Часть 3.

Чужеземец. Значит, как видно, подобные государства, коль скоро они хотят по мере сил хорошо подражать подлинному государственному устройству, — тому, при котором искусно правит один человек, — ни при каких условиях не должны нарушать принятые в них писаные законы и отечественные обычаи. Сократ мл. Ты прекрасно сказал. Чужеземец. Итак, когда наилучшему государственному устройству подражают богатые, мы называем такое государственное устройство аристократией; когда же они не считаются с законами, это будет уже олигархия.

Сократ мл. Да, очевидно.

Чужеземец. Когда же один кто-нибудь управляет согласно законам, подражая сведущему правителю, мы называем его царем, не отличая по имени того, кто единолично правит, руководствуясь знанием, от того, кто тоже правит один, но руководствуется мнением и законами.

Сократ мл. Допустим.

Чужеземец. Значит, если подлинно знающий человек правит единолично, то имя ему непременно будет «царь», и никакое иное. Благодаря этому пять наименований перечисленных нами государственных устройств сливаются воедино38. Сократ мл. Видимо, так.

Чужеземец. Однако если такой единоличный правитель, не считаясь ни с законами, ни с обычаем, делает вид, что он знаток и потому вопреки предписаниям хочет направить все к лучшему, на самом же деле руководствуется в этом своем подражании заблуждением или же страстью, разве не следует его — и любого другого такого же — именовать тираном? Сократ мл. Как же иначе?

Чужеземец. Так-то вот, говорим мы, и появились на свет тиран и царь, олигархия, аристократия и демократия, потому что люди бывают недовольны подобным единоличным монархом, не доверяют ему и считают, что никто вообще не достоин единоличной власти, ибо монарх должен стремиться и быть в состоянии управлять добродетельно и со знанием дела, справедливо и честно уделяя каждому свое, а не бесчестить, убивать и причинять зло любому, кому он вздумает.

68

А уж появись такой, о котором мы ведем речь, все были бы рады жить при нем, благополучно руководящем единственным безупречно правильным государственным строем.

Сократ мл. Да и как же иначе? Чужеземец. Но коль скоро в городах не рождается подобно матке в пчелином рое царь, тотчас же выделяющийся среди других своими телесными и душевными свойствами, надо, сойдясь всем вместе, писать постановления, стараясь идти по следам самого истинного государственного устройства. Сократ мл. Очевидно.

Чужеземец. Так станем ли мы удивляться, Сократ, всему тому злу, которое случается и будет случаться в такого рода государствах, коль скоро они покоятся на подобных основаниях? Ведь все в них совершается согласно предписаниям и обычаям, а не согласно искусству, и любое государство, если бы оно поступало противоположным образом, как ясно всякому, вообще при подобных обстоятельствах погубило бы все на свете.

Скорее надо удивляться тому, как прочно государство по своей природе: ведь нынешние государства терпят все это зло бесконечное время, а между тем некоторые из них монолитны и неразрушимы. Есть, правда, много и таких, которые подобно судам, погружающимся в пучину, гибнут, либо уже погибли или погибнут в будущем из-за никчемности своих кормчих и корабельщиков 39 — величайших невежд в великих делах, которые, ровным счетом ничего не смысля в государственном управлении, считают, что они во всех отношениях наиболее ясно усвоили именно это знание.

Сократ мл. Сущая правда. Чужеземец. Какое же из этих неправильных государственных устройств наименее тяжко для жизни и какое — тяжелее всего? Нам надо это рассмотреть, хотя по отношению к предмету нашего рассуждения это и будет второстепенный вопрос. Правда, однако, и то, что все мы вообще делаем всё именно ради этой цели.

Сократ мл. Да, это надо рассмотреть. Как же иначе?

Чужеземец. Итак, смотри: из трех видов государственного правления одно и то же одновременно бывает особенно тяжким и самым легким. Сократ мл. Как ты говоришь? Чужеземец. А вот как: монархия, власть немногих и власть большинства, — это три [вида государственного правления], названные нами в самом начале слишком расплывшегося теперь рассуждения. Сократ мл. Да, именно эти три. Чужеземец. Если мы разделим каждое из этих трех надвое, у нас получится шесть [видов], правильное же государственное правление будет стоять особняком и будет седьмым по счету.

Сократ мл. Как это все будет выглядеть? Чужеземец. Из монархии мы выделим царскую власть и тиранию, из владычества немногих — аристократию (славное имя!) и олигархию. Что касается власти большинства, то раньше мы ее назвали односложным именем демократии, теперь же и ее надо расчленить надвое.

Сократ мл. Каким же образом мы ее расчленим? Чужеземец. Точно так же, как остальные, несмотря на то, что пока для нее не существует второго имени. Но и при ней, как при других видах государственной власти, бывает управление согласное с законами и противозаконное. Сократ мл. Да, это так.

Чужеземец. Раньше, когда мы искали правильное государственное устройство, такое деление было бы бесполезным, что мы в свое время и показали. Теперь же, когда мы выделили это правильное устройство и признали необходимыми прочие виды, законность и противозаконие образуют деление надвое в каждом из этих последних.

Сократ мл. Твое объяснение делает это правдоподобным.

Чужеземец. Итак, монархия, скрепленная благими предписаниями, которые мы называем законами, — это вид, наилучший из всех шести; лишенная же законов, она наиболее тягостна и трудна для жизни. Сократ мл. Видимо, так.

Ч у ж е з е м е ц. Правление немногих, поскольку немногое — это середина между одним и многим, мы бу-

70

дем считать средним по достоинству между правлением одного и правлением большинства. Что касается этого последнего, то оно во всех отношениях слабо и в сравнении с остальными не способно ни на большое добро, ни на большое зло: ведь власть при нем поделена между многими, каждый из которых имеет ее ничтожную толику. Потому-то, если все остальные виды государственного устройства основаны на законности, этот вид оказывается наихудшим из них; если же все прочие беззаконны, он оказывается наилучшим; дело в том,* что если при всех них царит распущенность, демократический образ жизни торжествует победу; если же всюду царит порядок, то жизнь при демократии оказывается наихудшей, а наилучшей — при монархии, если не считать седьмой вид: его-то следует, как бога от людей, отличать от всех прочих видов правления40.

Сократ мл. Да, видно, все это так и бывает и происходит, и надо поступать, как ты говоришь.

Чужеземец. Надо также отличать участников всех этих правлений от сведущего правителя, ибо они не государственные деятели, а нарушители порядка, защитники величайших химер; да и сами они всего лишь химеры, крупнейшие подражатели и шарлатаны и потому — величайшие софисты среди софистов.

Сократ мл. Точнехонько метнул ты это слово в так называемых политиков!

Чужеземец. Пусть! Это будет у нас совсем словно драма: согласно сказанному, мы видим шумную ораву кентавров и сатиров, которую необходимо отстранить от искусства государственного правления: и вот теперь, хоть и с трудом, орава эта отстранена41. Сократ мл. Да, очевидно.

Чужеземец. Остается еще один род, и отделить его — дело более трудное, так как он и ближе к царскому роду, и в то же время труднее для постижения. Но мне кажется, мы напоминаем людей, очищающих золото.

Сократ мл. Почему?

Чужеземец. Ведь мастера отделяют сначала землю, камни и прочие вещи такого рода. После этого остаются только ценные примеси, родственные золоту, которые можно отделить лишь с помощью огня — медь

71

и серебро, а иногда и адамант44; они с трудом выделяются путем плавления и испытываются пробным камнем, и лишь после этого мы можем любоваться беспримесным, чистым золотом — золотом, как таковым. Сократ мл. Да, говорят, что это происходит именно так.

Чужеземец. Значит, видно, подобным же образом следует нам теперь отделить от политического знания все инородное, чуждое ему и недружественное „„, и оставить только ценное и сродное. А это — военное искусство, судебное и ораторское43, поскольку последнее связано с царским искусством и помогает ему управлять делами города с помощью убеждения, склоняющего к справедливости. Лишь отделив все это по возможности легким способом, можно будет увидеть то, что мы имеем, обнаженным, единственным в своем роде. Сократ мл. Ясно, что надо попытаться это сделать.

Чужеземец. Если это зависит от попытки, то искомое обнаружится. Давай, попытаемся выявить его jj с помощью музыки. Скажи мне... Сократ мл. Что именно?

Чужеземец. Есть ли у нас музыкальная наука и вообще наука, дающая знание всего того, что связано с умелостью рук? Сократ мл. Есть.

Чужеземец. Что же? Не скажем ли мы, что наука о том, следует ли нам изучать какую-либо из этих наук или нет, также будет относящимся к этим наукам знанием?

Сократ мл. Да, скажем.

Чужеземец. Однако мы скажем, что это знание будет отличным от тех? Сократ мл. Да.

Чужеземец. Так как же: ни одна из этих наук не должна управлять другой? Или все они должны управлять этой отличной от них наукой? Или, наоборот, она должна быть распорядительницей и управи-тельницей их всех?

Сократ мл. Она должна управлять остальными. Чужеземец. Значит, ты считаешь, что та наука, которая указывает, надо ли обучаться, должна управлять у нас теми, которые обучают и направляют?

72

Сократ мл. Конечно.

Чужеземец. И та наука, которая указывает, надо ли применять убеждение или нет, должна управлять той, что владеет убеждением?

Сократ мл. Как же иначе?

Чужеземец. Пусть так. Какой науке мы припишем уменье убеждать большинство, толпу не с помощью поучения, а путем воздействия на воображение 44?

Сократ мл. Я думаю, ясно, что это надо отнести к ораторскому искусству.

Чужеземец. А в вопросе, нужно ли действовать по отношению к кому-то убеждением, силой или здесь вообще надо воздержаться от действий, — какой науке принадлежит решение?

Сократ мл. Той, которая управляет наукой убеждения и речи.

Чужеземец. А это будет, думаю я, не иная какая-нибудь наука, но способность управлять государством,

Сократ мл. Ты прекрасно сказал.

Чужеземец. Как видно, ораторское искусство легко отделяется от политического в качестве иного вида, подчиненного этому.

Сократ мл. Да.

Чужеземец. А вот что следует думать о такой способности?..

Сократ мл. О какой же?

Чужеземец. О той, которая определяет, как надо вести войну со всеми, с кем мы решили воевать: будет такая способность искусством или нет?

Сократ мл. Как же можно не отнести к искусствам то, что рождается из всего военачальнического и воинского опыта?

Чужеземец. А науку, сведущую и умеющую дать совет относительно того, надо ли воевать или лучше покончить дело миром, будем мы считать отличной от этой способности или одинаковой с ней?

Сократ мл. Следуя сказанному раньше, ее сле

дует считать иной. 305

Чужеземец. Обозначим ли мы ее как управляющую названной ранее, если будем следовать прежнему нашему способу?

73

Сократ мл. Полагаю, что да. Чужеземец. Но какую же науку решимся мы назвать владычицей всего этого великолепного и огромного воинского искусства, кроме науки подлинно царской?

Сократ мл. Кроме нее, нельзя назвать никакой. Чужеземец. Значит, мы не признаем, что политическое искусство — это воинская наука, то есть наука подсобная?

Сократ мл. Это невозможно. Чужеземец. Давай же рассмотрим и уменье судей, справедливо творящих суд.

Сократ мл. Конечно, рассмотрим и это. Чужеземец. Итак, способно ли оно на что-нибудь большее, чем, приняв во внимание все взаимные обязательства, утвержденные в качестве законных царем-законодателем, судить, рассматривая, какие из них выполняются справедливо, а какие — несправедливо? Собственная же его добродетель проявляется в том, что ни ради даров, ни из страха или из сострадания, а также из вражды или дружбы оно не склоняется к нарушению распоряжений законодателя при разборе взаимных обвинений тяжущихся сторон.

Сократ мл. Да, не иначе: деятельность этой способности заключена примерно в названных тобой границах.

Чужеземец. Итак, мы нашли, что мощь судейской власти — не царственная: власть эта — хранительница законов и служанка царской мощи. Сократ мл. Видимо, так.

Чужеземец. Следовательно, относительно всех перечисленных знаний надо заметить, что ни одно из них не оказалось искусством государственного управления. То искусство, которое действительно является царским, не должно само действовать, но должно управлять теми искусствами, которые предназначены для действия; ему ведомо начало и развитие важнейших дел в государстве, благоприятное и неблагоприятное для них время, и все прочие искусства должны исполнять его повеления. Сократ мл. Правильно.

Чужеземец. Поэтому те искусства, которые мы только что перечислили, не управляют ни друг дру-

74

гом, ни самими собой, но каждое из них занимается своими делами и согласно особенностям этих дел по справедливости носит соответствующее имя.

Сократ мл. Видимо, так.

Чужеземец. Если же обозначить одним именем способность того искусства, которое правит всеми прочими и печется как о законах, так и вообще обо всех делах государства, правильно сплетая всё воедино, то мы по справедливости назовем его политическим.

Сократ мл. Безусловно.

ЧужеЗемец. Теперь, когда все виды его деятельности в государстве нам стали ясны, давай рассмотрим его по образцу ткацкого искусства.

Сократ мл. Отлично!

Чужеземец. Итак, нам надо сказать о царском плетении, каково оно, каким образом сплетается и какая из него получается ткань.

Сократ мл. Это ясно.

Чужеземец. Трудную же, кажется, вещь необходимо нам объяснить!

Сократ мл. Во всяком случае это нужно сделать.

Чужеземец. Итак, часть добродетели некоторым образом отличается от всего вида в целом, хотя любители препираться относительно слов и сочтут это уязвимым с точки зрения большинства.

Сократ мл. Я не понял тебя.

Чужеземец. Сейчас повторю. Ведь мужество, думаю я, ты считаешь одной из частей добродетели?

Сократ мл. Да, конечно.

Чужеземец. Однако рассудительность отлична от мужества, хотя и она есть часть добродетели.

Сократ мл. Да.

Чужеземец. Осмелимся же выдвинуть касательно того и другого некое странное положение.

Сократ мл. Какое?

Чужеземец. Что во многих случаях они в каком-то смысле находятся в отношениях сильного взаимного противоречия и раздора.

Сократ мл. Что ты имеешь в виду?

Чужеземец. Весьма необычное положение: ведь обыкновенно считается, что все части добродетели между собой в ладу.

Сократ мл. Да.

75

Чужеземец. Посмотрим же, приложив поболыпе внимания, так ли все просто обстоит на самом деле, или же есть здесь скорее нечто, находящееся в разладе с родственными частями?

Сократ мл. Что ж, говори, как это надо рассматривать.

Чужеземец. Во всем вообще следует выделять то, что мы называем прекрасным, но при этом делим на два противоположных вида.

Сократ мл. Скажи яснее.

Чужеземец. Не хвалил ли ты когда-нибудь сам или не слышал, как хвалят другие стремительность и живость — касалось ли это движений тел, душ или голосов, как самих по себе так и их изображений, даваемых музыкой или живописью?

Сократ мл. Конечно. Как же иначе?

Чужеземец. Припоминаешь ли ты, как это делают в каждом из этих случаев?

Сократ мл. Нет, совсем не помню.

Чужеземец. Смогу ли я на словах объяснить тебе, как я это себе представляю?

Сократ мл. Почему бы и нет?

Чужеземец. Тебе это кажется очень легким! Давай же рассмотрим все это в противоположных родах. Всякий раз, когда мы неоднократно восхищаемся живостью, напористостью и стремительностью мысли или тела, а также и голоса, мы, выражая свою похвалу, пользуемся одним-единственным словом — «мужество».

Сократ мл. Как это?

Чужеземец. Мы говорим в этих случаях: «мужественно и стремительно», «живо и мужественно», а также «напористо и мужественно». И всякий раз, прилагая такое слово ко всем подобным натурам, мы произносим им похвалу.

Сократ мл. Да.

Чужеземец. Далее. А вид спокойных проявлений разве не хвалим мы часто в самых различных случаях?

Сократ мл. И даже очень.

Чужеземец. Говорим ли мы в этих случаях что-то противоположное или то же самое?

Сократ мл. Что ты хочешь этим сказать?

76

Чужеземец. А то, что, восхищаясь проявлениями мысли, мы называем их всякий раз спокойными и рассудительными; точно так же о действиях мы говорим, что они размеренны и мягки, о голосах — что они нежны и глубоки, а обо всяком вообще ритмическом движении и музыке — что они умеренно неторопливы: таким образом, мы прилагаем ко всему этому имя не мужества, а упорядоченности. Сократ мл. Сущая правда.

Чужеземец. А когда то и другое кажется нам неуместным, мы меняем наименования, выражая тем самым свое порицание.

Сократ мл. Каким образом?

Чужеземец. Если что-то кажется нам происходящим живее и стремительнее, чем положено, или представляется более жестким, чем нужно, мы называем это заносчивым и безумным; то же, что медленнее, тяжеловеснее и мягче должного, мы называем робким и неповоротливым. И почти всегда мы находим, что рассудительная натура и мужественная противоположны друг другу, как две враждующие между собой идеи, никогда не смешивающиеся между собой в соответствующих каждой из них делах, и, если мы посмотрим внимательнее, те, кто носит их в своих душах, испытывают между собой разлад.

Сократ мл. Какого рода разлад? Чужеземец. Во всем том, о чем мы сейчас говорим, а также, видимо, и во многом другом. Ведь, я думаю, одобряя то, что им сродно, как нечто им близкое, и порицая, напротив, то, что близко тем, кто от них отличается, они вступают в самые враждебные отношения — и касательно многих вещей — друг с другом. Сократ мл. Видимо, это так.

Чужеземец. А между тем подобный раздор этих двух видов — самое настоящее ребячество, которое в важных делах государства оборачивается зловреднейшим из недугов.

Сократ мл. О чем ты говоришь? Чужеземец. Я говорю обо всем ходе жизни. Ведь те, кто отличается упорядоченностью, всегда готовы жить мирно, занимаясь собственными делами и не вмешиваясь в чужие; таково же и их обращение со своими домочадцами и с другими городами: они всегда

77

готовы поддерживать с ними мир. Из-за такой чрезмерной любви к покою и досугу они незаметно для самих себя становятся невоинственными и делают такими же своих юношей. Поэтому-то они всегда оказываются слабой стороной и часто незаметно для себя самих их дети и все их государство за несколько лет попадают в рабство.

Сократ мл. Ты говоришь о тяжкой и страшной беде.

Чужеземец. А что же те, кто склоняется больше к мужеству? Разве бывает не так, что, постоянно вовлекая свои города в войны, они из-за чрезмерной страсти к подобного рода жизни навлекают на себя вражду многих могущественных людей и либо совсем губят свою родину, либо отдают ее в рабство и подчинение вражеским государствам?

Сократ мл. Бывает и так.

Чужеземец. Как же не сказать, что в подобных обстоятельствах оба этих рода оказываются между собой в отношениях великой вражды и разлада?

С о к р ат мл. Иначе сказать нельзя.

Чужеземец. Итак, не обнаружили ли мы того, что искали с самого начала, а именно, что части добродетели немало различаются между собой по своей природе, а также и те, кто ими обладает?

Сократ мл. Да, похоже, что это так.

Чужеземец. Присовокупим же сюда и следующее...

Сократ мл. Что именно?

Чужеземец. Разве какое-нибудь из связующих искусств, творя любое свое произведение, даже самое ничтожное, составляет его намеренно из негодных и добротных частей, или же, наоборот, всякое искусство по возможности отбрасывает все негодное, а берет полезное и нужное и уже из всего этого, сводя его воедино — будь все эти вещи между собой подобны или неподобны, — творит некую единую идею и силу?

Сократ мл. Как же иначе?

Чужеземец. Значит, и истинное по своей природе искусство государственного правления не станет намеренно составлять какое-либо государство из хороших людей и дурных, но, как это ясно, сначала испытает их словно шутя, а испытав, передаст на воспита-

78

цие тем, кто способен воспитывать и содействовать подобному воспитанию, руководить же ими и направлять их будет само, подобно тому как ткацкое искусство руководит чесальщиками и другими мастерами, подготавливающими все остальное, требующееся для тканья: оно будет указывать каждому из мастеров, какое надо выполнить дело, полезное для задуманной им ткани.

Сократ мл. Да, безусловно.

Чужеземец. Точно таким же образом, кажется мне, и царское искусство, само владея способностью повелевать, не допускает, чтобы приставленные к этому делу законом учители и воспитатели, все до единого, воспитывали и упражняли характер, не соответствующий задуманной им смеси, но приказывает воспитывать лишь такой, смешанный нрав. А кто не способен одновременно стать причастным и разумному, и мужественному нраву, а также всему остальному, направленному к добродетели, но силой дурной природы отбрасывается ко всему кощунственному, к заносчивости и несправедливости, тех оно карает смертью, изгнанием и другими тяжелейшими карами.

Сократ мл. Да, это считается правильным.

Чужеземец. Тех же, кто погрязает в невежестве и крайней низости, оно впрягает в рабское ярмо.

Сократ мл. Совершенно верно.

Чужеземец. Из остальных же, чья природа способна под воздействием воспитания склониться к благородному началу и поддаться смешению, требуемому искусством, оно тех, кто более склонен к мужеству и по своей крепости почитается им подобными ткацкой основе, и других, кто склонен к порядку и потому используется им, — если продолжить уподобление, — в качестве похожей на уток пышной и мягкой пряжи (причем устремления тех и других прямо противоположны), старается каким-то способом связать и переплести...

Сократ мл. Каким же именно способом?

Чужеземец. Прежде всего оно соединяет между собой по сродству вечносущую часть их душ божественной связью, а уж после того животную часть их душ — связью человеческой.

79

Сократ мл. Что? Как ты говоришь?

Чужеземец. Я говорю, что истинное мнение о прекрасном, справедливом и добром, а также обо всем противоположном, когда оно прочно, рождаясь в душах, образует нечто божественное в божественной же природе.

Сократ мл. Так оно и подобает.

Чужеземец. Мы знаем, что только политик и хороший законодатель способны с помощью музы царского искусства внушить истинное мнение тем, кто при-частен правильному воспитанию, как мы сейчас говорили.

Сократ мл. Это похоже на правду.

Чужеземец. Того же, кто в этом немощен, мы никогда не назовем тем именем, которое сейчас ищем.

Сократ мл. Совершенно верно.

Чужеземец. Что же? Разве мужественная душа, восприняв подобную истину, не станет более кроткой и причастной всему справедливому? А не приобщившись к ней, разве не отклонится она более в сторону звериной природы?

Сократ мл. Как же иначе?

Чужеземец. А что будет с кроткой природой? Разве, восприняв подобные мнения, не станет она подлинно рассудительной и разумной, особенно в государственной жизни? А если она не приобщится к тому, о чем мы говорим, разве не приобретет она позорнейшую и справедливую славу глупости?

Сократ мл. Несомненно.

Чужеземец. Итак, мы скажем, что эта связь и сплетение никогда не будут прочными и монолитными между злыми, а также между злыми и добрыми и что никакое знание нельзя серьезно использовать, когда речь идет о подобных людях.

Сократ мл. Да. И как это сделать?!

Чужеземец. Прочными же они будут лишь в том случае, если будут даны законами только тем, кто воспитан с рождения согласно своей природе. Только для них будет действительно это средство царского искусства и только таким образом будет еще божественнее связь частей добродетели неподобных между собой душ, устремляющихся в противоположные стороны45.

80

Сократ мл. Сущая правда.

Чужеземец. Остальные же связи, человеческие, коль скоро эта, божественная, уже установлена, нетрудно уразуметь, а уразумевши — установить.

Сократ мл. Как же? И о каких связях ты говоришь?

Чужеземец. О законах, касающихся общения между собой дочерей на выданье и сыновей, и особенно о выдаче замуж и женитьбах: ведь большинство людей неправильно соединяются для рождения детей.

Сократ мл. Как это?

Чужеземец. Погоня в таких делах за богатством и могущественным родством заслуживает ли серьезного порицания?

Сократ мл. Отнюдь.

Чужеземец. Скорее будет справедливым упрекнуть тех, кто в подобных делах хлопочет о происхождении — если они делают это неверно.

Сократ мл. Естественно.

Чужеземец. А ведь делают они это без достаточного основания, заботясь лишь о минутном покое, и потому выбирают себе подобных, тех же, кто на них непохож, отталкивают, отмеривая им величайшую меру нерасположения.

Сократ мл. А именно?

Чужеземец. Те, кто отличается упорядоченностью, ищут нрав, подобный их собственному, и по возможности берут жен из таких же родов, а дочерей своих стараются выдать в такие семьи. То же самое делает мужественный род людей, когда гонится за своей собственной природой, в то время как оба рода должны были бы делать прямо противоположное46.

Сократ мл. Как это? Да и ради чего?

Чужеземец. А потому, что мужество многих родов, не смешанное от рождения с благоразумной природой, сначала наливается силой, под конец же -превращается в совершеннейшее безумие.

Сократ мл. Естественно.

Чужеземец. Душа же, чересчур исполненная скромности и не смешанная с дерзновенной отвагой, передаваясь из поколения в поколение, становится более вялой, чем следует, и в конце концов полностью впадает в уродство.

81

Сократ мл. И это, естественно, случается таким образом.

Чужеземец. Я сказал, что в правильных связях нет ничего невозможного, если только оба рода будут иметь одну заботу — о совершенстве. Это-то и есть целиком и полностью дело царского ткачества: оно ни в коем случае не должно допускать, чтобы рассудительные характеры отдалялись от мужественных, но должно сплетать их вместе единомыслием и почестями, „.. бесчестьем и славой, а также взаимной выдачей обязательств и, изготовляя таким образом мягкую и в то же время прочную ткань, всегда предоставлять государственные должности обоим этим родам совместно.

Сократ мл. Как это?

Чужеземец. Если где-нибудь есть нужда в одном правителе, надо избрать такого распорядителя, чтобы он имел оба указанных качества; там же, где требуется много правителей, надо смешивать их между собой в равных количествах: ведь в высшей степени мягкому, справедливому и спасительному нраву благоразумных правителей недостает резкости, своего рода острой и действенной дерзновенности.

Сократ мл. По-видимому, и это верно. . Чужеземец. Мужественность же уступает в свою очередь справедливости и мягкости этих людей; зато она куда дерзновеннее в деле. И невозможно, чтобы в государствах все шло хорошо, если в них не будет того и другого рода.

Сократ мл. Да, иначе не может быть.

Чужеземец. Итак, вот что мы называем завершением государственной ткани: царское искусство прямым плетением соединяет нравы мужественных и благоразумных людей, объединяя их жизнь единомыс-с лием и дружбой и создавая таким образом великолепнейшую и пышнейшую из тканей. Ткань эта обвивает всех остальных людей в государствах — свободных и рабов, держит их в своих узах и правит и распоряжается государством, никогда не упуская из виду ничего, что может сделать его, насколько это подобает, счастливым.

Сократ мл. Превосходно изобразил ты нам, чужеземец, царственного мужа — политика47.

ПРИМЕЧАНИЯ

политик

КОСЯЮЛОГНЧЕСКО-ЛОлаТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ О ЗАКОНЕ

КАК ЗАВЕРШЕНИЕ ПЛАТОНОВСКОГО ИДЕАЛИЗМА

-В ДИАЛОГЕ «ПОЛИТИК»

То, что учение Платона космологично, нам хорошо известно its предшествовавших диалогов. И то, что платонизм не есть лишь абстрактная логика, но еще и учение о праве, государстве и человеческой жизни во всей ее текучести и конкретности, это мы тоже хорошо знаем из многих диалогов Платона. Даже и соединение космологизма с жизнью социально-политической достаточно глубоко трактовалось уже в «Государстве». При всем том лишь в «Политике» и «Законах» впервые явно обнаруживается глубоко трагический характер всей этой объективно-идеалистической диалектики космоса и человеческого общества.

КОМПОЗИЦИЯ ДИАЛОГА

I. Вступление

Вначале говорится о необходимости установить точное понятие политика, подобно тому как раньше в «Софисте» было установлено понятие софиста (257 а — 258 Ь).

II. Диалектика учения о политическом деятеле (258 b — 267 с)

Платон сначала пользуется диалектикой, которая, по его же собственному мнению, ни к чему не ведет и которая, может быть, есть пародия на пустословие мегариков.

1. Платон исходит из понятия знания, которое у него делитс

здесь на два рода, практическое и познавательное, причем поли

тик, или царь, должен обладать познавательным искусством

(258 Ь — 259 d).

2. а) Познавательное искусство делится на повелевающее и

искусство суждения (259 d — 260с), повелевающее — на самопове

левающее и прочие (260с — 261 а); самоповелевающее искусство

относится к одушевленным существам, прочие — к неодушевлен

ным предметам (261 а — d); одушевленные же существа можно

рассматривать как одно, в одиночку, или как многие, т. с. стадо

(261 d — 262 а), б) После резкой критики попытки деления стад

на человеческие и остальные (262 а — 204 Ь) предлагается деление

всех стад на водные и сухопутные (264 Ь — 265 Ь), сухопутных —

иа рогатые и безрогие (265 Ь — d), безрогих — на однокопытные

571

I

и парнокопытные (265 d) с неиспользованием этого деления для человека, безрогих стад — на скрещенную и нескрещенную породу (265 d — 266 а), нескрещенные стада —ил двуногих и с четырьмя ногами (266 а —с), в) Это подразделение признается смехотворным ввиду того, что царя пришлось бы представлять себе бегущим со всем стадом и в товариществе с птицами (266с —е). г) Вместо этого предлагается вернуться к категории живых существ и поделить их на двуногих и четвероногих, а затем уже на пернатых и «гладких», причем политический деятель оказался бы среди двуногих и бескрылых, т. е. людей (266 е).д) Дается сводная формула всех предыдущих делений, направленных на определение царя (267 а —с).

III. Признание слишком большой общности этого

слишком внешнего деления,

поскольку царь мыслится выше всех прочих людей и является специфическим человеческим существом

(267 с — 269 с)

1 Отличие царского руководства от всякого другого (267с — 268 d).

2. Похищение женою Атрея золотого ягненка для Фиеста; месть Атрея жене и угощение Фиеста мясом зажаренных детей Фпеста как причина космического переворота, т. е. обратного пути солнца и других звезд (268 d —269 а); этим Платон хочет отделить доброго царя от злого (269 а —с).

IV. Учение о космических переворотах

как необходимое для определения истинного цар

(269 с —274 d)

1. Платон утверждает, что мир божествен, но он есть также

и тело, он то направляется богом — и тогда движения его пра

вильны, то предоставляется самому себе — и тогда он движетс

беспорядочно и смутно (269 с — 270 Ь).

2. Далее говорится о зависимости от этого жизни людей, кото

рая тоже делается беспорядочной, смертной, так что весь чело

веческий род погибает, а люди, вырастающие па земли вследствие

падения на нее остатков небесной человеческой души, ведут жизнь

весьма озабоченную и затрудненную, вечно болеют и умирают,

похищаются зверями, не умеют приготовить себе пищу в проти

воположность прежней жизни при Кроносе, которая была вполне

беззаботна и счастлива; происходит же это ввиду «судьбы и врож

денного космосу вожделения» (272 е), ибо он и бестелесен, и при-

частен телу (269 е, 270 Ь — 274 d).

V. Выводы из космологии для учени

об истинном политике и пересмотр результатов

всего предыдущего рассуждени

(274 d — 292 с)

\. Прежнее диалектическое рассмотрение политического деятеля, не учитывавшее совершающихся во Вселенной периодических' переворотов, признается наивным и ошибочным (274 d — 275 а). Истинный политик измеряется величием стоящей перед

572

ним задачи, сравнимой лишь с божественным устроением мира при Кроносе (275 Ь — 276 с).

2. а) Вместо прежних подразделений вводятся новые: управ

ление обществом людей дробится на божественное и попечительно-

человеческое (276с — d), попечительное — на насильственное (ти

раническое) и мягкое (политическое) (276 d — e). б) После от

ступления о необходимости познания сложного через простые

элементы (stoicheia, 277 а — 279 а) следует сравнение политиче

ского искусства с ткацким ремеслом (279 Ь — 281 d), позволяющее

разделить искусства на вспомогательные и производящие (281 d —

е), разъединяющие и соединяющие (282 а — с), а последние — на

искусство сучильное и собственно ткацкое искусство в узком

смысле слова (282 d(—283 Ь). в) Па примере из искусства измере

ния проводится разделение ценностей на относительные и абсо

лютные (283с — 284е). г) Далее следует отступление о смысле и

методе дихотомического деления и его значении для развити

диалектического мышления (285 а — 287 а).

3. а) На примере разобранного выше ткацкого искусства по

казывается обособление политического управления самого по себе

от вспомогательных искусств, как-то: производство орудий труда

и всяческих сосудов для хранения произведенной продукции

(287 е —288 а), сухопутный и водный транспорт (288 а), домо

строительное и ткацкое искусства (288 Ь), искусства мусическпе

и живописные (288 с), добывание сырья для всех ремесел (288 d —

е), добывание пищи (289 а); уточняется порядок вспомогательных

искусств, а именно: добывание сырья, изготовление орудий, сосу

дов, транспорт, домостроительство и изготовление одежды, раз

влекательные искусства, питание (289 Ь); все это не есть задача

правителя государства (287 Ь — 289 d). б) На основании этого же

примера искусство государственного управления в собственном

смысле слова («плетение») отграничивается от задач рабского со

словия (289 d — е), от хозяйственной деятельности свободных

(289 е — 290 а), от деятельности людей, стоящих близко к прави

тельству, несмотря на их притязания владеть политическим искус

ством (290Ь — с), от жречества и такой царской власти, котора

дается по жребию (290с —• 291 а), в) Вводится для обсуждени

в дальнейшем (292 d — 303 d) тонкое и сопряженное с большими

трудностями отграничение искусства государственного управлени

от того или иного из пяти возможных типов государственного

строя: тиранической монархии, царственной монархии, аристокра

тии, олигархии и демократии (291 d —о), т. е. вообще от всякой

деятельности, стремящейся к простому поддержанию законов или

простой независимости от этих законов (292 а), и это искусство

государственного управления определяется как некоторого рода

знание властвования над людьми (292 а — с).

VI. Независимость совершенного политика

и его искусства от законов

(292 d — 297 с)

1. Это политическое янание, по Платону, независимо от законов, а) подобно тому как для врача важно не следовать тем или иным предписаниям искусства, но излечить больного, какими бы средствами он при этом ни пользовался (292 d — 293 с), б) Дл

573

I

улучшения государства в соответствии со знанием и правдой допускаются радикальные меры: казнить, изгонять граждан, давать иностранцам права гражданства и т. д. (293 d — е).

2. Обосновывается необходимость отступления истинного по

литика от законов: а) общая негибкость и косность всяких зако

нов (294 b — с); б) неспособность закона войти в частности и не

возможность в законодательном порядке предусмотреть всю жизнь

человека (294 с — 295 Ь); в) неизбежность смены всякого закона

при изменении обстоятельств (295 b — 296 а).

3. На примере из врачебного искусства (296 b — с) утвер

ждается допустимость насилия в государственном управлении,

лишь бы оно было полезным (296 d — е). В связи с этим гово

рится, что сила искусства выше законов, хотя для личности поли

тика (в таком случае) и требуются редкостные и прекрасные по

знания и разум (296 b — 297 с).

VII. Учение о менее совершенных,

подражательных формах правления, для которых необходимо

строжайшее подчинение законам

(297 с — 303 d)

1. Вначале идет замечание о возможности злоупотреблени

искусством государственного управления, в связи с чем необхо

димы строжайшие законы там, где совершенное правление невоз

можно (297 с —298 Ь).

2. Демократическое правление, по Платону, представляет

собой следующее (298 с — 301 а): а) всеобщее участие в состав

лении законов (298 с — е); б) выборное и ответственное прави

тельство при демократии (298 е — 299 а); в) упадок наук и

искусств при демократии (299 b — е); г) извращение демократии

при отступлении от законов; д) в связи с этим еще раз о необхо

димости для наиболее успешного подражания совершенному об

разу правления строжайшего подчинения законам (301 а).

3. Аристократия и ее извращение, олигархия (301 а).

4. Монархия и ее извращение, тирания (301 b — с).

5. Итог и сравнительная оценка шести менее совершенных

форм правления (демократия, аристократия и монархия с их из

вращенными формами): а) все они возникают при отсутствии

истинного правителя (301 с — е); б) при них свершается много

зол (301 е — 302 Ь); в) при соблюдении законов лучший государ

ственный строй — монархия (302 е), при беззаконии — демократи

(303 а); седьмая, совершенная форма правления выше всех осталь

ных настолько же, насколько бог выше человека (301 с — 303 d).

VIII. Отделение политики от риторики,

от военного дела и судопроизводства

и учение о царственном плетении

(303 d —311 с)

1. а) На примере очистки металлов утверждается необходимость четкого обособления политического знания (303d — 304 а), б) На примере музыкальной практики и теории выясняется от-личпе практической обучающей наука от науки, показывающей, надо ли в каждом данном случае обучаться или нет и как обу-

574

чатъся (304 а —Ь). в) Второй вид науки—начальствующая (303 d —304 с).

2. Дается отличие собственно политики от ораторского искус

ства (304 с —е), от воинского искусства (304 е — 305 а), от юрис

пруденции (305 b — с); все это — исполнительные и созидатель

ные искусства, а не управляющие (304 с — 305 е).

3. Возвращение к примеру ткацкого искусства; вводится по

нятие царственного плетения (305 е — 306 а).

4. В связи с необходимым разграничением между частью доб

родетели И видом ее мужество и рассудительность признаютс

взаимодополняющими частями добродетели, а не ее видами

(306 а — 308Ь). а) Мужество выступает как начало активности,

движения и энергии в каждом предмете и явлении (306 с — е).

б) Рассудительность, или сдержанность, — как начало умеренно

сти, спокойствия и пассивной гармонии (307 а —Ь). в) Преоблада

ние каждого из этих двух добродетельных начал ведет к соответ

ствующим порокам — жестокости, с одной стороны, и вялости — с

другой (307 b — с); а причина раздоров в государстве и соци

альных бедствий заключается во взаимной враждебности стремле

ний мужества и рассудительности (307 d — 308 b).

5. Поэтому государственное искусство должно после тщатель

ной подготовки и облагораживания человеческого материала

(308 с — 309 а) гармонически сплетать мужественные и активные

силы общества с рассудительными и консервативными, подобно

тому как при тканье сплетается прочная нить основы и мягкая и

нежная пряжа утка (309 Ь).

6. Далее предстает учение о двоякой связи элементов общества (309 с — 311 Ь). а) Граждане соединяются божественной связью благодаря единству истинного мнения о прекрасном, справедливом и добром (309 с —310 а), б) Осуществляется и телесная связь внутри государства благодаря правильно упорядоченным и исключающим раскол общества родственным связям (310 b — с).

в) При этом во всех государственных делах правитель должен

сочетать мужественное начало с умеренным и рассудительным

(310 d-311 Ь).

7. Окончательно определяется политическое искусство как царственное плетение (311 b — с).

КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕЧАНИЯ

В этом позднем диалоге Платона продумываются до конца и обобщаются многие моменты как его учения об идеях, так и его учения о государстве, которые раньше подвергались только частичному анализу.

1) Исследователи обычно рассматривают «Политика» как сочинение, полностью посвященное государственному устройству и законодательству. Этот подход, однако, необходимо считать слишком непосредственным и не затрагивающим некоторых общефилософских предпосылок учения Платона.

Прежде всего, Платон, как мы знаем, был склонен понимать свои вечные идеи как своего рода законы общекосмической жизни. Что же касается диалога «Политик», то тут выдвигается понятие принципа, который выше не только отдельных вещей, подпадающих под эти идеи, но и всяких законов, всякого законодательства

575

И всяких закономерностей. Истинный политик, по мнению Платона, выше всякого закона. Законы — это область слишком рассудочная, слишком мало учитывающая конкретные обстоятельства человеческой жизни. Здесь мы обращаем внимание на сравнение политика с врачом (293 b — с), которое делает всю эту концепцию Платона чрезвычайно ясной: врач знает разные методы лечения, но способ применения этих методов каждый раз у него свой собственный в зависимости от состояния того или иного больного. Нам кажется, что платонизм в этом случае, не удовлетворяясь рассудочной диалектикой, взывает к пониманию жизни в ее специфической полноте и случайности. Если угодно, аналогией для такой концепции является платоновское учение о едином, или о благе, которое приводится в конце кн. VI «Государства». Однако мало и этого.

То, что можно было бы назвать платоновской идеей в «Политике», есть не только это единое, но и такое единое, которое в то же время охватывает множественное в виде некоей абсолютной закономерности и является для него законом. В «Политике» мы находим учение о законе, который, во-первых, есть осуществление того, что выше его, а во-вторых, мыслится жизненным началом всего сущего, так что в нем можно свободно выделить три хорошо известные нам платонические ипостаси, т. с. единое, ум и душу. Но Платон не останавливается и на этом.

Он выдвигает в «Политике» такую концепцию, которую отчасти можно было предполагать и раньше, но которая только здесь выражена предельно ясно. Именно закон, по мысли Платона, содержит в себе не только указанные выше три ипостаси, но и четвертую ипостась, которая представлена здесь в виде космоса, однако не того постоянного, вечного, предельно совершенного и предельно организованного космоса, а такого, которому свойственны элементы вожделения (272 е). Это космическое вожделение имеет свое место потому, что космос есть также и тело, а тело может разрушаться. Поэтому Платон в «Политике» прямо говорит о мировых катастрофах, когда уже не боги управляют миром, но мир управляет самим собой и потому становится бессильным, далеко отходит от своего первичного совершенства (269 с — 274 d).

2) Эти космические катастрофы Платон мыслит в «Политике»

существенно связанными с тем или иным состоянием человеческой

жизни, что иллюстрируется при помощи мифа о Фиесте и Атрее,

ужасные преступления которых произвели разрушительное дей

ствие на все космическое совершенство. В «Политике» прямо и

бесповоротно космический распорядок ставится в зависимость от

человеческой жизни. У Платона явно возрастает здесь чувство

личности, и тем самым он приближается к эллинистическим

моделям.

3) Наконец, на вопрос о том, что же является причиной всех

этих и космических и человеческих катастроф, Платон отвечает

так, как он уже не раз отвечал в других диалогах: все опреде

ляется судьбой (272 е). Этот ответ мы находили и в «Федре», и

в «Государстве», и в других местах. При всей своей тончайшей

диалектике Платон все-таки не вышел за пределы общеязыческого

представления о судьбе.

576

4) Вся указанная концепция космических катастроф, прово

димая при помощи учения о четырех ипостасях, как это часто

бывает у Платона, не везде закреплена терминологически.

В частности, сам термин идея (т. е. idea или eidos) почти отсутствует в диалоге и заменен другими философскими терминами и выражениями. Термин eidos употребляется в диалоге только два раза (287 е, 263 Ь) и в обоих случаях имеет в основном формальнологический смысл вида в отношении к тому или иному родовому понятию.

Что же касается термина idea, то из трех случаев его употребления в «Политике», может быть, только одно имеет отношение к учению об идеях, а именно там, где государственный принцип рассматривается как причина усовершенствования отдельных человеческих деятельностей и превращения их в единую и совершенную политическую идею (308 с).

Что касается двух других текстов «Политика», содержащих данный термин, то в одном из них (307 с) идеи понимаются как этические начала, находящиеся в состоянии борьбы, но долженствующие слиться в единую и цельную добродетель. Значит, данный текст приближается к предыдущему. Когда же Платон в данном диалоге (291 d) говорит о разнообразных «идеях» в смысле образов государственного устройства, то здесь преобладает тоже формальнологическое значение вида в сравнении с родовым понятием (причем прибавляются некоторые художественно-мифологические элементы).

Характерный смысл имеет в «Политике» термин подражание (mimema). Когда Платон говорит здесь об истине, уже воплотившейся в государстве, то это для него не просто подражание, но сама истина, наивысшая истина (300 е). Если пишутся законы, то это подражание (300 с). Если же правление происходит без всяких законов и без учета обычаев, как это мы находим в тирании, то это уже подражание худшему. Такие же два типа подражания различаются и в другом месте (297 с). Кроме того, Платон говорит о подражании худшему, когда отдельные элементы распадающегося мира стремятся подражать цельному миру, утверждая тем самым свое отпадение от этого цельного мира (273 е — 274 а). Ц наконец, художественное подражание Платон расценивает в «Политике» так же низко, как и в «Государстве». Оно идет у него только после добывания сырья, создания орудий производства, производственных построек и хранилищ, транспорта, домостроения и ткацкого искусства (288 с, 289 Ь). Подражание в музыке и живописи есть подражание мужеству, но только в образах, а не в делах (306 d).

Таким образом, терминологический анализ материалов «Политика» свидетельствует об обычной для Платона нечеткости понятий при последовательно проводимом, однако объективно-идеалистическом понимании онтологии, политики, этики и эстетики.

5) Сущность подлинного политика тончайшим образом

отличается у Платона от всяких других, более частных форм де

тельности. Правление — это не есть ни труд свободнорожденного

или раба, ни деятельность вообще государственных людей, сто

щих близко К правительству, ни жречество, ни царская власть,

577

19 Платон, т. 3, ч. 2

возникающая по жребию (289 е —291 а), ни деятельность в области науки, искусства или технической промышленности (287 е — 289 d), ни риторика, ни военное дело, ни юриспруденция (304 с — 305 b — с). Политика есть специфическое знание, а именно знание власти над людьми, взятое в своем предельном обобщении (292 а —с).

6) В «Политике» используется диалектический метод. Однако используется он здесь в разных смыслах, а это требует от нас строжайшего анализа. В начале диалога применяется одно из платоновских пониманий диалектики, а именно в виде дихотомического деления. Но ясно, что дихотомия эта в начале диалога слишком неуклюжа, случайна и малоубедительна, что и заставило многих ученых находить здесь не подлинную платоновскую диалектику, а только сатирическую пародию на мегарскую диалектику (которой действительно свойственны подобного рода черты), тем более что Платон сам тут же отказывается от этой диалектики.

Вникая в то новое, что Платон привносит в дихотомическое деление, мы видим, что помимо категорического требования постепенного перехода от общего родового понятия к виду, который обладает наибольшей конкретностью, используются и другие логические и вообще философские средства. Так, после указанного отрывка сатиры на мегарцев он сразу переходит к мифу о Фиесте И Атрее. Это значит, что подлинная платоновская диалектика исходит вовсе не из простой дихотомии понятий, но из реального мироощущения, которое ввиду своей обобщенности может быть раскрыто только в мифах. Платон объединяет диалектику с космологией. К диалектике к тому же примешиваются разного рода поэтические и жизненные восприятия.

Из этих творческих образов, одинаково чувственных и диалектических, мы уже приводили выше пример врача и методов его конкретного лечения. Сейчас же мы хотели бы указать еще на один поразительный образ, которым Платон пользовался не раз и в других своих диалогах и который рисует его диалектику в ее полной жизненной наглядности. Это образ прядения и тканья.

В самом деле, когда прядильщик получает отдельные шерстяные нити, он занимается своего рода анализом и нахождением неделимых элементов. Но когда ткач из всех этих тончайших нитей получает единую и нераздельную ткань, то нити эти уже как бы перестают играть роль и даже становятся невидимыми, а то целое, что из них получилось, почти не имеет ничего общего с ними. Этот образ прядения и тканья, несмотря на всю свою элементарность, очевидность и наглядность, все же как-никак с диалектической точки зрения является образом единства и борьбы противоположностей, и вот такого рода диалектический метод, уже ничего не имеющий общего с простой дихотомией, Платон и применяет в своем «Политике», отчетливо формулируя его несколько раз (281 а, 310 е — 311 а, с). Такое понимание диалектического метода мы находим и в других диалогах Платона. Образ тканья применяется в «Пармениде» для понимания диалектического отношения между идеей и материей. В «Софисте» (239 с — 240 с) при помощи подобного образа трактуется отношение быти

578

1

и небытия. В «Федоне» отношение души к телу мыслится тоже как ткачество: душа ткет тело (87 а — 88 Ь, а также 80с — е). В «Кратиле» имя функционирует в учении и познании как челнок для разделения основы в ткацком ремесле (387 е — 390 а). В «Государстве» (X 616 с — 617 d) дается подробная мифология богинь судьбы, которые изображаются как Клотб («Прядущая»), Лахесис («Дающая по жребию») и Атропос («Неотвратимая», т. е. та, которая пресекает нить прядения). В «Политике» царское искусство и трактуется как умение ткать из отдельных индивидуальностей всю человеческую жизнь и все государство (311 с). Можно считать нелепостью всю эту «ткацкую» диалектику, но невозможно отрицать использования Платоном закона единства и борьбы противоположностей.

Диалог «Политик» является как бы непосредственным продолжением диалога «Софист», в котором уже были намечены темы дальнейших бесед, заключающихся в определении политика и философа (217 а). Таким образом, действие «Политика» происходит после разговора, выяснившего сущность софиста. Здесь участвуют те же лица: Сократ, только начинающий диалог, математик Феодор Киренский, гость из Элей и молодой Сократ, уже не молчаливый слушатель, а собеседник, вступивший в разговор вместо утомившегося накануне Теэтета.

0 персонажах диалога см. т. 2. Вводные замечания к «Теэтету»

и «Софисту».

1 Амман — см. «Законы», кн. V, прим. 15. — 11.

2 О наружности Теэтета см. т. 2, «Теэтет» (143 е). —12.

3 Разделение теоретических и практических искусств дано

в «Филебе», см. прим. 49. —13.

4 Два типа врачей рассматриваются в «Законах» (IV 720с

И прим. 32). О государственном враче см. у Ксенофонта (Mem. IV

2, 5). —13.

Рис, 1

5 Имеются в виду птицы. — 23.

6 Все разделение знания, приводящего к царственному искус

ству политика, можно представить следующим образом:

579

19*

4а Это рассуждение Платона можно проиллюстрировать следующим образом:

повелевающее

практическое познавательное

искусство суждени

прочие самоповелевающее

относится к возникновению и питанию животных

относится к возникновению неодушевленных предметов

многих, т. е. стада

безрогих

скрещенных нескрещенных

четвероногих

т. е. людей, которых пасет царь, обладающий совершенным знанием и государственным искусством. — 25.

7 Для доказательства того, что существует совершенно осо

бый, отличающийся от всех других видов, вид искусства управле

ния и питания человеческого племени, Платон использует миф,

в котором переплетаются древние представления об истории чело

веческого рода и собственные мысли Платона, Ср. мифы, излагае

мые в «Протагоре», прим. 34, 34 а, 35, и «Горгие», прим. 82, тоже

трактующие проблемы историко-культурные, социальные и этиче

ские. — 27.

8 Атрей и Фиест, дети Пелопа, известные взаимной ненавистью

и преступлениями, которые были следствием проклятия, нало

женного на Пелопа богами. См. т. 1, прпм. 21, 21а к диалогу «Кра-

тил». — 27.

9 Жена Атрея Аэропа, которую соблазнил Фиест, передала

ему золотого агнца, рожденного по воле Гермеса в стаде Атре

580

и являвшегося символом незыблемости царской власти Атрея. См. трагедию Еврипида «Орест», 995—1000. — 27.

10 В ужасе от злодейства Атрея, бросившего в море свою жену,

а затем угостившего Фиеста блюдом из его убитых детей, Солн

це — Гелиос — изменило свой путь. См. Эврипид. Орест, 1001—1010;

Paus. II 18, 1—2. — 27.

11 О Кроносе см. т. 1, прим. 84 к диалогу «Горгий». — 27.

12 По Гесиоду (Theog. 182—187), земля, принявшая в себя кровь

Урана, через несколько лет родила гигантов в доспехах и с копь

ями в руках. Лукреций (V 821—825) прямо пишет, что «заслужен

но носит матери имя земля, потому что сама сотворила весь чело

веческий род», а также зверей и птиц. — 27.

13 О создании, космоса, его движении и душе космоса см, т. 3,

ч. 1, «Тимей» (30 а — с, 40 а — Ь, а также примечания 61, 62). — 28.

14 Блаженную жизнь при Кроносе рисует Гесиод (Орр. 109—

126). См. В. Gatz. Weltalter, goldene Zeit und sinnverwandte Vorstel-

lungen. Hildesheim, 1967. — 31.

15 «Кормчими» именуются боги также у Эсхила (Prom. 148).

В противоположность высказанной здесь точке зрения «Законы»

(X 902 е — 903 а) прямо говорят о попечении богов над миром

в большом и малом. См. также прим. 34 ко II кн. «Государства»

о попечении богов. См. также т, 3, ч. 1, «Тимей» (42 d) и прим. 65

о посеянных душах. — 32.

16 О боге как демиурге и отце см. «Тимей», 34 а — Ь. — 32.

17 Ср. «Тимей», прим. 44, где космос творится по подобию

бога совершенным. — 32.

18 Имеется в виду богиня Афина. — 33.

19 О периодических катастрофах, постигавших человеческий

род, см. т. 3, ч. 1, прим. 40 к диалогу «Критий», а также «Законы»

(III 677 а, 679 d). — 33.

20 См. выше (271 d — е) о гениях, т. е. божественных суще

ствах, пасущих стада смертных. — 34.

21 Подобным же образом в «Критий» Платон сравнивает богов

с пастухами, см. прим. 12. — 34.

22 Уточнение таблицы, данной в прим. 6, можно представить

так:

Искусство попечения, а не только питани

человеческое

божественное

насильственное, тираническое

мягкое, политическое или царское. — 37.

23 Платон не случайно сравнивает здесь искусства разделе

ния и соединения с шерстопрядильным искусством и ткаче

ством вообще; этот образ он использовал и в других диалогах

(«Пармениде», «Софисте», «Федоне»). — 43.

24 Ср. т. 3, ч. 1, прим. 46 к диалогу «Филеб» о чистых удо

вольствиях, получаемых от геометрических фигур, красок и зву

ков, т. е. бестелесных предметов. — 48.

25 Семь видов перечисленных здесь вспомогательных искусств,

не относящихся к искусству политическому, можно считать также

581

практическим искусством, свойственным большинству в отличие от теоретического искусства меньшинства, принимая во внимание разделение, данное в «Филебе», см. прим. 49. — 52.

26 Ср. мнение Платона о рабах с аристотелевским мнением

(Polit I 2). — 53.

27 У вас — т. е. у афинян. Аристотель также сообщает (Polit.

Ill 9, 1285 в 9—19), что древние греческие цари сами совершали

жертвоприношение, так как «это последнее не составляло спе

циальной функции жрецов» и впоследствии, когда многие функ

ции царя отпали, это право за ними сохранилось. — 55.

28 Кентавры — мифологические существа, которые сочетали

в себе природу коня и человека, обитали в диких горах и чащах

(Гомер. Ил. I 268, II 744 ел.) и отличались буйством и невоз

держанностью. Исключение составлял мудрый кентавр Хирон —

сын Кроноса, воспитатель героев (Ил. XI 831 ел.).

Сатиры — лесные козлообразные демоны, изображались как спутники бога Диониса. См. подробности, т. 2, прим. 84 к диалогу «Пир». — 55.

29 Аристотель пишет: «Тот, кто испытывает недоумение и

изумление, считает себя незнающим» (Met. I 2, 982 b 17 ел.). Об

удивлении как начале знания см. т. 2, прим, 20 к диалогу «Теэ-

тет». — 55.

30 Типы государственного устройства рассмотрены подробно

Платоном в VIII кн. «Государства». См. т. 3, ч. 1, прим. 4—9, 12. —

56.

31 См. выше, прим. 6. — 57.

32 В «Законах» Платон прямо говорит, что «ни закон, ни ка

кой бы то ни было распорядок не стоят выше знания. Не может

разум быть чьим-либо послушным рабом; нет, он должен пра

вить всем, если только по своей природе подлинно свободен»

(1X875 с —d). —59.

33 Ср. «Законы» (II 690 а — с) о взаимоотношении закона и

разума, насилия и добровольного подчинения. — 64.

34 Гомер. Ил. 514. Платон цитирует эти стихи также в «Пире»

(214 Ь). — 64.

35 Ср. этот образ неумелого и неискусного кормчего с подоб

ным же образом в «Государстве» (VI 488 Ь — е). — 64.

36 Плутарх (Solon, XXV) сообщает, что при Солоне законы

писались на деревянных таблицах, так называемых кирбах, пово

рачивающихся на своей оси. — 65.

37 Возможно, имеются в виду афинские демагоги, осмеянные

еще Аристофаном во «Всадниках». — 66.

38 Ср. рассуждения Платона в «Законах» (IV 712 d — е) о яко

бы близком к идеалу государственном строе Лакедемона и Крита,

который вмещает в себя все формы правления, основываясь по

сути дела на божественных законах. См. «Законы», прим. 1, 2

к кн. I. — 68.

39 Ср. этот образ корабля-государства с известными стихами

Алкея (фр. 30 d) и Горация (Carm. I 14). — 69.

40 Аристотель имеет в виду рассуждения Платона в «Госу

дарстве» (VIII 544 с — 576 d) и в данном месте «Политика», а так

же свои в «Никомаховой этике» (VIII 12, 1170 Ь 8 ел.), когда

утверждает, что «все эти формы государственного устроения во

обще ошибочны» (Aristot. Polit. IV 2, 1289 b 9—II). —71.

582

41 Ср. выше (291 а — Ь), где тоже невежественная толпа сравни

вается с кентаврами и сатирами.

Существовал особый тип драмы, так называемой сатировской, где действовали эти хитроумные, но грубые и недалекие существа. — 71.

42 Адамант — по Гесихию, род железа, может быть, сталь

у Эсхила (Prom. 6) и Пиндара (Pyth. IV 25). Теофраст впервые

придал адаманту значение алмаза (фр. II 19 Wimm.) — 72.

43 Народные ораторы играли огромную роль в демократиче

ских Афинах, особенно в эпоху их упадка и борьбы за независи

мость. Известна государственная деятельность Исократа, Демо

сфена, Эсхина, Гиперида и др. — 72.

44 Ср. «Горгий» (455 а) о риторике: «Красноречие — это мастер

убеждения, внушающего веру в справедливое и несправедливое,

а не поучающего, что справедливо, а что нет». — 73.

45 Сплетение частей добродетели, стремящихся к противопо

ложным качествам, возможно здесь только при понимании их

в плане не антиномическом, а диалектическом. О добродетели и

искусстве управлять государством см. т. 1, прим. 32 к диалогу

«Протагор». — 80.

46 Платон в «Законах» пишет, что «каждый человек должен

заключать брак, полезный для государства, а не только очень

приятный ему самому» (VI 773Ь), так как «государство должно

быть смешано наподобие напитка в кратере, где бурлит налитое

неистовое вино, а другое, трезвое божество его сдерживает, так

что получается добрый, смешанный в меру напиток — следствие

прекрасного союза вина и воды» (773 d). — 81.

47 Заключительные слова вряд ли произносит юный Сократ.

Скорее они принадлежат старшему Сократу, который начинал

диалог. — 82.