Часть 3.

вающийся зоологический вид, к которому в один прекрасный день в качестве чего-то принципиально нового присоединился дух. Человек и по своей биологической природе с самого начала должен быть чем-то совершенно отличным от всех иных форм жизни

Иногда биологическую особенность человека пытаются понять как результат доместикации *, аналогично тому, как одомашненные животные изменяют свою сущность. Согласно этому представлению, не человек создал культуру, а культура создала человека. Оставляя в стороне вопрос, откуда же взялась культура, мы не располагаем и чисто биологическими данными о следствиях доместикации в целом.

Портман следующим образом определяет решающие моменты этого процесса: 1. Вес человеческого мозга увеличился, тогда как известно, что мозг животных после доместикации уменьшается в весе.

2. Процесс полового созревания человека в значительной степени замедляется - для домашних животных характерна, как правило, ранняя половая зрелость.

3. Исчезновение обычного для животных периода течки определялось как признак доместикации. Однако это свойственно и живущим на воле приматам. Здесь перед нами, следовательно, эвентуальный * признак приматов, который следует понимать скорее как предпосылку культуры, чем ее следствие.

4. Отсутствие у человека волосяного покрова - это не только негативное свойство, но и позитивное - повышенное чувство осязания.

Правда, и у человека обнаруживаются некоторые следствия доместикации (например, кариес зубов), однако они не определяют специфические свойства человеческой природы.

Вопрос о конститутивном различии человеческих рас - белых, негров и желтой расы - уходит в далекое прошлое. В историческую эпоху расовые признаки относительно неизменны, но корни их находятся в глубинах доистории.

Все расы, в свою очередь, образовались посредством смешения и являют собой движущиеся в процессе отбора и изменения формы человеческой природы. Смешения великих рас происходили с давних пор. В Индии смешение белой и желтой рас достигло такой степени, что уже почти нет потомков некогда переселившихся туда белых людей. В древности смешения белых и негров происходили редко, в течение последних трех столетий - чаще. Смешение белых с индейцами создало многочисленное население.

Чистые расы - всегда лишь идеальные типы. Не было в действительности такого времени, когда существовали замкнутые в себе, не подверженные изменению и смешению расы; это лишь пограничная ситуация. Она создает предпосылку наличия изолированных чистых рас. К тому же доистория как будто свидетельствует о расах, которых в настоящее время больше нет. Мы не обнаруживаем одну прарасу, из которой возникли все остальные, и не обнаруживаем ряд первичных прарас, служивших в своем различии

66

очевидным отправным пунктом всего развития человечества. Перед нами волнующееся море различных образов, четкие контуры которых возникают лишь на поверхности, иллюзорно, лишь на мгновение, не навсегда и не абсолютно. Как на самом деле возник и развивался человек в необозримых далях доистории, никому не известно и, вероятно, никогда не станет известным.

Исторические данные. Мы ничего не знаем ни о созидающих моментах истории, ни о ходе духовного становления, нам известны только результаты. И на основании этих результатов нам приходится делать выводы. Мы задаем вопрос о том, что явилось существенным в превращении человека в человека в мире, который он создает; о том, какие открытия он сделал в опасных ситуациях, в своей борьбе, руководимый страхом и мужеством; как сложились взаимоотношения полов, отношение к жизни и смерти, к матери и отцу. Существенным является здесь, вероятно, следующее: 1. Использование огня и орудий. Живое существо, не имеющее ни того ни другого, мы вряд ли сочли бы человеком.

2. Появление речи. Радикальное отличие от взаимопонимания животных посредством спонтанного выражения своих ощущений составляет присущая только человеку способность выражать осознаваемый в речи и передаваемый ею смысл предметного мира, который является объектом мышления и речи.

3. Способы формирующего человека насилия над самим собой, например, посредством табу. В самой природе человека заложено то, что он не может быть только частью природы; напротив, он формирует себя посредством искусства. Природа человека - это его искусственность.

4. Образование групп и сообществ. Человеческое сообщество коренным образом отличается от инстинктивно-автоматически созданных государств у насекомых. Основное отличие человеческого сообщества от групп и отношений господства и подчинения, образуемых приматами, состоит в осознании людьми его смыслового значения.

Существует, по-видимому, специфически человеческий феномен - социальная жизнь людей завершается образованием государства, что является преодолением ревности как проявления полового инстинкта посредством мужской солидарности.

В то время как у животных обнаруживаются либо временные объединения в стада, разбредающиеся в каждый период течки, либо длительные сообщества, возможные благодаря асексуальности большинства особей, как, например, у муравьев, только человек был способен, не отказываясь от потребностей пола, создать мужскую товарищескую организацию, напряженность которой стала предпосылкой жизни людей в истории.

5. Жизнь, формируемая мифами, формирование жизни посредством образов, подчинение всего существования, семейного уклада, общественного устройства, характера труда и борьбы этим образам, которые в своем бесконечном толковании и углублении по

67

существу являются просто носителями самосознания и осознания своего бытия, дают ощущение укрытости и уверенности,- все это в своих истоках неразличимо. В начале истории и позже человек живет в этом мире. Пусть визионерское видение Бахофена и сомнительно по своей исторической достоверности, неубедительно по своим документальным данным, оно тем не менее выявляет некую основу, имеющую первостепенное значение как по своей общей направленности, так, вероятно, и во многих отдельных чертах

5. Общая картина доистории

В недоступных нашему определению временах и эпохах происходило расселение людей на земном шаре. Оно шло внутри ограниченных областей, было бесконечно разбросанным, но вместе с тем носило всеобъемлюще единый характер: великие медленные процессы незаметного образования рас, речи и мифов, неуловимого распространения технических открытий, странствований. Все эти события еще неосознанны, и, будучи, правда, уже явлениями человеческой жизни, своими корнями еще уходят в мир природы.

Одни объединения людей влекут за собой другие, люди знают друг о друге, взирают друг на друга. Разбросанность устраняется в борьбе, создаются новые, большие объединения. Они служат переходом к истории, начало которой связано с появлением письменности.

Доистория - это величайшая реальность, ибо в ней возник человек, однако реальность эта нам, по существу, неведома. Но едва только мы задаем себе вопрос, что мы, люди, собственно, такое, и пытаемся найти ответ в познании того, откуда мы пришли, мы сразу же обращаемся к доистории, стремясь проникнуть в ее глубины. Тьма этих глубин обладает притягательной силой, мы с полным основанием устремляемся к ним, но нас всегда ждет разочарование, уготованное невозможностью их познать.

6. Проблема взаимосвязанности всех людей

На вопрос, связаны ли мы, люди, друг с другом и каким образом, доистория могла бы в существенной мере дать ответ, установив, какому происхождению человека - монофилетическому или полифилетическому - следует отдать предпочтение.

Люди существуют в многообразии рас. Являются ли эти расы разветвлениями одного ствола, или это самостоятельные линии развития, корни которых уходят в жизнь, еще не знающую человека, и человек, таким образом, как бы возникает несколько раз? Все свидетельствует в пользу монофилетического, а не полифилетического происхождения человека

Прежде всего данные о том, что в Америке нет ранних находок

68

ископаемого человека. На поздней стадии доистории Америку, по-видимому, заселили люди, перебравшиеся сюда с севера, из Азии через Берингов пролив. Очевидно, во всяком случае, что на этом континенте не было самостоятельного очага возникновения человека, несмотря на то, что индейцы обладают резко выраженными специфическими расовыми признаками.

Биологически в пользу монофилетического происхождения говорит и способность всех рас порождать при скрещивании потомство, которое в свою очередь имеет потомство; в духовном аспекте об этом свидетельствует совпадение основных проявлений человеческой природы, которое становится очевидным при сравнении человека с приматами. Расстояние, отделяющее человека от животного, несравненно больше, чем расстояние, разделяющее людей самых отдаленных рас. По сравнению с дистанцией между человеком и животным между всеми людьми существует близкое родство. Все наши глубочайшие различия, различия в характерах, отдаленность друг от друга, доходящая до полного взаимного непонимания, до возникновения смертельной вражды, наше ужасающе безмолвное отчуждение при душевной болезни или в страшной реальности концентрационных лагерей, все это - мука, в действительности порожденная родством, забытым или заблудившимся на пути к своему осуществлению. Однако попытка уйти от людей к животным или к животному - по существу не что иное, как бегство от действительности, самообман.

Эмпирически решить вопрос о монофилетическом или полифилетическом происхождении человека невозможно, ибо мы ничего не знаем о его биологическом происхождении. Поэтому человек - это идея, а не доступная эмпирическому познанию действительность.

Однако противопоставить всем этим аргументам можно следующее: связь между людьми основана не на их биологических свойствах, а на том, что они могут понять друг друга, на том, что все люди обладают сознанием, мышлением, духом. В этом состоит глубочайшее родство между людьми, тогда как от животных, даже наиболее им близких, людей отделяет бездна.

Поэтому взаимосвязь между людьми и их солидарность нельзя выводить из эмпирических исследований, даже в том случае, если они дают нам какие-либо указания, или опровергать, основываясь на эмпирических данных. Монофилетическое или полифилетическое происхождение человека, по существу, не является решающим моментом. Речь ведь здесь идет об исторически сложившейся вере людей в то, что они связаны друг с другом и что предпосылкой этой связи служит бездна, отделяющая их от животного мира.

Из этой веры рождается определенное стремление. Для человека, по мере того как он осознает самого себя, другой человек никогда не есть только естественный организм, только средство. Свою собственную сущность он познает как долженствование. Это долженствование глубоко проникает в его реальность, становится как бы его второй натурой. Однако оно отнюдь не столь же

69

незыблемо, как законы природы. С людоедством покончено, однако оно в любой момент может опять появиться. Истребление людей происходило и происходит в громадном масштабе после того, как оно уже считалось невозможным. Условием нашего человеческого бытия является солидарность людей, озаряемая естественным и человеческим правом, постоянно нарушаемая и всегда вновь заявляющая о своих требованиях.

Отсюда специфически человеческое чувство удовлетворения, возникающее при взаимопонимании даже наиболее отдаленных друг от друга людей,- желание видеть в человеке человека, подобно тому как Рембрандт изображает негра или как это формулирует Кант, утверждая, что человек никогда не должен рассматриваться как средство, но всегда как самоцель *.

- 08

IY. ВЕЛИКИЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ КУЛЬТУРЫ ДРЕВНОСТИ

1. Общий обзор

Почти одновременно в трех областях земного шара возникают древнейшие культуры. Это, во-первых, шумеро-вавилонская и египетская культуры и эгейский мир с 400U г. до н. э.; во-вторых, открытая в раскопках доарийская культура долины Инда третьего тысячелетия (связанная с Шумером); в-третьих, смутно сквозящий в воспоминаниях, оставивший скудные следы архаический мир Китая второго тысячелетия до н. э. (и, вероятно, еще более ранний).

Вся атмосфера внезапно меняется. Здесь уже не царит молчание. Теперь люди говорят в письменных документах друг с другом и тем самым с нами, если только мы постигаем их письменность и язык,- говорят посредством архитектурных памятников, предполагающих организацию и государственность, своих произведений искусства, где чуждый нам смысл скрыт в привлекательных для нас формах.

f Однако этим высоким культурам неведом еще тот духовный пе^реворот, который мы определили как осевое время, создавшее тип ^-нового, современного нам человека. С названными культурами можно сопоставить американские культуры Мексики и Перу, расцвет которых, правда, относится к более поздним тысячелетиям. Г И этим культурам также недостает того, что еще до них дало нам

осевое время. Они исчезли при одном только возникновении закладной, выросшей из осевого времени культуры.

В полосе пустыни, тянущейся от Атлантического океана через Африку, Аравию до глубинных районов Азии есть помимо многих мелких оазисов две большие долины рек - долина Нила и Двуречье. В этих двух районах можно глубже, чем где-либо, проследить по документам и вещественным памятникам историю человечества. Мы видим теперь, что происходило там около 3000 лет до н. э., и, основываясь на следах прошлого, выводим свои заключения об еще более раннем времени. В Китае нам едва доступны со-

К оглавлению

70

бытия, выходящие за пределы второго тысячелетия; а отчетливые и подробные сведения датируются первым тысячелетием. Раскопки в Индии свидетельствуют о высокой цивилизации, о наличии там в третьем тысячелетии до н. э. развитых городов, но они еще изолированы и едва ли находятся в какой-либо связи с более поздней культурой Индии, начало которой относится примерно к концу второго тысячелетия до н. э. В Америке все произошло значительно позже, на рубеже нашей эры. Раскопки на территории Европы знакомят нас с жизнью доисторических людей, с их специфической культурой вплоть до третьего тысячелетия, однако эта культура не обладает чертами, способными оказать на нас существенное воздействие. Наше внимание и интерес к ней объясняются в данном случае только тем, что это - наша собственная доистория.

Египетская и вавилонская культуры стали в своей поздней стадии известны грекам и иудеям, жившим неподалеку от них, и с той поры превратились для Запада в воспоминание, которое, однако, только теперь благодаря раскопкам и пониманию древних языков стало действительно зримым в своем пути через тысячелетия. Культура долины Инда стала нам известна только благодаря раскопкам, и раскопкам нескольких последних десятилетий; индийцы не сохранили о ней никакого воспоминания (письменность этой культуры еще не расшифрована).

Китайская традиция идеализирует основу своей культуры, заложенную во втором тысячелетии и ранее. Раскопки обнаружили лишь незначительные ее следы.

2. Какие события непосредственно вели к началу истории!

Мы задаем вопрос: каковы те реальные события, с которых началась история? Быть может, существенным надлежит считать следующее: 1. Задача организации ирригационной системы и ее регулирования в долинах Нила, Тигра, Евфрата и Хуанхэ с необходимостью ведет к централизации, к созданию управленческого аппарата, государства.

2. Открытие письменности - предпосылки этой организации - относится, по Грозному *, приблизительно к 3300 г. в Шумере, к 3000 г. в Египте, к 2000 г. в Китае (алфавит был изобретен финикийцами лишь в последнем тысячелетии до н. э.). Возникает вопрос, сделано ли это открытие в каком-либо одном месте (в Шумере) или в разных местах независимо друг от друга. Значение письменности для управления привело к росту влияния писцов в качестве духовной аристократии.

3. Возникновение народов, осознающих свое единство, с общим языком, общей культурой и общими мифами.

4. Позже - мировые империи сначала с центром в Месопотамии. Непосредственной причиной их возникновения была необхо-

71

димость остановить постоянные вторжения кочевых племен на культивируемые земли посредством завоевания всех соседних земель и самих кочевых племен (возникли мировые империи ассирийцев, египтян, наконец, государство нового типа у персов, а затем, быть может, по его образцу, государство индийцев и еще позже китайцев)

5. Использование лошади - но только в развитых великих культурах древности - для боевых колесниц, для езды верхом. Это привело к тому, что человек оторвался от привычной почвы, ему открылись дали и свобода передвижения, возможность создания новой, превосходящей прежнюю боевой техники; к появлению господствующего слоя, способного приручить лошадь и подчинить ее своей воле, проявить личное мужество наездника и воина, оценить красоту животного.

События, открывающие историческую эру, ведут к более глубокому вопросу: что же произошло с человеком, что заставило его перейти из неисторического существования в историю? Какие, собственно, черты его сущности привели к началу истории^

Каковы основные характерные черты исторического процесса, отличающие его от доистории? Речь идет о таком ответе, который связан с внутренними глубинами человеческой сущности Мы хотим узнать не о внешних событиях, а о внутреннем преобразовании человека

Истории предшествовало становление и преобразование, свойственное в значительной степени как человеку, так и природным явлениям. Скачок из этого простого существования в историю характеризуется, вероятно, следующим: 1 Сознанием и воспоминанием, передачей духовного достояния - тем самым совершается освобождение от того, что составляет только настоящее.

2. Рационализацией какого-либо значения и содержания посредством техники - тем самым совершается освобождение от жизненно необходимой связи с обусловленной случайностью, предусмотрительностью и гарантированностью.

3. Наличием в качестве примера и образца людей, чьи дела, свершения и судьбы постоянно стоят перед мысленным взором их потомков в качестве деяний правителей и мудрецов,- тем самым создается основа для освобождения от глухого самосознания и страха перед демонами.

\ Исторический процесс - это беспрерывное преобразование условий, знания, содержания в их непосредственном явлении, но такое преобразование, при котором возможно и необходимо отношение всего ко всему, связь традиций, всеобщая коммуникация.

В чем причина того, что человек совершает скачок? Совершая его, он не осознавал, к чему это приведет, и не стремился к этому. С ним что-то произошло. Он не является, подобно всем остальным живым существам, столь же ограниченным, сколь завершенным в своей специфичности, напротив, он безгранично открыт по своим возможностям, незавершен и незавершим в своей сущности То,

72

что изначально было заложено в человеке, что несомненно действовало уже в доистории в качестве зародыша истории, с силой вырвалось на поверхность, когда началась история

Этот скачок в развитии человека, следствием которого была история, может быть воспринят и как несчастье, постигшее человека; согласно этому взгляду здесь произошло нечто непостижимое, грехопадение, вторжение чуждой силы; все, что создает историю, в конечном итоге уничтожает человека; история - процесс разрушения в образе некоего, быть может грандиозного, фейерверка; этот процесс следует повернуть вспять, вернуть к тому, что было вначале; на завершающей его стадии человек вернется к блаженному состоянию своего доисторического бытия.

Но этот скачок можно воспринимать и как чудесный дар человеческой природы и в том, что человек совершил его, видеть высокое предназначение человека, его путь к небывалому постижению и неслыханным высотам, доступным ему в силу его незавершенности. История превратила человека в существо, стремящееся выйти за свои пределы. Только в истории он ставит перед собой свою высокую задачу. Никто не знает, куда она его приведет. Несчастье и беды также могут служить ему стимулом к возвышению. Лишь в истории формируется то, чем человек по существу является: а) Из первичных истоков течет поток заложенных в человеке субстанциальных возможностей. Однако сами они становятся очевидными, преисполненными богатого содержания, лишь войдя в эру истории, по мере того как они освещаются, утверждаются, усиливаются, теряются, вспоминаются, вновь возвышаются. Им необходима рационализация, которая сама по себе совсем не есть нечто первичное, а есть лишь средство восстановления истоков и конечных целей.

б) Вместе со скачком в историю осознается преходящий характер всего Всему в мире отведено определенное время, и все обречено на гибель. Но только человек знает, что он должен умереть. Наталкиваясь на эту пограничную ситуацию, он познает вечность во времени, историчность как явление бытия, уничтожение времени во времени Его осознание истории становится тождественным осознанию вечности.

в) История - это постоянное и настойчивое продвижение вперед отдельных людей. Они призывают других следовать за ними. Те, кто их слышит и понимает, присоединяются к этому движению. Однако вместе с тем история остается и просто совокупностью событий, где постоянно раздаются напрасные призывы, которым не следуют и от которых отстают. Некая огромная сила инерции как будто постоянно парализует все порывы. Мощные силы громадных масс с их усредненными запросами душат все то, что не соответствует им. Все то, что не находит места и не имеет смысла с точки зрения массовых требований, что не встречает веры, должно исчезнуть. История - это великий вопрос, еще не получивший решения, который будет решен не мыслью, а только самой действительностью, вопрос этот сводится к тому, является ли

73

история в своем порыве лишь мгновением, промежуточным звеном между неисторическими существованиями, или это прорыв глубинных возможностей, которые даже в образе безграничных несчастий, подвергаясь опасностям и постоянным крушениям, в целом ведут к тому, что бытие будет открыто человеком, а он сам в непредвидимом взлете обретет свои неведомые дотоле возможности.

3. Общность и различия великих культур древности

Общие черты -организация большого масштаба, письменность, ведущая роль слоя писцов - способствуют возникновению человека, который, будучи продуктом рафинированной культуры, все-таки еще как бы не вполне пробудился. Специфическая техническая рационализация соответствует состоянию неполного пробуждения без подлинной рефлексии.

В крупных сообществах все подчинено зримым картинам бытия, связано безусловными нормами. Это - не вызывающее сомнения фактическое бытие, которое высказывают и которому следуют. Основные человеческие проблемы заключены в рамки священного знания магического характера, они не перешли в беспокойные поиски, если не считать нескольких поразительных подступов к этому (следы пробуждения, которые остаются нераскрытыми). Значительное развитие обретает мысль о справедливости в Египте, и особенно в Вавилоне. Однако вопрос о смысле не ставится со всей отчетливостью. Создается впечатление, что ответ уже есть до постановки вопроса.

Сходство состояний и хода развития заставляет искать общую основу. Во все времена орудия и идеи медленно распространялись по земному шару. Мы ищем центр, из которого шло бы такое распространение нового. Именно поэтому возникает гипотеза об основополагающем универсальном значении Шумера на Евфрате, громадное влияние которого достигло Египта и Китая. Однако степень этого влияния не доказана. Возникает и сомнительная гипотеза о культурном центре в Азии - где-то в Западном Курдистане, у Каспийского моря,- о процветавшем ранее в период более влажного климата центре культуры, откуда вследствие наступившей засухи произошло переселение жителей по самым различным направлениям. Это и было началом возникновения культур на Азиатском и Европейском континентах от Китая до Египта. Однако, мысленно погружаясь в глубины доистории, мы не обнаруживаем для этого какой-либо твердой, подтвержденной опытом основы.

Если общие черты, быть может, все-таки имеют единое основание, то оно сводится для нас к совершенно неопределенному представлению о доисторических глубинах Азии. Была

74

долгая общая доистория всей Азии, чьим полуостровом является Европа.

Однако и различия между великими культурами древности также значительны. В каждом данном случае мы ощущаем весьма своеобразный дух некоей целостности. В Китае есть только подходы к мифам, изначальные космические представления о мировом порядке, о порядке в мерах и числах, живое созерцание природы, обладающее естественной человечностью. Культуре Двуречья присуща известная жесткость и сила, нечто драматическое, обретающее трагические черты в раннем эпосе о Гильгамеше. В Египте мы видим веселье и жизнерадостность в интимной сфере наряду с маскировкой нивелирующего принуждения к труду, видим чувство стиля в торжественном величии.

До самых глубин духа доходит различие языков. Китайский язык столь радикально отличается от западных языков, и не только по корням слов, но и по всей своей структуре, что здесь едва ли можно говорить об общем происхождении. Если же оно все-таки имело место, то процесс, который привел к этому различию, должен был быть таким длительным, что гипотеза об общем происхождении из живой культуры, сложившейся на рубеже доистории в Центральной Азии, становится весьма маловероятной.

Совершенно различно и отношение к великим культурам древности более поздних культур. Греки и иудеи воспринимали их как нечто далекое и чуждое; они знали о них и сохраняли память о них, взирали на них с робостью и удивлением, но и с известным презрением. Индийцы более позднего времени ничего не знали о древних культурах, они полностью забыли о них. Китайцы осевого времени видели в великой культуре древности свое прошлое, продолжающееся без перерыва, без надлома, без ощущения нового (разве только в виде упадка); они видели в ней идеализированные, подчас приближающиеся к мифу черты, созданный творческой фантазией образец.

Однако подлинного исторического движения в великих культурах древности не было. Тысячелетия, наступившие после изначальных грандиозных творений, были в духовном отношении сравнительно стабильным, не знающим движения временем, но временем неотступно повторяющихся переселений народов из Центральной Азии, завоеваний и переворотов, взаимоуничтожения народов и их смешения - временем постоянного воссоздания древней, лишь прерываемой катастрофами культуры.

Поэтому история этих тысячелетий изобилует событиями, которые, однако, еще не носят характер исторических решений человека.

75

- 09

V. ОСЕВОЕ ВРЕМЯ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ

Забегая вперед, мы уже дали характеристику осевого времени. Сделали мы это потому, что понимание его сущности имеет центральное значение для представления о мировой истории.

Для занятий философией истории осевое время является сферой самого продуктивного, плодотворного исследования.

Это время можно рассматривать как промежуточную фазу между двумя эпохами великих империй, как передышку, отданную свободе, как облегченный вздох в сфере наиболее ясного сознания.

1. Структурирование мировой истории осевым временем

Осевое время служит ферментом, связывающим человечество в рамках единой мировой истории. Осевое время служит масштабом, позволяющим нам отчетливо видеть историческое значение отдельных народов для человечества в целом.

Глубочайшее разделение народов определяется тем, как они относятся к великому прорыву осевого времени.

Мы различаем: 1. Осевые народы. Это те народы, которые, последовательно продолжая свою историю, совершили скачок, как бы вторично родились в нем, тем самым заложив основу духовной сущности человека и его подлинной истории. К этим народам мы относим китайцев, индийцев, иранцев, иудеев и греков.

2. Народы, не знавшие прорыва. Прорыв был решающим по своему универсально-историческому значению, но не повсеместным событием. г-Ряд народов великих культур древности, существовавших до прорыва в осевое время и даже одновременно с ним, не были им затронуты и, несмотря на одновременность, остались внутренне чужды ему.

К осевому времени еще относится период расцвета египетской и вавилонской культур, хотя и с несомненными признаками поздней стадии. Обе они не знали преобразующей человека рефлексии: не испытали метаморфозы, соприкасаясь с осевыми народами, и не реагировали на прорыв, который произошел вне сферы их непосредственного существования. Они остались, по существу, такими же, какими они были раньше в качестве предшествующих осевому времени культур, достигнув громадных успехов в области организации государственной и общественной жизни, в архитектуре, пластике и живописи, в создании своей магической религии. Однако все это происходило уже на стадии медленного умирания. Будучи в своем внешнем существовании подчинены новым силам, эти народы утеряли и свою внутреннюю культуру, которая в каждом отдельном случае перерождалась: в Месопотамии - в персидскую, а затем в сасанидскую культуру и ислам; в Египте - в римскую и христианскую, позже в ислам.

76

Обе названные выше культуры - египетская и вавилонская - обладали всемирно-историческим значением, ибо, воспринимая их, отправляясь и отстраняясь от них, углубляясь в соприкосновении с ними, утверждалась как культура иудеев, так и культура греков, заложивших основы Западного мира.

Древние культуры были вскоре почти полностью забыты и вновь открыты только в наше время. Они потрясают нас своей грандиозностью, но вместе с тем остаются нам чуждыми - нас разделяет пропасть, разверзшаяся между нами из-за того, что они остались вне совершившегося прорыва. Китайцы и индийцы нам бесконечно более близки, чем египтяне и вавилоняне. Величие египетских и вавилонских творений в своем роде неповторимо. Однако все то, что нам понятно и близко, возникает в новую эру, созданную прорывом. В исчезнувших впоследствии подходах мы видим, особенно в Египте, удивительное предвосхищение, как будто ожидание близости прорыва, который так и не состоялся.

Основной, решающий для истории человечества вопрос таков: следует ли сопоставлять Китай и Индию с Египтом и Вавилоном и видеть их различие лишь в том, что первые сохранились до наших дней; или же надо исходить из того, что Китай и Индия своим участием в создании осевого времени сами совершили тот основополагающий переход, который приводит к их принципиальному отличию от великих культур древности.

Еще раз повторяю: Египет и Вавилон можно сопоставить с Китаем на ранней стадии его истории и с культурой долины Инда третьего тысячелетия, но не с Китаем и Индией вообще. Китай и Индия близки Западу не только в силу того, что они существуют по сей день, но и в силу того, что они совершили прорыв в осевое

время.

На этом следует кратко остановиться, подвергнув критике существующие решения этого вопроса.

Издавна принято считать, будто Китай и Индия, в отличие от Запада, не имели подлинной истории. Ибо история означает движение, изменение сущности, начатки нового. На Западе сменяют друг друга совершенно различные культуры: сначала это древнеазиатские и египетские, затем греко-римская и, наконец, германороманская. Меняются географические центры, территории, народы. В Азии же всегда остается нечто незыблемое; модифицируясь только в своем явлении, погружаясь в глубины катастрофических потрясений, оно все время вновь возникает на неизменной основе, вечно тождественное самому себе. При такой точке зрения складывается представление, что к востоку от Инда и Гиндукуша царит не знающая исторического развития стабильность, к западу же - динамическое движение истории. Тогда резкая граница между великими культурами должна проходить между Персией и Индией. До Инда европеец может еще считать, что он находится в Европе, утверждает лорд Эльфинстон (которого цитирует Гегель) (12).

77

Утверждение такого рода объясняется, как мне кажется, исторической ролью Китая и Индии в XVIII в. Лорд видел условия своего времени, а совсем не Китай и Индию в их подлинном целостном значении. В то время обе эти страны достигли самого глубокого упадка.

Разве упадок Индии и Китая, начавшийся в XVII в., не есть великий по своему значению символ того, что может произойти со всеми людьми? Разве и для нас роковой вопрос не состоит в том, как избежать возврата к азиатской основе, из которой уже вышли Китай и Индия?

3. Последующие народы. Все народы делятся на тех, основой формирования которых был мир, возникший в результате прорыва, и тех, кто остался в стороне. Первые - исторические народы; вторые - народы первобытные.

Элементом, политически структурировавшим новые мировые империи в мире прорыва, были македонцы и римляне. Их духовное убожество связано с тем, что они не сумели воспринять всей душой опыт осевого времени. Поэтому они были способны в историческом мире к политическим завоеваниям, к управлению, к организации, к восприятию и сохранению образованности, к непрерывности в передаче опыта, но не к его продолжению или углублению.

По-иному обстояло дело на севере. Здесь, так же как в Вавилоне и Египте, не было великого духовного преобразования. Нордические народы пребывали в дремотности примитивного состояния, однако в объективно труднопостигаемой для нас сущности своей духовной направленности (Гегель называет ее нордической душой) они уже достигли субстанциальной самобытности к тому моменту, когда соприкоснулись с духовным миром осевого времени.

2. Мировая история после прорыва осевого времени

С эпохи осевого времени прошло два тысячелетия. Консолидация в мировые империи оказалась неокончательной. Эти империи рухнули; во всех трех областях друг за другом следовали эпоха воюющих государств, эпоха разрухи, переселения народов, эфемерных завоеваний и новых, быстро преходящих мгновений высоких культурных созиданий. В трех великих культурных кругах появляются новые народы: на Западе - германцы и славяне, в Восточной Азии - японцы, малайцы, сиамцы; они в свою очередь создают новые образования. Однако создавали они их в борьбе с воспринятой ими высокой культурой, посредством ее усвоения и преобразования.

Германцы стали осуществлять свою духовную миссию в мире, 'лишь когда они приняли участие в преобразовании человечества, которое началось тысячу лет тому назад. С того момента как они установили связь с этим миром, они начали новое продвижение, в рамках которого они по сей день выступают в качестве германо-

78

романского мира Европы. Вновь возник исторически неповторимый феномен. Теперь происходило то, что не смогла осуществить античность. Высшая напряженность человеческой сущности, отчетливость пограничных ситуаций - все то, что началось в период прорыва в осевое время, а в период поздней античности почти исчезло, теперь повторялось на равной глубине и, быть может, в большем объеме, хотя это происходило не впервые и не самостоятельно, а изначально во взаимодействии с тем старым, что теперь воспринималось как свое собственное. Вновь делалась попытка осуществить то, что доступно человеку.

По сравнению с Китаем и Индией на Западе как будто значительно больше драматических начинаний. При наличии духовной непрерывности, подчас слабеющей, наблюдается последовательность совершенно различных духовных миров. Пирамиды, Парфенон, готические соборы - подобных различий в рамках исторической последовательности нет в Китае и Индии.

Однако и в Азии нельзя говорить о стабильности. В Китае и Индии также были века молчания, подобно нашей эпохе переселения народов *, когда все как будто погружалось в хаос, из которого затем возникала новая культура. И в Азии - в Индии и Китае - происходили географические перемещения вершин культуры и политических центров, и носителями происходившего движения становились различные народы. Отличие от Европы не радикально, аналогия полностью сохраняет свое значение: творческая эпоха осевого времени, вслед за ней перевороты и возрождения, вплоть до того времени, когда начиная с 1500 г. Европа вступает на путь"" своего неведомого ранее продвижения вперед, тогда как культуры Китая и Индии именно в это время находятся в стадии упадка.»^

После того как совершился прорыв осевого времени и сформировавшийся в нем дух стал посредством своих идей, творений, образов доступен каждому, кто был способен слышать и понимать, когда стали ощутимы безграничные возможности, все последующие народы становятся историчными в зависимости от степени интенсивности, с которой они отзываются на совершившийся прорыв, и от глубины, на которой он ими ощущается.

Великий прорыв служит как бы неким посвящением человечества в тайну неизведанных возможностей. Любое соприкосновение с ним - и впоследствии - носит характер нового посвящения. С этого момента в процессе собственно исторического развития участвуют только посвященные люди и народы. Однако это посвящение отнюдь не является загадочной, пугливо охраняемой тайной. Напротив, оно открыто дневному свету, преисполнено безграничного желания быть воспринятым, охотно допуская любые проверки и испытания, показываясь каждому; однако тем не менее - это «открытая тайна», ибо воспринимает ее только тот, кто готов к этому, кто, будучи его перевоплощением, возвращается к самому себе.

Новое посвящение происходит в процессе интерпретации и усвоения. Сознательная передача, решающие по своему значе-

79

нию работы, исследования становятся обязательным жизненным элементом.

3. Значение индогерманских народов

С незапамятных времен народы движутся из Азии к югу. Уже шумеры пришли с севера. Начиная с 2000 г. до н. э. индогерманоязычные народы направлялись в Индию и Иран, затем в Грецию и Италию; с середины предшествующего нашей эре тысячелетия кельты и германцы вновь тревожат культурный мир южных народов; в течение некоторого времени Римская империя сдерживает их натиск, подобно тому как Китай некогда сдерживал натиск монголов-кочевников. Затем пришли в движение германские и славянские племена эпохи великого переселения народов, затем тюркские народности, затем монголы. И лишь несколько веков тому назад прекратилось это беспрерывное движение народов, направляющихся в культурные области. Окончательное завершение этого процесса связано с переходом от кочевого к оседлому образу жизни. С XVIII в. до сего дня китайские крестьяне, двигаясь с юга, безостановочно заселяют мирным путем Монголию. С севера Советское государство принуждает последних кочевников перейти к оседлому образу жизни.

Из всех этих переселявшихся в течение тысячелетий народов, движение которых определяло исторические события, мы привыкли отдавать предпочтение индогерманоязычным народам, и это справедливо, хотя и с известными оговорками.

Великие культуры древности нигде не являются индогерманскими. Индогерманский характер хеттского языка не связан с доступной нашему постижению духовной особенностью.

В прошлом индоевропейцев, относящемся ко времени великих культур древности, не обнаруживается близкий этим культурам мир, где существовали бы письменность, государство и передача опыта. Однако, по-видимому, этот мир объединялся не только языковой общностью. В нем обнаруживается глубокое единство духовного содержания - например идея отца и сына, своеобразная близость к природе.

В истории периодически появляются времена, когда прошлое слабеет и забывается, погружается в небытие, и времена, когда оно вновь узнается, вспоминается, восстанавливается и повторяется. С той поры в истории повсюду происходит возрождение (эпоха Августа, Каролингское, Оттоновское возрождение. Возрождение в узком значении этого слова, гуманистическое движение в Германии 1770-1830 гг., возрождение санскрита в XII в., конфуцианство ханьской эпохи и новое конфуцианство сунской эпохи *).

Для осевого времени и последующих тысячелетий истории 3апада особое значение имели сложившиеся на индогерманской основе культуры. Эти культуры - индийцев, греков, германцев,

К оглавлению

80

а также кельтов, славян и поздних персов - обладают общими чертами: они создали легенды о героях и эпос, открыли, оформили и осмыслили трагедийность. То, что можно сопоставить с этим у других народов - Гильгамеш в Вавилоне, сказание о битве при Кадеше в Египте, Троецарствие у китайцев,- носит совсем иной характер "·. То, что было создано в Индии, Персии и Греции, было одним из факторов, обусловивших характер осевого времени. Однако совсем не индогерманскими были столь существенные для осевого времени народы, как иудеи и китайцы. К тому же все индогерманские образования сложились на основе предшествовавших им великих культур в результате смешения с исконным населением и усвоением чужих традиций.

В Европе, в мире нордических народов, после соприкосновения их с осевым временем начиная с первого тысячелетия н. э. пробуждается некая до сих пор не подвергавшаяся рефлексии субстанция, родственная - сколь ни мало определенны подобные представления - тем силам, которые частично явили себя в осевое время. Лишь благодаря этому значительно более позднему соприкосновению у нордических народов происходит сублимация того, что, быть может, уже прежде подспудно существовало в виде не осознающих самих себя импульсов. В новых творениях духа создается нечто, превращенное из неодолимого упорства в движение возмутившегося духа, затем в вопрошающие поиски или из несокрушимого «Я» в свободную личность на основе самосущей экзистенции. Любое напряжение решительно доводится до крайности, в направлении только и познается, что такое человек, существование в мире, само бытие, появляется вера в трансцендентность.

4. История Западного мира

Общий аспект. История Китая и Индии не обладает тем отчетливым членением, той отчетливостью противоречий или ясностью духовной борьбы, в-которой противопоставляются друг другу различные силы и мировоззрения. Западный мир ощущает полярность между Востоком и Западом не только как отличие себя от некоего другого, находящегося вне его, но несет эту полярность в самом себе. -^История Западного мира делится следующим образом: Три тысячи лет Вавилона и Египта до середины последнего тысячелетия до н. э.

Тысячелетие, основанное на прорыве осевого времени, история иудеев, персов, греков, римлян, в течение которой Запад сознательно конституируется с середины последнего тысячелетия до н. э. до середины первого тысячелетия н. э.

После разделения в середине первого тысячелетия н. э. на Восток и Запад в Западном мире после перерыва в 5000 лет с ? в. н. э. начинается новая западная история романо-германских народов, которая длится уже почти тысячелетие. На Востоке

81

Константинополь оставался центром Восточной империи и культуры вплоть до XV в. без перерыва. Здесь на основе ислама и в постоянном соприкосновении как с Европой, так и с Индией формировался нынешний переднеазиатский Восток.

В ходе этих тысячелетий Запад, не боясь провалов и скачков, решительно совершал свой путь и привнес в мир радикальность, неведомую в такой степени ни Китаю, ни Индии. Дифференциация в многообразии языков и народов была, быть может, в Индии и Китае не меньшей. Однако там эта дифференциация не становится в борьбе основой пластического отделения друг от друга, отдельных реализации, не становится историческим построением мира, где в отдельных образованиях последовательно нагнетается энергия, грозящая взорвать целое.

Значение христианства в качестве оси. Для западного сознания ось истории - Христос.

Христианство, христианская церковь является, быть может, самой великой и возвышенной формой организации человеческого духа, которая когда-либо существовала. Из иудейства сюда перешли религиозные импульсы и предпосылки (для историка Иисус - последний в ряду иудейских пророков, осознающий свою связь с ними); от греков - философская широта, ясность и сила мысли, от римлян - организационная мудрость в сфере реального. Из всего этого возникает некая целостность, которую никто не предвидел заранее; с одной стороны, удивительно сложный конечный результат в синкретическом мире Римской империи, с другой - целое, движимое новыми религиозными и философскими концепциями, наиболее видным представителем которых был Августин. Христианская церковь оказалась способной соединить даже самое противоречивое, вобрать в себя все идеалы, считавшиеся до той поры наиболее высокими, и надежно хранить их в виде нерушимой традиции.

Однако исторически христианство как по своему содержанию, так и в своей реальности - результат поздней стадии развития. Поскольку христианство воспринималось последующим временем как основа и изначальность, в историческом понимании Запада произошел сдвиг перспективы в пользу поздней античности - подобные сдвиги происходили также в Индии и Китае. Для всего средневековья Цезарь и Август значили больше, чем Солон и Перикл, Вергилий больше, чем Гомер, Дионисий Ареопагит и Августин больше, чем Гераклит и Платон *. Последующий возврат к подлинной изначальной оси никогда не был полным, открывались лишь отдельные феномены. Так, уже в средние века были вновь открыты Аристотель и Платон, глубина пророческой религиозности нашла свое выражение в различных направлениях протестантского вероисповедания, вновь обратился к греческой культуре немецкий гуманизм конца XVIII в.

Однако решающее влияние западного христианства на Европу было не только духовным, но и политическим. Иллюстрацией этому может служить сравнительное сопоставление. С III в. н. э.

82

великие догматические религии превратились в способствующий созданию единства политический фактор. С 224 г. иранская религия стала основой империи Сассанидов; христианская религия, начиная с правления Константина,- основой Римской империи; ислам с VII в.- основой арабского государства. В отличие от сравнительно свободных культурных связей в древности, в этом гуманном мире, теперь между различными культурами разверзлась пропасть. Войны стали одновременно и религиозными войнами между Византией и династией Сассанидов, между Византией и арабами; позже войны западных государств с арабами и, наконец, военные действия во время крестовых походов. В этом преобразованном мире византийское христианство мало чем отличалось от остальных догматических религий. Византия была в той или другой степени теократическим государством. Иным было положение на Западе. Правда, притязания церкви были здесь такими же. Однако поскольку они не реализовались и церковь была вынуждена вступить в борьбу, она не только способствовала углублению духовной жизни, но, противостоя светской власти, стала фактором свободы. Христианство здесь способствовало тому, что поборниками свободы стали и противники церкви. Все выдающиеся государственные деятели были религиозны. Сила их воли, направленной не только на проблемы политической власти данного момента, но привносящий этос и религию во все формы жизни и государства, была, начиная со средневековья, основным источником западной свободы.

Непрерывность в образованности Запада. Невзирая на серьезные катаклизмы, разрушения и как будто бы полный упадок, непрерывность в формировании культуры Запада не была утеряна. Во всяком случае, формы восприятия и схемы, наименования и формулы сохранялись на протяжении тысячелетий. Даже там, где была прервана сознательная связь с прошлым, осталась некая фактическая непрерывность, а за ней последовало сознательное возобновление непрерывности в развитии.

Китай и Индия всегда продолжали в своей жизни собственное прошлое, Греция, напротив, выходила за эти рамки, отправляясь от чуждого ей прошлого восточных народов, а северные народы - от по существу чуждой им культуры Средиземноморья. Для Запада характерна изначальность, возникающая как беспрерывное продолжение прошлого далеких ему народов, которое он усваивает, перерабатывает и преобразует.

Запад возник на основе христианства и античности; то и другое было воспринято им сначала в том облике, в каком поздняя античность передала их германским народам. Лишь позже произошел постепенный возврат к истокам, к библейской религии и к греческой культуре.

Со времени Сципионов * гуманизм стал формой сознания и образованности, которая в своих разветвлениях проходит через всю историю Запада и доходит до наших дней. •"-•7

Западный мир создал универсальные кристаллизации, обеспе- /

83

чивавшие непрерывность в формировании образованности: imperium Romanum 1 и католическую церковь. Оба эти института стали основой европейского сознания, которому всегда грозил распад, но которое в своих грандиозных выступлениях против угрожающего ему чуждого элемента всегда заново конструировалось, пусть и недостаточно прочно (примером может служить эпоха крестовых походов, опасность монгольского и турецкого нашествия).

Однако тенденция к созданию единых универсальных форм образованности и ее передачи не привела здесь к мертвой закостенелости духовной жизни, подобно тому как это произошло в Китае в конфуцианстве; напротив, здесь постоянно происходили прорывы, в которых европейские народы попеременно достигали своих творческих эпох, питавших затем всю европейскую культуру в целом.

/""" Итальянский Ренессанс рассматривал себя как возрождение античности, немецкая Реформация - как возрождение христианства. И действительно, то и другое привело со временем к возрождению глубокого постижения оси мировой истории. Однако они были также, и это прежде всего, эпохами изначального создания новой западной культуры, которое началось еще до этого возрождения и шло со все возрастающей силой. Тот период мировой истории - 1500-1830 гг.,-который на Западе характеризуется большим числом выдающихся личностей, творениями непреходящей ценности в области поэзии и изобразительного искусства, глубочайшими религиозными порывами, наконец, открытиями в области науки и техники, следует считать непосредственной предпосылкой нашей духовной жизни. /

- 10

VI. СПЕЦИФИКА ЗАПАДНОГО МИРА

Если в прошлом европейское сознание отстраняло как чуждую себе всю историю человечества, предшествовавшую грекам и иудеям, и оттесняло все то, что находилось вне его собственной духовной жизни, в обширную область этнографии, помещая творения этих культур в этнографические музеи, то в этой давно уже пересмотренной точке зрения тем не менее заключена некоторая истина.

Уже в осевое время, когда наблюдалась наибольшая близость между культурами от Китая до Запада (впоследствии развитие шло в различных направлениях), отклонения были. Тем не менее перед лицом нашего современного мира, в сравнении с ним нельзя не заметить сходства между отдельными сферами культуры вплоть до 1500 г. н. э, В последние века появилось, однако, нечто действительно неповторимое, новое в полном смысле этого слова: наука и ее

Римская империя (лат.).

84