Интегральный синтез

В историко-социологической литературе традиционно принято, хотя, видимо, не вполне справедливо, разграничивать два периода творчества Сорокина - русский и американский. Конечно же, русский Сорокин и Сорокин-американец довольно не похожи друг на друга и по кругу анализируемых проблем, и по характеру использования материала, и по степени зрелости и самостоятельности создаваемых теорий. Однако очевидно, чго интегральная сущность всех его работ всегда оставалсь неизменной. Более того, и все его мировоззрение было пронизано интегральным синтезом и на уровне сциентических программ, и в политических взглядах, и даже на уровне жизненной философии. В этом смысле принципиальное отличие между ранним и поздним Сорокиным заключается лишь в глобализме его теории: если он начинал довольно традиционно для социальной мысли рубежа веков, то в гарвардский период превратился в могущественного макросоциолога, рассматривающего цивилизацию в качестве атомарной единицы своего анализа.

В отечественной специальной литературе опубликованы работы, в которых довольно подробно анализируются сорокинские взгляды1. Нашу задачу мы видим в том, чтобы дать сейчас лишь краткую выжимку эволюции его общетеоретических взглядов, основываясь главным образом на самых значительных трудах Сорокина в их логической и диахронической целостности.

1 Сошлемся лишь на труды Голосенко И. А.: Социология Питирима Сорокина // История буржуазной социологии первой половины XX века. М., 1979; Социология в дореволюционной России // Философские науки. 1988. № 1.

Первоначально теоретико-методологические построения Сорокина и их методологическое обоснование осуществлялись им в духе неопозитивистско-бихевиористического синтеза. В своей первой книге - "Преступление и кара, подвиг и награда" - он определяет социальный феномен (сферу надорганики) как "социальную связь, имеющую психическую природу и реализующуюся в сознании индивидов". Иными словами, если всякое взаимодействие обладает психическим характером, то оно суть социальное явление. Однако социолог, по Сорокину, имеет дело лишь с внешней природой социального явления, то есть с символической, а посему в попытке генерализации он неизбежно приходит к утверждению трех основных форм актов - "дозволенно-должные", "рекомендуемые" (они не противоречат представлениям дозволенно-должного, но представляют собой "сверхнормальную роскошь") и "запрещенные" (или "недозволенные"). Каждая из этих форм существует в связке с соответствующей ей оппозицией - санкцией. Так, рекомендуемым актам соответствуют награды, запрещенным (преступление) - кары, а дозволенным - "должные" реакции. Словом, вся социальная жизнь виделась ему в виде нескончаемой цепной реакции акций-реакций, а их взаимодействие составляет суть исторического прогресса.

Через каких-то несколько лет эта на вид довольно наивная схема быстро "разбухает" и обретает законченно логический вид. В "Системе социологии" Сорокин формулирует принципы, от которых он не отойдет в будущем. Согласно Сорокину, теоретическая социология распадается фактически на три основных раздела: 1) социальную аналитику (социальные анатомия и морфология); 2) социальную механику (ее объект - социальные процессы); 3) социальную генетику (теория эволюции общественной жизни). Такое видение структуры социологического знания Сорокин почти безо всяких изменений сохранит на долгие годы. В этом смысле содержательно близкими являются его "Система социологии" и "Общества, культуры и личности" (1947). В их основе - квинтэссенция структурного метода, а методологический базис - синтез неопозитивизма и умеренного бихевиоризма.

С этих позиций он формулирует свой исходный тезис о том, что социальное поведение основано на психофизических механизмах, а субъективные аспекты поведения суть "переменные" величины. Интегральным фактором всей социальной жизни он считал коллективный рефлекс. Эту установку ученого не трудно пронаблюдать на материале его "Социологии революции". "Все возрастающее подавление основных инстинктов населения; их базовый характер и бессилие групп, стоящих на страже порядка, - таковы три элемента адекватного описания условий революционного взрыва"1. Иными словами, в основе любых революционных движений в обществе лежит подавление базовых инстинктов - пищеварительных, сексуальных, инстинктов собственности, самовыражения, самосохранения и многих других.

В "Системе социологии" взаимодействие Сорокин рассматривает в качестве простейшей модели социального явления. Его элементами он считал: индивидов, акты (действия) и проводники общения (они же - символы интеракции). Взаимодействующим индивидам свойственны наличность высшей нервной системы, потребности и способность реагировать на стимулы. Акты состоят из внешних раздражителей и внутренней реализации психологической жизни. Проводники - суть символы передачи реакций между субъектами интеракции (язык, письменность, музыка, искусство, деньги и т. п.). Взаимодействие может выступать как антагонистическое или солидаристическое, одностороннее или двустороннее, шаблонное или нешаблонное. Социальные же группы, по Сорокину, делятся на элементарные, кумулятивные и сложные.

Намеченный в "Системе" синтез получает свое развитие в "Социальной мобильности", которая, по единодушному мнению специалистов, считается классическим для западной социологии трудом по проблемам стратификации и мобильности. Но книга особенно "интересна благодаря теоретическому различию, проводимому между горизонтальной и вертикальной мобильностью, и глубокому анализу основных средств и каналов, при помощи которых индивидуумы могут достигнуть вертикальной мобильности"2.

1 Sorokin P. A. Sociology of Revolution. Philadelphia, 1925. P. 370-371.

2 Беккер Г., Бесков А. Современная социологическая теория в ее преемственности и изменении. М., 1961. С. 424.

Согласно Сорокину, социальная мобильность есть естественное и нормальное состояние общества. Она подразумевает не только социальные перемещения индивидов, групп, но и социальных объектов (ценности), то есть всего того, что создано или модифицировано в процессе человеческой деятельности. Горизонтальная мобильность предполагает переход из одной социальной группы в другую, расположенных на одном и том же уровне общественной стратификации. Под вертикальной мобильностью он подразумевал перемещение индивида из одного пласта в другой, причем в зависимости от направления самого перемещения можно говорить о двух типах вертикальной мобильности: восходящей и нисходящей, то есть о социальном подъеме и социальном спуске.

Вертикальную мобильность, по мнению Сорокина, должно рассматривать в трех аспектах, соответствующих трем формам социальной стратификации, - как внутрипрофессиональную или межпрофессиональную циркуляцию, политические перемещения и продвижения по "экономической лестнице". Основным препятствием для социальной мобильности в стратифицированных обществах является наличие специфических "сит", которые как бы просеивают индивидов, предоставляя возможность одним перемещаться вверх, тормозя продвижение других. Это "сито" и есть механизм социального тестирования, отбора и распределения индивидов по социальным стратам. Они, как правило, совпадают с основными каналами вертикальной мобильности, то есть школой, армией, церковью, профессиональными, экономическими и политическими организациями. На основе богатого эмпирического материала Сорокин делает вывод, что "в любом обществе социальная циркуляция индивидов и их распределение осуществляются не по воле случая, а носят характер необходимости и строго контролируются разнообразными институтами"1. Однако Сорокин четко отличал мобильность в нормальные периоды эволюции общества и в периоды общественных потрясений и катастроф, когда "поступательность, упорядоченность и строго контролируемый характер мобильности существенно нарушаются"2. Правда, даже в периоды хаоса, по Сорокину, все равно сохраняются помехи на пути к неограниченной социальной мобильности как в виде остатков "сита" старого режима, так и быстрого роста нового "сита" зарождающегося порядка.

Для Сорокина, как, впрочем, и для многих исследователей до и после него, очевиден внеисторический динамизм социальной стратификации. Абрис и высота экономической, политической или профессиональной стратификации - вневременные характеристики и нормативные черты стратификации. Их временные флуктуации не носят однонаправленного движения ни в сторону увеличения социальной дистанции, ни в сторону ее сокращения. Социальная стратификация - "это постоянная характеристика любого организованного общества. Изменяясь по форме, социальная стратификация существовала во всех обществах, провозглашавших равенство людей. Феодализм и олигархия продолжают существовать в науке и искусстве, политике и менеджменте, банде преступников и демократиях уравнителей, словом - повсюду"3. Воистину история показывает, что нестратифицированное общество с подлинным и последовательно проведенным принципом равенства его членов есть миф, никогда не реализованный на практике и так и оставшийся лишь знамением всемирных уравнителей.

В гарвардский период творчества интегралистские тенденции и на- строения Сорокина окончательно оформляются в единую интегральную модель, что находит отражение прежде всего в его четырехтомной "Социальной и культурной динамике"4.

1 Sorokin P. A. Social and Cultural Mobility. N. Y., 1959. P. 207.

2 Sorokin P. A. Man and Society in Calamity. N. Y., 1942. P. 113.

3 Sorokin P. A. Social and Cultural Mobility. P. 16.

4 Sorokin P. A. Social and Cultural Dynamics. N. Y., 1937-1941. Vol. 1-4.

Не претендуя на последовательное и системное описание когнитивной модели Сорокина, аккумулировавшей, как кажется, идеи почти всех отраслей гуманитарного знания, постараемся стилем "телеграфного конспекта" описать в общих чертах как саму модель, так и основные методологические принципы, на которых она базируется. При этом мы будем преимущественно апеллировать к вводному разделу первого тома и четвертому тому "Динамики", а также к прецеденту "телеграфного изложения" модели, одобренному самим Сорокиным1.

1 Cowell F. R. Values in Human Society. The Contribution of Pitirim A. Sorokin to Sociology. N. Y., 1970.

Все люди вступают в систему социальных взаимоотношений под влиянием целого комплекса факторов: бессознательных (рефлексы), биосознательных (голод, чувство жажды, половое влечение и т. п.) и социо-сознательных (значения, нормы, ценности) регуляторов. В отличие от случайностных и временных агрегатов (толпа), характеризуемых отсутствием ясных и пролонгированных связей, только общество способно продуцировать значения, нормы, ценности, существующие как бы внутри социосознательных "эго" - конституирующих общество членов. Поэтому любое общество можно описать и понять только лишь через призму присущей ему системы "значения, нормы, ценности". Эта система суть единовременное культурное качество.

Далее. Скрытые в социосознательных индивидах и обществах культурные качества обнаруживаются во всех достижениях человеческой цивилизации, сохраняются также и в дискретные периоды культурной истории (войны, революции, прочие общественные бедствия). Социо-эмпирические исследования культурных качеств (значений, норм, ценностей) позволяют выявить весьма длительные периоды истории, в течение которых проявляются относительно близкие и даже идентичные культурные образцы - виды деятельности, мысли, творчества, верования и т. п. Эти продолжительные образцы культурной жизни, несмотря на всевозможные и случайные девиации, эмпирически устанавливаются лишь потому, что сами они суть продукт логико-значимых культурных систем.

. При этом логико-значимые культурно-ценностные системы - детерминанты культурного качества - формируются под воздействием "двойственной" природы человека - существа мыслящего и существа чувствующего. Преимущественное качество тем самым совпадает с одним из полюсов ценностно-культурной шкалы. Если основной акцент сделан на чувственной стороне человеческой природы, то соответственно детерминируется чувственный образец культурных ценностей; на воображении и разуме - нечувственный. Причем и в том и в другом случае не нейтрализуются полностью противоположные мотивы поведения, мышления. При условии же баланса чувственных и рациональных стимулов формируются идеалистические культуры.

Перегруппировка всех классов ценностей, значений и норм в этом ключе, их вскрытие в ходе исторического исследования показывают удивительное соответствие с ценностными классами, выработанными мыслителями античной классики: ценности, происходящие в результате когнитивной деятельности (Истина); эстетического удовлетворения (Красота); социальной адаптации и морали (Добро); и, наконец, конституирующая все остальные ценности в единое социальное целое (Польза). Любую социально значимую человеческую активность можно объяснить посредством этих четырех поистине универсальных категорий. Игнорирование их или подмена другими объясняющими принципами неизбежно ведет к сциентистской неудаче искусственного перевода этих категорий на язык других и менее адекватных терминов.

Интегральный подход в равной мере применим при описании индивидуального типажа или культурных ценностей. В самом деле, любой индивид вписан в систему культурных ценностей, а его бессознательные мотивы и биосознательные стимулы контролируются и подчиняются его социосознательному "эго". Так и культура становится интегральной лишь тогда, когда общество добивается успеха, балансируя и гармонизируя энергию людей, отданную на службу Истине, Красоте и Добру. Подобный "интегрализм" характеризуется логико-значимой взаимосвязью всех существенных компонентов личности или культуры. Модель "интегральной" культурной сверхсистемы - результирующая систематического и гармонизирующего ценностного образца - дает значительно больше для полноценного и адекватного определения и понимания культуры, нежели традиционные социологические, антропологические или культурологические методы.

Вот почему дискриптивный анализ социальной жизни должен быть подчинен исходному примату культурных ценностей даже в таких аспектах социального бытия, где, как может показаться с первого взгляда, отсутствует прямое восхождение к культурно-ценностным системам. К примеру, понятия "группа", "класс", "роль", "стратификация", "социальное действие" и им подобные приобретают научную валидность, когда интерпретируются как переменные культурных сверхсистем, конгруэнтных связей ценностей, , норм, значений.

В силу этого новая философия истории должна исходить из тезиса о том, что в пределах, заданных относительно константными физическими условиями (климат, географическое положение), наиважнейшим фактором социокультурных изменений (то есть собственно динамики) становится распад той или иной доминантной культурной сверхсисгемы - "идеациональной" ("ideational"), "идеалистической" ("idealistic"), "чувственной" ("sensate"). Именно в этом смысле тождественны социология и философия истории, ибо они концентрируют свое внимание на проблематике генезиса, эволюции, распада и кризиса доминантных систем, в результате чего проясняются вопросы "как?", "почему?" и "когда?" происходят те или иные социокультурные изменения.

Каждая из культурных сверхсистем "обладает свойственной ей ментальностью, собственной системой истины и знания, собственной философией и мировоззрением, своей религией и образцом "святости", собственными представлениями правого и недолжного, собственными формами изящной словесности и искусства, своими нравами, законами, кодексом поведения, своими доминирующими формами социальных отношений, собственной экономической и политической организацией, наконец, собственным типом личности со свойственным только ему менталитетом и поведением"1

1 Sorokin P. A. Social and Cultural Dynamics. Vol. 1. P. 67. 22

Словом, если для Платона центральным понятием его системы были "идеи", для Аристотеля - "значения", для Бэкона - "эксперимент" и "индукция", для Дарвина - "естественный отбор", то для Сорокина, очевидно, таким понятием становится "ценность". Конечно же, многие мыслители и до него размышляли о природе ценностей, но, пожалуй, никому до Сорокина не удалось показать систематизирующую и методологическую значимость ценностной теории в социологии.

"Таков в общих чертах "интегральный" синтез сорокинской макросоциологии. Современное состояние западной культуры Сорокин диагносцировал как кризисное, которое, однако, вовсе не виделось ему в духе шпенглеровского субъективизма - конца ее исторического существования, смертельной агонии всей западной цивилизации. Нынешняя "чувственная" культура, считал он, обречена на закат, поскольку именно она повинна в деградации человека, превращении ценностей в простые релятивные конвенции. Его главное пророчество на этот счет звучит так: "Мы живем, мыслим, действуем в конце сияющего чувственного дня, длившегося шесть веков. Лучи заходящего солнца все еще освещают величие уходящей эпохи. Но свет медленно угасает, и в сгущающейся тьме нам все труднее различать это величие и искать надежные ориентиры в наступивших сумерках. Ночь этой переходной эпохи начинает опускаться на нас, с ее кошмарами, пугающими тенями, душераздирающими ужасами. За ее пределами, однако, различим рассвет новой великой идеациональной культуры, приветствующей новое поколение - людей будущего"1.

1 Sorokin P. A. Social and Cultural Dynamics. Vol. 3. P. 535; Sorokin P. A. The Crisis of Our Age. N. Y., 1941. P. 13.

Провозвестник новой идеациональной будущности через очищение и воскрешение культуры, проповедник нравственного возрождения общества, основанного на принципах альтруистической любви и этике солидарности, - таков "нетипичный" для академического ученого облик Сорокина-социолога и Сорокина-пророка, на долгие годы запомнившийся своим соратникам и ученикам. Таковым он начинает постепенно открываться, хотя и с печальным опозданием, своим соотечественникам.

Наследие Сорокина колоссально. Он автор более полусотни книг, не говоря уж о бесчисленных статьях, заметках, эссе и прочих формах малого жанра. Его книги переведены почти на все языки мира, но - увы! - не на русский язык. Настоящий однотомник отнюдь не претендует на полное отражение многогранного творчества Питирима Сорокина. И все же, монтируя книгу, мы старались придерживаться следующих основополагающих принципов.

Прежде всего нам хотелось пусть даже и неполно по объему и научной значимости, но все же более или менее равномерно представить русский и американский периоды его творчества, хотя такое хронологическое деление крайне нелогично, а возможно, и ошибочно. Стиль ранних работ Сорокина уникален и красочен. В нем содержится весь колорит "старорежимного" русского языка науки, дефицит которого с особой остротой мы испытываем сегодня. Во-вторых, при компоновании содержания перед нами стояла сверхзадача проследить динамику в развитии его научных взглядов, проиллюстрировать эволюцию его систематического социологического видения. В-третьих, чрезвычайно важным представлялся и другой аспект - необходимость продемонстрировать всю палитру его творчества или по крайней мере значительную ее часть, от работ общегуманитарного и социально-прикладного характера до сугубо академических, в которых Сорокиным предпринималась попытка охватить весь социальный универсум. В-четвертых, в бытность еще русским подданным Сорокин значительную часть своей энергии отдавал политической деятельности, много писал о революционном переустройстве России, что, как кажется, не потеряло своей актуальности и сегодня. Наконец, в-пятых, настоящее издание отличается еще и тем, что в содержание тома включены также работы Сорокина, которые ранее при жизни автора никогда не были опубликованы.

В настоящий сборник вошли крупные и тематически завершенные фрагменты из следующих его сочинений: русского периода - "Преступление и кара, подвиг и награда", "Проблема социального равенства"; американского - "Социология революции", "Социальная и культурная мобильность", "Кризис нашего времени", "Общество, культура и личность", а также небольшой отрывок из его воспоминаний "Долгое путешествие".

В настоящем издании подстрочно приводятся примечания П. А. Сорокина, обозначенные цифрами, а также примечания составителя, дополнительно обозначенные звездочками.

В заключение мне хотелось бы выразить глубокую признательность всем, кто содействовал изданию этой книги на всех этапах ее подготовки, и в особенности И. А. Альтману и О. В. Кузнецовой за помощь в работе с архивными материалами, Л. В. Никитиной за помощь в работе с оригинальными текстами Сорокина. Хочется надеяться, что "долгий путь" Сорокина на родину наконец-то завершился и эта книга послужит стимулом для более вдумчивого знакомства читателя с творчеством крупнейшего социолога нашего столетия.

А. Ю. Согомонов