Н. С. Розов

Новосибирский государственный университет

Новосибирск

1998

ББК 60.508.0

УДК 124.5

Р 650

Розов Николай Сергеевич. Ценности в проблемном мире: философские основания и социальные приложения конструктивной аксиологии. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та. - 1998. - 292 с.

ISBN 5-7615-0455-3

Книга посвящена обоснованию ценностного сознания как новой формы мировоззрения, сочетающей широкую терпимость к разнообразию культур, убеждений, интересов с ригористической защитой кардинальных ценностей - основных жизненных и гражданских прав человека. В ней рассмотрены исторические, историко-философские и этические предпосылки и основания ценностного сознания и общезначимых ценностей, заданы принципы конструктивной аксиологии как направления систематической рефлексии, критики и обновления ценностных систем. Эти идеи и понятия использованы для постановки и эскизного решения глобальных проблем устойчивого развития, разрешения и конструктивизации конфликтов, в частности, территориальных, связанных с контролем над ресурсами, а также проблем международных и национальных требований к социально-гуманитарному образованию.

Для философов, культурологов, политологов, преподавателей вузов, работающих в сфере социально-гуманитарного образования.

Результаты получены при поддержке

Института открытого общества (Прага)

грант № 637\94

Nikolai S. Rozov. Tsennosti v Problemnom Mire: Filosofskie Osnovaniya i Sotsialnye Prilozheniya Konstruktivnoi Aksiologii.

Values in the Problematic World: Philosophical Foundations and Social Applications of Constructive Axiology. Novosibirsk, Novosibirsk State University. - 292 p. - 1998.

This book centers on the idea of value consciousness, a new ethical worldview that combines tolerance for both cultural and moral diversity with a rigorous defense of cardinal values. The principles of value consciousness are applied to the most pressing, contemporary, global problems, to conflict resolution techniques, to the current difficulties in Russia's historic period of transition and to the humanities in higher education.

1. Ethics - Values. 2. Philosophy - Moral. 3. Social change - Worldviews. 4. Rozov, Nikolai S., 1958. - 11. Title.

Supported by the Research Support Scheme

of the Open Society Institute (Prague)

grant № 637\94

ISBN 5-7615-0455-3 Н. С. Розов, 1998

VALUES

IN THE PROBLEMATIC WORLD:

Philosophical Foundations

and Social Applications

of Constructive Axiology

Nikolai S. Rozov

Novosibirsk State University

Novosibirsk

1998

ПРЕДИСЛОВИЕ

Это книга о современных общезначимых ценностях и о ценностном сознании как новой форме мировоззрения.

Что происходит с религиями, мифами, идеологиями, убеждениями, принципами, ценностями в нынешний переломный период развития человеческой цивилизации?

Можно ли совместить убежденность каждого сообщества в верности своей картины мира, истинности верований, справедливости установлений с их разнообразием и противоречивостью?

Есть ли общий фундамент у разных систем ценностей? Имеют ли ценности объективную природу? Каким образом их можно познавать? Ценности вечны и только обнаруживаются в определенное время или, напротив, они возникают в истории и их можно целенаправленно обновлять и конструировать?

Где проходит граница между толерантностью и опасностями морального релятивизма? Каковы именно общезначимые ценности, как они соотносятся между собой и с другими ценностями?

Как соотнести высокие абстрактные теории ценностей с современным миром, полным неразрешенных проблем и конфликтов: с глобальными проблемами массового голода, бедности, перенаселенности, загрязнения среды, исчерпания ресурсов; с реальностью жестоких кровавых конфликтов, разгорающихся почти во всех регионах мира; с практическими проблемами систем масс-медиа и образования, которые в наибольшей степени ответственны за формирование мировоззрения нынешнего и будущих поколений?

Эти и связанные с ними вопросы являются предметом философских рассуждений и построений данной книги.

Несколько слов о стиле книги.

Русская философия после десятилетий псевдомарксистского самоугнетения вновь стоит на перепутье. Одни философы отправились по надежному пути возрождения русской религиозно-философской традиции с идеями всеединства, соборности, духовности, софийности. Вновь толкуются и перетолковываются труды К. Леонтьева, Н. Федорова, В. Соловьева, Н. Бердяева, С. Булгакова и др. Дорога эта сейчас широкая, торная, только ведет она назад - к очередному для России религиозно-идеологическому официозу, опасному для свободной мысли.

Других подхватил модный западный ветер постмодернизма с его "языковыми играми", "потоками интенсивностей", "деконструкциями", "гиперреальностями" и прочими новинками. Здесь есть и свои кумиры: Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар, Ж. Бодрийар, Р. Рорти. В постмодернизме философский "дискурс" нередко изящен и ироничен, часто невразумителен и почти всегда безответственен.

Пустует только трудная тропа рациональной, продуктивной, интеллектуально и этически ответственной философии. Здесь есть свои принципы мышления (отвлеченно умственные, с точки зрения русской религиозно-философской традиции, и авторитарные, устаревшие - с точки зрения постмодернизма): ясно ставить вопросы и задачи; явно определять понятия и в дальнейшем опираться на эти определения; подчинять мысль только сознательно принятым предпосылкам, которые могут быть оспорены и пересмотрены, но не подчинять мышление никаким догматам или авторитетам, в том числе религиозным, идеологическим, политическим или структуралистским. Такой стиль философствования имеет свои почтенные корни и традиции. Я утверждаю, что так работали Платон, Аристотель, Декарт, Лейбниц, Дж. Локк, И. Кант, Г. Риккерт, М. Вебер. В ХХ веке эту традицию про-должили Б. Рассел, К. Поппер, К. Боулдинг, Дж. Роулз, И. Валлерстайн, Р. Коллинз.

Направленность на мыслительный результат, приверженность строгости рассуждений неизбежно наносят ущерб изящности, легкости и увлекательности изложения. Читателю приходится настраивать себя не на услаждение души, а на усилие ума, определенное интеллектуальное напряжение. Вместе с тем, никаких гарантий истинности рациональная философия не дает. Суждения обосновываются только в рамках принятых предпосылок, которые сами могут быть оспорены. Важно, чтобы было, с чем спорить. Только тогда можно надеяться на поступательное и небесполезное продвижение философского мышления.

Коротко скажу об общей структуре книги. В первой части с разных сторон делаются подходы к центральной идее книги - ценностному сознанию как новой форме мировоззрения, принимающей ведущую роль от религий и идеологий, вбирающей их в широкое пространство ценностной ком-муникации. Это обсуждение исторических закономерностей смены ведущих форм мировоззрения - движения от мифов к религиям и идеологиям, переосмысление этики Канта и его последователей, анализ всего спектра европейских этических теорий.

Во второй части в концепциях общезначимых ценностей и конструктивной аксиологии фиксируются важнейшие понятия, принципы, критерии ценностного сознания. Эти философские результаты используются для постановки и эскизного решения проблем, которые достаточно условно поделены на три большие группы:

- проблемы устойчивого развития (голод, бедность, перенаселенность, неравенство доступа к мировым ресурсам);

- разрешение межнациональных конфликтов по контролю над ресурсами;

- задачи социально-гуманитарного образования как важнейшего канала формирования мировоззрений.

В Приложении представлены три научно-публицистические статьи, трактующие современную ситуацию в мире и России с точки зрения идей ценностного сознания и конструктивной аксиологии.

Итак, это книга отчасти теоретической, отчасти практической направленности, книга о ценностях современного, полного проблем и конфликтов мира. С высказанными в ней суждениями можно и нужно спорить, но не замечать поднятых проблем нельзя: слишком настойчиво стучится в двери грядущая нелегкая эпоха.

Автор

ЦЕННОСТИ

В ПРОБЛЕМНОМ МИРЕ:

философские основания

и социальные приложения

конструктивной аксиологии

Н. С. Розов

Новосибирский государственный университет

Новосибирск

1998

Розов Николай Сергеевич. Ценности в проблемном мире: философские основания и социальные приложения конструктивной аксиологии. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та. - 1998. - 292 с.

ISBN 5-7615-0455-3

Книга посвящена обоснованию ценностного сознания как новой формы мировоззрения, сочетающей широкую терпимость к разнообразию культур, убеждений, интересов с ригористической защитой кардинальных ценностей - основных жизненных и гражданских прав человека. В ней рассмотрены исторические, историко-философские и этические предпосылки и основания ценностного сознания и общезначимых ценностей, заданы принципы конструктивной аксиологии как направления систематической рефлексии, критики и обновления ценностных систем. Эти идеи и понятия использованы для постановки и эскизного решения глобальных проблем устойчивого развития, разрешения и конструктивизации конфликтов, в частности, территориальных, связанных с контролем над ресурсами, а также проблем международных и национальных требований к социально-гуманитарному образованию.

Для философов, культурологов, политологов, преподавателей вузов, работающих в сфере социально-гуманитарного образования.

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ 5

Ч 1

1.1. ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ

РАЗВИТИЯ МИРОВОЗЗРЕНИЙ 11

Время и ценности - 11. Гипотеза системного соответствия - 13. Понятийная конструкция социокультурной синхронии - 14. Формы мировоззрения - 16. Миф, религия, идеология - 16. Типы исторических систем - 18. Традиционное общество и миф - 20. Аграрные империи и религии - 21. Индустриальные государства и идеологии - 24. Особенности идеологий - 26. Становление партийности идеологий - 26. Общность идеологий - 27. Лидерство идеологического сознания в индустриальную эпоху - 28. Мегатенденции мирового развития и формы мировоззрения - 29. Мегатенденция III и требования к формам мировоззрений - 33. Мегатенденция III и ценностное сознание - 34.

Выводы: историческое рождение ценностного сознания - 36

1.2. ПРЕДПОСЫЛКИ ТЕОРИИ ЦЕННОСТЕЙ В ЭТИКЕ

ИММАНУИЛА КАНТА 39

Ценности в этике Канта - 39. Императивы - 40. Царство целей и ценности - 40. Априоризм Канта - 41. Два ряда понятий - 42. Счастье и долг - 42. Социокультурный контекст этики Канта - 43. Кант - Сократ Нового времени - 44. Кант и последующая история мышления - 45. "Правила игры" в философии Канта - 46. Социокультурная специфика вместо всеобщности - 47. Историзм вместо вневременности - 48. Функционализм культуры вместо автономности разума -49.

Выводы: смысловые возможности кантовской этики - 50.

1.3. ЦЕННОСТНОЕ СОЗНАНИЕ

И ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ЕВРОПЕЙСКОЙ ЭТИКИ 52

Соотнесение с религиозными и идеологическими ценностями - 52. Этика ценностного сознания - 53. Типы этических теорий - 54. Описательная этика, нормативная этика и метаэтика - 55. Когнитивистские и некогнитивистские теории - 57. Натуралистские и ненатуралистские теории - 59. Субъективистские и объективистские теории - 60. Интенциональные и неинтенциональные этики - 60. Монистические и плюралистические теории - 61. Десизионизм и конвенциализм - 63. Рационализм, альтруизм и теория социальных предпочтений - 65. Утилитаризм - 67. Натурализм - 68. Априоризм - 69. Эмпиризм - 70. Опытная познаваемость и объективность ценностей: за и против - 71.

Выводы: результаты ценностного переосмысления европейской этической традиции - 78.

1.4. ЦЕННОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ ЭТИКЕ 79

Три сферы практического разума по Хабермасу - 79. Хабермас о коммуникации в моральной сфере - 80. Основания морали в современном априоризме - 82. Ценности и обязанности - 84. Ценности и интересы - 85. Специфика нормативного знания и проблема обучения нормативным способностям - 87. Принципиальное различие в познании сущего и должного - 91. Проблема объективности ценностей - 93. Этика объективного долга Франца фон Кучеры - 95. Этика не только социальна - 100. Права и ценности - 100. Абсолютна ли ценность человеческого достоинства? - 101. Права личности или права человека? - 103. Первичное экзистенциальное решение - 104. Монизм или плюрализм - 105. Этика долга и этика ценностного сознания - 106.

Выводы: онтологический статус ценностей и требования к ценностному сознанию - 108.

ЧАСТЬ 2

2.1. КОНСТРУКТИВНАЯ АКСИОЛОГИЯ

И ОБЩЕЗНАЧИМЫЕ ЦЕННОСТИ 111

Зачем нужна конструктивная аксиология - 111. Понятие ценности - 113. Историчный платонизм - 114. Принципы конструктивной аксиологии - 116. Постулат генерализации - 117. Общезначимость вместо всеобщности - 118. Критерий установления общезначимых ценностей - 120. Кардинальные ценности - 121. Субкардинальные ценности - 122. Этосные ценности - 123. Общезначимые ценности и глубинные предпочтения - 124.Общезначимые ценности и Всеобщая декларация прав - 128. Этика ценностного сознания как логическая конструкция - 129.

Выводы: ценностное сознание как глобальная этика - 135.

2.2. УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ И ЦЕННОСТНОЕ СОЗНАНИЕ 137

Понятие устойчивого развития - 137. Устойчивое развитие и мировые мегатенденции - 141. Ценностное сознание и устойчивое развитие в проблемном мире - 143. Войны и вооруженные конфликты - 145. Локальные экологические и стихийные бедствия - 147. Перенаселенность, голод и бедность - 148. Социальная безответственность и культурная деградация - 151.

Выводы: перспективы аксиологической поддержки движения к устойчивому развитию - 152.

2.3. ЦЕННОСТНЫЙ ПОДХОД

К РАЗРЕШЕНИЮ РЕСУРСНЫХ КОНФЛИКТОВ 153

Контроль над ресурсами - стержень конфликтов - 153. Конфликты в мировой истории - 155. Глобализация конфликтов - реальная перспектива - 157. Принципиальные переговоры как технология конструктивного разрешения конфликтов - 161. Метод принципиальных переговоров и ценностное сознание - 164. Четыре класса конфликтных ситуаций - 166. Три уровня разрешения конфликтов - 170. Неотложные мирные переговоры - 171. Готовность к углубленным переговорам - 173. Углубленные переговоры: роль общезначимых ценностей - 175. Согласительная комиссия или третейский суд? - 177. Вы-движение вариантов решений с основаниями - 178. Этапы обсуждения проектов - 179. Ценностные приоритеты распределения спорных ресурсов - 186. Подход к конструктивизации ресурсных конфликтов - 188. Задачи и функции конструктивизации ресурсных конфликтов - 189. Структуры, обеспечивающие конструктивизацию ресурсных конфликтов - 190. Источники финансирования работ по конструктивизации ресурсных конфликтов - 190. Опасности предложенного подхода и пути их преодоления - 191.

Выводы: разрешение конфликтов на основе общезначимых ценностей - 192.

2.4. СОВРЕМЕННЫЕ ТРЕБОВАНИЯ

К СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНОМУ ОБРАЗОВАНИЮ 193

Постановка проблемы - 193. Единообразие требований или вузовская автономия? - 194. Ценности гуманитарного образования - 195. Структура требований - 200. Международные требования к социально-гуманитарному образованию в высшей школе - 201. Федеральные требования к социально-гуманитарному образованию в высшей школе России - 207. Форма региональных требований к социально-гуманитарному образованию - 211. Вузовские требования к социально-гуманитарному образованию - 213. Вариант требований к содержанию социально-гуманитарного образования в высшей школе - 214.

Выводы: перспективы социально-гуманитарного образования на пороге третьего тысячелетия - 217.

ПРИЛОЖЕНИЕ

ТРЕТИЙ ПУТЬ

СТАТЬЯ ПЕРВАЯ

ТРИ НАПРАВЛЕНИЯ МИРОВОГО РАЗВИТИЯ:

Россия и мир - 221. Частная собственность: препятствие на пути к устойчивому развитию? - 222. Собственность как "помеха для прогресса": ошибка Карла Маркса - 222. Принцип собственности и современные глобальные проблемы - 223. К новому международному праву - 224. Преодолеть пропасть неравенства - 225. Постколониализм - 226. От нового глобального права к переориентации экономики - 227. Интересы мировой элиты против прекраснодушных надежд - 227. Готовиться к глобальному перелому - 228. Мегатенденция I и либертариан-ство в России - 230. Мегатенденция II: Возврат России к плановой экономике и закрытому обществу - 230. Мегатенденция III: каков третий путь для России? - 231.

СТАТЬЯ ВТОРАЯ

ВОЗМОЖНА ЛИ СВОБОДНАЯ КОНКУРЕНТНАЯ ЭКОНОМИКА

В РОССИИ? 233

Извинение дилетанта - 233. Первая кардинальная проблема - 233. Вторая кардинальная проблема - 234. Третья кардинальная проблема - 235. Системное решение - 236. Суть долговременной стратегии - 237. Общественный и правовой контроль - 237. Какой "экономический бум" нужен России? - 239. Перекосы экономической активности - 240. Земля: первый ключ к реформам - 241. Освобождение от налогов: ключ к новому экономическому буму - 243. Зачем чиновникам свободная экономика? - 244. Ключ к реформе аппарата государственной экономики - 245. Абсурд и надежды - 246.

СТАТЬЯ ТРЕТЬЯ

ОВРАГИ И ГОРИЗОНТЫ 248

Постановка вопроса - 248. Архетип российской власти - 249. Билль об Экономических Правах - 250. Как решать имущественные конфликты? - 252. Право и власть в российском менталитете - 253. Почему мы не любим "капиталистов" - 255. Оборонное сознание - 255.Возможна ли трансформация менталитета? - 256. Поражение как плодотворный урок - 257. Оглянемся на историю - 258. Традиция "Домостроя" - 259. Правовые гарантии - 261. Новое российское достоинство - 262. География и пространство России - богатство возможностей развития - 262. "Верхняя Вольта с ракетами" или культурная держава? - 263. Свободная Россия - новый полюс культурного и геополитического влияния - 264.

ПРИМЕЧАНИЯ И ЛИТЕРАТУРА 265

ENGLISH SUMMARY 271

Часть 1

ИСТОРИЧЕСКИЕ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ЦЕННОСТНОГО СОЗНАНИЯ

Время и ценности

Время становится тревожным, когда теряется ясность ориентиров. Для восстановления ясности необходимо осмысление происходящего в адекватном, не только социальном и политическом, но и временном, историческом масштабе. Наиболее значительное событие последних лет - конец холодной войны между Востоком и Западом - стало не только концом коммунизма и коммунистической идеологии, но поставило под вопрос и все другие идеологии, ранее крепкие своей праведной борьбой с коммунизмом. Тезис о "конце истории" 1 выражает растерянность западных идеологов. Это растерянность от неожиданно легкой победы, когда победитель, оставшись со всем своим мощным оружием в пустом поле, вдруг осознает свою ненужность. Тогда он с досадой машет рукой, говоря, что время великих сражений кончилось, история кончилась.

Новое время знаменуется новыми словами. Политики всех рангов, включая президентов великих держав, дружно заговорили о ценностях. Этот термин плавно перекочевал из философских кабинетов в залы заседаний парламентов и на газетные полосы. Чаще всего он используется формально, наподобие многих других, набивших оскомину штампов: "дружба народов", "разрядка напряженности", "права человека", "перестройка", "новое мышление", "реформы". Упорное повторение слова "ценности" с определениями "демократические", "гуманистические", "общечеловеческие" стало очередным политическим заклинанием. Не разумнее ли оставить в покое этот новый словесный жупел, который естественным порядком будет вскоре заменен другими?

Мода - вещь недолговечная, в том числе мода в публицистике и политической риторике. Слово "ценности" непременно надоест. Весомо, со вкусом и удовольствием будут произноситься совсем другие слова, это неизбежно. Но исчезнет ли ориентация общественного сознания на те или иные ценности? Звонкие и модные словечки уходят в историю, становясь знаком своего времени, но смысл некоторых слов не устаревает, он явно или неявно продолжает быть ориентиром деятельности. Стремление к стабильному миру, защита прав человека, забота об экологии остаются, несмотря на смену словесных штампов. Но ведь речь идет здесь именно о ценностях. В будущем, возможно, появятся (или обнаружатся) новые, неизвестные нам сейчас ценности. Трудно поверить, что когда-либо сойдут на нет ценности человеческой жизни, гражданского равенства, свобод и прав человека, культурного наследия, любви, дружбы, таланта и т.д.

Зато весьма сомнительным представляется восстановление дискредитированных или распавшихся на ценности идеологий - прежних мощных всеобъемлющих и последовательных учений. Природа не терпит пустоты - идейный вакуум стремительно заполняется бывшими ранее в тени "рецессивными" формами мировоззрения: религией, мистикой, верой в магию и внеземные цивилизации, астрологией, экзотическими восточными учениями и т.п. В этом спектре наиболее распространенными являются традиционные мировые религии и повсеместное возрождение национальной идеи.

Что же станет ведущей формой мировоззрения после распада идеологий? Какова дальнейшая судьба рационализма? Неужели ему придется идти в услужение к возрождающимся религиям и идеям национальной государственности?

Прежние ориентации рационализма - вера в научно-технический прогресс, разумно рассчитанное справедливое общество - оказались полностью несостоятельными. Об этом свидетельствуют острые глобальные проблемы, порожденные техноэкономическим ростом, крах "социалистического лагеря", бывшего долгое время воплощенной мечтой социального утопизма. В настоящее время нужны весьма серьезные доводы, чтобы защищать рационалистическую традицию, отстаивать ее значимость -не только в технической и познавательной сферах, но и в сфере мировоззренческой, где детищем и выражением рационализма являются ценности.

В последние десятилетия ХХ века мир переживает переломный период. Идет смена крупных исторических эпох 2. Этот перелом не может не включать и смену мировоззрений, а главное - смену ведущей формы мировоззрения. Попытаемся обосновать тезис о том, что в наступающей новой исторической эпохе ведущей формой мировоззрения станет уже не религиозное, не идеологическое, а ценностное сознание. Именно ценностному сознанию суждено стать ведущей формой мировоззрения в новом веке, открывающем новое тысячелетие и новую историческую эпоху. Обоснованию и развертыванию этого тезиса посвящено дальнейшее изложение.

Гипотеза системного соответствия

Изберем следующий путь обоснования ведущей роли ценностей в наступающей эпохе. В каждой исторически стабильной социокультурной целостности имеется соответствие, взаимоприспособленность элементов. Строится гипотеза о структуре такого соответствия для ведущей формы мировоззрения. Затем гипотеза сопоставляется с данными о предшествующих ведущих формах (мифы, локальные и мировые религии, идеологии) и с другими структурными элементами соответствующих исторических эпох. На основе анализа и прогноза характеристик наступающей эпохи можно определить черты новой ведущей формы мировоззрения, а также выяснить, насколько соответствует этой роли ценностное сознание.

Есть три основных трактовки связи между мировоззрением (духовной сферой, общественным сознанием и т.п.) и другими элементами общества и культуры. Первая состоит в том, что идеи воплощаются, реализуются, объективируются в видимой действительности (Платон, Гегель). Вторая трактовка, напротив, утверждает обусловленность общественного сознания общественным бытием, хотя в качестве уступки допускает и обратное влияние (Маркс). Третья трактовка настаивает на органичности каждой стабильной социокультурной целостности как идеального типа или социальной системы, причем идеи, мировоззрения участвуют в социальных и культурных процессах совместно с другими элементами системы. В данном случае речь идет не об обусловленности одного другим, а о системной, функциональной взаимоприспособленности элементов в живом и действующем социокультурном целом 3. Далее будем использовать именно третью трактовку.

Понятийная конструкция

социокультурной синхронии

Всякое понятийное расчленение социальной и культурной целостности условно, но в мышлении без этого не обойтись. Возьмем за основу понятие социального процесса, переводящего совокупность входов (людей с характеристиками сознания и поведения, социальных отношений, структур и институтов, техники, ресурсов, культурных образцов и проч.) в совокупность выходов, включающую новый продукт: вещи, качества или отношения, которых не было во входах. Продукты процессов служат обычно входами других процессов, а оставшиеся выходы процессов служат входами нового цикла тех же процессов. В стабильной социокультурной целостности вся эта система воспроизводится, постоянно подключая новые поколения людей. Это главная предпосылка для определения соответствий между различными компонентами целостности 4.

Выделим структурные характеристики компонентов, которые наиболее тесно связаны с формой мировоззрения.

Формы техноэкономических процессов, связанных с производством, распределением, потреблением вещей и услуг. Они не влияют прямо на мировоззрение, зато существенно ограничивают, "предъявляют требования" к социальным структурам и социальному поведению.

Это означает, что некоторые техноэкономические процессы (например, промышленное производство, торговля) при одних социальных структурах и формах поведения идут успешно, а при других - нет. Структурные характеристики, определяющие формы техноэкономических процессов, могут включать, например, количество необходимого персонала, требования к его компетентности, допустимые формы социальных отношений, распределения ресурсов и продуктов. Иначе говоря, нам важно не то, чем именно занимались люди в ту или иную эпоху (собирательством, земледелием, ремеслами и т.п.), а типичные структурные формы массового техноэкономического поведения.

Формы социальности: типичные социальные отношения, структуры и стереотипы социального поведения. Примерами служат отношения отец-сын, покупатель-продавец, хозяин-работник, подрядчик-заказчик и т.д. Социальными структурами являются родовая, кастовая, сословная структуры, бюрократическая иерархия. Устойчивые полифункциональные комплексы социальных структур образуют социальные институты. Форма социального поведения включает совокупность стереотипов, норм, ожиданий, реализуемых людьми, вовлеченными в те или иные социальные отношения и структуры. Для краткости эти компоненты будем обозначать единым термином "формы социальности".

В каждом стабильном обществе формы социальности удовлетворяют ограничениям и требованиям основного типа техноэкономических процессов. С другой стороны, люди реализуют эти формы (соглашаются вступать в отношения и структуры, выполнять нормы социального поведения) только если это соответствует их мировоззрению. Мировоззрения могут быть разными, но они должны оправдывать, обосновывать включенность человека в данную форму социальности.

Картина мира и способ мышления. Здесь имеется в виду познавательный аспект ментальности, который всегда тесно связан с мировоззренческим (нормативно-ценностным, моральным, религиозным, идеологическим), но все же отличается от него. Картина мира служит основанием как для формы социальности, так и для мировоззрения. Способ мышления является ограничением для социального поведения.

Антропные процессы - процессы, продуктом которых являются качества людей. Обучение, воспитание, информирование, пропаганда - это ключевые антропные процессы. В стабильном обществе антропные процессы обуславливают овладение новыми поколениями картиной мира, способом мышления, мировоззрением, которые позволяют людям включаться в существующую форму социальности и реализовать техноэкономические процессы. Различные формы антропных процессов (ритуал, устная передача мифов, обычаев, правил, чтение священных книг, школы и университеты, пресса, теле- и радиовещание) ставят различные ограничения и предоставляют различные возможности для трансляции и формирования мировоззрения (а также картины мира и способов мышления).

Внешние политико-экономические связи: основные формы отношения данного общества с окружающими обществами (конфронтация, военная и политическая экспансия, обмен и торговля, различные типы экономической зависимости и т.п.).

Внешние культурные связи - отношение к иной культуре и представителям иной культуры (отчуждение, конфронтация, миссионерство, защита от чужого влияния, культурный обмен).

Формы мировоззрения

Теперь уточним, что мы будем понимать под формой мировоззрения. Конкретное содержание мировоззрений - предметы веры, поклонения, убеждения, стремления - оставляем за скобками. Форма мировоззрения включает многие типологические структуры и черты, важнейшими из которых для нас являются следующие:

- наиболее распространенные типы регулятивов, непосредственно влияющие на сознание и поведение людей в конкретных ситуациях (предписания, запреты, заповеди, добродетели и др.);

- способ обоснования этих регулятивов (ссылки на ритуалы, мифы, священные тексты, научные теории, авторитеты и проч.);

- характер отношения к иным мировоззрениям и их представителям.

В каждом обществе и в каждой эпохе одновременно существуют многие формы мировоззрения. Ведущей формой мировоззрения является та, которая поставляет образцы организации и идейного обоснования ключевых (наиболее жизненно важных для данного общества) форм социальности, антропных процессов и внешних связей. Ведущая форма мировоззрения, как правило, бывает и самой распространенной, но в силу инерции массовидных процессов количественная распространенность может "запаздывать".

Миф, религия, идеология

В истории известны три основные формы мировоззрения: мифологическое сознание, религиозное сознание и идеологическое сознание.

Характерной чертой мифологического сознания является синкретичное сочетание чувственных, поведенческих и познавательных образцов-мифов, ритуалов, правил, причем ядерными структурами такого сознания являются сакральный порядок и соответствующее ему правильное поведение индивидов.

Религиозное сознание также является мировоззрением порядка, но роль ядерных структур здесь уже выполняет воля личного божества и служение ему. Религиозное сознание, отчасти сохраняя синкретизм, является уже достаточно рефлексивной формой сознания. Оно включает такие предельные нормативные образцы, как заповеди, догматы, священные тексты, религиозные добродетели, многие из которых в той мере, в какой они рациональны, могут считаться ценностями. Однако религиозные ценности всегда необходимо подчинены сложившемуся пониманию "божьей воли".

Идеологическое сознание характеризуется явными политическими и социально-экономическими интересами, партийностью - нетерпимостью к иным мировоззрениям, попытками опереться на научные (или наукообразные) основания. Ядерной структурой идеологического сознания является достижение роста и успеха, победа над противником. Эти общие черты присутствуют в таких, казалось бы различных идеологиях, как социально-демократическая, либеральная, коммунистическая, нацистская, националистическая. В идеологиях ценности играют уже одну из центральных ролей, но они, во-первых, подчинены интересам роста военной, политической и экономической мощи, победы над идеологическим противником, во-вторых, искажены "научными истинами", которые в принципе не могут служить источниками нормативных оснований (согласно "закону Юма", см. разделы 1.3 и 1.4).

Несмотря на генетические связи, множество промежуточных форм и взаимопереплетение в каждом конкретном обществе и эпохе, эти основные формы (миф, религия, идеология) образуют преемственность ведущей роли в масштабе макроистории. Дело не только в том, что мифы древнее религий, а религии древнее идеологий. Дело в том, что в определенный исторический период в каждой цивилизации организация и обоснование морали, права, социально-политических отношений, образования в результате исторической перецентровки стали черпать образцы уже не из мифов, а из религий, а еще через несколько столетий - из идеологий. В русле тех же процессов мифы начинают приобретать структурные черты религий (вначале для отпора религиям, а затем подчиняясь им).

В следующей перецентровке то же происходит с некоторыми религиями или конфессиями (многие течения Реформации являются типичными идеологиями в религиозной оболочке). Смена ведущей роли, перецентровка отнюдь не означают исчезновения прежних форм: они отступают на периферию, трансформируются (т.н. мифологичность кино, театра, светской хроники) либо требуют постоянной институциональной поддержки (церковь - для религии, политические и общественные организации - для идеологии).

Другие известные формы и направления мировоззрения (гуманистическое, научное, прогрессистское, технократическое мировоззрение, а также различные конфессиональные, эзотерические, социально-политические и прочие направления) не могут считаться ведущими, поскольку они либо входят в формы религиозного или идеологического сознания, либо не поставляют образцы организации и основания для ключевых форм социальности и антропных процессов, общественных институтов и установлений.

Типы исторических систем

Каждая ведущая форма мировоззрения образует органическую целостность с соответствующей макроисторической эпохой и характерным идеальным типом исторических систем. При выделении этих типов будем опираться на исследования И. Валлерстайна, который в своей концепции "анализа мировых систем" задает следующую схему:

- "мини-системы" (малые в пространстве, гомогенные структуры с логикой самообеспечения и натурального обмена);

- "миры-империи" (широкие политические структуры с логикой взимания дани с самоуправляемых производительных общностей и ее перераспределения централизованной сетью чиновников);

- "миры-экономики" (протяженные цепи интегрированных производительных общностей, рассеченные множественными политическими структурами, с "капиталистической" логикой получения сверхприбыли звеньями, захватившими временную монополию) 5.

С учетом приведенных выше социокультурных характеристик модифицируем эту схему и получим следующую (условную, как и все прочие) последовательность типов исторических систем:

традиционные общества (например, родоплеменные сообщества, номы в Шумере);

аграрные империи (Аккад, Египет, Вавилон, империя Македонского, Древний Рим, Византия, Османская империя, арабские эмираты, империя Великих Моголов, древний и средневековый Китай и др.);

индустриальные национальные государства и политико-экономические блоки государств.

Теперь покажем глубинное внутреннее, в то же время функциональное, системное соответствие между этими типами исторических систем и ведущими формами мировоззрений: мифом, религией, идеологией (см. табл. 1).

Традиционное общество и миф

Не проводя специальных предметных исследований, будем пользоваться более или менее общепризнанными сведениями 6.

Техноэкономические процессы традиционного общества - собирательство, охота, мелкое земледелие, скотоводство, ремесло - направлены на самообеспечение небольших общин. Малая производительность, отсутствие крупных запасов принуждают практически каждого человека участвовать в добывании пищи, одежды и других благ. За добычей почти непосредственно следует ее дележ. Такая форма техноэкономических процессов предъявляет определенные требования к форме -социальности: необходимо разделение сообщества на четко разделенные и воспроизводящиеся в поколениях группы. Эту роль в родовой общине играют половозрастные группы. С помощью таких социальных структур поддерживается разделение труда, согласованность претензий, ожиданий и поведения.

Картина мира в традиционных обществах неизменно включает деление пространства, времени, вещей, событий на "здешнее" и "сакральное" - неизмеримо более сильное и значимое 7. Мышление основано на "сопричастности", благодаря которой все "здешнее" (удачная охота, урожай, болезнь, смерть и проч.) осмысливается через связь с "сакральным".

Антропные процессы полностью основаны на устной передаче знаний и норм, лишь частично (на поздних стадиях) подкрепленных письменностью. Обучение ведется в рамках половозрастных групп или сословий. Социальная и культурная интеграция достигается через ритуалы или народные собрания.

Мифологическое сознание имеет следующие известные характеристики: основным типом непосредственных регулятивов являются детализированные предписания и запреты (табу), привязанные к ситуации и статусу действующих лиц. Эти предписания и запреты организованы и обоснованы множеством смысловых узлов - собственно мифов. Миф как канонический рассказ о событиях сакрального времени или пространства (о начале мира и вещей, о культурном герое, о животном-прародителе, о взаимоотношениях богов) систематически активируется в сознании сообщества через ритуал. Миф изначально направлен на организацию жизни одного сообщества, защиту его целостности и игнорирует все иное. Чужаки к ритуалам не допускаются, табу на них не распространяются.

Теперь сопоставим черты мифологического сознания со структурными характеристиками традиционного общества. Детализированные предписания и запреты эффективны постольку, поскольку жизнь сообщества и каждого человека разбита на множество стереотипных, непо-средственно обозримых ситуаций, что, в свою очередь, связано с формой техноэкономических процессов. Предписания и запреты организованы через отнесение к разнообразным мифам, которые являются готовыми матрицами ситуаций и действующих лиц. Мифы выражают порядок сакрального мира, через причастность к которому осмысливается все происходящее. Мифы, как увлекательные рассказы, лучше всего приспособлены к устной передаче, т.е. соответствуют требованиям формы антропных процессов.

Если попытаться в краткой формуле отразить суть мифологического сознания с учетом взгляда на мир и соответствующей общей направленности человеческой активности, то получается следующая пара: сакральный порядок и правильное поведение.

Аграрные империи и религии

Здесь нас интересуют только идеальные типы обществ и мировоззрений. Реальная историческая драма с множеством промежуточных ступеней, слияний и переплетений остается за скобками. Вместе с тем, можно проследить самый общий путь образования древних империй.

Широкое пространство относительно мирных традиционных обществ с высокими техническими и культурными достижениями захватывается варварскими союзами с четкой вертикальной военной организацией. В результате образуются широкие политические структуры с центральной властью и институтом наместников. Все технические и культурные достижения (дороги, ирригация, агрономия, ремесла, письменность, право, образование и проч.) направляются на создание и поддержку постоянных потоков дани от периферии к центру. Образующиеся крупные запасы используются для подпитки властных и бюрократических институтов, для военной экспансии.

Длительность жизни таких империй прямо зависит от возможности прокормить имперских солдат, стражей и чиновников, поэтому безусловно доминирует сельское хозяйство. Ремесла играют второстепенную роль, поскольку имеют узкий сбыт при торговле, весьма ограниченной в пространстве властных и распределительных отношений. (Расширение ремесел и торговли всегда подрывает аграрную империю, но это уже начало другой истории).

Форму социальности составляют жесткие иерархии с отношениями подчинения - выполнения воли вышестоящего. Право обычно направлено на поддержку этих иерархий (если в законах сохраняется защита собственности, достоинства и прав личности, то это семя будущего распада иерархий и самой империи).

Устройство и поддержание империи с централизованными политическими связями и экономическими потоками с необходимостью требует определенной рациональности и нормированности мышления. Разрозненные мифы пригодны для ориентации в частных и обозримых ситуациях, но не для жизни в насквозь пронизанном линиями власти социальном пространстве. Картина мира становится рациональной и метафизичной. Мир устроен единственно возможным разумным способом - именно такое оправдание необходимо для жизни в ячейке имперской иерархии.

Кардинальное значение для антропных процессов имеет развертывание письменности в древнейших империях и книгопечатанья в Средние века. Источники разумных установлений помещаются в священных книгах, подобно тому как ранее предписания и табу связывались с устными мифами. Образование становится книжным. Священные обряды, систематически интегрирующие сознание сообщества, совершаются через обращение к Книге (Ведам, Сутрам, Библии, Корану).

Империи по определению объединяют разнообразие культурных сообществ. Они соседствуют с традиционными обществами на малодоступной периферии либо упираются в границы других империй. Этими факторами определяется разнообразие и сложность политических, экономических и культурных связей.

Для прояснения ситуации будем учитывать только два полюса. "Жесткая линия" состоит в подавлении, подчинении, унификации внутреннего культурного разнообразия империи, в стремлении добиться силовыми методами максимально широкого политического влияния, расширения пространства экономической дани. Это характерно для Древнего Египта, Османской империи, некоторых империй Китая.

"Мягкая линия" допускает некоторую степень политического самоуправления и культурного своеобразия в провинциях и малодоступной периферии. Имперская забота состоит не в приведении к полному и прямому подчинению, а в лояльности всех провинций и исправном выполнении экономических и военных "повинностей". Империя Александра Македонского, Древний Рим, Византия ближе к полюсу "мягкой линии". Западноевропейское Средневековье, в котором безусловным оставался лишь культурно-религиозный центр (Римская католическая церковь), можно рассматривать как апофеоз "мягкой линии", где бывшие провинции Римской империи стали варварскими королевствами, а затем эволюционировали в национальные государства.

Империям всегда сопутствовали религии, причем наиболее крупные и стабильные империи связаны с мировыми религиями, с их развитой церковной иерархией, иерархией ангелов и святых. Религии, особенно языческие, древнее империй, они родились в недрах мифологии и существуют наряду с ней в эпоху традиционных обществ.

Здесь нам не обойти старую проблему отличия религии от мифологии. Нет ничего в религии, чего не было бы в мифах, и наоборот. Различие состоит в центрированности, в ядрах смыслового притяжения сознания и поведения. Несмотря на обилие тотемов, демонов и богов, в мифах таким ядром является сакральный порядок мира, требующий правильного, то есть соответствующего этому порядку поведения.

Всякая религия также является мировоззрением порядка, но центр и источник его - воля, мощь, всевиденье, разум личного божества. Соответственно, поведение организуется как служение и послушание, выполнение божьей воли. Ритуал в мифологическом сознании есть акт воссоздания, реактивации мирового порядка, хотя в нем и могут присутствовать просьбы о дожде или военной удаче. Религиозный культ, молитва есть прежде всего обращение к воле и милости божьей. Формула религии - Божья воля и служение ей.

Рассмотрим основные типы регулятивов религиозного сознания. Запреты и предписания превращаются в заповеди, выражающие Божью волю, однако конечного перечня типовых жизненных ситуаций уже нет. Регулятивы должны быть более обобщенными и гибкими, чтобы во всякой новой ситуации человек мог определить, какое поведение богоугодно, а какое нет. Такими регулятивами становятся добродетели и пороки: добродетельный спасется, а порочный обречен на вечные муки. Право оценки поступков и самого человека с точки зрения добродетельности или порочности, естественно, принадлежит священнослужителям как проводникам Божьего слова.

Различные ниши в социальной иерархии империи различаются по составу главных добродетелей и пороков, критериям строгости оценки: что позволено дворянину, то не позволено мещанину, но и наоборот. В то же время главной религиозной добродетелью всегда является смире-ние, богобоязненность, послушание, служение, а главным пороком - гордыня, то есть проявление собственной, индивидуальной воли. Стабильность имперской иерархии зиждется на сохранении отношений подчинения и служения, которые освещены отблеском Божьей воли. Вездесущность -Божьей воли и разума соответствует рациональной картине мира, ведь разумное устройство мироздания объясняется его преднамеренным творением. Книжный характер антропных процессов соответствует центрированности религий на канонических сводах священных текстов.

Религии, особенно монотеистические, исконно непримиримы к иным религиям и вообще к иным мировоззрениям. Если Бог истинен, если истинны Его имя, облик, атрибуты, священная история, святые, то это должна быть истина для всех людей. Поэтому для религии характерны два типа активности по отношению к иному мировоззрению: экспансия и изоляция. Религиозная экспансия (как обращение всех и вся в "истинную веру") со своими передовыми отрядами миссионеров оправдывает и опирается на территориальную экспансию империи. Особенно это характерно для империй с "жесткой линией" в отношении к разнообразию подчиненных культур. Религиозная изоляция вынуждена мириться с тем, что другие люди молятся другим богам, но выстраивает разного рода барьеры для защиты своей, "единственно верной" религии. Терпимость характерна для империй с "мягкой линией", но следует обратить внимание на их недолговечность.

Индустриальные государства и идеологии

Переход от эпохи миров-империй к эпохе миров-экономик (соответственно, национальных индустриальных государств) достаточно хорошо изучен 8, поэтому сразу перейдем к характеристике этого нового типа исторических систем.

Главными характеристиками техноэкономических процессов становятся рост товарного производства, торговли, банковской деятельности при постоянной подпитке производства результатами научно-технического прогресса. Логика политико-экономических отношений состоит уже не в сборе дани с максимально широкой территории и встраивании индивидов и сообществ в имперскую иерархию, а в государственно-правовом обеспечении деятельности множества независимых производителей.

Формируются два основных типа отношений: горизонтальные экономические (продавец-покупатель, заказчик-подрядчик, кредитор-должник и т.п.) и отношения, связанные с продажей рабочей силы. При этом начальный этап становления индустриального общества (капитализма, по К.Марксу) характеризуется большой имущественной поляризацией: средние слои бывших имперских иерархий либо обогащаются и становятся наемниками рабочей силы, либо нищают и становятся про-летариями.

Картина мира и способ мышления определяются "вторым рождением рационализма" (С.С.Аверинцев) 9 - триумфом экспериментального естествознания и идей эволюции в биологии и геологии. Метафизические истины заменяются безусловной верой в научные законы и возможности технического расчета и конструирования.

Новая форма антропных процессов (направленных на формирование человеческих качеств) связана с широким развертыванием систематического, дисциплинарно-организованного образования (Ян Комен-ский и др.), а также с появлением средств массовой информации: газет, журналов, а позже радио, кино и телевидения. Это дало принципиально новые возможности расширения охвата и оперативности формирования общественного сознания.

Внешние политико-экономические связи в индустриальную эпоху имеют двойственный характер. С одной стороны, ведется постоянная борьба за рынки сбыта и сферы влияния. Периодически эта борьба прорывается в войнах. С другой стороны, действует неостановимая логика торговли, международного разделения труда и кооперации. Поэтому национальные государства образуют крупные политические блоки. Блоки противостоят и даже воюют друг с другом, но рано или -поздно перегородки, препятствующие мировой экономической интеграции, рушатся.

В культурных связях изоляция и аннексия весьма затруднены. Государственными усилиями могут быть выстроены искусственные преграды для культурного влияния, но с паводком экономической интеграции рушатся и они.

Особенности идеологий

Рассмотрим основные черты идеологии в заданном контексте. Под идеологией здесь понимается не "ложное сознание" 10, а жесткая система социальных и этических идей, опирающаяся на ту или иную научную картину мира. (При таком понимании можно настаивать на ложности всякой идеологии, но только в смысле известного тезиса Юма о неправомерности вывода должного из сущего, то есть из любой научной картины мира).

Регулятивы поведения, реализующие идеологию в социальной жизни, весьма разнообразны: сюда относятся и принципы, и ценности, и "моральные кодексы", и такие специфические смыслы, как советская "сознательность" или северокорейское "чучхе". Вместе с тем, есть глубинная общая черта идеологических регулятивов - это партийность. Речь идет не только о приверженности курсу партий как политических организаций, взявших на вооружение ту или иную идеологию, а об общем критерии оценки и выбора поступков. Человек должен делать то, что требует сообщество (партия, класс, нация, политическая система), к которому он принадлежит и идеологию которого должен разделять.

Партийность идеологии всегда имеет характер конфронтации с чуждой идеологией другого сообщества. Эта черта находится в системном соответствии с характером социальных отношений в индустриальную эпоху.

Становление партийности идеологий

На начальном этапе различные идеологии берутся на вооружение различными классами. Третье сословие с либерально-демократической идеологией отчасти революционно, отчасти мирно расчищает пространство для индустриальной экономики и своего лидерства в ней. Отброшенные на обочину пролетарии вынуждены отстаивать свои классовые интересы с помощью различных разновидностей социалистических идеологий. После этого, как известно, линия "идеологического фронта" смещается.

В западном мире появляется мощный средний класс, принявший либерально-демократическую идео-логию, а левые социалистические идеологии отбрасываются на периферию. В России, Китае и их сателлитах побеждают "пролетарские революции" с последующим откатом к централизованным бюрократическим империям, но уже не аграрного, а индустриально-милитаристского характера. Здесь воцаряется идеология коммунизма.

После совместной победы над агрессивным монстром фашистской Германии начинается холодная -война, где главные бои - идеологические. Это противостояние организует и дисциплинирует обе главные идеологии: коммунистическую - как антибуржуазную, а либерально-демократическую - как антикоммунистическую.

Итак, партийность идеологий, с одной стороны, служит противоборству различных сил внутри общества и во внешней политике, с другой стороны, сама воспроизводит эти отношения противоборства. Отметим существенное различие с религиями. Всякая религия прежде всего направлена на организацию духовной и нравственной жизни своей паствы, ее конкурентность и враждебность по отношению к другим религиям носят вторичный характер. Идеология же изначально создается как оружие борьбы с враждебным мировоззрением.

Общность идеологий

Несмотря на противостояние идеологий друг другу, они имеют общий глубинный смысловой инвариант. Он связан с опорой на рациональное научное знание, лежащее в основе картины мира и способа мышления в индустриальную эпоху. Например, коммунистическая идеология апеллирует к "законам общественного развития", а либерально-демократическая - к "естественным потребностям человека в собственности и свободе". Однако все подобные "научные истины" требуют не столько повиновения (как божественно-разумные законы мироустройства в метафизике и религии), сколько достижения цели, успеха, эффективности, роста с помощью знания этих "истин".

В либерально-демократической идеологии это выражается в идеях личной предприимчивости, роста и развития фирм, процветания нации. В коммунистической идеологии речь идет о пути к достижению общественного идеала, о повышении производительности труда, выполнении и перевыполнении планов и т.п. Эта общая направленность на достижение роста, сменившая религиозную идею служения, соответствует основным формам экономического и социального поведения в индустриальную эпоху.

Широкое систематическое образование, ориентированное на научное знание, и средства массовой информации представляют гигантские и во всю меру используемые возможности для пропаганды любой идеологии. Это хорошо известно и не требует комментариев.

Формула идеологии: захват власти, экономический рост и победа над противником с помощью научного знания.

Лидерство идеологического сознания

в индустриальную эпоху

Зададимся вопросом: на каком основании идеологию можно считать ведущей формой мировоззрения в индустриальную эпоху? В отношении мифологии и религии такой вопрос излишен - тогда конкурентов не было, но в индустриальную эпоху наряду с развитием идеологии сохраняются сильные позиции религии. Согласно нашему определению, ведущей является та форма мировоззрения, которая поставляет основную массу образцов для ключевых форм социальности и антропных -процессов: права, политики, экономических отношений, воспитания и образования.

В коммунистических тоталитарных империях велась открытая война с религией, и все указанные институты и структуры были насквозь идеологичны. Кстати, в этом была глобальная ошибка "пролетарских" вождей. Если учесть определенное структурное сходство коммунистических индустриальных империй с древними аграрными империями по признакам всеохватывающих отношений власти и подчинения, принудительного сбора дани и централизованного распределения, мощных бюрократических иерархий и проч., то можно предположить, что опора на религию, национальная религиозная идеология стала бы гораздо более прочной духовной основой режима. Недаром сейчас в России смыкаются коммунисты-государственники и религиозно-ориентированные националисты. Идея служения партии и вождям рассыпалась в прах в течение нескольких десятилетий. Религиозная подпитка продлила бы агонию социально и экономически безнадежного режима на существенно больший исторический срок.

Во всех государствах с рыночной экономикой религия удерживает достаточно сильные позиции. Есть религиозные школы, колледжи и университеты, религиозные газеты, журналы и телерадиопрограммы, существует определенное клерикальное влияние в парламентах и т.д. Однако вряд ли кто-то будет утверждать, что ключевые социальные институты и структуры в Европе, Америке, Канаде, Австралии, Японии построены на основе религиозных идей. Таким же образом, линии развития правовой, экономической, образовательной и других сфер в реальности весьма далеки от религиозных предписаний, несмотря на популистские заверения западных лидеров. Основа этих институтов и этой политики - сохранение и укрепление влияния, экономический рост, препятствие чрезмерному усилению конкурентов и потенциальных противников. Все это - типично идеологические устремления.

Будет ли так продолжаться и впредь? Для ответа на этот вопрос рассмотрим основные современные альтернативы мирового развития.

Таблица 1. Соответствие типов исторических систем

и форм мировоззрений

ТИПЫ ИСТОРИЧЕСКИХ СИСТЕМ

(И.Валлерстайн) МЕНТАЛИТЕТ:

КАРТИНА МИРА И ОБРАЗ МЫШЛЕНИЯ ВЕДУЩАЯ ФОРМА МИРОВОЗЗРЕНИЯ

МИНИ-СИСТЕМЫ - малые гомогенные структуры с логикой самообеспечения и натурального обмена МИР - живой космос, полный враждебных и дружественных духов

МЫШЛЕНИЕ:

сопричастность царству священных образцов МИФОЛОГИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ:

сакральный порядок и правильное поведение

МИР-ИМПЕРИИ -

Широкие политические структуры с логикой взимания дани у самоуправляемых провинций и централизованного перераспределения МИР - вечная иерархия власти, созданная и управляемая Богом

МЫШЛЕНИЕ

РЕЛИГИОЗНОЕ СОЗНАНИЕ:

Божья воля и служение ей, повсеместное распространение богоугодной власти

МИР-ЭКОНОМИКИ: цепи производительных общностей, рассеченные границами, с логикой неэквивалентного обмена в пользу звеньев-монополистов МИР - поле проявления законом, борьбы и конкуренции, ведущих к общему прогрессу

МЫШЛЕНИЕ: ориентация на единую научную методологию с конкуренцией подходов и теорий ИДЕОЛОГИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ:

победа над противником, рост и социальный прогресс с помощью научного знания о мире

БУДУЩЕЕ ???

См. табл.2

Мегатенденции мирового развития

и формы мировоззрения

Настоящее неопределенно, будущее открыто. Есть различные тенденции в развитии обществ, культур, международных отношений, мировоззрений. Одним из способов прояснения картины сложнейших конфигураций множества тенденций является выделение нескольких интегрирующих мегатенденций. Основанием выделения каждой мегатенденции является взаимоподкрепление и взаимоусиление всех составляющих ее тенденций (круги положительной обратной связи). На основе анализа состава и взаимосвязи тенденций в четырех основных процессных сферах цивилизации (техноэкономической, социальной, антропной и культурной) выделены три следующие мегатенденции 11.

Мегатенденция I "Инерция техноэкономического роста и глобальная вестернизация" объединяет следующие тенденции:

- рост антропогенной нагрузки на природу и соответствующей обратной нагрузки на условия человеческого существования;

- рост экспорта антропогенной нагрузки и соответствующей экологической конфронтации в международных отношениях;

- мировая экономическая интеграция с захватом ключевых позиций западными (в широком смысле) странами и компаниями;

- политическая, социальная и культурная вестернизация;

- распространение ориентации на материальный успех и высокий уровень потребления; рост социальной и международной напряженности в связи с объективной невозможностью обеспечения этого уровня за пределами современных развитых стран;

- распространение развлекательной направленности большинства культурных институтов и средств массовой информации;

- дальнейшее распространение прогрессистского и прагматического мировоззрения, либертарианской идеологии (основанной на принципе "laisser fair").

Мегатенденция II "Панизоляционизм" объединяет следующие тенденции:

- усиление локальных национальных систем экологической защиты;

- политико-культурное отчуждение в международных отношениях;

- политическое торможение международной экономической интеграции;

- сращивание интересов верхушек закрытых репрессивных обществ с интересами западных компаний и развитых стран;

- повсеместный рост религиозного и национального фундаментализма;

- рост разрыва между уровнями технологического, социально-экономического, политико-правового развития стран и регионов;

- усиление традиционализма и иррационализма в социальной и философской мысли, укрепление религиозного фундаментализма и националистических идеологий.

Мегатенденция III "Техноэкономическая переориентация и многополюсное партнерство" объединяет следующие тенденции:

- переориентация социальных функций производства от прибыли и роста любым путем к построению и интенсивному развитию социотехноприродных симбиозов (равновесных и безотходных циклов производственных и природных процессов, обеспечивающих стабильность условий человеческого существования);

- развертывание глобальных международных экологических программ;

- появление и развитие нескольких полюсов политико-культурного и техноэкономического влияния;

- мировая экономическая интеграция с сохранением специфики культурных и политико-экономических регионов, связанных с соответствующими равноправными полюсами влияния;

- распространение терпимости к мировоззренческому разнообразию при жесткой защите гуманистических и экологических ценностей.

Многообразие событий каждого дня усиливает то одну, то другую, то третью Мегатенденции. Сегодня никто не может сказать, какая из них возьмет верх и будет довлеть в мире XXI века: будущее открыто. Зато более или менее ясно, с какими изменениями в мировоззренческой сфере связана каждая мегатенденция. Первые две не обещают ничего принципиально нового (см. табл.2).

Мегатенденция I связана с усилением и попытками распространения на весь мир западной либертарианской идеологии, подкрепленной широкой экуменической трактовкой христианской религии. Идеологическими противниками будут наиболее неуступчивые и агрессивные формы фундаментализма (например, исламского), рецидивы коммунистической, троцкистской, маоистской и вообще левой идеологии, возрождающиеся как формы протеста широчайших слоев бедных стран Юга и Востока против экспансии богатого и развитого Запада.

Мегатенденция II связана с ростом религиозного фундаментализма в каждой изолированной стране или мировом регионе. При этом каждая религия будет существенно идеологизирована, направлена главным образом не на нравственное воспитание паствы, а на партийное противостояние "вредоносному иноземному влиянию". На этом пути новой стабильности ожидать не приходится: слишком мощным является пронизывающий характер современной мировой экономики, не могут быть прочными обскурантистские попытки приостановить развитие рационального научного и технического мышления, международного общения.

В отличие от первых двух, Мегатенденция III не может обойтись старыми формами мировоззрений. Различные религии и идеологии останутся, ведь на них основана почти вся моральная, социальная, политико-правовая стороны жизни общества (литература и искусство скорее являются современным инобытием мифологии). Однако все более тесные экономические и культурные связи, партнерство между полюсами влияния, постоянная необходимость мирного решения конф-ликтов и поиска удовлетворительных компромиссов уже сейчас демонстрируют принципиальную недостаточность какой-либо религии или идеологии в качестве требуемой идейной основы этих новых процессов.

Мегатенденция III и требования

к формам мировоззрений

Внутренние техноэкономические и социальные изменения в русле Мегатенденции III также предъявляют новые требования к формам мировоззрений. Наконец, само усиление Мегатенденции III не может начаться только в силу безличных "естественно-исторических" законов, для этого необходима определенная общность ориентации деятельности ключевых общественных сил и групп в мировом масштабе.

Никакая из существующих религий такой общности ориентации не даст, хотя бы из-за противостояния других религий. Экуменическое движение сближения и сотрудничества церквей скорее всего будет усиливаться благодаря потребностям экономической интеграции, необходимости совместного решения глобальных проблем разными странами. Однако результатом экуменического сближения будет не новая религия или идеология, а скорее совокупность идей и принципов общения и взаимодействия, разделения сфер влияния и сотрудничества, дискуссий и возможных конфликтов, сфер невмешательства. Но это уже элементы какой-то новой формы мировоззрения!

То же касается и идеологий. Либертарианство как "жесткий" вариант либерально-демократической идеологии, направленный на вытеснение или ассимиляцию остальных идеологий, ведет к усилению Мегатенденции I.

Мегатенденции III соответствует "мягкий" вариант, лишенный черт партийной конфронтации, терпимый к любым иным мировоззрениям, но только с одним ограничением, - не должны нарушаться ключевые ценности и права человека: право на жизнь, достоинство, свободу слова, совести и т.п. Можно возразить, что это лишь цивилизационно-локальные, западные ценности. Правильно, но никто не заставляет возводить их в высшие символы веры в каждой стране. Требуется минимум: чтобы людей без суда не убивали, не сажали и не ссылали, не обращали в рабство, насилием не принуждали к какой-либо вере или безверию и т.п. Значит и мировоззрение не должно ориентировать государственные органы, общественные группы или лица на подобные действия. Если такие ограничения соблюдены в нескольких различных мировоззрениях, то тем самым уже имманентно выстроена общая идейная платформа для их общения и взаимодействия. Это платформа ценностей. (Обоснованию общезначимых ценностей посвящен раздел 2.1).

То, что названные ценности, связанные с правами человека, имеют европейский, западный источник - это лишь историческое, привходящее обстоятельство. Круг общезначимых ценностей уже сейчас должен расшириться за счет экологических ценностей, где основой, возможно, будет не фаустовское, европейское, а более гармоничное восточное отношение к природе 12.

Может быть, результатом этих процессов станет некая всеобщая ценностная идеология? Нет, в общезначимой ценностной платформе основные черты идеологии неприемлемы. Ценности не выводятся ни из каких научных законов или научных истин. Партийность идеологий, их враждебность к иным мировоззрениям неприемлемы для ценностной платформы, которая должна не подавлять и отталкивать, а втягивать в орбиту диалога и сотрудничества новые мировоззрения. Жесткая привязка друг к другу, иерархия ценностей также невозможны, ведь в разных мировоззрениях ценности имеют разный смысл и статус. Наконец, достижение роста и успеха как главная направленность большинства идеологий становится сомнительным в современной мировой ситуации с известными пределами роста, глобальными проблемами и ужасающим разрывом в уровне жизни между разными народами.

Итак, мы выяснили, что идеологии и религии в силу своей сущности уже не могут претендовать на ведущую роль в мировоззрении наступающей эпохи. Они не исчезают, но в общении и взаимодействии вынуждены опираться на идеи и язык ценностей.

Под ценностями нынче каждый понимает, что хочет. Для того, чтобы внести определенность в этот понятийный туман, чтобы хоть эскизно вырисовать черты ценностного сознания как новой ведущей формы мировоззрения, следует зафиксировать предположения о техноэкономических, социальных, антропных, культурных характеристиках наступающей эпохи.

Мегатенденция III и ценностное сознание

Развернем более детально содержание Мегатенденции III - "техноэкономическая переориентация и многополюсное партнерство".

Предварительно определим позицию по очень существенному методологическому вопросу. Во всяком прогнозировании, особенно касающемся социальных, культурных, мировоззренческих аспектов, предвиденье чревато предписанием. Действительно, Мегатенденцию III я считаю оптимальным, даже единственно приемлемым (с точки зрения принимаемых мною ценностей) развитием событий в мире. На каком же основании автор приписывает свои частные предпочтения образу будущего?

Ответ заключается в следующем: после обнаружения спектра глобальных проблем, после окончания холодной войны человеческая цивилизация стоит на распутье. Три мегатенденции отражают три основных направления движения. Две первых Мегатенденции не менее вероятны, чем Мегатенденция III (даже требуют меньших интеллектуальных и волевых усилий), но они не предвещают ничего нового с точки зрения формы мировоззрения. Мегатенденция III, напротив, выводит на некую новую ступень и именно поэтому она подлежит здесь внимательному анализу. Этот познавательный аспект следует отличать от предпочтительности данной Мегатенденции для автора (отнюдь не обязательной для читателя).

Техноэкономическая переориентация как одна из основных составляющих Мегатенденции III может осуществляться только в условиях и методами свободной рыночной экономики, которая убедительно выиграла историческое соревнование с централизованной, плановой, распределительной экономикой. Это накладывает существенные ограничения на способы и скорость смены ориентаций в массовой экономической деятельности.

Никто не может приказать отказаться от погони за прибылью любой ценой, отказаться от эффективных, но экологически вредных технологий. Никто не может приказать начать повсеместное строительство безотходных техноприродных комплексов. В руках правительств есть только механизмы налогов и дотаций, но они действенны лишь тогда, когда получают поддержку и встречное движение со стороны экономических субъектов, прежде всего банков-инвесторов и фирм-производителей. Когда такой поддержки нет, от налогов все научаются уклоняться, дотации проедают, а желаемых изменений не происходит.

Если отказаться от прекраснодушия, то надо признать, что подавляющему большинству ключевых экономических субъектов еще далеко до такой идейной переориентации. Есть многообещающие сдвиги в европейских странах, особенно в Германии и странах Скандинавии, однако пока экологическая озабоченность в основном проявляется в экспорте антропогенной нагрузки (вывоз отходов, перенос вредных производств на чужие территории и т.п.). Прежний хищнический характер мирового бизнеса сказывается в неявном, но жестком сопротивлении алармистским голосам (если не сказать их зажиме) международных экологических организаций типа Римского клуба.

Тем не менее, пока еще остается возможность, не дожидаясь глобального экологического кризиса (когда переориентацию придется проводить административными, а то и жесткими авторитарными методами), подготовить и провести поворот в рамках либеральной экономики. Требуемая для этого идейная переориентация ключевых экономических субъектов состоит в следующем: главные ценности либеральной экономики - свобода, прибыль, стабильность - должны претерпеть эволюцию. Эти ценности достигаются не любой ценой (как на стадии начального накопления), не в рамках существующего права (как в современных цивилизованных странах), а как необходимые, но не центральные эффекты осуществления других идей и ценностей. Какие же это другие идеи и ценности?

А самые разные, рождающиеся из разных взглядов на мир и на текущую ситуацию, из различных культурных, нравственных, религиозных источников. Есть основания надеяться, что самый общий инвариант этого разнообразия будет иметь гуманистический, солидарный и экологический характер. Ведь в этом направлении движется внешняя и внутренняя политика цивилизованных стран, интегрирующаяся мировая интеллектуальная элита (университеты, научные сообщества), средства массовой информации и очень зависимое от них общественное сознание.

Итак, надежда на техноэкономическую переориентацию обретет черты реальности, когда ключевые экономические субъекты будут кредитовать, производить, торговать не столько для прибыли, сколько для осуществления, материализации в мире своих идей, что, конечно, должно приносить и прибыль. Обеспечить условия для этого - главная забота налоговой и дотационной политики правительств.

Таблица 2. Мегатенденции мирового развития

и образы глобального будущего

МЕГАТЕНДЕНЦИИ

МИРОВОГО РАЗВИТИЯ КАРТИНА МИРА И ОБРАЗ МЫШЛЕНИЯ ВЕДУЩАЯ ФОРМА МИРОВОЗЗРЕНИЯ ОБРАЗ БУДУЩЕГО

МЕГАТЕНДЕНЦИЯ 1 -

Инерция технологического роста и глобальная вестернизация МИР - арена свободной экономической конкуренции

МЫШЛЕНИЕ: используется все, что эффективно ЛИБЕРТАРИАНСТВО И МОНДИАЛИЗМ

все дозволено в рамках права (но право установлено в пользу богатых и сильных)

НОВЫЙ КАСТОВЫЙ ПОРЯДОК:

симбиоз богатых демократий с компрадорскими режимами закрытых обществ

МЕГАТЕНДЕНЦИЯ 2 -

Рост внешнего изоляционизма и внутреннего авторитаризма МИР - Добро традиции против чужого Зла

МЫШЛЕНИЕ: запрещено все, что не соответствует традиции НАЦИОНАЛИЗМ И ФУНДАМЕНТАЛИЗМ:

Дозволено лишь то, что служит нации и защищает традицию

МЕГАТЕНДЕНЦИЯ 3 -

Переориентация техноэкономического роста, поддержка новых полюсов МИР - разнообразие культур с равноправными ценностями

МЫШЛЕНИЕ: разнообразие синтеза традиции, истины и эффективности ЦЕННОСТНОЕ СОЗНАНИЕ:

Дозволено все, что не нарушает общезначимые ценности (см. раздел 2.1)

УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ И МНОГОПОЛЮСНОЕ ПАРТНЕРСТВО

(см. раздел 2.2 и первую статью Приложения)

Выводы: историческое рождение

ценностного сознания

Любопытно проследить смену внутреннего смысла экономической деятельности в выделенных исторических эпохах. Выстраивается такая последовательность: поддержание сакрального порядка - религиозное и социальное служение - достижение успеха и прибыли - реализация своих идей.

С точки зрения форм мировоззрения последнее звено отличается от всех предыдущих в аспекте общность-разнообразие. Сакральный порядок един для всех членов сообщества, норма богоугодного служения в соответствии с местом в социальной иерархии также имеет общий характер, столь же универсальны в современную эпоху ценности социального престижа и денежной прибыли (хотя пути их достижения каждый выбирает свободно и индивидуально).

Техноэкономическая переориентация связана с диверсификацией самого смысла экономической деятельности. Разные экономические субъекты, разные группы, разные индивиды будут стремиться к осуществлению разных, не сводимых друг к другу идей. Значит, новая ведущая форма мировоззрения уже не может быть единой последовательной системой. Это будет не система, а мир сосуществующих идей, пространство ценностей.

Мифы, религии и идеологии будут продолжать жить в этом мире в качестве автономных стран или материков, но при необходимом общении между собой они вынуждены будут говорить на языке ценностей.

Можно возразить, что либерально-демократическая идеология всегда была собранием разных ценностей, что она не была жестко структурирована в догматах и катехизисах, подобно религиям, в обязательных для изучения текстах ("Краткий курс", "Майн кампф" и проч.), подобно коммунистической или фашистской идеологии.

В этом есть большая доля правды. Ценностное сознание отнюдь не случайно рождается именно из либерально-демократической идеологии. Последняя изначально несла в себе эту возможность, подобно тому как племенной миф иудеев об их покровителе Яхве нес в себе возможность будущей единобожной религии, подобно тому как реформаторские религиозные течения с национальным и антифеодальным оттенком несли в себе возможность будущих идеологий.

При всем этом следует признать, что либерально-демократическая идеология рождалась как борющаяся с другими мировоззрениями, а значит не была свободна от партийности и непримиримости. Ценности свободы, разума, гражданского равенства и прав, частной собственности всегда были жестко увязаны друг с другом (Локк, Франклин, Адам Смит, Руссо). Сейчас же эта партийная нетерпимость и жесткость остаются лишь в "жесткой" форме либертарианской идеологии, оправдывающей Мегатенденцию I.

Либерально-демократическая идеология имеет еще одного наследника, помимо либертарианства. Через расширение круга ценностей и рост их взаимотерпимости с ней происходит метаморфоза, похожая на появление бабочки из куколки. Либерально-демократическая идеология умирает, рождаясь как ценностное сознание.

ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ

1.2. ПРЕДПОСЫЛКИ ТЕОРИИ ЦЕННОСТЕЙ

В ЭТИКЕ ИММАНУИЛА КАНТА

Ценности в этике Канта

Взгляды Канта и его последователей заслуживают самого пристального внимания хотя бы потому, что практически все последующие теории ценности либо восходят к идеям Канта, либо отталкиваются от них. Кроме того, в рамках своей философской системы и в своем языке Кант как истинный великий мыслитель добирается до самой сердцевины проблемы, поэтому проникновение в его мысли позволяет нам раскрыть и развернуть собственные принципиальные позиции.

В этике Канта проблематика ценностей была не центральной, а периферийной и вспомогательной. С этой точки зрения наибольший интерес представляет не "Критика практического разума", а раннее произведение "Основы метафизики нравственности" 1, в котором наиболее явно и смело развернуты главные этические идеи Канта, кроме того, выдержана логика восхождения "от обыденного нравственного познания" к "популярной нравственной философии", от нее - к "метафизике нравственности" и, наконец, - к "критике чистого практического разума".

В основе этики Канта, как и всей его философии, лежит различение между миром чувственным (эмпирическим) и миром умопостигаемым. На уровне эмпирического мира действуют чувственность и рассудок, обобщающий данные чувственности. В умопостигаемом мире действует разум в соответствии со всеобщими объективными законами разума, независимыми от чувственного эмпирического мира. В этическом и практическом аспектах эта независимость предстает как свобода и автономия разума от чувственных склонностей, потребностей и страстей. Объективные законы разума здесь выражены в форме объективных законов воления или императивов.

Императивы

"...Императивы суть только формулы для выражения отношения объективных законов воления вообще к субъективному несовершенству воли того или иного разумного существа, например, воли человека. Все императивы, далее, повелевают или гипотетически, или категорически. Первые представляют практическую необходимость возможного поступка как средство к чему-то другому, чего желают (или же, возможно, что желают) достигнуть. Категорическим императивом был бы такой, который представлял бы какой-нибудь поступок как объективно необходимый сам по себе, безотносительно к какой-нибудь другой цели" (с. 252) *.

Центральным понятием этики Канта являются императивы и соответствующие им практические формулировки, предписания - максимы, но для выявления основополагающих императивов и максим Кант вводит вспомогательное понятие "царство целей", сыгравшее исключительную роль в последующей аксиологии.

Царство целей и ценности

"Понятие каждого разумного существа, обязанного смотреть на себя как на устанавливающее через все максимы своей воли всеобщие законы, чтобы с этой точки зрения судить о самом себе и своих поступках, приводит к другому, связанному с ним очень плодотворному понятию, а именно к понятию царства целей.

Под царством же я понимаю систематическую связь между различными разумными существами через общие им законы. А так как законы определяют цели согласно своей общезначимости, то, если отвлечься от индивидуальных различий между разумными существами, равно как и от всего содержания их частных целей, можно мыслить целое всех целей (и разумных существ как целей самих по себе, и собственных целей, которые каждое из них ставит самому себе) в систематической связи, т.е. царство целей, которое возможно согласно вышеуказанным принципам.

В самом деле, все разумные существа подчинены закону, по которому каждое из них должно обращаться с самим собой и со всеми другими не только как со средством, но также как с целью самой по себе. Но отсюда и возникает систематическая связь разумных существ через общие им объективные законы, т.е. царство, которое, благодаря тому, что эти законы имеют в виду как раз отношение этих существ друг к другу как целей и средств, может быть названо царством целей, которое, конечно, есть лишь идеал" (с. 269).

Кант неустанно проводит различие между целями, имеющими источник в чувственном мире склонностей и потребностей, и целями, которые значимы "сами по себе", в силу своего соответствия объективным законам разума и воления. Именно эти цели имеют собственное достоинство, значимость, ценность. Тут мы подходим, наконец, к понятию ценности, также вспомогательному для Канта, но центральному для нас.

"Все предметы склонности имеют лишь обусловленную ценность, так как если бы не было склонностей и основанных на них потребностей, то и предмет их не имел бы никакой ценности. Сами же склонности как источник потребностей имеют столь мало абсолютной ценности, ради которой следовало бы желать их самих, что общее желание, какое должно иметь каждое разумное существо, - это быть совершенно свободным от них. Таким образом, ценность всех приобретаемых благодаря нашим поступкам предметов всегда обусловлена.

Предметы (die Wesen), существование которых хотя зависит не от нашей воли, а от природы, имеют тем не менее, если они не наделены разумом, только относительную ценность, как средства, и называются поэтому вещами, тогда как разумные существа называются лицами, так как их природа уже выделяет их как цели сами по себе, то есть как нечто, что не следует применять только как средство, стало быть, постольку ограничивает всякий произвол (и составляет предмет уважения). Они, значит, не только субъективные цели, существование которых как результат нашего поступка имеет ценность для нас; они объективные цели, т.е. предметы, существование которых само по себе есть цель (! - Н.Р.), и эта цель не может быть заменена никакой другой целью, для которой они должны были бы служить только средством; без этого вообще нельзя было бы найти ничего, что обладало бы абсолютной ценностью; но если бы всякая ценность была обусловлена, стало быть случайна, то для разума вообще не могло быть никакого высшего практического принципа"(с. 269).

Априоризм Канта

Обратим внимание на две последние сослагательные конструкции: они ясно показывают априористскую логику Канта. Высший практический принцип (разум) необходимо существует, иначе вообще об этике и практике нельзя было бы мыслить. Но если этот принцип существует, значит что-то обладает абсолютной ценностью, ведь в мире только обусловленных (случайных, по Канту) ценностей для высших принципов не было бы места. Но если есть абсолютная ценность, то есть и объективные цели, значимые сами по себе. Конечно, для Канта такими целями являются прежде всего сами носители разума - разумные существа (например, люди). Главное свойство этих разумных существ - действовать согласно всеобщим моральным законам. Отсюда и следуют две хрестоматийные формулировки категорического императива, десятки раз с некоторыми синтаксическими вариациями повторяемые Кантом во всех его этических сочинениях:

- всегда относиться к человеку в лице других и самого себя как к цели, а не только как к средству;

- поступать так, чтобы максима поступка могла бы стать всеобщим законом для всех.

Два ряда понятий

Схематично основы этики Канта могут быть представлены в виде двух рядов понятий, один из которых связан с чувственным, обусловленным, случайным, другой - с разумным, моральным, абсолютным, необходимым:

- чувственный (эмпирический)

мир

- чувственность, рассудок

- зависимость от склонностей

и потребностей

- гипотетические императивы

- субъективные желания

- субъективные цели, соответ-

ствующие склонностям

- относительные ценности, обла-

дающие ценой, допускающие

эквивалентную замену

- умопостигаемый мир

- разум

- свобода, автономия

- категорические императивы

- объективные законы разума

и воления

- объективные цели, соответствующие всеобщим законам воления

- абсолютные ценности, обладаю-

щие достоинством, не могущие

быть замененными ничем

Счастье и долг

С неугасающим пафосом Кант противопоставляет элементы правого ряда элементам левого и утверждает безусловное главенство первых над вторыми. Столь же разделенными оказываются и верховные принципы, к которым восходят эти сферы этического: долг (мораль, нравственность) и счастье. Кант отдает себе отчет, что люди реально стремятся прежде всего к счастью, но и здесь устанавливает главенство долга. Принцип состоит в следующем: прежде всего человеку нужно стать достойным счастья, а этого можно достичь лишь выполнением долга (с. 441).

Как видим, Кант здесь по-своему и весьма остроумно решает задачу перехода от эмпирически данных эвдемонических стремлений людей к нормативным моралистическим установкам. В свое время эту задачу решали и Платон, искавший наилучшую пропорцию стремлений к удовольствию и истине (диалог "Филеб" и др.); и Аристотель, который представил высшее благо - счастье как деятельность в соответствии с добродетелями ("Никомахова этика"); и Гоббс, который без лишних умствований переходил от релятивизма индивидуальных благ к необходимости служения всеобщему благу государства ("Основы философии"); и Локк, элегантно связавший естественные стремления индивида к пользе с необходимостью выполнять установленные правила, чтобы не ущемлять свободу и стремление к пользе других равных индивидов ("Разумность христианства").

Несмотря на мостик, перекинутый от счастья к долгу (т.е. к сфере морали), Кант видит оставшуюся глубокую пропасть между этими двумя принципами и для преодоления ее считает необходимым признать две трансцендентальные идеи: о бессмертии души (для надежды о будущем вознаграждении счастьем за нравственную жизнь) и о существовании Бога (как единого источника, дарующего и счастье, и законы нравственности). Эти центральные идеи "Критики практического разума" стоят в стороне от ценностной проблематики, но их нельзя не упомянуть даже в самом кратком изложении этики Канта. Кроме того, Кант здесь силой и авторитетом своей априористской логики узаконил традицию, идущую от Декарта и Лейбница, прикрывать наиболее глубокие разрывы мышления ссылкой на непознаваемую божественную тайну. Впоследствии этим приемом пользовался В. Виндельбанд, один из основателей теории ценностей, и другие авторы.

Социокультурный контекст этики Канта

Значение этического учения Канта раскрывается только в контексте духовной и мыслительной эволюции Нового времени. Дискредитация традиционного панрелигиозного мировоззрения шла рука об руку с усилением индивидуалистического, гедонистического и утилитаристского направлений в этике. Успехам естественных наук соответствовало "снижение" источников и оснований нравственности: определение их в естественных потребностях и склонностях человека. Благодаря многолетним усилиям вольнодумцев и просветителей божественный авторитет стал слишком слабым для поддержки социально-нормативного, ригористического направления в этике. Кант же выступил в роли главного реставратора этого направления, но в качестве основания ригористических принципов своей этики он, оставаясь в русле движения Просвещения, использует разум, объективные всеобщие законы разума.

Кант - Сократ Нового времени

Все исторические параллели хромают, тем не менее, выявление структурных инвариантов обычно проясняет ситуацию и служит лучшему пониманию различия сравниваемых эпох. Индивидуалистическую и утилитаристскую этику Нового времени можно сопоставить с индивидуализмом и утилитаризмом софистов, подорвавших в свое время традиционное мифологическое мировоззрение (см.раздел 1.1).

В таком случае Кант выступает в роли Сократа: оба они осуществили реставрацию холистического, социально-нормативного, ригористического начала, причем оба - на новых принципах интеллектуализма: если будешь мыслить строго, правильно и познаешь истинное благо (или всеобщий объективный моральный закон), то и поступать будешь верно.

На этом пути Сократ и Кант получили результаты, имеющие фундаментальное значение для последующего развития философии. Во многом именно с Сократа начинается строгое определение общих понятий, диалектика и философская дедукция. С Канта начинается априористская техника философствования; своими идеями законов разума и воления, царства целей, достоинства (объективной значимости) Кант установил и узаконил философское пространство, в котором последующие мыслители будут размещать "значимости", "ценности", "символы", "экзистенциалы", "парадигмы" и проч.

Сократ и Кант ставили границы своему мышлению и мышлению вообще. Сократ воздерживался от постулирования философских догматов и систем, от вольной спекуляции категориями, стремясь лишь к "майевтике" (помощи в рождении) забытых душою истин. Знаменитый критицизм Канта состоит именно в установлении границ человеческому мышлению.

Сходным является и беспардонное разрушение этих границ последователями и наследниками обоих философов. Платон, и в особенности Аристотель, строят догматические метафизические системы. Фихте, Шеллинг и Гегель также, невзирая на кантовские запреты, вольно оперируют с "вещами в себе" и возводят собственные философские здания.

Кант и последующая история мышления

Попробуем в гипотетическом ключе развить нашу аналогию. Пользуясь идеями и способами сократовского мышления, Платон и Аристотель заложили основы развития философии на два последующих тысячелетия. Правда, через несколько столетий после них основу мировоззрения стала составлять не философия, а религия, но мыслительный аспект христианства прочно основывался на достижениях античной философии, вначале неоплатонизма (Ориген, Августин, Псевдо-Дионисий Ареопагит), затем - аристотелизма (Фома Аквинский).

В истории ничто не повторяется механически-принудительно, но мы обязаны, по крайней мере, иметь в виду вероятность подобной судьбы для кантовской философии.

По-разному можно относиться к философской ветви Фихте, Шеллинга, Гегеля (и несколько особняком стоящих Шопенгауэра и Фейербаха). Остается фактом, что многократные попытки возродить и обновить их учения впечатляющего и долговременного успеха не принесли. С моей точки зрения, это объясняется изначально ошибочной направленностью построения их философских систем. Наследники Канта были вдохновлены открывшимися возможностями философствования, но, презрев кантовский критицизм, устремились не вперед, а вспять - к созданию новых метафизических систем (как бы ни открещивались они от метафизики). Однако то, что было возможно и чрезвычайно плодотворно во времена Платона и Аристотеля, стало невозможно в ХIХ и тем более в ХХ веке.

Инвариантом практически всех главных мыслительных течений становится отказ от метафизики: позитивизм, неопозитивизм, философия культуры, персонализм, экзистенциализм, марксизм, аналитическая философия, герменевтика. Хайдеггеровские и некоторые современные попытки возродить метафизику, во-первых, не дают и не обещают убедительных результатов, во-вторых, настолько проникнуты изощренным априоризмом, феноменологизмом, аналитизмом и герменевтикой, что только подтверждают безнадежность всех попыток построения ясной и последовательной, удовлетворяющей современным познавательным критериям метафизической системы.

Итак, глобальный исторический эффект философии Канта следует искать в других ветвях мышления. Результаты анализа исторической смены ведущих форм мировоззрения (см. раздел 1.1) говорят, что этой ветвью является ценностная философия (теория ценностей, аксиология). Сократ открыл философское пространство для метафизики, а Кант - для мира (или миров) ценностей.

Прошедшие двести лет - довольно малый исторический срок. В этот период закономерно преобладала инерция восторга перед научно-техническим прогрессом и экономическим ростом. Тревожные социальные, культурные, военно-политические последствия этих процессов осмысливались в новых философских направлениях.

Теперь мы стоим у предела эпохи роста (или уже "за пределами", как утверждают более информированные алармисты). Значит последующее развитие человеческой цивилизации уже не может направляться инерцией захвата и роста, нужны новые действенные мировоззренческие и моральные ориентиры, причем эти ориентиры должны быть скорее холистичны и ригористичны, противоположны индивидуалистическим и гедонистическим основам экономики роста. Нужна новая реставрация ригоризма, прежде всего экологического и связанного с необходимостью помощи бедствующим, голодающим регионам мира. При этом нельзя отказаться и от достижений в сфере прав и свобод индивида. Нужна реставрация с развитием мировоззренческих и моральных основ, а не догматическая реакционность.

Такую роль может выполнить подъем ценностного сознания. Тогда ценностное сознание, способное к преодолению межкультурного и социального противостояния, может стать мировоззренческой основой на весьма длительный период (вспомним исторический масштаб действенности результатов философской работы Сократа, Платона и Аристотеля).

Никогда не было недостатка в признании значения кантовского учения для развития последующей философии. Я же хочу подчеркнуть потенциальное его значение и значение ставшей возможной благодаря Канту философии ценностей, ценностного сознания для всего последующего развития человеческой цивилизации.

"Правила игры" в философии Канта

Теперь, когда масштаб разговора определен, можно поразмыслить о возможностях критики кантовской философии. Вообще говоря, критика философии Канта - занятие малоперспективное. Столько уже копий поломано, столько пуль отлетело рикошетом в самих стреляющих, а кантовское учение стоит себе, как старый, выстроенный на века храм, и его с благодарностью изучают все новые поколения.

На мой взгляд, секрет состоит в правилах игры. В кантовской философии всегда действуют строгие и четкие правила, как в шахматах. И Кант как создатель своих философских шахмат является в них безусловным и вечным чемпионом мира. Наиболее дотошные и вдумчивые его исследователи и критики в лучшем случае добираются до уровня перворазрядников, а значит результат противоборства всегда предопределен. Более ленивые (и сообразительные) понимают, что в игре по кантов-ским правилам выиграть невозможно, поэтому они нарушают тот или иной запрет, отвергают те или иные, очевидные для Канта предпосылки мышления, и с этих позиций ведут критическую атаку. Но это уже другая игра, другие шахматы, причем всегда менее строгие, четкие и изящные, чем кантовские. Поэтому дискуссия ведется в непересекающихся плоскостях, критические стрелы летят мимо цели. Критиков Канта забывают, а к Канту возвращаются вновь и вновь.

Что же делать в такой ситуации? Пожалуй, лучше со вздохом смирения отказаться от критических попыток как заведомо безнадежных. Посмотрим на дело со стороны и зададимся вопросом: насколько приемлема сама "игра" с однозначными предпосылками и правилами мышления, предлагаемыми Кантом или другими авторами, в современной мировой ситуации и с учетом достижений мышления за прошедшие две сотни лет?

Действительно, каковы главные характеристики законов разума и воления, которые ищет и находит Кант в своей этике? Во-первых, это всеобщность: законы имеют силу для всех людей и народов. Во вторых, вневременность: законы, будучи вечными и идеальными, наподобие математических истин, верны во все времена и эпохи. В-третьих, автономность: законы не зависят от каких-либо индивидуальных или социальных потребностей, вообще от жизни общества и культуры.

Социокультурная специфика

вместо всеобщности

В состав современного социального и философского мышления прочно вошли идеи, имеющие самое прямое отношение к данным характеристикам.

Такова идея культурной (цивилизационной) специфики всего образа жизни разных народов, понятийный, категориальный состав мышления которых также специфичен. Странно утверждать необходимость морального закона о связи разумных существ, целей и средств для таких, например, народов, которые всегда прекрасно обходились без понятий "разумные существа", "цели", "средства" и без соответствующих схем мышления.

Можно предложить сформулировать закон на некоем универсальном общечеловеческом языке, но это будет еще более абстрактная и невнятная для большинства неевропейских культур формулировка, не говоря уже об известных сомнениях в самой возможности такого универсального языка.

Другой выход из затруднения - пожалеть о недостаточной развитости этих культур и соответствующих типов мышления. "Незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушения. Эти народы и культуры нужно только просветить, и тогда все встанет на свои места." Кант имел полное право на такое мнение, будучи сыном эпохи Просвещения. История и плоды романтизма, философии культуры, культурно-исторических исследований, цивилизационного подхода, социальных наук лишают нас такого права.

Историзм вместо вневременности

С идеей культурной специфики тесно связана идея историзма, восходящая к "Новой науке" Джамбаттисты Вико 2, получающая все большую силу и влияние, начиная с романтиков и кончая новейшими исследованиями специфики менталитета различных исторических эпох.

Античный разум не лучший и не худший, он другой. Если у него есть законы, то это другие законы. Соответственно, другими законами и принципами руководствовался разум средневекового человека, человека Возрождения, человека Нового времени. Трезвый взгляд принуждает признать, что какие бы мудрые принципы, законы, ценности ни были открыты в конце ХХ века, исторический период их значимости также будет ограничен (хотя что-то и может войти в воспроизводящийся и обновляющийся арсенал культуры, как, например, античные идеи свободы и равенства). Согласиться же с тем, что во все прошлые времена люди должны были и во все будущие времена должны будут руководствоваться моральными законами, предложенными пусть даже великим философом в 1785 году, никак невозможно. Грянувшая уже через четыре года Французская революция внесла определенные коррективы в этическую позицию Канта.

Функционализм культуры

вместо автономности разума

Наконец, есть идея системной функциональности всех элементов человеческой культуры, в том числе схем, принципов и законов разума. Эта идея не столь широко распространена и принята, как специфичность культур и историцизм, но не менее непреложна. Ее проводниками были М. Вебер, Э. Дюркгейм, Б. Малиновский, Т. Парсонс 3.

Основные структурные составляющие культуры (в том числе законы морали и разума) не просто цивилизационно специфичны и изменчивы в истории, но находятся в тесной органической, функциональной связи с имеющимся типом социальных отношений и институтов, действующими экономическими укладами, способами взаимодействия внутри общества, с окружающими обществами и с природой.

Здесь идет речь не о подчиненности разума или морали событиям чувственного мира (с такой идеей Кант не устает расправляться). Речь идет о том, что разум и мораль при всей своей автономии остаются функциональными элементами жизни человеческого сообщества. Если же необходимые функции не выполняются, то кризис может привести к социальным катаклизмам, в ходе которых рушатся социальная структура, право, хозяйственный уклад, а также сами разум и мораль. Конечно, изящные формальные законы, предложенные Кантом, позволяют все без исключения исторические сломы и бедствия подвести под нарушение этих вечных автономных законов. Но при этом каждый раз их нужно будет по-разному конкретизировать, а в этих конкретизациях и будет содержаться скрытая уступка функционализму.

К примеру, объясняя какие-либо социальные разрушения насилием как преступлением против закона отношения к любому человеку как к цели, придется умалчивать о многих стабильных, благополучных обществах, сотнями лет живших без кризисов и разрушений, но основанных на насилии и использующих насилие ежедневно и ежечасно. Если последовательно придерживаться полной автономии морали, то нужно обвинять в нарушении норм ненасилия практически всех представителей традиционных обществ (упомянем только древнее рабство или пытки при обряде инициации). Но кто поручится, что введение этих норм не приведет к полному краху социальной системы, распаду культуры, невиданному всплеску насилия и последующей гибели сообщества в дикости, голоде и эпидемиях?

Мораль не сводится к функции социальной регуляции, но отсечение этой функции может превратить самую возвышенную мораль в антимораль.

Выводы: смысловые возможности

кантовской этики

Итак, основополагающие "правила игры" кантовской этики невозможно принять, не отказываясь от опыта и достижений прошедшего двухсотлетнего развития социального мышления. Как же тогда быть с гипотезой о кардинальном значении учения Канта для будущего развития мировоззрений и вообще человеческой цивилизации? Общий ответ уже был дан: учение Канта, прежде всего его этика, послужили источником для появления теории ценностей. Теперь необходим внутренний содержательный анализ значения идей Канта для дальнейшего развития теории ценностей и этики. При этом можно уже освободиться от обязанности непременно соблюдать его "правила игры": ведь мы стремимся выявить идеи, сохраняющие смысловое богатство и возможности вне правил, в рамках которых они были порождены.

Если кантовские идеи действительно имеют перспективную значимость, то они должны помогать в решении фундаментальных проблем современного понимания ценностей. Проблема обоснования ценностей является аспектом более общей и широко обсуждающейся сейчас проблемы обоснования морали 4.

Отказавшись от каких-либо догматов и "объективных всеобщих законов разума", мы оказываемся в таком пространстве свободы, от которого захватывает дух. Но эта свобода без точки опоры всегда грозит обернуться пустотой (Экзюпери). Состояние духа, когда "все дозволено", веселило и пьянило Ницше, но более чуткому к движению истории и человеческим страданиям Достоевскому внушало справедливые опасения.

Искомую точку опоры должны составлять такие принципы, которые по крайней мере не давали бы моральной санкции явному злу. Но как определить это зло и требуемые принципы, ценности, если признана культурная специфика и историчность морали, в том числе всех ее принципов и всех ценностей?

Здесь на помощь приходит кантовское различение обусловленных и абсолютных ценностей, его знаменитый априоризм. Большинство ценностей обусловлено наличием соответствующих склонностей и потребностей человека, но есть такие, для которых наличие или отсутствие склонностей не имеет значения. Это ценности, осуществление (ненарушение) которых объективно необходимо для того, чтобы человек мог обдумывать, выбирать и осуществлять любые ценности.

Hо каков должен быть масштаб рассмотрения: народ, страна, сообщество цивилизованных стран? В данном случае твердая философская позиция Канта представляется безупречной: речь может идти только о всех разумных существах, а нам пока известны только люди. Значит масштабом должен быть человеческий род. На этом уровне также есть ценности, связанные с выживанием, жизнеобеспечением, культурой, политико-правовым обеспечением прав и свобод личности (подробнее см. раздел 2.1).

Универсальный философский масштаб мышления Канта, говорящего о всех разумных существах и развитии человеческого рода в целом, получает особую значимость в современную эпоху действительной мировой интеграции, настоятельно требующую новых глобальных ценностных ориентиров.

Учтем также, что огромная часть мирового населения ежедневно голодает, гибнет от скученности и антисанитарии, неграмотна, не имеет реальной гражданской и экономической свободы (см. раздел 2.2). Относиться к каждому из этих людей "как к цели, а не только как к средству", - пожалуй, верная, но уж очень отвлеченная и ни к чему не обязывающая задача. Зато применение в этой ситуации системы общезначимых ценностей, которые могут быть установлены с помощью кантовской априорной логики, может дать ясные и ответственные практические ориентиры.

Кантовское учение всегда будет одной из важнейших вех в развитии этики. Но его априорная логика, смысловое пространство целей (значимостей, ценностей) и общечеловеческий универсализм выходят за пределы конкретного историко-философского значения. Они составляют мыслительный фундамент и нравственную перспективу дальнейшего развития человеческой цивилизации.

ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ

1.3. ЦЕННОСТНОЕ СОЗНАНИЕ И ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ

ЕВРОПЕЙСКОЙ ЭТИКИ

Соотнесение с религиозными

и идеологическими ценностями

Новая форма мировоззрения должна иметь в качестве главных, исходных смысловых ядер дискретные, независимые друг от друга, рациональные, открытые для критики и коррекции, разнообразные по своим источникам нормативные основания. Такими основаниями по определению являются ценности, соответственно новая форма мировоззрения обозначена как ценностное сознание.

Под ценностями здесь понимаются предельные рациональные нормативные основания актов сознания и поведения людей. Сразу возникает вопрос: как ценностное сознание соотносится с религиозными, идеологическими, нравственными, гражданскими, культурными, познавательными ценностями, которые являются весьма древними нормативными основаниями (хотя они выступали и под другими именами).

Дело здесь не в существовании, а в ведущей роли. Интеллектом пользовались, информацию передавали и в древнейших империях, но не случайно мы именно наше время называем веком интеллекта и информации.

Ценности в рамках ценностного сознания как новой формы мировоззрения, во-первых, выходят из подчиненного положения, во-вторых, вбирают в себя и переосмысливают все разнообразие имеющихся мировоззрений, поскольку требуется коммуникация и поиск продуктивных компромиссов между представителями этих разных мировоззрений. Понятие ценностного сознания не сводится к сочетанию значений двух слов, составляющих его название. Это понятие строится прежде всего нормативно: ценностное сознание - это основанная на ценностях форма мировоззрения, которая удовлетворяет установленным требованиям (см. выводы к разделам 1.4 и 2.1).

Разумеется, будут, как и прежде, существовать религиозное и идеологическое сознание, рудименты мифологического сознания, но образцы и обоснования для ключевых форм социальности и антропных процессов будут поставлять именно ценностные, а не религиозные или идеологические основания (см. раздел 1.1). Таким образом, на роль ведущей формы мировоззрения в наступающей исторической эпохе с наибольшей вероятностью претендует ценностное сознание.

Серьезность сделанной заявки предполагает весьма строгие требования к ценностному сознанию. Прежде всего, следует установить, располагает ли ценностное сознание потенциальной широтой и гибкостью, необходимыми для ассимиляции, переосмысления, коммуникации важнейших направлений этической мысли в европейской традиции. Если новая форма мировоззрения, имеющая прежде всего европейские культурные корни (рациональные, ценностные, консенсусные), претендующая на потенциальный глобальный масштаб распространения, не удовлетворяет этим требованиям, то она будет с полным основанием отвергнута самой европейской культурой. Сопоставление с европейской этической традицией также позволяет раскрыть и уточнить собственные (пока латентные) принципы и черты ценностного сознания, составляющие его этику.

Этика ценностного сознания

Под этикой ценностного сознания будем понимать его положительное содержание, направленность, инвариантное ядро ценностей, в то время как само ценностное сознание является формой мировоззрения и характеризуется рамками, ограничениями.

Идея обоснования этики ценностного сознания двойственна: во-первых, должен быть сохранен достигнутый уровень, сохранена возможность мыслительного воспроизведения основных этических идей и результатов, во-вторых, нужно показать, что этика ценностного сознания позволяет ставить и решать такие актуальные проблемы, которые ранее были неразрешимы или находились вне сферы внимания этического мышления. В данном разделе ставится задача проверить, располагает ли ценностное сознание потенциальной широтой и гибкостью, необходимыми для ассимиляции, переосмысления, коммуникации важнейших направлений этической мысли в европейской традиции. Очевидно, что в рамках одного раздела нет возможности охватить даже весьма неполный перечень этической литературы, поэтому в данном случае воспользуемся результатами работы, проделанной другим автором.

Книга Франца фон Кучеры "Основания этики" 1 является в настоящее время одним из наиболее серьезных исследований основных проблем и направлений этики. Она выдержала не одно издание, переведена на основные европейские языки и пользуется заслуженным авторитетом у специалистов. Без особых натяжек можно сказать, что эта книга фиксирует и являет собой современную ступень развития европейского этического мышления.

Следуя структуре анализа фон Кучеры, сопоставим основные направления западного этического мышления с идеями ценностного сознания.

Типы этических теорий

Этическое мышление никогда не было однородным, а всегда существовало и существует во множестве дискутирующих друг с другом этических теорий. Типы этих теорий можно выделять по самым разным основаниям. Типология фон Кучеры, с одной стороны, придерживается строгой логической схемы "наличие качества - отсутствие качества", с другой стороны, достаточно полно представляет европей-скую этическую традицию.

Какова возможная судьба этих теорий с точки зрения гипотезы о будущей ведущей роли ценностного сознания? Традиции мышления сохраняются даже при смене исторических эпох, значит совокупность этических теорий сохранится с теми или иными модификациями. Но это сразу же обуславливает жесткие требования к этике ценностного сознания.

Она должна обладать достаточной широтой смыслового и концептуального пространства, чтобы в нем смогли жить и развиваться столь различные, противоречащие друг другу этические теории. В свое время этика религиозного сознания практически выкинула за борт гедонистическую (направленную на достижение удовольствия) и эвдемонистическую (направленную на достижение счастья) традиции античной этики. Результатом стало не исчезновение, а, напротив, бурное возрождение гедонизма, эвдемонизма, утилитаризма через несколько столетий, которое немало послужило распаду самого религиозного сознания, утрате им главенствующей роли. Подобная судьба постигла и коммунистическую идеологию, пытавшуюся вытравить этику индивидуализма.

Западная либерально-демократическая идеология изначально строилась как терпимая к различным направлениям этики, вбирающая и подкрепляющая их благодаря своему принципу свободы. Поэтому эта идеология оказалась гораздо более живучей и устойчивой, а сейчас, в период распада идеологий, она становится основой ценностного сознания.

Итак, концептуальные средства этики ценностного сознания должны быть пригодны для выражения понятий и положений основных типов этических теорий.

Описательная этика, нормативная этика

и метаэтика

Согласно Ф. фон Кучере, описательная этика включает "ненормативные суждения о нормах и ценностях", например: "У древних мексиканцев считалось морально похвальным наносить себе увечья, чтобы испытать силу своего удара" (с. 49)*. Итак, описательная этика рассматривает, где, когда, в каких сообществах, почему принимаются или не принимаются какие-то ценности.

Как же быть с теми сообществами и людьми, которые никогда ни о каких ценностях не слышали? Оказывается, это не является непреодолимой преградой для ценностного анализа, если принять во внимание данное выше определение ценностей как предельных нормативных оснований. Просто в некоторых случаях речь идет о реконструкции ценностей.

Эта реконструкция осуществляется с помощью серии вопросов такого типа: в соответствии с какими представлениями (в согласии с чем, на основании чего) люди поступают определенным образом? Если на этот вопрос нет ответа, то не может идти речь и ни о какой этике, остается лишь голое эмпирическое описание внешнего поведения. Любой же ответ на данный вопрос дает возможность обращения к нему с тем же вопросом: чему, в свою очередь, соответствует данное основание поведения? Там, где дается ответ: "Ничему больше, это уже само по себе основание", мы и фиксируем предельное основание, то есть ценность.

Например, у древних мексиканцев ценностью могла быть физическая сила, физическая выносливость, воинская доблесть, предполагающая нанесение себе увечий. Сама эта традиция возможно осталась от древних жертвенных ритуалов, мифа или эпоса (всегда имеющих для народа ценностную значимость) с описанием богов или героев, наносящих себе увечья и т.п., однако все это уже вопросы конкретных исследований. Здесь важно показать, что описательная этика может существовать в форме описания или реконструкции ценностей, а также всех вторичных, соответствующих этим предельным основаниям правил, принципов, добродетелей, представлений о грехах и т.п.

Нормативная этика (или просто этика) включает нормативные же суждения. Далее будет показано (см. раздел 1.4), что при распространении ценностей на сферу обязанностей, запретов и разрешений (деонтологии) охватывается вся сфера нормативных суждений, то есть вся нормативная этика по фон Кучере.

Метаэтика, включающая лингвистические и методологические суждения о характере выражения и обоснованности нормативных суждений, также, по сути дела, всегда касается предельных нормативных оснований, то есть ценностей. В "Основаниях этики" выделены две важнейшие проблемы метаэтики: проблема обозначения и проблема обоснования (с. 54-55). В первом случае речь идет о достижении точного концептуального смысла выражений типа "это хорошо", "это справедливо" и т.п. Здесь применяется либо подход аналитической философии, состоящий в анализе происхождения и характера повседневного употребления таких выражений, либо концептуально конструктивный подход. Я поддерживаю убедительный довод о бесперспективности аналитического подхода, который дает столько же, сколько анализ суждений о восходе и заходе солнца дает для понимания сущности астрономических явлений (с. 284).

Концептуальный конструктивный подход состоит в рефлексивном и рациональном формировании понятийного аппарата на основе первичных элементарных понятий. Фон Кучера показывает, сколь многое зависит от подразумеваемого смысла этих первичных понятий (с. 9-29). Этот смысл также должен быть понятийно раскрыт через обращение ко второй проблеме метаэтики - обоснованию. Здесь же, какой бы механизм обоснования ни предлагался, все равно не избежать обращения к предельным нормативным основаниям, то есть к ценностям.

Когнитивистские и некогнитивистские теории

В когнитивистских этических теориях нормативные выводы являются утвердительными суждениями: о них можно говорить, истинны они или ложны.

В некогнитивистских теориях критерий истинности к нормативным выводам неприменим (с. 57-58). Как правило, объективистские (и ригористические по направленности) этические направления являются когнитивистскими, а субъективистские (и гедонистические) - некогнитивистскими.

Фон Кучера утверждает, что нормативная этика обязана быть когнитивистской, поскольку только в этом случае есть предмет этической теории, есть морально оцениваемые состояния вещей, есть знания или гипотезы, с большим или меньшим основанием говорящие о том, что должно быть сделано (с. 59, 361).

Само различение когнитивистских и некогнитивистских теорий этики укоренилось в традиционной парадигме научности, где обоснованность носит всеобщий характер и жестко привязана к истинности. В другом месте фон Кучера справедливо указывает, что отождествление Кантом обоснованности и всеобщности отнюдь не очевидно (с. 293-294). Мы же изначально разведем эти понятия и развернем открывающиеся при этом смысловые возможности.

Для научных истин кантовское отождествление верно (но и здесь - с оговорками). Если истина как соответствие суждения о положении дел самому этому положению дел обоснована, то это истина для всех.

Совсем иная ситуация в этике. Моральное правило или оценка может быть обоснована, но обоснование это состоит не в открытой и потенциально всеобщей проверке соответствия суждения положению дел, а в самих предпосылках этого правила или суждения. Относительно же этих предпосылок люди всегда делятся на принимающих их и не принимающих. Значит, моральные правила или оценки могут быть обоснованы, но всегда относительно определенных предпосылок и сообщества принимающих эти предпосылки людей**.

Рассмотрим, как это соотносится с ценностным подходом. Обратим внимание на то, что ценности были определены как предельные нормативные основания актов сознания или поведения людей. Строго говоря, это означает, что ценности неправомерно рассматривать как отдельные сущности "сами по себе".

Ценности всегда занимают определенное место в отношении (как логической структуре), другое место в нем занимают люди (сообщества людей), принимающие эти ценности в качестве предельных оснований своих мыслей и действий. С точки зрения ценностного подхода, моральное правило или оценка имеют основание в ценностных предпосылках, а поскольку эти предпосылки не являются всеобщими, то значит каждое моральное правило или оценка обоснованы только в рамках сообщества, принимающего соответствующие ценности.

В таком случае различение когнитивистских и некогнитивистских этических теорий меняет свой смысл. Логика тех и других имеет право на существование, но относится к разным мыслительным ситуациям. Допустим, рассуждение ведется в рамках определенного круга ценностей, принятого неким гипотетическим сообществом людей. Тогда можно говорить о правильности и обоснованности каких-либо моральных законов, правил, оценок, максим, поскольку есть твердое основание принятого круга ценностей. Можно делать логические выводы, близкие по типу выводам обычных ассерторических суждений: люди не должны лгать (предпосылкой является ценность "честность", попавшая в круг принятых ценностей), Сократ - человек, следовательно Сократ не должен лгать.

Сходство таких суждений и логических выводов с обычными суждениями и выводами в традиционной парадигме истинности и научности толкает к тому, чтобы присвоить и им статус истинности и всеобщности, но строгий анализ говорит: нет, все зиждется только на принятых ценностях и только в рамках сообщества, принимающего эти ценности. Когнитивистская логика здесь имеет смысл, но речь идет не об истинности и всеобщности, а об обоснованности в жестко обозначенных рамках.

Допустим теперь, что речь идет о самих ценностях: какие из них должны или не должны быть приняты? Если ценность выведена, то предельным основанием является уже не она, а нечто другое, из чего она выведена. Значит, ценности так или иначе устанавливаются - сознательным выбором или причастностью к традиции. Начинается царство некогнитивистской логики, хотя здесь также могут быть приняты гипотетические предпосылки и в их рамках могут вестись когнитивистские рассуждения.

Натуралистские и ненатуралистские теории

Согласно натуралистским (редукционистским) теориям, мораль может быть сведена в анализе к другим явлениям, а согласно ненатуралистским (интуитивистским) теориям мораль можно рассматривать только как самостоятельный феномен (с. 59). Это различение осмыслено только в рамках когнитивистских теорий. Редукционизм может быть психологический, социологический, биологический и теологический. Фон Кучера справедливо указывает, что редукционизм оправдан, только если все нормативные понятия и суждения переводятся в ненормативные понятия и суждения без существенного смыслового ущерба. Препятствием этому служит т.н. "закон Юма", утверждающий неправо-мерность вывода нормативных следствий из ненормативных посылок (с. 38-41, см. также Дж. Юм. Трактат о человеческой природе 2).

Близки к этому и рассуждения Джорджа Мура, посвященные раскрытию "натуралистической ошибки в аргументации" 3. Фон Кучера полемизирует с этой точкой зрения, поскольку жесткость закона Юма поставила бы под вопрос научную обоснованность этики, к которой стремится автор "Оснований". Поэтому он отрицает правильность общей критики, но считает при этом, что этика не должна быть натуралистской (редукционистской), поскольку в каждом отдельном случае определения и суждения натурализма неприемлемы (с. 62-65).

С моей точки зрения, несмотря на детальные логические изыскания, принципиального опровержения закона Юма не было предложено; судя по всему, оно и невозможно. Поэтому все натуралистские теории лучше отнести к описательной этике, нормативная этика им неподвластна (из сущего невыводимо должное).

В то же время, как справедливо заметил фон Кучера, жесткий закон Юма делает сомнительными всеобщность и научную обоснованность, истинность какой-либо нормативной этики. Это неприемлемо для этики самого фон Кучеры, однако проводимый здесь ценностный подход не имеет претензий на научность, всеобщность и истинность исходных оснований - ценностей. Ценности являются нормативными изначально и недвусмысленно (в отличие от логически аморфных "наиболее общих принципов" фон Кучеры). В истинности и научности ценности вообще не нуждаются - они живут в другом мире и по другим законам. Проблема общезначимости ценностей (стремления к всеобщности) есть, но она решается совсем в другой логике и другими средствами (к этому мы еще вернемся).

Субъективистские и объективистские теории

В субъективистских теориях основание нормативных суждений лежит в субъективных предпочтениях (интересах) или социальных соглашениях (конвенциях). Напротив, в объективистских теориях основания нормативных суждений в принципе не зависят от субъективных предпочтений и социальных соглашений (с. 65).

Фон Кучера утверждает, что нормативная этика не может быть субъективистской, поскольку в рамках субъективизма невозможно отличить законные интересы от незаконных, хорошие социальные соглашения от плохих, а значит невозможно считать события источниками обоснованности моральных суждений. В "Основаниях этики" утверждается объективистская позиция, признающая первичность обязанностей и ценностей. С этой позицией у меня нет расхождений (с учетом особой точки точки зрения на соотношение ценностей и обязанностей, см. раздел 1.4).

Субъективизм выделяет аспект интересов, но далее будет показано, что интересы являются психологическими, социальными носителями ценностей. Поэтому субъективистские этические теории оправданы с учетом того, что они сосредотачивают внимание не на самих моральных ценностях, а на интересах и соглашениях, основанных, как правило, на иных ценностях, что позволяет ввести моральные ценности в более широкий и более реалистический контекст (о соотношении ценностей и интересов см. раздел 1.4).

Интенциональные и неинтенциональные этики

Интенциональная этика оценивает моральность поступка только по его намерению (интенции), а неинтенциональная этика не принимает в расчет намерений и судит лишь о внешнем проявлении поступка, его результате и последствиях (с. 90-91). Этот вековой спор, имеющий также большое значение в области права, может быть несложно переведен на общую платформу ценностного подхода.

Сами моральные ценности распадаются на две большие группы. Одну из них составляют ценности внутренне моральные, относящиеся к душе, сознанию, разуму, воле; другую - внешне моральные, относящиеся к внешним состояниям человеческих и прочих существ, других элементов природы, цивилизации, культуры. Поэтому нет ничего странного в том, что "благими намерениями вымощена дорога в ад".

Дать детям жизнь, снизить детскую смертность - деятельность высокоморальная с точки зрения внутренне моральных ценностей. Результатом же этой деятельности (например, в странах Африки) вдруг становятся огромные скопища нищих, голодных, униженных людей, не перестающих, впрочем, наращивать свою численность. С точки зрения внешне моральных ценностей, такая деятельность никак не может быть высоко оценена. Значит ли это, что детей не следует избавлять от смерти?

Нет, ценностный подход отвергает примитивные "или-или". Зато, осуществляя ценности одного рода (например, лежащие в основе медицинской деятельности), нельзя оставлять без внимания все остальные ценности, например, касающиеся возможности самообеспечения, достоинства людей. Значит речь должна идти о комплексных медицинских, социальных, культурных, экономических, технологических программах (см. раздел 2.2).

Монистические и плюралистические теории

Фон Кучера различает монизм принципов (например, этика Канта) и монизм ценностей (гедонизм или утилитаризм). Соответственно выделяются плюрализм принципов (этика основана не на одном, а на нескольких принципах) и плюрализм ценностей (с. 96-97). Показано, что с помощью логического объединения (конъюнкции) аксиом, плюрализм принципов легко обращается в монизм, так что различие здесь несущественно.

Выделено также два возможных понимания плюрализма: признание законности существования различных ценностных и принципиальных этических позиций в обществе (с. 97, сноска) либо ориентация на множественность ценностей или принципов. Различие это весьма существенное и требующее терминологической фиксации, которой в "Основаниях этики" нет. Я предлагаю первый вариант называть внешним плюрализмом, а второй - внутренним.

Внешний плюрализм тесно связан с идеями либерализма и свободомыслия, он естественным образом является одним из столпов ценностного сознания. Внутренний плюрализм - это реальная и весьма широко распространенная этическая позиция, однако, слабо отрефлексированная в мышлении.

Внутреннему плюрализму противостоит многовековая парадигма иерархии, в которой все ценности и/или принципы подчинены верховному этическому, как правило, божественному началу. В качестве главных вех эволюции этой идеи можно назвать труды Аристотеля, неоплатоников, Фомы Аквинского, В. Виндельбанда, Г. Риккерта, М. Шелера, Н. Гартмана 4. Сила инерции этой идеи (подкрепляемая ассоциациями с теологическими и церковными, социальными и политическими иерархиями) такова, что реальное отсутствие стройной пирамиды ценностей или принципов у индивидов и сообществ воспринимается теоретическим сознанием как "неосознание", "недопонимание", "недоработка" и т.п.

Фон Кучера прав, говоря, что в конкретных ситуациях выбора требуется предпочтение одних ценностей другим, но это может происходить каждый раз заново, с учетом факторов третьих ценностей, внешних условий, а также требуемой смысловой конкретизации сравниваемых ценностей. В этом и состоит каждый раз существо морального, в той или иной мере экзистенциального выбора. Все люди так или иначе делают такие выборы (либо в процессе социализации примыкают к традиции, в которой принципиальные выборы уже сделаны), но ни у индивидов, ни в традициях нет полных однозначных иерархических систем ценностей. Эти системы имеют единственную область существования - книги теоретиков-аксиологов. При этом во всех случаях ценности, конечно, имеют устойчивое неравенство значимости, но оно фиксируется не в стройных пирамидах подчинения, а в двух, максимум трех пересекающихся уровнях (см. раздел 2.1).

Это рассуждение было проведено в жанре "описательной этики". А может быть, несмотря на все эти реалии бытования ценностей, в их идеальном мире должна быть иерархия (ценностный монизм, по фон Кучере)? Здесь, на мой взгляд, действует принцип, чем-то напоминающий "презумпцию невиновности": если нет достаточных оснований для выстраивания ценностей в иерархию, то каждая из ценностей как "предельное нормативное основание" может считаться индивидом или сообществом главнейшей и ничему более не подчиненной. Парадигма иерархии, равно как и парадигма монизма, является просто стереотипом мышления и роль требуемого основания выполнить не может.

Однако есть другое, действительно серьезное основание. Оно состоит в недопустимости покушения на ценности определенного круга ради осуществления любых ценностей. К этому мы еще вернемся, рассматривая проблему общезначимых ценностей (раздел 2.1), здесь же только отметим, что эта граница, введенная в ценностное сознание, не отменяет внутреннего плюрализма ценностей.

Несмотря на мои симпатии к внутреннему плюрализму, нужно признать, что внешний плюрализм (принцип свободы мысли и веры) включает на равных в мир ценностного сознания все типы монизмов: гедонистические, утилитаристские, морально-ригористические, религиозные, идеологические и т.п. Важно только, чтобы в этом "мире" соблюдались "правила общежития".

Рассуждение о монизме и плюрализме в "Основаниях этики" большей частью посвящено критике монистических концепций гедонизма (монизм ценности удовольствия) и утилитаризма (монизм ценности пользы). Критика справедлива, но только относительно универсалистских претензий этих концепций. Действительно, утверждения о том, что только удовольствие есть благо и что все люди более всего стремятся к удовольствию, весьма уязвимы для критики. Но можно ли спорить с индивидом или сообществом, принявшими для себя мораль гедонизма? Если в их поведении выдерживаются границы, касающиеся ненарушения ценностей, признанных общезначимыми, то "жизнь для удовольствия" следует считать не менее морально легитимной, чем "жизнь для счастья близких", "жизнь для Бога", "жизнь для освобождения рабочего класса", или "жизнь для светлого будущего человечества".

Хочется, конечно, дать моральные оценки всем этим жизненным ценностям, по традиции указав гедонизму на его "шесток". Фон Кучера использует для этого квазиколичественный критерий, согласно которому стремление к частным индивидуальным целям (удовольствию или пользе) морально уступает стремлению к целям социальным и общечеловеческим. Но это только одна из возможных позиций в сопоставлении независимых предельных нормативных оснований - ценностей. Не оставим без внимания и то, что гедонисты и эпикурейцы в реальной истории никогда не приносили столько крови и зла, сколько радетели "светлого будущего человечества".

Десизионизм и конвенциализм

Фон Кучера цитирует Р. Хэра и П. Ноуэлла-Смита 5, утверждавших, что первые нормативные принципы вообще не могут быть обоснованы, они могут быть только результатом решения о том, что именно они будут определять форму жизни индивида или сообщества. Этическая теория, основанная на принципе решений, называется десизионизмом (с. 114-115).

Возражение фон Кучеры состоит в том, что очевидность первичных предпосылок не может быть достаточным основанием нормативных суждений (в отличие от дескриптивных), однако первые принципы и ценности не обязаны быть очевидными для всех. В другом месте сам автор "Оснований этики" вынужден признать, что принятие ценностей - это в конце концов результат экзистенциального решения (с. 285). Десизионизм является неопровержимой доктриной, хотя и не обязательной для всех.

В подавляющем большинстве культур, в том числе европейской, распространено мнение, что принимать какие-либо решения о ценностях и морали - непозволительная гордыня, поэтому люди просто примыкают к религиозной или моральной традиции, закрывая глаза на то, что в самих этих традициях заложены результаты решений (церковных соборов, отцов церкви, толкователей священных текстов) и то, что само примыкание человека к традиции есть неосознанное решение либо его самого, либо его родителей и учителей.

Исключение фактора решения из морали вымывает ответственность. Грядущая эпоха обещает быть временем, когда обычное перекладывание ответственности огромных масс людей на церковь и государство уже становится недопустимым: слишком велика нестабильность конфликтного мира, начиненного оружием и мощнейшими технологиями, балансирующего у края экологических катастроф (см. разделы 2.2 и 2.3). В этой ситуации каждый должен ответственно принимать решения, в том числе решения о том, какие ценности он должен учитывать в своей деятельности. Десизионизм и плюрализм дают широкие возможности для различных ценностных решений, но уж если решил - неси ответственность за свои ценности и за последствия своих действий. Я называю это принципом ответственной открытости.

Фон Кучера критикует конвенциализм, предварительно сильно ослабив его позиции. Конвенциализм представляется как учение, согласно которому уже существующие социальные соглашения (конвенции) являются единственными основаниями морали. Критика такого конвенциализма вполне оправдана, однако сам принцип конвенций, консенсуса в приложении к принципам плюрализма и ответственной открытости играет большую роль в ценностном сознании, причем роль, значимость которой все увеличивается.

Это обусловлено процессами мировой экономической и культурной интеграции при сохранении большинства культурных и ценностных различий, росте количества и напряженности конфликтов, которые уже нельзя сейчас "по-простому" решать военными средствами. Значит, придется договариваться о нормах отношения к окружающей среде, ресурсах, отходах, миграции, демографической политике, таможнях, продаже оружия и т.д. и т.п. А в каждом из этих вопросов коренным является различие интересов и различие ценностных систем (см. раздел 2.3). Без практических правовых международных конвенций не обойтись, а в них имплицитно или эксплицитно будут заложены ценностные соглашения.

Каковы же моральные основания самих этих соглашений? - может спросить критик конвенциализма. Возможный ответ таков: основаниями являются решения народов (в лице их представителей и экспертов), считающих необходимыми эти ценностные и правовые соглашения для дальнейшей совместной жизни на этой планете.

Отметим, что здесь нет научности и всеобщности оснований морали, требуемых этиками-теоретиками. Многие индивиды, сообщества, государства и народы могут не принимать эти соглашения, не присоединяться к конвенциям. Никакие теоретические и логические изыски здесь не помогут. Но в соответствии с принципом ответственной открытости, эти сообщества вынуждены отвечать за свою позицию, принимать соответствующее к себе отношение, подобно странам, узаконившим апартеид и пытки, не отказавшимся от агрессии. Такой подход к привитию морали гораздо перспективнее претензий "научной этики" и "чистого практического разума".

Рационализм, альтруизм и теория

социальных предпочтений

Под рационализмом фон Кучера понимает подход к определению стратегии поведения на основе рационально "очевидных" принципов справедливости, равенства, беспристрастности и т.п.

Фон Кучера анализирует два основных принципа рационализма: правило максимина, требующее таких действий, при которых максимальный ущерб для любого участника был бы минимальным, и утилитаристский критерий, выбирающий такое действие, которое принесет максимальную пользу для всех. Обсуждаются также (с. 150-156) варианты рационализма у Т. Гоббса, Дж. Харсания, Дж. Роулса 6. Альтруизм понимается в духе рационального эгоизма: каждому выгодно заботиться не только о себе, но и о других.

Близкой к этим идеям является формальная теория социальных предпочтений К. Арроу 7. Основные ее понятия и принципы заимствованы из теории игр. Ядро теории составляют постулаты, связанные с принципами беспристрастности, справедливости. Сама теория не диктует действий, но позволяет строго формулировать принципы различных стратегий: максимина, общей пользы, оптимума по Парето и т.п. Фон Кучера справедливо указывает на неочевидность, альтернативность исходных посылок рационализма и теории социальных предпочтений. Кроме того, сами они нуждаются в моральном обосновании, поэтому субъективистские претензии выводить требования к поведению только из реальных предпочтений - беспочвенны. Показано также, что эти подходы не приложимы к ситуациям, включающим представителей иных сообществ (стран) и будущих поколений. Кроме того, некоторые непреложные моральные принципы и бескорыстный альтруизм оказываются невыводимыми в рамках указанных подходов.

Поддерживая анализ и критику фон Кучеры, со своей стороны укажем на инструментальное значение данных походов. Их следует рассматривать не как претензии на замену этики, а как полезные мыслительные средства в рамках соответствующих ситуаций. Так поступает и сам автор "Оснований", применяя их для уточнения понятий распределительной справедливости. В таком случае моральным основанием предпосылок явятся решения и соглашения самих участников этих ситуаций (ср. десизионизм и конвенциализм).

В разных ситуациях и разных сообществах могут быть разные представления о справедливости (имплицитно основанные на разных ценностных предпочтениях). Вряд ли стоит продолжать искать Всеобщий Рациональный Закон Справедливости, лучше иметь широкий арсенал мыслительных подходов к учету предпочтений и выработке общей стратегии. Каждое сообщество может считать для себя справедливым определенный подход в соответствующей ситуации - и это вполне достаточное моральное основание.

Можно возразить, что в таком случае ничто не мешает сообществам забывать друг о друге и о тех же будущих поколениях, а это морально неприемлемо. Ответ состоит в том, что необходимость учета интересов всех сообществ и будущих поколений - это также одна из возможных моральных позиций, и ничто не мешает сторонникам этой позиции проводить ее в жизнь мирными средствами. При столкновении моральных позиций в дискуссиях неизбежно возникает вопрос об общезначимых предельных нормативных основаниях сознания и поведения - общезначимых ценностях. Но к этой проблеме необходимо специально вернуться (см. раздел 2.1).

Утилитаризм

Фон Кучера различает утилитаризм действия (телеологическая теория) и утилитаризм правила (деонтологическая теория). Далее предпринимается обширный экскурс в формализмы теории игр, которые здесь нет возможности излагать и анализировать. Поэтому ограничимся фиксацией точки зрения на утилитаризм с позиции этики ценностного сознания.

Любые суждения о пользе несамоочевидны. Польза - слишком широкий термин с неопределенным значением. Для разных людей, сообществ, культур польза в общем случае разная. При выяснении же того, что считается полезным, рассуждение неизбежно приводит к неким предельным основаниям, то есть ценностям (материальное благополучие, мощь, безопасность и т.п.). Но это в общем случае разные ценности, которые и содержатся имплицитно в разных представлениях о пользе.

Имеют ли в таком случае значение все детально разработанные принципы и правила по учету "общей" и индивидуальной пользы? Да, имеют, но в весьма узких границах - там, где все участники действительно одинаково и однородно понимают пользу и она поддается измерению, например, когда речь идет о деньгах или временныґх затратах. В таких случаях можно и нужно отвлечься от предельных оснований - ценностей. Но и здесь польза не может царствовать абсолютно, любой ее принцип несамоочевиден, а требует решений и конвенций участников ситуации. В основе же этих решений всегда стоят иные, более общие и формальные ценности, касающиеся равенства, справедливости и т.п. Поэтому в моральной сфере утилитаризм, конечно, играет свою роль, но довольно узкую, инструментальную и, я бы сказал, утилитарную.

Натурализм

В "Основаниях этики" различаются биологический, социальный и теологический натурализм. Суть каждого может быть представлена в схеме определения: действие морально оправдано, если способствует выживанию человеческого рода, участвует в функционировании или прогрессе общества, соответствует Божьей воле.

В каждом варианте фон Кучера четко выделяет в правой части определения скрытые нормативные смыслы. На наш взгляд, это еще раз подтверждает незыблемость закона Юма о невыводимости нормативных суждений из дескриптивных. Фон Кучера избегает такого вывода и прекращает свой анализ. Мы же пойдем дальше и посмотрим, что произойдет с различными вариантами натурализма при раскрытии их ценностной подоплеки.

В теологическом натурализме предельными нормативными основаниями служат смыслы священных текстов, церковных догматов, канонической традиции толкований (патристика, схоластика, талмуд и т.п.), проповедей и указаний представителей современной церкви (например, папские энциклики). Эти основания имеют абсолютный моральный характер, но только для представителей соответствующих конфессий. Для других христианских конфессий - другая Божья воля, а для других религий - и другие Боги.

В варианте социального натурализма всегда необходимы вопросы типа: как должно функционировать общество и в чем состоит его прогресс? В ответах всегда будут содержаться указания на те или иные ценности, значит люди естественным образом разделятся на группы, понимающие эти ценности по-разному. Один оправдывает свои действия своим пониманием прогресса, а другой - своим. Это нормальная ситуация, не более странная, чем то, что у разных людей разные Боги. Более того, о Богах практически невозможно договориться (разве что о том, чтобы не оскорблять чужую религию), а о прогрессе - можно.

"Низший" биологический натурализм представляет, однако, самую интересную картину. Вообще говоря, выживание человеческого рода (с приемлемой для него средой обитания и здоровьем индивидов) нельзя считать самоочевидной ценностью. Например, некоторые ортодоксальные представители религиозного сознания не согласятся с такой ценностью (поскольку с благочестивыми чаяниями связано не выживание человечества, а предсказанный конец времен и справедливый Страшный суд). Однако немного найдется тех, кто открыто и с полным правом (как в случаях различных конфессий и пониманий прогресса) признается в действиях, противоречащих ценности выживания человеческого рода. Разумеется, такие действия осуществляются (промышленная порча окружающей среды, разрушение почв, гонка вооружений и т.п.), но тайно или с убежденностью в малой значимости, безопасности или вынужденности своей деятельности.

С точки зрения классической логики, признание большинством людей некоторой ценности не является ее обоснованием. С точки зрения логики ценностного сознания, ценность обоснована решениями и конвенциями в рамках принимающего ее сообщества. Уже сейчас многие народы не желают ставить себя вне мирового сообщества, принимающего ценность выживания человеческого рода (что зафиксировано в множестве международных деклараций и других документов). В перспективе это сообщество может быть распространено на все человечество.

В гораздо меньшей степени перспективу такого распространения имеют критерии общественного прогресса (социальный натурализм). Наконец, трезвый взгляд не видит никаких шансов для будущего слияния религий.

Итак, этический натурализм всегда имеет скрытые ценностные предпосылки, но у этих ценностей существенно различные перспективы достижения общезначимости. Не исключено, что пальму первенства относительно этих перспектив имеет "низший" (по отношению к социальному и религиозному), биологический натурализм, исходящий из необходимости выживания человеческого рода и обеспечения адекватных условий для этого.

Априоризм

Фон Кучера излагает и логически препарирует главные предпосылки и тезисы известного этического учения Канта. По Канту, моральный закон по определению должен быть необходимым и всеобщим. Поскольку из опыта такой закон невыводим, то он может быть только доопытным, то есть априорным и формальным. С помощью формализмов фон Кучера показывает пробелы в этой логике, но справедливо утверждает чрезвычайную важность поднятой Кантом проблематики.

В предыдущем разделе (1.2) уже была рассмотрена кантовская этика, поэтому здесь сформулирую лишь общее положение. Поскольку нет безличного, вневременного, внекультурного всеобщего Разума (даже в любимом идеале Канта - математике), априорные суждения не могут считаться универсальными: они сами основаны на культурно-исторических мыслительных предпосылках, которые могут быть поставлены под вопрос. Вместе с тем, для каждого сообщества (индивида), определяющего моральные основания своих действий, априорный подход может быть весьма продуктивен.

В данном случае формула априоризма такова: "К чему бы мы ни стремились (какие бы обязанности ни выполняли, во что бы ни верили, как бы ни мыслили и т.п.), мы исходим из следующих предпосылок..." Эти выявленные предпосылки, как правило, указывают на предельные нормативные основания сознания и поведения, то есть на ценности данного сообщества.

Сам Кант, будучи приверженцем деонтологической этики, говорил о моральном законе, долге, обязанностях. Но в его учении несложно выделить основополагающие ценности: личность (которую следует считать целью, а не средством), свободу (от внешнего принуждения и собственных склонностей), честность (правдивость, выполнение обещаний, возвращение долгов и т.п.).

Итак, этический априоризм сам по себе не достаточен, но совместим с ценностным сознанием и весьма плодотворен для выявления общезначимых ценностей.

Эмпиризм

Опыт в книге фон Кучеры понимается специфически - как опытное познание идеальной реальности моральных ценностей или правил. Поэтому "эмпиризм" здесь близок тому, что в отечественной литературе обычно обозначается как "объективный идеализм", "платонизм", "реализм". В качестве наиболее показательных примеров такого эмпиризма фон Кучера приводит идеи Дж. Мура и Н. Гартмана 8. К тому же направлению принадлежит и известная "материальная этика" М. Шелера 9.

Центральная идея Дж. Мура состоит в существовании объективных аксиологических фактов, которые познаются непосредственно эмпирически и не могут быть обоснованы другими фактами (это было бы "ошибкой натурализма"). Н. Гартман более прямо восстанавливает традицию платонизма, где роль "идей" играют объективные ценности. Согласно Гартману (равно как и Виндельбанду, Риккерту, Шелеру и многим другим), люди не устанавливают, а лишь обнаруживают существующие "сами по себе" ценности. Эти идеальные ценности, будучи уже познанными, не теряют своей значимости, даже если в следующие эпохи люди становятся к ним равнодушными. Задача этики состоит в таком случае в сохранении вечной идеальной таблицы ценностей, познанных в различные эпохи и различными культурами.

Фон Кучера проводит изящный логический анализ возможности вывода нормативных суждений из суждений-данных наблюдения (эмпирического познания ценностей). Итоги получаются неутешительными для эмпиризма. Если допустить, что в суждениях наблюдения нет ни одного нормативного суждения, то из такого наблюдения нормативных выводов сделать нельзя (согласно закону Юма). Если же, напротив, допустить нормативность хотя бы некоторых суждений наблюдения, то разрушается общепринятый научный смысл наблюдения, а значит сразу ставится под вопрос вся аргументация "опытного" познания ценностей.

Фон Кучера склоняется к отрицанию существования "аксиологического опыта" (с. 264-271), и здесь я его поддерживаю, правда, со следующей естественной поправкой: ценностные качества, смыслы могут чувствоваться (интуитивно восприниматься) человеком, но только при условии уже имеющейся "ценностной структурированности" его сознания. Эмпиризм же отрицает необходимость такого условия.

Объективность ценностей и их познаваемость - настолько важные проблемы, что фон Кучера неоднократно возвращается к аргументам и контраргументам соответствующих концепций в последующих разделах и главах. Действительно, эта аргументация стоит специального рассмотрения и анализа.

Опытная познаваемость и объективность

ценностей: за и против

Воспользуемся структурой аргументации, предложенной в "Основаниях этики".

1. Первый аргумент против опытной познаваемости ценностей (аксиологического эмпиризма) состоит в следующем: есть только пять органов чувств - пять каналов реального чувственного опыта об окружении. Непозволительно ради ценностей предполагать наличие какого-либо специального органа чувств, помимо данных.

Сам фон Кучера с легкостью опровергает этот аргумент, указывая на наличие очевидных и соответствующих действительности представлений, собирающих в некоторое целое данные чувств. Например, образ кошки, "кошачность" не может быть разложен на сумму оптических признаков. Мы также воспринимаем человека как грустного или испуганного, но не можем объяснить, на основе какой совокупности чувственных признаков мы это делаем (c. 273-274). Если утверждать, что таким образом можно воспринимать только реальные состояния природных объектов (а не заложенную в них ценность), то было бы логической ошибкой предполагать изначально то, что требует доказательства. Автор "Оснований этики" прав: этот наивный подход к критике опытной познаваемости ценностей сам не выдерживает критики.

2. Если есть особая область реальности (ценностная) и способ ее эмпирического познания, то должна быть также продвинутая наука с общезначимыми методами, общепринятыми результатами и теориями. Однако ничего похожего на такую эмпирическую науку нет (аксиология явно больше относится к спекулятивному философствованию), поэтому сомнительны сам этот опыт и сама эта область реальности.

Фон Кучера приводит не менее убедительные контраргументы. Классическая наука не обязательно является единственным достоверным или лучшим способом получения знаний. Кроме того, приведенный скептический аргумент лишь указывает на необходимую осторожность обращения с опытным познанием ценностей, но не опровергает каких-либо утверждений.

Допустим, некто на основе своего ценностного опыта высказывает суждение, что грабить ни при каких обстоятельствах нельзя. Опровержение состоялось бы лишь в том случае, если бы скептик смог доказать, что существуют такие ситуации, при которых можно грабить. Но это уже другое нормативное суждение, предполагающее возможность получения нормативного знания (с. 277). Сама научность не является необходимым качеством познания. Все мы чувствуем земное притяжение и имеем о нем достаточно достоверное знание, хотя это знание не обязательно научное. Здесь также следует согласиться с автором "Оснований" в том, что скептический аргумент не является критическим для аксиологического эмпиризма, но он ограничивает излишние претензии последнего.

3. Более значимым является отсутствие интерсубъективного согласия относительно ценностей. Земное притяжение мы воспринимаем в общем одинаково, поэтому и не возникает особых сомнений в его существовании и правильности нашего опыта. В случае ценностей имеется прямо противоположная картина. Различные индивиды и сообщества имеют весьма различающиеся взгляды на ценности и также различающийся ценностный "опыт".

Фон Кучера пытается ослабить силу этого аргумента с помощью следующих замечаний: во-первых, из отсутствия согласия не следует, что предмет несогласия не может быть объективно таким-то или таким-то. Во-вторых, несогласие может возникать просто от того, что одни обращают внимание на само действие или правило, а другие - на его результаты и последствия. В-третьих, опытное познание ценностей, как и всякое иное опытное познание, теоретически нагружено, а теории могут быть разными и в этом нет ничего страшного, это не дискредитирует сам опыт. В-четвертых, интерсубъективное согласие - это вопрос не "да" или "нет", а "более" или "менее". Если человек констатирует, что никто вообще не разделяет его моральных убеждений, то они, как правило, становятся для него самого проблематичными.

Фон Кучера также не обходит в обсуждении важнейший культурный аспект разнообразия опытов и суждений о ценностях. Он отказывается считать сами ценности причинно обусловленными различными социальными, политическими и культурными факторами в разных эпохах и цивилизациях, при этом различия объясняет естественным различием точек зрения на ценности: ведь эти точки зрения не могут быть одинаковыми в разном социальном и культурном контексте.

В данном случае фон Кучера заинтересован только в равновесии аргументов и контраргументов, ограничении излишних претензий тех и других. Вопросы, однако, подняты настолько принципиальные и актуальные, что я попробую внести здесь боґльшую ясность.

Рассмотрим сначала проблему интерсубъективных различий в опытном познании ценностей во внекультурном, абстрактном ключе. Здесь безусловной реальностью является наличие разных опытов. Приверженцы аксиологического эмпиризма могут утверждать не существование, а лишь возможность общего опыта познания единого мира ценностей. Фон Кучера убедительно показывает, что утверждения о такой возможности не поддаются опровержению. Однако есть много абстрактных возможностей, которые и не требуют опровержения, более того, с верой в эти возможности многим людям легче жить. Такова, например, возможность бессмертия души и загробного воздаяния.

Моя позиция состоит в том, чтобы принимать во внимание не столько возможности, сколько реальности. Реальность же различий в ценностном опыте требует тщательного анализа и понимания.

Здесь могут быть два объяснения. Либо различия вызваны внешними по отношению к ценностям причинами: интересами, стереотипами восприятия, некритично принятыми социальными установками и т.п.- таков взгляд аксиологического эмпиризма. Будучи тесно генетически и сущностно связанным с феноменологическим подходом, эмпиризм в таком случае призывает к "очищению", "освобождению", "вынесению за скобки" всех лишних наслоений (процедура "эпохеґ" на языке Гуссерля), чтобы ничто не мешало "чистому" восприятию ценностей. Либо же различия вызваны самими ценностными структурами, имплицитно встроенными в сознание и направляющими его процессы. В таком случае освободиться от них - значит освободиться от самих ценностей, поэтому направленность диктуется иная - не к "чистому" опыту, а к рефлексии предпосылок собственных оценок и решений.

Оба эти объяснения не могут быть логически опровергнуты, поэтому при их сравнении лучше соотносить их продуктивность, причем в широком контексте развития познания. С этой точки зрения линия "очищения опыта" оказалась несравненно менее продуктивной и перспективной, чем линия рефлексии предпосылок.

Никому еще, включая таких столпов западной мысли, как Гуссерль и Хайдеггер, не удалось "очищение" (феноменов сознания или смыслов древних философских, поэтических текстов) настолько убедительное, чтобы нельзя было выявить предпосылки полученных результатов. С другой стороны, анализ предпосылок всегда приводил и продолжает приводить к коррекции и расширению познавательных способностей, к лучшему пониманию отношений и предпочтений, вообще к развитию человеческого разума в почтенном старом смысле этого слова. (Прекрасные образцы анализа предпосылок мышления и ценностных суждений содержатся в работах Макса Вебера 10).

Итак, обе позиции логически равноправны, но, с точки зрения общепознавательных перспектив, следует предпочесть позицию рефлексии предпосылок, а не позицию очищения опыта.

Возможна также попытка защитить общность аксиологического опыта с другой стороны: для того, чтобы воспринять истинные ценности, нужно не "очищение", а тренировка восприятия, взращивание внутреннего духовного виденья. "Тот, кто не воспринимает действительные ценности, просто не видит их, как слепец не видит красоту заката, поэтому нужно открывать людям глаза - растить их способность к восприятию ценностей". Этот любопытный аргумент будет детально рассмотрен далее (раздел 1.4), а сейчас обратимся к культурному аспекту различий в ценностном опыте.

Здесь ситуация наиболее сложная. С одной стороны, неопровержима платоническая гипотеза о существовании единого мира идей (ценностей), по отношению к которому разные культурные системы ценностей являются проекциями, обусловленными конкретикой условий и точек зрения. Будучи неопровержимой, эта позиция сходна с позицией проповеди единого Бога для всех народов, а значит может привести к столкновению между народами, к массовому насилию и гибели ("что же делать, если упрямцы отказываются принять единую истинную систему ценностей?").

Такая опасность приводит к естественному крену в культурно-исторический релятивизм: каждая система ценностей истинна и хороша для соответствующего народа и культуры. Но здесь нас также поджидают неприятности: правильно ли мириться с насилием, пытками, подавлением личности, если все это ценностно оправдано в чуждой для нас культуре? Кроме того, глобализация проблем современного мира, особенно экологическая взаимозависимость, ставят под вопрос культурный релятивизм. Требуется какая-то новая общность ценностей (или проникновение в вечную общность объективных ценностей). Но по какому праву кто-либо будет проповедовать такую общность? Возникают те же опасности и вопросы, с которых началось рассуждение.

Как видим, ценностный подход здесь взят в жесткие "клещи", он находится между молотом универсализма и наковальней релятивизма. Обозначив и заострив эту проблему, остановимся, чтобы вернуться к ней при анализе вопроса общезначимых ценностей (см. раздел 2.1).

4. В "Основаниях этики" приводятся два методологических аргумента Р. Траппа 11, направленных против доктрины эмпирического восприятия ценностей (с. 280-281). Каждое восприятие (опыт) теоретически нагружено (об этом свидетельствует безуспешность всех попыток неопозитивизма выявить опытные суждения, свободные от теорий - Н. Р.). Но теория, пронизывающая опыт, имеет познавательное содержание только в тех случаях, когда существует теоретически нейтральная инстанция контроля, другими словами (по Попперу), когда теория фальсифицируема.

Трапп утверждает, что в случае аксиологического опыта и аксиологических теорий такой независимой инстанции нет, нет возможности фальсификации, а значит и нет познавательного содержания в этом опыте и теориях.

Возражения фон Кучеры таковы: даже приверженец исследуемых ценностей и норм может в них усомниться в конкретной ситуации; нужно показать, что аксиологические теории не фальсифицируемы опытом, а не только утверждать это.

Аргументация Траппа представляется более убедительной. То, что приверженец ценностей может в конкретной ситуации воплощения этих ценностей усомниться в них, никак не свидетельствует о наличии принципиально требуемой нейтральной по отношению к этим ценностям инстанции контроля. Если ее нет, то теория не фальсифицируема - это принципиальное методологическое утверждение, познавательная норма. Ее можно принимать или не принимать, но никакого более конкретного разбирательства не требуется.

Второй аргумент Траппа выглядит так: теория Т открыта, если любой человек, имеющий нормально функционирующий познавательный аппарат, может иметь в согласии с гипотетическими следствиями из Т соответствующий опыт. Теория познавательна, только если она открыта. Нормативные теории не являются открытыми, значит в них нет познавательного содержания.

Этот аргумент имеет внутреннюю слабость и автор "Оснований этики" с успехом ее раскрывает. Ставится вопрос: что такое "нормально функционирующий познавательный аппарат"? Приспособлен ли он только к получению ненормативного знания или может также получать нормативное? В первом случае в самом определении открытой теории уже заложен (логически незаконно) желаемый вывод. Во втором случае требуется различение правильного нормативного знания и неправильного, но Трапп такого различения не делает.

Дискуссия по обоим аргументам Траппа позволяет выйти на вопросы принципиальной значимости. Трапп пытался дискредитировать нормативное (в том числе ценностное, аксиологическое) знание с позиции стандартных идеалов и правил научности. Речь же нужно вести не о недостатках, а о специфике нормативного знания, которая будет рассмотрена в аспекте проблемы научения виденью ценностей (раздел 1.4).

5. Мир может быть познан и описан без обращения к аксиологическим качествам, поэтому природа и социальный мир не зависят от ценностей.

Этот аргумент наивного реализма легко отклоняется фон Кучерой указанием на различные способы существования таких реальностей, как материальные вещи, числа, функции, поэзия, симфония, кварки и проч.(с. 281-282). Следовало бы доказать, что объективный взгляд на ценности не вносит ничего нового, но это не делается. Аргумент против объективизма не проходит.

6. Аксиологический опыт является иллюзией, поскольку человек, как и всякое живое существо, направляется в своем поведении потребностями. Вещи и ситуации воспринимаются нами как ценные или лишенные ценности в зависимости от их способности удовлетворить наши потребности.

Возражения фон Кучеры таковы: во-первых, ценность вещи не всегда совпадает с ее полезностью. Например, Кант говорил о "незаинтересованном наслаждении красотой". Ценность других людей и их жизни не состоит в их полезности для нас. Во-вторых, осуществление ценностей человеком может противоречить его личным интересам и отрицать это можно только из субъективистских предпосылок, но в этом аргументе они не должны предполагаться. В-третьих, психологическое объяснение того, как человек пришел к формулировке определенных гипотез (например, ценностных), не означает само по себе, что эти гипотезы ложны (с. 282).

В заключение всего анализа фон Кучера приходит к важнейшему выводу: последних оснований нет, то есть не может быть доказательств, исходящих из предпосылок, с которыми согласны все (с. 284-285). Поэтому спор между объективизмом и субъективизмом не может быть решен окончательно ни в чью пользу. Объективист исходит из предпосылок, с частью которых субъективист никогда не согласится, и наоборот, но этот бесспорный тезис можно распространить и на само познание ценностей, получение нормативного знания. Ведь именно в нормативном знании основания имеют наибольшее значение.

Разумеется, при получении ненормативного (например, классического естественнонаучного) знания также используются основания-предпосылки, с которыми не все могут быть согласны, например, приверженцы различных теоретических объяснений некоторой области явлений. Но это различие преодолимо, поскольку сохраняется единая точка отсчета - сами явления, данные через множественность способов познания. Нормативное же знание имеет особенности, в связи с которыми основания-предпосылки приобретают центральное значение.

Выводы: результаты ценностного переосмысления

европейской этической традиции

Установлено, что ценностное сознание является достаточно широкой и гибкой идейной платформой для переосмысления, коммуникации основных типов этических теорий европейской традиции.

Принципы ценностного сознания не подавляют каких-либо этических направлений, напротив, на языке, в понятиях ценностей открываются новые возможности для развития и плодотворной коммуникации всех рассмотренных направлений.

Ценностный подход позволяет рационально исследовать исходные основания каждой этической теории и направления, выявить области их законных притязаний и области неоправданных претензий.

* Здесь и далее в этом разделе в скобках указаны страницы книги Ф. фон Кучеры (см. прим. 1) по итальянскому изданию 1991 г.

** В разделе 1.4 мы вернемся к анализу специфики нормативного знания. В разделе 2.1 будет также проведено различение всеобщего (универсального) и общезначимого.

Оглавление книги Другие публикации

1.4. ЦЕННОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ ЭТИКЕ

Попытаемся выявить внутренние смысловые возможности современного этапа кантовской этической традиции, предложить решение проблемы объективности и опытной познаваемости ценностей, определить этические основы ценностного сознания, адекватные требованиям современного мышления и наступающей исторической эпохи.

Три сферы практического разума по Хабермасу

Известного современного философа Юргена Хабермаса нельзя считать кантианцем в полном смысле слова, но его этические идеи продолжают кантовскую линию теоретической этики. Хабермас различает прагматическую, этическую и моральную сферы применения практического разума 1.

В прагматических ситуациях "мы ищем основания, чтобы сделать разумный выбор из различных возможностей действия - имея в виду задачу, которую нам необходимо (wir mussen) решить, если мы желаем (wir wollen) достичь определенной цели" (с. 5)*. Прагматические ситуации являются основным предметом утилитаристского подхода.

Далее, в сферу этического у Хабермаса попадает направленность практического разума "не только на возможное и целесообразное", но и на "хорошее (das Gute)" (с. 8), причем это относится к следующим важнейшим вопросам, которые может задавать себе человек: "кто я есть и кем хотел бы стать?" (с. 7). Этическое, по Хабермасу, таким образом, включает вопросы самосознания, самоидентификации, а также ценностей, их соотнесения, самоопределения человека в пространстве ценностей. Данную сферу, согласно Хабермасу, разрабатывает традиция аристотелизма.

Наконец, есть моральная область проблемных ситуаций, выборов и поступков. Хабермас определяет ее в точном соответствии с кантовским пониманием. Моральными являются те основания действий, максимы которых могут быть приняты в качестве общего закона для всех. "Моральные заповеди - это категорические или безусловные императивы, прямо выражающие значимые нормы или имплицитно имеющие к ним отношение. Императивный смысл этих заповедей только и позволяет понять в качестве долженствования то, что не зависит ни от субъективных целей и предпочтений (т.е. от "прагматического" - Н.Р.), ни от абсолютной для меня цели - хорошей, удавшейся или неиспорченной жизни (т.е. от "этического" - Н.Р.). "Должно" (soll) или "необходимо" (muss) поступать известным образом - это значит поступать справедливо, и потому это есть наш долг" (с. 14).

Проведенное различение представляется в целом оправданным, но некоторые замечания должны быть сделаны. Нет оснований относить ценности только ко второй сфере - сфере "этического". Сфера моральных императивов (обязанностей) также может быть осмыслена в понятиях ценностей, к этому мы еще вернемся в данном разделе. Возникает любопытная возможность различения этических (по Хабермасу) ценностей, относящихся к самоидентификации индивидов и сообществ, и моральных "категорических" ценностей, имеющих универсальную значимость. Сам Хабермас эту возможность не развивает, но мы постараемся показать ее необходимость и плодотворность при различении этосных и общезначимых ценностей (см. раздел 2.1).

Хабермас о коммуникации в моральной сфере

В соответствии с выделенными сферами Хабермас говорит о типах коммуникации: прагматических, этико-экзистенциальных и морально-практических дискурсах.

Наибольший философский интерес представляют последние. Хабермас характеризует их следующим образом:

"...морально-практические дискурсы требуют порвать со всеми само собой разумеющимися данностями привычной конкретной нравственности. Требуется также сохранить дистанцию по отношению к тем жизненным контекстам, с которыми неразрывно сплетена наша собственная самотождественность. Необходимы коммуникативные предпосылки универсально расширенного дискурса, в котором по возможности принимали бы участие все люди, которые в принципе могли бы им заинтересоваться, и в котором все могли бы высказать свои аргументы, обосновывая гипотетическую позицию по отношению к соответствующим нормам и линиям поведения, когда их претензия на значимость ставится под сомнение. Только при таких условиях конституируется интерсубъективность более высокого уровня, где перспектива каждого сплетается с перспективой всех. Позиция беспристрастности преодолевает субъективность собственных перспектив участников процесса, но при этом не теряется возможность присоединиться к ранее сформированной установке всех, причастных к дискурсу. Объективность так называемого идеального наблюдателя как раз и закрывает доступ к интуитивному знанию о жизненном мире. Морально-практический дискурс означает идеальное расширение нашего коммуникативного сообщества, исходя из его внутренней перспективы" (с. 21-22).

Хабермас развивает кантовское этическое учение в очень важном направлении, учитывающем разнообразие исходных моральных позиций. Поэтому классические универсалистские претензии Хабермас одновременно ограничивает и утверждает указанием на это разнообразие.

"Чтобы разбить оковы ложной претензии на всеобщность этих универсалистских принципов, которые, однако, черпаются лишь выборочно и применяются лишь контекстуально, всегда необходимы были социальные движения и политическая борьба. Необходимы они и по сей день: для того, чтобы из горького опыта, из безысходных страданий и неутоленной боли униженных и оскорбленных, раненных и убитых, мы учились понимать, что во имя морального универсализма нельзя исключать никого, будь то лишенные привилегий классы, угнетаемые нации, порабощенные домашним трудом женщины или маргинализированные меньшинства. Тот, кто во имя универсализма исключает Другого, кто остается чуждым для Других, предает саму идею универсализма. Только предоставив радикальную свободу развитию индивидуальных жизненных судеб и частных жизненных форм, можно отстоять универсализм равного уважения к каждому и солидарности со всеми, кто имеет человеческое лицо" (с. 25).

Хабермас движется в верном направлении, но из заданных Кантом рамок мышления он не выходит. Кроме того, создается впечатление, что вопросы дискурса обсуждаются им чисто умозрительно. Для философа это вполне допустимо, но Хабермас даже не провел мыслительного эксперимента: как могут в принципе обсуждаться универсальные нормы морали представителями исходно различных мировоззрений. Такой эксперимент с неизбежностью показывает логический тупик подобного "дискурса".

Ни одна сторона, будь то религия или идеология, добровольно не отказывается от универсализма своих представлений о морали. Здесь со всей остротой встает дилемма: признать некий единый истинный универсализм и, соответственно, отказать в претензиях большинству сторон дискурса, либо отвергнуть это единство универсализма, что означает переход к моральному релятивизму и плюрализму. Обе эти возможности, очевидно, не устроили бы Хабермаса. Однако в рамках кантовских категорий и, соответственно, "правил игры", за пределы которых Хабермас не выходит, иных возможностей просто нет.

Если же выйти за эти пределы и по-новому, в конструктивном ценностном аспекте осмыслить понятие всеобщности моральных требований, то открываются совершенно новые перспективы преодоления указанного противоречия, философской постановки и решения моральных проблем. Этому будут посвящены следующие разделы данной книги.

Итак, анализ этических идей Юргена Хабермаса приводит к нескольким выводам. Различение сфер "этического" и "морального" оправдано и плодотворно, но требует осмысления как различение соответствующих классов ценностей. Проблема морального универсализма как проблема коммуникации (дискурса) между представителями различных позиций и мировоззрений поставлена верно, но в рамках кантовских моральных категорий и правил мышления ее не решить. Требуется новое понимание всеобщности моральных императивов, учитывающее неискоренимое разнообразие моральных позиций, мировоззрений, культур.

Основания морали в современном априоризме

Априорную логику этических рассуждений развивают Отто Апель и Витторио Хесле. Изложим коротко основные моменты концепции Хесле 2, развивающего идеи своего учителя Апеля.

Предполагается, что абсолютные, первые основания морали можно выявить путем анализа самой коммуникативной ситуации обсуждения, дискуссии об основаниях морали. Согласно Апелю, сама такая дискуссия возможна только при условии выполнения следующих двух предпосылок, которые явно или неявно должны принимать ее участники:

- истина о начальных основаниях морали вообще существует,

- собеседник в принципе может знать или узнать эту истину.

Без этих двух предпосылок дискуссия была бы познавательно бессмысленной. Сами эти суждения имеют собственные предпосылки, последовательная реконструкция которых путем той же априорной логики приводит к представлению об "идеальном сообществе" людей, способных к познанию моральных истин. Далее выясняется, что из свойств этого идеального сообщества можно вывести т.н. априорные принципы, которые уже служат основанием для всех основных моральных норм и ценностей.

В.Хесле утверждает, что помимо апелевских априорных принципов мораль составляют и нормы, полученные с помощью т.н. импликативного императива, а также нормы, принятые в результате переговоров и достижения соглашений (нормы консенсуса).

Импликативный императив, согласно Хесле, имеет следующую структуру:

делай А,

при условии С, сделать В необходимо для А;

следовательно, при условии С делай В.

Такая форма императива позволяет вводить дескриптивное знание (условие С) в логическую структуру нормативных рассуждений. Начальное же нормативное положение (делай А) может иметь источником как априорные принципы морали, так и нормы консенсуса.

Априористская традиция обоснования морали весьма глубока и плодотворна (см. разделы 1.2 и 1.3), тем не менее, вывод неких абсолютных принципов морали из предпосылок коммуникативной ситуации представляется неправомерным. Жесткой дедукции здесь нет (и быть не может), а любой шаг априористских рассуждений всегда может быть оспорен теми, кто принимает иные предпосылки коммуникации и взаимодействия.

В началах морали не обойтись без экзистенциального решения. Этот тезис уже обсуждался при анализе западной этики (раздел 1.3). Кроме того, сам масштаб здания человеческой морали несоизмерим с масштабом ситуации обсуждения отвлеченных проблем оснований морали интеллектуалами (кроме них, такие вопросы никого не интересуют). Вопросы выживания и развития человеческого рода, его цивилизаций и культур - вот масштаб обсуждения, соизмеримый с первыми основаниями морали. Но даже в этой сфере, как было показано при обсуждении "биологического натурализма", ценность или принцип выживания не являются самоочевидными и аксиоматическими, здесь не обойтись без начального постулирования, без экзистенциального решения.

В связи с вышесказанным, изложенный вариант современной априористской этики не представляется убедительным. Однако некоторые ее идеи - необходимость первичного решения "быть рациональным", импликативный императив, постулат генерализации и другие - являются весьма плодотворными. В дальнейшем изложении они будут использованы в составе и логике рассуждений об общезначимых принципах и ценностях (раздел 2.1).

Ценности и обязанности

Одна из сквозных тем "Оснований этики" Ф. фон Кучеры - соотношение между ценностями и обязанностями. Здесь утверждается, что ни чистая этика ценностей (аксиологическая или телеологическая), ни чистая этика обязанностей (деонтологическая) не являются достаточными и нуждаются друг в друге (с. 75-90)*.

Наша приверженность к ценностному подходу требует внимательного анализа тех ограничений, на которые указывает фон Кучера. Здесь сразу же выявляется различие в понимании ценностей.

Ценности понимаются фон Кучерой как основания целей человеческих действий, а значит ценностное обоснование является для него по определению телеологическим. Действие этически обосновано в том случае, если оно приводит к цели, сохраняющей или увеличивающей ценность (с. 76). Автор показывает, что результаты множества действий непредсказуемы, что моральные поступки зачастую выполняются без ориентации на определенную цель, из соображений выполнения морального правила, обязанности (сказать правду, выполнить обещание, отдать долг). Однако никто не обязывает жестко привязывать ценности только к целям и телеологическому подходу. Ценности могут и должны быть поняты шире - как предельные нормативные основания поведения и сознания людей. Немного проясним терминологию.

В "Основаниях этики" нормативные суждения включают деонтологические (с ключевыми понятиями "обязательно", "запрещено", "разрешено") и аксиологические суждения (с ключевыми понятиями "хорошо", "плохо", "лучше" и "хуже"). При этом ценности сразу попадают во вторую рубрику и тем самым отделяются от обязанностей. Я же предлагаю понимать ценности шире и считать их предельными нормативными основаниями (кроме нормативных есть еще другие основания: познавательные, ресурсные и проч.). Тогда аксиологические суждения следует понимать не как ценностные, а как оценочные, иначе говоря, этике обязанностей противостоит этика оценок. В таком случае сами обязанности, как совершенно справедливо заключает фон Кучера, могут быть самостоятельными предельными нормативными основаниями поведения или сознания, т.е. ценностями в моем понимании.

Что это значит и зачем нужны эти терминологические и понятийные трансформации? Таким образом, во-первых, отражается факт предельного обоснования многих поступков правилами, но этот факт не выносится за пределы ценностного сознания; только в этом случае ценностью как основанием поступка является следование правилу или вообще необходимость следовать определенным правилам (например, фиксированным в священной книге). Во-вторых, появляется реальная общность понятийной и языковой платформы обсуждения этических проблем у приверженцев разных систем морали. Когда одни стремятся к целям и ценностям, а другие выполняют традиционные и религиозные предписания, мир остается этически расщепленным. Воссоединение требует понимания того, что все люди и народы основываются в своем сознании и поведении на ценностях, разных, но сопоставимых, требующих взаимного уважения, не закрытых к взаимовлиянию и распространению.

Итак, этика ценностного сознания не исключает из рассмотрения обязанности, долг, деонтологические проблемы. Полученные в этой сфере результаты могут быть переосмыслены в рамках более общего понимания ценностей (см. определение в начале раздела 1.3).

Ценности и интересы

В целом в "Основаниях этики" продолжается жестко проведенная Кантом линия противопоставления сферы морали и сферы индивидуальных интересов. То, что мы должны делать, определяется ценностями, а то, что мы хотим делать, определяется интересами (с. 248). Здесь имеет место парадоксальная ситуация: в подавляющем большинстве этических учений, сочинений на тему морали главенствуют ценности, принципы, добродетели, всячески показывается подчиненная, второстепенная роль субъективных интересов, предпочтений, желаний. Что же происходит за рамками обложек моралистических книг? Да прямо противоположное!

Пусть миром правят уже не "любовь и голод", но прежде всего интересы: политические, национальные, классовые, экономические. Индивиды ежедневно добывают деньги, фирмы ищут новые рынки сбыта и дешевые ресурсы, политические партии стремятся получить больший вес в структурах власти, государства и блоки государств также заботятся о национальных и региональных интересах в экономической, политической, военной сферах.

Являются ли сами интересы ценностями (пусть меньшего чина) в моральной иерархии? Действительно, "общеевропейские интересы" или "интересы американской нации" вполне могут претендовать на роль предельных оснований многих действий, но такого рода общественные и групповые интересы не имеют принципиальных логических отличий от индивидуальных интересов.

Здесь следует ввести фундаментальное различие между общностью по содержанию и общностью по принадлежности. Ценности, как и интересы, большей частью не являются всеобщими по принадлежности, то есть приняты не всеми людьми. Зато ценности, в отличие от интересов, всегда являются всеобщими по содержанию, иначе говоря, честность, красота, истина, любовь и т.п. в своем смысловом содержании не привязаны ни к какому человеку, группе людей, сообществу. Интересы - это всегда интересы чьи-то (по принадлежности) и для кого-то (по содержанию). Ценности - это ценности чьи-то (по принадлежности), но это всегда ценности "вообще" (по содержанию).

Могут ли с этой точки зрения интересы быть предельными нормативными основаниями? Нет, в каждом интересе можно реконструировать обосновывающие его ценности. Как правило, это ценности пользы (вообще), безопасности (вообще), силы (вообще), богатства возможностей (вообще) и т.п. В интересах могут также просвечивать традиционные религиозные и культурные ценности. Таким образом, интересы всегда являются носителями ценностей (большей частью не морального характера), а ценности являются смысловыми инвариантами интересов и в то же время их основаниями.

Сам интерес, как правило, является не основанием, а причиной и побудительной силой активности. Интерес, выраженный через нормативные суждения, может считаться основанием, но в его содержании всегда кроется инвариант - предельное ценностное основание. Допустим, основание политических действий формулируется так: "С точки зрения интересов американской нации оправдано (требуется, является благом) сохранение влияния США на Ближнем Востоке". При анализе существа этих интересов выясняется, что здесь предельными основаниями являются ценности экономической пользы и политического влияния. Но ведь эти ценности по -своему содержанию уже совсем не американские! Таким же образом можно реконструировать ценности во всех групповых и индивидуальных интересах.

Итак, интересы введены в контекст ценностного сознания. Теперь они - не чуждые иноземцы, вторгающиеся в светлый мир морали и мешающие осуществлению ее принципов и ценностей (как у Канта). Интересы - это просто психологические и социальные носители ценностей, как правило, не моральных, но уже поддающихся логическому и экзистенциальному сопоставлению с моральными ценностями.

Интересы и соглашения (как согласованные интересы нескольких субъектов) могут быть расценены как "хорошие" или "плохие" с точки зрения моральных ценностей, но ведь и моральные поступки могут быть оценены как "полезные" или "вредные", "опасные" или "безопасные", "усиливающие" или "ослабляющие" с точки зрения неморальных ценностей. Можно утверждать, что моральная оценка всегда абсолютна, но такое утверждение уже должно быть результатом экзистенциального решения о соотношении ценностей.

Специфика нормативного знания и проблема обучения нормативным способностям

Может быть, следует учить моральному виденью, подобно тому, как учат физиков и химиков методам и правилам научного экспериментирования, умению воспринимать и понимать результаты, делать выводы? Тогда, подобно тому, как обученные физики соглашаются между собой относительно результатов экспериментов, так и морально воспитанные люди должны соглашаться между собой относительно увиденных их "внутренним зрением" ценностей и норм? Мы подошли к вопросу о моральном научении, выращивании способностей к получению нормативного знания.

Вообще говоря, воспитание и тренировка таких способностей широко распространены и за пределами сферы морали. Дегустаторы научаются отличать хорошее вино от плохого, эксперты-искусствоведы оценивают эстетические достоинства картин, кадровые и банковские работники также благодаря длительному опыту научаются оценивать людей по критериям надежности, порядочности, ответственности.

Но ведь вино и в самом деле бывает разного качества и достоинства, картина - шедевром или банальностью, человек - честным или мошенником! Обученные эксперты, как правило, незначительно различаются в своих оценках, по крайней мере различаются в гораздо меньшей степени, чем необученные "люди с улицы". Значит эксперты просто умеют видеть истину, в данном случае - нормативную истину. По аналогии можно заключить, что и морально просвещенные люди ("мудрецы" в античном этическом смысле слова) также научились видеть объективную моральную истину - правила и ценности.

Такая аргументация может быть подкреплена еще и тем фактом, что те же эксперты, благодаря своей обученности и опыту, способны также к получению точного ненормативного знания. Дегустатор способен отличить вино трехлетней выдержки от вина пятилетней выдержки, а опытный дегустатор даже определяет местность, в которой был выращен виноград для этого вина. Искусствовед не менее эффективно отличает голландские натюрморты ХVП века от голландских натюрмортов ХVI и XVIII веков. Опытный страховой агент или банковский работник после беседы с человеком более или менее точно может определить величину капитала, которым этот человек реально располагает. "Мудрец" также обычно бывает силен не только в моральных вопросах, но и в объяснении, предсказании реальных событий.

Значит ли все это, что нормативное знание принципиально сходно с ненормативным в аспекте его объективной обоснованности? Ведь и тут, и там люди научаются "видеть истину", а моральные ценности и правила, таким образом, не менее объективны и не менее открыты опытному познанию, чем явления и сущности окружающего мира.

В меру моих сил я попытался наиболее убедительно и аргументированно изложить этот взгляд, а теперь покажу, что он должен быть категорически отвергнут. Дело только не в том, что, как полагают Трапп и многие другие (см. раздел 1.3), нормативное знание "хуже", "несовершеннее" или "лишено познавательности" в сравнении с ненормативным классическим научным знанием, а в том, что оно другое. Нормативное знание имеет принципиально иную эпистемологическую структуру.

Идеальная ситуация проверки ненормативного знания состоит в сопоставлении его с непосредственно открытой действительностью, описываемой этим знанием. Раньше для этого использовали понятия универсального или трансцендентального разума. Сейчас достаточно самой идеи этой действительности и возможности приближения к ней через максимально широкий спектр способов познания. Стратегия здесь одна - искать новые и новые способы подхода к этой действительности, а результаты каждого подхода сопоставлять с проверяемым знанием.

Как видим, познавательная ситуация здесь имеет безличный характер, что согласуется с классическими нормами всеобщности. Однако такая постановка не исключает необходимости научения каждого, включившегося в процесс познания. Основа научения - овладение процедурами и правилами каждого способа познания. В случаях неотрефлексированного познания, больше опирающегося на интуицию и опыт, обучение состоит в сопоставлении результатов применения различных способов познания, причем здесь интуитивный опыт (как способ познания) обычно сопоставляется с результатами других, внешних и рациональных способов, в целях тренировки интуиции.

Так, дегустатор пробует определить срок выдержки вина, а потом ему сообщают, из какой бутылки вино было налито. Искусствовед пробует определить, в каком веке была написана незнакомая ему ранее картина, а затем просто смотрит на обороте на имя и дату. Банковский работник дает в кредит деньги человеку, а затем по результатам выплат определяет, не ошибся ли он в своей гипотезе о его кредитоспособности. Когда эти интуитивные способности достигают определенного уровня, дегустатор может идентифицировать вино из бутылки без этикетки, искусствовед - картину без атрибуции, а опытному банковскому служащему можно разрешить давать крупные кредиты. Научение здесь есть, интуиция есть, однако происходит не "открывание глаз на объективную истину", а приобретение способности получать интуитивно результаты, сходные с результатами иных, неинтуитивных способов познания. Итак, суть проверки ненормативного знания и соответствующего обучения - сопоставление результатов различных способов познания.

Совершенно иначе дело обстоит в случае нормативного знания. Как определить, прав ли дегустатор, посчитавший одно из пяти представленных вин лучшим? Здесь оказывается, что нет и не может быть принципиально иного познавательного способа, чем та же дегустация. Однако разным людям нравится разное вино. И все же нет иной возможности, как прислушаться к людям знающим, то есть к экспертам. Можно еще посмотреть на количество и достоинство медалей на каждой бутылке, но ведь и эти медали также представляют результаты прошлых экспертных оценок! Таков частный пример следующего общего принципа: критерием правильности нормативного знания является его соответствие взглядам (позициям, решениям) некоторого референтного сообщества.

Общий принцип требует и общего обоснования. Попробую это сделать. Любое нормативное знание по определению включает в себя нормативные смысловые компоненты: указание на долженствование чего-либо (в терминах "обязательно", "разрешено" и производных от них) или отнесение к ценности (в терминах "хорошее-плохое", "лучше-хуже", "красивое-некрасивое", "честное-бесчестное", "вкусное-невкусное" и т.п.). Идеальная ситуация проверки правильности нормативного знания не может состоять в сопоставлении с вненормативной действительностью. Даже допустив существование объективных идеальных ценностей, приходится признать, что для проверки правильности нормативного знания недостаточно гипотетического прямого наблюдения таких идеальных сущностей, как моральное добро, красота, честность и т.п. Суждения нормативного знания должны быть сопоставлены именно с суждениями вида: нечто на самом деле соответствует моральному добру, нечто на самом деле прекрасно, нечто на самом деле прекраснее этого и проч. В то же время, прямое наблюдение идеального морального закона могло бы служить идеальной проверкой деонтологического нормативного знания.

Итак, предельными основаниями являются идеальные нормативные суждения. Как и в случае ненормативных знаний, в классической философии эти суждения приписывались божественному разуму (яркий пример - Локк). Различие заключается в том, что в случае нормативных суждений уже невозможно отказаться от предпосылки чьего-либо авторства при попытках разными способами выявить эти идеальные суждения. Нет способов обнаружения нормативных суждений в мире без предпосылаемых им авторитетных суждений, в конечном счете всегда имеющих чье-то авторство. Это обусловлено тем, что нормативные суждения не могут мыслиться без признания наличия утверждающего эти суждения сознания. Моральное правило или отнесение к ценности вне какого-либо сознания немыслимы.

Разумеется, ненормативные суждения также всегда принадлежат тому или иному сознанию, зато здесь есть возможность (как правило, реализуемая) мыслить предмет ненормативных суждений - действительность - вне какого-либо сознания, как существующий сам по себе. Вино имеет тот или иной срок выдержки, картина написана в том или ином веке, волны распространяются по определенным физическим законам - обо всем этом можно судить без отнесения к какому-либо сознанию.

Еще Кант (вслед за Юмом) показал, что из эмпирического мира невозможно получить нормативные суждения. Может быть априорный способ познания обходит наш общий принцип? Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что априорное познание всегда трактует некий разум и исходит из тех или иных неизбежных истин разума. Среди них явно или неявно уже содержатся нормативные суждения. Утверждая их, автор-априорист всегда приглашает читателей в некое сообщество, согласное с этими нормативными предпосылками разума. Это действительно наиболее тонкий, по сути дела конституирующий новое референтное сообщество способ утверждения нормативного знания. Обычная же практика - отсылка к священным текстам (Библии, Корану, Ведам), к формулам, освященным древностью ("золотое правило нравственности"), а то и прямо к решениям авторитетных сообществ (постановления церковных соборов, декларации Организации Объединенных Наций) или индивидов (Л. Толстой, А. Швейцер, Дж. Неру и др.).

То же показывают и наши примеры. Эстетическая значимость картины не может быть определена иначе, чем экспертной оценкой. Оценка честности, порядочности человека опирается на оценку его действий. Последняя может включать ненормативную квалификацию действий (человек солгал, то есть сообщил заведомо неверные сведения), это в принципе может быть проверено объективно и ориентации на референтное сообщество не требуется. Но оценка также включает отнесение каких-то типов действий к "поведению порядочного человека", а это отнесение уже никто и никак объективно проверить не сможет, здесь неизбежно обращение к тому или иному пониманию "порядочности", различающемуся в разных сообществах. Действительно, порядочность человека, не платящего по кредитам, существенно различно оценивается банковскими служащими, с одной стороны, и членами семьи этого человека - с другой.

Принципиальное различие

в познании сущего и должного

Я полностью отдаю себе отчет, что здесь нет логически безупречного, принудительного доказательства заявленного общего принципа. Мастер искать логические изъяны без труда нашел бы их здесь. Для меня вообще сомнительна возможность безупречной дедукции или индукции в столь общих методологических и эпистемологических вопросах, поэтому я предлагаю сосредоточить внимание не на анализе и критике логических цепочек, а на реальном различении.

Сущее мы познаем без ориентации на кого-либо, здесь мы варьируем способы познания и сопоставляем результаты между собой. Должное и ценное мы не можем познать без ориентации на суждения о должном и ценном, всегда принадлежащие тому или иному сообществу (пусть даже условному и подразумеваемому).

Здесь обязательно появятся возражения: ведь и способы познания сущего нам представляет всегда некоторое сообщество, например, для повседневного знания такими сообществами являются социальное окружение и школа. Это верно, но и здесь нельзя не видеть следующего различия: сообщество, представившее нам способы познания сущего (и само сущее через них), для дальнейшего познания является принципиально незначимым. Научившись пользоваться способами познания и находить новые способы, мы можем вообще изъять из познавательной ситуации это сообщество как источник первых известных нам способов.

Совсем иначе обстоит дело с нормативным знанием должного и ценного. Тот, кто сообщил нам заповеди или ценности, всегда остается присутствующим в качестве авторитета (референтного сообщества). В христианской традиции таковы Моисей, царь Соломон, пророки, Христос, апостолы и отцы церкви. Даже забвение имен ничего не меняет, тогда для тех же референтных суждений сообществом становятся предки, отцы, деды, старейшины рода, либо сам этнос или субэтнос. Например, "в цивилизованном обществе" (либо среди православных, благородных, интеллигентных, братьев по вере и т.д. и т.п.) поступают так, либо считают добром то-то, а недопустимым то-то.

По сути дела здесь сделано обоснование определения ценности, данного в начале раздела 1.3. Утверждалось, что ценность обязательно должна рассматриваться как часть логического отношения, другой частью которого являются люди, эту ценность принимающие. Какой же вывод можно сделать из этого для проблемы обучения способностям получать нормативные знания и более общей проблемы объективности ценностей?

Обучение сознания воспринимать долг и ценности есть всегда введение долга и ценностей в это сознание. Нормативное обучение (воспитание) не может не быть внушением. Это обусловлено тем, что индивидуальное сознание со сформированной способностью получать нормативное знание уже несет в себе "правильные" базовые нормативные суждения, опираясь на которые оно и будет получать нормативные знания. Следовательно, эти базовые суждения были введены в сознание явно или неявно. Носитель этого сознания, опять же явно или неявно для себя, входит в соответствующее сообщество со сходными базовыми нормативными суждениями.

Действительно, дегустатор и искусствовед могут получить свою квалификацию в оценке вин и картин только в среде сообществ дегустаторов и искусствоведов. Но таким же образом и порядочный человек может вырасти лишь при наличии в его окружении сообщества порядочных людей (пусть даже в виде литературных персонажей).

Приняв принцип различения нормативного и ненормативного знания, приходится отказаться от идеи чистого опытного созерцания ценностей. Отвергается также такое понимание объективности ценностей, которое состоит в утверждении их полной независимости от людей, в существовании ценностей "самих по себе". Однако объективность ценностей не сводится к такому пониманию, поэтому наша привязка ценностей к сообществам не означает, что они полностью субъективны. Это выводит на проблему объективности ценностей.

Проблема объективности ценностей

Фон Кучера, как говорилось выше, признает отсутствие универсальных оснований для объективизма (равно как и для субъективизма), но сам стоит на позициях объективного существования ценностей. Главным его аргументом является наличие реальных фактов осуществления людьми ценностей, противоречащих их личным субъективным интересам. Если ради чего-то люди пренебрегают своими интересами, желаниями, потребностями, то это "что-то" имеет существование, выходящее за пределы их субъективности (с. 289-290).

Фон Кучера не говорит при этом, насколько общими являются эти объективные ценности. Складывается впечатление, что он молчаливо склоняется к позиции Канта, состоящей в утверждении необходимости и всеобщности объективных моральных законов. Но сам по себе справедливый аргумент фон Кучеры никак не обязывает принимать позицию Канта в этом вопросе. Одни люди пренебрегают своими интересами ради одних моральных ценностей, другие - ради других моральных ценностей, которые в общем случае могут даже противоречить первым.

Кроме того, логика самого аргумента позволяет сделать настолько широкие выводы, что сам фон Кучера вряд ли полностью с ними согласится. Если многие поколения миллионов людей ограничивают свои потребности, желания, интересы, соблюдая заповеди и посты, то предмет веры выходит за пределы их субъективности, значит он объективен и реален. Если при этом подразумевается христианская вера и христианский Бог, то аргументация выглядит вполне приемлемой для человека европейской цивилизации. Но ведь таким же образом можно утверждать объективность и реальность всех и всяческих богов, божков, идолов, демонов и духов на основе того, что люди разных культур во многом ограничивают свои интересы ради этих сущностей и даже идут против инстинкта самосохранения, причиняя себе телесные повреждения при выполнении ритуалов. Вряд ли кто-то из приверженцев классической объективной аксиологии согласится, что равный онтологический статус с их ценностями имеет весь сонм этнокультурных богов, демонов и идолищ.

С точки зрения референтных сообществ, эта проблема решается легко. Существуют ли объективно демоны? Да, существуют, если есть сообщество, которое принимает их в качестве оснований актов сознания и поведения. Причем демоны существуют именно в качестве и статусе оснований - не более, но и не менее. При всем этом, что-то подсказывает нам, что ценности и долженствования имеют природу более общую и значимую, чем боги и демоны, привязанные к сообществам, в них верующим. Логика аргумента фон Кучеры не позволяет провести это различение, поэтому я попробую предложить иную логику.

Интуиция подсказывает, что боги и демоны различных культур и народов не то, чтобы взаимозаменимы, но обладают большим количеством внешних, исторически обусловленных признаков, смена или исчезновение которых имеет довольно малую значимость для соответствующих вере в этих богов сознания и поведения. Таковы имена и многочисленные подробности теогоний и историй различных богов. С другой стороны, понятийная основа некоторых ценностей представляется значимой для всех без исключения сообществ, таковы, например, ценности жизни и здоровья, ценности, связанные с продолжением рода.

Здесь мы подошли к иному критерию объективности. Ценность объективна в отношении к некоторому сообществу, если сама жизнь (выживание) этого сообщества предполагает осознанное или неосознанное следование этой ценности. Выживание каждого сообщества требует в общем случае своего набора ценностей. Несложно показать, что эти наборы имеют пересечение. Сообщества, не заботящиеся о жизни своих членов и о потомстве, серьезно рискуют -самоуничтожением. Вопрос об общности ценностей более детально будет рассмотрен далее (раздел 2.1), а здесь продолжим сопоставление ценностей с богами.

Можно утверждать, что именно божьи заповеди (не убий, не укради, почитай родителей и т.п.) создают нормативную основу для нормальной жизни сообщества, что свидетельствует в пользу веры. Однако легко увидеть, что источники заповедей и ценностных формулировок могут варьироваться, забываться, приписываться явно мифическим персонажам или обычным смертным людям - это принципиально ничего не меняет. Значение для жизни сообщества имеет прежде всего понятийный -состав ценности или правила: кого судить, кого казнить, о ком заботиться и т.п.

Таким образом, наша привязка ценностей к сообществам выходит за пределы субъективизма, она не сводится только к тому тривиальному положению, что ценности сообщества принимаются членами этого сообщества. Кроме этого субъективного статуса ценностей, есть и объективный статус. Ценности являются необходимым элементом самой жизни сообщества. Это не означает их незыблемости: меняется жизнь, меняются и ценности. Кроме того, духовная работа над ценностями (например, распространение принципов равенства и свободы на женщин, на различные сословия и расы) может изменить и меняет саму жизнь. Однако ценности оказываются более инвариантными сущностями в сравнении с разнообразием предметов этнокультурных верований.

Связь ценностей и жизни сообществ не нужно понимать как следование ценностей из необходимости выживания и нормального социального функционирования. Это было бы натуралистической ошибкой, т.к. сама такая необходимость может быть обоснована лишь через ценности. Тезис состоит в другом. Сообщество живет и воспроизводится в поколениях, необходимо это или нет - вопрос не ставится. Зато утверждается, что принятие членами данного сообщества именно таких ценностей позволяет ему так жить и воспроизводиться. Значит, ценности не сводятся к субъективному принятию или непринятию их членами сообщества, они имеют более общий объективный статус, но не абсолютный объективный статус (как в классической аксиологии Виндельбанда, Шелера и Гартмана), а объективный статус в отношении к жизни этого сообщества.

Этика объективного долга Франца фон Кучеры

В книге Ф. фон Кучеры "Основания этики" приведен авторский вариант этической теории, названный "этикой объективного долга". Воспроизведем в основных чертах ход рассуждений фон Кучеры и для удобства дальнейшего анализа введем собственную нумерацию пунктов.

1. Человек является социальным существом. Большая часть его действий имеет последствия для других людей, поэтому ядро этики должно определять нормативные аспекты отношений между людьми. За пределами этого ядра остаются многие ценности, например, связанные с природой, жизнью других живых существ. Предполагается, что они должны быть согласованы с этикой человеческих отношений - этикой долга. Однако сама этика долга самодостаточна и не зависит от этих внешних по отношению к ней ценностей (с. 331).

2. То, что человек является социальным существом и живет в обществе, означает также ограниченность его возможностей тем, что делают другие люди. Эти границы могут быть различны, однако каждый человек имеет область первичных, неприкосновенных прав существования, прав на жизнь, здоровье, свободу. Признание этих прав является первым шагом к этике объективного долга. Это признание означает долг не нарушать данные права других людей (с. 331-332).

3. Указывается на связь этого подхода с категорическим императивом Канта, принуждающим видеть в человеке не средство, а цель, то есть носителя собственных неприкосновенных прав. Делается также ссылка на Протагора, который утверждал, что Зевс дал людям "стыд и правду", чтобы они могли выйти из природного состояния и мирно жить в обществе (с. 332).

4. Уважение первичных прав соответствует уважению в человеке личности и признанию его человеческого достоинства. Человеческое достоинство считается центральной ценностью этики долга, поэтому подход не строится как чисто деонтологический. Остальные ценности играют роль в этике долга только в той мере, в какой реализуют человеческое достоинство.

5. Отмечается, что в 1-й статье 1-го параграфа Конституции Федеративной Республики Германии зафиксирована неприкосновенность человеческого достоинства. Ценность человеческого достоинства как высшая ценность учитывается и в других статьях Конституции, то есть является высшей ценностью в государственном порядке, определяемом этой Конституцией (с. 337).

6. Требование уважения человеческого достоинства переводится в конкретные права и обязанности, которые можно обозначить как "чисто моральные нормы". При этом этика долга не ставит задачи перечисления исчерпывающей совокупности норм на все случаи жизни. Признается право общества устанавливать правила и обычаи общежития. Этика долга утверждает только первичные права свободы и участия в политической жизни, поскольку свобода каждого человека существенно оп-ределяется социальным и правовым порядком общества, в котором он живет (с. 332).

7. Утверждаются принципы равенства и беспристрастности, следующие из признания объективности существования неприкосновенных прав личности (с. 333).

8. Права отличаются от законных интересов. Интересы принимаются во внимание, а права должны соблюдаться (с. 334).

9. Как говорилось выше, этика долга не отрицает иных ценностей, кроме человеческого достоинства, и признает право общества на установление правил и обычаев (пока они не противоречат неприкосновенным правам личности), однако моральные выводы из этих двух источников различны. Из ценностей этики долга (и неприкосновенных прав) следует, какие правила морально обязательны. Из остальной совокупности ценностей следует только, какие правила хороши (с. 339).

10. Моральные действия могут быть неоптимальны с точки зрения целей и ценностей, важно только, чтобы они соответствовали неприкосновенным правам и достоинству личности (там же).

11. В предельном анализе признание объективности неприкосновенных прав и достоинства личности, а также соответствующего долга, может быть основано только на экзистенциальном решении. Есть две альтернативы выбора. Первая - признать эту объективность и следовать этике объективного долга. Вторая - следовать лишь собственным интересам, не признавать объективность неприкосновенных прав и достоинства личности, а соблюдать соответствующие требования лишь в силу юридической или иной защиты этих прав и достоинства, опасности претерпеть санкции за их нарушение. Например, согласно первой альтернативе следует быть правдивым, даже если это вредит интересам, а раскрытие лжи не представило бы никакой опасности. Во второй альтернативе выбор определяется лишь интересами и опасностью санкций со стороны закона или социальных соглашений.

12. Формулируется фундаментальный этический постулат: "Каждый должен уважать другого как личность". При этом в понимании личности акцент делается на следующих качествах:

- человек свободен в своих действиях и в выборе своих целей;

- человек имеет познавательные способности в естественных рамках, имеет ценности и может следовать своим решениям в соответствии со своими познаниями;

- человек есть субъект прав и обязанностей;

- человек живет в контексте общественных связей с другими людьми;

- человек имеет индивидуальность, которой отличается от всех других людей.

13. На основе фундаментального этического постулата устанавливаются фундаментальные права личности. Первое из них таково: "Каждый имеет право на свободное самоопределение". Под самоопределением здесь понимается выбор жизненных целей, плана жизни и порядка субъективных предпочтений. От самоопределения отличается самореализация, состоящая в следовании человеком выбранным им же целям, в реализации его жизненного плана. Для самореализации нет фундаментального права, поскольку она может включать аморальные действия.

14. Наиболее известными документами, фиксирующими человеческие права, являются американская Декларация независимости, проекты конституции периода Французской революции, Всеобщая декларация прав человека, принятая Организацией Объединенных Наций в 1958 г., и Европейское соглашение о правах человека 1950 г. Перечислены указанные в этих документах личные, политические, социальные, экономические и культурные права. В целом они рассматриваются как права самореализации человека, но среди них выделяются права, неотъемлемые от права свободного самоопределения и поэтому морально обязательные. Таковы право на жизнь (а также связанные с ним права на здоровье, жилье, пищу, одежду), право свободы совести, право на получение правдивой информации, право на образование, право свободы мнений. Моральное обоснование также получают основные политические права (участия, слова, собраний, ассоциаций и проч.).

15. Моральные права и обязанности обосновывают и ограничивают обязательность позитивного (реально действующего в обществе) права. На основе этого постулата можно давать моральную оценку законам и правилам, но, с другой стороны, если действующие законы и правила соответствуют правам и обязанностям чистой морали, принципу равенства и беспристрастности, то их выполнение морально обязательно.

Ко времени знакомства с книгой фон Кучеры мои собственные представления об основаниях этики и ценностном сознании уже сложились в основных чертах. Поэтому, приступая к чтению, я был уверен, что со своих логически и содержательно крепких позиций можно будет без особого труда показать несостоятельность или, по крайней мере, крупные недостатки предложенного в книге подхода. Однако результаты оказались обескураживающими. Главные пункты, за которые я собирался биться (необходимость экзистенциального решения, наличие группы привилегированных ценностей, связанных с жизнью, свободой человека и претендующих на всеобщность, ключевое значение принципов генерализации, равенства, беспристрастности) оказались уже хорошо продуманными и четко обозначенными в "Основаниях этики". Кроме того, фон Кучера внес ясность и добротные содержательные основания в те пункты, которые оставались для меня туманными.

Для философов всех времен характерна терпимость только к своим давним предшественникам и резкое неприятие взглядов современников. В данном случае эту естественную тенденцию пришлось преодолеть. Благодаря этому подход Ф. фон Кучеры оказал уже воодушевляющее воздействие.

Во-первых, автор "Оснований этики", имеющий неоспоримо большую эрудицию относительно классических и современных направлений этики, детально проанализировавший их логическую структуру, разрабатывает и считает наиболее обоснованным подход, в ключевых моментах сходный с результатами моих размышлений. Значит, можно быть уверенным в том, что в огромном мире классической и современной этической литературы не таится более адекватный и обоснованный подход, опровергающий мои выводы или снижающий их значение.

Во-вторых, основная часть мыслительной работы по обоснованию и разработке подхода уже проделана, значит, приняв и оперевшись на нее, можно сосредоточиться только на аспектах, которые я сам считаю наиболее актуальными и нуждающимися в развертывании.

В-третьих, авторитет книги фон Кучеры позволяет надеяться на пусть медленное, но неуклонное распространение обсуждаемого подхода к этике, в чем я заинтересован не менее самого автора.

В связи со всем вышесказанным, последующий критический анализ имеет характер не критики с позиций противника, направленной на опровержение подхода, а критики с позиций союзника и последователя, направленной на поиски возможностей усиления и большей обоснованности подхода, его дополнения и применения в решении проблем современного мира.

Этика не только социальна

Начнем с ограниченности "этики объективного долга" сферой отношений между людьми (пп. 1-2). Аргументы, состоящие в том, что мы живем в обществе и большинство человеческих действий социально значимо, не являются достаточными. Мы также живем в природном мире. Пусть природного мира касается меньшинство человеческих действий (связанных, прежде всего, с потреблением ресурсов, обживанием новых территорий, отходами). Частично эти действия рикошетом отражаются на людях: загрязнение среды, экологические катастрофы (а также менее крупные, но нередкие бедствия, такие, как взрывы газа, утечка ядовитых веществ и т.п.) наносят ущерб жизни и здоровью людей, поэтому соответствующие действия попадают под юрисдикцию социально ориентированной "этики долга".

Однако совокупность других действий уже привела и продолжает приводить к уничтожению множества видов животных и растений, к необратимому разрушению биоценозов и уродованию ландшафтов. Всей этой ужасающей картины мы не видим и не знаем, вернее, многие об этом знают абстрактно и понаслышке, но для подавляющего большинства людей, живущих вне зон экологических бедствий, это разрушение природы жизненно незначимо. Но следует ли отсюда, что такие вопросы второстепенны при рассмотрении оснований этики? Почему этика спасения птиц, оленей, слонов должна быть подчинена этике отношений между людьми или следовать из нее как из "ядра этики"? Допустим, сам я согласен с фон Кучерой, что, вообще говоря, этика отношений между людьми наиболее значима для самих людей (хотя такая позиция справедливо может рассматриваться как "расширенный групповой эгоизм"), однако я утверждаю, что есть иные сферы этики, не подчиненные этике социальной, не второстепенные по отношению к ней, а имеющие собственные автономные и не менее абсолютные основания.

Права и ценности

Требуется прояснить концептуальное соотношение "прав" и "ценностей", которое не имеет ясной, недвусмысленной развертки в "Основаниях этики". С одной стороны, ценности не могут быть производными от прав, поскольку в самих формулировках и смысле прав непременно уже фигурируют ценности (право на жизнь, здоровье, свободу и т.п.). С другой стороны, если первичные неприкосновенные права выводятся из ценностей, то проблематичной становится первичность этих прав, ведь они зависят от тех или иных решений на уровне чистой аксиологии. Фон Кучера решает это противоречие жесткой увязкой первичных прав с центральной ценностью человеческого достоинства. Но и в этом случае остается неясным соотношение между ценностями, инкапсулированными в самих первичных правах, и ценностью человеческого достоинства. Например, что является более этически значимым - человеческая жизнь или человеческое достоинство? Известно, что в реальности люди решают этот вопрос по-разному, а общего решения этика объективного долга не предлагает.

В таких случаях я считаю необходимым рассматривать ценности как рациональные понятийные конструкции. При одних и тех же словах (жизнь, свобода, достоинство) их смысл, раскрываемый в понятийных конструкциях, может быть различным. В сами эти конструкции ценностей вводятся границы, требующие соблюдения в поведении относительно определенных объектов и в определенных условиях, причем это относится не только к людям. Например, экологическая ценность биологического разнообразия предполагает запрет на полное уничтожение какого-либо вида животных или растений, хотя эта граница допускает уничтожение отдельных особей при определенных условиях (например, отстрел чрезмерно расплодившихся хищников).

Права - это ни что иное, как внутренние границы ценностей, но в отношении людей. (Люди способны сознавать, защищать свои и чужие права и обсуждать их с другими людьми - такова уже имплицитная понятийная конструкция права). Первичность и неприкосновенность прав означает, что границы соответствующих ценностей нельзя нарушать в отношении всех людей и при любых условиях. Какие это ценности и почему они имеют такие абсолютные границы - это уже специальный вопрос (см. раздел 2.1).

Абсолютна ли ценность

человеческого достоинства?

Рассмотрим проблему соотношения центральной (в этике долга) ценности человеческого достоинства с другими ценностями.

Мне очень близка и понятна гуманистическая и личностная направленность этики долга. Она отвечает моему гуманистическому и либеральному мировоззрению, сформированному с помощью европейского образования, философского и научного мышления (в некотором смысле все, что есть в России европейского - это образование и наука). По-видимому, большая часть людей европейской, западной цивилизации также поддерживает центральную роль идеи человеческого достоинства и уважения личности, тем более, что в Германии, например, эта идея зафиксирована в первых же строках конституции (п. 5); сходные положения есть в конституциях других западных стран, а также в ныне действующей российской конституции.

Однако даже в рамках европейской цивилизации (в широком смысле, включающем всю Северную Америку, Россию, Австралию) многие никогда не примут центральную роль этой идеи, имея на это собственные неопровержимые основания. Для некоторых, например, нет и не может быть ничего выше Христа и его Святой церкви, поэтому центральная роль ценностей человеческого достоинства и прав личности закономерно рассматривается ими как греховная "гордыня" или "человекобожие".

Не приходится рассчитывать на понимание и за пределами европейской цивилизации. Давно стало привычным говорить о непреодолимых различиях в самом порядке жизни и мировоззрении людей разных культур, вспомним киплинговское: Восток есть Восток, Запад есть Запад, и вместе им не сойтись. От частого употребления этого тезиса его острота и суровый смысл стерлись. Гуманное и просвещенное западное сознание признает, конечно, все различия, но при этом как-то неявно надеется, что все прочие цивилизации "дорастут" до его гуманных и либеральных идей, признают, например, центральную ценность достоинства личности и ее неприкосновенные права.

Рассмотрим, к примеру, положение и права женщины в мусульманской семье (например, в Сирии). Работать нельзя, выходить в город без сопровождения мужчин (старших братьев, отца или дядьев - для девушек, мужа - для замужних женщин) - нельзя, разговаривать с мужчинами даже по телефону - нельзя, с гостями дома - не рекомендуется. Дом, кухня, дети, групповые выходы на рынок - все.

Мы снисходительно улыбаемся, искренне сочувствуем такой доле и сожалеем, что свет "неприкосновенных прав личности" еще не достиг этих краев. Тогда следует вторая половина рассказа: нет более холеных, благополучных, изнеженных и счастливых женщин, чем при таком порядке. За все отвечают и все несут в дом мужчины, более того, братья - сестрам, мужья - женам регулярно делают дорогие подарки, крутятся, как белки в колесе, только чтобы сделать своим женщинам приятное. Детьми и кухней занимаются только женщины пожилого возраста, вдовы-приживалки, прислуга. Жены заботятся лишь о том, чтобы быть красивыми.

Приложим теперь к этой ситуации "неприкосновенные права личности". Право на жизнь и здоровье есть, хотя за убийство жены, изменившей мужу (случаи редки, но раз в 50-100 лет бывают), наказание никогда не следует. А что же со свободой, правами на образование и выбор работы, на информацию и участие в политической жизни? Кто возьмется защищать эти "неприкосновенные права" мусульманских женщин? Ни среди мужчин, ни среди женщин он не найдет союзников в этой борьбе. Да и стоит ли в таком обществе утверждать что-либо в терминах "прав"? Ведь права здесь не осознаются и не обсуждаются, здесь есть порядок, законы Шариата, религия. Все это с успехом заменяет занесенные с Запада "права". То же относится и к идее человеческого достоинства.

А что если некий порядок предполагает пытки и издевательства? Можно ли с этим морально примириться? С таким крайним релятивизмом тоже нельзя согласиться. Заложенная в этике долга идея границ является незыблемой. Как устанавливать такие границы и как их увязывать с различными ценностными и иными мировоззренческими системами - это тема специального разговора (см. раздел 2.1).

Права личности или права человека?

Индивидуализм этики объективного долга (п. 12) также с трудом может претендовать на универсальность. Действительно, в Германии, Великобритании, Северной Америке главным источником и проводником социальных действий является индивид. Во Франции таким источником чаще является семья, а в такой европейской стране, как Швейцария, до сих пор во многих кантонах фактически нельзя жениться или выйти замуж без согласия общины.

Тем более это касается родовых, клановых и прочих социальных устройств неевропейских цивилизаций. О свободе, праве на информацию, праве на политическое участие там говорить в принципе можно, но не относительно индивида, а относительно этих традиционных сообществ. Если утверждать, что все эти права объективно принадлежат индивидам, что их нужно отнять, как незаконно присвоенные, у традиционных сообществ и вернуть их индивидам, то нужно учитывать, что в случае успеха традиционное сообщество может оказаться разрушенным, при этом огромное количество социализирующих, образовательных, судебных и прочих функций повиснет в воздухе. Тогда можно получить общество, состоящее из диких, жестоких, спивающихся и склонных к преступлениям "свободных" индивидов. Об этом говорит опыт "европеизации" или "окультуривания" многих малых народов. Известно также, что именно сохранением опоры на традиционную общинность ответила Япония на западное влияние, и это в значительной мере обусловило ее столь впечатляющие успехи.

Фон Кучера как наследник философских традиций рационализма вслед на Кантом стремится выделить "чистую", не замутненную социокультурной спецификой область морали, оставляя культурам и обществам ее нижние, второстепенные этажи (пп. 6, 9). Я же утверждаю, что эта специфика вторгается в самую сердцевину "чистой морали" - сферу достоинства и неприкосновенных прав личности. Иначе говоря, логическое отношение ценности-люди (см. определение ценностей в начале раздела 1.3) недопустимо исключать из этики для получения рационалистического философского идеала "чистоты".

Выше я говорил о согласии с необходимостью в предельном анализе этических оснований обращаться к принципу экзистенциального решения. Но и здесь я предлагаю свое, отличное от принятого в "Основаниях этики" понимания объективности, традиционно предполагавшего "чистоту", "необходимость" и "всеобщность". Мое понимание объективности ценности и прав всегда привязано к сообществу (пусть даже условному), которое живет в согласии с этими ценностями и правами. С этим различием прямо связано разное понимание ситуации экзистенциального выбора.

Первичное экзистенциальное решение

Фон Кучера конструирует очень жесткую ситуацию выбора (п. 11): либо принимаешь объективность достоинства и прав личности и сразу должен подчиниться всем "чистым" (а поэтому всеобщим и необходимым) правилам морали, целиком признать соответствующую этику объективного долга, либо не принимаешь эту объективность достоинства и прав личности и не нарушаешь их лишь из страха последующего наказания, а волнуют тебя только собственные (предполагается, эгоистические) интересы и собственная безопасность.

Такой вариант альтернативы можно перефразировать еще яснее: если ты хоть мало-мальски порядочный человек - принимай этику объективного долга в полном объеме, в противном случае ты - узколобый эгоист, заботящийся лишь о собственной шкуре и корысти. Теперь уже становится ясно, что никакого выбора автор "Оснований этики" нам не предлагает, а фактически присоединяется к моральному ригоризму Канта - к категорической императивности.

Я же предлагаю дать человеку (как индивиду, так и сообществу) действительный и максимально широкий выбор: определяй сам те ценности, в соответствии с которыми будешь жить. Сходные положения есть и у фон Кучеры (п. 13), но только относительно "нижних этажей" этики долга.

Монизм или плюрализм

Традиционный морализм делит людей на две категории: порядочных, принимающих предлагаемую этическую доктрину и мораль, и непорядочных, отвергающих ее. Желаемого единения от этого не получается, а рознь и отчуждение между приверженцами разных направлений морали, религии, идеологии растут: ведь каждый с полным правом определяет чуждую позицию как неморальную, непорядочную.

Этика ценностного сознания, идея которой проводится здесь, сразу предполагает и принимает разнообразие моральных и ценностных позиций. Люди живут в соответствии с различными ценностями - таков мир. Кроме того, в каждом мировоззрении уже есть свои центральные и высшие ценности, отказ от которых ради любой "объективности" и "чистой морали" ведет к разрушению личности и разрушению социума. Зато всегда открыта возможность уважать ценности других, а взаимодействие строить на взаимоприемлемых принципах.

Рефлексия оснований этих принципов уже приводит к общим для взаимодействующих субъектов (индивидов, сообществ) ценностям. Взаимные моральные оценки не отменены, но это должны быть оценки не чуждой позиции, мировоззрения, сообщества ("мусульмане жестоки", "христиане развратны" - см. справедливую критику такого рода оценок А.А. Гусейновым 4), а оценки определенных действий с точки зрения определенных ценностей. Например, "смертная казнь противоречит принимаемой нами ценности жизни, предполагающей ее неприкосновенность", "ограничение свободы самоопределения женщин противоречит нашему пониманию свободы личности". Такого рода оценки не ведут к вражде, они дают возможность приглашения, втягивания новых людей и групп в сообщество, принимающее данные ценности.

То же относится и к правам человека, указанным в соответствующей Декларации прав ООН и других документах. Раз и навсегда вывести дедуктивно права человека из "чистой морали" не представляется возможным. Более того, такая попытка сослужила бы плохую службу для самих этих прав: многие сообщества неевропейских цивилизаций отвергнут эти права просто на том основании, что они выводятся не из того "центра", не от тех "высших начал", например, не от Аллаха или Брахмы. Сами же по себе ценности и соответствующие права человека могут обсуждаться нейтрально и отдельно от религий и мировоззрений, так, чтобы принятие их не было предательством, бегством в лагерь противника, что всегда разрушительно для личности и общества.

Этика объективного долга построена так, что для принимающих центральную ценность достоинства и прав личности она не говорит ничего принципиально нового. Для тех же, кто не принимает эту ценность (но может вести себя вполне морально в соответствии с другими ценностями), данная этика никогда не будет приемлема.

Этика ценностного сознания предполагает напряженную динамику взаимодействия всего разнообразия моральных доктрин. Она открывает возможность для согласования позиций, поскольку взаимное согласие выполнять требования партнеров по отдельным ценностям никак не угрожает этнокультурным мировоззренческим ядрам.

Какую же роль в таком случае может играть этика долга? Как она вообще соотносится с этикой ценностного сознания?

Этика долга и этика ценностного сознания

Во-первых, этика долга с полным правом может претендовать на роль наиболее обоснованной и последовательной этики для гуманистического, либерального и секуляризованного сознания, характерного для значительной части населения европейской цивилизации (в широком смысле) и за ее пределами. Это совсем не мало, хотя и не совпадает с претензиями на всеобщность, необходимость и абсолютную объективность.

Во-вторых, ключевые принципы этики долга, связанные с установлением первичных человеческих прав - неприкосновенных границ, а также с беспристрастностью, генерализацией, входят в инвариантное ядро этики ценностного сознания.

С позиций этики ценностного сознания этика долга является одним из равноправных этнокультурных вариантов этики, соответствующим европейскому гуманистическому сознанию, ориентированному на достоинство, права и свободы личности. Но с позиций этики долга никогда нельзя будет согласиться с тем, что какая-либо иная этика, в том числе этика ценностного сознания, является более фундаментальной и объемлющей. Скорее всего, последняя будет квалифицирована как приложение к "нижним этажам" этики долга, предназначенное для моральной регулировки межкультурных взаимодействий. А как же на самом деле?

В сфере философии, мировоззрения, этики нет никаких "на самом деле". Каждая этическая система всегда будет считать другие системы вторичными по отношению к себе. Этика ценностного сознания отличается от других своим пониманием неизбежности и нормальности такого положения вещей. Она никогда не будет претендовать, например, на первенство в мусульманском, индуистском, китайском мире. Там были, есть и будут иные фундаменты и иные центры морали и этики. Но и в европейском мире каждое сообщество, живущее в большом мировоззренческом и религиозном разнообразии, также никогда не поступится своей этической "первородностью". Для одних центром и источником всей морали был и будет Христос, для других - Нация, для третьих - Свобода, для четвертых - Достоинство Личности и т.п.

Этика ценностного сознания признает объективность и абсолютность каждого из этих оснований, но в обязательном отношении к соответствующему сообществу. Сама же она печется о малом - чтобы представители любых первородных этик не резали друг друга и не мешали друг другу жить, а еще лучше - сотрудничали в меру интересов и возможностей. Но это вовсе не значит, что здесь мир и сотрудничество прокламируются как некие "центральные" или "высшие" ценности для всех. Пусть для каждой участвующей во взаимодействии этики они будут низшими и подчиненными, изложенными в разных терминах, основанными на разных священных книгах либо следующими из любых вариантов "чистой морали", только чтобы соблюдались определенные границы поведения. Повторяю, чтобы люди не резали и не стреляли друг в друга из любых побуждений и принципов, в том числе самых моральных, как это нередко бывает в межнациональных, социальных и религиозных конфликтах (см. раздел 2.3).

Выводы: онтологический статус ценностей

и требования к ценностному сознанию

Логика нормативных и, в частности, ценностных суждений принципиально отличается от логики дескриптивных суждений по признаку необходимости учета референтного сообщества для принятия первичных нормативных суждений.

Этот внешне сухой логический тезис влечет за собой серьезные мировоззренческие последствия: нельзя уже провозглашать ценности "вообще". Всякие ценности подходят, адекватны тому или иному сообществу - организации, социальному слою, обществу, группе обществ одной культуры или цивилизации - при условии принятия сообществом некоего ядра ценностей или первичных нормативных суждений, принципов.

В роли такого рода сообщества может выступать и мировое сообщество, но тогда требуются, во-первых, обоснование объективной значимости для него этих общезначимых ценностей, во-вторых, широкие международные усилия, акции, деятельность, направленные на принятие этих ценностей прежде всего референтными сообществами в каждой отдельной культуре и цивилизации.

Ценности объективны, но не в смысле независимого от людей существования, а в смысле объективной значимости соблюдения этих ценностей для самого существования людей.

На основе проведенного анализа классических и современных направлений этики сформулируем теперь основные требования к ценностному сознанию:

- широта и терпимость к идейному, культурному, моральному, религиозному разнообразию;

- многоязычие как способность к продуктивной коммуникации между представителями различных стилей, категориальных основ, языков мышления, культурных традиций, мировоззрений;

- наличие общезначимого ядра идей и принципов, соблюдение которых обеспечивает безопасность, свободу и возможности развития сторон;

- готовность к компромиссам без опасности обвинения сторон в предательстве или отступничестве;

- основой такой формы мировоззрения должны быть дискретные, относительно автономные друг от друга, рационально выраженные нормативные основания сознания и поведения людей. Такими идеями по определению являются ценности.

* Здесь и далее, до следующей ссылки страницы в скобках указаны по книге Ю. Хабермаса (см. прим. 1).

* Здесь и далее в этом разделе в скобках указаны страницы книги Ф. фон Кучеры 3 по итальянскому изданию 1991 г.

ЧАСТЬ 2

ЦЕННОСТНОЕ СОЗНАНИЕ

В ПРОБЛЕМНОМ И КОНФЛИКТНОМ МИРЕ

2.1. КОНСТРУКТИВНАЯ АКСИОЛОГИЯ

И ОБЩЕЗНАЧИМЫЕ ЦЕННОСТИ*

Зачем нужна конструктивная аксиология

В конце первой части книги были зафиксированы требования к новой ведущей форме мировоззрения. Рассмотрим вопрос, соответствует ли теоретической работе с ценностями классическая аксиология, утверждающая единую вечную иерархию идеальных ценностей.

Ценностное сознание как широкое мыслительное пространство характеризуется общим рациональным языком, необходимым для взаимопонимания, но в то же время оно предполагает разнообразие самих ценностей, ценностных систем и иерархий, не сводимых друг к другу. Кроме того, особенности современной мировой ситуации, необходимость диалога и нахождения компромиссов требуют гибкого, конструктивного отношения к ценностям, что несовместимо с жесткой позицией утверждения вечных, неизменных и полностью независимых от человека ценностей.

Таким образом, требуется новый подход в аксиологии, который назовем конструктивной аксиологией. В современном мышлении уже существует историчное и конструктивное отношение к ценностям, опирающееся на традицию прошлого, сознающее ответственность перед будущим и признающее неизбежность ценностной полифонии . Это отношение существует как умонастроение, "дух эпохи". Последовательный историзм, столкновение с современными глобальными проблемами и кризисами цивилизации приводят к следующим положениям. Ценности менялись, меняются и будут меняться, хотим мы того или нет. На протяжении истории человек последовательно переводит условия и формы своей жизни из сферы традиционной заданности в сферу сознательного освоения и конструирования. Это происходило с формами хозяйства, правом, отношениями власти, с картиной мира. Нет причин, препятствующих включению в этот ряд также мировоззрения, морали и ценностей. Иначе говоря, хотим мы того или нет, рано или поздно ценности будут не просто стихийно меняться, но рационально осваиваться, корректироваться и конструироваться.

Современные и будущие кризисы (экологический, демографический, продовольственный, межнациональный, образовательный и др.) не могут быть преодолены без существенной ценностной переориентировки общественного сознания. Если мы не хотим, чтобы ценой этой переориентировки была очередная экологическая или социальная катастрофа с массовыми жертвами, то уже сейчас должны вплотную приступить к рациональному освоению, критике и корректировке ценностей. Таким образом, необходимость разрешения глобальных проблем подталкивает к тому, что рациональное освоение сферы мировоззрения и ценностей должно начаться как можно скорее.

Если это так, то социальная функция, выполняемая философией и моралью, претерпевает существенную метаморфозу. Привычная реакция на "порчу нравов" и "забвение вечных истин", стремление установить истинные мировоззрение и нормативность "раз и навсегда" потеряют свое значение (хотя, вероятно, не исчезнут).

Вместо этого появится систематическая рефлексия над образом жизни, социально значимыми решениями организации, социального института, общества, мирового сообщества, причем в контексте современных и ожидаемых, глобальных и локальных проблем. Эта социальная функция должна быть поставлена, в какой-то мере институциализирована, подобно информационной, правовой, управленческой функциям.

Римский клуб, Гудзоновский институт, Институт Карнеги и другие организации уже по сути дела включились в выполнение этой исторически новой социальной функции 1. Но философское и аксиологическое обеспечение такого рода деятельности остается до сих пор спорадическим и непоследовательным. Требуется философское направление, которое занималось бы рефлексией (критикой, коррекцией и конструированием) ценностных и мировоззренческих оснований образа жизни и социальных решений. В этом состоит "общецивилизационный заказ" на конструктивную аксиологию.

Отсюда следует, что "умонастроение" и "дух эпохи", о которых говорилось выше, должны быть осознаны, структурированы, превращены в принципы, цели и задачи, снабженные интеллектуальным инструментарием.

Понятие ценности

"Ценность", подобно "истине", "разуму", "человеку", "культуре", по-видимому, никогда не будет определена исчерпывающим образом, однако понимание этого обстоятельства не должно препятствовать созданию рабочих понятийных конструкций, отвечающих необходимости решения современных проблем. Использование, критика, коррекция, наконец, отвержение и замена таких конструкций являются необходимыми вехами в развитии мышления.

Под ценностью было предложено понимать предельное нормативное основание актов сознания и поведения людей (раздел 1.3).

Это краткое определение поясняется и развертывается в другой работе 2. Здесь для нас важно преодолеть с его помощью разорванность современного этического мышления. Ведь именно об этой разорванности свидетельствуют ценностные антиномии 3.

Итак, чем же являются ценности: платоновскими идеями или локковскими представлениями? Можно насчитать даже больше альтернативных модусов: материальные вещи, психические представления, социокультурные образцы, идеальные объекты. Все зависит от того, сколько выделено онтологических слоев реальности (Н. Гартман) или миров (К. Поппер).

Признаґем, что ценности проявляются (живут, существуют) во всех указанных модусах (для каждого случая доводы известны, но приведение их отвлекло бы от самого интересного). Тогда возникает вопрос о главном модусе, являющемся ядерной, ключевой структурой для остальных проявлений ценности.

Если принять существование идеальных ценностей как объектов идеального мира, то приходится именно идеальный модус признать ключевым. Ведь если он подчинен реалиям вещного, психического или социокультурного мира, то уже теряет сущностные свойства идеального объекта.

Так мы попадаем в объятия традиционного объективного идеализма, метафизики и соответствующего ценностного абсолютизма. Те мыслители, которым эти объятия не по душе, исключают из рассмотрения идеальные модусы, весь идеальный слой онтологии, и тогда получается тот или иной вариант позитивистской науки, неизбежно связанной с ценностным релятивизмом, в рамках которого собственно этические, ценностные проблемы нельзя даже поставить.

Историчный платонизм

Предлагаемый выход состоит в том, чтобы, с одной стороны, признать существование и ключевую роль идеальных ценностей, но, с другой стороны, отказаться от некоторых укоренившихся предрассудков относительно идеального мира как их обиталища.

Идеальный мир не обязательно считать неподвижным, не способным к изменению, то есть мертвым. Почему бы не допустить, что он живет, дышит, становится иным, чем прежде, по крайней мере в масштабе истории?

Идеальный мир не обязательно считать отчужденным и равнодушным к человеку, человеческому мышлению, социальному и культурному развитию. Может быть, структура, законы и направленность этого мира, открываемые человечеству пророками, поэтами и философами, каждый раз служат ответом именно на современные запросы цивилизации?

Идеальный мир не обязательно считать единым и однородным, одинаково принудительным для всех культур и народов. Скорее это пространство для многих живых, взаимодействующих и взаимопроникающих миров идей. Сюда входят миры идей ( и ценностные системы) всех нынешних, но также и прошлых культур, известных по текстам и произведениям искусства, а потенциально и будущих, еще не известных нам культур.

Как же ориентироваться в этих новых горизонтах сложности? Со времен Пифагора и Платона образцом мышления об идеальных объектах служит математика. Примечательно, что современные метафизики и приверженцы ценностного абсолютизма по-прежнему приводят в качестве аналогов вечных философских истин и вечных ценностей математические истины и объекты. При этом они следуют за Платоном и гордятся этим. Но Платон ориентировался на современную ему математику, чего не скажешь о его нынешних последователях. По меньшей мере легкомысленно приводить примеры безусловности математических истин из области элементарной арифметики и геометрии, не принимая во внимание поворота в самих основах математического мышления, связанного с именами Лобачевского, Римана, Геделя.

Математические истины не стали "релятивистскими" в том смысле, что каждый волен считать верными только нравящиеся ему теоремы. В рамках каждого "математического мира", заданного "правилами игры" - исходными понятиями, конструкциями, предпосылками, аксиомами, логикой, - математические истины непреложны. Но таких "миров" - великое разнообразие, и ни один из них нельзя признать единственным и абсолютным. При этом многие из "математических миров" в разной степени пригодны для описания и моделирования различных фрагментов действительности с учетом достигнутого уровня познания этих фрагментов, решаемых теоретических и практических задач.

Получается, что абсолютность математических истин имеет внутренний, локальный, частный характер, а общая картина развития математики как обнаружения (изобретения?) и разработки математических миров больше связана с исторической динамикой человеческой цивилизации.

Подобное представление о различных идеальных мирах: метафизических, эстетических, этических и др., названо историчным платонизмом 4. Подход историчного платонизма к проблеме онтологического статуса ценностей в самых общих чертах состоит в следующем. Идеальные ценности имеют абсолютную регулирующую значимость по отношению к другим ценностным модусам (вещным, психическим, социокультурным) и соответствующим актам сознания и поведения (подобно, скажем, арифметическим и алгебраическим правилам по отношению к бухгалтерскому учету). Но эта значимость каждый раз имеет локальный характер, ограниченный рамками предпосылок, причем в роли предпосылок могут выступать самые разные факторы: способ взаимодействия с природой, сложившаяся социальная структура, экономические отношения, культурная традиция и прочие. У разных народов, в разных культурах, в разные эпохи все эти предпосылки различаются, следовательно, в каждом случае могут иметь место свои ценностные системы, причем каждая из них имеет абсолютную значимость в своих локальных рамках. Никому ведь не кажется странным, что в разных сферах человеческой деятельности, для разных типов задач используются различные алгебры.

Если предпосылки меняются в истории, то необходим переход к новым ценностным системам. Если некоторые предпосылки становятся универсальными для всех народов и культур (например, глобальные экологические проблемы, нехватка ресурсов, неизбежность международного взаимодействия и обмена), то в этих новых рамках некоторые ценности становятся общезначимыми.

Принципы конструктивной аксиологии, построенные на этих основаниях, детально развернуты в других работах 5, приведу здесь только главные формулировки и краткие пояснения.

Принципы конструктивной аксиологии

Принцип двойственности обнаружения и построения ценностей утверждает, что каждое обнаружение идеальных объектов включает моменты их построения, а каждое обоснованное построение новых идей всегда обнаруживает скрытые потенции соответствующего идеального мира. Поэтому предлагается и используется далее нейтральный термин "установление ценностей", под которым абсолютисты могут подразумевать обнаружение вечных истин, релятивисты - построение актуальных социокультурных регулятивов, а принимающие идею историчного платонизма - двойственный процесс разработки открывающихся духовных горизонтов.

Принцип разделения режимов установления и осуществления ценностей является мировоззренческим расширением общеизвестного правового принципа. Согласно последнему, режим разработки новых законов, международных соглашений всегда логически и юридически отделен от режима их выполнения. Наличие творческой свободы в первом режиме не означает возможности пренебрегать ограничениями и правилами во втором режиме. Таким же образом свобода рефлексии, критики и обновления ценностей не означает вседозволенности относительно ранее установленных ценностей.

Принцип щадящей коррекции направлен на максимальное облегчение всегда болезненных процессов переоценки ценностей. Изменение понятийной составляющей ценности - это всегда трудность, но трудность преодолимая. В то же время, разрушение и замена глубинных предпочтений (символического, этнокультурного, обычно иррационального слоя ценностей) всегда мучительны и даже социально опасны. Принцип щадящей коррекции не противопоставляет новые и традиционные ценности, но скорее прививает новые, актуально значимые ценностные конструкции к оберегаемому корню культурной традиции.

Принцип множественности опор предлагает не тратить силы на поиск "единственного истинного источника" ценностей, а приложить их к поиску и установлению гармонии и взаимного подкрепления ценностей и соответствующих сфер отношений с природой, техникой, между сообществами и т.д.

Принцип органичности ценностных систем сосредоточивает усилия не на построении иерархии, а на выявлении функциональных механизмов, включающих ценности, на структурах и правилах взаимного соотнесения ценностей при принятии решений. Ценности, равно как мифы, религии и идеологии, позволяют человеку за них прятаться, тем более, когда утверждается божественная заданность или социокультурная органичность этих ценностей.

Принцип волевого решения, имеющий источником экзистенциальную традицию (особенно в лице С. Кьеркегора, Ж.-П. Сартра и А. Камю), является максимой осознанного и ответственного выбора, значимой как для новых, так и для старых, традиционных ценностей.

К числу установленных принципов примыкает также известный в современной этической литературе постулат генерализации 6.

Постулат генерализации

"Признавая право за собой, признавай его и за другими; вменяя обязанности другим, выполняй их и сам". По своей простоте, зеркальной структуре, транскультурности этот постулат сходен с правилом талиона "око за око", "золотым правилом" нравственности, категорическим императивом Канта и другими принципами. Нетрудно заметить, что в их основе лежит ценность и принцип беспристрастности, исходного равенства прав между любыми вступающими во взаимодействие субъектами.

Вообще говоря, эта ценность может отвергаться субъектом (индивидом или сообществом), но такой субъект будет неминуемо сталкиваться с отпором при взаимодействии с окружением. В общении с такими субъектами, отстаивающими свою исключительность, есть только две возможности: изоляция или конфронтация. Если отвергнуть тотальную изоляцию всех ото всех или войну всех против всех, то цивилизованное сообщество взаимодействующих субъектов (индивидов, социальных групп, государств) рано или поздно должно принять принцип беспристрастности и соответствующий постулат генерализации.

Поясним понятие "функциональность", в котором часто незаконно прячутся нормативные предпосылки. Отказ от постулата генерализации социально нефункционален. Каждый раз, когда любой субъект (индивид или сообщество) будет утверждать речью или действиями исключительность своей веры, своих прав, своей морали, он всегда будет получать отпор и противодействие на основе естественной и простейшей логики: почему это вам можно, а нам нельзя, почему мы обязаны, а вы нет? Если специальных оснований нет (например, полицейский имеет больше прав в наведении порядка на улице, чем остальные прохожие; многодетная одинокая мать имеет больше прав на социальную поддержку, чем другие люди и т.п.), то конфликт неустраним и склонен приобретать агрессивные, разрушительные формы.

Итак, в наше понимание функциональности уже вкралось определенное нормативное допущение - нежелательность агрессии и разрушительных конфликтов. Но его и не нужно скрывать, ведь отнюдь не ставилась задача строить беспредпосылочную, "чистую" мораль!

Ясно, что постулат генерализации не относится к "внутренним", принятым сообществом только для своего пользования нормам и ценностям. Мусульманин каждый день обязан столько-то раз молиться, но это не распространяется на приверженцев других религий или атеистов. Принцип генерализации работает в других случаях: арабам, туркам, иранцам и другим позволительно считать своего Аллаха единственным и истинным Богом, но тогда и другим народам позволительно считать своих Богов единственными и истинными.

Уже в этом примере видно, что постулат генерализации, несмотря на кажущуюся очевидность, объективность и универсальность, отнюдь не обязательно будет принят многими людьми и народами, причем с ним не согласятся не только "нецивилизованные" мусульманские фундаменталисты, но и некоторые "цивилизованные" христианские проповедники, продолжающие с сознанием полного морального права искоренять веру во всех других Богов, кроме своего "единственно истинного" христианского Бога.

Общезначимость вместо всеобщности

Термины "общезначимое" и "всеобщее" (вкупе с калькой из латыни "универсальное") обычно используются как синонимы, но их целесообразно развести. Под всеобщим (универсальным) будем понимать классические идеалистические (в том числе традиционные аксиологические) представления о предустановленности, первичности по отношению ко всему человеческому, абсолютности, божественности, безусловной обязательности чего-либо для всех в силу своего метафизического статуса. В этом смысле Высшее Благо Платона, категорический императив Канта, ценности В. Виндельбанда, Г. Риккерта, М. Шелера и Н. Гартмана 7 всеобщи, универсальны.

Принцип общезначимости ближе к социальному функционализму (см. разделы 1.1 и 1.2), конвенциализму и культурному релятивизму (раздел 1.3), идеям коммуникации и диалога (ср. идеи Ю. Хабермаса, раздел 1.4).

Общезначимо то, что принято взаимодействующими субъектами (индивидами или сообществами), способствует стабильности их отношений и образа жизни, взаимоприемлемому развитию. Как видим, здесь субъективные критерии сочетаются с функционалистскими и интерактивными объективными критериями.

Общезначимое - это не нечто абсолютно объективное, не зависимое от людей, а принцип, основание взаимодействия людей, требующее их понимания и согласия. Общезначимое находится в динамике в том смысле, что принявшее его сообщество вовлекает, втягивает в себя новых людей и новые сообщества, а для этого прямо указывает на функциональные основания: "Хотите постоянно ссориться, вредить друг другу, воевать? - Тогда оставайтесь с мнением о своей исключительности. Хотите мира, нормальной стабильной жизни, торговли, сотрудничества - присоединяйтесь к нашему сообществу, принявшему определенные общезначимые принципы и ценности. А первый из этих принципов - постулат генерализации (беспристрастность)".

Постулат генерализации не универсален. Даже если его вычитают в каком-либо священном тексте, его статус не изменится для всех тех, кто не считает этот текст священным.

Постулат генерализации общезначим. Пусть этот статус не абсолютный и не высший для каждого принимающего постулат субъекта, зато принятие его способствует мирному сосуществованию, партнерству и взаимоприемлемому развитию.

Итак, под общезначимым я понимаю, во-первых, общепринятое в рамках определенного сообщества или нескольких взаимодействующих сообществ, во-вторых, имеющее социально- или культурно-функциональные основания объективности, в-третьих, потенциально распространимое на все остальные сооб-щества, причем на добровольных началах и без опасности для какого-либо мировоззрения.

Критерий установления

общезначимых ценностей

До сих пор о ценностях мы говорили только формально, не указывая, на какие именно ценности следует опираться. Теперь же приступим собственно к содержательному аспекту.

Какие же общезначимые ценности составляют ядро новой формы мировоззрения? Путь к ним парадоксален: от многого - к одному, от различного - к единому. Разные индивиды и сообщества живут, мыслят, действуют в соответствии с разными ориентирами (ценностями, принципами, традициями, верованиями, интересами, потребностями, установками и т.п.). Каждый из этих субъектов считает себя вправе жить, мыслить и действовать в соответствии со своими ориентирами. Применив здесь постулат генерализации, мы получим, что каждый субъект должен априорно и за другими признавать право жить, мыслить, действовать в соответствии с и х ориентирами. Это право всех субъектов, если оно используется как предельное нормативное основание сознания и поведения, считается ценностью, причем общезначимой. При ближайшем рассмотрении здесь оказывается целая группа ценностей.

В качестве критерия установления первичных общезначимых ценностей предлагается следующая максима:

в условиях неизбежности разногласий между субъектами (индивидами и сообществами) об ориентирах жизни следует заботиться о таких общих ценностях, осуществление (ненарушение границ) которых необходимо для реальной возможности всем субъектам нынешнего и будущих поколений жить в соответствии со своими ориентирами.

Априорность заключается в том, что предпосылкой возможности реализации разных ориентиров выступают некоторые общие условия, а сохранение этих условий и фиксируется в первичных общезначимых ценностях. Далее для краткости будем называть их кардинальными ценностями.

Кардинальные ценности

Кардинальные (критические) ценности - это такие ценности, нарушение которых прямо ущемляет права индивидов и сообществ жить, мыслить, действовать в соответствии со своими ориентирами.

Кардинальными ценностями являются витальные ценности, относящиеся к жизни, здоровью, телесной целостности и неприкосновенности личности, а также основные гражданские права, включающие свободу мысли, совести, слова, свободу передвижения и выбора места жительства, право на продолжение рода, неприкосновенность жилища.

Выше приводились аргументы против прокламирования каких-либо ценностей, как "центральных" "главных", "высших" и т.п. Практически никто никогда не отказывается считать свои ценности "высшими" в пользу чужих "высших". На каком же основании я сам стал говорить о неких "кардинальных" ценностях, к тому же претендующих на общезначимость? Здесь нужно четко зафиксировать: кардинальные - это не значит "лучшие" в каком-либо варианте (высшие, центральные, главные, ядерные и т.п.). Признание сообществом кардинальных ценностей (жизнь, здоровье, свобода, продолжение рода) всегда оставляет ему возможность по-прежнему считать высшими совсем другие ценности (Бог, Нация, Традиция, Истина, Красота и т.п.).

Кардинальность ценностей состоит только в ненарушимости их границ (неприкосновенности соответствующих прав). Славьте Бога, ищите Истину, творите Красоту, освобождайте Нацию, - все это ваши высшие ценности, с этим никто не спорит, но только при этом не надо убивать людей, жертвовать их здоровьем, незаконно лишать свободы и т.п.

Вообще говоря, любая ценность может иметь свои более глубокие основания. Кардинальность ценности заключается не в отсутствии таких оснований, а в том, что она не является полностью зависимой от еще каких-либо оснований. Нет таких ценностей, разочаровавшись в которых, мы бы поставили под сомнение кардинальные ценности. Их неуязвимость состоит в том, что они по определению необходимы для выбора и осуществления любых ценностей, а также прочих жизненных ориентиров.

Высшие ценности - это ценности устремляющие. Но люди стремятся к разному, и это прекрасно. Кардинальные ценности (которые никому не запрещается считать "низшими") - это ценности ограничивающие. Если люди будут жить, соблюдая общие границы в своем поведении, то это не столь прекрасно, зато нормально, а главное - позволяет разным людям и сообществам устремляться к своим разным вершинам.

Образ традиционной этики - это пирамида, которая строится, начиная со своей абстрактной, объективной, "чистой" вершины. По идее, все люди должны взирать на эту единую блистающую вершину, а затем, постепенно спускаясь, определять моральные максимы своих действий.

Образ этики ценностного сознания - это стихийно растущий из многих общин город. В нем не одна, а много вершин: церкви, пагоды, мечети, музеи, библиотеки, университеты и прочее. Соседние общины теснят друг друга, начинаются недоразумения, поэтому в городе решено установить общие правила: не захватывать чужое жилье, не давить людей на улицах, вовремя убирать мусор и т.д. Эти правила устанавливаются решениями, конвенциями, но в них непременно учитывается и объективная необходимость: чтобы те, кому надо, спокойно ходили молиться в свои церкви или учиться в свои университеты. Каждая община не расстается со своей моралью, ведь никто не принуждает сверять ее с некой абстрактной вершиной "чистой морали". Коррекция возможна только по нижнему уровню - не нарушать общие правила, дающие возможность жить по-своему другим общинам. Каждая община соглашается с этими правилами, ведь они и ее защищают от чужих посягательств.

Эта метафора служит эскизом возможной картины принятия мировыми сообществами (странами и политико-экономическими регионами) системы кардинальных ценностей. В последние годы делаются весьма крупные шаги в этом направлении. Наиболее значимые из них - поворот большой части европейской цивилизации от коммунистической идеологии - к "общечеловеческим ценностям" (основу которых составляют права человека, то есть кардинальные ценности), а также поворот мирового сообщества к защите природной среды (см. раздел 2.2).

Субкардинальные ценности

Субкардинальные ценности подчинены кардинальным в том смысле, что нарушение первых создает реальные опасности для вторых. Нарушение субкардинальных ценностей косвенно ущемляет права индивидов и сообществ жить, мыслить, действовать в соответствии со своими ориентирами.

К субкардинальным ценностям относятся известные правовые и политические принципы: свобода и независимость печати, выборные или иные формы участия граждан в политической жизни, независимость суда, а также экологические ценности (чистый воздух, вода, пригодность почвы, достаточность основных ресурсов). Нарушение экологических ценностей чревато опасностью для витальных ценностей, а нарушение политико-правовых ценностей - для основных гражданских прав.

Отнесение тех или иных социально-экономических ценностей к кардинальным или субкардинальным проблематично. По-видимому, следует говорить лишь о праве индивидов и сообществ на экономическое самообеспечение. Такое право нарушают, к примеру, действия развитых стран по выкачиванию ресурсов из стран слаборазвитых, пусть это и делается в рамках международного права (подробнее см. раздел 2.2 и первую статью в Приложении). Этика на то и этика, чтобы судить с ее позиций о моральности всего, в том числе и права. Право экономического самообеспечения, уже относящееся к индивидам, нарушают и сами народы слаборазвитых стран, участвующие в продолжающемся демографическом взрыве. Ведь нынешнее поколение заведомо обрекает на голод и нищету все увеличивающиеся в численности последующие поколения.

Кардинальные и субкардинальные ценности по определению входят в общезначимые. С помощью определений и более точных критериев можно дискутировать о включении тех или иных ценностей в эти классы. Выявление субкардинальных ценностей на основе кардинальных ценностей, а также знаний об условиях осуществления последних в современном мире, проводится в логике импликативного императива (см. раздел 1.4).

Состав и содержание общезначимых ценностей исторически подвижны. Претендентами на общезначимость являются ценности биологического разнообразия, защиты животных от смерти и физического насилия. Но нынешняя мировая ситуация такова, что обильно проливается человеческая кровь, то есть в массовом масштабе нарушаются даже кардинальные ценности.

Этосные ценности

Все необщезначимые ценности, реально служащие основаниями сознания и поведения людей, назовем этосными. Под этосом здесь понимается совокупность особенностей образа жизни и мышления отдельного сообщества (ср. "этическое" у Ю. Хабермаса, раздел 1.4).

Верования, традиции, обычаи разных народов, святыни, символы, заповеди разных религий и конфессий являются этосными ценностями. В рамках каждого сообщества этосные ценности обычно имеют свою иерархию. В этих рамках этосные ценности могут и должны быть по статусу выше любых общезначимых, поскольку это служит интеграции, самоидентификации и стабильности сообщества, а значит и стабильности всех других сообществ.

Как говорилось выше, общезначимые ценности (кардинальные и субкардинальные) не требуют, чтобы их повсеместно считали "высшими". Достаточно лишь того, чтобы не нарушались задаваемые этими ценностями границы поведения. Более того, общезначимые ценности только в том случае могут распространяться, если в каждой культуре и религии (христианстве, исламе, индуизме, буддизме, конфуцианстве, в новых идеологических и религиозных течениях, национальных идеологиях) они найдут опору в этосных ценностях.

При взаимодействии субъектов этосные ценности означают свое право у каждого, а кардинальные ценности - общие границы, обязательные для всех, причем суть этих границ в ненарушении прав каждого. Уважения к субкардинальным ценностям допустимо и необходимо требовать от всех, вошедших в сообщество цивилизованного взаимодействия. Эти требования могут включать давление и даже "вмешательство во внутренние дела", разумеется, при том, чтобы это вмешательство не нарушало других общезначимых ценностей.

В сфере этосных ценностей действует только принцип "ответственной открытости": исповедуй любые ценности, но дай знать об этом другим и терпи соответствующее отношение. Люди и сообщества в соответствии со своим этосом могут быть эгоистами, гедонистами, эпикурейцами, альтруистами, аскетами, подвижниками. Широта ценностного сознания допускает любые течения, лишь бы не нарушались общезначимые ценности.

Общезначимые ценности

и глубинные предпочтения

Итак, в процессе философских рассуждений разведены общезначимые и этосные ценности, а среди общезначимых выделены кардинальные (относящиеся к жизни, достоинству и основным гражданским правам человека) и субкардинальные ценности (политико-правовые, социально-экономические и экологические, необходимые для осуществления кардинальных ценностей).

Рассуждения были проведены на основе самых общих положений о разнообразии культурных традиций и необходимости взаимопонимания, абстрактного постулата генерализации и априорного метода. Вместе с тем, известно, что устанавливаемые ценности всегда имеют более конкретную личностную и культурную опору, чем общие абстрактные рассуждения.

Речь идет о слое глубинных предпочтений, которые питают духовно, нравственно, эмоционально рациональные рассуждения о ценностях. Автору не уйти от вопроса о его собственных глубинных предпочтениях, служивших импульсом в рассуждениях о кардинальных ценностях. Я отвечу на этот вопрос настолько полно, насколько мне удается самому проникнуть в личностные предпосылки своих размышлений, а затем попытаюсь показать, что этот ответ, вообще говоря, не имеет значения для общезначимости установленных ценностей.

Я предпочитаю многое - одному, разное - одинаковому, возможности - отсутствию возможностей. Это предпочтение связано с драматическим разочарованием в древней мыслительной традиции, которая долгое время определяла направленность и моего мышления. Традиция состоит в стремлении к монизму во всех вопросах, единственной истине, одному, все определяющему принципу, одному идеалу. Это глубинная идея, общая, кстати, для Востока и Запада, имеет свою конкретизацию в самых различных сферах: в стремлении к единственной правильной вере, единственной истинной философии, наилучшему социальному устройству. Отказ от этой традиции привел к резкому усложнению философских задач, зато они стали неизмеримо более увлекательными.

В центре внимания вместо единственного для всех Идеала встали возможности разных людей определять и осуществлять свои идеалы и стремления. В этой связи особую метафизическую значимость обрели жизнь, свобода и разнообразие. "Жив тот, кто может стать другим, мертвый стать другим уже не может" - эту истину я услышал от М. К. Мамардашвили, когда он в 1979 г. читал курс философии во ВГИКе. Жизнь является источником новых возможностей - таким стало для меня главное философское значение понятия жизни.

Однако эти возможности надо еще увидеть и иметь способность их реализовать. Отсюда следует значимость свободы, внутренней и внешней. Но что толку во множестве новых возможностей и в полученной свободе, если весь этот спектр замыкается на чем-либо одном, пусть даже самом "великом", "истинном" и "возвышенном"! В таком случае потенциальное богатство жизни и свободы оборачивается пустоцветом, ведь все равно реализуется лишь одна, в идеале только одна возможность. Отказ от такого замыкания приводит к идее значимости разнообразия.

Как видим, здесь этическое, нормативное неразрывно связано с метафизическим, что всегда характерно для слоя глубинных предпочтений. Нетрудно заметить также, что от предпочтений жизни, свободы, разнообразия лежит прямой путь к кардинальным витальным и гражданским ценностям, к субкардинальным ценностям как условиям защиты и реализации жизненных и социальных возможностей, к этосным ценностям, выражающим разнообразие несводимых друг к другу, несводимых к чему-либо "высшему" культур, традиций, индивидуальностей.

Вместе с тем, установленные общезначимые ценности не являются для меня самого высшими, то есть дающими основную направленность моим действиям и действиям сообщества, с которым я себя идентифицирую. Высшими ценностями для меня скорее являются интеллектуальное и эстетическое творчество, дружеское и профессиональное общение, общение с природой. Но это высшие ценности моего этоса, и я не могу их никому навязывать. Зато отстаивать общезначимость кардинальных и субкардинальных ценностей (пусть и не высших для меня) я чувствую себя в полном профессиональном и человеческом праве.

Теперь, раскрыв карты своих личных предпочтений, я попытаюсь показать, что эта субъективная сторона не имеет принципиального значения для объективной значимости кардинальных ценностей, возможности принятия их людьми, глубинные предпочтения которых диаметрально противоположны моим.

Выразим этот противоположный полюс предпочтений так: одно, а не многое; образ, а не разнообразие; путь, а не лабиринт возможностей; служение, а не произвол.

Такое высокое умонастроение традиционно характерно для религиозного и идеологического сознания, для теологии, метафизики, ригористической этики, классической аксиологии. Может ли оно терпеть утверждение жизненных и основных гражданских прав в качестве кардинальных общезначимых ценностей?

Да, может, только при одном, сформулированном выше условии: не присваивать кардинальным ценностям статус "высших", "главных", "центральных", "вечных", "универсальных" и т.п. Для верующего единственно высшим всегда будет Бог, для философа - Истина, для моралиста - Добро, для художника - Красота, для гражданского деятеля - Справедливость. Известно множество вариантов соединения и вывода друг из друга этих высших ценностей.

Неразумно замахиваться на чьи-либо высшие ценности, они неотторжимы от культур и личностей. Но при этом всегда возможен и законен вопрос: а можно ли убивать, лишать людей свободы, подвергать их неправовому насилию ради каких-либо высших ценностей?

Нерон поджег Рим с его жителями во имя Красоты, инквизиторы убивали и пытали во Славу Господа, якобинцы и большевики расстреливали во имя Справедливости, гитлеровские врачи ставили эксперименты на живых людях ради достижения научной Истины. Таков исторический опыт действенного положительного ответа на заданный вопрос.

Вряд ли сейчас в цивилизованном сообществе найдется много приверженцев этих действительно высоких ценностей, которые пошли бы за них на убийство и порабощение (оставим за скобками представителей крайних форм национализма и религиозной нетерпимости, которые сами вывели себя за рамки цивилизованного мира).

Итак, большинство даст отрицательный ответ на подобный вопрос. Убивать и лишать свободы, подвергать неправовому насилию людей нельзя, но признание этих границ и означает признание человеческих прав на жизнь и свободу в качестве кардинальных ценностей. Дальнейший вывод субкардинальных ценностей является уже техническим вопросом, в котором несложно достигнуть согласия, например, показать, что без свободы печати основные гражданские свободы или невозможны, или крайне непрочны, висят под дамокловым мечом бесконтрольной власти.

Получается, что кардинальные и субкардинальные ценности никак не противоречат установкам людей, чьи глубинные предпочтения прямо противоположны глубинным предпочтениям - источникам самих этих ценностей. Это позволяет утверждать, что и основное пространство позиций между указанными полюсами благоприятно для принятия кардинальных и субкардинальных ценностей. Иначе говоря, они потенциально общезначимы в рамках всего цивилизованного сообщества.

Общезначимые ценности

и Всеобщая декларация прав

Последний высказанный тезис подтверждается высоким авторитетом и широким распространением принципов Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН в 1948 г. Имеется много пересечений принципов, указанных в Декларации, с кардинальными и субкардинальными ценностями. Почему же просто не довериться этому авторитетному документу? Для чего вообще нужны новые философские рассуждения о человеческих правах и ценностях?

Во-первых, Декларация прав по своему жанру не должна давать и не дает оснований декларируемых прав, хотя основания всегда необходимы: когда разум перестает их искать, он становится беззащитным перед авторитетом, а рано или поздно этим авторитетом воспользуются ложь и зло. Философские же основания не бывают достаточными навечно. Меняется время, меняется человечество, требуются новые философии, новые основания даже для старых истин.

Во-вторых, права человека в Декларации не различаются по своему рангу, не иерархизированы. С одной стороны, это правильно, поскольку иерархизация - это всегда предмет долгих, обычно бесплодных споров. Лучше принимать соглашения просто по совокупности прав, совокупности ценностей. Однако различение статуса кардинальных и субкардинальных ценностей представляется необходимым с точки зрения допустимых границ действий при защите этих ценностей. Для защиты жизни, здоровья, личного достоинства, физической свободы людей границы действий гораздо шире, чем для защиты свободы печати и права участия в политических решениях. Выполнения кардинальных ценностей следует требовать от всех, не взирая на границы, суверенитеты, различия вероисповеданий, культур и политических устройств. Убивать людей, лишать их достоинства и свободы без суда и следствия никому не позволено. Иначе обстоит дело с субкардинальными ценностями: требовать их выполнения можно лишь от добровольно присоединившихся к цивилизованному сообществу, признающему эти субкардинальные ценности.

В-третьих, проведенные рассуждения приводят к содержательным, интенциональным определениям ценностей и прав, которые всегда более гибки и адекватны меняющемуся времени, чем экстенсиональные перечисления. Например, в перечислении прав Декларации 1948 г., с одной стороны, чувствуется неизжитость социалистических умонастроений среди западных интеллектуалов того времени. Об этом говорит включение таких прав, как право на труд, на справедливые и благоприятные условия труда и т.д. Известно, что когда государство берется за обеспечение социально-экономических прав в таком понимании, возникает большая вероятность попрания важнейших гражданских, политико-правовых прав и свобод. Это и происходило во всех без исключения социалистических странах.

С другой стороны, сегодня все более значимыми становятся экологические ценности, которые тоже могут быть поняты как права дышать чистым воздухом, пить чистую воду, есть не отравленные продукты и т.п. В некоторых регионах мира эти ценности уже приобретают первостепенную значимость, и ареал таких регионов имеет тенденцию к расширению. Понятие субкардинальных ценностей позволяет включить эти новые, ставшие актуальными права в свой состав, в будущем же возникнут новые проблемы и значимыми станут соответствующие новые права и ценности.

Таким образом, экстенсиональное перечисление прав было и будет необходимо, оно дает срезы актуальных требований цивилизованного сообщества, а также четкую правовую основу для национальных законодательств и международного сотрудничества. Однако никакая декларация не будет достаточной, всеобъемлющей и адекватной меняющемуся времени. Нужен также непрекращающийся процесс философских, правовых, культурологических исследований и разработок, в которых ценности, принципы и права заново осмысляются.

Идеи ценностного сознания, общезначимых и этосных ценностей, принципы конструктивной аксиологии являются очередным вкладом в этот процесс, не более. Но и не менее.

Этика ценностного сознания

как логическая конструкция

Идея логического обоснования этики ценностного сознания состоит в том, чтобы на основе определенных допущений и принципов, каждый из которых по отдельности либо очевиден, либо вполне приемлем, с использованием общеизвестных истин здравого смысла, научных знаний вывести новые, нетривиальные и достаточно жесткие нормативные принципы, которые позволяли бы продуктивно взаимодействовать и сотрудничать представителям с разными и даже антагонистическими ценностными системами и моральными установками, причем без подавления этого разнообразия, а только с помощью достижения согласия об определенных общезначимых рамках поведения. Общая структура данной логической конструкции состоит в следующем: задаются исходные допущения (1 а, б), определения (1 в, г), схема логического вывода (2), нормативный постулат (3); при совмещении этих суждений и схем выводятся новые нормативные принципы и определяются новые понятия (4-7). На основе заданных определений, представлений здравого смысла и научных знаний определяется состав общезначимых (минимальных, но обязательных для всех) ценностей: кардинальных (6) и субкардинальных (8). Проводится их отличие от так называемых "высших" ценностей (9) и задается главный принцип этики ценностного сознания с опорой на новые понятия (10).

1. Исходные посылки и определения

Задаются следующие исходные допущения и определения:

а) субъекты (индивиды или сообщества) в подавляющем большинстве имеют свои ценности и потребности и считают себя вправе им следовать и их защищать;

б) для осуществления любым субъектом S своих ценностей и потребностей Е (специфических для субъекта, его этоса, т. е. этосных ценностей) всегда объективно необходимы определенные условия C;

в) требования к данным условиям С, объективно необходимым (хотя и недостаточным) для осуществления любых ценностей и потребностей субъектом S, называются кардинальными ценностями в отношении субъекта S;

г) всеобщность (распространение на всех субъектов) обязанности не нарушать какие-либо ценности в отношении субъекта S называется общезначимостью этих ценностей, которые приобретают при этом статус безусловных прав субъекта S.

2. Схема логического вывода

Принимается "императив ненарушения прав" как схема логического вывода в следующей формулировке.

Посылки:

а) субъект S1 должен не нарушать право субъекта S2 осуществлять Е;

б) для осуществления E любым субъектом S объективно необходимы условия C;

в) для сохранения условий C нельзя нарушать ценности V по отношению к субъекту S.

Следствие:

г) субъект S1 должен не нарушать ценности V по отношению к субъекту S2*.

Иначе говоря, внутрь логической конструкции нормативных суждений инкапсулируются ненормативные (т.е. не прескриптивные, а дескриптивные) суждения, получаемые с помощью объективного ("нормативно неангажированного") познания, прежде всего научного.

3. Постулат генерализации

Принимается постулат генерализации в следующей формулировке: в общем случае, заявляя свое право, признавай его и за другими людьми; вменяя другим людям обязанности, признавай их и за собой. Несогласие с данным постулатом в принципе возможно, но несогласные ставят себя в уязвимую позицию, поскольку лишаются нормативной основы для протеста против ущемления их прав, налагания на них обязанностей теми субъектами, которые за собой эти права оставляют, а от обязанностей освобождаются, причем в общем случае, т. е. без каких-либо специальных оснований для этого неравноправия. Далее, исходя из общих представлений о равноправии и справедливости (ср. с универсализмом категорического императива И.Канта, защищающим "всех разумных существ", и теорией справедливости Дж.Роулза), придадим постулату генерализации всеобщий и непреложный нормативный статус.

4. Принцип всеобщности защиты прав

Каждый, кто считает себя вправе иметь и осуществлять собственные ценности и потребности, считая, что другие люди обязаны не нарушать эти права (см. посылку 1а), должен признать на основе принятого постулата генерализации (тезис 3), что каждый другой субъект (индивид или сообщество нынешнего, всех прошлых и всех будущих поколений) имеет право на осуществление своих ценностей и потребностей, соответственно должен признать собственные обязанности не ущемлять эти права других субъектов. Принципу защиты прав придается всеобщий и непреложный нормативный статус, поскольку, согласно посылке 1а, тех субъектов, которые считают себя вправе осуществлять собственные ценности и потребности, подавляющее большинство, а те, кто отказываются от следования собственным ценностям и потребностям (например, смирившиеся с собственным униженным положением социальные и половозрастные группы), все равно нуждаются в защите от притеснения. Согласно данному принципу утверждаются права следования каждым субъектом своим ценностям и потребностям, но в границах ненарушения таких же прав других субъектов (ср. с тем же по сути, но менее точно сформулированным принципом "свобода каждого ограничена свободой других"). Таким образом, каждый субъект (в роли S1) должен не нарушать право каждого другого субъекта (в роли S2) осуществлять его этосные ценности и потребности E (ср. с тезисом 2).

5. Обоснование общезначимости

кардинальных ценностей

Совмещение принципа всеобщности защиты прав (тезис 4), императива ненарушения прав (тезис 2), предпосылки объективных условий (1б) и определения кардинальных ценностей (1в) влечет всеобщность обязанности не нарушать кардинальные ценности по отношению к кому бы то ни было. Точнее, каждый субъект должен не нарушать кардинальные ценности по отношению к каждому другому субъекту, т.е. не ухудшать общих условий осуществления кем-либо его этосных ценностей и потребностей. Таким образом, согласно определению (1г), кардинальные ценности общезначимы и имеют статус безусловных прав каждого субъекта.

6. Состав кардинальных ценностей

В состав кардинальных ценностей, необходимых условий осуществления любым субъектом S своих этосных ценностей и потребностей, входят следующие компоненты:

а) жизнь, здоровье, свобода мысли, свобода принятия и выполнения человеком решений относительно собственной жизни;

б) личное достоинство, понимаемое здесь как право на защиту от публичного унижения и неправового физического насилия, также считается кардинальной ценностью, поскольку постоянная опасность, тем более практика публичного унижения и физического насилия неизбежно деформируют психику и препятствуют осуществлению права на свободный выбор и следование этосным ценностям и потребностям (что может быть доказано историческими наблюдениями и объективными методами психологии);

в) возможность иметь семью и продолжать род, воспитывать своих детей по собственному усмотрению причисляется к кардинальным ценностям, поскольку в роли субъекта может выступать не только субъект или сообщество современников, но также "диахронное сообщество", состоящее из двух и более поколений: семья, род, клан, этнос. Очевидно, что защита такой преемственности необходима для воспро-изводства этосных ценностей и потребностей при смене поколений;

г) доступность культуры общества, означающая, с одной стороны, достижение некоторого минимального уровня развития познавательных способностей субъекта (грамотность и т.п.), с другой - открытость источников культурной информации (библиотеки, школы и т.д.), считается кардинальной ценностью, поскольку лишение некоторых субъектов (по расовому, половому, имущественному, сословному или иным признакам) такого доступа ущемляет их право на ценностное самоопределение и соответствующую свободу жизнестроительства;

д) право добывать своим трудом жизненные блага для трудоспособных и минимальное жизнеобеспечение (пропитание, одежда, жилье) для нетрудоспособных и безработных также считаются кардинальной ценностью, поскольку без этого осуществление этосных ценностей и потребностей в общем случае невозможно.

7. Определение и общезначимость

субкардинальных ценностей

Сами кардинальные ценности могут быть поставлены на место условий С в структуре императива ненарушения прав (тезис 2, посылка б); в этом случае на месте V ( посылка в) окажутся некие другие ценности (называемые субкардинальными), ненарушение которых является необходимым условием осуществления кардинальных ценностей. При дальнейшем рекурсивном применении тех же процедур к субкардинальным ценностям можно выделять суб-субкардинальные ценности и т.д. Применение к этим ценностям тех же принципов 3-5 позволяет считать субкардинальные ценности со всей последующей подчиненной иерархией также общезначимыми*. Поэтому можно говорить об общезначимых ценностях первого порядка (кардинальных), второго порядка (субкардинальных), третьего порядка (суб-субкардинальных) и т.д.

8. Состав субкардинальных ценностей

определяется на основе их определения (тезис 7) и состава кардинальных ценностей (тезис 6):

а) для сохранения жизни каждого человека необходимы безопасность (военная безопасность, внутренняя безопасность от преступности, безопасность от стихийных бедствий);

б) для здоровья - минимальное жизнеобеспечение (пропитание, одежда, жилище) и экологические условия (состояние атмосферы, воды, продуктов питания, уровня радиации, климата);

в) для свободы и достоинства - социальные (традиционные - моральные и/или правовые) гарантии и нормы окружения, защищающие от публичного унижения и неправового физического насилия, защита известного комплекса гражданских свобод (свободы совести, свободы слова, свободы собраний и ассоциаций, непри-косновенности жилища, защиты собственности и пр.), какая-либо форма реального участия в принятии социально значимых решений общества (через институты представительства, выборов, традиционные институты кланов, советов старейшин и т.п.);

г) для права иметь семью, продолжать род, воспитывать детей по своему усмотрению - запрет на вмешательство в семейное воспитание (за исключением случаев физического насилия и публичного унижения по отношению к членам своей семьи), предоставление доли ресурсов общества на образовательные институты для этнокультурных меньшинств;

д) для доступа к культуре общества - запрет на утаивание или систематическое искажение информации (например, исторической) в школах, библиотеках, прессе и т.п., обязательная грамотность в письменных культурах, обязательное начальное образование, возможности продолжения образования в современных обществах.

9. Различение общезначимых и высших ценностей

Каждый субъект вправе иметь и, как правило, имеет среди своих этосных ценностей собственные высшие ценности как главные ориентиры его устремлений, на достижение которых, по его мнению, следует тратить основную часть усилий, времени и ресурсов*. Общезначимые ценности в общем случае не являются высшими и не должны навязываться в качестве таковых каким-либо субъектам (индивидам или сообществам) в силу постулата генерализации (тезис 3) и принципа всеобщности защиты прав (тезис 4). Общезначимые ценности суть ценности "минимальные" - они составляют необходимую общую минимальную платформу для вынужденного взаимодействия субъектов с разными этосными, в том числе разными (и даже противоречащими друг другу!) высшими ценностями.

10. Принцип этики ценностного сознания

состоит в совмещении максимально широкого плюрализма относительно разных этосных, в том числе, высших ценностей у разных субъектов (индивидов или сообществ) с жесткой ригористической защитой всего круга общезначимых (кардинальных, субкардинальных и т.д.) ценностей.

Выводы: ценностное сознание

как глобальная этика

Ценностное сознание твердо стоит на страже общезначимых ценностей - витальных и гражданских прав человека, а также всех необходимых условий (политико-правовых, экологических, социально-экономических) для обеспечения этими правами современного и всех будущих поколений людей. Это и позволяет говорить о ценностном сознании как о глобальной этике новой исторической эпохи.

Неблагодарное дело - на современном начальном этапе развития ценностного сознания пытаться облечь его смысл в краткую формулу. Это должны делать люди следующих исторических эпох. Но даже преждевременные и ошибочные попытки осмысления вреда не приносят: они позволяют следующим поколениям отталкиваться от ошибок и строить более верные и глубокие суждения.

Попытаемся представить основной смысл ценностного сознания в следующей формуле: соблюдение минимального общего круга ценностей и правил поведения для сохранения каждым свободы жить по-своему.

В более развернутой формулировке принципы ценностного сознания сводятся к следующему:

- гуманистический и экологический ригоризм, связанный с необходимостью помощи бедствующим, голодающим людям в различных регионах мира, но не нарушающий при этом достижений в сфере прав и свобод индивида;

- глобальный масштаб ответственности (как относительно человеческих сообществ, так и относительно природного окружения);

- учет принципов социокультурной специфики, историзма и функционализма в этических рассуждениях;

- различение кругов ценностей с разным статусом, распространенностью и правилами использования;

- различение общезначимости ценностей и их главенства (высшего статуса);

- выявление и распространение ценностей в режиме коммуникации индивидов, сообществ с разными этическими позициями.

* Здесь частично воспроизводятся два раздела моей книги "Философия гуманитарного образования". М., 1993.

* Данная схема вывода перекликается с "импликативным императивом" (К.Апель, В.Хесле) и также предполагает возможность включения ненормативного (например, научного) знания для определения того, какие условия С объективно необходимы для осуществления этосных ценностей Е, нарушение каких ценностей V наиболее разрушительно или опасно для условий С (1.4).

* Общезначимость субкардинальных ценностей, в частности, означает, что люди нынешних поколений не имеют права нарушать экологические ценности, лишать доступа к ресурсам людей всех последующих поколений. Это касается, например, загрязнения среды, вырубки лесов, хищнического потребления или распродажи невозобновимых ресурсов. Данный принцип является твердым этическим основанием доктрины устойчивого развития (не оставлять потомкам условий худших, чем достались нам).

* Примерами таких высших ценностей могут быть Бог, Благодать, Спасение для верующего, Красота для художника, Истина для ученого, Добро для моралиста, Долг для стоика, Воздержание для аскета, Справедливость для судьи, Талант и Признание для артиста, Наслаждение для гедониста, Польза для прагматика, Обычай для традициона-листа, Власть для политика, Победа и Мощь для военного, Свобода (личности и деятельности) для либерала, Свобода (своей нации или этноса) для патриота-сепаратиста, Целостность страны/империи (с сохранением всех провинций) для патриота-державника и т.д. Отметим существенное отличие такого рода высших ценностей от заданного состава кардинальных (тезис 6) и субкардинальных (тезис 8) ценностей, а также принципиальную возможность каждой этосной группы договориться по этой минимальной базе общезначимых ценностей даже при наличии антагонизма по высшим ценностям (Свобода этноса versus Целостность державы, Воздержание аскета versus Наслаждение гедониста и т.д.).

Оглавление книги Другие публикации

2.2. УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ

И ЦЕННОСТНОЕ СОЗНАНИЕ

Понятие устойчивого развития

Идея устойчивого развития появилась как альтернатива двум крайностям в современных техноэкономических ориентациях: продолжению бесконтрольного роста экстенсивного природопользования, производства, потребления и, напротив, замораживанию роста из-за экологических опасностей и ресурсных ограничений.

Словосочетание "устойчивое развитие" имеет уже довольно широкое распространение, что, как правило, грозит вырождением идеи в пустой публицистический штамп. Преодолеть эту опасность можно только с помощью четкой понятийной проработки идеи и последующего построения более конкретных целей, принципов и критериев оценки дальнейшего цивилизационного движения.

Согласно "Декларации Рио" (Рио-де-Жанейро, 1991 г.), идея устойчивого развития включает следующие составляющие:

"признание того, что в центре внимания находятся люди, которые должны иметь право на здоровую и плодотворную жизнь в гармонии с природой;

- охрана окружающей среды должна стать неотъемлемой компонентой процесса развития и не может рассматриваться в отрыве от него;

- право на развитие должно реализоваться таким образом, чтобы в равной мере обеспечить потребности в развитии и сохранение окружающей среды как для нынешнего, так и для будущих поколений;

- уменьшение разрыва в уровне жизни народов мира, искоренение бедности и нищеты с учетом того обстоятельства, что сегодня на долю 3/4 населения Земли приходится 1/7 часть мирового дохода" 1.

Есть также более общее понимание устойчивого развития как экономического роста, в котором сбалансированы возможности окружающей среды и потребления. Эти формулировки можно рассматривать как предпосылки определения устойчивого развития, передающие в целом его идейную направленность. Наш вариант определения 2 сохраняет эту направленность, но включает элементы либо более конкретные, либо имеющие ясные пути конкретизации и развертывания.

Устойчивое развитие - это совокупность естественно-искусственных процессов обновления социальных функций (и обеспечивающих их социальных методов), направленного на:

а) расширение возможностей всех сообществ и индивидов реализовать свои ценности и потребности, сохраняя условия для этого друг другу, а также сообществам и индивидам всех последующих поколений;

б) подъем уровня и качества жизни беднейших частей населения Земли за счет повышения их способностей к самообеспечению и расширения доступа к технологиям и природным ресурсам на основе принципа уважения к жизненным правам и достоинству каждого человека.

Приведем теперь некоторые пояснения и краткие обоснования этого определения.

Совокупность естественно-искусственных процессов. Здесь подчеркнута множественность разнородных процессов, не сводящаяся только к "экономическому росту". Термин "естественно-искусственное" говорит о совмещении в устойчивом развитии моментов естественно-исторических, органических изменений и превращений, непредсказуемых и в некотором смысле стихийных, с моментами целенаправленной деятельности, прогнозирования, планирования, проектирования, программирования 3. Главная идея этого совмещения (латентная в определении) - искусственное создание условий и стимулирование (толчок) естественных процессов саморазвития.

Обновление социальных функций и обеспечивающих их социальных методов. Под обновлением здесь понимается широкий спектр изменений: от частичной модификации или количественного приращения до полного перерождения или замены. Социальные функции - понятие из аппарата социальной культурологии 4, являющееся строгой концептуальной разверткой выражения "удовлетворение социальных потребностей". Грубо говоря, социальная функция означает предоставление предметов потребления потенциальным потребителям вне зависи-мости от способа (использованных методов, механизмов, технологий). Социальный метод включает такую сложную систему разнородных элементов (люди, социальные структуры, отношения и институты, материальные и иные ресурсы, культурные образцы, материальные, регулятивные процессы и др.), которая обеспечивает одну или несколько социальных функций. Ограничения социального метода обусловливают необходимость подчиненных вторичных функций со своими же методами и т.д. Здесь используется строгая концептуальная схема функционально-методного отношения 5.

Социальные методы различаются по множеству оснований, здесь скажем только о степени отрефлексированности и технологичности. На одном полюсе находятся неотрефлексированные социальные методы (назовем их социокультурными механизмами), которые неотделимы от психики, традиционных отношений, ритуалов сообщества. К примеру, функции воспитания потомства, воспроизводства социальных отношений и культуры в традиционных обществах обеспечиваются именно социокультурными механизмами. Только за счет обновления социокультурных механизмов, связанных с семейными отношениями, можно надеяться на сдерживание рождаемости в перенаселенных регионах мира.

На другом полюсе находятся полностью отрефлексированные методы, которые могут быть отделены от сообщества, зафиксированы в знаковой форме в виде составляющих (перечней входов и выходов, целей и средств, процедур и операций, сетей и расписаний, норм и стандартов и т.д.). Именно такие методы целесообразно называть социальными технологиями. В идеале социальная технология, подобно другим типам технологий, может быть перенесена в новое место и время, использоваться в новом сообществе (разумеется, с учетом социокультурной специфики и при соответствующей "доводке"). Ориентиры устойчивого развития - создание и реализация социальных технологий экологического контроля, утилизации отходов в больших городах, рационального природопользования, выращивания инфраструктуры жизнеобеспечения в отсталых регионах, распространения грамотности, усиления элементов правового общества и т.д.

Качественное обновление социальных методов называется совершенствованием, количественное увеличение показателей социальных функций - ростом, а качественно-количественное обновление социальных функций и социокультурных механизмов - развитием 6.

Расширение возможностей реализовать свои ценности и потребности (а). Здесь в определение вводится нормативная модальность, но не догматически, а через реальное разнообразие представлений самих людей о том, что для них значимо культурно, этически, религиозно, познавательно, эстетически (ценности), и в чем они нуждаются материально (потребности). Подчеркнем, что само стабильное развитие отнюдь не гарантирует "исполнения всех желаний", оно лишь направлено на расширение возможностей активной деятельности самих людей.

Все сообщества и индивиды. Под сообществом здесь понимается объединенная чем-либо совокупность людей, причем совокупность самого разного социального масштаба (семья, клан, социальная группа, этнические и иные меньшинства, ассоциации, сословия, население национальных регионов, стран, цивилизаций и мировых регионов). Понятие индивиды введено в определение специально для того, чтобы глобалистская идеология устойчивого развития не заслоняла отдельную личность, у которой могут быть и есть свои собственные ценности и потребности.

Сохранение условий для этого (то есть для расширения возможностей реализации ценностей и потребностей) друг другу, а также сообществам и индивидам всех последующих поколений. Эта модификация известного рефлексивного ограничения (ср.: "свободы и права каждого ограничены свободами и правами окружающих") подразумевает здесь главным образом экологические и ресурсные ограничения природопользования. Эквивалентом этой нормы, включенной в определение устойчивого развития, может быть максима: не оставляйте детям условия окружающей среды худшими, чем они достались вам от отцов.

Подъем уровня и качества жизни беднейших частей населения Земли за счет повышения их способностей к самообеспечению (б). Этот второй ориентир устойчивого развития в принципе может быть выведен из первого (расширение возможностей реализации ценностей и потребностей). Обратим однако внимание на следующие хорошо известные факторы: перенаселенность, крайне низкий образовательный уровень в беднейших регионах мира, отстраненность их от многих природных ресурсов, современной технологии и информации, в то же время, ограниченность земных ресурсов, стабильность, законность и военная защищенность их мирового раздела. В этом свете абстрактный ориентир (а) может только закрепить чудовищный разрыв в уровне и качестве жизни разных мировых регионов, поэтому он дополнен ориентиром (б), устанавливающим приоритет заботы о беднейших.

Расширение доступа к технологиям и природным ресурсам на основе принципа уважения к жизненным правам и достоинству каждого человека - это самая проблематичная часть определения. Как говорилось выше, мировые ресурсы (территории, акватории, полезные ископаемые) уже неоднократно поделены и переделены, существующие права на них закреплены в современном международном праве и национальных законах о земле, полезных ископаемых, собственности. В этих условиях любое расширение доступа к ресурсам субъекта А означает сужение доступа к этим ресурсам субъекта Б, поэтому непременно будет возрастать противодействие тех сообществ, чьи интересы ущемляются, что неизбежно ведет к конфликтам (см. раздел 2.3).

Тем не менее, принцип справедливого расширения доступа к ресурсам для беднейших частей населения Земли необходим, и ниже будут приведены основания для этого.

Устойчивое развитие

и мировые мегатенденции

Абстрактное нормативное понятие устойчивого развития необходимо "спустить на землю" - сопоставить с реальным положением дел в сегодняшнем мире. В начале книги были представлены системные мегатенденции современного мирового развития. Они получены на основе анализа частных тенденций развития в техноприродной, социальной, антропной (связанной с воспроизводством человеческих качеств) и культурной сферах современной цивилизации 7. Системные мегатенденции - это устойчивые комплексы положительной обратной связи между тенденциями различных сфер.

Мегатенденция I - инерция техноэкономического роста и глобальная вестернизация,

Мегатенденция II - панизоляционизм, рост внешнего отчуждения и внутренних репрессий,

Мегатенденция III - техноэкономическая переориентация и многополюсное партнерство.

Представляется очевидным, что идея устойчивого развития появилась и набирает силу в русле Мегатенденции III. Читатель может сам сопоставить установки документов конференции в Рио-де-Жанейро, прежде всего "Декларации Рио", с составляющими Мегатенденции III (см. раздел 1.1).

Анализ показал, что реальной экономической и политической мощью, массовой поддержкой населения подкреплены сейчас только Мегатенденции I и II 8. Мегатенденция III существует в настоящее время в основном лишь в книгах и статьях, в головах тонкого слоя интеллектуальной элиты некоторых стран.

Основные политические, военно-стратегические, инвестиционные решения в мире и сейчас определяются стремлениями к захвату новых рынков и источников ресурсов (Мегатенденция I) или стремлением к ограждению от внешней экспансии и веяний времени (Мегатенденция II). Отчужденная (и даже скандальная) позиция США на форуме в Рио-де-Жанейро очень показательна, ведь именно Соединенные Штаты являются признанным политическим лидером либертарианской и прогрессистской экономики, главным носителем Мегатенденции I ("Инерция техноэкономического роста и глобальная вестернизация").

Кроме того, следует иметь в виду, что Мегатенденции I и II предполагают простые решения, понятные и доступные как большинству политических и экономических лидеров, так и широким массам. Сейчас многие страны, и Россия в том числе, пытаются равняться на развитые страны Запада. Разочарование, невозможность угнаться за ними, неминуемые для большинства мировых регионов, ведут к социальной фрустрации и национально-культурной замкнутости, то есть к усилению Мегатенденции II (см. Приложение).

Яркое подтверждение силы современных разрушительных тенденций приводит Р. Хиггинс:

"За пределами ортодоксальной политики есть много вселяющих надежду знаков прорыва. Тем не менее, на стороне сил развала куда более сильные батальоны. Новаторские работы по утилизации солнечного тепла мало чего стоят по сравнению с ненасытной жаждой энергии индустриальных моголов (или масс потребителей) и прямым влиянием ядерного лобби. Промежуточные технологии не сулят немедленной отдачи производителям мишурной роскоши. Органическое сельское хозяйство не вызывает восторга у агропромышленных корпораций. Новые идеи относительно соучастия, самопомощи и децентрализации не удостаиваются внимания правительств, озабоченных поддержанием обороны и умиротворением групп интересов. Разумность, красота или моральная ценность идеи не служат гарантией ее принятия. Новое мышление и смелые эксперименты могут оказать большую помощь посткатастрофическому обществу, но при сегодняшнем холодном расчете они лишены эффективной поддержки" 9.

Таким образом, не следует надеяться, что идея устойчивого развития сама собой приобретет популярность под действием "здравого смысла". Слишком мощные и глубинные стремления и установки ей противостоят: с одной стороны, жажда неограниченной свободы и экономической власти, комфорта, новых товаров и услуг как знаков социального престижа, потребительская наркомания (Мегатенденция I), с другой стороны - желание сохранить свою национально-культурную идентичность любой ценой, в том числе ценой внешней замкнутости и внутренних репрессий (Мегатенденция II). Устойчивое развитие (как и вся идейная, интеллигентская Мегатенденция III) всегда будет находиться между этими молотом и наковальней.

Отсюда следует вывод о чрезвычайной значимости подготовки сознания (как элитарного политического и экономического, так и массового) к сложным идеям третьего пути, к альтернативе, в частности, к принятию принципов устойчивого развития.

Ценностное сознание и устойчивое развитие

в проблемном мире

О современном кризисе цивилизации и глобальных проблемах говорят многие, но редко кто четко понимает обязательную ценностную, нормативную подоплеку самих понятий кризиса и проблемы.

Проблема, по определению, есть разрыв между требуемым (нормативным, прескриптивным) и существующим положением вещей. Под кризисом я предлагаю понимать комплекс обостряющих друг друга проблем, которые по тем или иным причинам не решаются.

Современный цивилизационный кризис может быть осмыслен как резкое умножение и обострение глобальных и национальных проблем, к решению которых человечество не готово. Сами собой проблемы не решатся и не исчезнут - это понятно каждому. Говорить о преодолении кризиса можно будет только тогда, когда решения современных и будущих проблем станут нормальным порядком жизни отдельных сообществ, стран и всего человечества.

В самых общих чертах кризис современной цивилизации заключается в том, что научный рационализм, технический прогрессизм и экономический либерализм, вызвавшие новые экономические, экологические, социокультурные и социально-политические процессы, оказываются неспособными "справиться" с ними, то есть ввести эти процессы в русло безопасного, гармоничного, "дружественного человеку" развития.

Представление о безопасности, гармонии и дружественности остается весьма расплывчатым, пока оно не основывается на четких нормативных критериях. Мы уже располагаем такими критериями в виде принципов ценностного сознания и устойчивого развития, системы кардинальных и субкардинальных ценностей (раздел 2.1). С этих позиций можно рационально и обоснованно судить о степени остроты и неотложности проблем, определять целевые установки, ограничения и критерии оценки их решения, строить основные направления выхода из цивилизационного кризиса на пути к устойчивому развитию.

Более того, открывается возможность выйти из режима "пожаротушения" в более надежный режим перманентного отслеживания проблем, их прогнозирования и предупреждения. Ростки этого нового подхода человека к своей цивилизации уже есть, важно вырастить из них достаточно сильные ветви социальной, политико-правовой, техноэкономической практики. Концептуальной предпосылкой служат конструкции социальных функций и социокультурных механизмов.

Действительно, наряду с традиционными социальными функциями жизнеобеспечения, транспорта, связи, информирования, поддержания гражданского и правового порядка, образования и т.д., современным сообществам и цивилизации в целом необходимы также совершенно новые социальные функции, например, такие, как формирующиеся в последние годы:

- мониторинг и прогнозирование глобальных и локальных экологических проблем, национальных, социальных и иных конфликтов;

- составление, состыковка и реализация глобальных и локальных программ по их решению.

Требуются также и никогда ранее не выполнявшиеся социальные функции:

- установление и постоянное обновление международного правового порядка, который должен быть адекватен принятым решениям и программам по глобальным проблемам (см. первую статью в Приложении);

- сбор и распределение средств для реализации данных программ;

- популяризация программ в планетарном и локальном масштабах с учетом социокультурной специфики каждой популяции;

- обновление системы общезначимых ценностей и интеграция их с локальными идеологическими, религиозными мировоззрениями, культурными и этическими традициями (см. раздел 2.1);

- установление и постоянное обновление соответствующих международных и национальных образовательных стандартов, направленных на формирование ответственности за общезначимые ценности и устойчивое развитие (см. раздел 2.4).

Не следует надеяться, что эти функции могут быть эффективно выполнены только международными или национальными бюрократическими организациями. Нужны социокультурные механизмы, специфические для каждой локальной цивилизации, для каждого мирового региона. Социальную основу этих механизмов могут составить добровольные ассоциации, религиозные общины, клановые и родовые сообщества и т.д. Как подключить все это культурное разнообразие к выполнению принципиально новых социальных функций устойчивого развития - вот достойная задача для социальной философии, социологии, социотехники, культурологии, психологии.

Философский и аксиологический аспекты этой проблематики во многом связаны с критической, сопоставительной и конструктивной работой с ценностями. Ведь именно новые ценностные основания, полученные в результате нахождения баланса между группами противоречащих друг другу ценностей, должны стать основой проектирования, постановки и реализации новых социальных функций, необходимых для устойчивого развития. Таким образом, мы еще раз приходим к чрезвычайной значимости подхода конструктивной аксиологии, о котором шла речь в предыдущем разделе.

Обозначим теперь основные группы проблем, начиная с наиболее острых и неотложных с точки зрения общезначимых ценностей и принципов устойчивого развития.

Войны и вооруженные конфликты

Почему проблемы такого рода наиболее острые? Во-первых, ежедневно льется кровь и погибают люди, то есть нарушаются кардинальные ценности прав на жизнь, здоровье, неприкосновенность личности. Во-вторых, практически каждый конфликт втягивает в свою орбиту сочувствующие страны и мировые регионы, что проходит трещиной по международным отношениям и тормозит попытки договоренности и объединения для решения глобальных проблем и движения к устойчивому развитию. В-третьих, войны и вооруженные конфликты не только непосредственно отвлекают средства участников и их союзников, но и служат основанием для преимущественных инвестиций в оборону практически всех стран мира. На экологические и гуманитарные программы остаются жалкие крохи.

Кровь льется под аккомпанемент благородных воззваний всех проти-воборствующих сторон: "Отдадим жизнь за Родину!" Это имело и имеет место в войнах и конфликтах арабов и евреев, сербов, хорватов и боснийцев, армян и азербайджанцев, молдаван и приднестровцев, грузин и осетин, грузин и абхазцев, чеченцев и ингушей, афганских группировок, таджикских кланов. Люди при этом стараются в первую очередь отдать чужие, а не свои жизни. В этом смысле "Родина" предстает уже не любящей матерью, а идолищем, пожирающим все новые души. Этот идол, кумир требует критики,"простукивания", как к тому призывал Ницше, - не пустой ли он изнутри? Требуется коренная переоценка ценностей.

Общий план рассуждений может быть таков. Смертельный бой "за Родину" оправдан только тогда, когда имеется явная внешняя вооруженная агрессия, признанная таковой мировым сообществом. В современных же ситуациях межэтнических конфликтов, распада империй люди отдают свои и чужие жизни совсем за иную ценность - за право политического контроля над спорной территорией. Но эта политическая ценность уже совсем не Родина-мать, а то самое идолище.

Принципиальное решение конфликтов такого рода следует искать лишь на основе признания неприкосновенными кардинальных ценностей жизни, здоровья и свободы личности (см. раздел 2.3). При отсутствии очевидной и признанной агрессии одного суверенного государства против другого политический контроль над спорными территориями должен получить статус этосной ценности каждой противоборствующей стороны (раздел 2.1). Иначе говоря, каждое сообщество (в том числе новое государство) может считать спорную землю своей, и с этим придется мириться довольно долго, но стрелять в людей все равно запрещается. Международная политическая практика уже интуитивно подходит к такого рода решениям: это, например, известный новый принцип непризнания любого изменения государственных границ, произведенного вооруженным насилием, а не в результате мирных переговоров.

Современные кровавые конфликты и войны - самое серьезное испытание действенности гуманистических ценностей и самих принципов ценностного сознания. Здесь возникают задачи двоякого рода: во-первых, конкретизовать, операционализировать эти ценности и принципы для новых подходов и критериев справедливости в мирном решении территориальных и других ресурсных конфликтов. В частности, предусматривается углубление и развитие методологии "принципиальных переговоров" по Р. Фишеру и У. Юри 10. Во-вторых, идеи и принципы ценностного сознания и устойчивого развития должны быть применены к проектированию нового международного режима отслеживания, предупреждения и быстрого прекращения вооруженных конфликтов (подробнее см. раздел 2.3). Этот режим включает, очевидно, особую систему новых социальных функций, обеспечиваемых как авторитетными международными организациями, централи-зованными фондами, миротворческими силами, так и социокультурными механизмами, мировоззренческими инновациями локального характера.

Локальные экологические и стихийные бедствия

Эти проблемы также требуют неотложного вмешательства, т.к. связаны со спасением людей. Здесь имеются в виду как техногенные (Чернобыльская авария, Арал, последствия ядерных испытаний, неразумного использования земель), так и природные катастрофы (землетрясения, наводнения, тайфуны и т.д.). Следует ожидать также острых локальных последствий известных экологических проблем глобального масштаба: парникового эффекта, озоновых дыр, тектонических изменений вследствие масштабного изъятия полезных ископаемых, сведения лесов, загрязнения мирового океана и атмосферы и т.д.

Конференция 1992 г. в Рио-де-Жанейро выявила имеющийся значительный задел в осмыслении этих проблем и программировании соответствующей практической деятельности. В настоящий момент очень многое упирается в недостаточность ресурсов, прежде всего финансовых, для конкретизации и осуществления задуманных программ. Кроме того, многие национальные правительства саботируют решения международного сообщества, поскольку ущемляются их экономические интересы (например, по экспорту леса, химическому производству, передаче биотехнологий) и ставится под вопрос внутренняя политическая стабильность.

Такое положение вещей позволяет ставить общие философские вопросы о соотношении задействованных ценностей, причем в прямом приложении к проблемам распределения ресурсов. Действительно, настолько ли военная безопасность более значима, чем предотвращение экологических и стихийных бедствий, насколько больше она (практически повсеместно) съедает финансовых, материальных и интеллектуальных ресурсов? Как соотносятся потребности быстрой транспортировки, потребности в спутниковом телевещании, в оперативной информированности с экологической опасностью нарастающей деформации атмосферы современными самолетами и спутниками? Насколько оправдано ограничение прав экономической свободы и собственности, перманентного наращивания уровня комфортности личной жизни для имущих ради выделения ресурсов для населения, страдающего от экологических и природных бедствий? Каковы границы и критерии допустимости такого рода перераспределения не с точки зрения частных национальных законодательств, а с точки зрения общезначимых ценностей и принципов устойчивого развития?

Известно сильное направление социальной и экономической этики, работающее над этими вопросами 11. Соединение имеющихся результатов с идеями ценностного сознания и устойчивого развития - еще одно крупное направление необходимой работы. Результатом ее должны стать общие, но достаточно четкие принципы и приоритеты в создании международного экономического и правового порядка потребления и распределения мировых ресурсов и финансовых средств.

Перенаселенность, голод и бедность

Информация о бедствиях и вооруженных конфликтах ярко и громко представлена на страницах газет и телевизионных экранах. В то же время, почти бесшумно, но все глубже и глубже разверзается пропасть между регионами мира. Это пропасть между развитыми, богатыми, образованными, в политическом и военном планах лидирующими странами - с одной стороны, и отсталыми, беднейшими, почти сплошь неграмотными, крайне перенаселенными странами - с другой стороны. Первые предпочитают перекачивать природные ресурсы из вторых и возвращать им для захоронения экологически вредные отходы. Вторые все глубже залезают в долги, по необходимости и по возможности наращивают лишь добывающую промышленность. Все это в сочетании с продолжающимся демографическим взрывом, опустыниванием земель, перманентным недостатком пищи и чистой воды уже в обозримом будущем грозит социальными катаклизмами, массовыми эпидемиями, неуправляемой волной миграций, междуусобной и антизападной военной агрессией.

Может ли гуманистическая традиция европейской этики оставаться в стороне от этих проблем? При этом надо иметь в виду, что, с точки зрения классических моральных и правовых норм, винить практически некого и не за что: все делается по взаимным соглашениям, в рамках существующего международного права. Нет злодеев, которые желали бы зла распухающим от перенаселенности, культурно, технологически и ресурсно обескровленным странам и мировым регионам. Правительства, компании и население развитых стран естественным и законным образом соблюдают свою выгоду, но разверзающаяся пропасть неуклонно ведет ко все более страшным катастрофам. Благодаря военной, экономической и технологической мощи развитые страны довольно долго могут ограждать себя от этих бед, объединившись в военно-политические блоки, ставя все более жесткие заслоны иммиграции. Но картина будущих островов благополучия среди океана бедствий вряд ли соответствует традициям гуманной европейской культуры - наследницы общечеловеческих идей Яна Коменского, Иммануила Канта, Альберта Швейцера.

Реальное признание "клубом цивилизованных стран" общечеловеческого и кардинального характера прав на жизнь, сытость, здоровье, экономическое самообеспечение должно воплотиться в новый международный экономический и правовой порядок, налаженные функции и механизмы культурной и технологической помощи 12. В этой связи должна быть рассмотрена идея "культурного исхода" 13. Здесь речь идет о помощи не столько продовольствием (которое тут же проедается, способствуя социальному паразитизму и национальному вырождению), не столько кредитами (которые почти всегда пускаются на самую прибыльную, но обескровливающую - добывающую промышленность), сколько экспортом и постановкой систем образования, созданием квалифицированной рабочей силы и рабочих мест, передачей современных технологий, в том числе рационального и экологического природопользования.

Сейчас такая помощь никому в развитых странах не выгодна. Но ведь в рамках одного государства находятся возможности для финансирования и осуществления стратегических мероприятий, исследований, которые сегодня никому не дают прибыли! Возьмем, к примеру, археологические раскопки. В Англии давно принят разумный закон, согласно которому археологические раскопки в обязательном порядке оплачиваются фирмой, желающей застроить данную территорию. Подобный принцип может быть использован и в международном правовом порядке: вывозишь природные ресурсы из страны - обеспечь культурные и технологические возможности для ее саморазвития и экономического самообеспечения населения.

Тот же принцип должен быть использован и в таких больших странах, как Россия, где колониальное отношение к Сибири и Северу ни для кого не является секретом. Средства, технологии, культурную поддержку, необходимые для социального и культурного развития Сибири, возрождения народов Севера следует требовать (через введение специального правового порядка) от национальных и зарубежных нефтяных, газовых компаний, нацелившихся на выкачивание ресурсов из сибирских и северных земель.

При таком подходе природные ресурсы дорожают, промышленный рост тормозится, но этот рост уже давно должен перестать быть фетишем экономики. Дешевая энергия из дальних стран - это технологический наркотик. Лишение такого наркотика непременно будет сопровождаться весьма болезненной "ломкой", но только этот путь ведет к выздоровлению. При введении жесткого мирового порядка культурной помощи и соответствующем удорожании экспортных энергоносителей, США, например, потребляющие сейчас около трети всей мировой энергии, вынуждены будут обратиться к собственным законсервированным месторождениям, будут ориентироваться на более экономичные машины и технологии. Развитие пойдет по новому направлению - к социо-техно-биоценозам, т.е. обществам, встроенным в экологию своих регионов, с преимущественным развитием ресурсосберегающих, циклических, безотходных технологий.

Надеяться на такой поворот событий сейчас было бы непозволительным прекраснодушием: слишком сильна инерция утилитарных установок и техноэкономического потенциала, о чем уже говорилось выше. Реального отрезвления можно ожидать, к глубокому сожалению, только в результате новых военно-политических катаклизмов или экологических катастроф.

Остановлюсь теперь на деликатной проблеме расширения беднейшим странам доступа к мировым ресурсам и современным технологиям. В определение устойчивого развития был заложен "подъем уровня и качества жизни беднейших частей населения Земли за счет повышения их способностей к самообеспечению и расширения доступа к технологиям и природным ресурсам на основе принципа уважения к жизненным правам и достоинству каждого человека". Приведем теперь основания для этого принципа.

Без расширения доступа к ресурсам выход из перманентных голода и бедности возможен только на время и за счет внешней "гуманитарной" помощи, по сути дела за счет подачек и экономических костылей. Сохранение на планете миллионов (а в недалеком будущем и миллиардов) людей, чья жизнь и сытость зависят только от своевременного подаяния, представляется несовместимым ни с идеей устойчивого развития, ни с базовыми гуманистическими ценностями. С голодным мором, эпидемиями и войнами нельзя мириться по тем же причинам. Остается только третий путь - выращивать у беднейших стран и регионов способность к экономическому самообеспечению. Однако это невозможно без существенного расширения их доступа к природным ресурсам (особенно территориальным и энергетическим), доступа к современным сельскохозяйственным, промышленным и информационным технологиям.

Социальная безответственность

и культурная деградация

Наиболее известные проявления проблем этой группы - наркомания, алкоголизм, преступность, особенно среди молодежи. Однако, наряду с этими, есть и другие, медленно действующие факторы, ставящие под вопрос выживание малых народов и этнических меньшинств, социальное здоровье больших народов и человеческой цивилизации в целом. Речь идет о социальной апатии, иждивенчестве, эскапизме, с одной стороны, и некритической приверженности радикальным (как правило, националистическим или революционным) идеологиям, накатывающим новым и новым волнам примитивной массовой культуры - с другой.

С точки зрения классического либерализма, здесь нет ничего плохого - кто же запретит гражданину свободного общества пренебречь всеми социальными и глобальными проблемами; ничего не поделать, если физиологически выверенные ритмы стилей "диско", "металл", "ламбада", "техно", "рэп" имеют гораздо более массовое распространение и по рыночной конъюнктуре значительно выгоднее классических симфоний или фольклора.

Классический либерализм оправдан, когда эти явления имеют место в стабильном обществе с налаженной демократией, эффективными социальными программами, с древними и сильными культурными корнями, которые поддерживаются десятками университетов, библиотек, музеев, консерваторий. В глобальном масштабе сейчас ситуация резко меняется: возникает вполне реальная опасность захлестывания мира агрессивными националистическими идеологиями, которые будут править бал среди общей социальной апатии. Уже есть признаки оскудения и вырождения культурного разнообразия под катком современной кино- видео- поп- и шоу- индустрии. Глобальная же устойчивость прямо зависит от мировоззренческого миролюбия, разнообразия и определенной духовной высоты культуры.

Выводы: перспективы аксиологической поддержки

движения к устойчивому развитию

В аксиологическом аспекте встает проблема выделения тонких и гибких критериев для выбора и баланса между группами сталкивающихся ценностей: ценностей индивидуальной свободы, социально и культурно ориентированных ценностей. Затем эти абстрактные мыслительные критерии должны быть "обкатаны" в общественных дискуссиях, договоренностях между заинтересованными сторонами, лицами, принимающими правовые и экономические решения. Практический результат этой работы - новые принципы, формы поддерживающей и налоговой политики в области культуры и масс-медиа, образовательные стандарты, возможно, определенные идеологические ограничения для политических партий, движений и т.д.

Не исключено, что будут множиться и расширяться "клубы цивилизованных стран", принимающие некоторый минимум общих принципов и норм в структуре государственного бюджета, в гуманистическом ограничении политических идеологий, в стандартах социального и гуманитарного образования, в государственной поддержке классической культуры, этнокультурного разнообразия.

Такая "интеграция снизу", сохраняющая свободу, суверенность и специфику наций и цивилизаций, представляется наиболее надежным гарантом движения к глобальному устойчивому развитию.

Для этого движения необходимо интеллектуальное, философское, логическое, ценностное обеспечение. Идеи ценностного сознания и конструктивной аксиологии призваны стать очередными шагами на этом пути.

ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ

2.3. ЦЕННОСТНЫЙ ПОДХОД

К РАЗРЕШЕНИЮ РЕСУРСНЫХ КОНФЛИКТОВ

Контроль над ресурсами - стержень конфликтов

Под конфликтом здесь понимается столкновение сторон - индивидов или сообществ, обусловленное их противоречащими друг другу интересами, претензиями, намерениями. Прежде всего нас интересуют международные, межэтнические, социальные конфликты, течение и последствия которых угрожают общезначимым ценностям - жизненным и основным гражданским правам человека, а также обеспечивающим эти права экологическим, политико-правовым и социально-экономическим ценностям. Поэтому оставим за скобками широкую сферу конфликтов, имеющих чисто эмоциональную, психологическую почву. Глубокими, затяжными и опасными для ценностей являются конфликты, суть которых - борьба за ресурсы или за доступ к ним, контроль над ресурсами и т.п.

Ресурсы понимаются при этом в самом широком смысле: собственно природные ресурсы (территории, водные и воздушные пространства, энергоносители и другие полезные ископаемые); богатства, созданные человеческим трудом; политическая, экономическая власть и другие формы социального влияния как отношения, определяющие доступ к другим ресурсам; информация или возможность пользования источниками информации.

Итак, далее под конфликтами будем понимать конфликты в сфере контроля над ресурсами. При этом в зависимости от характера конфликтующих сторон и характера течения конфликты могут быть социально-экономическими, национальными, религиозными, идеологическими, внешне- или внутриполитическими, а также - мирными или военными, конструктивными или деструктивными.

Может появиться подозрение, что здесь неоправданно сужена сфера реальных причин и движущих сил конфликтов. Помимо контроля над ресурсами это могут быть действительные идейные разногласия в религиозных, моральных вопросах или кросскультурные различия. Были религиозные войны, была война против фашизма, есть современное противостояние, например, американизму или в целом западному влиянию. Неправомерно из таких конфликтов исключать идейное, моральное, религиозное, ценностное начала. Это так, но мой тезис о ресурсной сущности конфликтов не тождествен известной марксистской доктрине, согласно которой идейные, идеологические различия - это лишь форма или оболочка сталкивающихся экономических интересов.

Ценности и вообще идеи играют реальную, чрезвычайно значимую роль в конфликтах. Важно, что если изъять из конфликта аспект борьбы за контроль над ресурсами (понимаемыми в широком смысле), то конфликт превратится в чисто теоретический спор. Этот спор, между прочим, можно в любой момент закончить без ущерба для сторон, любой третьей стороны и каких-либо ценностей. Если же столкновение идей связано с ресурсами, то картина радикально меняется, течение и исход спора-конфликта будут иметь серьезнейшие последствия для всей системы социальных отношений, в рамках которых эти ресурсы используются, а значит и для множества людей и их прав как общезначимых ценностей.

Случаи религиозных войн или фашистской агрессии, когда прямо захватывались территории (как источники практически всех ресурсов), достаточно очевидны. Но наш тезис подтверждается и на другом полюсе "серьезности" конфликтов. Возьмем чисто идейный, на первый взгляд, кросскультурный конфликт, который касается правил приличного поведения на улице. Можно ли, например, в общественных местах носить одежду с короткими рукавами, можно ли целоваться и т.п.? Известно, что западная (европейская) и восточная (исламская) культуры имеют в этих вопросах идейные различия. В местах или случаях пересечения этих культур (совместное проживание в одном городе, туристские поездки) различия приводят к систематическим конфликтам - стычкам и даже дракам на улицах. Известен случай тюремного заключения иностранки за поцелуй на улице в одной исламской стране, что привело к конфликтной ситуации международного масштаба.

Анализ такого рода конфликтов показывает, что наряду с идейным (нормативным) противостоянием ключевую роль здесь играет контроль над специфическим ресурсом - правом устанавливать и поддерживать правила поведения людей в общественных местах. Конфликт решается только размежеванием и упорядочением таких сфер контроля, обязательным информированием о правилах поведения в стране или городе пребывания, либо даже в разных районах, разных кварталах одного города. Когда это разделение сфер контроля проведено, чисто идейный спор - можно или нет носить рубашки с короткими рукавами или шорты, обязательна ли чадра и т.п., вообще говоря, становится достаточно бессмысленным и, как правило, сам собой угасает.

Итак, главный стержень практически всех значимых, затяжных и опасных конфликтов - это контроль над ресурсами, борьба за право такого контроля, протест против существующего порядка контроля, защита самого этого порядка и т.п.

Конфликты в мировой истории

Конфликты всегда сопутствовали человеческой истории, может быть, вернее сказать, что сам поток истории движется в меняющихся руслах конфликтов. Вместе с тем, в этом движении есть качественные, этапные изменения.

Читатель древней истории, как правило, поражается неисчислимому множеству безвозвратно погибших древних народов и культур. Аккадцы, аммонитяне, амнаны, амореи, апешлайцы, бактрийцы, брауи, ведды, гиксосы, дарданяне, дасью, диданы, дорийцы, дравиды - где они ? А ведь перечислены народы только по первым пяти буквам алфавита. Какие-то этносы были поглощены другими, какие-то трансформировались и получили новые названия, но это не отменяет жесткого фундаментального факта древней истории: конфликты в древности выражались -прежде всего в войнах, а войны эти приводили либо к полному уничтожению, либо к полному порабощению и ассимиляции проигравшей стороны.

Причиной последующих временных затиший был никак не рост миролюбия, а возникновение огромных империй в результате успешных захватнических войн. Яркими и известными примерами являются империя Македонского, Рим, Китай, Арабские эмираты, Османская империя, Орда, Россия. Войны переместились внутрь имперских границ и продолжались в форме национально-освободительной, религиозной борьбы, а также в форме бунтов, мятежей, восстаний, имеющих классовый характер.

Чрезвычайное - общецивилизационное - значение имело установление в Европе Нового времени международного порядка, регулирующего территориальные конфликты, и внутреннего социально-политического порядка учета и улаживания различных социальных интересов через парламентскую систему. Вестфальский договор (1648 г.) и создание Республики Соединенных провинций (Нидерланды, конец XVI в.) являются отправными точками кардинального социокультурного поворота от преимущественно военного - к преимущественно мирному решению внешних и внутренних конфликтов.

Новый тип цивилизации рождался из лона старого типа, освобождаясь от него опять-таки в кровопролитных революциях и войнах. Кроме того, тонкая культурная оболочка мирных международных отношений не выдержала бурного роста захватнических и реваншистских настроений, подкрепленных скачком в развитии вооружений, что привело к двум мировым войнам XX века.

"Холодная война" между Востоком и Западом с конца 40-х до второй половины 80-х гг. стала периодом относительной стабильности, несмотря на известные инциденты и войны (Венгрия, Куба, Вьетнам, арабско-израильский конфликт, Чехословакия, Афганистан). Отчасти это объясняется возросшей мощью и авторитетом международных миротворческих организаций, прежде всего Совета Безопасности ООН, значительно более влиятельного, чем Лига Наций в 20-30-е гг.

Но не менее, а может и более значимым фактором был режим ядерного противостояния двух сверхдержав. Страх обоюдного уничтожения и "ядерной зимы" довольно надежно сдерживал эскалацию военных конфликтов даже в географическом отдалении от СССР и США. Были однозначно поделены сферы влияния. В каждой зоне потенциально конфликтующие стороны (например, в межнациональных территориальных конфликтах ), как правило, воздерживались от открытой агрессии, которая могла послужить поводом для "наведения порядка" со стороны сверхдержавы, контролирующей данную зону мирового раздела.

Значимость указанного второго фактора подтверждается лавинообразным умножением конфликтов, в том числе военных, после окончания "холодной войны". Побежденной стороной оказался Восток: "лагерь социализма", а затем и сам СССР распались. На оставшейся "бесконтрольной" со стороны сверхдержав мировой территории и разгорелось большинство современных конфликтов: армяно-азербайджанский, боснийско-сербо-хорватский, приднестровский, грузино-осетинский, грузино-абхазский, осетино-ингушский, чеченский, крымский, таджикский и т.д.

Возврат к ядерному противостоянию сверхдержав как главному фактору миропорядка невозможен и никому не нужен. Значит остается один магистральный путь - увеличение действенности международных миротворческих институтов. В этом русле лежат основные идеи и уже возникающие механизмы урегулирования конфликтов (например, в СБСЕ). При этом главной остается идеология "пожаротушения". Вместе с тем, в мире исподволь накапливаются такие грандиозные массивы конфликтогенной "взрывчатки", что даже новейшие механизмы "пожаротушения" (миротворческие силы ООН и т.п.) оказываются бессильными.

Наряду с необходимым быстрым реагированием требуется общецивилизационная стратегия профилактики и конструктивизации международных и крупных социальных конфликтов, направленная на их превентивное мирное решение. Но для этого нужно хотя бы в общих чертах представлять основные причины уже тлеющих и потенциальных конфликтов, ключевые конфликтогенные факторы современности.

Глобализация конфликтов - реальная перспектива

Определим вначале основные факторы современных и потенциальных международных конфликтов. Во-первых, 1990-1994 гг. - это только начало мощных тектонических движений в геополитике, идущих на смену периоду относительной стабильности и "холодной войны" 50-80-х гг. Все новые "горячие точки" возникали и будут возникать прежде всего в зонах неопределенности сфер влияния, т.е. там, где сталкиваются геополитические интересы. Такими зонами являются прежде всего Кавказ и юг Средней Азии. Здесь сталкиваются интересы России, которой никак не уйти от статуса наследницы имперской метрополии; Турции, хорошо помнящей ареалы великого Туркестана и пользующейся мощной поддержкой США, а также Ирана, Пакистана и Афганистана как воинственных оплотов ислама - главенству-ющей религии и менталитета этого региона Азии.

Границы современной Украины, волюнтаристски проведенные Сталиным и Хрущевым, вряд ли уберегут ее от территориальных, сепаратистских и воссоединительных конфликтов. Закарпатская Русь, лишь полвека назад названная Западной Украиной, никогда полностью не отождествляла себя с Киевом, она тяготеет к своим западным соседям - Венгрии, Словакии, Польше. По преимуществу русский Донбасс пока еще оставляет за собой слово, и это слово очень весомое. Только крайне гибкая и терпимая политика сможет примирить Одессу, которая явно предпочитает свой космополитический статус вольного торгового города подчиненной роли украинского порта. Отнюдь не закрыт вопрос Крыма, прежде всего военного Севастополя, который можно украинизировать только через насилие, торговой Керчи, Ялты и южного берега Крыма как курортной зоны потенциально мирового значения.

Россия пока признает установившееся положение, справедливо опасаясь югославского сценария в этих регионах. Но нельзя не учитывать следующий фактор: практически единственное оставшееся окно в южные моря - порт Новороссийск - задыхается, составы с грузом простаивают там месяцами, что для современного мирового бизнеса означает полную и перманентную потерю лица российских контрагентов. Сила фактора закрытия прямого и непосредственного доступа России в Черное море и Южную Европу будет неуклонно нарастать, поэтому рост напряженности и конфликты между Россией и Украиной неизбежны.

Также вполне вероятны конфликты, вызванные геополитическим ослаблением бывших отдаленных союзников СССР. Это касается Кубы, Вьетнама, Северной Кореи.

Далее, распад антиамериканского центра - социалистического Востока - должен привести к кристаллизации таких новых центров, где антиамериканские и антизападные настроения очень сильны. В Азии таким центром становятся Иран и Ирак, причем есть немалая вероятность консолидации исламского мира на антиамериканской и антиизраильской почве. Учитывая финансовые возможности этих регионов, форсированное наращивание вооружений, можно опасаться, что война в Ираке была лишь прологом к будущей большой трагедии.

Сферой напряженности также остается Южная Америка. Сильнейшая социальная дифференциация и популярность таких левых идеологий, как маоизм и троцкизм, в этом мировом регионе может выйти за рамки внутренних социальных конфликтов и вылиться в ту или иную форму "освободительной" или "антиимпериалистической" войны.

Вторая группа глобальных конфликтогенных факторов - известный рост разрыва в цивилизационном развитии между Севером и Югом. Похоже, весь потенциал социальной, классовой напряженности истории человечества перемещается в сферу отношений между странами развитыми и странами беднейшими, увязшими в долгах, неграмотными и страдающими от перенаселенности. Пока эта мина замедленного (но глобального) действия проявляется в проблемах иммиграции и международного терроризма, в локальных рецидивах военной агрессии (Иракская война).

При отсутствии адекватной политики события могут развиваться по двум наиболее вероятным направлениям: во-первых, создание и сплочение агрессивных антизападных коалиций с неизбежными военными последствиями, во-вторых, преступный союз развитых западных стран с компрадорскими верхушками отсталых, беднейших государств, что перемещает центр конфликтов во внутреннюю социальную сферу этих государств и чревато уже революциями и гражданскими войнами (типа исламской революции в Иране).

Сущность третьей группы конфликтогенных факторов состоит в неуклонном росте неадекватности сложившейся системы распределения основных ресурсов Земли - территорий, лесов и сельскохозяйственных угодий, полезных ископаемых и акваторий. Этот рост неадекватности обусловлен, в первую очередь, продолжающимся демографическим взрывом.

Пока еще магическая сила государственных границ и вера в мощь оружия массового уничтожения позволяют политикам надеяться на будущую стабильность. Но рост плотности населения имеет естественный предел. После него начинается неизбежный мор или массовые стихийные переходы через границы, захват свободных территорий. Когда такая угроза станет явственной, на политическом уровне возникнут требования более равномерного распределения ресурсов Земли, неприемлемые для потенциально теряющих сторон. Даже если удастся избежать массового кровопролития, волна такого рода конфликтов будет нарастать, причем при современном низком уровне переговорной культуры эти конфликты перманентны и практически неразрешимы.

Другая часть глобальных ресурсных конфликтов связана с тем, что некоторые ресурсы, всегда считавшиеся национальными, вдруг оказываются общими. Всем известный пример - южно-американские и сибирские леса, являющиеся "легкими планеты". Несмотря на все соглашения и программы защиты лесов, тотальная вырубка продолжается, причем в ней кровно заинтересованы национальные правительства, обеспечивающие свою собственную стабильность и социальную стабильность в своих странах, выплачивающие долги по международным кредитам с помощью экспорта леса. И здесь ситуация движется к пределу, новой волне конфликтов между этими правительствами и мировым сообществом, заинтересованным в глобальной экологической стабильности.

Вероятна также эскалация конфликтов с обратной структурой. Ресурсы, всегда считавшиеся общими или ничьими, вдруг приобретают "владельца". Конфликт из-за вывоза материалов генофонда с территорий и акваторий беднейших стран для западных биотехнологий особенно проявился на конференции по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро.

Кроме того, ничейные ресурсы могут не приобрести владельца, а проявить наиболее страдающую сторону при потреблении или уничтожении кем-то этих ресурсов. К примеру, вполне вероятно, что озоновые дыры, изменения в атмосфере, вызванные запуском спутников, и другие подобные явления приведут в каком-то мировом регионе к стабильному социальному и экономическому ущербу: высокому уровню раковых заболеваний, засухе или наводнениям, ураганам и т.п. Естественно, что возникнут претензии страдающих стран к тем странам и компаниям, которые наиболее интенсивно производят фреон, запускают спутники, короче, наносят систематический ущерб атмосферному ресурсу. При этом масштаб затрат по возмещению социального и экономического ущерба страдающим регионам может поставить под вопрос экономическую эффективность, например, запуска спутников, от чего развитые страны и компании отказаться никогда не смогут. Так возникает новая широкая сфера глобальных ресурсных конфликтов.

Завершим сейчас перечень главных конфликтогенных факторов будущего, ведь главное для нас - это не педантичная полнота, а демонстрация серьезности и глубины сущностных факторов глобализации конфликтов. Учтем также, что при наслоении друг на друга конфликтов разной природы, они никогда не сглаживаются, но, напротив, только усиливают друг друга. Допустим, к примеру, что вспышка раковых заболеваний или разрушительные изменения климата и тектоники (засуха, наводнения, ураганы, землетрясения ) обнаружились в стране, входящей в антизападную коалицию. Тогда интерпретация происходящего будет уже не рациональной, ресурсной или экологической, а иррациональной и агрессивно-обвинительной: "Для того, чтобы распространить везде свое развратное телевидение, эти изверги запускают спутники и им плевать на то, что наши народы гибнут от болезней и бедствий!"

Ясно, что когда настроения такого рода овладевают политиками и массами, наслоение конфликтов чревато широкомасштабной войной. Благодаря своему неоспоримому превосходству в современных системах вооружения коалиция западных демократий обречена на победу, но нужен ли "цивилизованному миру" этот горестный триумф?

Итак, впереди нас ожидает не "прекрасный разумный мир", а мир конфликтов, в том числе конфликтов разрушительных, агрессивных и кровавых. Отчасти это следствие выпущенного на волю монстра - "научно-технического прогресса", отчасти - следствие агрессивности и непримиримости религий, отчасти - следствие того, что извечный человеческий "хватательный рефлекс" уже окончательно преодолел национальные границы и вышел на глобальный - планетарный уровень.

Именно в этот трудный, жесткий мир конфликтов попадает ценностное сознание. Мир конфликтов - это уже не этическое и интеллектуальное, а реальное жизненное испытание для новой формы мировоззрения. Установленных общезначимых принципов и ценностей здесь недостаточно. Необходимо их оснащение подходами и методами предупреждения, разрешения конфликтов на ценностной основе. Об этом и пойдет речь.

Принципиальные переговоры как технология

конструктивного разрешения конфликтов

Основной путь мирного и взаимоприемлемого разрешения конфликтов - это переговоры. За последние десятилетия в теории и технологии переговоров достигнут значительный прогресс. Эти достижения довольно удачно и цельно отражены в книге Р. Фишера и У. Юри "Путь к согласию, или переговоры без поражения"1.

Со времени появления этой книги нарастает шквал литературы (особенно англоязычной) по переговорам и конфликтологии в целом. По понятным причинам быстро растет интерес к этой проблематике и в нашей стране. Однако довольно затруднительно назвать такие новые, действительно принципиальные идеи, которые так или иначе не были бы выражены или намечены в бестселлере Фишера и Юри. Кроме того, их концепция "принципиальных переговоров" (восходящая к идеям А. Рапопорта и Г. Райффы) наиболее близка к развиваемой здесь концепции ценностного сознания. Поэтому, оставив привилегию углубленного анализа всего спектра литературы специалистам-конфликтологам, будем опираться на книгу Фишера и Юри для решения задач ценностного обоснования и соответствующего развития переговорных технологий.

Несколько слов об авторах книги. Роджер Фишер - директор исследовательского проекта по переговорам в Гарвардском университете. Он участвовал в осуществлении "плана Маршалла" в Париже. Будучи консультантом министерства обороны США и правительственным советником, участвовал в посреднической деятельности во время переговоров между Египтом и Израилем в Кэмп-Дэвиде, а также в переговорных процессах в Центральной Америке, на Юге Африки. Уильям Юри возглавляет проект по переговорам о ядерных вооружениях, он принимал активное участие в создании центров по снижению ядерной опасности в Вашингтоне и Москве. У. Юри является консультантом Центра управления кризисами в Белом доме.

Как видим, авторы не понаслышке знают о конфликтах, в том числе о наиболее глобальных, опасных и затяжных. Их книга "Путь к согласию", написанная просто и доступно, выдержала уже много изданий, переведена более, чем на 30 языков.

В чем же состоит "путь к согласию" - путь принципиальных переговоров, по Фишеру и Юри?

"Метод принципиальных переговоров, разработанный в рамках гарвардского проекта по переговорам, состоит в том, чтобы решать проблемы на основе их качественных свойств, то есть исходя из сути дела, а не торговаться по поводу того, на что может пойти каждая из сторон. Этот метод предполагает, что вы стремитесь найти взаимную выгоду там, где только возможно, а там, где ваши интересы не совпадают, следует настаивать на таком результате, который был бы обоснован какими-то справедливыми нормами независимо от воли каждой из сторон" (с. 19)*.

Авторы начинают с критики т.н. "позиционного торга", когда каждая сторона в начале занимает определенную, выгодную только ей позицию, а затем вынуждена делать уступки для достижения компромисса с другой стороной. Авторы здесь приводят наглядный пример "позиционного торга" - торга между покупателем и владельцем магазина о цене медного блюда. Покупатель предлагает цену (занимает начальную позицию) в 15 долларов, а продавец - в 75. Затем идет собственно торг, приводящий или не приводящий к компромиссу.

Фишер и Юри доказывают, что позиционный торг неразумен. При этом они выставляют довольно четкий критерий: любой метод переговоров должен привести к разумному соглашению,

"которое максимально отвечает законным интересам каждой из сторон, справедливо регулирует сталкивающиеся интересы, является долговременным и принимает во внимание интересы общества" (с.22).

Авторы убедительно аргументируют неразумность и неэффективность позиционного торга. Когда стороны ограничивают себя рамками своих позиций, они вынуждены их постоянно защищать и неминуемо начинают отождествлять себя со своими позициями, что с очевидностью заводит переговоры в тупик:

"позиционный торг создает благоприятную почву для различного рода уловок, задерживающих принятие решения (...) Затягивание переговоров, угрозы покинуть их, твердая оппозиция и другие подобные методы становятся обычным делом. Все это увеличивает время и цену за достижение договоренности, как и риск того, что соглашение не будет достигнуто вообще" (с. 23-24);

"позиционные переговоры угрожают продолжающимся отношениям" (с. 23);

"при наличии многих сторон позиционный торг усугубляется" (там же), и переговоры становятся еще более затруднительными.

Дружелюбие, уступчивость и так называемый "мягкий подход" могут быть оправданы в случае обоюдности, иначе они ведут к несправедливому выигрышу сторонников "жесткого подхода", и даже при взаимной уступчивости итоговое соглашение может получиться весьма далеким от разумности и оптимальности для интересов каждой стороны (с.25-27).

В качестве альтернативы позиционному торгу Фишер и Юри предлагают свой метод "принципиальных переговоров", включающий следующие основные принципы:

"Люди. Сделайте разграничения между участниками переговоров и предметом переговоров.

Интересы. Сосредоточьтесь на интересах, а не на позициях.

Варианты. Прежде чем решать, что делать, выделите круг возможностей.

Критерии. Настаивайте на том, чтобы результат основывался на какой-то объективной норме" (с.28).

Дальнейшее содержание книги Юри и Фишера раскрывает, конкретизирует, иллюстрирует многочисленными примерами эти четыре основополагающих принципа.

Метод принципиальных переговоров

и ценностное сознание

Эти принципы не вызывают возражений с точки зрения идей ценностного сознания. Более того, их ближайший анализ показывает, что этические основания основополагающих положений "принципиальных переговоров" имеют ту же природу и общую направленность, что и основания самого ценностного сознания.

Разберем с этой точки зрения четыре принципа Юри и Фишера.

"Сделайте разграничение между участниками переговоров и предметом переговоров". Конфликт возник по поводу предмета, причем требования, интересы, притязания разных сторон относительно этого предмета противоречат друг другу. Смешение отношений к предмету и к не уступающему оппоненту в один эмоциональный клубок, как правило, приводит к подозрениям, обвинениям, возмущению позицией другой стороны, силовому давлению и прочим эффектам, против которых как раз и предостерегают специалисты-конфликтологи. Этическая сущность такого отношения состоит в отказе оппонирующей стороне в праве на собственное независимое виденье ситуации, собственные интересы, требования и притязания.

Напротив, разведение аспектов - участники переговоров и предмет переговоров - зиждется на исходном признании прав другой стороны на собственную свободную субъективность, собственные взгляды и интересы. В этом исходном признании нетрудно увидеть постулат генерализации (см. раздел 2.1): если я имею право на свое виденье и свои интересы относительно предмета конфликта, то таким же правом обладает и мой оппонент. Отсюда вывод: не смешивать неприятность самого конфликта и неприятность притязаний оппонента, а постоянно различать отношения с оппонентом как равноправным партнером со своей субъективностью (виденьем ситуации и интересами) и варианты решений собственно по предмету конфликта.

"Сосредоточьтесь на интересах, а не на позициях". Этот принцип развивает предыдущий. Действительно, настаивая только на своей позиции и игнорируя интересы оппонента, я тем самым отказываю ему в праве на субъективность, праве иметь собственные, независимые от моих интересы и ценности. Признав же в принципе это право, я должен учитывать эти субъективные основания позиции оппонента, а значит сосредоточить внимание именно на интересах, а не на прямолинейном "продавливании" своей позиции и отвержении позиции оппонента.

"Прежде чем решить, что делать, выделите круг возможностей". Этот принцип имеет скорее не нормативный, а технологический характер. Однако и здесь прослеживается глубинная связь с основаниями ценностного сознания. Первоначальные "неизобретательные" решения, как правило, основываются на примитивном и суженном представлении о раскладке интересов сторон.

"При составлении контракта все, как правило, считают, что их предложение должно быть принято, возможно, с некоторой поправ-кой, скажем, в цене. Все имеющиеся ответы, похоже, располагаются на прямой линии между позициями сторон. Творческое мышление определяется разве лишь в предложении пойти на компромисс" (с. 72).

Расширение поля возможных вариантов, предварительное "увеличение пирога, который нужно разделить" (по терминологии Фишера и Юри), реализуется прежде всего через включение в рассмотрение неучтенных ранее интересов и ценностей сторон. Идеологическое и "позитивно-торговое" противостояние основывается на онтологии плоского однообразия ценностей и интересов. Ориентация на расширение выбора основывается на онтологии многомерности и богатства миров ценностей и выражающих эти ценности интересов. Но именно эта последняя онтология является одной из основных идей ценностного сознания.

"Настаивайте на том, чтобы результат основывался на какой-то объективной норме". Здесь в качестве опорных используются некие объективные критерии, имеющие общезначимый характер. Очевидно соответствие этой идеи принципу опоры на общезначимые ценности, соответствующие нормы и способы поведения при столкновении представителей различных ценностных систем и интересов.

Итак, главные положения книги Фишера и Юри являют собой конкретизацию и, по сути дела, приложение принципов и идей ценностного сознания к сфере конфликтов и переговорных технологий. Этот тезис подтверждается также сопоставлением метода "принципиальных переговоров" с тремя мегатенденциями мирового развития (см. раздел 1.1).

Мегатенденция I "Ассимиляция" (инерция техноэкономического роста и глобальная вестернизация) реализует решение конфликтных ситуаций через победу сильного. Сила в сегодняшнем мире на стороне богатых, технологически и экономически развитых стран. Политика разрешения конфликтов, соответствующая Мегатенденции I, адекватна теории Т. Шеллинга (1950-1960-х гг.), в которой упор делается на достижение односторонней победы, а переговорам отдается роль тактического маневра или запасного варианта при опасности поражения в силовой борьбе. При этом борьба остается борьбой, даже если ведется она не пушками и бомбами, а долларами: ценами, долгами, пошлинами и т.п.

Мегатенденция II "Изоляционизм" предполагает не разрешение, а замораживание конфликтов через отказ от переговоров или крайнюю степень взаимной неуступчивости при позиционных торгах (ярким примером была до последнего времени стагнация израильско-арабского конфликта).

Мегатенденция III "Многополюсность" (переориентация техноэкономического развития и мировое партнерство) предполагает разрешение объективно умножающихся конфликтов на равноправной, справедливой, общезначимой основе. Именно на Мегатенденцию III работает распространение метода "принципиальных переговоров" Фишера и Юри.

Четыре класса конфликтных ситуаций

Итак, ценностное сознание как новая форма мировоззрения, попадая в жесткий мир конфликтов, обладает неплохим инструментом для их разрешения - методом "принципиальных переговоров". Значит ли это, что философская и концептуальная работа может быть закончена, и всю проблематику конфликтов можно передать специалистам, которые будут обрабатывать и внедрять все более тонкие и изощренные приемы переговорных технологий?

На этот вопрос следует ответить отрицательно. Именно встав на позицию "принципиальных переговоров", конфликтология, переговорная практика, методология сталкиваются с наиболее общими и сложными проблемами. Я же хочу показать, что для постановки и решения этих проблем адекватными и продуктивными являются идеи и принципы ценностного сознания, конструктивной аксиологии и общезначимых ценностей.

Разумеется, речь идет прежде всего об "объективных критериях" или "объективных нормах", необходимость которых для принципиальных переговоров утверждают и удачно аргументируют Фишер и Юри.

Большинство примеров объективных критериев, приводимых в книге "Путь к согласию", относится к проблемам технического и экономического характера. Таковы спор между заказчиком и подрядчиком о глубине фундамента строящегося дома, спор о величине страховки за разбитую машину, спор о величине заработной платы, международный спор о цене разведки и разработки морского дна и др.

Фишер и Юри предлагают пользоваться (наряду с объективными критериями) подходом справедливых процедур. Изящным примером справедливой процедуры является способ дележа пирога между двумя детьми: один из них режет пирог на две части, а другой выбирает себе кусок. Та же процедура была с успехом применена в ситуации выбора участков для морских разработок. Была опасность, что сторона с более квалифицированными экспертами выберет себе лучший участок, оставив другой стороне заведомо худший. Справедливая процедура в данном случае была построена так, что первая сторона выбирала сразу два участка, не зная, какой достанется ей самой, а право выбора из этих двух было предоставлено другой стороне (с. 100).

Фишер и Юри, таким образом, обсуждают два класса конфликтных ситуаций:

1) конфликтные ситуации, для решения которых уже существуют объективные критерии, есть принимаемый сторонами порядок выбора и применения этих критериев, либо стороны способны сами установить этот порядок, исходя из здравого смысла и своих интересов;

2) конфликтные ситуации, которые могут быть решены применением справедливых процедур.

Внимательный анализ показывает, что оба эти класса распространены лишь в довольно узких рамках, преимущественно в технических и экономических ситуациях.

Действительно, общезначимость технических критериев прочно основывается на универсальности научного знания и научных методов. Общезначимость экономических критериев более сомнительна, но в рамках сообщества с единым устойчивым экономическим правом, одними "правилами игры", нормами экономического поведения и ожиданий, такая "рамочная" общезначимость имеет место.

Конфликтные ситуации, решаемые справедливыми процедурами, должны удовлетворять определенному объему требований. Выявление этого общего набора (или нескольких наборов) - самостоятельная исследовательская задача. В качестве гипотезы можно предположить такой набор требований: согласие сторон с изначальной "ничейностью" конфликтного ресурса, возможность разведения по этапам абстрактного деления ресурса (или установления норм его использования) и установления его принадлежности, ролей, прав на использование сторонами той или иной части ресурса.

В качестве справедливой процедуры может предлагаться также суд или арбитраж, при условии, что обе стороны безусловно согласятся с этим решением третьей стороны. Однако, по сути дела, ситуации второго класса сводятся к ситуациям первого, ведь суд должен принимать решения опять-таки на основе объективных критериев.

Если выйти за пределы конфликтов технической и экономической сферы, то область распространения ситуаций первого и второго классов окажется не особенно велика. Как только конфликт начинает затрагивать интересы политической и военной безопасности, национального, этнического самосознания, государственного контроля над территориями, религиозные и мировоззренческие позиции, вся платформа объективных критериев становится похожа на льдину в бушующем море. Это не значит, что все объективные критерии разом теряют значение. Остается внутреннее право, международное право, традиции и прецеденты разрешения конфликтов. Однако в этих случаях, даже при наличии некоторых объективных критериев, порядок их выбора, предпочтения и использования остается крайне проблематичным. Кроме того, глобальные конфликтогенные факторы, о которых говорилось выше, предполагают такие новые вызовы экологического и геополитического характера, для ответа на которые зачастую и вовсе нет общезначимых объективных критериев.

Итак, нам следует учитывать существование и широкое (расширяющееся) распространение еще двух классов конфликтных ситуаций:

3) конфликтные ситуации, частично обеспеченные объективными критериями, причем порядок выбора и использования этих критериев не может быть определен только на основе здравого смысла или интересов сторон;

4) конфликтные ситуации, практически не обеспеченные объективными критериями.

Теперь рассмотрим, какого вида исследования и разработки требуются для каждого выделенного класса конфликтных ситуаций. Для ситуаций первого класса нужно лишь дальнейшее развитие, шлифовка переговорных технологий на основе объективных критериев.

Для ситуаций второго класса требуется совершенствование методов распознавания и структурирования конфликтов, с тем, чтобы применить к ним тот или иной тип справедливых процедур. В обоих случаях ценностный аспект конфликтов "спрятан" внутри уже существующих объективных критериев, а также внутри интересов сторон, к соблюдению которых эти стороны естественным образом стремятся в рамках справедливых процедур.

Короче говоря, для конфликтных ситуаций первого и второго классов специальные ценностные обоснования или технологии с привлечением ценностного анализа, как правило, не нужны. Это поле для развития собственно конфликтологии, и нам нет нужды больше вмешиваться в ее прерогативы.

Конфликтные ситуации третьего класса являются промежуточными и поступать с ними нужно соответственно. Аспекты ситуаций этого класса, которые могут быть сведены к ситуациям первого и второго классов, должны быть сведены к последним. Иначе говоря, все, что в конфликтных ситуациях третьего класса решается через известные объективные критерии, порядок их выбора и использования, через справедливые процедуры, должно быть отнесено к компетенции собственно конфликтологии и переговорных технологий без каких-либо дополнительных ценностных разработок. Зато остальная часть проблематики ситуаций третьего класса попадает в сферу четвертого класса, то есть ситуаций, практически не обеспеченных объективными критериями.

Именно такого рода ситуации - конфликты четвертого класса - представляют для нас наибольший интерес. Традиционные переговорные технологии, в том числе и "принципиальные переговоры", по Фишеру и Юри, оказываются недостаточными именно там, где схлестываются разнородные представления о справедливости и объективности критериев, разнородные мировоззрения и традиции. В этих ситуациях необходимо построение более прочной, устойчивой и общезначимой платформы, чем технические, экономические и правовые критерии, которые оказываются слишком частными. Нужен ход к логическим основаниям различных критериев, и он приводит к необходимости ценностного анализа конфликтной ситуации.

Итак, дальнейшее изложение посвящено применению идей ценностного сознания и конструктивной аксиологии к проблематике конфликтных ситуаций четвертого класса - ситуаций, практически не обеспеченных объективными критериями разрешения конфликтов.

Три уровня разрешения конфликтов

Есть конфликты, требующие самого срочного и массированного вмешательства, когда нет времени и возможности долгое время разбираться со взаимными претензиями сторон, их требованиями, интересами, основаниями, ценностями. Это те ситуации, когда гибнут люди, голодают дети, опустошаются поля. В наше время, на исходе XX века, эти ситуации, как правило, связаны с вооруженными межнациональными, территориальными конфликтами. Ненасильственное решение таких конфликтов предполагает переговоры, но это особые переговоры с жестким временным лимитом, крайним взаимным неприятием и взаимной несправедливостью сторон, переговоры, направленные лишь на минимальный результат - перемирие, мир и установление условий для возможности дальнейших переговоров. Такие переговоры назовем неотложными мирными переговорами.

Достигнутый мир делает возможными углубленные переговоры, направленные уже на принципиальное разрешение конфликта.

Наконец, неоднократно высказывалась идея профилактики конфликтов, их предотвращения, установления международного порядка и согласованных с ним норм права в каждой стране, что облегчило бы предотвращение и цивилизованное разрешение конфликтов. На мой взгляд, выражения "профилактика" или "предупреждение" конфликтов не являются удачными, поскольку склоняют к мысли о принципиальной нежелательности каких-либо конфликтов (по аналогии с нежелательностью болезней). Такая установка может способствовать скрытию и стагнации конфликтов с неминуемыми последующими агрессивными всплесками. Лучше сделать акцент на своевременном раскрытии, обнаружении неизбежных конфликтов и введении их в цивилизованное, мирное, конструктивное русло разрешения. Поэтому будем говорить о порядке конструктивизации конфликтов. Очевидно, что такой порядок должен быть установлен и согласован как на международном, так и на национальном, региональном уровнях.

Далее представим взгляд на неотложные мирные переговоры с точки зрения идеи ценностного сознания, затем более детально разберем необходимые этапы углубленных переговоров, наконец, определим исходные ценностные основания для установления порядка конструктивизации конфликтов. При этом будем ориентироваться на территориальные конфликты (между двумя государствами) и территориальные сепаратистские конфликты (когда часть страны пытается выделиться в суверенное независимое государство) как наиболее острые и злободневные. В то же время, нужно так формулировать ценностные основания конфликтов, чтобы они могли быть использованы и при других типах ресурсных конфликтов.

Неотложные мирные переговоры

Очевидно (с позиции ценностного сознания), что неотложной защиты требует первый круг кардинальных ценностей: жизнь, здоровье и неприкосновенность людей, всех тех, кому непосредственно угрожают смерть, голод, холод, болезни и насилие. За последние десять лет такой принцип все более и более утверждается в реакции международной общественности и политиков на кровавые конфликты. Однако рецидивы прежнего мышления, при котором высказываются и даже реализуются угрозы возмездия, например, бомбежки городов при несогласии конфликтующих сторон выполнить требования, даже вполне справедливые, еще имеют место.

Нельзя сказать, что принципы ценностного сознания отвергают вооруженное насилие всегда и везде. Оно может быть оправдано, но только в чрезвычайно строгих и узких пределах: когда все иные пути для защиты кардинальных ценностей (и права как их гаранта) исчерпаны, когда сделано все, чтобы обезопасить мирных жителей. Причем целью вооруженного насилия должно быть не уничтожение противника, а только предотвращение его способности убивать и грабить. Таким образом, толс-товское "непротивление злу насилием" не может быть принято буквально: мирные люди, народы оказались бы беззащитны перед множеством потенциальных агрессоров, но моральный пафос толстовского учения должен быть реализован в форме крайне жесткой системы норм и ограничений для вынужденного ответного насилия.

Пока же мирные попытки не исчерпаны, ставка должна быть сделана на немедленное прекращение огня без каких-либо предварительных условий. Даже когда вражеские солдаты захватывают чужую территорию, когда по всем традиционным теориям в них можно и нужно стрелять, лучше остановить кровопролитие. Ведь есть же шанс так повернуть переговоры, что они сами мирно уйдут с захваченной территории. И даже когда нет веры в такой шанс, он все равно должен быть испытан, просто исходя из кардинальной ценности человеческой жизни.

Сложность современных территориальных конфликтов состоит в том, что даже при взаимной договоренности на высоком уровне о прекращении огня, бои стихийно возобновляются вследствие анархии, неуправляемости вооруженных формирований, как наемных и добровольческих, так и кадровых армейских. Об этом говорит трагический опыт Карабаха, Осетии, Приднестровья, Таджикистана, Абхазии, бывшей Югославии. Поэтому в соглашения о прекращении вооруженных действий должны быть включены требования участия независимых наблюдателей, порядок информирования о соблюдении договоренностей и виновниках их нарушения, строгие санкции по отношению к нарушителям, пропаганда прекращения огня среди участников вооруженных формирований и другие необходимые меры.

Самое важное - стимулировать и использовать реальный интерес, затрагивающий национальное достоинство и надежды на будущий доступ к ресурсам, интерес к восстановлению управляемости своих вооруженных сил. Это уже дело дипломатического искусства - обеспечить такой интерес сторон в каждом конкретном конфликте. Центры и фонды по конструктивизации конфликтов (о которых речь пойдет в конце данного раздела) должны обеспечить создание общей экономической платформы для формирования указанных интересов сторон, но решение этой проблемы каждый раз индивидуально.

Серьезную помощь должна оказать также современная норма международного права, устанавливающая, что никакое территориальное изменение не будет признано мировым сообществом, если оно является результатом военных действий, а не мирных переговоров. Если это правило довести до сознания каждого политика, каждого полевого командира, каждого солдата, то можно надеяться на понимание ими полной бессмысленности проливаемой крови. Зачем воевать, если ничего не отвоюешь? Если все равно придется садиться за стол переговоров, причем побед твоих никто не зачтет? Почему бы тогда не сесть за стол переговоров сразу, пока руки еще не в крови?

Такой подход к вооруженным конфликтам делает ставку не столько на мощь и динамичность миротворческих сил, сколько на эффективность информации и пропаганды. Мирное воздействие на души людей является более цивилизованным и эффективным, чем насильственное воздействие на их тела.

Допустим, этот этап пройден, и на фронтах установилось относительное затишье. Значит ли это, что можно приступать к принципиальным, углубленным переговорам? Нет, опыт взаимной ненависти и недоверия сделает полностью безнадежными переговоры о самой болезненной теме - о ресурсах, земле, которую каждая сторона считает Родиной.

Нужен опыт сотрудничества и доверия, а для этого существует естественное поле деятельности: защита остальных общезначимых ценностей на спорных, опаленных войной территориях. Речь идет о восстановлении систем жизнеобеспечения, поставках продовольствия, медицинской помощи, жилье. Спорная земля должна получить на это время статус ничейной, вся направленность совместной работы должна быть сосредоточена на жизни и здоровье людей, будущем урожае. Вопросы типа "кто здесь главнее?" поднимать запрещено, а текущие управленческие проблемы решает временная третейская администрация, например, в лице наиболее лояльных представителей конфликтующих сторон, представителей международных авторитетных организаций.

Когда непосредственная угроза жизни и здоровью людей на спорных территориях снята, когда появился опыт сотрудничества и доверия, появилась и распрост-ранилась установка, что мирный путь решения проблем предпочтительнее, тогда открывается возможность для следующего этапа - углубленных переговоров.

Готовность к углубленным переговорам

Собственно переговорное время, как правило, ограничено и весьма дорого во всех смыслах. Поэтому важно, чтобы до начала переговоров каждой стороной был выполнен весь возможный максимум задач самоопределения. Этот аспект хорошо проработан в конфликтологии, например, в виде "списка вопросов для проверки готовности участников к переговорам":

- почему Вы или Ваша команда предпочли переговоры с установкой на сотрудничество (или переговоры с участием посредника) как способ урегулирования конфликта? Поясните конкретно;

- почему так поступила каждая из противных сторон / каждый из ваших союзников? Поясните конкретно;

- сформулировала ли Ваша команда свои интересы? Как именно? Знаете ли Вы, как сформулировали свои интересы другие стороны (как смогли бы сформулировать, а не как, по Вашему мнению, должны сформулировать)?

- какие проблемы необходимо рассмотреть для удовлетворения Ваших интересов?

- какие проблемы необходимо рассмотреть для удовлетворения интересов других?

- какой предел максимальных уступок по каждой проблеме допускает Ваша команда?

- какими критериями Вы пользовались для их определения? 2

Вообще говоря, должен быть некоторый промежуток времени между согласием сторон на углубленные переговоры и их началом. За этот период стороны должны взять на себя обязательства подготовить необходимые предварительные документы для переговоров, включающие ответы на процитированные вопросы. Подготовка такого рода форм документации для конфликтов разного характера - дело специалистов-конфликтологов. Отмечу лишь значимость освещения сторонами следующих вопросов, касающихся отношения к ценностям:

- признаете ли Вы, что в переговорах следует учитывать в равной степени Ваши интересы, ценности (традиции, верования, принципы) и интересы, ценности другой стороны, даже если Вы с ними не согласны? Если же Вы настаиваете на преимуще-ственном учете Ваших интересов и ценностей, то приведите для этого объективные (правовые, общегуманистические или иные общезначимые) основания;

- признаете ли Вы, что совместное решение (консенсус) как цель переговоров должно основываться прежде всего на действующих и общезначимых правовых нормах? Если не признаете, то укажите, какие действующие правовые нормы, которые могут быть применены в переговорах, на Ваш взгляд, не отвечают более общим принципам справедливости;

- признаете ли Вы, что те аспекты переговорной проблематики, которые не могут быть разрешены на основе существующих правовых норм (например, из-за отсутствия правовых норм, противоречивости их толкования, противоречивости имеющихся правовых аргументов, документации и проч.), должны быть разрешены на основе общезначимых ценностей и принципов, касающихся прежде всего защиты неотъемлемых жизненных и гражданских прав человека, а также защиты тех экологических, политических, правовых и социально-экономических ценностей и принципов, которые реально обеспечивают эти права?

Углубленные переговоры:

роль общезначимых ценностей

Напомню читателю, что речь идет о конфликтных ситуациях, не обеспеченных объективными общепринятыми критериями решения или справедливыми процедурами, гарантирующими беспристрастность решения.

Почему все-таки в таких случаях следует обращаться именно к ценностям, а не к иным, более привычным и практичным платформам решения конфликта? Абстрактный логический ответ на этот вопрос звучит так: ценности являются предельными нормативными основаниями, поэтому все иные варианты оснований решения либо не являются предельными и нормативными, либо скрыто содержат в себе ценностный аспект.

В некоторых случаях стороны конфликта могут принимать или не принимать неценностное основание или способ решения. Если принимают, значит найден критерий или процедура решения конфликта без обращения к глубинным основаниям, то есть данная конфликтная ситуация относится к одному из первых трех классов.

В других случаях, когда все непредельные основания оказываются неадекватными, остается лишь один путь - двигаться к общезначимым предельным основаниям. Иначе говоря, если объективных критериев решения данной конфликтной ситуации нет, то их нужно создать, сконструировать. Принципиальным оправданием, прочным фундаментом для новой конструкции могут быть только предельные нормативные основания, заведомо значимые для мирового сообщества, предпочитающего мирное и ненасильственное решение проблем. Но конфликтующие стороны уже вошли в это сообщество, встав на путь переговоров. Итак, предпосылка вхождения сторон в цивилизованное сообщество уже дает гарантию существования платформы общезначимых ценностей как исходной основы для поиска взаимоприемлемого решения.

Рассмотрим теперь иные платформы для углубленных переговоров более предметно. Вариантов здесь не так много: авторитет, традиция, прецедент, жребий, высшие моральные или религиозные идеалы, принципы и нормы.

Авторитет - лицо (харизматический лидер), организация (третейский суд) или традиционный культурный институт (старейшины, религиозные лидеры), - принимающий решение, исходя из тех или иных оснований, просто передвигает проблему от одних субъектов к другим.

Если проблемная ситуация может быть решена на основе прецедента или традиции, то она явно не относится к интересующему нас четвертому классу ситуаций, по определению лишенных объективных и общепринятых критериев и способов решения.

Жребий в общем случае представляется неадекватным способом решения таких болезненных и жизненно важных ситуаций, как ресурсные конфликты, особенно территориальные. Если же такой способ безусловно авторитетен для сторон, укреплен в их менталитете и духовной традиции (например, как "глас Божий"), то этот случай сводится к предыдущему.

Наиболее сложен вопрос с моральными, национальными, религиозными идеалами. Здесь вновь приходится рассматривать дерево возможностей. Если эти идеалы или принципы касаются неприкосновенности человеческой жизни, достоинства, здоровья, первичных прав, значит, здесь речь идет об общезначимых кардинальных ценностях, необходимость учета которых и требуется в углубленных переговорах.

Допустим теперь, что моральные, национальные, религиозные идеалы имеют иное содержание. Тогда рассмотрим две возможности. Во-первых, эти идеалы и принципы могут быть общезначимыми в том смысле, что на их основе можно прийти к взаимоприемлемому решению, адекватному кардинальным и субкардинальным ценностям, хотя традиции вывода решений из этих принципов нет. Такого рода возможность есть "подарок судьбы", и в переговорах ее следует всемерно использовать. Заметим однако, что такие принципы и идеалы, не входя в круг кардинальных и субкардинальных ценностей, общезначимых для всего цивилизованного сообщества, не могут считаться только этосными. Ведь если этосные ценности двух (или более) конфликтующих сторон могут привести к взаимоприемлемому компромиссу, позволяющему последующим поколениям мирно жить и сотрудничать, то для этих сторон как особого сообщества данные этосные ценности по определению приобретают статус общезначимых (см. раздел 2.1). Итак, императив поиска общезначимых ценностей в углубленных переговорах сохраняется.

Во-вторых, моральные, национальные, религиозные идеалы и принципы могут приводить к общим решениям, противоречащим кардинальным и субкардинальным ценностям. Например, две державы договариваются о разделе территории за счет притеснения какого-либо национального меньшинства. Ясно, что с позиций ценностного сознания такой путь переговоров должен быть отвергнут.

Согласительная комиссия или третейский суд?

Предварительное условие для начала углубленных переговоров - определение субъекта разрешения конфликта, то есть группы людей, которым доверено принимать решения. Обычный порядок направления делегаций, назначаемых независимо каждой стороной, имеет серьезные недостатки. Сама структура общения между двумя "командами" предполагает противостояние, взаимное давление, неуступчивость. Кроме того, право каждой стороны на смену состава своей группы ведет к потере достигнутого уровня взаимопонимания, затягиванию переговоров.

Предпочтительнее формирование целостной единой группы, например, "согласительной комиссии", в которую должны входить не только представители сторон, но и пользующиеся авторитетом представители международного сообщества, заинтересованных центров геополитического влияния, сторон - потенциальных жертв конфликта (например, в экологическом и экономическом плане). Возможно также определить срок полномочий такого состава согласительной комиссии (например, 3, 6 или 12 месяцев). По истечении полномочий либо состав комиссии полностью обновляется, либо дело передается в третейский суд, причем каждая конфликтующая сторона полностью гарантирует согласие с его решением. Эти условия направлены на предотвращение бесконечного затягивания переговоров, против жесткой неуступчивой позиции в них. При формировании согласительной комиссии используется предыдущий опыт сотрудничества и доверия, важно, чтобы каждая сторона доверяла всему составу согласительной комиссии, а не только своим представителям.

Следует сказать, что структура и порядок работы согласительной комиссии в некотором смысле сходны со структурой и порядком проведения третейского суда. В обоих случаях есть конфликтующие стороны, выдвигающие взаимные претензии, требования и варианты компромиссов, и есть среднее звено, рассматривающее эти требования на основе общезначимых критериев, принципов, ценностей. Различие состоит в том, что в рамках согласительной комиссии все обсуждение ведется открыто для всех, и решение принимается всем составом комиссии. В ситуации третейского суда принятие решения является только его прерогативой, стороны же вынуждены согласиться с принятым независимо от них решением.

Очевидно, что для последующего политического и психологического принятия решения сторонами ситуация согласительной комиссии гораздо предпочтительнее третейского суда, в котором решение принимается независимо от непосредственных участников конфликта. Поэтому третейский суд имеет статус крайнего запасного варианта, когда поведение одной или обеих сторон конфликта в рамках согласительной комиссии не дает возможности прийти к взаимоприемлемому соглашению.

Вместе с тем, если от процедурного аспекта перейти к содержательному, то общезначимые критерии, принципы, ценности, используемые в решении, окажутся практически одинаковыми в обеих ситуациях. Поэтому дальнейшее изложение по углубленным переговорам касается равным образом и метода согласительной комиссии, и метода третейского суда.

Выдвижение вариантов решений с основаниями

С одной стороны, углубленные переговоры длительны и многоэтапны в силу болезненности ресурсных, особенно территориальных конфликтов; с другой стороны, именно это обстоятельство требует обсуждения целостных взаимоприемлемых проектов решения с первых же шагов. Однако решение формулируется в предметных терминах, грубо говоря, "что, кому и когда, на каких условиях причитается". В то же время, принципы Фишера и Юри требуют внимания к более глубокому слою интересов сторон и общепринятых критериев, с чем мы уже согласились. Ценностный же подход к переговорам требует обсуждения еще более глубоких и даже абстрактных ценностных оснований продуцирования и выбора решения.

Смешение предметных и глубинных тем обсуждения представляется неэффективным из-за трудностей переходов от одного уровня - к другому. Целесообразна начальная совместная декларация об основополагающих общезначимых принципах и ценностях для дальнейших переговоров. Далее процесс должен идти параллельно на трех уровнях:

- на предметном (в терминах реальных ресурсов, территорий, политических и военных сил, групп населения);

- на уровне интересов сторон (в терминах гарантий безопасности, национального достоинства, уважения к традициям, экономических запросов);

- на уровне общезначимых принципов и ценностей (в терминах права, равенства, справедливости, беспристрастности, кардинальных и субкардинальных ценностей).

Совмещение требования дальнейшего продвижения к конечному результату с требованием параллельного учета трех уровней обсуждения приводит к базовой процедуре углубленных переговоров: выдвижению вариантов конечного решения с обоснованиями. Вариант решения с обоснованиями, который далее для простоты будем называть проектом, представляет собой описание принципиальных моментов конечного решения субъектов переговоров (согласительной комиссии или третейского суда), в котором в обязательном порядке учтены как предметный уровень, соб-ственно требующий исполнения, так и обоснования с точки зрения соблюдения законных интересов сторон, общезначимых ценностей и принципов.

Процедурный вопрос состоит в том, следует ли сразу сосредоточиться на одном проекте (метод "конечного документа") либо начать со множества проектов, поэтапно сужая их количество. Преимущество первого метода состоит в том, что он позволяет избежать распыления сил и излишних затрат времени. Все возникающие идеи, даже самые разные и противоречивые, можно сосредоточить на улучшении одного проекта, что должно быстрее привести к цели переговоров - принятию всеми сторонами окончательного проекта в качестве конечного решения.

С другой стороны, сама структура, внутренняя концептуальная основа единственного обсуждаемого проекта может загипнотизировать участников переговоров и закрыть от их внимания принципиально иные подходы, которые могут быть более перспективными. Поэтому начинать следует все-таки с максимального разнообразия проектов и выявления их внутренней структуры. Если находится инвариант структуры (перечень аспектов будущего решения и соответствующий перечень разделов конечного документа), то разнообразие проектов следует свести к одной структуре с разными вариантами решения по каждому аспекту. Таким образом сразу осуществляется переход к экономичному методу "конечного документа". Если же такое сведение невозможно, то необходимо параллельно вести два-три базовых проекта с различной структурой, улучшать каждый, а затем либо пытаться их синтезировать, либо выбирать между ними.

Этапы обсуждения проектов

1 этап. Достижение согласия на выполнение

очевидных правовых требований

В основаниях предлагаемых сторонами проектов решений, как правило, имеются правовые требования с разным статусом. Некоторые из них фиктивны и не основываются на каких-либо серьезных документах, другие правовые требования являются спорными, поскольку им противоречат иные правовые требования со своей документальной базой. На этом этапе следует достигнуть признания спорности этих противоречащих друг другу требований, а значит признания необходимости привлечения иных оснований.

Наконец, некоторые правовые требования являются бесспорными: для противоречащих им требований нет документальной базы, признаваемой международным сообществом. К примеру, иракские войска захватили Кувейт, который затем был объявлен исконной провинцией Ирака. В этом случае требование Кувейта полностью освободить его территорию было бесспорным, поскольку Ирак не мог представить сколько-нибудь значимых правовых оснований для своих притязаний.

Несогласие стороны выполнить бесспорные правовые требования ставит под вопрос эффективность дальнейших переговоров, поскольку пренебрежение стороной имеющимся правом означает невыполнение ею и всех будущих договоренностей. Тем самым сторона ставит себя вне цивилизованного мирового сообщества. Поэтому в предмет переговоров следует включить возможность нарастающего политического, экономического и военного давления в случае отказа от выполнения бесспорных законных требований.

(В случае с Ираком такие попытки мирно решить конфликт продолжались полгода. Те, кто недоволен жестокостью последующей войны, забывают о том, что без нее был бы создан опаснейший прецедент безнаказанного военного захвата другого государства. Конечно, Америка воевала не только за попранные права далекого маленького Кувейта, но и за свой преимущественный доступ к нефтяным ресурсам данного региона, - с этим нельзя не согласиться. Но в данном конфликте на стороне США было международное право - с этим фактом тоже не поспоришь. Борись за ресурсы - эта борьба будет вечным уделом человечества, - но борись в рамках правил. Ирак эти правила нарушил и был справедливо наказан).

2 этап. Достижение согласия о защите общезначимых

ценностей вне зависимости от последующих решений

По сути дела, этот этап углубленных переговоров развивает линию предшествовавших неотложных переговоров: защитить жизнь, здоровье, права людей, а также природные и экономические условия. Речь идет о разоружении сторон на спорных территориях, снятии блокады, обмене пленными, возвращении беженцев в места их постоянного проживания, налаживании гуманитарной помощи и минимальных торговых потоков для жизнеобеспечения (широкая торговля возвратила бы к нерешенным еще вопросам о принадлежности ресурсов и о государственных пошлинах).

Следует настаивать на практической реализации решений первого и второго этапов параллельно с продолжающимися переговорами. Конфликт не решен, но начавшиеся переговоры уже дают крайне важные плоды: восстановление элементарной справедливости и условия, необходимые для поддержания мирной жизни населения. Это, во-первых, резко повышает авторитет переговоров и укрепляет надежду на их успех, во-вторых, нормализует социально-психологическую ситуацию в глазах общественности и политических движений конфликтующих сторон, среди населения спорных территорий. Известно, что голод и холод усиливают фанатизм и стремление к "борьбе до победного конца". Нормальные условия жизни заставляют людей думать уже не о военной победе, а о мирных компромиссах.

3 этап. Признание каждой стороной значимости

для другой стороны ее ценностей и интересов,

касающихся спорных ресурсов

Этот, казалось бы чисто ментальный акт имеет решающее значение для дальнейшего успеха переговоров. Практически всегда стороны вступают в конфликт и борются, исходя только из своих собственных интересов и ценностей. О чужих интересах стороны либо вовсе не задумываются, либо относятся к ним с пренебрежением и предубеждением, считая вымыслами или преступными амбициями. Признание значимости чужих ценностей и интересов не означает согласия с ними (как правило, согласие невозможно). Тем не менее, это признание радикально меняет ситуацию переговоров, поскольку стороны уже вынуждены искать дальнейшие варианты с учетом не только своих, но и чужих ценностей и интересов.

Отказ конфликтующей стороны от признания значимости чужих оснований возможен, но это означает, что она идет на непризнание другой стороной ее собственных оснований. Чтобы избежать неминуемого тупика переговоров, нужно немногое - признание каждой стороной значимости для другой стороны ценностей и интересов последней, а также признание необходимости их учета в последующих проектах решений. Никакие ресурсы при этом еще не отдаются, поэтому прохождение данного этапа вполне возможно при определенных дипломатических усилиях и искусстве посредников.По обыкновению живо и убедительно пишут о признании чужих интересов Фишер и Юри:

"Каждый из нас обыкновенно настолько озабочен своими проблемами, что уделяет слишком мало внимания интересам других. Люди слушают лучше, если чувствуют, что их поняли. Они склонны считать, что те, кто их понимает, знающие и симпатизирующие им люди, к чьему мнению стоит прислушиваться. Поэтому, если вы хотите, чтобы другая сторона уважала ваши интересы, начните с демонстрации того, что цените их интересы" (с. 67).

4 этап. Расширение круга обсуждаемых оснований

и ресурсов, значимых для разрешения конфликта

На этом этапе строятся наиболее вероятные сценарии последствий тупика переговоров. Очевидно, что ценности и интересы ни той, ни другой стороны не будут удовлетворены: спорные ресурсы так и останутся спорными, мирное и эффективное их использование (например, земледелие, пользование торговыми путями, добыча, переработка и продажа полезных ископаемых) будет невозможным. Кроме того, многие другие, не учитываемые пока сторонами их собственные ценности и интересы будут непременно нарушены: безопасность на границах и в городах, общественный порядок, мирная торговля с третьими странами и проч. Все соответствующие основания также должны быть включены в обсуждение, чтобы чисто конфликтные ценности и интересы сторон не заслоняли от них всего остального.

Далее реализуется принцип Фишера и Юри "увеличить пирог перед тем, как его разрезать". Практически всегда одна сторона владеет теми ресурсами, в которых другая испытывает острый дефицит, и наоборот. Кроме того, посредники договаривающихся сторон, представители мирового сообщества, заинтересованного в разрешении конфликта и стабильности, также могут представить перспективы использования каких-либо ресурсов (например, открытия торговых путей, предоставления кредитов, постройки нефтепроводов и проч.) при условии успеха переговоров.

5 этап. Разделение оснований, достижение и реализация

договоренностей по общезначимым

и совместимым основаниям

Общезначимые основания касаются обеспечения прав и свобод людей, нормальных экологических, социальных и экономических условий жизни (см. раздел 2.1) вне зависимости от гражданства и вообще положения в конфликтной ситуации. Например, одна конфликтующая сторона может опасаться, что другая сторона начнет создавать и наращивать на спорной территории экологически вредное производство. Очень важно, что при этом она отстаивает не только свои ценности и интересы, но и общезначимые экологические ценности, поэтому в данном случае вне зависимости от дальнейшего исхода территориального спора необходимо закрепить соглашение о недопустимости или об общепринятых ограничениях для вредных производств на этой земле.

Другой пример - терроризм, который одна из сторон применяет или угрожает применять как средство борьбы в конфликте. Протестуя против этого, другая сторона не просто защищает своих граждан, но защищает тем самым вообще мирных людей, поэтому ее позиция здесь более сильная. Соответственно, нужны соглашения о полном прекращении террора и необходимые гарантии этого: допуск наблюдателей и международной полиции, помощь в поиске преступников и их выдача, адекватная внутренняя пропаганда.

После защиты общезначимых оснований в специальных соглашениях остаются так называемые этосные ценности и интересы, то есть принадлежащие только той или другой сторонам конфликта: их представления о границах своей страны, национальные святыни, традиции пользования территориями и водными пространствами, экономический интерес добычи и использования энергоносителей, руд и иных ископаемых.

Все эти этосные основания также целесообразно разделить в зависимости от их объективного отношения к самим ресурсам. Некоторые основания неразделимо связаны с полным государственным контролем над спорным ресурсом. Остров будет принадлежать России или Японии - это вопрос национальной гордости и самосознания как российского, так и японского народов. Такого рода основания приходится считать несовместимыми, и решение по ним откладывается.

Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что отнюдь не все этосные основания несовместимы. Сильнейшим аргументом японцев была национальная традиция почитания предков и недоступность их могил для потомков на спорных Курильских островах. Упрощение въезда и выезда резко ослабило эмоциональный накал, связанный с этим аргументом. Выяснилось, что государственная принадлежность земли и посещение могил на этой земле гражданами другого государства - вполне совместимые вещи.

Другой известный пример - решение египетско-израильского конфликта в связи с Синайским полуостровом. В ходе переговоров выяснилось, что для Израиля было важно не столько владение полуостровом, сколько собственная безопасность, а перспектива иметь у своих границ египетские танки его не устраивала больше всего. Поэтому суть достигнутого соглашения (Кэмп-Дэвид, 1978 г.) состояла в возвраще-нии Египту спорного полуострова, но при условии его полной демилитаризации.

Итак, следует выделить максимум совместимых этосных ценностей и интересов и сосредоточиться на соглашениях по их реализации.

6 этап. Определение общих оснований

для раздела спорных ресурсов

Хорошо, когда конфликтующие стороны могут воспользоваться единой авторитетной традицией, прецедентом, нормой международного права или иным общим основанием. Тогда его нужно только конкретизировать для специфики данного ресурсного конфликта и переходить к следующему этапу. Однако рассматриваемый четвертый класс конфликтных ситуаций характеризуется отсутствием таких общезначимых или объективных критериев, поэтому именно на этом этапе приходится в наибольшей мере погружаться в абстрактную ценностную проблематику. Все слои конфликта, которые могли быть сняты без этого погружения, уже отработаны на предыдущих этапах переговоров.

Разумеется, определение общих оснований - это прерогатива самих договаривающихся сторон, здесь никто не вправе им указывать. Зато воплощение этих оснований - будущее соглашение - должно удовлетворять многим требованиям, чтобы оно было признано общественным мнением конфликтующих сторон, населением спорных территорий, мировым сообществом. Основополагающие принципы и приоритеты, использование которых поможет на пути к разумному и справедливому соглашению, направлены на то, чтобы рождающиеся общие основания вышли из плоскости несовместимых частных, этосных оснований (интересов и ценностей). Последние затем могли бы быть переосмыслены и модифицированы самими сторонами, уже исходя из новой общей идейной платформы разрешения конфликта.

7 этап. Выработка типа решения и принципа

распределения ресурса

Тип решения - это принципиальный подход к компромиссу относительно спорного ресурса: проведение новой территориальной границы, совместное управление спорной территорией, предоставление ей права на самоуправление, особый порядок использования наиболее ценных ресурсов (например, энергоносителей) при сохранении государственных границ и т.п. Плюсы и минусы такого варианта также должны быть учтены. Кстати, одним из типов решения является его отсутствие или затягивание переговоров.

Какой бы тип решения ни был выбран сторонами, остается "количественная" сторона распределения - кому и в чем будет предоставлено преимущество. Для решения этих вопросов достигается соглашение о принципе распределения. Вариантов здесь очень много:

- все разделить поровну,

- разделить пропорционально количеству населения,

- разделить пропорционально голосам референдума среди населения спорных территорий,

- разделить так, чтобы минимум был максимальным (принцип максимина),

- разделить так, чтобы стороны были способны к экономическому самообеспечению,

- разделить так, чтобы сократить разницу в уровнях жизни и т.д., и т.п.

Некоторые ценностные основания для приоритетности тех или иных вариантов будут приведены ниже.

Составление текста соглашения и программы его выполнения не требует особых комментариев. Эта технология, а также сопутствующие ей (метод улучшения конечного документа) хорошо разработаны в конфликтологии и неоднократно опробованы в переговорной практике.

Ценностные приоритеты

распределения спорных ресурсов

В первую очередь должны быть вновь учтены кардинальные и субкардинальные ценности. Каков бы ни был будущий раздел ресурсов, ничто не должно угрожать жизни, здоровью и достоинству людей, их основным гражданским правам (кардинальные ценности). Кому бы ни была отдана та или иная часть спорных территорий, на них должны быть соблюдены экологические нормы для почв, воды, воздуха, уровня радиации и проч., кроме того, должны быть обеспечены политические и правовые гарантии прав человека (субкардинальные ценности).

В зависимости от специфики конфликта должны быть специально оговорены гарантии против притеснения по национальному признаку, сочувствию конфликтующей стороне, политическому инакомыслию и т.д.

Предлагается также следующий правовой принцип: сторона, отказывающаяся от мирных путей решения конфликта, нарушающая права человека и обеспечивающие их условия, лишается права претендовать на дополнительные ресурсы, а также преимуществ во всех спорных вопросах. Если все стороны конфликта нарушают указанные общезначимые ценности, то при разрешении конфликта спорный ресурс (например, территория) делится в обратной пропорции к тяжести нарушений.

Следующий приоритет определяется субкардинальной ценностью экономического самообеспечения, которая уже прямо связана с вопросами ресурсов. Главные жертвы конфликта, остающиеся наиболее уязвимыми при любом его исходе, - это население спорных территорий. Во-первых, в случае изменения границы им должно быть предоставлено право жить по ту или иную ее сторону, любые насильственные переселения запрещаются. Во-вторых, население каждой части поделенной территории должно быть способно к экономическому самообеспечению. Здесь не имеется в виду натуральное хозяйство и полная автаркия: торговые, технологические и иные экономические связи должны быть сохранены и расширены при любом разделении спорной территории. Важно, чтобы население каждой ее части в обозримое время вышло на тот уровень производства (как для внутреннего потребления, так и для обмена), который избавит от нужды во внешней помощи.

Здесь возможно использование механизма ресурсного равновесия, естественным образом ограничивающего силу "хватательного рефлекса" (или "страсти к стяжательству", если пользоваться более элегантным старым стилем). Внутренне считая всю спорную территорию своей, но согласившись, скрепя сердце, на ее раздел (см. этап 6), каждая конфликтующая сторона, естественно, пытается выторговать большую часть территории, причем с более ценными ресурсами. Однако императив экономического самообеспечения означает, что в территории должны быть вложены средства. В то же время, от проводимого нового раздела никакая часть населения спорной территории не должна страдать больше, чем другая часть. Механизм ресурсного баланса работает так: чем больше будет моя территория после раздела, тем больше мне нужно будет вложить средств для подъема ее населения на уровень самообеспечения. Кроме того, чем ценнее ресурсы я получу на своей части территории, тем больше мне нужно будет отдать средств другой стороне для компенсации ущерба населению, лишаемому этих ресурсов.

Далее следует экономический расчет и оценка кредитоспособности каждой конфликтующей стороны. Механизм баланса также предусматривает не только единовременное возмещение ущерба, что похоже на продажу территории, причем цена всегда оказывается слишком дешевой, и этого не прощают потомки (вспомним бесславную продажу Россией Аляски). Следует установить постоянную квоту от использования ресурсов для возмещения ущерба стороне, этих ресурсов лишенной.

При уточнении пропорций распределения территорий и других ресурсов нужно учитывать также приоритет личности над государством. Государственные амбиции всегда есть с обеих сторон, причем одна их них не лучше другой, и обеим придется потесниться (разумеется, когда уже решено мирно преодолеть нестабильность конфликтной ситуации). Важно при этом соблюдение прав и экономических интересов отдельных личностей, причем, по возможности, справедливое и равномерное.

Такая постановка вопроса приводит к идее сближения уровня жизни, количества благ, ресурсов на душу населения. Иначе говоря, чем больше плотность населения на основной территории конфликтующей стороны, тем больше морального права (при прочих равных условиях) она имеет на преимущество при разделе спорной территории.

Действительно, есть места на планете Земля, где людям уже ступить некуда, и есть территории, где между таежными поселками тысячи километров. Чисто по-человечески, забыв на минуту об условностях государственных границ, следует признать, что жаждущему нужно дать воды напиться, пахарю - дать землю, а пастуху - пастбище. Однако забывать об "условностях" мы не вправе. Всякий передел границ - вещь чрезвычайно деликатная и взрывоопасная. Вместе с тем, в спорных случаях, когда международное право не имеет достаточных оснований для решения конфликта в пользу той или иной стороны, можно прибегнуть к абстрактному гуманистическому принципу "чисто по-человечески".

Учтем также, что забота об интересах личностей, как правило, может быть совмещена с соблюдением патриотических ценностей, государственных, державных интересов. К примеру, людям перенаселенной Японии и перенаселенного Китая нужна земля, а России нужно сохранение государственных границ. Проблема может быть решена с помощью долговременной аренды земли, в том числе передаваемой по наследству. В условия аренды можно заложить запрет на вывоз ресурсов и капитала за пределы России, можно также установить политико-правовой статус -самоуправления японских и китайских поселений. Если не терять при этом таможенный, налоговый, демографический и прочий контроль над этими поселениями, то они принесут России только пользу. Возможно, такого рода решение будет одним из этапов нелегкого исторического спора о Кунашире и Итурупе.

Возвращаясь к принципам и приоритетам в делении спорных ресурсов, следует указать еще и на имеющийся богатый арсенал концепций справедливости и справедливого распределения, традиции деловой, экономической, международной, прикладной этики 3.

Подход к конструктивизации

ресурсных конфликтов

Под конструктивизацией конфликтов здесь понимается их своевременная диагностика, перевод в режим мирных переговоров, обеспечение справедливого характера этих переговоров, поддержка реализации их решений.

Выше уже говорилось, что до сих пор международное сообщество реагирует на разгорающиеся конфликты в режиме "пожаротушения". Последующие операции по военному сдерживанию взаимной агрессии конфликтующих сторон, гуманитарной помощи мирному населению, восстановлению инфраструктуры требуют огромных затрат. Для всех этих мероприятий нужны большие финансовые средства, организационные структуры, кадры специалистов. В условиях дефицита времени "под рукой", как правило, ничего этого нет. Есть только военные силы международных организаций (ООН, НАТО) и национальные военные соединения. Все это ведет к преимущественно запоздалому и силовому подавлению конфликтов, которые, однако, оставшись неразрешенными, продолжают тлеть и ждут своего нового часа.

Приведенные в начале наших рассуждений доводы о неизбежном умножении, обострении и глобализации конфликтов ставят международное сообщество перед необходимостью создания системы конструктивизации конфликтов, которая должна действовать на постоянной основе.

Представим эскизный проект такой системы (международного порядка) через следующие составляющие: функции системы, выполняющие их структуры, источники финансирования, опасности создания такой системы и их предотвращение.

Задачи и функции конструктивизации

ресурсных конфликтов:

- диагностика и отслеживание конфликтогенных зон;

- политическая и экономическая поддержка сил каждой конфликтующей стороны, стремящихся к мирному и справедливому разрешению конфликта;

- помощь в пропаганде такого подхода среди населения конфликтующих сторон и спорных территорий;

- погашение вооруженных конфликтов и предоставление населению необходимой гуманитарной помощи;

- дипломатическая подготовка, организационное, техническое и интеллектуальное обеспечение переговоров, посредничество в них;

- постоянное восполнение правовой базы для решения ресурсных конфликтов на основе общезначимых ценностей и научного (теоретического и эмпирического) анализа современных конфликтов и путей их разрешения;

- обеспечение экономической поддержки мирного решения конфликтов: отработка и использование механизма торговых, кредитных и иных льгот для более конструктивно действующих сторон (избегающих затягивания переговоров, отказывающихся от насилия и давления, идущих на разумные уступки);

- финансовая, технологическая, интеллектуальная и иная помощь сторонам в реализации достигнутых соглашений.

Структуры, обеспечивающие

конструктивизацию ресурсных конфликтов

1. Международный центр по конструктивизации конфликтов (например, при Совете Безопасности ООН), выполняющий общие аналитические и координационные функции, разрабатывающий стратегию конструктивизации конфликтов на будущее.

2. Сеть международных региональных центров по конструктивизации конфликтов, например, европейский, евразийский, центрально-азиатский, дальневосточный, тихоокеанский, ближневосточный африканский, южноамериканский. Именно эти центры должны нести основную нагрузку по выполнению указанных выше функций.

Во-первых, этому благоприятствует понимание региональной специфики конфликтов,

во-вторых, это содействует становлению многополюсного мирового партнерства (Мегатенденция III, см. раздел 1.1),

в третьих, избавляет мир от опасности единой мировой жандармерии (например, в лице США или НАТО), ослабляя призывы локальных агрессоров к "антиимпериалистической борьбе".

3. Сеть международных фондов, прямой доступ к которым для выполнения указанных выше функций должны иметь региональные центры.

4. Сеть профильных организаций и группы специалистов (по информации и пропаганде, транспорту и связи, восстановлению инфраструктуры, медицинскому обслуживанию, ведению переговоров, сбору гуманитарной помощи, военным операциям, теоретическому анализу и др.).

Вспомогательный персонал для этих организаций может набираться странами-участницами в порядке альтернативной службы. Врачи, журналисты и другие специалисты могут иметь иное постоянное место работы, но на добровольных началах и за достойную оплату привлекаться для выполнения необходимых задач в зонах конфликтов.

Источники финансирования работ

по конструктивизации ресурсных конфликтов

1. Средства стран-лидеров каждого данного региона, заинтересованных в его стабильности. Объем требуемых средств, как минимум, на два порядка меньше того, что ежегодно тратится на вооружения. При преодолении определенного психологического барьера правительства стран-лидеров могут осознать, что лучше заблаговременно позаботиться о конструктивизации конфликтов в зоне своих жизненных интересов, чем каждой стране вооружаться до зубов "на всякий случай", а потом с огромными затратами тушить пожар конфликтов, когда они уже станут неуправляемыми.

2. Средства международных правительственных организаций (ООН, ЮНЕСКО, ФАО и др.).

3. Средства международных неправительственных организаций, фондов, пожертвований, благотворительности и проч.

Опасности предложенного подхода

и пути их преодоления

С одной стороны, центры конструктивизации конфликтов должны иметь значительный финансовый, организационный, кадровый, военный, интеллектуальный потенциал, иначе они будут неэффективны.

С другой стороны, известно, что появление организаций с таким большим потенциалом и весом внутри страны или на международной арене обычно смещает равновесие сил: эти организации имеют тенденцию стягивать на себя все новые и новые функции и роли, а при определенных обстоятельствах начинают сами диктовать свои условия, претендовать на ресурсы, вершить политику в собственных интересах и т.п.

"Все полезное опасно, безопасно только бесполезное" (С. П. Никаноров). При создании центров, составлении и утверждении их уставов указанные и другие нежелательные возможности должны быть учтены.

Центры конструктивизации конфликтов должны, как минимум, зависеть:

от руководства стран-лидеров данного региона, заинтересованных в его мире и стабильности;

- от координационного центра, Совета Безопасности ООН;

- от контролирующих международных сообществ, фондов, неправительственных организаций;

- от прессы, которой должны быть предоставлены максимальные возможности для освещения деятельности центров, и от общественного мнения в странах данного региона.

Выводы: разрешение конфликтов

на основе общезначимых ценностей

Подведем основные итоги:

- показана исключительная роль в современном мире конфликтов именно ресурсного характера, выделены важнейшие факторы умножения, обострения, глобализации этих конфликтов;

- проведена классификация конфликтов по способам их разрешения, выделен класс ресурсных конфликтов, для которого необходимо углубление и развитие известного подхода "принципиальных переговоров";

- намечены этапы и принципы "неотложных переговоров" и подготовки к углубленным переговорам на основе кардинальных и субкардинальных ценностей;

- представлены главные этапы, принципы и процедуры углубленных переговоров на основе ценностного подхода;

- определены основные задачи конструктивизации конфликтов, а также требуемые для их выполнения международные структуры.

" " Здесь и далее в этом разделе в скобках указываются страницы книги Фишера и Юри (см. прим.1) .

ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ

2.4. СОВРЕМЕННЫЕ ТРЕБОВАНИЯ

К СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНОМУ ОБРАЗОВАНИЮ

Постановка проблемы

Резкие повороты политической и общественной жизни не отменяют необходимости последовательной разработки фундаментальных проблем образования. Более того, гуманистическая обоснованность и направленность социально-гуманитарного образования приобретают особую ак-туальность в исторические периоды, чреватые вспышками и ростом насилия.

Распад официальной идеологии, долгое время служившей единственным основанием "общественных наук" в советской высшей школе, обнажил отсутствие собственно философских, ценностных оснований социально-гуманитарного образования 1. В настоящее время делаются попытки компенсировать это принципиальное упущение копированием западных образцов или возвратом к российским дореволюционным традициям. Есть серьезные теоретические основания сомневаться в успехе этих попыток 2, и задача выявления или установления ценностных оснований гуманитарного образования остается чрезвычайно актуальной, причем это именно философская задача, одна из важнейших проблем философии образования 3.

Анализ европейской традиции философского обоснования образования 4 показал чрезвычайную значимость баланса ориентации образования на Общество (систему социальных функций и отношений), Культуру (систему образцов, воспроизводящихся при смене поколений людей) и Индивида (совокупность и разнообразие личностных запросов к образованию). В результате проведенных социально-философских и этических исследований современных требований к этому балансу определены основные ценности гуманитарного образования:

- ответственность за общезначимые ценности,

- свободное мировоззренческое самоопределение,

- общекультурная компетентность,

- личностная самоактуализация в культуре и жизни 5.

Вместе с тем, открытой остается проблема конкретизации выявленных образовательных ценностей в целях, нормах, требованиях, касающихся различных аспектов гуманитарного образования.

Единообразие требований или вузовская автономия?

В современных подходах к образованию есть несколько противоборствующих тенденций. Во-первых, сохраняется инерция нонконформистского протеста против каких-либо общезначимых государственных или региональных требований, апелляция к абсолютной вузовской и особенно университетской свободе, надежды на то, что естественные механизмы рыночной конкуренции между вузами рано или поздно сами обеспечат уровень гуманитарного образования, необходимый будущим специалистам как заинтересованным потребителям образовательных услуг.

Во-вторых, известный рост политической и экономической значимости регионов в России ведет, с одной стороны, к некоторому высвобождению региональных вузов от центрального управления, с другой стороны, в большей степени подчиняет их местному региональному руководству.

В-третьих, в России как всегда сильны тенденции огосударствления всех социальных функций и требований, в том числе образовательных. Стремление центра к новому идеологическому единообразию может получить широкую поддержку со стороны вузов. На местах нередко имеет место стагнация давно устаревшей системы и методов преподавания общественных наук, лишь внешне перелицованных новыми названиями курсов типа "политология" или "культурология". Есть реальная опасность того, что бывшие кафедры общественных наук потребуют восстановления простой и ясной вертикали "идеологического воспитания", при которой вновь будет востребована единая для всех школ и вузов идеология, но уже не коммунистического, а православно-государственнического толка.

В-четвертых, медленно, но верно идущая интеграция российской системы образования - в мировую ставит практические вопросы взаимопризнания дипломов, а значит и определенного единообразия требований в сфере социально-гуманитарного образования. Сейчас эта работа ведется на уровне межвузовских двусторонних отношений, начинается на уровне международных университетских ассоциаций. Следует учитывать также перспективы этих процессов. Продолжающаяся мировая экономическая интеграция, глобализация проблем, рост экологической, военно-политической, социально-экономической взаимозависимости разных стран и регионов мира непременно приведут к постановке вопросов образовательного обеспечения мирового сотрудничества. Речь идет о необходимости утверждения гуманистических, демократических, экологических ценностей в национальных системах образования 6.

Итак, социально-гуманитарное образование является полем средоточения самых разных и часто противоположных интересов, установок, тенденций. В этих условиях крайне осложняется, но не становится неразрешимой проблема установления ценностно-обоснованных принципиальных требований к социально-гуманитарному образованию.

Ценности гуманитарного образования

В этом разделе используются и переосмысляются результаты уже проведенных исследований 7. Необходимость краткого изложения позволяет давать решения в обобщенной форме.

Ответственность за общезначимые ценности как образовательная ценность. Одной из классических образовательных ценностей является воспитание характера, качеств человека, требуемых обществом и традицией. Среди этих качеств важнейшими были нормы сознания и поведения (табу, заповеди, требования воздерживаться от "греховных" действий и мыслей), а также добродетели (смирение, милосердие, щедрость, отвага и проч.). Таковы традиционные культурные образцы человека, в течение веков с большим или меньшим успехом воспроизводимые образованием (см. о развитии антропных процессов в разделе 1.1).

Теперь, в связи с развитием принципов свободы, самоопределения, самоактуализации человека, эти традиционные образцы потеряли свое главенствующее значение.

С другой стороны, отказ образовательных систем от воспитательной роли, имеющий широкое распространение в либеральных странах Запада, ведет к известным негативным последствиям: равнодушию, социальному эскапизму, отсутствию или ограниченности духовных запросов, что наиболее ярко выражается в растущих среди молодежи социальном иждивенчестве, преступности, наркомании и т.д.

Анализ этого противоречия приводит к следующему выводу: человеческие качества могут быть любыми, но общезначимые ценности должны быть защищены. Воспитательную функцию нельзя отменять, однако образовательная ценность в аспекте воспитания должна быть сформулирована по-новому. Ее идея может быть выражена в таком условном обращении Образования к Человеку (вспомним диалог Сократа с Законами): "Будь таким, каким ты сам себя взрастишь в твоем свободном самоопределении. Но общезначимые ценности остаются непреложными. Они нуждаются в защите и поддержке, в том числе и твоей. Ты свободен во всем остальном, но за общезначимые ценности ты в ответе".

Итак, главной образовательной ценностью в аспекте воспитания является ответственность за общезначимые ценности. Этот императив, с одной стороны, устойчив - забота об общезначимых ценностях будет нужна всегда, с другой стороны, - гибок, поскольку состав и содержание общезначимых ценностей меняются со временем.

Законен вопрос, на какие же общезначимые ценности ориентироваться современному образованию? Философский анализ помогает определить три блока общезначимых ценностей (см. раздел 2.1): кардинальные, субкардинальные и этосные - признаваемые в рамках определенного сообщества (например, России) в качестве общезначимых.

Свободное мировоззренческое самоопределение как образовательная ценность. Ответственность за общезначимые ценности "работает" на Общество и Культуру. Но образование, как говорилось выше, должно учитывать баланс всех трех полюсов, включая Индивида, поэтому назначение образования, и в первую очередь гуманитарного, состоит также в обеспечении условий для свободного самоопределения каждого человека в пространстве мировоззрений, для принятия им собственных ценностей в форме жизненных целей, ведущих мотивов и интересов, стремлений, потребностей, принципов и т.п.

Личностная самоактуализация в культуре и жизни как образовательная ценность. Эта образовательная ценность связана с ориентацией образования на собственные интересы Индивида (наряду с ориентацией на Культуру и Общество), а также с современным образом свободного, творческого, самореализующегося человека. Человек в культуре, жизни, профессии должен найти свое место, и в этом ему обязано помочь образование. Ведь может оказаться так, что человек станет в полной мере ответственным за общезначимые ценности, выберет собственную мировоззренческую позицию, обретет общекультурную компетентность, но в своем эмоциональном, личностном потенциале останется чужим по отношению ко всем этим нагромождениям образцов.

Образование не может остаться в стороне от этой проблемы. Ее решение состоит в том, чтобы найти индивидуальный подход к человеку, позволить ему определить культурное приложение своего личностного, эмоционального потенциала, внутренних, неосознанных, даже иррациональных потребностей. В противном случае этот культурно нереализованный потенциал может стать разрушительным для самой личности и даже социально опасным.

Личностная самоактуализация в культуре и жизни как образовательная ценность служит регулятивом для учета и решения такого рода проблем.

Общекультурная компетентность как образовательная ценность. Понятие компетентности строится таким образом, чтобы оно, с одной стороны, могло ассимилировать новые открытия и разработки, касающиеся человеческого познания и практики, с другой стороны, позволяло бы определять образовательные требования для каждого типа, профиля, ступени образовательных систем.

Компетентность включает следующие стороны: а) смысловые аспекты (исторический, теоретический, ценностный, информационный) - адекватное осмысление ситуации в более общем культурном контексте, то есть в контексте имеющихся культурных образцов понимания, оценки такого рода ситуаций; б) проблемно-практический аспект - адекватность распознавания ситуации, постановки и эффективного выполнения целей, задач, норм в данной ситуации; в) коммуникативный аспект - адекватное общение с учетом соответствующих культурных образцов общения и взаимодействия.

Человек имеет общекультурную компетентность, если он способен к адекватному осмыслению, практическому решению и коммуникативному выражению (см. вышеперечисленные аспекты) ситуаций, выходящих за пределы его профессиональной сферы.

Кроме того, если в профессиональной компетентности ведущую (но не единственную!) роль играет проблемно-практический аспект, то в общекультурной компетентности ведущую роль играют уже смысловой и коммуникативный аспекты. Именно на формирование общекультурной компетентности направлено базовое (непрофессиональное) гуманитарное образование, поэтому данная образовательная ценность требует специального содержательного анализа.

Раскроем требования к общекультурной компетентности через понятия сфер компетентности, аспектов подготовки и кросскультурного баланса.

Сферы общекультурной компетентности. Здесь главным вопросом является определение сфер ситуаций, требующих общекультурной компетентности. Эти сферы можно выделять и классифицировать по самым разным основаниям: соответствующим дисциплинам и областям знания, задействованным ценностям, обеспечивающим социальным институтам и т.д.

С точки зрения образования, оптимальной представляется классификация сфер по относительной автономии групп культурных образцов (в самом широком смысле), значимых для компетентности в каждой сфере. Ведь предназначение гуманитарного образования состоит именно в воспроизводстве и развитии этих групп образцов для формирования общекультурной компетентности учащихся в соответствующих сферах.

Очевидно, что такой общий принцип не позволяет провести однозначное разделение сфер, остается еще множество вариантов. В качестве одного из возможных представим следующий вариант разделения сфер общекультурной компетентности: экологическая, социально-экономическая, политико-правовая, гуманитарная (в словесной культуре), эстетическая, межличностная, хозяйственная и рекреативная.

Кросскультурный баланс и диалог культур. Следующим важнейшим измерением понятия общекультурной компетентности является роль разных культур, их относительный вес и взаимоотношения при формировании содержания образования, разработке конкретных учебных программ. Грубо говоря, речь идет о том, какой процент аудиторной нагрузки (или иного измерителя) следует отвести какой культуре (группе культур, цивилизации) - российской, американской, западно-европейской, классической греко-латинской, японской, китайской, индийской, латино-американской и т.д.

Ценность разнообразия культурных традиций и принцип их сохранения в истории диктуют преимущественное внимание каждой культуры к себе, своим образцам и истокам. Когда такого рода культурный патриотизм вымывается из образования, это неминуемо ведет и к распаду самой культуры. В каждом поколении должна обеспечиваться определенная идентификация индивидов со своей культурой.

Другая крайность - изоляционизм и шовинизм, когда иным культурам вовсе не остается места в системе образования. Принципы ценностного сознания показывают неприемлемость такого положения в современном мире (раньше изоляционизм образования был возможен и практиковался почти повсеместно).

Наконец, между "своим" и "чужим" должно располагаться среднее звено - широкий культурный ареал, с одной стороны, родственный данной культуре, с другой - имеющий налаженные кросскультурные "мосты", соединяющие с другими мировыми культурами. Например, для культуры этноса таким средним звеном является культура суперэтноса или культура цивилизации, имеющая выходы на культуры иных цивилизаций.

Итак, нормой является определенный баланс собственной культуры, "суперкультуры" и других мировых культур.

Для российского образования оптимальным представляется баланс русской, западной христианской (европейской, североамериканской) и отдельных культур иных цивилизаций. Очевидно, что вузы разных регионов должны больше внимания уделять соседним культурам и цивилизациям (скандинавской, прибалтийской, украинской и белорусской, восточно-европейской, средиземноморской, кавказской, тюркской, исламской, китайской, монгольской, японской).

Приведенные формулировки ценностей гуманитарного образования не привязаны жестко к текущим современным знаниям, реалиям, делению дисциплин и другим факторам, которые меняются, как правило, быстрее, чем ценности. К примеру, состав и содержание социальных наук могут существенно измениться в течение ближайшего десятилетия (предпосылки для этого имеются 8), однако ценность общекультурной компетентности в социальной сфере сохранится. Более того, может измениться даже состав самих общезначимых ценностей, но образовательный императив "ответственности за общезначимые ценности" останется в неприкосновенности.

Такое соединение устойчивости и одновременно внутренней гибкости образовательных ценностей позволяет надеяться на их плодотворность.

Структура требований

Образовательные требования являются социальными установлениями нормативного характера, поэтому целесообразно ориентироваться на наиболее разработанные и распространенные нормативные системы общества. В этом смысле оптимальным образцом является правовая система, поскольку ее нормы, как правило, - плод и средство уравновешивания противонаправленных интересов.

Правовая система построена по общеизвестному иерархическому принципу: международное право, национальное (федеральное) право, местное (региональное) право, внутренние правила (уставы, поло-жения) социальной организации. Существенно, что "высшее" положение в иерархии не означает автоматического подчинения "низших" правовых систем. К примеру, каждая норма международного права требует ратификации на национальном уровне. В то же время, во многих случаях "высшие" правовые нормы безусловно распространяются на все низшие уровни. Так, национальный уголовный кодекс без каких-либо условий распространяется на всем пространстве регионов и в рамках каждой социальной организации. Иначе говоря, система правовой иерархии является весьма гибкой, она включает многие "степени свободы" в установлении отношений между нормами разных уровней.

Имея в виду такую гибкую иерархическую систему, предложим следующее базовое различение требований к социально-гуманитарному образованию.

1. Cоциальный масштаб образовательных требований:

- международные требования,

- федеральные (общероссийские) требования,

- региональные (республиканские, краевые, областные) требо- вания,

- вузовские требования.

2. Основания образовательных требований:

- общезначимые ценности,

- образовательные ценности,

- этосные ценности, приоритеты, интересы.

3. Компонентная направленность образовательных требований:

- к составу и структуре содержания образования,

- к методологии, методам и методикам образования,

- к организации образования,

- к кадрам (профессорско-преподавательскому составу),

- к системе и уровню контроля приобретаемых знаний, умений и способностей.

4. Когнитивные аспекты общекультурной компетентности:

- исторический,

- теоретический и информационный,

- ценностный,

- проблемно-практический,

- коммуникативный.

5. Подходы и способы реализации требований:

- подготовка и распространение нормативной документации и административный контроль,

- экономическое стимулирование, то есть порядок дополнительного финансирования вузов на основе результатов конкурсов, выборочных проверок уровня образования,

- контроль общественности, попечительских советов, профессиональных сообществ и других негосударственных структур за выполнением требований.

Итак, с помощью представленных пяти параметров в основном задана структура требований к социально-гуманитарному образованию. Теперь определим наиболее важные и принципиальные требования международного и федерального уровней, затем представим форму для региональных и вузовских требований, которые будут определяться соответствующими субъектами.

Международные требования

Очевидно, здесь может идти речь только о проекте такого корпуса требований, причем о проекте эскизного характера. Для нас важны только принципиальные концептуальные элементы требований.

Основания международных требований - это выделенные выше общезначимые ценности (кардинальные и субкардинальные), а также соответствующая им образовательная ценность "личная ответственность за общезначимые ценности".

Направленность международных требований на образовательные компоненты. Представляется, что организация учебно-воспитательного процесса и вопросы кадров должны остаться национальными прерогативами. Международные требования конкретизуются для содержания социально-гуманитарного образования, методов обучения и системы контроля приобретаемых знаний, умений и способностей.

Итак, в содержании образования должны присутствовать знания о кардинальных и субкардинальных ценностях. Целесообразно по кардинальным ценностям - витальным и основным гражданским правам человека - повсеместно ввести отдельный курс (по-видимому, семестровый), тем более, что такая практика уже введена в большинстве западных вузов, теперь эти курсы активно вводятся также в странах центральной и восточной Европы.

Составление отдельного курса по всем субкардинальным ценностям в принципе возможно, но не должно быть фиксировано в требованиях. Дело в том, что экологические, политические, правовые, социально-экономические ценности теснейшим образом связаны с содержанием соответствующих дисциплин: экологии, политологии, правоведения, социологии, экономики. Пусть остается специфической для каждой страны (региона, вуза) принятая структура дисциплин, циклов дисциплин, междисциплинарных блоков и т.п., важно, чтобы в любом случае знания о субкардинальных ценностях присутствовали в содержании социально-гуманитарного образования.

Кроме того, по-видимому, в требованиях следует рекомендовать также устанавливать смысловые связи между субкардинальными ценностями, отраженными в содержании разных дисциплин, и соответствующими кардинальными ценностями (экология - для сохранения жизни и здоровья людей, политические и правовые принципы - для гарантии прав личности и т.д.).

Главное требование к методам обучения - их активность. Иначе говоря, наряду с лекционными курсами и чтением специальной литературы непременно должны быть предусмотрены семинары, игровые занятия с обсуждением актуальных ценностных проблем и их решения самими учащимися. Без такого активного компонента нельзя надеяться на формирование личной ответственности за общезначимые ценности.

Требования к системе контроля знаний, умений, способностей вытекают из требований к содержанию и методам: контроль должен включать такие вопросы, задания, которые позволяют проверить уровень приобретенных знаний, умений, компетентности человека относительно кардинальных и субкардинальных ценностей.

Когнитивные аспекты общекультурной компетентности, учитываемые в международных требованиях.

Исторический аспект общезначимых ценностей: основные этапы и вехи обнаружения и идейного обоснования, нормативного закрепления и социального распространения идей свобод и прав человека, политико-правовых, социально-экономических и экологических принципов в различных цивилизациях и культурах.

Теоретический и информационный аспекты общезначимых ценностей: спектр современных философских и научных концепций, подходов к проблемам обоснования, защиты, выбора, иерархизации, гармонизации этих ценностей; понимание и осмысление отдельных фактов, их блоков и тенденций в современной социальной и культурной информации с точки зрения опасности, защиты кардинальных и субкардинальных ценностей.

Проблемно-практический аспект общезначимых ценностей: способность ставить и решать проблемы защиты кардинальных и субкардинальных ценностей, совмещения их с разнонаправленными интересами социальных субъектов, разрешения соответствующих конфликтов.

Коммуникативный аспект общезначимых ценностей: риторические способности, способности к партнерскому продуктивному общению, переговорам по проблемам и конфликтам, связанным с защитой кардинальных и субкардинальных ценностей.

Подход к реализации международных требований включает два аспекта:

а) обсуждение и принятие данных образовательных требований в масштабе международного сообщества,

б) принятие и реализация требований на национальном уровне (в нашем случае в рамках Российской Федерации).

Аспект (б) будет рассмотрен далее вместе с вопросом реализации федеральных образовательных требований, поэтому здесь остановимся только на аспекте (а).

Высокий стандарт защиты прав человека, соответствующих политико-правовых, социально-экономических и экологических ценностей давно стал одним из ведущих идейных факторов развития международных отношений. Этот гуманистический принцип постепенно закрепляется в не-официальной системе международных требований к национальным правовым системам. На этом основании страна принимается или нет в так называемый "клуб цивилизованных стран". Реально же существует большой разброс в уровнях национальной защиты прав человека (международная организация "Фридом Хауз" ежегодно составляет реестр всех стран, располагая их по интегральному показателю "уровня свободы").

Естественно, есть много кругов "цивилизованных стран", причем они не обязательно концентрические и могут быть со смещенными центрами. Иначе говоря, в разных мировых регионах, в разных цивилизациях могут быть разные представления о соотношении значимости разных показателей "свободы" или "прав человека". Несмотря на эту неоднозначность, область пересечения признаваемых в разных "кругах цивилизованных стран" ценностей и принципов достаточно велика, что и позволяет говорить о современных общезначимых ценностях глобального, общечеловеческого характера (см. раздел 2.1).

Для принятия той или иной системы международных образовательных требований нужно преодолеть определенное предубеждение. Ведь в данном случае естественно возникают опасения по поводу навязывания каких-то требований по отношению к святая святых всякого суверенного государства - его национальной системе образования. Приведу доводы, позволяющие преодолеть эту вероятную тревогу.

Во-первых, принятие международных соглашений, их ратификация на национальном уровне и приведение национального законодательства в соответствие с этими соглашениями - нормальная общепринятая практика, вовсе не ведущая к утере независимости. Каждым национальным государством будет принят добровольно тот и только тот блок образовательных требований, который не противоречит его культурной идентичности и политической, идейной независимости.

Во-вторых, сам факт согласия обеспечивать защиту прав человека, экологических ценностей через правовые нормы и институты уже ко многому обязывает. Всем известно, что правовые, политические, социально-экономические средства обеспечения тех или иных ценностей являются только внешними. Они вовсе не эффективны или эффективны лишь при условии перманентной угрозы насилия, если их не дополняют внутренние условия - субъективные установки людей. Люди должны быть внутренне -согласны с внешними правовыми, политическими и социально-экономическими установлениями. К примеру, какое бы разумное, детальное и жесткое экологическое законодательство по защите городов от мусора, по защите водоемов от вредных стоков и т.д., мы не приняли, толку будет мало, пока большинство людей внутренне не согласятся с этими нормами. На каждом углу и у каждого ручья полицейского не поставишь.

Есть три базовых канала влияния на внутренние установки людей:

- средства массовой информации (включая пропаганду и массовую культуру),

- массовые религиозные, общественные, политические движения и организации,

- системы образования.

Влияние через первые два канала ограничено самими гражданскими свободами: нельзя навязывать газетам, телерадиостанциям, издательствам, религиозным и политическим организациям, что и как им вещать людям, даже когда речь идет об общезначимых ценностях (речь может идти только о специальном государственном финансировании теле- и радиопередач, изданий). Напротив, системы образования - это специализированные институты социализации, через которые общество может и -должно проводить свои ценности. Таким образом, развитие и распространение идей прав человека, экологических, гуманистических политико-правовых и экономических ценностей неминуемо приведет к императиву наднациональных, международных требований к социально-гуманитарному образованию.

В-третьих, определенная общность международных образовательных требований отнюдь не означает "общей гребенки" для всех. В мире есть не один, а несколько пересекающихся "клубов цивилизованных стран". Можно примыкать к тому, другому или третьему, а можно пытаться организовать свой "клуб". Кроме того, диверсификация общезначимых ценностей позволяет каждой стране принимать одни блоки международных образовательных требований, но не принимать (или принимать со своими поправками) другие блоки.

С учетом этих доводов представим возможную последовательность этапов реализации идеи международных образовательных требований.

Первый этап. Сбор и обобщение информации о существующих международных проектах и программах по образовательной поддержке идей прав человека, экологических, политико-правовых, социально-экономических ценностей. В частности, уже не один десяток лет такая работа ведется в рамках ЮНЕСКО, ООН, а также Римским клубом, группой Д. Медоуза в Массачусетском технологическом институте и другими организациями.

Второй этап. Подготовка проекта документа или блока документов типа "Международное соглашение о распространении и поддержке общезначимых ценностей в национальных системах образования и средствах массовой информации". Возможно это будет блок из четырех документов: по правам человека, по экологическим ценностям, по политико-правовым и по социально-экономическим ценностям. Таким образом страны получают возможность по мере своей готовности присоединяться к тем или иным соглашениям.

Третий этап. Широкие серии консультаций по проектам документов, механизму их принятия и последующей международной поддержке национальных усилий. Приоритетными для консультаций являются следующие организации:

- центральные российские образовательные и дипломатические ведомства, комиссии по связям с ЮНЕСКО, ООН, Программой по окружающей среде и развитию и др.; такие консультации необходимы для выработки единой национальной позиции по предмету;

- межгосударственные организации (ООН, ЮНЕСКО и др.);

- интеллектуальные центры, ведущие подобную деятельность: Римский клуб, организация "Фридом Хауз", институт "Этикон", Всемирная федерация исследований будущего, Кафедра Гувера (Бельгия), МТИ (США) и др.;

- международные ассоциации университетов;

- фонды, поддерживающие образование, науку, культуру.

Четвертый этап. Принятие уточненных текстов соглашений на международном форуме. Подписание соглашения официальными представителями государств.

Пятый этап. Ратификация соглашений на национальном уровне. Принятие соответствующих национальных программ и налаживание механизмов их международной поддержки.

Федеральные требования к социально-гуманитарному образованию в высшей школе России

Основания федеральных требований. Очевидно, что в первую очередь к ним относятся кардинальные и субкардинальные ценности, лежащие в основе и международных образовательных требований. Наряду с ними есть чисто российские ценности, имеющие в рамках нашей страны статус общезначимых:

- история и достижения культуры русского народа и всех других народов, населяющих современную Россию;

- российские социальные, моральные, эстетические ценности и традиции (имеющие, как правило, греко-римские, христианские, общеевропейские, но также специфические славянские и православные ис-точники);

- патриотические ценности российской истории, государственности, лучших правовых, политических и иных социальных традиций;

- земля, природа и природные богатства, ландшафты России (этот ряд ценностей имеет не только экологический, но и нравственно-эстетический, патриотический, духовный характер 9).

Наконец, есть блок современных образовательных ценностей 10, которые в принципе имеют наднациональную значимость, но в инициативном порядке они могли бы быть приняты в качестве оснований для общероссийских образовательных требований. Итак, речь идет о ценностях, относящихся к главному продукту образовательной системы - человеку:

- ответственность за общезначимые ценности (об этой образовательной ценности уже говорилось выше);

- свободное мировоззренческое самоопределение (служит основанием для обязательной альтернативности концепций, теорий, интерпретаций в преподавании);

- личностная самореализация в культуре и жизни (служит основанием для индивидуального подхода в обучении, направленного на раскрытие творческих способностей и личностных ресурсов учащихся,

а также для определенной академической свободы в выборе курсов);

- общекультурная компетентность в основных сферах жизни (служит основанием для формиро-вания содержания социально-гуманитарного образования);

- кросскультурный баланс (служит основанием для определения пропорций между преподаваемым объемом знаний по русской культуре и культурам других народов России, культуре народов европейской цивилизации и культурам иных цивилизаций).

Направленность федеральных требований на образовательные компоненты. Наиболее сложными и важными являются проблемы требований к содержанию социально-гуманитарного образования. Основные требования были представлены автором в проекте государственного образовательного стандарта "Базовое гуманитарное образование в университетах". Расширенная версия этих требований, в которой совмещены международные и федеральные требования к социально-гуманитарному образованию, представлена в конце данного раздела.

Выбор и развитие методов обучения являются прерогативой учебных кафедр и преподавателей. В федеральных требованиях могут быть зафиксированы только рекомендательные принципы относительно применяемых педагогических подходов, методов и средств. В то же время эти рекомендательные принципы могут и должны служить критериями оценки систем социально-гуманитарного образования в различных вузах страны, принятия решений о сверхнормативном финансировании и т.д.

Есть также принципиальные требования к подходам, методам и средствам обучения в социально-гуманитарной сфере 11. Приведем основные формулировки.

1. Кардинальное разделение фактов и интерпретаций, причем интерпретации (социальные взгляды, концепции, теории) подаются как возможные точки зрения на факты.

2. Диахронный и кросскультурный подходы - методология постоянного сопоставления социокультурных знаний в историческом времени и пространстве культурного образования. Благодаря этому учащийся готовится к жизни в быстро меняющемся мире и неизбежным встречам с иными культурами.

3. Работа с аутентичными текстами и овладение соответствующим инструментарием. Человек должен уметь судить о тексте по самому тексту, а не по его переложению в учебнике.

4. Полнота и разнообразие интерпретаций, соответствующие образовательной ценности "свобода мировоззренческого самоопределения" (см. выше).

5. Обучение способам, критериям оценки и выбора (а не пассивному восприятию и переложению материала). Общекультурная компетентность и личностная самореализация в культуре и жизни подразумевают способность активного отношения человека к социокультурному окружению и информации.

6. Использование идей прошлого в решении современных проблем - учить относиться к истории культуры не как к собранию музейных окаменелостей, а как к живым идеям и образцам, которые могут быть востребованы сегодня или завтра.

7. Поворот к методам активного обучения и новым информационным технологиям.

Вопросы организации учебного процесса должны быть прерогативой вузов, поэтому на федеральном уровне можно говорить только о рекомендациях следующего характера:

- первые два года обучения должны читаться преимущественно обязательные курсы, включающие основной массив знаний, отвечающий международным и федеральным требованиям;

- с третьего года обучения должен возрастать удельный вес курсов по выбору (авторских, специальных), причем разнообразие их тематики должно быть максимальным и отвечать интересам студентов.

Федеральные требования к преподавательским кадрам - это весьма сложный и деликатный вопрос. С одной стороны, нельзя дальше мириться с наступающей стагнацией социально-гуманитарного образования во многих вузах, особенно, провинциальных. Эта стагнация связана как с идеологическим и социальным шоком от происходящего в России в последние годы, так и с косностью огромной массы оставшихся на своих местах бывших преподавателей "истории КПСС", "диамата", "истмата", "политэкономии социализма" и "научного коммунизма".

С другой стороны, массовая компания "чистки" таких кадров по формальным признакам имеет плохие исторические традиции и опасное развитие, плохо совмещается с представлениями о свободе и демократии.

Принятый в настоящее время подход к проблеме - обязательная переподготовка преподавателей в центральных и региональных институтах повышения квалификации (ИПК) - пробуксовывает по многим объективным причинам. Во-первых, имеющиеся ИПК не в состоянии переподготовить в обозримое время всю массу преподавателей. Во-вторых, нигде и никому не известно, как это делать. С этим отчасти справляются столичные центры благодаря высокой квалификации своих кадров и приглашению зарубежных лекторов, но погоду они не делают.

В-третьих, даже как-то "переподготовленный" преподаватель, возвращаясь в среду своего вуза, кафедры, как правило, возвращается и в свое прежнее профессиональное и административное окружение, соответственно, к прежним стереотипам преподавания.

Предлагаемый принципиальный подход к этой проблеме состоит в опоре на личностные силы саморазвития, здоровый критический интеллектуальный потенциал в самих вузах. Речь идет о том, чтобы оживить, наполнить реальным содержанием всем известные процедуры "аттестации" и "избрания по конкурсу на должность".

В настоящее время главными (помимо формальных) критериями для этих процедур повсеместно являются лояльность и стаж работы в вузе. Кроме того, все уже свыклись с тем, что конкурс - это не конкурс, а неуклонное повышение в ранге за ученые степени и выслугу лет. Понятно, что в такой ситуации "проверенные кадры", получив в свое время степень за апологетику коммунизма, имея преимущество в стаже и опыте кабинетных отношений, прочно держат позиции в ученых советах и обеспечивают продолжение стагнации социально-гуманитарного образования в России на долгие годы.

Изменить ситуацию могут только сами вузы 12, но в этом им должны помочь новые федеральные требования к проведению аттестации и выборам по конкурсу, а также консультации и проверки выполнения этих требований на местах.

Федеральные требования к системе контроля в социально-гуманитарном образовании включают:

- обязательное присутствие в системе контроля проверки знаний и умений, связанных с ответственностью и защитой общезначимых (общечеловеческих и российских) ценностей;

- рекомендации вузам требовать в качестве приложений к учебным программам списка вопросов к билетам (или самих билетов); т.к. в противном случае принятие экзамена и зачета нередко превращаются в разговор на общие темы;

- рекомендации вузам разрабатывать и использовать системы практических контрольных заданий с ясными критериями оценки.

Федеральные требования к когнитивным аспектам общекультурной компетентности целесообразно рассматривать совместно с требованиями к содержанию образования (см. ниже).

Подходы к практической реализации федеральных требований к социально-гуманитарному образованию. При описании всей структуры образовательных требований были представлены три основных подхода, которые назовем административным, экономическим и общественно-попечительским подходами. Оптимальным представляется их совместное использование при следующей общей стратегии.

В силу традиционной слабости в России общественно-попечительского подхода (из-за гипертрофии государственного централизованного управления) в начале основными будут административный и экономический подходы. Это потребует разработки необходимой нормативной документации как основания для получения (подтверждения) лицензий и прав на стандартное государственное бюджетное финансирование.

Разумеется, с самого начала следует привлекать и выращивать интеллектуальный потенциал профессиональной научной общественности и попечительства, но на начальном этапе основной организационный груз берет на себя государственное ведомство. То же касается и экономического подхода, означающего организацию конкурсов среди вузов по социально-гуманитарному образованию за право особого режима финансирования.

Наладив административный и экономический механизмы, следует постепенно, но неуклонно передавать соответствующие функции общественности и попечителям.

Государственное ведомство должно оставить за собой право утверждения результатов проверок и конкурсов, быть арбитром в возникающих разногласиях, но основной груз организационной работы должен перейти от чиновников центрального ведомства к общественным структурам и в регионы. Тогда только центральный орган управления высшей школой получит возможность дальнейшей разработки и реализации общей стратегии развития высшего образования в стране.

Форма региональных требований

к социально-гуманитарному образованию

Начнем с того, что основания для предъявления таких требований появятся только тогда, когда регионы получат реальную возможность участвовать в финансировании своих вузов. Это означает реформу по типу американской или германской системы, в которых вузы получают, как правило, двойную государственную поддержку - из федерального и из местного (штата, земли) бюджетов. Явные тенденции в направлении такой реформы уже наблюдаются: началось обсуждение вопросов разграничения компетенции и полномочий между центром и регионами 13.

Содержание соответствующих требований - прерогатива регионов (будущих структур регионального управления высшей школы), здесь же можно сказать только о форме и структуре таких требований.

Основания региональных требований: ценности культуры коренных народов и национальностей, наиболее распространенных в данном регионе, экологические, социально-экономические приоритеты и интересы региона, специфика его политико-правовой системы.

Региональные требования к образовательным компонентам. Представляется оправданным все вопросы организации, методов и кадров образования оставить в компетенции вузов. Относительно содержания образования и систем контроля руководство регионов вправе требовать от вузов введения следующих компонентов:

- знания экологических, социально-экономических, политико-правовых проблем региона, возможности получения соответствующей практики;

- знания истории и культуры народов региона. По согласованию с федеральным руководством и самими вузами можно установить объем регионального аспекта в размере 10-50% от аудиторного времени, посвященного России.

Региональные требования к когнитивным аспектам общекультурной компетентности должны иметь главным образом практический аспект: отражать проблемы, связанные с регионом. Это касается и дисциплин, казалось бы весьма далеких от региональной специфики - глобалистики, истории искусств, истории мировой литературы, истории религий и т.д.

Подходы к реализации региональных требований в принципе те же: административный, экономический и общественно-попечительский. Можно заметить только, что при определенном количестве вузов в каждом регионе, их территориальной близости, в ситуации, когда все знают всех, административный подход, имеющий формальную нормативно-документальную основу, может быть сведен к минимуму. Оптимальным является сочетание совместной работы профессиональных сообществ, советов попечителей, регионального руководства с регулярными местными конкурсами, которые, с одной стороны, позволят выявлять и финансово поддерживать лучшие вузы, с другой стороны, подготовят их к конкуренции в федеральном и международном масштабах.

Вузовские требования

к социально-гуманитарному образованию

Основания вузовских требований:

- писаные и неписаные традиции вуза;

- идеи и принципы университетского образования, касающиеся культурной и интеллектуальной интеграции (т.н. "идея университета");

- профессиональная специфика институтов и академий, которая требует специальной поддержки в социально-гуманитарном образовании.

Общий взгляд на вузовские требования. Разброс возможных способов регулирования чрезвычайно велик. Вместе с тем, наблюдается общая тенденция движения от тотальной регламентированности к другой крайности: право на решение всех этих вопросов руководство вузов делегирует общеуниверситетским или общеинститутским кафедрам по социально-гуманитарному образованию, а те, в свою очередь, дают почти полную свободу преподавателям в определении содержания, методов и способов контроля. В целом эта либеральная тенденция прогрессивна и соответствует международным образцам, но определенный "мягкий" уровень регулирования должен сохраняться.

Во-первых, в каждом вузе необходимо формировать механизм осмысления, выполнения и поддержки образовательных требований международного, федерального и регионального уровней. Разумеется, в каждом вузе будет свой подход, но в любом случае его основой должна стать регулярная проверка соответствия читаемых курсов, систем контроля знаний и умений указанным требованиям. Вопрос об организации, методах, кадрах встает уже при обнаружении недостаточного качества самого учебного процесса (когда уровень подготовки учащихся и выпускников не соответствует критериям контроля).

Во-вторых, любой вуз может принять свои специфические вузовские требования, например, курс по истории родного университета, публичную защиту программ предлагаемых обязательных курсов, специфические квалификационные требования к преподавательским кадрам и т.п. Спектр возможностей здесь чрезвычайно широк. Именно через специфическую образовательную политику вузов должно проявиться и развиться их своеобразие - фактор и показатель растущего культурного и интеллектуального потенциала страны.

Вариант требований

Приведем минимальный перечень компонентов содержания образования с точки зрения общезначимых ценностей как оснований международных и федеральных образовательных требований. Перечень имеет внутреннюю структуру, определяемую двумя параметрами: сферы общекультурной компетентности (экологической, социально-экономической, политико-правовой, гуманитарной, эстетической), когнитивные аспекты (исторический, теоретический, ценностный, практический, коммуникативный) 14.

Экологическая сфера

Исторический аспект: основные эпохи хозяйственного и технологического развития цивилизации; особенности технологий и техноприродных отношений современной эпохи; основные вехи отечественной и западной истории идей о взаимодействии цивилизации и природы.

Теоретический аспект: современный спектр подходов к теоретическому анализу техноприродного взаимодействия, антропогенной нагрузки на природу, естественно-научные, технологические, социально-экономические, геополитические, мировоззренческие стороны; основы современной философии техники, теоретической экологии, глобального и регионального экологического прогнозирования.

Ценностный аспект: современный конфликт ценностей экономической свободы, материального потребления и техноэкономического роста с ценностями сохранения среды, устойчивого развития, биологического разнообразия, гуманного отношения к животным и др.

Практический аспект: подходы к решению локальных, национальных, глобальных экологических проблем, участие в местных экологических программах, правовые и организационные аспекты экологической деятельности.

Коммуникативный аспект: организация и ведение экологических дискуссий, способы поиска компромиссов.

Социально-экономическая сфера

Исторический аспект: основные этапы развития отношений собственности, отношений между сословиями, классами и другими социальными группами в европейской истории, истории России, в 1-2 неевропейских цивилизациях; основные социальные идеи в Древней Греции, экономические отношения в Римском праве, главные направления экономических и социальных (социологических) учений XVIII - начала XX вв.

Теоретический аспект: основные современные социально-экономические и социологические теории.

Ценностный аспект: многообразие понимания ценности социальной справедливости, содержание ценностей свободы экономической деятельности, права на труд, права на социальную защиту, способности к экономическому самообеспечению, типовые конфликты социально-экономических ценностей и подходы к их решению.

Практический аспект: подходы, критерии, модельная практика решения глобальных и национальных социально-экономических проблем, участие в местных социальных программах, анализ и оценка программ, действий политических партий и движений в социально-экономической сфере.

Коммуникативный аспект: организация и способы ведения дискуссий по социально-экономическим проблемам, социальные переговоры по трудовым и иным вопросам, подходы к достижению компромиссов.

Политико-правовая сфера

Исторический аспект: основные этапы политического и правового развития европейской цивилизации и России. Основные черты и роль Римского права; социально-философские и правовые учения XVIII, XIX и начала XX вв., "наполеоновский кодекс", основы российского законодательства XX в., становление современного политико-правового порядка в развитых западных странах и в России; политическая и правовая история в странах неевропейских цивилизаций.

Теоретический аспект: основные современные направления социально-философских, политологических и правовых учений.

Ценностный аспект: сравнительный анализ идеалов, принципов, целей и ценностей основных социально-политических направлений, идеологий: социально-демократической, либеральной, националистической, социалистической, религиозной и др.

Практический аспект: актуальные политические и правовые проблемы в России и регионе, подходы к их решению; модельная и игровая практика; анализ политических и правовых аспектов программ современных партий и движений; способы создания и реализации законопроектов на разных уровнях.

Коммуникативный аспект: организация и проведение дискуссий по политическим и правовым вопросам, основы общественно-политической риторики и публицистики, подходы к достижению компромиссов в политических и правовых конфликтах.

Гуманитарная сфера

(человековедение и словесная культура)

Исторический аспект: история основных морально-религиозных и философских учений, этапы развития литературного процесса в европейской цивилизации, в России, в странах неевропейских цивилизаций.

Теоретический аспект: основные современные направления философских (этических, антропологических) и морально-религиозных учений; элементы современной эстетики словесного творчества.

Ценностный аспект: идеалы, принципы и ценности гуманитарной культуры в России, в европейской и неевропейских цивилизациях; сравнительный анализ идеалов и ценностей классических и современных мировоззрений; принцип уважения к чужим ценностям и понятие общезначимых ценностей.

Практический аспект: мировоззренческие проблемы современного человека и различные подходы к их решению; приемы и правила анализа и оценки философских (мировоззренческих), литературных и религиозно-моральных сочинений.

Коммуникативный аспект: владение русским и родным языками, умение устно и письменно выражать мысли, практика продуктивного обсуждения мировоззренческих, морально-религиозных проблем, вопросов литературного творчества.

Эстетическая сфера

(художественная, музыкальная культура, дизайн)

Исторический аспект: основные вехи истории искусств в европейской культуре, в России, в культурах неевропейских цивилизаций.

Теоретический аспект: основные направления и идеи классических и современных эстетических учений.

Ценностный аспект: сравнительный анализ идеалов, принципов, ценностей в различных эстетических учениях; разнообразие эстетических критериев и понятие эстетического вкуса.

Практический аспект: практика восприятия, анализа и оценки конкретных произведений изобразительного, музыкального, кинематографического и других искусств; реализация эстетических идей и критериев в обустройстве собственной жизни, дома, быта, в воспитании детей.

Коммуникативный аспект: культура обсуждения произведений искусства.

Выводы:

перспективы социально-гуманитарного образования

на пороге третьего тысячелетия

Подведем основные итоги:

- построена и обоснована структура требований к современному социально-гуманитарному образованию в высшей школе, включающая такие параметры как социальный масштаб, основания требований, их направленность на образовательные компоненты, на когнитивные аспекты общекультурной компетентности, уровень предъявляемых требований и подходы к их реализации;

- представлены принципиальные предложения по международным и федеральным требованиям к социально-гуманитарному образованию в высшей школе, основанные на результатах ранее проведенных исследований по общезначимым и образовательным ценностям, по концепции социально-гуманитарного образования в вузе;

- задана форма региональных требований и общий взгляд на вузовские требования к социально-гуманитарному образованию, что предусматривает возможности широкого разнообразия в ведении образовательной политики;

- приведен примерный перечень требований к содержанию образования в экологической, социально-экономической, политико-правовой, духовно-нравственной, гуманитарной, эстетической сферах.

Эти результаты имеют эскизный характер, но они могут служить началом серьезных дискуссий и значимых преобразований.

* * *

Почему же после обсуждения абстрактных этических вопросов, глобальных проблем и международных конфликтов книга заканчивается столь детальной разработкой образовательных требований?

Мы вступаем в двадцать первый век и третье тысячелетие. Образ будущего будет определяться людьми будущего, разнообразием их стремлений, ценностей, мировоззрений. Этот мир идей и интересов на заре третьего тысячелетия в немалой степени зависит от сегодняшней международной и национальной политики в сфере образования.

Социально-гуманитарное образование - вот тот мост, по которому должны быть перенесены в будущее идеи ценностного сознания.

Ценности вряд ли существуют в "надлунном" мире, как о том мечтают философы со времен Платона. Скорее, ценности рождаются и живут в нашем - "подлунном", человеческом мире, полном проблем, страданий и вражды.

Но это не мешает ценностям служить всем народам и культурам путеводными звездами, давать радость понимания и взаимной поддержки. Важно, чтобы новые поколения, которым суждено жить уже в третьем тысячелетии, не утеряли это наследство.

Новосибирский Академгородок

1993-94гг.

ПРИЛОЖЕНИЕ: ТРЕТИЙ ПУТЬ

научно-публицистические статьи

о современной ситуации в мире и России

ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ

ПРИЛОЖЕНИЕ

ТРЕТИЙ ПУТЬ

научно-публицистические статьи

о современной ситуации

в мире и России

СТАТЬЯ ПЕРВАЯ

ТРИ НАПРАВЛЕНИЯ МИРОВОГО РАЗВИТИЯ:

РОССИЯ НА ПЕРЕПУТЬЕ

Россия и мир

Бурное течение сегодняшней жизни, реформы и контрреформы, сопутствующие им общественные и политические потрясения, - весь этот поток не только захватил наши жизни, но и завладел нашими мыслями. Социально-философские, публицистические и житейские размышления одинаково сужаются, мельчают, приобретают тревожные признаки размежевания по силовым линиям политико-идеологической конъюнктуры.

Явная приостановка реформ в России, новый расклад политических сил, всеобщая растерянность заставляют хотя бы разумом вынырнуть из захватившего потока событий, попытаться окинуть взглядом наше движение "с высоты птичьего полета", в широкой глобальной и исторической перспективе. Россия, конечно же, идет своим путем, но нельзя не принимать во внимание преобладающие направления движения всей современной человеческой цивилизации, наиболее острые и тревожные проблемы сегодняшнего мира, системные мегатенденции современного мирового развития *.

Частная собственность: препятствие на пути

к устойчивому развитию?

Скандал вокруг отказа Соединенных Штатов Америки подписать Конвенцию по биотехнологии cвязан с тем, что правительство США даже при желании не могло бы принудить американские фирмы к соблюдению требований Конвенции, поскольку это нарушило бы принцип частной собственности.

Отсюда некоторые отечественные авторы делают вывод: частная собственность встала на пути прогрессивного движения человечества к устойчивому развитию. Следовательно, от частной собственности необходимо отказаться, т.е. восстановить социалистические начала, причем не только в национальном, но и в глобальном международном масштабе. Недаром в последнее время стали громче звучать идеи создания "мирового правительства", которое, по-отечески управляя деятельностью стран и народов, целенаправленно и планомерно решало бы все нынешние и будущие глобальные проблемы. Ясно, что для такого сверхправительства с его Великой Исторической Миссией принцип частной собственности не должен служить серьезным препятствием.

Собственность как "помеха для прогресса":

Приведу в качестве отступления следующую историческую аналогию: принцип частной собственности однажды уже объявлялся отжившим. Сделал это, как всем известно, Карл Маркс, и он имел для этого очень веские основания. В YIII главе I тома "Капитала" он приводит хорошо документированные и поистине ужасающие данные об эксплуатации рабочих, в том числе 7-8-летних детей, просто умиравших после ежедневной работы по 15 и даже 20 часов без перерыва.

Принцип независимости частных собственников, а также связанный с ним принцип равной и свободной конкуренции, свободного договора между наемным рабочим и нанимателем препятствовали до начала 1830-х гг. введению каких-либо законов о труде. Но и появившиеся законы ничего существенно не изменили даже к 1860-м гг., когда писался "Капитал". Такая ситуация позволила Марксу сделать жесткий вывод: никакими законами, нравственностью, религией и другими "надстроечными явле-ниями" не остановить закон роста эксплуатации наемного труда, который сущностно связан с частной собственностью.

История ХХ века демонстрирует нам два магистральных пути решения проблемы: с уничтожением и с сохранением частной собственности на средства производства. В СССР были приняты законы о 8-часовом рабочем дне, запрете детского труда, социальной защите рабочих. Это в немалой степени способствовало прогрессу законодательства о труде и на Западе. По большому счету, проблема защиты наемного труда в цивилизационном плане была решена (в том смысле, что были заданы культурные образцы ее решения).

Присмотримся теперь к надежности и эффективности каждого из путей решения проблемы. В СССР законы о труде никак не защитили миллионы тружеников ГУЛАГа, ставших, по сути дела, государственными рабами, не защитили и колхозников - государственных крепостных, которые до самых 60-х гг. нашего века работали "за палочки" (отметки о трудоднях, которые фактически не оплачивались). Кроме того, если до 40-50-х гг. СССР еще оставался Меккой международного рабочего движения, то затем, как мы знаем, разрыв между уровнем жизни западных рабочих и рабочих из стран социализма увеличился настолько, что перед Западом встала новая проблема - как остановить вал миграции рабочей силы с Востока.

Напомню, что, согласно Марксу, ситуация должна была бы быть противоположной: рабочие, замученные ростом эксплуатации труда частными собственниками, должны рваться туда, где оковы частной собственности наконец с общества сняты.

Принцип собственности и современные

глобальные проблемы

С учетом этой аналогии рассмотрим проблему, актуальную для нынешнего состояния цивилизации. Есть ли хищническая эксплуатация природных ресурсов, загрязнение среды, эксплуатация дешевой рабочей силы беднейших стран, нежелание делиться новейшими технологиями со стороны современных развитых стран с их незыблемым принципом частной собственности? Да, все перечисленное имеет место и вряд ли кто-то будет это отрицать.

Либертарианский путь с неограниченной экономической свободой частных собственников, соответствующий Мегатенденции 1 "Инерция роста и вестернизация", очевидно, не решает, а только усугубляет рассматриваемую цивилизационную проблему.

Опять остаются два магистральных пути ее решения. Верные последователи Маркса вновь предлагают отказ от частной собственности, плановые, "справедливые", социалистические по сути принципы общественного устройства, но уже в глобальном масштабе. Если мир пока еще не в восторге от перспективы поставить над собой мировое социалистическое правительство, то уж в России социализм предлагают восстановить непременно, а возрождающуюся частную собственность задушить как "исторически отжившую". Таков российский вариант Мегатенденции II "Изоляционизм и внутренние репрессии".

Каково же альтернативное решение? Какой путь соответствует Мегатенденции III? На основе приведенной выше аналогии можно предложить следующий общий принцип:

необходимо сохранить частную собственность (а в России способствовать ее возрождению и развитию) как основу независимости индивидов и сообществ от государства, как основу свободной, конкурентной и наиболее эффективной экономики;

но установить новые правовые рамки использования этой собственности, адекватные требованиям современной эпохи и общезначимым гуманистическим ценностям.

К новому международному праву

Какие меры могут способствовать требуемой глобальной переориентации техноэкономического развития? Основные правовые и экономические подходы известны: это постепенное и планомерное повышение налогов на экологически пагубную деятельность (чтобы успевало приспособиться технологическое развитие), а также параллельное инвестирование, предоставление выгодных кредитов и даже освобождение от налогов альтернативной, экологически ориентированной деятельности.

Возьмем для примера проблему сведения лесов. Как известно, в мире, особенно в Южной Америке и Сибири, лесные пространства съеживаются с тревожной быстротой. Никакие призывы экологов о спасении "легких планеты" не помогают: экономический локомотив вырубки и продажи лесов не сходит с рельсов. Есть мощности, есть спрос, есть иностранные кредиторы, требующие возвращения долгов, есть нужда бедных государств в постоянном притоке валюты. Запреты практически безнадежны, в ответ на них продажа лесов непременно уходит в сферу "теневой экономики" и криминализуется.

Единственный, хотя и крайне трудно выполнимый путь - международное соглашение о ежегодном повышении налогов на крупные сделки по продаже леса, а также создание институтов международной экологической полиции и суда для контроля и решения конфликтов. Параллельно на глобальном и национальном уровнях должна вестись политика инвестирования и льготного кредитования развития технологий по экологически безвредному производству синтетических материалов, заменяющих дерево или минимизирующих его потребление. Средства от налогов должны направляться как на эти инвестиции, так и на лесовосстановительные программы. В результате с каждым годом дерево станет дороже, а его заменители - дешевле. Постепенность перехода позволит без шоков и потрясений сократить одни мощности (к примеру, наши чудовищные леспромхозы) и нарастить другие. Такова цивилизованная модель техноэкономической переориентации.

Преодолеть пропасть неравенства

Другой аспект глобальной проблематики - необходимость оказания экономической, технологической, культурной помощи беднейшим странам для вступления их на путь саморазвития. Социалистическое мышление готово насильно отобрать у фирм-разработчиков новые прогрессивные сельско-хозяйственные и биотехнологии, передать их развивающимся странам. Да, передать их действительно нужно, поскольку развитие со старыми, экологически вредными и малоэффективными технологиями резко ускорит глобальный кризис. Отказать же в возможностях развития беднейшим странам тоже нельзя из общих гуманистических ценностей. Каков же выход?

Ненасильственный, цивилизованный путь состоит в том, чтобы закупать требуемые технологии. Ясно, что у беднейших стран, которые, как правило, еще опутаны старыми долгами, таких средств в обозримом будущем не предвидится. Значит нужны международные фонды и организации типа ФАО, которые сосредотачивали и использовали бы средства из иных источников. Другие постоянные и надежные источники появятся лишь при введении новых налогов и регулярных взносов на основе международных соглашений и правовых норм. По какому же адресу должны быть направлены новые фискальные меры?

Постколониализм

Сейчас стало немодно говорить о неоколониализме, но из истории его не выбросить. Продолжается он и сейчас, пусть и в модифицированных формах. Речь идет о любых формах международного экономического "партнерства", результаты которого имеют разнонаправленный экономический, экологический и социальный эффект для стран-"партнеров". Приведу примеры:

- "богатый партнер" (страна, транснациональная компания) консервирует свои месторождения и закупает энергоносители, металл, редкие элементы у "бедного партнера"; в результате этой свободной законной партнерской сделки население богатой страны получает возможность иметь в каждой семье по несколько автомобилей, при этом недра сохраняются для следующих поколений; бедная страна еле-еле расплачивается по текущим долгам, остатки забирает коррумпированная элита и лишь крохи остаются для элементарного поддержания жизни всего населения, при этом недра опустошаются с растущей быстротой, то есть идет прямое ограбление последующих поколений;

- "богатый партнер" организует вредное химическое производство на территории "бедного партнера" и/или привозит для захоронения вредные отходы производства. Здесь пояснений не требуется;

- "богатый партнер" внедряет свою банковскую систему на территории "бедного партнера", чья только-только зарождающаяся банковская система не выдерживает конкуренции и сходит на нет; в результате все управление финансами попадает в руки "богатого партнера". Комментарии тоже излишни;

- "богатый партнер" продает оружие "бедному партнеру" (как правило, в долг или в обмен на доступ к дешевым ресурсам); в результате в богатой стране развивается технология и обеспечивается занятость, а в бедных странах сохраняется военно-политическая напряженность, регулярно прорывающаяся в военных конфликтах, что обеспечивает полноту власти национальным военно-политическим элитам, отказ от самостоятельного демократического, социокультурного и технологического развития.

Обратим внимание, что практически все указанные и другие формы постколониализма вполне соответствуют современному международному праву: все происходит по свободным соглашениям свободных партнеров. Однако глобальное развитие ситуации не может не тревожить.

Коммуно-националистическая реакция на приведенные примеры известна: дать суровый отпор империалистическому дьяволу. Так нас сталкивают в старое русло холодной войны, но ведь это мы уже "проходили". Социализму в новой войне не победить, вряд ли хоть сколько-нибудь здравомыслящий человек может сейчас на это надеяться. Зато следующее поражение будет гораздо более жестоким крахом, чем геополитические результаты перестройки.

От нового глобального права -

Цивилизованное решение проблемы без нового витка изоляционизма и холодной войны - это движение к новым формам международного права и налогообложения, которые постепенно сделали бы постколониализм невыгодным.

Неравноправные сделки между бедными и богатыми партнерами, примеры которых приводились выше, должны быть поставлены под контроль международного права и международной полиции, а затем обложены ежегодно повышающимися налогами. Полученные средства должны направляться на помощь для саморазвития беднейших стран, в частности, на закупку для них современных биотехнологий, создание инфраструктуры, выращивание систем образования и т.д.

С другой стороны, удорожание постколониальной экономики приведет к ее постепенному сокращению. Когда будет сужен доступ к дешевым чужим ресурсам, большее внимание богатых стран будет обращено на новые ресурсосберегающие технологии, другие резервы. Иначе говоря, здесь выдерживается тот же вектор Мегатенденции III - через новые правовые нормы и налоги - к техноэкономической переориентации и более справедливым формам геополитического взаимодействия.

Интересы мировой элиты

против прекраснодушных надежд

Возможно ли практическое осуществление такого рода предложений в современной мировой ситуации? Здесь я должен с грустью признаться, что в ближайшее время такой возможности не вижу. Дело в том, что главные рычаги политической и экономической власти на сегодняшней мировой арене принадлежат силам, которые кровно заинтересованы в сохранении нынешнего геополитического и геоэкономического неравноправия. Что же это за силы?

Они известны всем - это "большая семерка", международные банковские корпорации и транснациональные компании. Новые правовые ограничения и налоги, о которых говорилось выше, слишком сильно ударят по нынешним источникам прибыли. Кроме того, они негативно скажутся на экономическом положении большой части населения богатых стран, а ведь это электорат для политической элиты современного мира, для членов той же "большой семерки". Итог рассуждений печален. Пусть даже привлекательна и многообещающа модель глобального устойчивого развития, соответствующая Мегатенденции III, но она не может быть осуществлена. Что же делать в такой ситуации?

Готовиться к глобальному перелому

Вновь воспользуемся нашей аналогией и зададимся таким вопросом: в начале и середине XIX века, когда не было исторических условий для гуманных законов о труде и социальной защите нетрудоспособных, какое направление деятельности было наиболее перспективным с точки зрения решения этих проблем?

На мой взгляд - создание идейной и правовой базы, изобретение новых экономических механизмов. Пусть эта деятельность была возможна только "на бумаге". Но при появлении требуемых исторических предпосылок (одной из важнейших была реакция на события в России со времени революции 1917 года) необходимые идеи для ставших возможными реформ, люди, законопроекты, экономические программы были бы уже наготове.

Итак, идейное и политическое давление на международной арене, направленное на поддержку переориентации геополитики и техноэкономического роста на путь устойчивого развития (Мегатенденция III), необходимо продолжать и усиливать. По сути дела этим и занимаются Римский клуб, многочисленные организации-последователи, международное интеллектуальное сообщество. Конференция в Рио-де-Жанейро была важной и показательной вехой на этом пути *.

Следует трезво отдавать себе отчет в следующем. Только серия жестоких потрясений, открывающая политикам, экономической элите и населению богатых стран бездну несчастий и хаоса, к которой неминуемо ведет инерция нынешнего направления глобального развития (доминантной Мегатенденции I), сделает возможным радикальный поворот к новым глобальным правовым реформам и последующему подъему Мегатенденции III. Что сыграет роль пускового механизма для этой серии потрясений - покажет время.

Впереди нас могут ожидать новые экологические катастрофы типа Чернобыльской, вспышки массовых эпидемий в перенаселенных мировых регионах, неуправляемая волна миграции из стран Азии и Африки, новые периферийные войны с опасными геополитическими последствиями, социальные взрывы, установление национальных милитаристских диктатур и геноцид в политически неустойчивых странах (кстати, в том числе и в России).

События такого рода в сущности своей означают тупик движения цивилизации по пути Мега-тенденции I "Инерция техноэкономического роста и вестернизация". Для интеллектуалов этот тупик был очевиден, начиная с 1970-х годов. Когда он станет очевидным и для политических, экономических элит современного мира, встанет уже практический вопрос о путях выхода из тупика. Если мировое интеллектуальное сообщество успеет к этому времени подготовить достаточную идейную и международную правовую базу для мирной, постепенной, скоординированной переориентации на глобальное устойчивое развитие (Мегатенденция III), сформировать новое поколение элиты и электората на этой основе через системы образования, то возникнут хорошие шансы на гуманный выход из цивилизационного кризиса.

В противном случае я утверждаю неминуемость соскальзывания к Мегатенденции II "Изоляционизм" - новому средневековью в глобальном масштабе, когда все силы будут тратиться на возведение стен вокруг островков благополучия и военное подавление агрессивных выплесков окружающего хаоса и ужаса.

Итак, не питая иллюзий относительно радостного принятия миром наших идей и быстрой их реализации, следует вплотную заняться международной консолидацией интеллектуальных сил, вести проектную, исследовательскую, просветительскую работу по подготовке идей и людей для будущих глобальных реформ.

Это шаг в направлении Мегатенденции III - вступление на искомый т р е т и й п у т ь развития человеческой цивилизации.

Какие же возможности имеет Россия в контексте приведенных рассуждений?

Мегатенденция I и либертарианство в России

Первый путь можно условно назвать либертарианским, что означает прежде всего максимальную экономическую свободу, не ограниченную или слабо органиченную правом. В идеале такого выбора землю, заводы, жилища, ископаемые, недра, банки следует пустить в свободную продажу. После того, как в результате серии свободных перепродаж эти бывшие государственные или ничейные богатства найдут своих "настоящих хозяев", заработает "невидимая рука рынка" и приведет Россию к изобилию.

Заметим, что за последние годы эта крайняя позиция растеряла практически всех приверженцев. Тем не менее, она по-прежнему служит главным пугалом для коммуно-националистических движений, выступающих против "распродажи России" и превращения ее в колонию, в сырьевой придаток Запада.

Есть ли реальные основания для такого рода опасений? Следует признать, что есть. До сих пор единственными проектами в России, которые серьезно соглашаются финансировать международные банковские круги, являются проекты развития нефте- и газодобывающей промышленности, что и отводит России роль дешевой сырьевой базы. Если сопоставить эти геополитические и экономические явления с массированной американизацией наших кино- и телеэкранов, с явным озападниванием нового поколения государственной элиты и предпринимателей, с их трогательной страстью к иномаркам и отдыху на Канарских островах, ориентацией на Запад не только научной молодежи и студенчества, но и школьников, то предстает достаточно полная картина включения России в широкое и мощное русло Мегатенденции I "Инерция роста и политико-культурная вестернизация".

На мой взгляд, никто из здравомыслящих россиян, в том числе крайних западников, не согласится с перспективой политико-культурной ассимиляции России - Западом и превращения России в пассивного поставщика сырья и дешевой рабочей силы. Встает вопрос об альтернативе.

Мегатенденция II: возврат России

к плановой экономике и закрытому обществу

Вторая альтернатива является отрицанием первой. Эта социально-политическая, экономическая и культурная доктрина всем нам хорошо известна по программам коммунистов и "аграрников", по газетам "Правда" и "Советская Россия":

- государственную собственность на средства производства восстановить;

- продажу земли и недвижимости запретить;

- обогащение спекулянтов через перепродажу нам западных товаров прекратить;

- конверсию свернуть и опять всем усиленно ковать щит Родины;

- интервенцию западной культуры остановить, утечку мозгов на Запад прекратить, в школах и вузах восстановить единую патриотически-государственную идеологию, возможно, с опорой на православие и т.д. и т.п.

Как видим, перед нами в явном виде предстала российская версия Мегатенденции II "Изоляционизм и внутренние репрессии". Изоляция - да, но причем здесь репрессии? Дело в том, что джинн из бутылки уже вырвался, за последние годы слишком укрепились новые политические и экономические силы, чтобы покорно сдаться без боя, поэтому без широкомасштабных репрессий вторая альтернатива невозможна.

Нынешнее свертывание реформ и явное "поправение" экономической политики являются откатом от либертарианского монетаризма (Мегатенденция I) в объятия безответственного социалистического хозяйствования, где в роли компрадоров выступают элиты полугосударственных финансово-промышленных монстров (Мегатенденция II).

Вообще говоря, критика идеалов централизованной государственной экономики, закрытого от пагубных внешних влияний милитаристского общества, всем хорошо известна, даже слишком. Распростившись с этими идеалами и окунувшись вдруг в пучину инфляции и бедности, простой советский человек чувствует оскомину от этой критики, а очень многие уже вновь непрочь вернуться в барак социализма, пусть даже неуютный и смердящий, зато знакомый, надежно огороженный и с гарантированной государственной пайкой.

Поэтому сосредоточимся лучше не на критике, а на сегодняшних проблемах и возможностях позитивного перелома в социально-экономическом, политико-правовом и духовном развитии современной России.

Мегатенденция III:

каков третий путь для России?

Можно говорить очень много о несовершенстве политики, коррупции, слабостях права, небывалом росте организованной преступности, экологических опасностях и бедствиях в России. Но когда часть населения живет в ежедневной бедности, а то и в безнадежной нищете, когда смертность растет, а новых детей люди заводить опасаются, становится ясно: ключевыми для России по-прежнему остаются социально-экономические проблемы, и их не обойти.

Будучи несведущим в тонкостях экономических теорий, я, в силу своих профессиональных интересов и занятий, знаю кое-что относительно условий и системных механизмов исторического развития обществ разного типа. С этой точки зрения инфляция, бедность, падение производства, бюджетный дефицит и угроза безработицы, которые сегодня главным образом волнуют правительство, ученых-экономистов и общественность, являются пусть важными, но все же проблемами-следствиями. Каковы же сущностные, кардинальные проблемы, решение которых станет фундаментом для решения остальных социально-экономических проблем?

Решение кардинальных проблем должно перевести российскую экономику на новый путь развития - в направлении к эффективным, гуманистически и экологически ориентированным моделям. Но это уже тема следующей статьи.

* См. подробнее раздел 1.1 этой книги, а также главу IY книги: Н. С. Розов. Структура цивилизации и тенденции мирового развития. Новосибирск, 1992.

" " См. раздел 2.2 этой книги.

ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ

К ПРЕДЫДУЩЕЙ СТАТЬЕ

СТАТЬЯ ВТОРАЯ

ВОЗМОЖНА ЛИ СВОБОДНАЯ

КОНКУРЕНТНАЯ ЭКОНОМИКА В РОССИИ?

Извинение дилетанта

С опаской приступаю к этой теме, поскольку не являюсь специалистом в экономической науке. Пока шли реформы, еще можно было надеяться: пусть профессионалы и знатоки, попавшие в правительство, делают свое дело, ведут корабль реформ, хотя они и держат нас, дилетантов-пассажиров, в неведении относительно важнейших вех и перспектив дальнейшего пути, но это их капитанское право. Теперь, когда главные реформаторы удалились (или были удалены) от штурвала экономической политики, когда в экономической мысли нет не то что ярких новых идей, но есть даже признаки подавленности и апатии, мне кажется, стало позволительным уже и нам, неспециалистам, обсудить сложившуюся ситуацию. Итак, что же лежит в основе затянувшегося социально-экономического кризиса в России?

Первая кардинальная проблема:

слишком большая часть населения России по-прежнему полностью экономически зависит от государственной казны.

При социализме, когда трудоспособное население почти поголовно имело статус государственных служащих, данная проблема не могла быть даже поставлена. Фиксация заниженных цен, зарплат и пособий позволяла за счет огромной разницы внутренних и внешних цен на энергоносители и природное сырье поддерживать социально-экономическую систему в относительной стабильности и даже видимости благополучия в течение десятков лет.

Освобождение цен на товары, открытие границ, прекращение монополии внешней торговли, последующее неминуемое сближение внутренних и мировых цен на сырье и энергоносители привели к резкому падению уровня жизни подавляющего числа россиян, а попытки затормозить это падение c помощью повышения зарплат и пособий из централизованного бюджета ведут к недопустимому росту инфляции.

Вторая кардинальная проблема:

сохранение административной и финансовой зависимости большинства хозяйственных субъектов от государства, соответствующий отказ многих субъектов от экономической независимости и ответственности.

Казалось бы, акционирование и разгосударствление предприятий идут полным ходом. Но что происходит, когда новоявленные "фирмы", "концерны", "акционерные общества" (многие из которых являются по сути дела бывшими "главками") начинают испытывать экономические трудности? Нет, они не снижают цены на свою продукцию, не продают оборудование, не сдают в аренду простаивающие мощности, не проводят сокращения или реорганизации. Все это излишне, когда банкротство, выплаты долгов и неустоек по суду (основные формы реальной экономической ответственности) фактически не грозят. Активность проявляется только в старом, испытанном направлении: требовать от центрального правительства прощения долгов (или взаимозачета) и предоставления новых кредитов.

Почему же центру, задыхающемуся от полугосударственной безответственной и неэффективной экономики, не сбросить с себя эти тяжкие гири? Почему не провести реальное радикальное разгосударствление? На самом верху реформаторской команды такого рода настроения явно были, но реальные интересы и стереотипы армии чиновничества развеяли эти мечты в пыль. Оказалось, что ноша не тянет, когда она своя.

Новые кредиты "для поддержания отечественной экономики" проходят через многие руки чиновников и банкиров: кто же откажется от этого золотого дождя? Это, кстати, хорошо понял Е. Гайдар, но гораздо позднее, чем было позволено человеку его квалификации и роли в реформах.

Далее, деньги попадают директорскому корпусу, но теперь уже некому указывать, как их расходовать. В результате они тратятся отнюдь не на техническое перевооружение и подъем конкурентоспособности, а на закупку валюты, на примитивную спекуляцию, установление миллионных окладов директорам и "допущенным к столу" (Искандер), на подачки рабочим, чтобы не волновались и не мешали.

Рабочих тоже понять можно, ведь формула рассуждения такова: "Пустись наш завод в "свободное плавание", непонятно, чем это обернется, слишком тревожной станет жизнь. А вдруг нашу продукцию покупать не будут и обанкротимся? Нет, уж лучше при родном государстве. Начальство съездит в Москву, поднажмет, мы "бастанем", если надо, глядишь - и выкрутимся".

Третья кардинальная проблема:

отсутствие условий для роста независимой от государства, социально ориентированной конкурентной экономики.

Условий, необходимых для такого роста, довольно много, основные из них общеизвестны: наличие свободных капиталов, свободной рабочей силы с требуемой квалификацией, людей, готовых стать независимыми предпринимателями, надежные правовые гарантии для собственности, свобода распоряжения прибылью, приемлемый уровень налогов.

Этих условий в сегодняшней России практически нет. Более того, независимому экономически субъекту нужны производственные мощности, здания, а значит - земля. В России пока еще независимость предприятия, стоящего не на собственной, а на арендованной земле, весьма проб-лематична. Слишком хорошо известны замашки наших арендодателей - местных органов власти, тех же чиновников. Кто же будет вкладывать деньги в строительство, производство, развитие при ясной перспективе: быть удушенным налогами и мздоимством? Итак, пока земля в России полностью контролируется центральной и местными бюрократиями, пока нет нормального земельного рынка, пока нет надежной правовой защиты арендаторов, никакому росту свободной производительной экономики в ней не бывать.

В то же время, слой богатых людей у нас уже появился. Какова же судьба потенциального частного капитала? При нынешних драконовских законах о наследстве (написанных, между прочим, не только из соображений пополнения государственной казны, но и из высоких принципов социальной справедливости) накопленные капиталы устремляются по двум руслам.

Более молодые и беспечные бизнесмены тратятся на иномарки, предметы роскоши, заморские турне. Люди посерьезнее вкладывают деньги в зарубежные банки, зарубежные виллы, причем не только для процентов и красивой жизни, но и для передачи имущества по наследству. Как видим, жизнь берет свое, но столь необходимые для России капиталы уходят. Россия, вместо того, чтобы стать матерью для "новых русских", местом вложения средств, стабильного жизненного обустройства, остается им мачехой - местом, где нужно быстро взять барыш и бежать. В результате вместо роста среднего класса и процветания получаем "мерзость запустения", страну люмпенов и временщиков.

Системное решение

Как же подступиться к решению кардинальных проблем? Их особенность еще и в том, что по отдельности они не решаются, но и разом ни за год, ни за три их тоже не решить.

Опыт и теория исторического развития подсказывают следующий общий выход: создавать и расширять условия для возникновения и роста новых социально-экономических механизмов, которые, с одной стороны, решают кардинальные проблемы, с другой

стороны, способны сосуществовать со старыми формами и постепенно ненасильственно ассимили-ровать их в силу своей большей цивилизационной эффективности.

Новые социально-экономические механизмы, требуемые для решения поставленных проблем, в принципе хорошо известны: это независимые от государства экономические субъекты (например, промышленные предприятия) с индивидуальной или корпоративной собственностью. Расширяясь и увеличиваясь в числе, они будут предоставлять все больше рабочих мест и освободят государственный бюджет от непосильного груза (решение первой кардинальной проблемы).

Разумеется, этот рост возможен лишь при соблюдении всех условий, указанных в описании третьей проблемы. Среди этих условий на первое место по значимости нужно поставить правовую защиту соб-ственности (включая землю, недвижимость, производственные фонды, отечественный и иностранный капитал) от каких-либо будущих попыток ущемления и экспроприации при изменении политической конъюнктуры, а также правовое обеспечение рынка земли, недвижимости, фондов.

Суть долговременной стратегии

Как же выживать и расти новым независимым экономическим субъектам среди моря полугосударственной экономики, накрепко спаянной с центральной и местными политическими элитами, мафиозными структурами? Здесь без широкой общественной поддержки и проводимой под ее контролем последовательной протекционистской государственной политики не обойтись. Какова может быть суть этой политики?

Необходимо установить и объявить ежегодное неуклонное сокращение государственных ассигнований и ужесточение финансовых условий пользования землей и фондами для предприятий, продолжающих висеть на бюджете, отказывающихся от самостоятельности и полноты экономической ответственности. Даже военно-промышленный комплекс, средства массовой информации, связь и транспорт должны перестать считаться "священными коровами" социализма, их нужно частично и постепенно включать в конкурентную среду.

Исключениями должны стать только образование, медицина, культура, наука как сферы в принципе неприбыльные, но даже их в дальнейшем нужно будет частично переключить на внебюджетные источники: местное и муниципальное финансирование, страховые компании, частные фонды, системы попечительства и т.д.

Многолетняя последовательная государственная стратегия позволит вырастить сеть бирж труда и центров переквалификации - социальных амортизаторов для неизбежных выплесков свободной рабочей силы.

Закон о банкротстве должен быть сопряжен с надежной защитой рядовых работников предприятия так, чтобы менялись собственники и поставленные ими нерадивые директора, а за большинством рабочих и служащих сохранялись их места.

Важным рычагом должны также стать антимонопольные законы и налоги. Чтобы избежать их пресса, крупные предприятия-монополисты могут высвобождать свои филиалы или даже участвовать в строительстве, становлении новых независимых предприятий.

Общественный и правовой контроль

Вместе со старой партийной властью, партийным контролем, сгинул и глиняный колосс "народного контроля". Всерьез об этом никто не жалеет. Вместе с тем, в условиях чехарды экономических законов, указов и постановлений, при неразберихе властных отношений руководители полугосударственных предприятий оказались почти бесконтрольными. Но ведь государственные кредиты и инвестиции они получают из народного кармана, от нас, налогоплательщиков.

Во-первых, это означает право общества через своих парламентских представителей ввести ограничения на личные доходы руководства и персонала. Например, можно законодательно установить верхние границы оплаты труда руководителей государственных предприятий, привязанные к разрядной сетке "бюджетников". Кроме того, необходимо установить более жесткую ответственность, вплоть до уголовной, за расход инвестиций, полученных на развитие производства, не на это развитие, а на зар-платы, премии, покупку валюты и спекулятивную коммерцию.

Во-вторых, все мы знаем, что в государственных контрольных службах работают не инопланетяне, а те же российские чиновники. При любых законах между хозяйственной и контрольной ветвями государства устанавливается взаимовыгодный симбиоз, поэтому необходима третья сила - общественные контрольные комиссии, в которые должны входить местные депутаты, представители рабочих, потребителей. Основная цель этих комиссий - проверка соблюдения законодательных норм, установленных для зависимых от государственного бюджета предприятий, защита денег налогоплательщиков.

Предвижу вопли возмущения со стороны директорского корпуса и его глашатаев: только-только освободились от вечно мешавших работать партийных и "народных" соглядатаев, так ими опять грозятся на нашу голову!

Ответим на это возмущение спокойно, но твердо: не нравится, что лезут в ваши дела? Тогда становитесь полностью независимыми от государственной казны, не выпрашивайте льготных кредитов, субсидий, инвестиций, прощения долгов и т.п. Как только вы станете на собственные ноги, перестанете залезать в наш общий карман, будете жить и развиваться только с продажи своей продукции, так сразу и получите полную вольность: никому уже не будут интересны ваши внутренние дела, лишь бы платили налоги, соблюдали общее законодательство о труде и экологии.

Данная стратегия направлена на то, чтобы экономическим субъектам чем дальше, тем более выгодно было превращаться из полугосударственных - в независимые. Действительно, за землю и несобственные фонды приходится платить с каждым годом все больше, а из центра денег все равно поступает все меньше. Кроме того, вокруг уже появляются примеры независимых предприятий, которых теперь налогами не удушают, делиться с "верхами" они не должны и ничьим указкам не подчиняются.

Банкротства, да, случаются. Но рабочих и инженеров на улицу не выгоняют, в оплате они почти не теряют, а то, что руководство предприятия меняется на более оборотистое, отзывчивое к нуждам рынка - так это только справедливо.

Совокупность такого рода факторов должна подтолкнуть руководство и коллективы предприятий к полному выкупу земли и фондов, финансовой и административной эмансипации от государства и ответственному хозяйствованию, ориентированному на рынок, а не на инерцию затратной советской экономики. Откуда у предприятия деньги для этого выкупа? Эта проблема имеет много известных решений, назовем хотя бы эмиссию ценных бумаг и банковские кредиты под залог земли и фондов.

Достаточно очевидно положительное влияние роста конкурентной независимой экономики, защищенной прочными правовыми гарантиями, на:

- заполнение рынка российскими товарами,

- соответствующее укрепление рубля и остановку инфляции,

- возвращение российских капиталов из-за рубежа и приток иностранных капиталов,

- выбивание почвы из-под коррупции и теневой экономики и решение других болезненных проблем.

Не очевидно другое: как сделать соответствующую стратегию привлекательной для разных социальных слоев России, особенно для широкой общественности (электората центральной и местных властей) и государственных чиновников?

Какой "экономический бум" нужен России?

Принцип привлекательности какого-либо экономического курса для широких слоев населения весьма прост: этот курс должен отвечать наиболее актуальным нуждам и жизненным интересам людей. Важнейшие экономические нужды россиян появились не сегодня, они хорошо известны.

На первом месте - жилье, причем сейчас сразу следует делать ставку на благоустроенные собственные дома (коттеджи) и собственные квартиры, соответствующие современным мировым стандартам. Затем следует пища - широкий ассортимент продуктов питания, доступность цен которого должно обеспечивать конкурентное отечественное производство. Далее следуют одежда, предметы быта (мебель, домашняя техника и т.д.) и автомобили.

По сути дела, когда большинство россиян получит доступ к этому нехитрому набору жизненных благ, причем не из-за рубежа в обмен на выкачиваемые ресурсы, и не от государства как поощрение за послушание, а за свой труд, позволяющий купить эти блага у отечественного независимого производителя, тогда можно будет говорить, что в России появились здоровая экономика, средний класс, а значит стабильность и хорошие шансы на дальнейшее процветание.

Итак, России нужны в первую очередь бум жилищного строительства и пищевой промышленности. Возможно ли такое у нас? Возможен ли вообще какой-то "бум" в нашей насквозь больной и порочной экономике?

Перекосы экономической активности

Между прочим, как минимум два "бума" мы с вами уже переживаем последние годы.

Первый из них невидимый - это теневой и полутеневой вывоз за рубеж энергоносителей, металла, леса и прочего сырья. Мировое лидерство Эстонии в экспорте редких металлов, месторождений которых никогда не было на ее территории, - характерное тому подтверждение.

Второй "бум", напротив, протекает перед глазами у каждого в виде растущих, как грибы, коммерческих магазинов, киосков, торгующих зарубежными алкоголем, ширпотребом и продуктами питания. К этому буму перепродаж относится и деятельность сотен тысяч "челноков".

К буму выкачивания из страны природных ресурсов под вечную песню о том, что "отечественной промышленности нужна валюта", я отношусь резко отрицательно. Идет прямой расширяющийся грабеж будущих поколений россиян, и никакими сегодняшними экономическими нуждами этот исторический позор не оправдать.

Бум ширпотребной спекуляции имеет определенный положительный эффект: полки наполнились товарами, наращивается сектор независимой от государства экономики, растет поколение предпринимателей, независимых собственников. Но, по большому счету, происходит поддержка не нашей, а зарубежной (в первую очередь, западной, ближневосточной и китайской) экономики.

Почему же это происходит? Причина общеизвестна: активность и капиталы направляются туда, где при существующих условиях максимальная прибыль сопутствует минимальной опасности для капитала и имущества. Как же создать такие условия, чтобы капиталы и активность устремились в иное русло - жилищное строительство и современную пищевую промышленность? Есть ли нужные рычаги и средства для этого?

Земля: первый ключ к реформам

Чего в России много, так это пустующей земли, причем государственной, т.е. фактически ничейной. Муниципальные и районные власти, сельские советы могут ее продавать с жестким условием использования под жилищное строительство, комплексы с современными технологиями хранения и переработки сельскохозяйственной продукции, независимые предприятия пищевой промышленности.

Далее, что наше правительство научилось делать, так это давать кредиты. Правда, по привычке, десятки миллиардов идут в ВПК, тяжелую и добывающую промышленность. Почему бы хоть раз не решиться на "популистский" шаг: вложить деньги в будущее жилье, в технологии, обеспечивающие многосортье сыров и колбас для народа? Если давать эти кредиты не сразу, а по этапам, отслеживая ход строительства и развития, то можно надеяться, что эти деньги не уйдут в песок, как обычно у нас бывает. Кроме того, появление земельных собственников откроет другую возможность: коммерческие банки дадут кредиты под залог земли.

Нельзя сказать, что нынешнее правительство игнорирует первостепенные для общественных настроений проблемы жилья и питания. Есть новые решения и подходы, но в целом сохранились стереотипы старой советской централизованной затратной экономики. Это касается и новейших программ по жилью, и последних многотриллионных проектов подъема агропромышленного комплекса и фермерских хозяйств.

У нас никак не могут (не хотят?) понять, что создать правовые и налоговые условия для нового экономического бума - привлечения частных капиталов и заинтересованных предпринимателей - это совсем не то, что на сталинско-хрущевско-брежневский манер объявить о новой государственно-всенародной кампании и "вбухивать" в нее ежегодно деньги и производственно-сырьевые фонды.

Ключом к подъему жилищного строительства является доступ к собственности на землю, перспектива стать частными домовладельцами, крупными собственниками городской недвижимости. Будущие домовладельцы способны взять на себя и коммунальное обслуживание многоквартирных домов, ослабить эту тяжкую для государственной казны ношу. Квартиры в таких частных домах могут как продаваться, так и сдаваться в аренду. При нормальных законах, защищающих права и безопасность жильцов, им нечего бояться быть выкинутыми на улицу частным арендодателем.

Планы "поддержки фермерства" наводят на мысль об очередной афере гигантского масштаба: самим ведь фермерам денег почти не дают. Вместо этого продолжается дотирование химических и машиностроительных монстров, чтобы они сбавили цены на удобрения и технику. Слишком хорошо известно, к каким потерям ведет такой подход, но какой подход лучше?

Начинать надо вообще с другого конца - первым делом обеспечить прибыльность самого сельского хозяйства. Массовое падение поголовья скота за последний год - это не близорукость крестьян, а следствие экономической безысходности. На приемных пунктах мясокомбинатов столь низкие расценки, что держать скотину стало убыточно. Но на прилавках мясопродукты отнюдь не радуют дешевизной, это нам, горожанам, известно. Цены накручиваются не в 2-3, а даже в 5 и более раз. Сходная картина имеет место и для всей остальной сельской продукции. Значит именно здесь узкое место. Правительство должно создать условия для появления сотен и тысяч новых независимых посредников между селом и городом - цехов по производству колбас, сыров, масла, сметаны и других молочных продуктов, круп, макаронных изделий и т.д. Конкуренция - это не только понижение цен для покупателя, но и борьба за продавца - того же фермера - путем повышения закупочных цен.

При появлении этой массы независимых посредников можно будет надеяться на расширение ставшего выгодным сельского хозяйства, но как же быть сегодняшним фермерам и остальным сельчанам? Дайте им землю в настоящую собственность, и любой банк под залог земли даст самый льготный кредит. Для фермера эти деньги - не даровая дотация, он их в пыль не пустит, купит лишь ту технику, те удобрения, без которых обойтись нельзя. Остальная продукция "агропромышленного комплекса" должна быть резко снижена в цене. Это тяжкий, но необходимый урок для наших машиностроительных монстров - пусть перепрофилируются на малогабаритную, многофунк-циональную технику, в которой нуждаются сегодня новые пахари.

Освобождение от налогов -

путь к новому экономическому буму

Есть еще один рычаг, для которого нужны смелость и нетрадиционное мышление. Почти все независимые производители задыхаются под бременем налогов, этим объясняется "теневизация" экономики и утечка капитала за рубеж. Почему же в наиболее социально-значимых сферах (жилье и питание) не освободить независимых производителей от налогов вообще, например, на ближайшие десять лет? Причем, после установленного срока можно законодательно закрепить наращивание налогов до уровня общегосударственных не быстрее, чем на 5% каждый год.

Если решиться на такой шаг, то необходимо законодательно запретить будущим властям вводить эти налоги до установленного срока при любых сменах правительств, парламентов и президентов. Я убежден, что когда в нешуточность этой меры поверят, не только российские капиталы вернутся вспять, но и начнется серьезный приток иностранных инвестиций.

Можно спросить: как же так? Все остальные будут налоги платить, а строители, пищевики и их инвесторы получат сверхприбыль. По какому праву? На это нужно ответить твердо: пусть обогатятся, пусть даже разъедутся со своим богатством в чужие края, но жизнь в России за эти десять лет уже преобразится, россияне будут жить в собственных благоустроенных домах и хороших квартирах, в магазинах будет не только импортное, запредельное по ценам, а отечественное и доступное товарное изобилие.

Но это даже не главный результат предлагаемого пути. Самое важное - психологический эффект для широких масс обездоленных сегодня российских граждан. С каждым годом, даже с каждым месяцем будут видны явные перемены, станет ясно: дома строятся, доступные товары появляются, реформы идут и нужны они не кому-то там наверху и не Западу, а нам, простым людям, которым надоело годами жить в рабочих общежитиях, коммуналках и "хрущобах", до старости ждать очереди на жилье, ограничивать свой рацион хлебом, картошкой и макаронами.

Какая же роль в этой ситуации у ВПК, у отечественной тяжелой индустрии, машиностроения? Действительно, та "конверсия", когда после электронного оружия начинают штамповать кастрюли, кажется порождением то ли выходцев из щедринского Глупова, то ли и впрямь результатом чудовищной "антинашей" диверсии. А вот создание новейших электронных технологий для той же пищевой промышленности или производства современных строительных материалов - это задача не простая, совсем не стыдная и очень благодарная.

Зачем чиновникам свободная экономика?

Этот вопрос является наиболее трудным и щекотливым. Действительно, зачем все эти гуманистические начинания нужны сегодняшним, уже стоящим у кормила экономической власти реальным политикам и чиновникам? Пожалуй, никому из них это не нужно, кроме горстки отпетых рыночных идеалистов - "белых ворон".

О борьбе с бюрократизмом у нас не вспоминают давно, и это не случайно. Разбухание центрального чиновничьего аппарата идет непомерными темпами. Для демократов, как и для коммунистов, закон Паркинсона остается непреложным. Чем же грозит реальное освобождение экономики от государства для ключевых фигур в президентском, правительственном, парламентском и многочисленных министерских, комитетских аппаратах?

Функции централизованного "регулирования" отмирают или переходят к независимым финансово-промышленным структурам, следовательно, соответствующие секторы чиновничьей пирамиды оказываются не у дел, должны быть сокращены. Но это еще полбеды. Те, кто уже заняли кабинеты и кресла, годами могут доказывать свою нужность. Хуже другое - через "департамент" или "отдел" почти перестанут проходить большие деньги. Все это резко снизит статус и благополучие аппаратных деятелей. Они-то и стали невидимым, но непобедимым фронтом на пути всех попыток реального разгосударствления экономики.

Чем определяется ранг чиновника? Не величиною кабинета и даже не зарплатой, а общим количеством государственных подчиненных и величиною денежных сумм, которыми он и его люди вправе распоряжаться. Какую же роль в этом играют результаты деятельности, выраженные, например, в показателях роста или падения производства в отрасли? Рост трактуется как эффект предыдущего расширения аппарата, а ухудшение показателей является сигналом о том, что необходимо резко "повысить управляемость", т.е. нарастить штаты и увеличить суммы проходящих через них кредитов.

Ключ к реформе аппарата

государственной экономики

В новой стратегии реформ должен быть заложен некий "противомеханизм" по отношению к этой "биологии" аппаратного роста. Нужно установить принципиально новые критерии внутренней административной и внешней общественной оценки деятельности руководящих кадров в аппаратах управления экономикой. Главным критерием должна стать эффективность управления, понимаемая как отношение (дробь) показателей деятельности всей отрасли (с непременным включением независимых от государства экономических субъектов) к штатам, расходам на их содержание, общей сумме полученных отраслью государственных кредитов и иных бюджетных "вливаний".

Отраслевые показатели исчисляются десятками и нередко затуманивают суть дела. Я бы выделил два простейших: насыщенность рынка отечественными товарами данной отрасли, причем более дешевыми, но не худшими по качеству, чем импортные, а также исправность выплаты долгов и налогов.

При этих условиях направленность деятельности аппаратного руководителя должна быть примерно такова: малой командой и малыми деньгами создать такие условия для производителей в отрасли (как подчиненных, так и независимых), чтобы они сами встали на ноги, не просили больше льготных кредитов и бюджетных "вливаний", составили бы конкуренцию импорту, чтобы выгоднее им было платить долги поставщикам и кредиторам, налоги государству, чем уклоняться от этих выплат.

Итак, важнее должен быть не тот начальник, у которого в подчинении 500 человек, который вытягивает из казны для своей отрасли миллиарды и триллионы рублей, а тот, чья команда из 20 человек обеспечила условия для саморазвития свободных предприятий отрасли, которые способны уже не опустошать казну, а пополнять ее налогами.

Куда же денутся остальные 480 чиновников, если взять наш условный пример? Ведь по всей Москве чиновничья армия исчисляется не десятками, но сотнями тысяч, а во всей России - миллионами. Всем ясно, что на завод, в школу, в вуз этих людей уже не заманишь. Частные предприниматели из них тоже вряд ли получатся - другой стиль мышления и жизни. Сталкивать эту влиятельнейшую социальную группу в ряды "непримиримой оппозиции" недопустимо: это неминуемо приведет к новым политическим потрясениям и возврату к худшим формам социализма. Как же решить эту социальную проблему?

По-видимому, речь должна идти о выращивании новых финансовых, биржевых, юридических, страховых и прочих структур, создающих условия для саморазвития свободной экономики прежде всего в сфере жилищного строительства, пищевой и легкой промышленности. На пустом месте эти структуры не возникнут, поэтому нужна специальная программа постепенного и неуклонного отделения от государства избыточных частей министерств, департаментов, комитетов, президентских структур и т.д. То же касается и раздутого аппарата управления экономикой в центрах областей, краев и республик. Иначе говоря, в сфере народного хозяйства необходимо разгосударствление самого государства.

Вопрос, с которого было начато рассуждение, остается: нужен ли переход в независимые от государства структуры самим чиновникам? Снова придется дать отрицательный ответ - практически никому из них это не выгодно. План почти безнадежный. Рассчитывать на него можно лишь постольку, поскольку нет лучшего.

Если во главу реформ встанут политики и экономисты, действительно заботящиеся о нуждах народа, если новая стратегия получит широкую общественную поддержку и правовое закрепление, то в этих "клещах" чиновникам придется по крайней мере сместить акценты в способах достижения и сохранения своего благополучия. Обогащаться ведь можно не только от подношений за предоставление льготных кредитов, лицензий, квот, но также за счет занятия ключевых мест в новых независимых финансовых и промышленных структурах в сфере жилищного строительства и пищевой индустрии - ведь российский спрос в этих сферах ненасыщаем.

Абсурд и надежды

Я в полной мере осознаю, что при нынешней чехарде в органах власти, небывалом разгуле коррупции и росте теневых криминальных структур, неравновесии социальной среды, причем с признаками массовой истерии и кликушества, говорить о многолетней последовательной политике разгосударствления просто абсурдно.

Да, практически никаких благоприятных факторов для такой политики нет, а неблагоприятных - море разливанное. Но по мне лучше абсурдные проекты, чем малодушное смирение перед абсурдной действительностью. Опять же история учит, что самые абсурдные и сумасшедшие идеи типа древне-греческой "элевтерии" (свободы) или "демократии" (народовластия), родившись в мире сплошных деспотий, угнетения и рабства, иногда пробивали себе дорогу и если не преображали полностью окружение, то по крайней мере существенно раздвигали границы мрака.

В этой статье в эскизном виде даны самые общие решения кардинальных проблем. Они представлены "на бумаге", но в России все благие идеи обычно упираются в "овраги".

Самые глубокие отечественные "овраги", на мой взгляд, заключаются в проблемах российской власти и российского менталитета. О них-то и пойдет речь в следующей, заключительной статье.

ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ

К ПРЕДЫДУЩЕЙ СТАТЬЕ

СТАТЬЯ ТРЕТЬЯ

ОВРАГИ И ГОРИЗОНТЫ

Постановка вопроса

В предыдущей статье в самых общих чертах был представлен возможный выход России из затянувшегося социально-экономического кризиса. Речь шла об условиях саморазвития независимой от государства, свободной, конкурентной и эффективной экономики, о реальной возможности и необходимости бума жилищного строительства и бума пищевой промышленности, о механизмах, препятствующих аппаратному росту, о "разгосударствлении государства" в хозяйственной жизни страны.

"Гладко было на бумаге, но забыли про овраги" (к русским пословицам мы еще будем обращаться в этой статье). "Овраги" на пути к свободной российской экономике - это наше политико-правовое устройство, а также некоторые устойчивые комплексы стереотипов социального мышления, поведения и жизни в России, которые далее будем обозначать как "российский менталитет".

Возможна ли и какая требуется трансформация традиционного устройства нашей социальной жизни и традиционного менталитета? - вот вопрос, требующий самых серьезных размышлений, если мы твердо решили двигаться к процветанию России через рост свободной конкурентной экономики (кого привлекают иные пути, для того и вопрос этот не стоит).

Обращение к себе, к мышлению и духу своего народа чревато бесплодным самокопанием, а также самобичеванием и национальным бахвальством, которые, как у нас водится, могут плавно перетекать друг в друга. Поэтому, чтобы не застревать в "оврагах", представим и "горизонты": далекие, быть может утопические перспективы России со свободной экономикой и зажиточными гражданами, перспективы ее геополитической, культурной и нравственной роли в будущем мировом порядке.

Архетип российской власти

Можно ли при нынешнем политико-правовом устройстве России реализовать изложенные в преды-дущей статье социально-экономические предложения, предполагающие, в частности, надежную правовую защиту собственности, защиту ростков свободной российской экономики? Нет, нельзя.

Пусть этот тезис осудят историки, но неизменный архетип русской и российской власти восходит, на мой взгляд, к тем временам, когда наши князья получали ярлыки из Золотой орды, дававшие им право вместо баскаков собирать дань со своего народа. Русская власть подавляла и даже истребляла непокорных русских единоверцев едва ли с меньшей жестокостью, чем это делали иноверцы монголы. Много воды утекло с тех пор, много форм русской и российской власти переменилось. Но трещина отчуждения и взаимной безответственности между властью и народом, как мы видим, не заросла и по сию пору.

В России во все времена, на всех уровнях главенствовала власть, а не право. Отмечали это многие, назову хотя бы философа С. Франка и историка Д. Лихачева. По этому признаку Россия всегда была ближе к Азии, чем к Европе, ближе к Востоку, чем к Западу.

Но в Японии, на Тайване, в Сингапуре, даже в Китае последних лет достигнуты большие успехи в экономическом развитии. Так ли уж жестко связаны с процветанием европейские принципы права и свободной от государства экономики? Действительно, жесткой связи нет. Но японская, китайская власть и государственность коренным образом отличаются от российской. Там имеют место патернализм и корпоративность - реальная забота верхов о низах, чувство фирмы и даже всей нации как единой семьи, подчеркиваю, реальное чувство, выраженное в реальной деятельности и экономической политике, а не демагогическое пустословие.

Российскую власть почти всегда характеризовала отчужденная безответственность по отношению к чаяниям низов, непримиримая ревность к благополучию, независимости и влиянию, если они приоб-ретены без причастности к власти. Власть была безжалостна не только к "смердам", "черным" и "подлым" людям. Расправы над боярами, над вольными торговыми городами, систематическая экспроприация части купеческих капиталов в царскую казну, изгнание большевиками "капиталистов", уничтожение нэпа и "кулаков" имеют в этом смысле один корень.

Не верю я в волшебное преображение российской власти. Какие бы демократы ею не овладевали, оскал вековых привычек не исчезнет. Нашу власть можно ограничить и сделать ответственной только через право, когда оно получит реальную независимость и широкую общественную поддержку.

Российские власти разного уровня, в руках которых сегодня остается вся земля с ее богатствами, почти вся промышленность и нити жизнеобеспечения подавляющего большинства населения, уже многое сделали для удушения независимых экономических сил (кооператоров, фермеров, частных предпринимателей), нового их подъема власти не потерпят. Как же защитить ростки независимой конкурентной экономики?

Билль об Экономических Правах

Как бы ни сложилась дальнейшая судьба Конституции, принятой в декабре 1993 года, ее сахаровская по замыслу и духу глава о правах личности призвана служить надежным щитом для защиты граждан от неизбежных в России посягательств государственной власти. В то же время, отсутствие приемлемых с точки зрения свободной экономики законов о земле, недрах, собственности на средства производства, собственности на недвижимость, о защите частных капиталовложе-ний, наследовании и других законов того же ряда обусловило лапидарность и абстрактность конституционных статей о защите экономических прав.

Станем на минуту оптимистами и допустим, что наш парламент (если не нынешний, то следующий) дозреет до принятия такого рода законов. Что же помешает при смене политической обстановки отменить эти законы или внести поправки, кастрирующие их суть? Сказанное выше об архетипе хищной и ревнивой российской власти позволяет быть уверенным, что попытки государства ущемить граждан в их экономических правах и свободах сами собой не прекратятся. Правовым барьером для этих посягательств должен стать документ, равный по своему статусу самой Конституции и столь же недоступный для уродования конъюнктурными поправками.

Я условно называю этот несуществующий пока документ "Биллем об Экономических Правах" и утверждаю, что без такого рода дополнения к Основному Закону в России никогда не будет ни свободной конкурентной экономики, ни зажиточного среднего класса, ни стабильности, ни процветания.

"Билль" отнюдь не обязательно должен защищать только индивидуальную собственность, пусть он защищает также собственность сельскохозяйственных, индустриальных и иных коллективов (кооперативов, товариществ), важна гарантия экономических прав граждан и их сообществ по отношению к государственным органам управления.

Совершенно иное отношение должно быть в документе к так называемой "собственности" самих органов и частей государства: республик, краев, областей, районов, городов, министерств, госкомитетов, многочисленных академий и т.д. Есть несколько критериев реальной собственности, но я бы предложил поставить во главу угла два следующих:

- использование, поддержание и воспроизводство предметов собственности собственник должен обеспечивать самостоятельно, без привлечения государственных субсидий "сверху" или государственных же налогов "снизу";

- собственность неразрывно связана с экономической ответственностью, т.е. расплатой по имущественным искам и реальной возможностью банкротства.

Несложно показать, что этим критериям так называемые "федеральная", "республиканская", "муниципальная", "областная", "министерская", "академическая" и иные "собственности" не удовлетворяют. Руководство любой республики или области, любая мэрия или академия никогда не откажутся от государственного финансирования "снизу" или "сверху", никогда не согласятся даже с абстрактной перспективой банкротства. Значит речь должна идти не о праве собственности, а лишь о праве распоряжения.

Билль об Экономических Правах должен также предусматривать и защищать эти права, но по другим меркам. Более того, главное внимание в документе должно быть направлено на защиту земли, недр, коммунальных объектов, средств налогоплательщиков от злоупотреблений чиновников-распорядителей. Иначе говоря, экономические права - это не только права собственности, но также права гласного общественного к о н т р о л я над государственными органами, которым вверено распоряжаться не-собственностью.

Почему же россияне веками терпят чиновничий беспредел, но в то же время настолько ревниво относятся к независимому богатству (чтобы не сказать: ненавидят его)?

Есть массовое убеждение, пожалуй, не слишком далекое от действительности, что в нынешней России честным трудом и честным бизнесом, направленным на народное благо, много денег не заработаешь. Значит закрепление прав собственности - это легализация тех, кто нажился, к примеру, на распродаже леса, металлов, нефти, теневых спекуляциях недвижимостью, а то и на наркобизнесе.

При составлении "Билля" необходимо учитывать эту широко распространенную установку, ведь народ должен поверить в новые законы и, как сказал Гераклит, "драться за них, как за крепостные стены". Защита собственности должна совмещаться с возможностью частного и общественного иска о незаконности приобретения этой собственности. В то же время, мы должны смириться с принципом презумпции невиновности. Ведь если отказаться от него, то не преступники, а мы все станем беззащитны перед государством.

Кроме того, трепет перед властью и ненависть к "капиталистам" объясняются особенностями российского менталитета, и мы еще вернемся к этому вопросу.

Как решать имущественные конфликты?

Нынешние политические баталии выражают и прикрывают глубинные процессы дележа сфер влияния и контроля над российскими богатствами. (Скандально известные примеры захвата административных зданий в Москве - лишь рябь на поверхности этих невидимых процессов.) Каким может быть рациональное и принципиальное решение соответствующих проблем?

Первый шаг очень прост: переподчинить органы правопорядка (к примеру, тех самых милиционеров, которых, в конечном счете, используют для захвата конфликтного имущества) так, чтобы они выполняли указания не мэрии, не своего министерства, не правительства, даже не президента, а только постановления независимого суда, вынесенные в соответствии с законом после открытого и состязательного судебного разбирательства.

Просто сказать, да не просто сделать. Не знаю, сколько Россия будет ждать этой нехитрой реформы, но без нее мыкать нам горе, пока верхи занимаются дележом власти и российских богатств, дележом жестоким, нередко кровавым и, что самое печальное, возобновляющимся каждый раз при захвате власти новыми лицами и их командами.

Есть ли достаточная законодательная база, авторитет, независимость, профессиональные силы и квалификация у нынешней судебной власти для передачи ей столь ответственных функций? Скорее нет, чем да, но это не повод для откладывания реформы. Выносить судебные решения можно хотя бы по нынешним законам, по прецедентам, а также из общих принципов Конституции и в будущем - Билля об Экономических Правах. Опыт, авторитет и сами законопроекты появятся в самой практике открытого и легального решения имущественных конфликтов.

Вместе с тем, появляется новая цивилизационная задача для России - расширенное воспроизводство юридических кадров, особенно в сфере экономики, финансов, налогов, прав собственности.

После "победы демократии" все партшколы с их солидными апартаментами плавно трансформировались в "кадровые центры", которые продолжают готовить чиновничью номенклатуру. Без чиновников не обойтись, спору нет. Но свободной и процветающей Россия станет только тогда, когда приоритеты в образовании, финансировании, уважении будут не у чиновников, а у юристов, когда конфликты социальной жизни будут решаться не в кабинетах начальства, а в залах суда.

Право и власть в российском менталитете

Еще пару лет назад термины "правовое общество", "частная собственность", "независимое предпринимательство" не сходили с уст людей и газетных страниц. Затем энтузиазм заметно угас. После выстрелов по зданию парламента и обескураживающих итогов декабрьских выборов 1993 г. само обсуждение перспектив "правового общества" в России может показаться наивным и прекраснодушным: какое же право может быть в этой дикой и безнадежной стране?

Приходится признать, что у этого пессимизма есть основания, причем лежащие в самой глубине наших цивилизационных стереотипов, всего российского менталитета. У нас есть неискоренимое презрение к праву, законам и "законникам".

"Ворон ворону глаза не выклюет", "Плетью обуха не перешибешь", "Закон, что дышло..." - эти пословицы нам слишком хорошо известны, смысл их даже несколько стерся от частого употребления. В сборнике Владимира Даля "Пословицы русского народа" есть и другие, полузабытые, в подавляющем большинстве которых народ выносит самый жестокий приговор не только нечистым на руку судьям, неправому суду, жестоким законам, но и самому принципу права и законности.

"От вора беда, от суда скуда", "Правое дело, а в кармане засвербело", "То-то и закон, как судья знаком", "На деле прав, а на бумаге виноват", "Суд да дело - собака съела", "Чье дело? - Старосты. - А кто судит? - Староста", "Судья в суде, что рыба в пруде", "Чья сильнее, та и правее", "Сила закон ломит", "Несподручно теляти волка лягати", "Лошадь с волком тягалась - хвост да грива осталась", "Сильную руку Богу судить", "Не будь закона, не стало б и греха", "Про нужду закон не писан", "Кто законы пишет, тот их и ломает".

Когда я привожу эти пословицы, мне обычно возражают, что их отбор тенденциозен. Это так. В действительности народное сознание амбивалентно. Ученым известно, что в фольклоре любого народа почти на каждую пословицу найдется своя "противопословица". Что-то можно найти и у Даля о неподкупных судьях, нелицеприятном суде и справедливых законах. Но таких пословиц не в пример меньше, и выражают они скорее безнадежную тоску по несбыточному, чем почтение. В то же время почтение, уважение, смирение и страх выражаются по отношению к всемогущему Богу, самодержцу царю, а также почти ко всякой власти и силе. Кроме того, есть пословицы, само существование которых свидетельствует о бездне правового нигилизма в российском сознании:

"Все бы законы потонули, да и судей бы перетопили",

"Хоть бы все законы пропали, только бы люди правдой жили".

Эта вера в добрую "правду", в доброго нового Хозяина (барина или директора, царя, вождя, генсека или президента), который, наконец, станет нам доброй властью и установит добрый порядок (если надо, то потопив все крючкотворные законы), - вот глубинный стереотип, который во многом определяет по сию пору наше мировоззрение и социальное поведение. Хорошо известно также, что правовой нигилизм подчиненных "низов" крайне удобен такому же нигилизму властвующих "верхов".

Почему мы не любим "капиталистов"

Универсум властных, а не правовых отношений в России, определяет и стереотипы отношения к крупной частной собственности, наемному труду "на капиталиста". Все мы были наемниками у государства и почти никому это не было обидно. Начальство нами помыкало, но было и утешение: если пожаловаться "высшему" начальству ( в партком, в газету и т.д. - до ЦК КПСС), то "сверху" могут и приструнить. Жаловались далеко не все, но мысль о том, что на каждого начальника есть своя управа в лице высшего начальника, как-то смиряла с действительностью.

Что же происходит, когда людям с такими убеждениями предлагают наниматься к независимым от государства "капиталистам"? Угроза помыкательства со стороны нового начальства - та же, а надежды на управу "сверху" - никакой. Вот реконструкция, упрощенная конечно, сегодняшнего массового настроения, на котором, в частности, играют коммунисты: "не хотим работать на капиталистов, хотим работать только на общее благо Родины, верните нам светлое социалистическое прошлое".

Оборонное сознание

Наряду с гипертрофией власти и правовым нигилизмом, для российского менталитета, особенно в широких слоях малообразованного населения, характерен довольно высокий уровень ксенофобии - недоверия и боязни иностранцев, что выражается, в частности, в известном явлении "оборонного сознания". Это сознание не раз позволяло русским мобилизовывать силы для отпора внешней военной агрессии, но медаль имеет и оборотную сторону. В наше время, когда видимой опасности военной агрессии нет, определенные силы используют оборонное сознание для внушения опасности "распродажи Родины" при привлечении в Россию иностранного капитала, при введении купли-продажи земли и производственных фондов.

Во всем мире люди выбиваются из сил, чтобы привлечь в свои страны капиталы из-за рубежа. Никто пока не торопится вкладывать их в беспокойную, непредсказуемую Россию, но многие россияне уже заранее преисполнены враждебности. Почему? Неверие в право, в то, что разумными законами и налогами можно направить любые капиталы на процветание Родины, а не на ее распродажу, вот суть этого явления. А есть ли реальные основания для самого этого опасения?

Есть, и немалые. Любителей легкой наживы хватает во всем мире. Приезжая в Россию, они не вкладывают капиталы в подъем производства, а поступают куда проще и платят дешевле: подкупают директоров, чиновников местной власти и получают доступ к ценнейшим ресурсам по бросовой цене. Так значит, это правда, что Россию грабят? Правда, конечно! Но грабят ее наши родные российские чиновники, стоящие у кормила хозяйственной и территориальной власти в стране. Грабит сама российская власть, презирающая закон и право еще больше, чем отчужденный от собственности российский народ. Однако умелой пропагандой ненависть направляется на "демократию", "свободу", "рынок", "иностранный капитал" и прочих врагов Святой Руси и Советской России.

Свергнуть "оккупационный режим" - значит открыть "сорок тысяч вакансий" (Россия - не Франция, здесь счет пойдет на миллионы) для новых чиновников, которых "буржуазным правом", конечно, никогда и никому не ограничить.

Без коренного перелома стереотипов ксенофобии, правового нигилизма и неоправданных надежд на новую "справедливую", "народную" власть Россия опять может соскользнуть в свой исторический цикл: стагнация - развал - внешнеполитическое поражение - бунт - узурпация власти - подъем милитаризма и внутренние репрессии - новая стагнация.

Возможна ли трансформация менталитета?

Целенаправленные переломы мировоззрения в России уже проводились, но обычно насильственным путем (Иваном Грозным, Петром I, Николаем I, большевиками, Сталиным). Возможна ли ненасильственная, цивилизованная трансформация российского менталитета?

Как ни странно, такие исторические прецеденты тоже были: это огромное общественное влияние Новикова, а затем Карамзина с их проповедью человеколюбия и нравственности, это обновление социальных ориентиров в земском движении, экстраординарное духовное воздействие Льва Толстого на общественное сознание. В ХХ веке можно назвать влияние на общество идей шестидесятников, а затем правозащитников и диссидентов. Плодом перестройки стали неустранимые уже из нашей жизни принципы гласности и свободы слова, многопартийности и реальной выборности властей. И все-таки вопрос остается: возможна ли вообще целенаправленная смена глубинных стереотипов и ценностей национального менталитета?

Это сложный специальный вопрос философии, культурологии, этики. Решение его в рамках направления "конструктивной аксиологии"* состоит в том, чтобы через просвещение, общественные дискуссии, обсуждение программ реформ и законопроектов изменять только внешние, частные, исторически тупиковые формы стереотипов, оставляя в неприкосновенности глубинные ценности менталитета и опираясь на них.

Поражение как плодотворный урок

Рынок, конкуренция, право, защита частной собственности до сих пор остаются чуждыми "русской душе". Прямая пропаганда соответствующих идей дает скорее обратные результаты. Нужен путь через ценности, внутренне, природно присущие российскому менталитету. Важнейшую из них сегодня подсказывает сама жизнь. В чем наиболее ущемлены россияне в результате событий последних лет? Не распад СССР, не исчезновение иллюзий о светлом будущем, даже не бедность. Попрано их достоинство. Именно ценность достоинства является сегодня ключом к российскому менталитету. Достоинство гражданина России - вот стяг для консолидации самых разных общественных и политических сил.

В последнее время мы очень часто проводим тревожные аналогии российской ситуации с Германией начала 1930-х гг. Фашизм в Германии был следствием поражения и унижения достоинства немцев в I Мировой войне, это так. Но почему не вспомнить их выход из ситуации тяжелейшего поражения во II Мировой войне и нравственное преодоление в Западной Германии этого тотального национального унижения?

Тогда на первое место были поставлены достоинство и права личности, с тех пор эти ценности закреплены в первом параграфе первой главы Конституции ФРГ, а теперь - всей Германии. Заметим, что вместо достоинства "великой арийской расы", которое требовало военной мощи и завоеваний, пришло достоинство отдельной личности, требующее обеспечения условий, при которых каждый человек своим честным трудом мог достичь благосостояния, реальной свободы и независимости, а значит и уважения со стороны окружающих. Немцы своего достигли: последние десятилетия во всем мире их уважают никак не меньше, чем прошлых победителей: американцев, русских, англичан и французов. Разумеется, нынешнее процветание Германии, ее экономическое лидерство не могут быть объяснены только трансформацией немецкого менталитета, но задуматься есть о чем.

Россия также пережила тяжелое поражение в затяжной и бескровной "холодной войне". Между прочим, в последней российской Конституции, как бы ни сложилась ее дальнейшая судьба, есть немаловажный момент - закрепление человеческого достоинства как главной ценности в первых же строках документа. Теперь требуется глубинное переосмысление содержания этого понятия.

В разных сословиях и в разные исторические периоды достоинство в России понималось по-разному. Однако есть некий инвариант - это причастность к власти. Подданные царской империи и советские граждане, живя в большинстве своем в тесноте и нищете, были преисполнены национальной гордости. Эта странная гордость проистекала из причастности к власти над огромными территориями ("от моря и до моря", "одна шестая часть суши", "широка страна моя родная"), а также над многими народами и народностями.

Теперь территория существенно сократилась, многие народы стали суверенными, влияние на мировые события снизилось. Бедность и неустроенность нашей жизни, которые особенно обнажились после открытия границ и культурной коммуникации, стало нечем компенсировать. Только новое закрытие границ, милитаризация, тоталитаризм с неизбежными кровавыми репрессиями могли бы временно восстановить российское достоинство в его традиционном понимании причастности к власти. Но возможно ли для нас иное понимание?

Оглянемся на историю

Итак, достоинство должно быть осмыслено как независимость личности от власти. Такое понимание отнюдь не чуждо российскому менталитету, в доказательство чего приведу следующие пословицы: "Вольность всего дороже", "Воля - свой Бог", "Белый свет на волю дан", "Живем не тужим, никому не служим", "Вольному - воля, ходячему - путь", "Пташке ветка лучше золотой клетки".

Тут же придется указать и на примеры многочисленных "противопословиц": "Своя воля - клад, да черти его стерегут", "Волк-то на воле, да и воет доволе", "Боле воли - хуже доля", "Неволя пьет медок, а воля - водицу". Противоречие есть, и у него есть серьезные исторические основания.

Вольные новгородские купцы гордились не причастностью к власти, а независимостью от нее. Боярская знатность ("мы не царские холопы, мы сами рюриковичи"), честь русского дворянина и офицера, казацкая вольница, зажиточная свобода сибирского крестьянства, интеллектуальная оппозиция российской интеллигенции и земщины, правозащитного движения - вот исторические проявления достоинства как независимости от власти.

В то же время, российская власть во всех своих формах с завидным постоянством расправлялась с непокорными. Вольный Новгород был осаждаем и граблен великими князьями десятки раз, но всякий раз поднимался, пока опричники Ивана IY не вырезали его вчистую. Бояр истребляли семьями. Поднявшихся офицеров-декабристов частью повесили, остальных сослали. До казаков руки не дотягивались, но их самих стали использовать в качестве жандармов. Как уже в советское время обходились с "троцкистами", "кулаками", "спецами", "право-левой оппозицией", "космополитами", а затем с инакомыслящими и правозащитниками, тоже хорошо известно.

В условиях правового нигилизма вольность, свобода могли выражаться только как бегство или бунт против власти. Власть же светская, вместе с властью духовной (церковью, идеологическим управлением) делали все, чтобы очернить вольность как "своеволие", чтобы внушить понятие о свободе как "осознанной необходимости" подчиниться линии партии.

Достоинство же человека понималось весьма хитроумно.

Традиция "Домостроя"

Формулу достоинства дает русский "Домострой", являющийся не только значительным культурным памятником, но одним из столпов традиционного российского нравственного и гражданского воспитания. Согласно "Домострою", достоинство (честь) человека определяется его способностью обустроить, содержать "дом" (семью, двор) и верно служить "господарю" (князю, царю, а в позднейших интерпретациях - Отечеству).

Формула вполне годится и для нашего времени, если только ввести в нее необходимые уточнения.

Чтобы самому содержать семью ( а не быть на пайке у государства), нужна защищенная правом собственность. Разумеется, материальные средства производства окажутся далеко не у всех в руках, но зато каждый человек должен быть уверен, что своими неотъемлемыми "средствами производства" - квалификацией и интеллектом - он может распоряжаться свободно по своему усмотрению. Гарантию же такой свободы дает только конкуренция независимых работодателей. Пока подавляющее большинство работодателей являются органами одного монополиста-государства, нашей квалификацией, трудом, интеллектом будут пользоваться за бесценок - за "пайку" на выживание. Для прикрытия этого грабежа и использовалась во все времена компенсаторная гордость причастности к большой власти. Без множества независимых собственников-работодателей первая часть формулы достоинства "самому содержать свою семью" останется пустым звуком.

Подозрительно многосмысленной является красивая фраза "служить Отечеству". Опираясь на нее, российское государство всегда распоряжалось личной жизнью, свободой и "собственностью" своих граждан. В этом смысле государственное крепостничество, рекрутские наборы (фактически на всю жизнь и без спроса о желании), прикрепление крестьян к колхозам, а рабочих - к заводам, "разнарядки" на индустриальные стройки, целину, на Север, на БАМ и т.д. - все это явления одного ряда.

Кроме военного призыва (общеобязательный принцип которого стоит под вопросом), служба Отечеству - свободной, а не тоталитарной России - должна пониматься в двух главных смыслах:

во-первых, служить Отечеству, значит исправно платить государству налоги из доходов от своей профессиональной деятельности, и это непременный долг каждого;

во-вторых, служить Отечеству, значит участвовать по мере сил (духовных, интеллектуальных, организационных или финансовых), помимо своей работы, еще и в поддержке, развитии российской культуры, образования, медицины, науки, технологии - любых сфер, которые являются или должны стать предметом нашей национальной гордости. Но это лишь по свободному велению сердца!

Только при таких поправках следует приветствовать восходящую к "Домострою" формулу достоинства: содержать семью и служить Отечеству.

Правовые гарантии

Откажется ли добровольно российское государство, даже самое "демократическое", от власти над жизнью, свободой, собственностью, способностями своих граждан? По-моему, отрицательный ответ должен быть очевиден из всех предыдущих рассуждений.

Сколько еще десятилетий или столетий должно пройти, чтобы россияне поняли простую вещь: достоинство личности в России как ее независимость от власти будет попираться этой властью до тех пор, пока личность не оградит себя от власти надежными гарантиями неприкосновенности. Что же это за гарантии?

Во-первых, право, закон, суд. Когда вас притесняет начальство, местное чиновничество, не бегите к другому начальству, а обращайтесь в суд, если считаете себя правым по закону. Эта нехитрая максима уже начала входить в российскую жизнь. Нужно, чтобы она стала ее сквозным законом.

Во-вторых, неприкосновенность собственности, как корпоративной, так и индивидуальной. Невелика цена личной независимости, если все, нажитое годами и по закону, можно в одночасье "экспроприировать", прикрываясь любого рода "Общественным Благом", "Социальной Справедливостью" или "Великими Историческими Задачами".

В-третьих, остальные известные принципы правового и открытого общества. Среди них отметим те, которые особенно попираются в последнее время:

- принцип разделения властей, не дающий чиновникам править по сочиненным ими же для себя самих законам;

- принцип полной независимости суда от исполнительной, законодательной, президентской и любой другой власти. Появление внутриаппаратных "судебных палат" нельзя назвать иначе, как открытым издевательством над самим принципом права;

- имущественная и административная независимость прессы, радио, телевидения. Будучи подчинены чиновникам и живя на дотации, журналисты никогда не будут свободными и объективными, не смогут в должной мере защитить достоинство и независимость граждан от власти, они, в конечном счете, останутся рупором, "отделом пропаганды" самой этой власти.

Новое российское достоинство

Итак, переориентация российского менталитета имеет исторические основания, она возможна и необходима. Не "рынок", не "капитализм" и не "колбаса" являются российскими идеалами. Духовных и гражданских усилий, упорного труда требует новое российское достоинство:

- независимость личности от власти, возможность самому человеку стать ответственным за свою жизнь, самим людям обустраивать жизнь в своих домах, в своих городах и поселках, на своей земле;

- надежная правовая защита личности и собственности, в том числе от посягательств власти любого уровня;

- открытые пути для накопления благосостояния честным трудом и предприимчивостью;

- сокращение до минимума централизованных поборов и избавление трудоспособных граждан от позора централизованных подачек;

- радушие к чужеземцам и сотрудничество с ними при надежной защите своих интересов, интересов своих детей и внуков.

География и пространство России -

богатство возможностей развития

До сих пор наш разговор шел все больше о насущных нуждах, о ближнем: жилье и пище, соб-ственности и среднем классе. А где же далекие цели и высокие идеалы? Где горние духовные помыслы?

При любом кризисе, при любой степени бедности и жизненной неустроенности русский человек готов потолковать и послушать о высшей правде, о спасении человечества и судьбе России. Пусть другие народы смеются над этим при своей скучной сытости, достатке, чистоте и гладких дорогах. Мы от своего не отступим.

Если серьезно, то становление независимой конкурентной экономики, среднего класса, правового общества и социальной стабильности действительно обещает России немалые перспективы. Уже не раз указывалось, что Россия может и должна использовать свое пространственное положение в новой мировой экономической и геополитической ситуации.

Каковы нынешние полюса техноэкономического и политического влияния? Запад, Япония, Китай, Индия, мир ислама, новые "драконы" юго-восточной Азии. Что же находится в центре этой структуры? - Россия.

Никто не может умалить величия и значения российской культуры и науки, но если говорить только об "уровне цивилизации на единицу площади", то обнаружим, что пространство между мировыми полюсами развития занято Россией - бескрайними лесами (уже, правда, изрядно облысевшими), пустующими или нерадиво используемыми полями и степями. О российских коммуникациях и дорогах помолчим, слишком больная тема, кроме того, огромные пространства нашего северо-востока вообще обходятся только воздушным транспортом и краткими месяцами навигации.

Даже на пустыни и океаны люди умудрялись смотреть не как на препятствия, а как на открытые дороги для торговли. В этом смысле новый подъем России будет связан с открытием новых торговых путей, на пересечении которых всегда расцветали города и цивилизации. Первостепенную важность имеет прокладка новых современных дорог и многопрофильных кабелей для международных коммуникаций, самолетостроение и открытие новых международных аэропортов, дальнейшее развитие морских портов и спутниковой связи.

"Верхняя Вольта с ракетами"

или культурная держава?

Советский Союз, безусловно, был одним из полюсов мирового влияния благодаря своей сверхвооруженности, поддержке любых левых режимов и монолитной агрессивной идеологии. Не будем забывать, что коммунизм грозился своей неизбежностью для всего мира, что могло означать только подчинение или уничтожение всех остальных полюсов влияния. За это СССР и получил презрительное прозвище "Верхней Вольты с ракетами".

Россиянам нужно только встать на ноги, обустроить свой быт, обрести уверенность и сделать ставку на свои главные козыри: образование, науку, высокую технологию. Следует сократить наркотическую зависимость от выкачивания и распродажи природного сырья, перестать плакать о том, что нас вытеснили с рынков оружия.

Если Россия стала меньше участвовать в том, что планета ощетинивается ракетами, бомбами и танками, если мы меньше стали подбрасывать топлива в нынешние и будущие кровавые бойни, то ведь это можно осмыслить не как проигрыш, а как возможность для новой степени нравственной свободы в политических решениях. Гуманный образ будущего - в открытых границах, культурных коммуникациях и торговле, а не в нацеленных друг на друга боеголовках.

Проиграв в поставках смертоносного оружия, Россия может выиграть, став инициатором радикального ужесточения международных правил торговли этим оружием. По новым правилам должно стать выгоднее не плодить железных чудовищ, а разрабатывать новые сельскохозяйственные и пищевые технологии, чтобы миллионы голодных могли себя прокормить.

Свободная Россия - новый полюс

культурного и геополитического влияния

Может ли Россия стать одним из ведущих полюсов в новой мировой ситуации? Никому не отнять у нее этой возможности.

Только это должен быть не военный монстр с нищим, бесправным народом, а открытая страна свободных, высокообразованных и зажиточных граждан, страна с центрами мировой торговли и технологии, привлекающая достижениями культуры и науки, гуманной и миротворческой политикой.

Таковы возможности включения России в третью Мегатенденцию мирового развития - третий путь современной человеческой цивилизации. Эти горизонты открывают перед Россией ее собственный третий путь:

не либертарианский путь безудержной распродажи ресурсов, политико-культурной ассимиляции, превращения в сырьевой придаток Запада,

не изоляционистский путь отката к социализму, тоталитаризму, милитаризму и прочим уже пройденным урокам истории,

а путь обеспечения реальной свободы и достоинства каждой личности, правовых гарантий, эффективной конкурентной экономики, гуманистической и экологической смены ориентиров развития, поддержки собственного культурного своеобразия в открытом общении с иными культурами.

Новосибирский Академгородок

январь-февраль 1994г.

" " См. раздел 2.1 этой книги.

" "

ПРИМЕЧАНИЯ

К разделу 1.1

1 Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопр. филос. 1990. № 3. С. 134-148.

2 Toffler A. The Third Wave. A Bentam Book. 1981. Тоффлер А. Будущее труда // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. С. 250-275. Степин В. С. Перспективы цивилизации: от культа силы к диалогу и согласию // Этическая мысль. Ежегодник 1991. М., 1992. С. 182-199.

3 Вебер М. Избр. произв. М., 1990. Malinowski B. A Scientific Theory of Culture and Other Essays. N.-Y., 1960. Parsons T. The Structure and Process in Modern Societies. Glencoe, 1964.

4 Розов Н. С. Структура цивилизации и тенденции мирового развития. Новосибирск, 1992.- С.66-74.

5 Wallerstein I. World-Systems Analysis // Social Theory Today. Cambridge, England, 1988. - Р. 308-313.

6 История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М., 1986. История первобытного общества. Эпоха классообразования. М., 1988. История древнего мира (под ред. И. М. Дья-конова). М., 1983. Т. 2,

7 Мифы народов мира. М., 1982. Статьи: Модель мира, Космос, Пространство, Время мифическое, Архетипы.

8 Грацианский Н. П. Из социально-экономической истории западноевропейского средневековья. М., 1960. Ковалевский М. М. Экономический рост Европы. М., 1898-1903. Т. 1-3. Колесницкий Н. Ф. Священная Римская империя: притязания и действительность. М., 1977.

9 Аверинцев С. С. Два рождения европейского рационализма // Вопр. филос. 1989, № 3. С. 3-13.

10 Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Соч. Т. 3. Мангейм К. Идеология и утопия // Утопия и утопическое мышление. М., 1991.

11 Розов Н. С. Структура цивилизации... Глава 4.

12 Инэда К. Экологическая проблематика в контексте буддизма // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. М., 1990. С. 289-307. Кэлликотт Б. Азиатская традиция и перспективы экологической этики: пропедевтика // Там же. С. 308-327.

К разделу 1.2

1 Кант И. Основы метафизики нравственности. Критика практического разума // Соч. в 6-ти томах. М., 1965. Т. 4(1).

2 Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. М., 1940.

3 См. ссылку 3 к разделу 1.1.

4 Kutschera von F. Grandlagen der Ethik. Berlin, 1982. Итальянское издание: Fondamenti dell'Etica. Milano, 1991. Heller A. General Ethics. Oxford, 1988. Gensler H.J. Ethics is Based on Rationality // J. of Value Inquary, 1986. Vol. 20. № 4. P. 251-264.

К разделу 1.3

1 Kutschera von F. Grandlagen der Ethik. Berlin, 1982. Итальянское издание: Fondamenti dell'Etica. Milano, 1991.

2 Юм Дж. Трактат о человеческой природе // Собр. соч. в 2-х томах. М., 1965.

3 Мур Дж. Принципы этики. М., 1990.

4 Имеется в виду т.н. парадигма иерархии ценностей. В качестве главных вех эволюции этой идеи можно назвать труды: Аристотель. Никомахова этика. Политика, глава VIII // Соч. в 4-х томах. Т. 4. Виндельбанд В. Философия культуры и трансцендентальный идеализм // Логос, 1910. Кн. 2. С. 1-14. Риккерт Г. О понятии философии // Логос, 1910. Кн. 1. С. 19-61. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. Спб., 1911. См. также ссылки 8 и 9 к этому разделу.

5 Hare R. M. The Language of Morals. L., 1952. Nowell-Smith P.H. Ethics. Harmondsworth. 1954.

6 Гоббс Т. Основы философии. Учение о человеке // Соч. в 2-х томах. М., 1991. Rowls J. A. Theory of Justice. Oxford, 1972. Harsanyi J. C. Essays on Ethics, Social Behavior, and Scientific Explanation. Dordrecht, 1976.

7 Arrow K. Social Choice and Individual Values. N.-Y., 1963.

8 См. прим. 4 к данному разделу, а также: Hartmann N. Ethik. 1926.

9 Scheler M. Der Formalismus in der Ethik und die Materielle Wertethik. T. 1-2. 1913-16. - Bern-Munchen, 1980.

10 Вебер М. Избр. произв. М., 1990.

11 Trapp R. W. Nicht-klassischer Utilitarismus - Eine Theorie der Gerechtigkeit. Frankfurt a.m., 1970.

К разделу 1.41

Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1992. С. 3-29.

2 Интервью с В. Хесле. Абсолютный рационализм и современный кризис // Вопр. филос. 1990. № 11. С. 107-113.

3 Kutschera von F. Grandlagen der Ethik. Berlin, 1982. Итальянское издание: Fondamenti dell'Etica. Milano, 1991.

4 Гусейнов А. А. Этика и плюрализм // Этическая мысль. Ежегодник 1991. М., 1992. С. 5-11.

К разделу 2.1

1 Печчеи А. Человеческие качества. М., 1980.

2 Розов Н. С. Философия гуманитарного образования: Ценностные основания и концепция базового гуманитарного образования в высшей школе. М., 1993.

3 Там же. Раздел 5.

4 Розов Н. С. Структура цивилизации и тенденции мирового развития. Новосибирск, 1992. - С.114-119.

5 См. ссылку 2 к данному разделу, а также: Розов Н. С. Конструктивная аксиология и интеллектуальная культура будущего // Философия образования для ХХ1 века. М., 1992. С. 50-71. Rozov N., Constructive Axiology and Intellectual Culture in the Future // Studia Humanistica. Vol. 1. № 2. Praha, 1990.

6 См. ссылку 1 к разделу 1.3.

7 См. ссылки 4,8,9 к разделу 1.3.

К разделу 2.2

1 Материалы Международной конференции по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро, июнь 1992 г.), Новосибирск, 1992.

2 Розов Н. С. Устойчивое развитие и ценностное сознание. Препринт. Новосибирск: Институт философии и права СО РАН, 1994.

3 Лефевр В. А., Щедровицкий Г. П., Юдин Э. Г. "Естественное" и "искусственное" в семиотических системах // Семиотика и восточные языки. М., 1967. С. 48-56. Розов Н. С. Структура цивилизации и тен-денции мирового развития. Новосибирск, 1992. С. 46-57, 188-192. Розов Н. С. Разработка концептуальных средств моделирования развивающихся систем // Человек в мире интеллектуальных систем. Новосибирск, 1991.

4 Розов Н. С. Структура цивилизации и тенденции мирового развития. Новосибирск, 1992. Глава 2, С. 23-27.

5 Никаноров С. П. Модель технической системы // Моделирование процессов управления. Сб. трудов Института гидродинамики СО АН СССР. Вып. 3. Новосибирск, 1970. С. 129-160. Никаноров С. П., Кучкаров З. А. Разработка системы понятий, описывающих развитие технических систем // Проблемы и перспективы математизации и компьютеризации геологии. М., 1989. С. 44-49.

6 Ср. : Труды ЦНИПИАСС. Вып. 17. М., 1977.

7 Розов Н. С. Структура цивилизации... Глава 4.

8 Там же. С. 171-182.

9 Хиггинс Р. Седьмой враг. Человеческий фактор в глобальном кризисе (Главы из книги) // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. М., 1990. С. 26-75.

10 Фишер Р., Юри У. Путь к согласию или переговоры без поражения. М., 1992.

11 Rowls J. A. Theory of Justice. Oxford, 1972. Van Parijs Ph. Qu'est-ce qu'une Societe Juste? Introduction a la Pratique de la Philosophie Politique. Paris, Le Senil, 1991. Sen A. Inequality Reexamined. Oxford, 1992.

12 Kidder R. The Agenda for the 21-st Century. Cambridge, 1987. Степин В. С. Перспективы цивилизации: от культа силы к диалогу и согласию // Этическая мысль. Ежегодник 1991. М., 1992. С. 182-199. Дилигентский Г. Г. "Конец истории" или смена цивилизации? // Вопр. филос. 1991. № 3. С. 29-42.

13 Розов Н. С. Структура цивилизации... С. 188-192.

К разделу 2.3

1 Фишер Р., Юри У. Путь к согласию или переговоры без поражений. М., 1992.

2 Курс ведения переговоров с установкой на сотрудничество. М., 1992. С. 62.

3 См. ссылку 11 к разделу 2.2.

К разделу 2.41

Розов Н. С. Философия гуманитарного образования: Ценностные основания и концепция базового гуманитарного образования в высшей школе. М., 1993.

2 Савицкая Э. Закономерности формирования "модели культурного человека" // Вопр. филос., 1990, № 5. С. 61-74. Розин В. М. Философия образования: предмет, концепция, основные темы и направления изучения // Философия образования для XXI века. М., 1992. С. 31-49. Пахомов Н. Н. Кризис образования в контексте глобальных проблем // Там же. С. 18-31.

3 Розов Н. С. Философия образования в России: опасности становления и перспективы развития // Alma Mater (Вестник высшей школы). 1993. № 1.

4 Розов Н. С. Философия гуманитарного образования... Разделы 1-3. Его же. Ценности и образование (вехи истории европейской мысли) // Alma Mater (Вестник высшей школы). 1991. № 12. С. 36-47.

5 Розов Н. С. Философия гуманитарного образования... Раздел 8.

6 Медоуз Д., Перельман Л. Пределы роста и задачи высшего образования // Перспективы: вопросы образования. 1982. № 3. Савицкий И. П. Ноосфера и формирование человека // Вестник высшей школы. 1990. № 3. Его же. Философия глобального образования // Философия образования для XXI века. М., 1992. С. 9-18.

7 См. ссылки 1, 3, 4, а также: Розов Н. С. Культура, ценности и развитие образования: Основания реформы гуманитарного образования в высшей школе. М., 1992. Его же. Архивариусы и новаторы // Вестник высшей школы. 1990. № 11. С. 41-46. Его же. Конструктивная аксиология и интеллектуальная культура будущего // Философия образования для XXI века. М., 1992. С. 50-71. Его же. Методологические принципы ценностного прогнозирования образования // Социально-философские проблемы образования. М., 1992. С. 10-34.

8 Wallerstein I. World-Systems Analysis // Social Theory Today. Cambridge, England. 1988. Р. 308-313.

9 Розов Н. С. Культура, ценности... Глава 4.

10 Розов Н. С. Философия гуманитарного образования... Раздел 8.

11 Розов Н. С. Архивариусы и новаторы... С. 42-43.

12 Розов Н. С. Культура, ценности... Глава 4.

13 Новый этап формирования современной региональной политики Российской Федерации в области высшего образования // Регионология. 1993. № 3. С. 33-46.

14 Розов Н. С. Философия гуманитарного образования... Разделы 8 и 10.

Проверенные автомобили с пробегом на Фастар Эксперт.
Таблички для магазинов открыто закрыто. Таблички открыто закрыто.