Гусейнов А.А. Возможна ли мораль (нравственность), независимая от религии. 2006

Абдусалам Гусейнов

Мораль, несомненно, зависит от религии в том смысле, что взаимодействует с ней также как с другими формами культуры - искусством, наукой, может быть даже теснее, чем с ними. У морали и религии есть общие точки пересечения. Так, например, для них (и только для них) специфична проблема смысла жизни человека. В интересующем нас вопросе речь идет, видимо, не о такого рода горизонтальных связях, а совсем о другом, а именно: производна ли мораль в своем происхождении и зависима ли она в своем существовании от религии до такой степени, что вне религиозного контекста она деформируется, теряет свою подлинность?

Не существует религии по определению, а есть многообразные, часто отрицающие друг друга религиозные опыты, в том числе, между прочим, и такие, которые саму мораль объявляли религией. К примеру, Л.Н. Толстой считал себя глубоко верующим христианином и создал свое религиозно-нравственное учение. Однако Святейший синод назвал последнее "противохристианским". Совершенно очевидно, что в данном случае мы имеем дело с двумя разными пониманиями религии вообще и христианской религии в частности. Когда говорят о зависимости или независимости морали от религии, то обычно имеют в виду авраамические религии (иудаизм, христианство, ислам) в их исторически устоявшихся конфессиональных формах.

Если переформулировать исходный вопрос с учетом сделанных уточнений, то он выглядит сугубо риторическим. Ибо ответ на него совершенно очевиден и бесспорен: мораль, независимая от религии, возможна. Существовали целые эпохи и народы, которые имели огромные нравственные достижения еще в языческий период своей истории. Самый яркий пример - Древняя Греция, в рамках культуры которой выкристаллизовались кардинальные добродетели умеренности, мужества, справедливости, мудрости, было сформулировано золотое правило нравственности, разработано понятие этики. Все это - бесценное достояние человечества, в полной мере сохраняющее свое значение до настоящего времени.

Другим исторически масштабным опытом нравственной жизни, которая складывалась вне, а часто вопреки религиозно-конфессиональному влиянию, был советский опыт. Как бы ни оценивать советскую эпоху одно несомненно: ее нравственная повседневность ни в коем случае не может считаться провалом по сравнению с эпохой, которая предшествовала ей, и со временем, которое наступило после нее.

Существуют целые цивилизации, которые по привычным канонам авраамических верований, вообще являются безрелигиозными, но которые тем не менее блестяще доказали свою нравственную дееспособность. Такова, например, китайская цивилизация.

Наконец, элементарный и непредвзятый жизненный опыт в современном обществе показывает, что есть много нравственно достойных людей, которые далеки от официально-церковных верований и практик и настроены по отношению к ним скептически, даже враждебно.

Мораль не только может быть независимой от религии или других детерминирующих ее факторов. Но только такой она и может быть! Она выражает автономию личности. Существует много определений и теоретических интерпретаций морали. Однако один ее признак, в общем и целом, признается всеми: мораль охватывает область индивидуально-ответственных суждений и действий - тех суждений и действий личности, совершение или несовершение которых находится целиком в ее власти и которые в полной мере могут быть вменены ей в вину или заслугу. Это не значит, что моральные действия беспричинны. Это значит лишь, что сам сознательно, целенаправленно действующий индивид является их последней причиной в том смысле, что они не могли бы состояться без его моральной санкции. Человек, например, может кое-что терять из-за того, что он рыжий, или обладает малым ростом. Но это не вызывает в нем угрызений совести. В то же время он может много выиграть, подделав подпись или иным способом обманув окружающих. При этом он где-то в глубине души понимает, что совершил подлость. Разница в том, что первое от него не зависит. Второе является его делом.

Особо следует подчеркнуть: и в рамках религиозного мировоззрения мораль также фактически рассматривается как область человеческой автономии. Никто и никогда не сомневался в том, что нормы Десятисловия Моисея или Нагорной проповеди Иисуса Христа находятся в пределах возможностей верующего человека, являются делом его свободного выбора и в этом качестве вменяются ему в долг. В свое время Августин и Пелагий вели богословский спор о том, в какой мере посмертная судьба человека зависит от нравственного качества его земной жизни. Пелагий видел здесь прямую связь. Августин считал, что такой связи нет, и рассматривал спасение человека как непостижимую тайну Бога. Однако и Августин рассматривал моральный выбор как исключительную прерогативу человека, ибо, как писал он "в самих божественных заповедях не было бы пользы для человека, когда бы не обладал он свободным произволением воли".

Есть, правда, один пункт, где идея морали кажется зависимой от идеи Бога. Это был основной аргумент, в силу которого Л.Н. Толстой (см. об этом его работу "Религия и нравственность") на вопрос о возможности нравственности, независимой от религии, давал отрицательный ответ, тут же, правда, уточняя, что речь идет о религии в его понимании. Под религией он понимал отношение человека к окружающему его бесконечному миру, его началу и первопричине, и при этом считал, что без такого отношения к миру существование человека так же невозможно, как невозможно его существование без сердца. Соответственно нравственностью он называл обозначение и разъяснение той деятельности, которая вытекает из того или иного религиозного отношения к миру. Речь, таким образом, идет об осмыслении моральных абсолютов и абсолютности самой морали в ценностной системе координат человеческого поведения. Насколько я могу судить, пока еще не найдено удовлетворительного философского решения данной проблемы, если, конечно, не считать за такое решение сам отказ от морального абсолютизма .

Первоисточниками важнейших общечеловеческих норм в культурной зоне авраамических религий являются Тора, Евангелие, Коран. Сформулированы они там от имени Бога. Этот факт как будто бы опровергает идею автономной морали. В действительности он может быть дополнительным аргументом в ее пользу. Возведение моральных норм к Богу, рассмотренное в контексте культуры, может быть понято как знак и признание того, что никто из людей не имеет исключительного права говорить от имени морали, что перед ней, перед моралью, как и перед Богом, все равны и что, следовательно, на каждом индивиде лежит бремя ответственности и суда за следование тем нормам, которые определяют меру его человечности.

Во "Второзаконии" Моисей, подводя итог наставлениям Бога, говорит: "Вот я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло" (Втор. 30, 15). Добро несет свою награду в себе, оно совпадает с жизнью, зло несет свое наказание в себе, оно совпадает со смертью. Это представление о самоценности добра, об изначальности морали в человеческой жизнедеятельности красной нитью проходит через всю Библию. С него начинается и кончается библейская версия человеческой истории. Сотворив человека и поселив его в саду Едемском, Бог разрешил ему есть от всякого дерева за исключением дерева познания и добра: "Не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь" (Быт. 2, 17). Человек понял этот запрет как моральное предписание. А на самом деле слова Бога были фактическим утверждением. Бог просто сообщал человеку о ядовитости плодов этого дерева и предостерегал его, также как взрослый предостерегает ребенка, запрещая ему играть, например, спичками. Человек же усвоил, только то, что он сам может выбирать. Он проигнорировал самое важное, а именно, что выбор будет адекватным, поддерживающим его жизнь и, следовательно, соответствующим также его самости, только в том случае, если это будет выбор добра. Моральная автономия есть привилегия и право разумного существа быть моральным, выстраивать свое познание и свою жизнь по вектору добра. А человек, согласно библейской легенде, которая, впрочем, довольно точно обобщает историческую правду, истолковал ее ложно - как право самому решать, что есть добро и что есть зло. Именно это роковое заблуждение стало первопричиной человеческих бедствий, о чем мы узнаем из заключительной книги "Откровение святого Иоанна Богослова", идейно и композиционно завершающей Библию. В ней описывается страшный конец, где народы губят друг друга, выстроившись по линиям добра и зла так, как они их понимают.

Обсуждая тему соотношения религии и морали, нужно иметь в виду ее взрывоопасную силу. Джордж Буш, президент США, прочерчивая свою ось зла, проходящую через 60 стран и более, как он выразился, апеллирует к Богу. Бог не нейтрален, утверждает он. Но те, кто противостоит ему, тот же Бен Ладен, также творят свои черные дела именем Бога. Кто нам укажет критерий, отделяющий злоупотребление именем Бога от оправданного обращения к нему?! Мне кажется, нравственная атмосфера современного общества будет намного чище, если мы не будем делать вид, будто знаем, что хочет от нас Бог или чего требует от нас история, а будем принимать решения и совершать поступки с полным сознанием своей собственной ответственности за них.

В заключение - еще одно важное замечание. Содержание нравственных норм и добродетелей является до банальности простым и практически одинаковым во всех развитых культурах; так, любой современный человек знает, что обманывать - плохо, а помогать нуждающимся - хорошо. Но что касается философских и религиозно-конфессиональных обоснований и конфигураций морали, то они сильно отличаются друг от друга. Поэтому в современных условиях разъедающего мировоззренческого плюрализма очень важно акцентировать внимание на единстве нравственного опыта людей в рамках общепринятых светских форм жизни, а не на различиях, которые связаны с доктринальными обоснованиями и версиями этого опыта.

Наталия Хафизова

Салам Керимович, спасибо за подброшенную тему для размышлений, действительно важную в наши дни. То, что мораль генетически связана с религией - это неоспоримый факт. Именно в религии оформились и негативные, и позитивные моральные требования как результат осмысления мира, человека и, конечно же, реальности человеческого общежития.

Так, возникновение негативных требований связано с осмыслением такого опыта в социальной действительности, который предельно опасен, причем эта опасность признается большинством. Именно поэтому негативные требования имеют конкретное содержание для всех и всегда, их сверхзадача - способствовать установлению справедливости и достижению социального блага. Позитивные требования, в отличие от негативных, не имеют основы в реальном человеческом опыте, они - некий идеал, признающийся как ценность, но не имеющий обязательной силы, а только рекомендательную. Поэтому позитивные требования абстрактны, их содержательное наполнение всегда индивидуально и ситуативно, их сверхзадача - смысловое наполнение реальности индивидуального и социального бытия.

Когда признается, абсолютность связи религии и морали, то источником обоих видов требований осознается высшая реальность - Бог. Он и санкционирует, и указывает, и наказывает, и награждает. Но именно это обстоятельство и девальвирует моральную ценность как негативного, так и позитивного поступков. Ведь здесь в поступке на первый план выходят не собственно моральные мотивы, а скорее психологические: совершение поступков сопровождается страхом наказания или ожиданием награды. Хотя, справедливости ради, следует сказать, что не всегда отношения религии и морали в поступке таковы, как было описано выше. Часто религиозное переживание рождается как итог морально ответственного существования, моральной рефлексии своего бытия. Именно в этой плоскости взаимоотношений религии и морали находятся учения И. Канта, Л.Н. Толстого, а также восточные религиозно-философские системы. Суть этих взаимоотношений может быть выражена так: не потому нравственен, что верю, но потому верю, что нравственен.

Единство происхождения морали религии вовсе не означает их неразрывность и абсолютную взаимообусловленность. Я бы сказала даже, что не столько мораль нуждается в религии, сколько религия нуждается в морали как средстве своего сохранения и распространения. Именно поэтому современный православный фундаментализм в России так настаивает на тезисе, что духовное возрождение и нравственный прогресс не возможно без религии. Мораль же как сфера индивидуально-ответственного выбора и поступков "здесь и сейчас" может порождать любую ценносто-мировоззренческую систему, в которой человек реализует сам себя в качестве свободного субъекта, всем своим существом переживающим удивительную целостность мироздания и открывающим свой со-ответственный способ бытия.

Так что я согласна, что не только возможна мораль, независимая от религии, но она должна таковой быть.

Боронникова В.

Тема Салама Керимовича навела меня на почти кощунственные мысли. Мораль и религия развиваются параллельно, более того, мораль предшествует религии и является одним из оснований зарождения человеческой культуры. Моральные принципы могут сделать человека свободным в рамках определенного тела культуры, но эта культура не обязательно основывается на религиозных принципах. Поэтому, если человек соблюдает все принципы культуры (господствующей) - он высокоморален в рамках данного типа культуры, и при этом он может быть совершенно не религиозен.

Мораль и религия взаимозависимы, но эта взаимозависимость такого рода (согласна с Наташей Хафизовой!) - религии вне морали существовать не может, чего нельзя сказать о морали. Любое религиозное деяние так или иначе связано с моральными установками. Мораль же как таковая, не производна от религии, и, в известной степени, от нее не зависит. Она может быть самодавлеющей и существовать вполне полноценно.

Безрелигиозная нравственность действительно автономна, потому что она прежде всего зависит от самого человека. Религиозная мораль навязывает нормы, они приобретают характер постулатов, аксиом, которым необходимо следовать неуклонно и человек только тогда морален, когда следует этим нормам, причем в том контексте, который предлагает ему та или иная религия, конфессия. Человек, нравственность которого не подчинена индивидуальным религиозным убеждениям имеет возможность реализовать свою свободу выбора. Религия этого выбора не дает. Она ограничивает этот выбор религиозными догматами которые и являются теми границами, в рамках которых только и разрешен выбор. Но за это выбор человек несет ответственность которая уже чуть ли не заранее расписана.

Вывод: мораль может быть религиозной и так же может быть автономной от религии. Религия же не существует без морали и одновременно может быть аморальной (в некоторых своих проявлениях). Поскольку лишает человека свободы, навязывает определенные нравственные нормы, которые вступают в противоречие с современными реалиями (отношение к семье, браку например и т.д.). Проявляется это также в том, что современные конфессии так или иначе отходят от своих основополагающих идей стремясь подстроиться под изменяющиеся условия современного общества. Религия основывается на Священном писании, св. текстах, и всякий отход от этих основ или вариации с ними означает скрытую (принятую или непринятую) форму ереси. Если основания подвергаются сомнению самой религией - она является аморальной по отношению к самой себе и по отношению к обществу.

Боронникова В.

Продолжая размышлять над данной темой, вот что я еще хотела заметить. В своем генезисе религия и мораль теснейшим образом коррелированны, ибо они имеют одно общее основание - мифологическое сознание. Последнее характеризуется, прежде всего, синкретизмом - нерасчлененностью, слитностью воедино зачатков всех последующих форм общественного сознания. В основе же мифа лежат своеобразно интерпретируемые первые, сугубо человеческие нравственные установки, такие как - запреты на инцест, убийство соплеменников и т.д. Возможно ли рассматривать какое-либо архаическое представление, мифологическое сознание в истоках которого изначально лежит сознание религиозное? Вряд ли.

Религия вырастает из мифологического сознания преодолевая его рамки и поэтому производна от него. В известном смысле, тоже самое можно сказать и о морали. Если рассматривать религию и мораль как относительно самостоятельные феномены духовной культуры, вопрос о том что чему предшествует - религия морали или наоборот, правомерно рассматривать не во временном, а только в логическом отношении т.е. в плане доминирования одной из них над другой и то, только в рамках определенных типов культур.

Например, в средневековой культуре господствующей выступает религиозная форма общественного сознания, в силу этого она подчиняет и приводит нравственные нормы в полное соответствие с догматами веры. А начиная с эпохи Просвещения, и особенно, начиная с кон. Х!Х ст., когда происходит освобождение феноменов духовной культуры в т.ч. и морали, от беспрекословного подчинения этим догматам, уже религия вынуждена приспосабливаться к изменившимся реалиям и, следовательно, сама приводит в соответствие свои догматы с нравственными нормами гражданского, светского общества.)

Для религии характерно, прежде всего четкое разделение профанного мира и мира горнего. С точки зрения христианской религии - мораль понимается прежде всего как Откровение, поэтому мораль земного общества (мира профанного) по сути своей аморальна, если она не приведена в полное соответствие с религиозными, трансцендентными установками. Одной из важнейших задач христианства является забота о спасении души, т.е. религия ведает в принципе не мирскими делами, а делами духовными. Отсюда следует - узость сферы применения религиозной морали, за пределами которой по существу, остаются многие дискуссионные проблемы современного общества. Нравственность же, инкорпорируя множество компонентов из других форм сознания (религиозного в том числе) и, одновременно, присутствуя во всех этих формах - приобретает всеобъемлющий характер. Иными словами, нравственность, в настоящее время все больше выполняет функцию важнейшего системообразующего фактора социума, на основе которого осуществляется корреляция различных сфер жизнедеятельности человека, общества.

Яна Афанасенко

Здравствуйте, Салам Керимович!

Спасибо за тему (чем вызван интерес к ней?)! Она как раз сопрягается с курсом "Религиозная этика", который я читаю у религиоведов.

На вопрос о происхождении морали и ее связи с религией я ссылаюсь на Мэла Томпсона ("Философия религии" М., 2001), который предлагает три наиболее популярных варианта ответа (а не две, как в энциклопедии по "Этике"). Это "автономия" ( "мораль автономна, если она основана исключительно на разуме и не ссылается на религиозные идеи..."), "гетерономия" (правила морали исходят из внешнего источника, например, культуры, чей набор ценностей обусловлен религиозным влиянием), "теономия" (источник морали - Бог). Эти версии происхождения морали не исключают, но дополняют друг друга (на мой взгляд) и с пониманием воспринимаются как верующими, так и неверующими студентами (ситуация выбора). Для меня наиболее интересен гетерономный вариант происхождения морали, когда ее связь с религией через культуру далеко не всегда осознается самими носителями этой культуры (в особенности это касается некоторых т.н. атеистов, использующих для определения моральных понятий язык религии).

Что касается автономии в религии этой проблеме посвящен интересный труд Фритца Озера "Сколько религий нужно человеку? Воспитание и развитие религиозной автономии" (М., 1995). Кстати, начинает он свое повествование с ссылки на рассказ Л.Н. Толстого "Много ли земли нужно человеку", правда, применительно к религии. Задавшись вопросом о том, существует ли вообще религиозная автономия, Озер утверждает "да" и предлагает следующий, гуманистический, вариант интерпретации" : "Под той или иной степенью религиозной автономии можно понимать ту логику, с которой люди различного возраста и различной религиозной принадлежности актуализируют свое отношение к высшему началу в определенной конкретной ситуации... Можно говорить также об определенной степени субъективного использования религиозных способов истолкования мира. Использование таких способов относится не только к чрезвычайным ситуациям, когда личность стремится найти религиозный ответ на непостижимые перипетии бытия, но и к тому, как вообще интерпретируются и объясняются религиозные действия и тексты (например, библейские). Далее автономия рассматривается в философском (где, по мнению автора, для ее определения используются политические и социальные категории) и теологическом контекстах, но приоритет, естественно, отдается теологическому пониманию как подлинно гуманистическому (!).

Вообще, этот взгляд, на автономию в религии очень интересен, т.к. позволяет найти основания для диалога представителям как светского, так и религиозного сознания.

На одной из лекций В.И.Гараджи я услышала о существовании морали в т.н. дорелигиозную эпоху (к сожалению, рекомендуемая им литература по этому вопросу мне недоступна).

Яна

Абдусалам Гусейнов

Благодарю Н.Хафизову и В.Боронникову за отклики. На мой взгляд плодотворной и требующей дальнейших уточнений является высказанная ими обеими мысль о том, что если мораль, не вытекающая из религии, возможна, то религия, не переходящая в мораль, вряд ли. Судить о религиозном опыте, не имея его, - очень трудно. Но тем не менее, если исходить из свидетельств об этом опыте, то можно заключить: в его основе лежит изначальная и безусловная готовность человека следовать воле Бога. И смысл самих религиозных опытов - от индивидуальных и философских до коллективных и конфессионально оформленных - состоит в том, чтобы узнать Бога, получить его откровение, словом, узнать его "требования" к нам и наилучшим образом им следовать.

Здесь на мой взгляд необходимо различать, как минимум, два вопроса: мораль как особую часть (аспект) религии, существующую в форме этических учений и предписаний - то, что составляет предмет нравственного богословия, и нравственный (точнее даже: сверхнравственный) статус самой религии, как откровения, как символа веры, священнодействия и т.д. Наиболее важным и трудным, по-видимому, является проблема соотношения одного с другим. Чтобы серьезно обсуждать эти темы одной философско-этической компетенции недостаточно. Поэтому я не могу углубляться в них и предпочитаю ограничиться рамками сформулированного мной вопроса. В этих рамках для меня не до конца понятным и открытым остается вот что: обязательно ли идея абсолютного как она выражена в морали сопрягается с идеей абсолютного как она выражена в религии?

Ольга Зубец

Позвольте включиться в обсуждение с тем чувством неуверенности, которое, наверное, сопровождает любое обращение внерелигиозного человека к вопросам религии. Тем не менее, мне кажется, что можно поставить проблему и более крамольно-заостренно: возможно, религия и мораль являются несовместимыми явлениями, неуживающимися друг с другом формами сознания, хотя, конечно же, вынужденными сосуществовать (не без скрытого конфликта) в сознании индивида.

Для человека эстетического икона является объектом эстетического восприятия, а для человека веры - это нечто совершенно иное. И все бы ничего, если бы религиозное и эстетическое восприятие иконы не исключали бы друг друга. Конечно, эстетическое впечатление от посещения храма может быть очень сильным и может перетекать в религиозное чувство. Но это не устраняет сущностного противостояния художественного и религиозного восприятия.

Обратимся к отношению религии (я могу вести речь лишь о христианстве) и морали.

"Я ничего не могу творить Сам от Себя; Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела" - эта цитата из Библии выражает суть противоречия между моралью и религией. Не случайно из всех человеческих пороков лишь один является объектом непрерывной борьбы со стороны Бога - это гордость. Только этот порок касается не отношений людей друг с другом, но отношений человека и Бога, только он способен разрушить добродетельность любой добродетели - и уже в этом уподобиться божественной мощи. Творение Самому от Себя - не есть ли это сущность морали, не мораль ли и есть способность человека стать субъектом своего поступания, осуществить свое богоподобие - ведь именно вкусив яблоко познания добра и зла становится человек "одним из Нас" - не только творением, но и творцом. Гордость как раз и касается изначального условия существования человека как нравственного существа - в этом происходит столкновение с Богом, это делает ее главным объектом божественного противления. Спасение от гордости - устранение себя, стирание себя ниже уровня земли, а земле и пеплу что гордиться? Устранение человека из области добродетелей выступает, таким образом, как единственный способ преодоления гордости.

Конечно, возможно, утверждение, что "Он творит дела" - мои дела, отвечает потребностям обоснования морали через противостоящий эмпирическому миру абсолют, но ведь это не редкость, когда обоснование тайно, неявным образом уничтожает обоснуемое.

Наталия Хафизова

Ольга , позвольте не согласиться с Вами. Пороком является гордыня, а не гордость; гордыня - это чрезмерная гордость. А гордость - это как раз состояние самоуважения собственной самостоятельности и состоятельности в поступке. Когда говорится, что все творится по воле Бога, здесь лишь утверждается то, что одной человеческой воли не достает для творения изменений мира, но зато её вполне достаточно для совершения выбора (гордость - это знание меры собственных деяний в совместном творении). Не Бог выбирает, но человек: что должно быть, а что - нет. Отсюда, как говорит Салам Керимович, только негативные поступки полностью в ведении нашей воли.

Так что я не думаю, что если человек религиозен, то он автоматически аморален. Хотя, конечно, если им движет страх наказания или жажда награды, то моральная ценность такого поступка для самого человека ничтожна. Но если свой поступок он совершает на том основании, что он - человек, сам выбирающий и творящий себя в поступке, то какая разница - верующий он или нет?

Ольга Зубец

Наталия! Я ни в коей мере не имею в виду, что религиозный человек аморален по определению. Речь идет о том, что моральность его (не по содержанию поступков, а по самому конституированию себя в качестве морального существа) находится в некотором противоречии с устремлением быть подлинно религиозным (во всяком случае, в соответствии с той идеей религиозности, которая обнаруживается у средневековых теологов). Мне кажется, что Ваше объяснение о личном, человеческом выборе может быть проинтерпретировано последними именно как гордыня. Что касается различения гордыни и гордости - то действительно, еще в раннем христианстве велась речь о святой гордости "sancta superbia", а Августин допускает подражание Богу, но лишь в его смирении. Не ставить себя на место Бога, но сметь подражать ему. Но может ли подражание считаться основой морали - ведь это еще нечто детское, предморальное, хотя, возможно, и чистое состояние. Открытие себя в качестве морального субъекта тайно или открыто предполагает претензию или способность занять божественное место - устанавливать собой ценность мира.

Ольга Зубец

Вот еще крошечное добавление. Зашла на один любопытный и любимый мной форум "классика" и тут же наткнулась на озадаченность одного из участников: сейчас понятие "религия" включают в понятие "гуманизм", а ведь некогда она ему энергично противостояла. Подозреваю, что сущность явлений ярче проявляется в их молодости, а не когда в ходе долгой истории и старения стираются все острые углы.

Боронникова В.

Здравствуйте все! За последнее время здесь появились интересные сообщения, и подключаясь к обсуждению позволю себе несколько ремарок по поводу…

К вопросу Салама Керимовича, мне кажется, что обязательность сопряжения абсолютного в морали и религии правомерна лишь тогда, когда речь идет о религиозной морали, здесь действительно идея абсолютного в морали и религии сопрягаются полностью. Ибо и здесь и там в роли абсолютного выступает Бог, его воля. Что касается нерелигиозных форм морали, то в данном случае, во-первых, не все системы нравственности вообще допускают возможность существования абсолютного в морали, во-вторых, существуют такие системы, которые видят абсолютное в морали не в Боге, а в других основаниях. Иными словами, здесь обязательность сопряжения не является обязательной, хотя и религиозная мораль допускает стремление например к добру и благу как обязательный элемент нравственности, но в его основании опять же лежит божественное начало.

О моральности или аморальности религиозного человека, как, впрочем, и любого другого, правомерно говорить только с позиций определенной, конкретной системы нравственных ценностей (даже в рамках религиозной морали, - мораль христианина аморальна с позиции последователя ислама и наоборот). В противном случае, все разговоры и моральности или аморальности носят сугубо схоластический характер.

По поводу высказывания Ольги -"возможно, религия и мораль являются несовместимыми явлениями, неуживающимися друг с другом формами сознания, хотя, конечно же, вынужденными сосуществовать (не без скрытого конфликта) в сознании индивида."

О несовместимости морали и религии не вполне правомерно говорить по одной простой причине, состоящей в том, что религия изначально органично и неразрывно связана с моралью (в сознании религиозного индивида в частности), либо я не совсем поняла, что Вы имеете в виду под "вынужденностью сосуществования" и "скрытым конфликтом". О неуживчивости и несовместимости религии и морали можно говорить на мой взгляд, в том случае, если мы рассматриваем атеистическую мораль, а не мораль как социальное явление вообще.

"И все бы ничего, если бы религиозное и эстетическое восприятие иконы не исключали бы друг друга. Конечно, эстетическое впечатление от посещения храма может быть очень сильным и может перетекать в религиозное чувство. Но это не устраняет сущностного противостояния художественного и религиозного восприятия." Исходя из данного высказывания, не лишаем ли мы верующего человека права на художественное восприятие икон? Вопрос здесь может ставиться только в плане доминирования религиозного восприятия верующим человеком иконы над эстетическим.

"Подозреваю, что сущность явлений ярче проявляется в их молодости, а не когда в ходе долгой истории и старения стираются все острые углы." Вообще - это интересно, хотя я всегда считала, что как раз наоборот в состоянии зрелости, сущность проявляется наиболее ярко, а в период "старения" явления, острые углы проявляются наиболее четко в силу того, что здесь происходит обострение противоречий между "ставшим" и "становящимся" (т.е. новой сущностью).

Всем - всего хорошего, не болейте!

Абдусалам Гусейнов

С опозданием благодарю за реплики Вилену Боронникову и Яну Афанасенко.

Теперь о том, что говорит Ольга Зубец. Нет сомнения, религия и мораль - разные вещи. Они и именуются по-разному. Но они при этом "тянутся" друг к другу, перекрещиваются. Возникает вопрос, так ли они соединяются друг с другом, как это происходит, например, в упомянутом ею случае соединения религиозных и эстетических чувств. Или как-то по другому? Художественно-эстетическое и религиозное восприятия мира по существу различны, до такой степени различны, что вполне мыслим и существовал религиозный опыт (например, тех же первых христиан) вне специального эстетического оформления. А возможен ли он вне этического наполнения - вот вопрос! Нет ли в самом характере различия (разности) между моралью и религией чего-то такого, что заставляет их смотреть друг на друга, точнее даже: не позволяет им оторваться друг от друга?

Возьмем различие между моралью и религией так, как его обозначила Ольга Зубец (обозначила очень точно и страстно! Я бы нашел и другие хвалебные слова в ее адрес, если бы уверенность, с которой она пишет, не свидетельствовала о том, что она в них не нуждается). Религия учит: "Ты ничего не можешь творить Сам от Себя, только от Бога". Мораль учит: "Ты морален только тогда, когда творишь Сам от Себя". Нетрудно видеть: здесь - не просто различие. Здесь - противоположность. А противоположности - что? Правильно! Они переходят друг в друга, как нас учит диалектика. Посмотрим, как это происходит.

"Ты ничего не можешь творить Сам от Себя. А только от Бога". Следовать воле Бога - такова логика человека религии. "Не как я хочу, а как ты хочешь, Боже" - говорил Иисус перед лицом предстоящей страшной казни. Теперь давайте задумаемся, где и когда мы действуем не от себя? Тогда, когда мы ставим себя на службу другому - готовы пойти в огонь и в воду ради любимого человека, пожертвовать собой ради Отчизны, умерять свои эгоистические страсти и интересы, оторвать что-то от себя и отдать ближнему, следовать долгу и т.д., т.е. тогда, когда мы действуем нравственно. Из всех форм ценностного сознания и поведения именно мораль (и едва ли не только она!) ориентирует человека на благо другого, на то, чтобы руководствоваться тем, что несомненно получило бы всеобщее одобрение, что хотели бы другие, а не ты Сам от Себя. Мораль, собственно, и есть способность соразмеряться с другими, жить в общежитии. Получается, что действуя в логике религии, мы попадаем в пространство морали. Заповедь любви в христианской версии, собственно, об этом и говорит: Люби Бога и ближнего как самого себя.

Подойдем теперь с другого конца: "Творение Самому от Себя - не есть ли это сущность морали?" (Зубец). Есть. Но что значит творить Самому от Себя? Это значит вообще творить. Быть зачинателем мира. Действовать так, как если бы ты был высшей, последней и абсолютной инстанцией. Автономия морали не просто предполагает человека гордого, а преисполняет его такой гордыней, которая не считается ни с кем и ни с чем, а только с тем, что он Сам от Себя считает правильным, не считается даже, как мы узнаем из Библии, с заповедью Бога, полагая, что даже Бог ему не указ. Получается, что действуя в логике морали, человек действует так, как если бы он сам был Богом.

Противоположности, таким образом, действительно переходят друг в друга. Двигаясь в направлении, которое задается религиозной логикой, человек раскрывает себя как нравственное существо. Двигаясь в направлении, которое задается логикой морали, человек раскрывает себя как божественное (богоподобное, богоравное) существо.

Теперь о последнем "крошечном добавлении". Европейский гуманизм в самом деле вырастал из критики религии. Но не вообще религии, а религии в ее средневековой версии. Надо различать религию саму по себе и религию в церковно-догматизированном и ритуализированном виде. Правда, я не уверен, существовала ли бы первая (религия), если бы не было второй (церкви). Тем не менее, для меня - это разные вещи, настолько разные, что с моей точки зрения священники, выступающие от имени Бога, являются богохульниками. Бог - такая абсолютная величина, что человек не может о нем ничего знать и тем более не может выступать от его имени. Он не может даже сметь верить в него. Когда человек говорит "Я верю в Бога", то, на мой взгляд, он берет на себя больше, чем должен.

Давайте задумаемся: что останется от религии, если вычесть из нее символ веры, обрядность и прочие вещи, которые замкнуты на интересы церкви как особого общественного института, а также всякие глупости, касающиеся представлений о мире (творение за шесть дней, непорочное зачатие и т.д.)? Многие умные люди полагали, что в таком случае останется только мораль. Толстой так думал. Фейербах так думал. Что-то в этом роде думал Кант. И Спиноза. Может быть они правы?

Хочу обратить внимание на такой с интересующей нас точки зрения очень показательный факт. Эпикур считается атеистом (по крайней мере многие, в том числе идеологи церкви, считали его таковым). В то же время известно, что у него была своя теология. Он признавал существование богов. Его боги - существа блаженные и бессмертные, которые живут в межмировых пространствах в совершенной безмятежности. Что он определенно отрицал, так это промыслительную деятельность богов. По Эпикуру боги не вмешиваются в человеческие дела ни в смысле наказания, ни в смысле благотворения. И одного этого оказалось достаточно для того, чтобы считать его атеистом, видеть в нем "героя впервые низвергнувшего богов и поправшего религию" (Маркс). Если Эпикур попал в число атеистов только потому, что он отказал богам в участии в человеческих делах и построил этику без оглядки на них, то это означает (по крайней мере с точки зрения тех, кто считает Эпикура атеистом), что религия оторвавшись от морали, перестает быть религией.

Я думаю, мы должны исследовать мораль саму по себе, без апелляции к религии. Если между ними есть связь, то ее необходимо выявить (к ней подойти) в ходе и через исследование морали. Вот я и спрашиваю: а что есть такого в моральном опыте, с какими такими трудностями и тупиками встречается познание морали, которые принуждают нас обратиться к религии?

Наталия Хафизова

Абдусалам Гусейнов писал:

Вот я и спрашиваю: а что есть такого в моральном опыте, с какими такими трудностями и тупиками встречается познание морали, которые принуждают нас обратиться к религии?

Попытаюсь поразмышлять над поставленным Саламом Керимовичем вопросом. Прошу прощения за, как мне кажется, сложность изложения (видимо то, что я хочу сказать еще не так ясно для меня самой, раз простоты как ясности мышления не наблюдается).

Познание пространства морали отдельным человеком сталкивается с проблемой: имеются ли критерии истинности моральных максим? Это основная причина возникающих трудностей и тупиков в постижении пространства морали, разворачивающих человека к тому, чтобы искать ответ в религии. Например, такие вопросы:

- Как я могу быть уверен, что я поступаю правильно? Нужны моральные авторитеты? Какие из них я могу брать для подражания? Где взять критерий совершенства, указывающий на авторитет в морали?

- Что такое справедливость? Во власти ли человеческого ума справедливое воздаяние за дела? Кто в праве судить, и по какой мерке, по чьей? Она должна быть либо всеобщей, универсальной (божественной?), либо никакой, но тогда зачем спрашивать о справедливости?

- Что такое должное? Его источник? Должное как идеальное, совершенное, но откуда я могу знать, что это идеальное - совершенно? Почему я должен? Кто автор этого долженствования? Чтобы долженствование было не в тягость, оно должно быть онтологично (с законом не поспоришь, как не поспоришь с законами природы), т.е. быть Богом или от Бога? и т.д.

Сдается мне, что мир ценностей - это мир феноменов, содержание которых не познаваемо логическими вывертами (последние способны дать только намек), но факт их существования удостоверяется индивидуальным опытом открытия значимости моральных ценностей. Так ценность любви не есть перечисление того, что должен делать любящий и для чего он должен это делать, но это смыслоорганизующее переживание своего существование (пережил: это ценность существует для тебя, нет: она для тебя - пустой звук, не способный организовать пространство личностного бытия). Ценности не имеют отношения к истине, они имеют отношение к смыслам; они дают понимание мира и себя, выведенного не из познания действительности, а из веры в открывающиеся смыслы моральных ценностей и уверенности в их значимости. Ценности дают понимание не столько того, как устроено пространство морали, но почему оно может и должно быть устроено именно так. И если человек имеет потребность и способность в собственном смыслотворчестве, то это порождает понимающее переживание ценностного пространства морали, выражающего тем самым доверие своему вкусу (индивидуальной мере гармоничного существования). Если человек бессилен или боится смыслотворчества, то он вынужден верить уже существующим моральным ценностям, тем больше доверяя им, чем они более связаны с абсолютом (например, с Богом), а не с нормотворчеством человеческого общества.

Но парадокс в том, что каждый человек нуждается в том, чтобы его ценности становились (были бы) универсалиями как некими безусловными принципами бытия. Во-первых, только в таком статусе они максимально детерминируют его моральный выбор и поведение, во-вторых, таким способом человек утверждает себя, свой мир (генерализация своих переживаний) как форму истинного существования (где истина - не результат познания, а результат переживания единства с бытием - экзистирования). Быть может, эта тяга к универсализации собственного опыта, с неизбежностью перерождается в идею наличия абсолютных ценностей либо как атрибутов Бога, его сущности, или созданных Богом, либо как распредмеченных свойств самого бытия.

Мораль и в качестве общественного института тоже часто нуждается в религии ("если бы Бога не было, его стоило бы выдумать"), ведь общественная мораль заинтересована в наличии всеобщих оснований как обязательных для исполнения каждым. Любая моральная система общества всегда нуждается в универсалиях, чтобы контролировать и направлять возможные индивидуальные поиски смыслов для сохранения целостности социального пространства. В силу неспособности каждого увидеть, пережить ценность основных моральных требований и рекомендаций религиозная составляющая индивидуального сознания дает фон несомненности в значимости и действенности нравственных максим.

Таким образом, принципиальная непознаваемость моральных категорий, неспособность большинства к творчеству как способу жизни, потребность общества и человека в универсальных несомненных основаниях собственного бытия могут усиливать религиозную компоненту в морали, искать ее истоки в религиозных системах.

Ольга Дорохова

Всем здравствуйте!

Представляю вашему вниманию мои ночные размышления.

Очень хочеться верить, что мораль возможна вне религии. Но по сути, на мой взгляд, это невозможно. Если мы переносим мораль исключительно в "светскую" сферу, то мы неизбежно должны предположить, что есть "моральный" человек, который заключает моральный авторитет в самом себе. Т.е. быть моральным - это уже не процесс, а свершившейся факт. Само понятие "моральный человек" невозможно, т.к. не дает человеку право на любое дальнейшие действие, потому что оно может быть истолковано как аморальное. С другой стороны, человек - существо социальное, ему нужно всегда смотреться в общественное "зеркало", постоянно сравнивать свое поведение с поведением других. Быть морально автономным, значит выпрыгнуть за пределы социальности, встать на путь изгоя. Таких людей единицы. Религия облегчает задачу "быть моральным", она обеспечивает человеку духовный тыл, задает моральный авторитет, которому можно соответствовать.

Абдусалам Гусейнов

Наташе Хафизовой. Наташа, вы, по сути, говорите следующее: постулат Бога нужен, чтобы а) преодолеть ценностную неуверенность, растерянность, найти истинный критерий того, что не подлежит квалификации по критерию истины и заблуждения; б) навязать свои ценностные представления другим, придав им всеобщий вид общепризнанных канонов.

Ольге Дороховой. Очень интересное рассуждение: чтобы быть моральным и вообще быть в сфере морали, надо иметь образ воплощенной моральности, а это невозможно для того, кто сам еще (до конца) не морален. Таков, кажется, был ход мысли Декарта, когда он обосновывал существование Бога. Значит, получается: Бог и религия нужны для того, чтобы оборвать сомнения и найти решение вопроса, который человеку не под силу. Согласен: но в таком случае вы не в праве утверждать о Боге что-либо конкретное, содержательное, интуитивное и вы должны просто принять и признать, что вы (мы) о Боге ничего знать не можем. И Бог в таком случае участвует в нашей моральной жизни как некое совершенство, которое выше наших сил и возможностей, в том числе и выше нашего разумения. Его назначение, выходит, только в том, чтобы быть источником сознания нашего несовершенства, сознания того, что мы не боги. Это значит: мы остаемся в области морали, остаемся без Бога.

Ольга Дорохова

Абдусалам Гусейнов писал:

чтобы быть моральным и вообще быть в сфере морали, надо иметь образ воплощенной моральности, а это невозможно для того, кто сам еще (до конца) не морален. Таков, кажется, был ход мысли Декарта, когда он обосновывал существование Бога. Значит, получается: Бог и религия нужны для того, чтобы оборвать сомнения и найти решение вопроса, который человеку не под силу. Согласен: но в таком случае вы не в праве утверждать о Боге что-либо конкретное, содержательное, интуитивное и вы должны просто принять и признать, что вы (мы) о Боге ничего знать не можем. И Бог в таком случае участвует в нашей моральной жизни как некое совершенство, которое выше наших сил и возможностей, в том числе и выше нашего разумения. Его назначение, выходит, только в том, чтобы быть источником сознания нашего несовершенства, сознания того, что мы не боги. Это значит: мы остаемся в области морали, остаемся без Бога.

Салам Керимович, но ведь сознание того, что мы не боги уже подразумевает понятие "бога". Мне кажется, данная диспозиция бог-человек задает систему координат добро-зло, при этом мы также не можем дать конкретного определения этим понятиям. Значит, нам не требуется в этом смысле четкого определения понятий, чтобы действовать в этой системе координат. Перед нами вершина (мораль), которая не имеет определения, но есть стойкое ощущение, что ее нужно достичь. Для нас ведь важен вопрос, почему система координат добро-зло не может существовать без понятия бога. На мой взгляд, решение может выглядеть так: "добро" в своем понятийном представлении не обозначает понятие "вершина", соотвественно, нет того настойчивого стремления, понятие "бога" задает этот вектор. Конечно, это своего рода уловка в обосновании моральности, но она наиболее понятна многим. Наверное, поэтому в период дестабилизации общества многие обращаются к религии. Либо еще один выход - возникновения героя (извините, я снова о своей теме), который укажет ту вершину, к которой нужно стремиться, поэтому в советское время, где власть отказалась намеренно от религии, возникло такое количество героев и явление, связанных с этим понятием. Но это большая редкость, в отличии от религии.

Ольга Дорохова

Вот натолкнулась на статью в "Независимой газете"

Два мира - две морали

Церковь корректирует Всеобщую декларацию прав человека

Для митрополита Кирилла Всеобщая декларация прав человека - не догма, а повод для раздумий.

Фото Виктора ИльинаОб авторе: Илья Владимирович Архипов - корреспондент Русской службы Би-би-си.

В Москве в начале апреля под эгидой Русской Православной Церкви (РПЦ) прошел Всемирный Русский Народный Собор. На нем была принята "Декларация о правах и достоинстве человека". Представители РПЦ, в частности, заявили, что в Декларации ООН, принятой в 1948 году, "нет места традиции православного Востока". Эта проблема долгое время рассматривалась преимущественно в церковных кругах и теперь, во время Собора, была вынесена на широкое общественное обсуждение.

Авторы Декларации заявляют: "Мы признаем права и свободы человека в той мере, в какой они помогают восхождению личности к добру". Однако только в одном этом утверждении содержится залог будущих дебатов. Как и кто определит, что такое добро, которому призваны служить права и свободы человека?

Очевидно, что у религиозного и светского сознаний будут разные ответы на этот вопрос. Собор говорит, что этому должна "содействовать религиозная традиция, имеющая своим первоисточником Бога, так как голос совести человека может быть заглушен грехом".

Глава Отдела внешних церковных связей митрополит Кирилл (Гундяев) в своем выступлении объяснил, о чем идет речь: "С точки зрения этой традиции, не могут признаваться в качестве нормы насмешки над святыней, аборты, гомосексуализм, эвтаназия и другие виды поведения, активно защищаемые сегодня с позиций концепции прав человека".

Митрополит Кирилл призывает не отделять проблемы нравственности от прав человека. Причина падения нравственности общества, по его мнению, в слишком широком понимании прав и свобод: "Задача концепции прав человека состоит в том, чтобы защищать ценность человека и способствовать возрастанию его достоинства, а не в том, чтобы выпускать из бутылки джинна, который начинает рубить иконы на выставках в Манеже, проводить выставки "Осторожно: религия!", а потом убивать людей только потому, что они принадлежат к другой национальности. Это все звенья одной цепи.

Нельзя плакать по поводу возрастающей ксенофобии в тот момент, когда мы открываем возможности для человека, который не сдерживается никакими нравственными силами, разрушать святыни, оплевывать свое Отечество, разрушать свою культуру. Этот человек пойдет и будет убивать другого и по признаку национальности, и по признаку веры. Нравственность едина и неделима".

Собственно на этом всю дискуссию можно считать законченной. Понять, где связь между выставкой и убийством и почему культурная акция может оказаться в одном ряду с преступлением против человека, современное светское сознание практически не способно, потому что его понятия и ценности весьма далеки от христианских.

В России защитники секулярного общества резко выступают против попыток предложить иной, отличный от сложившегося в западной традиции взгляд на права человека. "Я бы назвал это традицией православных государств, традицией Византии, традицией консервативной и прямо направленной против прав человека в современном их понимании", - говорит правозащитник и почетный президент фонда "Гласность" Сергей Григорянц о выступлении митрополита Кирилла и предложениях Русской Православной Церкви.

Для правозащитников возведение каких-либо надстроек, христианских, мусульманских, иудейских, над "Декларацией о правах" является очевидным и бесспорным посягательствам на свободу человека. Тем более когда об этом заходит речь в условиях России, где ситуация с защитой прав человека далека от благополучной. Тем более что в России Церковь и правозащитные организации чаще оказываются по разные стороны баррикад, а не сотрудничают во благо оздоровления общества.

В открытое противостояние вылились споры о введении в школах предмета "Основы православной культуры" и скандалы, связанные с выставками "Осторожно: религия!" и "Россия-2". Кроме того, нельзя забывать, что, несмотря на слабость гражданского общества в России, конкуренция между его представителями весьма высока.

С одной стороны, гражданское пространство стремится национализировать государство, создавая "сверху" различные структуры разной степени лояльности. С другой - на этом поле все еще пытаются выжить независимые организации, которые вписаны в глобальную сеть более крупных фондов и структур, вызывая тем самым упреки в зависимости от "мирового капитала". И когда о своих правах на гражданскую трибуну заявляет такой влиятельный институт как Церковь, то игроки на поле скорее демонстрируют быстроту реакции. Некоторые скептики даже увидели в новой инициативе Патриархии государственный заказ.

Представители Церкви эти подозрения отвергают. По словам протоиерея Всеволода Чаплина, Патриархия предлагает свою концепцию прав человека, чтобы избежать конфликта цивилизаций: "Нам нужно добиться того, чтобы на уровне права и политики был найден должный баланс между ценностями прав человека и ценностями веры, святынь и Отечества".

Православные считают, что им будет легче найти общий язык с теми же мусульманами, оскорбленными датскими рисунками, или индуистами, преследующими топ-моделей и дизайнеров за слишком откровенные наряды.

В современном обществе, на мировоззрение которого оказала огромное влияние философия постмодернизма, границы между абсолютным злом и добром размыты. В конце текста Декларации приводится внушительный список тех сфер, в которых Собор предлагает сотрудничать с государством и со "всеми благонамеренными силами".

И надо сказать, что они мало чем отличаются от целей, которые ставит перед собой остальное цивилизованное человечество и, в частности, ООН: "Сохранение прав наций и этнических групп на их религию, язык и культуру, отстаивание свободы вероисповедания и права верующих на свой образ жизни, противостояние преступлениям на национальной и религиозной почве, охрана прав ребенка, забота о людях, находящихся в местах заключения и социальных учреждениях, защита жертв деструктивных сект, недопущение тотального контроля над частной жизнью и убеждениями человека".

Спрашивается: зачем надо было собирать Собор? По сути дела, незачем, кроме одного, - защитить права верующих и предложить религиозное понимание прав человека. С точки зрения многих верующих, понятие "свобода" лишено конкретного содержания и его предлагается заменить на понятие "достоинство".

Западное общество привыкло жить в ситуации, когда Церковь политкорректно не вмешивается в его жизнь. Поэтому конфликт Запада и активного ислама, не признающего компромиссов в делах веры, неизбежен, сходятся во мнении большинство экспертов. Православные теоретики добавляют: эту остроту противостояния можно снизить. Для этого, по их мнению, надо только признать, что не всякое человеческое право нравственно.

Самое парадоксальное, что, заявляя о приоритете нравственности, Церковь выполняет несвойственные ей функции регулятора общественных отношений. Дело Церкви не в контроле за уровнем нравственности. Это обязанность по традиции возлагается на нее обществом, которое в большинстве своем имеет самое далекое представление о том, что такое Церковь и зачем она нужна в этом мире. Немногие в самой Церкви могут дать ясное объяснение всему тому, во что они верят. И даже если могут, то чаще всего эти объяснения весьма разнятся друг от друга.

Даже то, что, казалось бы, известно любому верующему - Церковь через таинства приобщает человека к Божественной благодати и способствует его спасению, - для большинства в современном светском обществе является пустым звуком.

Соответственно возникает вопрос: имеет ли Церковь право говорить о своем мнении? Имеет. Но имеет ли она право на то, чтобы диктовать свои взгляды другим? Нет, но на это она и не претендует, по крайней мере гласно. Другое дело, что любое соборное высказывание Церкви становится достоянием общественного пространства, и тогда, как любая идея, она начинает жить уже своей отдельной жизнью.

И тогда, вырванная из контекста церковного понимания, эта идея становится беззащитной и может быть подвергнута любой интерпретации и трансформации. Более того, она практически обречена на непонимание, что, естественно, в рамках светского восприятия Церкви.

Церковь и светское общество говорят не только на разных языках, но само это общение происходит как бы параллельно в двух разных плоскостях. Активисты гражданского общества говорят, что права человека незыблемы, потому что от них зависит наиболее достойное и комфортное существование человека.

Христианство видит свою задачу не в обеспечении максимально удобного существования на земле, а в спасении души, потому и права человека для верующих имеют не абсолютную, а относительную ценность. Права человека - это в первую очередь инструмент контроля общества за государством.

ПЗаседание X Всемирного Русского Народного Собора. Москва, 4 апреля 2006 г.

Фото Виктора ИльинаМировоззренческий конфликт проявляется со всей очевидностью на примере спора о том, кто виноват в росте экстремистских и ксенофобских настроений. Избиения и убийства иностранцев и представителей национальных меньшинств, нападения на синагоги и церкви, осквернения кладбищ - все это реалии современного общества. За этими преступлениями стоят экстремистские группировки, дворовая шпана и футбольные фанаты, ультранационалисты и черносотенцы, неоязычники и сатанисты. Всех не перечислить. Рост насилия на религиозной и национальной почве идет постоянно, утверждают правозащитники и призывают государство активней бороться с нетерпимостью.

Сергей Григорянц прямо винит во всем государственную машину: "Государство, в том числе и правоохранительные органы, создает в России условия для того чудовищного безобразия, которое сейчас творится в стране". А представители Церкви говорят, что причина бед не столько в низкой правовой культуре и слабости гражданского сознания российского общества, сколько в его нравственной распущенности.

"В конечном итоге зло исходит от человека. Милиционер, который избивает невинного, или работник соцучреждения, который издевается над беспомощным, - это люди, которые действуют исходя из черноты собственного сердца. Конечно, работа правозащитных организаций важна, но самое главное - нравственное воспитание", - говорит протоиерей Всеволод Чаплин.

"Нравственное воспитание" - это обтекаемая и несколько лукавая формулировка, так как, согласно христианскому вероучению, надо призывать к покаянию, полному преображению и преодолению греха. А это, как учит Церковь, возможно только во Христе.

Прямо заявить об этом с трибуны Народного Собора представители Церкви опасаются, но своими выступлениями они как бы говорят: вот где лежит нужный вам путь. Поэтому и заходит речь о правах человека, которые, по мнению Церкви, предлагают человеку гораздо больший выбор дорог и тем самым лишают его четких ориентиров.

Вопрос о том, до какой степени Церковь может вмешиваться в жизнь светского государства, остается открытым. Одно дело, если разговоры о нравственном подходе к правам и свободам человека останутся в рамках публичной дискуссии. Однако совсем другое - если из этого на государственном уровне будут сделаны конкретные выводы. Как показывает практика, лишь до определенной степени.

В исламском мире, например, нет такого жесткого разграничения на светские и религиозные ценности, как в западном. И там есть понятие исламского права. Однако то, что в условиях современной России, где практикующих верующих несколько процентов, будет введено православное, христианское или, бери шире, религиозное право, представляется весьма маловероятным.

Многие и не только в среде защитников светского общества считают, что, если государство, руководствуясь взглядами достаточно авторитетного в обществе института, всерьез возьмется пересматривать права человека в соответствии с постулатами одной конкретной религии, противостояние светского и религиозного обществ обострится. При этом может нарушиться та стабильность, за которую так ратует нынешняя российская власть.

Кроме того, очевидно, что самой Церкви надо ответить на один из главных вопросов: не приведут ли призывы к государству заняться "нравственным воспитанием" к клерикализму? С одной стороны, известно, что цель государства не построить на земле рай, а не допустить ее превращения в ад. С другой стороны, есть всегда опасность впасть в искушение "Великого инквизитора" и начать спасать человеческие души путем государственных программ и национальных проектов.

из архива за: 19.04.2006

Боронникова В.

Здравствуйте всем!

Своим запоздавшим "вторжением" на форум, я нескольно отбрасываю обсуждение назад, но тому есть оправдание - заочники, которые уже уехали.

Салам Керимович анализирует аргументацию различия между религией и моралью, предложенную Ольгой Зубец: "Ты ничего не можешь творить Сам от Себя. А только от Бога". Мораль учит: "Ты морален только тогда, когда творишь Сам от Себя".

Позволю себе высказать ряд соображений по этому поводу. 1. Думается, что такая трактовка позиции религии несколько упрощает религиозный подход к этому вопросу. Если остановиться только на этом тезисе "Ты ничего не можешь творить Сам от Себя. А только от Бога", то мы невольно придем к провиденциализму. Т.к. если я не могу ничего творить Сам от Себя, то я ни за что не отвечаю, все от Бога. 2. При обсуждении вопроса, видимо, обязательно необходимо учитывать принцип Свободы Воли, который, кстати, согласно религиозному учению наделил нас бог, дав нам свободу выбора, прежде всего нравственного. Если синтезировать эти два тезиса: 1) Ты ничего не можешь творить Сам от Себя. А только от Бога и 2) Бог даровал человеку свободу воли, как свободу нравственного выбора, то получается, что истинно верующий человек должен (а не - может) каждый свой поступок соизмерять (соотносить) с волей Бога и действовать строго в соответствии с предписаниями и нормами религиозной морали. И в этом нет ничего аморального, т.к. когда я добровольно следую религиозным нравственным предписаниям, а значит, что они уже стали частью моего Я, стали моими нравственными регулятивами, то я уже действую Сам от Себя.

Салам Керимовия предлагает задуматься над тем, где и когда мы действуем не от себя. И отвечает: тогда, когда мы ставим себя на службу другому. Лично для меня здесь есть несколько неясных моментов связанных с нечетким различением двух видов действий: 1. от себя - не от себя и 2. для себя и не для себя. Когда мы действуем не от себя, мы вынуждены действовать по принуждению, под давлением внешних факторов и здесь уже не важно для себя или не для себя совершается тот или иной поступок. Но когда мы действуем от себя, то здесь уже имеет существенное значение для себя или нет осуществляется действие. И не получается ли иногда, что следование тезису "ты морален только тогда, когда творишь Сам от Себя" неизбежно приводит к нравственному оправданию любого человеческого поступка и к декларированию его моральным?

Салам Керимович пишет:

Я думаю мы должны исследовать мораль саму по себе, без апелляции к религии. Если между ними есть связь, то ее необходимо выявить (к ней подойти) в ходе и через развитие морали. Вот я и спрашиваю: а что есть такого в моральном опыте, с какими трудностями и тупиками встречается познание морали, которые принуждают нас обратиться к религии?

Прежде всего, приняв положение согласно которому религия, оторвавшись от морали перестает быть религией, мы признаем, что между ними несомненно существует по крайней мере функциональная связь. Салам Керимович, Вы ставите вопрос о степени и характере ее коррелированности.

Мои соображения по этому поводу. Прежде всего, вряд ли вызовет возражения то, что круг проблем, находящихся в поле зрения морали и религии (здесь речь идет о той ее части, которая касается человеческих отношений) во многом совпадают. Далее, может быть, на первый взгляд, это выглядит парадоксальным, но и оценки многих нравственных поступков очень часто одинаковы. Думается, что принципиальное различие коренится в основаниях, на которых базируются эти оценки. Для религии - это божественное откровение, являющееся по сути своей иррациональным, основанным на вере. Главное преимущество религии в том, что она не сомневается в абсолютности истинности, незыблемости тех критериев, на основе которых эти оценки осуществляются. Они освящены Абсолютом.

Мораль все же стремится к рациональному объяснению значимости тех или иных ценностей и выработке критериев, обосновывающих эту значимость. Эти критерии относительны в силу наличия как правило нескольких сосуществующих и зачастую противоречащих друг другу систем моральных ценностей. Отсюда часто возникают сомнения в их истинности, особенно, когда человек находится в патовой, пограничной ситуации. Он не видит выхода из кризиса на основе существующих моральных ценностей, сомневается в их значимости. Один из выходов - это обращение к вере, религии. Она-то и даст утешение.