Библиотека Новые поступления Словарь Карта сайтов Ссылки

Парсонс Т. Система современных обществ. 1970

Парсонс Т. Система современных обществ. - М., 1998. - 270 с.

Содержание:

Предисловие К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ.

СИСТЕМА СОВРЕМЕННЫХ ОБЩЕСТВ.

О ПОСТРОЕНИИ ТЕОРИИ СОЦИАЛЬНЫХ СИСТЕМ: ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ АВТОБИОГРАФИЯ.

Предисловие К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ.

Впервые русскому читателю, изучающему теоретическую социологию, историю социологической мысли, теории развития и другие области социологии, предоставляется возможность ознакомиться с одним из трудов классика социологии XX в., американского ученого Толкотта Парсонса, изданным полностью, без каких-либо купюр идеологического или конъюнктурного свойства. Все предыдущие издания в России переводов сочинений Парсонса представляли собой сборники небольших отрывков и отдельных глав из работ разных лет. Изначально эти переводы увидели свет в спецхрановском <Информационном бюллетене> ИКСИ АН СССР в 1968 г. Во времена реформ (то есть за последние 10 лет) разные издательства - ИНИОН, МГУ, Наука в том числе - лишь переиздавали в том или ином наборе все те же, только уже естественным образом устаревшие переводы.

Настоящее издание - впервые предпринятый в 1997 г. перевод, сделанный в соответствии с терминологией, используемой в отечественной социологии сегодня, и требованиями, предъявляемыми к научному переводу как таковому. Переводчики и редактор стремились к максимально точному воспроизведению смысла оригинального текста и бережному сохранению авторского методологического аппарата, избегая каких бы то ни было двусмысленностей и в то же время излишней наукообразности. Хотя вполне возможно, что в некоторых случаях предложенные варианты не всегда будут устраивать всех и одинаково легко восприниматься всеми читателями, особенно не имеющими соответствующей подготовки.

Книга Парсонса "Система современных обществ", написанная им в дополнение к изданной несколько ранее книге "Общества в эволюционной и сравнительной перспективе" (подробнее об этом см. в авторском Предисловии), относится к позднему периоду творчества ученого, когда его знаменитая междисциплинарная <общая теория действия>, пройдя через этап одностороннего увлечения структурно-функциональным подходом и языком, приняла более или менее устоявшиеся формы. Место и роль общетеоретических и методологических взглядов Парсонса в публикуемом ныне исследовании по исторической социологии достаточно выясняются, во-первых, из краткого их изложения в главе первой <Теоретические ориентиры> и, во-вторых, из приложенной к основному сочинению другой работы Парсонса - <О построении теории социальных систем: интеллектуальная автобиография>, специально написанной по заказу журнала Американской академии наук и искусств <Daedalus>. Этот самоанализ пройденного творческого пути освобождает нас от более подробной характеристики поня-

тийного аппарата и идейного контекста публикуемой книги. Знакомство с поздними взглядами умудренного опытом ученого на свою теоретическую эволюцию особенно полезно для русского читателя, доселе имевшего об этом авторе лишь отрывочные представления. Очерк помогает лучше понять и общий замысел книги <Система современных обществ>.

Основной целью данного предисловия является предупреждение читателя о некоторых терминологических двусмысленностях, возникающих при русском переводе парсоновского текста. Идейный стержень его книги, обозначенный уже в самом названии, описывается такими однокоренными английскими терминами, как modern, modernity, modernization. Возможны два варианта их перевода на русский язык: од^н - буквальная калька (что само по себе в науке не редкость и часто оправдано), когда все три термина передаются тоже родственными словами - модерновый, модерность и модернизация. Другой вариант - полностью русифицированный: современный, современность и осовременивание. В действительности в отечественной социологической литературе сложилась практика смешанного употребления обоих вариантов: современный, современность и модернизация. При этом слово <современный> в сочетании со словом <общество> понимается не как временная, достаточно неопределенная характеристика приближенности к нашим дням, а как абстрактное типологическое понятие, определение особого типа общества - а именно современного, или в достаточной степени модернизованного, то есть такого, которое прошло весь сложный процесс модернизации (буквально - осовременивания). <Современность> означает эпоху (чрезвычайно продолжительную - с XVII по XX в. и далее) вступления традиционных обществ в активную стадию модернизации. Под <модернизацией> понимается совокупность различного рода экономических, политических и психологических преобразований и изменений конкретного общества на пути его приобщения к системе <современных> обществ. При таком словоупотреблении проблематика становления <современного общества> близка к традиционной проблематике генезиса <капитализма>, или общества капиталистического типа, - проблематике, хорошо известной по классическим исследованиям К. Маркса, М. Вебера, В. Зомбарта и др. У Парсонса лишь смещены и переставлены некоторые акценты. Редакция не сочла возможным идти наперекор сложившейся традиции и утвердила в предлагаемом издании смешанный вариант перевода английского корня <modem>. Таким образом, читателя просят не забывать, что в данном издании исключено использование слова <современный> для определения времени.

В настоящем переводе воспроизводятся оба термина Парсонса - социальный (social) и социетальный (societal) - второй употребляется им и другими теоретиками исключительно в тех случаях, когда речь идет о характеристиках, понятиях и процессах, относящихся к уровню общества в целом, к макроуровню, тогда как первый относится к общественным явлениям без уточнения уровня их рассмотрения (социальное действие, социальная функция семьи, социальная организация религии и т.п.). Что касается английского <community>, несущего у Парсонса двойную нагрузку - от Gemeinschaft Ф. Тенниса и от <органической солидарности> Э. Дюркгейма, то здесь оно переводится преимущественно как <сообщество>, но в некоторых более частных случаях - как <община>, <коммуна>, <общность>. Употребленные Парсонсом в книге слова и выражения на латинском, французском и немецком языках даны на языке оригинала.

М.С. Ковалева

СИСТЕМА СОВРЕМЕННЫХ ОБЩЕСТВ.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга является продолжением и дополнением к моей более ранней работе <Общества в эволюционной и сравнительной перспективе> для серийного издания <Основания современной социологии>. Первоначально было задумано, что обе работы составят единый том, однако на практике оказалось, что требования и ограничения, связанные с любым серийным изданием, не оставляли возможности и для самой приблизительной обработки необходимого материала.

К сожалению, между публикацией этих двух моих книг прошло много времени, в чем повинен в основном сам автор, которому мешали не только взятые им на себя другие обязательства, но и трудности с организацией материала данной рукописи. Эти трудности едва ли удалось бы преодолеть, если бы издатель не пришел на помощь и не позволил несколько расширить объем рукописи; так, если объем <Обществ> составляет всего 117, то эта книга насчитывает 143 страницы*.

На первый взгляд может показаться, что поскольку по сравнению с <Обществами> настоящая книга охватывает меньший временной интервал и более узкий круг вопросов, то задача написать на эту тему небольшую по объему книгу уже гораздо легче. На деле оказалось иначе. Наблюдаемый вблизи ландшафт выглядит гораздо более сложным, чем расположенные вдали холмы и горы, и, может быть, именно из-за такого близкого (по времени) крупномасштабного видения приходится погружаться в тонкие комбинации диагностических и оценочных суждений, что часто мешает формулированию ясных и объективных заключений. В этих условиях краткость книги создает дополнительные трудности, не позволяет автору полностью изложить не только все относящиеся к делу факты, но и собственные взгляды и их аналитические обос-

* Указаны объемы соответствующих американских изданий. - Прим. науч.

ред. перевода (далее Нрп.ч. ред.).

нования. Отчасти этот недостаток компенсируется тем, что жесткие рамки установленного объема книги заставляют стремиться к точности и ясности высказываний. В Предисловии, так же как и в очень кратком Введении, я должен подчеркнуть значимость для меня названия книги - <Система современных обществ>, в котором последнее слово специально дано во множественном числе. В литературе по социальным наукам такое употребление необычно. Во-первых, в этом названии содержится представление о том, что не все социальные системы, даже межнациональные, являются <обществами>. Во-вторых, подразумевается, что многочисленные современные общества - не какие-то случайные разновидности, а в определенном смысле - некая система, части которой дифференцированы друг от друга и в то же время интегрированы друг с другом на основе

взаимозависимости. Следует подчеркнуть, что эта взаимозависимость включает в себя и факторы напряженности и конфликта, столь очевидные в реальной жизни.

Написанием этой книги еще более, чем предыдущей, я обязан помощи многих людей. И снова, как всегда, незаменим был Виктор Лидз, который разыскивал и реферировал нужную литературу, участвовал в обсуждении написанного и был его суровым критиком. Когда же дело дошло до <решающей фазы> приведения рукописи к установленному объему, включая стилистическую правку, это не могло быть компетентным образом осуществлено без интенсивных взаимных обменов мнениями по содержательным проблемам, в прояснении которых неоценимую помощь оказал м-р Джон Эйкьюла. Наконец, я в очередной раз выражаю признательность главному редактору серии Алексу Инкелесу, издателям и моему секретарю мисс Салли Нэш.

Толкотт Парсонс

Декабрь 1970

ВВЕДЕНИЕ

Тезис, лежащий в основе этой работы и определяющий, в частности, и ее отношение к предыдущей работе - <Общества в эволюционной и сравнительной перспективе>', состоит в том, что современный тип общества возник в единственной эволюционной зоне - на Западе, который, по сути, представляет собой часть Европы, ставшую наследницей западной половины Римской империи к северу от Средиземного моря. Следовательно, общество западного христианского мира послужило отправной точкой, из которой <взяло начало> то, что мы называем <системой> современных обществ. Независимо от того, оправдано или нет рассмотрение средневекового западного христианского мира как единого общества, пришедшие ему на смену территориальные государства и культурные образцы, называемые национальными, получили такое развитие, что для эпохи современности весь этот комплекс может рассматриваться только как система обществ.

Данная работа имеет множество интеллектуальных корней. Возможно, наибольшее влияние оказал немецкий идеализм в том виде, в каком он перешел от Г.В.Ф. Гегеля через К. Маркса к М. Веберу. Хотя сегодня и модно посмеиваться над гегелевским прославлением прусского государства, он все-таки сумел создать всестороннюю общую теорию социетальной эволюции, имеющей своей кульминацией современный Запад. Но подобно марксистской теории, эта теория имела слишком определенный временной предел. Маркс признавал, что феодализм существовал не только в Европе, но он предполагал, что возникновение капитализма позволило Европе возглавить процесс общего социетального развития и что тем самым именно здесь должна была зародиться и окончательная стадия этого процесса - социализм-КОММУНИЗМ.

' Parsons Т. Societies: Evolutionary and comparative perspectives. F-nglewood Cliffs

(N.J): Prentice-Hall, 1966.

Вебер предложил более утонченные теоретические основания для различения западной <современности> и высших стадий эволюции, достигнутых принципиально иными цивилизациями. Даже те, кто сомневаются относительно веберовских положений о роли

религии в достижении Западом столь высокого уровня эволюции, вынуждены соглашаться, что и длительное время спустя после того, как процесс модернизации начался на Западе, нигде в другом месте ничего подобного не происходило. В самом деле, можно доказать, что современная система распространялась за пределы Европы только путем колонизации или, как в Японии, посредством процессов, в которых была обязательно взята за образец модель современного, модернизованного Запада. Во Введении к своим сравнительным исследованиям по социологии религии^ Вебер поставил вопрос о том, содержится ли в опыте современного Запада универсальная значимость или нет. Ссылаясь на экспериментальную науку, искусство, рациональные правовые и административные системы, современное государственное устройство и <рациональный буржуазный капитализм>, он делал вывод, что комбинация всех этих факторов создает уникальную социокультурную систему, обладающую не знающей себе равных адаптивной способностью.

Настоящая книга написана в веберовском духе, но с попыткой учесть достижения социологической теории и других наук за последние 50 лет. Одну из основных перспектив открывают теоретические связи между эволюцией органической, с одной стороны, и эволюцией социальной и культурной - с другой. Прогресс биологической теории и социальных наук' создал твердые основания для включения общества и культуры в состав более общей теории эволюции - эволюции живых систем.

Одним из аспектов этого подхода является параллель между возникновением человека как биологического вида и появлением

' Это Введение проливает свет не только на всоеровскую социологию религии, но и вообще на все его творчество. Именно по зтои причине и невзирая на то, что оно было опубликовано в 1919 г., более 15 лет спустя после выхода <Протестантской этики>, я включил его в свои перевод этой книги: Weber М. The Protestant ethic and the spirit of capitalism. N.Y.: Scribners, 1930. {BeocpM. Протестантская этика и дух капитализма//йеос'^Л/. Избранные произведения. М.: Прогресс. 1990.1

' Наши взгляды по этому вопросу см.: Parsons 'Г. Societies...: Idem. Evolutionary' liniversals in society//Parsons T. Sociological theory and modern society. N.Y.: Free Press. 1967. Cli. 15: см. также: Sinipsoii G.G. The meaning of evolution. New Haven: Yalc Univ. Press. 1949: .Muyr L. Animal species and evolution. Cambridge (Mass.): Harvard Umv. Press, 1963.

обществ современного типа. Биологи полностью согласны в том, что все люди принадлежат к одному виду, имеющему один эволюционный источник. Из этого источника произошел человек, который отделился от других видов за счет своей способности созидать, обучаться и пользоваться символическими системами (культурой) в форме языка и других посредников. В этом смысле все человеческие сообщества <культурны>, и если обладание культурой является неотъемлемым критерием человеческого общества, то коллективные формы организации у других видов следует именовать протообществами.

Есть основания предполагать, что эволюционный путь от древнейших человеческих обществ к сегодняшним сопровождался определенными скачками в развитии их адаптивной способности. В настоящей книге утверждается, что возникновение системы современных обществ в ходе сложного, занявшего несколько столетий процесса развития представляло собой один из таких скачков.

Многие воспримут сопряженный с этим утверждением тезис о том, что общества современного типа обладают более высокой и обобщенной, чем все другие, адаптивной способностью и что все они имеют единое западное происхождение, как <культуро-центристский> и оценочный, но, возможно, три последующих разъяснения помогут смягчить подобное впечатление. Во-первых, адаптивная способность не обязательно является верхом человеческих ценностных устремлений. Для многих людей большую ценность могут представлять определенные стороны, связанные с личностью, культурой, физическим здоровьем или определенными социальными образцами. Во-вторых, наше утверждение об адаптивном превосходстве современных обществ не исключают возможности того, что когда-нибудь какая-то <постсовременная> фаза социального развития возникнет на совершенно другой социальной и культурной основе с иными характеристиками. В-третьих, поскольку общества институционализируют культуру, они открыты для внешних воздействий через контакты с другими культурами. В отличие от закрытости генетического состава вида (благодаря невозможности межвидового скрещивания), отдельные культуры могут при определенных условиях плодотворно взаимодействовать. Например, сами современные общества включают в себя разнородные культурные элементы, не всегда имеющие западное происхождение.

И поскольку процесс культурных заимствований будет, вероятно, набирать силу, окончательная версия современной системы

может оказаться менее локально самодостаточной, чего ожидают или боятся многие сегодняшние наблюдатели. Эти соображения, однако, часто отодвигаются в тень глубокой эмпирической и теоретической убежденностью в том, что первоочередность адаптивных факторов и составляет <суть человеческого общества>. Достижения в социологической теории и накопленный фактологический материал позволяют нам серьезным образом пересмотреть те координаты, в рамках которых Вебер интерпретировал <рациональный буржуазный капитализм>.

Однако мы не станем отвергать его самый общий взгляд на развитие западной цивилизации в общем контексте социальной эволюции человечества.

Глава первая

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ

СИСТЕМЫ ДЕЙСТВИЯ И СОЦИАЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ

Мы рассматриваем социальные подсистемы' как составную часть более общей системы действия, другими составляющими которой являются культурные подсистемы, личностные подсистемы и поведенческие организмы, - все это абстракции, аналитически вычленяемые из реального потока социального взаимодействия. В нашем подходе три только что перечисленные подсистемы общей системы действия трактуются по отношению к социальной подсистеме как компоненты ее окружающей среды. Такое толкование не вполне обычно, особенно в том, что касается представлений о личностных свойствах индивидов. Полностью обоснования такого подхода представлены в других моих работах, здесь же для понимания последующего изложения важно помнить, что ни социальная, ни личностная подсистемы не являют собой нечто реально существующее.

Различение четырех указанных подсистем действия носит функциональный характер. Оно проводится на основе четырех первичных функций, присущих, по нашим представлениям, любым системам действия, - это функции воспроизводства образца, интеграции, целедостижения и адаптации^. Первичная интегративная проблема любой системы действия состоит в координации составляющих ее элементов, прежде всего человеческих индивидов, хотя в определенных целях в качестве субъектов действия можно рассматривать и коллективы. Интегра-

' Parsons Т. Societies... Ch. 2: Parsons Т. Social systems and subsystems: Interaction// International Encyclopedia ofthe Social Sciences. N.Y.: Macrnillan, 1968: а таюке вводные разделы в кн.: Theories of society/Ed, by Т. Parsons. E. Silils, K. Naegeic. J. Pitts.N.Y.: Free Press. 1961.

^ Изложение теории четырех функций см.: Parsons Т. An outline of the social system/theories of society. P. 30-79: и более кратко п кн.: Parsons Т. Societies... P. 38.

тивная функция приписывается здесь преимущественно социальной системе. За культурной системой закрепляется в основном функция сохранения и воспроизводства образца, равно как и творческого его преобразования. Если в социальных системах на первом месте стоят проблемы социального взаимодействия, то культурные системы складываются вокруг комплексов символических значений-кодов, на основе которых они структурируются, особых сочетаний символов, в них используемых, условий их использования, сохранения и изменения как частей систем действия.

Личности индивида отводится главным образом исполнение целедостиженческой функции. Личностная система - это главный исполнитель процессов действия и, значит, воплощения культурных принципов и предписаний. На уровне вознаграждения, в смысле мотивации, главной целью действия является обеспечение личных потребностей или удовлетворенность личности. Поведенческий организм трактуется как адаптивная подсистема, как сосредоточение основных возможностей человека, на которые опираются остальные системы. В нем содержатся условия, с которыми должно сообразовываться действие, и основные механизмы взаимодействия с физической средой, в частности механизм получения и обработки информации в центральной нервной системе и механизм двигательной реакции на требования физической среды.

Все эти взаимосвязи схематично представлены в таблице 1.

Таблица 1. Действие^ Подсистемы; Преимущественные функции.

Социальная; Интеграция

Культурная; Воспроизводство образца

Личностная; Целедостижение

Поведенческий организм; Адаптация

(Затемнены все строки, кроме первой.)

^Затемненная часть таблицы представляет собой окружающую среду социальной подсистемы. В этой таблице представлено самое примитивное схематическое описание основных подсистем и соответствующих им функций, присущих общей системе действия, в которой социальная подсистема является одной из четырех подсистем, которая специализируется на выполнении интегративной функции. Несколько более развернутая схема дана в таблице 1 в кн. <Societies...> (p. 26). а общее обоснование схемы представлено в работе: Some problems of general theory in sociology//Theoretical Sociology/Ed, by J.C. McKinney, E. Tyriakian. N.Y.: Appleton-Century-Crofts, 1970.

Есть две системы реальности, которые по отношению к системе действия являются ее средой, а не составляющими в принятом нами аналитическом контексте. Первая из них - это физическая среда, которая включает в себя не только явления, описываемые в терминах физики и химии, но и мир живых организмов, если только они не интегрированы в систему действия. Вторую систему, которую мы представляем независимой как от физической среды, так и от самих систем действия, назовем в русле философских традиций <высшей реальностью>. Это касается того, что М. Вебер^ называл <проблемой смысла> человеческих действий и что она связана с системой действия посредством структурирования в культурной системе смысловых ориентаций, которые включают в себя познавательные <ответы>, отнюдь не ограничиваясь ими^

При анализе взаимоотношений между четырьмя подсистемами действия, а также между ними и средой действия важно не упускать из виду явление взаимопроникновения. Возможно, наиболее известным примером взаимопроникновения может служить интернализация социальных объектов и культурных норм в личности индивида. Другим примером является приобретаемое путем обучения содержание опыта, которое систематизируется и хранится в аппарате памяти индивида. Можно упомянуть также институционализацию нормативных компонентов культурных систем в качестве конститутивных структур социальных систем. По нашему мнению, граница междулюбой парой систем действия представляет собой некую <зону> структурных компонентов или

образований, которые могут теоретически рассматриваться как принадлежащие обеим системам, а не просто относимые к какой-то одной из них. Так, например, было бы неверно утверждать, что извлекаемые из социального опыта нормы поведения, которые и

3. Фрейд (в понятии суперэго), и Э. Дюркгейм (в понятии коллективного сознания) рассматривали как составную часть личности индивида, должны считаться либо таковой, либо частью социальной системы'.

Именно благодаря зонам взаимопроникновения может осуществляться процесс взаимообмена между системами. Это особенно

' Weber М. The sociology of religion. Boston: Beacon Press. 1963. [Вебер М. Социология 'peлигии//Beбep М. Избранное. Образ общества. М.: Юрист. 1994.1

* GeeriT. С. Religion as a cultural systcrn//Anthropological approaches to the study of religion/Ed, by М. Banton. N.Y.: Praeger. 1966.

' Parsons T. The superego and the theory of social systcins//Social structure and personality. N.Y.: Free Press, 1964.

верно в отношении уровней символических значений и обобщенных мотиваций. Чтобы быть способными к символической <коммуникации>, индивиды должны располагать общими для них культурно организованными кодами (например, языком), которые одновременно интегрированы и в системы их социальных взаимодействий. Чтобы личность могла пользоваться хранящейся в центральной нервной системе информацией, поведенческий организм должен иметь механизмы мобилизации и поиска, которые посредством интерпретации обслуживают мотивации, организованные на личностном уровне.

Таким образом, социальные системы предстают как системы <открытые>, находящиеся в состоянии постоянного взаимообмена на входах и выходах в окружающую среду. Кроме того, они изначально дифференцированы на различные подсистемы, которые также постоянно вовлечены в процессы взаимообмена. Социальные системы - это системы, образуемые состояниями и процессами социального взаимодействия между действующими субъектами. Если бы свойства взаимодействия можно было вывести из свойств действующих субъектов, то социальные системы были бы эпифеноменом, на чем настаивают <индивидуалистские> социальные теории. Наша позиция здесь резко противоположна. Она исходит, в частности, из утверждения Дюркгейма, согласно которому общество - и другие социальные системы - есть реальность sui generis.

Структуру социальных систем можно анализировать, применяя четыре типа независимых переменных: ценности, нормы, коллективы и роли'. Ценности занимают ведущее место в том, что касается исполнения социальными системами функции по сохранению и воспроизводству образца, так как они суть не что иное, как представления о желаемом типе социальной системы, которые регулируют процессы принятия субъектами действия определенных обязательств. Нормы, основная функция которых - интегрировать социальные системы, конкретны и специализированы применительно к отдельным социальным функциям и типам социальных ситуаций. Они не только включают элементы

ценностной системы, конкретизированные применительно к соответствующим уровням в структуре социальной системы, но и содержат конкретные способы ориентации для действия в функциональных и ситуационных условиях, специфичных для опре-

'' Parsons Т. General theory in sociolog\'//Sociology today/Ed, by R. K.. Merton, Broom, L. S. Cottrell. N.Y.: Basic Books, 1959; Harper, 1965.

деленных коллективов и ролей. Коллективы принадлежат к числу тех структурных компонентов, для которых наиболее важна целедостиженческая функция. Отбрасывая многочисленные случаи крайне неустойчивых групповых систем, таких, как толпа, мы считаем коллективом только такие, которые отвечают двум критериям. Во-первых, они должны иметь определенный статус членства, так что в целом может быть проведено четкое различение членов и не членов данного коллектива - критерий, применимый в широчайшем спектре случаев - от элементарной семьи до политических сообществ. Во-вторых, внутри коллектива должна наличествовать дифференциация его членов по статусам и функциям, так что от некоторых членов ожидается, что они будут делать нечто определенное, то - чего не ожидают от других. Роль - это такой структурный компонент, который в первую очередь выполняет адаптивную функцию. С ее помощью определяется

класс индивидов, которые посредством взаимных ожиданий включаются в тот или иной коллектив. Поэтому роли охватывают основные зоны взаимопроникновения социальной системы и личности индивида. Какая-то отдельно взятая роль, однако, никогда не составляет отличительную особенность конкретного индивида. Отец является особенным отцом только для своих детей, с точки же зрения ролевой структуры своего общества он всего лишь один из категории отцов. Одновременно он также участвует во множестве других видов взаимодействия, например выполняет свою роль в профессиональной структуре.

То, что социальные системы представляют собой реальность sui generis, в частности, означает, что все перечисленные типы их структурных компонентов являются по отношению друг к другу независимыми переменными. Так, например, высокоабстрактные ценностные образцы вовсе не всегда узаконивают одни и те же нормы, коллективы и роли при любых обстоятельствах. Точно так же многие нормы регулируют действия бесчисленного множества коллективов и ролей, но лишь в определенной части их действий. Поэтому коллектив обычно функционирует под контролем большого числа специальных норм. В нем всегда наличествует множество ролей, хотя почти каждая значительная роль исполняется во множестве конкретных коллективов. Тем не менее социальные системы состоят из комбинаций этих структурных компонентов. Чтобы достичь стабильной институционализации, коллективы и роли должны <руководствоваться> конкретными ценностями и нормами, а сами ценности и нормы институционализируются только постольку, поскольку они <воплощаются в жизнь> конкретными коллективами и ролями.

ПОНЯТИЕ ОБЩЕСТВА

Мы определяем общество как такой тип социальной системы, который обладает наивысшей степенью самодостаточности относительно своей среды, включающей и другие социальные системы^. Полная самодостаточность, однако, была бы несовместима со статусом общества как подсистемы системы действия. Любое общество для сохранения себя в качестве системы зависит от того, что оно получает в порядке взаимообмена с окружающими системами. И, значит, самодостаточность в отношении среды означает стабильность отношений взаимообмена и способность контролировать взаимообмен в интересах своего функционирования. Этот контроль может варьироваться от способности предотвратить или <пресечь> какие-то нарушения до способности благоприятным для себя образом формировать отношения со средой.

Физическая среда имеет для общества адаптивное значение в том смысле, что она является непосредственным источником материальных ресурсов, которые используются обществом посредством своих производственных, технологических и экономических механизмов. Распределение доступа к материальным ресурсам, будучи связано с системой разделения труда через экологический аспект жизни общества, требует решения вопросов территориального размещения различных подгрупп населения, а также закрепления за ними различных экономических интересов. У физической среды есть и второй значимый для общества аспект (ввиду важности физической силы для сдерживания нежелательных действий), в соответствии с которым эффективное социетальное целедостижение нуждается в контроле за действиями в пределах определенной территории. Поэтому мы имеем дело с двумя проявлениями самодостаточности общества, которые относятся, соответственно, к экономическому и политическому функционированию в отношениях с физическим окружением - через технологию и организованное использование силы при исполнении военных и полицейских функций.

Третье проявление социетальной самодостаточности относится к личностным системам индивидуальных членов общества, находящихся в особого рода взаимопроникновении с его организмами. Организм непосредственно связан с территориальным комплексом по той простой причине, что действия всегда свершаются в каком-то месте. Но его основная связь с социальной систе-

' Parsons Т. Societies... Ch.

мои осуществляется через личность; главная зона взаимопроникновения - это статус членства. Общество может быть самодостаточным только в той мере, в какой оно может <полагаться> на то, что деяния его членов будут служить адекватным <вкладом> в его социетальное функционирование. В случае взаимоотношений личности и общества их абсолютная интеграция необходима не более, чем в других случаях взаимообмена, предполагающих самодостаточность. Но если подавляющее большинство членов какого-то общества испытывает крайнее <отчуждение>, то говорить об этом обществе как самодостаточном нельзя.

Интеграция в общество его членов подразумевает наличие зоны взаимопроникновения между социальной и личностной системами. Однако отношение здесь в основном трехстороннее, поскольку части культурной системы, так же как и части социальной структуры, интернализованы в личностях, но в то же время части культурной системы институционализированы в обществе.

На социальном уровне институционализированные ценностные образцы выступают в виде <коллективных представлений>^ которые определяют желаемый тип социальной системы. Эти представления соотносятся с концепциями типов социальных систем, с помощью которых индивиды ориентируются при реализации себя в качестве членов общества. Следовательно, именно консенсус членов общества по поводу ценностной ориентации их собственного общества означает институционализацию ценностного образца. Безусловно, такого рода консенсус достигается в разной степени. И в этом контексте самодостаточность определяется степенью, в которой институты общества, кгитимизированысогласовшными ценностными приверженностями его членов".

На уровне культуры социальные ценности составляют лишь часть более обширной системы ценностей, поскольку оценке подлежат и все иные классы объектов, входящие в систему действия. Ценности также находятся в определенных отношениях с другими компонентами культурной системы - эмпирическим знанием, системами экспрессивных символов и конститутивными символическими структурами, образующими ядро религиозных систем'".

" <Коллективные представления> - это понятие, ппедспнос Э. Дюркгсимом для обозначения культуриои основы социальнои организации. Он пользовался им в особенности при анализе религии. Мы рассматриваем ценности, в всосровском смысле этого слова, как особую форму коллективных представлении (см.: i'(ii".oiis 1. Structure of social action. N.Y.: Free Press, 1968. Cli. II).

" Ср.: Parsons T. An outline of the social syslen1//Parsons T. Theories of society...

'" Pell-sons T. <Introduction> lo the secHon <Cullui'e and the social sуsten1>//lbld.

В конечном счете ценности легитнмизируются главным образом в религиозных терминах. В контексте культурной легитимизации, таким образом, общество является самодостаточным в той мере, в какой его институты легитимизированы ценностями, которые разделяются его членами с относительным согласием и которые в свою очередь легитимизированы благодаря соответствию членов общества другим компонентам культурной системы, в особенности ее конститутивному символизму.

Важно помнить, что культурные системы не полностью совпадают с социальными системами, включая и общества. Наиболее значительные культурные системы обычно бывают, в различных вариантах, институционализированы во множестве обществ, в которых наличествуют и субкультуры. Например, культурная система, сложившаяся на базе западного христианства, является общей, со множеством оговорок и вариантов, для всей европейской системы модернизованных обществ. Далее в книге обсуждаются два способа отношений одного общества к другим. Во-первых, все общества, о которых можно говорить как о <политически организованных>, находятся с другими обществами в различного типа <международных отношениях>, дружественных или враждебных. Мы расширим это представление, полагая, что такие отношения сами образуют некую социальную систему, которую можно анализировать с помощью тех же общих понятий, что и другие типы социальных систем. Во-вторых, какая-то социальная система может быть образована из социальных структур, членов и культур, принадлежащих двум или более обществам. Такие социальные системы многочисленны и многообразны. Американские иммигрантские семьи часто сохраняют действенные связи с родственниками на <старой родине>, так что их системы родства имеют американское и иностранное <ответвления>. Нечто подобное можно сказать и относительно многих деловых компаний, профессиональных ассоциаций и религиозных объединений. Хотя, например, римско-католическая церковь и представляет собой социальную систему, совершенно очевидно, что она не является обществом, поскольку по нашим критериям ее самодостаточность очень низка. Минимален ее контроль над экономическими ресурсами через организацию производства; у нее нет автономного политического контроля над территориями; во многих обществах ее члены представляют собой меньшинство. Таким образом, мы принимаем в расчет социальные системы, имеющие <наднациональный> характер, так как в их составе наличествует множество обществ, и имеющие <межнациональный> характер, члены которых принадлежат многим обществам.

ПОДСИСТЕМЫ ОБЩЕСТВА

В соответствии с нашей четырехфункциональной схемой, предназначенной для анализа систем действия, мы аналитически делим общество на четыре основные подсистемы (как показано в таблице 2). Так, подсистема сохранения и воспроизводства образца преимущественно касается отношений общества с культурной системой и через нее с высшей реальностью; целедостиженческая, или политическая, подсистема - отношений с личностными системами индивидов; адаптивная, или экономическая, подсистема - отношений с поведенческим организмом и через него с материальным миром. Эти различения носят наиболее явственный и наиболее важный характер применительно к обществам, далеко продвинутым по шкале модернизации. Однако сама слож-

ность отношений как между подсистемами системы действия, так

и между подсистемами общества мешает четко проводить эти раз-

личения. Например, структуры родства могут быть помещены в

каждую из трех упомянутых подсистем. Через свое отношение к

питанию, сексу, биологическому происхождению и месту обита-

ния они замыкаются на организм и физическую среду. Как пер-

вичный источник начального приобщения к ценностям, нормам

и средствам коммуникации они теснейшим образом связаны с

системой воспроизводства образца. Как первичный источник со-

циализации они выходят на политическую подсистему.

В рамках такого рассмотрения ядром общества как разновид-

ности социальной системы является четвертый компонент - его

интегративная подсистема. Поскольку мы интерпретируем соци-

альную систему как интегративную для систем действия в целом,

то особое внимание надо уделять тому, как она обеспечивает или,

наоборот, не обеспечивает различные порядки и уровни внутрен-

ней интеграции. Эта интегративная подсистема общества будет

называться социетальным сообществом.

Возможно, самой общей функцией социетального сообщества

является сочленение системы норм с коллективной организацией,

обладающей единством и внутренней логикой. Следуя Веберу, мы

называем нормативный аспект системы легитимным порядком",

а коллективный аспект предлагаем именовать социетальным сооб-

ществом, обладающим свойствами единого, имеющего определен-

ные границы коллектива. Социетальный порядок требует ясной и

^Weber Л/. The theory of social and cconoinic organization. N.Y.: Oxford

Univ. Press. 1947.

Таблица 2

Общество

(или более обобщенно - социальная система)^

Подсистемы; Структурные компоненты; Аспекты процесса развития;

Основная функция.

Социетальное сообщество; Нормы; Включение; Интеграция

Воспроизводство образца или фидуциарная подсистема;

Ценности; Генерализация ценностей;

Воспроизводство образца

Политика; Коллективы;

Дифференциация; Целедостижение

Экономика; Роли;

Повышение адаптивного потенциала;

Адаптация

^В этой таблице предпринята попытка представить в несколько более развер-

нутом виде четырехфункциональную парадигму применительно к обществу или

любой другой разновидности социальной системы, играющей роль интегративной

подсистемы в общей системе действия. Социетальное сообщество, занимающее в

данном анализе место главной подсистемы, помещено в левую колонку; остальные

три следуют за ней. Во второй колонке этому набору соответствуют выделенные по

тем же функциональным критериям четыре основных структурных компонента со-

циальных систем. Третья колонка содержит соответствующую классификацию ас-

пектов динамических процессов, происходящих в социальных системах; эти

категории будут широко использованы в последующем анализе. Наконец, в

четвертой колонке повторены обозначения основных функций.

За исключением парадигмы, относящейся к развитию, эта схема была полно-

стью представлена в более ранней работе <Theories of society> в разделе

<General

introduction. Part ИI: An outline of the social system>. Для лучшего понимания

таблиц 1 и 2 данной книги обратитесь также к таблицам 1 и 2 в книге

<Societies...> (p. 28, 29) и к сопровождающим их пояснениям.

определенной интеграции в смысле последовательности норматив-

ного строя, с одной стороны, и социетальной <гармонии> и <коор-

динированности> - с другой. Более того, необходимо, чтобы нор-

мативно определенные обязательства были усвоены, в то время

как коллективы при выполнении своих функций и для отстаива-

ния своих законных интересов должны иметь в своем распоряже-

нии нормативную санкцию. Таким образом, нормативный поря-

док на социетальном уровне содержит <решение> поставленной

Т. Гоббсом проблемы - как уберечь человеческие отношения от

вырождения в <войну всех против всех>.

Важно не допускать трактовку структуры социетальных норм

как монолитной целостности. Поэтому мы аналитически различа-

ем четыре ее составляющих, хотя в конкретной реальности они в

высшей степени перемешаны между собой. Наши различения ка-

саются оснований обязанностей и прав, а также характера сан-

кций за нарушение норм и вознаграждений за их соблюдение или

за высокий уровень их исполнения.

Ядро: социетальное сообщество

Наше центральное понятие - социетальное сообщество зву-

чит несколько непривычно, вероятно из-за того, что проблемы,

охватываемые им, обычно обсуждаются в терминах политики или

религии, а не в социальном плане. На наш взгляд, основная функ-

ция этой интегративной подсистемы состоит в том, чтобы опреде-

лять обязательства, вытекающие из лояльности по отношению к

социетальному коллективу, как для его членов в целом, так и для

различных категорий дифференцированных статусов и ролей внутри

общества. Так, в большинстве современных обществ готовность к

военной службе является проверкой лояльности для мужчин, но

не для женщин. Лояльность состоит в готовности откликнуться на

должным образом <обоснованный> призыв, сделанный от лица

коллектива или во имя <общественного> интереса или потребнос-

ти. Нормативная проблема состоит в определении тех случаев, когда

подобный отклик устанавливает обязанность. В принципе в ло-

яльности нуждается любой коллектив, но особую важность она

имеет для социетального сообщества. Обычно от имени и в инте-

ресах социетальной лояльности выступают государственные орга-

ны, они же следят за выполнением соответствующих норм. Одна-

ко существуют и другие общественные инстанции, пользующиеся

таким же правом, как государство, но не являющиеся просто раз-

новидностями его структур.

Особую важность представляют отношения междулояльностя-

ми подгрупп и индивидов по отношению к социетальному кол-

лективу, то есть всему обществу, и по отношению к другим кол-

лективам, членами которых они являются. Фундаментальной чер-

той всех человеческих обществ является ролевой плюрализм, учас-

тие одних и тех же людей в ряде коллективов. Не вдаваясь в по-

дробности, можно сказать, что расширение ролевого плюрализма

является важной составляющей процессов дифференциации, ве-

дущих к становлению общества современного типа. Поэтому од-

ной из значительных проблем интеграции, стоящих перед социе-

тальным сообществом, является проблема регулирования лояль-

ностей его членов по отношению к нему самому и к другим раз-

личным коллективам.

Индивидуалистская социальная теория настойчиво преувели-

чивала значимость индивидуального <личного интереса>, в его

психологическом смысле, как препятствия, стоящего перед инте-

грацией социальных систем. В целом же личные мотивы индиви-

дов эффективно канализируются в социальную систему через ло-

яльность и членство в различных по отношению к ним коллекти-

вах. Непосредственной проблемой для большинства индивидов

является проблема выбора и уравновешивания своих обязательств

в случаях конфликта конкурирующих между собой лояльностей.

Например, нормальный взрослый мужчина в обществах современ-

ного типа одновременно является работником и членом семьи.

И хотя требования, предъявляемые этими двумя ролями, часто

находятся в конфликте, большинство мужчин жизненно заинте-

ресованы в сохранении лояльности обеим ролям.

Социетальное сообщество представляет собой сложную сеть

взаимопроникающих коллективов и коллективных лояльностей,

систему, для которой характерны дифференциация и сегментация.

Так, семейные ячейки, деловые фирмы, церкви, правительствен-

ные учреждения, учебные заведения и т.п. отделены друг от друга

(дифференцированы). К тому же каждый такой тип коллектива

состоит из множества конкретных коллективов, например из мно-

жества семей, каждая из которых насчитывает лишь несколько

человек, и из многих локальных сообществ.

Лояльность по отношению к социетальному сообществу долж-

на занимать высокое место в любой устойчивой иерархии лояль-

ностей и потому является предметом особой заботы всего общест-

ва. И все-таки высшее место в этой иерархии принадлежит не ей.

Следует подчеркнуть значимость культурной легитимизации

нормативного порядка общества, поскольку именно ей принадле-

жит наивысшая позиция. В первую очередь она действует через

институционализацию системы ценностей, которая является со-

ставной частью и социетальной, и культурной систем. Затем вы-

борочные ценности, являющиеся конкретизациями общих ценност-

ных образцов, становятся частью каждой конкретной нормы, ин-

тегрированной в легитимный порядок. В системе норм, которые

управляют лояльностями, следовательно, права и обязанности раз-

личных коллективов должны быть согласованы не только между

собой, но и с легитимными основаниями порядка в целом ^.

С иерархической точки зрения нормативное упорядочение со-

циетального сообщества в терминах членства подразумевает су-

" По этому вопросу см.: Bellah R. Л'. Epilogiic//Religion and progress in modern

Asia. N.Y.: Free Press. 1965.

ществование стратификационной шкалы - шкалы признаваемого

и легитимизированного (в той мере, в какой усвоены нормы н

ценности) престижа входящих в это сообщество в качестве его

членов коллективов, отдельных лиц, а также статусов и ролей,

распространенных в этом сообществе. Оно должно быть скоор-

динировано как с универсальными нормами, определяющими

статус членства, так и с определенным разделением функций кол-

лективов, статусов и ррлей, которое в общем-то не обязательно

предполагает наличие иерархии. Конкретная стратификационная

система, таким образом, представляет собой сложную функцию

всех этих составляющих.

Ввиду существования ролевого плюрализма возникает особо

сложная проблема статуса индивидов в стратификационной сис-

теме. Стратификационные механизмы исторически имели обык-

новение рассматривать индивидов прежде всего с точки зрения

их принадлежности к большим коллективным системам, членст-

во в которых определяло их статус. Подобную роль играли родо-

вые коллективы, этнические группы, сословия, социальные клас-

сы. Однако современное общество требует высвобождения инди-

видуальных статусов из такого рода коллективных уз, с чем и

связан особый характер современных систем стратификации^.

Положение коллектива или индивида в стратификационной

системе измеряется уровнем его престижа или способностью ока-

зывать влияние. Последнее мы рассматриваем как одно из обоб-

щенных символических средств социетального взаимообмена, на-

ряду с деньгами и властью. Оно состоит в способности добивать-

ся от других социальных агентов желаемых решений, не предъяв-

ляя им в качестве соблазна какого-то ценного quid pro quo и не

угрожая им какими-либо пагубными последствиями. Это влия-

ние должно действовать через убеждение объекта воздействия в

том, что то решение, которое внушает ему субъект влияния, оз-

начает действие в интересах коллективной системы, с которой

оба они солидарны. Оно прежде всего апеллирует к коллективно-

му интересу, но обычно исходит из того, что обе стороны, обес-

печивая коллективный интерес и взаимную солидарность, удов-

летворяют и свои частные интересы. Типичным случаем исполь-

зования влияния является уговаривание вступить в контрактные

отношения, основанные на <честном слове>, или проголосовать

за определенного политического кандидата. Влияние может об-

мениваться на какие-то подходящие случаю блага или на другие

"' Parsons Т. Equality and inequality in modern society, or social stratification revisit-

ed//Sociological Inquiry. 1970. Vol. 40. № 2.

формы влияния в том смысле, в каком денежные ресурсы могут

использоваться для покупки товаров, а могут накапливаться или

обмениваться на другую валюту. Влияние может обмениваться п

на другие обобщенные средства обмена, такие, как деньги или

власть^.

Социетальное сообщество

и воспроизводство образца

Основания культурной легитимизации трансцендентны по от-

ношению к конкретному и случайному характеру интересов, вли-

яния и солидарности, выступая на социетальном уровне в виде

ценностных приверженностей. В противоположность лояльности,

проявляемой к коллективу, отличительной чертой ценностных

приверженностей при исполнении обязательств является их

большая независимость от соображений цены, выгоды или убыт-

ков, от текущих потребностей социума или окружающей среды.

Нарушение ценностных обязательств определяется как соверше-

ние нелегитимного деяния: наоборот, следование долгу является

делом чести и совести, которые, в свою очередь, не могут быть

представлены без понятий бесчестия и вины.

Хотя подобные формулировки могут звучать чрезмерно запре-

тительно, на самом деле именно таковыми и бывают ценностные

обязательства, а вид и степень воздействия их свойства наклады-

вать запреты зависят от целого ряда факторов. Как правило, при-

верженность ценностям предполагает обязанность совершать кон-

кретные действия по их реализации. Особенно если ценностная

система имеет <активистский> характер, что в большинстве случа-

ев присуще современным обществам, то это предполагает реалис-

тическое признание вполне определенных условий для коллектив-

ного действия. Так, ценностные системы включают в себя катего-

рию обязательств перед <ценностно обоснованными объединения-

ми>, солидарность в рамках легитимных коллективных взаимо-

действий и предприятий. Какие объединения являются ценностно

обоснованными, это по-разному решается в конкретных общест-

вах. Редко бывает возможно обеспечить легитимность ассоциации,

связывая легитимизацию с вполне конкретными действиями, по-

скольку субъекты действия, чтобы иметь возможность реализо-

вать свои ценности в меняющихся обстоятельствах, должны об-

ладать достаточной свободой принятия решений. Одним из факто-

'* Parsons Т. On the concept of influcncc//l"olU[Cs and social structure. N.Y.

Free Press. 1969.

ров, обусловливающих такую свободу, является высокий уровень

генерализации ценностей, на основе которых осуществляется ле-

гитимизация объединения. Например, запрет на эксплуатацию

человека человеком в экономических взаимодействиях весьма

отличается от конкретного запрещения ссужения денег под про-

центы. Генерализация ценностных систем до такой степени, ког-

да они становятся способными эффективно управлять социаль-

ным действием без опоры на подробно расписанные запреще-

ния, является одним из центральных факторов в процессе модер-

низации.

На уровне культуры в качестве соответствующего аспекта цен-

ностей выступает то, что принято называть моралью. Мораль пред-

полагает оценку объектов опыта в контексте социальных отноше-

ний. Моральный поступок есть реализация культурной ценности в

социальной ситуации, включающей взаимодействия с другими субъ-

ектами. Коль скоро речь идет о взаимодействии, здесь должны при-

сутствовать стандарты, взаимно обязательные для его участников.

Моральные ценности - не единственный компонент ценност-

ного содержимого культурной системы. Существуют другие, на-

пример эстетические, познавательные или собственно религиоз-

ные ценности. Культуры дифференцируются не только по линии

морали; религия, искусство как область экспрессивной символи-

зации, эмпирическое знание (в конечном счете наука) тоже ста-

новятся независимыми дифференцированными культурными сис-

темами. Наличие высокодифференцированной культурной сис-

темы со сложной сетью взаимосвязей является отличительной

чертой современных, модернизованных обществ".

Социетальное сообщество и политика

Рассмотрев аспекты социетального нормативного порядка, со-

средоточенные вокруг проблем членства и лояльности и вокруг

культурной легитимизации, перейдем к третьему аспекту. Влия-

ние и ценностные приверженности действуют по принципу добро-

вольности, через убеждение и апелляцию к чести и совести. Од-

нако ни одна крупная и сложная социальная система не сможет

выжить, если согласие с большей частью ее нормативных основа-

ний не будет носить обязательного характера, то есть если к непо-

слушанию не будут применяться по ситуации негативные сан-

кции. Такие санкции отчасти и предупреждают непослушание тем,

" Parsons 'Г. Introduction: Culture and the social systeni//Thcorics of society...

-I

что <напоминают> добропорядочным гражданам об их обязаннос-

тях и служат наказанием для нарушителей. Социально организо-

ванное и управляемое применение негативных санкций, включая

угрозу их применения в случаях, когда подозревается наличие на-

мерения ослушаться, называется функцией принуждения. Чем бо-

лее дифференцировано общество, тем скорее можно ожидать, что

принуждение осуществляется специальными органами, такими, как

полиция и военизированные службы"'.

Управляемое принуждение требует существования определен-

ных способов установления действительного факта, субъекта и

обстоятельств нарушения норм. Среди специальных органов, дей-

ствующих в этом направлении, важное место принадлежит судам

и юридической гильдии. Сложный нормативный порядок, однако,

нуждается не только в принуждении, но и в авторитетной интерпре-

тации. Очень часто судебные системы вынуждены сочетать в особых

случаях определение обязательств, наказаний и пр. с интерпрета-

цией значения норм, что подчас является довольно значительной

проблемой^. В менее развитых обществах эта последняя функция

имеет обыкновение оставаться в ведении религиозных инстанций, в

обществах же современного типа она во все большей мере перехо-

дит в компетенцию светских судебных учреждений.

Все эти проблемы ставят вопросы об отношениях между социе-

тальным сообществом и политической подсистемой. В терминах

принятой нами аналитической схемы политика включает не толь-

ко основные функции правительства в его отношениях с социе-

тальным сообществом, но и соответствующие аспекты любого кол-

лектива^. Мы рассматриваем какое-то явление как политическое

в той мере, в какой оно связано с организацией и мобилизацией

ресурсов для достижения каким-либо коллективом его целей. По-

литические аспекты деятельности существуют у деловых компа-

ний, университетов, церквей. В развитии современных обществ,

однако, государство все более дифференцируется от социеталь-

ного сообщества как специализированный орган общества, состав-

ляющий ядро его политической подсистемы.

Дифференцируясь, государство имеет тенденцию сосредото-

чиваться на двух основных функциональных комплексах. Пер-

"' Parsons Т. Some reflections on the place of force in social process//Sociological

theory and modern society. N.Y.: Free Press. 1967.

" В этом вопросе особенно примечательна кн.: Fuller L. The morality of law.

New Haven: Yalc Uiiiv. Press. 1964.

^ Parsons T. The political aspect of social structure and process//Varieties of political

theory/Ed, by D. Easton. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966.

вый охватывает ответственность за поддержание целостности соци-

етального сообщества перед лицом глобальных угроз, с особым,

но не исключительным акцентом на его легитимном нормативном

порядке. Сюда же относится функция принуждения и, по крайней

мере, некоторая доля участия в осуществлении интерпретации.

К тому же общий процесс дифференциации сферы управления

ведет к обособлению областей, в которых допускается открытое

формулирование и узаконение новых норм, так что частью этого

функционального комплекса становится законодательная деятель-

ность. Второй комплекс включает все виды исполнительной дея-

тельности государства, которая связана с коллективными дейст-

виями в любых ситуациях, указывающих на необходимость каких-

то мер в <общественных> интересах. Границы этой ответственнос-

ти простираются от безусловно значимых дел, таких, как зашита

территориальных пределов или поддержание общественного по-

рядка, до почти что любого вопроса, который считается <затраги-

вающим общественные интересы>'".

Основные отношения между государством и социетальным со-

обществом могут носить аскриптивный характер. Даже в общест-

вах ранней стадии модернизации простые люди рассматривались

как <подданные> монарха, которым традицией предписано подчи-

нение его власти. Однако при достижении уровней дифференциа-

ции, соответствующих модернизованному обществу, власть поли-

тических лидеров имеет обыкновение становиться зависимой от

поддержки очень широких слоев населения. В той мере, в какой

это справедливо, мы будем различать роли политических лидеров

и властные позиции в более общем смысле.

Дифференциация лидерства и авторитета предполагает особый

уровень обобщенности того средства социального взаимообмена,

который мы называем властью^. Мы определяем власть как спо-

собность принимать и <навязывать> решения, которые обязатель-

ны для соответствующих коллективов и их членов постольку, по-

скольку их статусы подпадают под обязательства, предполагаемые

такими решениями. Власть следует отличать от влияния, так как

издание обязывающих решений совсем не похоже на меры убеж-

дения. В соответствии с нашим определением, гражданин, отдавая

свой голос на выборах, осуществляет власть, поскольку совокуп-

'" Parsons Т. The political aspect of social structure and proccss//Varietics of polit-

ical theory/Ed, by D. Easton: см. также: Almond G.A.. Powell G.B. Comparative politics:

A developmental approach. Boston: Little Brown. 1966.

"' CM.: Parsons T. On the concept of political powcr//Politics and social structure.

ность таких голосов обязующим образом определяет исход выбо-

ров. Маленькая порция власти - все равно власть, подобно тому

как один доллар - небольшие деньги, но все равно деньги.

Социетальное сообщество и экономика

Четвертый компонент нормативного порядка сопряжен с об-

ластью практического. Наиболее очевидными сферами его при-

ложения являются экономика и технология, а его руководящий

принцип - желательность эффективного управления ресурсами.

Даже в тех случаях, когда не затронуты вопросы лояльности, вы-

полнения обязательных постановлений или морали, действия

индивида или коллектива будут осуждаться, если они без необхо-

димости расточительны или небрежны. В современных обществах

этот нормативный аспект особенно ясен там, где речь идет о регу-

лировании трудовых ресурсов как фактора производства в эконо-

мическом смысле этого слова. Сознательное включение в рабочую

силу предполагает обязательство эффективно трудиться в соответ-

ствии с легитимными условиями найма^. Как отмечал Вебер, в

этом обязательстве имеется решающий моральный элемент. Но и

без этого акцента на морали повсеместно одобряется рациональ-

ное экономическое и технологическое действие и не одобряется

отклонение от соответствующих стандартов рациональности.

Дифференциация автономных структур делает необходимым

развитие обобщенного монетарного средства обмена в сочетании

с рыночной системой. Деньги и рынок действуют там, где суще-

ствует довольно широкое разделение труда и где область экономи-

ческого действия достаточно отделена от политических, общин-

ных и моральных императивов". Из всех обобщенных механизмов

социетального взаимообмена деньги и рынки менее всего связаны

с нормативным порядком, воплощенным в социетальном сообще-

стве. Соответственно, практическая рациональность регулируется

главным образом институциональными нормами, прежде всего

институтами собственности и контракта, которые имеют другие

основания для санкций".

'-' CM.: Sinelser N.J. The sociology of economic life. Englewooci Cliffs (N.J.): Pren-

tice-Hall. 1963.

^ [bid: см. также: Parsons Т.. Sinelser N.J. Economy and society. N.Y.. 1956.

^ Классический анализ значения для социальных систем собственности и кон-

тракта был проведен Э. ДюркгеИмом (см.: Durkhciin Е. The division of labor in soci-

ety. N.Y.: Macrnillan, 1933. \Люркгеи.\1 Э. О разделении общественного труда. Метод

социологии. М.: Наука. 1991.1).

МЕТОДЫ ИНТЕГРАЦИИ В УСКОРЕННО

ДИФФЕРЕНЦИРУЮЩИХСЯ ОБЩЕСТВАХ

Правовая система

То, что мы описали как социетальный нормативный порядок,

стоит очень близко к тому, что обычно подразумевается под по-

нятием права. В большинстве рассуждений о праве подчеркива-

ется критерий обязанности и принудительности, когда право ас-

социируется преимущественно с правительством и государством.

Другие подходы подчеркивают при объяснении нормативной зна-

чимости права его консенсусные элементы, и в этом случае на

первое место выходит важность его моральной легитимизации.

Мы рассматриваем право как общий нормативный кодекс, регули-

рующий действия коллективных и индивидуальных членов общест-

ва и определяющий ситуацию для них^. Оно состоит из только что

описанных компонентов, интегрированных в единую систему.

В подавляющем большинстве случаев современные правовые

системы содержат писаные (как в Соединенных Штатах) или не-

писаные (как в Великобритании) конституционные компоненты.

Находясь в зоне взаимопроникновения между системой воспроиз-

водства образца и социетальным сообществом, конституционный

элемент очерчивает нормативные рамки управления социетальны-

ми отношениями в целом - подобно американскому Биллю о пра-

вах. При современных уровнях дифференциации этот компонент не

имеет религиозного характера, поскольку' его нормативная значи-

мость распространяется на социетальную систему, а не на все сфе-

ры действия во всем их объеме. Действительно, одной из тенден-

ций современности было отделение специфичных религиозных обя-

зательств от конституционных прав и обязанностей граждан. По-

скольку принадлежность к той или иной религии влечет за собой

образование коллектива, это всегда отчетливо проявляется на уровне

социетального сообщества. Однако одно не покрывает другого.

Не является конституционный компонент и <чисто мораль-

ным>, поскольку моральные соображения также покрывают бо-

лее широкую область, чем социетальные ценности. Конституци-

онные ценности артикулируются в социетальном сообществе и

включают в себя компонент социетальной лояльности в форме

ценностно ориентированных объединений: право имеет дело с

моральной стороной гражданства, но не обязательно со всей мора-

^ Ср.: Fuller L. Ор. cit.: Idem. Anatomy of the hw. N.Y.: Praeger. 1968.

лью в целом. Более того, в моральном элементе могут содержаться

основания для легитимных выступлений против социетального нор-

мативного порядка - от самого простого проявления гражданско-

го неповиновения до революции.

Хотя конституционный элемент подразумевает возможность его

принудительного внедрения, принуждение всегда вызывает вопрос

о легитимности действий правительства в конституционном, а вслед

за этим и в моральном смысле. Поэтому вторым аспектом конститу-

ционного элемента является нормативное определение основных

функций правительства, включая круг полномочий и границы влас-

ти различных правительственных органов. В этом отношении кон-

ституционный закон приобретает тем большую важность, чем боль-

ше социетальное сообщество отделяется от своего государства. Власть

правительства в этом случае нуждается в особых обоснованиях, по-

скольку социетальное сообщество не могло бы должным образом

оградить себя от произвола власти, если бы оно предоставило своим

<правителям> полные полномочия действовать, сообразуясь толь-

ко с их собственным толкованием общественных интересов".

Решающим обстоятельством является то, что авторитет <испол-

нительной> власти начинает дифференцироваться от тех управ-

ленческих функций, которые имеют непосредственно конститу-

ционный характер. В досовременных обществах собственно зако-

нодательство как дифференцированная функция почти не сущест-

вует, так как нормативный порядок в основном задан традицией

или откровением. Легитимизация постоянно осуществляемой за-

конодательной функции, таким образом, представляет собой от-

личительный признак современного развития. Этот процесс, в свою

очередь, не без сложностей и оговорок, но все же требует активно-

го участия социетального сообщества через систему представитель-

ства. Развитие направлялось в сторону установления зависимости

законодательной власти от взаимодействия законодателей с заин-

тересованными элементами социума и в конечном счете (как это

имеет место в наиболее модернизованных обществах) со всем элек-

торатом^. На самом деле такая же зависимость существует у тех,

кто занимают посты в исполнительских структурах. Возникшая в

результате описанной эволюции изменяемость закона сделала осо-

бенно важным наличие специально предусмотренных процедур,

охраняющих <конституционность> законов. Хотя американская

^ Ср. наше употребление понятия легитимизация с веоеропскпм: Weber М. The

theory of social and economic organization.

" Ср.: Parsons T. The political aspect of social structure and process//Varieties of

political theory.

правовая система во многом уникальна, но что касается данного

вопроса, то во всех современных конституциях обычно предусмат-

ривается некий орган, который не является чисто правительствен-

ным, особенно в смысле исполнительском, но за которым закрепле-

на функция давать заключения о конституционной правомочности

рассматриваемых вопросов.

Именно в этих широких конституционных рамках функцио-

нирует расположенный ниже уровень правовой системы. На этом

уровне принимаются обязывающие решения, большей частью офи-

циально <уполномоченными> органами (обычно судами), и со-

вершаются различные административные процедуры по их реали-

зации. Особенно важно, что выходящее за рамки конституции со-

держание закона не сводится ни к особым законодательным ак-

там, ни к обязывающим постановлениям и указам исполнитель-

ных органов. Оно включает в себя также юридическую традицию,

запечатленную в прецедентных судебных решениях, и <админи-

стративное право>, обобщающее прежний опыт <постановле-

ний>, - все это по контрасту с издаваемыми административными

органами решениями по конкретному случаю (подлежащими, од-

нако, законодательному и судебному разбору).

В общем и целом соображения относительно нормативного

порядка и его взаимосвязей с политической подсистемой в прин-

ципе применимы к любой социальной системе, однако наиболее

важны они именно в отношениях между государством и социе-

тальным сообществом. Важность эта обусловлена тем, что обыч-

но только государство бывает уполномочено использовать соци-

ально организованную физическую силу в целях принуждения.

Действительно, эффективная государственная монополия на при-

менение силы является одним из главных критериев интегриро-

ванности высокодифференцированного общества^. Более того,

только правительство наделено правом действовать в контексте

целедостижения от имени всего социетального коллектива. Вся-

кая другая организация, претендующая на это, ipso facto совер-

шает революционный акт.

Членство в социетальном сообществе

Обсуждая легитимный порядок в обществе, мы часто затра-

гивали коллективный аспект социетального сообщества. Мно-

жественность наших критериев, определяющих общество, сама

CM.: Weber М. The theory of social and econoniic organization.

по себе указывает на то, что отношение между этими двумя

основными аспектами не может не быть сложным, особенно

потому, что сфера действия норм и сфера членства в сообщест-

ве не могут совпадать в точности. Самое очевидное их несовпа-

дение вытекает из территориальной привязки обществ. Терри-

ториальный характер нормативной сферы требует того, чтобы

нормы были в известной мере независимыми от членства в со-

циетальном сообществе. Например, нормативному регулирова-

нию подлежат временные посетители и долговременные обла-

датели <вида на жительство>, так же как и имущество иностран-

ных владельцев.

Эти соображения указывают на то, что особенно важная часть

отношений между нормативным и коллективным аспектами со-

циетального сообщества лежит в плоскости их совместных отно-

шений с государством. Государство не может просто <властво-

вать>, оно должно быть легитимизировано по части управления

имеющим относительно четкие границы сообществом через при-

нятие на себя ответственности за поддержание в нем норматив-

ного порядка. На одном полюсе основное содержание норматив-

ного порядка может считаться более или менее универсальным

для всего человечества. Но при этом рождаются острые пробле-

мы относительно того, насколько эффективно могут быть инсти-

туционализированы столь универсалистские нормы в реальной

жизнедеятельности столь обширного коллектива. На другом по-

люсе как государство, так и нормативный порядок можно отне-

сти только к небольшому обособленному сообществу. В широком

диапазоне вариантов между этими двумя крайностями современ-

ные социетальные сообщества обычно выступают в форме наци-

онального образования. Развитие этой формы включайте и про-

цесс дифференциации между социетальным сообществом и госу-

дарством, и реформирование основ социетального сообщества,

особенно в том, что касается членства.

Непосредственной отправной точкой этого развития была в

большей части случаев более или менее четко выраженная <абсо-

лютная> монархия, в которой индивид считался <подданным> своего

монарха. Важным обстоятельством было то, что это прямое отно-

шение подданного и суверена пришло на смену запутанным пар-

тикуляристским солидарностям феодального общества. Однако

<подданный> как образец социетального членства был, в свою оче-

редь, заменен на гражданина.

На первой фазе развития гражданства произошло создание

юридических или гражданских рамок, совершенно по-новому оп-

ределивших пограничные отношения между социетальным сооб-

ществом и правительством или <государством>". Критическим ас-

пектом этих новых границ стало определение <прав> гражданина,

зашита которых превратилась в первейшую обязанность государ-

ства. На раннем этапе защита была наиболее глубоко разработа-

на в английском обычном праве в XVI 1в. Однако движение в

этом направлении было всеевропейским и породило также не-

мецкое представление о Reichtsstaat (правовом государстве). Про-

цесс проходил проще в протестантских регионах, так как гражда-

не там имели дело с одним центром власти - политическим,

который организованно контролировал и церковь, и государст-

во^. В Англии первые этапы установления внутри протестантиз-

ма религиозной терпимости были существенной частью более

широкого процесса формирования гражданских прав.

Вторая фаза развития гражданства связана в основном с учас-

тием граждан в общественных делах. Хотя попытки влиять на

государство и получили защиту со стороны юридических прав

(особенно таких, как свобода собраний и свобода печати) уже на

предыдущей фазе, на данном этапе были институционализирова-

ны позитивные права участия в выборе правящих лидеров, за-

крепленные в избирательном праве. Распространение права го-

лоса в <низы> классовой структуры происходило постепенно, и

все же бросающейся в глаза общей тенденцией было движение

ко всеобщему избирательному праву для взрослых, к принципу

<один гражданин-один голос> и к тайному голосованию'".

Третий главный компонент гражданства состоит в <социаль-

ной> заботе о <благосостоянии> граждан, рассматриваемой как

часть общественной ответственности-^. Если гражданские права

и избирательное право дают возможность автономно реализовы-

вать свой гражданский статус, то социальный компонент связан

с созданием реальных условий для лучшего пользования этими

правами. Это означает попытку обеспечить широким массам на-

селения адекватный <прожиточный> минимум, доступ к здраво-

охранению и образованию. Заслуживает особого внимания тот факт,

что распространение образования на все более широкие круги

^ Все наше обсуждение проблемы гражданства многим обязано работе Т.Мар-

шалла (см.: Marshall Т.Н. Class, citizenship and social development. Garden City:

N.Y.: Anchor Books, 1965).

" Ср.: Lipsef S.M., Rokkan S. lntroduction//Partv systems and voter alignment.

N.Y.: Free Press. 1968.

"' Rokkan S. Mass suffrage, secret voting, and political pai1icipation//European

Journal of Sociology. 1961. Vol. 2. P. 132-152.

''' Marshal! T. Op. cit.

населения и повышение его уровня были тесно связаны с развити-

ем гражданского комплекса.

Развитие современных институтов гражданства внесло много-

сторонние изменения в принцип национальности как основы со-

лидарности для социетального сообщества. В раннесовременном

обществе наиболее сильные основания солидарности существова-

ли там, где в понятии национальности сливались религиозный,

этнический и территориальный факторы. В полностью сформиро-

вавшихся современных обществах может существовать разнообра-

зие религиозных, этнических и территориальных основ, посколь-

ку достаточным основанием для национальной солидарности слу-

жит общий статус гражданства.

Институты гражданства и национальности тем не менее могут

сделать социетальное сообщество уязвимым, если только основа-

ния плюрализма перерастают в жестко структурированные рас-

слоения. Поскольку, например, типичное современное сообщест-

во объединяет многочисленное население на обширной террито-

рии, то солидарность этого сообщества может испытывать напря-

жение из-за региональных расхождений. Это особенно справедли-

во в отношении тех случаев, когда региональные различия совпа-

дают с этническими и/или религиозными. Многие современные

общества распались по причине различных комбинаций этих фак-

торов дезинтеграции.

Социетальное сообщество, рыночные системы

и бюрократическая организация

Там, где социальная солидарность высвобождается из более

архаичных религиозных, этнических и территориальных контекс-

тов, она способствует возникновению других типов внутренней

дифференциации и плюрализации. Самые важные из них осно-

вываются на экономической, политической и интегративной функ-

циях, последняя выражается в стремлении к добровольному объ-

единению по типу ассоциации, к самоорганизации. Экономичес-

кая категория кроме прочего имеет в виду развитие рынков и

монетарных механизмов, существенно необходимых для осущест-

вления этих функций, что, как уже отмечалось, предполагает но-

вые формы институционализации отношений собственности и

контракта. То есть они покоятся на той части гражданского ком-

плекса, которую образуют <права>, ибо экономика, целиком <ад-

министрируемая> органами центрального правительства, нарушала

бы свободу частных групп вступать в независимые рыночные от-

ношения. Но как только рыночная система экономики достигает

высокого уровня развития, она становится для правительства важ-

ным каналом мобилизации ресурсов.

На ранних стадиях модернизации рынки имеют преимущест-

венно коммерческий характер, осуществляя торговлю материаль-

ными ценностями и лишь во вторую очередь финансовые опера-

ции по заимствованиям. Широкое распространение в рыночной

системе первичных факторов производства знаменует <индустри-

альную> фазу экономического развития. Кроме технологического

прогресса здесь имеется в виду социальная организация произ-

водственного процесса, состоящая в создании новых форм ис-

пользования трудовых ресурсов в бюрократических контекстах".

Обсуждая выше политический аспект общества, мы позволили

себе некоторую выборочность. При этом на первый план были

выдвинуты отношения между правительством и всем социеталь-

ным сообществом, с акцентом на прямую их связь в так называе-

мой системе <поддержки>. Эта система охватывает прежде всего

взаимодействие между лидерами и теми, кто стремятся занять

лидирующие позиции, с одной стороны, и, с другой, теми эле-

ментами социальной структуры, которые прямо не участвуют в

системе управления как таковой. Этот процесс взаимодействия

охватывает как взаимообмен политической поддержки и лидер-

ской инициативы, так и взаимообмен правительственных реше-

ний и <потребностей> различных лоббистских групп. Эти взаи-

мообмены образуют систему, нуждающуюся в определенной сба-

лансированности, если политическая подсистема стремится к ус-

тойчивой интеграции с социетальным сообществом.

Другой главной действующей структурой правительств явля-

ется административная организация (включая силовые структу-

ры), через которую проводятся в жизнь политические решения.

Как правило, развитие бюрократических структур происходило в

первую очередь, хотя и не исключительно, в правительствах. Среди

наиболее важных черт бюрократизации находится институциона-

лизация ролей в виде должностей с хорошо очерченными долж-

ностными функциями, полномочиями и <властью>, отделенных

от сфер частной жизни должностного лица. Должности диффе-

ренцируются по двум основаниям - по функциям, выполняе-

мым для организации, и по месту в иерархии или <вертикали>

подчинения".

Развитие бюрократической организации обыкновенно требу-

ет, чтобы каждой профессиональной роли соответствовал опреде-

" Smelser N. Ор. cit.

" Parsons Т. Structures and process//Modern societies. N.Y.: Free Press. 1960. Ch. 1-5.

ленный вид должности, когда должностное лицо <назначается>

посредством заключения некоего <договора о найме>. Поэтому

существование его семьи обычно зависит от его зарплаты или долж-

ностного оклада. В свою очередь, это требует наличия определен-

ного <рынка труда> для распределения человеческих услуг посред-

ством переговоров об условиях найма и карьерных возможностях.

Одной из главных черт индустриальной экономики является

бюрократическая организация производства и, соответственно,

мобилизация трудовых ресурсов через рынок труда. В результате

сложной эволюции, имевшей ряд этапов, эта экономика породи-

ла невиданное распространение бюрократических форм органи-

зации вне правительственной сферы. Один из основных этапов

был связан с <семейными предприятиями> раннего индустриаль-

ного капитализма, который был бюрократизирован на <трудовом>,

но не на управленческом уровне.

Мы рассматриваем бюрократическую организацию как преиму-

щественно политический феномен, поскольку она в первую очередь

ориентирована на достижение коллективных целей. В случае част-

ного предприятия его коллектив является частной группой внутри

социетального сообщества; в случае правительства - это все сооб-

щество целиком, организованное для коллективного достижения

целей. Тем не менее мы рассматриваем трудовое соглашение как

форму членства в коллективе, оставляя в стороне то, что возможно

членство и через другие способы участия в экономическом предпри-

ятии. И разумеется, частная бюрократия не ограничивается сферой

экономического производства, она встречается в церковных орга-

низациях, университетах и во многих других видах коллективов.

Обсуждаемые нами рыночные системы вовлечены во взаимо-

обмен между подсистемами экономики и воспроизводства образ-

ца, с одной стороны, и между подсистемами экономики и полити-

ки - с другой. Этот взаимообмен не затрагивает напрямую соци-

етальное сообщество, поскольку его функция по отношению к этим

подсистемам состоит не столько в их непосредственном конститу-

ировании, сколько в общем регулировании через нормативный

порядок. Мы также должны подчеркнуть различие между <ком-

мерческими> рынками потребительских товаров и рынками <тру-

да>, имеющими дело с человеческими ресурсами, в том числе на-

ходящимися на самом высоком уровне компетентности и ответст-

венности. С социологической точки зрения распространенная среди

экономистов практика объединять в одну графу <товары и услуги>

и трактовать их в таком виде в качестве наиглавнейшего продукта

экономики представляется неоправданным смешением понятий.

Добровольная самоорганизация (ассоциация)

Третий главный тип структурирования, для которого откры-

вают возможности современные социетальные коллективы, - это

<добровольная самоорганизация> (или ассоциация). Возможно,

прообразом ассоциации является само социетальное сообщество,

представляемое в виде корпоративного объединения граждан, имею-

щих относительно полное согласие по поводу ее нормативного

строя и авторитета лидеров. Главной характеристикой современ-

ных ассоциаций является определенный эгалитаризм, наиболее

явственно и с наиболее важными последствиями проявляемый в

обсуждавшихся нами ранее трех аспектах гражданства.

Вторая основополагающая черта структур типа ассоциаций -

это добровольность. Конечно, этот принцип не может быть при-

менен со всей строгостью в ситуациях повиновения нормативно-

му порядку или коллективным решениям, ибо любым коллекти-

вам присущ элемент обязательности. Но он почти буквально вы-

полняется при принятии решений о членстве, и альтернативой

послушанию всегда является отставка. Особый случай, однако,

представляет собой отношение между социетальным сообществом

и государством. Все прочие ассоциации существуют под общей

государственной и социетальной защитой, но сама основа их безо-

пасности покоится на этом базисном соединении государства и

общества. Поэтому в действии социетального нормативного по-

рядка присутствуют элементы обязательности и принуждения, в

других случаях отсутствующие. Аналогом <отставки> здесь высту-

пает эмиграция, которая влечет за собой гораздо более тяжелые

потери, чем выход из членов ассоциаций другого типа. В принци-

пе эмиграция влечет также принятие другого социетального и го-

сударственного порядка, в то время как в случае, например, разво-

да вовсе не обязательно снова вступать в брак.

Третья характерная черта ассоциаций как особого рода самоор-

ганизации человеческих коллективов, определенно относящаяся к

социетальному коллективу и к государственным органам, состоит в

той важности, которую придают в них процедурным институтам^.

Хотя особое значение процедурные моменты имеют в системе пра-

ва, ими насыщены также и процессы принятия решений в любой

ассоциации как на уровне представительских, так и на уровне внут-

ренних взаимоотношений. В самых общих чертах процедурные сис-

темы состоят из двух уровней, управляемых каждый своим сводом

'"* Ср. с понятием формальной рациональности у Вебера: Мах Weber on law and

society/Ed, by M.Rheinstein. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1954.

правил. Первый уровень регулирует дискуссии, в ходе которых за-

интересованные стороны стремятся убедить участников принять те

или иные обязывающие решения. Это происходит в различных фор-

мах, но обычно собрания проводятся согласно распорядку, за со-

блюдение которого ответствен председательствующий. Дискус-

сии внутри ассоциации - это прежде всего сфера действия влия-

ния как средства, обслуживающего социальный процесс. С точки

зрения заинтересованной стороны, дискуссия работает на повыше-

ние ее шансов добиться возобладания своей позиции; с точки

зрения коллектива, она облегчает достижение консенсуса.

Второй уровень процедурной системы относится к самому про-

цессу принятия решения. В судебных органах решающей инстан-

цией являются присяжный, судья или коллегия судей. Преобла-

дающей практикой, будь то в коллегиях присяжных, судей или в

иных, является голосование, тяготеющее, как правило, к принци-

пу <один член-один голос> при полной равновесности голосов,

что логически ведет к правлению большинства. Как бы то ни было,

решение большинством голосов должно следовать заранее уста-

новленным правилам, включающим ожидание, что принятые при

честном соблюдении процедурных правил решения будут призна-

ны побежденным меньшинством. В таких случаях, как выборы

главы государства и глав местных администраций, может возни-

кать очень серьезная напряженность; соблюдение процедурных

требований является решающим признаком успешной институци-

онализации <демократической> солидарности.

Параллельно с развитием принципов ассоциации в государст-

венных органах управления умножалось число ассоциаций и в

других секторах общества. Политические партии связаны с про-

цессом управления, но также и с разного рода ассоциированными

<группами интересов>, большинство из которых представляют

различные осуществляющие определенную деятельность коллек-

тивы. Имеются также ассоциации, организованные вокруг бес-

численных <общественных проблем>, а также различного вида

интересов, например развлекательных, художественных и т.п.

Чрезвычайно важные оперативные функции современных об-

ществ исполняются почти исключительно структурами типа ас-

социаций. Это прежде всего участие <фидуциарных> комитетов

(осуществляющих общественный надзор) в разнообразных сек-

торах делового предпринимательства и во многих других типах

<корпоративных> организаций. По отношению к <исполнитель-

ной части управления> они выполняют роль, аналогичную той,

какую играет законодательная власть по отношению к исполни-

тельным органам любого современного государства. Иногда чле-

..-^^

у^-^-"

aS?^ ^ ^-^

ны таких советов в каком-то смысле избираемы, скажем, акционе-

рами, но в большинстве случаев этого нет. Во всяком случае, они

во многом заменили наследственный элемент в качестве <небюро-

кратической> верхушки в преимущественно бюрократических

структурах бизнеса^. В <частном неприбыльном> секторе верхов-

ный контроль, особенно в том, что касается финансовой ответст-

венности, также имеет тенденцию в каком-то смысле сосредото-

чиваться в руках надзорных комитетов.

Другой очень важный момент в развитии ассоциаций - это объ-

единения по профессии^. Несмотря на то что в значительной мере

профессиональная функция выполнялась в рамках индивидуальной

<частной практики>, уже с давних пор профессионалы стремились

объединяться для продвижения своих общих интересов, в том числе

для поддержания высоких профессиональных стандартов компетент-

ности и добросовестности. В этом комплексе все более видное мес-

то отводилось высшему образованию, не в последнюю очередь по-

тому, что оно готовило практикующих профессионалов. Поэтому и

профессия преподавателя высшей школы, и профессия универси-

тетского исследователя также становились все более значимыми.

Примечательно, что сердцевина структуры академической профес-

сии - факультет - в основе своей имеет характер ассоциации.

Все три главных типа операциональной организации (рынки,

бюрократия и ассоциации) выходят на ключевые позиции в про-

цессах дифференциации и плюрализации современных социеталь-

ных сообществ.

ПРОЦЕССЫ ЭВОЛЮЦИОННЫХ ИЗМЕНЕНИЙ

Хотя в предшествующем изложении дифференциация нахо-

дилась в центре внимания, аналитически она рассматривается

лишь как один из четырех главных процессов структурного изме-

нения, которые, взаимодействуя друг с другом, составляют <про-

грессивную> эволюцию к более высоким системным уровням.

Помимо дифференциации в их число входят повышение адап-

тивной способности, включение и генерализация ценностей (при-

менительно к социальным системам)''".

^ В работе <The theory of social and economic organization> М.Всбер полчеркпна-

ет, что все бюрократии должны иметь исоюрократичсскую верхушку.

"' Parsons Т. Profcssions//The International Encyclopedia of the Social Sciences.

" Эта парадигма была впервые предложена в: 1'arsonsl. Some considerations on

the theory of social cliangc//R4i'al Sociolo.'у. 1961. Vol. 26. September. P. 219-239. Она

также обсуждается несколько более подробно н с некоторыми изменениями в

<Societies...> (ch. 2).

Дифференциация представляет собой деление единицы или

структуры в какой-либо социальной системе на две или более

единицы или структуры, различающиеся по своим характерис-

тикам и функциональной значимости для системы. Мы уже об-

суждали сложный случай дифференциации: возникновение как

современного домохозяйства, так и современной, основанной

на найме организации из более замкнуто функционирующего

крестьянского домохозяйства, которое повлекло за собой изме-

нение многих ролей, коллективов и норм. Однако процесс диф-

ференциации имеет своим результатом появление более разви-

той социальной системы только в том случае, если каждый вновь

дифференцировавшийся компонент обладает большей адаптив-

ной способностью, чем прежний компонент, выполнявший его

функцию.

Повышение адаптивной способности представляет собой процесс,

в результате которого социальные единицы обретают больший вы-

бор ресурсов, высвобождаясь в своем функционировании от неко-

торых ограничений, присущих их предшественникам. Современ-

ные фабрики предполагают гораздо более высокий уровень обоб-

щенности обязательств в отношении труда у тех, кто занят в произ-

водстве, чем это требовалось в крестьянских домохозяйствах, но

зато на них может выпускаться большее разнообразие товаров с

гораздо большей экономией.

Система, углубляющая внутреннюю дифференциацию и по-

вышающая свои адаптивные способности, тем самым усложняет-

ся и обязательно сталкивается с проблемами интеграции. Обыч-

но решить эти проблемы можно только путем включения новых

единиц, структур и механизмов в нормативные рамки социеталь-

ного сообщества. Например, когда организации, основанные на

найме, дифференцировались от семейных домохозяйств, систе-

мы власти в обоих типах коллективов должны вписаться в струк-

туру норм данного общества.

Наконец, если этим различным составляющим общества сужде-

но получить надлежащую легитимизацию и обрести определенные

способы ориентации в своих новых образцах действия, то предыду-

щие три процесса должны быть дополнены генерализацией ценнос-

тей. Выше уже отмечалось, что общие ценности общества должны

конкретизироваться применительно к великому множеству ситуа-

ций, в которых действие социально структурировано. Здесь же под-

черкивается обратный момент, а именно: когда переплетение соци-

ально структурированных ситуаций становится более сложным, то

для обеспечения социальной стабильности нужно, чтобы ценности

получали более обобщенное выражение.

Надо обратить также внимание еще на один аспект эволюци-

онного развития. При обсуждении обобщенных средств взаимооб-

мена между составными частями социальной системы, то есть де-

нег, влияния, политической власти и ценностных приверженнос-

тей, речь шла преимущественно об их наиболее очевидной функ-

ции обеспечения рутинного взаимообмена между дифференциро-

ванными частями социальной системы. Но они могут способство-

вать также повышению творческого уровня и расширению диапа-

зона деятельности, совершающейся в социальных системах. Со-

временные экономисты показали, что через процесс кредитова-

ния и инвестирования деньги могут быть одним из первостепен-

ных инструментов повышения уровня производства, равно как и

совершенствования обмена в системе разделения труда. В других

моих работах высказывалась мысль о том, что фундаментальное

свойство денег, то есть их способность через механизм кредита

повышать производительность экономики, находит аналоги в дей-

ствии других обобщенных средств, прежде всего власти и влия-

ния^. Так, механизм власти может действовать таким образом, что-

бы увеличивать эффективность политической подсистемы в дол-

госрочном плане, а влияние может быть использовано для повыше-

ния способности социетального сообщества к достижению соли-

дарности.

Если формулировать кратко, основным условием способнос-

ти обобщенных средств взаимообмена стимулировать является их

опора на подсистемы действия более высокого уровня. Таким об-

разом, в самом широком смысле развитие культуры существенно

необходимо для эволюционных продвижений социальных сис-

тем. Например, развитие религии лежит в основе всех крупных

процессов генерализации ценностей, а прогресс эмпирического

знания - в основе институционализации новых технологий. До-

статочно высокие уровни генерализации ценностей, реализуемые

главным образом через правовую систему, являются предпосыл-

ками включения в структуру социетального сообщества. Консен-

сусная основа, обеспечивающая адекватно применение механиз-

ма влияния, необходима для эволюционных сдвигов в системе

политической власти. Определенная высокая степень политичес-

кой интеграции обусловливает возможность выхода денежных

экономик за относительно примитивные пределы"'.

" Ср.: Parsons Т. On the concept of political power. On the concept of influence//

Idem. Politics and social structure.

''" CM.: Max Weber on charisma / Ed. by S.N.Eisenstadt. Chicago: Univ. of Chicago

Press, 1968. особенно <Introduction>.

Глава вторая

ДОСОВРЕМЕННЫЕ ОСНОВЫ

СОВРЕМЕННЫХ ОБЩЕСТВ

В книге <Общества...> обсуждалось развитие культурных инно-

ваций в небольших обществах-<рассадниках> - в древних Израи-

ле и Греции. Анализ был сосредоточен на условиях, при которых

могло осуществиться значимое культурное новаторство, а со вре-

менем отделиться от своих изначальных социальных корней. Две

эти модели были избраны по причине их решающего вклада в

последующую социальную эволюцию. Берущие начало в <класси-

ческих> иудейских и греческих истоках элементы, претерпев ос-

новательные изменения и взаимные комбинации, составили боль-

шинство из главных культурных компонентов современного об-

щества. Их ядром было христианство. Как культурная система оно

в конечном счете доказало свою способность и впитать в себя наи-

более значительные компоненты светской культуры античности, и

создать матрицу, из которой смогли выделиться новые устои секу-

лярной культуры.

Христианская культура, включая ее мирские компоненты, смог-

ла утвердить более четкую и последовательную дифференциацию

от социальных систем, с которыми находилась в отношениях вза-

имозависимости, чем это удавалось любой из ее предшественниц.

Благодаря такому отделению от общества христианская культура

смогла выступить в качестве более действенной и новаторской силы

в развитии всей социокультурной системы, чем другие культурные

комплексы, появлявшиеся до нее.

Никакая культурная система, однако, не институционализиру-

ется сама по себе; для этого она должна быть интегрирована с

социальным окружением, которое обеспечивает удовлетворение

функциональных потребностей реального общества (или несколь-

ких обществ). Эволюция предполагает непрерывное взаимодейст-

вие между культурной и социальной системами, равно как и меж-

ду их соответственными компонентами и подсистемами. Соци-

альные предпосылки эффективности культуры таким образом не

только меняются, но и на каждом из этапов могут зависеть от

предыдущих этапов институционализации культурных элементов.

В этом плане для нашего анализа особое значение имеет Рим-

ская империя. Во-первых, она была основной социальной сре-

дой, в которой получило развитие христианство. Поскольку рим-

ское общество исключительно многим было обязано греческой ци-

вилизации, греческое влияние проникло в современную систему

не только <культурным> путем, через христианскую теологию и

светскую культуру Ренессанса, но и через структуру римского об-

щества, особенно в восточной части империи, где образованные

классы оставались эллинизированными после римского завоева-

ния. Во-вторых, в основания современного мира было инкорпо-

рировано наследие римских институтов. Чрезвычайно важный

момент состоит в том, что греческое культурное и римское инсти-

туциональное наследия оказали воздействие на одни и те же струк-

туры. Правовой порядок империи оказался незаменимым условием

для христианского прозелитизма, в результате чего произошло со-

вмещение образцов, нашедшее отражение в том, что элементы рим-

ского права вошли и в канонический закон церкви, и в светские

законы средневекового общества и его преемников.

Начнем наш анализ с набросков, относящихся к двум глав-

ным социальным <мостам> между древним и современным мира-

ми - христианству и некоторым институтам Римской империи.

Затем, перескочив через несколько веков, рассмотрим более близ-

ких предшественников современного общества - феодальное об-

щество с его кульминацией в позднем Средневековье, потом

Ренессанс и Реформацию.

РАННЕЕ ХРИСТИАНСТВО

Христианство зародилось как сектантское движение в палес-

тинском иудаизме. Вскоре, однако, оно порвало со своей религи-

озно-этнической общиной. Решающим событием в этом процес-

се стало решение апостола Павла, согласно которому нееврей

мог стать христианином без того, чтобы стать членом еврейской

общины и соблюдать иудейский закон'. Таким образом, ранняя

христианская церковь превратилась в религиозное сообщество типа

ассоциации, независимое от каких бы то ни было естественно

заданных сообществ аскриптивного типа, будь то этнических или

Nock .4.0. St. Paul. N.Y.: Harper. 1938.

территориальных. Она сосредоточилась вокруг чисто религиозной

задачи - спасения души каждого отдельного человека - и в этом

отношении особо отличалась от всякой светской социальной ор-

ганизации. Благодаря прозелитской деятельности апостолов и дру-

гих миссионеров христианская церковь постепенно распростра-

нилась по всей Римской империи. На ранних этапах она пользо-

валась успехом в основном в небогатых слоях городского населе-

ния - у ремесленников, мелких торговцев и т.п., которые были

свободны и от крестьянского традиционализма, и от присущей

высшим классам заинтересованности в status quo^.

С точки зрения, религиозного содержания наиболее важными

элементами преемственности от иудаизма был трансцендентный

монотеизм и представление о договоре с Богом. Таким образом,

сохранился дух <избранности> Богом для совершения особой бого-

данной миссии. В классическом иудаизме этим статусом был наде-

лен народ Израиля; в христианстве он закрепился за всеми испове-

дующими веру индивидами, через веру получающими доступ к веч-

ной жизни^ Спасение можно было обрести в церкви и посредст-

вом церкви, особенно после того как утвердился институт святых

таинств. Ранняя церковь была добровольной ассоциацией, как со-

циологический тип совершенно противоположной такой общнос-

ти, как <народ>. Иудеем можно было быть только в качестве то-

тальной социальной личности, одного из <народа>; в христианстве

на уровне участия в социуме человек мог быть одновременно хрис-

тианином и римлянином или афинянином, членом церкви и этно-

территориального сообщества. Этот шаг имел решающее значение

для дифференциации и ролевых, и коллективных структур.

Это новое определение оснований религиозного коллектива

и его отношения к мирскому обществу требовало теологической

легитимизации. Новым теологическим элементом стал Христос,

который не был просто еще одним пророком или мессией иудей-

ской традиции - эти фигуры были чисто человеческими, без пре-

тензий на божественность. Христос же был и человеком, и Бо-

'гом, <единосущным сыном> Бога-Отца, но также и человеком во

плоти и крови. В этой своей двойной сущности он явился, чтобы

дать человечеству спасение.

Трансцендентность Бога-Отца послужила основным источни-

ком резкого разделения между тем, что позже получило название

<духовного> и <светского>. Основанием их интеграции послужи-

' Harnack A. The mission and expansion ol Christianity. N.Y.: Harper. 1961.

Bltliiilann R. Primitive Christianity. Cleveland: Meridian. 1956.

ли отношения между людскими душами и Богом через посредство

и <во> Христе и его церкви, которая теологически определяется

как <мистическое тело Христово> и сопричастна божественности

Христа через Дух Божий". Христос не только принес спасение ду-

шам, но и освободил религиозное сообщество от прежних терри-

ториальных и этнических привязок.

Отношения между тремя лицами Святой Троицы и каждого

из них к человеку и другим сторонам бытия чрезвычайно слож-

ны. Устойчивое теологическое упорядочение этих отношений тре-

бовало интеллектуальных ресурсов, отсутствовавших в профети-

ческом иудаизме. Именно в этом направлении сыграла решаю-

щую роль поздняя греческая культура. Христианские теологи III в.

н. э. (особенно александрийские отцы Ориген и Климент) мобили-

зовали утонченные средства неоплатонической философии для ре-

шения этих сложных интеллектуальных проблем", тем самым со-

здав прецедент сближения со светской культурой, каковое не было

доступно другим религиозным движениям, в частности исламу.

Представление о христианской церкви как одновременно о

божественном и человеческом учреждении имело теологическое

происхождение. Представление же о ней как о добровольной ас-

социации с весомыми признаками эгалитаризма и корпоратив-

ной независимости по отношению к социальному окружению во

многом сложилось на основе институциональных моделей антич-

ности. Поразительным символом было использование св. Авгус-

тином слова <град> в значении, близком к слову <полис>^. Безу-

словно, церковь была ассоциацией религиозных <граждан>, напо-

добие полиса, особенно в том, что касалось местных конгрега-

ций. Подобно тому как империю можно представить в виде

городов-государств, так и церковь создала соответствующую

модель, по мере того как разрастающееся движение стало нуж-

даться во властных структурах для стабилизации отношений

между ее местными конгрегациями. Необходима была и опре-

деленная централизация, которая постепенно осуществлялась в

утверждении римского папства. Хотя церковь институционально

дифференцировалась от всех светских организаций, в то же время

структурно она стала больше соответствовать окружающей ее со-

циальной реальности.

* Neck A.D. Early gentile Cinstianity and its Hellenistic background. N.Y.:

Harper. 1964.

'Jaeger W. Early Christianity and Greek Paideia. Cambridge (Mass.): Harvard Univ.

Press, 1961.

^ Cochrane Ch.N. Cliristianitvand classical culture. N.Y.: Oxford Univ. Press. 1957.

4-1438

Важной чертой дифференциации христианской церкви от мир-

ского общества была четкость и резкость проведенных границ:

ранний христианин жил <в миру>, но был <не от мира сею>.

Большое общество было языческим и представлялось христиа-

нину совершенно обесцененным, царством неискупимого греха.

Знаменитое предписание <кесарю - кесарево> нужно было пони-

мать как признание того, что кесарь - языческий монарх, символ

языческого политического и социального порядка. В том, что здесь

выражалось <принятие> римской власти, проявлялась христиан-

ская пассивность по отношению ко всему мирскому. Как реши-

тельно настаивал Э. Трельч, раннее христианство не было дви-

жением социальных реформ или революционным движением.

Признание власти кесаря ни в коем случае не означало пози-

тивной интеграции, ибо оно коренилось в эсхатологических ожи-

даниях близкого второго пришествия, конца света и Страшно-

го Суда\

Христианское движение .как целое было изначально двойст-

венным в своем отношении к секулярному миру, что во многом

опять-таки было унаследовано от иудаизма. С одной стороны,

оно утверждало приоритет <вечной жизни> перед всеми мирски-

ми делами. Поэтому, наряду с прозелитизмом, оно делало акцент

на такие средства спасения, как личное благочестие и аскетизм.

С другой стороны, Христос и его церковь, подобно народу Из-

раиля, имели назначенную Богом миссию на этой земле, что на

деле означало миссию в человеческом обществе. И хотя положе-

ние церкви в имперском обществе вынужденно отодвигало этот

компонент на второй план, его эволюционный потенциал был

весьма значительным.

Христианская отрешенность от мирских дел сталкивалась со

все более серьезными проблемами по мере обращения в христи-

анскую веру широких слоев населения, и особенно представите-

лей высших, социально и политически более ответственных клас-

сов". Этот процесс достиг кульминации в начале IV в, н.э. с про-

возглашением новой имперской религиозной политики, нашед-

шей отражение в Миланском эдикте (объявившем о терпимос-

ти к христианству), в обращении в христианство императора

Константина и в объявлении христианства государственной

религией".

' Ti'oellsch Е. The social teachings of the Christian Churches. Vol. 1. N.Y.:

Harper. 1960.

' Ibid.

" Lietunann H. A history of the early Church. Cleveland: Meridian. 1961. Vols 2. 3.

.. ^

ЕЛ '' .. ki

Эта кульминация была не только великим триумфом, но и ис-

точником огромных напряжений внутри христианства, поскольку

церковь оказалась перед опасностью потерять свою независимость

и превратиться в орудие светской политической власти. Знамена-

тельно, что именно в этот период утверждается монастырство'".

Предписание апостола Павла <оставаться в том положении, в ка-

ком вы были призваны> уже в самом начале казалось недоста-

точно радикальным определенному меньшинству христиан,

которые целиком порывали с миром и становились отшельника-

ми. Теперь же подобные настроения приводили к созданию орга-

низованных общин верующих, полностью посвятивших свою жизнь

религии и покинувших мир, приняв обет нестяжания, безбрачия и

послушания".

Хотя христианство было <рассадниковым> движением с по-

тенциальными возможностями для будущего социального разви-

тия, оно не могло преобразовать Римскую империю, поскольку

там отсутствовали необходимые условия его институционализа-

ции. М-онастырское же движение образовало еще один, особый

вид <питомника рассады> уже внутри христианства и стало мощ-

ным и все более усиливающимся эволюционным рычагом воздей-

ствия как на <мирскую> церковь, так и на секулярное общество.

Институциональное структурирование христианской миссии

в мире, в котором монастыри играли повсюду важную роль, ока-

залось теснейшим образом связано с процессом дифференциа-

ции восточной и западной ветвей церкви. Отчасти в результате

ослабления на Западе светской власти, включая потерю Римом

статуса имперской столицы, церковь получила там большие

возможности стать независимым <субъектом действия>. Высту-

пая как единая организация всех христиан, мирян и клира, за-

падная церковь создала <универсальную> епископальную систе-

му, централизованную под эгидой папского престола в Риме'^

В период <мрачного Средневековья> и на протяжении почти всей

эпохи более поздних Средних веков эта организация показала

себя более эффективной, чем любая из числа светских, и произо-

шло это благодаря длительному воздействию трех важных мо-

ментов в развитии церкви.

Во-первых, во многом под влиянием Августина на самом вы-

соком теологическом уровне за <градом людским> утвердилось

"' Tlifari P. Authority and affection in the ascetics status group: St. Basilic definition

ofnionasticisin/LJnpubl. dissert. Harvard University.

" Workman H.B. The evolution of the monastic ideal. Boston. 1962.

" Uetynann H. Op. cit. Vol. 4.

почти легитимное место, при том, что проводилось различение

между ним и <градом Божьим>. В противоположность характерно-

му для раннего христианства тотальному отчуждению от мирского

общества, в концепции Августина утверждалась мысль о <негатив-

ной терпимости> по отношению к нему и допускалась возмож-

ность его морального совершенствования под христианским влия-

нием как вполне законного стремления". Августин также пошел

гораздо дальше своих предшественников по пути принятия секу-

лярной культуры древнего мира.

Во-вторых, с учреждением ордена бенедиктинцев западное

монашество стало уделять гораздо больше внимания мирским де-

лам, чем восточное монашество. Интерес к светскому миру укре-

пился с появлением в западной церкви других орденов, таких,

как клюнийские монахи, доминиканцы, францисканцы и, нако-

нец, иезуиты.

В-третьих, организация церкви была скреплена посредством

таинств, которые обрели свою окончательную форму до начала

Средних веков. Священнический сан превратился в должность,

независимую от личных качеств занимающих ее персон, а зна-

чит, и от 'их партикуляристских связей^. Западная церковь до-

стигла значительно более высокого уровня <бюрократической> не-

зависимости своего белого духовенства, чем восточная церковь, где

епископы обязательно должны быть выходцами из монахов, а при-

ходские священники тесно вовлечены в жизнь местных общин.

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЕ НАСЛЕДИЕ РИМА

Хорошо известно, какой резкий упадок пережила Римская

империя, достигшая высочайшего уровня цивилизации. Особен-

но этот упадок выразился в дезинтеграции политической власти

на Западе и в появлении на ее месте множества меняющих свои

очертания племенных и региональных группировок и авторите-

тов. Эти перемены сопровождались фактическим исчезновением

денежно-рыночной экономики и возвращением к местной само-

достаточности и бартеру".

" Cochrane Ch. N. Op. cit.: Troeltsch E. Op. cit.

'" Weber M. The Sociology of religion. Boston: Beacon, 1963. {Вебер M. Социоло-

гия pe.mnw//Beoep M. Избранное. Образ общества. M.: Юрист, 1994.1

'" Moss H.Si.L.B. The birth of the Middle Ages. L.: Oxford LJniv. Press. 1935:

Lot F. The end of the Ancient World and the beginning of the Middle Ages. N.Y.:

Harper. 1961.

Когда снова началось постепенное возрождение и консолида-

ция, между церковью и светской властью возникло новое важное

взаимоотношение. Легитимизация режима Карла Великого зави-

села от его отношений с церковью, что нашло символическое

выражение в его коронации папой Львом III в 800 г. н. э. Эта

церемония послужила моделью для всей Священной Римской им-

перии, которая хотя и не была никогда высокоинтегрированной

политической системой, все же служила легитимизируюшей ос-

новой для единого христианского светского общества"'.

В этих институциональных рамках великий средневековый

<синтез> выглядел как дифференциация церкви и государства, пос-

леднего - в специфически средневековом значении этого терми-

на. Эта дифференциация определялась как разделение духовных

и светских <орудий> христианской миссии. В результате этого

особого способа дифференциации и интеграции образовалось ядро

того, что Э. Трельч называл первым вариантом идеи Христиан-

ского общества^. Главные институциональные элементы римско-

го происхождения, пережившие Средние века, были, таким обра-

зом, тесно связаны с развитием церкви.

В период переселения народов универсалистские структуры

римского права были тяжелейшим образом подорваны ввиду <пер-

сонализации> права, когда человека стали судить по закону его

племени'^ Эту партикуляристскую отсылку к племенной принад-

лежности можно было преодолеть в юрисдикции и правопримене-

нии только путем постепенного возрождения территориального

принципа, ибо эта сторона права непосредственно связана со ста-

тусом территориальной политической власти. Хотя и было при-

знано, что гражданским правом вновь образованной империи яв-

ляется римское право, империя была слишком рыхлой, чтобы слу-

жить эффективным субъектом детальной разработки закона и его

претворения в жизнь. Так что правовая традиция ограничивалась

тем, что оказывала своего рода <культурное давление> в виде леги-

тимизирующего воздействия на процесс установления территори-

альных законодательств, не охватывающих всю империю целиком"'.

Тем не менее едва ли ставилось под сомнение, что право, как

таковое, означало римское право и что правовая система импер-

ского Рима сохраняла силу даже в английском общем праве, кото-

рое было не столько новой правовой системой, сколько адапта-

"' Pii-еппе Н. A history' of Europe. 2 vols. Garden City: N.Y.: Anchor. 1958.

'" Ti-oeltsch E. Op. cit. Vol. 1.

'" McHwain C.H. The growth ofpolitical thought in the West. N.Y.: Macinillan. 1932.

'" Ibid: Gierke 0. YOU. Political theories of the Middle Ages. Boston: Beacon. 1958.

цией римского права к условиям Англии^. Более того, и церковь

приспособила значительную часть римского права в виде канони-

ческого закона для регулирования своих собственных дел и созда-

ла внутри клира специальный разряд юридических экспертов. Воз-

можно даже, что <бюрократизация> средневековой церкви имела

меньшее значение, чем ее упорядочение средствами универсалист-

ской правовой системы.

Твердая территориальная привязка политических институ-

тов - это второй существенный компонент современных обществ,

существованию которого они более, чем какому-либо иному ис-

точнику, обязаны римскому наследию. Несмотря на многие раз-

личия между римскими и современными государственными ин-

ститутами, римское наследие и римская модель послужили важ-

нейшим отправным пунктом для развития раннесовременного ев-

ропейского государства, не в последнюю очередь через легитими-

зацию, заложенную в представлениях о преемственности государ-

ственной организации^.

Третьим основным компонентом институционального насле-

дия античности был принцип и образец <муниципальной> орга-

низации. Римский municipium вел свое происхождение от более

древних городов-государств - греческого полиса и городов Рима

и других италийских провинций. Municipium давно утратил по-

литическую независимость, но сохранил многие из давних инсти-

туциональных установлений. Самым важным из них было пред-

ставление о его структурном ядре в виде корпорации граждан.

В определенных основополагающих отношениях граждане muni-

cipium представляли собой объединение равных, имеющих одина-

ковые юридические и политические права и одинаково несущих

военные и другие подобные обязанности граждан. Хотя во всех

municipia, как и в Риме, постепенно возникли аристократии бога-

тых и знатных граждан, которые монополизировали обществен-

ные должности, в них все же в достаточной мере сохранялся, в

отличие от сельского общества, особенно периода феодализма, дух

ассоциации. Выживание таких городских общин составляло важ-

ную отличительную особенность предсовременной Европы, если

сравнивать ее с любым восточным обществом, находившимся на

приблизительно такой же стадии развития".

^ Maitland F.W. The constitutional history' of England. Cambridge (Eng).: Cam-

bridge Univ. Press. 1908.

" Moil-all 1.B. Political thought in Mediaeval Times. N.Y.: Harper. 1962.

"- Weber M. The city. N.Y.: Free Press, 1958. \Beoep M. Горо^/Вебер M. Избран-

ное. Образ общества. M.: Юрист. 1994.1

и*

СРЕДНЕВЕКОВОЕ ОБЩЕСТВО

То, что период развития и перехода от конца Средневековья к

первым новообразованиям общества, вступившего на путь модерни-

зации, был длительным и неровным, во многом объясняется тем,

что в средневековом обществе прихотливо сочетались черты, благо-

приятствующие этому процессу, с такими, которые в основе своей

были несовместимы с современностью и становились очагами со-

противления переходу к ней. Рассмотренное в качестве <типа> со-

циетального устройства феодальное общество резко противополож-

но более развитым типам - как тем, что предшествовали ему, так и

тем, что пришли ему на смену. Оно характеризовалось кардиналь-

ным отступлением почти от всех элементов развитого римского об-

щества к более архаичным формам. Однако, как только была до-

стигнута точка максимальной регрессии, быстро началось выздоров-

ление и динамичное продвижение вперед. Ключевым моментом в

этом развитии было то, что феодализм - продукт попятного движе-

ния - получил лишь вторичную легитимизацию. Хотя лояльности

феодального типа и были, несомненно, романтизированы и получи-

ли, фактически, церковное благословение, это признание носило

условный и ограниченный характер. В целом же они оказались до-

вольно легко уязвимы со стороны иных притязаний, которые мог-

ли появиться и раньше, и позже их и которые были глубже укоре-

нены в культуре с достаточно высокорационализированными клю-

чевыми компонентами.

Начиная с XI в. в обществе стали утверждаться элементы, спо-

собные породить первичную легитимизацию, инициируя процесс

дифференциации и связанные с ним изменения, которые в конце

концов привели к созданию современного структурного типа. Об-

щее направление этой эволюции определялось достижениями в рам-

ках <структурных мостов>, о которых уже было сказано выше: это

основная ориентация западного христианства, относительная функ-

циональная обособленность организационной структуры церкви,

территориальный принцип политического подданства, высокий

статус римской правовой системы и принцип ассоциации, лежа-

щий в основе городских общин.

Дробление социальной организации Римской империи посте-

пенно вело к созданию в высшей степени децентрализованного,

локализованного и утратившего структурную дифференцированность

типа общества, обычно именуемого <феодализмом>". Общей тен-

-" Наиболее авторитетным и полезным для социологического анализа, всеохна-

тываюшим источником может служить книга М. Блока: Bloch М. Feudal society. Chicago.

1961. {Б.юк М. Феодальное обшестпо//Б.1ок М. Апология истории. М.: Наука. 1973.1

денцией феодального развития было уничтожение универсалист-

ской основы порядка и замена ее партикуляристскими связями,

изначально <племенного> или .местного характера. Попутно ста-

рые элементы относительного равенства индивидуальных членов

ассоциаций уступали место, по крайней мере на уровне основных

политических и юридических прав, размытым иерархическим от-

ношениям, базирующимся на неравенстве взаимных обязательств

вассального подчинения, покровительства и служения.

Феодальные иерархические отношения начинались как <до-

говорные>, когда вассал, давая присягу на верность, соглашался

служить господину в обмен на его покровительство и иные при-

вилегии^. На практике, однако, они быстро превратились в на-

следственные, так что только при отсутствии у вассала законно-

го наследника его господин мог свободно распорядиться его фе-

одом и назначить преемником <нового человека>. Для крестьян

феодальная система устанавливала наследственную несвободу в

виде института крепостничества. Полное признание законной

наследственности статуса было, однако, и одним из признаков

аристократии.

Вероятно., самой насущной повседневной проблемой в то время

было обеспечение простой физической безопасности. Беспоря-

док, порожденный <варварским> нашествием, продолжался и даль-

ше ввиду постоянных набегов (например, мусульман - на восто-

ке и на юге, гуннов - на востоке и севере, скандинавов - на

севере и на западе) и непрерывной междоусобицы как следствия

политической раздробленности". Поэтому военная функция по-

лучила преимущественное развитие, и военные средства проти-

востояния насилию стали основой безопасности. Опираясь на

мощные традиции античности, в светском обществе возвысилось

военное сословие, закрепившее свое положение посредством ие-

рархического института вассальной зависимости.

Однако с течением времени возможность поддерживать про-

стые и ясные иерархические отношения становилась все более

проблематичной. Они сделались настолько запутанными, что мно-

гие люди осуществляли свои феодальные права и обязанности в

рамках сразу нескольких потенциально враждебных друг другу ие-

рархий. Хотя ленные отношения, считавшиеся главными по отно-

шению ко всем другим обязательствам, и были попыткой разре-

шить эту проблему, все же, скорее, они являлись знаком того, что

^Ganshoff F.L. Feudalism. N.Y.: Harper, 1961.

^ Ibid. Part 1.

институт королевской власти не феодализировался окончательно

и постепенно восстанавливал свое верховенство^.

После XI в. территориальная организация государства, тесно

связанная с монархическим принципом, старта уверенно набирать

силу, хотя и не везде одинаково. В Европе постепенно увеличива-

лась плотность населения, росла экономическая организованность,

возрастала физическая защищенность, все это в целом вело к сдвигу

в принципах равновесия от феодальной организационной зависи-

мости вассалов (с ее весьма хрупкими равновесием) к территори-

альному. Попутно совершалась важная кристаллизация института

аристократии, который можно рассматривать как <компромисс>

между феодальным и территориальным принципами организации".

В своих полностью раскрытых формах аристократия была явлени-

ем позднего Средневековья. На макросоциальном уровне она пред-

ставляла собой фокус двухклассовой системы, из которой развил-

ся современный тип секулярной социальной стратификации на-

ционального государства.

С политической феодализацией раннего Средневековья тес-

но переплетался резкий экономический упадок. Ресурсная база

общества становилась все более аграрной, обретая относительно

устойчивую форму организации в виде института феодального

землевладения. Поместье было относительно самодостаточным

аграрным хозяйством с наследственно закрепленной за ним ра-

бочей силой, зависевшей в своем легализованном статусе <не-

свободы> от феодала, обычно какого-то физического лица, но

часто им выступала и какая-нибудь церковная корпорация -

монастырь или соборный капитул. Функциональная размытость

поместья отражалась в статусе землевладельца, который сочетал

в себе роли собственника земли, политического лидера, военно-

го предводителя, судьи и организатора хозяйственной жизни^.

Такая диффузность вполне соответствовала манориальному по-

местью как средоточию гарантированной безопасности посреди

феодального хаоса, но помешала ему стать организацией, спо-

собствующей осуществлению модернизации на местах. К такого

типа организации гораздо ближе стояли города.

Можно утверждать, что в широком смысле социальная струк-

тура церкви была основным институциональным мостом между

древним и современным (модернизованным) западным общест-

-"' Block м. Ор. cit.

'-' [bid.

^ Ibid. Part V: Pirenne H. Economic and social history of Medieval Europe. N.Y.

Harvest. 1937. Part III.

вом. Но для того чтобы эффективно повлиять на эволюцию, цер-

ковь должна была в каких-то стратегически важных точках со-

единиться со светскими структурами. М. Вебер настаивал на

том, что именно одну из таких стратегических точек представ-

ляла собой европейская городская община". Что касается при-

общенности к церкви, то социальные различия в рамках город-

ских общин были в известном смысле приглушены, хотя и не

уничтожены вовсе. Прежде всего это выражалось в том, что всем

членам городской общины без всяких различий был открыт до-

ступ к мессе^.

Какова природа религиозного компонента в городской орга-

низации, наиболее наглядно продемонстрировал кафедральный

собор, который был не просто зданием, а институтом, в котором

соединялись два уровня церковной организации - местонахож-

дение епархиальной власти и средоточие кафедрального капиту-

ла, представляющего собой важный коллегиальный элемент цер-

ковной структуры^. Весьма значительное участие гильдий в фи-

нансировании капитулов и строительстве храмов указывает на

то, что религиозная организация была тесно связана с экономи-

ческой и политической жизнью набирающих силу городов.

Важнейшим явлением в развитии в городах ассоциаций се-

кулярного типа стало возникновение городского варианта арис-

тократии в виде патрициата - высшего слоя горожан, органи-

зованного в корпоративное целое. Отличительная особенность

этих групп заключалась в самом принципе их организации, про-

тивоположном феодальному принципу иерархии". Они были

организованы в гильдии, среди которых наиболее заметное и

влиятельное место занимали гильдии торговцев. Но сама каж-

дая отдельная гильдия, следуя образцу полиса или municipium,

была в основе своей ассоциацией равных^'. Хотя в пределах од-

ной городской общины существовали гильдии, находившиеся

^ Weber М. The city.

^ В сельской местности обычный порядок состоял в том, что хозяин поместья

ходил к мессе в свою часовню, а простолюдины ходили в деревенскую церковь или

в храмы близлежащего монастыря или города, если вообще посещали богослуже-

ния. Всякий мало-мальски благородный человек имел собственного духовника. В

этой связи примечательно, что Фома Аквинский утверждал большую по сравне-

нию с сельским пригодность городского образа жизни для воспитания христиан-

ской добродетели. CM.: Ti-oeltsch Е. Ор. cit. Vol. 2. P. 255.

" Southern R.W. The making of the Middle Ages. New Haven: Yale LJniv. Press.

1953. P. 193-204.

" Bioch М. Ор. cit. P. 416.

^ Pirenne H. Early democracies in the low countries. N.Y.: Harper. 1963.

-^3

..т

на разных уровнях престижа и власти, занимавшие неравные

позиции в политической структуре города, и хотя сами города

могли занимать различное место в более широких политических

структурах феодального общества, все-таки городские общины

представляли собой образчик организации, противоположный

феодализму и созвучный основному направлению будущего раз-

вития^.

Вероятно, самые важные эволюционные события раннего Сред-

невековья произошли в церкви - единственной достаточно все-

объемлющей структуре, чтобы оказать влияние на институцио-

нальное устройство по всей Европе. Поворотный момент насту-

пил, возможно, в конце XI в., во времена папства Григория VII.

В церкви к этому времени уже возобновился интерес к широким

философско-теологическим темам, связанным с утверждением су-

губо христианского свода знаний, который мог бы служить путе-

водителем на пути создания Христианского общества^-'. На гори-

зонте вырисовывалось создание первого великого схоластического

синтеза. Уже началось систематическое изучение канонического

закона и светского римского права, и папа Григорий VII поддер-

жал эти начинания. На уровне социальной структуры, однако, ре-

шающим моментом было, по всей вероятности, настояние Григо-

рия на том, чтобы религиозная дисциплина в церкви в целом при-

ближалась к монастырской, в сочетании с отстаиванием интересов

церкви в миру^. Он и некоторые из его преемников возвели могу-

щество церкви и ее структурную независимость на такие высоты,

что противники такого положения говорили о преобладании цер-

кви над секулярными структурами. Такое преобладание невозможно

было вообразить в Византийской империи.

В некоторых отношениях главной новацией Григория VII было

его требование безбрачия для белого духовенства^. В то время как

в феодальной системе на смену более <личному> принципу фео-

дальной верности стремительно шел принцип наследственности,

он решительно изъял из сферы .действия последнего духовенство

и особенно епископат. Каковой бы ни была мораль белого духо-

венства в области сексуальных отношений, у священников не

могло быть законных наследников, а их приходы и должности не

" Pirenne Н. Mediaeval cities. Princeton: Princeton Univ. Press. 1925. Ch.2 <Muni-

cipal institutions>.

" Southern R.W. Op. cit.: Troeltscli E. Op. cit.

'"'Morrai!J.B.Op.cit.

" Lea H.C. History of Sacerdotal Celibacy in the Cristian Church. N.Y.: Macrnil-

lan. 1907.

"Жй

стали институционализированной наследственной функцией, как это

произошло с институтами монархии и аристократии. Это положе-

ние не могло быть разрушено даже тем, что согласно распростра-

ненной практике высшее духовенство назначалось из числа аристо-

кратов. Хотя священнослужители, епископы и в общем-то папы в

течение многих столетий избирались во многом с учетом их родовых

связей, попытки узаконить такой порядок в основном отвергались, в

то время как во множестве светских контекстов принцип наслед-

ственности все более укоренялся. Состояние напряженности меж-

дудуховным универсализмом церкви и феодальным мирским пар-

тикуляризмом, которое проявлялось в организациях и религиоз-

ного, и мирского типа, послужило мощным противодействием

против соскальзывания западного общества в удобный традицио-

нализм.

ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ЕВРОПЕЙСКОЙ СИСТЕМЫ

До сих пор речь шла о феодальном обществе в плане составля-

ющих его структур безотносительно к их дифференцированному

распространению по различным географическим ареалам европей-

ской системы. Теперь остановимся на выяснении, насколько ны-

нешняя дифференциация Европы как системы была предвосхи-

щена в периоды, предшествующие началу модернизации, и рас-

смотрим для этого, как распределялись по территории Европы

различные институциональные компоненты^.

Социальная среда европейской системы складывалась из ее

отношений с соседними обществами, которые сильно различались

в зависимости от их географического положения^. Социальная сре-

да на северо-западе Европы не была проблемной, так как этот

регион граничил с Атлантикой, которая в те времена не представ-

ляла собой зону сколько-нибудь значительных социальных и по-

литических взаимообменов. На юге и востоке, однако, социальная

среда была чрезвычайно важна. Испания на протяжении всего сре-

" Четкое описание этого распределения можно найти у М. Блока в цитируе-

мом здесь сочинении. В его подходе впервые обозначена идея о том. что подобное

дифференцированное распределение, с определенными оговорками насчет после-

дующих изменений в ходе развития, может быть отнесено к временам, далеко пред-

шествующим первым основным этапам развития современной системы, как они

трактуются в последующих главах этой книги.

'" CM.: Halecki О. The limits and divisions of European history. Notre Dame (Ind.):

Univ. of Notre Dame Press, 1962. Хейлескн описывает общий эволюционный ход

социогсографической дифференциации в Европе.

дневекового периода была частично оккупирована маврами, а для

восточного Средиземноморья в тот период решающее значение

имели отношения с сарацинами. На юго-востоке лежала Визан-

тийская империя, к концу Средних веков оказавшаяся в руках

турок, а к северо-востоку была область распространения пра-

вославного христианства, в конце концов оформившаяся в Рос-

сию. Восточное пограничье было зоной борьбы и колеблюще-

гося по религиозному и этническому направлениям равнове-

сия. Поляки, чехи и хорваты стали в большинстве своем рим-

скими католиками, в то время как русские и большая часть

южных славян обратились в православие. В то же время от Ав-

стрии далее на север проходила неустойчивая граница между гер-

манскими и славянскими народами, не совпадавшая с религиоз-

ным разграничением. Стратегическим анклавом сразу к востоку от

области германского заселения был венгерский этнос - осколок

гуннского нашествия.

Таким образом, между восточным и западным пределами Ев-

ропы существовала огромная разница относительно социальной

среды этих мест - как в смысле физико-географических особен-

ностей, так и по степени предшествующего проникновения рим-

ского влияния, и по последствиям раскола западной и восточной

церквей. Существовали также серьезные различия между севером

и югом, порождаемые наличием физического барьера в виде Альп

и Пиренеев. Италия была местонахождением центра управления

римско-католической церкви, но никогда - столицы Священной

Римской империи. Хотя латинская культура, прежде всего через

язык, проникла в Испанию, Францию и некоторые другие при-

граничные регионы, основной этнический состав трансальпийских

обществ не был латинским.

Италия играла особую роль в становлении средневекового об-

щества по двум главным причинам. Во-первых, в ней находился

церковный престол и, следовательно, в наиболее концентриро-

ванном виде осуществлялось влияние церкви. Во-вторых, здесь

наиболее прочно были укоренены римские институты, которые и

смогли быстрее восстановиться после минимального периода раз-

вития феодализма.

В условиях Средневековья церковь переплеталась экономически

и политически с секулярным обществом, конечно, гораздо теснее,

чем в современную эпоху. Особенно важным аспектом вовлечен-

ности церкви в мирские дела была прямая государственная юрис-

дикция пап над территорией, получившей название Папской об-

ласти. В то же самое время общая децентрализация средневеково-

го общества привела к тому, что городской компонент римского

наследия наиболее сильно проявился в Италии. К северу от Рима

господствующей организационной формой в Италии стал город-

государство. Высшие классы северных городских общин превра-

тились в своего рода амальгаму укорененных в селе изначально

феодальных аристократий и городских <патрициатов>. И все-таки

это были высшие классы городского типа', даже если их члены вла-

дели почти всеми сельскохозяйственными землями, они решительно

отличались от феодальной аристократии Севера^. Такие условия

сильно препятствовали появлению сначала преимущественно фе-

одальной структуры, а позднее территориальных государств, вы-

ходящих по масштабам своей политической структуры за пределы

того, что может контролироваться единым городским центром.

Поскольку широкое применение римского права в секулярном

обществе зависело от развития территориальных государств, то оно

не достигло здесь расцвета вплоть до самых поздних времен. По-

добно своим древним собратьям, городам-государствам античнос-

ти, итальянские города не смогли отстоять свою политическую

целостность в системе <больших держав>. Тем не менее Италия на

том этапе была, возможно, для европейского общества основной

подсистемой сохранения и воспроизводства образца, главным рас-

садником последующих изменений и в светской, и в церковной

культуре"'.

Восточное пограничье было в целом наиболее феодализиро-

ванной частью европейской системы, хотя здесь, особенно в Гер-

мании, сложились самобытные и весьма разнообразные формы

организации^. К востоку от долины Рейна и к северо-востоку от

Балтийского моря городской компонент постепенно ослабевал,

снижаясь до самого низкого в Европе уровня. Экономические и

культурные условия здесь безусловно были примитивнее, чем в

других регионах, а близость границы заставляла делать упор на

военные занятия. Феодальная структура и социальная стратифи-

кация - в целом более жестко иерархизованы, чем в западных

регионах, что создавало основу для более авторитарных режимов.

Иерархическая дифференциация и политическая власть занима-

ли, таким образом, преимущественное положение по сравнению

с экономикой и культурой. Сложившаяся в результате иерархи-

ческая политическая централизация создавала условия для свое-

го рода накопления ресурсов политической эффективности, что

имело важные последствия для будущего всей европейской сис-

"' CM.: Schevil! F. The Medici. N.Y.: Harcourt, 1949.

" Plumb J.H. The Italian Renaissance. N.Y.: Harper. 1965. Ch. 10.

" Bloch M. Op. cit.

темы. Можно сказать, что области восточного приграничья играли

в европейской системе роль адаптивной подсистемы, так как соз-

давали организационные формы для ее зашиты от угроз социопо-

литического, а за ними и культурного характера.

Почва, на которой появились важнейшие социальные и по-

литические инновации, находилась главным образом на северо-

западе Европы. Значение Парижа как центра схоластической фи-

лософии и университетов в Оксфорде и Кембридже состояло в

том, что и то и другое было культурным новаторством. Этот же

географический ареал дал два особенно ценных социальных нов-

шества. Во-первых, Англия и Франция дали самые ранние образ-

цы территориальных государств, отличных от феодальных, хотя в

их развитии была и феодальная подоплека^. Во-вторых, здесь, на

северо-западе империи, достигли расцвета городские общины,

которые сосредоточились в основном вдоль долины Рейна - от

Швейцарии до Северного моря.

Все это произошло во многом из-за организационной рых-

лости империи. В связи с периферийным положением Англии и

Франции их короли могли с ранних времен игнорировать свою

подчиненность императору. Кроме того, многие городские об-

щины на континенте стали <вольными городами> империи, по-

лучив существенные свободы от феодальных структур и от на-

рождающихся территориальных монархий^. Поскольку эти горо-

да обычно были и местонахождением кафедральных соборов, их

позиция укреплялась союзом с церковью.

Процессы эти, имевшие первоначально центром Англию и

Францию, составили первый этап дифференциации на пути ста-

новления современной формы социетального сообщества. Раз-

витие вольных городов, во многом параллельное развитию горо-

дов Италии, послужило толчком для дальнейшей дифференциа-

ции экономики от политических структур и от социетального со-

общества как такового.

Ни одна из этих форм структурной дифференциации не была

совместима с преобладавшей в целом феодальной организацией.

Самые первые короли территориальных государств были одно-

временно и королями в более позднем смысле этого слова и фе-

одальными магнатами; теоретически они являлись знатнейшими

вассалами императора Священной Римской империи, в то время

как их <бароны> в свою очередь и главным образом были их фе-

одальными вассалами. Феодальные сословия не просто вершили

"'' Perir-DuKiiilis Ch. The (cLidal monarchy in England and France. L.: Rolitledge. 1936.

" Даже в наши дни Гамбург и Бремен имеют статус вольных городов.

власть в своих феодах, но образовывали ядро социетального сооб-

шества; они как бы по должности представляли собой наиболее

престижный слой, одновременно являясь символическим фоку-

сом общественной солидарности. Расходящаяся от них сеть фео-

дальных связей составляла основу социальной структуры. <Ниж-

ние классы> вплетались в эту сеть через свой несвободный статус

внутри поместья, напрямую принадлежа только своему господи-

ну и никому больше. Практически никакая гражданская адми-

нистрация не доходила до уровня владельца манора, не говоря

уж о его крепостных. Одним из первых исключений из этих

правил была прерогатива короля по поддержанию <мира>, на-

шедшая наиболее полное воплощение в английской судебной

системе, через которую король мог вмешиваться в местные дела

в случае серьезных преступлений или ссор между двумя феода-

лами"'. С развитием феодализма вассальные отношения станови-

лись все разветвленней, и это вело к дальнейшему распростране-

нию королевского вмешательства и способствовало <националь-

ной> интеграции^.

Система феодального баронства постепенно трансформирова-

лась в то, что стало аристократией ранних современных обществ.

В политическом отношении, быть может, самым решающим нов-

шеством стало присвоение королевскими правительствами двух

тесно связанных между собой прерогатив - во-первых, иметь

военные подразделения, независимые от феодальных контин-

гентов, подчиняющихся в первую очередь баронам, и, во-вто-

рых, установить прямое налогообложение, минуя феодальных

посредников. Преемники системы баронства остались тем не

менее <социальным> классом с наиболее престижным статусом,

непосредственно связанным с монархией в том смысле, что

король всегда был <первым джентльменом> государства и гла-

вой аристократии. В результате этих перемен земельная собст-

венность стала отрываться от статуса землевладельца, который пред-

полагал политическую власть не только над землей, но и над людь-

ми, но в то же время она оставалась основной экономической

базой аристократии.

Там, где сил для установления государственного управления

на больших территориях недоставало, бывало, что города стано-

вились полностью независимыми. Помимо того, что зона воль-

ного города стала местом появления традиции политической не-

зависимости, препятствовавшей наступлению абсолютизма, она

^ Maitland F. W. Ор. cit.

* Bloch М. Ор. cit.

также имела все условия для консолидации независимого соци-

ального слоя, главной лидерской, альтернативной по отношению

к аристократии группы - буржуазии^. Экономическая база этой

группы была сосредоточена не в землевладении, а в торговле и

финансах. Хотя в городской структуре заметное место занимали

и гильдии ремесленников, но торговые гильдии, особенно в наи-

более значительных городах, обычно обладали большей влиятель-

ностью.

По обе стороны Альп города стали главными центрами воз-

никающей рыночной экономики, вероятно, самым существен-

ным обстоятельством этого была их независимость как от недав-

но образовавшихся монархий в Англии и Франции, так и от гос-

подства империи. В рамках большой системы независимое поло-

жение группы рейнских городов не могло не укреплять позиции

их собратьев в Англии и Франции. При определенных обстоя-

тельствах и особенно в столичных городах возникали союзы между

королями и буржуазией, составлявшие важный противовес зе-

мельной аристократии. Особенно это характерно для ситуации

постфеодального времени.

В условиях относительной изоляции и сильной власти, уста-

новившейся на острове после норманнского завоевания, Англия

достигла более высокой, чем на континенте, степени политичес-

кой централизации. В то же время она не пошла по пути развития

королевского абсолютизма благодаря солидарности новой аристо-

кратии, состоявшей из приближенных Вильгельма Завоевателя.

Менее чем за полтора столетия бароны оказались способными на

достаточно единые корпоративные действия, чтобы навязать свое-

му королю Великую хартию вольностей^. Эта корпоративная со-

лидарность в свою очередь была связана с условиями, которые

способствовали образованию парламента. Все это вело к тому, что

английская аристократия дальше и быстрее, чем любая другая,

отходила от своих феодальных начал, завоевывая тем самым осо-

бенно значимые позиции власти и влияния в нарождающемся го-

сударстве.

По сравнению с Фландрией и некоторыми другими областя-

ми континента Англия долго оставалась экономически отсталой.

Однако английская политическая структура создавала благопри-

ятную почву для будущего экономического развития, поскольку

мощь земельной аристократии в противостоянии королевской

власти создавала для купечества ситуацию tertius gacidens. Таким

' Pirenne Н. Early democracies in the low countries.

" Maitinnd F. \V. Op. cit.

5 -1438

^V^" '. <

^:"

'Щ

образом, в Англии подспудно вызревали ингредиенты для будуще-

го синтеза всех изменений, направленных в сторону дифферен-

циации.

РЕНЕССАНС И РЕФОРМАЦИЯ

Ренессанс положил начало высокоразвитой секулярной куль-

туре, выделившейся из бывшей до этого общей религиозной мат-

рицы. Родиной Ренессанса была Италия, именно здесь произошло

зарождение современных искусств и интеллектуальных дисцип-

лин, включая смежную область правовой культуры. Действитель-

но, даже сама теология испытала обратное воздействие новых эле-

ментов секулярной культуры, что позже кристаллизовалось в виде

философии.

Культурные компоненты, составившие культуру Ренессанса,

своими историческими корнями уходили не только в глубь Сред-

них веков, но еще дальше - в античность. Сама античная культу-

ра, однако, не достигла такого же уровня дифференциации, так

как оставалась религиозной в известном смысле, который не был

характерен для западной культуры послесредневекового времени.

Схоластическая философия - наиболее важный целостный ком-

понент рационализированной средневековой культуры, - не скры-

вавшая своих классических корней, особенно явных в обращении

томистов к Аристотелю, была тесно привязана к теологической

системе мысли и не обладала культурной автономией, свойствен-

ной постренессансной мысли^.

Церковь в начале своего становления восприняла, а затем и

развивала чрезвычайно важные элементы классической культуры.

Эпоха Ренессанса ознаменовалась гигантским продвижением это-

го наследия, главным образом в направлении его секуляризации.

В соответствии с нашей аналитической схемой этот процесс мож-

но определить как дифференциацию, но поскольку он оставлял

возможность для восприятия элементов, которые в прежней, ме-

нее дифференцированной культурной системе оказывались <неудо-

боваримыми>, то он был также и процессом включения.

Отличительной чертой этого процесса является то, что он про-

ходил внутри религиозных рамок'". Церковь и аристократия были

самыми важными патронами нового искусства, в большей своей

части посвященного религиозным сюжетам и украшению хра-

" Troeltsch Е. Ор. cit. Vol. 2, McHwain С. И. Ор. cit.

-° Troeltsch Е. Ор. cit. Vol. 2.

11^>,>^

fca.

мов, монастырей и других религиозных сооружений. Однако ху-

дожники, а позднее и ученые все чаще рекрутировались из свет-

ских, а не из духовных кругов, а в развитии сознания своей корпо-

ративной принадлежности и автономности (как мастеров своего

дела) они далеко ушли от строителей и декораторов средневеко-

вых соборов-^. Университеты еще не были особенно заметны, раз-

ве что в отдельных областях, например в юриспруденции. Тем не

менее в этот период были сделаны гигантские шаги относительно

вывода из-под опеки церкви ролевой деятельности любого мало-

мальски профессионального специалиста в делах культуры. Хотя

некоторые идеи позднего Ренессанса проникли в протестантские

регионы только после Реформации, они при этом тоже не были

открыто антирелигиозными, а воспринимались и распространя-

лись в рамках религии.

Похоже, что Ренессанс начался с возрождения литературных

стилей и интересов к латинской античности, особенно в светских

сочинениях гуманистов^. Возвращенные к жизни сюжеты и темы

немедленно оказали колоссальное влияние на изобразительное и

пластическое искусство - архитектуру, живопись, скульптуру.

Наука лишь позже достигла сравнимого уровня совершенства, в

результате процессов как внутренней дифференциации, так и бо-

лее общей дифференциации светской культуры из социальной

матрицы. Например, Леонардо был мастером и в художествен-

ной, и в научной областях, тогда как Рафаэль не был ученым, а

Г. Галилей - живописцем. Эта дифференциация, по всей веро-

ятности, легла в основу многих проявлений современной культу-

ры, так как новая наука, достигшая своей кульминации в XVII в.

в лице И. Ньютона, стала точкой отсчета для первой великой

волны современной философии. Эта философия в свою очередь

послужила непосредственным фундаментом для развития ком-

плекса светского знания, именуемого нами <интеллектуальными

дисциплинами>.

Искусство Ренессанса все больше обращалось к светским сю-

жетам, часто к сценам из классической мифологии (как во мно-

гих картинах Боттичелли), а также к пейзажам, портретам и т.п.

Даже когда сюжеты были религиозными, в них просматривались

новые светские мотивы. Без преувеличения можно сказать, что

место центрального символа в искусстве итальянского Ренессан-

" См. о науке Ренессанса: Ben-David J. The sociology of science. Englewood Cliffs

(N.J.): Prentice^Hall, 1971.

-^ Kilsieller P.O. Renaissance thought: The classic, scolastic and humanist strains.

N.Y.: Harper. 1961.

са занимала мадонна с ребенком. В сугубо религиозном значении

это был серьезный отход от таких сюжетов, как распятие Христа.

мученичество святых и др. На первое место выходит и даже вос-

славляется человеческая семья и особенно отношения матери и

ребенка. Материнство стремились сделать всеобще привлекатель-

ным, изображая Марию красивой юной женщиной, несомненно

любящей свое дитя. Разве этот символизм не отражает дальней-

ший сдвиг христианского сознания в направлении позитивного

утверждения правильного, по его меркам, светского мироустрой-

ства?

По своим главным характеристикам Ренессанс был не движе-

нием к синтезу, а скорее периодом стремительных культурных

инноваций. Столь внушительные изменения едва ли могли про-

изойти без вовлечения в общий процесс самых высоких уровней

культуры - философии и теологии. Эта мысль подтверждается

динамическим характером и разнообразием схоластической фи-

лософии. Хотя томизм стал основной формулой позднесредневе-

кового синтеза, но продолжали существовать и многочисленные

иные течения мысли. Может быть, самым значительным из них

был номинализм, который, питаясь классической мыслью и те-

мами, почерпнутыми из исламской философии, составил самую

развитую ветвь схоластики. Он был более непосредственно, чем

томизм, открыт для эмпирических изысканий и свободен от то-

мистских усилий создать законченную христианскую картину мира^.

В широком разнообразии других сфер культурной деятель-

ности Ренессанс произвел не только дифференциацию религиоз-

ного и светского, но и их взаимную интеграцию. Подобно тому

как символ мадонны означал большую вовлеченность в <дела зем-

ные>, большее влияние приобрели новые течения в монашестве,

в первую очередь ордена францисканцев и доминиканцев, про-

являвшие повышенный интерес к благотворительности и интел-

лектуальным занятиям. Ученые труды ренессансных гуманистов

и правоведов имели глубокие философские, а по сути и теологи-

ческие подтексты, которые стали особенно заметны, когда пер-

вые великие достижения новой науки привлекли к себе внима-

ние и потребовали истолкования. Осуждение Галилея церковью

уж никак не назовешь демонстрацией простого безразличия к его

работе. А проблемы, поднятые Галилеем, - никак не связанны-

ми с более ранними идеями флорентийца Н. Макиавелли, перво-

го европейского <социального мыслителя>, который стремился

^McIlwain C.H. op. cit.; Kristeller P.O. Op. cit.

не обосновать заранее заданную религиозно-этическую точку зре-

ния, а понять, как действительно устроено мирское общество.

Ренессанс родился в Италии и там достиг своего наивысшего

развития. Однако очень рано такое же движение, наиболее про-

явившее себя в живописи и также перемежающееся со средневе-

ковой культурой, началось к северу от Альп. В Германии оно не

имело таких высочайших достижений, как в Италии, но и здесь

оно дало миру выдающихся художников - Кранаха, Дюрера и

Хольбейна. Рано проникло оно и во Фландрию, где получило пол-

нокровное развитие, и значительно позже - в Голландию, где

продолжилось в период протестантизма и расцвело в полной мере

в XVII в. Не только в Италии это культурное движение брало

начало в социальной среде итальянских городов-государств. Его

распространение на север также почти в точности совпадало с

регионом вольных городских общин, концентрирующихся вдоль

долины Рейна. Ничего подобного не происходило с изобрази-

тельным искусством в феодальных по преимуществу регионах,

игравших ведущую роль в формировании крупных территори-

альных государств.

Реформация была эпохой еще более радикальных культур-

ных перемен, глубоко повлиявшая на отношения между куль-

турными системами и обществом. Главная культурная новация

носила теологический характер и состояла в учении о том, что

спасение достигается, по лютеранской версии, <одной только ве-

рой>, а по кальвинистской версии предопределения, путем пря-

мого общения индивидуальной человеческой души с Богом без

участия каких-либо усилий со стороны человека. Это новшество

лишало протестантскую церковь и ее духовенство <власти над

райскими ключами>, то есть посреднической миссии по обеспе-

чению спасения через свершение святых таинств. Более того,

<видимая> церковь - конкретный коллектив верующих и их ду-

ховных предводителей - стала мыслиться как чисто человечес-

кое объединение. Качество святости, статус церкви как <мисти-

ческого тела Христова> стали присваиваться только невидимой

церкви, соединению душ во Христе^.

Человеческое общество не могло базироваться на основе двух,

столь глубоко различных, как это утверждал томизм, по своему

религиозному статусу пластов - церкви, одновременно божест-

венной и человеческой, и чисто человеческого земного мира. Ско-

рее, оно представляло собой единое общество, все члены которого

^McIlwain C.H. op. cit.; Kristeller P. О. op. cit.

были одновременно <телами> в своем качестве мирских существ и

<душами> в своих взаимоотношениях с Богом. Такое понимание

представляло собой гораздо более радикальную институционали-

зацию индивидуалистических компонентов христианства, чем рим-

ский католицизм". В нем содержались также глубокие эгалитарные

тенденции, развитие которых, однако, потребовало длительного вре-

мени и осуществлялось очень неравномерно.

Дальнейшим следствием того, что духовенство было лишено

своей сакральной силы, стало разрушение той части римско-като-

лической традиции, которую принято было именовать <вера и мо-

раль> и по вопросам которой видимая церковь взяла опекунство

над всеми людьми. Хотя многие протестантские движения пыта-

лись сохранить церковное принуждение в нравственных вопросах,

сам внутренний заряд протестантизма склонял к тому, чтобы счи-

тать их делом в конечном счете личной ответственности индиви-

да. Точно так же в протестантизме потеряла свою легитимность

самая важная в рамках средневековой церкви форма стратифика-

ции - противопоставление мирян и членов религиозных орденов.

На человеческом уровне <образа жизни> все <призвания> получи-

ли равноценный религиозный статус, и на пути мирского призва-

ния можно было достичь высочайших религиозных заслуг и со-

вершенств^. Такая установка коснулась и брака; сам Лютер, как

бы создавая символ этих перемен, покинул монастырь и женился

на бывшей монахине.

Эти крупные сдвиги в отношениях между церковью и миром

часто интерпретируются как серьезное ослабление религиозного

начала в пользу мирских утех. Однако такой взгляд представляет-

ся ложным, поскольку Реформация в гораздо большей степени

была движением за поднятие мирского общества на высочайший

религиозный уровень. В делах религиозной веры, хотя и не в

повседневной жизни, каждый человек был обязан вести себя, как

монах, то есть руководствоваться прежде всего религиозными со-

ображениями. Это был решающий поворот в начавшемся еще на

ранних стадиях христианства процессе освящения вещей <от мира

сего> религиозными ценностями и устроения <града человечес-

кого> по образу Божьему^.

^ Weber М. The protestant ethic and the spirit of capitalism. N.Y.: Cribner, 1958.

{Вебер М. Протестантская этика и дух кап11тализма//Дсос/:) М. Избранные произве-

дения. М.: Прогресс, 1990.1

-'' Ibid.

^ Ibid.: Ti-oelKch E. Op. cit. Veil. 2: Troeinch E. Protestantism and progress. Boston:

Beacon. 1953: Parsons T. Christianitv//lnternational Encyclopedia ofthe Social Sciences.

N.Y.: Macrnillan, 1968.

Институционализация этого представления о стоящем на ре-

лигиозных основаниях человеческом обществе содержала в себе

возможность установления социетального сообщества корпора-

тивного характера, наподобие самой церкви, особенно церкви и

ее протестантском варианте, освобожденном от стратификации

по римско-католическому образцу. Чтобы это могло осуществить-

ся в масштабах крупных секулярных обществ, требовался иной спо-

соб и уровень политической интеграции, далеко превосходящий

все те, что имели место в периоды Средневековья и Ренессанса.

Реформации было суждено сыграть центральную роль в легити-

мизации некоторых наиболее важных новых территориальных мо-

нархий, в самом начале - немецких княжеств, с которыми Лю-

тер вступал в союзы^. Эти союзы были, вероятно, не только не-

обходимы для выживания самого движения, но и породили осо-

бый тип церковно-государственной организации, в которой смогли

получить дальнейшее развитие некоторые существенные ингре-

диенты современного общества. В Англию Реформация пришла

несколько иным способом, когда Генрих VIII обратился в про-

тестантство и распахнул двери коренным преобразованиям в цер-

кви и в ее отношениях с мирским обществом.

Там, где образовались протестантские государственные цер-

кви, везде (кроме Англии) наблюдалась тенденция религиозного

и политического консерватизма, особенно в лютеранстве, открыто

вступившем в союзы с территориальными монархическими ре-

жимами. Кальвинистская ветвь была гораздо более заметно во-

влеченной в широкие движения, ставящие на первый план неза-

висимость религиозных групп от политической власти'", что осо-

бенно явно проявилось в Соединенных Штатах. Эволюция аме-

риканского протестантизма сделала и религиозно, и политичес-

ки приемлемыми первые шаги на пути отделения церкви от го-

сударства.

'' Ehon G.R. Reformation Europe. Cleveland: Meridian. 1965.

" Важные исключения см.: Lobser J.J. Calvinism, equality, and incliision//Max

Weber on charisma/Ed, by S.N. Eisenstadt. Chicago: U'niv. of Chicago Press, 196Я.

Глава третья

ПОЯВЛЕНИЕ ПЕРВЫХ КОМПОНЕНТОВ

СОВРЕМЕННОЙ СИСТЕМЫ

Мы предпочли датировать зарождение системы современных

обществ не XVIII веком, с его эволюцией в сторону <демократии>

и индустриализации, а XVII веком, с его изменениями в устройст-

ве социетального сообщества и в особенности в отношении рели-

гии к легитимизации общества.

После того как Реформация сотрясла религиозное единство

западного христианского мира, появилось относительно устойчи-

вое разделение примерно по оси север-юг. Вся Европа к югу от

Альп осталась римско-католической; и римско-католический <полу-

остров> с Францией как его наиболее важной частью вторгся в

Северную Европу. Протестантизм в Швейцарии оказался защи-

щенным и гарантированным особым характером ее независимос-

ти. Хотя в начале XVII в. Вена была преимущественно протестант-

ской, Габсбурги сумели <рекатолизировать> Австрию, чему спо-

собствовала турецкая оккупация Венгрии, где были сильными по-

зиции протестантизма.

По мере усиления религиозной борьбы происходила консоли-

дация <южного пояса> политических образований. В XVI в. суще-

ствовал союз двух наиболее важных государств, Австрии и Испа-

нии, под личным правлением императора из династии Габсбургов

Карла V. <Середина> этой империи была под покровительством

Королевства обеих Сицилии, непосредственно граничившего с

Папской областью. Присутствие в Италии папства и проникнове-

ние в этот регион власти Габсбургов делали невозможным сколь-

ко-нибудь продолжительное и действительно независимое суще-

ствование здесь городов-государств.

Контрреформация навязала особо тесное единение церкви и

государства, наиболее ярко проявившееся в инквизиции. В проти-

воположность <либеральным> тенденциям в позднесредневековом

и ренессансном католицизме, коитрреформаторская церковь сде-

лала упор на жесткую ортодоксию и авторитарную организацию.

Союз гражданской власти с церковью, направленный на насильст-

венное поддержание религиозного конформизма, способствовал рас-

ширению и консолидации власти центрального правительства. На-

силие это предпринималось во имя Священной Римской империи,

с ее особой религиозной легитимностью и божественно ниспослан-

ным императором'. К этому времени политическая структура импе-

рии стала гораздо более интегрированной, чем в Средние века.

Тем не менее империя была уязвимой в том отношении, что в

ее сердцевине находилась слабоорганизованная <германская на-

ция>: население Австрии к тому времени было лишь частично гер-

манским, а корону в Венгрии и Богемии Габсбурги обрели через

личную унию. Вестфальский договор, закончивший беспощадную

Тридцатилетнюю войну, не только сделал независимыми от импе-

рии Голландию и Швейцарию, но и провел разграничительные

религиозные линии внутри оставшихся в составе империи облас-

тей; многие германские князья выбрали для своих владений про-

тестантизм, следуя формуле cuius regio, eius religio. В гораздо боль-

шей степени, чем отпадение от Рима Англии Генриха VIII, этот

выбор подрывал легитимность прежней секулярной структуры хрис-

тианского мира, поскольку империя прежде мыслилась как <мир-

ская рука> римско-католической системы, обладающей единством.

Договор представлял собой вынужденный компромисс, альтерна-

тивой которому могло быть лишь бесконечное продолжение край-

не разрушительной войны. Как бы то ни было, он похоронил лю-

бые реалистичные надежды на восстановление римско-католичес-

кой европейской системы^. В течение более чем трех последую-

щих столетий области, наиболее тесно связанные с контррефор-

мацией, оставались очагами самого упорного сопротивления мно-

гим процессам модернизации, цитаделью монархизма, аристокра-

тии и полубюрократических государств старого типа.

Хотя протестанты мечтали о том, чтобы возобладать во всем

западном христианском мире, они скоро раскололись на различ-

ные ветви и никогда не смогли создать концепцию единства напо-

добие той, что была в средневековом римском католицизме'. Эта

фрагментация способствовала развитию независимых территори-

альных монархий, имеющих в основе неустойчивую интеграцию

' Biyce J. The Holy Roman Empire. L.: Macrnillan. 1904.

' Ibid.

' Troelfsch E. The social teachings of the Christian Churches. Vol. 2. N.Y.: Harper.

1960.

абсолютистских политических режимов и <национальных церквей^.

Однако в этой ситуации содержались и зародыши внутреннего ре-

лигиозного плюрализма, который и охватил стремительно Англию

и Голландию.

Исход борьбы между Реформацией и контрреформацией пред-

ставлял собой двойной шаг в направлении плюрализации и диф-

ференциации. Англо-голландский фланг оказался впереди, стал

предвестником будущего. Развитие внутри империи выдвинуло на

первый план проблему интеграции, частично снимающей жесткое

разделение на протестантов и римских католиков. Многие исто-

рики современной Европы видят здесь лишь зашедший в тупик

конфликт. Однако на римских католиков в протестантских госу-

дарствах стала распространяться религиозная терпимость, и то же

самое происходило в католических государствах по отношению к

протестантам, хотя основополагающие принципы при этом в жерт-

ву не приносились.

Религиозная плюрализация была частью процесса дифферен-

циации друг от друга культурной и социетальной систем, в резуль-

тате чего уменьшалась жесткость и углубленность их взаимопро-

никновения. Религиозная легитимизация секулярного общества

сохранялась, но без того, чтобы государственная власть была обя-

зана прямо осуществлять или силой навязывать религиозные цели.

Развитие секулярной культуры современного типа, с ее высо-

ким уровнем дифференциации от общества в целом, имело важное

значение для продолжающегося взаимопроникновения религии и

общества. Центр этого развития в XVII в. сместился на север - в

Англию и Голландию, но также во Францию и некоторые земли

Германии. Относительный культурный упадок в сердце контрре-

формации стал очевидным после Г. Галилея. Важное культурное

место Франции указывало на двусмысленный характер ее католи-

цизма. И все-таки политически <реакционные> державы могли быть

открыты секулярной культуре, как это было в Пруссии при Фрид-

рихе Великом. В целом же на протяжении этого периода протес-

тантизм был более созвучен секулярной культуре, чем римский

католицизм.

Появление <суверенных> территориальных государств разде-

лило Священную Римскую империю. Первыми в качестве таковых

успешно утвердились Франция и Англия, которые во все времена

представляли собой в лучшем случае лишь номинальные части

империи, а затем последовало образование Испании, географи-

* Elloil G.R. Reformation Europe. 1517-1559. Cleveland: Meridian. 1963.

чески представлявшей ее окраину. Потом на границе <германско-

го> ареала появились Пруссия и Австрия, в результате чего центр

тяжести империи сместился на восток. В областях, составлявших

центр старой империи, множились, в значительной мере благода-

ря присоединению князей к Реформации, территориальные кня-

жества^

Такое развитие событий указывало все-таки на наличие у ев-

ропейской системы определенного уровня взаимосвязанности, ибо

все четыре ведущих политико-территориальных государства были

пограничными элементами системы. И северо-западный ее треуголь-

ник, и Пиренейский полуостров были обращены к океану и участ-

вовали в великой морской экспансии Европы. Полуостров был к

тому же частично завоеван маврами, и эта оккупация, длившаяся

почти до конца XV в., послужила питательной средой для воин-

ствующего авторитаризма, присущего испанского католицизму^

<Гравитация> империи на восток была связана со сложными

условиями в тамошнем приграничье. Рубежи между германскими

и славянскими народами были неустойчивы в течение столетий, и

положение осложнилось еще до Реформации из-за противоречий

между римско-католической и православной ветвями христианст-

ва. Венгрия, Богемия и Польша по этническому составу были не

германскими территориями, но приняли католичество. Великой

православной державой, особенно после падения Византии, стала

Россия, остававшаяся на периферии западной системы. Герман-

ский порыв организовать, опекать, а при случае и подчинить себе

западных славян реализовался в образовании Габсбургами совместно

с Венгрией и Богемией неустойчивого многонационального (или

ненационального) государства. Дальнейшее включение негерман-

ских народов приграничья было осложнено турецкой экспансией;

до конца XVII в. Османская империя оставалась здесь главной

угрозой. Австрия же, таким образом, осуществляла защиту всей

христианской Европы^.

Эти события на рубежах европейской системы <размыли> ее

центр, особенно в раздробленной, <мелко государственной> (Klein-

staaterei) Германии. Здесь не смогли развиться крупные террито-

риальные единицы, и хотя некоторые области, такие, как Саксо-

ния и Бавария, приблизились к такому статусу, многочисленные

^ Bairaclough G. The origins of modern Germany. N.Y.: Capricorn, 1963.

' Castro A. The structure of Spanish history. Princeton' Prmccton L'niv. Press. 1934.

" Halecki 0. The limits and divisions of European history. Notre Dame (Ind.): LJniv.

ofNotre Dame Press. 1962.

другие <государства> оставались поистине крошечными. Однако

эти княжества, как правило, поглощали вольные города империи.

Независимость городской буржуазии была подорвана монархией.

аристократией и чиновничеством, чему способствовали принесен-

ные войнами дезорганизация и опустошение. Эта часть Европы,

таким образом, отстала от северо-запада в своем экономическом

развитии; здесь образовался вакуум власти, притягивающий власт-

ные амбиции более сильных держав^.

Мы намеренно всюду употребляли термин <территориальное>,

а не <национальное> государство. Только в Англии, Франции и,

может быть, в Скандинавии наблюдалось приблизительное совпа-

дение этнического сообщества и государственной организации.

В Испании разношерстное местное население постепенно выра-

ботало общий язык, по крайней мере в среде высших классов.

Пруссия стала более или менее чисто германской отчасти через

германизацию крупных славянских этносов. Австрия была явно

многоэтнической, включала многочисленные германские, славян-

ские и венгерские группы. В Швейцарии сложилась особая, огра-

ниченная форма многоэтнической политической интеграции и ре-

лигиозного плюрализма. Мелкие германские государства подели-

ли этническую <германскую нацию> на множество политических

единиц, в результате чего Германия оказалась даже более расчле-

ненной, чем Италия.

За исключением северо-запада, повсюду отсутствие совпаде-

ния между этническим составом и территориальной организацией

мешало становлению либерализующихся обществ, опирающихся

на независимые и сплоченные социетальные сообщества. Основ-

ные территориальные единицы либо были лишены этнического

единства, необходимого для появления таких сообществ, либо вклю-

чали в себя меньшинства из представителей более крупных этно-

сов, от лица которых не могло выступать правительство этих тер-

риториальных образований. В такой зыбкой ситуации для властей

особенно важной становилась какая-то форма фундаментальной

религиозной легитимизации. Неуверенность их влекла за собой

авторитаризм или <абсолютизм> и страх перед уступками в сторо-

ну народного участия в управлении. Народ этих государств состо-

ял не из <граждан>, а из <подданных>.

Религиозный распад европейского общества и появление суве-

ренных государств породили жесточайший кризис, достигший своей

кульминации в XVII в. Вместо старой империи не появилось ни-

^ Bn'ce J. Ор. cit.: Baircicloligh G. Op. cil.

какого функционального эквивалента, международная система

лишилась адекватного нормативного регулирования отношений

междудержавами, и поэтому проблемы религиозной легитимиза-

ции стали очень серьезными". Эта ситуация способствовала почти

хроническому состоянию войны и препятствовала конструктивно-

му употреблению политической власти, которое было бы возмож-

но в случае более сплоченной коллективной системы.

СЕВЕРО-ЗАПАД

Англия, Франция и Голландия, каждая своим путем, вышли на

лидирующие позиции в системе держав XVII в. Независимость

голландцев означала крупное поражение Испании. Пока австрий-

цы глубоко увязали в своем противостоянии туркам, гегемония на

континенте перешла к французам. Англия хотя еще по-прежнему

не играла заглавной роли на континентальной сцене, но на море

превратилась за это столетие в ведущую морскую державу.

Эти три страны возглавили процесс модернизации на его ран-

ней стадии. Различия в формах организации их социетальных со-

обществ были огромные, но все они содержали значительные но-

вации, ведущие к объединению в национальные государства.

В особенности это относится к английской концепции националь-

ной идентичности, послужившей основой для более четкой диф-

ференциации социетального сообщества'". Эта дифференциация

происходила по трем линиям - религиозной, политической и эко-

номической - и во всех случаях предполагала нормативное обо-

снование. Решающую роль, таким образом, играли правовые но-

вации, особенно те, которые способствовали раскрытию не бюро-

кратического, а ассоциативного потенциала в структуре нацио-

нального общества. Они были тесно связаны с возникновением

парламентаризма и более развитых рыночных экономик.

Религия и социетальное сообщество

Как было отмечено, Реформация лишила <видимую> церковь

ее сакрального характера. Шаг за шагом по формуле cuius regio,

eius religio возобладала тенденция установления над церковью бо-

лее жесткого секулярного контроля, поскольку не существовало

" Br\'ce J. Ор. с it.: Troeltsch Е. О р. cit.

'" CM.: Kohn H. The idea of nationalism. N.Y.: Macnililan. 1961.

международной протестантской церкви, способной укрепить не-

зависимость местных церквей. Протестантские церкви станови-

лись обыкновенно государственными или <национальными>, и

политическая власть навязывала им конформное поведение.

Вторая, <пуританская> фаза Реформации, связанная с кальви-

низмом в Англии и Голландии, привела к возникновению религи-

озного плюрализма внутри протестантства и резкому контрасту в

религиозной жизни этих кальвинистских стран с Пруссией, не-

сколькими другими немецкими протестантскими княжествами и

Скандинавией.

Совершившаяся в XVII в. в Англии дифференциация религи-

озной системы от социетального сообщества не могла бы произойти

без самого серьезного участия в этом процессе политических сил.

Долгий парламент, гражданская война, провозглашение респуб-

лики, Реставрация и революция 1688 г. - все эти события были не

просто политическими, но и определяли религиозное будущее

Англии и еще многое другое. Религиозное развитие в Англии вклю-

чало не только обращение монарха в протестантизм, но и расши-

рение установившихся еще во времена Елизаветы границ рели-

гиозной терпимости". Твердо установилась^олм/ии^есл-оялегитим-

ность религиозных диссидентов, и это предотвратило возврат к

устанавливаемой властью и обладающей монополией на религиоз-

ную легитимность церкви. И далее, через диссидентство англи-

канская церковь оказалась открытой влияниям религиозных <ле-

вых>, которые в условиях чистой системы <государственной церк-

ви> были бы просто подавлены. Теперь же <евангелическое> кры-

ло англиканской церкви получило возможность сыграть наиваж-

нейшую роль в дальнейшем развитии Англии.

Интересно, что такому исходу способствовало продолжитель-

ное и суровое преследование в Англии католицизма'^ Появление

терпимости к католицизму в XVIII в. вполне могло бы повести ко

вторичной реставрации династии Стюартов и, возможно, к серьез-

ной попытке восстановления католицизма в Англии. Солидарность

протестантского в своей основе социетального сообщества и отно-

сительная свобода от религиозных распрей содействовали тому, что

в стране реально произошло расширение избирательных прав. Если

бы английские <правые> оказались перед необходимостью защищать

не только монархию и аристократию, но и <подлинную церковь>,

" Jordan W.K.. The development of religious toleration in England. 3 vols. Cam-

bridge (Mass.): Hazard Univ. Press. 1932-1940.

^ Закон об эмансипации католиком был принят только и IS30 г.

-^&

^ ^^;

5^-^^

борьба могла бы быть более ожесточенной, чем была, особенно

под влиянием Американской и Французской революций".

Голландия XVII в. ушла в смысле веротерпимости значительно

дальше Англии. Однако в длительной перспективе ее религиозное

устройство оказалось менее устойчивым. В XIX в. в результате ка-

толического возрождения религиозные группы примерно одина-

ковой численности обрели <колонообразную> структуру, и социе-

тальное сообщество оказалось глубоко расколотым по религиоз-

ному признаку"*. В Англии же, несмотря на существование теперь

довольно многочисленного католического меньшинства, этой про-

блемы удалось в основном избежать.

Франция не смогла <разрешить> религиозную проблему в еще

большей мере, чем Голландия. Исходом суровой борьбы периода

Реформации здесь была победа католицизма и подавление протес-

тантского движения. С тех пор протестантизм во Франции охва-

тывал лишь небольшие, хотя и важные меньшинства. Слабость

протестантизма, однако, не обеспечила уверенного положения и

католической церкви. Светский антиклерикализм, основанный па

идеях Просвещения XVIII в., стал главной политической темой

революции^. Этот конфликт сохраняется во Франции до сегод-

няшних дней.

Французская модель сильно повлияла на характер религиоз-

ной легитимизации в других обществах нашего времени, особенно

католических (включая Латинскую Америку), но и в Германии и

Восточной Европе тоже. Кроме того, она внесла свой вклад в анти-

религиозность социалистических движений, в первую очередь ком-

мунистического.

В этих европейских моделях представлен определенный тип

дифференциации социетального сообщества и религиозной систе-

мы, который в некоторых аспектах содержал альтернативные ва-

рианты по сравнению с английским образцом XVII в., достигшим

наиболее зрелой формы в Соединенных Штатах. Англосаксонская

модель зарождалась на основе некоторых западных религиозных

традиций, вырабатывая в то же время такие виды социетальной

солидарности, которые преодолевали исторически сложившиеся

религиозные различия. В самом деле, здесь неуклонно расширял-

"См.: Palmer R.R. The age of the democratic revolution. 2 vols. Princeton: Prin-

ceton Univ. Press, 1959 and 1964.

'* Lipsel S.M.. Rokkan j'.lntrodllctlon//Clcavage structures, party systems and voter

Alignment/Ed.by S.M.Lipset, S.Rokkan. N.Y.: Free Press, 1968.

" CM.: Palmer R.R. Op. cit.

ся диапазон религиозных приверженностей и солидарностей, со-

вместимых с членством в социетальном сообществе. Что же каса-

ется светского антиклерикализма, особенно в его коммунистичес-

ком варианте, то он сохраняет близость формуле cuius i'egio, eilis

religio, подразумевающей, что <диссиденты> должны исключаться

из социетального сообщества.

Политика и социетальное сообщество

Социетальное сообщество, будучи главной зоной интеграции

нормативной и коллективной структур, в которой сосредоточива-

ются ключевые ролевые обязательства и лояльности индивидов,

всегда видело опору в первую очередь в религиозной легитимиза-

ции и в единстве в рамках четко структурированной политической

власти. <Абсолютизм> представлял собой способ решения полити-

ческих аспектов проблем солидарности, возникших в ходе собы-

тий послереформационного периода^. Здесь требовалось, однако,

чтобы государство (обычно монархия) играло роль центрального

символа, собирающего воедино лояльности подданных; значение

этого символа усиливалось при наличии религиозного и этничес-

кого единства. В самом деле, религиозная и этническая принад-

лежности были теми основами, на которых в ранний период мо-

дернизации европейское общество поделилось на территориаль-

но-политические единицы^, а общим результатом было то, что

государство и социетальное сообщество остались относительно не-

дифференцированными. И все же в некоторых западных общест-

вах при определенных условиях проявилась тенденция к такой диф-

ференциации. Довольно рано и весьма решительно сделала шаг

в этом направлении Англия, в отличие от Франции - <абсолю-

тистского> государства, в котором правительство отождествлялось

с социетальным сообществом.

В этническом отношении в Англии, как и во Франции, суще-

ствовала проблема <кельтской окраины>, но только в Ирландии

серьезно осложняющим фактором стала религия. Ирландия, где в

массовом порядке принадлежность людей к кельтской этничес-

кой группе совпадала с католическим вероисповеданием и с

классовой и географической отдаленностью от Англии, стала

той областью, где интеграция провалилась. Именно в критичес-

кий период XVH в. Кромвель вел ожесточенные войны с ирланд-

" CM.: Beloff М. The age of absolutism, 1660-1815. N.Y.: Harper. 1962.

" Kohn H. Op. cit.

цами, но католики-ирландцы так никогда и не интегрировались в

Соединенное Королевство как часть единого социетального сооб-

щества. Уэльс, тоже преимущественно кельтский по этническому

составу, имел менее благоприятные условия для сохранения своей

независимости. Здесь также утвердился протестантизм, хотя и не

столь категоричный, как в большей части Англии, в результате

чего в основном снималась проблема религиозного раскола.

У шотландцев выработалось несомненное этническое самосозна-

ние, но в религиозном плане они шарахались между католициз-

мом и более радикальным, чем собственно английский, протес-

тантизмом. Шотландские Стюарты стали средоточием католичес-

кой угрозы английским религиозным устоям. Но после того как

утвердилась протестантская альтернатива, шотландское пресвите-

рианство стало важным элементом в плюралистической структуре

британских протестантских деноминаций. Поэтому, несмотря на

Ирландию, Британия достигла относительного этнического един-

ства, что позволило ей допустить религиозный плюрализм в гра-

ницах протестантизма'".

В рамках социетального сообщества региональные и этничес-

кие различия пересекаются с <вертикальными> осями дифферен-

циации по признакам власти, престижа, богатства. Точкой пересе-

чения является географическое месторасположение центра соци-

альной организации. В случае Британии - это Лондон.

Сложно устроенное общество нуждается в солидной стратифи-

кации, которая приобретает особую важность во времена значи-

тельных перемен. Инновационные процессы во многом зависят от

того, с какого рода стратификацией мы имеем дело, и потому есте-

ственно ожидать, что в XVII в. можно обнаружить важные переме-

ны в этой области. Действительно, трансформацию претерпели и

наследница феодальных порядков - земельная аристократия, и

городские патрициаты; менялись их отношения между собой и с

другими группами населения.

Земельная аристократия была самым важным высшим сосло-

вием, своим престижем оказавшим поддержку модернизирующимся

территориальным монархиям в раннюю пору их становления^

Монарх обычно был не только главой государства, но и <первым

джентльменом> своего общества, вершиной сложно структуриро-

ванной иерархии социального престижа. Аристократию можно

представить в виде бесшовной сети родовых связей, <коллектива

'" Kohn Н. Ор. cit.

'" CM.: Palmer R.R. Ор. cit: Be/off M. Ор. cit.

6 -1438

свойственников>, образованного брачными связями и правилами,

ограничивающими круг этих связей^".

Аристократические роды, как правило, были тесно связаны с

местными структурами интересов, особенно с теми, что касались

земли. Исторически, однако, земельная собственность имела ста-

тус некоего диффузного превосходства, предполагавшего не толь-

ко владение землей, но и определенную степень политического

контроля и социального превосходства.

Появление ранних государств современного типа ограничило

политическую власть существовавших на партикуляристской ос-

нове аристократических подгрупп, в особенности их автономную

территориальную и военную юрисдикцию. Взамен они получили

престижные позиции в структуре поддержки монархии^. Эконо-

мически эти позиции подкреплялись главным образом земельны-

ми владениями. В преимущественно сельских областях поэтому

экономические элементы не выделялись резко из достаточно диф-

фузной социальной структуры, вершиной которой была местная

аристократия".

В условиях феодализма вся аристократия Европы представляла

собой в принципе единую <бесшовную сеть>. Это единство, одна-

ко, оказалось несовместимым с разделением на национальные го-

сударства. Религиозные различия, порожденные Реформацией, со-

здали препятствия для межродовых браков и способствовали тому,

что поддерживающая князя аристократия оставалась в пределах

eius religio. Но проблема от этого не исчезла. В Англии со времени

Тюдоров <иностранные> династии были скорее правилом, чем ис-

ключением: шотландские Стюарты, голландский Оранский дом и

немецкая Ганноверская династия. Если бы подобный космополи-

тизм распространялся на всю аристократию, этнонациональная

консолидация могла бы сильно пострадать. Важно поэтому, что

два ведущих национальных государства, Англия и Франция, на-

столько разошлись между собой по линии религии и языка, что их

аристократии стали коренным образом отличаться друг от друга и

от других аристократий.

Наряду с <национализацией> аристократии одним из главных

факторов, позволивших королевским правительствам установить

свою власть над национальными социетальными сообществами,

"' Концепция <коллектива свойственников> возникла в ходе обсуждении пред-

мета с Ч.Д. Акерманом.

'-' Palmer R.R. Ор. cit.: Beloff М. Ор. cit.

" CM.: Moore В. (jr.) Social origins of dictatorship and democracy: Lord and peasant

in the makina of the modern world. Boston: Beacon. 1966.

была интеграция верховной политической власти с аристократией".

Возможность такой интеграции, в свою очередь, в огромной сте-

пени зависела от военной функции аристократий.

Процесс дифференциации государства и социетального сооб-

щества также фокусировался на отношениях между монархией и

аристократией, что выражалось в существовавшем между ними

глубоком конфликте интересов. Политическая власть аристокра-

тии, институционализированная в особом аристократическом ста-

тусе, была сильно урезана. Но в целом властные позиции аристо-

кратии, как показывают примеры Англии и Франции, были в раз-

ных местах различными.

Не вдаваясь в детали, можно сказать, что во Франции в резуль-

тате происшедшей дифференциации аристократии остался только

ее социальный престиж. В общем и целом она лишилась не только

политической власти, но и функции оказания на определенных

условиях поддержки центральным властям и сколько-нибудь зна-

чительного влияния на государственную политику^. Знаком такой

расстановки сил стал блестящий двор Версаля. Сосредоточение

аристократии при дворе ослабило ее связи с местными сообщест-

вами, лишило ее власти на местах, что, в свою очередь, облегчило

центральному правительству вмешательство в местные дела^.

Эти характеристики самым прямым образом относятся к ста-

рой, более <феодальной> аристократии - noblesse d'epee (<дво-

рянству шпаги>). Положение же новой аристократии, имеющей

недавнее буржуазное происхождение и опирающейся на юриди-

ческое образование, способствовало интеграции аристократии и

короны. Корпус юристов был тесно связан с монархией через сис-

тему государственных должностей, сочетавших в себе администра-

тивные и юридические функции. Как судебные чиновники, фран-

цузские юристы заняли место между монархией, с одной стороны,

и старой аристократией и буржуазией - с другой. Через эти про-

межуточные круги, в частности посредством продажи должностей,

осуществлялась довольно интенсивная вертикальная мобильность.

В то же время те, кого эта мобильность поднимала наверх, стара-

лись обеспечить себе благородный статус и наследственно закре-

пить свои должности^.

^ Be/off М. Ор. cit.: \VolfJ.B. The emergence of the great powers. N.Y.: Harper,

1962.

^ Ford F.L. Robe and sword: The regrouping of the French aristocracy after Louis

XIV. Cambridge (Mass.): Harvard LJniv. Press. 1953.

^ Ibid.

'-'' Palmer R.R. Ор. cit.

Экономически noblesse de robe (<дворянство мантии>) зависе-

ло прежде всего от короны как в получении различных, связанных

с должностью привилегий, так и, в случае владения землей, в при-

нуждении крестьян к выполнению феодальных повинностей. У него

не было независимой экономической базы, сравнимой с той, ко-

торой обладало английское дворянство.

Церковь была плотно интегрирована в эту систему. В большей

степени, чем в Англии, высшие церковные должности раздавались

членам аристократических семей. К тому же здесь не было чего-то

подобного английскому протестантскому нонконформизму. И это

отсутствие способствовало тому, что революционная оппозиция

старому режиму стала носить воинствуюше антиклерикальный ха-

рактер. Noblesse имело свое коллегиальное устройство в форме

parlements. Однако, в противоположность британской парламент-

ской системе, французские parlements были в значительно боль-

шей мере судебными и административными, чем законодательны-

ми, органами. К тому же не существовало центрального parlernent,

а была только целая сеть региональных parlements. Parlement Па-

рижа был лишь первым среди равных и не имел такого исключи-

тельного положения, каким пользовался вестминстерский парла-

мент в Англии.

Похоже, что лишение французской аристократии политичес-

кой власти повлекло за собой ту амбивалентную роль, которую

этот слой играл в XVIII в. С одной стороны, в ней развилась <сно-

бистская> исключительность по отношению ко всем буржуазным

элементам, многие из которых превосходили аристократов по свое-

му политическому положению, богатству и воспитанию". С дру-

гой стороны, она сыграла видную роль в поддержке модернизую-

щих культурных движений, особенно <философских>, и таким

образом внесла решающий вклад во французское Просвещение^.

И то и другое сделало проблематичным положение французской

аристократии как легитимной элиты социетального сообщества.

Зависимость аристократии в том, что касалось ее социального пре-

стижа, от монархии сочеталась с отрывом от остального социе-

тального сообщества (имеется в виду ее отстраненность от участия

в управлении, а также ее представления о культурной <зауряднос-

ти> простых людей). Вся структура монархии, две разновидности

noblesses и церковь противопоставляли себя буржуазии и всем ос-

^ Barber Е. The bourgeoisie in eighteenth century France. Princeton: Princeton

Univ. Press. 1955.

> Palmer R.R. Op. cit.

тальным сословиям", способствуя таким образом расколу фран-

цузского общества, завершившемуся революционным взрывом.

Англия развивалась иным образом, так как начинала свое дви-

жение с симбиоза государства и аристократии. Монархия здесь,

вместо того чтобы быть <укротителем> аристократии, стала ее <по-

рождением>. Исполнительная власть и социетальное сообщество

прошли через процесс дифференциации, центром которого стало

появление <системы поддержки>^, связавшей власть и социеталь-

ное сообщество. Ядром этой системы был парламент. В отличие от

Франции, английский парламент к 1688 г. стоял на позициях <ре-

альной власти>.

Эта власть, однако, не означала <правления аристократии>, то

есть решения проблемы власти, прямо противоположного фран-

цузскому. Во-первых, национальная аристократия была слишком

разрозненной, чтобы на деле <править>, и это была одна из при-

чин, почему и Стюарты, и Кромвель настаивали на сильной ис-

полнительной власти. В конце концов образовалась система управ-

ления, состоявшая из кабинета министров и возвышавшегося над

ним конституционного монарха, который <царствует>, но не пра-.

вит. Во-вторых, следует помнить об особом характере британской

аристократии. В Англии принцип первородства, подкрепленный

майоратным наследованием, вел к тому, что поместья в течение по-

колений оставались нетронутыми, а между титулованной знатью и

ее нетитулованной родней - <джентри>, - которая могла включать

и близких, и отдаленных родственников, образовалась непрерывная

цепь социальных градаций. Эта система способствовала как верти-

кальной мобильности, то есть возможности проникновения в ряды

аристократии, так и бесконечному распространению статуса <джен-

тльмена> вниз, за пределы титулованной знати.

Статус джентри был формализован в виде палаты обшин. По-

скольку джентльменов было слишком много для того, чтобы пала-

та общин могла быть просто общим собранием всего сословия,

как это было с палатой лордов (в которую входили все пэры), она

стала представительным органом^. По мере того как она стала иг-

рать все более важную роль по сравнению с палатой лордов, более

'-" CM.: Moore В. Ор. cit.: Ford F.L. Op. cit.

'" Parsons T. The political aspects of social structure and process//Varietics of politi-

cal theory/Ed, by D. Easton. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall. 1966. Переиздано

в: Politics and social structure. N.Y.: Free Press. 1969. Ch. 13.

^ Mcllwain C.H. The High Court of Parliament. New Haven: Yale LJniv. Press.

1910; MaiUand F.M. The constitutional history of England. Cambridge Univ. Press, 1908.

важным становилось и различие между теми, кто реально осущест-

влял политическую власть, и их избирателями. Джентри как целое

стало избирательной базой, а не составляющей частью управле-

ния.

В этот ранний период аристократия, как главный элемент со-

циетального сообщества, представляла собой и самый активный

компонент системы поддержки правительства, оставаясь одновре-

менно относительно независимой от государственной организа-

ции. Далее, представительное участие в управлении способствова-

ло постепенному образованию партийной системы, при которой

различные общественные элементы могли влиять на политику и

выбор в исполнительную власть активных лидеров, в какой-то мере

ответственных перед избирателями".

Другой тип наследуемых привилегий принадлежал высшему

городскому классу, основой которого была в первую очередь тор-

говля. Поскольку господствующим в экономике того времени по-

прежнему был сельскохозяйственный сектор, в ходе территори-

альной консолидации под монархическим правлением предпочте-

ние отдавалось интересам землевладельцев, а верхние слои горо-

дов пользовались меньшим благорасположением. Именно поэто-

му районы с высокоразвитым городским хозяйством долго остава-

лись не инкорпорированными в территориальные монархии, но

отстаивали модель <вольного города>.

Исключением была Голландия. В борьбе за независимость от

Испании она превратилась в федерацию городских общин, воз-

главляемых купеческими группами. Однако она испытывала зна-

чительные трудности в интеграции своих сельских районов и в

смысле сплоченности уступала своим соперникам. И все же в том,

что ей удалось избежать социального господства земельной арис-

тократии, она создала важный прецедент для будущего развития.

Срединная позиция Англии благоприятствовала нахождению

синтеза. Представительный характер палаты общин обеспечил

механизм для вовлечения в государственное управление важных

буржуазных групп, и граница между ними и нетитулованным дво-

рянством не стала такой жесткой, как во Франции". Этой гибкос-

ти, в свою очередь, способствовала относительная плюралистич-

ность политической системы, включавшей в себя корону, лондон-

'' CM.: Namier L. England in the age of the American revolution. L: Macniilkin.

1961.

"CM.: hoard A.I. His Majesty's opposition 1714-1830. Oxford: Oxford Univ. Press,

1964.

ский Сити и аристократию, которая сама была разделена на титу-

лованное дворянство и джентри.

Эта плюралистичность обеспечила сравнительную легкость

включения в социетальное сообщество других новообразующихся

элементов. Действительно, избирательное право постепенно рас-

ширялось сначала за счет представительства городов, а в XIX в. и

за счет широких масс. К концу XVII в. Англия была относи-

тельно прочно интегрированным национальным государством

с довольно плюралистической системой поддержки, что содей-

ствовало дальнейшей демократизации - демократизации посте-

пенной, осуществляемой шаг за шагом, а не путем внезапных ре-

волюционных перемен.

Эти политические условия основательно подкреплялись рели-

гиозным устройством Англии и развитием английского обычного

права. После эпохи Ренессанса с его тяготением к римским тради-

циям в правовых системах почти всех стран Европы были инсти-

туционализированы универсалистские правовые принципы и ши-

роко распространенное представление о <власти закона> в проти-

вовес произволу власти. И все же в английском обычном праве

были три взаимосвязанных между собой отличия^. Во-первых,

это независимость судебной власти от короны, впервые про-

явившаяся в тяжбе верховного судьи Коука против Якова 1,

которая в конечном счете окончилась победой судьи". Во-вто-

рых, это узкокорпоративный характер юридической профессии,

организованной вокруг так называемых судебных инн (четырех

школ барристеров в Лондоне). В-третьих, это упор на юриди-

ческое оформление частных прав и интересов, иногда направ-

ленное против привилегий государства, иногда находящееся за

пределами обычной сферы деятельности государственных ве-

домств^. У этого процесса было два аспекта. Один относился к

<правам англичанина>, которые включали судебное решение о

законности ареста, право на справедливое судебное разбиратель-

ство с участием защиты, гарантированность жилища от произволь-

ных обысков и далее вплоть до свободы слова, собраний и т.п.

Другой аспект касался собственности и контракта - фундамен-

тальных основ индустриальной революции. Выступление Коука

против установленных королевской хартией <монополий> имело

^ CM.: Maitland F.W. Ор. cit.; Man/and F.W. English law and the Renaissance.

Cambridge (Eng.): Cambridge Univ. Press, 1901.

^ Mail/and F. W. English law and the Renaissance: Mcllwain C.H. Ор. cit.: Pound R.

The spirit of the common law. Boston: Beacon. 1963.

" Pound R. The spirit of the common law.

огромное значение. Это было правовое предвосхищение борьбы

А. Смита с меркантилизмом.

Английские новации в области права существенным образом

способствовали отделению государства от социетального сообще-

ства. Закон переставал быть орудием государства и становился

посредующей <прокладкой> между государством и обществом. Он

должен был обслуживать государственные нужды, но одновремен-

но был достаточно независимым, чтобы служить также и многооб-

разным частным потребностям. Государство было тем самым по-

ставлено в двойственную позицию, когда оно должно было опре-

делять и проводить в жизнь легально утвержденные ограничения

своей собственной власти.

За юридической профессией утвердился промежуточный ста-

тус. Стало правилом, что судьи, даже те, что осуществляли судебные

прерогативы палаты лордов, должны были быть профессиональны-

ми юристами. Судьи и адвокаты, составлявшие ядро юридической

профессии, обслуживали главным образом секретных клиентов, среди

которых могли быть и государственные учреждения.

Представители юридической профессии, включая судей, стали

главными охранителями прав обычных людей, особенно <граждан-

ских> прав" и прав на собственность, договор и иск^. Независи-

мость суда и адвокатуры, по-видимому, сказалась на появлении вто-

рой основной ветви английской юридической профессии - инсти-

тута поверенных, лишенных привилегии выступления в суде, но слу-

живших юридическими консультантами всевозможных организаций

и групп. Через поверенных правовая система проникла в плюралис-

тическую структуру групп по интересам, через судей и адвокатуру

она поддерживала деликатные отношения с государством. Судебные

инны во многом напоминали средневековые гильдии. Они сопро-

тивлялись <упрощению> закона, происходившему на континенте,

формализации университетского образования, назначению юристов

из наиболее влиятельных групп на должности государственных слу-

жащих и системе экзаменов, гарантирующих компетентность.

Хотя судьи были государственными служащими, они были также

и юристами, подготовленными для профессиональной деятельности

" CM.: Mai-shaH Т.Н. Class, citizenship and social development. Garden City:

N.Y.: Anchor. 1965.

^ В терминологии Э. Дюркгейма эти перемены означали возобладанис <рес-

титуционного> права над <репрессивным> (см.: D'urkheim Е. The division of labor in

society. L.: Macrnillan. 1933. {Дюркгеим Э. О разделении общественного труда. М.:

Наука, 1990.1).

вне государственных сфер и ответственными за соблюдение тра-

диций обычного права. Барристеры и поверенные хотя и занима-

лись частной практикой, обладали также и публичными прерога-

тивами и несли ответственность. К. тому же особый статус приоб-

рела состязательная система судопроизводства. В большей степе-

ни, чем на континенте, судопроизводство совершалось между част-

ными сторонами, каждая из которых была представлена адвока-

том, перед лицом судьи, а часто и присяжными, и в соответствии

с процессуальными правилами. Судье выпадала роль не столько ре-

шающей инстанции, сколько высшего арбитра. Важно также, что

судьи сами формировали свод законов, принимая решения и со-

здавая прецеденты в достаточной степени независимо от королев-

ских указов и постановлений парламента.

Английская система оставляла границы законодательства пол-

ностью открытыми, допуская временный консенсус там, где еще

не произошла полная <легализация> правовой нормы и ее утверж-

дение правительственной властью. Поэтому в системе действова-

ли не только и не столько решения, принятые на высшем полити-

ческом уровне, сколько отсылки к коллективной солидарности,

моральным стандартам и практическому смыслу.

Континентальная правовая система отличалась от английской,

несмотря на общность происхождения и некоторые общие черты.

Новые континентальные монархии склонялись к римской право-

вой традиции с ее акцентом на <унитарную> власть государства^

По этой традиции гражданское право имеет обыкновение стано-

виться орудием государства через вовлечение наиболее влиятель-

ных групп юридически подготовленных людей в государственную

службу, часто в качестве ее ядра"". Гражданская администрация,

таким образом, отделялась от военной, которая в основном оста-

валась в руках аристократии. Континентальные правовые системы

обычно более адекватно, чем английская, обеспечивали эффек-

тивность государственной машины"', однако английская систе-

ма делала возможным дальнейшее продвижение процессов диф-

ференциации и интеграции государства и социетального сооб-

щества.

'" CM.: Parsons Т. Societies: Evolutionary and conipai-ative perspectives. Englewood

Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966.

*' Ford F.L. Op. cit.

" Этот аспект особенно подчеркивался М. Вебером (см.: Мах Weber on law in

economy and society/Ed, by M. Rheinstein. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press,

1954.

Экономика и социетальное сообщество

В экономическом развитии Англии XVI-XVII вв. центральное

место принадлежало процессу огораживания и его сложным по-

следствиям. Самым важным был рост товарного сельского хозяй-

ства, ориентированного на рынок, в противоположность почти на-

туральному хозяйству средневекового типа, при котором продажа

произведенной продукции ограничивалась близлежащими посе-

лениями^. Разрыв со старой системой произошел главным обра-

зом в результате развития широкомасштабной экспортной торгов-

ли шерстью с Италией и Фландрией с их текстильной промыш-

ленностью. Увеличение поголовья овец требовало сокращения числа

держателей земельных участков, так как овцеводство нуждалось в

меньшем, чем земледелие, числе рабочих рук, а традиционная для

манориального хозяйства система неогороженных полей сдержи-

вала его развитие.

Многие представители джентри и даже титулованной знати

активно поддерживали эти перемены, либо сами становясь фер-

мерами-товаропроизводителями, либо сдавая землю в аренду то-

варопроизводителям. Светские собственники земель, ранее при-

надлежавших церкви и особенно распущенным монастырям, были

менее консервативны в ведении своих хозяйств, чем церковь.

Многие представители джентри участвовали, непосредственно или

через своих агентов, в несельскохозяйственных экономических

предприятиях, особенно в различных коммерческих начинаниях.

К концу XVII в. этот общий процесс еще ни в коей мере не завер-

шился, но в сочетании с другими, уже рассмотренными фактора-

ми он привел к двум крупным следствиям.

Во-первых, уменьшилась доля крестьян, державших землю

на условиях индивидуальной аренды или даже бывших собст-

венниками земли. Вместо них появились сельскохозяйствен-

ные рабочие^, а избыточное сельское население стало поки-

дать свои места проживания и постепенно превращаться в го-

родской рабочий класс. Появились новые проблемы обнищания

и бродяжничества^ как реакции на потерю устойчивого места в

" Polanyi К. The great transformation. N.Y.: Beacon. 1957.

" Эта ситуация нашла интересное отражение в том, что классические эконо-

мисты. в частности Д. Рикардо. в своем анализе в качестве парадигматического

образца использовали товарное сельское хозяйство. В связи с теорией заработной

платы обычно обсуждался сельскохозяиственныи рабочий, нанимаемый (ферме-

ром-товаропроизводителем.

" Polanyi К. Ор. cit.

жизни и связанные с этим страдания. С этого момента важную

роль начинают играть <законы о бедных>. <Крестьянский класс>

оказался достаточно ослабленным, поэтому в Англии его борьба за

свои права и интересы не имела столь заметного значения, как во

Франции^.

Во-вторых, класс землевладельцев претерпевал <дефсодализа-

цию>. Его экономические позиции все в большей мере зависели

не от принудительных феодальных обязательств крестьянства, а от

успеха собственных сельскохозяйственных и иных предприятий

на рынке. Это повысило производительность сельского хозяйства

и обеспечило аристократии большую экономическую гибкость,

позволив вбирать в себя все большее число представителей тор-

говли, а затем и промышленности^'. Такое ослабление барьеров

вело к появлению общих интересов и частичному слиянию с пре-

имущественно городскими высшими классами, но все это отчасти

за счет крестьянства.

Ситуация во Франции была почти противоположной. Там арис-

тократия экономически зависела от монархии^. Благодаря неза-

висимости французской церкви от Рима корона широко контро-

лировала назначения на церковные посты и использовала это, на-

ряду с военными назначениями и продажей должностей, для ук-

репления лояльности влиятельных аристократических групп. Плюс

к этому аристократия зависела от налоговых льгот и государствен-

ного принуждения крестьян к выполнению их обязательств^. Тра-

диции французского сельского хозяйства не вели, таким образом,

к реорганизации производства в интересах повышения его про-

дуктивности. Крестьянство оставалось в относительно неизмен-

ном состоянии, чреватом острым конфликтом с классом земле-

владельцев, который при старом режиме помог укрепиться объеди-

нению монархии, аристократии и церкви^ и толкнул крестьянство

на поддержку революции, хотя при определенных обстоятельст-

вах, как в Вандее, оно могло переметнуться и на другую сторону^.

К тому же во Франции в поддержке старого режима были мало

заинтересованы городские слои. В Голландии аристократия была

*' Moore В. Ор. cit.

*'' [bid.

" Ford F.L. Ор. cit.; Moore В. Ор. cit.

^ Moore B. Ор. cit.: Lefehvi'e G. The coming of the French revolution. N.Y.: Vin-

tage. 1960.

*" Palmer R.R. Ор. cit.

"" Moore B. Ор. at.: Tilly Ch. The Vendee. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press,

1964.

намного слабее, но наблюдались серьезные конфликты интересов

междуторговыми городскими слоями и сельским обществом <глу-

бинки>".

Экспорт шерсти способствовал поддержанию достигнутого

Англией уровня коммерческой активности. Он укрепил интересы

городских торговых кругов, сосредоточенных в Лондоне, который

был одновременно столицей, торгово-финансовым центром и круп-

ным портом. <Раздаточная система>", налаженная между купца-

ми-суконщиками и деревенскими прядильщиками и ткачами, по-

зволяла обойти ограничения, устанавливаемые городскими гиль-

диями. Местные торговцы <авансировали> деревенских ткачей пря-

жей, забирали готовую ткань и отсылки ее лондонским купцам

на экспорт. Эта система считалась еще одним связующим звеном

между землевладельцами-джентри и верхними городскими слоя-

ми на основе общего экономического интереса.

Порождаемая этими экономическими переменами дифферен-

циация была сродни той, что происходила между государством и

социетальным сообществом. Средневековая дифференциация меж-

ду городом и деревней была лишь частично экономической. В ос-

нове ее лежало различие между первичным, или <добывающим>,

производством (в первую очередь сельскохозяйственным) и тор-

говлей и обрабатывающим производством (преимущественно ре-

меслами), и это предполагало разделение труда, но распространя-

ло экономическую и другие функции на все местное территори-

альное сообщество целиком. Деревня была его составляющей по

производству сельскохозяйственной продукции, соседний город -

составляющей по производству готовых изделий. Такие функции,

как управление, были централизованы и не могли равномерно рас-

пределяться между всеми небольшими составляющими таких со-

обществ.

В Англии <сквайры> издавна сосредоточили в своих руках боль-

шую толику местной власти, а джентри поставляли <обществен-

ных> лидеров для местного сообщества. В результате использова-

ния труда арендаторов, однако, произошла дифференциация их

функций - функции общественных и политических лидеров от-

делились от функций производителей, при этом земля выступала

как фактор производства. Когда фермы превратились в специали-

зированные экономические предприятия, организационные фор-

мы использования сельскохозяйственных рабочих и арендаторов в

Palmer R.R. Ор. cit.

Ibid.

' j"°S

чем-то стали ближе к системе занятости современного типа, чем к

наследственной крепостной зависимости, а критерием успеха пред-

приятия стала его эффективность в операциях на рынке. Через

рынок землевладельцы устанавливали связи с группами, находя-

щимися за пределами их сельских сообществ, особенно с купцами

и предпринимателями - <раздатчиками> шерсти. Распространяв-

шиеся таким образом специфически рыночные отношения не со-

впадали с отношениями другого рода, например с отношениями

принадлежности к местному сообществу. И хотя участников эко-

номической системы можно было самым общим образом поде-

лить по их интересам на <сельскохозяйственную>, <купеческую> и

<промышленную> группы, все труднее становилось идентифици-

ровать эти интересы с местным сообществом в целом, а не с диф-

ференцированными элементами внутри этих сообществ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Наш главный тезис заключался в том, что к концу XVII в. Анг-

лия стала самым высокодифференцированным обществом в евро-

пейской системе, продвинувшимся в этом направлении дальше,

чем какое-либо из прежде существовавших обществ. Взяв социе-

тальное сообщество как основную точку отсчета, мы рассмотрели,

как произошла его дифференциация от религии, государства и

экономики.

Сначала традиционное для Европы слияние религии и госу-

дарства с социетальным сообществом было подорвано протестант-

ским движением с его значительной толерантностью и вероис-

поведальным плюрализмом. Не только английское государство

было обязано предоставить основные права религиозным дис-

сидентам, но и в социетальном сообществе гражданство уже не

связывалось с традиционным религиозным конформизмом. Это

разделение влекло за собой и новый способ интеграции, и даль-

нейшую дифференциацию, поскольку допускалось, чтосоциеталь-

ное сообщество не ограничивалось только единоверцами короля

(eius religio), но включало в себя также и протестантских нонкон-

формистов.

Эти перемены были связаны также с двумя сторонами процесса

повышения уровня генерализации ценностей, происходившего в

системе сохранения и воспроизводства образца в английском обще-

стве. Во-первых, основой ценностного согласия должна была стать

<мораль> как нечто более общее, чем любая из вероисповедальных

позиций. Реформация и раскол в протестантизме стали угрозой со-

лидарности социетального сообицества. В АНГЛИИ, однако, принад-

лежность к конкретным конфессиям не требовала морального кон-

сенсуса на уровне общества в целом. Во-вторых, возникла общая

приверженность ценности рационального постижения мира, отчас-

ти из-за практической полезности такой установки, но не только из-

за нее. Не без определенных шероховатостей, но все же философия

и наука, как таковые, - не только, например, англиканские фило-

софия и наука - стали считаться <хорошим делом> при поддержке

всех наличных конфессий, включая даже римский католицизм.

С утверждением <национального> сообщества получили разви-

тие два главных механизма для взаимной дифференциации социе-

тального сообщества и государства. Один - это такой способ уп-

равления, в котором наиболее влиятельные элементы общества

являются членами не правительственных структур, а представи-

тельных органов. Решающую роль здесь сыграла палата предста-

вителей. Вторым главным механизмом было право. Более чем ка-

кая-либо иная правовая система, английское право провело чет-

кое различение статуса члена социетального сообщества, облада-

ющего правами, которые государство обязано соблюдать, и стату-

са <подданного> короля как главы государства.

Эта дифференциация подкреплялась установлением в Англии

особых отношений между аристократией и правительством. Аристо-

кратия, вместо того чтобы оставаться частью недифференцирован-

ной структуры управления без каких-либо шансов играть в ней ре-

шающую роль, стала активной политической избирательной базой

для правительства. Позднее эта схема стала основой расширения

избирательных прав, так что политическая составляющая граждан-

ства распространялась на все более обширные группы населения".

Укрепление обычного права и главенство парламента в систе-

ме управления были тесно связаны с пуританством и тем особым

способом урегулирования религиозных распрей, который начал

практиковаться в Англии^. В свободе вероисповедания и полити-

ческом плюрализме нашла выражение дифференциация социеталь-

ного сообщества от религиозных объединений и от государства.

Оба эти направления дифференциации подразумевали и одновре-

менный процесс включения. Легитимный статус полноправного

членства в социетальном сообществе предоставлялся религиозным

диссидентам и политическим оппонентам, не согласным с нахо-

дящимися при исполнении властями, при условии, что их оппо-

" Marshall Т. Ор. cit.

" CM.: Little D. Religion, law. and order. N.Y.: Harper and Row, 1969.

a?w- ^-^

.. ^

зиция является <лояльной оппозицией>. Правовая система как по

своему нормативному содержанию, так и в силу своей структур-

ной независимости выступала в качестве основного механизма, ре-

гулирующего пограничные отношения между этими дифференци-

ровавшимися частями. Решающим обстоятельством было то, что

право на религиозное и политическое несогласие получило право-

вую институционализацию. Англия никогда не прибегала к писа-

ной конституции, чтобы формально ограничить парламентом <ко-

ролевскую власть> как теоретически суверенную; судебные орга-

ны также никогда не наделялись полномочиями объявлять некон-

ституционными постановления парламента. Тем не менее практи-

ка показала, что правовая институционализация <конституцион-

ных> ограничений власти государства действовала в основе своей

эффективно, несмотря на тесную зависимость судов от государст-

ва в смысле правопринуждения.

Центральным моментом в дифференциации социетального со-

общества и экономики была <коммерциализация> сельского хо-

зяйства, особенно когда она затрагивала земельные интересы джент-

ри. Обычно сельским сообществам была присуща недифференци-

рованная аскриптивная структура, особенно сильно сопротивляв-

шаяся модернизации. Но ориентация английского сельского хо-

зяйства на рынок породила коммерческий интерес, связавший сель-

ские поселения с городами <горизонтально>, вместо их <верти-

кальной> связи феодального типа с аристократической государст-

венной иерархией, и тем самым была смягчена острота <крестьян-

ской проблемы>.

Параллельный процесс дифференциации в городах сломал пат-

риархальный партикуляризм цеховой системы. Поскольку Англия

была в целом менее урбанизирована, чем некоторые регионы кон-

тинента, важно было, чтобы процесс дифференциации был под-

держан со стороны влиятельных сельских слоев. Главные инсти-

туциональные основы дифференцированной рыночной экономи-

ки были заложены в Англии задолго до появления технических

изобретений и других новаций, связанных с промышленной рево-

люцией. Не менее важным было влияние пуританства, особенно

среди проникнутого духом новаторства купечества, но также и среди

джентри, многие из которых были пуритане.

Экономическая составляющая процесса развития Англии, по-

видимому, также способствовала плюрализму в структуре сельских

и городских сообществ. Совершившаяся в них дифференциация

укрепила общность интересов, перекрывшую прежние различия.

Это имело особую важность ввиду той политической власти, ка-

кой обладали землевладельческие классы. Экономическая диффе-

ренциация обеспечила основу, на которой будущие городские груп-

пы могли быть включены в единую систему солидарности. Сель-

ско-городские конфликты в Англии не были такими острыми, как

это было в последующие периоды в других странах. В сравнении с

Францией конфликт между буржуазией и земельной аристокра-

тией носил более мягкий характер.

Процесс повышения уровня адаптивности был совершенно

очевидным образом связан с экономическим развитием. Не толь-

ко в Англии, но и во всем северо-западном треугольнике XVII век

был временем значительного экономического прогресса. В каж-

дой из политических единиц происходило <расширение рынка>

как внутреннего, так и внешнего.

. Хотя внутри общества, рассмотренного в виде социальной сис-

темы, адаптивная способность сфокусирована в экономической

сфере, на нее влияет также развитие культурной и личностной

систем. Что касается культуры, то наиболее заметным продвиже-

нием в этой области было общее развитие светской культуры, под-

черкивающей познавательную рациональность в философии и нау-

ке. В Англии и Голландии эта тенденция была подкреплена цен-

ностями аскетического протестантизма". Хотя рост когнитивной

и рациональной культуры еще не отразился на структуре обще-

ства, определенное воздействие он имел. После И. Ньютона и

Дж. Локка, например, культурные лидеры уже не могли игнориро-

вать значимость новой науки и философии для самых различных

областей деятельности, они обрели новые ресурсы для повышения

адаптивности.

Главное в том, что имело отношение к адаптивной способнос-

ти личности, состояло во влиянии, которое оказал на мотивацию

поведения личности протестантский аскетизм, названный М. Ве-

бером <аскетизмом в миру>. Он усиливал мотивацию на достиже-

ние в <земных призваниях>. <Ситуация>, наделяющая смыслом

такое достижение, <определялась> с точки зрения культуры не как

<потусторонняя>, а как <посюсторонняя>, ориентированная на по-

строение достойного общества, а не только на спасение души по

окончании земной жизни. Это была универсалистская и новатор-

ская ориентация в том смысле, что мандат на достижение предо-

" Проделапнын Р. Мертоном .iiia.in.i отношении протестантизма и науки и

Англии не <отвергнут> последующими нсс.псдопаииями. а просто уточнен. См.:

Merlon R.K. Science, technology and society in seventeenth century England//0siris.

1938. № 4: переиздана: Social theory and social structure. Ch. 18. Gleneoe (III).: Free

Press, 1937: см. также: Ben-David J. The sociology of science. Englewood Clills (N..1.):

Prentice-Hall. 1971.

ставлялся каждому человеку и выдавался не для увековечения тра-

диции, а для построения нового <царства>.

Поощрение такого типа личной ориентации имело неодинако-

вые последствия в разных областях. Где-то оно способствовало

тяге к научному исследованию. В английском праве оно создало

широкие предпосылки для утверждения определенного типа ин-

дивидуализма-^. Но особенно оно коснулось через рыночные от-

ношения экономической сферы. Произошло это не из-за того, как

упорно твердят, что рынок распахнул двери <эгоистической выго-

де> и <материализму>. Скорее, это случилось потому, что рыноч-

ный механизм впервые создал широкий институциональный кон-

текст, в рамках которого оказалось возможным высвободить ин-

дивидуальные достижения и заслуги из некой диффузной сети не

имеющих отношения к делу связей. Рынок довел дифференциа-

цию социальной структуры до такого предела, когда в значитель-

но большей степени, чем когда-либо прежде, оказались возмож-

ными широкий выбор способов действия, оценка индивидуаль-

ных успехов и в каком-то смысле пропорциональное их возна-

граждение. Эта возможность и представляется нам наиболее зна-

чимой в той связке, которая образовалась из протестантской эти-

ки индивидуального достижения и ее воплощения в рыночной

деятельности, о чем писал в своих знаменитых трудах Вебер^.

'" Little D. Ор. cit.

" Связь между протестантскими религиозными ориентациями и современной

экономической этикой давно находится в центре научной дискуссии. См. кдасси-

ческис работы, в которых эта дискуссия нашла отражение: Weber М. The protestant

ethic and the spirit of capitalism. N.Y.: Scribner. 1958. \Beoep М. Протестантская

этика и дух капиталнзма//Деое/) М. Избранные произведения. М.: Прогресс. 1990.1:

Tawney R.H. Religion and the rise of capitalism. N.Y.: Mentor, Books. 1947: Protestan-

tism and capitalism/Ed, by R.W.Green. Boston: Health. 1959: Parsons '/'. Richard Henry

Tawney//AiTierican Sociological Review. 1962. December.

7-1438

*^h^^?...'' Л''1

Глава четвертая

КОНТРАПУНКТ И ДАЛЬНЕЙШЕЕ

РАЗВИТИЕ: ЭПОХА РЕВОЛЮЦИЙ

ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ЕВРОПЫ В ЭПОХУ РЕВОЛЮЦИЙ

Контрреформаторские общества решительно стремились <за-

морозить> процесс дифференциации, как указывалось в предыду-

щей главе, главным образом по причине тесных связей их полити-

ческих режимов с находящейся в оборонительной позиции церко-

вью. Сопротивляться приходилось не только протестантизму, но и

множеству модернизующих тенденций, особенно тем, которые

способствовали высвобождению универсалистски ориентирован-

ных элементов из структурного ядра, образуемого государством,

аристократией и церковью. Среди этих элементов были предста-

вители <бизнеса>, которые выступали за более широкое и более

демократическое политическое участие, и <интеллектуальные> груп-

пы, которые к XVIII в. стали объектом подозрительности властей.

В общеевропейской системе сердцевина контрреформации - ита-

льянские государства и папство выполняли функцию сохранения

и воспроизводства образца.

Самым воинствующим защитником дореформационных обще-

ственных порядков, часто выглядящим <большим католиком, чем

папа>, стала Испания. В своей социальной структуре Испания яв-

ляла, может быть, лучший пример крупного общества, застывшего

на ранней стадии модернизации. Во многих отношениях ее непре-

клонный традиционализм изолировал ее от остальной Европы'.

Австрия, целостность которой сохранялась благодаря межди-

настическим и межаристократическим бракам и верности римско-

му католицизму, резко отличалась от Испании в том, как она ре-

шала проблему этнического многообразия. Находясь вначале на

' Casrro A. The structure of Spanish history. Princeton: Princeton Univ. Press, 1954.

позициях контрреформации, позже австрийские Габсбурги допус-

тили ограниченный религиозный плюрализм, установленный Вест-

фальским миром 1648 г. Они, таким образом, отставали от духа

времени, демонстрируя отсутствие интереса к национально-госу-

дарственному строительству, но поддерживая и сохраняя большую

политическую структуру, ставшую плюралистичной в этническом

и религиозном отношениях, они играли важную интегративную

роль^. То, что Австро-Венгерская империя в конечном счете рас-

палась под воздействием центробежных националистических сил,

не умаляет ее значения в продолжительный переходный период.

Даже и на таком позднем этапе, как во времена Священного сою-

за, Австрия была в Европе центром консервативного интеграцио-

низма. К тому же она играла важную посредническую роль во вступ-

лении России в европейскую систему, чему способствовал их об-

щий конфликт с наполеоновской Францией.

Партикуляристский ареал Германии, несмотря на свое религи-

озное многообразие, напоминал центр контрреформации. Ее мел-

кие государства также находились в позиции самозащиты, испы-

тывая постоянную угрозу поглощения со стороны своих более круп-

ных соседей. Здесь, как и в итальянских государствах, значитель-

ные структурные инновации наталкивались на сопротивление^.

Роль Пруссии в европейской системе, обусловленная откры-

тостью ее восточной границы, формировалась на основе особой

разновидности протестантского образца. Правители из династии

Гогенцоллернов обратились в кальвинизм, в то время как боль-

шинство населения исповедовало лютеранство. Из этого происте-

кала особая форма протестантской <государственной церкви>, в

которой соединились оба эти элемента^. Кальвинизм, находясь в

рамках активистской конфигурации аскетического протестантиз-

ма, постулировал общее верховенство в сообществе религиозной

элиты, избранной по предопределению, ставя ее выше обычных

верующих. Он был также в высшей степени коллективистским,

так как считалось, что любая кальвинистская община наделена

религиозно освященной миссией. Такая активистская, авторитар-

ная и в то же время коллективистская ориентация очень подходи-

ла прусской монархии с ее пограничным местоположением, стре-

мившейся к расширению своих территорий за счет славянских зе-

^ Biyce J. The Holy Roman Empire. L.: Macrnillan, 1904.

'' Barraciong/i G. The origin of modern Germany. N.Y.: Capricorn. 1963.

" Kay^ei- Ch. Calvinism and German political life/Unpubl. doctoral dissertation.

Radcliffe College. 1961.

мель. К тому же она прекрасно сочеталась с лютеранской установ-

кой на признание за должным образом установленной властью

законности ее функций по поддержанию порядка и пресечению

беспорядков; такая конструкция могла выдержать почти любые

перемены. Кальвинизм превосходно служил опирающемуся на силу

правящему классу, а лютеранство - его подданным. Наряду с об-

щей неустойчивостью, присущей любому меняющемуся погранич-

ному сообществу, эта религиозная ситуация может отчасти объяс-

нить достижения Пруссии в области рационализации военного и

гражданского управления.

Подобно тому как это было в большей части континентальной

Европы, организация Пруссии строилась вокруг земельной арис-

тократии - юнкеров. Юнкеры не стали, как английские джентри,

парламентской оппозицией королевскому абсолютизму; вместо

этого они образовали опору монархии, особенно в своей военной

роли. Однако, как и в Англии, они превратили свои поместья в

коммерческие сельскохозяйственные предприятия, ориентирован-

ные на экспорт зерна. Эти изменения вместе с тем не затронули

прежнюю жесткую классовую структуру, которая только укрепи-

лась, когда сельских работников, мигрировавших в становящуюся

промышленность, стали в больших количествах заменять работ-

ники из Польши".

К началу XIX в. самые большие достижения Пруссии были

связаны с эффективностью управления; в военной, а также и в

гражданской бюрократической администрации она создала этало-

ны для всей Европы^. Безусловно, военные успехи Пруссии, учи-

тывая ее размеры и ресурсы, сделали ее Спартой в тогдашней Ев-

ропе. Все классы ее иерархически организованного населения при-

шли к принятию строгого понимания долга, во многом в духе Канта,

но долга в основном в отношении государства. Государству уда-

лось объединить относительно податливую, невысокого статуса

группу - традиционно милитаризованное мелкопоместное дво-

рянство - и не очень многочисленное или влиятельное, но весьма

урбанистически ориентированное верхнее Bugertum в эффективно

действующую организацию^ Постепенно оно, вместо того чтобы

' См. обзор ранних веберовскнх исследовании: Bendix R. Мах Weber: An intel-

lectual portrait. Garden City; N.Y.: Anchor, 1962: Beiicii.x R. Nation-building and citi-

zenship. N.Y.: Willy, 1964. Ch. 4. 6.

' Rosenberg H. Bureaucracy, aristocracy and autocracy: The Prussian experience.

1660-1815. Cambridge (Mass.):' Hazard Univ. Press. 195S.

' Ibid.

100

жить под угрозой со стороны распространившихся в германском

мире <либерально-националистических> движений, использовало

их в своих целях, что наглядно отразилось в карьере Бисмарка.

Эффективность Пруссии как суверенного государства обеспе-

чила ей возможность расширить свое политическое господство на

другие территории. Она установила контроль практически над всей

Северной Германией, предвосхищая отстранение Австрии от ли-

дерства в объединении Германии. Когда в 1871 г. была создана

Германская империя, она включила в себя римско-католическое

меньшинство (которое составляло тем не менее почти треть насе-

ления), в прямую противоположность Вестфальскому миру 1648 г.,

когда старая римско-католическая империя вобрала протестант-

ское меньшинство^. Однако прусская экспансия в другие части

Германии породила серьезные напряжения внутри социетального

сообщества, религиозное многообразие которого еще не было долж-

ным образом организовано в виде какой-то плюралистической

структуры.

Почти совпадая по времени с прусской экспансией, в новой

Германии началась вторая, главная фаза промышленной револю-

ции. Политическое возвышение имперской Германии вначале не

опиралось на какие-либо крупные экономические достижения,

выходящие за пределы того, что было присуще на ранней стадии

модернизации всей Европе вообще. Крупные перемены происхо-

дили здесь на удивление медленно^, если учитывать, как долго уже

перед глазами находился британский пример. К тому же эти пере-

мены происходили не на основной территории прусского господ-

ства, а на территориях вдоль Рейна, которые в целом были более

католическими, чем протестантскими'".

До распространения промышленной революции на континент

Англия, Пруссия и Франция находились на острие перемен.

В процессе дифференциации европейской системы как целого пер-

венство в развитии целедостиженческой функции следует при-

знать за европейским северо-западом, поскольку именно здесь

возникали наиболее важные новые институты и дифференциро-

ванные структуры. Эти процессы повышали адаптивную способ-

ность системы, особенно в экономическом смысле и заметнее все-

го в Англии.

" Baii-acloligh G. Ор. cit.

" CM.: Landes D. The rise of capitalism. N.Y.: Macrnillan, 1966.

'" CM.: Baum R. Values and uneven political development in Imperial Germany:

Unplibi. doctoral dissertation. Harvard University. 1967.

В этот же период первенство в развитии более общей адаптив-

ной функции оставалось за Пруссией. Она стала самым важным

стабилизирующим фактором на открытой восточной границе Ев-

ропы. Кроме того, она была пионером в развитии инструменталь-

но-эффективной коллективной организации, то есть такого обоб-

щенного ресурса, который в дальнейшем стал использоваться во

всех функциональных сферах современных обществ.

ПРОМЫШЛЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Конец XVIII в. ознаменовался началом двух процессов разви-

тия, характерных для перехода от ранних форм западной <совре-

менности> к тем, что откристаллизовались в середине XX в. Эти

процессы обычно называют промышленной и демократической

революциями. Первая началась в Великобритании, а вторая разра-

зилась во Франции в 1789 г.

Эти события в северо-западной части Европы венчали собой

главные тенденции начальной модернизации. Как всякие круп-

ные структурные изменения, они вновь породили напряжения в

местах своего возникновения и еще большие при их распростра-

нении в менее подготовленные регионы.

Главное направление развития после Реформации, в рамках

утвердившейся активистской системы ценностей, было сосредо-

точено на адаптивных и интегративных возможностях общества,

что подразумевало более высокие уровни дифференциации и ор-

ганической солидарности в дюркгеймовском смысле этого слова.

Промышленная революция была частью этой тенденции, поскольку

мощный рост экономической производительности повлек за со-

бой колоссальный сдвиг в разделении труда в социальном смысле

этого понятия. Как уже подчеркивалось, такие прорывы в области

дифференциации порождают функциональную необходимость

появления новых интегративных структур и механизмов. Демо-

кратическая революция касалась главным образом интегративных

сторон общественного устройства; она артикулировала политичес-

кий смысл членства в социетальном сообществе и тем самым про-

блемы оправдания имущественного неравенства и, что более важ-

но, неравенства политических прав и привилегий.

В промышленной революции нас в первую очередь интересу-

ют не технические и узкоэкономические аспекты, а сопутствую-

щие изменения в социальной структуре. Хотя надо заметить, что

технические новшества имели экономические последствия рево-

люционного свойства. Они сделали возможными громадную эко-

102

номию затрат, понижение цен и появление множества новых про-

дуктов". В Англии этот процесс начался в хлопчатобумажном про-

изводстве и распространялся на <более тяжелые> отрасли, на кон-

тиненте же и в Соединенных Штатах этот процесс в основном

совпал с распространением железных дорог^.

Структурным ключом к промышленной революции является

расширение рыночной системы и соответствующая ему диффе-

ренциация в экономическом секторе социальной структуры. В са-

мой рыночной системе, однако, никакой внезапной революции не

совершалось, она формировалась в результате долгой и непрерыв-

ной эволюции. Заметное процветание Англии и Голландии в осо-

бенности, но и Франции в том числе, еще до появления изобрете-

ний, несомненно, было результатом развития рыночных систем в

этих странах, что, в свою очередь, зависело от наличия политичес-

кой и правовой безопасности, а также юридической практики,

основанной на собственности и контракте, которые благоприятст-

вовали становлению коммерческого предпринимательства. Англий-

ское и голландское процветание было, кроме прочего, следствием

относительно слабого давления государства на экономические ре-

сурсы при отсутствии многочисленных постоянных армий и от-

сутствия у аристократии резко негативного отношения к <торга-

шеству>, характерного для большинства стран континента.

До промышленной революции самым развитым сектором ры-

ночной системы была торговля готовыми изделиями, особенно

предметами роскоши^. Самым важным исключением в Англии

было производство на экспорт сначала шерсти, а затем и шерстя-

ных тканей. В некоторых регионах важным рыночным продуктом

было зерно, но большая часть продовольственных продуктов и пред-

метов широкого потребления попадала только на местные рынки,

если вообще на них попадала. Типичным был обмен выращенной

в данной местности продукции на ремесленные изделия ближай-

шего <рыночного> городка^.

Имея промышленность в качестве своей сердцевины, рыноч-

ная система могла распространяться в нескольких направлениях.

От готового продукта она могла двигаться <назад>, к более ранним

" На эту тему существует огромная литература. Тщательныип чрезвычайно

поучительным разбор см.: Leindes D. Ор. cit.

^ ClaphainJ.H. Economic development of France and Germany, 1815-1914. Cam-

bridge (Mass.): Cambridge Univ. Press. 1963.

" CM.: Weber M. General economic history'. N.Y.: Adelphy. 1927: Idem. The theory

of social and economic organization. Glencoe (III.): Free Press. 1947.

'* Puiaiivi K. The ereal transformation. Boston: Beacon. 1957.

стадиям производственного процесса и в конечном счете к произ-

водству <факторов производства>. Существовали также разнооб-

разные промежуточные изделия наподобие некрашеного сукна,

скупавшегося суконщиками у ткачей. Потребовалось развитие

транспортных и торгово-посреднических услуг для пространственно

разделенных производителей и потребителей. Сырье, первичная

обработка и сама земля стали все более вовлекаться в систему ры-

ночных отношений.

Для нас, однако, особый интерес представляют собой рынки

двух других <факторов> - капитала и труда. Первый вступил в

новую стадию развития в эпоху Ренессанса, симптомом чего были

религиозные распри вокруг вопроса о моральности <ростовщиче-

ства>^. Задолго до промышленной революции в значительных мас-

штабах существовали денежные займы, организованные в разного

рода денежные рынки, уже тогда отчасти <международные>. Су-

ществовали и компании, куда можно было вложить деньги, не

обременяясь определенными узами партнерства. В конце XVII в. в

Англии появились зачатки центрального банка, что было призна-

ком ее определенной экономической зрелости.

Тем не менее в ходе промышленной революции финансовые

рынки умножились численно и поднялись на новый уровень орга-

низации. Эти процессы, однако, достигли кульминации лишь в

середине XIX в., когда в Англии и в большинстве американских

штатов были приняты общие законы об акционерных компаниях

и корпорациях^ и были учреждены организованные рынки цен-

ных бумаг. Одним из главных преимуществ немецкой промыш-

ленности в конце XIX в., когда она опередила английскую про-

мышленность, было превосходство в организации и в предприни-

мательском духе ее системы инвестиционных банков^.

Расширившиеся финансовые рынки предоставили в распоря-

жение растущей и усложняющейся экономической системы более

гибкие приспособительные механизмы. Все более и более деньги

перерастали свою функцию средства обмена и мерила стоимости и

превращались в первостепенный контролирующий механизм все-

го экономического процесса. Контролирующая функция денег

использовалась для влияния на размещение ресурсов в рыночных

'' Nelson В. The idea of usury: From tribal brotherhood to universal otherhood.

Chicago: Univ. of Chicago Press, 1969.

"~ Анализ этих юридических документов см.: Hurst J. W. Law and the conditions

of freedom. Madison: Univ. of Wisconsin Press. 1956.

" Laiides D. Op. cit.

104

условиях. И что еще важнее, возникшая при этом новая зависимость

кредитования от крупномасштабных финансовых институтов поро-

дила некий встроенный в систему механизм экономического роста.

Развертывание производственной <цепочки> было очень важ-

но для реального производства, в особенности в связи с процес-

сом интеграции и стабилизации экономики как целого. Все воз-

растающая доля ресурсов уходила на первичные и промежуточные

стадии всего производственного цикла - от обработки сырья до

получения конечного продукта.

В этой связи особенно важным направлением было развитие

обобщенных физических приспособлений. Транспортные средства,

такие, как железные дороги, редко могли бы быть экономически

выгодными, если бы ограничивались транспортировкой какого-то

одного продукта. Но, будучи однажды построены для связи между

данными пунктами, они могли использоваться для многих назна-

чений. Аналогичные соображения относятся и к снабжению энер-

гией. Паровой двигатель был одной из главных инноваций начала

промышленной революции; электроэнергия и двигатель внутрен-

него сгорания появились позднее. Все это обеспечило новые воз-

можности в плане источников энергии, передачи на расстояние

энергии и топлива и нахождения новых способов их использова-

ния. Наконец, развитие производства <машин для изготовления

машин>, то есть машиностроения, также способствовало разви-

тию техники во многих различных отраслях'^

Эти технологические сдвиги находились в тесной взаимозави-

симости с изменениями в социальной организации производст-

венного процесса, в особенности в области труда как фактора про-

изводства. Критическое значение здесь имела дифференциация

труда (или, в более строгих терминах, услуг) из диффузной матри-

цы жизнедеятельности вообще, в которой он до этого находился.

Эта дифференциация включала выделение комплекса <работа-

роль> из семейного домашнего хозяйства, а также возрастание <тру-

довой мобильности> - готовности семейных единиц откликаться

на новые возможности трудоустройства переменой места житель-

ства и обучением новым профессиям. Эти перемены глубоко за-

тронули структуру семьи и местных сообществ. Многие особен-

ности современной системы родства, основанной на элементар-

ных семьях, постепенно возникали на протяжении XIX в. И инду-

стриальное общество стало урбанизованным до такой степени, какая

никогда ранее не наблюдалась в истории.

Landes D. Ор. cit.

105

Эти процессы утвердили то, что социологи называют ролью и

системе занятости, конкретным образом зависящей от статуса ин-

дивида в нанимающей организации, структурно отличной от се-

мейного домашнего хозяйства'". Обычно нанимающая организа-

ция использует только одного представителя из семейного хозяй-

ства; у нее есть свои помещения, дисциплинарные установления.

иерархии подчинения и собственность, отдельные от семейных хо-

зяйств. В типичном случае нанятое лицо получает (в зависимости от

своего статуса в организации и качества исполнения роли) денежное

вознаграждение, обеспечивающее его семье доступ на рынок потре-

бительских товаров. Нанимающая организация ревизует свой про-

дукт через рынок и платит своим работникам зарплату или жалова-

нье, в то время как крестьянин или ремесленник продавал свои

собственные продукты. Организация, таким образом, выступает

посредником между работником и потребительским рынком.

Распространение ролей в системе занятости способствовало

расширению диапазона потребительских рынков ввиду зависимости

потребителей от денежных доходов. Но в этой связи важно и зна-

менитое изречение А. Смита: <Разделение труда зависит от емкос-

ти рынка> - растущее разделение труда делало возможным увели-

чение производительности труда и повышение уровня жизни все-

го населения.

На фабриках распределение ролей в шкале занятости происхо-

дило обычно снизу вверх. Первыми наемниками были не имевшие

собственности фабричные наемные рабочие текстильной промыш-

ленности. Управление основывайтесь на собственности. В роли соб-

ственника, по обыкновению, выступала группа родственников, ко-

торая организовывала производство, изыскивала капитал, строила

фабрики, нанимала рабочих, надзирав за ними и реализовала про-

дукцию на рынке. Ранняя <капиталистическая> промышленная фирма

представляла собой, таким образом, <двухклассовую систему>, со-

стоявшую из наследственных собственников, с одной стороны, и

наемных трудящихся - с другой^". Эта система была структурной

базой для марксистской теории <классового конфликта> в капита-

листическом обществе, в которой предполагалось, что собствен-

ность и организационные полномочия всегда совмещены.

Далее надо обсудигь проблему, давно служившую источником

недоразумений, главным образом по причинам идеологического

'" Sllu'l.n.'l \.J. Social change in Ilic indlistri.il revolution. Chicago: L'niv. of Chic:igo

Press. 1959.

'-" CM.: Benliix R. World :ind aiilhorit\ in indii-.li'\. N.Y.: \Vilcv, 19^6.

свойства. Промышленная революция совершилась в условиях сис-

темы <свободного предпринимательства>, и очень похоже, что по-

родить ее не могла никакая кардинально иная система. Более тою,

мы утверждаем, что экономика свободного предпринимательства,

а не социализм, в смысле государственного управления всей эко-

номикой, остается главным направлением эволюции. Однако част-

ное экономическое предприятие и государственная организация

экономических процессов не есть нечто соотносящееся по прин-

ципу <нулевой суммы> - увеличение в одном не обязательно тре-

бует соответствующего уменьшения другого. Как показал Э. Дюрк-

гейм^, высокоразвитая экономика свободного предприниматель-

ства, если сравнивать ее с более примитивными формами эконо-

мической организации, нуждается в более сильной, а не в более

ограниченной государственной структуре.

Универсалистская правовая система, центральный компонент

любого индустриального общества, не может существовать без силь-

ного государства. К тому же самой экономике, как и другим со-

ставляющим общества, требуются все более сложные регулирую-

щие функции, например, для контроля за циклическими кризиса-

ми, какие сотрясали экономику ранних промышленных обществ.

Государство и экономика взаимозависимы. Государство нужда-

ется в налогооблагаемой базе, которая увеличивается по мере роста

производительности труда и мобильности ресурсов в развитой ры-

ночной системе. Опять-таки государство, будучи участником на

рынке труда, выигрывает от мобильности трудовых ресурсов.

Эта взаимозависимость включает взаимообмен денег и власти

между рыночной системой и системой формальной организации.

Не только государство, но и такие частные организации, как фир-

мы, участвуют в системе власти, и, наоборот, государство является

участником рыночной системы. От государства, помимо того, что

оно обеспечивает общую институционализацию собственности и

контракта, зависит и власть частных фирм (в двух существенно

важных отношениях). Во-первых, корпорация как юридическое

лицо, по крайней мере частично, есть результат <делегирования>

публичной власти на основании гласно выдаваемого государством

и допускающего отзыв учредительного документа. Этой передачей

власти легити.иизируется пользование ею внутри корпоративных

организаций". Во-вторых, современная экономика в своей капи-

"' Durkhcim Е. The division of labour in society. N.Y.: Macrnillan. 1933. \Дюркл'ч.\1 Э.

О разделении общественного труда. М.: Наука. 1990.1

"- Hursi J. \V. Op. cit.

*й?

^Ж^. '

тализации зависит от кредитного механизма. Предоставление кре-

дита предполагает использование кредитными учреждениями, осо-

бенно банками, власти. Они делают доступными заемщикам сред-

ства, которыми сами не <владеют>, и связывают себя договорами о

принудительном юридическом взыскании. Эта принудительность

обеспечивает доверие, необходимое в долговременных кредитных

сделках, где неизбежно присутствует инвестиционный риск, свя-

занный с тем, что затраты могут <окупиться> лишь по прошествии

длительного времени.

Таким образом, в современном обществе недоразвитость сис-

темы власти крайне пагубна для экономики, а недоразвитость де-

нежной и рыночной систем крайне вредна для политической ор-

ганизации.

ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Демократическая революция была частью процесса дифферен-

циации политической подсистемы и социетального сообщества.

Как и любой процесс дифференциации, она породил интеграци-

онные проблемы и там, где увенчалась успехом, новые механизмы

интеграции.

В европейских обществах центральным пунктом этих проблем

было наличие в социетальном сообществе известной степени на-

родной поддержки государству и правительству. Начиналось все с

представлений о простых народных массах как о <подданных>

монарха, с почти аскриптивной (естественно заданной) обязан-

ностью подчиняться его власти, которую часто объявляли беру-

щего начало от Бога^. Хотя в Англии монополия короны на госу-

дарственную власть пала уже в XVII в. (как и в Голландии, но

несколько другим путем), однако политический режим Англии был

далек от того, чтобы называться <демократическим>; скорее, он

был крайне аристократическим.

Интеллектуальные споры периода Просвещения высветили

внутренние противоречия территориальных монархий континен-

та, усугубленные существованием зримых примеров Англии и Гол-

ландии^. Особенно остро это чувствовалось во Франции, которая

" Alien J. W. A history of political thought in the sixteenth ccntlirv. N.Y.: B:imes and

Noble. 1960.

^ Palmer R.R. The age of democratic revolution. 2 vols. Prinston: Prinslon Univ.

Press. 1959.

108

дальше ушла в развитии национально-этнических основ общест-

ва, но при этом сохраняла старорежимный абсолютизм общества.

<Простые> люди, включая и многих из верхушки буржуазии, оста-

вались <подданными>, в то время как аристократия, тесно сотруд-

ничавшая с короной, укрепляла свои привилегии. Такое развитие

событий вело ко все большему отождествлению с государством

той части социетального сообщества, с которой <следовало счи-

таться>, в то время как подданные, непричастные к правительству

и его аристократическому обрамлению, оттеснялись на позиции

сомнительной принадлежности к национальному сообществу. Как

почти везде на континенте, центральное правительство, усилен-

ное контрреформацией, навязывало свои претензии на неограни-

ченную власть. Традиция охраняемых законом прав была на кон-

тиненте гораздо слабее, чем в Англии.

В условиях высокого уровня национального самосознания

Французская революция потребовала создания сообщества, кото-

рое включало бы всех французов и аннулировало особый статус

привилегированных. Центральной идеей было гражданство, требо-

вание принадлежности к сообществу всего целиком населения".

Знаменитый лозунг революции - Liberte, Egalite, Fraternite-

воплощал эту новую идею сообщества. Liberte и Egalite символи-

зировали два основных объекта недовольства: политический автори-

таризм и привилегии; Fraternite относилось к более широкому кон-

тексту принадлежности, будучи исконным символом общества.

В конце XVIII и в XIX в. символ свободы имел два различных

понимания^. Одно преобладало в Англии, где А. Смит отстаивал

экономическую свободу, особенно в противоположность государ-

ственному контролю, связанному с меркантилизмом. Другое было

распространено во Франции, где самым влиятельным сочините-

лем был Ж.Ж. Руссо. Здесь на первый план выходила свобода со-

циетального сообщества, <народа> в противопоставлении государ-

ству. Проблемы свободы народа в указанном смысле и свободы

индивида четко не различались, особенно в области политики.

Тирания режима - вот что должно было быть уничтожено. Дикта-

торские наклонности революции проявились только после того,

как был сломлен, по крайней мере на время, старый режим.

Еще более тонка проблема равенства. Если свобода мыслилась

преимущественно в терминах сбрасывания ограничений, то под ра-

^ Palmer R.R. The age of democratic revolution. 2 vols., см. также: Bendix R.

National building and citizenshi p.

^ CM.: Bailyn B. The ideological origins of the American revolution. Cambridge

(Mass.): Harvard Univ. Press. 1967.

109

A-

"й-Й

вснством неизбежно подразумевались позитивно оцениваемые от-

ношения между единицами взаимодействия. Те, кто претендует на

равенство, не могут на законном основании отказывать в равенст-

ве другим. Если в контексте свободы злом являются незаконные

ограничения, то в контексте равенства зло - это незаконная дис-

криминация. По идеологии равенства часто незаконными оказыва-

ются любые статусные и функциональные различия, особенно ие-

рархического свойства. Но социальные системы нуждаются в раз-

ных видах и степенях социальной дифференциации по двум на-

правлениям - качественному разделению труда (в дюркгеймов-

ском смысле) и иерархии.

Французская революция, выделяя оба мотива - свободу и ра-

венство, была нацелена не только против политической власти, но

и против частично стоявшей особняком системы аристократичес-

ких привилегий. Напряженность возрастала из-за присущей ста-

рому режиму тесной связи noblesse de robe с монархией и старой

аристократией, так что <народ> поднялся против <привилегиро-

ванных>, которые прочно отождествлялись с правительством. Имело

место колоссальное идеологическое преувеличение социальной

безответственности и легкомысленности европейской аристокра-

тии, которые она могла себе позволить за счет народа. Проблема

<привилегий> на деле сводилась к вопросу о наследственной пере-

даче статуса, что противоречило критериям личного достижения,

равенства или того и другого вместе. Французской революцией

был поставлен вопрос о том, может ли привилегия быть значимым

вознаграждением или даже получить легитимизацию на инструмен-

тальных основах, если не доказано, что не возможен никакой дру-

гой способ институционализации лидерства, достойного доверия.

Наступление на принцип привилегий во время Французской ре-

волюции возглавлялось высшей буржуазией, многие представите-

ли которой были богаче большинства аристократов, и если фор-

мально не признавались могущественными, то в практических де-

лах государства, возможно, были гораздо влиятельнее их.

В Англии аристократия, включавшая в себя джентри, имела

более <частный> характер и менее отождествлялась с режимом. На

деле реформаторские движения часто возглавлялись аристократа-

ми, и <французский> вариант - аристократия против буржуазии -

сколько-нибудь заметно здесь не проявился.

Революционная идея равенства применительно к различениям

инструментального порядка и к иерархическим параметрам соци-

ального статуса подчеркивала принцип равенства возможностей.

В той мере, в какой была институционализирована эта нарождаю-

щаяся ценностная конфигурация, главным критерием приемле-

110

>^ ^"'

мости различных ценностпо значимых статусов стали личные до-

стижения и способности к таким достижениям. Обретение статуса

или его сохранение в условиях конкуренции могло оцениваться

как награда за заметный вклад в деятельность социальнои систе-

мы. Такое понимание социального статуса легло в основу главного

нормативного содержания промышленной революции.

Однако основнои удар Французской революции был направ-

лен против наследственных аристократических привилегий и за

статусное равенство для всех членов общества, что следует отли-

чать от равенства возможностей, хотя между ними и существует

взаимозависимость. Характер привилегий при старом режиме раз-

делял социетальное сообщество на два основных статусных слоя.

<Простые люди> были <гражданами второго сорта>, лишенными в

силу своего наследственного статуса доступа к привилегиям, кото-

рыми пользовалась аристократия, особенно в том, что касалось

освобождения от налогов^.

Маршалл проанализировал проблему равенства членства в об-

ществе как состоящую из трех наиболее важных компонентов -

гражданского, политического и социального^. Французская рево-

люция касалась только первых двух, третий же вышел на первый

план только в середине XIX в.

<Гражданский> компонент включает гарантии того, что может

быть названо <естественными правами> - в формулировке

Дж. Локка, то есть гарантии <жизни, свободы и собственности>.

Они были во всех подробностях и деталях описаны во француз-

ской Декларации прав человека и в американском Билле о правах.

Революционное движение во Франции вдохновлялось тем фак-

том, что английская и американская законодательные системы уже

институционализировали многие из этих прав. Понятие <равенст-

ва перед законом> относится к гражданскому компоненту равен-

ства всех членов, если в нем содержатся и процедурные, и содер-

жательные гарантии. Здесь под <законом> понимается не только

то, что подлежит защите в судах, но и самые общие установки

общественного нормативного порядка.

<Политический> компонент гражданства сосредоточен вокруг

проблем демократических выборов. Хотя принцип равенства граж-

дан в <окончательном> голосовании при избрании правителей вос-

ходит ко временам древнегреческих полисов. Французская рево-

'-' CM.: Bailyn В. The ideological origins of lhe American revolution. Cambridge

(Mass.): Harvard Univ.Press. 1967.

" Marshall /'.//.Class, citizenship and social developments. Garden Cilv.N.Y:

Anchor. 1965.

люция впервые применила его в обществе гораздо большего мас-

штаба и распространила на весь народ. В современном государст-

венном устройстве прямое равное участие всех граждан в управле-

нии невозможно. Поэтому развитие происходило в направлении

представительных институтов, в которых проблема политическо-

го равенства фокусируется на отборе высшего руководства, как

правило, посредством участия в той или иной избирательной сис-

теме. Устройство этих институтов может иметь важные отличия^,

например между <президентским> или <парламентским> способа-

ми управления или между <республикой> или <конституционной>

монархией.

Несмотря на такого рода различия, все европейские полити-

ческие системы, исключая коммунистические страны, но включая

многие заокеанские государства, имеющие европейские корни,

такие, как Соединенные Штаты и многие члены Британского Со-

дружества, выработали принципиально общую конструкцию^

В этой конструкции присутствуют два вида равенства и два кон-

текстуальных свойства.

Первый вид равенства - это всеобщее избирательное право.

Всеобщее избирательное право для взрослых стало общей тенден-

цией; в большинстве западных стран оно было распространено на

женщин в начале нынешнего столетия. Сегодня его лишены толь-

ко несовершеннолетние, лица без гражданства и небольшие груп-

пы лиц, частично лишенных прав. Другим видом равенства стало

устранение разновесности голосов. Исторически различные систе-

мы придавали голосам различный вес, и делалось это явно, как в

прусской системе сословного голосования, или неявно, как в Со-

единенных Штатах при неравномерном делении на округа. Тем

не менее прослеживается четкая тенденция к установлению прин-

ципа <один гражданин - один голос> как в смысле доступа к го-

лосованию, так и в смысле веса каждого голоса при определении

итогов выборов,

Первое контекстуальное свойство политической системы ев-

ропейского типа - это наличие комплекса формальных избира-

тельных процедур, включая правила, определяющие предоставле-

ние права голоса, и правила <подсчета> голосов. Последние имеют

решающую важность в установлении обязательного отношения

'" CM.: Lipsei S.M..Rokkan .S'.lntroductlon//Clcavage structures, party systems, and

voter alignment/Ed. By S.M. Lipsei. S.Rokkan. N.Y.: Free Press, 1965.

"' Rokkan S. Mass suffrage, secret voting, and political participation//Europcan

Journal of Sociology. 1961. P. 132-152.

между индивидуальным выбором голосующего и воздействием

множества таких выборов на исход голосования. Вторым контекс-

туальным моментом демократического развития является тайна

голосования, означающая дальнейшую дифференциацию государ-

ства и социетального сообщества, поскольку охраняет независи-

мость участия индивида в том и в другом. Она защищает индивида

от давления не только со стороны обладающих более высоким ста-

тусом (например, работодателей), но и со стороны равных по ста-

тусу (например, других рядовых членов профсоюза)^. Благодаря

такому <барьеру> обеспечивается политическая плюрализация об-

щества и создается препятствие единодушному <блоковому> голо-

сованию (например, голосованию всех членов профсоюзов за соци-

алистов или другие <левые> партии), а также поддерживается мень-

шинство внутри любой сформированной по интересу группы (рели-

гиозной, этнической или локальной), поскольку оно получает воз-

можность голосовать отлично от большинства. Такая структура

увеличивает гибкость сообщества и возможность воздействовать

(сдерживать или подталкивать) на правительство как на ответст-

венный перед сообществом орган, осуществляющий перемены.

В определенном смысле <социальный> компонент гражданства

является наиболее фундаментальным из всех трех". Некая форма

равенства социальных условий как составная часть <обществен-

ной справедливости> была одной из главных тем западной исто-

рии, начиная с Французской революции, но в институциональном

отношении она получила развитие значительно позже. Представ-

ляется, что полное раскрытие этой темы должно произойти с уст-

ранением неравенств, связанных с государственным абсолютиз-

мом и аристократией, когда возникли новые напряженности меж-

ду тем, что диктовалось принципом равенства возможностей, и

тем, что вытекало из принципа равенства в принадлежности к со-

обществу. Центральным принципом здесь, может быть, является

то, что члены общества должны иметь не просто формальные, но

реальные возможности конкурировать с другими членами, причем

с достаточными шансами на успех, а тем, кто по естественным

причинам не могут быть участниками состязательного комплекса,

полное членство в сообществе не предоставляется. Поэтому дела-

ются всяческие послабления для тех, кто, подобно детям, по есте-

ственным причинам не способны участвовать в конкуренции; для

тех, кто, подобно малообразованным беднякам, не по своей вине

" Rokkan S. Ор. cit.

" CM.: Marshall Т.Н. Ор. cit.

8 -1438

испытывают серьезные затруднения и, чтобы конкурировать, долж-

ны получать <помощь>; и для тех, кто, подобно престарелым, нуж-

даются в поддержке. К тому же у конкурентной системы должен

быть <нижний порог>, определяющий стандарт <благосостояния>,

на который претендуют все члены общества и который понимает-

ся как <право> жить на уровне этого стандарта, а не как <благотво-

рительность>.

Третий революционный девиз - Fraternite - подразумевал син-

тез двух других на более высоком нормативном уровне. В опреде-

ленном смысле он был окончательным воплощением идеалов Ре-

формации в секулярном обществе. Провозглашенное в них соли-

дарное социетальное сообщество не могло быть двухклассовой сис-

темой в любом из средневековых воплощений, таких, как церковь

и государство, священнослужители и миряне или аристократы и

простолюдины. Оно должно быть единым сообществом. Его чле-

нов следовало считать не только свободными и равными в озна-

ченных выше смыслах, но и связанными общей национальной,

автономной солидарностью. Такому социетальному сообществу

надлежало быть дифференцированным от государства в качестве

более высокого начала, осуществляющего легитимный контроль

над государством. Но степень его дифференцированности была

все еще далека от современного уровня, особенно в том, что каса-

лось полной плюрализации.

Французское общество в течение XIX в. институционализиро-

вало демократическую конструкцию социетального сообщества, но

далеко не в полном объеме и не в необратимой форме". Француз-

ские правые вплоть до нынешнего столетия упорно цеплялись за

образцы старого режима. Они возглавили несколько <эксперимен-

тов> по восстановлению монархии и де-факто сумели сохранить

социальный престиж для аристократии, а также сильные, хотя и

оспариваемые, позиции для государственной католической цер-

кви. Эта конфликтная ситуация внутри Франции усугублялась тем,

что на большей части континента сохранялись старые порядки,

несмотря на распространение революционных новшеств, особен-

но благодаря наполеоновским завоеваниям.

Хотя Англия ушла гораздо дальше в процессе плюрализации,

что было тесно связано с ее ведущей ролью в промышленной ре-

волюции, радикальные прорывы в сторону демократизации здесь

отсутствовали и расширение избирательных прав шло постепенно

" CM.: Hoffmann S. Paradoxes of the French political cornniunity//Hofflnoiiii S. et

al. In research of France. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press. 1963.

начиная с 1832 г. В течение всего XIX в. аристократия сохраняла в

английском обществе сильные позиции, хотя она была и менее

<закостенелой>, чем в большинстве стран континента, и представ-

ляла собой меньшее препятствие для плюралистической диффе-

ренциации и постепенной демократизации^.

Борьба вокруг демократизации была главным элементом евро-

пейских социальных конфликтов XIX в. Наполеон в определен-

ных отношениях был наследником революции. Реставрация <ле-

гитимизма> Священным союзом была направлена не только про-

тив французского <империализма>, но и против революционных

идей. Показательно, что его крушение в 1848 г. началось во Фран-

ции, но приобрело особую интенсивность на восточных окраинах

европейской системы.

На протяжении всего XIX столетия лидерство в европейской

системе сохранялось за ее северо-восточным сектором, где вызре-

вали все наиболее острые <диалектические> противоречия между

английским и французским подходами. Оба подхода были необхо-

димы для нарождающегося синтеза - в одном подчеркивалась

экономическая .производительность и плюрализация социальной

структуры, в другом -демократизация государства-нации, нацио-

нализм и новый тип социетального сообщества.

Однако важные процессы шли и в других, менее развитых ре-

гионах. Серьезный возмущающий эффект в европейской системе

произвело появление имперской Германии. Она в полной мере

воспользовалась потенциалом как промышленной революции, так

и недемократического, <авторитарного> государства, в то время

как Франция и Англия были недостаточно сильными и объеди-

ненными, чтобы противостоять новой силе путем подлинного син-

тезирования составных элементов современного общества.

В это же время на европейскую систему пала тень <колоссов>

Востока и Запада. Сыграв решающую роль в победе над Наполео-

ном и став одним из главных участников решений Венского кон-

гресса и гарантом меттерниховской системы, на сцену основных

событий в европейской системе вышла Россия. К началу первой

мировой войны недвусмысленно возросло значение для <систе-

мы> Соединенных Штатов.

^Marshall Т.H. op. cit.

Глава пятая

НОВОЕ ЛИДИРУЮЩЕЕ ОБЩЕСТВО

И НОВЕЙШАЯ СОВРЕМЕННОСТЬ

Промышленная и демократическая революции были частью

великого преобразования, в ходе которого шаг за шагом сдавались

институциональные бастионы социальной системы, находящейся

на начальной стадии модернизации. Европейские монархии вы-

жили только там, где они стали конституционными. Аристократия

все еще подает признаки жизни, но главным образом в нефор-

мальных компонентах стратификационных систем, нигде не явля-

ясь центральным элементом структуры. Все еще существуют госу-

дарственные церкви, но только на такой менее модернизованной

периферии, какую представляют собой Испания и Португалия, где

еще сохраняются строгие ограничения религиозной свободы. Об-

щая тенденция состоит в движении к вероисповедальному плюра-

лизму и отделению церкви от государства, хотя в коммунистичес-

ких странах здесь существуют особые проблемы. Промышленная

революция сместила центр организации экономической жизни из

сельского хозяйства, из торговли и ремесел небольших городских

поселений и раздвинула рынки.

В итоге при наступлении эпохи современности в ее <зрелых>

формах настолько ослабились аскриптивные рамки, заданные мо-

нархией, аристократией, государственными церквами и экономи-

кой, ограниченной родственными и локальными связями, что эти

рамки перестали оказывать решающее влияние. Напротив, все воз-

растающе важными становились некоторые характерные для со-

временной системы элементы, в какой-то степени уже получив-

шие развитие к XVIII в. В первую очередь это относится к универ-

салистской правовой системе и светской культуре, распространив-

шейся по всему западному миру благодаря Просвещению. В ходе

дальнейшей модернизации политических сторон социетального

сообщества выделялись принцип добровольной ассоциации, на-

ционализм, гражданство и представительность власти. В сфере

116

экономики произошла дифференциация рынков по факторам про-

изводства, прежде всего появился рынок труда. Трудовые услуги,

предполагающие <занятость>, все в большей мере стали оказы-

ваться через нанимающие организации, структурно выделившие-

ся из домашних хозяйств. Появились новые модели эффективной

организации специализированных функций, такие, как админи-

страция (государственная и военная) и рыночная экономика. Де-

мократическая революция непосредственным образом стимулиро-

вала развитие первой, промышленная революция - второй. Всбер

предвидел, что на каком-то последующем этапе эти две модели

должны слиться в виде бюрократизации капиталистической эко-

номики'. Они, однако, начали сливаться и в других контекстах, а

именно в том, что эффективность, свойственная современной сис-

теме, имеет в своей основе связи типа добровольных ассоциаций.

Мы уже видели, что структурный образец, характерный для

современности, изначально сформировался на северо-западе Ев-

ропы, а на северо-востоке ее - в Пруссии - некоторое время

спустя возникла вторичная модель. Поразительно сходным ока-

зался ход событий на следующей основной фазе модернизации.

Соединенным Штатам, <первой новой державе>, довелось играть

роль, примерно сопоставимую с ролью Англии XVII в^ Америка

была благоприятной почвой и для демократической, и для про-

мышленной революций, а также для более тесного их соединения,

чем это было возможно в Европе. Ко времени приезда А. Токвиля

здесь уже был достигнут синтез французской и английской рево-

люций. Соединенные Штаты были таким <демократическим> об-

ществом, о каком мечтали все, за исключением разве что француз-

ских отъявленных революционных радикалов, а по уровню инду-

стриализации они превзошли Англию. Поэтому в нашем последу-

ющем изложении мы сосредоточимся на Соединенных Штатах.

СТРУКТУРА СОЦИЕТАЛЬНОГО СООБЩЕСТВА

За изменениями, обозначенными в предыдущих разделах кни-

ги, стояли специфичные религиозное устройство и социетальное

сообщество. В Соединенных Штатах сложились условия для даль-

нейшего отхода от основных аскриптивных институтов раннесо-

' Weber М. The theory of social and economic organization. N.Y.: Oxford LJiiiv.

Press. 1947.

'- Lipsel S.M. The first new nation. N.Y.: Basic Books, 1963.

временного общества: монархии с ее <подданными>, а не гражда-

нами; аристократии; государственной церкви; экономики, рабо-

тающей на местный рынок и на основе минимального разделения

труда; этнически определенного социетального сообщества, или

<нации>.

Американская территория была первоначально заселена одной

определенной группой мигрантов. Это были <нонконформисты>,

не столько спасавшиеся от преследований, сколько искавшие боль-

шей религиозной независимости, чем у себя на родине-\ В боль-

шинстве своем они придерживались пуританских убеждений, ко-

торые М. Вебер считал ядром <аскетического> протестантизма.

В разных колониях, однако, они подразделялись на множество те-

чений и сект.

В ранний период, и особенно в конгрегационистском Масса-

чусетсе, каждая из многочисленных колоний учреждала свою соб-

ственную церковь. Но при этом шло распространение (решающая

его фаза произошла накануне Войны за независимость") пред-

ставлений о церкви как о добровольной ассоциации верующих,

хотя в Массачусетсе полное разгосударствление произошло лишь

поколение спустя. Религиозный плюрализм взятых в целом три-

надцати колоний и рациональная в духе Просвещения культур-

ная атмосфера создали условия для принятия первой поправки

к конституции, предписывавшей (впервые со времени институци-

онализации христианства в Римской империи) отделение церкви

от государства-'.

Религиозный плюрализм, выражавшийся в различиях между

колониями, быстро превратился в плюрализм внутри колоний, в

противоположность принципу cuius regio, eius religio. Этот плюра-

лизм способствовал созданию обстановки веротерпимости, а в конце

концов и полному включению непротестантских элементов, в осо-

бенности очень крупного католического меньшинства и относи-

тельно немногочисленного, но влиятельного иудаистского''. В не-

давнее время это включение получило символическое выражение

' Miller P. Errand into the wilderness. N.Y.: Harper. 1964.

* Ibid.: CM.: Loubser J.J. The development of religious liberty in Massaclilisetts/

LJnplibI. doctoral dissertation. Harvard University. 1964: Heinierf A. Religion and the

American mind: From the great awakening to the revolution. Cambridge (Mass.): Har-

vard Univ. Press. 1966.

' Miller P. The life of the mind in America: From the revolution to the Civil War.

N.Y.: Harcolirt. 1965.

'' Herberg W. Protestant, Catholic. Jew. Garden City: N.Y.: Anchor. 1960: Parsonn I'.

Some comments on the pattern of religious organization in the Lliited Statcs//^'o<ia<.^ 7'.

Structure and process in modern societies. N.Y.: Free Press. 1960.

118

в избрании на президентский пост католика Дж. Ф. Кеннеди. Та-

ким образом, американское общество пошло дальше Англии и

Голландии в дифференциации организованной религии от социе-

тального сообщества, и это имело много важных последствий.

В частности, сформировавшаяся в XIX в. общественная система

образования была системой светского образования. Вокруг этой

проблемы никогда не возникала, как во Франции, серьезная по-

литическая борьба.

Параллельные изменения произошли и в этническом составе,

то есть в еще одной исторической опоре <национальной> иден-

тичности. Долгое время Соединенные Штаты были англосаксон-

ским обществом, которое терпимо относилось к своим членам

другой этнической принадлежности и обеспечивало им юридичес-

кие права, но избегало полного их включения в свой состав. Про-

блема эта обострилась в период примерно с 1890 г. до начала пер-

вой мировой войны, когда в страну прибыло несколько волн эми-

грантов-неанглосаксов из Южной и Восточной Европы, преиму-

щественно католиков и иуаеев". Хотя процесс включения в ны-

нешнем веке все еще не завершился, но социетальное сообщество

уже стало этнически плюралистическим.

На ранней стадии включения по-прежнему находятся негры.

Основная масса негритянского населения до наших дней была со-

циально и географически сегрегирована на сельскохозяйственном

Юге - регионе, еще со времен Гражданской войны значительно

изолированном от остального американского общества. Только в

самое последнее время Юг претерпел стремительную <модерниза-

цию> благодаря включению в общество и массовой миграции не-

гров в города Севера и Запада. Все это стимулировало дальнейшее

углубление этого процесса, что порождало острые противоречия.

Но несмотря на это, со значительной долей уверенности можно

прогнозировать, что в долговременной перспективе следует ожи-

дать успешного включения негритянского населения в американ-

ское социетальное сообщество^.

Одной из причин, почему американское сообщество стало ухо-

дить от самоидентификации в виде белого англосаксонского про-

тестантского сообщества, было то, что эта формула - <БАПС>

никогда и никоим образом не была абсолютной. Не только ир-

ландцы говорили на английском, к тому же среди англосаксов было

' Handliii О. The uprooted. N.Y.: Grosset & Dunl.ip. 1951.

^ Par.wil.i T. Flill citizenship of the Negro Arnerican"//The Negro Amcrican/hd.bv

T. Parsons. Boston: Houghton-Mifflin. 1966.

много католиков, так же как среди негров - много протестантов.

Плюрализму также способствовала социализация новых иммигрант-

ских групп в духе более общих ценностей всего американского

сообщества.

Совершенно ясно, что подобные тенденции открывали воз-

можность устранения нестабильности, порождаемой этническим

национализмом, и обеспечения надлежащего разграничения со-

циетального сообщества и государства. Но полиэтническим систе-

мам присуща одна особая трудность. Поскольку решающим при-

знаком этнической принадлежности является язык, то право каж-

дой этнической группы плюралистического сообщества пользо-

ваться своим языком может стать причиной разрушительных внут-

ренних противоречий, как это видно в конфликтах между валло-

нами и фламандцами в Бельгии и между англичанами и француза-

ми в Канаде^ Там, где язык одной этнической группы становится

языком всего сообщества, для членов других групп это может слу-

жить источником серьезной напряженности. Тем не менее в един-

стве языка имеются колоссальные преимущества. Успешное при-

нятие единого языка всем многоэтническим сообществом зави-

сит, вероятно, от двух главных факторов. Во-первых, от того, ка-

ким приоритетом пользуется этническая группа, чей язык стано-

вится языком всей страны. Во-вторых, от числа конкурирующих

языков; если их много, это способствует назначению одного из

них на роль <официального>. В двух известных <сверхдержавах>

XX в. их социетальные сообщества вышли за пределы простых

этнических оснований и приняли единый язык.

Первоначальными роселенцами на американской территории

были англоязычные колонисты из Великобритании. Другие язы-

ковые группы были небольшими и географически локализован-

ными: голландцы проживали в Нью-Йорке, французы - на отда-

ленных заставах и в Луизиане, испанцы - во Флориде и на юго-

западе. Никто из них не мог претендовать на то, чтобы навязать

свой язык американскому обществу в целом в качестве второго

языка. Первой крупной этнически отличной группой иммигран-

тов были католики-ирландцы, говорившие на английском (кельт-

ский был романтическим пережитком, а не реальным языком ир-

ландских иммигрантов). По мере того как стали прибывать груп-

пы неанглоязычных католиков, ирландцы оказывали на них дав-

ление в сторону ассимиляции в англоязычное сообщество, проти-

вясь, в частности, созданию иноязычных приходских школ. Дей-

" Kohn Н. The idea of nationalism. N.Y.: Macniillan. 1961.

120

ствительно, трудно вообразить, как могли бы обеспечиваться об-

щие интересы католиков, если бы католическая популяция была

расколота на языковые группы.

Протестантские иммигранты (например, скандинавы) обычно

ассимилировались довольно легко, и язык здесь не был значитель-

ным препятствием. Евреи в больших количествах стали пересе-

ляться довольно поздно, и они не привносили с собой какой-либо

один из основных европейских языков. К тому же их численность

никогда не превышала пяти процентов от всего населения. Таким

образом, Соединенные Штаты сохранили английский язык как

общий язык всего социетального сообщества без того, чтобы у людей

возникало чувство, что им <навязана> англосаксонская гегемония.

В результате в Соединенных Штатах успешно установилось

довольно хорошо интегрированное социетальное сообщество на

основах, не являющихся по преимуществу этническими или рели-

гиозными. Несмотря на разнообразие своего населения, страна

избежала борьбы этнолингвистических или религиозных сообществ

за политическую независимость или <равные права> в таких мас-

штабах, которые могли бы подорвать сплоченность объединяюще-

го всех единого сообщества.

Важное и в чем-то параллельное развитие претерпела амери-

канская модель аскриптивной стратификации, в особенности по

сравнению с европейскими моделями, типичным представителем

которых была аристократия. Американское же население было

поголовно неаристократическим по происхождению, а местная

аристократия здесь не сложилась'". К тому же значительная доля

людей, принадлежавших к высшим по происхождению слоям, по-

кинула страну во время Американской революции. Конституцией

было запрещено присвоение титулов, а такие факторы, как зе-

мельная собственность и богатство, не получили законного при-

знания в качестве критериев для доступа к правительственным

должностям и власти. Хотя американское общество внутренне всегда

делилось на классы, оно никогда не страдало от пережитков арис-

тократии и крепостничества, так долго сохранявшихся в Европе;

что-то близкое европейской ситуации проявилось на Юге. Более

богатые и лучше образованные группы были шире представлены в

правительстве, но при этом всегда присутствовало и настойчивое

популистское давление, имелись также относительно высокая по-

литическая мобильность и продвижение с помощью нажитого бо-

гатства, а позднее - образования.

"' Rossiler С. Seed time of the republic. N.Y.: Harcolirt, 1953.

Так, американское общество без сколько-нибудь заметных ре-

волюционных потрясений рассталось с традицией аристократиз-

ма. В нем также отсутствовало наследие европейского крестьянст-

ва. По мере развития индустриального рабочего класса в нем ни-

когда не вызревало что-либо подобное европейскому уровню <клас-

сового сознания>, во многом благодаря отсутствию аристократи-

ческих и крестьянских элементов".

Американская система также далеко ушла вперед в дифферен-

циации государства и социетального сообщества. Для такой диф-

ференциации необходимо, чтобы право на замещение должностей

было освобождено от аскриптивных моментов, от привязки к мо-

нархии и аристократии, и связано с принципом достижения. Да-

лее, власть должна быть ограничена легально определенными пол-

номочиями должности так, чтобы частные прерогативы, имущест-

венные интересы и тому подобное были строго отделены от долж-

ностных. Наконец, принцип выборности требует, чтобы должност-

ные лица зависели от поддержки избирателей; потеря должности в

результате поражения на выборах является здесь неизбежным рис-

ком. Одним из первостепенных механизмов порождения и под-

держания такой дифференциации стала независимость правовой

системы от исполнительной и законодательной ветвей власти.

Связь между государством и стратификацией сообщества вы-

разилась в еще одном механизме. Обретя независимость, нация

выбрала республиканскую форму правления (с тщательно прора-

ботанными предосторожностями против абсолютизма)'^ связан-

ную с социетальным сообществом посредством избирательного пра-

ва. Хотя поначалу это право было ограничено, в основном имуще-

ственным цензом, оно быстро расширялось и относительно рано,

в начале XIX в., стало всеобщим правом для мужчин, за исключе-

нием негров. Высшая государственная власть всюду была переда-

на избираемым должностным лицам - президенту и членам Кон-

гресса, губернаторам штатов и членам местных законодательных

органов. Единственным исключением было назначение федераль-

ных (а затем все чаще и штатных) судей, причем ожидалось или

формально оговаривалось, что это должны быть профессиональ-

ные юристы.

Вскоре сложилась отчетливо соревновательная партийная сис-

тема, основанная на участии в политике широких сегментов со-

" Hailz L. The liberal tradition in America. N.Y.: H:ircoiirt, 195.".

^ Rossiter C. Op. cit.: Jensen M. The articles of confederation. Madison: Univ. ot

Wisconsin Press. 1940.

122

циетального сообщества^. Она была относительно текучей, ори-

ентированной на плюралистическую структуру <групп интересов>,

а не на устойчивые солидарности регионального, религиозного,

этнического или классового типа, более характерные для Европы.

Социетальное сообщество должно соотноситься не только с

религиозной и политической системами, но и с экономикой.

В Соединенных Штатах факторы производства, включая землю и

труд, были относительно свободны от аскриптивной зависимости

и федеральная конституция гарантировала беспрепятственное пере-

мещение трудовых ресурсов и передачу прав собственности на зем-

лю из штата в штат. Такая свобода способствовала достижению

высокой степени разделения труда и развитию расширяющейся

рыночной системы. Тем самым были подорваны виды экономи-

ческой деятельности с локальной и традиционной ориентацией и

аскриптивные общинные структуры, в рамках которых они проте-

кали, что имело важные последствия для стратификационной сис-

темы; по мере того как эта система укоренялась в структуре заня-

тости, она продвигалась к универсализму и открытой классовой

структуре, но никак не к радикальному эгалитаризму.

Возникшее в результате всех этих процессов американское со-

циетальное сообщество было в первую очередь построено на прин-

ципе добровольной ассоциации. Эта характерная черта обусловлена

определенными особенностями ценностной системы. Универсализм,

в раннесовременную эпоху наиболее <чисто> проявившийся в этике

аскетического протестантизма, оказал сильное и продолжительное

<ценностное давление>, склонявшее сообщество к включению в себя

иноверия, которое к настоящему времени охватило весь иудео-хрис-

тианский мир и начинает распространяться за его пределы. Конеч-

но, будь момент включения единственным, он мог бы привести просто

к некой статичной универсалистской веротерпимости. Однако его

дополняла активистская убежденность в возможности построения

хорошего общества в соответствии с волей Божьей, именно эта при-

верженность лежит в основе стремления овладеть всей социальной

средой в полном объеме путем расширения территорий, роста эко-

номики, накопления знаний и т.д. Соединение этих двух компонен-

тов имеет самое прямое отношение к той преимущественной важ-

ности, какую имеет принцип добровольной ассоциации в современ-

ной социальной структуре с такими наиболее заметными ее черта-

ми, как политическая и <социальная> демократия.

" Chambers W.N. Political parties in a new nation. 1776-IS09. N.Y.: Oxford Univ.

Press. 1963: McCorinick R. P. The second American party system. Chapel Hill: Univ. of

North California Press. 1966.

123

В Соединенных Штатах значение принципа ассоциации было

усилено за счет постепенного освобождения от таких структурооб-

разующих аскриптивных образований, как этническая группа и

социальный класс. На раннесовременной стадии наиболее важной

основой сообщества в Европе была этнонациональная принадлеж-

ность. Однако по всей Европе совпадение между этнической при-

надлежностью и территориальным принципом ее организации не

было полным. Этноцентрический <национализм> поэтому не стал

адекватной заменой религии как основы социетальной солидар-

ности, хотя важность его возрастала по мере <секуляризации> и

включения религиозного многообразия в рамки единой полити-

ческой юрисдикции.

Наиболее значимой новой основой для включения в социе-

тальное сообщество стало гражданство, получившее развитие в

тесной связи с демократической революцией^. Гражданство пред-

ставляет собой отход от этнической общности с ее мощным тяго-

тением к национализму и даже <расизму>, являющейся жестким

аскриптивным критерием принадлежности. Взамен пришло опре-

деление принадлежности в универсалистских терминах, которое

неизбежно должно содержать отсылку на добровольное <принятие

гражданства>, хотя, вероятно, никакое социетальное сообщество

не может быть чисто добровольной ассоциацией". Институциона-

лизация доступа к гражданству через натурализацию, независимо

от этнического происхождения индивидов, знаменует решитель-

ный разрыв с императивом членства по этническому признаку.

Становление американской модели гражданства в общих чертах

проходило по тому пути, который описан Т. Маршаллом в отноше-

нии Великобритании, где все начиналось с собственно <гражданско-

го>, в его терминологии, компонента, за которым следовало разви-

тие <политического> и <социального> компонентов. <Социальный>

компонент в Америке хотя и запаздывал по сравнению с основными

европейскими обществами, в нашем столетии вышел на новый уро-

вень благодаря общественной системе образования, социальному

обеспечению, политике всеобщего благосостояния, страхованию,

профсоюзным льготам и другим подобным мерам. Нынешняя оза-

боченность проблемой бедности означает новый этап его совер-

шенствования. Говоря в целом, структурные очертания <граждан-

" Marshall I'.H. Class, citizenship and social development. Garden Cily: N.Y.:

Anchor, 1965.

" CM.: Delitsch K.W. Nationalism and social comnilinicntioii. Cambridge (Mass.):

M.L.T. Press. 1953.

ства> в новом социетальном сообществе завершены, хотя еще и не

полностью институционализированы. Существует две взаимоусили-

вающие точки напряженности, само присутствие которых указывает

на необходимость новых структур: раса и бедность. В этом направ-

лении прежде всего надо активизировать процессы включения и

повышения уровня адаптивной способности.

В стабильном социетальном сообществе, столь радикально, как

это произошло в американском обществе, покончившем с религи-

озным и этническим единообразием, на центральное место выхо-

дит высокоразвитая правовая система. Пуританская традиция и

Просвещение создали основательные предпосылки для писаной

конституции, в которой слышны сильные отзвуки идей Завета и

общественного дoгoвopa"'. Индивидуалистический страх перед ав-

торитаризмом непосредственно выразился в принципе разделения

властей^ Федеральная структура была практически неизбежной в

условиях правовой разделенности колоний. Все три обстоятельст-

ва способствовали развитию правовых форм и учреждений, от-

правляющих правовые функции. Многие из создателей конститу-

ции имели юридическое образование. И пусть они и создали толь-

ко один Верховный суд, не определив четко ни характеристики,

необходимые для назначения на пост судьи, ни круг полномочий

суда, все же основы для особо важного места правового порядка

были ими заложены.

Но отцы-основатели не совсем ясно предвидели три важных

последствия своего деяния. Первое - это важность юридического

посредничества в урегулировании конфликтов между ветвями фе-

деральной власти, между штатами, а также между штатами и феде-

ральным правительством. Второе - это принятие и дальнейшее

развитие английского обычного права, в результате чего началось

размножение <изготовленных судьями> законов. Наконец, произо-

шла широкая экспансия и профессионализация юридической прак-

тики. В отличие от правовых систем континентальной Европы,

организация юридической профессии в Англии не предназнача-

лась для исполнения государственных функций, хотя представи-

тели ее и участвуют свободно в политике'^

" CM.: Corn-in E.S. The <Higher Law>: Background of American constitution law.

lthaca: N.Y.: Cornell Univ. Press. 1955.

" Bailyn B. General lntrodiiction//Pamphlets of the American Revolution. Cam-

bridge (Mass.): Hazard Univ. Press, 1965.

"Pound R. The spirit of the common law. Boston: Beacon, 1963: Htirsl J. W. Law

and the conditions of freedom. Madison: Univ. ofWinsconsin Press. 1916.

125

Поскольку американское государство оказалось крайне децент-

рализованным из-за разделения властей и федерального самоуп-

равления штатов, юридические институты сыграли особенно важ-

ную роль в смягчении местной автономии, представляющей столь

критическую силу во всех раннесовременных обществах. Наибо-

лее ярким примером здесь может служить недавняя реинтеграция

в общенациональный контекст американского Юга.

В конституционных принципах делался непреклонный упор

на универсалистские критерии гражданства. Эти критерии под-

вергались весьма последовательной эволюции как по линии их

конкретизации, так и по линии генерализации, все это в тесном

единстве с эволюцией правовой системы, в особенности в том, что

касается вклада федеральной судебной власти в виде интерпрета-

ции законов. Одним из последствий этого было давление в на-

правлении все более широкого включения в сообщество различ-

ных категорий населения, самым драматическим примером чего

могут служить негры.

На более общем уровне в том, что Маршалл назвал <собствен-

но гражданским> компонентом гражданства, существует имеющая

важное значение двойственность, особенно заметная в Соединен-

ных Штатах ввиду особой склонности этой страны полагаться на

писаную конституцию. Одна сторона дела - это знакомые всем

права и обязанности гражданина в том виде, в каком они были

сформулированы в ходе развития права. Этот аспект, конечно,

охватывает широкую область, и определенные принципы <равен-

ства перед законом> дают себя знать почти всюду. За ним, однако,

стоят более общие принципы, впервые воплощенные в Билле о

правах, а затем расширенные в поправках к конституции и судеб-

ных толкованиях; особенно важный этап такого расширения со-

стоялся в недавнее время. В этом комплексе содержится усили-

вающаяся с течением времени эгалитарная установка, которая под-

черкивает основополагающее равенство прав граждан на защиту,

на определенные свободы, на определенный уровень жизнеобес-

печения, на равные возможности, и особенно в том, что касается

доступа к образованию и профессиональному совершенствованию.

По правде говоря, кажется, не будет ошибкой назвать новое соци-

етальное сообщество, по меньшей мере в самом общем виде, об-

ществом равных. Отступления от эгалитарного принципа должны

иметь оправдание либо в неспособности полноценного участия,

как в случае малолетних детей, либо в компетентности высочай-

шего уровня и, следовательно, в особом вкладе в благосостояние

всего общества.

126

РЕВОЛЮЦИЯ В ОБРАЗОВАНИИ

И НОВЕЙШАЯ СТАДИЯ МОДЕРНИЗАЦИИ

Недавняя революция в образовании имеет такое же значение,

какую имели промышленная и демократическая революции. <Дитя>

Просвещения - образование имеет главной целью усвоение ин-

теллектуальных дисциплин, берущих начало в секулярной фило-

софии и сгруппированных в виде естественных, гуманитарных и

социальных наук. Эти светские дисциплины были институциона-

лизированы в <академической> системе, то есть в системе высшего

образования, основанной на университетах. Университеты явля-

ются центрами не только обучения, но и систематического приоб-

ретения новых знаний посредством исследовательской работы.

В сравнении со своими средневековыми и раннесовременными

предшественниками, университет наших дней выполняет все виды

деятельности в небывалых объемах'".

Одной из черт этой новой революции является распростране-

ние начального образования. До начала XIX в. в любом достаточ-

но многочисленном обществе даже элементарная грамотность не

выходила за пределы небольшого элитарного круга. Попытка дать

образование всему населению стала радикальным прорывом. Фор-

мальное образование в учебных заведениях насчитывает долгую

историю, но до образовательной революции оно охватывало лишь

небольшую долю в каждом поколении и продолжительность его

была гораздо меньше, чем в наши дни. Революция поэтому озна-

чала колоссальный сдвиг в сторону равенства возможностей.

В каждом последующем поколении постоянно уменьшается число

людей, лишенных возможности получить образование, необходи-

мое для достижения различных статусов и в сфере занятости, и в

стиле жизни. Особенно заметным сдвигом в этом направлении было

распространение совместного обучения для лиц обоего пола.

В то же самое время система образования по необходимости

является избирательной. Различия во врожденных способностях к

умственной работе, в семейных ориентациях и индивидуальных

мотивациях означают, что разными будут и уровни получаемого

образования, и сравнительные успехи учащихся. Этот фактор стал

отчетливо проступать в том, что сегодня принято называть <мери-

тократией>, которая, сколь бы ни была она совместима с идеалами

'" Ben-David J. The sociology of science. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall,

1971; Parsons Т., Plan G.M. Sonic considerations on the American academic pro-

fession//Minerva. 1968. Vol. 6. № 4. P. 497-593.

равенства возможностей, привносит-таки новые, весьма сущест-

венные формы неравенства в современную социальную систему.

Одной из главных черт революции в образовании было после-

довательное повышение уровня образованности населения за пре-

делы элементарной грамотности. Критический момент был достиг-

нут, когда <отсев> не закончивших среднюю школу стал рассмат-

риваться как проблема - как порождение людей, чьи статусные

характеристики не обеспечивают им полноправное членство в со-

циетальном сообществе. Вдобавок все больше людей вовлекалось

в высшее образование. В относительно стабильной ситуации Ев-

ропы конца XIX в. высшее образование было доступно небольшой

элитарной группе, никогда не превышавшей пяти процентов от

своей возрастной когорты. Соединенные Штаты решительно по-

рвали с этими пределами; доля получающих какое-либо высшее

образование среди молодежи составляет около сорока процентов,

и эта цифра постоянно растет.

Неуклонно набирает силу творческо-новаторская функция об-

разовательной системы. На ранних этапах промышленной рево-

люции <изобретения> были в подавляющем большинстве случаев

делом рук <практиков>. Прикладная наука не оказывала серьез-

ного воздействия на технику вплоть до конца XIX в. Ныне же

техника стала в высшей степени зависимой от <отдачи> научных

исследований, охватывающих широчайший спектр естественных

наук - от ядерной физики до генетики, а также социальные или

<поведенческие> науки, и в первую очередь, разумеется, экономи-

ку и некоторые отрасли психологии. Социальные науки делят с

естественными науками заслуги в разработке некоторых порази-

тельных новшеств в исследовательских методах. Например, мате-

матическая статистика и компьютерная технология облегчают объ-

ективное исследование крупных популяций и расширяют диапа-

зон возможностей эмпирических подходов^.

То, что в социальном развитии Соединенных Штатов возобла-

дал принцип добровольной ассоциации, предопределило раннее

наступление революции в образовании и ее небывалый по сравне-

нию с любым другим обществом размах. Революция же в свою

очередь укрепила принцип ассоциации главным образом через свое

воздействие на системы стратификации и занятости. Некоторые

аскриптивные элементы в системе стратификации были основа-

тельно подорваны.

^" CM.: Brooks Н. Scientific concepts and cultural changc//Sciencc and Culture/Ed.

by G. Holton. Boston: Beacon, 1966.

128

Конечно, принцип наследования уступал свои позиции мед-

ленно и не полностью. Пока сохраняют свое значение родствен-

ные и семейные связи, он, вероятно, и не может быть полностью

устранен. Семейная солидарность предполагает, что дети с самых

ранних лет делят с родителями все выгоды и невзгоды их положе-

ния, а в более широком мире награды за компетентность столь

высоки, что неизбежно возникает стремление увековечить достиг-

нутый статус в последующих поколениях^. Но все это сильно от-

личается от наследственных привилегий в прямом смысле этого

слова.

XX век открыл новую стадию перехода от наследственно аск-

риптивной к полностью неаскриптивной стратификации. Каждая

из первых двух революций породила идеологию, воплощавшую

стремление определенных групп к достижению неаскриптивного

статуса. Идеология промышленной революции возвысила <пре-

следование индивидами собственных интересов> (тем самым и

интересов семьи) во имя улучшения своего материального поло-

жения. Идеальным участником этой конкурентной системы был

<самостоятельно пробившийся человек>, сумевший соединить свои

врожденные способности с возможностями, открываемыми кон-

курентной рыночной системой. Провозглашалось, что наиболь-

ший успех принадлежит самым способным. С демократической

революцией ассоциировалась идеология политического равенства

всех граждан в противоположность аскриптивному неравенству

системы привилегий, аристократии и государственного абсолю-

тизма.

Идеологическая дилемма <капитализм или социализм> глубо-

ко уходит корнями в оба понятия, каждое из которых исходило из

неприемлемости аристократической системы. Капиталистическая

альтернатива подчеркивала, во-первых, свободу от аскриптивного

прошлого, затем защиту от государственного <вмешательства>.

Социалистическая альтернатива предлагала мобилизацию государ-

ственной мощи для установления всеобщего равенства при почти

полном игнорировании условий эффективного функционирова-

ния экономики (хотя в Советском Союзе уделяется огромное вни-

мание экономическому росту и развитию оборонной мощи*) и

эффективности государства в иных отношениях. Обеим системам

^ Parsons Т. A revised analytical approach to the theory of social stratification//

Parsons T. Essays in sociological theory. N.Y.: Free Press. 1954.

* Здесь и далее у Т. Парсонса речь идет о Советском Союзе до 1970 г. -

Прим. ред.

9 - 1438

не удалось опереться на адекватные концепции социетального со-

общества и условий, необходимых для поддержания их внутрен-

ней солидарности".

Главное в новой фазе образовательной революции, которая в

определенном смысле синтезирует мотивы промышленной и де-

мократической революций, - это равенство возможностей и граж-

данское равенство. Теперь уже не подразумевается, что существует

<врожденная способность> индивида достигать справедливого по-

ложения непосредственно через рыночную конкуренцию. Вмес-

то этого признается, что стратификация по способностям должна

быть опосредована целым комплексом различных стадий, ко-

торые проходит индивид в процессе своей социализации. Все в

большей мере создаются условия для того, чтобы имеющие худ-

шие начальные позиции могли преуспеть с помощью отбора,

регулируемого в невиданных доныне масштабах универсалист-

скими нормами.

<Утопизм> полного политического равенства смягчается с по-

мощью структур, располагающихся между <абсолютным> индиви-

дом и высшим коллективом - национальным сообществом. Эти

структуры не исключают неравенства как такового, они даже ле-

гитимизируют какие-то его формы, но при этом тяготеют к мини-

мизации аскриптивной заданности такого неравенства или произ-

вола в том, как они создаются. Люди <обучаются> и отбираются в

соответствии с социализированной способностью к выполнению

ответственных ролей, требующих высокого уровня компетентнос-

ти и влекущих за собой высокий уровень вознаграждений, вклю-

чая доход, политическое влияние и, в несколько меньшей мере,

власть.

Образование является одним из особенно важных факторов в

общей стратификации как в социалистической, так и в свободно

предпринимательской разновидностях современной системы". Бу-

дущие изменения будут отправляться от этой модели, а не обхо-

дить ее. Они не смогут основываться на относительно <чистых>

экономических критериях отбора, на навязывании политической

властью <монотонного> равенства или на посылке, что такое ра-

венство возникнет <спонтанно>, если только устранить опреде-

ленные препятствия, что по сути своей повторяло бы романтичес-

кие идеи XVIII столетия о добродетельности <естественного чело-

века>.

" CM.: Marshall Т.Н. Ор. cit.

" CM.: Benclix R., Lipsef S.M. Class, status, and power. N.Y.: Free Press. 1965.

130

Образовательная революция оказывает глубокое и все возрас-

тающее воздействие на общественную структуру занятости, в осо-

бенности в направлении общего повышения адаптационной спо-

собности общества. Чрезвычайно значима здесь возрастающая важ-

ность <свободных профессий>, В социологической литературе при-

нято рассматривать профессиональные роли работников в кон-

тексте <бюрократии>, когда подчеркивается иерархическая органи-

зация и <линейная> подчиненность. Профессиональный компонент,

однако, более эффективно институционализируется во взаимодей-

ствиях другого рода - в <коллегиальной> форме ассоциации, членст-

во в которой является не просто добровольным участием, но одно-

временно и <работой> с ее профессиональными ролями".

Профессиональный комплекс уходит корнями в античную древ-

ность и Средние века, особенно там, где речь идет о деятельности

священнослужителей, юристов и медиков. Новый этап начался,

когда во главу угла в конце XIX в. была поставлена научная ком-

петентность сначала в юриспруденции и в <научной медицине>, а

затем во многих отраслях инженерного дела и прикладных наук, а

равно и в областях социально-поведенческого цикла.

Требуемой для профессиональной деятельности компетентнос-

ти, как правило, достигают только с помощью продвинутого фор-

мального образования, которое сосредоточено сегодня в академи-

ческих условиях. Современный университет поэтому стал замко-

вым камнем профессиональной арки. Профессия в самом чистом

виде - это академическая профессия, профессия поиска и пере-

дачи знаний. Она окружена кольцом профессий, посвященных

приложению знаний к задачам общественного порядка (право),

здоровья (медицина), эффективности государственных и частных

организаций (администрация), эффективного использования ре-

сурсов вне социальной среды (технология) и т.д."

Таким образом, революция в образовании через развитие ака-

демического комплекса и каналов практического применения на-

учных разработок дала старт преобразованию всей структуры со-

временного общества. Сверх всего она уменьшает важность двух

главных объектов идеологического внимания - рынка и бюро-

кратической организации. На передний план выдвигается ор-

ганизация по принципу ассоциации, особенно в ее коллегиаль-

ной форме.

" CM.: Parsons Т. Profcssions//lnternational Encyclopedia of the Social Sciences.

N.Y.: Macrnillan, 1968.

^ Ibid.

ВОСПРОИЗВОДСТВО ОБРАЗЦА

И СОЦИЕТАЛЬНОЕ СООБЩЕСТВО

Как мы объяснили выше, воспроизводство образца является

одной из четырех основных функциональных потребностей любо-

го общества (или иной системы действия). Мы определяем ее, во-

первых, как поддержание основного образца институционализи-

рованных в обществе ценностей и, во-вторых, как оформление и

поддержание надлежащих мотивационных обязательств индиви-

дов перед обществом. Прослеженные нами преобразования в ре-

лигиозной и образовательной сферах представляют собой круп-

ный сдвиг в американской системе сохранения образца.

Если сравнивать плюрализацию американского религиозного

комплекса, увенчавшуюся включением больших непротестантских

групп, с тем, как действовала старая государственная церковь, то в

каком-то смысле ее можно рассматривать как процесс дальней-

шей <секуляризации>. Поскольку ценности общества уходят свои-

ми корнями в религию, одним из возможных последствий плюра-

лизации религии является разрушение морального или ценност-

ного консенсуса. В Соединенных Штатах, однако, такого разру-

шения в общем не произошло. Гораздо важнее оказался процесс

поднятия уровня генерализации ценностей. В основе своей мораль-

ное единство сохранилось, но моральные ценности теперь опреде-

лялись на более абстрактном уровне, чем в европейских общест-

вах, где было институционализировано религиозное единообра-

зие. Эти высокообобщенные ценности через конкретизацию при-

меняются в многочисленных структурных контекстах, необходи-

мых современному обществу. Таким образом, мы настаиваем на

том, что американское общество и другие современные общества,

хотя и несколько иным путем, сохранили прочные моральные ус-

тои, пережившие религиозный плюрализм и секуляризацию и даже

укрепившиеся благодаря им.

Нынешняя социальная структура характеризуется особого рода

интеграцией с культурной системой. В некотором смысле совре-

менность началась с разделения присущей Средневековью слит-

ности общества с религией, в результате чего стали возможными

Ренессанс и Реформация. С тех пор социетальная система претер-

пела целый ряд <деклараций независимости>, освобождающих ее

от пристального культурного и тем более религиозного <надзора>.

Эта независимость успешно осуществлялась в трех главных на-

правлениях - в направлении установления правового порядка,

впервые институционализированного в Англии XVII в.; националь-

но-политического порядка, в первую очередь в предреволюцион-

132

ной Франции; и рыночно-экономического порядка, утверждавше-

гося вслед за промышленной революцией.

На новейшей стадии развития актуализируется изначальное

значение культурных элементов. В фокусе, однако, находится уже

не религия, а светские <интеллектуальные дисциплины> и, может

быть, в особом смысле <искусства>, независимо от того, называ-

ются ли они <изящными> или нет. Если на ранней стадии модер-

низации на подъеме была философия, то в XX в. это место заняла

<точная наука>, прежде всего из-за своего проникновения в облас-

ти социальных и поведенческих наук и даже в гуманитарную об-

ласть. Образовательная революция создала механизмы, посредст-

вом которых новые культурные стандарты, главным образом те,

что воплощены в интеллектуальных дисциплинах, институциона-

лизируются таким образом, что частично замещают традицион-

ную религию.

Эта новая конфигурация не свободна от напряжений. В отли-

чие от прошлого века, когда острые столкновения стимулирова-

лись проникновением дарвинизма в дела религиозные, в послед-

нее время было относительно мало религиозных волнений, свя-

занных с наукой. Большая озабоченность, однако, проявлялась

относительно <культуры>, преимущественно искусства и некото-

рых аспектов философии; одной из тем этой озабоченности стало

распространившееся в обществе <аристократическое> презрение к

<массовой культуре>, описанное такими деятелями, как Т. С. Эли-

от, Д. Макдональд и X. Ортега-и-Гассет. Да и заботы внутри самой

религии совсем иные, непохожие на характерную для XIX в. борь-

бу с наукой. Одна из таких забот - экуменизм, столь широко

провозглашаемый <либералами>, и в особенности сдвиги в като-

личестве, инициированные папой Иоанном XXIII и вторым Вати-

канским собором. Другая - новый скептицизм относительно вся-

кой традиционной и организованной религии, проявившийся в

атеистической ветви экзистенциализма (Ж.П. Сартр)^ и в кон-

цепции <Бог умер> внутри протестантизма.

Похоже, что отчуждение интеллектуалов является в первую

очередь проявлением напряжения, порождаемого повышением

уровня <генерализации ценностей>. Ценностная конкретность не-

которых старых символических систем препятствовала установле-

нию морального консенсуса, который на уровне высших социе-

тальных ценностей мог иметь скорее интегрирующее, нежели раз-

'" CM.: Ci-ouer М. The cultural revolution: Notes on the changes in the intellectual

climate in France//A new Eiirope?/Ed. by S. R. Graubard. Boston: Beacon, 1966.

деляющее воздействие. Мы называем сопротивление генерализа-

ции ценностей <фундаментализмом>. Он заметно проявлялся в

религиозных контекстах, часто тесно связанных с крайним соци-

альным консерватизмом, таким, как у голландских кальвинистов в

Южной Африке. Фактически фашистские движения XX в. в целом

были в этом смысле фундаменталистскими. Можно говорить о

фундаментализме крайних левых - от коммунистической партии

на определенных этапах до сегодняшних новых левых.

Происходили также крупные изменения в механизмах созда-

ния и поддержания в членах общества надлежащих мотивацион-

ных установок, что является второй главной задачей функции вос-

производства образца. Некоторые из этих изменений коснулись

семьи". Дифференциация между организациями, где протекает ра-

бота, и домашними хозяйствами вывела экономически продуктив-

ную деятельность за пределы дома. По многим причинам этот сдвиг

сработал в направлении изоляции нуклеарной семьи, состоящей

из супружеской пары и несовершеннолетних детей. Кормилец се-

мьи, обычно взрослый мужчина, вовлечен в мир профессиональ-

ной занятости, где его оценивают прежде всего по его работе. Та-

кая оценка несовместима со статусными системами кровно-родст-

венного или этнического свойства с аскриптивно закрепленными

позициями индивидов и семейств.

Изоляция не предполагает полного разрыва связей с более ши-

роким кругом родственников, особенно с семьями супругов, кото-

рые обычно очень важны. Однако нуклеарная семья обретает все

большую независимость во всем, что касается собственности, обще-

ственного статуса и даже религиозных обязательств и этнических

обычаев. Наиболее значимым показателем такой независимости слу-

жит сокращение числа организованных родителями браков, что рез-

ко контрастирует с практикой преимущества родовой солидарности,

соблюдавшейся и в крестьянских, и в аристократических слоях.

Зависимость семьи и в смысле дохода, и в смысле статуса от

заработков по месту работы поощряет мобильность в выборе места

жительства. Излюбленным типом жилья стало жилище на одну

семью, снимаемое или купленное в собственность. Географичес-

кая мобильность ведет к ослаблению не только родственных свя-

зей, но и определенных связей типа Gemeinschaft. Акцент смеща-

ется в сторону замкнутой частной жизни и не очень тесных отно-

шений с соседями.

"" Parsons Г. The kinship system of the contemporary' United Slates//Essays in

sociological theory. N.Y.: Free Press, 1954.

134

Эти перемены повысили значение семьи как источника эмо-

циональной устойчивости для ее членов, исполняющих другие роли

в обществе. В современных условиях оказались подорванными

другие диффузные эмоциональные отношения, а в некоторых ас-

пектах члены семьи стали испытывать усиливающиеся стрессы вне

дома из-за груза обязанностей, возложенных на них на работе и в

учебном заведении. Поэтому общее направление процесса идет в

сторону дифференциации, при которой семья сосредоточивается

на функции сохранения образца в том, что касается ее членов, а

другие функции исключаются.

В результате большие нагрузки выпадают на долю домохозяек,

которые должны становиться все более самостоятельными в вы-

полнении своих обязательств перед мужьями и детьми. К тому же

роль женщины претерпела серьезные изменения, символизируе-

мые получением избирательного права и участием в образовании

и трудовой деятельности.

И в этом контексте революция в образовании имела важные

последствия. Во все возрастающей степени социализация в аспек-

те, связанном с успехами во внесемейных ролях, осуществляется в

образовательных институтах, которые отделены от семьи. Все боль-

ше система образования, а не семья служит непосредственным

поставщиком трудовых ресурсов в экономику. Точно так же обра-

зовательная система, а не система родства все более определяет

место индивидов в системе стратификации.

Здесь мы можем рискнуть дать более общую, чем до сих

пор, интерпретацию образовательной революции. Две револю-

ции сформировали эпоху, называемую ранней современностью:

промышленная, в ходе которой дифференцировались экономи-

ческая и политическая системы и установились новые связи

между ними, и демократическая, которая привела к аналогич-

ным изменениям в отношениях между политической системой

и социетальным сообществом. Можно предположить, что рево-

люция в образовании стала высшей точкой подобных измене-

ний в отношениях между социетальным сообществом и систе-

мой сохранения и воспроизводства образца, а также между ним

и культурной системой. Мы проследили множество этапов диф-

ференциации социального сообщества и системы сохранения

образца, в особенности развитие нормативного порядка и опреде-

ление социетального сообщества, не увязанное напрямую с рели-

гией. Образовательная революция - это дальнейший шаг в направ-

лении секуляризации. В ней, однако, присутствуют важные интег-

ративные механизмы, в том числе средства институционализации

светской культуры. Кроме того, в ней отражается все возрастаю-

135

щий акцент на социализированные способности как основание

для полного членства в социетальном сообществе и для распреде-

ления новых членов в стратификационной системе^.

ПОЛИТИКА И СОЦИЕТАЛЬНОЕ СООБЩЕСТВО

Дифференциация социетального сообщества и политической

системы более всего касается государственного управления, но

может рассматриваться и в более широком аналитическом кон-

тексте как <политический фактор> в коллективном целедостиже-

нии безотносительно к тому, какой коллектив берется за точку

отсчета".

Важнейшее в развитии рассматриваемого здесь взаимоотноше-

ния состоит в том, что политическая функция сосредоточивается в

особого типа роли, называемой должностью, выборной или назна-

чаемой, что в целом коррелируется с двумя типами коллективов -

ассоциативным или бюрократическим, а также в институте граж-

данства. Когда выборная должность является дополнением к граж-

данству, а государство дифференцировано от социетального сооб-

щества, то члены этого сообщества (и по большей части ее террито-

риальных подразделений) становятся электоратом. Через избира-

тельное право они являются высшим источником официальной власти

в рамках, заданных конституцией, и конечными получателями (ин-

дивидуально, в группах или как сообщество в целом) благ, происте-

кающих из вклада государства в функционирование сообщества^.

Выборная должность, наделенная властью принимать и проводить в

жизнь обязательные для коллектива решения, представляет собой,

таким образом, сердцевину лидерской функции. На уровне круп-

ных обществ мобилизация поддержки как для избрания, так и для

принятия решений осуществляется через политические партии,

играющие роль посредника между государственным руководством

и многочисленными <группами интересов> в электорате^.

" Parsons Т., Plait G.M. Higher education, changing socialization and contemporary

student dissent//Aging and society/Ed, by M. Riley et al. N.Y.: Russell Sage. 1971.

'" CM.: Parsons T. The political aspect of social structure and process//Varieties of

political theory/Ed, by D. Easton. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966: переиз-

дано: Parsons T. Politics and social structure. N.Y.: Free Press. 1969. Полезны и другие

статьи в последнем сборнике.

'> Ibid.

" Parsons Т. Voting and the equilibrium of the American political system: On the

concept of political power//Parsons T. Politics and social structure. N.Y.: Free Press.

1969. И, конечно, огромное множество другой литературы.

Служба на выборной должности обычно не является постоян-

ной работой и редко приближается к роли, свойственной долж-

ностям в системе <занятости>. В устойчивых демократиях, однако,

имеется, как правило, слой относительно <профессиональных>

политиков, стремящихся занять выборные должности или помочь

тем, кто на них претендует, как это делают, например, партийные

активисты. В Соединенных Штатах этот слой увеличен благодаря

федерализму и децентрализации местного управления". Кроме того,

для тех, кто посвятил себя политической карьере, важно наличие

обеспеченного тыла в виде назначаемой должности или в частном

секторе (например, в юридической практике), что гарантирует ра-

боту и достаток. В целом демократиям насущно необходим какой-

то функциональный эквивалент аристократии для создания свое-

му руководящему слою надежной базы.

В зависимости от величины и сложности общества в нем раз-

вивается разветвленная система государственных учреждений, при

этом не нарушается определенное равновесие между <политичес-

ким> (выборным) и бюрократическим компонентами управления.

Все, что относится к демократической политической системе

как коллективу типа ассоциации, остается, с поправками для каж-

дого отдельного случая, в основном верным и для других объеди-

нений подобного типа, распространившихся в современных об-

ществах. Проблемы ассоциаций бывают различными в соответст-

вии с их размером, сложностью, интересами и внутренними кон-

фликтами. Но всегда критической для них является проблема обес-

печения руководству, несмотря на все эти внутренние противоре-

чия, достаточно независимого положения.

Выбор между централизацией, увеличивающей эффективность

коллектива, и децентрализацией, обеспечивающей <представитель-

ность>, свободу выражения и отстаивание группами своих интере-

сов, - это общая дилемма всех демократических ассоциаций".

С этой дилеммой связано то обстоятельство, что присоединение к

коллективному начинанию дает преимущества по сравнению с

действием <в одиночку>. Говоря обобщенно, институционализа-

ция принципа ассоциации коррелируется с плюрализацией сооб-

щества. Когда коллектив выполняет функции ассоциации, а власть

в нем сугубо диктаторская, то можно предположить, что на пути

ее полной институционализации возникнут сильные препятствия.

" CM.: Key V.О. Politics, parties, and pressure groups. N.Y.: Rowell. 1964.

" CM.: Party systems and voter alignments/Ed, by S.M.Lipset, S.Rokkan. N.Y.:

Free Press, 1967, особенно Введение.

137

Другим показателем неполной институционализации является си-

туация, когда индивиды и группы настаивают на своих особых

<правах>, используя разные методы - от организованного протес-

та до обструкции. В самом деле, когда речь идет о существенных

интересах, оптимальное функционирование сложной демократи-

ческой ассоциации предполагает тонкое балансирование многих

факторов.

Хотя представительная демократия проявила себя как относи-

тельно дееспособный механизм на государственном уровне при

определенных условиях, а также в некоторых частных ассоциа-

циях, но все же ясно, что ее нельзя распространить на все виды

организации. В представительной демократии выборный ком-

понент может быть привязан к бюрократической организации в

виде <небюрократической верхушки>, важность которой подчер-

кивал М. Вебер^. Другой вариант выполнения этой роли пред-

ставляет собой надзорный совет фидуциарного типа - институт,

характерный не только для некоммерческих организаций, но в пос-

леднее время становящийся главным управляющим органом в боль-

ших частных деловых корпорациях.

Бюрократическая организация характеризуется преобладани-

ем назначаемых должностей, акцентом на эффективность в дости-

жении коллективных целей, употреблением власти для координа-

ции осуществления принятых наверху планов и строгой иерархи-

ческой структурой. Однако внутри такой организации применимы

и критерии, связанные с выборными должностями, такие, как под-

чинение универсалистским нормам и разделение частной и офи-

циальной сфер". Распространение бюрократии и в общественной,

и в частной сферах является знамением позднего этапа модерни-

зации. В Европе XIX в. происходило расширение государственной

службы, но она с трудом освобождалась от аристократических свя-

зей как в Англии и Франции, так и в Пруссии, правда в несколько

меньшей степени. В Соединенных Штатах эта тенденция встрети-

ла сильное противодействие со стороны <системы дележа добычи>

и демократического популизма^.

Вероятно, возникновение элементов бюрократии происходило

если не в самой сердцевине государственного управления, то где-

" CM.: Weber М. Theory' of social and economic organization. Glencoe (III.): Free

Press. 1947. P. 324.

^ Ibid.

"' Классическое изложение этого вопроса см.: Ostrogorski М. Democracy and the

party system in the United States. N.Y.: Macrnillan. 1912.

138

то рядом. В промышленности же они возникали на начальных

стадиях производственного цикла, связанных с наймом работни-

ков, в то время как то, что мы теперь называем <менеджерскими>

и <техническими> функциями, вместе с имуществом находилось в

руках собственников на основе аскриптивного принципа. Эта си-

туация претерпела перемены, главным образом благодаря отделе-

нию собственности от <контроля>, или от активного менеджмен-

та, которое произошло в крупных корпорациях во второй полови-

не нынешнего столетия^. Хотя собственники все еще обладают

некоторой властью в надзорном смысле, например в подборе ме-

неджеров и в вопросах общей стратегии, управление организуется

преимущественно с помощью наемных работников, мало завися-

щих или совсем не зависящих от прав личной собственности или

от наследственных структур, в которых права собственников ин-

ституционализированы. В последнее время высшее управление все

больше профессионализируется по мере того, как все большую

важность приобретают специальная квалификация и формальное

образование. Компетентность уже не является делом <простого

здравого смысла> или диплома об окончании <академии по наби-

ванию шишек>.

Сочетание расширения демократической революции и диффе-

ренциации современных обществ стало, как и в других контекс-

тах, основным источником для формирования новых свобод и адап-

тивных способностей, но одновременно и для появления новых

напряжений, связанных с интеграцией. Новый этап, являющийся

предметом рассмотрения в данной главе, ознаменовался в Соеди-

ненных Штатах и в других наиболее модернизованных обществах

завершением универсализации избирательного права по каждому

избирательному округу. Произошло также заметное распростра-

нение модели равного членства и власти в широком диапазоне

частных ассоциаций, хотя, каковы будут масштабы этого процес-

са, например, в таких организациях, как университеты, покажет

время.

В то же время увеличение масштабов и бремени коллективной

ответственности, которое несут на себе системы типа ассоциаций,

усилило потребность в эффективном и ответственном лидерстве,

которое, как представляется, не может быть обеспечено без суще-

ственной концентрации власти. Конечно, одним из фундаменталь-

ных средств удовлетворения этой потребности является админи-

" Bei'le A.A.. Means G.C. The modern corporation and private property. N.Y.: Com-

merce Clearing House, 1952.

139

стративная бюрократия, но в организациях бюрократического типа

остро встает проблема отчетности, и современный способ разре-

шения этой проблемы состоит в том, чтобы сделать бюрократию

ответственной в конечном счете перед электоратом, а более непо-

средственным образом - перед выборными должностными лица-

ми в политической системе. В американской государственной сис-

теме, в частности, таким образом построены отношения исполни-

тельной и законодательной ветвей власти. Такое решение пробле-

мы, безусловно, связано с предоставлением колоссальной власти

выборным должностным лицам - президенту и губернаторам шта-

тов, а также членам Конгресса и законодательных собраний шта-

тов. Они в свою очередь подотчетны избирателям через систему

выборов, которая - с принятой здесь точки зрения - может рас-

сматриваться как средство для регулирования неизбежной напря-

женности между эгалитарным основанием прав граждан и их учас-

тия в делах общества, с одной стороны, и чисто функциональны-

ми моментами, вытекающими из необходимости обеспечения эф-

фективности коллективного действия - с другой.

Профессионалы также все больше привлекаются к работе в

бизнесе, в других областях <частного сектора> и в государственных

организациях. Профессиональная компетентность обычно не ор-

ганизуется по принципу <линейного подчинения> или даже по

<рационально-легальной> схеме. Эта особенность видоизменила

как публичные, так и частные <бюрократические> организации,

ослабив в них элементы линейного подчинения и придав им более

ассоциативный характер, поскольку существенно важно обеспе-

чивать сотрудничество специалистов, не прибегая к простому при-

менению власти^. Поэтому большая часть современной <бюро-

кратии> граничит с <коллегиального> типа устройством^. Эта <кол-

легиальная модель>, меняющая бюрократию в направлении ассо-

циативного устройства, состоит в том, что роли членов в ней явля-

ются одновременно ролями работников; участие является <штат-

ной работой>. Коллегиальные обязанности не могут предписываться

таким же образом, как это делает линейно организованная власть

в преимущественно бюрократических организациях. Но не явля-

ются они и периферийными, выполняемыми от случая к случаю,

как это имеет место в более широком круге добровольных ассо-

" Parsons Т. Structure and process in modern societies. Ch. 1, 2.

'" Примечательно, что вопрос о <коллегиальности>, в отличие от папского

монархизма, занял по инициативе второго Ватиканского собора важное место в

римско-католической церкви.

140

циаций, включая политическую часть гражданства; <штатный из-

биратель> выглядел бы в плюралистической политической систе-

ме крайне нелепо; хотя что-то в-этом роде, может быть, годится

для описания членства в коммунистической партии.

Возможно, сегодня коллегиальная модель наиболее полно ин-

ституционализирована в академическом мире, который, вопреки

многим утверждениям, не поддается бюpoкpaтизaции'", несмотря

на беспрецедентное расширение сферы высшего образования, про-

исшедшее в последнее время. Действительное равенство коллег на

факультете или в отделении находится в постоянном и резком

контрасте с бюрократической иерархией. Другой отличительной

особенностью коллегиальной структуры является выборность в

отличие от назначения сверху. Большинство современных акаде-

мических систем <назначения> основаны на сложном балансе: над-

зорные инстанции (например, попечительские советы) обычно

принимают <окончательные> решения, в то время как коллеги осу-

ществляют контроль на важных этапах отбора кандидатур. Навя-

зывание назначенца, открыто неприемлемого для его будущих кол-

лег, в академических институтах высокого уровня практически не

существует. Профессора избирают своих коллег если не прямо, то

по крайней мере косвенно^.

Многие организации, ставшие синонимами бюрократии, под-

верглись многосторонней <коллегизации>. Современное государ-

ство не является преимущественно бюрократическим не только

потому, что оно <демократизировалось> благодаря выборности

должностей и ответственности перед общественностью, но и по-

тому, что его внутренняя структура стала в значительной степени

коллегиальной, особенно его <исполнительная ветвь>. Добавим к

этому, что прогрессирующее ослабление контроля владельцев над

экономическими организациями имело результатом не только

бюрократизацию, хотя последняя и получила широкое распростра-

нение в крупных организациях. При возрастающем значении на-

учных технологий промышленность стала все больше нуждаться в

профессионалах с академической подготовкой не только по при-

чине их непосредственного вклада в производственный процесс,

" Parsons Т.. Picitt G.M. Ор. cit.

" Для некоторых целей нужно рассматривать третий процесс достижения

<штатного> членства, а именно <наем>. Здесь предполагается голып зкономпчес-

к.ин контекст, подход к услугам приглашаемого как к <топару>. Сопременные сис-

темы занятости, отчасти под влиянием профсоюзов, освобождаются от подобной

экономической неразборчивости, за редким и постоянно сокращающимся исклю-

чением меньшинства.

но и из-за их влияния на организационную структуру. В самое

последнее время отмечено широкомасштабное привлечение в про-

мышленность ученых-исследователей наряду с инженерами, и та-

кой же параллельный процесс осуществился в таких областях, как

здравоохранение и образование.

ЭКОНОМИКА И СОЦИЕТАЛЬНОЕ СООБЩЕСТВО

В период новейшей истории экономика значительно отдали-

лась от классической модели, очерченной в <капиталистической>

идеологии XIX в. Она подвержена не только институциональному

контролю, особенно правовому регулированию, основанному на

законодательстве о контракте и собственности, но и целому ком-

плексу ограничений со стороны государственной ценовой поли-

тики, олигополистической практики бизнеса и коллективных до-

говоров с профсоюзами, если перечислить лишь некоторые из них.

Происходит также существенное перераспределение ресурсов, глав-

ным образом через использование налоговых поступлений для суб-

сидирования отдельных коллективов и определенных видов дея-

тельности, которое выходит за пределы основных функций госу-

дарства; диапазон этого процесса простирается от поддержки не-

имущих до финансирования научно-исследовательской деятель-

ности.

Тем не менее рыночная система остается автономной и диф-

ференцированной подсистемой американского общества^. Жест-

кое противопоставление системы <свободного предприниматель-

ства> (с минимальным социальным и государственным контро-

лем) и <социализма> (с государственной собственностью и кон-

тролем за всеми основными средствами производства) оказалось

нереалистическим. Нарождающаяся модель соответствует общей

современной тенденции к структурной дифференциации и плю-

рализации. В обществах, в широком смысле причисляемых к об-

ществам со <свободно-предпринимательской> экономикой, толь-

ко арьергард правого политического крыла, сопротивляющийся

любым модификациям основного принципа столетней давности -

принципа laissez faire, стал бы серьезно оспаривать это утвержде-

ние. В самом деле, нестабильность, присущая даже приблизитель-

ным вариантам <чистой> капиталистической системы, как ее пред-

ставляют себе и сторонники, и социалистические противники,

" Parsons Т., Smelser N.J. Economy and society. N.Y.: Free Press, 1956.

142

г^;

является убедительной причиной тому, чтобы считать прожитый в

XIX в. этап модернизации переходным.

На переломе столетий Соединенные Штаты превзошли Анг-

лию, а затем и Германию по количественным показателям эконо-

мического роста. Это стремительное развитие было обусловлено

рядом причин. На момент получения независимости население

страны составляло менее четырех миллионов человек, большинст-

во которого проживало на атлантическом побережье, но имело

возможность для относительно беспрепятственного продвижения

на запад. Отчасти из-за британского господства на море француз-

ская и испанская <империалистическая> деятельность в обеих

Америках довольно быстро угасла. Это позволило Соединенным

Штатам мирным путем присоединить Флориду и Луизиану; не-

сколько позже дальнейшая территориальная экспансия встретила

лишь слабое сопротивление Мексики, и все это создало условия

для роста населения и обеспечило страну колоссальными эконо-

мическими ресурсами всех видов. Расширение обжитых террито-

рий способствовало в том числе и либеральной иммиграционной

политике, которая гарантировала приток рабочей силы, необходи-

мой для индустриализации.

Развитие денежных, банковских и кредитных институтов, опи-

рающихся на <коммерческие банки>, было стремительным и все-

охватным, хотя в XIX в. эти инструменты отличались очень боль-

шой неустойчивостью. Благодаря банковской системе средство

обращения стало в основном безналичным (наличность составля-

ет лишь малую его часть), именно в таком безналичном виде про-

водились операции с кредитами, корпоративными ценными бума-

гами и даже с государственным долгом^. Кредитная система спо-

собствует постоянным новациям в экономике, подобно тому как

современная академическая система способствует <когнитивному

новаторству>. Никакое другое общество не может соперничать с

Соединенными Штатами в <монетаризации> экономической жиз-

ни, особенно в использовании банков и кредитных инструментов.

Американскую модель капитализма отличают две особеннос-

ти. Первая - это массовое производство, зачинателем которого

была компания <Форд мотор>. Поскольку массовое производство

по необходимости ориентировано на крупные потребительские

рынки, преимущественно внутренние, вскоре пришло понимание

" Keynes J.M. The general theory of employment, interest, and money. L.: Macniil-

lan, 1936. \КеЧнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Прогресс.

1978.1

143

того, что прибыль зависит не только от завоевания фирмой <доли

рынка>, но и от совокупной покупательной способности населе-

ния, его общего дохода. Проводившаяся Г. Фордом политика вы-

соких зарплат, вводившаяся им вовсе не под давлением профсо-

юзов, означала поворот от трудоемкого к капиталоемкому произ-

водству. А результатом этого стало непрерывное сокращение ра-

бочей силы, занятой в непосредственном производстве, при том,

что объем производства становился неизмеримо большим. Соот-

ветственно возросла занятость среди <белых воротничков> и в сфере

<услуг>^. Вторая особенность родилась в Германии, но получила

наибольшее развитие в Соединенных Штатах. Она состоит в уста-

новлении связи междунаучным знанием и производством. Из хи-

мических и электротехнических отраслей это перешло во множе-

ство других. Пожалуй, наиболее далеко на сегодняшний день ушла

в этом направлении электроника, тесно связанная с кибернетикой

и обработкой информации.

Экономическому росту способствовала также американская

правовая система. Конституцией были запрещены таможенные

тарифы и ограничения на передвижение людей между штатами в

те времена, когда Европа была глубоко разделена внутренними и

межгосударственными тарифами. Правовые принципы, регулирую-

щие отношения собственности и договорные отношения, были

заимствованы у Англии, но затем существенно доработаны, глав-

ным образом путем судебных решений^. Позднее американские

юристы проложили путь развитию частных корпораций, заложив

правовые основы для дифференциации собственности и профес-

сионального управления.

В американском обществе довольно рано институционализи-

ровалась система занятости, основанная больше на найме, чем на

собственности, и вместе с индустриализацией и урбанизацией она

получила широкое распространение. Произошла дифференциация

между домашними хозяйствами и нанимающими работников ор-

ганизациями, главным образом деловыми фирмами, хотя относит-

ся это и к работе в государственных учреждениях и некоммерчес-

ком частном секторе. На ранних этапах модернизации <наемниче-

ство> на работу обычно ограничивалось <работным людом> на са-

мых низких этажах в иерархии занятости. Со временем наем на

работу и, соответственно, рынок труда сдвинулись на более высо-

^ Smelser N.J. The sociology of economic life. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-

Hall. 1964.

" Hurst J. W. Law and the conditions of freedom.

144

кие этажи; сегодня через процедуру найма в качестве исполните-

лей (менеджеров и администраторов) и профессионалов проходят

большинство из тех, кто раньше были собственниками. Это суще-

ственно важное структурное преобразование обычно полностью

упускается из виду при сравнении капитализма и социализма^.

На этапе развитой современности, когда резко сократилась доля

сельскохозяйственного труда, главный вклад взрослых мужчин в

функционирование всего общества осуществляется, за редким ис-

ключением, на их <рабочих местах>. Резко активизировалось учас-

тие в трудовой деятельности женщин, особенно замужних.

Некоторые виды человеческой деятельности не поддаются пре-

вращению в <наемный труд>. Похоже, что в них отражены размы-

тые, диффузные интересы, которым угрожает присущая системе

занятости специализация. Такая диффузность происходит из не-

скольких источников. Семья и домашнее хозяйство играют цент-

ральную роль как для личности индивида, так и для его физиоло-

гического организма. Исторически культура была сопряжена с ис-

полнением религиозных функций, но в современном мире основ-

ные характеристики ее задаются деятелями искусств, которые упор-

но сопротивляются ремесленной <профессионализации>. На уровне

социальной системы, если оставить в стороне роль политика, ко-

торую мы уже обсудили, имеется множество и государственных, и

частных <фидуциарных> ролей, вроде <попечителей> в организа-

циях, не являющихся исключительно <коммерческими>. Для от-

дельного гражданина, однако, его фидуциарная функция по отно-

шению к <общественным интересам> выделяется в отдельные не-

регулярные роли, такие, как роль избирателя или добровольного

участника коммуникационных процессов или ассоциаций, кото-

рые соответствуют его взглядам. Многие категории людей под дав-

лением психологических и иных факторов настолько <вовлекают-

ся> в такую деятельность, что <борьба за идею> становится для них

важнее <работы> и семьи. В современном обществе такого рода

давление усугубляется непрерывно происходящими в нем глобаль-

ными переменами и сопровождающими их конфликтами. Больше

того, достижение таких конкретных целей, как материальный до-

статок и довольно высокий уровень жизни, открывает широкие

возможности для дальнейшего их повышения, с чем связаны силь-

ные эмоции. В социально-психологических терминах наше время

есть время беспрецедентных переживаний, связанных с <относи-

тельным обнищанием>.

^ Parsons Т. Structure and process in modern societies.

10-1438

В любом современном обществе видное место принадлежит

профсоюзному движению. Структурно оно имеет корни в <типе>

междудомашним хозяйством и рабочим местом, образовавшеися

в результате расширения системы найма. Лидерами движения ста-

новились не самые обездоленные рабочие, а обладающие доста-

точно высоким социальным статусом и квалификацией, так что в

определенных отношениях оно стало наследником ремесленных

цехов. Силу же свою это движение черпало в рядах работников

физического труда и было ориентировано на их защиту, на улуч-

шение их материального положения и статуса. Влияние профсо-

юзов распределялось неравномерно в среде самых неквалифици-

рованных рабочих или <белых воротничков>.

В Соединенных Штатах, особенно со времен <нового курса>,

профсоюзное движение набрало значительную мощь в промыш-

ленности, не создав при этом базы для политического социалис-

тического движения, как это имело место с конца XIX в. в боль-

шей части Европы. Эта особенность Соединенных Штатов отра-

жает высокую степень <демократизации>, которой американское

общество уже достигло к этому времени, включая возможности

экономической и социальной мобильности.

В мире занятости происходило общее и непрерывное развитие.

В структуре современной рабочей силы все меньшее место зани-

мает неквалифицированный труд. Историки промышленной ре-

волюции долгое время рассматривали рост физического объема

производства, вложения денежного капитала и численность заня-

тых в промышленности как взаимозаменяемые показатели роста

производства, исходя из того, что между этими показателями су-

ществует тесная связь. Но ситуация изменилась. По сравнению с

20-ми годами XX в. валовой продукт обрабатывающей промыш-

ленности Соединенных Штатов увеличился во много раз, число

же занятых в ней осталось почти на том же уровне, а доля исполь-

зуемой в ней рабочей силы существенно упала.

Это падение является, главным образом, результатом <механи-

зации>, в наши дни сливающейся с <автоматизацией>, и совер-

шенствования организации, что породило <технологическую без-

работицу>, как это было в трагической истории с ручными ткача-

ми в начале XIX в. Все более ограниченными становились воз-

можности найти работу для тех, кто не обладал достаточной ква-

лификацией по определенной специальности. Это обстоятельст-

во, однако, привело не к перманентному росту уровня безработи-

цы, а к общему повышению качества рабочей силы в результате

переобучения. Во второй трети нынешнего столетия, на раннем

этапе массового и конвейерного производства большое преиму-

146

шество получил <полуквалифицированный> труд, часто в ущерб

старым квалифицированным мастерам. Теперь возрастает потреб-

ность в более высоком уровне обшей подготовки, предполагаю-

щей не столько овладение узкими навыками, сколько образование

в объеме средней школы.

Развитие системы <найма> и сопутствующий этому акцент на

качестве исполнения подорвали значимость аскриптивных крите-

риев отбора. Хотя <дискриминация>, связанная с родственной при-

надлежностью, этническим происхождением, религией, расой и т.п.,

чрезвычайно живуча, но представляется, что в настоящее время

существует долгосрочная устойчивая и эффективная переориента-

ция в сторону оценки работников при приеме на работу на осно-

вании преимущественно универсалистских критериев^, а значит,

и в случаях приема в члены какой-либо организации или исполь-

зования возможностей для самореализации.

Распределение дохода междудомохозяйствами носит сложный

характер. Наиболее важный фактор здесь - рынок труда, отра-

жающий различный спрос на разные виды услуг. Независимая соб-

ственность неуклонно утрачивала свое значение, особенно в сель-

ском хозяйстве. Зарплаты и жалованья, наряду с такими формами

дохода, как комиссионные вознаграждения, в широком смысле

зависят от компетентности и ответственности, соответствующих

определенным ролям в системе наемного труда, которые, в свою

очередь, все больше зависят от уровня полученного образования.

И тут надо помнить, что благодаря постоянно увеличивающейся

финансовой помощи высшему образованию оно становится до-

ступным не только детям состоятельных родителей.

Изменения в шкале доходов, определяемой спросом на те или

иные виды занятости (часть этого спроса, как в случае научных

специалистов, субсидируется), происходят на обоих ее концах. Во

всех современных обществах с помощью <трансфертов> (как на-

зывают эти выплаты экономисты), включая всевозможные <вспо-

моществования>. страхование по старости, пособия по безработи-

це, бесплатное медицинское обслуживание, жилье с низкой кварт-

платой и другие подобные меры, поддерживается жизненный уро-

вень низкооплачиваемых групп населения. <Нижний предел>, за

который, как считается, не должна опускаться ни одна сколько-

нибудь значительная категория людей, определяет минимальное

" Parsons Т. Л reduced anal\tical approach to the theory of social stratification:

Parsons T. Equalitv and inequality in modern societv//Socioloaical Inquiry. 1970. Vol.

40. № 2.

содержание <социального> компонента, входящего в понимание

современного гражданства^. Не все здесь гладко, как показывает

существующая сегодня в Соединенных Штатах озабоченность про-

блемой бедности. Однако определение такого нижнего предела

характерно в XX в. для всех индустриальных обществ. К тому же

трансфертные выплаты сочетаются с мерами, призванными помо-

гать лицам с ограниченной трудоспособностью <найти себя>, в

наиболее очевидном случае через систему всеобщего бесплатного

образования. Наконец, материальное положение так называемого

рабочего класса значительно улучшилось благодаря тому, что, в

большой мере под давлением профсоюзов, выросли зарплаты и

увеличились <дополнительные льготы>.

Рынок исторически сложился как классическое сосредоточе-

ние конкурентного индивидуализма, институционализировавше-

гося в стопроцентном ожидании того, что участие в конкуренции

ведет к успеху одних и провалу других. В большинстве теорий ка-

питализма поэтому рассматривались только гарантии справедли-

вых условий конкуренции, принципа равенства возможностей. У

проблемы равновесия между стартовым равенством и дифферен-

цированным успехом, разрабатывавшейся начиная с XVIII в.. есть

много граней. Одним из немаловажных явлений здесь была воз-

растающая дифференциация между положением фирмы на шкале

успеха и должностным или профессиональным статусом индиви-

да, занятого в делах этой фирмы.

Социализм, как мы отмечали, стремится выстроить жесткую

альтернативу <свободному предпринимательству> рыночной эко-

номики, выступая за концентрацию контроля за всеми основны-

ми факторами производства в руках правительства. Свидетельст-

вом того, что эта альтернатива не является единственной, может

служить рассмотренное чуть выше установление во всех <инду-

стриальных> странах того или иного нижнего предела дохода и

благосостояния, относящегося ко всем участникам экономическо-

го процесса. Ниже мы остановимся на некоторых механизмах, по-

иному противодействующих наиболее крайним проявлениям не-

равенства. Мы, следовательно, полагаем, что речь здесь снова идет

об основной интегративной <проблеме> - о сбалансировании эга-

литарного компонента современных ценностей и тех компонен-

тов <достижительного комплекса>, которые порождают в социе-

тальном сообществе иерархию статусов. Более общие аспекты этой

проблемы мы кратко прокомментируем в конце главы.

" Marshal! Г. Ор. cit.

148

На другом конце шкалы находится ощутимый доход от собст-

венности. В очень большой степени этот доход отделился от ре-

ального управления собственностью. Сельская земельная собст-

венность - главная политэкономическая база аристократии на

ранней стадии модернизации - утратила свое значение. На са-

мой последней стадии упало, хотя и не так радикально, значение

и собственнических начал в бизнесе. Наиболее важная форма соб-

ственности состоит теперь из подвижных, легко реализуемых на

рынке денежных активов, типичным примером которых являются

корпоративные и государственные ценные бумаги. По расчетам, в

Соединенных Штатах доход от собственности составляет чуть боль-

ше двадцати процентов в структуре <личных> доходов, и эта доля,

как кажется, не меняется сколько-нибудь заметным образом уже в

течение одного или нескольких поколений^. Значительная часть

такой собственности существует в виде средств, выключенных из

текущего потребления, например индивидуальных страховых вкла-

дов. Изменились также масштабы отчислений доходов от собствен-

ности институциональным, а не индивидуальным владельцам -

фондам, колледжам и университетам, больницам, разного рода

благотворительным и спонсорским организациям.

Хотя доход от собственности плотно сконцентрирован в зажи-

точных слоях, участие в его подвижных формах получило более

широкое распространение, чем на ранних стадиях свободно-пред-

принимательских обществ, особенно в верхней части среднего клас-

са. Сосредоточение состояний в руках богатых существенно сдержи-

вается за счет прогрессивного налогообложения доходов и имуще-

ства. В целом на позднем этапе развития современных обществ рас-

пределение доходов гораздо равномернее, чем это было на ран-

них этапах или наблюдается в большинстве нынешних <развиваю-

щихся> обществ. Сказанное о доходах, вероятно, не менее верно в

отношении возможностей, особенно после того, как высшее образо-

вание стало доступным для постоянно увеличивающейся части в

каждой возрастной когорте. И хотя долгосрочная стабильность сло-

жившейся сейчас модели не гарантирована, все же наиболее вероят-

ным направлением ее развития будет нарастающее равенство.

Широко практикуемая критика в адрес правящих классов со-

временного общества весьма любопытно переплетается в многого-

лосии. С одной стороны, их обвиняют в том, что они <слишком

расслабились>, с другой - в том, что они излишне поглощены

<узкими> интересами своей работы. Хотя все подобные обвинения

" Labor in a changing America/Ed, by W. Haber. N.Y.: Basic Books, 1966.

149

внушают подозрение, последнее кажется более близким к истине.

Профессионализация менеджерской работы и включение се ц сис-

тему наемного труда повлекли за собой колоссальное повышение

требовательности к уровню образования, квалификации и качест-

ву выполняемой работы, что требует от работников высокой моти-

вации, направленной на достижение цели. На ранних стадиях на-

шего социального развития такого рода мотивация, скорее всего, не

была широко распространенной. Сегодня, несмотря на определен-

ное сокращение официального рабочего времени и, может быть,

некоторое ослабление усилий в отдельных видах труда, сознание долга

в выполнении своих трудовых обязанностей находится на высоком

уровне. Очень похоже, что оно все время росло, особенно на верх-

них этажах системы занятости. В современном обществе высококва-

лифицированные работники, находящиеся на этих этажах, не толь-

ко не образуют <праздный класс>, но в массе своей являют собой

наиболее интенсивно <трудящиеся> группы в человеческой истории.

Парадоксально, но так называемый эксплуатируемый рабочий класс

гораздо ближе продвинулся к тому, чтобы стать праздным классом

современного общества. Тяжелый труд верхних групп состоит не в

мускульных усилиях и не в строгом соблюдении жесткой дисцип-

лины, а в решении трудных, часто головоломных проблем и в от-

ветственности за избранные методы их преодоления.

Был достигнут общий подъем потребления продуктов питания,

одежды, достигнуто улучшение жилищных условий и других со-

ставляющих уровня жизни. Сегодня в развитых странах только в

низшей, незначительной по численности прослойке бедноты на-

блюдаются такие крайние лишения, как голод, низкая продолжи-

тельность жизни, лохмотья вместо одежды, которые характерны

для большинства сегодняшних <слаборазвитых> стран. Эта про-

блема совершенно очевидно относится к другому разряду, нежели

проблема распространения наркомании и других аналогичных <со-

циальных патологий>.

Произошло также общее повышение экспрессивных стандар-

тов, что видно по растущему потреблению <культурных продук-

тов> и по связанному с ним уровню эстетического вкуса в домаш-

ней обстановке, питании и пр. (включая участие в публичных раз-

влечениях). Несмотря на то что изначально обездоленные или изо-

лированные группы часто порождали эстетические нелепости, ко-

торые другие, более взрослые и благополучные группы непремен-

но подвергали осмеянию, представляется, что в современных об-

ществах, более чем когда-либо прежде, <утонченные> вкусы ста-

новятся достоянием все более широких слоев населения. Эти вещи,

однако, трудно поддаются точной оценке. С одной стороны, воз-

150

росшее потребление встречает осуждение <пуритан>, видящих в

нем признак <расслабленности> нынешнего поколения. С другой

стороны, романтики, идеализирующие Gemeinschaft, утверждают,

что модернизация повсеместно испортила вкусы простых людей.

Другой неизменной темой при обсуждении уровня жизни в

<обществах изобилия> является борьба за статус посредством <по-

казного потребления>, разновидности которого включают не только

сногсшибательные балы и дворцы старой аристократии, но и те-

перешние скромные стремления <не отстать от Джонсов>. Опре-

деленная степень такой соревновательности, вероятно, неизбеж-

на, когда в обществе институционализированы универсалистские

нормы и нормы целедостижения. И все-таки похоже, что с упад-

ком аристократии значение различий в индивидуальном потреб-

лении уменьшилось. Например, Белый дом хоть и не хижина, но

далеко не Версаль. Особняки времен <позолоченного века> на Пятой

авеню в Нью-Йорке и в Ньюпорте либо исчезают, либо отдаются

в <общественное> пользование; сходные тенденции отмечаются в

Европе. По всей вероятности, в большинстве современных стран

<буржуазная> показуха стала не такой вызывающей и очевидной,

какой была в XVIII и XIX столетиях, хотя некоторые виды <роско-

ши> стали достоянием значительно более широких слоев. Поскольку

<показное потребление> не ново и почти наверняка все реже встре-

чается в своих крайних проявлениях, трудно усматривать в сегод-

няшнем потреблении предметов роскоши один из главных симп-

томов упадка современного общества^".

Сопутствующим процессом является <капитализация предме-

тов длительного пользования>, включая жилье и такие вещи, как

центральное отопление, <домашняя техника> и обстановка. Важ-

ной частью образа жизни в эпоху современности является также

<приватность>: сегодня само собой разумеющимся стало наличие

<собственной комнаты> для супругов и для каждого члена семьи,

кроме совсем маленьких детей.

Подобные процессы являются частично следствием, частично

причиной важного изменения в классовой структуре - сокращения

<класса прислуги>. В начале нынешнего века в типичном доме <сред-

него класса> обязательно был один <живущий> слуга, а в домах <верх-

него среднего класса> имелся довольно значительный штат прислу-

ги. Сегодня такой штат имеется только у очень богатых, причем,

'" П. Mii.i.lep показы, что у американцев в XVII и XVIII вв. было ровно такое

же пристрастие к лека.тентскон роскоши, как и сейчас (см.: Miller P. Nature's na-

tion. Cambridge (Mass.): Harvard L'niv. Press. 1967).

как правило, в силу их должностного положения. В домашнем

хозяйстве верхнего среднего класса обычно обходятся <уборщи-

цей>, приходящей один-два раза в неделю, и сиделками при детях.

Это связано с двумя моментами. Во-первых, современная про-

мышленность становится все более капиталоемкой, превращая труд

в дефицитный и потому все более дорогой фактор, откуда и идет

общее повышение уровня жизни. Во-вторых, возрастающий эгали-

таризм сделал постыдным статус слуги", так что работа на фабриках

и в магазинах все более предпочитается домашнему услужению.

Для замужней женщины, принадлежащей к среднему классу,

такой ход событий не обошелся без потерь. Лишенная помощи в

ведении домашнего хозяйства, испытывающая все возрастающие

нагрузки в отношении эмоционального регулирования семейных

отношений, а также в более широких сферах гражданства и заня-

тости, она полагается на целый арсенал новейшей домашней тех-

ники, переставшей быть просто баловством и капризом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Созданный в Соединенных Штатах новый тип социетального

сообщества более, чем любой другой, взятый в отдельности фак-

тор, оправдывает наше утверждение о том, что эта страна заняла

место лидера на позднейшем этапе модернизации. Мы предполо-

жили, что равенство возможностей, на чем делает акцент социа-

лизм, было достигнуто в достаточно высокой степени именно здесь.

Этот результат связан с наличием рыночной системы, прочного

правового порядка, относительно независимого от государства, и

<государства-нации>, свободного от контроля со стороны какой-

либо этнической группы и какой-либо конкретной религии. Ре-

шающей новацией, на наш взгляд, явилась образовательная рево-

люция, особенно в том, что касалось распространения особого типа

организации - добровольной ассоциации - и открытия возмож-

ностей. Что самое важное, американское общество ушло дальше,

чем любое другое общество сравнимого масштаба, в освобожде-

нии от старинных аскриптивных неравенств и в институционали-

зации модели, эгалитарной в основе своей.

Вопреки мнению многих интеллектуалов, американское обще-

ство и многие другие современные общества, где нет диктаторских

" Alibert V. The housemaid: An occupational role in crisis//Sociology: The progress of

adecade/Ed.by S.M.Lipset. N.J.Smelser.Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall. 1961.

152

режимов, институционализировали наиболее широкий спектр сво-

бод, чем какое-либо из прежних обществ. Возможно, он не шире

того, которым пользовались иногда небольшие привилегирован-

ные группы аристократов в Европе XVIII в., но для больших масс

людей он безусловно шире, чем когда-либо.

Достижение таких свобод сопряжено со множеством сложнос-

тей. Видимо, можно сказать, что приобщение к свободе начинает-

ся с преодоления некоторых трудных обстоятельств физической

жизни - плохого здоровья, низкой продолжительности жизни, не-

благоприятных климатических условий и т.п. Сюда же, безуслов-

но, относится создание определенной безопасности от насилия для

большинства населения. Более высокие доходы и развитие рын-

ков увеличивают свободу выбора в потреблении. Имеется широ-

кий набор общедоступных услуг, таких, как образование, учреж-

дения культуры, а также средства общего пользования и т.п. Су-

ществует повсеместная свобода в выборе брачного партнера, заня-

тий, религии, политической принадлежности, свобода мысли, слова,

самовыражения.

Если рассматривать ситуацию в широкой сравнительной и эво-

люционной перспективе, то наиболее <привилегированные> об-

щества конца XX в. впечатляюще успешно институционализиро-

вали самые <либеральные> и <прогрессивные> ценности тго вре-

мени, что трудно было предсказать столетие назад.

Конечно, имеются и серьезные проблемы. Одна из них, безус-

ловно, война и опасность войны. Но поскольку в данной главе

предметом нашего внимания является социетальное сообщество,

то вопрос о межсоциетальных отношениях мы отложим до заклю-

чительной главы этой книги.

Мы уже выдвигали соображения о том, что главные недостат-

ки нового типа социетального сообщества состоят не в давнишних

сетованиях на тиранию авторитарных режимов, особенно в их

монархической разновидности, или на укоренившиеся привиле-

гии аристократии. Не состоят они также в классовых антагониз-

мах и эксплуатации в строго марксистском смысле. Проблемы со-

циальной справедливости и неравенства все еще заметны, но фор-

мулирование этих проблем в упрощенных терминах противостоя-

ния буржуазии и пролетариата, по соображениям, изложенным в

этой главе, представляется утратившим актуальность.

Проблема равенства и справедливости остается центральной

для Соединенных Штатов в контексте наличия бедности и много-

численного негритянского меньшинства, имеющего за плечами

долгую историю дискриминации, берущей начало в рабстве. Важ-

но отчетливо понимать, что эти два аспекта проблемы не совпада-

153

ют полностью. По большинству критериев значительное большин-

ство американских бедных - белые, а значительная часть небело-

го населения не числится в бедняках. Но существует особенно

бросающееся в глаза совпадение того и другого среди черных, оби-

тающих в <гетто> крупнейших городов.

Раньше эти проблемы трактовались как <абсолютное> обни-

щание, недоедание, болезни и т.п. Сегодня среди социальных уче-

ных растет понимание того, что относительное обнищание и ис-

ключение из полноправного участия в социетальном сообществе

гораздо важнее и часто переживается <болезненнее>-'^ В нашей

общей парадигме социальных изменений мы подчеркивали связь

между процессами включения и повышения уровня адаптации че-

рез рост доходов, тем не менее эти процессы неидентичны. Связь

эта вместе с тем помогает объяснить, почему, несмотря на то что в

последнее время сильно уменьшилась юридическая и политичес-

кая дискриминация, напряженность вокруг расовой проблемы не

только не ослабла, но даже возросла. То, что достигаемое через

механизм включения смягчение ощущения относительного обни-

щания носит в каком-то смысле <символический> характер, не

делает его ни на йоту менее насущным и важным.

Проблема равенства и социальной справедливости поддается

оценке с большим трудом. Как только что отмечалось, старое не-

довольство тиранией, аскриптивными привилегиями и классовым

неравенством в марксистском духе не играет той роли, что преж-

де. Но сохраняется широко распространенное ощущение, что

некие особо привилегированные группы незаконно пользуются

своим положением в своих интересах, в ущерб общему интере-

су. У старших поколений это недовольство чаще всего форму-

лировалось в терминах экономики, как у Ф.Д. Рузвельта, когда

он говорил о <злоумышленниках с большими богатствами>. Зна-

менательно, что сегодня в этой связи выплывает символ <влас-

ти>; во фразеологии Ч.Р. Миллса за большинство наших соци-

альных зол ответственность лежит на <властвующей элите>. Пред-

ставители властвующей элиты изображаются не как должностные

лица, а как циничные закулисные кукловоды. Идеологические

комплексы с параноидальным содержанием отнюдь не новость,

но все равно возникает вопрос, что лежит за этим конкретным

представлением.

"' CM.: Rainwaler L.. Yoncey W. The Moynihan report and the politics of controver-

sy. Cambridge (Mass.): M.L.T. Press. 1967: The Negro Anicrican/Ed. hy 1'. i'arsons,

K. dark. Boston: Houghton-Mifflin. 1966.

Похоже, что в современном обществе не возмущение матери-

альными привилегиями богатых является главным источником

моральной неудовлетворенности: на самом деле в начёте века эта

проблема стояла острее. Существует, по сути, единодушное мне-

ние, что тех, кто находятся за <чертой бедности>, надо поднять выше

ее. За пределами этого согласия проблема экономического неравен-

ства становится очень сложной. По-видимому, долговременная тен-

денция состояла в сокращении высшими слоями своего <показно-

го потребления>. Хотя в течение жизни нынешнего поколения

ничего существенного не произошло, похоже, что будущая общая

тенденция направлена в сторону большего равенства.

В плане сосредоточения власти и полномочий общество в ко-

нечном счете стало более децентрализованным и основанным на

добровольных ассоциациях, нежели более концентрированным. Для

этого явления опять-таки напрашивается объяснение в терминах

скорее относительного, чем абсолютного, ухудшения дел в этой

области. Особенно часто упоминаемым негативным символом стала

<бюрократия>, подразумевающая строгий централизованный кон-

троль с помощью жестких правил и полномочий. Мы старались

показать, что в действительности основная тенденция состоит не в

росте бюрократии, пусть последняя сама по себе и не преобразует-

ся, а в развитии организаций по типу добровольных ассоциаций.

Но в некоторых особо чувствительных кругах ощущают, что бюро-

кратия усиливается. С этим ощущением связаны и недавние вол-

ны обвинений в адрес <военно-промышленного комплекса> США,

что, в свою очередь, соседствует с другим всеохватываюшим ощу-

щением, что нарушаются свободы; в кругах наиболее крайних ори-

ентаций практически отрицаются те завоевания в области свобо-

ды, которые мы просуммировали выше.

У испытывающих подобное чувство ухудшения есть два осо-

бенно значимых для них позитивных символа. Один - это <общи-

на>, которая, как принято утверждать, в ходе современного разви-

тия подверглась мощной деградации^. Указывается на то, что со-

седские общины были <приватизированы> и что многие виды от-

ношений переместились на уровень больших (формальных органи-

заций. Мы же должны еще раз отметить, что бюрократия в самом

отрицательном смысле этого слова не угрожает все смести на сво-

ем пути. Добавим, что вся система массовых коммуникаций явля-

" Одна из форм - ностальгия по оошпнному устроПстну (Gcnicinschalt). яв-

ляющаяся заметной чертои <социологической традиции^, особенно как она опи-

сана у Р. Низбета (см.: Nishet R. The sociological tradition. N.Y.: Basic Books. 1967).

ется функциональным эквивалентом некоторых из свойств обще-

ства типа Gemeinschaft, и притом таким эквивалентом, который

предоставляет индивиду право выбирать в соответствии с собст-

венными критериями и желаниями, участвовать ему или не участ-

вовать в общении^. Вторым позитивным символом является <учас-

тие>, особенно в формуле <демократия участия>. Требования та-

кой демократии часто звучат таким образом, как если бы <власть>,

в специальном техническом смысле этого слова, была главным

желанным объектом, однако сама расплывчатость этих требова-

ний делает сомнительным такое предположение. Мы полагаем,

что эти требования являются главным образом еще одним прояв-

лением желания быть включенными, полностью <принятыми> в

члены солидарных групп. Подобные же соображения, кажется,

применимы к отвращению и страху перед нелегитимной властью.

Вопрос о том, какая форма желаемого участия совместима с усло-

виями, необходимыми для эффективного функционирования ор-

ганизации, представляет собой большую сложность, но то, что здесь

находится узел напряженности, представляется несомненным.

Может быть, некоторым подтверждением такой интерпрета-

ции могут служить те чрезвычайно острые студенческие волнения,

которые в последнее время охватили все современные общества и,

как мы уже отмечали, связаны с развитием массового высшего

образования. Это явление слишком сложно, чтобы его анализиро-

вать здесь, но весьма показательно, что все темы, поднимаемые

студенческими радикалами, имеют резонанс во всем обществе.

Действенным символом, как с положительной, так и с отрица-

тельной нагрузкой, выступает власть; на счет <неправильной> власти

списывается большая часть <неправильного> в обществе, а <сту-

денческая власть> занимает видное место среди предлагаемых

средств исцеления. Бюрократия и все связанное с ней ассоцииру-

ется с <неправильной> властью. С положительной стороны новая

идея <коммуны>, в отношении которой особо подчеркивается ас-

пект участия, наделяется почти волшебными добродетелями".

" Конечно же. главная задача социологии заключается не в реставрации об-

ществ, существовавших до промышленной и демократической революций или

даже до революции в образовании. Скорее она состоит в поиске тех компонентов

социальных систем, которыми объясняются некоторые позитивные черты более

ранних обществ, с тем чтобы понять, как их можно перестроить для удовлетворе-

ния функциональных потребностей становящихся современных обществ. См.:

Shils Е.А. Mass society and its ciilture//Dacdalus. 1960. Spring: While W. Beyond con-

formity. N.Y.: Free Press, 1961.

" Parsons Т., Plan G.M. Op. cit. P. 26.

В предыдущем изложении мы делали упор на значении для

современного общества трех <революций>. Каждая из них была

средоточием напряженностей и конфликтов, порождая радикаль-

ные группы, выступавшие как против определенных сторон разла-

гающейся социальной структуры, так и против революционных

перемен. Так, Французская революция, эта самая выдающаяся из

ранних демократических революций, наплодила якобинцев, <аб-

солютистов> руссоистской демократии. Промышленная револю-

ция, несколько позже, породила конфликты, о которых нами уже

немало сказано, а радикалами на этом этапе стали социалисты,

особенно их коммунистическое крыло. Не будет слишком смелым

предположить, что студенческие радикалы из <новых левых> нача-

ли играть аналогичную роль в образовательной революции, хотя

мы и не знаем, сколько этапов нам еще предстоит пройти.

В данный момент мы наблюдаем нечто кажущееся парадок-

сом. Революционеры, более чем кто бы то ни было, не могут даже

слышать, что у них есть общие ценности с теми, чьи <аморальные>

системы они стремятся ниспровергнуть. Но в свете тех представ-

лений о ценностях, которые заложены в основу анализа, вполне

закономерно задать вопрос, действительно ли брошен вызов осно-

вополагающим ценностным образцам общества современного типа,

и в частности в Соединенных Штатах. Действительно ли уже не

имеют значения институциональные завоевания, связанные с <ли-

берально-демократическими> ценностями XIX в.? Отвергает ли их

новое поколение?

Со всей определенностью можно ответить <нет>. Их не отвер-

гают, а считают само собой разумеющимися"^. С одной стороны,

современное общество осуждают за то, что оно не находится на

^ Против этого утверждения может быть выдвинуто одно очевидное возраже-

ние. Самые крайние студенческие радикалы прибегают к революционнои тактике

<конфронтации>, включая насилие и всякого рода способы, исключающие диалог

с теми, чьим взглядам они противостоят: примером может служить намеренныи

срыв научных дискуссий. Такое поведение означает практическое отторжение того.

что можно назвать <процедурными> ценностями <либерального> общества, необ-

ходимость такого отторжения отстаивается наиболее громогласно ввиду репрес-

сивного характера <режима>. Вместе с тем нельзя не заметить, что люди. проводя-

щие такую тактику, все время ссылаются на свои права, что со всей очевидностью

говорит против того, что они отвергли эти либеральные ценности. Более того. в

глаза бросается, что эта черта свойственна всем. а не только нынешним экстре-

мистам. Террор при якобинцах едва ли был <демократическим>, но творился он

во имя демократии. В наше время такой же является коммунистическая тактика.

Этот конфликт между предполагаемыми конечными ценностями, такими, как

равенство и свобода, и тактикой радикализма заложен в саму основу крайне ради-

кальных движений.

157

высоте исповедуемых им ценностеи, что видно из существования

бедности и расовой дискриминации, из продолжения войн и им-

периализма. С другой стороны, имеются туманные намеки на то,

что не следует довольствоваться этими ценностями и что нужно

вводить совершенно новые.

В определениях того, какими должны быть следующие этапы,

доминируют эгалитарные ценности, и, по крайней мере, два сим-

вола - общины и участия указывают на четкие направления, не-

смотря на то что их конкретные импликации могут быть довольно

расплывчатыми. Современная система, особенно в Соединенных

Штатах, кажется, только что завершила один этап институцио-

нальной консолидации, но одновременно она переживает броже-

ние, сопровождающее переход к новым этапам, очертания кото-

рых пока еще трудно различить.

Единственное, что кажется очевидным, - это стратегическое

значение во всех этих ситуациях социетального сообщества. Как

уже говорилось, самые важные черты этого сообщества сформиро-

вались совсем недавно. Кроме того, есть все основания думать,

что Соединенные Штаты стояли во главе этих перемен и что ос-

новные их параметры распространятся во всех современных об-

ществах. Поэтому вполне уместно несколько подробнее описать

эти параметры.

На новый уровень всеобщности и обобщенности поднялся

принцип равенства. Социетальное сообщество, в основном состоя-

щее из равных членов, представляется <конечной станцией> дли-

тельного процесса отхода от таких древних, партикуляристско-аск-

риптивных основ членства, как религия (в плюралистическом об-

ществе), этническая принадлежность, регион или местожительст-

во, а также наследственное положение в социальной стратифика-

ции (применительно в первую очередь к аристократии, но также и

к некоторым более современным версиям классового статуса). Этот

базисный мотив равенства имеет давнее прошлое, но впервые вы-

кристаллизовался во времена Просвещения в виде представлений

о <естественных правах> и нашел особо значимое выражение в

Билле о правах, вошедшем в американскую конституцию. Билль

оказался своего рода бомбой замедленного действия, так как не-

которые из его последствий проявились спустя много времени

после его принятия, наиболее драматично в действиях Верхов-

ного суда, но также и шире. Сегодняшнее внимание в Соеди-

ненных Штатах к проблемам бедности и расовой дискриминации

во многом обязано тому чувству глубокого морального отвраще-

ния, которое вызывает в современном обществе идея безвыходно

<низшего> класса, не говоря уж о низшей расе, несмотря на гро-

158

могласные протесты против современного эгалитаризма со сторо-

ны некоторых групп.

Некоторые имеющие широкое хождение радикальные идеоло-

гии, похоже, настаивают на том, что подлинное равенство требует

полной отмены всех иерархических статусных различий. Такой

вариант идеального <сообщества> в течение многих столетий пе-

риодически всплывал на поверхность. Однако все попытки, сколь-

ко-нибудь приближающиеся к его реалистической институпиона-

лизации, всегда осуществлялись в небольших масштабах и по боль-

шей части были недолговечными. Представляется, что слишком

усиленное движение в этом направлении могло бы серьезно подо-

рвать такие крупномасштабные институты современных обществ,

как право, рынки, эффективное государство, а также компетент-

ную творческую работу и применение передового знания. Скорее

всего оно развалило бы общество на неопределенное множество

поистине <примитивных> небольших общин.

Основное русло сопиетального развития в наше время направ-

лено в сторону существенно новой модели стратификации. Пер-

воначальные исторические основы легитимного неравенства были,

как уже указывалось, аскриптивными. Ценностная же основа но-

вого эгалитаризма нуждалась в другом обосновании своей леги-

тимности. В самом общем виде новая модель должна быть функци-

ональной аля общества, рассматриваемого в качестве системы. Раз-

личные результаты соревновательного процесса образования долж-

ны, таким образом, легитимизироваться через заинтересованность

общества в деятельности высококомпетентных людей, причем та-

кая высокая компетентность является следствием, по крайней мере,

как врожденных способностей, так и <хорошей подготовки>. Об-

щество заинтересовано также в высокой экономической произво-

дительности, но, заведомо отбрасывая предположение, что каж-

дый участвующий в производстве его индивид или коллектив бу-

дут одинаково результативны, оно вынуждено предусматривать спе-

циальные вознаграждения своим наиболее продуктивным участ-

никам. Точно так же большим и сложным коллективам необходи-

ма эффективная организация, одним из первичных факторов ко-

торой является институционализация авторитета и власти, при этом

неизбежно возникает создающая неравенство ситуация - ситуа-

ция относительной <концентрации> власти.

Существует два способа примирения между ценностными им-

перативами сущностного равенства и функциональными требова-

ниями компетентности, производительности и коллективной эф-

фективности, - все это, разумеется, пересекается в конкретных

секторах социальной структуры. Первый способ состоит в инсти-

туционализации подотчетности, самым известным случаем кото-

рой являются отчеты избираемых должностных лиц своему элек-

торату. Некоторые функции выполняют, хотя и несовершенным

образом, экономические рынки, а также механизмы удостовере-

ния компетентности в мире науки, свободных профессий и в не-

которых других <фидуциарных> органах.

Второй способ состоит в институционализации равенства воз-

можностей, с тем чтобы ни один гражданин не был лишен, по

известным нам аскриптивным признакам (раса, социальная при-

надлежность, религия, национальность и т.п.), свободного досту-

па к деятельности (прием на работу) или к условиям, обеспечива-

ющим возможность эффективной деятельности (получение меди-

цинского обслуживания и образования). Идеал этот очень далек

от полной реализации, однако сама сегодняшняя распространен-

ность мнения, что равенство возможностей есть не что иное, как

<пародия> на демократию, в действительности говорит о возрос-

шей серьезности этой проблемы в наши дни. Раньше <низшие

классы> или лица, ущемленные по другим аскриптивным основа-

ниям, просто принимали как данность, что преимущества, кото-

рыми обладают <лучшие>, <не для них>, и не протестовали. Так

что сила протеста не есть простая функция от величины <зла>.

Совершенно ясно, что стремление к равновесию между цен-

ностной установкой на равенство, с одной стороны, и неравенст-

.вом, вытекающим из функциональной эффективности, с другой,

сопряжено в современных обществах со сложными интегративны-

ми проблемами, поскольку многие исторические основания для

иерархической легитимизации утрачены. Эта трудность усугубля-

ется еще и тем, что проблема присуща не одной определенной

сфере жизнедеятельности общества, но множеству самых разных.

Существует много источников функционального неравенства; клас-

сификация по признакам <компетентности>, <экономической про-

изводительности> и <коллективной эффективности> дает лишь са-

мые элементарные точки отсчета. В высокоплюралистической со-

циальной системе необходима не только интеграция притязаний

на особые привилегии с принципом равенства, но и интеграция

разных видов притязаний на особые привилегии.

Такая интеграция представляет собой ядро складывающихся

институтов стратификации. По нашему мнению, ни одна из до-

ставшихся нам в наследство формул, претендующих на описание

современной системы стратификации, не является удовлетвори-

тельной. Конечно же этническая принадлежность не является ее

основой, за исключением особых и все реже встречающихся слу-

чаев. Не являются ею также ни аристократия в прежнем смысле.

160

ни класс в марксистском понимании. Она все еще в недостаточ-

ной мере развита и очень нова.

Интеграция такого рода социетального сообщества должна за-

висеть от специальных механизмов. Они касаются в основном того,

каким образом наделяются общепризнанным престижем не толь-

ко определенные группы, но и статусы, которые эти группы зани-

мают, включая должности, пользующиеся авторитетом в коллек-

тивах. Существенно, чтобы престиж таких групп и статусов уста-

навливался не на основе одной какой-то позиции, а на различных

комбинациях таких факторов, как богатство, политическая власть

или даже <моральный> авторитет. Мы определяем престиж как

<коммуникационный узел>, через который факторы, существен-

ные для интеграции социетального сообщества, оцениваются, урав-

новешиваются и интегрируются в <продукт>, называемый влияни-

ем. Осуществление влияния какой-то одной единицей сообщества

или группой таких единиц может способствовать приведению дру-

гих единиц к некоему консенсусу путем обоснования распределе-

ния прав и обязанностей, ожиданий, связанных с их исполнени-

ем, и вознаграждений в зависимости от вклада в общее дело. На

данном уровне рассмотрения общее дело - это дело в интересах

общества, представляющего собой сообщество.

Сосредоточенность на социетальном сообществе, характери-

зующая эту книгу в целом и данную главу в частности, надо урав-

новесить признанием, что ценности потенциально, а обычно и

реально выходят за рамки любого такого конкретного сообщества.

Это - одна из причин, почему в книге говорится о системе совре-

менных обществ, а не об одном таком обществе. Силы и процес-

сы, преобразовавшие социетальное сообщество Соединенных

Штатов и обещающие преобразовывать его и дальше, не являются

характерными для одного этого общества, но пронизывают всю

уже модернизованную и <модернизующуюся> систему. Только с

этих позиций можно понять европейские общества, не имеющие

собственных расовых проблем, когда они чувствуют себя вправе

укорять американцев за бездушие в отношении черных, или не-

большие независимые страны, когда они начинают вопить об <им-

периализме>. С этой точки зрения решающее значение приобре-

тает вопрос об институционализации единой для всех современных

обществ системы ценностей, включая все, что она влечет за собой

в плане стратификации.

Главный фокус напряженности и конфликта, а значит, и твор-

ческих новаций в нынешней ситуации находится, похоже, нс в

экономике в смысле идущего из XIX в. противостояния капита-

лизма и социализма; нет его и в политике в смысле проблемы

161

Н -1438

<справедливого> распределения власти; правда, оба эти конфлик-

та отнюдь не исчезли. Гораздо актуальнее сегодня культурные про-

блемы, особенно порожденные революцией в образовании. Но

многое указывает на то, что эпицентр бури находится в социеталь-

ном сообществе. С одной стороны, относительно устарели многие

прежние ценности, такие, как наследственные привилегии, этни-

ческая и классовая принадлежность. С другой стороны, остаются

нерешенными проблемы интеграции нормативной структуры со-

общества (которая представляется вполне завершенной в основ-

ных своих чертах) с мотивационной основой солидарности (кото-

рая остается весьма проблематичной). Новое социетальное сооб-

щество, понимаемое как интегративный институт, должно функ-

ционировать на уровне, отличном от тех, что привычны на-

шей интеллектуальной традиции; оно должно выйти за те преде-

лы, где правят политическая власть, богатство и факторы, их по-

рождающие, и подняться на уровень ценностных приверженнос-

тей и механизмов влияния.

Глава шестая

НОВЫЕ КОНТРАПУНКТЫ

Многим читателям может показаться, что особое внимание,

которое было уделено американскому обществу в предыдущей главе,

объясняется узкоместническим пристрастием автора. Но все же

такой выбор был продиктован соображениями аналитического

порядка. Вероятнее всего, нарождающуюся модель можно описать

лучше, если остановиться на одном примере, но более основатель-

но, чем на нескольких, но более поверхностно. Соединенные Штаты

были выбраны, исходя из убежденности, что эта страна стала (как

надолго, покажет время) лидером современной системы - не в

обычном политическом смысле, а благодаря структурным иннова-

циям, составляющим сущность современного общественного раз-

вития. Этот выбор основывался также на эволюционной схеме, в

духе которой выдержана вся книга. Мы подчеркивали, что широ-

кая тенденция развития в направлении <индивидуализации>, де-

централизации и добровольных ассоциаций началась еще при фе-

одализме, как это описано у М. Блока. Если верно сделанное в

третьей главе определение <северо-западного угла> Европы <лиди-

рующим> в этой тенденции в XVII в., то та же логика подсказыва-

ет, что Соединенные Штаты играют роль лидера в теперешние

времена; сравнимая модель явно просматривается в таких родст-

венных обществах, как Канада и Австралия'. Эта перспектива аме-

риканского общества была начертана А. Токвилем в 30-е годы

XIX в., когда потенциал этого общества только лишь приоткрылся

этому проницательному наблюдателю. Представляется, что его

взгляд дает более надежный ключ к пониманию американского

общества, чем описания наших дней, в которых основной акцент

делается на бюрократизацию и концентрацию власти.

Перейдем теперь к общей характеристике современной систе-

мы в целом. Мы утверждаем, что, как и на этапе ранней современ-

' CM.: Upset S.M. The first new nation. N.Y.: Basic Books, 1963.

ности, <ведущие> элементы осуществляют функцию целедостиже-

ния для системы в целом и функции адаптации и интеграции внут-

ри ее. Такое раздвоение было характерно для Англии и Голландии

в XVII в. и для Соединенных Штатов в XX в. Оно отражает общее

направление развития современной системы в сторону адаптации

и добровольности ассоциаций. Другая основная инновационная

функция для системы в целом - адаптивная. Те общества, в кото-

рых преобладает адаптивная функция системы (Пруссия на ран-

нем этапе и Советский Союз сегодня), внутри себя ставят во главу

угла функцию социетального целедостижения.

Этот кажущийся парадокс лучше всего, вероятно, прояснить

на конкретных примерах. Мы приписали Пруссии расширение и

консолидацию преимущественно западной модели на северо-вос-

точной границе системы европейских обществ и создание струк-

турной базы для объединения Германии. Эти процессы породили

ожесточенные конфликты, когда Германия интегрировалась в бо-

лее демократическую и <ассоциативную> структуру Западной Ев-

ропы, но затем реорганизованная Германия возглавила экономи-

ческую модернизацию на континенте.

Подобно Пруссии, Советский Союз <распространил> европей-

скую систему дальше на восток. С конца XVIII в. Россия все боль-

ше внедрялась в европейскую систему, особенно в войнах против

Французской революции и Наполеона и при установлении вслед

за ними в Европе <консервативной> межгосударственной систе-

мы. На протяжении XIX в. она, колонизировав Сибирь, расшири-

ла европейскую систему до Тихого океана.

В том, что главным источником инноваций для системы со-

временных обществ на более поздних стадиях развития мы счита-

ем подсистемы целедостижения и адаптации, есть одно важное

допущение. Оно не было полностью раскрыто и обосновано в этой

краткой работе и состоит в том, что институциопализнрованные

во времена Ренессанса и Реформации главные образцы ценност-

ных ориентаций с тех пор оставались в общих чертах неизменны-

ми^ Конечно, вокруг ценностей разворачивались бесконечные

конфликты, но по большей части они касались конкретных част-

ностей и не затрагивали существа дела. Также очень важно, что

каждый из прослеженных нами основных этапов дифференциа-

ции и другие процессы изменения стимулирован повышение уров-

ня генерализации ценностного образца, а отчасти происходили в

- Parsons Т. Christiai1ity//lntern.ltioniil Encyclopedia ol'thc Social Sciences. N.Y\

Macrnillan, 1968.

164

^-.-^ <-

^^л' .;

,^"ч-^..

результате этого повышения. Показательным примером может слу-

жить изменение, в результате которого на смену прежней христи-

анской традиции государственных церквей и навязанного религи-

озного единообразия пришла разрешенная религиозная свобода.

Как в Соединенных Штатах, так и в Советском Союзе сложи-

лись идеологии, отличающиеся от старых западноевропейских об-

разцов; многое в них, особенно в советской, все еще частично

отвергается западноевропейскими обществами. Но ценностное

содержание этих идеологий следует, по моему мнению, рассмат-

ривать скорее как <конкретизацию> более общего западного цен-

ностного образца - инструментального активизма, чем как от-

ступление от него. В целом это замечание можно отнести также к

идеологиям <социальной критики> и восстания, получившим ши-

рокое распространение в наши дни.

СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

По мере того как русская революция упорядочивалась после

хаоса, созданного военным напряжением, гражданской войной и

внешней интервенцией, политический контроль в стране сосредо-

точиваются в руках <диктатуры пролетариата> - особого комму-

нистического варианта социализма. Партия и государство стали

агентами модернизации в той же мере, в какой были агентами

революционных завоеваний.

Хотя индустриализация началась в России до революции

1917 г. (некоторые авторитеты доказывают, что революция на са-

мом деле замедлила ее ход^), массированные усилия в этом на-

правлении были впервые предприняты советским режимом. Из

двух революций раннего периода модернизации Советский Союз

наиболее успешно преуспел в первой - промышленной: в корот-

кий срок он достиг второго места в мире.

Однако, несмотря на свой по преимуществу диктаторский ха-

рактер, советский режим осуществил и многое из того, что свойст-

венно демократической революции. Были ликвидированы многие

аскриптивные компоненты старого общества: немедленно отме-

нена монархия; устранена аристократия как статусная группа, бо-

лее тесно привязанная к трону, чем даже во Франции; в течение

значительного времени дети буржуазии и аристократии подверга-

'' CM.: Gei'schenkron A. Problems and patterns of Russian economic development//

The transformation of Russian society/LLd. by C.E.Black. Cambridge (Mass.): Harvard

Univ. Press. 1960.

лись такой систематической дискриминации, что в конце концов

в стране сложился новый <высший класс>^.

Отождествление русской церкви с царским режимом было пол-

нее, чем где-либо в Западной Европе. В своем радикальном анти-

клерикализме коммунистический режим следовал Французской

революции и зашел в этом дальше, чем это случилось в любой

некоммунистической стране. Прежняя позиция церкви была

подорвана, а терпимость в отношении организованной рели-

гии весьма ограничена. Марксизм-ленинизм обрел, однако,

полурелигиозный статус, что препятствовало становлению рели-

гиозного плюрализма.

Индустриализация значительно сократила масштабы локаль-

ной замкнутости и партикуляризма. Произошло значительное раз-

витие городов, системы образования, возросла географическая и

социальная мобильность, хотя свобода передвижения и смены ра-

бочих мест оставалась относительно ограниченной".

Эти процессы указывают на сдвиг в сторону развития в социе-

тальном сообществе гражданского комплекса. На определенных

уровнях советская система культивировала универсалистские стан-

дарты и стремилась к полному включению всех своих граждан в

жизнь общества как через всеобщее образование, так и через насаж-

дение в умах государственной идеологии. Советская политическая

система даже еще в большей степени, чем Французская революция,

стояла перед дилеммой жесткого контроля партии и государства, с

одной стороны, и максимизации свободы, декларируемой идеалом

<отмирания государства>, - с другой. Проблема эта свойственна

социальным институтам, занимающим промежуточное положение

между верховной властью и народными массами.

Многие из институтов, с которыми боролась, хотя и в разной

степени, Коммунистическая партия, снова стали довольно откры-

то признаваться. Один из них - это дифференциация в оплате

труда, отражающая, как и в других обществах, разницу в компе-

тентности и ответственности. Другой - семья. После того как раз-

вод можно было получить по первой просьбе, настал период, ког-

да добиться его стало труднее, чем в большинстве капиталистичес-

ких обществ". Индивидам и семьям было разрешено иметь неко-

* Fainsod М. How Russia is ruled. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. l'rcss. 1963.

" InkelesA.. Bauer R.A. The Soviet citizen. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press,

1959.

^ CM.: Geiger K. The family in Soviet Russia. Cambridge (Mass.): Harvard Univ.

Press. 1969.

166

торые личные финансовые ресурсы в виде сберегательных счетов

и т.п.^ Точно так же, при всех имевшихся ограничениях, значи-

тельней стала независимость судебных органов от административ-

ных властей". Хотя все эти институты сегодня признаны, все еще

остается сомнение относительно их влиятельности и автономнос-

ти, например в отношении родительского контроля за детьми.

Главным же вопросом всегда был вопрос государственного уп-

равления экономикой. В сталинское время пятилетних планов,

подготовки к войне и войны концентрация власти достигла край-

них пределов. Это была эпоха политического тоталитаризма и <ко-

мандной экономики>^. Экономическое развитие носило до мель-

чайших деталей экстраординарный характер, но, как показала Боль-

шая Чистка конца 30-х годов, его сопровождала жестокая полити-

ческая напряженность, следствием чего стал кризис <десталиниза-

ции> середины 50-х годов.

Командная экономика подавила или резко ограничила многие

из главных механизмов, действующих в других индустриальных

экономиках, наиболее наглядно - деньги и рынки'". Вместо рын-

ка была создана система иерархических решений. Директора пред-

приятий проводили в жизнь распоряжения центральных плано-

вых органов, используя материалы и рабочую силу, выделяемые

им другими, управляемыми также из центра организациями". В

результате такой радикальной централизации появлялись много-

численные трудности, и советская власть пыталась ограничить ее,

не подвергая опасности социалистические принципы. Распреде-

ление рабочей силы было особо уязвимым местом, поскольку

политика прямого командования слишком резко ограничивала

индивидуальную свободу. Советская практика сегодня далеко

отошла от полувоенного образца - приказного прикрепления

людей к определенной работе. Такая же в основе своей проблема

характерна и для потребления. Хотя советские плановики часто

высмеивали капиталистический <суверенитет потребителя>, они

все чаще сталкиваются с необходимостью строить свои производ-

ственные планы с учетом того, что потребители считают по мень-

' CM.: InkelesA., Bauer R.A. Op. cit.

^ CM.: Bei'man H.J. Justice in the LJ.S.S.R. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press.

1963.

" CM.: GrossmanG. The structure and organization of the Soviet cconoiny//Slavic

Review. 1962. Vol. 21. June. P. 203-222.

"'CM.: GrossmanG. Economic systems. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall. 1967.

" BerlinerJ.S. Factory and manager in the LJ.S.S.R. Cambridge (Mass.): Harvard

Univ. Press, 1957.

167

шей мере приемлемым. Особенно это стало заметно после недав-

него роста потребительских доходов^, который можно рассматри-

вать как начало фазы, называемой У.Ростоу <массовым потребле-

нием>^.

Вероятно, самой серьезной проблемой остается демаркацион-

ная линия между правами государства и гражданина. С точки зре-

ния западных ценностей на тоталитарном этапе, символизируе-

мом террором и тайной полицией, отрицались <права граждан> на

защиту о/и государства^. После смерти Сталина давление государ-

ства значительно ослабло, хотя остается неопределенным, насколько

прочно укоренились в обществе гражданские права. В соответст-

вии с идеологией провозглашалось, что с приходом коммунизма

наступит пора почти неограниченных индивидуальных свобод, но

неясно, как это собирались осуществлять на практике.

Хотя в Советским Союзе институционализировано избиратель-

ное право, в его рамках допускался только выбор по принципу

<да-нет> и пресекалась любая организованная оппозиция теми,

в чьих руках находится власть. Но пусть эта система и не предо-

ставила рядовому гражданину реального выбора в отношении

проводимого политического курса, тем не менее она действи-

тельно уже отличалась от старой европейской <легитимности>,

при которой индивиды рассматривались как подданные своих мо-

нархов^.

Из этих начинаний может развиться политический компонент

гражданства, более похожий на общеевропейские образцы. Ста-

линский тип диктатуры, по всей вероятности, уже не повторит-

ся. По крайней мере, судя по всему, ныне нельзя уже править

без утверждения Центральным Комитетом Коммунистической

партии важных политических решений, с существованием ЦК

уже нельзя не считаться и им нельзя манипулировать, как это было

при Сталине. Эта система способна эволюционировать к чему-то,

примерно соответствующему английской парламентской системе

XVIII в.

Социальный компонент советского типа гражданства развит

высоко. Несмотря на то что он сосредоточен в структурах по сво-

"- Goidmon M.I. The Soviet economy. Englewood Cliffs (N.J.): l'i'entice-Hall, 1968.

'' Roslow W.W. The stages of economic growth. Cambridge (M.i^s.): Harvard Univ.

Press, 1954.

'" Moore B. (jr.) Terror and progress: LJ.S.S.R. Cambridge (Mass.): Harvard Univ.

Press. 1954.

" CM.: Inkeles A. Public opinion in Soviet Russia. Cambridge (Mass.): Harvard

Univ. Press. 1954.

168

им характеристикам гораздо более иерархических, бюрократичес-

ких и авторитарных, чем в основных западных обществах, по нему

все же можно судить, как далеко ушел Советский Союз от абсолю-

тизма XVII в.^

В самой диктатуре Коммунистической партии заключены ис-

точники нестабильности. Партия и, следовательно, ее руководство

са^оназначены. Ближайшей параллелью, видимо, могут служить

<святые> в политических образованиях кальвинистов, включая ран-

нюю Новую Англию. Во всех этих случаях легитимизирующая куль-

турная традиция не предоставляла универсального критерия, оп-

ределяющего, кого полагается считать элитой. Советская система

не признавала легитимизацию по рождению - этого классическо-

го стабилизатора аристократических систем. В той мере, в какой

партия преуспеет в воспитании всего населения в духе добропоря-

дочного социализма, в стране будет нарастать давление в сторону

демократизации, подобное тому, какое развилось в западных по-

литических системах и в протестантизме, когда ставился вопрос о

ликвидации особого статуса избранных.

Таким образом, реально предположить, что процессы демо-

кратической революции в Советском Союзе еще не достигли точ-

ки равновесия, а дальнейшее развитие вполне может пойти в ос-

новных чертах по пути образования одного из западных типов де-

мократического государства, с ответственностью перед электора-

том, а не перед самоназначенной партией.

Перед революцией формальное образование всех уровней было

доступно в России лишь относительно небольшому меньшинству.

Одно из первых великих советских достижений было связано с

внедрением массового образования. В результате советский народ

сегодня является одним из самых широко образованных в мире.

Быстрее, чем почти в любой другой стране, за исключением Со-

единенных Штатов и Канады, происходило здесь повышение уров-

ня образования от начального к высшему. Особый упор делался на

естественные науки и технику, во многом из-за стремления к бы-

строй индустриализации и по военным соображениям, а также по

причине их относительной идеологической безопасности. В выс-

шем образовании насаждение официальной идеологии занимало

исключительное место и в значительной мере определяло содер-

жание и форму гуманитарных и социальных наук. В нынешних

выражениях недовольства режимом ведущая роль принадлежит

" Inkeles A.. Bauer R.A. Ор. cit.

литературно-художественной интеллигенции, которая подвергается

серьезным репрессивным мерам.

Научные исследования в Советском Союзе сосредоточены в

Академиях наук, существующих отдельно от университетов. Свя-

занной с этим организационной особенностью является то, что

контроль за подготовкой специалистов осуществляется не столько

университетами, сколько соответствующими министерствами. На-

пример, медицинские институты подчиняются Министерству здра-

воохранения, а не Министерству образования. Вполне вероятно,

что основные причины такого организационного устройства но-

сят политический характер. Академическая система ограждает ис-

следовательскую работу от <публичных> секторов общества, обес-

печивая исследователям большую свободу, чем была бы у них. если

бы их работа имела более широкий общественный резонанс и тем

самым находилась под непосредственным контролем обществен-

ности.

С установлением после второй мировой войны новых комму-

нистических режимов в Восточной Европе и затем в Китае закон-

чился этап <социализма в одной стране>. Европейские социалис-

тические общества создали против западных некоммунистических

влияний не <железный занавес>, а некую весьма проницаемую гра-

ницу. Эта проницаемость, наряду с такими каналами, как радио-

вещание, публикации и взаимные посещения, воздействовала на

советскую систему существенным образом.

До второй мировой войны пограничные страны в целом были

более <европейскими>, чем Россия. И нет ничего удивительного в

том, что они, хотя в различной степени и спорадически, обнару-

живали более сильные устремления к либерализации (в западном

варианте). Несмотря на то что Советы время от времени прибега-

ли к жестким мерам для подавления движений за автономию в

Восточной Европе, как это было в Венгрии в 1956г. и в Чехослова-

кии в 1968г., в долгосрочном плане воздействие всего этого на

саму советскую систему, вероятнее всего, будет способствовать ее

либерализации, хотя это и нельзя утверждать со всей определен-

ностью. В некоторых отношениях цена, которую Советский Союз

платит за поддержание своей <империи>, сходна с той, что многие

капиталистические державы платят, чтобы справиться с движе-

ниями за независимость в своих бывших колониях.

Коммунистический Китай бросил первый серьезный вызов

советскому главенству в <мировом> коммунистическом движении,

породив серьезную напряженность, которую мало кто мог ожи-

дать несколько лет тому назад. Этот вызов может подтолкнуть

Советский Союз к каким-то договоренностям с Западом, правда в

170

противоположном направлении здесь действуют обязательства по

поддержанию единства в коммунистическом движении.

На первом послесталинском этапе советского коммунизма Хру-

щев ввел формулу мирного сосуществования, поразительно напо-

минающую формулу cuius regio, eilis religio, которая покончила с

религиозными войнами. Она также представляла собой выраже-

ние отрицательной терпимости: с иностранным идеологическим

противником не предполагалось больше бороться силой, однако

не допускались какие-либо уступки в отношении легитимности

его идеологической позиции. Возможно, несмотря на то что Аме-

рика завязла во Вьетнаме, <горячая> фаза холодной войны близит-

ся к концу. Но если только параллель с исторической ситуацией в

религии верна, то <мирное сосуществование> не является устой-

чивой позицией. По всей вероятности, развитие продолжится в

том направлении, чтобы через многие превратности прийти к идео-

логически более <экуменической> ситуации.

<НОВАЯ ЕВРОПА>"

В европейской части современной системы обществ происхо-

дили бурные события - две мировых войны, первая из которых

породила русскую революцию и фашистские движения, а вторая

подписала приговор <имперскому> статусу европейских держав и

передала лидерство Соединенным Штатам и Советскому Союзу.

Если определять главную линию развития Европы одним сло-

вом, может быть, самым подходящим будет слово <американиза-

ция>. Этот термин часто употребляется европейскими интеллекту-

алами в уничижительном смысле. Мы надеемся, что постепенно

произойдет освобождение от этой эмоциональной оценки, а так-

же от самой постановки вопроса о том, насколько перемены в

Европе обязаны американскому <влиянию> и насколько собствен-

ному развитию, хотя последнее несомненно имеет существенное

значение. В определенных отношениях идеологическая реакция

на <американизацию> сродни контрреформации или консерватив-

ному союзу против последствий Французской революции. Рефор-

мация, демократическая революция и, думается, <американизация>

наравне с ними - все это процессы необратимых перемен в запад-

ном обществе, рассмотренном как единое целое.

" Общее обсуждение этоп темы см.: А не>' Eiirope"/Ed. by S.R. Gr:iiibard. Bos-

ton: Holialiton Mifflin. 1964.

После 1870 г. континентальный центр тяжести переместился

во Францию и ноную Германию. Несмотря на острые конфликты

между этими странами, вместе они составляли главный базис для

воспроизводства образца в нарождающейся <новой Европе> пли в

современной системе как целом, хотя после второй мировой вой-

ны этот базис расширился за счет Северной Италии. Новый севе-

роцентральный регион имел смешанный религиозный состав. На-

личие противоборствующих сил, подобных <Kliltui'karnpf> в Гер-

мании и клерикалам и антиклерикалам во Франции, не помешало

дальнейшему развитию религиозного плюрализма, которому спо-

собствовало и ослабление папства в Италии с ее в основе своей

светским государством.

Франция, бывшая изначально эпицентром демократической

революции, отстала в промышленном отношении; большая доля

ее рабочей силы по-прежнему занята в сельском хозяйстве и мел-

ком предпринимательстве. Остаются заметными такие аскриптив-

ные компоненты, как регион проживания, статусы аристократа,

буржуа, рабочего и крестьянина. Франция и близко не подошла к

той неаскриптивной интеграции социетального общества, которая

получила наибольшее развитие в Соединенных Штатах^. Система

высшего и среднего образования второго уровня (lycees) была до

последнего времени нацелена на гуманитарное образование очень

малочисленной элиты, рекрутируемой главным образом из выс-

шей буржуазии.

Голлизм, вероятно, можно рассматривать в качестве мягкого

функционального эквивалента нацистского движения. В нем под-

черкивался национализм, отчасти как компенсация за унижение

1940 г. и утрату французской колониальной империи. Этот режим

был экономически консервативным, особенно в том, что касалось

озабоченности международным финансовым положением Фран-

ции. Но процессы экономической стабилизации и оживления после

затяжной инфляции, длившейся в течение жизни целого поколе-

ния, принесли с собой новые виды неравенства. Прежде всего,

рабочий класс не получил справедливой доли в растущем нацио-

нальном доходе.

По сравнению с Францией Германия перед второй мировой вой-

ной быстро индустриализировалась. Эта скорость, однако, создавала

колоссальное напряжение в ее плохо интегрированном социеталь-

ном сообществе, расколотом по религиозным, региональным и иным

" CM.: Hoffniailii S. et al. In search of France. Cambridge (Mass.): Harvard Univ.

Press. 1963.

признакам'". Хотя Германия была пионером в области социального

обеспечения, центром профсоюзного и социалистического движе-

ний, демократическая революция в ней протекала медленно, а воз-

можности получения высшего образования были ограниченными.

Система социальной стратификации сохраняла многие старые эле-

менты аскриптивного неравенства и многообразия. Эти факторы в

сочетании с поражением в первой мировой войне, внезапной, но

неустойчивой политической демократизацией и усилением совет-

ского коммунизма создали условия для прорыва нацизма.

Самым важным источником напряженности, вызвавшим к жиз-

ни нацизм, было не соперничество великих держав, а внутренняя

структура немецкого социетального сообщества, что проявилось в

выборе евреев на роль главного негативного символа, в стремле-

нии собрать в единую нацию всех этнических германцев и в ожес-

точенном национализме. Антисемитизм также указывает на то, что

центральными точками напряженности социетального общества

были экономика и система занятости: еврей стал символом опас-

ного и беззастенчивого конкурента, которому нельзя доверять,

поскольку он не <принадлежит> к национально-этническому об-

ществу. Фактически, такой же смысл имело и присущее немецкой

социальной мысли, начиная с Х1Хв., увлечение идеями о преиму-

ществах GenieinschafV".

Нацистское движение, даже при всей его колоссальной моби-

лизации государственной мощи, было острой социально-полити-

ческой смутой, а не источником будущих структурных образцов^,

хотя оно, возможно, и внесло свой вклад в послевоенную интегра-

цию немецкого социетального сообщества.

'" См.: Байт R. Values and uneven political development in Imperial Germany/

Unpubl. doctoral dissertation. Harvard University. 1967.

^ CM.: Parsons T. Democracy and social structure in pre-nazi Ссгтлпу//Parsons T.

Essays in sociological theory. N.Y.: Free Press. 1954. Об отношениях между антисе-

митизмом и антикоммунизмом см.: Social strains in Annerica//Striicture and process

in modern societies. N.Y.: Free Press, 1960: Full citizenship for the Negro Arncrican"/

/The Negro American/Ed, by T. Parsons. K. Clark. Boston: Hougliton-Mifflin. 1966.

Последние две статьи перепечатаны в: Politics and social structure. N.Y.: Free Press,

1969.

^ Протипоподожная интерпретация за посдедние тридцать дет предстаидена

во множестве работ, посвященных соипадьнои критике. Перечислим несколько

самых гдавны.х: Fi'omin Ь. Escape from freedom. N.Y.: Holt. 1941. \фро.\1м '-). Бегство

от свободы. М.: Прогресс. 1990.1: Arcudi И. The origins oftotalitarianism. N.Y.: Me-

ridian. 1938. \Аречдт X. Истоки тотадитаризма. М.: иснтрком, 1996.1: Voegelin Ь.

The new science ofpolitics. Chicago: Liniv. of Chicago Press. 1952. Особенно интсрес-

Hbiii подход к проблеме содержится и кн.: Митч.' В. (//'.) Social origins ofdict:itorship

and democracv. Boston: Beacon. 1966.

Несмотря на то что политическая интеграция любого крупно-

масштабного и меняющегося общества всегда может быть только

частичной, представляется все же, что Франция и Германия испы-

тали большую политическую (как внутреннюю, так и внешнюю)

нестабильность, чем другие страны, особенно те, что мы рассмат-

риваем как выполняющие в современной системе <интегративную>

роль. Со времен революции Франция имела три монархических и

пять республиканских режимов. Новая демократическая система,

установившаяся в Германии после первой мировой войны, всего

через пятнадцать лет уступила место нацизму. Даже если отвлечь-

ся от раздела Германии, ее нынешняя стабильность несколько

шатка, хотя прямое возрождение нацизма представляется малове-

роятным.

Франко-германские отношения находились в центре междуна-

родных споров, в результате которых были развязаны обе мировые

войны. Движение за объединенную Европу хотя и встретило се-

рьезные препятствия после прихода к власти де Голля, может по-

мочь стабилизировать ситуацию, особенно учитывая наличие та-

кой экономической базы, как Общий рынок. Стабилизации может

помочь более чем двадцатилетнее существование ООН и то обсто-

ятельство, что отношения Восток-Запад постепенно смягчаются.

Во Франции", но также в Германии и Италии важен особый

статус <интеллектуалов>. Эти страны являются, по-видимому, сре-

доточием великого наследия европейской интеллектуальной куль-

туры. Исторически это наследие было тесно связано с аристокра-

тией и церковью, и упадок этих институтов способствовал выдви-

жению интеллектуалов.

В противоположность Соединенным Штатам, европейский

академический мир гораздо менее тяготел к профессионализации,

вобрав в себя меньшее число интеллектуальных функций, зани-

маясь, например, <гуманистическими писаниями>. Несмотря на

древность своих традиций, интеллектуалы представляют собой

менее дифференцированную группу. Самые интеллектуальные,

в строгом смысле этого слова, дисциплины тесно связаны с ху-

дожественным творчеством: <богемное> общество есть своего

рода эмансипированная элита, разделяющая с аристократией

презрение ко всему <буржуазному>. Особое внимание к высокой

культуре, свойственное Франции и Германии, и служит одним из

основных доводов в пользу того, чтобы считать эти страны цент-

" CM.: Crofier М. The cultural revolution: Notes on the changes in the intellectual

climate in France//A new Elirope''/Ed. by S. R.. Giaubard.

174

ром сохранения и воспроизводства образца в системе современ-

ных европейских обществ, несмотря на их политическую неста-

бильность.

Старый <южный пояс> довольно сильно ослаб. Испания, столк-

нувшись с внутренними трудностями, попала в изоляцию и стала

первой из великих колониальных держав, растерявшей основную

часть своей империи. Подъем бисмарковской Германии ослабил

Австрийскую империю, которая рухнула после первой мировой

войны. Италия объединилась сто лет назад, но так и не стала пер-

воразрядной державой.

Северо-западный угол старой европейской системы, сегодня

включающий Великобританию, Голландию и Скандинавию, но не

Францию, играет в современной системе главным образом <интег-

ративную> роль. Сюда, несмотря на остроту внутренних этнолин-

гвистических противоречий, может быть включена Бельгия, а так-

же Швейцария^. Интегративные общества имеют зрелые и срав-

нительно устойчивые демократические политические институты и

хорошо организованные партийные системы". Фашистские дви-

жения в этих странах большого успеха не имели.

Хотя эти общества и различаются по тому, следуют ли они

традиции гражданского или обычного права, всех их характеризу-

ет наличие прочных правовых систем, довольно независимых от

политических давлений. Все они имеют твердые традиции граж-

данских свобод, и ни в одной из них комплекс законов, регулиру-

ющих собственность и контрактные отношения, не испытал се-

рьезного подрывного воздействия радикально-социалистической

политики. Все страны, кроме Бельгии, находятся в условиях отно-

сительной этнической и языковой однородности.

В этих странах имеется также высокоразвитое <государство

всеобщего благосостояния>, в котором социальное обеспече-

ние и другие способы перераспределения благ повышают соци-

альную защищенность особо низкодоходных групп населения.

Развитию в этом направлении содействовали социал-демократи-

ческие партии, которые в целом размежевались с коммунистичес-

ким движением и пользуются широкой поддержкой (часто даже

"' В <ннтегративную> категорию могут быть также вьючены Канала и Ав-

стралия. Об их отличиях от Соединенных Штатов см.: Lipset S.M. The first new

nation. N.Y.: Basic Books, 1965. Сегодняшняя Австрия, кажется, больше относится

к подсистеме воспроизводства образца.

'* Относящиеся к этой проблеме материалы см.: Cleavage structures, party systems

and voter alignment/Ed, by S.M.Lipset, S.Rokkan. N.Y.: Free Press. 1967, Political

opposition in Western democracies/Ed, by R.Dahl. New Haven: Yale Univ. Press, 1966.

большинства) избирателей. Влияние социализма больше сказалось

в политике социальной помощи, чем в обобществлении средств

производства.

Социальное и культурное развитие этих стран отражает их срав-

нительное богатство и опирается на мощную индустриальную эко-

номику в Англии и Швеции и в большей степени ориентирован-

ную на торговлю экономику в Голландии. Если сравнивать темпы

экономического роста Англии с Германией и Соединенными Шта-

тами, можно видеть замедление роста в этой стране в конце XIX в.

Кроме того, сильная зависимость английской экономики от

внешней торговли, а также изменение ее политического поло-

жения в мире создали с тех пор дополнительные трудности. Веро-

ятно, английская экономика будет скоро инкорпорирована в Об-

щий рынок.

Стратификационное устройство интегративных обществ носит

в определенном смысле промежуточный характер. Что касается

относительного благосостояния, то в интегративных обществах

оказывается помощь и поддержка группам населения с низким

доходом и низким статусом более, чем где-либо еще, кроме разви-

тых социалистических. В отличие от американского и советского

обществ, в обществах этого типа, особенно в Великобритании,

аристократические элементы по-прежнему допускаются к участию

в определении характера <режима>. Либерализация условий для

социальной мобильности, особенно английский закон об образо-

вании 1944 г., подменяет собой столь характерные для Соединен-

ных Штатов широкую статусную дифференциацию и массовое

повышение уровня образования". Тем не менее стратификацион-

ная модель этих стран, по всей вероятности, начала сближаться с

американской. В Швеции также сохраняются определенные эле-

менты аристократических привилегий, несколько напоминающих

те, что существуют в Германии.

Повсеместно в обществах современного типа основная тенден-

ция состоит в том, чтобы определять <классовую> принадлежность

максимально широким образом, что, однако, трудно примирить с

различиями в доходах, жизненных стилях и символах, с неравен-

ством в обладании политической властью. Американская система

стратификации строится вокруг понятия среднего класса. Пози-

ция <высшего класса> относительно непопулярна и непрочна. Там,

где он сохранился, он все больше понимается как <властвующая

^ CM.: Marshall Т.Н. Class, citizenship and social development. N.Y.: Anchor.

1965.

176

элита>. В то же время все меньше людей можно отнести к рабоче-

му классу в классическом смысле этого слова - остаются лишь

<бедняки>. В Советском Союзе все уважаемые люди, включая ди-

ректоров предприятий, ученых, правительственных чиновников и

разнообразных интеллектуалов (<интеллигенцию>), считаются чле-

нами <рабочего класса>*. Другие сегменты системы современных

обществ сохранили, хотя и под разными прикрытиями, больше

элементов традиционной <капиталистической> двухклассовой сис-

темы. Однако практически повсюду в современной системе про-

исходят стремительные перемены в характере классовых и статус-

ных отношений.

Хотя промышленная и демократическая революции в <но-

вой Европе> все еще представляют собой действенные силы,

вероятно, самым важным направлением развития является ре-

волюция в образовании. По существу, условия для нее сформи-

ровались еще в старой Европе, в их числе были европейская

культурная традиция и введение поначалу в обществах крупно-

го масштаба (в Германии) всеобщего образования (Англия в

этом отношении оставалась позади)^. По сравнению с Соеди-

ненными Штатами и Советским Союзом общества, определяю-

щими функциями которых являются интеграция и сохранение

образца, оказались более <консервативными> в плане образова-

тельной революции, но теперь они в нее втягиваются. Эта тен-

денция будет способствовать росту <меритократии> и поставит

на повестку дня проблему уравновешивания технического зна-

ния и <гуманистического воспитания> в высшем образовании.

Великие гуманистические традиции ведущих европейских стран

станут частью культурного багажа всех современных <образо-

ванных> классов. Подобные <вливания>, вероятно, помогут из-

бавиться от искривлений, связанных с нынешним культурным

<американизмом>.

Практически везде в современной системе, и в социалистичес-

ких, и в капиталистических обществах, произошли студенческие

* Эта точка зрения Т. Парсонса спорная, но отражает объективные трудности,

создаваемые принятой в советском обществоведении системой социальной стра-

тификации. в которой утверждалось существование двух основных классов - ра-

бочих и крестьян и интеллигенции как прослойки между ними. Вопрос о классо-

вой принадлежности упомянутых Парсонсом категорий населения оставался не-

решенным. - Прим. ред.

" Landes D. Technological change and development in Western Europe, 1750-

1914//The industrial revolution and after/Ed, by H.J.Habakklik, M.Postan. Cambrid-

ge (Eng.): Cambridge Univ. Press. 1965. Vol. 6.

177

12-1438

волнения". Они явились следствием расширения демократичес-

кой и образовательной революций, а равно и некоторых возмож-

ностей, предоставляемых обществу промышленной революцией (на-

пример, экономические средства для поддержки массового выс-

шего образования и достаточный спрос на людей с высшим обра-

зованием в системе занятости).

Вопрос о статусе студента в академической системе относи-

тельно не отрегулирован, и существуют поразительные параллели

между сегодняшними студенческими движениями и рабочим дви-

жением XIX в. В академической системе студенты занимают низ-

шие позиции на шкале престижа и участия в управлении. К тому

же родители многих студентов не имели высшего образования^,

что позволяет провести параллель между студенчеством и инду-

стриальными рабочими, мигрировавшими из сельской местности.

И то и другое движения характеризовались демократической идео-

логией с сильным утопическим оттенком. Крайние требования

студентов сосредоточиваются на установлении по-настоящему де-

мократического управления университетами, при котором каждый

студент участвовал бы в управлении наравне с профессором. По-

хоже, что студенческое движение уже раскалывается на радикаль-

ное крыло и умеренное, как это было с рабочим движением. Кро-

ме того, студенческая активность, как и рабочая, может иметь бо-

лее широкие сферы приложения - саму академическую систему и

общественную политику в целом.

Конечно, у этой параллели есть свои пределы. Статус студента,

в отличие от рабочего, - временный статус. Далее, различие

между рабочими и <капиталистами> основывалось на унаследо-

ванном классовом положении, различие же между преподава-

телями и администрацией, с одной стороны, и студентами, с

другой, таковым не является. Как бы то ни было, студенческие

волнения явным образом связаны с новым уровнем массового выс-

шего образования.

" Студенческие движения и волнения внушительно проявились также в ряде

обществ, которые мы бы отнесли не к современным, а к <модернизующимся>.

Самая ранняя, как кажется, волна прокатилась по Латинской Америке, за iicii

последовали другие волны, например в Индии и Индонезии. Как в эти рамки

вписывается движение <красных охранников> (хунвэНбинов) в Китае, остается

неясным. В любом случае наша задача - отметить общность этого явления для

всех обществ, которые относительно современны по нашим критериям.

" Meyerson М. The ethos of the American college stiident//Daedaliis. 1966. Sum-

mer. P. 713-739.

178

МОДЕРНИЗАЦИЯ НЕЗАПАДНЫХ ОБЩЕСТВ

Как Соединенные Штаты, так и Советский Союз имеют в ос-

нове своей европейские культурные традиции и веками тесно вза-

имодействовали с Европой. Но теперь современная система рас-

ширилась за пределы <западного> культурного ареала^. Начиная с

XV-XVI вв. европейское влияние через торговлю, миссионерство,

переселение и захват колоний распространилось фактически на

весь остальной мир.

Япония, однако, модернизовалась без европейской культуры

или европейского населения. Добровольная изоляция от Запада и

от континентальной Азии в течение двух с половиной веков была

вызвана по преимуществу защитной реакцией, особенно при ре-

жиме Токугавы, такой же смысл имели и первые шаги по модер-

низации страны после признания невозможности дальнейшей изо-

ляции. Вначале страна избрала вариант модернизации, свойствен-

ный больше восточному региону европейской системы, чем анг-

ло-американскому. Императорская Япония Мэйдзи разработала

свою конституцию по образцу имперской Германии'", гарантируя

специальные конституционные привилегии военным и учредив

централизованную национальную систему образования. Режим хотя

и не поддерживал прямо, но терпимо относился к сосредоточению

экономической власти в руках монополий дзайбацу.

Избирательное заимствование восточно-европейских институ-

циональных моделей точно отвечало японской специфике. Соци-

альная структура периода династии Токугавы в целом строилась

вокруг коллективного целедостижения^. Хотя в определенных слу-

чаях она была <феодально> децентрализована, но в то же время

организована по иерархическому принципу, и человеческие ре-

сурсы можно было легко мобилизовать как в территориальных

владениях феодалов, так и через их родовую структуру.

В Японии, таким образом, по крайней мере потенциально, име-

лись первичные условия для создания интегрированной полити-

ческой системы, что стало основным направлением модернизации

страны после <революции> Мэйдзи. Сопоставимых институцио-

нальных ресурсов не существовало, например, в Китае или Ин-

" Более развернутое общее введение в эту проблему с позиций, аналогичных

изложенным здесь, см.: Einsensiadl S.iV. Modernization: Protest and change. Engle-

wood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall. 1966.

" CM.: Benclix R. Nation building and citizenship.N.Y.: Wiley, 1964.

" CM.: Bellah R. Tokuaawa reliaion. N.Y.: Free Press, 1957.

дии". В отношении азиатского <приграничья> и потребностей ус-

коренной модернизации Японию можно сравнить с Пруссией и

позже с Советским Союзом, где власть центрального правительст-

ва также была сильна. Режим Токугавы был ориентирован, по-

видимому, на удержание всех <феодальных> подразделений стра-

ны в состоянии статического равновесия, что, однако, делало шат-

ким некоторые из внутренних структур. Правление Мэйдзи, ори-

ентированное на международные связи, объединило эти подразде-

ления на национально-государственной основе.

Несмотря на <притертость> самобытных и заимствованных эле-

ментов, модернизация создавала и очаги острой напряженности, в

первую очередь в развитии официально патримониальной бюро-

кратической организации в правительстве и бизнесе. Эти очаги,

вероятно, послужили главным источником тяготения Японии к

фашизму после первой мировой войны. Ситуация в чем-то напо-

минала ситуацию в Германии этого же периода". Несмотря на

важные различия между этими двумя обществами, парламентаризм

и связанные с ним структуры в Японии оказались подвержены

такому же сильному давлению, как и аналогичные им институты в

Германии. Оба государства, спровоцированные <вакуумом влас-

ти>, встали на путь военной экспансии.

Присоединение Японии к <оси Берлин-Рим> во время второй

мировой войны и ее поражение означали новый поворотный пункт

в истории страны. В условиях американской оккупации и в каче-

стве американского союзника Япония порвала со своим близким

полуфашистским прошлым и создала демократический парламент-

ский режим. Несмотря на существование сильного национального

социалистическо-коммунистического движения, она в целом под-

держала <свободные> демократические государства в холодной вой-

не. Страна пошла по пути дальнейшей индустриализации и мо-

дернизации, включая регулирование роста народонаселения. Япон-

ское сельское хозяйспю модернизовалось на основе системы се-

мейных ферм, делающей ненужной коллективизацию, и в этом

Япония не отличается от Соединенных Штатов, Великобритании

и все более приближается к образцам Западной Европы.

Несмотря на значительные достижения Японии в модерниза-

ции, особенности ее модели с трудом поддаются оценке. В самом

''' CM.: Parsons Т. Societies: Evolutionary and comparative perspectives. Englewood

Cliffs (N.J.): Prentice-Hall. 1966.

" Mai'uyoina M. Thought and behavior in modern Japanese politics. L.: Oxford

Univ. Press, 1963.

180

деле, похоже, что Япония еще не <утряслась> до состояния ста-

бильности. Ее ранняя склонность к прусской модели коренилась в

особенностях местной социальной структуры и подпитывалась за

счет международного окружения, в котором можно было <пожи-

виться>, прибегнув к агрессивно-оборонительным и экспансио-

нистским действиям. После 1945 г. Япония решительно повернула

к адаптивно-интегративной функциональной модели. Будущий курс

Японии больше, чем у других индустриальных обществ, зависит

от ее международного положения, в частности от того, будет ли

она втянута в орбиту все увеличивающего свою мощь коммунис-

тического Китая. Либеральная адаптивно-интегративная модель

может прочно институционализироваться в Японии, но ей нет

нужды абсолютно точно копировать американскую модель, осо-

бенно в двух аспектах.

Во-первых, образец политической легитимизации, символизи-

руемой институтом императорской власти, обладает внутренне

присущей ему нестабильностью. В отличие от структуры высшей

власти в других современных обществах, в Японии она не искала

обоснования непосредственно в какой-нибудь великой историчес-

кой религии - христианстве, конфуцианстве, буддизме или в ка-

ком-то их побочном продукте вроде марксизма. Структура власти

в Японии покоится на историко-этническом базисе, не обладаю-

щем собственной внутренней обобщенной ориентацией, на осно-

ве которой можно было бы уверенно предсказывать вероятную тен-

денцию социального развития^. Последствия напряженностей, воз-

никающих в ходе рационализации, неизбежной в условиях совре-

менности, для Японии остаются неопределенными, хотя дело Мо-

жет идти и к становлению конституционной монархии англо-скан-

динавского типа. Во-вторых, у Японии нет твердо институциона-

лизированной правовой системы в западном смысле^. Даже в пос-

леднее время японские правовые институты кажутся гораздо сла-

бее, чем, скажем, в дореволюционной России. Острые конфликты

интересов, присущие быстрой модернизации, должны соответст-

венно сдерживаться во многом с помощью политических методов,

а не путем формального судопроизводства, а также с помощью

неформального регулирования, в определенной степени незави-

'* CM.: Eisensiacil S.N. The Melver lecture: Transformation of social, political and

cultural orders in rnodernization//Anierican Sociological Review. 1965. Vol. 30. October.

P. 659-673.

" Rabinowil^ R. W. Tlie Japanese lawer/UnplibI. doctoral dissertation. Harvard LJniv.,

1956.

симого от политики. Таким образом, политический процесс в Япо-

нии неизбежно и необычайно сильно отягощен бременем интег-

рации.

Эти соображения заставляют думать, что Япония менее других

современных обществ предрасположена к стабильности. И все же

эта страна, вне сомнения, проделала длинный путь в направлении

промышленной, демократической и образовательной революций

и являет собой первый значимый пример относительно полной

модернизации большого и совершенно незападного общества. Опыт

ее развития поэтому ставит множество самых общих вопросов о

будущем единой системы современных и становящихся современ-

ными обществ.

<Империалистическая> стадия во взаимоотношениях западных

обществ с остальным миром была переходной. Движение к модер-

низации сегодня охватило весь мир. В частности, элиты большин-

ства немодернизованных обществ воспринимают важнейшие цен-

ности современности, в основном ценности, касающиеся эконо-

мического развития, образования, политической независимости и

некоторых форм <демократии>. Хотя институционализация этих

ценностей остается и еще долго будет оставаться неравномерной и

чреватой конфликтами, стремление к модернизации в незападном

мире, вероятнее всего, не прервется. Ожидать какого-то ясного

исхода нынешнего постимпериалистического брожения придется

еще очень долго. Но бремя доказательства лежит на тех, кто ут-

верждают, что в течение следующих двух веков в той или иной

части мира произойдет консервация какого-то явно несовремен-

ного типа общества, хотя вариации внутри современного типа об-

щества, скорее всего, окажутся многообразными.

Перспективы успешной модернизации незападных обществ

представляют собой настолько сложный вопрос, которым занима-

лось такое множество специалистов, что лучше всего ограничить-

ся здесь лишь двумя замечаниями. Во-первых, упадок колониаль-

ных империй и жесткие границы внутри современной системы,

порожденные холодной войной, создали благоприятные условия

для возникновения блока, называемого <третьим миром>, в каче-

стве стабилизирующего фактора процесса мировой модернизации.

Он может стать классическим примером tertius gaudens. Во-вто-

рых, в той мере, в какой Япония достигнет успешной модерниза-

ции и стабилизации, утвердив себя преимущественно интегратив-

ным обществом, она сможет занять позицию первостепенной важ-

ности, став моделью для модернизующихся незападных обществ и

фактором, уравновешивающим различные силы в международных

делах.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Сложная проблема перспективы возникает, когда исследова-

ние (как в данной книге) охватывает несколько столетий, закан-

чиваясь обсуждением насущных сегодняшних проблем в общест-

вах, в жизни которых участвуют и автор, и его читатели. Эта про-

блема становится особенно явной при рассмотрении конфликтов

и напряженностей в последней части пятой главы и при выдвиже-

нии доводов в пользу особого внимания к американскому общест-

ву в начале шестой главы. В этих местах книги нагляднее, чем в

других, видны трудности объективного отбора проблем и явлений

из запутанного клубка текущих событий при неполноте информа-

ции о них, при существующем к тому же в соответствующих об-

ластях социальной науки значительном разбросе мнений, многие

из которых можно отнести к разряду <идеологических>.

Посему лучшая стратегия сохранения объективности заключа-

ется в стремлении к состыковке используемой в этом исследова-

нии теоретической схемы, заведомо компаративистской и эволю-

ционной, с предъявленными эмпирическими фактами, отобран-

ными для подтверждения теоретических толкований. Конечно,

важно не упускать из виду, что данное сочинение и предшествую-

щее ему' задумывались как единое целое. Чем продолжительнее

временной отрезок и шире диапазон сравнений, в рамках которых

подвергается эмпирической проверке такого рода аналитическая

схема, тем вероятнее, что выделяемые конкретные характеристи-

ки и тенденции развития окажутся как эмпирически, так и теоре-

тически значимыми.

Представляется, что эта перспектива в основном не выходит за

пределы веберовских взглядов как на общий характер социокуль-

турной эволюции, так и на природу современного общества. Од-

нако читатель, знакомый с работами М.Вебера, должен иметь в

' Parsons Т. Societies: Evolutionary and comparative perspectives. Englewood Cliffs

(N.J.): Prentice-Hall, 1966.

виду, что эта книга не является просто попыткой <осовременить

Вебера>; в ней имеются существенно иные акценты в интерпрета-

ции структур и тенденций. Подписался бы Вебер под этими рас-

суждениями, если бы прожил еще полвека и был знаком с общест-

венными событиями и научными достижениями этого периода,

мы, естественно, знать не можем. Но мы целиком согласны с Ве-

бером в том, что развитие того, что он называл западным общест-

вом, в современную эпоху обладает <универсальной> значимостью

для человеческой истории, а также с вытекающим из этого поло-

жения суждением, что развитие это носит не произвольный, а оп-

ределенным образом направленный характер.

Эта направленность представляет собой одну из трех составля-

ющих концепции о том, что современные общества образуют не-

кую единую систему. Вторая составляющая этой концепции - это

утверждение о едином происхождении современного типа обще-

ства, выдвинутое Вебером и более или менее пространно обсуж-

денное нами во Введении. Третья составляющая, а именно тот

смысл, в котором современная система предстает как дифферен-

цированная система (нескольких) обществ, нуждается, однако, в

дополнительном разъяснении.

Во второй главе мы обратили особое внимание на то, что уже в

феодальные времена европейская система была внутренне диффе-

ренцированной по функциональным направлениям. Эта диффе-

ренциация сильно продвинулась к XVII в. и вместе с расширени-

ем системы за ее первоначальные границы сохранилась до наших

дней. С определенной точки зрения более позднее развитие в этом

направлении - раздел между преимущественно католическими и

преимущественно протестантскими областями, между этнически

и лингвистически различающимися <нациями> и политически не-

зависимыми государствами - подразумевало <дезинтеграцию> сре-

дневекового единства западного христианского мира, существо-

вавшего под эгидой церкви и Священной Римской империи. Но

этот процесс не состоял в одной только дезинтеграции; для систе-

мы в целом он имел и позитивное значение. Такая дифференциа-

ция явилась одним из главных вкладов в способность системы не

только инициировать значительные эволюционные перемены, но

и создать условия для их институционализации. Несмотря на фраг-

ментацию, Запад в течение всего занимающего нас периода оста-

вался регионом с общей культурой, основанной на христианской

религиозной традиции и на основе того, что она наследовала от

Израиля и классической Греции, причем последнее приобрело

самостоятельное значение как через институциональное наследие

Рима, так и через воссоздание в эпоху Ренессанса. Будучи убеж-

184

денными в важности этого общего наследия, мы и посвятили ему

так много места в этой главе.

В этих общих рамках, включавших в себя еще очень частично

и не прочно институционализированный общий политический

порядок, выделенные нами инновации получали определенный

<резонанс> в тех частях системы, которые были отдалены от ос-

новной магистрали ее общего развития. Так, английское обычное

право можно связать не только с возрожденными традициями рим-

ского права в собственном наследии Англии, но и с традициями

протестантизма на континенте - в конце концов, Кальвин был

французом, а Лютер - немцем. Английское джентри можно пред-

ставить как разновидность более общих образцов европейской арис-

тократии, а экономическое развитие Англии и Голландии - как

продолжение развития Северной Италии и пояса вольных городов

вдоль Рейна. В культурной области характерны четко прослежи-

ваемые связи между итальянской наукой, представленной Г. Гали-

леем, и английской, представленной И. Ньютоном, а в филосо-

фии - между французом Р. Декартом, англичанином Т. Гоббсом

и нем-цем Г.В.Лейбницем.

В последней главе мы говорили об <американизации> Запал-

ной Европы в нынешнем столетии, являющейся еще одним при-

мером такого рода взаимодействия. Американское наследие явля-

ется, конечно, в основе своей европейским, хотя и не полностью и

в модифицированной форме. Но Соединенные Штаты остались

частью одной с Европой системы и со своей стороны оказали на

остальную ее часть влияние.

Конечно, здесь было достаточно конфликтов, <окраинного>

примитивизма и отставания некоторых устарелых частей системы

от передовых. Примером могут служить некоторые проявления

контрреформации, а также отдельные проявления английской и

французской <отсталости> в промышленной организации, если

сравнивать с Соединенными Штатами. И наоборот, вплоть до

нынешнего поколения многие культурные европейцы смотрели

на Соединенные Штаты как на какое-то в культурном отношении

неотесанное и провинциальное общество^.

' Можно привести пример из личноН биографии. Сорок лет назад я был сту-

дентом в Германии, и как-то на танцевадьном вечере молодая дама спросила меня.

почему я выбрал местом обучения Германию. Мои ответ, что мне интересно по-

знакомиться с немецкой (академическоп) культурен, она поняла так. будто <Bei

lhnen gibt es wolil keinc Wissenschaft->. jA.\ да. я вроде бы слышала, что у вас там

вообще нет никакой науки.) Такои взгляд даже тогда вызывал у меня возмущение,

сегодня же вряд ли кто-нибудь станет его серьезно отстаивать.

Напряженности и конфликты можно наблюдать как внутри

отдельных обществ, так и в отношениях между обществами, и здесь,

пожалуй, как раз кстати сказать о последних. Есть две общие при-

чины, почему напряженности и подспудные конфликты наиболее

наглядно проявляются в межгрупповых, а не во внутригрупповых

отношениях. Одна связана с тем, что солидарность внутри груп-

пы, включая сюда и <национальное> социетальное сообщество,

сильнее, чем данной группы с другими, ей подобными, отсюда

следует тенденция <переносить> конфликт в сферу межгрупповых

отношений. Другая причина состоит в том, что, почти по опреде-

лению, межгрупповой порядок институционализирован не так

прочно, как внутригрупповой порядок на соответствующих уров-

нях, ибо защитные механизмы против циклического нарастания

конфликта в первом случае слабее. В международной сфере, ко-

нечно, существует тенденция перерастания такой эскалации в вой-

ны, поскольку контроль над организованной силой здесь слабее

всего, и такая сила используется как предельный инструмент при-

нуждения. Вне всякого сомнения, история современных социе-

тальных систем есть история частых, если не непрерывных воен-

ных действий. Несмотря на то что система современных обществ

обладает определенными факторами самоограничения или, ско-

рее, встроенными в нее смягчающими конфликты факторами, слу-

чалось так, что войны носили чрезвычайно разрушительный ха-

рактер. Прежде всего это относится к религиозным войнам XVI и

XVII вв., к войнам периода Французской революции и наполео-

новского правления и к двум великим мировым войнам XX столе-

тия. Последующий период протекает под угрозой еще более страш-

ной ядерной войны. Поразительно то, что в той же самой системе

обществ, где совершились прослеженные нами эволюционные

процессы, существует столь высокая тяга к насилию, наиболее явно

проявляющаяся в войнах, но дающая себя знать и внутри обществ.

в том числе в виде революциий.

Эти факты не несовместимы с тем, что выглядит как прояв-

ляющаяся временами тенденция к сокращению насилия как во

внутренних, так и в международных делах-\ Нынешние широко

распространенные страхи перед неизбежной и роковой ядерной

катастрофой ставят вопросы, на которые невозможно дать уверен-

' CM.: Parsons Т. Order as a sociological problein//Tlie concept of order/Ed, by

P.G.Kuntz. Seattle: Univ. of Washington Press. 1968: ParsonsT. Some reflections on the

place of force in social proccss//lntcrnal war: Basic problems and approaches/F-d. by

H.Eckstein. N.Y.: Free Press. 1964.

186

ный объективный ответ. Наш взгляд довольно оптимистичен: на

уровне социетальной ответственности существует достаточно силь-

ная мотивация для отступления от теперешней тотальной конфрон-

тации (вероятно, разрешение кубинского кризиса 1962 г. может

проиллюстрировать это утверждение).

Можно сделать еще одно замечание. Дополнительным показа-

телем важности системы обществ служит то, что самые серьезные

конфликты происходят, как представляется, между теми членами

системы, которые далее всего расходятся по своим ролевым функ-

циям и ценностям внутри системы. Ясно, что Реформация и ее

последствия вызвали мощный раскол европейской системы, вклю-

чая серьезное осложнение франко-английских отношений вокруг

статуса династии Стюартов. Тем не менее оба <лагеря> - католи-

ческий и протестантский, вполне очевидно, оставались частью за-

падного христианского мира. Осложнения, последовавшие за Фран-

цузской революцией, носили в каких-то отношениях схожий ха-

рактер, как, впрочем, и осложнения периода холодной войны,

продолжающегося по сей день. Марксизм, даже в том виде, в ка-

ком он существует в Китае, является, таким образом, такой же

частью западного культурного наследия, какой в более ранний

период был протестантизм. Наличие такого типа конфликта ни в

коей мере не является доказательством того, что современная <сис-

тема> в нашем понимании не существует^ Широко распростра-

ненный пессимизм относительно выживания современного обще-

ства тесно связан с сомнениями, присущими главным образом

интеллектуалам, по поводу реальной жизнеспособности современ-

ных обществ и их морального права на выживание без их ради-

кального изменения. Действительно, часто утверждается, что со-

временное общество <целиком коррумпировано> и его можно очис-

тить только тотальной революцией, для которой оно созрело.

Основания для нашего скептического отношения к такой по-

зиции были изложены в конце пятой главы. Например, проис-

шедшее на самом деле в последнее столетие существенное прира-

щение в институционализации ценностей трудно совместить с

' Конфликты, связанные с так называемым империализмом, имеют несколь-

ко иной характер. Обычно они проистекают из появления в каких-то частях сис-

темы повышенной адаптивной политической способности, что. в свою очередь,

ведет к принятию на себя контроля над другими, менее развитыми единицами в

районах с <вакуумом власти>. Однако такой контроль пнституционализируется

обычно нс полностью и при нарушении равновесия сил может привести и движе-

ние силы сопротивления или создать услопия для <освободительных> движений.

диагнозом о почти повальной коррупции; хотя отчуждение, ко-

нечно, носит широкий и интенсивный характер и распространено

среди значимых групп, все же в современном обществе трудно

найти структурные предпосылки для какой-либо масштабной ре-

волюции. Например, трудно убедить кого-либо в том, что нынеш-

ние структурно закрепленные несправедливости хотя бы отдален-

но напоминают те, что более столетия назад были положены

К.. Марксом и Ф. Энгельсом в <Коммунистическом манифесте> в

основу оправдания грядущей пролетарской революции. Теперь, ук-

репленные, что называется, задним умом, мы не можем не впечат-

литься тем, что <революция> в ее классическом смысле не произо-

шла ни в одной индустриально развитой стране, а ограничилась

только относительно <слаборазвитыми> обществами (примером

которых, без всякого сомнения, может быть Россия 1917 г.) и теми,

что оказались под их военным владычеством (подобно Польше и

Чехословакии после 1945 г.).

Объяснение того, почему так настойчиво и часто в отношении

современных обществ звучат мнения, пропитанные <идеологичес-

ким пессимизмом>, предполагает постановку проблем, безусловно

выходящих за рамки этой небольшой книги". Здесь мы ограни-

чимся только тем, что обозначим достаточные основания для

сомнения в достоверности таких взглядов, с тем чтобы огра-

дить читателя от поспешных выводов, согласно которым глав-

ное направление современного развития на протяжении пос-

ледних нескольких веков якобы вдруг пришло к концу, и пото-

му перспектива, обрисованная в этой книге, а также в <Socie-

ties: Evolutionary and comparative perspective>, не имеет отноше-

ния к оценке будущих этапов. По нашему мнению, несмотря на

происходящие ныне крупные изменения, социолог XXI в. сможет

' Такой пессимизм, конечно, ни в коем случае не нов. Можно псномнлть

знаменитый пример христианского пессимизма относительно общества ранней

Римской империи, которое по любым меркам сравнительного социологического

анализа, безусловно, не было полностью коррумпированным. Подобным же на-

строением была окрашена Реформация. Наиболее интересным и наводящим на

размышления сравнением, однако, может служить колониальная Новая Англия.

Как описывает П.Миллер, в случае неудач, каковым бы ни был их источник,

колонисты часто совершали <иеремиады>, своего рода оргии, во время которых

они занимались самобичеванием, обвиняя себя в том, что они не исполняют в

полной мере долга, возлагаемого на них их <миссией> в дикую страну. Можно

предположить, что активистская посюсторонняя ценностная ориентация делает

людей особенно чувствительными к расхождениям между ожиданиями и реаль-

ными свершениями: в экстремальных случаях вое такие расхождения приписыва-

ются несовершенству живущего поколения. CM.: Miller P. Nature's nation. Cam-

bridge (Mass.): Harvard Univ. Press. 1968.

188

различить столько же факторов преемственности с прошлым, сколь-

ко мы различаем теперь в отношении Х1Хв. и, конечно, предшест-

вовавших ему столетий. Это убеждение, однако, не есть предсказа-

ние', в последнем случае любой критик мог бы совершенно право-

мерно потребовать более подробной расшифровки этого предска-

зания или отказа от него.

Наконец, давайте повторим заключительный аккорд пя-

той главы - мысль о том, что нынешний кризис (а в существова-

нии такового сомневаться не приходится) имеет своим эпицент-

ром не .экономику, не политическую систему и не систему цен-

ностей, а социетальное сообщество. Даже по сравнению с XIX в.

в современных социетальных сообществах произошли глубокие из-

менения, в особенности в том, что касается приспособления к пос-

ледствиям промышленной и демократической революций. В са-

мое последнее время на передний план выдвинулись последствия

революции в образовании. Мы убеждены, что на следующем этане

в центре событий будет находиться интеграция последствий всех

трех революционных процессов между собой и с потребностями

социетального сообщества. Предположительно, самые острые про-

блемы будут существовать в двух областях. Во-первых, в развитии

культурных систем, как таковых, и в их отношении к обществу.

Эту проблему можно обозначить как сфокусированность на опре-

деленных вопросах <рациональности> или на том, что Вебер назы-

вал <процессом рационализации>. Во-вторых, в мотивации соци-

альной солидарности в условиях крупномасштабного общества,

ставшего высокоплюралистичным по своей структуре. Мы знаем,

что наиболее примитивные солидарности, на которых основыва-

ется концепция Gemeinschaft в социальной мысли, не поддаются

институционализации, но мы также знаем и то, что именно в них

сосредоточиваются некоторые из главных проблем. К тому же ни

один клубок проблем нельзя <разрешить> без конфликтов.

Можно ожидать, что нечто наподобие <кульминационного>

этапа современного развития еще далеко впереди - весьма веро-

ятно, через столетие или даже больше. Поэтому совершенно преж-

девременно толковать сегодня о <постсовременном> обществе^. Не

упуская из виду явную возможность всеобщего уничтожения, тем

не менее можно предположить, что в следующие сто с лишним лет

будет продолжаться процесс оформления того типа общества, ко-

торый мы назвали <современным>.

^ CM.: Porter J. Tlie future of upward niobilitv//Arncrican Sociological Keview. 196S.

Vol. 33. №1. P. 5-19.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Поскольку в этой книге последовательно выдерживается ли-

ния на осмысление теоретических рамок для изучения социаль-

ной эволюции, мне хотелось бы начать с перечисления значитель-

ных работ, проясняющих статус биологической эволюции:

Simpson G.G. The meaning of evolution. New Haven: Yale Univ. Press,

1949; Mayr E. Animal species and evolution. Cambridge (Mass.): Har-

vard Univ. Press, 1963; Stem C. The continuity ofgenetics//Daedalus.

1970. Vol. 99; Stem G.S. DNA//lbid; Olby R. Francis Crick, DNA, and

the central dogma// Ibid; Pauling L. Fifty years of progress in structural

chemistry and molecular biology//lbid.

Наиболее важным обобщенным источником для понимания

современного общества являются работы М.Вебера, особенно его

Введение к серии исследований по социологии религии, англий-

ский перевод которого можно найти в подготовленном мною из-

дании его работы <The protestant ethic and the spirit of capitalism>

(N.Y.: Scribner's, 1930). {Бебер M. Протестантская этика и дух ка-

пи^г^лllЗt.^г^//Beбep М. Избранные произведения. M.: Прогресс, 1990.]

В своей мыслительной работе Вебер отталкивался от идей К.. Маркса,

наиболее полно представленных в <Das Kapital> (3 vols. Ed. by

F.Engels. International Publishing C°) {Маркс К. K.'dг^и^ш//Маркс К.,

Энгельс Ф. Соч. Т. 23-26], и Г.В.Ф. Гегеля в его <Philosophy of

history> (N.Y.: Dover, 1956) {Гегель Г.В.Ф. Философия истории//

Гегель Г.В.Ф. Собр. соч. Т. 8. М.-Л" 1935].

Принятая в книге теоретическая ориентация в большой мере

принадлежит самому автору. Из довольно большого числа работ,

которые могут быть упомянуты в этой связи, сошлюсь прежде все-

го на книгу <Theories of society> (N.Y.: Free Press, 1961), в которой

я был главным редактором, ответственным за отбор материалов и

за вводные тексты, где отмечу собственную часть в общем Введе-

нии (ParsoiisT. An outline of the social system//0p. cit. P. 30-79) и

мое Введение к части 4 (Ibid. P. 963-993). Особую важность пред-

190

ставляют статья <Evolutionary universals in society>, включенная в

сборник <Sociological theory and modern society> (N.Y.: Free Press,

1967), и статья <Christianity> в <The Encyclopedia of the Social Sci-

ences (8 vols./Ed. by E.R. Seligman. N.Y.: Macrnillan). Еще один

сборник статей, озаглавленный <Politics and social structure> (N.Y.:

Free Press, 1969), во многом повторяет содержание сборника <So-

ciolo-gical theory> (N.Y.: Free Press, 1954), но в нем есть и дополни-

тельные материалы, относящиеся к интересующим нас пробле-

мам. Наконец, в смысле общей теоретической перспективы может

бЫть полезна работа <Equality and inequality in modern society, or

social stratification revisited> для журнала <Sociological Inquiry>. Этот

номер журнала опубликован Боббс-Меррилом как отдельная кни-

га <Social stratification: Theory and research> (Indianapolis, 1970).

Среди своих современников или почти современников я чув-

ствую себя обязанным множеству авторов. Список мог бы быть

много большим, но я ограничусь упоминанием следующих:

Merton R. Social theory and social structure. N.Y.: Free Press, 1968,

Smelser N. Industrial revolution. Chicago: Chicago Univ. Press, 1959;

Idem. Sociology of economic life. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-

Hall, 1963; Bellah R. Beyond belief. N.Y.: Harper, 1970; и более спе-

цифическую работу М.Вебера <Sociology of law, sociology of reli-

gion> (Boston: Beacon, 1964) [см.: Ведер М. Избранное. Образ об-

щества. М.: Юрист, 1994] и другие части <Economy and society> (3

vols./Ed. by G. Roth, C. Wittich. Bedminster). Я считаю особенно

важными проблемы права и особо упомяну следующие работы:

Fuller L.L. The morality of law. New Haven: Yale Univ. Press, 1964;

Fuller L.L. Anatomy of the law. N.Y.: Mentor, pb, 1969. Громадное

значение имеет политическая социология, особенно связанная с

трудами С.М. Липсета и С. Роккана. Лучше всего, может быть,

обратиться к книге под их редакцией <Party systems and voter align-

ments> (N.Y.: Free Press, 1967) и к книге С. Липсета <The first new

nation> (N.Y.: Basic Books, 1963).

В части исторической особенную ценность представляют ра-

боты: Nock A.D. Convertion: The old and the new in religion from

Alexander the Great to Augustine of Hippo. N.Y.: Oxford Univ. Press,

1933; Nock A.D. St.Paul. N.Y.: Harper, 1968; Nock A.D. Early gentile

Christianity. N.Y.: Harper, 1964; HamackA.von. Mission and expan-

sion. N.Y.: Harper, 1961; Jaeger W. Early Christianity. N.Y.: Oxford

Univ. Press, 1969; Troeltsch E. Social teachings in the Christian Churches.

N.Y.: Harper, 1960; Lielynan H. A history of early Church. N.Y.: Me-

ridian World Publishing C°, 1961. О классическом институциональ-

191

ном наследии см. Трельча, Лота, Пирена, МакИлвейна, Гирке и

<Город> М. Бебера {Бебер М. Город //Вебер М. Избранное. Образ

общества].

Относительно средневекового общества ценнейшим источни-

ком является книга: Block М. Feudal Society. Chicago: Chicago Univ.

Press, 1968. {Блок М. Феодальное общество//Я/7о/с М. Апология ис-

тории. М.: Наука, 1973.] Кроме того, в высшей степени полезны и

работы: Southern R. V. The making of the Middle Ages. New Haven:

Yale Univ. Press, 1953; и труды Трельча, а по одному особенно

важному вопросу о безбрачии книга: Lea ff.C. History ofsacredotal

celibacy. N.Y.: University Books, 1966. Литература о Ренессансе и

Реформации чрезвычайно обширна. Я предложил бы следующие

работы: Plumb J.H. The Italian Renaissance. N.Y.: Harper, 1965; Ben-

David J. Sociology of science. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall,

1971; Kristeller P.O. Renaissance thought: The classic, scholastis and

humanistic strains. N.Y.: Harper, 1961. По различным проблемам,

связанным с Реформацией, лучше обратиться к работе Вебера <Pro-

testant ethic and the spirit of capitalism. N.Y.: Scribner, 1930 {Вебер M.

Протестантская этика и дух капитшизма//Вебер М. Избранные

произведения]; и к сборнику с предисловием С.М. Эйзенштадта

<Мах Weber: On charisma and institution building> (Chicago: Univ. of

Chicago Press, 1968). Я добавил бы сюда два исключительно важ-

ных источника: Erikson Е.Н. Young man Luter. N.Y.: Norton, 1958;

Little D. Religion, order and law. N.Y.: Harper, 1970. Специальный

интерес имеет книга: Nelson В. The idea of usury. Chicago: Univ. of

Chicago Press, 1969.

В смысле общего описания условий все еще очень ценным

источником остается книга: Biyce L. The Holy Roman Empire. N.Y.:

Schocken Books, 1961; а по вопросам религии, конечно, Трельч и

его книга <Social Teachings...>. Фундаментальное исследование ре-

лигиозной проблемы в Англии содержится в пятитомнике:

Jordan W.K. The development of religious toleration in England. 5 vols.

Cambridge: Harvard Univ. Press, 1932-1940. По вопросам политики

см.: Be/off М. The age of absolutism, 1660-1815. N.Y.: Harper, 1962;

Moore B. Social origins of dictatorshi p and democracy: Lord and peasant

in the making of the modern world. Boston: Beacon Press, 1966. О ран-

нем периоде парламентаризма см.: Mcflwain С.Н. The High Court of

parliament. New Haven: Yale Univ. Press, 1910; и работы Неймиера.

Также следует обратиться к работам: Marshall Т.Н. Class, citisenship

and social development. N.Y.: Doubleday, Anchor, 1964; Merton R.

Science, technology and society in seventeenth century England. N.Y.:

192

Harper, 1970; Tawney R.ff. Religion and the rise of capitalism. N.Y.:

Mentor, 1926.

Несколько более поздние процессы развития с политической

стороны см.: Palmer R.R. The age of the democratic revolution. Prince-

ton (N.J.): Princeton Univ. Press, 1969. На многое проливает свет

книга: Polanyi М. The great transformation. Boston: Beacon Press, 1944.

Общий размах промышленной революции отражен в книге:

Clapham J.H. The economic development of France and Germany,

1815-1914. Cambridge (Mass.): Cambridge Univ. Press, 1963; Landes D.

Unbound Prometheus. N.Y.: Cambridge Univ. Press, pb. Информа-

цию об истоках политической мысли можно найти в книге:

Alien J.W. A history of political thought in the sixteenth century. N.Y.:

Barnes & Noble, 1960. О социальной психологии развития демо-

кратической революции см.: Weinstein F., Platt С.М. Wish to be free:

Society, psyche, and value change. Berkeley; Los Angeles: Univ of Cali-

fornia Press, 1969.

В отношении Америки основным источником остается труд

А.Токвиля <Демократия в Америке> (М.: Прогресс, 1992). В части

культурных предпосылок особую важность имеют различные ра-

боты П.Миллера, в частности: Miller P. Errand into the Wilderness.

N.Y.: Harper, 1964, а для понимания перехода в XIX в. - его книга

<Life of the mind in America> (N.Y.: Harcourt, Brace & Yovanovich,

1965). Также представляет ценность книга Липсета <The first new

nation>. Специально о развитии религии см.: Loubser J.J. Develop-

ment of religious freedom. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press,

1964, Ph. D. dissertation. За пределами этого списка литература ста-

новится столь обильной и разнообразной, что почти не поддается

обработке. Заслуживают упоминания: Hand/in О. The uprooted.

Boston: Little-Brown, 1951; Rossifer С. Seedtime of the Republic.

N.Y., 1953; Hart^L. The liberal tradition in America. N.Y.: Har-

court, 1955; различные работы В. Кея, P. Хофстедтера; Berle А.А.,

Means G.C. The modern corporation and private property. N.Y.: Com-

merce Clearing House, 1952; Alien R. The big change, America trans-

forms itself. N.Y.: Harper, 1969; Siegfried A. America comes of age.

N.Y.: Harcourt, Brace and Yovanovich, 1927; Myrdal G. An American

dilemma. N.Y.: Harper, 1962.

Относительно позднейшего этапа модернизации в континен-

тальной Европе и других регионах можно порекомендовать сле-

дующее: Transformation of Russian society: Aspects of social change

since 1861/Ed. by C. Black. Cambridge: Harvard Univ. Press, 1960;

Inkeles A., Bauer R.A. The Soviet citizen. Cambridge (Mass.): Harvard

193

13-1438

Univ. Press, 1959; Grossman G. Economic systems. Englewood Cliffs

(N.J.): Prentice-Hall, 1967; Fainsod M. How Russia is ruled. Cambridge

(Mass.): Harvard Univ. Press, 1963; Berman H. Justice in USSR: An

interpretation of Soviet law. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press,

1963; Bellah R. Tokugawa religion. Boston: Beacon Press, 1970;

Maruyama M. Thought and behavior in modern Japanese politics. N.Y.:

Oxford Univ. Press, 1963; New Europe/Ed, by S.R. Graubard. Boston:

Houghton Mifflin, 1964; In search of France/Ed, by S.H. Hoffmann et

al. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1963.

Любой такой список, к глубочайшему сожалению, бывает не-

полным. Приведенные здесь работы могут служить ориентиром

для читателя, а также до некоторой степени отражают тот матери-

ал, на который в формировании своих суждений опирался автор.

ПОИСК:

© FILOSOF.HISTORIC.RU 2001–2023
Все права на тексты книг принадлежат их авторам!
При копировании страниц проекта обязательно ставить ссылку:
'Электронная библиотека по философии - http://filosof.historic.ru'