Часть 14.

которые могут способствовать этому. Еще менее убедителен

другой аргумент Декарта, пытающегося доказать бытие

Божие на том основании, что идея его имеется в нашей

душе и что она должна происходить от своего прообраза.

Во-первых, у этого аргумента тот же самый недостаток, что

и у предыдущего, так как он предполагает, что в нас

имеется такая идея, т. е. что Бог возможен. Замечание

Декарта, что, говоря о Боге, мы знаем, что мы говорим, и,

следовательно, мы имеем идею его, ошибочно, так как,

говоря, например, о вечном механическом движении, мы

знаем, что мы говорим, и тем не менее это движение

невозможно, и, следовательно, о нем мы можем иметь

только мнимую идею. Во-вторых, аргумент этот не

доказывает с достаточной убедительностью, что идея Бога,

если мы ее имеем, должна происходить от своего прообраза.

Но в данный момент я не хочу останавливаться на этом. Вы

скажете мне, что, признавая у нас врожденную идею Бога,

я не вправе говорить, что можно усомниться в существовании подобной идеи. Но я допускаю это сомнение лишь по отношению к строгому доказательству, основывающемуся только на этой идее. Действительно, мы обладаем из других источников достаточной уверенностью в этой идее и в бытии Божием. И Вы, вероятно, помните, что я показал, каким образом идеи находятся в нас: мы не всегда сознаем их, но всегда можем их извлечь из своего собственного существа и довести до сознания. И то же самое я думаю об идее Бога, возможность и бытие которого я считаю доказанными несколькими способами. Учение о предустановленной гармонии дает тоже новое бесспорное доказательство этого. Впрочем, я думаю, что почти все доводы, которыми пользовались для доказательства бытия Божия, хороши и могут быть полезны, если усовершенствовать их, и я отнюдь не считаю, что следует пренебрегать доводом, вытекающим из порядка вещей.

§ 9. Ф и л а л е т. Может быть, уместно будет несколько остановиться на вопросе о том, может ли мыслящее существо произойти от немыслящего существа, лишенного всякого ощущения и познания, каким могла бы быть материя? § 10, Достаточно очевидно, что часть материи не способна произвести ничего сама по себе и сообщить себе движение. Следовательно, ее движение либо должно быть вечным, либо должно быть сообщено ей некоторым более могущественным существом. Если бы даже это движение было вечным, то все же оно не способно было бы произвести

Лейбниц. т .2

==449

познание. Разделите материю на сколько угодно малых

частей как бы для того, чтобы одухотворить ее, придайте ей какие угодно фигуры и движения, сделайте из нее шар, куб, призму, цилиндр и т. д., диаметры которых равны лишь

стотысячной части грая, граи равняется одной десятой

линии, линия - одной десятой дюйма, дюйм - одной

десятой научного фута, который равняется одной трети

длины пути секундного маятника с углом отклонени

в 45 °. Как бы мала ни была эта частица материи, она будет действовать на другие тела соответствующей величины не иначе, чем тела в дюйм или фут диаметром действуют друг на друга. И можно с таким же основанием рассчитывать

произвести ощущения, мысли и познания, соединяя вместе

крупные части материи, обладающие известной фигурой

и известным движением, как соединяя между собой

мельчайшие частицы материи. Эти последние сталкиваютс

между собой, ударяются друг о друга и сопротивляютс

одна другой, точно так же как крупные части, и это

все, на что они способны. Но если бы материя могла извлечь из себя непосредственно и без механических содействии, без помощи фигур и движения ощущение, восприятие и познание, то тогда это должно было бы быть неотъемлемым свойством материи и всех ее частей. К этому можно было бы прибавить, что хотя наша родовая и видовая идея материи заставляет нас говорить о ней как о какой-то

численно единой вещи, однако вся она (материя) не есть

собственно индивидуальная вещь, существующая как одно

материальное существо или единичное тело, которое мы

знаем или которое мы можем представить себе Таким

образом, если бы материя была первым вечным мыслящим

существом, то не существовало бы не одно-единственное

вечное и бесконечное мыслящее существо, а бесконечное

множество вечных, бесконечных мыслящих существ, не

зависящих друг от друга, силы которых были бы

ограничены и мысли различны и которые, следовательно,

никогда не могли бы произвести наблюдаемых в природе

порядка, гармонии и красоты. Отсюда необходимо следует,

что первым вечным существом не может быть материя.

Я надеюсь, что Вы будете более довольны этим рассуждением, заимствованным у знаменитого автора предыдущего доказательства, чем Вы, по-видимому, были довольны самим доказательством.

Т е о ф и л . Я нахожу приведенное рассуждение

в высшей степени основательным и не только точным, но

К оглавлению

==450

и глубокомысленным и достойным его автора. Я совершенно

согласен с ним в том, что не существует такого

сочетания и такой модификации частей материи, как бы

малы последние ни были, которые могли бы произвести

восприятие, поскольку этого не могут сделать (что

является общепризнанным) крупные части и поскольку

в малых частях все соответствует тому, что происходит

в крупных. Другое важное замечание о материи, делаемое

здесь нашим автором, заключается в том, что ее не следует

принимать за некоторую численно единую вещь, или (как

я обычно выражаюсь) за истинную монаду, или единицу,

так как она является лишь совокупностью бесконечного

множества вещей. Этому превосходному автору оставалось

сделать один только шаг, чтобы прийти к моей теории.

Действительно, я наделяю восприятием все эти бесчисленные

существа, каждое из которых похоже на живое

существо, одаренное душой (или каким-нибудь другим

аналогичным действенным принципом, делающим из него

истинное единство), со всем тем, что необходимо для этого

существа, чтобы быть пассивным и обладать органическим

телом. Однако существа эти получили свою природу и

активную и пассивную (т. е. то, что у них есть

нематериального и материального) - от одной общей

верховной причины, так как в противном случае, как

удачно замечает наш автор, будучи независимы друг от

друга, они никогда не могли бы произвести наблюдаемых

в природе порядка, гармонии и красоты. Но аргумент этот,

обладающий, по-видимому, только моральной достоверностью,

приобретает характер вполне метафизической

необходимости благодаря новому, введенному мною виду

гармонии, именно предустановленной гармонии. В самом

деле, так как каждая из этих душ выражает по-своему то,

что происходит вне ее, и не может оказывать никакого

влияния на другие отдельные существа или, вернее, так как

она должна извлечь это выражение из собственной своей

внутренней природы, то необходимо, чтобы каждая из них

получила эту природу (или это внутреннее основание дл

выражения того, что находится вовне) от одной всеобщей

причины, от которой зависят все эти существа и благодар

которой они находятся в полном согласии и соответствии

Друг с другом. Но это невозможно без существовани

бесконечного познания и бесконечного могущества, и это

требует столь большого искусства, в особенности по

отношению к спонтанной гармонии между телесным

15*

==451

4, X

механизмом и действиями разумной души, что один

знаменитый автор, выдвинувший в своем замечательном

"Словаре" 408 возражения против этой теории, высказал

даже сомнение, не превосходит ли оно всякую возможную

мудрость, заметив, что мудрость Божия ему кажетс

недостаточной для такого результата, и признав во всяком

случае, что никогда еще не было дано столь возвышенного

выражения для наших слабых понятий о божественном

совершенстве.

§ 12. Ф и л а л е т. Как меня радует это согласие Ваших мыслей со взглядами моего автора! Я надеюсь, что Вы не будете недовольны, если я приведу еще его дальнейшие

рассуждения по этому вопросу. Во-первых, он исследует,

материально или нет мыслящее существо, от которого

зависят все другие разумные (и тем более прочие)

существа. § 13. Он приводит возражение, что мыслящее

существо могло бы быть материальным. Но на это он

отвечает, что если бы это было и так, то достаточно, что это вечное существо, обладающее бесконечным знанием

и могуществом. Далее, если мышление и материя могут

быть отделены друг от друга, то из вечного существовани

мыслящего существа не следует вовсе вечное существование

материи. § 14. Можно, далее, спросить у тех, кто делает

Бога материальным, думают ли они, что каждая часть

материи мыслит. В случае утвердительного ответа отсюда

будет следовать, что имеется столько же богов, сколько

частиц материи. Если же мыслит не каждая часть материи,

то мы имеем перед собой мыслящее существо, состоящее из

немыслящих частей, т. е. опровергнутое уже рапсе

положение. § 15. Если предположить, что мыслит только

какой-нибудь один атом материи, а другие, одинаково

вечные части его не мыслят, то это значит утверждать без

всяких оснований, что одна часть материи бесконечно выше

другой и производит мыслящие невечные существа. § 16.

Если предположить, что вечным и материальным мыслящим

существом является некоторая определенная совокупность

материи, части которой не мыслят, то мы опять таки

вернемся к тому, что было опровергнуто, ибо, как бы

ни были соединены между собой части материи, они от

этого могут приобрести лишь некоторое новое частное

отношение, что не может дать познания. § 17. Безразлично,

находится ли эта совокупность в покое или в движении.

Если она находится в покое, то это лишь бездейственна

масса, не имеющая никакого преимущества перед атомом;

==452

4, Х

если она находится в движении, то так как это движение,

отличающее ее от других частей, должно произвести

мышление, то все эти мысли будут случайными и ограниченными, поскольку каждая часть в отдельности не имеет мыслей и не имеет ничего управляющего ее движением.

Таким образом, здесь не будет ни свободы, ни выбора, ни

мудрости, точно так же как в случае простой слепой

материи. § 18. Некоторые склонны думать, что материя во

всяком случае столь же вечна, как и Бог. Но они не

объясняют почему. Допускаемое ими сотворение мыслящего

существа гораздо более трудно понять, чем сотворение не

столь совершенной материи. И может быть (говорит наш

автор), если мы захотим отрешиться от вульгарных идей

и побудить нашу мысль к возможно более глубокому

исследованию природы вещей, мы сможем прийти

к некоторому, хотя и несовершенному 409, представлению

о начале существования материи и ее первоначальном

сотворении силой первого вечного существа. Но мы

увидели бы в то же самое время, что наделение духа бытием

представляет собой более трудный для понимания акт

этого вечного и бесконечного могущества, а так как это,

прибавляет он, отвлекло бы меня, может быть, слишком

далеко от понятий, на которых основана в настоящее

время в мире философия, то было бы непростительно

с моей стороны отклоняться от них настолько далеко или

исследовать, насколько это позволяет грамматика, противоречит ли по существу общепринятый взгляд моему личному взгляду. Я поступил бы неправильно, говорит он,

занявшись обсуждением этого вопроса, особенно в данной

стране, где принятое учение в достаточной мере удовлетворяет моей цели, так как оно считает бесспорным, что если допустить начало или сотворение из ничего какой-нибудь субстанции, то можно предположить с тем же основанием сотворение всякой другой субстанции, за исключением самого творца.

Т е о ф и л. Вы доставили мне истинное удовольствие,

познакомив меня с некоторыми глубокими мыслями

Вашего ученого автора, высказать которые полностью ему

помешала его слишком щепетильная осторожность. Было

бы очень жаль, если бы он замолчал их и не удовлетворил

возбужденного им в нас любопытства. Я уверяю Вас, что

под этой своеобразной загадкой скрывается нечто прекрасное и важное. Написание слова Субстанция с прописной буквы заставляет думать, что он представляет

4. Х

==453

себе сотворение материи таким же, как возникновение

акциденции, в происхождении которых из ничего не видят

никаких трудностей. И когда он отличает свое собственное

учение от философии, существующей в настоящее врем

в мире или в данной стране, то я не знаю, не имел ли он в виду платоников, которые принимали материю за нечто неуловимое и преходящее вроде акциденции, а о духах

и душах имели совершенно иную идею 410.

§ 19. Ф и л а л е т. Отрицающие сотворение вещей

из ничего, поскольку они не могут представить себе этого,

наш автор, который писал, не зная Вашего открытия о том,

па чем основана связь души с телом, возражает, что хот

они не понимают, каким образом произвольные движени

вызываются в телах волей души, тем не менее они признают

это на основании опыта; тем же, кто говорит, что душа не

может произвести нового движения, а может только

сообщить новое направление жизненным духам, он резонно

возражает, что одно столь же непонятно, как и другое.

И в связи с этим он как нельзя более удачно замечает, что

желать ограничить то, что Бог может сделать, тем, что

понятно для нас, значит либо делать бесконечным наш

разум, либо делать конечным самого Бога.

Т е о ф и л . Хотя теперь, по-моему, трудность вопроса

о связи души с телом устранена, но остаются другие

трудности. Я показал апостериорно, на основании предустановленной гармонии, что все монады имеют начало

в Боге и зависят от него. Однако подробностей того, каким

образом это происходит, мы не в состоянии понять, и по

существу сохранение монад есть не что иное, как

непрерывное творение их, как это отлично понимали уже

схоластики.

00.htm - glava46

Глава XI

О НАШЕМ ПОЗНАНИИ СУЩЕСТВОВАНИЯ

ДРУГИХ ВЕЩЕЙ

§ 1. Ф и л а л е т. Так как одно только бытие Божие

связано необходимым образом с нашим существованием, то

наши идеи о какой-нибудь вещи доказывают существование

ее не больше, чем портрет какого-нибудь человека

свидетельствует о его существовании на свете.

§ 2. Однако получаемая мной посредством чувств

достоверность, что на этой бумаге есть белое и черное, столь

==454

4, Х-XI

же велика, как и достоверность движения моей руки,

уступающая только достоверности познания нашего

существования и бытия Божия. § 3. Эта достоверность

заслуживает названия познания. И я не думаю, что кто-нибудь может быть всерьез настолько скептиком, чтобы не

иметь уверенности в существовании вещей, которые он

видит и осязает. Во всяком случае тот, кто в своих

сомнениях зайдет так далеко, никогда не сможет вступить

в спор со мной, так как он никогда не сможет быть

уверенным, что я говорю что-нибудь против его взглядов.

Восприятия чувственных вещей (§ 4) производятс

внешними причинами, действующими на наши чувства, так

как без органов чувств мы не получаем этих восприятии,

а если бы для этого не было достаточно одних органов

чувств, то они всегда производили бы восприятия. § 5.

Далее, я нахожу иногда, что не могу помешать им возникнуть в моем духе, как, например, я не могу помешать возникновению ощущения света, когда я нахожусь с открытыми глазами в таком месте, куда может проникнуть дневной свет. Между тем я могу устранить идеи, находящиеся в моей памяти. Следовательно, должна существовать некоторая внешняя причина этого живого впечатления, действия которого я не могу преодолеть. § 6. Некоторые из этих восприятии сопровождаются страданием, хотя впоследствии мы вспоминаем о них без малейшей боли. Хотя математические доказательства вовсе не зависят от чувств, однако исследование их при помощи чертежей служит

залогом очевидности нашего зрения и сообщает ему, по-видимому, достоверность, близкую к достоверности самого

доказательства. § 7. Во многих случаях наши чувства

также взаимно подтверждают свои показания. Человек,

видящий огонь, может, если он усомнится в этом,

почувствовать его. Когда я пишу это, я вижу, что могу

изменить внешний вид бумаги и сказать наперед, какую

новую идею она представит уму; но когда буквы уже

нанесены на бумагу, то я не могу уже не видеть их такими,

как они есть; кроме того, вид их заставит другого человека произнести те же самые звуки. § 8. Если кто-нибудь думает, что все это лишь один долгий сон, то он,

если ему угодно, может слышать во сне следующий ответ

с моей стороны: достоверность, основанная на свидетельстве чувств, столь совершенна, как это позволяет наша природа и как этого требует наше положение. Кто видит горящую свечу и испытывает силу ее пламени, причиняющего

4, XI

==455

ему боль, если он не уберет своего пальца, тот не

станет требовать большей достоверности для руководства

своими действиями, а если наш сновидец не сделает этого,

то он скоро проснется. Таким образом, с нас достаточно

такой уверенности; она столь же достоверна, как

удовольствие или страдание - две вещи, за пределами

которых для нас не представляет никакого интереса ни

познание, ни существование вещей. § 9. Но за пределами

нашего наличного ощущения не существует познания,

а есть лишь вероятность, как, например, когда я думаю, что на свете существуют люди. Это в высшей степени вероятно, хотя в настоящий момент, находясь один в своем кабинете, я не вижу ни одного человека. § 10. Поэтому было бы безумием ожидать логического доказательства по каждому вопросу и не действовать сообразно ясным и очевидным истинам, если они недоказуемы демонстративно. Человек, который хотел бы поступать таким образом, мог бы быть уверенным только в своей быстрой гибели.

Т е о ф и л . Я уже заметил в наших предыдущих

беседах, что истина чувственных вешен подтверждается их

связью, которая зависит от основанных на разуме

интеллектуальных истин и от постоянных наблюдений над

самими чувственными вещами, даже когда не видны их

рациональные основания. И так как эти основани

и наблюдения дают нам средство составлять себе суждени

о будущем, поскольку оно касается наших интересов, и так

как наше разумное суждение сопровождается успехом, то

нельзя ни требовать, ни даже обладать большей достоверностью относительно этих вещей. Можно также объяснить сновидения и их слабую связь с другими явлениями. Однако я думаю, что можно было бы не ограничивать рассмотрение знания и достоверности пределами наличных ощущений, так как ясность и очевидность, которые я считаю своего рода достоверностью, простираются дальше этого. Несомненно, было бы безумием сомневаться серьезно в том, существуют ли на свете люди, когда мы их не видим. Серьезно сомневаться - значит сомневаться по отношению к практике, и можно было бы назвать достоверностью такое познание истины, при котором

нельзя, не будучи безумным, сомневаться в нем по

отношению к практике. Иногда достоверность понимаю?

еще более широко и говорят о ней в таких случаях, когда

нельзя сомневаться, не заслуживая резкого порицания.

Очевидность же есть выступающая с непосредственной

==456

4. XI

ясностью (lumineuse) достоверность, т. е. такая достоверность, в которой нисколько не сомневаются благодаря усматриваемой между идеями связи. Согласно этому определению достоверности, мы уверены в том, что

Константинополь существует на свете и что Константин,

Александр Великий и Юлий Цезарь существовали. Правда,

какой-нибудь невежественный арденнский крестьянин был

бы вправе усомниться в этом, но если бы ученый и образованный человек поступил так, то это свидетельствовало бы о его серьезном умственном расстройстве.

§ 11. Благодаря нашей памяти мы вполне уверены во

множестве прошлых вещей, но мы не можем знать,

существуют ли они еще и теперь. Вчера я видел воду

и прекрасные разноцветные пузыри, образовавшиеся из

этой воды. Сейчас я уверен, что эти пузыри существовали

точно так, как и вода, но существование этой воды

в настоящее время известно мне нисколько не достовернее,

чем существование пузырей, хотя первое бесконечно

вероятнее, так как известно из наблюдений, что вода

существует продолжительное время, между тем как пузыри

быстро исчезают. § 12. Наконец, о существовании других

духов, кроме себя самих и Бога, мы знаем лишь благодар

откровению и обладаем относительно этого только достоверностью веры.

Т е о ф и л . Я уже заметил, что наша память иногда нас

обманывает. И мы доверяем ей или нет в зависимости от

того, насколько она ярка и насколько связана с известными

нам вещами. И если даже мы бываем уверены в основном,

мы можем часто сомневаться в побочных обстоятельствах.

Я вспоминаю, что был знаком с известным человеком,

так как я чувствую, что его образ и его голос для меня не новы; такой двойной признак для меня лучшая гарантия, чем

каждый из них в отдельности, но я не могу вспомнить, где

я его видел. Однако случается, хотя и редко, что мы видим

во сне какого-нибудь человека до того, как видели его во

плоти. Меня уверяли, что фрейлина одного известного

двора увидела во сне и описала своим подругам своего

будущего супруга и залу, где происходило бракосочетание,

и все это до того, как она увидела это место и познакомилась с этим человеком. Такие факты приписывают какому-то тайному предчувствию, но это может произойти и случайно, так как происходит это очень редко. Я уже не говорю о том, что образы сновидений несколько смутны и что поэтому мы

4, XI

==457

можем с большей свободой относить их задним числом

к разным другим явлениям.

§ 13. Ф и л а л е т. В заключение можно сказать, что

существует два рода предложений: одни из них частные

и относятся к существованию, как, например, предложение:

"Слон существует"; другие - общие и относятся к взаимозависимости идей, как, например, предложение: "Люди

должны повиноваться Богу". § 14. Большинство этих

общих и достоверных предложений называются вечными

истинами, и все они действительно таковы, но не потому,

что это предложения, действительно где-то составленные от

вечности, или что они запечатлены в духе, согласно

некоторому всегда существующему образцу, но потому, что

мы уверены, что если какое-нибудь существо, одаренное

соответствующими способностями, займется рассмотрением

этих идей, то оно убедится в истинности этих

предложений.

Т е о ф и л . Ваше деление предложений сводится,

кажется, к моему делению их на фактические и рациональные.

Фактические предложения тоже могут стать

в некотором роде общими, но лишь путем индукции или

наблюдения. Таким образом, они представляют собой лишь

совокупность исходных фактов, как, например, когда

наблюдают, что всякая ртуть испаряется от действия огня;

это несовершенная общность, так как мы не видим ее

необходимости. Рациональные общие предложения необходимы,

хотя разум доставляет и такие предложения,

которые не абсолютно общи и лишь вероятны, как,

например, когда мы предполагаем, что какая-нибудь иде

возможна, пока более точное исследование не покажет

противного. Существуют, наконец, смешанные предложения,

выведенные из предпосылок, из которых одни

основаны на фактах и наблюдениях, а другие представляют

собой необходимые предложения. Сюда относится ряд

географических и астрономических суждений о земном

шаре и движении небесных светил, полученных путем

соединения наблюдений путешественников и астрономов

с геометрическими и арифметическими теоремами. Но так

как, согласно учению логиков, умозаключение следует за

слабейшей из посылок и не может быть более достоверным,

чем она, то эти смешанные предложения обладают лишь

той достоверностью и общностью, которая свойственна

наблюдениям. Относительно вечных истин надо заметить,

что по существу все они условны и представляют собой

==458

XI

суждения такого рода: если допустить такую-то вещь, то

имеет место такая-то другая вещь. Например, утверждая:

"Всякая фигура, имеющая три стороны, будет иметь также

три угла", я говорю лишь, что если предположить, что

имеется фигура с тремя сторонами, то эта же самая фигура

будет иметь три угла. Я говорю: "Эта же самая", и этим

категорические предложения, которые можно выразить

в безусловной форме, хотя по существу они условны,

отличаются от так называемых гипотетических предложений,

как, например, предложение: "Если какая-нибудь

фигура имеет три стороны, то ее углы равны двум прямым

углам", где легко заметить, что предшествующее предложение ("Фигура имеет три стороны") и последующее

предложение ("Углы фигуры с тремя сторонами равны

двум прямым углам") не имеют одного и того же

подлежащего, как в предыдущем случае, когда предшествующее предложение гласило: "Эта фигура имеет три

стороны", а последующее - "Эта же фигура имеет три

угла". Впрочем, часто гипотетические предложения могут

быть путем небольшого изменения терминов превращены

в категорические, как, например, если бы вместо

приведенного гипотетического предложения я сказал:

"Углы всякой фигуры с тремя сторонами равны двум

прямым углам". Схоластики много спорили о так

называемом constantia subjecti 411, т. е. о том, каким образом предложение, относящееся к некоторому субъекту, может обладать реальной истиной, если этот субъект не

существует. Дело в том, что истина носит лишь условный

характер и гласит, что если этот субъект когда-либо

существует, то он оказывается таким-то. Но могут

спросить, на чем основывается эта связь, раз здесь имеется реальность, которая не обманывает. На это следует

ответить, что она заключается в связи идей. Но тогда могут спросить, где были бы эти идеи, если бы не существовало ни одного духа, и чем стала бы тогда реальная основа этой достоверности вечных истин? Это приводит нас наконец к последней основе истин, а именно к тому высшему и всеобщему духу, который не может не существовать, разум которого на самом деле есть область вечных истин, как это понял и очень ярко выразил Блаженный Августин 412. Наконец, чтобы не думали, что нет необходимости прибегнуть к высшему духу, следует принять во внимание, что эти необходимые истины содержат в себе определяющее основание и регулятивный принцип самих существований - одним словом, законы вселенной.

4, XI

==459

Так как эти необходимые истины предшествуют существованию случайных существ, то они должны основываться на

существовании некоторой необходимой субстанции. В них

нахожу я прообраз идей и истин, запечатленных в наших

душах не в виде предложении, а в качестве источников, из

которых при помощи внимания и при наличии известных

поводов можно извлечь настоящие суждения.

00.htm - glava47

Глава XII

О СПОСОБАХ УСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ

НАШЕГО ПОЗНАНИЯ

§ 1. Ф и л а л е т . Мы говорили о различных видах

нашего познания. Теперь перейдем к способам усовершенствования познания или нахождения истины. Среди

ученых распространено мнение, что максимы являютс

основой всякого познания и что, в частности, каждая наука

основывается на некоторых уже известных вещах (рrаеcognitia). § 2. Я согласен, что успехи математики, по-видимому, благоприятствуют признанию этого метода,

и Вы сами достаточно настаивали на этом. Но можно

усомниться, не является ли это скорее результатом связи

идей, чем роли двух или трех общих максим, допущении

вначале. Мальчик знает, что его тело больше его мизинца,

но знает он это не благодаря аксиоме, что целое больше

своей части. Познание началось с частных предложении, но

впоследствии решили посредством общих понятий разгрузить

память от тягостного бремени частных идей. Если бы

язык был настолько несовершенен, что в нем не имелось бы

соотносительных терминов целого и части, разве нельз

было бы знать, что тело больше пальца? Говоря то,

я излагаю Вам доводы моего автора, хотя, кажется,

я предвижу, что Вы можете ответить на это в соответствии

с уже сказанным Вами.

Т е о ф и л . Я не понимаю, почему Вы так придираетесь

к максимам и снова нападаете на них. Если они служат, как

Вы это признаете, для разгрузки памяти от множества

частных идей, то они должны быть очень полезны, хотя бы

они не имели никакого другого назначения. Но я должен

заметить, что они не вытекают из этих частных идей, так

как их нельзя найти при помощи индукции и примеров.

К оглавлению

==460

Тот, кто знает, что десять больше девяти, что тело больше

пальца и что дом слишком велик, чтобы убежать через

ворота, знает каждое из этих частных предложений

благодаря одному и тому же общему основанию, которое

как бы воплощено и раскрашено в них, подобно расцвеченному рисунку, пропорции и очертания которого

заключаются в рисунке независимо от красок. Этим общим

основанием является сама аксиома, которая первоначально

известна не абстрактно и сама по себе, а, так сказать,

подразумевается. Примеры черпают свою истинность из

воплощенной в них аксиомы, аксиома же не основываетс

на примерах. И так как это общее основание частных истин

имеется в духе всех людей, то Вы видите, что для нее нет

нужды, чтобы слова целое и часть имелись в языке того. Чей ум проникнут этой аксиомой.

§ 4. Ф и л а л е т. Но не опасно ли разрешать под видом аксиом произвольные допущения? Один захочет предположить с некоторыми древними, что все есть материя;

другой вместе с Полемоном 413 - что мир есть Бог;

третий станет утверждать, что главное божество - это

Солнце. Подумайте только, какая бы у нас получилась

религия, если бы это было позволено! Словом, опасно

допускать принципы без рассмотрения их, особенно если

они затрагивают область морали. В самом деле, найдутс

такие, которые станут представлять себе загробную жизнь

скорее по образцу Аристиппа, видевшего счастье в телесных

наслаждениях, чем по образцу Антисфена, утверждавшего,

что для счастья достаточно добродетели. А Архелай

414, выдвинувший в качестве принципа, что справедливое

и несправедливое, честное и нечестное определяютс

только законами, а не народом, будет, несомненно, иметь

иные критерии нравственного добра и зла, чем люди,

признающие обязанности, предшествующие человеческим

учреждениям. § 5. Следовательно, принципы должны быть

достоверны. § 6. Но эта достоверность вытекает лишь из

сравнения между собой идей. Таким образом, мы не

нуждаемся в иных принципах, и, следуя этому

единственному правилу, мы добьемся большего, чем

подчиняя свои дух чужому рассмотрению.

Т е о ф и л . Я удивляюсь, что Вы выдвигаете против

максим, т. е. против очевидных принципов, то, что можно

и должно сказать против неосновательно принятых

положений. Когда в науках требуют praecognita, т. е. Предшествующих знаний, служащих основой науки, то требуют

4, XII

==461

всем известных принципов, а не произвольных допущений,

истинность которых неизвестна. А Аристотель даже думал,

что низшие и подчиненные науки заимствуют свои

принципы от других, высших наук, где эти принципы были

доказаны; это не относится только к первой из наук,

которую мы называем метафизикой и которая, по его мнению,

уже не требует ничего от других наук, доставляя необходимые им принципы. И когда он говорит 415 (ученик должен верить своему учителю), то он имеет при этом в виду, что ученик должен поступать так лишь до поры до времени, пока он не изучил еще высших наук, так что это носит только предварительный характер. Таким образом, дело не идет вовсе о допущении произвольных принципов. К этому следует добавить, что даже такие принципы, достоверность которых не абсолютна, могут приносить свою пользу, если только выводы из них логически обоснованы. Действительно, хотя в этом случае все заключения носят лишь условный характер и имеют силу лишь при допущении истинности этого принципа, тем не менее сама эта связь и эти условные суждения являются здесь во всяком случае доказанными.

Поэтому очень желательно, чтобы у нас было побольше

книг, составленных таким образом; чтобы они никого не

вводили бы в заблуждение, так как читатель или ученик

были бы заранее предупреждены об условном характере

рассуждения. И на практике этими заключениями

руководились бы лишь постольку, поскольку подтвердилось

бы исходное допущение. Этот метод сам по себе очень

часто годится для проверки предположений или гипотез,

когда из них вытекает множество заключений, истинность

которых известна из других источников, и иногда это дает

полную возможность обратного доказательства истинности

гипотезы. Конринг 416, врач по профессии, человек

всеобъемлющей учености, за исключением, может быть,

математики, написал письмо одному своему другу,,

занимавшемуся переизданием в Гельмштедте книги

Виотти 417, уважаемого перипатетического философа, который пытался объяснить метод доказательства Аристотел

и его "Вторую аналитику". Письмо это было приложено

к книге, и в нем Конринг порицал Паппа за его

утверждение, что анализ ставит себе задачу найти

неизвестное, исходя из допущения его и переходя от него

при помощи выводов к известным истинам. Это, говорит он,

противоречит логике, согласно которой из лжи нельз

==462

4, XII

вывести истину 419. Но я показал ему впоследствии, что

анализ пользуется определениями и разными взаимными

предложениями, дающими возможность произвести обращение

и найти синтетические доказательства. И даже когда

это обращение не вполне доказательно, как, например,

в физике, то оно все же представляет иногда большую

вероятность, когда гипотеза легко объясняет множество

явлений, совершенно не зависящих друг от друга и трудно

объяснимых без нее. Я утверждаю, что принципом

принципов является в некотором роде правильное пользование идеями и опытом. Но если углубиться в это, можно найти, что по отношению к идеям правильное пользование есть не что иное, как связывание определений посредством тождественных аксиом. Однако не всегда легко прийти к этому окончательному анализу, и, как ни добивались этого геометры, по крайней мере древние, они еще не достигли этого. Знаменитый автор "Опыта о человеческом разумении" доставил бы им большое удовольствие, если бы завершил это исследование, несколько более трудное, чем это думают. Евклид, например, отнес к числу аксиом положение, что две прямые могут пересечься лишь один раз. Воображение, опирающееся на чувственный опыт, не позволяет нам представить более одного пересечения двух прямых; но не на этом следует строить науку, и если кто-нибудь думает, что воображение дает связь отчетливых идей, то это показывает, что он недостаточно осведомлен относительно источника истин, и множество предложений, доказываемых при помощи других предшествующих им предложений, должны им считаться непосредственными.

На это не обратили достаточно внимания многие лица,

порицавшие Евклида. Образы этого рода - есть лишь

неотчетливые идеи, и тот, кто представляет себе

прямую линию только так, не сумеет на основании этого

ничего доказать. Вот почему Евклид за отсутствием

отчетливо выраженной идеи, т. е. определения прямой

линии (так как его предварительное определение прямой

неясно и он им совсем не пользуется в своих доказательствах), был вынужден обратиться к двум аксиомам, которые заменяли у него определение и которыми он пользовался в своих доказательствах. Первая аксиома

гласит, что две прямые не имеют общей части, а вторая что

они не заключают пространства. Архимед дал своего

рода определение прямой линии, сказав, что это кратчайша

линия между двумя точками. Но, пользуясь в своих

4, XII

==463

доказательствах такими элементами, как Евклидовы,

которые основаны на только что упомянутых мной двух

аксиомах, он молча предполагает, что свойства, указанные

в этих аксиомах, принадлежат определенной им линии.

Поэтому если под предлогом учения о согласии и несогласии

идей Вы вместе с Вашими единомышленниками

думаете, что было бы позволено принимать в геометрии то,

что подсказывают нам образы, не стремясь к той строгости

доказательства посредством определении и аксиом, которой

требовали в этой науке древние (как M')I}T думать многие

но осведомленные в этом вопросе лица), то я вам отвечу,

что довольствоваться этим могут только люди. имеющие

в виду практическую геометрию как таковую, но не те, кто

желает иметь науку, которая сама служила бы усовершенствованию практики 420. Если бы древние придерживались этого взгляда и не проявили строгости в этом пункте, то, думаю, они не пошли бы далеко вперед и оставили бы нам в наследство лишь такую эмпирическую геометрию, какой была, по-видимому, египетская геометрия и какой является, кажется, китайская геометрия еще и теперь. В этом случае мы оказались бы лишенными прекраснейших открытий в области физики и механики, которые мы сделали благодаря пашен геометрии и которые неизвестны там, где последней нет. Вероятно также, что, руководствуясь чувствами и чувственными образами, мы впали бы в ряд заблуждении. Так, все те, кто не знаком с научной геометрией, считают бесспорной истиной на основании показаний своего воображения, что две непрерывно сближающиеся между собой линии должны наконец

сомкнуться, между тем как геометры приводят противоречащие этому примеры известных линий, называемых

асимптотами Но, не говоря уже об этом, мы были бы

лишены того, что я считаю особенно ценным в геометрии со

спекулятивной точки зрения, а именно возможности

увидеть истинный источник вечных истин и способ

заставить нас понять необходимость их, чего не могут

отчетливо показать нам смутные чувственные идеи. Вы

скажете мне, что Евклид все же был вынужден ограничитьс

известными аксиомами, очевидность которых можно

заметить лишь смутно посредством образов. Я Вам отвечу

на это, что он действительно ограничился этими аксиомами,

но все же лучше было ограничиться небольшим количеством

истин этого рода, казавшихся ему наипростейшими,

и вывести из них другие истины, которые другой, менее

==464

4. XII

строгий исследователь принял бы тоже за достоверные и не

нуждающиеся в доказательстве истины, чем оставить

множество их недоказанными и, что еще хуже, предоставить

людям свободу допускать что угодно в зависимости от

настроения. Вы видите, таким образом, что Ваши и Ваших

единомышленников соображения о связи идеи как

о подлинном источнике истин нуждаются в разъяснении.

Если Вы довольствуетесь неотчетливой картиной этой

связи, то Вы ослабляете точность доказательств, и Евклид

поступил несравненно лучше, сведя все к определениям

и к незначительному числу аксиом. Если же Вы хотите,

чтобы эта связь идей была ясна и выражалась отчетливо, то

Вы вынуждены будете прибегнуть к определениям

и тождественным аксиомам, как этого требую я. Иногда же,

когда Вам трудно будет достигнуть совершенного анализа,

Вы вынуждены будете довольствоваться несколькими

менее первоначальными аксиомами, как это сделали

Евклид и Архимед. И, сделав это. Вы поступите лучше, чем

относясь без внимания или откладывая те прекрасные

открытия, которые Вы уже теперь можете сделать при их

помощи. Действительно, как я сказал Вам раньше, мы не

имели бы геометрии (я имею здесь в виду демонстративную

науку), если бы древние не захотели двинуться вперед до

того, как они не докажут аксиом, которыми они вынуждены

были пользоваться.

§ 7. Ф и л а л е т. Я начинаю понимать, что такое отчетливо познанная связь идей. Я вижу, что в этом смысле аксиомы необходимы и понимаю, насколько необходимо,

чтобы метод, каким мы пользуемся при исследовании идеи,

сообразовывался с методом математиков. Последние от

очень ясных и легких начал, представляющих собой не что

иное, как аксиомы и определения, путем непрерывной цепи

рассуждений поднимаются шаг за шагом к открытию

и доказательству истин, которые на первый взгляд

превосходят человеческие способности. Искусство математиков находить доказательства и выработанные ими

удивительные методы выяснения и приведения в порядок

опосредующих идей - вот что привело к столь поразительным

и неожиданным открытиям. Но я не берусь решать,

возможно ли будет со временем открыть какой-нибудь

аналогичный метод, который годился бы для других идей

так же, как и для идей, относящихся к величине. Во всяком

случае если бы другие идеи были исследованы обычным

для математиков методом, то они завели бы наши мысли

==465

4, XII

дальше, чем мы, может быть, склонны представлять себе

(§ 8), и ото, в частности, возможно было бы в науке

о нравственности, как я уже указывал неоднократно.

Т е о ф и л. Я думаю, что вы правы, и давно уже

намереваюсь сделать все возможное, чтобы выполнить

Ваши предсказания.

§ 9.Ф и л а л е т. Что касается познания тел, то здесь

надо избрать диаметрально противоположный путь, так

как, не имея никаких идей об их реальных сущностях, мы

вынуждены прибегнуть к опыту. § 10. Однако я не отрицаю

того, что человек, привыкший к разумным и правильным

опытам, способен составить более верные догадки об их еще

неизвестных нам свойствах, чем другие люди. Но это лишь

суждение и мнение, а не познание и достоверность.

Поэтому я думаю, что мы не в состоянии сделать физику

наукой. Однако опыт и исторические наблюдения могут

помочь нам в деле улучшения нашего здоровья и увеличени

наших жизненных удобств.

Т е о ф и л . Я согласен с тем, что физика в целом

никогда не станет у нас совершенной наукой. Но мы все же

можем иметь некоторую физическую науку и даже имеем

уже образцы ее. Такой наукой можно считать, например,

магнитологию, так как, исходя из немногих основанных на

опыте предположений, мы можем доказать путем достоверных

выводов ряд явлений, происходящих действительно

так, как это указывает разум. Мы не должны надеятьс

объяснить все опыты, так как даже геометры не доказали

еще всех своих аксиом; но, подобно тому как они

удовольствовались выводом множества теорем из немногих

рациональных принципов, так и для физиков должно быть

достаточно, если посредством нескольких опытных принципов

им удастся объяснить ряд явлений и даже предвидеть

их на практике.

§ 11-Ф и л а л е т. Так как наши способности не дают

нам возможности проникнуть во внутреннее строение тел,

то мы должны думать, что с нас достаточно того, если они

открывают нам бытие Божие и дают нам достаточно полное

познание нас самих, чтобы научить нас нашим обязанностям

и раскрыть нам, в чем заключаются наши важнейшие

интересы, в особенности по отношению к вечности. И, по-моему, я вправе сделать отсюда вывод, что нравственность

есть подлинная наука и главная задача всего человечества,

подобно тому как, с другой стороны, различные отрасли

знания, относящиеся к различным областям природы,

==466

4, XII

составляют удел отдельных людей. Можно сказать

например, что незнание употребления железа являетс

причиной того, что в Америке, от природы изобилующей

всякого рода естественными богатствами, отсутствует

значительная часть жизненных удобств. Я далек от того

чтобы пренебрегать естественными науками (12),

и думаю, что если бы стали правильно заниматься ими ,то

они могли бы быть гораздо полезнее для человеческого

рода, чем все сделанное до сих пор. Те кто изобрел

книгопечатание, кто открыл употребление компаса и

познакомил людей со свойствами хинной корки, больше

содействовали распространению познаний и увеличению

жизненных удобств и спасли больше людей от смерти, чем

основатели разных коллежей, больниц и других дорогостоящих благотворительных учреждений.

Т е о ф и л. Вы не могли сказать ничего более

соответствующего моим личным взглядам. Истинна

нравственность и благочестие должны побуждает нас

заботиться о науках, а не потворствовать лености

бездельничающих квиетистов. И как я сказал недавно

более разумное государственное управление могло бы

привести к созданию гораздо более удовлетворительной

чем теперешняя, медицины. После заботы о нравственности

это наиболее важная задача.

13. Хотя я рекомендую опыт, однако Я не пренебрегаю

гипотезами, обладающими вероятностью. Они могут привести к новым открытиям, и во всяком случае они очень

полезны для памяти. Но наш дух весьма склонен

торопиться и довольствоваться легко получаемой видимостью из-за нежелания потрудиться и потратить время на

приложение таких [вероятных гипотез] к достаточно

большому количеству явлений.

Т е о ф и л. Искусство открывать причины явлений или истинные гипотезы, похоже на искусство дешифровки

где часто остроумная догадка сберегает массу труд. Лорд Бэкон первым составил правила экспериментального

искусства, а кавалер Бойль с большим талантом применял

их на практике 421. Но если не присоединить к этому

искусства использовать опыты, то и с царскими затратами

не удастся прийти к тому, что может сразу открыть

человек, обладающий глубокой проницательностью. Декарт, который, несомненно, был таким человеком, сделал

в одном из своих писем аналогичное замечание по поводу

метода английского канцлера. А Спиноза (которого я не

==467

отказываюсь цитировать, когда он говорит здравые вещи)

в одном из своих писем к покойному Ольденбургу 42 секретарю английского Королевского общества, напечатанных

в посмертных произведениях этого глубокомысленного

еврея, высказывает сходные соображения по

поводу одной работы Бойля, который, говоря правду,

слишком много возится с тем, чтобы из бесконечного

количества прекрасных опытов вывести лишь заключение,

которое он мог бы принять за принцип, а именно что

в природе все происходит механическим образом. Этот

принцип можно достоверно доказать только при помощи

разума, но никогда не при помощи опытов, как бы

многочисленны они ни были.

§ 14. Ф и л а л е т. После установления ясных и отчетливых идей с неизменными названиями основным способом расширить наши познания является искусство отыскивать промежуточные идеи, показывающие нам связь или

несовместимость идей. Во всяком случае максимы не

годятся для этого. Человек, не имеющий точной идеи

прямого угла, тщетно будет стараться доказать что-нибудь

относительно прямоугольного треугольника, и, какими бы

максимами ни пользоваться, с их помощью будет трудно

доказать, что [сумма] квадратов катетов такого треугольника равна квадрату гипотенузы. Человек мог бы без конца размышлять над этими аксиомами, не придя ни к чему в математике.

Т е о ф и л. Не имеет смысла размышлять над аксиомами, если не к чему их применять. Аксиомы служат часто для связывания идей, как, например, в высшей степени полезная максима, что подобные двумерные и трехмерные фигуры относятся между собой, как квадраты и кубы соответствующих отрезков первого измерения. Так, например, отсюда сразу получается в случае кругов квадратура гиппократовых луночек 423, а если к этой максиме прибавить наложение обеих этих фигур, поскольку это допускается их заданным расположением, то из их

отношения выясняется дальнейшее.

00.htm - glava48

Глава XIII

ДАЛЬНЕЙШИЕ СООБРАЖЕНИЯ О НАШЕМ

ПОЗНАНИИ

§ 1. Ф и л а л е т. К сказанному, может быть, было бы

уместно прибавить еще, что наше познание во многих

==468

4, XIII

отношениях отличается большим сходством со зрением,

в частности в том. что оно не вполне необходимо и не вполне добровольно. При свете нельзя не видеть с открытыми глазами, но можно обращать свой взор на те или иные предметы (§2) и рассматривать их с большим или

меньшим вниманием. Когда наши способности направлены

на что-нибудь, то не от нашей воли зависит определять

познание, подобно тому как человек не может не видеть

того, что он видит. Но чтобы научиться чему-нибудь.

следует целесообразно использовать свои способности

Т е о ф и л. Мы уже говорили раньше об этом

и установили, что не от человека зависит иметь те или иные ощущения в данный момент, но от него зависит подготовиться, чтобы в дальнейшем иметь или не иметь их, и что, таким образом, мнения произвольны лишь косвенные

образом.

00.htm - glava49

Глава ХIV

О СУЖДЕНИИ

§ 1. Ф и л а л е т. Человек не знал бы, что делать

в большинстве случаев жизни, если бы ему нечем было руководствоваться при отсутствии достоверного знания.

§ 2 Часто приходится довольствоваться только сумерками вероятностей. § 3. Способность пользоваться ими есть суждение. Мы часто довольствуемся им по необходимости, ко часто также по недостатку старания, терпения и сообразительности.

§ 4. Его называют согласием (assentiment)

или несогласием, и оно имеет место, когда нечто допускают

в качестве презумпции, т. е. признают его истинным, до

того как оно доказано. Если это происходит в соответствии

с реальностью вещей, то мы имеем верное суждение.

Т е о ф и л. Другие называют суждением высказывание,

всегда произносимое на основании некоторого

Знания дела, а иные даже отличают суждение от

мнения, считая первое не столь недостоверным. Но я не желаю ни с кем спорить о словах, и Вы вправе рассматривать суждение как вероятный взгляд. Что касается презумпции, являющейся юридическим термином, то правильное употребление ее в юриспруденции требует отличать ее от предположения. Это нечто большее и предварительно считается истиной, пока не будет доказано противное, между тем как догадка или предположение противопоставляютс

4, XIII -XIV

==469

обычно другому предположению. Так, по отношению к человеку, признающему, что он занял деньги у другого

человека, имеется презумпция, что он обязан вернуть

их, если только он не покажет, что он это уже сделал, или если долг не отпал в силу какого-нибудь другого принципа.

Таким образом, допущение презумпции в этом смысле не

значит вовсе признания чего-либо до того, как это

доказано, это не позволительно, а означает лишь признанно

предварительное, на что имеется основание, пока не

будет доказано противное.

00.htm - glava50

Глава XV

О ВЕРОЯТНОСТИ

§ 1. Ф и л а л е т. Если доказательство показывает

связь идей, то вероятность есть не что иное, как видимость этой связи, основанная на доводах, из которых не видно неизменной связи. § 2. Имеется несколько степеней согласия, начиная от полной уверенности и конча

предположением, сомнением, недоверием. § 3. При достоверности все части рассуждения, отмечающие связь его, интуитивны. А то, что заставляет меня верить, есть нечто внешнее. § 4. Вероятность основывается или на сообразности с тем, что мы знаем, или на свидетельстве тех, кто это знает.

Т е о ф и л. Я предпочел бы сказать, что она всегда

основывается на правдоподобии (vraisemblance), или на

сообразности с истиной 424. Свидетельства же других есть

обыкновенно тоже нечто сообразное с истиной по

отношению к доступным фактам. Таким образом, можно

сказать, что сходство вероятного с истинным основываетс

или на самой вещи, или на чем-то внешнем ей. Риторики

различают двоякого рода доводы: искусственные, выведенные

из вещей при помощи рассуждения, и неискусственные,

основанные только на определенном свидетельстве

либо человека, либо, может быть, самой вещи. Но

существуют также смешанные доводы, так как само

свидетельство может доставить какой-нибудь факт, служащий

для образования искусственного довода.

§ 5. Ф и л а л е т. Вследствие отсутствия сходства

с истиной мы нелегко верим тому, что резко расходитс

с нашим опытом. Так, когда один посланник сказал

сиамскому королю, что зимой в наших краях вода

настолько затвердевает, что слон мог бы ходить по ней не

К оглавлению

==470

4, XIV-XV

проваливаясь, то король ответил ему: "До сих пор я считал

тебя правдивым человеком, теперь же я вижу, что ты

лжешь". § 6. Но если свидетельство других людей может

сделать для нас какой-нибудь факт вероятным, то мнение

их само по себе не должно считаться истинной основой

вероятности. Действительно, у людей больше заблуждений,

чем познаний, и если вера тех, кого мы знаем и ценим, есть законная основа согласия, то люди смогут с полным

основанием быть язычниками в Японии, магометанами

в Турции, католиками в Испании, кальвинистами в Голландии

и лютеранами в Швеции.

Т е о ф и л. Свидетельство людей, несомненно, важнее

их мнения, и поэтому ему придают больше значения и на

суде. Однако известно, что судьи иногда приводят к так

называемой доверительной присяге 425, и на допросах

свидетелей часто спрашивают не только то, что они видели,

но и то, что они думают, допытываясь у них в то же время,

почему они так думают, и делая из этого соответствующие

выводы. Судьи, далее, очень считаются со взглядами

и мнениями специальных экспертов. Частные лица должны

поступать таким же образом, поскольку им не подобает

заниматься самостоятельным исследованием. Так, дети,

а также лица, стоящие в этом отношении на уровне детей,

должны, даже если они занимают известное положение,

придерживаться религии страны, пока они не видят в ней

ничего дурного и пока они не в состоянии исследовать, не

имеется ли лучшей религии. И к какому бы вероисповеданию

ни принадлежал наставник пажей, он должен обязать

каждого из своих воспитанников ходить в ту церковь,

какую посещают единоверцы данного юноши. Полезно

обратиться к дискуссии между Николем 42а и его

противником относительно довода от большинства в вопросах

веры, которому одни придают слишком большое,

а другие - недостаточно большое значение. Существуют

другие аналогичные предрассудки, руководствуясь которыми

люди охотно избавляют себя от труда исследования.

Тертуллиан 427 в специально написанном трактате называет

это проскрипциями, пользуясь термином, который

древние юристы, терминология коих была ему известна,

применяли к различного рода возражениям на иски, но

которые теперь применяют лишь в смысле юридической

давности, когда отвергают чей-нибудь иск на том

основании, что он не был предъявлен в установленные

законом сроки. На этом же основании как католики, так

4, XV

==471

и протестанты ссылались на законные предрассудки. Было

найдено, что можно упрекать в новшествах в известных

отношениях как первых, так и вторых. Так, например,

протестанты отказались большей частью от формы

древнего рукоположения духовных лиц, а католики

изменили древний канон книг Ветхого завета. Я это

показал с достаточной ясностью в дискуссии, которую я вел

в переписке с монсеньором епископом Мосским, которого,

согласно полученным на днях известиям, мы недавно

потеряли 428. Так как упреки эти носят взаимный характер,

то хотя обвинение в новшествах может вызвать тут

некоторое подозрение в заблуждении, но оно все же не

является достоверным доказательством.

00.htm - glava51

Глава XVI

О СТЕПЕНЯХ СОГЛАСИЯ

§ 1. Ф и л а л е т. Что касается степеней согласия, то следует остерегаться, чтобы имеющиеся у нас основани

в пользу какой-нибудь вероятности (probabilite) не оказали большего действия, чем это соответствует степени вероятия (арраrеnсе), которую в них находят или нашли при

исследованиях. Надо признаться, что согласие не всегда

вытекает из действительного созерцания оснований,

воздействующих на дух; даже людям с поразительной

памятью невозможно всегда удерживать все доводы,

которые привели их к определенному взгляду и которые

могли бы иногда заполнить целый том по одному какому-нибудь вопросу. Достаточно, если они хоть один раз

рассмотрели добросовестно и тщательно вопрос и подвели,

так сказать, ему итоги. § 2. Без этого людям пришлось бы

или быть очень скептичными, или ежеминутно менять

взгляды и уступать всякому, кто изучил недавно вопрос

и предлагает им доводы, на которые они не могут дать

удовлетворительного ответа из-за несовершенства памяти

или вследствие отсутствия досуга для тщательных занятии.

§ 3. Надо признать, что это часто заставляет людей

упираться в своих заблуждениях, но вина здесь не в том,

что они раньше полагаются на свою память, а в том, что они составили себе неправильное суждение. Часто люди вместо исследования доводов ограничиваются замечанием, что они никогда не думали иначе. Но обычно те, кто меньше всею исследовал свои убеждения, держатся за них крепче всего. Однако если похвально придерживаться того, что мы

==472

4, XVI

видели, то не всегда это хорошо по отношению к тому, чему

мы поверили; ведь можно было тогда не учесть какого-нибудь соображения, способного все опрокинуть. И нет,

может быть, никого на свете, у кого нашлось бы достаточно

досуга, терпения и средств собрать все доводы "за" и

"против" своих взглядов, сравнить эти доводы и заключить

с уверенностью, что не остается ничего уже более узнать

для лучшего осведомления. Однако забота о нашем

самосохранении и наших важнейших интересах не

допускает отсрочки, и нам абсолютно необходимо высказывать определенные суждения по вопросам, относительно которых мы не способны прийти к достоверному познанию.

Т е о ф и л. Все высказанное Вами прекрасно и вполне

основательно. Однако было бы желательно, чтобы люди

в известных случаях имели письменные наброски (в виде

памяток) соображении, приведших их к какому-нибудь

важному взгляду, который им придется в дальнейшем часто

отстаивать перед собой или перед другими. Между прочим,

хотя в юридических делах обычно не допускаются отмены

вынесенного приговора и пересмотр законченных дел

(в противном случае пришлось бы всегда находитьс

в тревоге, что было бы тем нестерпимее, что не всегда

можно было бы сохранить заметки о прошлых делах), тем

не менее иногда на основании новых данных можно подать

жалобу в суд и добиться даже того, что называетс

restitution in integrum 429. Точно так же в наших личных

делах, особенно в очень важных вопросах, когда еще можно

либо взяться за них, либо отступить назад и когда невредно придержать решение и не торопиться с ним, приговоры нашего духа, основывающиеся на вероятности, никогда не должны принимать характер того, что юристы называют rem judicata 430, так чтобы нельзя было пересмотреть ход рассуждения, если обнаружатся новые важные обстоятельства.

Но когда нет времени обдумывать, то принятое

решение следует выполнять с такой твердостью, как если

бы оно было непогрешимо, хотя и не всегда с такой

строгостью.

§ 4. Так как люди, составляя суждения, не могут

избегнуть ошибок, а рассматривая вещи с разных сторон, не

могут не иметь различных взглядов, то они должны при

таком разнообразии точек зрения соблюдать между собой

мир и требования человечности, не ожидая, чтобы другие

под влиянием их возражений поспешно отказались от своих

старых взглядов, особенно если они имеют основание

4, XVI

==473

думать, что их противник действует под влиянием личного

интереса, или честолюбия, или какого-нибудь иного

эгоистического мотива. Чаще всего те, кто хотел бы

навязать другим свои взгляды, не изучили тщательно

вопроса. В самом деле, лица, исследовавшие вопрос

настолько тщательно, чтобы покончить с сомнениями, так

малочисленны и находят так мало основания дл

осуждения других людей, что с их стороны не приходитс

ожидать никакой нетерпимости.

Т е о ф и л. Действительно, особенно достойны порицания у людей не их взгляды, но их безрассудное стремление хулить взгляды других, точно только глупцы или дурные люди могут судить иначе, чем они. У людей, склонных разжигать в обществе такие страсти и ненавистничество, это результат высокомерного и несправедливого характера, стремящегося к господству и не терпящего противоречия.

Я не отрицаю того, что очень часто имеется достаточно

оснований критиковать взгляды других людей, но это надо

делать в духе справедливости, снисходя к человеческой

слабости. Мы, конечно, вправе принимать предосторожности

против вредных учений, оказывающих пагубное

влияние на нравы и благочестие, но не следует вменять их

в вину людям без серьезных доказательств. Если

справедливость требует щадить людей, то благочестие

требует сообщить куда следует о пагубных результатах их

теорий, когда последние вредны, как, например, учения,

направленные против провидения совершенного, мудрого,

благого и справедливого Бога и против бессмертия души,

благодаря которому людям предстоит испытать результаты

его правосудия, не говоря о других взглядах, опасных

с нравственной и государственной точек зрения. Я знаю,

что отличные и вполне благомыслящие люди утверждают,

будто эти теоретические взгляды имеют гораздо меньше

влияния на практике, чем это думают, и я знаю также, что

имеются люди, столь хорошие от природы, что никакие

мнения не могут никогда заставить их сделать что-нибудь

недостойное их. Между прочим, лица, впавшие в эти

заблуждения под влиянием теоретических умозрений,

обычно бывают от природы менее склонны к порокам, чем

это вообще свойственно людям, не говоря уже о том, что они должны поддерживать честь той секты, главарями которой они считаются. И можно, например, сказать, что Эпикур и Спиноза вели вполне примерную жизнь. Но эти

соображения обычно неприменимы к их ученикам и последователям,

==474

4, XVI

которые, утратив страх перед бдительным

провидением и грозным будущим, дают полный простор

своим грубым страстям и направляют свои помыслы на то,

чтобы соблазнить и развратить других людей. А если они

честолюбивы и от природы несколько жестоки, то они

способны ради своего удовольствия или выгоды зажечь

мировой пожар. Я знал людей такого склада, унесенных

уже смертью. Я думаю даже, что такие взгляды, овладева

мало-помалу умами сильных мира сего, которые управляют

другими людьми или от которых зависит ход дела,

и проникая в модные книги, подготовляют все для всеобщей

революции, угрожающей Европе, и окончательно уничтожают

последние остатки благородных чувств древних

греков и римлян, которые предпочитали любовь к родине

и общественному благу и заботу о потомстве счастью и даже

жизни. Эти publicspirits 431, как называют их англичане,

страшно ослабели и уже не в моде, и они еще более

ослабеют, когда их перестанут поддерживать здорова

нравственность и истинная религия, которой учит даже

природный ум. Лучшие представители противоположного

типа, который начинает господствовать, не имеют иного

принципа, кроме того, который они называют честью. Но

признаком честного человека и человека чести являетс

у них только то, чтобы не делать никакой низости в том

смысле, как они это понимают. И если бы из честолюби

или каприза кто-нибудь пролил море крови, если бы он

перевернул все вверх дном, то это сочли бы пустяком,

и Герострат древних или же Дон Жуан из "Каменного

гостя" сошли бы за героев. Над любовью к родине

громко издеваются; людей, заботящихся об общественном

благе, осмеивают, а когда какой-нибудь благомыслящий

человек говорит о том, что будет с потомством, то ему

отвечают: "Будь что будет". Но может случиться, что эти

господа сами испытают бедствия, которые они считают

предназначенными для других. Если удастся еще исцелить

эту эпидемическую болезнь духа, пагубные результаты

которой начинают становиться очевидными, то, может

быть, эти бедствия будут предотвращены. Но если она будет

прогрессировать, то провидение исправит людей при

помощи той самой революции, которую все это должно

породить. И что бы ни случилось, в конце концов все всегда оборачивается к лучшему, хотя это не должно и не может произойти без наказания тех лиц, которые своими дурными поступками сами способствовали благу. Но надо покончить

4, XVI

==475

с этим отступлением, куда меня завел анализ вредных

взглядов и право порицания их. Так как в богословских

вопросах разногласия бывают еще глубже, чем где бы то ни

было, и так как лица, кичащиеся своей правоверностью,

осуждают часто своих противников, чему сопротивляютс

даже некоторые из их единомышленников, называемых

ими синкретистами, то это породило гражданские войны

между непримиримыми и уступчивыми внутри одного

и того же исповедания. Однако так как отказ в вечном

спасении сторонникам другого взгляда есть посягательство

на права господа Бога, то более благоразумные из

осуждающих имеют при этом в виду лишь опасность,

в которой, по их мнению, находятся заблудшие души, и они

предоставляют особому милосердию Божию тех, греховность

которых не лишает их этого милосердия, а со

своей стороны они считают себя обязанными сделать все

возможное, чтобы спасти их от такой опасности. Если эти

лица пришли к своим взглядам об угрожающей другим

гибели после тщательного исследования и если их

невозможно разубедить в этом, то их поведение нельз

порицать, поскольку они прибегают к кротким мерам. Но

если они идут дальше этого, то они нарушают законы

справедливости. Они не должны забывать, что и другие

люди, столь же убежденные в своих взглядах, как и они

сами, имеют такое же право придерживаться этих взглядов

и даже распространять их, если они их считают важными.

Исключение составляют взгляды, проповедующие преступления.

Их не следует терпеть, и их имеют право

подавлять суровыми мерами, если бы даже сторонники их

не могли отрешиться от своих взглядов, подобно тому как

имеют право уничтожать ядовитое животное при всей

невиновности его в своей ядовитости. Но я предлагаю

подавлять учение, а не сторонников его, так как им можно

помешать распространять их вредное учение.

§ 5. Ф и л а л е т. Возвращаясь к вопросу об основах

и степенях согласия, следует заметить, что предложени

бывают двух родов: одни - фактические, которые зависят

от наблюдения и могут основываться на свидетельстве

людей; другие - умозрительные, которые относятся к недоступным нашим чувствам вещам и не допускают

подобного свидетельства. § 6. Когда какой-нибудь частный

факт соответствует нашим собственным постоянным

наблюдениям и подтверждается согласными свидетельствами

других людей, то мы признаем его столь же твердо, как

==476

4. XVI

если бы это было достоверное познание, а когда он,

насколько известно, соответствует свидетельству всех

люден во все времена, то перед нами здесь первая и высша

степень вероятности. Таковы, например, предложения:

"Огонь греет", "Железо тонет в воде". Наша вера,

покоящаяся на таких основаниях, поднимается до степени

уверенности. § 7. Во-вторых, все историки сообщают, что

то или иное историческое лицо предпочитало свои личные

интересы общественным, и так как всегда наблюдалось, что

гак обыкновенно поступает большинство людей, то мое

согласие с этими сообщениями можно называть доверием.

§ 8. В-третьих, когда явление по своей природе безразлично, то какой-нибудь факт, опирающийся на свидетельство люден, не заслуживающих подозрения, как, например, тот факт, что Юлии Цезарь существовал, принимается с полной верой. § 9. Но когда свидетельства противоречат обычному ходу вещей или друг другу, то степени вероятности могут разнообразиться до бесконечности, давая те степени ее, которые мы называем верой, предположением, сомнением, неуверенностью, недоверием. Здесь особенно необходима точность, чтобы составить себе правильное суждение и соразмерять свое согласие со степенями вероятности.

Т е о ф и л. Юристы, исследуя вопрос о доказательствах,

презумпциях, подозрениях и уликах, высказали по

этому поводу ряд здравых вещей и разобрали некоторые

важные случаи. Они начинают с того, что всем известно,

когда нет нужды в доказательстве. Затем они переходят

к полным или считающимся таковыми доказательствам, на

основании которых выносят решение, по крайней мере

в гражданских делах, будучи в некоторых случаях в этом

отношении более осторожными в уголовных делах.

Действительно, в этом последнем случае есть основани

требовать более чем полных доказательств, и в особенности

того, что называют corpus delicti - в соответствии

с существом дела. Таким образом, существуют более чем

полные доказательства, а также обыкновенные полные

доказательства. Затем имеются презумпции, считающиес

полными доказательствами предварительно, т. е. пока не

доказано противное. Имеются доказательства, так сказать,

более чем наполовину. Когда тому, кто основывается на

них, дозволено дополнять их присягой, - это juramentum

suppletorium. Имеются другие доказательства менее чем

наполовину, где, наоборот, присягать разрешается тому,

кто отрицает факт, чтобы избавиться от обвинения, - это

4, XVI

==477

juramentum purgationis. Кроме того, имеется ряд степеней

подозрений и улик. В частности, в уголовных делах есть

улики ad torturam, допущения пытки (которая со своей

стороны имеет различные степени, указываемые формулой

приговора); имеются улики ad terrendum, [где] достаточно

показать только орудия пытки и как бы подготовить все дл

нее. Имеются улики ad capturam, достаточные, чтобы

арестовать подозрительного человека; имеются другие

улики ad inquirendum, достаточные, чтобы получить тайком

и без огласки необходимые сведения. Этими различиями

можно воспользоваться также в других соответствующих

случаях. По существу вся юридическая процедура есть не

что иное, как особая разновидность логики, отнесенной

к вопросам права. У врачей тоже имеется ряд степеней

и различий в их признаках и симптомах. Современные

математики приступили к оценке случайностей в связи

с азартными играми. Кавалер де Мере , опубликовавший

"Agrements" и другие сочинения, человек острого ума,

игрок и философ, явился инициатором этого, предложив

ряд вопросов об азартных играх, чтобы узнать, как следует

разделить ставки, если игра прервана в том или ином

положении. Он побудил этим своего друга Паскал

заняться несколько данным вопросом. Вопрос вызвал шум

и подал повод Гюйгенсу составить свой трактат об игре

в кости 434. Проблемой заинтересовались и другие ученые.

Были установлены некоторые принципы, которыми воспользовался также пенсионарий де Витт в маленьком

рассуждении о пожизненных рентах, вышедшем на

голландском языке 435. Основой всех этих теоретических

построений является так называемый простаферезис,

т. е. берут среднее арифметическое между несколькими

одинаково приемлемыми предположениями. Наши крестьяне,

следуя природной математике, уже давно пользуютс

этим методом. Когда нужно, например, продать какое-нибудь наследство или кусок земли, они составляют три

группы оценщиков. По-нижнесаксонски эти группы

называются Schurzen, и каждая из них дает оценку

рассматриваемой вещи. Предположим, что первая группа

оценивает ее в 1000 экю, вторая - в 1400, третья - в 1500.

Берут сумму этих трех оценок, т. е. 3900, и так как были три группы оценщиков, то треть этой суммы, т. е. 1300,

принимают за искомую среднюю стоимость, или, иначе, что

сводится к тому же самому - берут сумму третьих

частей каждой оценки. Это аксиома: aequalibus aequalia-

==478

равно принимать в расчет равноценные предположения. Но

когда предположения неравноценны, то их сравнивают

между собой. Предположим, например, что, кидая две

кости, один из игроков выигрывает, если он получит

7 очков, а другой - если он получит 9 очков. Спрашивается, в каком отношении находятся между собой их шансы выиграть? Я утверждаю, что шансы второго равняютс

лишь двум третям шансов первого, так как первый может

с двумя костями составить 7 тремя способами, а именно при

помощи 1 и 6, или 2 и 5, или 3 и 4, а второй может получить 9 очков лишь двумя способами, а именно при помощи 3 и 6 или 4 и 5. И все эти способы одинаково возможны. Поэтому шансы, относящиеся друг к другу, как числа равных возможностей, относятся между собой, как

3 к 2 или как 1 к 2/3. Я уже не раз говорил, что нужен новый раздел логики, который занимался бы степенями вероятности, так как Аристотель в своей "Топике" ничего не дал по этому вопросу. Он удовольствовался приведением к известный порядок некоторых ходячих, распределенных по

общим местам правил, которые могут пригодиться дл

пополнения и украшения речи, но он не дал нам необходимого критерия для взвешивания шансов и для составления на основании их твердого суждения. Было бы хорошо, чтобы тот, кто займется этим вопросом, продолжил

исследование об азартных играх. И вообще я хотел бы,

чтобы какой-нибудь талантливый математик составил

подробный и основательный труд о всякого рода играх, что

было бы очень полезно для усовершенствования искусства

изобретения, так как человеческий дух обнаруживаетс

лучше в играх, чем даже в самых серьезных вещах.

§ 10. Ф и л а л е т. Согласно английскому законодательству, копия документа, признанного свидетелями подлинным, служит хорошим доказательством, но копия с копии, как бы она ни была засвидетельствована самыми надежными свидетелями, никогда не допускается на суде в качестве доказательства. Я еще ни от кого не слышал осуждения этого мудрого правила. Из него можно во всяком случае сделать тот вывод, что свидетельство обладает тем меньшей силой, чем оно дальше от первоначальной истины, заключающейся в самой вещи. Между тем некоторые люди придерживаются как раз противоположного взгляда: мнения у них выигрывают в силе от времени, и то, что казалось невероятным тысячу лет назад всякому разумному современнику первого свидетеля, признается теперь

4, XVI

==479

достоверным, потому что разные люди повторяли это на

основании ею свидетельства.

Т е о ф и л. В области истории критики придают

большое значение современным свидетелям событий.

Однако даже свидетельства современника заслуживают

доверия главным образом относительно событий общественного характера. Когда же он говорит о мотивах,

тайнах, скрытых пружинах и спорных вещах, как,

например, об отравлениях, убийствах, то от него мы узнаем

лишь то, чему верили тогда разные лица. Прокопу 436

вполне можно верить, когда он говорит о войнах Велизари

с вандалами и готами; но когда в своих "Anecdota" on

сообщает отвратительные сплетни об императрице Феодоре,

то пусть этому верит, кто хочет. Вообще надо относитьс

осторожно к сатирам. Мы знаем изданные в наше врем

сатиры, которые при всем их неправдоподобии жадно

расхватывались невеждами. А со временем, может быть.

скажут: неужели возможно, чтобы тогда осмелились

издавать такие вещи, если за ними не скрывалось ничего

правдоподобного? Сказавшие это будут не правы. Однако

люди любят сатирический жанр; приведу лишь один

пример этого. Покойный дю Морье-сын 437 поместил в своих

изданных несколько лет назад мемуарах ряд совершенно

необоснованных выпадов против несравненного Гуго

Греция, шведского посланника во Франции. Но знаю, под

влиянием какого каприза он это сделал и что его восстановило против памяти этого знаменитого друга его отца. И вот нашлись авторы, которые стали вслед за ним один за другим повторять эти вещи, хотя вся деятельность и письма этою великого человека показывают совершенно обратное. Некоторые умудряются даже писать романы по истории, и автор последней биографии Кромвеля 438, желая придать больше увлекательности своему повествованию, позволил себе, говоря о частной жизни этого талантливого

узурпатора, заставить его путешествовать по Франции, где

он следует за ним по парижским трактирам, точно он был

приставлен наблюдать за его поведением. Однако из

истории Кромвеля, написанной хорошо осведомленным

Карингтоном 439 и посвященной Ричарду, сыну Кромвеля,

когда тот был еще протектором, видно, что Кромвель

никогда не покидал Британских островов. Особенно

ненадежны подробности. Почти не существует верных

рассказов о сражениях. Большинство описаний их у Тита

Ливия, по-видимому, вымышлено; то же самое можно

К оглавлению

==480

4, XVI

сказать о Квинте Курции 440. Нужно было бы иметь отчеты

дельных и точных людей из противоположных лагерей,

которые составили бы планы сражении, подобные тем

планам, которые граф Дальбер 4 , отличившийся уже на

службе у шведского короля Карла-Густава и в качестве

генерал-губернатора Ливонии руководивший недавно обороной

Риги, издал в связи с военными подвигами и битвами

этого государя. Однако вовсе не следует сразу порочить хорошего историка на основании замечании какого-нибудь

государя или министра, возмущающегося им по какому-нибудь

поводу либо на основании чего-нибудь, что ему не по

вкусу и относительно чего может быть допущена действительно какая-нибудь ошибка. Говорят, что Карл V, желая, чтобы ему прочли что-нибудь из Слейдана 442, говорил: "Принесите мне моего лгу на" - и что Карловиц, очень видный саксонский дворянин того времени, говорил, что благодаря истории Слейдана он потерял всякое уважение к древним историкам. В глазах осведомленных людей такие заявления не могут уничтожить авторитета истории Слейдана, лучшая часть которой представляет собой свод публичных документов о сеймах и собраниях и подтвержденных государями актов. А если по этому вопросу оставалось хоть малейшее сомнение, то теперь оно устранено превосходной историей моего знаменитого друга покойного Зекендорфа 443 (в которой, однако, я не могу одобрить употребления в заглавии слова "лютеранство", получившего под влиянием дурного обычая распространение в Саксонии). Большинство вещей здесь подтверждается извлечениями из бесчисленного множества документов, взятых из саксонских архивов, которые он имел в своем распоряжении.

Хотя епископ Мосский 444, на которого имеются в этой

ките нападки и которому я послал ее, ответил мне только,

что она страшно многословна, но я желал бы, чтобы она

была еще вдвое объемистее. Чем обширнее она была бы, тем

большую ценность она представляла, так как оставалось бы

только выбрать в ней нужные места. Я уже не говорю о том,

что имеются всеми ценимые исторические труды гораздо

больших размеров. Между прочим, не следует относитьс

всегда пренебрежительно к авторам, жившим позже

описываемых ими событии, когда то, что они сообщают,

известно также из других источников. Иногда они

сохраняют отрывки из произведений более ранних авторов.

Например, были сомнения относительно того, из какого

рода происходил Зуиберт, епископ Бамбергскии. ставший

==481