А. А. Гусейнов Гимн гражданскому обществу и его морали. 2004

(о книге В.И. Бакштановского и Ю.В. Согомонова "Гражданское общество: новая этика")

// Ведомости. Вып. 25: Общепрофессиональная этика. Тюмень, 2004.

________________________________________

Гуманитарные тексты, понимая под ними тексты, имеющие своим предметом общественно значимые идеи и сопряженные с сознательной человеческой деятельностью, бывают, по крайней мере, трех родов. Одни обрабатывают, формулируют сами идеи, образуя в своей совокупности те или иные интеллектуально-научные области; их век, как правило, является долгим - таковы, например, диалоги Платона, составляющие веху истории философии, или "Капитал" Маркса, являющийся вехой в истории экономической теории. Другие входят в саму практику общественной жизни, представляя собой непосредственный мотивационный аспект коллективных действий, они текучи, как текуча сама жизнь, - таковы, например, листовки, партийные программы, предвыборные речи и т.п. Третьи находятся между ними, стремятся соединить теорию с практикой, утилизуя первую, адаптируя ее к практическим задачам и возвышая вторую, освещая ее светом теории; они образуют собственно идеологический слой и срок их жизни, как правило, бывает соразмерен поколениям - в качестве ярких примеров можно назвать такие произведения как "Что делать" В.И. Ленина, коллективный сборник "Вехи", "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе" А.Д. Сахарова, "Большой провал: рождение и смерть коммунизма в XX столетии" З.Бжезинского. Работа В.И. Бакштановского и Ю.В. Согомонова "Гражданское общество: новая этика" относится к текстам третьего рода и в своем роде она является образцовой.

Диспозиция

Тема гражданского общества, совсем, было, исчезнувшая из философско-социологическо-политической литературы со второй половины XIX века, вновь привлекла внимание в связи с так называемыми бархатными революциями 1989-1991 годов в Восточной Европе и России. Борьба против коммунистической системы ее участниками и идейными интерпретаторами осмысливалась как высвобождение людей в их частных устремлениях из под тотального идеологически инспирированного государственного пресса, как борьба за гражданское общество. Авторы ясно сознают происхождение, смысл, направленность проблематики гражданского общества в ее современном звучании. Они напрямую связывеают свой анализ с задачей построения гражданского общества в России. В самой этой задаче они видят смысл и оправдание тех трансформаций, которые протекают в стране последние пятнадцать лет. Позиция авторов книги является открытой и честной: они на своем месте, в качестве практикующих гуманитариев делают то же самое, что в качестве практикующих политиков делают Гайдар, Немцов и др., в качестве практикующих бизнесменов - Ходорковский, Потанин и др.

Исходную исследовательскую диспозицию авторов по аналогии с известным социологическим методом можно назвать включенным рассуждением. Гражданское общество для них - не только предмет, который они изучают, но и высшая цель, за которую они сражаются. Бакштановский и Согомонов очень пристрастны по отношению к предмету, которым они занимаются, пристрастны открыто и последовательно. Сам факт такой пристрастности может быть поставлен им только в заслугу даже в том случае, если кому-то, как, например, автору данной рецензии, не нравится сам объект их страсти - гражданское общество.

О гражданском обществе в последние годы написано и наговорено очень много. Суждения об этом настолько разные и противоречивые, что они просто не поддаются логической обработке. Гражданское общество сразу вышло в ряд многозначных, размытых понятий, само число определений которых не поддается счету, в силу чего рядом остроумных авторов высказывается предположение, что они функциональны и ценны именно этой своей неопределенностью. По этой причине о гражданском обществе легче высказать еще одно мнение, чем упорядочить и критически проанализировать существующие. Бакштановский и Согомонов выходят из данной трудности с такой же легкостью, с какой Александр Македонский разрубил гордиев узел, который, как известно, специально был завязан так, чтобы его нельзя было развязать. Они отказываются вникать в содержательные различия многочисленных суждений о гражданском обществе, справедливо полагая, видимо, что их нельзя принимать за чистую монету и что, уж во всяком случае, не содержательные акценты являются в данном случае исходными и решающими для понимания сути дела. Они с самого начала выбрали идеологический критерий анализа и в зависимости от "базовых идеологических предпочтений авторов текстов" (50) все, что говорится о гражданском обществе в нашей литературе, и тех, кто говорит, поделили на два класса: а) за гражданское общество, и б) против гражданского общества. "За" выступает либеральный (и социал-демократический) проект, "против" - консервативный (и просоциалистический) проект. Тем самым было признано и самой логикой анализа удостоверено, что в текстах о гражданском обществе решающим является не содержательная характеристика предмета, а идейная диспозиция по отношению к нему. Невольно вспоминается классик, утверждавший, что в современном обществе есть только две идеологии - буржуазная и социалистическая, а что сверх того, то от лукавого.

Методология

"Гражданское общество: новая этика" продолжает и в известном смысле венчает серию работ, выполненных теми же авторами в предшествующие годы. Все они связаны тематически (рассматривают разные аспекты того, что они обобщенно именуют теперь новой этикой гражданского общества), идейно (в них развивается своеобразная версия неоутилитаризма, называемая ими рациональной моралью), а также, что особенно важно подчеркнуть, методологически. Написанные об одном и том же, одними и теми же авторами, они еще и изготовлены в одной и той же мастерской. Бакштановский и Согомонов больше чем фамилии, это уже брэнд. Их "мыслильня", разумеется, оснащена всем необходимым для такого рода производства типовым оборудованием, но сверх того в ней есть еще и нечто такое, что придает изготовленным в ней изделиям узнаваемую фирменную специфику. Характеризуя своеобразие их методологии, хотелось бы отметить два момента.

Во-первых, авторы отдают предпочтение цивилизованному подходу к общественному познанию в отличие от директивно господствовавшего ранее формационного анализа, хотя полностью и не отрицают значение последнего. В этом они не оригинальны, поскольку такое смещение акцентов характерно для всего отечественного обществознания последних двух десятилетий. Однако они более выпукло и точней, чем многие другие авторы, определяют социально-этический смысл и следствия такой смены методологических установок. Формационный подход принципиально историчен: он рассматривает развитие общества как смену качественных состояний. Само будучи новым качеством по сравнению с природой, общество вместе с тем находится в процессе постоянного становления. Это означает, что никакая из его форм не может считаться окончательной, завершенной, в том числе, между прочим, и гражданское общество, которое в категориях формационной теории является синонимом буржуазной стадии развития. Цивилизационный подход при всем многообразии его конкретных интерпретаций имеет ту особенность, что он замыкает развитие общества. В его рамках существенное значение прежде всего имеет противостояние варварству (дикости, естественному состоянию). Считается, что цивилизационные достижения (такие, например, как частная собственность, государство, семья, индивидуализм) навечны. В известном смысле огрубляя, но вместе с тем и обнажая важное отличие, можно сказать, что если формационный взгляд ориентирует на смену форм и совершенствование общества, вырвавшегося из состояния варварства, то цивилизационный взгляд нацеливает на то, чтобы удержаться на достигнутом уровне и не деградировать в варварство снова. Формационный подход видит в варварстве исходную стадию истории, которая осталась в прошлом, а цивилизационный подход рассматривает варварство как непосредственную основу, своего рода естественное состояние, которое необходимо преодолевать постоянно и преодоление которого, собственно говоря, и составляет суть цивилизации.

Во-вторых, Бакштановский и Согомонов практикуют особый, если не ими и изобретенный, то по крайней мере в русско-язычных пределах ими доведенный до совершенства тип исследования, который можно назвать этической теорией среднего уровня. Это - нечто промежуточное между полевыми исследованиями этнологов и этико-нормативными идеализациями философов. Они летят не на заоблачных высотах, подобно сверхзвуковым воздушным лайнерам, имеющим целью кратчайшим по времени образом связать две точки, а на малой высоте, повторяя в воздухе очертания земной поверхности как если бы они составляли топографическую карту местности. Они, собственно говоря, и предлагают своего рода топографию морали гражданского общества. И, хотя, как уже я отмечал, они смотрят на свой предмет влюбленными глазами и изображают нравственный ландшафт гражданского общества в ярком солнечном освещении, тем не менее их взор не настолько ослеплен, чтобы совсем не замечать его теневую сторону.

Авторы нацелены не на критику морального сознания и самосознания гражданского общества, а на их прояснение, рационализацию, теоретически аргументированное воспроизведение. Сама методологическая установка по отношению к предмету исследования такова, что предполагает его апологетику. Соответственно текст предлагаемого ими анализа построен по методике, напоминающей отзыв на диссертацию: такой отзыв, как правило, на 4/5 представляет собой описание достоинств и только на 1/5 посвящен недостаткам, которые при этом обязятельно признаются незначительными и не отменяющими общей положительной оценки. Если продолжить сравнение, то можно сказать, что, согласно Бакштановскому и Согомонову, гражданское общество - своего рода высококачественная докторская диссертация (т.е. последняя в диссертационном ряду работа), написанная человечеством.

Открытие

Так что же такое гражданское общество? Ответ на этот вопрос, который дают авторы, представляет собой самое большое их открытие. Он звучит ясно и очень лаконично: "Гражданское общество и есть общество" (105). Нужно быть благодарным авторам за эту по ньютоновски чеканную формулу. Если она даже и не соответствует действительности, то совершенно точно выражает самосознание самого гражданского общества. Как древние племена, самоназвание которых и понятие человека обозначались одним и тем же словом, полагали что никаких других людей, помимо них, не существует, а близлежащая гора или болото, за которые они боятся заглянуть обозначают конец света, так и те, кто идентифицируют себя с гражданским обществом не могут вообразить, что может быть что-нибудь больше и лучше, чем оно. Своей формулой Бакштановский и Согомонов очень точно выразили не просто самодовольство гражданского общества, а вселенский масштаб этого самодовольства - стремление гражданского общества увековечить себя, закрыть на самом себе историю.

Если общество и гражданское общество есть одно и то же, то как быть с теми состояниями, которые существовали до гражданского общества? Они представляли собой, по мнению авторов, "праобщества", подготовительные стадии, применительно к которым говорить об обществах можно только в той мере, в какой в их недрах складывались признаки гражданского общества. В этом смысле гражданское общество есть общество, достигшее зрелости, развившее свои внутренние потенции, соединившееся, если говорить гегелевским языком, со своим понятием. Здесь опять приходит на ум известная марксистская схема о реальной докоммунистической предыстории и грядущей подлинной коммунистической истории человечества. Хотя есть и существенное отличие. Под гражданским обществом авторы понимают не идеальное "царство целей" и даже не близкое будущее, а то общество, которое реально существует в странах Запада и к которому с трудом и риском никогда его не достичь пробивается Россия. Гражданское общество, как оно сознает само себя и как его понимают наши авторы, - это и есть цивилизованное состояние человеческих объединений, совершивших прорыв по ту сторону варварства, включающего в себя также общинно отягощенный традиционализм. Оно характеризуется индустриально-урбанистической организацией жизни, частной собственностью, рыночными механизмами обмена деятельностью, изначальностью частной жизни и индивидуального гражданского статуса человека в качестве лица. То, что именуется гражданским обществом, может быть также названо буржуазным обществом. Авторы вполне отдают себе отчет в тождестве этих понятий. Они даже озабочены тем, чтобы реабилитировать понятие буржуазности, освободить его от негативной ценностной загруженности. Им претит этический перфекционизм, в особенности романтическая критика всего, что связано с частной собственностью и частной жизнью. Для защищаемой в книге концепции и позиции вполне типичны суждения такого рода: "При умалении и, тем более, при систематическом искоренении частной собственности и частной жизни, когда они уже были востребованы историческим развитием, при насаждении различных форм государственного коллективизма и опекунства (а не солидаризма вообще) человек не может стать хозяином самого себя или перестает быть таковым, утрачивает священное право распоряжаться своим имуществом" (121-122).

Мораль

Отождествление гражданского общества с обществом как таковым, с выходом человечества из тьмы вынужденной архаики на светлый простор свободного цивилизационного развития по сути дела означает признание того, что оно качественно, в своих принципиальных основах является завершенным.

Эту позицию можно психологически понять: люди, которые смотрят на мир изнутри гражданского общества, не могут думать иначе. Ее можно социологически аргументировать: гражданское общество не только представляет собой скачок по сравнению с предшествующими эпохами, по ряду параметров оно достигло также предельных величин. Но вот вопрос: как ее обосновать и оправдать нравственно, этически без того, чтобы не скатиться к тупому благодушию вольтеровского Панглоса? Ведь мораль вырастает из глубокой неудовлетворенности человека собой и миром, ее назначение заключается в том, чтобы трансформировать эту неудовлетворенность в жизненную программу. Бакштановский и Согомонов понимают, что их концепция гражданского общества является дерзким этическим вызовом. И они его принимают.

Надо откровенно признать, что в рамках многоаспектного исторического "проекта" под названием "Гражданское общество для России", они выполняют самую трудную и неблагодарную задачу его этического оправдания. Последовательно развивая методологически заданную линию размышлений, авторы исходят из убеждения, что не гражданское общество подлежит оценке и критике с позиций некой универсальной морали, а оно само задает моральный канон. Гражданское общество, по мнению Бакштановского и Согомонова, несет с собой моральную революция, в ходе которой то, что считалось традиционно моралью, подвергается коренному изменению. Подобно тому как гражданское общество есть общество в собственном смысле слова, так и мораль гражданского общества есть то, что в строгом смысле слова по преимуществу заслуживает название морали.

Мораль гражданского общества авторы называют этикой гражданственности, новой этикой. А то, что было до этого, они называют естественной моралью, которая идеализировала общинные формы жизни (малые социумы) и руководствовалась принципом любви к ближнему. По их мнению расхоже - романтические абсолютистские представления о морали, которые все еще господствуют в умах, сложились на базе естественной морали и у условиях гражданского общества также неуместны, или, например, рыцарские наряды на пассажирах современного авиалайнера. Бакштановский и Согомонов стремятся освободить современников от моральной архаики и принять этику гражданственности в ее сурово-прозаическом величии. Домашние птицы, например гуси, ведут наземное существование, но сохраняют ограниченную способность летать и иногда, особенно, когда оказываются на возвышенной местности, пытаются сделать это. И, чтобы они далеко не улетали, хозяйки подрезают им крылья. Нечто подобное делают наши авторы с тем, что они называют старой моралью, и что обычные люди продолжают считать моралью как таковой. Обрубить моральные фантазии, желание летать, столь неуместное в заземленных условиях гражданского общества - таков замысел авторов.

О том, что современное общество противоречит нагорной проповеди, золотому правилу, говорили и до наших авторов. Но вывод, согласно которому так понятую мораль надо отбросить или, по крайней мере, маргинализировать, такой вывод никто до них, если я не ошибаюсь, сделать не решался. А они решились. Решились почти с наивностью андерсеновского мальчика, сказавшего, что король голый. Они пишут: "Не надо обладать каким-то особо натренированным социологическим чутьем или утонченным воображение, чтобы представить себе , сколь не релевантными выглядят в отношениях на рыночной площади, в политических конкурентных и конфликтных отношениях требования типа "возлюби ближнего" или "не пожелай другому того, чего не желаешь себе", или какое-либо иное выражение знаменитого "золотого правила нравственности" (170). Бакштановский и Согомонов пишут научным, терминологически нагруженным языком. Но иногда они бывают удивительно доходчивы. Так, разъясняя свою позицию, они оспаривают метафору М.Горького из "Песни о Соколе". Для них моральная оптика - не столько оптика Сокола, который парит, хотя и в высоком, но пустом небе, сколько оптика ужа, который так привязан к земле, что не только не может оторваться от нее, но и не желает этого делать.

Что же представляет собой мораль гражданского общества? В описании Бакштановского и Согомонова это сложный, многоаспектный и противоречивый феномен, для понимания качественного своеобразия которого самыми важными являются следующие три момента.

Во - первых, она характеризуется высокой степенью отрефлексированности поступков, когда их мотивирующей основой являются не чувства, обычаи, традиции, ритуалы, а расчет, калькуляция всех "за" и "против". Авторы называют ее "рациональной моралью" (это основное их обозначение нормативно - ценностной системы гражданского общества).

Во-вторых, рациональная мораль гражданского общества прагматична, утилитарна, ориентирована на успех, эффективную деятельность. Речь идет не просто о стремлении к собственной выгоде, что само по себе, по мнению автора, является вполне законным и достойным стремлением, а о конкретизации морали применительно к различным сегментированным сферам общественной жизни (политике, экономике и др.). В этом смысле многообразны и постоянно набирающее силу прикладные этики - не частная особенность моральной жизни гражданского общества, а основная ее форма.

В-третьих, рациональная и прагматичная мораль гражданского общества бесцельна в том смысле, что она не предлагает каких-то суперцелей (сверхценностей, самоценностей), которые находятся вне или помимо конкретных, вполне прагматичных видов деятельности. "Социум, о котором мы ведем речь, предлагает смириться с отсутствием всеобъемлющего идеала, несмотря на почти неистребимую потребность многих людей верить в подобный идеал" (223). Авторы настойчиво реализуют замысел, заявленный ими в предисловии следующими поэтическими строками, воспевающими сизифов труд:

"Он катит камень в гору, в гору, в гору // Он этот труд предпочитает спору // О результатах этого труда"...

Все, что говорят Бакштановский и Согомонов о поведенческом каноне гражданского общества, безупречно. Они точно фиксируют то, что требует это общество от людей и то, что реально практикуют те из них, кто "дорос" до его уровня. В их работе адекватно воспроизведена ценностная структура того, что можно было бы назвать и что ими самими в предшествующих работах называлось этосом гражданского общества. Только вот вопрос, какое все это имеет отношение к морали и этике в том виде, в каком мы знаем о них по делам людей, типа Геракла, Катона Младшего, Жанны де Арк, Че Гевары, Францизска Ассизелло, Альберта Швейцера, Николая Островского, по художественным произведениям Шекспира, Бальзака, Толстого, Бернарда Шоу, Борхеса, по трудам Аристотеля, Канта, тех же Макиавелли, Гоббса, даже Бентама, , какое, наконец, это имеет отношение к тем живым человеческим ситуациям, которые иначе, чем словами "долг", "справедливость", "достоинство", "подлость", "бесчестье", не опишешь? Человек, попавший на нуддистский пляж, может найти признаки, которые позволяют в представленной там биомассе различать отдельных индивидов. Только правомерно ли называть эти различия различиями в одежде?

* * *

Предлагаемые заметки выявляют основной идейный каркас книги Бакштановского и Согомонова, что хотя и не дает полного представления о ее богатом содержании, тем не менее позволяет понять ее место в литературе и публичной жизни. Один из важных признаков, определяющих ценность книг такого рода, заключается в их способности оказывать воспитующее, преобразующее ("катарсическое") воздействие на читателя. Думаю, по этому критерию она заслуживает высокой оценки. К примеру, я принадлежу к той традиции в отечественной философии и культуре, которая не приемлет буржуазность ни в какой форме, ни в форме рыночно-демократического строя, ни в форме мещанского образа жизни, но тем не менее у меня оставались иллюзии относительно морального потенциала гражданского общества в его современной версии. Книга Бакштановского и Согомонова полностью развеяла мои иллюзии. Я могу вполне представить себе и противоположить вариант. Если, допустим, с книгой познакомятся те сторонники гражданского общества, у которых все еще остаются сомнения в моральной безупречности своей позиции, то она наверняка поможет им освободиться от этих "разлагающих" переживаний. Книга всем своим содержанием говорит тем, кто одержал верх в жизненных гонках гражданского общества (на "рыночной площади", как говорят авторы), что они могут жить с гордо поднятой головой, и уж во всяком случае им незачем мучиться угрызениями совести. Разве не этому учит, например, следующий пассаж: "Нарастающее социальное неравенство продиктовано не изменениями в размерах собственности, в характере и структурах доходов, специфике профессиональной деятельности, бюрократических статусах или иных социальных детерминантах, а факторами естественными (способности к созидательной деятельности, к продуцированию новой информации, качества характера, здоровье и т.п.) и потому трудно устранимыми" (204). Словом, авторы столь глубоко выявляют суть гражданского общества как определенного образа жизни, столь последовательно и искренне заявляют свою приверженность его ценностям, что это побуждает, более того: обязывает читателя также занять в данном вопросе более ясную и определенную позицию. Они обрубают почти всякую возможность уклониться от ответа на вопрос, стоит ли человек "за" гражданское общество или "против" него.