональной скорости движущегося тела; Лейбниц же считал необходимым оценивать эту меру как пропорциональную квадрату скорости. Позднейшая наука выяснила, что по сути дела Декарт и Лейбниц говорили о разных вещах,и приняла величину, пропорциональную скорости, как меру количества движения, сохраняющуюся при механических взаимодействиях тел, а величину, пропорциональную квадрату скорости,— как меру кинетической энергии, сохраняющуюся при переходе механической энергии в другие виды энергии и характеризующую способность движущегося тела совершать работу.

Следует обратить внимание на ряд характерных моментов, содержащихся в упомянутом произведении. Кант отстаивает здесь принцип самодвижения материи. Из этого принципа он пытается вывести пропорциональность живых сил квадрату скорости, оставляя в то же время и линейную зависимость; этим, полагал Кант, разрешается спор между картезианцами и последователями Лейбница. Фактически Кант здесь ошибается, так как пропорциональность кинетической энергии (в современном понимании и терминологии) движущегося тела квадрату скорости выводится в рамках механики и без предположения о самодвижении. Он видит методологическую трудность в том, что математика (и механистическое естествознание того времени) начинает с аксиом, а об отношении этих аксиом к действительности судить не может. Поэтому он пишет: «Необходимо иметь метод, с помощью которого в каждом отдельном случае, подвергая общему обсуждению принципы, на которых зиждется то или иное мнение, и сопоставляя их с сделанным из них выводом, можно было бы определить, действительно ли содержит в себе природа предпосылок все то, что требуется с точки зрения основанных на них учений» (1, 72—73). Здесь Кант еще пытается получить такой метод в рамках формальной логики. В дальнейшем он понял, что это невозможно.

К оглавлению

==10

Дуалистичность критической философии Канта в значительной степени определялась этой невозможностью объединить «метафизику» и механистическое естествознание на базе построения общего метода, опирающегося только на формальную логику.

Двойственность, противоречивость характерна для представлений раннего Канта о пространстве, времени, движении. Во всех своих работах раннего периода, где он касается вопроса о движении, Кант, с одной стороны, придерживается принципа самодвижения материи; для него любая часть материи несет в себе источник своего движения, своей деятельности. С другой стороны, это движение он пытается представить как механическое, т. е. как внешнее по отношению к материи. Но в таком случае, и это показывают законы самой механики, движение не может порождаться за счет внутренних сил системы. Поэтому теоретическое осмысление движения оказывается для Канта неразрешимой проблемой.

Что касается пространства, то Кант рассматривает его, с одной стороны, как некое вместилище, независимое от материи, куда последняя помещена и где она может двигаться. Такое понимание абсолютного пространства полностью соответствует механистическим представлениям и наиболее последовательно было выражено Ньютоном. С другой стороны, Кант пытается представить пространство как необходимо связанное с материей (с субстанцией), даже как нечто вторичное по отношению к ней.

Так, он считает, что пространство есть результат способности субстанции действовать вовне себя. Это действие проявляется как специфические силы. Такой взгляд на пространство близок к взгляду Лейбница. Интересно, что здесь есть некоторое сходство с представлениями современной физики об элементарных частицах, согласно которым каждая такая частица окружена «шубой» специфических силовых полей.

Трехмерность пространства Кант связывает с характером сил, которыми субстанция действует вовне себя, и, в частности, с законом обратной пропорциональности силы тяготения квадратам расстояний. По его мнению, возможна наука о пространствах с различным

==11

числом измерений («высшая геометрия» в терминологии Канта): «Согласно изложенному я полагаю: [во-первых], что субстанциям в существующем мире, частью которого мы являемся, присущи силы такого рода, что, соединяясь друг с другом, они распространяют свои действия обратно пропорционально квадрату их расстояний; во-вторых, что возникающее отсюда целое имеет в соответствии с этим законом свойство трехмерности; в-третьих, что этот закон произволен и что бог вместо него мог бы избрать какой-нибудь другой, например закон обратной пропорциональности кубу расстояний]; наконец, в-четвертых, что из другого закона проистекало бы и протяжение с другими свойствами и измерениями. Наука обо всех этих возможных видах пространства, несомненно, представляла бы собой высшую геометрию, какую способен построить конечный ум» (1, 71). Современная математика рассматривает пространства с различным числом измерений и с различными (например, неевклидовыми) свойствами. Таким образом, это рассуждение Канта как бы предвосхищает позднейшее развитие математики.

В работе «Применение связанной с геометрией метафизики в философии природы» (1756) Кант также пытается согласовать естествознание («физику») с философией немецкого Просвещения (с лейбницевской монадологией). Один из главных вопросов здесь — вопрос о двух указанных выше точках зрения на пространство: «метафизической» и «геометрической». Вводя принцип самодвижения, используя понятия силы притяжения и силы отталкивания, Кант пробует согласовать эти точки зрения. Он не принимает полностью позиции Лейбница, но и ньютоновское понимание пространства тоже остается ему в значительной степени чуждым.

Точно так же и в проблеме относительности движения Кант видит противоречие, ибо, признавая эту относительность, нужно отказаться от абсолютного, не связанного с материей пространства, но этого современное ему механистическое естествознание сделать не может, а потому не может и Кант, ставящий своей задачей соединение философии с положительной наукой, с естествознанием.

==12

Особо важное место в ранних работах Канта занимали науки о Земле. В течение многих лет Кант читал курс лекций по физической географии в Кёнигсбергском университете. Результатом этой работы была изданная в 1801—1804 гг. четырехтомная «Физическая география». Кант считал, что закономерности земной природы могут быть лучше поняты, если будут известны закономерности развития самой Земли, ее истории.

В XVIII в. геолого-географические науки еще только начинали формироваться, выяснять те основные объекты наблюдения и исследования, которые могли быть положены в основу научного анализа. «На эту работу,— писал В. И. Вернадский,— пошло целое столетие. Полтораста лет назад, когда началась работа Канта, в метеорологии и климатологии не были еще различены и выделены столь всем понятные и популярные элементы погоды или климата, в геологии не были даже намечены формы рельефа или тектоники... Работа натуралиста носила книжный характер. Факты искались в картах, в описаниях путешественников, в наблюдениях толпы; на первое место выступал сравнительный метод исследования, значение которого в этих областях знания было ясно и точно указано Кантом еще в 1757 году» *.

Кант интересуется вопросами метеорологии, пишет статьи о землетрясениях, исследует вопрос о суточном вращении Земли, разбирает возможные причины старения Земли, ее эволюции. В этом отношении интересны две небольшие работы Канта, написанные в 1754 г. и непосредственно предшествовавшие «Всеобщей естественной истории и теории неба». Мы имеем в виду статью о приливном трении под названием «Исследование вопроса, претерпела ли Земля в своем вращении вокруг оси... некоторые изменения со времени своего возникновения» и статью «Вопрос о том, стареет ли Земля с физической точки зрения».

В первой из названных статей Кант приходит к выводу, что действие Луны на Землю должно вследствие

В. И. Вернадский, Кант и естествознание XVIII столетия, стр. 17—18.

==13

приливного трения постепенно замедлять вращение Земли вокруг оси. Это заставляет Канта поставить вопрос о происхождении суточного вращения Земли. Оно в свою очередь связано, как считает Кант, с механическим устройством и происхождением солнечной системы и всего мироздания.

Во второй из этих статей Кант рассматривает различные физические причины старения Земли, указываемые натуралистами, и находит их малосостоятельными. Кант не дает собственного решения проблемы, однако сам процесс старения Земли у него не вызывает сомнений. Из общих, развитых в спекулятивной форме идей эволюции он приходит к выводу, что все возникшее и развивающееся должно состариться и погибнуть в результате тех же процессов, которые на предыдущих этапах развития вели к расцвету. «Старение какого-нибудь существа в ходе его изменения,— пишет Кант,— не есть определенная стадия, вызванная внешними и насильственными причинами. Те же причины, по которым какая-нибудь вещь достигает совершенства. приближают ее к гибели незаметными изменениями. Все предметы природы подчинены следующему закону: тот же механизм, который вначале работал над их совершенствованием, продолжая менять вещь и после того как она достигла своего совершенства, постепенно лишает ее благоприятных условий и в конце концов незаметно доводит ее до полной гибели» (1, 98).

Этому всеобщему закону, говорит Кант, подчиняется и Земля, и, следовательно, она также должна когда-то состариться и погибнуть. Старение Земли есть, согласно его мнению, результат внутренних необходимых процессов, и случайные внешние события не составляют сущности эволюционных процессов. Рассматривая такие катастрофические события, как столкновение Земли с другим небесным телом или разрыв внутренним жаром Земли ее оболочек, Кант говорит: «Однако такого рода возможности имеют столь же мало отношения к вопросу о старении Земли, сколь мало имеется оснований для того, чтобы при рассмотрении вопроса, отчего ветшают здания, принимать во внимание землетрясения или пожары» (1, 114).

==14

Эти статьи показывают, как Кант пытается согласовать выраженную в спекулятивной форме идею развития с эмпирическими и теоретическими данными современного ему естествознания. Он делает попытку провести эту идею в конкретных науках, и в частности в науках о Земле и в космогонии.

В противоположность, например, Лапласу, который в своей космогонии от представления о развитии земной природы идет путем осторожного обобщения и аналогии к идее об эволюции Земли и солнечной системы. Кант от идеи развития, выраженной во всеобщей форме, идет к ее конкретизации по отношению к определенным природным объектам. Для Канта нет сомнения в том, что вся бесконечная Вселенная находится в состоянии развития, и в своей космогонии он не ограничивается рассмотрением эволюции солнечной системы, а делает попытку выяснить «происхождение всего мироздания». Однако идея развития у Канта тоже не выходит за пределы механицизма и поэтому остается непоследовательной.

Центральное место в натурфилософских работах Канта занимает «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755). Это сочинение сыграло большую роль не только в развитии научной космогонии, но и в истории естествознания в целом, и в истории философии. Ко времени написания Кантом этой работы основиые принципы механики, развитые Ньютоном, пробили себе дорогу и прочно утвердились в астрономии. Это произошло не сразу. Еще в первой четверти XVIII в. в естествознании продолжало господствовать картезианское воззрение на природу.

К середине XVIII в. работы Эйлера, Клеро, д'Аламбера по теории планетных движений, решению задачи трех тел, теории движения Луны и т. д. сделали небесную механику одним из важнейших отделов астрономии. Наблюдательная астрономия также получила значительное развитие. Были созданы первые государственные обсерватории, которые производили более или менее систематические наблюдения и исследования.

Кант в начале «Всеобщей естественной истории в теории неба» критикует Ньютона за привлечение

==15

в космогонию божественного «первого толчка». Этот взгляд Кант считает недостойным истинного философа. Опираясь на одни лишь свойства материи и движения, утверждает он, можно, не прибегая ни к каким ссылкам на бога, из одних лишь физических причин объяснить, каким образом возникла наша солнечная система со всеми особенностями ее наблюдаемого в настоящее время строения. Именно в этом смысле Кант говорит: «Дайте мне только материю, и я построю вам из нее целый мир».

Далее он излагает свои космологические и космогонические взгляды. Кант считает, что Млечный путь представляет собой звездную систему, схожую во многом с солнечной системой, имеющую центральное тело, вокруг которого обращаются звезды со своими планетными системами. Эта звездная система сплюснута, и Солнце находится недалеко от ее центральной плоскости. Подобных систем имеется во Вселенной огромное количество, и они в свою очередь могут объединяться в системы более высокого порядка.

Рассмотрев затем основные положения небесной механики, Кант переходит к изложению своей космогонической гипотезы. Изучение закономерностей движения планет показывает, пишет Кант, что это движение порождено одной общей для всей системы причиной. «При настоящем состоянии пространства, в котором обращаются тела всего планетного мира, нет материальной причины, которая могла бы сообщить им движения или направлять их. Это пространство совершенно пусто или по меньшей мере почти что пусто; значит, когда-то оно должно было быть иначе устроенным и наполненным материей, в достаточной мере способной передавать движение всем находящимся в нем небесным телам, согласуя его со своим собственным движением и, следовательно, согласуй между собой все движения; а когда притяжение очистило рассматриваемое пространство, собрав всю рассеянную в нем материю в отдельные сгустки, планеты с однажды сообщенным им движением должны были свободно и неизменно продолжать свои обращения в пространстве, не оказывающем сопротивления» (1, 155). Это рассуждение Канта не потеряло значения и в наши дни. Большинство современных

==16

гипотез о происхождении планетных систем в той или другой конкретной форме содержит ту же мысль.

Не касаясь множества других космогонических идей Канта, содержащихся во «Всеобщей естественной истории и теории неба», заметим следующее. Принцип самодвижения материи составляет здесь основу всего рассуждения. «Элементы (частицы материи.— Авт.), коим присущи силы для приведения друг друга в движение, имеют источник жизни в самих себе» (1, 157). Это самодвижение проявляет себя прежде всего как притяжение и отталкивание. Именно наличие этих противоположностей является, по Канту, источником движения материи. Отталкивание, по мнению Канта, действует и между отдельными частицами материи, дополняя собой притяжение как его противоположность.

Исходя из взаимодействия притяжения и отталкивания, Кант объясняет происхождение кругового движения протопланетной материи из первоначально покоящегося хаоса. Это объяснение с точки зрения механики ошибочно. Однако методологически правильным и прогрессивным следует считать то, что Кант, не имея достаточных научных данных, все же (опережая в этом отношении естествознание своего времени) ввел в свою гипотезу отталкивание как необходимое дополнение к притяжению. Эту мысль Канта впоследствии высоко оценивал Ф. Энгельс *.

Кант утверждает, что одно притяжение, взятое отдельно, может вызвать лишь односторонние изменения и только наличие наряду с притяжением отталкивания обеспечивает круговорот, «непрерывность жизни природы».

Роль идеи отталкивания у Канта можно показать, сравнив взгляды Канта с рассуждениями Ньютона, который рассматривал в качестве присущей материи силы только притяжение. Ньютон не смог дать научное объяснение происхождения солнечной системы. Более того, в конце своей «Оптики» он говорит: «Слепая судьба никогда не могла заставить все планеты двигатьс

==17

См. К. Маркс и Ч>. Энгельс, Соч., т. 20, стр. 393. 2 Иммануил Кант, т. 2

таким образом, исключая только едва заметные неравенства, могущие происходить от взаимного действия планет и комет и которые, вероятно, будут увеличиваться в течение весьма долгого времени, до тех пор пока наконец система будет нуждаться в приведении ее в порядок руками творца» *. Таким образом, у Ньютона односторонние изменения, вызываемые действием притяжения, компенсируются действиями бога.

У Канта же взаимодействие притяжения и отталкивания призвано объяснить круговорот материи. Цикл развития какой-либо системы заканчивается, по Канту, тем, что все.ее тела под действием притяжения падают на центральное тело, но при этом огромное количество выделяющегося тепла производит такие силы отталкивания, что материя вновь рассеивается, после чего снова начинается процесс формирования системы.

От гипотезы Канта ведет свое начало научная космогония как самостоятельная область знания, использующая фактический материал и теоретические достижения астрономии, физики, геологии и других наук, развивающая свои собственные приемы исследования и математический аппарат.

Гипотеза Канта внесла в естествознание в ясной и определенной форме принцип развития, заставляя рассматривать всю земную природу с исторической точки зрения, как возникшую и изменяющуюся во времени. Во второй половине XVIII в. этот взгляд был новым и революционным, подрывающим основы метафизического воззрения на природу. «Точное представление о вселенной,— писал Ф. Энгельс,— о ее развитии и о развитии человечества, равно как и об отражении этого развития в головах людей, может быть получено только диалектическим путем, при постоянном внимании к общему взаимодействию между возникновением и исчезновением, между прогрессивными изменениями и изменениями регрессивными. Именно в этом духе и выступила сразу же новейшая немецкая философия. Кант начал

Цит. по кн.: Лаплас, Изложение системы мира, Спб., 1861, т. II, стр. 342.

==18

свою научную деятельность с того, что он превратил Ньютонову солнечную систему, вечную и неизменную,— после того как был однажды дан пресловутый первый толчок,— в исторический процесс: в процесс возникновения Солнца и всех планет из вращающейся туманной массы» *. Ф. Энгельс подчеркивал огромное значение космогонии Канта как подрывающей «окаменелое» метафизическое мышление, господствовавшее в естествознании: «Первая брешь в этом окаменелом воззрении на природу была пробита не естествоиспытателем, а философом. В 1755 г. появилась «Всеобщая естественная история и теория неба» Канта. Вопрос о первом толчке был устранен; Земля и вся солнечная система предстали как нечто ставшее во времени» **.

Нужно заметить, что вследствие несовместимости идеи развития и механицизма Кант, с одной стороны, не всегда последователен в проведении принципа естественного развития (что мы покажем при изложении его отношения к религии), а с другой стороны, он, не сознавая этого, в некоторых существенных пунктах своей гипотезы выходит за рамки механицизма. В частности, это происходит, например, когда он предполагает разогревание образующихся из разреженной материи тел, т. е-, как мы сказали бы современным языком, переход механической энергии в немеханические формы.

Гипотеза Канта имела большое значение для развития материалистического миропонимания. Она показала, что мир может быть понят как развивающийся по своим собственным объективным законам. Естествознание XVIII в. нуждалось в такой обобщенной материалистической концепции, основу для которой объективно содержала гипотеза Канта. Но механистическое естествознание не восприняло и не использовало для построения первой в науке механической картины мира кантовских идей «Всеобщей естественной истории и теории неба». Эти идеи получили применение лишь у некоторых немецких мыслителей, например у Гердера и Гёте.

К. Маркс р Ц. Энгельс, Соч., т. 20, стр. 22—23. ** Там же, стр. 350—351.

==19

На главное направление естествознания того времени работа Канта не повлияла. Она осталась почти незамеченной большинством естественников. В космогонии утвердилась и стала разрабатываться гипотеза, которая была высказана выдающимся французским астрономом Лапласом в книге «Изложение системы мира» (1796) и согласно которой солнечная система образовалась из раскаленной вращающейся туманности.

Забвению труда Канта способствовали два обстоятельства. Во-первых, издатель, печатавший «Всеобщую естественную историю и теорию неба», обанкротился и большая часть тиража не увидела света. Во-вторых, некоторые особенности, присущие гипотезам Канта и Лапласа, способствовали в то время непопулярности первой из них и популярности второй.

Кант пытается объяснить круговорот материи в бесконечной Вселенной. Он описывает космогонический процесс образования и разрушения космических систем различных порядков в бесконечности пространства и времени (относительно будущего времени), высказывая при этом ряд глубоких диалектических идей, поднимаясь иногда до поэтического пафоса. Лаплас, не пускаясь ни в какие фантазии, очень скупо и строго научным языком излагает эволюцию только солнечной системы от первичной вращающейся раскаленной туманности до современного состояния. Взяв отдельный объект и рассмотрев его на ограниченном отрезке времени с привлечением всех данных современной ему науки, Лаплас выступил вполне в духе времени. Именно такого рассмотрения требовал метод, господствовавший в естествознании XVIII в. Кроме того, это позволило Лапласу более конкретно и полно использовать в своей гипотезе естественнонаучный материал. Напротив, Кант, опираясь на общую идею развития и довольно скудный естественнонаучный материал, попытался подняться до широких обобщений, для которых наука его времени еще не созрела и которые не соответствовали господствовавшему в естествознании методу.

Разрабатывая космогоническую гипотезу, Кант приходил в столкновение с некоторыми религиозными дог-

К оглавлению

==20

матами. Понимая, что передовое естествознание, за союз с которым он, как философ, боролся, может приводить и очень многих ученых приводит к атеизму, Кант, как человек религиозный, старался примирить естествознание с религией, оставить место для бога и даже самые достижения естествознания использовать для аргументации в защиту религии. Так, предисловие к «Всеобщей естественной истории и теории неба» Кант посвящает защите своей гипотезы от возможных обвинений в безбожии. Он говорит, что если природа, будучи вначале в состоянии хаоса, способна формироваться в стройные системы, то это лишь доказывает, что способность эта была вложена в нее богом. То, что из хаоса благодаря законам развития материи получается стройное целое, подчиненное общему плану, свидетельствует, что законы эти и план установлены высшим мудрым существом, заявляет Кант. Это заявление звучит как оправдание взглядов мыслителя Канта перед Кантом религиозным человеком, христианином. В своей космогонии он пытается удержаться на деистических позициях: бог, создав материю в виде хаоса и наделив ее способностью к закономерному развитию, в дальнейшем устранился от дел и Вселенная развивалась самостоятельно, сообразно внутренним законам, заключенным в природе материи.

Развивая свою космогонию, Кант в конце приходит к выводу, что на планетах появляется жизнь, причем особенности организации живых существ зависят от физических условий на данной планете. На многих планетах есть разумные существа, гораздо более совершенные, чем человек, и степень их духовного совершенства зависит от совершенства их тела, а это последнее зависит от свойств планеты. Казалось бы, это материалистический взгляд, несовместимый с религиозными мифами о сотворении человека, бессмертии души и т. д.

Но Кант непоследователен. Заявляя, что обитатели небесных тел представляют собой порождения этих тел, он говорит о бессмертии духа. В «Единственно возможном основании для доказательства бытия бога» (1763) Кант готов объяснить возникновение жизни актом непос-

==21

родственного божественного творения: «При непосредственном божественном распорядке никогда не бывает не вполне достигнутых целей, а всюду обнаруживается величайшая правильность и соразмерность, как это, между прочим, можно заметить в строении животных» (1, 485-486).

Фактически у Канта целесообразность, закономерность природы рассматривается как свидетельство того, что природа создана разумным существом согласно его целям и намерениям. Правда, то, что объяснимо в рамках механики, не есть результат непосредственного творческого акта бога, но в таком случае следует думать, что сами законы механики и материя, движущаяся согласно этим законам, все же сотворены богом.

Стремление оставить бога как причину причин и в конечном счете творца всего существующего приводит Канта к методологической ошибке, противоречащей его же собственным диалектическим идеям, а эта ошибка влечет за собой и ошибку механического характера. Вводя в свою космогонию творческий акт бога, сотворившего первоначальный хаос, Кант ограничивает свое понимание бесконечности Вселенной во времени: эта бесконечность относится у него только к будущему, в прошлом же ее нет, так как от начала творения протекло конечное время. Стремясь получить из первоначально покоящегося хаоса систему тел с большим моментом количества движения, Кант допускает ошибку. Он считает, что падение вначале неподвижных частиц под действием тяготения на центральное тело может в результате действия сил отталкивания, преобразоваться во вращательное движение вокруг этого тела. Это противоречит механическому закону сохранения момента количества движения.

Правда, для существа гипотезы эта ошибка Канта не является роковой. Так как, согласно Канту, развитие Вселенной совершается циклически, ему достаточно было бы рассмотреть в своей гипотезе один из циклов, предположив, что начального цикла не было, т. е. что Вселенная не имела начала во времени. В этом случае хаос, из которого образовалась наша солнечная сис-

==22

тема и другие системы, которые существуют в настоящее время, сам был бы продуктом распада систем, существовавших в прошлом. Он не был бы неподвижным и в той или иной форме мог сохранить моменты количества движения, которыми обладали породившие его системы. Однако при таком понимании космогонического процесса на долю бога уже не остается и творческого акта. Это было для Канта неприемлемо. Таким образом, здесь обнаруживается связь между взглядами Канта на религию и механической ошибкой его космогонии.

Ряд более мелких натурфилософских работ раннего Канта непосредственно примыкает к «Всеобщей естественной истории и теории неба». Что касается позитивного естественнонаучного содержания этих работ, то здесь Кант зачастую разделял ошибки и заблуждения тогдашней науки. С современной точки зрения многие его объяснения неверны и порою выглядят наивными. Так, например, в работе «Применение связанной с геометрией метафизики в философии природы» читатель найдет искусственное «геометрически-физическое» рассуждение, которое должно доказать, что сила отталкивания элементов должна быть обратно пропорциональна кубу расстояния; в работе «Новые замечания для пояснения теории ветров» — ошибочное объяснение бризов или утверждение, что тающий снег выделяет воздух, служащий причиной определенного рода ветров; в «Плане лекций по физической географии и уведомлении о них» — неверное рассуждение о причинах влажности западных ветров. Землетрясения Кант объясняет пустотами в Земле, в которых распространяется подземный огонь, и т. д. Однако эти работы Канта помогают понять и состояние науки той эпохи, и эволюцию самого Канта по пути к критицизму. Они вводят нас в тот круг проблем и противоречий, на базе анализа которых возникла, хотя и не непосредственно, диалектическая логика и гносеология. Именно в этом их ценность.

Свое сочинение «Применение связанной с геометрией метафизики в философии природы» Кант начинает с изображения методологического перепутья, на котором он стоит. Он согласен с исследователями природы,

==23

что нельзя в естественную науку ничего допускать «без поддержки опыта и геометрии». Однако он недоволен теми, кто настолько привязан к этому принципу, что не допускает ничего сверх непосредственно наблюдаемых данных. «Ибо те, кто исследует одни лишь явления природы, всегда остаются одинаково далеки от глубокого понимания первых причин этих явлений и столь же мало способны когда-нибудь достигнуть познания самой природы тел, как и те, кто, подымаясь на гору все выше и выше, стал бы убеждать себя в том, что в конце концов они коснутся рукой неба» (1,317). Данные опыта, по мнению Канта, имеют значение постольку, поскольку дают нам представление о законах эмпирической действительности, но они не могут привести к познанию «происхождения и причин законов». Отсюда его вывод: «Метафизика, без которой, по мнению многих, вполне можно обойтись при разрешении физических проблем, одна только и оказывает здесь помощь, возжигая свет познания» (1,318).

При этом следует помнить, что Канту приходилось иметь дело с метафизикой вольфовской школы, выхолостившей все живое содержание из философии Лейбница. В отличие от предшествовавшего периода, когда метафизика несла в себе положительное содержание и была связана с открытиями в математике, физике, и т. п., в XVIII в. она, по словам К. Маркса, стала плоской: «Все богатство метафизики ограничивалось теперь только мысленными сущностями и божественными предметами, и это как раз в такое время, когда реальные сущности и земные вещи начали сосредоточивать на себе весь интерес»*. Упрощая и схематизируя картину реального мира, вольфовская метафизика цепко держалась за свой исходный пункт — отождествление бытия с мышлением, на мир смотрела через очки формальной логики. Считалось, что логическое и реальное основания тождественны, т. е. логическое отношение основания и следствия равнозначно отношению причины и действия, связывает вещи и явления таким же образом, как понятия и суждения.

К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 2, стр. 141.

==24

В своей диссертации «Новое освещение первых принципов метафизического познания» Кант еще верит в возможность приобрести познание внешнего мира путем одной только рационалистической дедукции. Но для нас эта работа интересна прежде всего тем, что философ под влиянием идей, которые привели его к «Всеобщей естественной истории и теории неба», видит несовпадение между реальным и логическим основанием, различает основание бытия и основание познания. Свою мысль он иллюстрирует примером, взятым из астрономии. Реальным основанием движения и скорости света служат определенные свойства эфира. Основание же для познания этого явления дали наблюдения за явлениями в системе спутников Юпитера. Было замечено, что вычисленные заранее затмения этих небесных тел наступают позднее в тех случаях, когда Юпитер находится на более далеком расстоянии от Земли. Отсюда был сделан вывод о том, что распространение света протекает во времени, и была вычислена скорость света.

Как отмечает В. Ф. Асмус, проведенное Кантом разграничение между основанием бытия вещи и основанием ее познания сыграло большую роль в разработке его учения критического периода. В этом разграничении мы находим не только высокую оценку опытного знания — отправной пункт для дальнейшей критики формальной логики, но и первые сомнения в том, что порядок идей всегда соответствует порядку вещей. Таким образом, «уже в «Новом разъяснении» сказывается двойственность мотивов, какими руководился Кант, выступая против отождествления основания познания и основания бытия»*.

Но центр тяжести пока лежит в выступлении за реформу логики. Это особенно ясно видно из работы «Ложное мудрствование в четырех фигурах силлогизма», где ставятся под сомнение некоторые положения формальной логики. Имея в виду последнюю, Кант говорит о колоссе, «голова которого скрывается в облаках

В. Ф. Асмус, Философия Иммануила Канта, М., 1957, стр. 18.

==25

древности, а ноги сделаны из глины». Он не льстит себя надеждой ниспровергнуть своей статьей этот колосс, но ряд ощутимых ударов он ему наносит. С особым задором ополчается философ против традиционной теории силлогистики, которая, по его мнению, представляет собой пустое занятие, пригодное лишь для словопрений, но бесполезное для отыскания истины. Увлекаясь, Кант сводит четыре аристотелевские фигуры силлогизма к первой: M есть P, S есть М; следовательно, S есть Р. Остальные же фигуры силлогизма, возникающие в зависимости от того, выступает ли больший или меньший термин посылок как субъект или предикат, представляются Канту «ложным мудрствованием». Точно так же он характеризует и модусы силлогизма, различаемые формальной логикой в пределах каждой фигуры.

Наибольший интерес представляют выводы, к которым приходит Кант. Это прежде всего обращенное к логике требование проследить образование понятий. Последние возникают из суждений и умозаключений. Отсюда ясна ошибка традиционной логики, которая рассматривает понятия раньше, чем суждения и умозаключения, хотя первые возможны только посредством последних. Далее, Кант ставит важный, выходящий за пределы формальной логики вопрос о природе абстрактного мышления: в чем заключается таинственная сила, делающая возможными суждения? Его ответ — сила эта состоит в способности превращать представления в предмет мысли — свидетельствует о стремлении преодолеть ограниченность вольфианских метафизических представлений.

Эта небольшая работа Канта не осталась незамеченной. Ее встретили положительными откликами, а один анонимный рецензент (предполагают, что это был М. Мендельсон) характеризовал автора статьи как «отважного человека, угрожающего немецким академиям страшною революцией» *.

Грядущую «философскую революцию» в Германии предвещают и те идеи, которые Кант высказывает в ра-

Цит. по кн.: К. Фишер, История новой философии, т. IV, Спб., 1901, стр. 212.

==26

боте «Опыт введения в философию понятия отрицательных величин» (1763). В этом произведении современный читатель найдет богатую пищу для размышлений. Кант сетует на то, что анализируемые им проблемы ему «еще недостаточно ясны», но он публикует свою работу, исходя из твердой веры в их значительность и понимания того, что «даже незаконченные опыты, развитые предположительно в сфере абстрактного познания, могут быть весьма полезными для преуспеяния высшей философии, ибо очень часто другой легче находит решение какого-то особенно трудного вопроса, нежели тот, кто дает ему повод для этого» (2, 115).

Продолжая критику формальной логики, начатую в предшествующих работах, Кант ставит новую важную проблему — проблему реальности противоположностей. Исходный пункт его рассуждений — установленное им ранее различие между логическим и реальным основаниями. То, что справедливо для логики, может быть неистинным для реальной действительности. Логическая противоположность состоит в том,.что относительно одной и той же вещи нечто одновременно и утверждается, и отрицается. Логика запрещает полагать подобные высказывания одновременно истинными. Так, относительно тела нельзя одновременно утверждать, что оно движется и покоится: одно упраздняет другое, в результате получается ничто.

Иное дело — реальная противоположность, которая состоит в противонаправленности сил, обозначаемых в суждениях как два предиката одной и той же вещи. Здесь также одно упраздняет другое, однако следствием является не ничто, а нечто. Например, две равные силы могут действовать на тело в противоположных направлениях, следствием их действия будет покой тела, который есть также нечто реально существующее.

Подобными реальными противоположностями полон окружающий нас мир. Они могут быть действительными и потенциальными. Действительная реальная противоположность проявляется там, где у одной и той же вещи вызываются состояния, из которых одно есть отрицание другого, как в приведенном выше примере с покоящимся телом. Но противоположные предикаты

==27

могут принадлежать различным вещам и, следовательно, не исключать непосредственно друг друга. Такую противоположность Кант называет потенциальной. Силы, взаимоисключающие, но приложенные к разным телам, находятся, по Канту, в отношении потенциальной противоположности.

Математика является наукой, которая в учении об отрицательных величинах давно уже оперирует понятием реальной противоположности. Знак «минус», стоящий перед определенной величиной, указывает не на особый род величин, рассматриваемых по их внутреннему свойству, а только на отношение противоположности, в силу чего данные величины взяты в противопоставлении к другим, которые отмечены положительным знаком. Философия должна перенять у математики некоторые методологические принципы. Речь идет не о возрождении «геометрического» метода — чисто внешнего подражания стройности математических рассуждений, а об использовании тех понятий этой науки, истинность которых доказана самой природой. В первую очередь это относится к понятию отрицательной величины, которое должно быть признано в философии, несмотря на то что правила логики не в состоянии его объяснить. Понятие реальной противоположности находит свое применение и в онтологии, и в психологии, и в этике. Отрицательные обозначения сил природы или аффектов души выражают собой не логическое отрицание, т. е. превращение в ничто, а отрицательную величину. Удовольствие и неудовольствие относятся друг к другу не как некоторая величина и ноль, а как положительная и отрицательная величины. Свою мысль Кант иллюстрирует следующим примером. Матери-спартанке приносят весть о геройских подвигах ее сына; чувство удовольствия наполняет ее душу. Но вот она узнает, что сын пал на поле брани, и ее удовольствие снижается. «Степень удовольствия, определяемую одним первым основанием, обозначьте 4б, — говорит Кант,— и предположите, что неудовольствие есть простое отрицание =0; тогда, взяв оба вместе, мы выразим величину удовольствия 4б+0=4б, и, следовательно, удовольствие не было бы уменьшено известием о смерти,

==28

а это неверно» (2, 95). Но если неудовольствие выразить какой-либо определенной отрицательной величиной, например а, тогда мы получим правильный результат (4б—б- = 3б).

Этот пример необычайно характерен. Мы видим здесь и поиски диалектики, и неспособность Канта выйти за пределы механистического миропонимания. Единство противоположностей понимается Кантом всего лишь как математическая сумма противоположных величин. Здесь еще нет идеи взаимного проникновения противоположностей, составляющего суть диалектического противоречия.

Другая слабость, которой страдает кантовский «Опыт введения...», состояла вовсе более усиливающейся тенденции агностицизма. Развивая свою мысль о различии между реальным и логическим основаниями, Кант приходит к выводу, что первое принципиально не может быть вторым, т. е. реальное основание не может быть выражено средствами формальной логики. Дождь обусловливается ветром не в силу закона тождества. Нужны, следовательно, иные логические средства — сделал бы вывод современный читатель, знакомый с диалектикой. Но Кант рассуждает совсем иначе. Обещая вернуться к проблеме в другом сочинении, он пишет: «Отношение реального основания к чему-то, что оно полагает или устраняет, может быть выражено не посредством суждения, а единственно только посредством понятия, которое, если разложить его, можно, правда, привести к более простым понятиям о реальных основаниях, однако лишь таким образом, что в конце концов все наши познания об этом отношении сведутся к некоторым простым и далее уже неразложимым понятиям о реальных основаниях, отношение которых к следствию уже никак нельзя сделать понятным» (2, 123).

Если в «Опыте введения...» Кант возражал против внешнего подражания философии математике, то в работе «Исследование степени ясности принципов естественной теологии и морали» (1764) он сделал попытку установить различие между методом той и другой науки по существу. Сочинение было написано в связи с

==29

конкурсом, объявленным Берлинской академией наук, по теме: могут ли метафизические истины обладать такой же степенью очевидности, как математические, и в чем заключается природа их достоверности.

К любому общему понятию, отмечает Кант, можно прийти двумя путями: либо путем синтеза, конструируя сложные понятия из простых, взятых в качестве аксиом; либо аналитически, расчленяя имеющееся знание, открывая новые признаки в вещах. Первым путем идет математика, вторым — философия. «Дело философии — расчленять понятия, данные в смутном виде, делать их развитыми и определенными; дело же математики — связывать и сравнивать уже данные понятия о величинах, обладающие ясностью и достоверностью, дабы увидеть, какие выводы можно из них сделать» (2, 248).

Подобное методологическое противопоставление математики и философии, конечно, не имеет под собой почвы; и та и другая наука прибегает и к анализу, и к синтезу. Но все-таки за рассуждениями Канта скрывается вполне реальная проблема: фактически противостоят друг другу не метод математики методу философии, а формальнологическое выводное знание — знанию, которое выходит за рамки силлогистики. Речь опять-таки идет о реформе логики.

В работе, написанной год спустя,— в «Уведомлении о расписании лекций на зимнее полугодие 1765/66 г.»— Кант уже прямо говорит о двух видах логики. Первый вид — своего рода карантин обычного мышления, логика «здравого ума», преподавание которой следует предпосылать изучению наук. Второй вид — «полная логика», «критика и предписание учености в собственном смысле слова.)). Преподаватель должен владеть ею с самого начала, но студентам следует ее изучать лишь после того, как ими пройдены конкретные науки, так как невозможно сделать ясными ее правила, пока под рукой еще нет никаких примеров. Нельзя исследовать происхождение знаний, не получив представления о них самих.

Речь, следовательно, идет о содержательной логике. Первой попыткой ее создания будет трансцендентальна

К оглавлению

==30

логика «Критики чистого разума», но подлинную свою реализацию эти идеи найдут лишь в диалектической логике. Однако все это в будущем. Пока что Кант ограничивается лишь постановкой проблемы и пытается преодолеть преграду механистических представлений, которую он сам недавно возводил для философии. В «Исследовании степени ясности принципов естественной теологии и морали» он говорит о качественном многообразии объектов философии. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить понятие триллиона с понятием свободы. Отношение триллиона к единице ясно каждому, но свести свободу к составляющим ее единицам, т. е. к простым и известным понятиям, пока еще никому не удавалось. «Я знаю,— говорит Кант,— что есть много людей, которые считают философию сравнительно с высшей математикой очень легкой. Однако эти люди именуют философией все, что содержится в книгах с таким названием» (2, 254). Между тем, говорит Кант, подлинная философия еще не написана.

Единственно правильным методом, который должна усвоить философия, является, по Канту, метод естественных наук, опирающихся на опыт. Но, провозгласив опытное знание единственной основой философии, Кант тут же проявляет столь характерную для него непоследовательность, утверждая, что «метафизическое познание о боге может быть весьма достоверным» (2, 272). Гораздо убедительнее выглядит содержащаяся в заключительном параграфе его работы критика рационалистической вольфианской этики. Он говорит, что надо различать способность представлять и способность ощущать добро; первое есть знание, второе — чувство. При этом Кант ссылается на Хатчесона, а также на Шефтсбери (в другом месте) как на мыслителей, которые «всего больше преуспели в раскрытии первых основ всякой нравственности» (2, 286). Но все же главную роль в пробуждении его интереса к проблеме поведения человека сыграл Руссо.

Жан-Жак Руссо был вторым (после Ньютона) мыслителем, оказавшим на молодого Канта наиболее значительное влияние. Если через призму ньютоновских уравнений кёнигсбергский философ смотрел на беспре-

==31

дельный звездный мир «над нами», то парадоксы Руссо помогли ему заглянуть в тайники человеческой души. По словам Канта, Ньютон впервые увидел порядок и правильность там, где до него находили лишь беспорядок и плохо сочетаемое многообразие, а Руссо впервые открыл в людском многообразии глубоко скрытую природу человека. Увлеченный чтением «Эмиля», педантичный магистр философии нарушает свой обычный режим дня (тот прославленный режим, по которому кёнигсбержцы стали проверять свои часы). На стене в его кабинете появляется единственное украшение — портрет Руссо.

Знакомству с сочинениями Руссо Кант был обязан прежде всего освобождением от ряда предрассудков кабинетного ученого, своеобразной демократизацией мышления. «Было время,— признавался он,— когда... я презирал чернь, ничего не знающую. Руссо исправил меня... Я учусь уважать людей и чувствовал бы себя гораздо менее полезным, чем обыкновенный рабочий, если бы не думал, что данное рассуждение может придать ценность всем остальным, устанавливая права человечества» (2, 205).

Итак, Кант задумался над судьбами человека и общества, его помыслы теперь полностью направлены на создание науки, которая действительно нужна человеку, науки, «из которой можно научиться тому, каким надо быть, чтобы быть человеком» (2, 206).

Руссо убедил Канта в том, что распространение знаний не обязательно связано с прогрессом нравственности: на низшей ступени образованности можно обладать моральными свойствами, которые не способно дать совершенствование рассудка. Вместе с тем Кант видит слабые стороны учения женевского философа, он не может разделить его мысль о том, что культура и общество приносят лишь зло: «Метод Руссо — синтетический, и исходит он из естественного человека; мой метод — аналитический, и исхожу я из человека цивилизованного... Естественным путем мы не можем быть святыми... Аркадская пастушеская жизнь и излюбленная у нас придворная жизнь — обе одинаково пошлы и неестественны, хотя и привле-

==32

кательны. Ведь истинное удовольствие никогда не может иметь место там, где его превращают в занятие» (2,192, 193, 210). Эти выдержки из черновых рукописей, относящихся к 1764 г., говорят о критическом отношении Канта к руссоистским иллюзиям. Руссо лишь способствовал формированию его собственных воззрений на человека и общество.

В работе «Опыт о болезнях головы» Кант рассматривает взаимодействие между материальным и духовным началом в человеке; он отмечает, что причины душевных заболеваний коренятся в теле человека, и прежде всего в его пищеварительных органах. В природном состоянии человек подвержен лишь немногим видам безрассудства. Условия для распространения душевных недугов создает гражданское устройство общества. Кант, однако, далек от мысли требовать на этом основании возвращения к природе или радикального переустройства общества; за лечением душевных болезней надо обращаться «прежде всего к врачу», философ играет в данном случае подчиненную роль.

Под влиянием Руссо, а также английских эстетиков XVIII в. складывались взгляды Канта на искусство. В «Наблюдениях над чувством прекрасного и возвышенного» (1764) мы сталкиваемся с точкой зрения, резко отличающейся от рационалистических теорий предшествовавшего, XVII столетия. Кант апеллирует не к рассудку, а к чувству, но он еще не выделяет художественное созерцание в самостоятельный вид деятельности (как это будет сделано в «Критике способности суждения»), эстетическое чувство сливается у него с нравственным. Поэтому в «Наблюдениях...» современный читатель находит так мало собственно эстетических проблем. Среди этих проблем заслуживает внимания постановка вопроса о национальных различиях в понимании прекрасного и об исторической его обусловленности. Вкус людей подобно Протею принимает постоянно все новые формы. Подлинную красоту знали древние греки и римляне. Средневековье характеризуется господством извращенного вкуса, и только в современной ему эпохе Кант видит новый расцвет истинно художественного и нравственного чувства.

==33

Молодой Кант не занимался специально философией истории. Но когда его мысль приходила в соприкосновение с проблемами развития общества, он высказывал идеи, перекликавшиеся с передовыми материалистическими учениями его времени. В «Уведомлении о расписании лекций на зимнее полугодие 1765,66 г.» Кант, давая краткие сведения об основных читаемых им философских дисциплинах, останавливается также и на физической географии, материалы которой, по его словам, «привлекают своей редкостью или же влиянием, оказываемым ими через посредство торговли и ремесел на государство, и тем самым больше всего способны возбудить всеобщую любознательность. Эта часть... представляет собой подлинный фундамент всей истории, без которой ее трудно было бы отличить от сказок» (2, 288). Подобное понимание истории звучит вызовом идеалистическому взгляду на общество.

В. И. Ленин характеризовал философию Канта как компромисс между материализмом и идеализмом, как сочетание прямо противоположных точек зрения. Эта оценка относится к зрелому Канту — автору «Критики чистого разума». Что касается раннего периода его творчества, то здесь материалистические тенденции выражены сильнее *. Стихийно-материалистические идеи определяют основное философское содержание его космогонической гипотезы, его интерпретацию атомистики, его поиски связи между духовным и телесным началом в человеке и даже затрагивают философию истории. Но все же это только тенденции, которые то выходят на передний план, то отступают перед все возрастающим скептицизмом. Последнее особенно ярко проявилось в его знаменитых «Грезах духовидца», изданных анонимно в 1766 г.

Поводом для написания этого сочинения послужила деятельность Эмануэля Сведенборга (1688—1772).

Сам Кант, разумеется, не отдавал себе в этом отчета. О материализме он отзывался отрицательно как в поздние, так и в молодые годы. чГилозоизм,— писал он в 1766 г.,— животворит все, материализм, напротив, если тщательно его разобрать, все мертвит» (2, 308).

==34

Известный в то время шведский ученый и изобретатель, знаток минералогии, избранный почетным членом Петербургской академии наук, Сведенборг под старость объявил себя «духовидцем». Он уверял, что состоит в близких сношениях с духами и душами умерших, получает от них сведения из иного мира, делится в свою очередь сведениями из этого мира. О нем рассказывали невероятные истории; так, к нему за помощью обратилась вдова голландского посланника при шведском дворе, от которой требовали уплаты за серебряный сервиз, изготовленный по заказу ее мужа. Зная аккуратность своего мужа, эта дама была уверена, что долг оплачен, но доказательств у нее не было. Сведенборг будто бы побеседовал с духом покойного и вскоре сообщил вдове, где хранится расписка.

Этот рассказ Кант передает иронически, он видит в нем, как и в других подобных историях, причудливую игру воображения. «Поэтому я нисколько не осужу читателя,— пишет Кант,— если он, вместо того чтобы считать духовидцев наполовину принадлежащими иному миру, тотчас же запишет их в кандидаты на лечение в больнице и таким образом избавит себя от всякого дальнейшего исследования» (2, 327).

Но дело заключается в том, что сочинение Канта направлено не только против Сведенборга. Помимо «духовидцев» он пишет о «бодрствующих сновидцах», называя так сторонников спекулятивной метафизики. И тех и других Кант ставит на одну доску: первые, по его мнению,— «сновидцы чувства», а вторые — «сновидцы ума». Метафизики грезят, свои идеи они принимают за реальность, сочетания собственных мыслей — за порядок вещей. Кант заявляет, что не завидует их открытиям, он лишь боится, чтобы какой-нибудь здравомыслящий человек, не отличающийся особой учтивостью, не сказал бы им то же самое, что ответил астроному Тихо де Браге, попытавшемуся по звездам определить дорогу, его кучер; «Добрый господин, вы, может быть, все хорошо понимаете на небе, но здесь, на Земле, вы глупец».

Таково прощальное слово, обращенное Кантом к спекулятивной метафизике. Он выносит обвинительный

==35

приговор любой системе умозрительного знания, призывая людей науки полагаться на опыт, и только на опыт. Следует, однако, иметь в виду, что последовательным эмпириком Кант так и не стал. Кант (как показывает его переписка с Ламбертом, относящаяся к этому пепиоду) сохраняет определенную связь с рационалистической традицией. Опытные данные, по его мнению, не могут сами по себе привести к познанию мира: они составляют лишь содержание знания, формы которого в ходе их обработки порождаются самим интеллектом.

Философия Канта все больше окрашивается в скептические тона. В «Грезах духовидца» говорится о возможности познавать лишь явления, способность разума проникнуть в их сущность отрицается. В заключительной части этой работы Кант затрагивает проблемы причинности; здесь, по его мнению, «задача философии на первых порах заключается в том, чтобы разгадать сложные явления и свести их к более простым представлениям. Раз основные отношения найдены, роль философии кончается. Что же касается вопроса о том, каким образом нечто может быть причиной или иметь ту или иную силу,— этого никогда нельзя разрешить при помощи разума» (2, 351). В данных рассуждениях чувствуется влияние мыслителя, имя которого пока еще им не упоминается, но который все более овладевает думами кёнигсбергского приват-доцента. Это Давид Юм.

Впоследствии в «Пролегоменах» Кант признавался, что именно Юму он был обязан пробуждением от «догматического сна» и совершенно новым направлением своих исследований. Влияние английского философа было столь очевидным, что Канта иногда даже называли «прусским Юмом», хотя это было несправедливо, так как его взгляды существенно отличались от философии Юма, послужившей лишь внешним толчком для Канта, собственная эволюция которого уже вплотную подвела его к критицизму.

Переход к критицизму знаменовала его последняя (четвертая по счету) диссертация «О форме и принципах чувственно воспринимаемого и умопостигаемого мира» (1770). В этой работе Кант впервые высказал

 36

те идеи, которые затем легли в основу «Критики чистого разума». Здесь Кант возводит преграду между явлением и вещью в себе. «Чувственно познанное — это представления о вещах, какими они нам являются, а представления рассудочные — как они существуют [на самом деде]» (2, 390). Различение чувственности и интеллекта (рассудка) ставится Кантом в зависимость от деления бытия на мир феноменов и мир ноуменов — умопостигаемых предметов. Причем, подчеркивает Кант, человеку не дано созерцания умопостигаемых предметов, а только познание их символов.

Формальными принципами чувственно воспринимаемого мира Кант считает время и пространство. Если в прежних своих работах он отстаивал идею объективности пространства и времени, во многом предвосхищая современные материалистические представления об этих категориях, то в диссертации 1770 г. он встает на диаметрально противоположную точку зрения. «Время не есть что-то объективное и реальное: оно не субстанция, не акциденция, не отношение, а субъективное условие, по природе человеческого ума необходимое для координации между собой всего чувственно воспринимаемого по определенному закону, и чистое созерцание» (2, 400). Тоже самое Кант утверждает относительно пространства. Поставив вопрос о том, врождены ли оба этих понятия или приобретены, Кант называет «философией лентяев» учение о врожденных понятиях. Понятия пространства и времени, по его мнению, приобретены, но не путем отвлечения от чувственных объектов, а посредством абстрагирования от самого действия ума, координирующего наши ощущения.

Аналогичным образом Кант трактует вопрос о понятиях «чистого рассудка» — возможности, бытия, необходимости, субстанции, причины. Они также не врождены, но в них нет ничего опытного, они отвлечены «от присущих уму законов» (2, 394).

По Канту, возможна лишь наука о чувственных объектах. Познание внешних по отношению к нам феноменов есть физика, познание внутренних — эмпирическая психология, познание самих форм созерцани

37

есть чистая математика. Но, напоминает Кант, в науке «дается не реальное уразумение, а только логическое» (2, 397). Различение реального и логического оснований, которое раньше у Канта выражало лишь тенденцию агностицизма, теперь доводится до крайности. Таким образом, эволюция взглядов раннего Канта заканчивается переходом на позиции агностицизма. В его творчестве начинается новый период, наиболее значительным произведением которого является «Критика чистого разума».

А. Арсеньев, А. Гулыга.

38

Источник:
Кант И. СОЧИНЕНИЯ В ШЕСТИ ТОМАХ. М., "Мысль", 1964.(Философ. наследие.)-Т. 2.- 511 с.- С.5-38.