ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Учебное пособие для высшей школы рекомендовано в качестве учебного пособия
Учебно-методическим объединением вузов РФ
"Академический Проект"
"Деловая книга" 2001
Главный лейтмотив настоящего учебного пособия - системное представление научно обоснованных теоретических и прикладных основ политической психологии, которые актуальны для широкого круга современных специалистов. В книге изложен обобщенный материал по новой отрасли отечественной психологии, в том числе конкретные положения, выводы и рекомендации по использованию потенциала политической психологии в практической деятельности профессионалами различных сфер труда.
Содержание учебного пособия разработано в соответствии с требованиями Госстандарта и программами изучения политической психологии в вузах гуманитарного профиля. Книга адресована студентам, слушателям, аспирантам, преподавателям, а также политикам, социологам, психологам и всем, кто стремится к овладению высокой культурой труда, конструктивными связями и отношениями в современном обществе.
СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ
ВВЕДЕНИЕ В ПОЛИТИЧЕСКУЮ ПСИХОЛОГИЮ
1.1. Политическая психология место в системе наук предмет и задачи 5
1.2. Теоретико-методологические и прикладные основы
политической психологии 30
1.3. Соотношение политики психологии и морали 51
1.4. Время в политике социально-политических и психологических процессах 73
1.5. Модельное представление о генезисе и функционировании
социально-политических общностей
как социально территориальных систем 104
Вопросы для самостоятельной работы 156
ПСИХОЛОГИЯ СОВРЕМЕННЫХ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ФЕНОМЕНОВ
2.1. Политические идеалы, символы и мифы 157
2.2. Политическая культура как синтез политического сознания
менталитета и поведения 179
2.3. Этно-национальный характер в политическом процессе 205
2.4. Политическая элита в современном обществе 232
2.5. Оппозиционарность как феномен
демократизирующегося общества 254
Вопросы для самостоятельной работы 288
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
3.1. Профессионализм политической деятельности 289
3.2. Психология политического лидерства 314
3.3. Массовое стихийное поведение 339
3.4. Свобода и плюрализм, насилие и диктатура как детерминанты
политической активности 357
3.5. Радикализм экстремизм и конфликты в политическом процессе 392
Вопросы для самостоятельной работы 415
ВЛАСТЬ КАК ОСНОВНОЙ ОБЪЕКТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
4.1. Психология власти генезис и основные виды проявления 417
4.2. Психологические признаки легитимности власти 445
4.3. Психологические особенности российской парламентской
деятельности 465
4.4. Психология парламентского лоббизма 484
Вопросы для самостоятельной работы 529
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИЗНАКИ СУБЪЕКТОВ ПОЛИТИКИ
5.1. Социально-политический статус личности 530
5.2. Личностно-профессиональное и гуманитарно-технологическое
развитие субъектов политики 547
5.3. Имидж и авторитет субъектов политической деятельности 577
5.4. Психолого-акмеологические детерминанты подбора
политической команды 628
5.5. Организационная культура политической команды 660
Вопросы для самостоятельной работы 680
ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОММУНИКАЦИИ
И ИХ ПСИХОТЕХНОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ
6.1. Модели алгоритмы и технологии продуктивных
политических коммуникаций 681
6.2. Политическая реклама как интегративная
агитационно-пропагандистская технология 716
6.3. Психологические характеристики политической манипуляции 779
6.5. Акмеологическое сопровождение политической деятельности
и место в нем политического консалтинга 836
ЛИТЕРАТУРА 117
УДК 159.9 ББК 88
ISBN 5-8291-0121-1 ("Академический Проект") ISBN 5-88687-097-0 ("Деловая книга")
ББК 88
О Колл авторов, 2001 © Академический Проект, оригинал
ISBN 5-88687-097-0 макет оформление, 2001ISBN 5-8291-0121-1
© Деловая книга, 2001
Глава 2. ПСИХОЛОГИЯ СОВРЕМЕННЫХ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ФЕНОМЕНОВ
2.1. Политические идеалы
Являясь важнейшим системообразующим фактором, политические идеалы играют огромную роль в формировании политического сознания, определении ценностных и мировоззренческих установок личности и общества в целом. Политические идеалы наряду с политическими взглядами, настроениями, чувствами, мнениями фиксируются в политическом сознании субъекта политики и, являясь неотъемлемой частью этого сознания, выражаются в политической культуре субъекта политической деятельности.
Политические идеалы рассматриваются как отражение тенденций общественного развития, как активная сила, организующая людей, объединяющая их на решение исторически назревших задач. Политические идеалы - это не просто образ желаемого или должного общественного устройства, вынесенный за пределы существующей реальности, с которыми она должна сообразовываться, а сама действительность, рассматриваемая в ее динамике с учетом перспектив ее развития.
Политические идеалы в ходе динамичного процесса развития общества, постоянно видоизменяясь, отражают уровень развития политического сознания. Появление новых политических идеалов является показателем способности людей формировать более сложные смыслы, принимать более сложные решения на более высоком рациональном и эмоциональном уровне. В этой связи, политические идеалы целесообразно рассматривать сквозь призму представления о государстве как идеальной форме организации власти.
Уже в античной философии исследование проблемы политического идеала занимало значительное место. Так, Гераклит Эфесский (ок. 544-ок. 483 гг. до н. э.) в качестве идеала государственного устройства признавал закон, за который "народ должен сражаться... как за стены". При этом, по мнению философа, единая мудрость заключается в том, чтобы достигнуть такого знания, которое правит всем и всегда" [140].
В европейской традиции, начиная с Платона (437 - 347 до н. э.), существует устойчивое представление об идеальном государстве. Концепции идеального государственного устройства особо подчеркивают, что политический идеал представляет собой категорию, которая выполняет функцию ориентира развития, образца, нормы общественного устройства, политической власти и деятельности.
Государство, по мнению Платона, появляется как следствие многообразия человеческих потребностей и возникшего общественного разделения труда. Описывая идеальное государство, Платон подчеркивает, что его создание не имеет в виду сделать как-то особенно счастливым один из слоев его населения, но, наоборот... сделать таким все государство в целом [100, с. 439].
Философ подчеркивал: "... мы основываем это [идеальное] государство, вовсе не имея в виду сделать как-то особенно счастливым один из слоев его населения, но, наоборот, хотим сделать таким все государство в целом. Ведь именно в таком государстве мы расчитываем найти справедливость... Сейчас мы лепим в нашем воображении государство, как мы полагаем, счастливое, но не в отдельно взятой его части, не так, чтобы лишь кое-кто в нем был счастлив, но так, чтобы оно было счастливо все в целом..." [100, с. 481].
Известный исследователь творчества Платона А.Ф. Лосев отмечал, что Платон видел во всякой вещи ее углубленный онтологический корень, отблеск идеала, ибо реальные вещи только в той или иной, большей частью весьма несовершенной, форме воплощают в себе свою идею [56]. Античная философия в качестве идеала политического устройства рассматривала три формы правления: совершенная демократия, совершенная олигархия и совершенная монархия.
Великий античный мыслитель Аристотель делил государства на правильные и неправильные, с искаженными формами. Монархия, аристократия и их смешанные формы, в том числе "полития" (государство с ограниченным демократическим элементом) были отнесены философом к правильным [10]. Тиранию, олигархию, демократию Аристотель причислил к неправильным формам. Разница между правильными и неправильными формами организации государственной власти состояла в том, что государство правильной формы властвует разумно, в согласии с представлениями (идеалами) о справедливости и добродетели, достигая "общего блага" и соблюдая "естественные законы". У государства неправильной формы цели и характер власти искажены; властная организация противоречит естественным законам и не позволяет государству в целом достичь общего блага, которое мыслится как конечная высшая цель существования и развития государства; власть существует сама по себе и не стремится к "добродетели". Деятельность правильных государств соответствует натуре той категории людей, которых Аристотель считал изначально свободными и равными.
В становление теории политических идеалов большой вклад внес выдающийся политический мыслитель эпохи Возрождения Никколо Макиавелли (1469-1527). Анализируя поведение человека, стремящегося к обеспечению личного интереса, Макиавелли впервые в истории философской и политической мысли выводит идеал государства как института принуждения и насилия для установления порядка и обуздания человеческой природы, в которой нет логики и системности и которая подвержена страстям [78].
По мнению Макиавелли, идеальный тип государства должен основываться на компромиссе народа и знати. Суть смешанной республики заключается как раз в том, что здесь существуют демократические и аристократические учреждения, выражающие интересы соответствующих слоев и групп общества и ограничивающие их претензии друг к другу. Макиавелли считает, что в политике действуют особые правила, не тождественные, а подчас противоположные требованиям морали. Действия, конкретные поступки государя должны оцениваться, с точки зрения Макиавелли, не в соответствии с моралью, а в соответствии с их конечным результатом.
Макиавелли писал: "...Государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности" [78, с. 255]. "Чтобы узнать, что должно случиться, - утверждал философ, - достаточно проследить, что было... Это происходит оттого, что все человеческие дела делаются людьми, которые имели и всегда будут иметь одни и те же страсти, и поэтому они неизбежно должны давать одинаковые результаты"[78, с. 255]. Политическое поведение Макиавелли анализировал, признавая основополагающей политической категорией категорию власти. Идеальный способ государственного управления, по мнению Макиавелли, состоит в обеспечении, поддержании и расширении власти.
В свою очередь Эразм Роттердамский (1469-1536), рассматривая политический идеал как определяющий способ и характер поведения, в своем трактате "Жалоба мира" отмечал: "Каждый из государей должен трудиться и радеть, употребляя все свои силы на то, чтобы способствовать процветанию своих владений" [56, с. 268].
Исследования проблемы политических идеалов получили свое продолжение в работах Г. Гроция, Б. Спинозы, Дж. Локка, Т. Гоббса. Для Г. Гроция (1583- 1645) идеал государства представляется как совершенный союз, установленный ради соблюдения права общей пользы [56, с. 315-316). Б. Спиноза (1632- 1677) в своем "Политическом трактате" рассматривая вопрос о государствах правильных и неправильных форм, заявляет о праве войны против тирании [56, с.354-357]. Дж. Локк (1632-1704), в свою очередь, говоря об идеале политической власти определяет тиранию как "осуществление власти помимо права"[56, с. 359-366].
Плеяда этих исследователей предложила свои формулы - идеалы политического устройства, - составляющие содержание так называемого "естественного права": "искать мира и следовать ему", "право защищать себя", "выполнять заключенные договора", "не причинять другому того, чего не желаешь себе" и т. п.
Наиболее полное теоретическое описание понятия политического идеала посредством раскрытия сущности и содержания исходного понятия "идеал" в истории философской мысли отражено в работах И. Канта, И. Фихте, Ф. Шиллера, Г. Гегеля.
И. Кант (1724-1804) считал, что идеал не может быть сформирован вне целеполагания, он возможен лишь применительно к явлениям, которые могут быть конструированы в качестве цели. Поскольку достижение цели лишает идеал статуса существования, по мнению Канта, он реализует себя как "идея" исключительно регулятивного порядка.
С точки зрения Канта, идеал- это представление отдельного существа, адекватное той или иной идее. Поэтому каждый шаг по пути прогресса есть шаг на пути реализации этого идеала, который люди всегда смутно чувствовали, но не умели теоретически обосновать его. Кант в своих сочинениях впервые представил теоретическую модель идеала.
Государство как политический идеал Кант трактует следующим образом: "Государство (civitas) - это объединение множества людей, подчиненных правовым законам. Поскольку эти законы необходимы как априорные законы, форма государства есть форма государства вообще, т. е. государство в идее, такое, каким оно должно быть в соответствии с чистыми принципами права..." [56, с. 478].
Кант выделяет идеал чувственности, идеал воображения и трансцендентальный идеал. О первых двух идеалах философ говорит, что никто не может их себе уяснить и никто не в состоянии составить ясное представление о них. Кант убежден, что "попытки осуществить идеал на примере, т. е. в явлении... напрасны, более того, они в известной степени нелепы и малоназидательны" [56, с. 429].
Проецируя учение Канта об идеале непосредственно на политическую сферу деятельности, И. Фихте (1762-1814) указал, что под категорическим императивом, политическим идеалом государственного устройства на самом деле скрывалось требование абсолютного равенства всех индивидов перед лицом закона.
Для Фихте идеалом политической жизни общества выступало такое состояние социума, при котором господство разума на основе инстинкта обеспечивало бы человеческому роду состояние невинности. По его мнению, "существует пять основных эпох земной жизни... Эпохи эти таковы:
1) эпоха безусловного господства разума через посредство инстинкта - состояние невинности человеческого рода;
2) ...состояние начинающейся греховности;
3) ...состояние завершенной греховности;
4) ...состояние начинающегося оправдания;
5) ...состояние завершенного оправдания и освещения. Весь же путь... есть не что иное, как возвра-щение к той ступени, на которой оно стояло в самом начале; возвращение к исходному состоянию и есть цель всего процесса." [56, с. 437].
По мнению Гегеля (1770-1831), идеал- это понимание вещи в себе как единства противополож-ностей, как живого развивающегося процесса, снимающего силой противоречия все свои "конечные", зафиксированные состояния.
Рассуждая о государстве, Гегель пишет: "Государство как действительность субстанциальной воли, ко-торой оно обладает в возведенном в свою всеобщность особенном самосознании, есть в себе и для себя разумное. Это субстанциальное единство есть абсолютная, неподвижная самоцель, в которой свобода достигает своего высшего права, и эта самоцель обладает высшим правом по отношению к единичным людям, чья высшая обязанность состоит в том, чтобы быть членами государства." [56, с. 642]. Он считал высшим достижением всемирной истории сословную монархию Пруссии своего времени и свою собственную философию.
Свою лепту в познание идеала внес известный немецкий философ А. Шопенгауэр (1788-1860), чей главный философский труд - "Мир как воля и представление" - широко известен во всем мире. Шопенгауэр видел политический идеал в положительном праве. Он писал: "...государство создает оплот в законах в виде положительного права. Цель его в том, чтобы никто не претерпевал несправедливости" [56, с. 695].
Особый подход к раскрытию содержания идеала выдвинул видный французский философ, социолог, методолог и популяризатор науки, один из основателей школы позитивизма О. Конт (1798-1857). В раскрытии политического идеала Конт опирался на такие понятия, как солидарность, гармония поведения.
Государство, согласно Кошу, есть агент социальной солидарности, и подчинение ему - священный долг всех индивидов. Государство выполняет экономические, политические функции, но главные из них - моральные. По мнению философа, цель идеального государства - "прочное построение всеобщей морали действия, предписывающей каждому деятелю, личному или коллективному, наиболее соответствующие основной гармонии правила поведения" [56, с. 701].
От изложенных подходов отличается теория Л.А. Фейербаха (1804-1872), который связал проблему идеала с проблемой целостного развития человека. Немецкий философ отмечал: "Ни политика, ни государство для себя самих не являются целью. Государство растворяется в людях, существует только по воле людей. Так называемый субъективный человек - вот истинный человек, истинный дух. Это истина христианства" [56, с. 708].
Психический характер феномена идеалов подчеркивал В. Парето (1848-1923). Он отмечал, что иссле-дования последнего столетия (в основном социологического и психологического характера) установили тесную связь идеалов с процессом абстрактного мышления человека и системой ценностей личности.
Особой точки зрения в отношении политического идеала придерживался Ф. Ницше (1844-1900). Рассуждая об идеале общественного устройства, он писал: "При лучшем общественном строе тяжелый труд и жизненная нужда должны будут выпадать на долю тех, кто менее всего страдает от этого, т.е. на долю самых тупых людей, и эта пропорция должна будет прогрессивно распространяться на всех, вплоть до того, кто сильнее всего ощущает высшие и самые утонченные роды страдания и потому продолжает страдать даже при величайшем облегчении жизни" [56, с. 829]).
В двадцатом столетии на смену традиционных взглядов на политические идеалы приходит суждение, по существу означающее утверждение новых смысловых ориентиров человечества. К. Ясперс (1883-1969) идеал политического устройства видел в правовом государстве и демократии. Он писал; "Человек имеет два притязания: во-первых, на защиту от насилия; во-вторых, на значимость своих взглядов и своей воли. Защиту предоставляет ему правовое государство, значимость его взглядам и воле - демократия" [56, с. 274].
Сторонником понимания политического идеала как нормы, необходимых априорных допущений, регулятивных принципов государственного устройства и управления являлся Г. Маркузе (1898-1979). Он писал: "...власть закона, пусть ограниченная, бесконечно надежнее власти, возвышающейся над законом или им пренебрегающей" [56, с. 396].
Несколько иной подход к определению сущности политического идеала характерен для К.Р. Поппера
(1902-1994). Согласно точке зрения К.Р. Поппера, сущность политического идеала состоит в том, что "вся долгосрочная политика - особенно всякая демократическая долгосрочная политика - должна разрабатываться в рамках безличных институтов... Мы должны защищаться от лиц и от их произвола..." [56, с. 475].
Для уяснения сущности политического идеала интересны высказывания Т. Парсонса (1902-1979), который утверждал, что "власть... является реализацией обобщения способности, состоящей в том, чтобы добиваться от членов коллектива выполнения их обязательств, легитимизированных значимостью последних для целей коллектива, и допускающей возможность принуждения строптивых..." [56, с. 481]. Этой же точки зрения придерживался и Р. Дарендорф (р. 1929), утверждавший: "Пожалуй, в рациональном обуздании социальных конфликтов заключается одна из центральных задач политики" [56, с. 791].
Анализ развития проблемы политических идеалов в истории философской, политической, социологической и психологической мысли позволяет выявить те понятийные ряды, которые полнее и глубже раскрывают значение понятий "идеал" и "политический идеал":
1) "идеал - идея - идеальное";
2) "идеал - мировоззрение";
3) "идеал - образ цели - цель движения";
4) "идеал - норма, образец".
Понятийный ряд "идеал - идея - идеальное" по существу означает идеализацию, максимальную степень типизации актуализировавшихся интересов и потребностей.
В параллели "идеал - идеальное" последняя категория предстает в форме субъективного образа объективной реальности, факта общественно-исторического духовного производства, сознания и воли. Наличие идеального предполагает сопоставление идеального образа с самой действительностью. При этом ценностные значения, вырабатываемые обществом, представляют собой особый вид идеальных образований, которые объективно выступают в качестве средства самосохранения и саморегуляции общества в процессе осуществления людьми совместной деятельности и поведения.
Во втором понятийном ряду "идеал - мировоззрение" последний элемент выступает в роли особого состояния эталонного сознания с его диалектикой веры и знания, понимания и эмоциональной оценки. Мировоззрение является вершиной социальной структуры личности. Оно формируется под воздействием внешних факторов, воли и практики (опыта, реже - труда), имеет собственную логику построения и развития для каждой личности.
Наличие идеала в мировоззрении связано с особым состоянием эталонностисознания, предполагаю-щим не только принятие идеи или чьего-то поведения, деятельности, творчества в качестве образца, а наличие убеждений, абсолютной веры в правоту избранных идей. Общественный идеал связан с выбором мотива, оправдывающего напряжения сил и энергии многих людей ради достижения определенных социальных и политических целей. "Каждому историческому типу политической социализации соответствует определенный идеал "политического человека", его гражданских доблестей, степени вовлеченности в политику, степени активности, развитости политического сознания, идентификации с политическими партиями, группами, организациями и т. п. Этот идеал отражается в теоретических концепциях политологов и в практике политического рекрутирования" [91, с. 70].
Приверженность тем или иным ценностным ориентациям чаще всего определяет конкретные по-литические идеалы, т. е. более или менее структурированную систему воззрений на идеальный (нормативный) тип общественно-политического устройства, справедливость или несправедливость в политике, в соответствии с которыми оценивается деятельность власти и отдельных политических партий и лидеров. Личность, ориентирующаяся на индивидуалистические ценности, обычно формирует свои политические идеалы, исходя из общей концепции естественного права, либеральных воззрений, рассматривая плюралистическую демократию в качестве наиболее рациональной и справедливой формы политического режима. Коллективистские или корпоративные ценностные установки чаще всего предполагают, что идеалом общественного устройства является сильная власть, нередко персонифицированная, олицетворяющая собой коллективную волю той или иной общности людей, устанавливающая рамки личной свободы, но в этих рамках гарантирующая гражданам более или менее равное пользование жизненными благами и правами.
Анализ сущностных характеристик политического идеала позволяет выделить ряд его основополагающих составляющих: идеальный образ, совершенство, совершенный образ чего-либо, образ желаемого, образ должного; отражение в сознании различных, полно и ярко развивающихся сторон жизни; идеальные цели и стремления людей; представление о всеобщей норме, образце человеческого поведения, мере; образец, норма, определяющий способ и характер поведения человека; идеальный образ, имеющий нормативный характер поведения, деятельности человека; внутренняя цель (высшая конечная цель на пути постепенного самосовершенствования); высшая конечная цель стремлений, деятельности; наглядно созерцаемый образ цели, такой тип отношений, к которым личность проявляет интерес; компонент идеологии; регулятор отношений внутри общества, отражение тенденций общественного развития; активная (организующая, объединяющая) сила, динамичный процесс; состояние эталонного сознания; возможность того или другого явления; выход за пределы непосредственного опыта, инструмент для осуществления в непосредственном настоящем активного замысла личности.
Для политического идеала характерно осуществление ряда функций. Так, в мировоззрении людей регулирующая функция идеала в отношении поведения раскрывается в форме кодекса политических правил, законов, примеров; в отношении деятельности - в форме выбора политической цели. Для политического идеала характерны познавательная, мобилизационная, организующая, направляющая и др. функции. Политический идеал вдохновляет, рисует идеальную конструкцию, воплощается в ценностях, задает модель политического поведения, фиксирует ценность общественного и индивидуального бытия.
С. Франк отмечал, что "общественный идеал не просто декретируется и требуется, а философски обосновывается и выводится либо из общего философского мировоззрения, либо из анализа природы общества и человека" [123, с. 23].
Со всей очевидностью можно сказать, что политический идеал - это понятие политического сознания, отражающее взгляды субъекта политики (личности, группы, общности, общества в целом и т. п.) на идеальное государственное и социально-политическое устройство общества.
Политический идеал наряду с политическими взглядами, настроениями, чувствами, мнениями фиксируется в политическом сознании субъекта политики и, являясь неотъемлемой частью этого сознания, выражается в политической культуре субъекта политической деятельности.
Политические идеалы - это те формы выражения глубинных конкретно-исторических интересов общества и индивида, в которых эти интересы даны в максимально обобщенном, концентрированном виде. Политические идеалы венчают весь строй идей, присущих социальному субъекту, интегрируя в себе все самое существенное, генеральные моменты политического самосознания масс.
Политический идеал вдохновляет людей на изменение социальной системы и самих себя, рисует им идеальную конструкцию социальных условий и политических отношений. Воплощаясь в совокупности ценностей, политический идеал становится важным компонентом идеологии социальных движений, а реализуясь в социальных нормах, становится регулятором политических отношений внутри общества, способом достижения согласия участников политических отношений и повышения их сплоченности.
Политический идеал - это представление о всеобщей норме, образце политического поведения и отношений между людьми, выражающее исторически определенное понимание цели жизни. Он отражает исторически определенные интересы того или иного класса или общества. Объективную основу содержания политического идеала составляют интересы.
Политический идеал задает модель политического поведения в большинстве жизненных ситуаций и включает аспект сравнения (справедливо - несправедливо). При этом источник субъективности в вос-приятии и оценке одних и тех же политических реальностей коренится в различии систем ценностей, сквозь призму которых человек воспринимает окружающий мир.
В политической психологии политический идеал определяется как представление о совершенном по-литическом строе, совершенный образец чего-либо в политической сфере, высшая конечная цель стремлений в политической деятельности. Политический идеал детерминирует стремления и поведение человека, группы, класса в политической сфере.
Научно обоснованный политический идеал как идеальные цели и стремления людей, основанные на предвидении реального хода истории, не уводит от действительности, а помогает лучше познать ее закономерности. Контуры политического идеала как образа необходимо наступающего будущего есть не что иное, как теоретический вывод из анализа существующих в общественно-политической практике противоречий, требующих своего устранения.
Идеал политический есть совершенный образец политического и государственного устройства общества; наилучший для данного конкретно-исторического этапа развития образ сознания и деятельности политического субъекта; политическая ценность, побуждающая к эффективной деятельности; образ политического деятеля, признанного в качестве идеального, отвечающего современным, образцовым требованиям масс; механизм нормативной, легитимной власти, соответствующей идеальным представлениям населения, и т. д.
Политические идеалы несут в себе ценности воспроизводства определенных типов политических от-ношений, ценности людей, особых отношений с ними, ценности целого. Их специфика заключается в том, что они представляют особую программу воспроизводства, которая реально или потенциально может быть основой интеграции общества, предотвращения процессов его распада и дезинтеграции.
Возникновение политических идеалов представляет собой своеобразный ответ общества на усложнение проблем путем создания нового политического основания, политической программы для совместной деятельности, совместных решений. Каждый из политических идеалов несет в себе высокую ценность особого типа отношений, обеспечивающих основу для определенного образа жизни, определенного типа хозяйства. Появление нового политического идеала является изменением, возможно, ростом способности людей формировать более сложные смыслы, принимать более сложные решения, обеспечивающие воспроизводство общества, включая культуру, всю систему отношений. Ранее сложившиеся пласты нравственности при этом оттесняются на задний план, быть может, в ожидании ситуации, открывающей путь своему победоносному возвращению, превращению в господствующую форму.
В различных концепциях возникновения государства политический идеал выступает как центральная
категория, призванная указывать ориентиры дальнейшего развития такого политического института, как государство. Соответственно, все теории идеального государственного устройства можно - в общем виде - разделить на две группы. Концепции первой группы (анархические) в качестве политического идеала исповедуют отрицание необходимости государственной власти; вторая группа теорий, наоборот, исходит из необходимости государства и государственной власти и соответственно ищет, конструирует этот политический идеал.
Анархизм (от греч. anarchia - безначалие, безвластие) как течение выступает в роли особого политического идеала, представляющего собой направление общественного мировоззрения, отрицающее необходимость государственной власти как таковой, проповедующее неограниченную свободу личности, непризнание общего для всех порядка в отношениях между людьми. Своей целью анархизм ставит освобождение личности от давления всяких авторитетов и любых форм экономической, политической и духовной власти.
Анархизм как идеал политического устройства общества воплощает в себе идею свободы личности, идеальной формой которой является отсутствие государственной и всякой иной власти. Анархисты полагают, что такое государственное устройство дает подлинную свободу личности. Цель движения, предел общественного стремления, по мнению сторонников теории анархизма, - свободного самоуправления. Однако анархизм до настоящего времени остается лишь утопической теорией, не нашедшей практического воплощения в реальности.
Другая распространенная концепция государственного устройства представляет идеал политического обустройства мира в особой структурной организации власти государства. В качестве идей, постулирующих идеальное государство как особую форму организации власти, выступают различные теории происхождения государства: теория политического дарвинизма, теория классовой борьбы, безопасности, естественной солидарности, земельная теория, договорная, историческая, родовая, теория завоевания, теория коллективной борьбы, патриархальная теория, теологическая, теория насилия, психологическая теория и др. Политический идеал здесь рассматривается с позиций аб-солютизации одного из факторов, присущих общественному сознанию в целом.
Привлекательность для массового сознания и действенность социально-экономической, политической, национальной идеи находится в прямой зависимости от степени ее мифологичности. Мифологичность современных идей следует понимать в двояком смысле: как мифологичность содержания и формы. Мифологичность содержания социальной идеи детерминируется ее соответствием базовым потребностям людей. Фрустрация этих потребностей является почвой для внедрения социальных мифов. Формулирование мифологической идеи основано на принципах аналогичности, радикализма в формулировании проблемы, стереотипичности поведения (внедрение новых стереотипов поведения). Другими словами, идея становится мифом или символом, если она мифологична по форме и содержанию.
Во все времена символ и миф незримо руководили людьми, задавая идеалы как индивидуального, так и коллективного поведения. Общее понимание символа состоит в том, что символом может стать любое слово, имя, изображение, вещь и т. д. только в том случае, если они обладают сецифическим добавочным значением к своему обычному смыслу. В смысловом плане символ самодостаточен, потому что, по меткому замечанию В.В. Налимова, символ сам несет в себе всю полноту собственного текста.
Основными функциями символов являются: мотивационно-побудительная (символ как катализатор социального и политического действия), интегрирующая (социальная интеграция и идетификация).
Основными культурологическими и психологическими нишами производства символов являются ху-дожественные произведения, народное творчество, религия, идеология, язык. Классификация символов подразумевает деление их на символы религиозные, художественные, социальные, к которым относятся государственная геральдика, политические, национальные символы, символы образа жизни; к психологическим символам относятся прежде всего символы сновидений.
Кроме того, возможно деление символов на динамические и статические. Динамические символы вы-ражаются в различных процессах, действиях, событиях, происходящих в окружающем человека мире. Например, религиозная динамическая символика представлена театрализованными богослужебными действиями, политическая динамическая символика - различными политическими акциями, митингами, демонстрациями, в том числе и теми событиями, которые связаны с формированием имиджа политического лидера. Статические символы представлены материальными предметами прежде всего в виде архитектурных сооружений и памятников (пирамиды Хеопса, мавзолеи вождям, барельефы и т. п.), а также предметами быта и окружающей природы (тотемические символы), геометрическими фигурами и т. п.
Существуют различные виды политических символов: символы-идеи, символы-действия (ритуалы), символы-объекты, символы-персоны, символы-звуки.
В течение последних лет в России происходит невиданный по масштабам процесс обновления со-циальной символики. Смена государственной символики на основе воссоздания символов дореволю-ционной России явилась одним из основных актов современного символотворчества. Ему предшествовало постепенное внедрение в образ жизни россиян новой символической реальности, выраженной в виде обновленного видеоряда киногероев и литературных персонажей, олицетворяющих ценности прежде всего рыночного общества, в появлении неологизмов в бытовой и официальной речи. По мнению специалистов, особо богатым на неологизмы оказался период правления М.С. Горбачева, когда языковеды не успевали фиксировать чуть ли не ежечасно рождающиеся новые слова, выражения и сочетания. Среди них, к примеру, такие яркие, не переводимые на другой язык неологизмы, как "гласность", "перестройка", "антиперестроечник", "прораб перестройки", "гэкачепист" и др. Интересным с этой точки зрения является понятие "языкового вкуса эпохи", введеного в лингвистический оборот и указывающего на социально-психологическую природу языковой эволюции. Языковой вкус - это, в сущности, меняющийся идеал пользования языком соответственно характеру эпохи, это социальное по природе, усваиваемое каж-дым носителем языка так называемое чувство, или чутье, языка, являющееся результатом речевого и общесоциального опыта, бессознательной по большей части оценки его тенденций, путей прогресса. По мнению специалистов, языковая эволюция наиболее активно проявляется в периоды коренных реформ, а важнейшим мотивом языковой эволюции является взаимодействие диалектов, особенно социодиалектов. Сегодняшние тенденции использования русского литературного языка связаны с осознанной установкой, желанием следовать определенным вкусам, задаваемым влиятельной частью общества, в целом достаточно образованной и весьма неплохо знающей, но сознательно деформирующей нормы и стилевые особенности литературно-языкового стандарта.
На первых этапах становления политическая символика во многих случаях имеет характер "антинор-мы" и несет в себе код межгруппового барьера, зону разряжения контактов и связей. С этим связана межэтническая напряженность, возникающая в различных регионах России, политическая агрессивность многих партий и объединений на первых этапах своего становления. В дальнейшем, как правило, происходит трансформация символики от "антинормы" к "норме", что свидетельствует о том, что новое социальное сообщество или группа от воздвижения границ и межгрупповых барьеров переходит к организации социального взаимодействия.
Еще одной особенностью современного символо-творчества является как одновременное сосуществование старых и новых символов, так и их жестокая борьба. Процесс нового символотворчества в России начался с разрушения старых советских символов: на свалку истории были выброшены герб, гимн и флаг СССР, в столице и многих городах снесены памятники вождям революции, перестали функционировать историко-архитектурные комплексы, символизирующие этапы истории СССР.
Новые символические образы появляются сегодня с большим трудом. Возвращаются дореволюционныесимволы: герб и флаг России, восстанавливаются разрушенные после революции наиболее значимыехрамы, возводятся скульптурные аналоги героев прошлого - Петра I, маршала Жукова и других. Использование символов прошлого само по себе является положительным моментом, создает эволюционную преемственность традиционных норм и ценностей. Однако, с другой стороны, неспособность культивировать новые символы говорит об идейной скудости сегодняшней эпохи, ее неспособности соответствовать интересам живущих поколений, непроработанности идеологических смыслонесущих конструкций массового сознания.
Весьма актуальной является проблема социальной трансформации символа, неразрывно связанная с процессами социодинамики российского общества. Тот факт, что вопросы государственной символики (флаг, герб) выносится на обсуждение в Государственной Думе, говорит о значимости этой темы для общества.
Изменение социальной структуры влечет за собой трансформацию символической реальности. История дает нам образцы таких трансформаций. Так, например, переход от язычества к христианству сопровождался сложным и длительным процессом изменения религиозной символики. Известно много фактов, как ранние христиане уничтожали древние языческие статуи, выкалывали им глаза или переделывали их в соответствии с требованиями аскетических норм своей веры. Новая христианская символика рождалась на принципе антинормы и, соответственно, сопровождалась агрессией. Тем не менее в период перехода к христианскому мировоззрению своеобразно решалась проблема сохранения старого и производства нового религиозного символа. Ряд древних языческих символов были переосмыслены в системе христианских мировоззренческих конструкций, результатом чего яви-лось создание новых иносказательных образов. Так, к примеру, существовала теория "сходных" и "несходных" проявлений сущности бога. В русле "сходных" библейских персонажей с Христом сопоставлялись царь Соломон и Давид. Последний, как и Христос, родился в Вифлееме в семье пастуха. Он получил помазание и победил великана Голиафа, пользуясь поддержкой Яхве. "Несходные" или "неподобные" образы (символы) отождествляли Христа, например, с грифоном или львом. Считалось, что именно эти символы с большей достоверностью говорят об истинной сути Бога. В сцене Благовещения сосуд с водой или рукомойник обозначал особую очищенность Девы Марии для ее миссии, горящая свеча - ее духовное горение, яблоко - тайну грехопадения.
О символическом значении "сходных" и "несходных" образов в те далекие времена много спорили. Только в результате соглашения они приобретали одобренный большинством богословов официальный статус христианского религиозного символа. Интересно, что именно при переходе к христианскому религиозному мировоззрению возник конвенциональный символизм как институт социального воспроизводства символов.
Развернувшаяся в последнее время полемика по поводу официальной государственной символики по накалу страстей и сути вопроса очень напоминает дебаты раннехристианских богословов. В связи с этим важно осмыслить тот исторический опыт, который связан с ситуациями переходных идеологических систем, каким было, например, раннее христианство, первые годы становления советской идеологии и т. п. Эволюционность символических трансформаций в обществе может стать гарантией конструктивности и стабильности социальных преобразований.
Знание закономерностей функционирования символического пространства социума является особен-но полезным в эпоху переходных обществ, так как одним из основных механизмов реформирования социума является изменение символических комплексов и систем. Являясь предметным, вещным олицетворением духа эпохи, живым смыслом, символ открывает новые грани в социологических исследованиях массового сознания, менталитета, социального характера российского социума.
Проблема современного мифологического мышления вплотную связана с вопросами формирования идеологий, психологическими механизмами формирований идей, идеалов и т. п. Интерес к механизмам функционирования социального мышления, желание понять, как формируется социальная идея, в каком виде она предстает в семантическом пространстве современного социума - эти и другие вопросы инициировали постановку проблемы современного мифологического мышления. Существенным различием мифологической и современной картины мира является фантастический, выдуманный (с точки зрения современного человека) план представления действи-тельности, свойственный мифологическому сознанию, и реализм современной картины мира. По пророческому замечанию П. Сорокина, огромная часть умственного багажа современного человечества, не исключая и ученых, состоит не из знаний, а из верований, субъективно принимаемых за знания. Мы удивляемся абсурдности верований первобытного человека. Будущие поколения будут во многом удивляться нелепости наших верований. Понимание этой относительности и вызвало явление наших дней, которое удачно было названо ремифологизацией. Ремифологизация современного обыденного сознания характеризуется тремя типами воспроизводства мифа: ав-томатическим воспроизведением мифа в обыденном сознании; идеологическим навязыванием (как сознательный экспансионизм обыденного сознания, в отличие от бессознательной экспансии); художественной реконструкцией мифа в сфере эстетического творчества. Правомерность использования понятия "миф" при анализе современного социального мышления обусловлена принципиальным сходством обыденного мышления и мифотворчества. Поскольку обыденное сознание в отличие от теоретического сознания (осознанно разрабатываемого, систематизируемого) в основном несистематично, поскольку в нем стихийно складываются лишь некоторые первоначальные формы упорядоточенности, постольку миф выступает как высшая форма системности, доступная обыденному сознанию. Миф поставляет обыденному сознанию системность того уровня, который не требует и не предполагает строгих доказательств, ограничиваясь более или менее внешними корреляциями и связями между явлениями. Ж. Сорель писал по этому поводу, что миф отображает тенденции, инстинкты, ожидания народа или партии, позволяет наглядно изобразить все эти страхи и стремления в виде целостности. Многие специалисты говорят о наличии мифологической по-требности в массовой душе, о потребности в мифе. По мнению Черстертона, мифы утоляют некоторую часть нужд человека, которые утоляет религия. Это свидетельствует о преобладании компенсаторной функции современного мифа над познавательной, свойственной классическому мифу.
Классический или первобытный миф определяется как простая (упрощенная), образная, объясняющая и предписывающая определенный способ действий схема мира. Другие свойства и социальные функции мифа, например, его способность выражать символическую причастность индивида к коллективу, его вовлеченность в события, переживаемые совместно с другими индивидами, и др., вторичны и наслаиваются на его главные и первичные функции.
Современная мифология - это попытка понять и иллюзорно обосновать линию поведения в условиях, когда познание истинных причин и закономерностей явлений невозможно в силу механизмов отчуждения. Современный миф возникает не в условиях узкого практического опыта, как миф традиционный, но в условиях достаточно широкой, хотя и раздробленной, практической базы, когда стремление к синтезу мировоззрений налицо, а средств для выполнения такого синтеза нет.
2.2. Политическая культура как синтез политического сознания, менталитета и поведения
Политическая культура современного политика представляет сложную и многомерную характеристи-ку как самореализующегося субъекта политической сферы. Структура политической культуры раскрывает иерархию (диспозиции) ее компонентов и взаимосвязи между ними. В ней можно выделить два взаимообусловленных, активно сопряженных блока - потенциальный и деятельностно-поведенческий. Все рациональное и чувственное, аккумулированное в человеке, и выражает скрытую, или потенциальную, сторону овладения опытом, который несут в себе общество, природа и непосредственные их составляющие, присутствующие в политической деятельности.
Степень соответствия приобретенного опыта многообразию политической сферы характеризует уровень политической культуры человека. Эта сторона культуры проявляется в конкретных действиях и поступках, придает политической деятельности и отношениям конкретно выраженный характер. Она представляет деятельностно-поведенческую составляющую политической культуры. Здесь внутреннее богатство субъекта политики воплощается в образ жизни, политической деятельности и ее результаты.
Содержание политической культуры включает такие компоненты, как политическое сознание, политический менталитет, политическое поведение, которое характеризует деятельность и отношение субъекта политики. Важно все эти компоненты проанализировать.
Политическое сознание субъекта политики предстает как высшая форма развития психики и характеризует его способность системно воспринимать, понимать и оценивать ту часть реальности, которая связана с политикой, с вопросами власти и подчинения, государства с его институтов.
Политическая история человечества поражает своим разнообразием. Были страны, где подавляющее большинство населения лишено каких-либо прав, а всем, в том числе и жизнью людей, распоряжаются тиран или правящая олигархия. Были страны, где люди болезненно воспринимали любые попытки хоть как-то ограничить их свободу и более всего были озабочены тем, чтобы не дать правительству слишком много власти. Одни государства стремились к великим целям - к созданию всемирных империй и к присоединению новых земель, к триумфу своей религии или политической системы. Другие объявляли своей высшей целью благополучие граждан и ставили себя на службу своим подданным или избирателям. Где-то высшей ценностью является человеческая жизнь, где-то, с молчаливого согласия людей, государство использует насилие и террор. В одной стране вас не могут допросить без адвоката, в другой - признания в совершенных или несовершенных преступлениях добиваются под пыткой. Судьбы стран и народов были в руках гениев, преступников, сумасшедших, героев.
Во всех этих странах части, а иногда и большинству населения кажется, что жить можно и нужно только так, как живут они сами, что порядки могут и должны быть именно такими, как в их собственной стране. Люди вообще привыкают жить так, как живут. Жителю юга трудно понять, как можно выжить на холодном севере. Овидий писал, что севернее Крыма люди жить не могут из-за крайней суровости климата. Северянам, однако, трудно обойтись без зимы и, попав на юг, они тоскуют по морозу и снегу. Пионеру американского Запада никогда не смириться со всепроникающим контролем диктатуры, а подданному тоталитарного государства трудно было бы оказаться лишенным привычных гарантий и регламентации. Конечно, во всех системах есть люди, которых эта система не устраивает, которые либо стремятся изменить ее, либо переезжают туда, где политическое ус-тройство более соответствует их вкусам и желаниям, либо, чаще всего, просто мирятся с несовершенством мира, страдая от ощущения несвободы или незащищенности, или чувствуют себя чужими в собственной стране. Однако в любой, самой жестокой и несправедливой, с точки зрения стороннего наблюдателя, системе, есть люди, которым именно так устроенная жизнь кажется оптимальной, которые не просто подчиняются законам и установлениям, но и хотят им подчиняться.
Власть и граждане находятся в постоянном взаимодействии друг с другом. Государство предъявляет людям определенные требования, граждане либо сопротивляются этим требованиям, либо принимают их. Эти требования касаются не только и не столько поведения, сколько определенного типа мироощущения, согласия с определенными ценностными и нравственными приоритетами, определенного типа сознания. Тот, кто принимает требования власти, кто становится таким, как требует власть, оказывается в наиболее выгодном положении - власть доверяет ему, и он сам чувствует себя комфортно и естественно. Именно такой человек имеет максимальные шансы идентифицироваться с данной конкретной системой и занять в ней высокое положение. Конечно, власть не только поддерживает такого человека, но и отвечает его представлениям, т. е. является именно такой, какой он хочет ее видеть.
Очевидно, что в разных системах взаимные требования и ожидания граждан и общества различны. Рассмотрим, как меняются они по мере продвижения государственного устройства от диктатуры к демократии, какие типы политического сознания будут соответствовать различным типам власти. Естественно, особый интерес для нас представляет то, как менялось политическое сознание в нашей стране.
Сознание и политическая система
Инфантильное сознание не различает субъект и объект. Полугодовалый ребенок, например, укусив сам себя, не понимает, отчего ему больно, плачет и продолжает кусать дальше. Аналогичным образом носитель тоталитарного сознания - "идеальный" подданный тоталитарной системы - не делает различий между обществом и властью, проблемы "власть и общество", столь важной в рамках других политических систем, для него просто не существует. Власть и народ в этом случае едины не потому, что они договорились в конкретном вопросе, решив, что их интересы совпадают; в тоталитарном сознании власть и народ едины потому, что они вообще неразличимы, мыслятся как одно нерасчлененное целое, и сам вопрос об их отношениях не возникает. Актуальны иные проблемы: власть и народ против внешнего окружения, власть и народ против внутренних врагов. Тоталитарное сознание верит в абсолютное единство общества, и оно осуществляет эту веру на деле, убивая или объявляя нелюдьми всех, кто не согласен или может быть не согласен с властью. Тоталитарное сознание парадоксально - при абсолютной объективной отрешенности людей от власти, при полной невозможности влиять на действия властей оно поддерживает искреннюю их веру в то, что вождь в каждом своем действии выражает их интересы, чувствуя эти интересы глубже и мудрее, чем могут они сами. Подобное слияние с властью - первый тип отношений власти и общества. Народ не безмолвствует, как в феодальных государствах прошлого, - нет, народ поет, кричит "ура" и рукоплещет казням.
Общество функционирует по принципу "запрещено все, кроме того, что приказано", но принцип этот мешает жить лишь врагам народа, только они хотят чего-то запрещенного и неприказанного. Тоталитарная личность с ее энтузиазмом и скромностью этого не хочет: не ограничивает свои желания, а действительно, искренне не хочет. Все ее отношения с миром развертываются по вертикальной лестнице, восходящей от любого находящегося на свободе члена общества к самому вождю. Соответственно, тоталитарная власть вмешивается и разрушает почти все горизонтальные формы общения людей. Профсоюзы, например, рассматриваются как ненужные и теряют всякое значение, в лучшем случае выполняя функции декорации. Выборы, если они проводятся, превращаются в комедию, разворачивающуюся по строго определенному сценарию - результат их известен заранее с точностью до долей процента. Вторжение в семью, религию, культуру не знает границ. В обстановке тревоги и слежки любые объединения по интересам, имеющим сколько-нибудь существенное социальное значение, быстро приобретают вид подпольной организации и в конце концов их члены оказываются за решеткой.
В XX веке не раз создавались ситуации, в которых политическое поведение власти и политическое соз-нание общества оказывались резко не соответствующими друг другу. Режим действует прежними тоталитарными методами, не замечая, что его рычаги сгнили и общество живет по иным законам. Бескровные революции, которые произошли в Португалии и Испании, отмечают именно такую ситуацию, по-своему развивавшуюся в Южной Корее, Бирме, Пакистане, Чили. Но революциям предшествовали десятилетия драматического разложения власти. Тоталитарная власть неизбежно входит в противоречие с природой вещей, и рано или поздно - обычно после смерти харизматического лидера - это становится очевидным даже для правящей элиты.
Перед режимами открываются два пути: распад и преобразование. Наши сограждане застали и то и другое. Брежневская эпоха была временем распада, когда лидеры немощными руками цеплялись за последние символы культа власти, а народ смеялся над тем, что для него стало не более чем побрякушками. Но ни власть, ни общество не предлагали политической альтернативы. Отдельные выступления несогласных, при всем их значении, не меняли общее восприятие того, что имеющаяся власть пребудет такой вечно. Ресурсы страны представлялись неисчерпаемыми и, казалось, могли бесконечно оплачивать все то, что задумывало руководство как внутри страны, так и за ее пределами. Власть по-прежнему видела себя тоталитарной, но в разных слоях общества зрели анклавы иных форм политического сознания. Разрушались основы тоталитарной механики, народ и власть больше не были монолитом, а распадались на большие и малые группы, живущие внутренними интересами. Одни пытались игнорировать власть, как, например, интеллигенция. Другие старались освоить и подчинить власть, как деятели теневой экономики.
Государство должно идти на какие-то изменения в собственной организации. Наиболее распространенным, психологически легким для власти путем является смягчение, известное послабление режима. При этом структура власти сохраняется, аппарат подавления держится в боевой готовности, но используется в значительно меньших масштабах. В последние годы режима Франко в Испании говорили, что положение в стране, как на дороге, когда полиция установила ограничение скорости, но не штрафует за его превышение. Граждане спокойно и привычно нарушают правила, но все виноваты и в любой момент могут быть наказаны.
Такой способ трансформации режима быстро демонстрирует свою неэффективность. Чувствуя слабость власти, активизируются различные антисоциальные группы, возникает мафия, бурно развивается теневая экономика и т. д. Противоречие между законом, по которому "ничего нельзя", и повседневной практикой, убеждающей, что "все дозволено", провоцирует на проверку реальных границ запретов. Это периодически толкает власть на защиту своего престижа, демонстрацию силы: в самосознании власти она еще остается тоталитарной, противодействие ей - оскорбление. Так среди всеобщего послабления возникают вдруг признаки прошлых суровых времен.
Теряя последние рычаги, власть огрызается непоследовательными, бессмысленными, жесткими мерами, какими были судебные процессы над диссидентами и директорами, бросающие сегодня специфический свет на все послесталинские десятилетия. При всем том, что различало, скажем, Иосифа Бродского и Ивана Худенко, оба они, как и тысячи других пострадавших, пытались просто заниматься своим делом, выделить узкую область компетенции, в которой могли бы реализовать себя помимо власти. Курчатову, Королеву, Туполеву это удалось, тут государство признало полезность их профессиональной независимости и пошло на локальные отступления от тоталитарной идеи. Всем тем, кто не претендовал, что их талант даст власти победу в будущей войне, нечего было рассчитывать на признание их профессионального достоинства.
Все это можно описать как процесс постепенного разложения тоталитарной власти и вытеснения ее иным типом власти - авторитарным. В отличие от тоталитарной, авторитарная система, обеспечивая любым путем, в том числе и прямым насилием, политическую власть, не допускает в сфере политики никакой конкуренции, не вмешивается в те области жизни, которые не связаны с политикой непосредственно. Относительно независимыми могут оставаться экономика, культура, отношения между близкими людьми. Личная независимость, в известных пределах, не рассматривается как вызов существующей системе правления. Поэтому в авторитарных системах люди, в принципе, имеют возможность выбирать между различными центрами влияния или конкурирующими друг с другом мафиями. В тоталитарной системе мафии невозможны, точнее, вся она представляет из себя одну огромную, победившую конкурентов мафию. Авторитарное общество в своем доведенном до логического конца варианте построено на принципе "разрешено все, кроме политики". Власть отказывается от несбыточных претензий на полный контроль и выделяет лишь несколько зон, в которых оставляет управление за собой: это собственная безопасность, оборона, внешняя политика, социальное обеспечение, стратегия развития и пр. Экономика, культура, религия, частная жизнь остаются без отеческого внимания. Такая организация власти, в наиболее чистом виде, существовала до недавнего времени в Южной Корее и в Чили, постепенно она устанавливается в Китае. Авторитарные режимы оказываются устойчивыми, им удается сочетать экономическое процветание с политической стабильностью, и на определенном этапе общественного развития сочетание сильной власти со свободной экономикой является весьма эффективным.
В нашей стране переход от тоталитарного к авторитарному режиму правления постепенно проис-ходил - а кое в чем еще происходит - в течение всех десятилетий после 1953 года, но символом этих изменений стал приход к власти Ю.В. Андропова. Как специалист, он вряд ли заблуждался в истинном отношении народа к власти. Любви нет, и не стоит ее добиваться - достаточно требовать послушания. Тональность идеологии стала меняться. Политическим идеалом власти стал профессионализм. Каждый должен заниматься своим делом. Честное и точное выполнение должностных инструкций лучше всякого энтузиазма поможет подъему страны. Специалисты нужны и в управлении страной, и в писании картин, и в науке, и в разведке. Все наши беды от некомпе-тентности, коррупции и безделья.
Само по себе признание ценностей профессионализма было шагом вперед по сравнению с орденоносной бездарностью прежнего руководства. Это было понято и с надеждой принято обществом. Хорошая работа стимулировалась, однако, мерами, которые диктовались профессионализмом в области репрессий и полным дилетантизмом в политике. Массовые проверки того, кто и чем занимается в рабочее время, стали образцом активной некомпетентности власти. В том же духе оказались выдержаны и позднейшие плоды: "Указ о нетрудовых доходах" и антиалкогольное законодательство.
Авторитарное общество порождает глубокую пропасть между народом и властью, причем любых воз-можных мостов через эту пропасть чуть ли не в равной мере избегают и государство, и общество. Важнейшим феноменом авторитарного сознания является массовое отчуждение от власти. Для тоталитарного сознания отчуждение не характерно - люди сливаются с властью и идентифицируются с лидерами, либо становятся нелюдьми. Вместе с отчуждением авторитарный режим порождает характерные чувства недоверия, тревоги, апатии и даже отвращения к действиям власти. Всякие, даже разумные, решения вызывают скепсис и горькую усмешку. Отчуждение от политики связано с подавлением некоторых базовых человеческих потребностей и, как таковое, обязательно ведет к компенсаторным действиям. Алкоголизм, ставший образом жизни миллионов, был одним из побочных следствий отчуждения от политики.
Авторитарный режим формирует новую интеллигенцию, которая уже не боится заниматься своим делом, но больше всего на свете не любит политику. Политика - грязное дело. Как говорил герой А.П. Чехова, порядочные люди в политику не суются. Мандельштам сказал: "Власть отвратительна, как руки брадобрея". Одни интеллигенты, продолжающие сотрудничать с властью, практиковали разлагающее их двоемыслие: лицемерие на собраниях было платой за возможность заниматься своим делом. Другие, имевшие мужество отказаться от сотрудничества, работали дворниками и шоферами и реализовывали себя в неофициальных социальных структурах - невидимых колледжах, артистических кафетериях, самиздатовских журналах второй культуры. Всех их объединяло глубокое неприятие политики. Даже диссиденты разделяли это общее чувство. Сергей Королев, проведший 12 лет в лагере и ссылке за редактирование "Хроники текущих событий", важнейшего политического органа эпохи, говорит: "Лично мне и некоторым из хорошо мне известных правозащитников свойственно неистребимое интуитивное отвращение к политике".
Предыдущий | Оглавление | Следующий
4.1. Психология власти: генезис и основные виды 2
Социологический подход к проблеме власти 2
Компенсаторная концепция власти 2
Человек и власть: психологическое измерение 3
Власть как самоценность 3
Мотивация политической власти 3
Полипотребностный подход к мотивации власти 4
Мотивация власти 4
Власть и деформации личности 7
Власть как инструмент 7
СТЕПЕНЬ УЧАСТИЯ ВО ВЛАСТИ 8
Власть как распорядительно-исполнительские отношения 8
Глава 4. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ КАК ОСНОВНОЙ ОБЪЕКТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
4.1. Психология власти: генезис и основные виды
Феномен власти, как и любое явление реальной жизни, не является предметом монопольного анализа какой-либо одной науки. Проблема власти рассматривается в политологии, в юриспруденции, в истории и, конечно, в психологии. Предметом психологического анализа являются не властные отношения как таковые, а скорее их субъективные аспекты - восприятие институтов власти, установки по отношению к властным фигурам, адекватность осознания степени зависимости от носителей власти и т. д. Субъективный аспект власти - это готовность и непосредственно активное участие субъектов властных органов и структур в их функционировании. Но, пожалуй, самый интересный вопрос - это проблема психологических механизмов власти: почему люди готовы принимать одну власть, подчиняться одним людям или правилам, но решительно, иногда жертвуя жизнью, отвергают другую? Что дает одним людям власть над другими?
Психология политической власти - это закономерности, механизмы, условия и факторы образования, а также ее функционирования как института. Та или иная власть необходима в любом обществе, и общества без власти так же неизвестны этнографам, как и общества без семьи или без собственности. Властью обладают президент или монарх по отношению к гражданам страны, руководитель по отношению к подчиненным, родители по отношению к ребенку, влюбленные по отношению друг к другу.
Для выявления психологических характеристик политической власти целесообразно опираться на потенциал конструктивных подходов ее познания. Прежде всего на такие, как социобиологический подход, компенсаторная концепция власти и другие.
Социологический подход к проблеме власти
Одной из первых попыток найти источник стремления к доминированию стало предположение о его врожденном характере. Сначала эта мысль высказывалась в философско-умозрительной форме, в виде тех или иных представлений о природе человека. Так, Аристотель считал, что есть народы и люди, которые по своей природе призваны властвовать, а другие - им подчиняться [10]. По мнению Т. Гоббса, "общей склонностью всего человеческого рода" является "вечное и беспрестанное желание все большей и большей власти, желание, прекращающееся лишь со смертью" [140]. Французский философ К.А. Гельвеции источник стремления к власти видел в любви к наслаждению и на этом основании также делал вывод, что оно "коренится в самой природе человека" [111].
В наше время вариантом достаточно распространенными являются концепции, видящие истоки "воли к власти", если использовать выражение Ф. Ницше, в биологических структурах человека [140]. Исследователи, придерживающиеся данной точки зрения апеллируют к данным, полученным при изучении общественных животных. У последних наблюдаются яв-ления, которые могут быть обозначены терминами социальной жизни человека (иерархия, господство и т. д ) Например, работа голландского этолога Ф. де Ваала называется "Политика у шимпанзе. Власть и секс среди обезьян" [168]. Соответственно, считается возможным говорить о наличии соответствующих инстинктов не только у предков человека, но и у него самого.
Говоря о социобиологическом подходе к проблеме власти, согласимся, что биологически детерминированные характеристики индивида могут быть весьма релевантными для достижения власти и лидерства. К ним относятся такие параметры, как состояние здоровья, внешность, тип нервной системы, психофизиологические особенности (согласно данным этологов, доминирование или подчинение среди обезьян позитивно связано с уровнем серотонина в крови).
Вместе с тем, необходимо сделать две принципиальные оговорки. Прежде всего, пока нет данных, позволяющих говорить о наличии "гена власти". Поэтому речь в данном случае должна идти не о стремлении к власти как таковом, а именно о предпосылках к достижению власти, и эти два аспекта проблемы не следует смешивать. Следует помнить, что значимость тех или иных особенностей человека не инвариантна. Сыграют ли они свою роль, зависит как от конкретных социокультурных условий, так и от личностного уровня психологической регуляции. Так, физическая сила или рост по-разному оцениваются в разных обществах, а личностные ценности могут определить совсем иную область для приложения потенциала человека (например, в религиозной, а не властной сферах).
Второй аспект также связан с культурной детерминацией деятельности человека. Безусловно, у людей, как и у животных, есть врожденные регуляторы поведения, в том числе и инстинкты. Однако их роль принципиально различна. Побуждения, производные от биологической природы, хотя и занимают у людей "подчиненное" положение, остаются фундаментом жизнедеятельности, но не составляют основы структуры человеческой мотивации. В данном аспекте интересной представляется точка зрения отечественного социобиолога Н.А. Монахова. Согласно его мнению, объяснить проявление у человека стремления к доминированию и честолюбию можно исходя из сохранения у него т. наз. инстинкта "простазии" (стремления к превосходству). У животных он имеет прямое биологическое назначение и связан с процессом размножения, выбором полового партнера. В человеческом же обществе данный инстинкт утратил первоначальную функцию, но сохранил свою энергетическую значимость и может "включаться" под воздействием различных социально обусловленных "пусковых механизмов" [111].
Своеобразным переходом от биологических к социальным теориям мотивации власти может служить теория американского психолога Р. Уайта. Им была высказана идея о том, что в основе человеческой активности лежит потребность в "действенности" (efficacy) во взаимодействии с окружающим миром. Согласно У. Стоуну, предпринявшему попытку применить данный тезис к политике, многие побуждения личности, в том числе власть,- это результат социокуль-турного научения на основе присущей всем людям потребности в "действенности" [151, с. 108].
Компенсаторная концепция власти
Другим распространенным объяснением мотивации власти является компенсаторная концепция. Ее основоположником является А. Адлер, связавший стремление личности к доминированию, превосходству с попытками преодолеть реальную или воображаемую неполноценность. Данное положение было воспринято Г. Лассуэллом, разработавшим на её основе теорию мотивации политической деятельности, ставшую весьма влительной. "Люди стремятся к власти, преследуя эту ценность как средство компенсации какой-либо неполноценности..." [156, с. 39]. При этом власть и все связанное с ней становятся средством повышения в собственных глазах собственной значимости, преодоления заниженной самооценки. Сходной точки зрения придерживалась видный представитель психоанализа К. Хорни. По ее мнению, многим людям присуща т. наз. базальная тревожность, восприятие себя как "маленького", "униженного и оскорбленного" человека. Стремление к власти становится одним из путей для восстановления психического равновесия.
Теория компенсации была и остается весьма популярной, однако ряд проведенных в 1950-1970 гг. исследований политически активных людей, прежде всего членов законодательных органов штатов (работы Д. Барбера, В. Стоуна, Г. Бэрила и др.) не подтверждают тезиса о преимущественно компенсаторном характере участия в политике. Было доказано наличие среди законодателей (как и в обществе в целом) людей с различным уровнем самооценки, и в то же время не выявлено значимых различий в самооценке политиков и, например, студентов университетов. При этом обнаружился тот факт, что успех политической деятельности определяется не только типом самооценки, а ее сочетанием с другими личностными парамет-рами (например, сложностью Я-концепции).
Недостаточность объяснения мотивации политической власти на основе только принципа компенсации обусловлена рядом причин. Прежде всего, компенсация может происходить и другими путями, например, через достижение богатства. В общем случае на направление компенсаторного поиска мощное воздействие будет оказывать система значимых ценностей общества (святости, знания, воинской доблести и т.п.), достижение которых позволяет повысить самооценку. С другой стороны, даже если человек и стремится к власти, то проявлять ее он может не в политике, а с большим эффектом в других областях деятельности, например, в армии. По мнению самого Г. Лассуэлла, в детерминации того, будет ли потреб-ность во власти реализовываться именно в политической сфере, важную роль играют когнитивные факторы. Выбор компенсации через власть происходит в двух случаях: когда, как ожидается, это принесет больше выгоды, чем при использовании иного пути; когда есть позитивный опыт повышения самооценки с помощью власти.
Компенсаторный механизм, таким образом, следует рассматривать не как отдельный мотив, а, скорее, как психологическую основу для целого набора мотивирующих явлений, пронизывающую (при ее наличии) всю мотивационно-потребностную сферу личности. Необходимость развития концепции Г. Лассуэлла в данном направлении отразил его последователь, известный представитель психоаналитического направления в политической психологии А. Джордж. Соглашаясь с тем, что политическая деятельность носит во многом компенсаторный характер, он, однако, выдвинул ряд новых методологических положений. Так, в отличие от Г. Лассуэлла, А. Джордж говорит уже не о "политическом типе", а о личности, обладающей множеством ценностей ("multy-valued person").
Человек и власть: психологическое измерение
В нашей жизни мы постоянно сталкиваемся с различными формами такого явления, как власть, играющего роль важнейшего механизма организации общества. Не случайно видный английский философ Б. Рассел сравнил роль понятия "власть" в общественных науках со значением категории "энергия" в естественных [140]. Существует множество подходов к пониманию сущности этого явления. Мы под властью будем понимать способность и возможность оказывать определяющее воздействие одних социальных субъектов на другие с помощью различных сил, средств и способов.
Власть всегда предполагает отношение между властным и подвластным. Политико-властные отношения общества представляют собой некоторую объективную реальность, "данную нам в ощущениях", проявляющуюся в правовых нормах, действиях органов управления и детерминируемую экономическими, социальными, собственно политическими факторами Под таким углом зрения правомерным является рассмотрение власти в "безличных" терминах политического режима, разделения властей, уровней власти и т. д. Однако субъектом власти, в конечном счете, является конкретный человек, отношение которого к осуществлению властных полномочий может быть весьма неоднозначным. Будучи наделен самыми широкими возможностями для этого, он может или тяготиться властью или же, наоборот, прилагать все силы для еще большего расширения своего влияния. Именно психологические особенности, прежде всего мотивационные, определяют различия в использовании власти если ее ресурсы и возможности реализации одинаковы для двух различных людей, подчеркивает американский политолог Р. Даль [151, с. 45]. С другой стороны, даже будучи объектом власти, личность не теряет своей субъектности и подчиняется властной воле отнюдь не автоматически.
Хотя феномен власти может иметь место в семье, в организации и т. п., наверное, ни одна сфера человеческой жизни не связана с властью в такой степени как политика. Политика и власть издавна рассматриваются как своеобразный континуум Выполнение основной функции политики - согласования социальных интересов - невозможно без властных полномочий. Политическая власть предполагает подчинение наибольшего количества граждан и имеет наиболее масштабные средства как убеждения, так и принуждения.
Отражая эту связь, немецкий психолог Э. Шпрангер ввел понятие "политический тип", отождествив при этом собственно политическое и властное вообще. "Людей, ведущей ценностью которых является власть, - писал он,- мы будем называть политическими, пусть даже отношения, в которые они включены, и не являются политическими в прямом смысле" [139, с. 59]. От этого же факта оттолкнулся Г. Лассу-элл, попытавшийся ответить на вопрос: чем занимающиеся политикой отличаются от простых граждан? Сущностной чертой "политического человека" является, по мнению американского ученого, "акцентуация... на власти, предпочтение власти по отношению к другим ценностям" [156, с. 22]. Предметом своей направленности он отличается, к примеру, от "ученого", ориентированного на знания, образование. В своих работах Г. Лассуэлл выделил черты, характеризующие идеальный тип homo pohticus'a:
1) ненасытное стремление к власти;
2) использование других ценностей и людей как средств достижения власти;
3) желание ее только для себя; владение технологиями власти [156, с. 54-56].
Ориентируясь на отмеченные и другие подходы в анализе власти, представляется возможным проследить ее психологические особенности, в частности, рассматривать власть и как самоценность, в которой основным механизмом выступает мотивация, и в виде влияния власти на деформации личности, и в качестве инструмента достижения цели, и как систему властных отношений, и в целом, как самобытный феномен.
Власть как самоценность
Если при инструментальной мотивации власти она является средством, то в противоположном случае власть рассматривается как самоценность. При этом ведущую роль играют связанные с обладанием властью положительные эмоциональные переживания. Как отмечал М. Вебер, стремиться к власти можно и "ради нее самой", чтобы наслаждаться "чувством престижа, ко-торый опадает" [29, с. 646]. Он подчеркивал, что это, в частности, может быть связано с ощущением того, что "держишь в руках нерв исторически важного процесса", принимаешь участие в принятии важных решений, касающихся жизнедеятельности всего общества.
При этом указанное мотивирующее основание в содержательном плане не совпадает с инструментальным стремлением к статусу, поскольку может проявляться и у политика, не претендующего на публичность. В поведенческом плане рассматриваемый вариант мотивации власти реализовывается в двух основных тенденциях:
1} стремлении к приобретению и расширению ресурсов власти или потребности чувствовать себя сильным (X. Хекхаузен) (своеобразный "статический" аспект);
2) желании использовать эти ресурсы на практике ("динамический" аспект).
Мотивация политической власти
Давно замечено, что отношение людей к власти весьма неоднозначно. На одном полюсе находится позиция "дай Бог не вляпаться во власть". На другом - столь сильное стремление к ней, что от него, по выражению Н. Макиавелли, "не могут оградить все достоинства ума и сердца..." [78, с. 184]. При этом последний тип отношения к власти гораздо более социально заметен. Как отметил в этой связи Б. Рассел, у человека имеются две ненасыщаемые и бесконечные страсти - к славе и к власти. Не удивительно, что именно проблема мотивации власти, ее источника и проявлений постоянно находилась в центре внимания мировой социальной мысли.
Полипотребностный подход к мотивации власти
Подводя итог изложенному выше, отметим, что выделенные основы стремления к власти отнюдь не исключают друг друга. В реальности все они в той или иной мере связаны и взаимодетерминируют друг друга. В свете этого весьма обоснованной представляется полипотребностная концепция мотивации власти, предложенная российским психологом С.Б. Кавериным. С его точки зрения, потребность власти - синдром пяти базовых потребностей: свободы (власть используется для достижения безопасности), гедонистической (власть - средство удовлетворения материальных потребностей), самоутверждения (через власть достигаются престиж, уважение, признание), самовыражения (власть как достижение значимых результатов, игра, соревнование), потребности быть личностью (через обладание властью реализуется стремление сделать что-либо для других, а не только для себя).
Сама по себе потребность во власти как интегративное личностное образование не является ни плохой ни хорошей. Ее проявление в поведении определяется как внешними условиями, так и соотношением указанных потребностей. "Суммарность и одновременность действия базовых потребностей побуждает считать, что каждый человек, осуществляющий власть, движим одновременно мотивацией и независимости, и господства, и выгоды, и служения людям",- пишет ученый [119, с. 19]. Исходя из этого, С.Б. Кавериным разработана оригинальная типология людей на основании того, какая из потребностей преобладает в структуре мотивации власти:
Доминирующая потребность Тип личности
Потребность в свободе Нонконформист
Гедонистическая потребность Конформист
Потребность в самоутверждении Диктатор
Потребность в самовыражении Авантюрист
Потребность быть личностью Демократ
Отметим, что позиция С.Б. Каверина перекликается с точкой зрения ряда зарубежных ученых, также полагающих, что стремление к доминированию не следует рассматривать исключительно как признак психического нездоровья. Так, К. Хорни принципиально отделяла невротическую мотивацию власти, коренящуюся, по ее выражению, в слабости личности, от нормального желания власти, вытекающего из силы человека, его объективного превосходства и детерминируемого особенностями социализации, культуры общества. Подобной точки зрения придерживался и Э. Фромм, отмечавший, что "в психологическим плане жажда власти коренится не в силе, а в слабости... Власть - это господство над кем-либо; сила - это способность к свершению, потенция" [126, с. 140].
Рассмотренная выше концепция позволяет охарактеризовать феномен мотивации власти как многомерное явление, не сводимое к какому-либо одному побуждению. Это тем более важно, что, как следует из проведенных в последние годы исследований, имеет место изменение иерархии мотивов в период достижения власти и собственно властвования.
С другой стороны, говоря о мотивации власти, ее множественной детерминации, следует также помнить, что поведение человека (в том числе и политическое) отнюдь не исчерпывается стремлением к господству над другими. Поэтому представляется весьма значи-мым положение А. Джорджа о том, что мотив власти может как усиливаться другими побуждениями личности, так и вступать в конфликт с ними. В свою очередь исследование подобного рода внутриличностных противоречий и их влияния на политическую активность должно стать одной из важных проблем психологии политики.
Мотивация власти
Личность политического лидера является сложнейшим многомерным образованием и состоит из множества различных взаимосвязанных структурных элементов. Не все они в одинаковой степени ответственные за политическое поведение, проявляются в нем. Однако, после многочисленных исследований, проведенных в американской политической психологии, удалось выделить наиболее влиятельные личностные характеристики, которые мы для удобства сгруппируем в шесть блоков: представления политического лидера о себе самом; потребности и мотивы, влияющие на политическое поведение; система важнейших политических убеждений; стиль принятия политических решений; стиль межличностных отношений; устойчивость к стрессу.
Я-концепция политического лидера. Проблема компенсации реальных или воображаемых дефектов личности была поставлена еще соратником 3. Фрейда А. Адлером. Эта идея получила свое более полное развитие в работах Г. Лассуэлла. Согласно его концепции, человек для компенсации низкой самооценки стремится к власти как средству такой компенсации. Таким образом, самооценка, будучи неадекватной, может стимулировать поведение человека в отношении политически релевантных целей - власти, достижений, контроля и других.
Внимание Г. Лассуэлла было приковано к развитию представлений человека о самом себе, степени развития и качеству самооценки и их воплощению в политическом поведении. Его гипотеза состояла в том, что некоторые люди обладают необычайно сильной потребностью во власти или других личностных ценностях, таких, как привязанность, уважение, как в средствах компенсации травмированной или неадекватной самооценки. Личные ценности или потребности такого рода могут быть рассмотрены как эго-мотивы, поскольку они часть эго-системы личности.
А. Джордж в одной из своих работ продолжил линию рассуждения Г. Лассуэлла о стремлении к власти как компенсации низкой самооценки. Он детально рассмотрел возможную структуру низкой самооценки и считает, что низкую самооценку могут составлять пять субъективных негативных чувств в отношении себя в различных их комбинациях: чувство собственной неважности, незначительнности; чувство моральной неполноценности; чувство слабости; чувство посредственности; чувство интеллектуальной неадекватности.
Уже после того как Г. Лассуэлл привлек внимание политологов и политических психологов к роли самооценки в политическом поведении лидера, появился целый ряд исследований, посвященных представлению политика о себе.
Политический лидер в любой ситуации за редким исключением ведет себя в соответствии с собственной Я-концепцией. Поведение его зависит от того, кем и как он себя осознает, как он сравнивает себя с теми, с кем он взаимодействует.
Я-концепция, то есть осознание человеком того, кто он, имеет несколько аспектов. Наиболее существенные из них это - образ "Я", самооценка и социальная ориентация политического лидера. У. Стоун приводит рассуждение классика психологии У. Джемса, что наша самооценка может быть выражена как отношение наших достижений к нашим претензиям. Но хотя сам У. Стоун считает, что самооценка - это позитивное чувство в отношение себя, понимая его как самоуважение.
Под социальной ориентацией подразумевается чувство автономности, в противоположность чувству зависимости от других людей в самоопределении. По мнению психолога Е.Т. Соколовой, "автономизация самооценки окончательно оформляется в подростковом возрасте, и преимущественная ориентация на оценку значимых других или на собственную самооценку становится показателем стойких индивидуальных различий, характеризующим целостный стиль личности".
Американские исследователи Д. Оффер и Ч. Строзаер рассматривают образ Я-политика, который соответствует "общей сумме восприятий, мыслей и чувств человека по отношению к себе"... "Эти восприятия, мысли и чувства могут быть более или менее ясно проговорены в образе Я, в котором Я разделено на шесть различных частей, тесно взаимодействующих". Эти шесть Я- следующие: физическое Я, сексуальное Я, семейное Я, социальное Я, психологическое Я, преодолевающее конфликты Я. Как отмечает Е.Т. Соколова, "ценность и субъективная значимость качеств и их отражение в образе Я и самооценке могут мас-кироваться действием защитных механизмов" [55].
Физическое Я представляет собой, с точки зрения этих ученых, представления политического лидера о состоянии своего здоровья и физической силе или слабости. Политический лидер должен быть достаточно здоровым, чтобы это не препятствовало его деятельности. В политологической и психологической литературе были описаны страдания, которые причиняло президентам США Рузвельту, Вильсону и Кеннеди их плохое здоровье.
По поводу сексуального Я, то есть представлений политика о своих претензиях и возможностях в этой сфере, ученые отмечают отсутствие статистических данных о том, как сексуальные преференции или сексуальное поведение связано с лидерскими способностями. Сомнительно, что президентом современного развитого государства может стать гомосексуалист или эксгибиционист. Прежде всего, такие наклонности закрыли бы ему путь в большую политику вне зависимости от лидерских качеств. В истории же известные тираны отличались патологией сексуальной сферы и нередко страдали различными извращениями.
Семейное Я является очень важным элементом личности политика. Хорошо известно, и прежде всего из психоанализа, какое огромное влияние оказывают отношения в родительской семье на поведение взрослого человека. Некоторые политические лидеры преодолевают ранние травмы и конфликты, другие - нет и, становясь лидерами, переносят фрустрации из своего детства на свое окружение в стране и в мире.
Для людей, находящихся на высших государственных постах, очень важно обладать способностью к совместной деятельности с другими. Представления политика об этом качестве отражены в социальном Я. Политический лидер должен научиться тому, как вести переговоры и как стимулировать своих коллег к проявлению их лучших качеств. Он должен быть способным использовать навыки межличностных отношений для эффективной работы с различными, порой враждебными группами людей, с лидерами других стран.
Психологическое Я составляют представления о своем внутреннем мире, фантазиях, мечтах, желаниях, иллюзиях, страхах, конфликтах - важнейшем аспекте жизни политического лидера. 3. Фрейд говорил, что психопатология - участь обыденной жизни. Как и у обычных людей, у лидеров нет врожденного иммунитета от невротических конфликтов, психологических проблем, а иногда и более серьезных форм психопатологии, таких, как психоз. Страдает ли политик от осознания собственных страхов или относится к этому спокойно, или даже с юмором - проявляется в его поведении, особенно в периоды ослабления самоконтроля.
Преодолевающее конфликты Я - представления политического лидера о своей способности к творческому преодолению конфликтов и нахождению новых решений для старых проблем. Лидер должен обладать достаточными знаниями и интеллектом, чтобы воспринять проблему. Он должен быть достаточно самоуверенным при принятии политических решений, чтобы суметь передать эту уверенность другим. Иной аспект преодолевающего конфликты Я - осознание лидером своей способности к преодолению стрессов, связанных с его ролью и деятельностью на посту, например, главы государства. Стресс может привести к тяжелым симптомам, которые самым серьезным образом ограничивают интеллектуальные и поведенческие возможности политического лидера. Он может увеличивать жесткость познавательных и мыслительных процессов в исторически сложные моменты, приводить к снижению гибкости и самообладания, в особенности тогда, когда они необходимы.
Сложность Я-концепции Р. Зиллер и его коллеги понимают как число аспектов Я, воспринимаемых политическим лидером, или как степень дифференциации Я-концепции. На ранних стадиях самосознания происходит отделение человеком себя от других. Далее, Я в его сознании разделяется на неограниченное число частей. Впоследствии у человека проявляется тенденция оценивать себя в сравнении с другими людьми. Этот процесс получил подробный анализ в теории социального сравнения Л. Фестингера. Главным положением этой теории является утверждение, что в основе стремления человека правильно оценить свое мнение и способности в сравнении с другими людьми лежит потребность иметь ясную и определенную Я-концепцию.
Через процесс социального сравнения у человека устанавливаются рамки социального рассмотрения Я как точки отсчета. Р. Зиллер в другом своем исследовании, проведенном в 1973 г., обнаружил, что люди с высокой сложностью Я-концепции имеют тенденцию стремиться к получению большей информации перед принятием решения, чем обладающие низкой сложностью Я-концепции. Поскольку сложность Я-концепции связана с восприятием сходства с другими людьми, то более вероятно, что политики с высокой сложностью Я-концепции воспримут информацию от других. Политические лидеры с высокой сложностью Я-концепции имеют тенденцию легче ассимилировать как позитивную, так и негативную информацию и, таким образом, реагировать на ситуацию на основе обратной связи, чем лидеры с низкой сложностью Я-концепции.
В то же время, чем выше самооценка у политиков, тем хуже они реагируют на ситуацию, тем ниже их реактивность. Лидеры с высокой самооценкой менее зависимы от внешних обстоятельств, они имеют более стабильные внутренние стандарты, на которых они основывают свою самооценку.
Политические деятели с низкой самооценкой оказываются более зависимыми от других людей и, таким образом, более реактивными. Они являются более чувствительными к обратной связи и изменяют свою самооценку в зависимости от одобрения или неодобрения других.
Р. Зиллер и его коллеги разработали типологию личности политических лидеров на основе исследования самооценки и сложности Я-концепции Первый тип составляют лидеры с противоречивым, на первый лишь взгляд, названием аполитичные политики. Это деятели с высокой самооценкой и высокой сложностью Я-кон-цепции, которые ассимилируют новую информацию, касающуюся их, без угрозы для их Я-концепции, но при этом для их реактивности существуют серьезные ограничения. Они чувствуют себя оторванными от других и поэтому с трудом реагируют на поведение своих последователей или населения государства в целом.
Другой тип, наиболее удачливый в политике, - прагматики. Это политические лидеры с низкой самооценкой и высокой сложностью Я-концепции, отвечающие на широкий круг социальных стимулов. Они прислушиваются к мнениям других людей и модифицируют свое политическое поведение на основе обратной связи.
Третий тип составляют политические лидеры с высокой самооценкой и низкой сложностью Я-концепции, не реагирующие на мнения других. Их познавательные процессы и поведение очень жестки, а самооценка чрезвычайно стабильна. Это - "идеологи", столь знакомые нам по Политбюро КПСС.
И, наконец, четвертый тип - это деятели с низкой самооценкой и низкой сложностью Я-концепции, которые интенсивно реагируют на узкий круг социальных стимулов. Их назвали "недетерминированные".
Самооценка политического лидера накладывает очень важный отпечаток на внутри- и внешнеполитический курс его страны или возглавляемой организации. Если у него в течение жизни сформировалась заниженная самооценка, то его постоянное недовольство собой могло быть той самой движущей силой, которая толкала его на взятие все новых и новых барьеров в сфере внутренней или внешней политики. Такими предстают президенты США Р. Никсон, Р. Рейган, отечественные политики И. Рыбкин, И. Лебедев, Жириновский-младший и др. Заниженная самооценка толкает политического лидера к различным шагам на международной или внутренней арене - крупномасштабным военным или миротворческим акциям, неожиданным для окружения экстравагантным поворотам, пассивному созерцанию и т. п.
Лидеры государств с завышенной самооценкой, переоценивая собственные качества политика и главнокомандующего, зачастую не замечают всеобщей и внешней, и внутренней реакции на свой курс на международной арене. Они упиваются собственным успехом (даже если он мифический) и относят критику к злобствующим завистникам. Здесь можно говорить о нарушении обратной связи между последствиями политического действия и субъектом. Почти никакие последствия не способны заставить такого лидера испугаться или содрогнуться от мысли о том, к чему могут привести его поступки.
Другой тип лидеров с завышенной самооценкой, сталкиваясь с недооцениванием их политики, как в стране, так и за рубежом, сильно страдает от аффекта неадекватности. Когда их политика строилась, с их собственной точки зрения, на принципах высокой морали или же казалась им продуманной и продуктивной, а воспринималась как безнравственная или же бессмысленная, такие политические лидеры шли на самые неожиданные шаги. И чем больше они обижались и переживали, тем чаще они повторяли аналогичные политические акции, еще больше вызывая неодобрение.
Лидеры с адекватной самооценкой представляют лучший образец партнеров на политической арене. Их внешняя и внутренняя политика не мотивирована стремлением к самоутверждению, обратная связь между последствиями акций и ними самими работает неукоснительно. Адекватно оценивающий свои политические способности лидер, как правило, уважительно и высоко оценивает других лидеров. Не боясь, что его унизят, обидят, обойдут, твердо зная собственную высокую цену, считая себя не хуже тех, с кем ему приходится взаимодействовать, такой лидер будет вести политику, которая позволила бы добиться поставленных целей и дала бы обоюдную выгоду. Отсутствие невротического компонента в самооценке приводит, как правило, к его отсутствию и в политическом поведении
Невротическое стремление к политической власти. Поиск любви и привязанности является одним из путей, часто используемых в нашей культуре для получения успокоения от тревожности. Поиск власти - другой такой путь.
Завоевать любовь и расположение - значит получить успокоение путем усиления контакта с другими, в то время как стремление к власти означает получение успокоения через ослабление контакта с другими и через укрепление собственного положения.
Ощущение власти может возникать у нормального человека в результате реализации его превосходящей силы, будь то физическая сила или способность, или умственные способности, или зрелость и мудрость Его стремление к власти может быть вызвано также некоторой особой причиной, связанной с семьей, политической или профессиональной группой, родиной или научной идеей. Однако невротическое стремление к политической власти рождается из тревожности, ненависти и чувства собственной неполноценности Иначе говоря, нормальное стремление к власти рождается из силы, невротическое - из слабости
То, что невротики в нашей культуре выбирают этот путь, происходит потому, что в нашей социальной структуре власть может дать чувство большей безопасности.
В поисках тех условий, которые порождают стремление к этой цели, становится очевидным, что такое стремление обычно развивается лишь тогда, когда оказывается невозможным найти средство для снятия подспудной тревожности с помощью любви и привязанности.
Невротическое стремление к власти служит не только защитой от тревожности, но также и каналом, по которому может выходить вытесненная враждебность.
Стремление к власти служит, во-первых, защитой от беспомощности, которая является одним из основных элементов тревожности. Невротик испытывает такое сильное отвращение к любому отдаленному намеку на беспомощность или на слабость в себе, что старается избегать ситуаций, которые нормальный человек считает вполне обычными, например, чье-либо руководство, совет или помощь, любой вид зависимости от людей или обстоятельств, любую уступку или согласие с другими. Этот протест против беспомощности вовсе не проявляется сразу во всей своей силе, а увеличивается постепенно; чем сильнее невротик чувствует подавленность своими внутренними запретами, тем менее он способен к самоутверждению. Чем более слабым он становится, тем с большей тревожностью ему приходиться избегать всего, что хоть в малейшей степени может обнаружить его слабость.
Во-вторых, невротическое стремление к политической власти служит защитой от опасности чувствовать себя или выглядеть ничтожным. Невротик вырабатывает жесткий и иррациональный идеал силы, который заставляет его верить, что он способен справиться с любой ситуацией, какой бы сложной она ни была, и может справиться с ней немедленно. Этот идеал приобретает связь с гордостью, и, как следствие, невротик рассматривает слабость не только как опасность, но и как позор. Он делит людей на "сильных" и "слабых", восхищаясь первыми и презирая вторых. Он также доходит до крайности в том, что считает слабостью. Он испытывает большее или меньшее презрение ко всем людям, которые соглашаются с ним или уступают его желаниям, ко всем, кто имеет внутренние запреты или не контролирует свои эмоции столь тщательно, чтобы всегда иметь безмятежное выражение лица. Он также презирает все эти качества в себе.
Он чувствует унижение, если ему приходится признавать собственную тревожность или внутренний запрет, и тогда, презирая себя за свой невроз, вынужден сохранять этот факт в тайне. Он также презирает себя за то, что не в состоянии справиться с неврозом в одиночку.
Те особые формы, которые примет такое стремление к власти, зависят от того, лишения какой власти невротик больше всего боится или презирает.
Другой установкой, которая может характеризовать его стремление к власти, является его желание настаивать на своем. Постоянным источником острого раздражения для него может служить нежелание других делать то, чего он от них ожидает, и именно тогда, когда он этого хочет. Нетерпеливость тесно связана с этим аспектом стремления к власти. Любого рода отсрочка, любое вынужденное ожидание станет источником раздражения. Часто невротик сам не осознает существования управляющей им установки или, по крайней мере, силы ее действия. Конечно, в его интересах не осознавать и не изменять такое отношение, потому, что оно несет важные защитные функции.
Еще одно отношение, образующее стремление к политической власти, - это стремление никогда не уступать, не сдаваться. Согласие с чьим-либо мнением или принятие совета, даже если он считается правильным, воспринимается как слабость, и одна только мысль, чтобы так поступить, вызывает сопротивление. Люди, для которых такое отношение является важным, склонны ударяться в другую крайность и из одного только страха уступить упрямо принимают противоположную сторону.
Поиск власти является защитой от беспомощности и от чувства собственной незначительности. У невротика, принадлежащего к этой группе, развивается ярко выраженная потребность производить впечатление на других, быть объектом восхищения и уважения.
Стремление к обладанию, собственности также может служить в нашей культуре защитой от беспомощности и чувства собственной незначительности или унижения, поскольку богатство дает власть.
Доминирование, характерное для невротического стремления к власти, не обязательно открыто предстает как враждебность к другим. Оно может быть скрыто в социально значимых или дружеских формах, проявляясь, например, как склонность давать советы, стремление направлять дела других людей, в виде инициативности или лидерства. Но если за такими отношениями скрывается враждебность, другие люди - дети, супруги, подчиненные - будут ощущать ее и реагировать либо подчинением, либо сопротивлением. Сам невротик обычно не осознает привнесенной сюда враждебности. Даже если он приходит в состояние бешенства, когда дела идут не так, как он хочет, он все равно продолжает думать, что он по своей сути является нежной душой, впадающей в дурное расположение духа лишь потому, что люди ведут себя столь неблагоразумно, пытаясь противостоять ему.
Таким образом, психология политической власти понятие весьма многомерное, оно отражает субъект-объектные отношения в обществе. Упрощенно субъектно-объектные отношения сводятся к-тому, что одни люди стремятся обладать властью, а другие ищут этой власти над собой. Однако удержаться на вершине власти первые могут только при условии, что вторые им доверяют, то есть при условии реальной легитимности власти.
Власть и деформации личности
Мы вполне согласны с мнением Я. Рудаша, что политика относится к тем видам профессиональной деятельности, в которых мотивация власти является ключевым профессионально важным качеством личности, а ее слабая выраженность может снизить эф-фективность [140]. С этим положением перекликается и точка зрения отечественного ученого, согласно которой политический деятель должен испытывать позитивные эмоции от доминирования над другими. Однако это не означает, что успешный политик должен проявлять сверхвыраженность данного мотива.
Как следует из зарубежных исследований, политические деятели чаще имеют мотивацию власти, уровень которой лишь немного выше среднего. Более того, приближение данной черты личности к крайней отметке сказывается на продуктивности деятельности так же негативно, как и ее недостаток. Чрезмерное стремление к власти, а тем более носящее невротический ха-рактер, мешает налаживанию равных межличностных отношений, отталкивает последователей от лидера. С другой стороны, затрудняется объективное восприятие реальности (проявляющееся в стремлении "всегда быть правым"). Это часто ведет к экстремизму, враждебности, негибкости и упрямству, непредсказуемости в поведении. Согласно исследованиям американских психологов, существует сильно выраженная связь между стремлением президента к власти и использованием силы в международных отношениях
При этом следует отметить, что постоянное сосредоточение на достижении власти негативно влияет на личность политического деятеля или иного субъекта властных отношений. Данный факт был замечен давно. Власть, по оценке Платона, неизбежно делает его (тирана) завистливым, вероломным, несправедливым, недружелюбным и нечестным. В чем коренятся причины таких трансформаций? [100, с. 342].
Несомненно, важное влияние оказывают явления, сопряженные с исполнением властных полномочий - известность, почет, материальный статус, которые начинают восприниматься как атрибуты личности, а не должности. Нельзя отрицать и того, что определенные черты личности, оказавшиеся релевантными политической деятельности, могут получить в ее условиях чрезмерную выраженность, например, стремление к достижению цели, уверенность в себе.
Следует упомянуть и оригинальную концепцию "политической наркомании", выдвинутой российским психиатром и психоаналитиком А. Белкиным [141, с. 186- 198]. Он исходит из того, что при выполнении любой деятельности, тем более значимой, в организме у человека вырабатываются гормоны, сходные по действию с наркотиками и дающие человеку позитивные эмоции.
Политика, в свою очередь, связана как с высокими затратами энергии, так и с огромными возможностями для удовлетворения потребностей власти, самореализации, статуса и соответствующими эмоциональными состояниями, продуцирующими соответствующие био-химические процессы. Став политиком, человек с определенными психическими особенностями может привыкнуть получать такую "подпитку" и после определенного момента "садится на политическую иглу". Соответственно, для получения удовлетворения требуются все большие доли власти, почитания, более грандиозные политические прожекты. Данному процессу сопутствуют изменения личности, сходные с клинической картиной, выявленной у людей с наркотической зависимостью: некритичность к происходящему, сверх-ценность собственных идей, подозрительность и т. п. В связи со сказанным можно привести мнение Г. Лассуэлла о том, что люди, которые "полностью отделились от других ценностей во время достижения и удержания власти - опасные члены общества" [156, с. 21].
Власть как инструмент
Понимание власти только в качестве средства компенсации является весьма узким. Обладание властью, тем более политической, дает обширные возможность для удовлетворения соответствующих потребностей. Как заметил еще Т. Гоббс, все страсти (желания власти, богатства, знаний или почестей) "могут быть сведены к первой.., ибо (они) суть различные виды власти" [151, с. 55]. В связи с этим в качестве еще одного источника мотивации к власти выделяют ее инструментальную функцию.
При помощи власти облегчается достижение безопасности (в различных проявлениях - от возможности использовать силу для воздействия на других до депутатской неприкосновенности). По мнению видного американского психолога Д. Макклелланда, мотив власти подразумевает два вектора. Если первый можно обозначить как власть "для" (чтобы господствовать над другими), то второй - как власть "от" (обеспечить собственную свободу).
За желанием иметь власть могут скрываться материальные мотивы (от обеспечения повседневного существования до обогащения). Каждому человеку в норме присуща потребность, стремление к получению признания со стороны людей, рассмотрению себя как авторитетной, пользующейся популярностью личности. Нахождение на верхних этажах пирамиды власти также способствует получению статуса, известности, значимости. При этом, согласно Д.Макклелланду, мотивация власти может носить как эгоцентрический, так и социоцентрический характер [161]. Поэтому стремление к власти может быть средством реализации социально-значимых мотивов (что, хотя и является сущностной задачей политики, встречается весьма нечасто).
В связи с этим следует отметить, что в настоящее время имеется неоднозначность самого термина "власть". Она, как социальный феномен, неразрывно связана с упомянутыми выше смысловыми следствиями - почетом, уровнем в иерархии, материальным уровнем и т. п. Поэтому внешне выраженное стремление к господству может иметь весьма различную пси-хологическую основу. Более того, как заметил Г. Лассуэлл, люди чаще мыслят не в общих в категориях "желания власти", а в более конкретных- "стать депутатом" и т. п. [156, с. 84].
Под обыденным выражением "стремление к власти" может скрываться и желание достичь высокого поста, и поиск социального статуса, и собственно власть. В последнем случае термин "мотив власти" может употребляется в его более узком смысле, как синоним домини-рования- "стремление к первенству над другими людьми, к оказанию активного влияния на них и... социальную ситуацию.., тягу к самоутверждению в социуме собственной и не рядовой роли" [156, с. 60].
Как правило, в любом обществе экономически господствующая элита достигает того, что осуществляемая во всей стране государственная власть и государственная воля - это ее собственная воля, возведенная в государственный закон, во всеобщность. Навязывая обществу выгодные для себя законы, экономически господствующий класс вынужден искать какую-либо общенациональную идею, которая прикрыла бы их своекорыстные цели и помогла удержать у власти обслуживающего их интересы лидера. Данное явление актуально и для современной России.
Чаще всего власть осуществляется в рамках определенных институтов - государства, армии, семьи, но может существовать и в рамках неформализованных сообществ. Почти каждый человек обладает властью по отношению к какому-то числу других людей, и, одновременно, для каждого из нас существует масса людей, которые могут заставить или убедить нас совершать те или иные поступки, т. е. обладают властью по отношению к нам. При этом власть, допустим, президента или председателя правительства для рядового человека предстает весьма опосредованной и может вообще не замечаться, в то время как власть непосредственного начальника, безусловно, осознается и является фактором, определяющим повседневную жизнь человека.
В целом с позиции политической психологии можно властные отношения представить схематично(см. рис. 7). Определив субъекты, объекты, движущие силы и механизмы взаимосвязи, представляется возможность раскрыть психологические характеристики политической власти.
Участники политической жизни, имеющие особые, осознаваемые ими потребности и интересы, способные определять средства их реализации и оказывать реальное воздействие на процесс осуществления политической власти
СТЕПЕНЬ УЧАСТИЯ ВО ВЛАСТИ
Участвующие непосредственно: государство, политические лидеры и элиты, партии, общественные организации и движения
Принимающие опосредованное участие: крупные социальные группы и общности, различные группы интересов
ДВИЖУЩАЯ СИЛА
МОТИВАЦИЯ ВЛАСТИ
Рис. 7. Властные отношения
Это потребность и осознанная обязанность субъектов политики влиять и регулировать жизнедеятельность общества, используя политические возможности, средства и методы
Власть как распорядительно-исполнительские отношения
Власть по своей сути представляет одну из сторон неравенства в отношениях субъектов политики, в которых легитимно имеет место господство и подчинение, независимо от того, идет ли речь об отдельных индивидах, группах людей, классах, нациях или народах. Власть позволяет обладающим ею осуществлять свою волю, оказывать решающее воздействие на под-чиненных и таким путем добиваться собственной цели.
Власть необходима в любом обществе. Власть - это право, которым наделен социальный субъект - человек, структура в обществе в силу своего социального статуса в обществе или в его институте.
Конечно, власть, исходящая сверху, распространяется на большее число людей, чем власть тех, кто находится внизу, но сами взаимоотношения между носителем власти и тем, кто ему подчиняется, не зависят непосредственно от места двух этих субъектов на социальной лестнице. Таким образом, было бы неверным считать, что власть сосредоточена на высших этажах общества или государства. Она распределена по всем уровням социальной иерархии. Одни и те же психологические закономерности могут быть обнаружены и в большой политике, и во взаимоотношениях рядовых граждан. При этом где-то обнаруживаются "сгущения" власти - в каких-то структурах кто-то обладает очень большой властью по отношению к другим людям, а где-то - своеобразные "разрежения" - власть будто вовсе не существует, никто не подчиняется никому. По крайней мере, носители власти и применяемые ими методы управления не видны ни стороннему наблюдателю, ни, иногда, даже и самим участникам взаимодействия.
Отношения господства и подчинения, т. е. властные отношения, или отношения власти, естественно присущи общественно-производственной, коллективистской природе человека. Парализовать или подчинить волю одних воле других можно разными средствами: через чувства и с помощью разума, любовью и страхом, подкармливающим богатством и требующей сострадания нищетой, убеждением и принуждением.
Государственная власть - не просто одна из разновидностей власти наряду с властью чувств, властью разума, властью предрассудков, отличающаяся тем, что она осуществляется с помощью насилия. Это важнейшее орудие принуждения граждан, причем единственное в своем роде, если иметь в виду могущество этого орудия, имеющего свои ответвления в любом районе, в любом населенном пункте страны, а также разноплановость его воздействия на граждан. Государственная власть - это не только его институты, призванные своими средствами защищать интересы и осуществлять волю, цели господствующей в стране общественно-политической силы, но и самые разнообразные экономические, идеологические, информационные структуры и их средства и методы. Система государственной власти в Российской Федерации включает вполне определенные конституционные органы (см. рис. 8).
Важно отметить, что наиболее существенные признаки власти проявляются в легитимности и суверенитете. Легитимность власти зависит от влияния таких детерминант, как время, успешность деятельности властных институтов, авторитетность власти и ее субъ-ектов и др.
Государственную власть в России осуществляют
Президент РФ
федеральное собрание РФ
Правительство РФ
Суды РФ
- является гла-вой государства; - является га-рантом Конституции РФ, прав и свобод человека и гражданина, - принимает меры по охране су-веренитета РФ, ее независимости и государственной целостности; - обеспечивает согласованное функционирова-ние и взаимодей-ствие органов государственной власти; - определяет основные направления внутренней и внешней поли-тики государства; - представляет РФ внутри страны и в международ-ных отношениях
- является пред-ставительным и за-конодательным органом РФ. К ведению Совета Федерации от-носятся; - утверждение изменения границ между субъектами РФ; - утверждение указов Президента РФ о введении военного и чрезвычайного положения; - назначение выборов Прези-дента РФ и его отрешение от должности, - назначение на должность судей и Генерального прокурора и освобождение последнего от нее; - решение вопроса о возможности использования ВС РФ за пределами ее территории и
др.
К ведению Госу-дарственной Думы относятся: - дача согласия на назначение Председателя Правительства РФ - решение вопроса о доверии Правительству; - назначение на должность и освобождение от нее Председателя Центрального банка рф - объявление амнистии; - выдвижение обвинения против Президента РФ для отрешения его от должности и др.
- осуществляет исполнительную власть; - разрабатывает и представляет федеральный бюджет и обеспечивает его исполнение; - обеспечивает проведение в РФ единой финансовой, кредитной и денежной политики; - обеспечивает проведение единой государственной политики в области культуры, науки, образования, здра-воохранения, социального обеспечения, экологии; - осуществляет управление федеральной собственностью, - осуществляет меры по обеспечению законности, прав и свобод граж-дан, - осуществляет меры по обеспечению обороны страны, государственной безопасности, реализации внешней поли-тики РФ
Конституци-онный Суд: разрешает дела о соответствии Конституции РФ федеральных законов, нормативных ак-тов, органов государственной власти РФ и ее субъектов; - разрешает споры о компетентности между органами госвласти; - дает толкование Конституции РФ; - дает заклю-чение о соблюде-нии установлен-ного порядка вы-движения обвинения Президента РФ; Верховный
Суд: является высшим судебным органом по граж-данским, уголов-ным и иным делам, подсудным судам общей юрисдикции; Высший Ар-битражный Суд: является высшим судебным орга-ном по разреше-нию экономиче-ских споров и иных дел, рас-сматриваемых арбитражными судами.
Рис. 8. Органы государственной власти
Легитимность власти с психологической точки зрения представляет собой субъективную законность - сами люди, а не только соответствующие юридические, церковные или международные институты признают право данной власти управлять. Достаточно часто бы-вает и так, что с юридической точки зрения власть вполне легитимна, все закреплено соответствующими национальными и международными документами, но сами люди эту легитимность не признают. Собственно, именно так происходит каждый раз, когда осуще-ствляется революционная или насильственная смена политического режима.
Предыдущий | Оглавление | Следующий
Суверенитет власти 1
2. Психологические признаки легитимности власти 2
Психологические основы легитимности власти 2
Психологические предпосылки легитимности власти 3
Типы легитимности и их психологические предпосылки 4
Психологические факторы легитимности и нелегитимности 5
Психологические факторы делегитимизации власти 6
3. Психологические особенности российской парламентской деятельности 8
Суверенитет власти
Не менее важным понятием, характеризующим готовность людей следовать установлениям власти, является понятие суверенитета. Суверенитет. - право власти управлять именно этой территорией и именно в это время. Важность этого аспекта властных отношений видна при анализе сепаратистских движений, которые обычно не отрицают легитимности власти центра - они лишь не согласны с распространением его власти на их территорию, т. е. отрицают его суверенитет над данным пространством.
В некоторых случаях целесообразно говорить о временном суверенитете. Он возникает в особых, чрезвычайных ситуациях, возможно, в результате стихийного бедствия или какого-нибудь социального катаклизма. Естественно, ситуации возникновения временного суверенитета чреваты конфликтами и разночтениями. Одно должностное лицо может считать ситуацию уже достаточно чрезвычайной для того, чтобы он мог пользоваться особыми полномочиями, другие же должностные лица или рядовые граждане могут и не согласиться с подобной расширительной трактовкой положения дел.
Аналогичным образом конфликты могут возникать и по поводу определения момента прекращения временного суверенитета. Ни одна инструкция не может предусмотреть всего многообразия возможных жизненных ситуаций, поэтому и у чиновников, и у граждан остается простор для собственных интерпретаций того, можно ли уже возвращаться к обычному стилю правления или еще рано, и власть должна оставаться в руках структур чрезвычайного положения.
Легитимность и суверенитет тесно связаны друг с другом. Потеря легитимности неизбежно приводит и к отказу в суверенитете власти над данной территорией. Например, резкое снижение легитимности власти КПСС в конце восьмидесятых годов повлекло за собой и потерю суверенитета Москвы над союзными республиками, а затем и сомнения по поводу суверенитета центра и над некоторыми национальными регионами в самой России. Аналогичные процессы можно проследить и на Чехословакии, Югославии, Ливане и других странах. Здесь очень важна роль психологического компонента - изменение отношения людей к государственным институтам ни в коей мере нельзя недооценивать. Люди не выступают против того, что считают справедливым и законным.
Политико-психологический подход к проблеме власти ставит вопрос о диагностике степени выра-женности стремления к доминированию. Отметим, что решение данной проблемы сопряжено с достаточно большими трудностями. С одной стороны, это отсутствие инструментария для оценки собственно мотивации власти, хотя в составе тех или иных психодиагностических методик (например, тесты MMPI, Кеттелла и др.) существуют соответствующие шкалы. Также возможно использование в этих целях (как это было сделано американскими исследователями Р. Браунингом и Г. Джекобом) проективной методики ТАТ. Однако (и в этом заключается второе затруднение) применение клас-сических диагностических процедур, в первую очередь тестирования, к действующим и достаточно высокопоставленным политикам практически невозможно.
Вследствие этого при оценке мотивации политиков (в том числе и власти) наиболее часто применяются "дистантные" методы. К их числу относятся различные варианты психосемантических и психолингвистических методов исследования. Так, В.Ф. Петренко предложил психодиагностический семантический дифференциал, Р. Донли и Д. Винтер - систему индикаторов, позволяющую проводить психологический анализ различных сторон власти и политики. А. Джордж предложил сис-тему показателей, отражающих компенсаторный характер стремления к власти: нежелание допускать других к разделению полномочий, отказ принимать советы, отказ от информирования других, отказ от делегирования задач, входящих в воспринимаемое "своим" поле власти и др.
Определенную значимость имеет психологическое измерение политико-властных процессов. Такая постановка вопроса имплицитно заложена в классическом определении М. Вебера: "политика... означает стремление к участию во власти или к оказанию влияния на распределение власти..." [28, с. 646]. Кто желает власти? Какие психологические особенности присущи этим людям? Что дает им власть? Какими мотивами они движимы? Почему люди подчиняются власти? - ответы на эти вопросы крайне важны для адекватного понимания как политики, так и психологии человека Некоторые ученые видят в психологии власти сердцевину политической психологии. Так, по мнению К.К. Платонова, предмет этой науки заключается в "психическом отражении в индивидуальном и групповом сознании социальных явлений, связанных с завоеванием, удержанием и укреплением государственной власти" [101, с. 174].
В целом психологический анализ различных сторон власти дает возможность обеспечивать ее высо-кую легитимность. При этом во главу повышения ее эффективности ставится человеческий фактор, который наиболее действенное влияние оказывает на субъектной основе, когда каждый проводник политической власти выступает ее активным и самобытным субъектом.
2. Психологические признаки легитимности власти
В числе основных закономерностей функционирования властных структур в качестве одной из веду-щих признается легитимность власти. Понимание ее проявления позволяет успешно применить методологию познания и других закономерностей проявления власти. Поэтому проанализируем основные стороны легитимности власти. Легитимность власти - это степень согласия между управляющими и управляемыми социальными субъектами, то есть согласие граждан, чтобы ими управляли именно те и именно так, как нормативно определено.
Власть легитимна, если управляемые признают за управляющими право управлять вообще, и именно так, как они это делают, в частности. Это признание осознается как управляемыми, так и управляющими. Первым кажутся если не справедливыми и желательными, то, по крайней мере, естественными и сама власть, и связанные с ней институты и ритуалы. Вторые, ждут от управляемых подчинения, а так же одобрения их действий по подавлению и осуждению диссидентов, не желающих подчиняться и оказывающих вербальное или действенное сопротивление.
Легитимность - необходимое условие стабильности и эффективности власти. Легко видеть, что это в первую очередь психологическое понятие. Никакие ссылки на документы, целесообразность или традиции не сделают власть легитимной до тех пор, пока эти аргументы не станут убедительными для большинства или, хотя бы, значительного числа управляемых. Таким образом, легитимность власти - это факт сознания людей.
Индивид или институт обладают легитимной властью в том случае, если те, к кому они обращаются с определенным распоряжением, признают их право отдавать приказы. Если же носитель власти теряет легитимность, то рано или поздно он теряет и саму власть. Современная политическая история дает тому немало примеров - это происходило с режимами Чаушеску, президента Филиппин Маркоса, последнего шаха Ирана и многими другими. Их падению предшествовала потеря согласия граждан подчиняться существующей власти. Система рушилась под ударами восстаний и массовых протестов, хотя к моменту гибели в ее распоряжении еще были вполне эффективные средства подавления и идеологического воздействия.
Характерно, что сначала легитимность теряется для управляемых - они перестают признавать право носителей власти на управление. Сами же властные фигуры еще не осознают того, что ситуация изменилась, продолжают ожидать подчинения и готовности к подчинению. При этом они опираются на традиции собственной легитимности, подкрепленной соответствующими институтами и ритуалами - помазанием на царство, выборами и т. д. Кроме того, существующие системы обратных связей ориентируются, в основном, на регистрацию объективных показателей, таких, например, как уровень преступности, размах забастовочного движения, активность антиправительственных групп. Значительно меньше поддается фиксации динамика массового сознания - усталость граждан от тех или иных лидеров, разочарование в прежних лидерах, энтузиазм по поводу новых пророков или идей. И, наконец, осознание потери легитимности болезненно для носителей власти, и они стараются интерпретировать неизбежно амбивалентные результаты анализа положения дел в стране в более благоприятном для себя ключе.
Аналогичные процессы происходят и на микроуровне, например, в семье. Так, ребенок в какой-то момент перестает признавать легитимность власти родителей, он уже не считает, что они имеют право распоряжаться в том же объеме, что и раньше. Он, допустим, еще признает их право запрещать ему поздно возвращаться домой, но уже отказывается выполнять их предписания относительно того, как ему следует одеваться. Родители, однако, еще не осознают этого изменения отношений, что неизбежно приводит к конфликтам. Постепенно зона легитимности власти родителей сужается, затем сокращается, и сама власть и отношения между родителями и ребенком трансформируются и переходят на новый уровень.
Важным эмпирическим показателем степени легитимности власти является представленность в повседневной жизни средств принуждения. Например, если говорить о легитимности политической власти, то большое число хорошо вооруженных полицейских заставляет предположить, что граждане не считают свою власть легитимной, т. е. не готовы подчиняться ей добровольно. Или, другая возможность, сами носители власти осознают собственную нелегитимность, и поэтому ожидают сопротивления. Если же средства и институты принуждения не присутствуют ни на улицах, ни, что более важно, в сознании граждан, это свидетельствует о высоком уровне легитимности. Полярными в этом смысле примерами могут служить современная Россия, где вооруженные солдаты на улицах или бронетранспортеры на перекрестках стали привычным явлением, и Великобритания, где полицейские вообще не вооружены, рассчитывая не на силу, а на традиционное уважение к полиции.
Макс Вебер выделял три вида легитимности: легитимность, основанную на традиции, легитимность, основанную на праве, и легитимность, основанную на харизме. В первом случае в основе власти лежит обычай, властные отношения регулируются традиционно сложившимися установлениями.
Второй случай - господство закона - означает, что люди следуют определенным кодифицированным правилам, признавая именно такое поведение оптимальным для согласования интересов, для разрешения конфликтов и вообще для обеспечения социального взаимодействия.
Третий вид легитимности - харизматический - базируется на признании исключительного права именно этого человека или именно этой группы на управление людьми. Характерно, что поскольку легитимность харизматического типа предполагает приписывание носителю власти, индивидуальному или, реже, коллективному, выдающихся свойств, то власть в этом случае крайне редко передается по наследству. Пожалуй, единственным примером успешной передачи власти от лидера харизматического типа его прямому наследнику является Северная Корея, где после смерти Ким Ир Сена все его посты занял его сын Ким Чен Ир. Аналогичные попытки в других странах неизмен-но заканчивались неудачей. Но и здесь следует иметь в виду, что Ким Ир Сен был не только харизматическим лидером, но и диктатором, и его власть основывалась не столько на личном авторитете, сколько на эффективной системе террора и тотальном контроле за гражданами.
Харизма не передается по наследству даже и в тех случаях, когда наследуется сама власть. Например, воцарение сына покойного монарха легитимизируется и законами, и обычаями (т. е. присутствует легитимность и первого, и второго типов), но харизма отца, если таковая существовала, не передается автоматически его сыну. Он должен еще доказать, что является не только законным, но и достойным преемником своего великого предшественника. Если ему этого не удастся, то его власть, оставаясь вполне законной, будет, тем не менее, меньше, чем у его отца.
Психологические основы легитимности власти
Общественные законы суть законы сотрудничества и взаимовлияния чувств, желаний и представлений людей, вступающих в общественное взаимодействие. Однако любое сотрудничество - это действие людей, имеющих определенную направленность и предполагающих некоторую силу, а именно власть. Власть
рождается с самим общественным процессом, являясь одним из необходимых условий его функционирования. Власть есть сила направляющая, но в то же время сама порождается общественными силами, т. е. в известном смысле им подчинена и без их поддержки не может существовать. Власть неизбежна. Ее присутствие и последствия - принуждения - видны во всех отношениях между людьми.
Нередко власть и принуждение противопоставляют свободе. Свобода есть состояние независимости от внешних условий. Однако такое состояние не является внешне бездеятельным, когда человек и не подчиняется никому сам и не подчиняет никого, не поддается на чужое влияние и сам его не оказывает Трудно представить себе общество, состоящее из людей подобного типа. Такое общество, строго говоря, упраздняется. Живя в обществе, человек не может быть свободным от общества.
Нравственный интерес требует личной свободы как условия, без которого невозможны человеческое достоинство и высшее нравственное развитие. Но существование общества прежде всего зависит от безопасности всех живущих в нем. Любое общество не может существовать, если всякому желающему представляется беспрепятственно творить произвол. Как отмечает В. Соловьев: "Требование личной свободы, чтобы оно могло осуществиться, уже предполагает стеснение этой сво-боды в той мере, в какой она в данном состоянии человечества несовместима с существованием общества или общим благом. Эти два интереса, противоположные для отвлеченной мысли, но одинаково обязательные нравственно, в действительности сходятся между собой Из их встречи рождается право".
Власть вовсе не является непременно результатом насилия, подавления одной личности другой. За-мечено, например, что в сложной натуре человека есть несомненное искание над собой власти, которой он мог бы подчиниться. Это своего рода потребность воздействия одного человека на другого, сила, соединяющая людей в общество. Искание над собой власти, свободное желание подчинения вовсе не есть выражение слабости. Подобно тому, как стремление к независимости может порождаться не только могучей силой, но также грубой необузданностью натуры, тщеславием, так и стремление к подчинению не всегда является результатом слабости.
Таким образом, власть неизбежно оказывается следствием психической природы человека. Однако как только проявление власти приобретает общественный характер, главной ее целью становится создание и поддержание порядка, важнейшим средством чего и выступает власть.
В связи с этим людям вовсе не нужно создавать власть. Им достаточно ее принять и подчиниться ей, тем самым устанавливая известный порядок. Искание порядка, как правило, сопровождается исканием власти. Несколько последних лет Россия занята именно этим. Анализ общественного мнения показывает, что требование навести твердый порядок в стране, находится на одном из первых мест в системе ценностей. Вместе с тем в обществе все прочнее утверждается идея, что вряд ли можно достичь этого порядка, если в стране нет сильной власти. Совершенно отчетливо про-глядывается ситуация, когда люди, обеспокоенные судьбой страны и своей собственной, ищут властного непререкаемого воздействия, которому бы подчинилось все население со всеми его разнообразными потребностями и интересами и в котором бы наше общество обрело порыв к деятельности. Возможно, этим объясняется феномен Ельцина. Власть, занимающуюся призывами, народ поддерживает только на первых порах. Если же она свои обещания не реализует, то крах такой власти неизбежен. Народ требует от власти действий, пусть даже эти действия будут и ошибочны.
Да, власть требует подчинения. Но люди, подчиняясь ей, не жертвуют своей свободой. Они вместо подчинения стихийным силам, подчиняются сами себе, т. е. тому, что сами осознали необходимым. Люди лишь выхолят из слепого подчинения внешним обстоятельствам и приобретают независимость как первое условие свободы.
Психологические предпосылки легитимности власти
Вопрос о психологических особенностях субъекта власти весьма важен. Но не менее значимым является применение психологического анализа к противоположному полюсу властного отношения. Без повиновения граждан власти нельзя вообще говорить о ее наличии, даже если бы у субъекта присутствовало весьма выраженное стремление употребить свою волю. Здесь
можно вспомнить поговорку о том, что "танцевать танго можно только вдвоем". Данное обстоятельство с неизбежностью ставит проблему психологических причин подчинения власти. Что заставляет людей повиноваться чужой воле и даже с энтузиазмом отвергать свои насущные интересы во имя ее? При каких условиях подчинение наиболее прочно, как воспринимается власть гражданами? Ответы на эти вопросы необходимы не только стороннему исследователю, но и субъек-ту власти, в том числе и политическим лидерам для эффективного осуществления последней.
Для того чтобы граждане, имеющие свои собственные интересы, не остались безразличными к вла-стной воле, необходимо побудить личность следовать указаниям власти. Основываясь на положениях зарубежных и отечественных ученых, можно дать психологическое определение политико-властных отношений как взаимодействия мотиваций субъекта и объекта власти. Тогда психологическим механизмом осуществления власти является разнообразное воздействие на мотивы подвластных (стимулирующее имеющиеся побуждения или, наоборот, препятствующее их проявлению). Соответственно, субъекту власти необходимо обладать определенными ресурсами, которые будут значимы для других. В психологической и политологической литературе наиболее распространенной является классификация источников власти, принадлежащая Д. Френчу, Б. Рейвену и Д. Картрайту. Они выделяют:
1) власть вознаграждения (подразумевает, что поведение людей будет определяться ожиданием по-зитивного подкрепления их действий);
2) власть принуждения (сохранение мотивации, не соответствующей властной воле, ведет к санкциям различного вида) ;
3) власть эталона (referent power) (субъект власти является примером, с которым подвластные идентифицируют себя);
4) власть знатока (эксперта) (убеждение граждан в важности знаний субъекта власти для осуществле-ния заданных целей).
5) информационная власть (владение информацией, заставляющей объект власти переосмысливать последствия реализации своей наличной мотивации);
6) нормативная власть (legitimate power) (убежденность в праве на осуществление власти).
Сходную типологию дает отечественный исследователь В.В. Крамник. Он пишет о легитимной, воз-награждающей и принудительной власти [67, с. 12]. Несмотря на меньшую детализацию, данный под-ход значим тем, что позволяет более отчетливо выделить два принципиально различных (прежде всего психологически) вида власти, которые можно обозначить как внешний и внутренний. К первому относятся власть вознаграждения и принуждения, поскольку и "пряник", и "кнут" зависят прежде всего от самой власти, определяющей, к кому какое средство применять. Вторым видом является легитимная власть, проистекающая от субъективных оценок граждан.
Если исходить из данного дихотомического подхода, то упомянутые выше власть эталона, знатока - это скорее не отдельные типы власти, а способы легитимации. Информационную власть можно рассматривать как определенный промежуточный вариант, сочетающий особенности обоих типов. Выделение двух основ власти достаточно условно. В реальном политическом процессе ни один из них не может претендовать на абсолютную эффективность, и они используются одновременно в различных сочетаниях.
Наиболее прочной основой государства может быть только такое его взаимоотношение с обществом, при котором имеет место соответствие представлений граждан о "должной" и реальной власти. "Народ должен чувствовать, что его государственное устройство соответствует его праву... и его состоянию, - пишет в связи с этим Гегель, - в противном случае оно может ...быть внешне наличным, но не будет иметь ни значения, ни ценности" (т. е. будет носить формальный характер) [111, с. 315].
В этом контексте ключевое значение приобретает понятие "легитимность". В содержательном плане она означает признание гражданами правомочности власти, обоснованности ее претензий на господство над ними, внутреннее согласие подчиняться. В определенной степени можно сказать, что люди, которые подчиняются самим себе, интериоризируют и принимают, как свое, веление власти.
Люди могут повиноваться власти по многим причинам: надеясь получить некую выгоду; считая, что "другие еще хуже"; полагая, что выступать против власти "слишком дорого", и т. п. Но такая внешняя поддержка таит в себе возможность серьезного кризиса. Ведь возможности для принуждения и воз-награждения всегда ограничены в возможностях длительного применения. ТТТ. Талейран метко заме-тил, что единственный недостаток штыков состоит в том, что на них невозможно сидеть. То же самое можно сказать и о тенденции к "покупке" лояльности граждан. Речь идет не столько о собственно материальных ресурсах, сколько о психологических. С течением времени происходит своеобразное привыкание к репрессиям или поощрениям. Они начинают восприниматься как фоновое явление, а их субъективная значимость постепенно падает.
С этой точки зрения легитимность "выгодна", поскольку власть может позволить себе не растрачивать средства на то, чтобы добиться выполнения своих указаний. Более того, в определенных ситуациях факт легитимности может стать для нее своеобразным единственным ресурсом, когда другие уже исчерпаны (например, для проведения непопулярных мер в условиях экономического кризиса).
Весьма часто легитимность понимают как "законность" и отождествляют с "легальностью". По на-шему мнению, легитимность и легальность не совпадают, поскольку имеют различную природу. Если легальность отражает формальный момент соответствия власти правовым нормам, то легитимность является по своей сущности именно психологической характеристикой. Безусловно, легитимность и легальность взаимосвязаны, а правовой характер власти играет существенную роль при формировании легитимности. Однако легальность не является ни необходимым, ни достаточным ее условием. Люди могут признавать обоснованным господство власти, действующей с точки зрения "целесообразности" или даже установленной неправовыми средствами. Данный феномен также часто встречается в периоды социальных потрясений, таких, как революции. Противоположным может стать вариант, при котором граждане не доверяют в достаточной мере власти, которая, казалось бы, соответствует установленным нормам.
Типы легитимности и их психологические предпосылки
Традиционно при рассмотрении легитимности ссылаются на взгляды зарубежных исследователей, прежде всего М. Вебера. Однако будет справедливым отметить, что еще раньше указанную проблему затронул в своей психологической теории права видный отечественный юрист Н.М. Коркунов (хотя сам термин "легитимность" он не использовал). Для российского ученого основополагающий момент властных отношений лежит не в объективности принуждения, не в наличии органов власти, а в субъективном принятии этой власти. "Для властвования требуется только сознание зависимости, а не реальность ее", - считает Н.М. Коркунов [119, с. 39]. При этом во власти имеет значение не столько институциональный, сколько аксиологический аспект. С точки зрения ученого, понимать власть как "только волевой" акт не следует. Люди подчиняются не столько конкретному представителю власти как таковому, сколько некоторому символу, представителю "чего-то, стоящего выше их личной воли" (например, царь - "помазанник божий").
В процессе трансляции социального опыта передается и представление о том, что этой власти необхо-димо подчиняться. "Государственная власть, - пишет Н.М. Коркунов, - не чья-либо воля, а сила, вытекающая из сознания гражданами их зависимости от государства" [там же, с. 42]. Вместе с тем, человек будет подчиняться власти в той мере, в какой она совпадает со сложившимся нормативным образом (или, по крайней мере создает иллюзию такого совпадения). Весьма актуально звучит положение ученого о том, что власть для обеспечения опоры на граждан должна "находиться в известном соответствии с... сознанием подвластных, с теми представлениями, которые они имеют о государстве...". Любопытно, что более чем через полвека практически идентично сформулировал видный американский политолог Д. Истон. Раскрывая сущность легитимности, он отмечает, что "то правительство легитимно, которое соответствует сложившимся в народе представлениям о справедливости и социальном назначении этого института" [151, с. 237].
Исходя из указанных выше положений можно заключить, что добиться абсолютной власти над лич-ностью невозможно. Предел власти ставится мерой осознания себя зависимым. Данный аспект проблемы весьма образно отмечен в сказке Ф. Искандера "Удавы и кролики" формулой: "их гипноз - это наш страх". Действительно, если гражданин внутренне убежден, что он не обязан выполнять распоряжения власти в силу ее, то степень господства государства над ним будет меньше (в том числе при использовании насилия). Даже если человек и выполняет приказы, это скорее формальное повиновение. Указанная ситуация противоположна гегелевскому пониманию свободы как "осознанной необходимости": я свободен настолько, насколько принял власть над собой.
На каких же психологических основах базируется легитимность? Наибольшую известность получила классификация, основывающаяся на типах господства, выделенных М. Вебером. Чаще всего выделяют традиционную, харизматическую и легальную легитимность.
В основе традиционной легитимности лежит привычка, стремление к постоянству, консерватизм, отчасти конформизм, традиционное социальное действие (делать как все). Человек подчиняется власти, потому что "так было всегда", не рефлексируя отношения к ней. Так для многих жителей России Октябрьская революция 1917 г. означала только "смену царя". В то же время для людей, сформировавшихся в годы советской власти, вопрос о ее легитимности также не вставал во многом потому, что для них она была естественной данностью. При традиционной легитимизации новое приобретает значимость только через ссылку на авторитет прошлого. Примером такой власти явля-ется монархическая система правления. Однако и сегодня легитимизация через традицию используется достаточно широко. Вспомним апелляцию к отечественным традициям, образы Петра Первого, Владимира Ленина, Иосифа Сталина. В настоящее время очень ярко проявляется стремление к установлению связи современной государственности с дооктябрьской Россией, недооценивая 70-тилетний опыт новейшей истории СССР как великого государства современности. Психологически традиция может быть связана с патернализмом, восприятием отношений гражданин- власть как семейных - старшего и младшего.
В современных условиях традиционный тип легитимизации власти поддержки может встречаться в Средней Азии, на Кавказе в форме поддержки членов "своих" групп (клановых, земляческих, семейных). С другой стороны, принципы традиционной легитим
циональных традиций). Так, президент Кыргызстана А. Акаев характеризовался в СМИ не только как политик-интеллектуал, академик, но и как потомок одного из киргизских царей. Н. Назарбаев, С. Ниязов как руководители государств постсоветского пространства практически конституционно закрепили за собой право на абсолютное властвование.
Харизматическая легитимность является по своей основе личностным типом правомочности. Такой власти подчиняются в силу того, что приписывают ее носителям внеобыденные качества: великого учителя героя, пророка и т. п. Как было отмечено Ф.М. Достоевским в "Легенде о великом инквизиторе", основой удержания власти наряду с "тайной" и "авторитетом" является "чудо".
Сам термин "харизма" был взят из религии, где обозначал своеобразную божественную избранность, "дар свыше". Возможно, в силу этого при анализе системы харизматической власти часто можно обна-ружить психологические параллели со структурой религиозного культа: наличие "мессии", знающего, "как надо", его последователей - "апостолов", "мучеников", противников-еретиков, идеологию - "писание" и т. п. Неизбежным следствием, своеобразной оборотной стороной харизматического способа легитимиза-ции является сочетание вождизма с массовым энтузиазмом, слепой верой в лидера.
Рассматриваемая легитимность по своей сути противоположна традиционной, поскольку ориентирована прежде всего на изменение существующего положения вещей. Однако по форме она может переплетаться с ней, особенно если несколько последовательных представителей власти рассматриваются как лидеры харизматического плана. Данный процесс особенно ярко проявляется тогда, когда харизма еще недостаточно выражена. Однако даже революционная харизма по истечении определенного срока становится историей, и происходит ее рутинизация. Так, Сталин на этапе восхождения к власти представлял себя продолжателем традиции, идущей от Ленина и рево-люции, а в конце своего почти 30-летнего правления он уже сам был "традицией" для других.
При легальной (рациональной) легитимности власть проистекает из убеждения в том, что необходимо следовать указаниям людей и институтов, избранных в соответствии с рациональными правилами ("подчиняюсь, поскольку таковы установленные нормы"). Данный вид легитимности тесно связан с целерациональным типом социального действия (М. Ве-бер), следовательно, учитывает и то, как власть влияет на достижение человеком его целей. В данном аспекте весьма важно учитывать неоднозначное отношение между такими характеристиками власти, как легитимность и эффективность. Трудно отрицать (при прочих равных условиях), что демонстрация властью успешности в осуществлении своих полномочий и обещаний способствует росту ее авторитета. Высокая эффективность может даже стать предпосылкой повышения легитимности власти, а низкая - подрывать ее. Действительно, оценка того, насколько государство способствует удовлетворению их целей, - важнейшая предпосылка легитимности. Как заметил Гегель, "если гражданам нехорошо, если их субъективная цель не удовлетворена, если они не находят, что опосредованием этого интереса является государство как таковое, то прочность государства сомнительна" [111, с. 291].
Психологические факторы легитимности и нелегитимности
Однако эффективность не отменяет необходимости собственно легитимности. Выше мы говорили о том, что власть принуждения и вознаграждения зависит от ресурсов. Кроме того, абсолютная и посто-янная эффективность недостижима в принципе. В силу этого эффективность власти - желательное, но не основное условие легитимности. Так, к 1973 г. в Чили правительство С. Альенде не смогло решить важнейшие социально-экономические проблемы и в значительной мере утратило доверие к способности эффективно управлять страной. Это ослабило его легитимность и облегчило военный переворот. Вместе с тем, режим А. Пиночета, казалось бы, добившись крупных экономических успехов, не смог обеспечить подлинной правомочности своего господства. В условиях экономического роста претензии на власть были До определенной степени оправданы. Однако последовавший спад стал важным фактором падения хунты, поскольку необходимой легитимности она не имела в силу способа прихода к власти и методов управления. Подобную ситуацию можно наблюдать в Южной Корее, где, несмотря на "экономическое чудо", военный режим пал, поскольку не обеспечивал прав человека, свободы и демократии.
Дилемма эффективности и легитимности имеет психологическое основание. Представляется, что эф-фективность может быть в определенной степени сопоставлена с инструментальными ценностями, а подлинная легитимность - с терминальными. Можно предположить, что при удовлетворении базовых потребностей за счет успешного экономического роста актуализируются более высокие устремления личности (в т. ч. стремление к осознанию себя как субъекта общественного развития). Эффективность не следует сводить только к экономике. Выше мы отмечали, что основа власти - взаимодействие мотивов. Помимо материальных, не менее (а часто и более) важным является удовлетворение таких потребностей граждан, как безопасность, эмоциональная поддержка, уваже-ние и т.п. [135, с. 90].
Среди современных подходов к легитимности наиболее известна концепция Д. Истона. Он пред-ложил выделять три типа правомочности: идеологический, структурный, личностный (персональ-ный). Идеологическая легитимность вытекает из того, что гражданин разделяет ценности, которые выражает власть. Подчинение власти по существу оказывается реализацией собственных убеждений. Это может быть преданность "самой свободной стране", как США, самому передовому государству, как СССР, самому исламскому государству - Ирану.
Структурная легитимность сходна с легальной и отчасти традиционной в варианте Вебера и связана с одобрением принципов, норм, механизмов функционирования власти безотносительно к проводимой ею политике.
Персональная легитимность основывается на доверии к политическим лидерам, олицетворяющим власть, высокой оценке их личностных и политических качеств (т. е. фактически на авторитете). Еще Конфуций заметил, что "если в народе будет недостаток веры в правителя и его близких, то государство не может быть устойчивым". Данный тип легитимности близок харизматическому, но шире него, поскольку подразумевает позитивное отношение не только к "сверхспособностям", но и к "нормальным".
Примером персональной легитимности может служить отношение к В.В. Путину в начале его президентской деятельности (как принципиально отличающегося, даже внешне, от всех представителей правящей элиты России) К данному типу относится и достаточно высокая поддержка политического руководства в США, во многом опиравшаяся на восприятие президента этой страны. Психологической особенностью личностной легитимности в ряде государств, среди которых не является исключением и Российская Федерация, может стать проецирование на такого политика положительных аспектов деятельности власти, а отрицательных - на его окружение: "царь хороший - бояре плохие".
Можно заметить, что типология Д. Истона не отрицает веберовскую и является ее модификацией. Поддержка гражданами власти выражается в определенном типе политического поведения Поэтому представляется возможным соотнести упомянутые выше типы легитимности и выделенные М. Вебером типы социального действия (как основы политической активности) [30]:
Тип социального действия Тип легитимности
Традиционное Традиционная
Аффективное Харизматическая Персональная
Ценностно-рациональное Идеологическая
Целерациональное
Структурная Легальная
Политическая власть включает в себя различные структуры и уровни, по отношению к которым граж-дане могут иметь несовпадающие установки. Следовательно, правомерно предположить, что легитим-ность включает в себя несколько подтипов. Так, можно говорить соответственно о легитимности политического деятеля, органа власти, ветви власти, формы государственного устройства, принципов и норм и легитимности как целостном показателе отношения общества и государства. С учетом сложности феномена легитимности, вполне понятно, что власть вряд ли может быть легитимной на 100%. Вместе с тем, различие объектов легитимации имеет позитивное значение: гражданин может быть недоволен конкретным политиком или действиями орган власти, но не подвергает сомнению правомочность политической системы в целом.
Кроме того, следует учитывать, что рассмотренные виды легитимности - это своеобразные "идеаль-ные типы" и в политической реальности конкретного общества все они в той или иной мере присутствуют.
Психологические факторы делегитимизации власти
Легитимность есть не столько состояние, сколько процесс и его мобильный результат. Он включает наряду с укрепляющими власть факторами также и те которые ослабляют легитимность. Ведущим фактором делегитиглизации будет несоответствие тому принципу, на котором она базируется. Для традиционной власти смертельно опасны любые перемены, а сила и непоколебимость традиции превращается в мину замедленного действия. Любые действия власти, не соответствующие заданным рамкам, подрывают ее основы. Вспомним, что народ не удивлялся жестокости Ивана Грозного, но объявлял антихристом Петра I. Более близким примером может стать М.С. Горбачев. После трагедии с атомной подводной лодкой "Курск" легитимность президента В. Путина не только была снижена, но многими и поставлена под сомнение.
Проблема харизматической власти заключена в необходимости постоянно подтверждать харизму че-рез демонстрацию чего-то "сверхъестественного" или, как минимум, эффективность. В противном случае в массовом сознании возникают сомнения по поводу подлинности качеств представителей власти ("тому ли подчиняемся") и системы в целом. Вспомним крик: "царь-то не настоящий!", с которой начались злоключения героев фильма "Иван Васильевич меняет профессию". Другой болевой точкой харизматической легитимности становится проблема преемственности власти. Если лидер - сверхчеловек (причем имплицитно подразумевается, что единственный), то могут ли его соратники претендовать на власть? Такая проблема достаточно остро стояла после смерти Сталина. Путем решения проблемы может стать "рутинизация" харизмы: переход к традиционной легитимизации через ссылку на преемственность власти; придание оттенка харизматичности посту (например, генерального секретаря), политической организации.
По мнению М. Вебера, рациональная легитимность является более слабой, поскольку любое право-вое установление можно в принципе оспорить перед "судом разума". "Порядок, устойчивость которого основана только на целерациональных мотивах, в целом значительнее лабильнее, чем тот порядок, организация которого основана только на обычае, привычке к определенному поведению...", - писал в связи с этим немецкий социолог [28, с. 637].
Аналогичную мысль высказал русский правовед И.А. Покровский, увидевший еще в 1919 г. слабые мес-та демократической политической системы. Он отметил, что благодаря значительной степени ирра-циональности, а также освященности традицией монархической власти "повинуются легче и проще" [111, с. 222]. В то же время, основой демократии является прежде всего "гражданское сознание необходимости порядка и власти вообще". Но рациональные мотивы "далеко не всегда оказываются равным и по силе прежним", вследствие чего условиях демократии возможно ослабление "психологического влияния власти и психологической силы закона".
Таким образом, в определенной психологической недостаточности "только легальной власти" коренится необходимость ее "делегитимизации" со стороны других типов. Так, для прочности демократии необходимо не только ввести в действие самое совершенное законодательство, но и то, чтобы они подкреплялись многовековой традицией и стали своеобразными ценностями большинства. Существенную роль играет и отождествление принципов демократии с авторитетными личностями, близкими по масштабу к харизматикам.
Среди других факторов, снижающих легитимность власти, можно отметить:
1) ценностный диссонанс (для традиционной и идеологической легитимности):
o различие декларируемых и реально воплощаемых властью ценностей;
o различие ценностных ориентации (в том числе менталитета) основной массы граждан и власти;
2) снижение легитимности правящей элиты (для персональной легитимности):
o нарушение моральных норм представителями власти (по мнению Т. Гоббса, "репутация власти есть сама власть";
o кризис правящей группы (как заметил Аристотель, "распри среди знатных приходится расхлебывать всему государству");
o перенос недовольства лицом на представляемый им властный институт (примером может служить влияние скандалов вокруг личной жизни представителей британской королевской семьи на восприятие монархии гражданами Великобритании) .
3) отчуждение граждан от власти, отсутствие возможности выразить свои интересы;
4) неэффективность власти, невыполнение ею своих обязанностей;
5) активизация противостояния и противодействия открытой и латентной оппозиции.
Степень легитимности определяется отношением граждан к власти. Но это не означает, что последней остается только пассивно созерцать, как растет или падает ее авторитет. Безусловно, в политическом процессе властные структуры стремятся сделать все, чтобы их господство было признанным большинством населения. Такую "технологическую" точку зрения выразил С.М. Липсет. По его мнению, легитимность - "способность системы создать и поддержать у людей убеждение в том, что существующие политические институты являются наилучшими из возможных для общества" [111, с. 103]. Из данного тезиса вытекает одна из основных технологий самолегитимизации - создание с помощью пропаганды представления о соответствии реальности и ожиданий людей. Данный способ весьма широко использовался в современной России в отношении укрепления влияния СМИ в общественном сознании и практике как четвертой власти. В условиях монополизации информационных потоков гражданам приходилось воспринимать их содержание, а нередко признавать предлагаемые ценности, цели, оценки. Кроме пропагандистского воздействия важное значение имеет политическое воспитание в обществе, социально-психологическое воздействие.
Если обратиться к истории, то можно заметить, что еще одним средством повышения легитимности становится привлечение граждан к участию в политическом процессе, например, через голосование или "наказы" депутатам. Вполне понятно, что если существует мнение о том, что решение власти является в определенной степени и "моим", то создается образ власти как учитывающей интересы людей, а выполнение такого решения будет опираться на иную мотивацию, чем в случае прямого навязывания воли властвующего. При этом речь может идти не столько о реальном объеме предоставляемой власти, сколько о создании у различных социальных групп субъективного представ-ления о своей политической значимости.
В.П. Макаренко отмечает, что в качестве специфического способа взаимодействия гражданина и власти может выступать жалоба, ставшая элементом нашей политической культуры. По мнению ученого, жалоба "создает... чувство некоторой свободы по отношению к чиновникам низших уровней... и связана с убеждением: верхи всегда готовы реагировать на социальную несправедливость и бедствия народа", а количество жалоб - это показатель внедренности в массовую политическую психологию бюрократических стереотипов [119].
Фактором, в значительной степени влияющим на политические отношения, являются особенности восприятия власти массовым сознанием. При этом надо учитывать различные "измерения" такого отношения:
o восприятие конкретных лиц и органов власти, их действий;
o глубинное восприятие власти как социального института.
Оценка власти может осуществляться по различным ее параметрам. Однако, как показало исследова-ние, проведенное под руководством Е.Б. Шестопал, основными измерениями являются:
1) сила - слабость;
2) симпатия - антипатия.
Соответственно, в современных условиях власть воспринимается россиянами как:
1)слабая, неспособная государства обеспечить повседневную безопасность;
2) размытая, неопределенная (непоследовательная, нерешительная);
3) отчужденная (безразличная к положению людей, не проявляющая элементарного уважения и заботы, рассматривающая людей как "винтиков");
4) корыстолюбивая, эгоистичная [155].
Представляется, что хотя исследование проводилось в середине 90-х годов, такие особенности восприятия власти гражданами сохраняются и сегодня, продолжая влиять на их политическое поведение.
Анализ ряда исследований позволяет сделать вывод о том, что для российского менталитета характер-но противоречивое отношение к власти - сочетание апелляции к ней по самым различным поводам с определенным недоверием. По мнению указанных авторов, власть и стремление к ней не являются в русском менталитете абсолютной ценностью. Так, на уровне коллективного бессознательного власть наделяется такими характеристиками, как:
o глобальность (вездесущность);
o таинственность, связь с "темной" силой, колдовством;
o безликость, размытость.
Для понимания функционирования властных отношений также важно учитывать и то, что люди от-личаются по своей ориентации на подчинение власти. Психологический анализ предпосылок нацизма, осуществленный Э. Фроммом, В. Райхом, Т. Адорно, позволил выделить особый тип личности, который характеризуется рядом особенностей. В аспекте рассматриваемой проблемы важным представляется то, что для человека с авторитарным характером характерно двойственное отношение к власти. С одной стороны он:
o "восхищается властью и хочет подчиняться";
o некритичен по отношению к официальной власти, часто смешивая "государство и "правительство";
o весьма "трепетно" относится к социальной иерархии, выступает за ее поддержание;
o нуждается в сильном лидере (которого идеализирует).
Кроме того, с точки зрения Э. Фромма, подчинение власти для "обладателя" авторитарного характера может субъективно означать причастность к некоей высшей силе и становится средством преодоления невротических переживаний, своеобразной психологической защитой.
На этом основано "бегство от свободы", получившее наиболее полное освещение в работах Э. Фромма [126]. Вместе с тем следует отметить, что данный феномен был, по существу, отмечен русским политическим психологом Б.Н. Хатунцевым. Еще в 1925 г. он писал: "Человек по слабости своей натуры нередко не может устоять от желания найти и иметь властителя, которому можно было бы передать заботы о себе и все мучения свободы, как свободного выбора добра и зла в жизни" [119].
Вполне понятно, что такие установки становятся весьма удобной почвой для установления авторитарной политической системы и ее стабильности. Но с другой стороны, авторитарная личность стремится господствовать над более слабым, по отношению к которому направляется агрессия. Особенность авторитарного характера в том, что "человек восхищается властью, хочет ей подчиняться, но в то же время он хочет сам быть властью, чтобы другие подчинялись ему" [129].
Э. Фроммом замечен парадокс: если существующая власть не отвечает представлению о "сильной власти", то вполне возможна ненависть и презрение к ней. Представляется, что подобное имеет место и в новой России, когда правящая элита демонстрирует неспособность решать актуальные для народа проблемы или выполнять правящие функции в экстремальных ситуациях.
Завершая изложение, отметим, что все результаты проведенного анализа закономерных сторон власти позволяют уточнить сущность, механизмы и условия феномена власти, то есть поставить проблему психологии власти как одну из ключевых в политической психологии. Даже самые общие положения в данном контексте позволяют выделить основные аспекты, на которые важно обращать внимание, чтобы совершенствовать систему власти. Они помогут выработать достаточно полное и целостное понимание психологии власти как в политике, так и в обществе в целом.
3. Психологические особенности российской парламентской деятельности
Парламентская деятельность по своей сущности характеризует особенности лидерства депутатского корпуса. Парламентское лидерство как особая деятельность имеет свои особенности. С этой позиции следует подходить к анализу данного феномена.
Традиции политико-психологического анализа закономерностей формирования и функционирования политического лидерства (в том числе и парламентского) принадлежат работам Г. Тарда, Г. Лебона, М. Острогорского, М. Вебера, Р. Михельса, 3. Фрейда, Г. Лассуэлла и Т. Адорно, внесших значительный вклад в развитие нового психологического взгляда на политику и лидеров. На основе скрупулезного изучения истории проявления и развития специфических черт политического лидера в различные времена и в различной обстановке они описали действия особых социально-психологических механизмов влияния и власти. Г. Тард и Г. Лебон раскрыли целый до того времени не изученный, блок специфических составляющих содержания политического лидерства, в том числе и в парламентах.
Уделяя внимание психологическим особенностям политического поведения личности, Г. Лассуэлл вы-деляет два основных по стилю поведения типа, с которыми встречается политический психолог: компульсивный и драматизирующий. По его мнению, лидер первого типа отличается жестким поведением, стремлением к четкой и строгой организации своих действий. Драматизирующий тип старается вызвать эмоциональную поддержку у масс. Наряду с компульсивными и драматизирующими личностями, по мнению Г. Лассуэлла, интерес для исследователя представляет еще один тип характера - беспристрастный.
Известный исследователь политического лидерства Г. Пейдж предлагает классификацию стилей лидерства по их отношению к проблеме социальных изменений, то есть в основании типологии ложится одна из социально психологических характеристик политического поведения лидера. Он, в частности, выделяет лидера консервативного типа, ориентированного на минимальные перемены реформаторского типа, и революционного лидера, настроенного на максимально быстрые изменения.
Весьма схожую классификацию предлагает и Р. Такер. Он выделяет лидера-реформатора, который верит в общественные идеалы и видит противоречия между ними и фактическим поведением людей, поэтому он призывает изменить их представление; лидера-революционера, который не только отвергает разные поведенческие стереотипы из-за того, что они противоречат идеалам общества, но и отрицает сами эти идеалы; наконец, лидера-консерватора и лидера-либерала.
В отечественной литературе проблема классификации политического лидерства наиболее полно рас-смотрена в теоретическом плане в работах Г.К. Ашина и Н.И. Бирюкова. Г.К. Ашин предлагает разные основания классификации данного явления. По масштабности лидерства, уровню решаемых задач он выделяет лидеров общенациональных, лидеров определенного класса и лидеров социальных групп. По классовому основанию им выделяются лидеры прогрессивного и реакционного класса. Наконец, по мнению Г.К. Ашина, лидер может быть конформистом, принимающим ценности своих последователей, или нонконформистом, стремящимся их изменить. Кроме того, Г.К. Ашин, выделяет вы дающихся и заурядных лидеров (по своим индивидуальным способностям): лидеров, выдвигаю-щихся благодаря своим выдающимся качествам, и лидеров обстоятельств. Лидер может быть временным и постоянным, быть инициатором социального движения или продолжателем начатого дела. По стилю лидерства Г.К. Ашин выделяет авторитарный, ориентированный на "индуцирование активности своих последователей, вовлечение их в процесс управления".
Некоторые исследователи правомерно указывают на большую роль в формировании стиля политического лидера процедуры его выдвижения. Так, Ю. Тихомиров предлагает классифицировать лидеров на лидеров поневоле, лидеров по назначению сверху, лидеров на основе доверия и отбора, политического карьериста, лидеров на веру, лжелидеров.
Таким образом, основой типологизации парламентского лидерства является не одна исследовательская модель, а совокупность взаимодополняющих психологических подходов, дающих наибольшую полноту качественных и количественных характеристик изучаемого явления.
С учетом общих требований целесообразно проанализировать специфические характеристики парламентской деятельности как особого вида лидерства. Приступая к анализу довольно сложного явления, каковым является парламентское лидерство, прежде всего уточним, насколько правомерен термин "парламентское лидерство", насколько правомочно его самостоятельное употребление и не подменяем ли мы им широко известное понятие "политическое лидерство".
Понятие "лидерство", производное от "лидер", характеризует деятельностный аспект данного яв-ления. Термин "лидер" происходит от английского "leader" (ведущий, руководитель). По мнению видного американского исследователя Г. Пейджа, лидером можно считать лицо, которое занимает видную формальную должность, либо лицо, которое влиятельно в делах данного сообщества, либо то лицо, которое фактически принимает участие в решениях, имеющих наиболее важное значение для этого сообщества.
В словарях русского языка и научной литературе понятие "лидер" неразрывно связано с политической деятельностью "лидер - глава, руководитель политической партии, общественно-политической организации". Подобная трактовка лидера характерна и для большинства научных, учебных работ, словарей по социологии, политологии, социальной психологии.
Существуют и другие определения понятия лидера. "Лидер - член группы, за коим все остальные члены группы признают право принимать ответственные решения в значимых для всех ситуациях, решения, затрагивающие их интересы и определяющие направление и характер деятельности всей группы". "Лидер - субъект социально-психологической деятельности, наиболее авторитетная личность, обладающая персонифицированными способностями социально-психологического контроля, воздействия, за которой определенная группа людей признает право на специфическую организаторскую, идеологическую и управленческую роль".
Эти и другие подобные определения объединяет то обстоятельство, что лидер в них понимается как субъект социально-психологической деятельности, за которым определенная группа людей признает право на специфическую роль по организации, интеграции общих усилий, координации деятельности масс, принятию общественно значимых решений.
Наиболее перспективным представляется определение лидерства как социально-психологического механизма; групповой интеграции, объединяющей действия группы вокруг индивида или определенной части группы, которая играет роль руководителя группы в целях осуществления общезначимых задач. Лидер объединяет, направляет действия всей группы, которая принимает и поддерживает его действия.
Рассматривая категорию "лидерство", некоторые авторы в рамках определенного подхода допускают существование "параллельных вариаций определения данной категории". Так, например, анализируя специфику лидерства и руководства в структуре социально-психологического общения, Б.Д. Парыгин пишет: "...они представляют собой, в отличие от различных частных механизмов влияния и взаимовлияния (заражения, внушения, убеждения и т. д.), персонифицированные формы социального контроля и интеграции всех механизмов социально-психологического воздействия с целью достижения максимального эффекта" [95, с. 47].
Множество разных определений понятия лидерства позволяет констатировать наличие ряда сфер исследования данного феномена.
Во-первых, в случае рассмотрения лидерства как состояния, наиболее часто оно определяется через категории "положение", "обязанности", "явление", "отношение". Во-вторых, при рассмотрении лидерства как процесса его трактовка осуществляется, как правило, посредством понятий "влияние", "процесс", "способ организации деятельности", "поведение", "управление поведением людей" и т. д. И в-третьих, при исследовании лидерства как социально-психологического механизма предметом изучения являются понятия "взаимодействие", способ организации деятельности", "способы осуществления лидерства".
Парламентское лидерство как персонифицированная форма взаимодействия публично-политической власти и общества в психологическом плане представляет из себя, с одной стороны, рациональные знания общества о субъекте конкретного лидерства; с другой, эмоционально-оценочное отношение общества, его институтов к депутату-лидеру и регулятивно-волевую реакцию на политические действия лидера.
Данный психологический срез общественных отношений характеризует массовое духовное состояние общества. Его содержание - не только сиюминутное отношение масс к политическим действиям лидера, политическому процессу, месту и роли в нем тех илииных политических институтов парламента, но и весь предшествующий опыт, зафиксированный в политическом сознании общества в нормах традициях, стереотипах и т. д.
При этом понятия "политическое лидерство" и "парламентское лидерство" не идентичны. Понятие "парламентское лидерство", в отличие от понятия "политическое лидерство", включает в себя, кроме политической сферы деятельности, другие сферы, косвенно или напрямую связанные с политикой.
Понятие "парламентское лидерство" не идентично и понятиям "политическое лидерство в парламенте" или просто "лидерство в парламенте". Понятие "политическое лидерство в парламенте" характеризует лишь часть волевой функции, присущей лидерству вообще. В этом отношении у понятия "парламентское лидерство" значительно больший объем властных функций, которые не являются предметом анализа понятия "политическое лидерство в парламенте".
Понятие "парламентское лидерство" раскрывается через определение его сущности и содержания. Сущность парламентского лидерства выясняется в ответах на вопросы, каким должен быть и каков есть парламентский лидер, каковы его специфические черты, как он организовывает свою деятельность, какие качества позволяют ему оставаться лидером в различных ситуациях, каков в целом процесс институционализации субъекта в его лидерском статусе.
Постановка вопроса о сущности парламентского лидерства связана прежде всего с выявлением таких устойчивых особенностей данного явления, которые бы характеризовали его качественную устойчивость и определенность в различных формах его парламентского проявления.
В отличие от сущности парламентского лидерства, составляющей "...внутреннее содержание предме-та, проявляющееся в единстве всех многообразных и противоречивых форм его бытия", понятие "содержание парламентского лидерства" более широкое. Содержанием парламентского лидерства являются социально-психологические механизмы влияния, лидерского поведения, симпатии, внутригруппового фаворитизма, физиогномической реакции, механизмы стереотипизации, внушения, убеждения, заражения, подражания и др. Это та основа, на которой базируется психология лидерства, то, посредством чего личность получает от людей (избирателей, коллег по парламенту) права на власть, управление.
Рассмотрение феномена парламентскою лидерства как социально-психологического механизма предполагает необходимость обращения к анализу и других социально-психологических категорий, таких, как авторитет, влияние и общение. Авторитет - "признание за индивидом права на принятие ответственного решения в условиях совместной деятельности", "влияние индивида, основанное на занимаемом им положении, статусе, должности". Соотношение категорий "лидерство" и "авторитет" состоит в том, что последний есть интегративный признак лидерства, который можно условно отождествить с его статической моделью.
Влияние парламентского лидера отражает социально-психологическую сторону лидерских отношений как результата воздействия лидера на массовое политическое поведение. Оно характеризует процесс формирования у масс таких установок, оценок, представлений, стремлений, которые обеспечивают поддержку политических действий лидера. Причем психологическое воздействие возникает не только в случае целенаправленного влияния (когда есть вполне определенная цель - получение массовой поддержки действий лидера), но и в процессе ненаправленного влияния, когда эффект воздействия может проявиться в действии механизмов заражения и подражания.
|
ПОИСК:
|
© FILOSOF.HISTORIC.RU 2001–2023
Все права на тексты книг принадлежат их авторам!
При копировании страниц проекта обязательно ставить ссылку:
'Электронная библиотека по философии - http://filosof.historic.ru'