ЖУРНАЛ "США VS. Канада: экономика, политика, культура" № 5, 1999 г. Зяблюк Н.Г. Политический плюрализм:

контуры американской модели

Теоретически политический плюрализм предполагает множественность определенных институциональных механизмов разделения и распределения правительсвенной власти. В идеале плюралистическое государство предполагает, что публичная власть надлежащим образом переходит к многочисленным группам, составляющим общество и органично дополняющим одна другую; общественная политика вырабатывается и реализуется в процессе свободного взаимодействия этих групп, мирной конкуренции между ними, в результате чего возникает естественное равновесие удовлетворенных групповых интересов; роль правительства ограничена - ему надлежит охранять и поддерживать это равновесие и принимать решения только при наличии межгруппового согласия.

О возможностях достижения этого красивого идеала или хотя бы достаточного приближения к нему можно спорить долго - и безрезультатно. Важнее подчеркнуть, что в общепринятой модели плюрализма, которой оперируют американские теоретики, центральное место занимают заинтересованные группы. При этом постулируется равенство таких групп, фактически утверждается, что они формируют равноценные уравновешивающие центры власти в обществе (такие же центры предполагаются и внутри правительственных институтов), что ресурсы, информация и средства политической коммуникации одинаково доступны всем группам, что их голоса могут быть и будут услышаны и приняты во внимание. Конкурентное взаимодействие групп по политическим вопросам приводит в результате к балансу их интересов, чем, в свою очередь, достигается равновесие политической системы. Процесс взаимодействия во многом сродни торгам потребителей на рынке. "Плюрализм - это политический аналог экономики свободного рынка" . Государство в этом процессе выступает (в лице его органов законодательной и исполнительной власти) как более или менее незаинтересованный арбитр, позитивно реагирующий на воздействие множества групповых притязаний и фиксирующий в своих решениях достигнутый баланс интересов. Эти решения, таким образом, отражают разнообразие мнений и приблизительно удовлетворяют общественные потребности.

Правда, многие американские ученые, наблюдатели и политические деятели активно, временами резко, критикуют такое представление о плюралистическом обществе. Критикуют не без веских на то оснований, как будет показано ниже. Вместе с тем, по ряду параметров такое представление согласуется с реалиями практического политического процесса, в чем отражается тот факт, что плюрализм не случайно особенно глубоко внедрился именно на американской почве. Отталкиваясь прежде всего от этих реалий, можно, в порядке рабочего определения, сказать, что в том варианте политического плюрализма, который будет рассматриваться в данной статье, плюралистическое общество в условиях рыночной демократии - это не только разнообразие политических мнений. В куда большей степени общество действительно плюралистично: во-первых (и прежде всего), тогда и в той степени, когда и в какой оно располагает развитой системой разнообразных, хорошо организованных экономических, политических, профессиональных, социальных и всевозможных других групп (групповых интересов), по определению пребывающих в сложных взаимоотношениях сотрудничества и соперничества; во-вторых, тогда и в той степени, когда и в какой плюралистична система органов государственного управления обществом; в-третьих, тогда и в той степени, когда и в какой эта система допускает групповые интересы к активному участию в политическом процессе (здесь и далее имеется в виду процесс выработки и принятие решений органами государственной власти).

Таким образом, из предложенного определения можно сделать вывод, что чем разностороннее (функционально и иерархически) устроена система государственного управления обществом, чем разнообразнее и мощнее структура организованных групповых интересов и чем больше у них возможностей реально влиять на политический процесс, тем выше степень политической плюралистичности общества . Не существует какой-либо формулы количественного определения этой степени, и лишь эмпирические наблюдения дают основание утверждать, что в США она (степень) очень высока. По всем трем характеристикам американское общество интенсивно насыщено (если не перенасыщено) плюрализмом. В силу такой насыщенности политический плюрализм работает здесь, как ни в одной другой стране, в режиме резко выраженных противоречий своей диалектики, т.е. в зависимости от конкретных условий в полной мере демонстрирует свои то позитивные, то негативные качества, либо одновременно те и другие. В абстрактном виде основное движущее противоречие плюрализма можно выразить краткой формулой "чем больше, тем лучше, но...". Чем больше количественного и качественного разнообразия во всех звеньях политической системы, тем демократичнее политический процесс, ибо тем больше мнений и позиций представлены или могут быть представлены в решении рассматриваемой проблемы. Но, чем развитее разнообразие, тем оно внутренне противоречивее и тем тяжелее поддается регулированию, когда возникает необходимость обеспечить реализацию этой или иной общей цели, если она существенно задевает нестыкующиеся или плохо стыкующиеся интересы его составных частей.

На практике это фундаментальное противоречие реализует себя в борьбе центробежных и центростремительных тенденций, "закодированных" в устройстве звеньев политической системы, в статусе государственных деятелей, в закономерностях функционирования политического процесса, в проблеме взаимодействия групповых и общественных интересов. Борьба этих тенденций в тех или иных формах пронизывает фактически всю историю американского плюрализма. Точнее сказать, и его предысторию, ибо без особых натяжек можно утверждать, что политический плюрализм в его первичной форме, олицетворением которой выступала фракция как носитель групповых интересов, родился раньше самих США. Дело в том, что еще колониальная эпоха дала Америке феномен постоянной фракционной борьбы, которая затем продолжалась в революционный период и после завоевания независимости. Этот исторический опыт учли разработчики ныне действующей конституции, о которой, как источнике особенностей американского плюрализма, следует сказать особо.

Фракция и конституция:источник плюрализма

Как известно, толкование заложенных в конституции принципов и механизмов их действия дали сами "отцы-основатели" публикацией в газетах целой серии статей, которые затем были собраны, пронумерованы и составили сборник "Федералист". О политическом плюрализме в этих толкованиях свидетельствует статья 10-я, которая принадлежит перу автора, теоретика и философа конституции Джеймса Мэдисона. В этой статье он наиболее полно изложил свою, в основных чертах разработанную еще до конституционного конвента, а затем воплощенную в конституции теорию фракций. Поскольку эта теория уже анализировалась подробно , остается лишь сжато повторить ее основные сюжеты, необходимые для понимания дальнейшего изложения.

Мэдисона, как и других "отцов-основателей", сильно волновала проблема политической деятельности фракции большинства, которая в условиях республиканского правления, когда решения принимаются большинством голосов, способна и может принести в жертву своему преобладающему эгоистическому интересу как общественное благо (общественные интересы), так и права других граждан. Предотвращение такой опасности Мэдисон видел в социальном, политическом и конституционном плюрализме. Излагая в этой связи преимущества, которые даст объединение штатов в союз, Мэдисон разъясняет, что на обширной территории будет больше разнообразных социальных групп, интересов, фракций, а чем их больше, тем лучше, ибо тем эффективнее будут они, вступая в активные отношения, в борьбу друг с другом, взаимно уравновешивать, контролировать и нейтрализовывать друг друга, уменьшая тем самым возможности для одновременного возникновения у большинства общего эгоистического интереса и превращения его во всесильную фракцию.

В свою очередь, конституционный плюрализм призван препятствовать образованию фракции большинства и ее вредной деятельности непосредственно в органах государственной власти. Переведенный на уровень структуры этих органов и устройства взаимоотношений между ними, мэдисоновский постулат многообразия фракций специфически трансформировался в составную часть концепции сдержек и противовесов, дополнившей принцип разделения властей. В объединенной американской республике власть сначала разделена между автономными правительствами штатов и федерации, а затем часть власти, предназначенная каждому правительству, распределяется между отдельными его ветвями (законодательной, исполнительной и судебной). Автономные правительства будут контролировать друг друга, и в то же время каждое контролирует самое себя в силу того, что отношения между его ветвями построены на комбинациях относительной самостоятельности и определенной взаимозависимости. Взаимоконтроль создает барьеры и уравновешивает притязания, поэтому фракция, захватившая власть в какой-то одной ветви, встретит сопротивление других ветвей и не сможет превратиться в господствующую. Чтобы в случае необходимости такое сопротивление было максимально эффективным, конституция определила и максимально возможную в рамках взаимозависимости степень относительной самостоятельности каждой ветви (президент не имеет права распустить конгресс и назначить досрочные выборы, конгресс не может выразить недоверие правительству и отправить его в отставку), что является характерной особенностью именно американской модели устройства органов государственной власти.

Таким образом, вывод, который можно сделать из анализа воплощенной в конституцию мэдисоновской теории фракций, состоит в том, что уже при своем рождении новая политическая система США, предусмотревшая разделение властей, снабженная механизмом сдержек и противовесов, была, помимо других своих назначений, ориентирована и на активные отношения с разнообразными, часто сталкивающимися между собой групповыми интересами. Регулирование этих сталкивающихся интересов, считал Мэдисон, составляет главную задачу законодательства.

Однако, создав многомерную систему регулирования с целью не допустить возникновения фракции большинства, "отцы-основатели", не желая того, создали систему, в потенции не менее многомерно восприимчивую к давлению тех же фракций. В процессе своего развития она оказалась столь насыщенной плюралистичностью, или, если выразиться иначе, "точками доступа" к политическому процессу, что групповые интересы получили возможность, которую "отцы-основатели" как раз стремились предотвратить - возможность осуществлять гипертрофированное в совокупности воздействие на этот процесс в свою пользу. Даже не волновавшая Мэдисона фракция меньшинства способна в этой системе заблокировать то или иное решение, что нередко и происходит на практике. Сами же "отцы-основатели" заранее обеспечили и условия эффективности такого воздействия.

Плюралистичность политической системы: характеристики

Как ни странно может прозвучать такое утверждение на первый взгляд, плюралистичность политической системы "отцы-основатели" обеспечили даже тем, что они не включили в конституцию. Речь идет о политических партиях, которые конституция не сочла необходимыми, но при этом оказала существенное влияние на их рождение и формирование их особенностей.

Партийная система в США появилась вопреки воле "отцов-основателей", которые, как известно, отрицательно, если не враждебно, относились к партиям и не считали их нужными. Однако развитие событий, о которых здесь нет возможности говорить подробно, привело к тому, что партии возникли и в конечном счете сформировались в том виде, в каком они только и могли быть дееспособными именно при этой конституции. Такие факторы конституционного устройства, как федерализм, система разделения властей при высокой степени самостоятельности каждой ветви, фиксированные сроки выборов и, соответственно, пребывания в должности главы Белого дома и членов конгресса, различный электорат президента, сената и палаты представителей предопределили децентрализованный (коалиционный и фракционный) характер американских партий и отсутствие в них твердой партийной дисциплины.

В силу этих особенностей всего лишь две партии обеспечивают американской политической системе такую высокую степень плюралистичности, на какую, возможно, неспособна иная многопартийная система европейского образца. Ибо, одно дело, когда сплоченная и дисциплинированная фракция каждой партии голосует в парламенте по указке ее лидера и заинтересованной группе достаточно сложно оказать воздействие на все фракции, чтобы сблизить их нестыкующиеся позиции с целью получить искомый результат, и совсем другое - когда при отсутствии достаточной сплоченности и дисциплины можно создать кратковременную внутрипартийную или межпартийную фракцию (коалицию), члены которой будут голосовать не по партийному признаку, а исходя из объединяющего их собственного отношения к рассматриваемой проблеме. В этом случае у заинтересованной группы куда больше возможностей добиться своей цели.

Фракционная гибкость американских партий как раз и позволяет создавать такие фракции-коалиции, свидетельствуя о том, что групповые интересы играют очень большую роль в функционировании двухпартийной системы. В этой гибкости - и сила, и слабость системы, поскольку эта роль крайне противоречива. Сила в том, что менее сплоченные партии лучше приспособлены к удовлетворению противоречивых потребностей различных (хотя далеко не всех и не в одинаковой степени) групп американского плюралистического общества. Слабость в том, что когда на партии оказывается разнонаправленное давление множества заинтересованных групп, преследующих собственные цели, в функционировании двухпартийной системы возникают кризисные явления. И если такое давление фокусируется вокруг острой проблемы национального масштаба - вступает в силу диалектика плюрализма: чем больше давление, тем труднее (а то и вовсе невозможно) решить проблему в пользу общественных интересов, поскольку это решение как раз требует партийной сплоченности и дисциплины. В современной истории американского политического процесса было немало случаев, когда президентские программы становились в конгрессе жертвами такой диалектики. Но если возникали особые ситуации, вынуждавшие демократов или республиканцев (либо тех и других одновременно) "сомкнуть ряды" - они демонстрировали необходимую степень единства.

Следующим решающим фактором, обеспечившим широкую плюралистичность американской политической системы, является высокая степень относительной самостоятельности законодательной и исполнительной ветвей власти. Как уже было сказано, президент не может распустить конгресс и назначить досрочные выборы, конгресс не может выразить недоверие правительству и отправить его в отставку. Тем самым исключены правительственные кризисы в западноевропейском смысле этого понятия, что само по себе уже является благом для заинтересованных групп, поскольку у них нет повода опасаться того, что налаженные отношения с теми или иными подразделениями конгресса или правительства могут преждевременно рухнуть из-за неустойчивой политической обстановки.

Кроме того, хотя конституция, поставив ветви власти в определенную взаимозависимость, тем самым предопределила необходимость сотрудничества, но, наделив их большой самостоятельностью, она в то же время "встроила" в их отношения соперничество, достаточно интенсивное, чтобы перерастать в постоянное противоборство или даже конфликт. Соперничество само по себе плюралистично, поскольку сталкивает различные мнения и позиции, поэтому политический процесс, функционирующий в духе соперничества между конгрессом и президентом, тоже создает для заинтересованных групп определенные преимущества, позволяющие им уточнять цели или ставить новые, не без пользы для себя становиться по ту или другую сторону.

Большая самостоятельность конгресса не только и не просто сама по себе обеспечивает высокий уровень плюралистичности политической системы, но эта самостоятельность в той или иной мере, явно или незримо, фактически или потенциально "воплощена" в его формальных и неформальных структурах, в должности конгрессмена и т.п. Так, деятельность постоянных комитетов конгресса развивает плюралистичность тем, что комитеты, особенно ведущие, как правило оказывают определяющее, а то и решающее влияние на дальнейшую судьбу рассматриваемых ими законопроектов. Следовательно, заинтересованной группе достаточно оказать давление на позиции членов соответствующего комитета, чтобы получить определенные шансы на успех. Кроме того, в американском конгрессе, возможно, больше, чем в любом другом парламенте, развита структура по существу прямого представительства групповых интересов в лице различного рода устойчивых или менее устойчивых внутрипартийных, межпартийных и внепартийных блоков и группировок (именуемых кокусами), создаваемых (нередко по инициативе или при активном участии конкретных заинтересованных групп) на основе региональных, экономических, политических, этнических и иных интересов. В пору наибольшего расцвета этой структуры, в середине 80-х годов в конгрессе насчитывалось почти 150 кокусов.

Наконец, высокая самостоятельность конгресса - это и одновременно самостоятельность его членов, усиленная к тому же фракционностью американских партий и свободной партийной дисциплиной. Поэтому при условии, что комитет конгресса оказывает решающее или определяющее влияние на судьбу законопроекта, членство в нем конгрессмена объективно повышает его роль - особенно в конфликтных ситуациях, когда комитет раскололся на мини-фракции, и решение по законопроекту зависит от голосов одного-двух человек.

Определенная независимость члена конгресса позволяет ему активно представлять не только интересы штата или избирательного округа, но и конкретные групповые интересы по собственному усмотрению, нередко в ущерб интересам общественным. Кроме того, в деятельности конгрессмена необходимость представительства групповых интересов усиливается особенностями американских выборов. В США отсутствует государственное финансирование выборов в конгресс, главную роль здесь играют частные источники. А поскольку стоимость избирательных компаний постоянно растет, кандидаты все больше вынуждены полагаться на взносы заинтересованных групп, а следовательно, больше зависеть от этих взносов. Поэтому, став законодателями, они занимают позиции в пользу доноров. Массовость фактов связи между частными взносами и тем, как голосуют конгрессмены, зафиксирована во многих исследованиях, проводимых теми общественными организациями, которые специально следят за деятельностью конгресса.

Таким образом, самостоятельность конгресса предопределила высокий уровень плюралистичности компонентов его внутренней структуры, что, в свою очередь, обеспечило групповым интересам широкий доступ к законодательному процессу. Мощное влияние заинтересованных групп на этот процесс в свою пользу постоянно актуализирует проблему соотношения групповых и общественных интересов в деятельности конгресса. Не случайно именно эта проблема породила в американской специальной литературе своего рода концепцию "двух конгрессов". Согласно данной концепции, "один" (или "первый") конгресс обеспечивает групповые интересы во всем многообразии их конкретных форм (местные, региональные, отраслевые, различных заинтересованных групп и т.п.), "другой" (или "второй") призван принимать решения, приблизительно отражающие общие интересы нации. Взаимодействие "первого" и "второго" конгрессов по законодательству представляет собой непрекращающуюся борьбу центробежных и центростремительных сил. Обычно побеждают центробежные силы, но в определенных обстоятельствах, когда обсуждение какой-то острой проблемы национального масштаба принимает такой характер, что межпартийная борьба в конгрессе требует достаточного сплочения партий и усиления партийной дисциплины, верх берут центростремительные силы .

Можно привести немало свидетельств, укладывающихся в русло этой концепции. Но поскольку центробежные и центростремительные силы обычно проявляют себя в борьбе вокруг президентских программ, то в связи с последними нужно предварительно отметить один фактор, характеризующий плюралистичность и президентской власти. Суть его в том, что в должности главы государства иначе, чем в должности конгрессмена, тоже отражается проблема групповых и общественных интересов. Рассуждая сугубо теоретически, президент как национальный лидер служит прежде всего, если не исключительно, национальным интересам, в обеспечение которых выдвигает свои законодательные программы. Но это теоретически, ибо безотносительно к тому, насколько реализуется приближение к такому идеалу, в действительности картина несколько иная. Во-первых, за президентом обычно стоят влиятельные группировки, проложившие ему дорогу в Белый дом не из альтруистических побуждений. В связи с этим, и во-вторых, президент (как и конгрессмен) - дитя плоть от плоти породившей его политической системы, в функционировании которой групповые интересы играют столь выдающуюся роль. Посему они так или иначе, в том или ином качестве, в той или иной степени будут либо непосредственно присутствовать в каждой конкретной программе, либо, даже формально отсутствуя, все равно окажут то или иное воздействие на ее судьбу, если она задевает их благополучие. Приведем несколько примеров.

Первой назовем энергетическую программу, которую в 70-е годы президент-демократ Дж.Картер предложил вниманию конгресса, в котором большинство принадлежало тоже демократам. Однако она определенным образом ущемляла интересы нефтяной, химической, автомобильной и других отраслей, но мало что давала им в плане краткосрочных выгод, которые обычно "подмазывают" политический процесс. Демократы в конгрессе не обнаружили ни сил, ни готовности сплотиться вокруг инициативы своего президента, напротив, в ответ на лоббистское давление задетых отраслей стали создавать и распределять такие выгоды. В конечном счете программа была расчленена, и родившиеся из нее конкретные законы формировались по принципу "кормушки" - понемногу благ досталось каждой отрасли. Другой пример - противоположного свойства. В силу стечения обстоятельств, в первый год правления президента-республиканца Р.Рейгана успешно и быстро прошла через конгресс вызвавшая много споров его экономическая программа. Прошла не в последнюю очередь потому, что в поддержке президента республиканцы проявили невиданную партийную сплоченность, и это помогло, несмотря даже на то, что большинство мест им принадлежало только в сенате. Однако в последующие годы Рейган уже не добивался такого триумфа. Политический процесс вернулся на "круги своя", и те же республиканцы больше прислушивались к групповым интересам, когда определяли свое отношение к очередным предложениям президента.

Не менее показательными для характеристики плюралистичности американской политической системы и воздействия на ее функционирование центробежных и цен-тростремительных сил стали события, определившие судьбу еще крупной программы.

Выборы 1992 г. привели в Белый дом президента-демократа Б.Клинтона и обеспечили значительное большинство его партии в конгрессе (250 демократов в палате представителей и 55 - в сенате против соответственно 178 и 45 республиканцев). Администрация очень рассчитывала на сотрудничество с этим большинством - оно было абсолютно необходимо для проведения в жизнь одной из основных законодательных программ президента - крупномасштабной реформы системы здравоохранения, главная цель которой заключалась в том, чтобы к 1998 г. охватить гарантированным медицинским обслуживанием всех американцев - от рождения до завершения жизненного пути. Клинтон обнародовал ее в сентябре 1993 г. А спустя год, так и не сумевшая преодолеть возникших на ее пути препятствий, эта программа потерпела полный крах накануне промежуточных выборов в конгресс. Частично виной тому были серьезные тактические просчеты, допущенные Клинтоном по ходу политического процесса, но главные причины поражения крылись в плюралистичности конгресса, в превосходстве центробежных сил над центростремительными в среде демократов и, напротив, центростремительных над центробежными в стане республиканцев, в мощном негативном давлении соответствующих заинтересованных групп, в результате чего ни Клинтон, ни руководство демократов в конгрессе не смогли организовать в рядах своей партии большинство голосов, необходимое для одобрения программы.

Однако судьбу реформы решили не только центробежные силы внутри конгресса, но и поддержавшая их, в совокупности мощнейшая даже по американским меркам лоббистская кампания за его стенами, по существу начавшаяся задолго до того, как программа поступила в конгресс.

В 1992-1993 гг. более 80 его членов участвовали в 180 различных поездках, оплаченных медицинской индустрией. А в 1993-1994 гг. сотни заинтересованных групп израсходовали в общей сумме более 100 млн. долл. для воздействия на исход реформы. Почти 100 лоббистских, юридических и по связям с общественностью фирм, нанятых медико-промышленным комплексом, вели лоббистскую деятельность . Лидирующие организации большого бизнеса, такие как Торговая палата США, Национальная ассоциация промышленников и "Круглый стол бизнеса", поначалу в той или иной степени положительно относившиеся к программе Клинтона, ближе к финалу изменили свои позиции. Завалив Капитолий письмами, телеграммами и телефонными звонками, против реформы выступили организации малого бизнеса. Основная из них, Национальная федерация независимого бизнеса, всегда проявлявшая агрессивность по отношению к социальным вопросам, если предлагаемое решение хоть чуть задевало кошельки ее членов, убедила многих законодателей в том, что за поддержку программы они могут заплатить дорогую политическую цену, т.е. лишиться финансовой поддержки и голосов мелких предпринимателей на очередных выборах. Были, правда, среди заинтересованных групп и такие, которые лоббировали в пользу реформы, но они не могли оказать решающего воздействия на исход событий. Лагерь противников, включавший ведущие интересы медико-промышленного комплекса, работал во много раз активнее.

Столь могучее давление принесло свои плоды. "В ответ на требования множества определенных групп избирателей и интересов конгресс действовал как высокопредставительный орган и провалил реформу здравоохранения" . Добавим, "высокопредставительно" провалил реформу, которая, имея целью охватить гарантированным медобслуживанием всех американцев, как никакая другая отвечала общественным интересам. Но в итоге пала жертвой интересов групповых.

Структура групповых интересов: роль политики в ее развитии

Итак, если в судьбе всего лишь одной программы приняли участие сотни заинтересованных групп, то этот факт уже достаточно свидетельствует о том, что американское общество располагает всесторонне развитой, богатейшей по количественным и качественным параметрам структурой экономических, политических, профессиональных, социальных и всевозможных других хорошо организованных групп. По линии политического плюрализма в развитие этой структуры именно на американской почве важнейший вклад внесла и продолжает вносить регулирующая деятельность государства. Напомним, что уже при своем рождении новая система разделения властей, снабженная механизмом сдержек и противовесов, была ориентирована на активное законодательное регулирование разнообразных, часто сталкивающихся между собой групповых интересов. И коль скоро новые федеральные государственные органы, едва появившись на свет, сразу же получили такую задачу, регулирование со старта стало перманентным фактором политической жизни, а это значит - вошло в политический процесс постоянное нормотворчество, производство законов и подзаконных актов, что в свою очередь не только поддерживает и подогревает фракционную борьбу, поскольку столь же постоянно создаются новые поводы для выяснения отношений между групповыми интересами в связи с теми или иными решениями конгресса или правительства, но и содействует их размножению, появлению новых интересов и новых фракций. Кроме того, конституция создала правовую основу для организационного оформления групповых интересов и их доступа к политическому процессу. Первая поправка к конституции гарантирует свободу слова, собраний и право граждан обращаться к правительству с петициями об удовлетворении жалоб. Правда, в ней ничего прямо не сказано о праве на объединение в союзы или свободу ассоциаций, но, как заявил Верховный суд США в одном из своих решений, такая свобода "на протяжении долгого времени считается подразумеваемой положениями о свободах слова, собраний и петиций" . Кроме того, ныне в американской юриспруденции считается общепринятым, что лоббистская деятельность (а это и есть реализация доступа к политическому процессу) также обеспечена именно первой поправкой и находится под ее защитой (на профессиональном жаргоне "самой убедительной петицией" является хорошо составленный лоббистом законопроект). Таким образом, благоприятные политические условия сами по себе явились поощрительным фактором для развития структуры организованных групп. И уже в первой половине XIX в. Алексис де Токвилль не без удивления, если не с изумлением, отметил, что США - страна ассоциаций. Американцы, писал он, создают их постоянно и по любому поводу. "Если во главе какого-либо нового дела вы увидите правительство во Франции или знатную персону в Англии, то в США, можете быть уверены, вы обнаружите ассоциацию" . При этом наблюдательный автор подчеркнул особую стимулирующую роль политических отношений в рождении заинтересованных групп: "Политика не только рождает многочисленные ассоциации, но ассоциации значительной величины. В гражданской жизни редко случается, чтобы какой-либо один-единственный интерес заставил очень большое число людей действовать согласованно; но в политике возможности предлагают себя каждый день" . Много воды утекло с тех пор, организационная структура групповых интересов развивалась по нарастающей, и можно допустить, что если б потребовалось вывести для сравнения некий коэффициент - что-то вроде количества организаций на душу населения - то для США он, наверно, был бы значительно выше, чем для любой другой страны. Никто не берется сказать однозначно - сколько их в Америке, хотя однажды появилось утверждение, будто к концу 80-х годов в грубом приближении их насчитывалось примерно 40 тысяч. Отсутствие точных сведений объясняется не столько возможными трудностями подсчета, сколько тем, что здесь приходится иметь дело с чрезвычайно динамическим процессом: одни организации прекращают существование, другие появляются, их количественный и качественный состав в той или иной степени обновляется практически ежегодно. Но, подчеркиваю, в целом здесь рождаемость выше смертности - общее число организаций постоянно растет. Для иллюстрации достаточно сравнить два издания Энциклопедии ассоциаций, фиксирующей только те из них, которые она считает национальными. В издании 1983 г. числятся 17644 организации, в издании 1993 г. - 22708 организаций . Прирост за 10 лет составил 5064 организации. Особенно ускоренными темпами размножение заинтересованных групп пошло с начала 60-х годов. Подтверждение тому дает сравнение двух "соседних" двадцатилетних периодов, охватывающих 1941-1960 и 1961-1980 гг. В эти периоды появились соответственно 907 и 1280 предпринимательских союзов, 285 и 609 научных и инженерно-технических ассоциаций, 248 и 550 организаций в сфере образования, 368 и 825 - в сфере культуры, 200 и 766 - в сфере социального вспомоществования, 454 и 837 - в сфере здравоохранения, 203 и 1074 - в сфере общественных дел . Далеко не все участвуют в политической деятельности и далеко не все возникают по политическим мотивам. Но тенденция к усилению роли политического фактора в разрастании и функционировании структуры групповых интересов, в принципе достаточно ярко заявившая о себе еще во времена "нового курса" Ф. Рузвельта, резко набрала обороты именно с начала 60-х годов. С этого момента все больше организаций, неполитических по сути своих функций, включаются в политический процесс, и рождение все большего числа организаций стимулирует политика. Главные причины того и другого, работавшие во взаимодействии - фрагментация власти в звеньях политической системы и нараставшая деятельность государства в регулировании социально-экономических процессов. Назначенная президентом Картером специальная президентская Комиссия по выработке национальной политики на 80-е годы определила фрагментацию власти как тенденцию политических институтов "распадаться на полуавтономные подразделения, действующие в интересах определенных групп общества" , причем этот вывод был сделан в конце 70-х, уже на основании богатого двадцатилетнего опыта. Прежде всего следует отметить, что по целому ряду причин в этот период переживала затяжной кризис двухпартийная система. Резко снизилась роль партий в отборе кандидатов на выборные должности и ведении избирательных кампаний. И по мере того, как их влияние слабело, вакуум заполняли конкурентные силы - личные предвыборные организации каждого кандидата и заинтересованные группы. Сам факт, что кандидат в возросшей степени самостоятельно стал заботиться о своем избрании или переизбрании, в том числе искать источники финансирования, был для заинтересованных групп благом, поскольку поощрял их включаться в политическую деятельность на стороне того или иного претендента с прагматическим расчетом на то, что, став конгрессменом, он отблагодарит за вложенные в него денежные средства или иные оказанные ему услуги. Но дело не только в этом. Умаление роли партий в избирательных кампанях привело к тому, что в 70-е годы в палату представителей пришло много новичков, добившихся избрания в основном собственными силами и поэтому тем более не чувствовавших себя обязанными считаться с партийной дисциплиной. Во многом благодаря их стараниям в самом конгрессе были проведены реформы, приведшие к фрагментации власти, выразившейся прежде всего в том, что сильно увеличилось число подкомитетов, получивших практически такую же самостоятельность и такие же полномочия решать судьбу законопроектов, какими обладали комитеты, подразделениями которых они (подкомитеты) являлись. В результате пропорционально увеличилось количество эффективных каналов доступа к политическому процессу, что не только поощряло уже существующие заинтересованные группы включаться в политическую деятельность, но и стимулировало их размножение, поскольку возможность использовать один такой "канал", т.е. добиться успеха через воздействие на подкомитет, состоящий всего из трех-четырех человек - вполне достаточное основание для возникновения новой организованной группы. Попутно добавим, что в рассматриваемый период комитеты (а после реформы и подкомитеты) продолжали играть в целом решающую или, как минимум, определяющую роль в законодательном процессе. И, пожалуй, ничто лучше не иллюстрирует сказанное, чем феномен так называемых тройных союзов, которые в американской научной литературе и публицистике называли еще "центрами власти", "субправительствами", "железными треугольниками", даже "нечестивыми троицами". Сам феномен возник давно, еще в 30-е годы, но в 70-е - в связи с увеличением количества подкомитетов в конгрессе и числа федеральных программ - значительно увеличилось и количество тройных союзов, а сила их возросла до такой степени, что их самих стали считать факторами той же фрагментации политического процесса. Суть феномена в том, что между комитетами (подкомитетами) конгресса, структурными подразделениями исполнительных органов власти и заинтересованными группами, действующими в одной и той же сфере экономики или политики, существовали прочные взаимосвязи, трехстороннее сотрудничество по принятию политических решений. Относительно возможностей вырабатывать и проводить в жизнь эти решения зафиксировано много свидетельств, сходившихся в том, что если такие союзы действовали сплоченно, они добивались своей цели даже вопреки противодействию конгресса в целом или президента. Так, в послевоенный период сельскохозяйственная политики была почти исключительно прерогативой сплоченного "треугольника" в составе членов комитетов и подкомитетов конгресса по вопросам сельского хозяйства, представителей соответствующих служб министерства сельского хозяйства и ведущих заинтересованных групп (Американской федерации фермерских бюро и других). Политологи Р.Рипли и Г.Франклин на основании имеющих хождение в американской литературе различных классификаций политических решений составили обобщенную картину воздействия тройных союзов на политический процесс в 70-е годы. Выяснилось, что практически не было таких типов решений, в которых бы "треу-гольники" совсем не принимали участия. Различными оказались лишь степень их влияния и круг подвластных вопросов внутри каждого типа. Наибольшую роль тройные союзы играли в выработке и реализации так называемых распределительных решений, к каковым относились решения, связанные с периодическим выделением ассигнований на существовавшие или вновь принятые федеральные программы, с предоставлением или возобновлением разнообразных государственных субсидий, дотаций, контрактов, налоговых льгот и т.п. многочисленным специализированным группам получателей. Законы, в форме которых выступали эти решения, вырабатывались соответствующими комитетами (подкомитетами) конгресса и, как правило, утверждались им либо без изменений, либо с незначительными поправками. Эти решения принимались каждое отдельно, без анализа из взаимосвязи и общего воздействия на экономику и слова воплощали в себе принцип "федеральной кормушки", из которой перепадал кусок бюджетного пирога тем, кто получал к ней доступ . Что касается расширения и углубления регулирующей деятельности государства, то, как уже частично видно из вышесказанного, политизацию и размножение заинтересованных групп стимулирует главным образом программный метод этого регулирования. Тут можно без особых натяжек говорить о прямо пропорциональной зависимости. Чем больше программ, чем они сложнее и многофункциональнее, чем шире и глубже охватывают различные сферы социально-экономической жизни, чем больше законов и подзаконных актов принимается во имя их реализации, тем больше существующих заинтересованных групп включается в политический процесс и тем больше с той же целью появляется новых. Но в контексте плюралистичности американской политической системы этот обобщенный портрет таит в себе сложнейшую панораму конфликтно взаимодействующих факторов, способных дестабилизировать политический процесс, сделать его "сварливым", как выразился один американский автор , обострить проблему реализации общественных интересов в политических решениях. В 60-70-е годы были приняты сотни новых программ, в связи с ними возникли сотни новых заинтересованных групп. Каждая программа, связанная с бюджетными ассигнованиями, обросла своей структурой групповых интересов, получавших из нее финансовые выгоды либо по определению, либо потому, что сумели удачно к ней "пристроиться". Соответственно, эти интересы не только защищали каждый "свою" программу от возможных посягательств на ее благополучие, но и при каждом удобном случае прилагали усилия, чтобы добиться повышения выделяемых на нее средств. Хотя рост федеральных бюджетов объясняется многими причинами, "само существование новых программ в 60-70-е годы помогало создать сильное давление, как внутри так и вне правительства, в пользу увеличения уровней расходов" . Внутри правительства "давили" заинтересованные законодатели и чиновники исполнительных ведомств, вне правительства "давили" групповые интересы, совместно "давили" тройные союзы, о которых шла речь выше. Начавшийся в этот период рост бюджетных дефицитов не в последнюю очередь обусловлен именно напористой лоббистской деятельностью многих эгоистически заинтересованных групп. Вместе с тем образ политического плюрализма 60-70-х годов обогатился деталями не только за счет организаций, появившихся в связи с конкретными федеральными программами, но и вызванных к жизни других политических проблем. В структуре заинтересованных групп, возникших в этот период, большой процент составляют так называемые "гражданские лобби", или группы в защиту общественных интересов (Public Interest Groups), в научной литературе обычно объединяемые общим понятием "движение в защиту общественных интересов". Весьма многообразен спектр этих организаций по своим конкретным целям, различна степень их присутствия и активности на политической сцене, но наиболее заметными по масштабам, по вкладу, внесенному в фрагментацию и конфликтность политического процесса, были организации, выступавшие в защиту окружающей среды, интересов потребителей, за структурные реформы в конгрессе и правительственных ведомствах, против слишком сильной, по их мнению, подверженности этих институтов влиянию частных корпоративных интересов и потому неспособных эффективно защищать общественные интересы. В активе этих организаций успешная лоббистская деятельность в пользу принятия законов и подзаконных актов о защите окружающей среды, о стандартах безопасности автомобилей, о создании Комиссии по безопасности потребительских товаров, о технике безопасности и охране здоровья на производстве, о финансировании президентских избирательных кампаний из государственных фондов, об усилении отчетности и гласности в деятельности правительственных ведомств. В 70-е годы защитники потребителей и окружающей среды сумели ослабить сплоченность и пробивную силу сельскохозяйственного тройного союза, поскольку вынудили государственные органы сделать процесс принятия решений в этой области более открытым. Нараставшее государственное регулирование социально-экономических процессов вынудило и большой бизнес усилить свое присутствие в политическом процессе, в связи с чем он внес еще один существенный элемент в систему политического плюрализма 60-70-х годов. Дело не только в том, что усилили политическую деятельность традиционные предпринимательские союзы. И не только в том, что возникли чисто политические (лоббистские) организации монополистического капитала, ведущей из которых является "Круглый стол бизнеса" (объединяющий руководителей около 200 крупнейших корпораций). Дело еще в том, что в политический процесс ускоренными темпами стали включаться сами корпорации от собственного имени. Если в 1961 г. всего 50 корпораций имели вашингтонские представительства, а это безошибочный указатель наличия политических интересов, то в 1982 г. функционировало уже 545 таких представительств. Отсюда следуют основания для принципиального вывода. Постоянно участвуя в политической деятельности, тем более при наличии специальных подразделений в своей структуре, корпорации приобретают качества политических организаций, или, выражаясь в терминах излагаемой здесь темы, заинтересованных групп. И хотя они являются таковыми лишь частично, лишь в пределах выполняемых политических функций, этого достаточно, чтобы считать такие корпорации важнейшим блоком в организационной структуре политического плюрализма. Наконец, в этой структуре заняли свое место многие различного рода однопроблемные группы, посвятившие свою деятельность в 60-е и особенно в 70-е годы решению какого-либо одного вопроса. Появление таких групп может спровоцировать как возникшая политическая проблема, так и любой сколько-нибудь значимый акт органов государственной власти, как это случилось с принятым в 1973 г. решением Верховного суда США. Он оставил за беременной женщиной право выбора - рожать ли ей ребенка или прервать беременность. Противники решения стали создавать свои организации (Национальный комитет сторонников права на жизнь, Американское лобби за право на жизнь и др.), а противники этих противников - свои (Национальная лига действий за право на аборты и др.). Подобного рода ситуации, когда вокруг одного вопроса возникают несколько организаций, позиции которых варьируются от идентичных или частично совпадающих до прямо противоположных, стали типичными в политическом процессе. Однопроблемные группы внесли свой специфический вклад в фрагментацию и конфликтность этого процесса. Их много критиковали (и продолжают критиковать) за негибкость политического поведения, стремление любой ценой добиться своих целей и нежелание учитывать интересы других. Типичную оценку их деятельности дала упоминавшаяся выше президентская Комиссия по выработке национальной политики на 80-е годы: "Влияние таких групп заключается в их способности побуждать своих членов голосовать за кандидата на выборную должность исключительно на основании его отношения к одному вопросу. Кроме того, бескомпромиссные позиции однопроблемных групп часто провоцируют распри и отнимающие много времени дебаты в конгрессе, что затрудняет возможность находить приемлемые для групп компромиссы и уделять внимание другим законодательным делам" . Представленная на этих страницах достаточно подробная, хотя и далеко не полная, характеристика плюралистического облика 60-70-х годов объясняется тем и призвана иллюстрировать то, что в этот период политический плюрализм особенно ярко, во всем блеске продемонстрировал силу своего основного движущего противоречия. С одной стороны, рост числа заинтересованных групп, их участие в политическом процессе сделали политику более представительной, чем когда-либо ранее, а сам процесс - более открытым, с другой - как признают сами американские специалисты, тот факт, что больше заинтересованных групп участвуют в политическом процессе, и большая его открытость не обязательно означает, что политика была лучшей или такой, которая "неподдельно представляет национальные интересы" . Открытость и большое число участников сильно усложняют политический процесс, снижают его эффективность - тем более, что особые интересы предъявляли творцам политических решений слишком много неумеренных требований, на многие из которых они (творцы) считали себя обязанными откликаться. "Кумулятивный эффект этого давления выразился в неумолимом и чрезмерном росте государственных расходов и инфляционных дефицитов, равно как и в крушении усилий провести эффективную национальную политику по большинству главных вопросов" . А создатель организации "Общее дело" (одной из тех, что выступают в защиту общественных интересов) Дж.Гарднер афористически выразил то же самое в терминах анализируемой на этих страницах темы: "Война частей против целого является сегодня центральной проблемой плюрализма" . Дело, однако, в том, что эта проблема всегда центральная, поскольку она - суть иными словами выраженное все то же основное противоречие плюрализма, которое и в последующие годы проявляло себя достаточно интенсивно. В острейшую сквозную проблему этих лет превратились продолжавшие нарастать многомиллиардные бюджетные дефициты, и они не в последнюю очередь были обусловлены эгоистическими притязаниями многих заинтересованных групп и их успешной напористой лоббистской деятельностью. С другой стороны, по мере роста дефицитов в повестке дня столь же обострялась проблема их сокращения, что, в свою очередь, требовало урезания расходов на те или иные программы. Межпартийная борьба вокруг дефицитов, а затем и проблем сбалансирования федерального бюджета объективно требовали повышенной партийной сплоченности, а от конкретных законодателей - повышенной сопротивляемости претензиям заинтересованных групп. Но и в этой ситуации политическое поведение многих законодателей - даже безусловных сторонников сокращения и сбалансированности - в массе случаев воплощалось в действие по принципу "я за сокращение (за сбалансированный бюджет), но при условии, что....". Обещая сбалансировать бюджет в течение семи лет, сенаторы в то же время "сражались изо всех сил за сохранение федеральных программ в их собственных штатах" . Как конкретно выглядит эта модель поведения на практике, продемонстрировал консервативный демократ Д.Боккес. Он выступал за резкое сокращение дефицита федерального бюджета, но как представитель избирательного округа, в котором расположен Космический центр им. Дж.Кеннеди (штат Флорида) и проживает много пенсионеров, успешно воспротивился двум предложениям президента Клинтона, сулившим заметное снижение расходов - а именно: ликвидировать космическую станцию "Фридом" и на год заморозить индексацию пенсий и социальных пособий с учетом уровня инфляции. Как известно, к концу 1998 г. практически достигнута сбалансированность федерального бюджета. Но произошло это не потому, что умерились аппетиты заинтересованных групп, и не только в результате сокращения расходов на различные программы, хотя и это сыграло свою роль, а главным образом потому, что с начала 90-х годов успешно работает американская экономика. Как в условиях бездефицитного бюджета будет функционировать политический плюрализм - вопрос, не лишенный интереса, но конкретный ответ на него даст время. Представляется, однако, что вряд ли правомерно ожидать каких-то кардинальных изменений в плюралистической модели политики. Бюджет всегда находится в центре политического процесса, или, говоря более подходящими в данном случае словами американского специалиста, "является не чем иным, как отражением политической системы" . Но таких структурных потрясений, которые бы резко снизили плюралистичность этой системы, не произошло, и, следовательно, "переваривать" бюджеты она будет в принципе по тем же правилам, разве что слегка модернизированным - тем более, что никуда не делись многочисленные правительственные программы, не исчезнут из повестки дня всегда особенно чувствительные для заинтересованных групп налоговые законопроекты. Возможно, на верхнем этаже политического процесса - в отношениях между президентом и конгрессом - снизится "бюджетная" конфликтность, но она останется на первом, втором и других этажах в виде конкретных претензий конкретных заинтересованных групп к бюджету или друг к другу по поводу бюджета. Но федеральный бюджет, при всей его ведущей роли, все же не охватывает всю многогранность политического процесса. У заинтересованных групп постоянно возникают бесчисленные поводы включиться в политическую деятельность, непосредственно не связанную (или вовсе не связанную) с бюджетом. К примеру, в 1998 г. производители компьютеров и программных продуктов запустили многомесячную лоббистскую кампанию "на поражение" плана Белого дома, согласно которому правоприменяющие органы должны были получить доступ к сведениям, зашифрованным в устройстве этих изделий. В феврале того же года Верховный суд США постановил, что правительство ошибочно разрешило кредитным союзам вербовать миллионы новых членов вне традиционных для данной отрасли сфер деятельности. Постоянный конкурент этих союзов - банковская индустрия - приветствовала решение суда, но оно никак не устроило Национальную ассоциацию кредитных союзов. Она стала добиваться от конгресса закона, который бы разрешил кредитным союзам сохранить те же миллионы новых членов, приобретенных ими в последние годы . Фактов подобного рода деятельности заинтересованных групп - сотни, ими насыщены, условно говоря, низшие и средние этажи политического процесса, и участникам сражений на этих этажах часто нет никакого дела до того, что происходит наверху - в отношениях между президентом и конгрессом. Высокая конфликтность этих отношений по поводу какой-либо программы не обязательно мешает конгрессу принять нужный тем же кредитным союзам закон, а президенту подписать его, как, впрочем, и нормальные отношения не обязательно гарантируют, что заинтересованная группа добьется своей цели.

Плюралистическая модель политики глазами критиков

Изложенный выше материал имел целью показать американский политический плюрализм как плюрализм, интенсивно воплощенный в структурном облике американской политической системы, функциональным инструментом которой является в силу этого плюралистическая модель политики, или, иными словами, плюралистическая модель принятия политических решений. Остается в заключение еще рассмотреть эту модель глазами ее критиков, которых в Америке достаточно. В реальной жизни плюралистическая модель политики куда как отличается от той, которую выстроили и обоснованность которой как модели, адекватно отражающей эту самую жизнь, защищают плюралисты-теоретики. Постулируемое ими равенство заинтересованных групп, участвующих в политическом процессе, справедливо разве лишь формально, лишь в том смысле, что такие группы имеют право участвовать. На самом же деле критики не страдают от недостатка фактов, дающих им право утверждать, что представительство интересов в этой модели неравное и нечестное, что во многих случаях имеет место лишь видимость представительства, поскольку на практике модель постоянно дает неравенство результатов: заинтересованные группы, располагающие мощными финансовыми ресурсами, привилегированным доступом к творцам политических решений и надежной информацией, обычно выигрывают, в то время как другие, лишенные этих преимуществ, систематически проигрывают. Действительно, нетрудно представить себе достигнутый в результате взаимной конкурентной борьбы баланс интересов сотни примерно равных по силе корпораций. Но довольно сложно вообразить, в чем выразится такой баланс (и возможен ли он вообще), когда плюралистическая модель политики сталкивает интересы корпораций и организаций, пытающихся представлять социально ущемленные группы общества. Плюралистическая модель политики не раз пасовала перед происходившими в американском обществе процессами, особенно в политически кризисные времена, перед лицом массовых движений протеста. Да и само движение в защиту общественных интересов, несмотря даже на то, что его участники работают главным образом в рамках этой модели, самим своим наличием и названием свидетельствует о том, что модель болезненно и "неохотно" реагирует на проблему общественных интересов. Замечательно выразился в свое время один из американских критиков: "Плюрализм процветает на изобилии и, по-видимому, в благополучные времена, когда добродетели плюралистического государства - терпимость многообразия, компромисс, прагматизм - перевешивают один смертельный порок правления методом фракционной политики, а именно его (правления. - Н.З.) неспособность преследовать общий общественный интерес" . Может слегка переборщил критик по части смертельного порока, но не он один зафиксировал эту проблему, выше уже приводились подобные мнения. Затронул ее совсем по другому поводу и с другой стороны, бывший член Совета экономических консультантов в первой администрации президента Клинтона, затем вице-председатель Совета управляющих Федеральной резервной системы (ФРС), а впоследствии профессор экономики Принстонского университета А.Блайндер. Рассматривая довольно жаркие сейчас в Америке политические дискуссии, в которых противопоставляются якобы недостатки "большого правительства" якобы достоинствам "малого правительства", Блайндер утверждает, что реальная проблема не в большом правительстве, а в том, что "правительство, по-видимому, чрезмерно обязано перед теми, кто преследует политические цели, часто за счет общественных интересов" . Под "теми" подразумеваются в том числе заинтересованные группы, "которые давят на правительство и разрывают его". По мнению профессора, дискуссии должны идти не о размерах правительства, а о масштабах "политикс" , не о том, слишком ли "большое" или слишком "малое" правительство в некотором абстрактном смысле, а о том, что оно должно и не должно делать, и насколько политизированными должны быть различные его решения. Блайндер считает, что система слишком политизирована, слишком много политических решений отдано царству "политикс", где господствуют ценностные суждения и политические интересы, и слишком мало - сфере технократии, где решения принимаются на основе по возможности независимых от текущих политических факторов экспертных оценок. Суждения Блайндера, основанные на опыте, приобретенном в Белом доме, где политика играет главную роль, и в ФРС, критерии деятельности которой, как он считает, "несомненно неполитические" и решения которой "в среднем бесспорно лучше тех, что варятся в политическом котле" , в сущности направлены против плюралистической модели политики и в пользу так называемой модели эффективности административного управления. Эта модель, ориентирующаяся на опыт управления бизнесом, на экспертизу и профессионализм, на планирование и неполитические методы принятия решений, возникла не в последнюю очередь как ответ на дефекты плюралистической модели политики. И само ее возникновение, само существование двух фактически полностью противоположных, борющихся между собой моделей говорит о том, что сама по себе плюралистическая модель политики в чистом виде, без противника-конкурента, просто не могла бы работать. Для того, чтобы функционировать, она породила свою противоположность. ...Таков американский политический плюрализм, прошедший путь от фракции колониальных времен до развитой структуры заинтересованных групп наших дней. Плюрализм чрезвычайно сложный, резко противоречивый, как сама Америка, зеркалом которой он является. Плюрализм, воплощенный в политическую систему, которая в целом отрабатывает свое назначение, но, будучи им перенасыщенной, "трудится" с большими перегрузками, с часто нерациональными затратами сил и средств, с большими "отходами" политического производства. Плюрализм, имеющий заслуги, но и обремененный многими до сих пор нерешенными проблемами. Как должно быть организовано плюралистическое общество - эта, по выражению американского автора, "простая, но неуловимая цель" продолжает оставаться темой энергичных публичных дискуссий в научных и других заинтересованных кругах США. Очевидно, что перенасыщенность плюрализмом - не последний по значению источник этих дискуссий, которым вместе с теми же нерешенными проблемами суждено перейти в наследство в следующее столетие.

.