Об усовершенствовании первой философии и понятии субстанции. 1694. (Лейбниц Г.-В.)

ОБ УСОВЕРШЕНСТВОВАНИИ ПЕРВОЙ ФИЛОСОФИИ И О ПОНЯТИИ СУБСТАНЦИИ

Вижу я, что многие, находящие отраду в математических исследованиях, отвращаются от метафизических, усматривая в тех свет, а в этих темноту. Главнейшая причина этого, полагаю я, состоит в том, что общие понятия, которые считаются всем известными, вследствие небрежности и зыбкости человеческого мышления стали неотчетливыми и темными; а общепринятые определения: нельзя назвать даже поверхностными, до такой степени они ничего не объясняют. Понятно, что это зло проникло и в прочие дисциплины, подчиненные этой первой и основополагающей. Так, вместо проливающих свет определений у нас появились мелочные дистинкции, вместо подлинно! общих аксиом — частные правила, для которых часто приходится встречать больше опровергающих инстанций, чем подтверждающих примеров. А между тем в силу некой необходимости люди на каждом шагу пользуются метафизическими терминами и обольщаются мыслью, что понимают то, что научились только произносить. Легко убедиться, что для большинства скрыты правильные и плодотворные понятия не только субстанции, но и причины, и действия, и отношения, и сходства, и множества других общих терминов. Нельзя поэтому удивляться, что та основная наука, которая величается названием первой философии, о необходимости создания которой говорил уже Аристотель, до сих пор остается в области чаемого. Конечно, Платон повсюду в диалогах прослеживает содержание понятий; то же самое делает Аристотель в книгах, носящих заглавие «Метафизика», но большого успеха в этом не видно. Позднейшие платоники впали в чудовищное пустословие; перипатетики, а особенно же схоластики заботились более о постановке вопросов, чем об их убедительном решении. В наше время выдающиеся мужи обратились и к первой философии, но до сих пор мало в ней преуспели. Нельзя отрицать, что Декарт имеет большие заслуги прежде всего в том, что возродил стремление Платона увести дух от чувственного восприятия и в ряде случаев с пользой применил скептицизм академической школы; но в дальнейшем по причине некоторой непоследовательности и поспешности в утверждениях он уклонился от цели. Он не всегда отличал достоверное от недостоверного и поэтому ошибочно усмотрел природу телесной субстанции в протяженности и не имел здравого представления о союзе души и тела, ближайшей причиной чего было непонимание общей природы субстанции; он как бы скачком приступил к разрешению важнейших вопросов, не прояснив связанные с ними понятия. И более всего очевидно, как далеки от достоверности его «Метафизические размышления» в том его труде, которому он, следуя совету Мсрсенна и других, придал математическую форму1. Знаю я и других людей большого дарования, которые обращались к метафизике и во многом достигали глубоких мыслей, но окутали их такой темнотой, что они представляются скорее догадками, чем доказанными умозаключениями. Между тем, по моему мнению, в этой области еще более, чем в самой математике, нужна ясность и достоверность, ибо математические истины в самих себе несут свою проверку и подтверждение, в метафизике же мы лишены этого преимущества. Итак, здесь необходим некоторый особый способ изложения, как бы нить Ариадны, в не меньшей степени, чем метод Евклида, помогающий разрешать философские вопросы подобно вопросам, связанным с числом, с соблюдением ясности, ни в чем не уступающей житейским речам.

Как это важно, прежде всего покажет выдвигаемое мною понятие субстанции, столь плодотворное, что из него вытекают первостепенные истины о Боге, о душе, о природе тел, как уже известные, но не доказанные, так и остающиеся еще неизвестными, но обещающие принести величайшую пользу в других науках. Чтобы дать некоторое понятие о нем, я уже здесь скажу, что понятие силы, или способности (по-немецки Kraft, по-французски force), объяснению которого я предназначил особую науку — Динамику, проливает яркий свет на истинное понятие субстанции. Активная сила отличается от широко известной философским школам голой потенции, ибо рассматриваемая схоластиками активная потенция, или способность, — это не что иное, как ближайшая возможность действия, которая, однако, нуждается в постороннем возбудителе, как бы стрекале, чтобы претвориться в действие. А активная сила содержит в себе некую действенность, или энтелехию, и составляет нечто средне между способностью действия и самим действием, предполагая устремление; она сама по себе направлена к осуществлению и не нуждается во вспомогательных средствах, а только в устранении препятствий. Это можно пояснит примерами груза, натягивающего нить, которая его поддерживает, или напряженного лука. Ибо хотя тяжести и сила упругости могут и должны объясняться из движений эфира, однако последняя причина (ratio) движение материи есть сила, приданная ей при самом ее создании, которая присуща каждому телу, но ограничивается сдерживается в природе самыми разнообразными столкновениями тел между собой. И я утверждаю, что способность действовать присуща всякой субстанции и из нее всегда порождается какое-то движение; и поэтому сама телесная субстанция (равно как и духовная) никогда не прекращает действовать, что, очевидно, недостаточно учли те, кто полагает сущность материи в одной только протяженности, или даже непроницаемости, и вообразил, может себе представить тело, всецело покоящееся. наших размышлений можно будет убедиться, что сотворенная субстанция получает от другой сотворенной субстанции не самую силу действия, но только границы и определение своего уже предшествующего усилия (nisus) или способности действия, если умолчать здесь о прочем, что будет полезно для разрешения трудной проблемы о воздействии субстанций друг на друга.

ОБ УСОВЕРШЕНСТВОВАНИИ ПЕРВОЙ ФИЛОСОФИИ И О ПОНЯТИИ СУБСТАНЦИИ

(DE PRIMAE PHILOSOPHIAE EMENDATIONE ЕТ DE NOTIONE SUBSTANTIAE)

Перевод выполнен по изданию Герхардта (IV 468—470). Эта небольшая, но очень важная для уяснения принципов метафизики Лейбница в ее отношении к наукам работа написана в 1694 г. Опубликована она в лейпцигских «Acta eruditorum». На русском языке издается впервые.

1 По всей вероятности, Лейбниц имеет в виду ответ Декарта на возражения Гоббса, относящиеся к его «Метафизическим размышлениям», ту его часть, которой Декарт придал «геометрическую» форму (Descartes Oeuvres, ed. Adam-Tannery, t. VII, pp. 166—170).