Мудрецы и ученые.

В разное время называлось разное число мудрецов: традиционное число "семь" в применении к мудрецам носит явно фольклорный характер, что вполне соотносится и с традиционными состязаниями в мудрости, которые в Греции были институализованы: мы уже обращали внимание на то, что начиная с 582 г. до н.э. они проводились в честь Аполлона во время и в рамках Дельфийских игр. Создание такого института было очевидным образом вызвано тем, что возникла новая интеллектуальная элита, нуждавшаяся в общегреческом признании. Агоны мудрецов — состязания в мудрости на общегреческих играх — были единственным институтом, который начал реально формироваться в территориально разбросанной Греции начала VI в. до н.э. и давал новой элите возможность закрепить определенные формы культивирования интеллектуальной деятельности, достаточно независимые от непосредственных практических нужд.

Кем были мудрецы? — Законодателями, государственными и политическими деятелями. Элиан («Пестрая история», 3, 17) замечает, что "Солон [был во благо] афинянам, Биант и Фалес оказали большую помощь Ионии, Хилон — лакедемонянам, Питтак — митиленцам, Клеобул — родосцам". О большинстве мудрецов дошли совсем незначительные сведения, но о некоторых мы знаем немного больше. Таковы прежде всего Солон и Фалес.

Знаменитый афинский законодатель Солон известен нам по целому ряду стихотворных фрагментов: он использовал традиционные для литературы того времени элегию и ямб. Диоген Лаэртий в первой книге своего сочинения сообщает, что практически все мудрецы писали стихи. Писание стихов представителями новой интеллектуальной элиты подтверждало их умение использовать традиционные формы проявления мудрости. Но помимо этого они же — из первых прозаиков. Законы были первыми представительными прозаическими текстами, сопоставимыми с множеством стихотворных текстов, которые до сих пор оставались у греков преимущественной сферой применения письменности.

До какой степени непростым было овладение прозой, можно судить на примере того же Солона, который, по сообщению Плутарха, поначалу и законы хотел изложить в стихах. Плутарх сообщает («Солон», З): „Некоторые говорят, что Солон и законы пробовал изложить стихами, и приводят такое начало его поэмы:

Будемте прежде молиться владыке Крониону Зевсу:
Этим законам судьбу да пошлет он и славу благую.

Однако текст его законов был прозаическим, и Аристотель об этом тексте замечает: "...так как законы не были написаны просто и ясно,.. то неизбежно возникало много споров... Некоторые думают, что Солон нарочно сделал законы неясными, чтобы решение дел зависело от народа. Однако это предположение неправдоподобно, а скорее этот факт объясняется тем, что он не умел в общей форме выразить наилучшее" («Афинская политая» 9, 2).

Несмотря на очевидные трудности, с которыми сталкивались первые составители прозаических текстов, конец VII века - VI век до н.э. оказывается временем активного законотворчества или — если использовать слова Аристотеля — временем, когда греки впервые опознают это специфическое умение: в общей форме выразить наилучшее. Для этого нужны были именно проза и оказавшееся непростым умение ею пользоваться независимо от условности стихотворных жанров.

Другая сфера применения исключительных интеллектуальных способностей мудрецов на. первых порах могла обходиться традиционными стихотворными жанрами или же вообще ограничивалась практическими советами. Так, говоря о Фалесе, Геродот упоминает его роль в государственных и военных делах: он предлагал ионийцам держать один булевтерий в Теосе — центре Ионии (I 170—A4), помог Крезу переправить войско через реку Галис (I 75-A6); помимо этого, Геродот рассказывает о предсказании Фалесом солнечного затмения (I 74-A5). Ряд источников говорит также об "открытии" Фалесом Малой Медведицы. Фалес, вероятно, ничего не писал, а если и писал, то «Астрономию для мореходов» в стихах (Диоген Л. I 23). Фалес занимался также торговлей и путешествиями(Подробнее о Фалесе было рассказано в предшествующем разделе.).

Эта вторая сфера применения исключительных интеллектуальных способностей, связанная со знанием астрономии и географии, стала решительным образом развиваться после распространения в Греции папируса, что происходит в том же VI в. до н.э. Сочетание алфавитного письма с наиболее удобным в то время писчим материалом способствовало возникновению "научной" прозы и "науки".

Если прежде для фиксации и широкого распространения даже самых необходимых сведений использовались преимущественно стихи (прекрасный пример такого рода сводки практических советов на все случаи жизни — «Труды и дни» Гесиода), то теперь в руках у тех, кто хотел установить и зафиксировать определенные факты, были удобный писчий материал и проза. Переход к прозаической фиксации сведений по географии, метеорологии, астрономии происходит как раз между Фалесом и Анаксимандром. Это и был переход от эпохи мудрецов к ионийской науке.

Целый ряд авторов свидетельствует, что Анаксимандр — первый в целом ряде областей: он "первым открыл равноденствие, солнцевороты, [изобрел] часы и [установил], что Земля находится в самом центре [космоса] (12А2), "первым соорудил гномоны для распознавания солнцеворотов, времени, времен года и равноденствия" (А4), первый занялся географией, начертил географическую карту (А6) и сконструировал глобус (А1); наконец, он "первым из известных нам эллинов осмелился написать и обнародовать речь о природе" (А7). Оставим на совести Аристотеля это название сочинения Анаксимандра о природе, но зафиксируем несомненный факт: Анаксимандр первым написал прозаическое сочинение, в котором "сделал суммарное изложение своих воззрений" (Диоген Л., II 2). Как и писание прозой первых законов, писание первого прозаического научного сочинения — дело трудное и абсолютно непривычное: Анаксимандр явно использовал в своем сочинении глубокомысленные поэтические метафоры.

Даже о Геродоте многие ученые спорят: был ли он историком в нашем понимании, или же первоначально он был, скорее, географом и этнографом. Однако следует сказать, что четкое разделение на отдельные научные дисциплины было менее всего свойственно ионийской ιστοριη. Скорее общим пафосом этого взгляда на мир, впервые старавшегося опереться преимущественно на разум, было стремление исчерпать его мысленно в его временном и пространственном протяжении. Важно было дойти до предела в пространстве и во времени, т.е. дойти до края мира в пространстве и мысленно вернуться к его началу во времени. На краю Земли мысленный взор мог, например, вместе с Гомером и представлениями египтян предположить Океан, или водную стихию, окружающую Землю реку; но мог создать иное мысленное представление о том объемлющем (το περιίχον), в пределах которого помещается наш мир. Оно же оказывалось началом, из которого мир некогда возник.

В качестве такового могло выступать некое беспредельное начало, что, вероятно, и предположил Анаксимандр, считавший его вечным и нестареющим (12В2, ср. А9); заметим, что эти же эпитеты имело у орфиков Время (Орфические фрагменты, 66 Kern, в издании А.В. Лебедева, с. 48), которое "всему отец" (Пиндар, II Олимпийская ода, 17). Или же таким началом мог быть воздух, также понимаемый как некое беспредельное (А5), о чем учил Анаксимен, составивший прозаическое сочинение на ионийском диалекте, написанное, согласно Диогену Лаэртскому (II 3), "слогом простым и безыскусственным"; сгущаясь, воздух становится ветром, облаком, водой и землей, а разрежаясь — огнем (А5).

В дальнейшем ионийская ιστοριη преимущественно развивает рационалистически достоверный аспект географических, этнографических и собственно исторических построений. Ближайшая фигура, соотносимая с Анаксимандром и Анаксименом, — Гекатей Милетский, автор «Генеалогий», «Описания Земли» в двух частях, посвященных Европе и Азии, далее — Геродот. Исследование реальной Земли и действительно бывшего исторического прошлого оказывается безусловно продуктивнее отвлеченных спекуляций о строении мира и его происхождении-возникновении.

На этом пути рационалистического исследования мира разум осознает свою самостоятельность и преисполняется известным презрением к мифологическому прошлому и традиционным взглядам на мир, а значит, — и презрением к традиционным авторитетам и недостаточно обоснованным мнениям. Геродот осмеивает представления Гекатея об очертаниях Земли так же, как сам Гекатей осмеивал своих предшественников. К тому же, в поле зрения новой генерации эллинских интеллектуалов попадает множество других традиций: Египет и Восток служат для них богатой питательной почвой, так что еще в античности многие "открытия" первых ученых рассматривались как простое заимствование. Геродот замечает, что "полос, гномон и двенадцать частей дня эллины узнали от вавилонян" (II 109), а именно эти открытия приписывали Анаксимандру. Современные исследователи усматривают влияние на Анаксимандра зороастризма.

Такое необыкновенное расширение кругозора развивает свободомыслие. В то же время процесс рационализации и секуляризации традиции происходит в городах, получивших письменные законы: теперь каждый мог толковать их и отстаивать свое понимание [= защищать свою позицию] в суде. О том, что эти две сферы — наука и законодательство — вместе определяли мировоззрение, можно судить по единственному фрагменту Анаксимандра, согласно которому возникающие и гибнущие вещи этого мира "выплачивают друг другу правозаконное возмещение неправды [= ущерба] в назначенный срок времени" (В1).

Обратим внимание на то, что благодаря деятельности мудрецов-законодателей и представителей ионийской науки в обиход греческой культуры первой половины — середины VI в. до н.э. вошли новые письменные тексты, одни из которых претендовали на исключительное значение и авторитет в городской жизни (записанные законы), другие ("научные" прозаические сочинения) грозили путем расширения кругозора и использования рационалистических моделей мира заменить, а посредством рационалистической критики отменить, т.е. лишить доверия, уже существующие традиционные авторитеты. К ним принадлежит прежде всего Гомер, а также Гесиод, в «Теогонии» изложивший происхождение богов и мира, а в «Трудах и днях» — историю человеческого общества и практические советы на всякий день и случай. Когда угроза сокрушения традиционных авторитетов осознается как безусловно реальная, на сцену выходят пифагорейцы.

Литература:
Шичалин Ю.А. Мудрецы и ученые./История философии. Запад-Россия-Восток. Книга первая. Философия древности и средневековья.- М.:Греко-латинский кабинет, 1995 - с.99-103