Часть 1.

Нарский Я.С.

ДАВИД ЮМ И ЕГО ФИЛОСОФИЯ

Текст печатается по изданию: Юм Д. Сочинения в 2 тт.— М.: Мысль, 1965.

— Т. 1.Перевод с английского С. И. Церетели. Под общей редакцией,

со вступительной статьёй и примечаниями профессора Я. С. Нарского

Юм Д.

Трактат о человеческой природе.— Мн.: ООО «Попурри», 1998.— 720 с. С.5-41.

Прошло почти четверть века после перепорота 1688 г., завершившего революционное преобразование английского общества из феодального в буржуазное. 26 апреля 1711 г. в Эдинбурге в семье небогатого шотландского помещика родился Давид Юм, которому выпало на долю стать создателем философии, выразившей в ряде отношений не только миропонимание британской буржуазии XVIII в., но в немалой мере и характерные черты ее психического склада во все последующее время вплоть до наших дней.

Жизнь Юма прошла в эпоху, когда торгово-промышленная буржуазия и богатые землевладельцы пожинали плоды «славной» революции 1688 г. Они подчинили себе королевскую власть и принялись умножать свои капиталы за счет разоряемы* крестьян, растущего пролетариата и бесправного населения многочисленных бри ганских колоний в разных частях света. Уже к середине века огораживание земель и очистка имений привели к исчезновению крестьянства как класса. В стране происходит промышленный переворот. Англия становится своего рода «мастерской мира», она захватывает монопольное положение па континентальных рынках.

Незадолго до того, как родился Д. Юм, английский капитализм распространил свое влияние и па северную часть британских островов: при королеве Анне исчезли последние остатки автономии Шотландии, а несколько последовавших затем попыток изгнанных Стюартов возвратиться на троп, подымал восстания своих сторонников (якобитов) и играя па национальных чувствах шотландских горцев, окончились провалом. Экспроприация йоменов в Шотландии протекает после этого в особенности беспощадно: малейшее сопротивление вызывает кровавые репрессии. Молодой Юм болезненно переживал трагедию своей родины; и эти настроения, видимо, способствовали формированию скептического образа его мышления, нос якобитами ему было не по пути: он считал, что у Шотландии нет ни малейших шансов на то, чтобы вернуть былую самостоятельность.

Политический блок английских вигов и тори оказался достаточно прочным. Землевладельцы-тори давно уже прониклись буржуаз-

ной психологией, они заняли прочные позиции и административном аппарате и пошли в тесный контакте купцами и банкирами Сити. Интересы вигов и тори все более сближаются, а по внешней политике почти совпадают. Коли первая половинаXVIИв. прошла ПОД знаком политического преобладания вигов, то вторая его половина характеризуется чередованием торийских, вигских и смешанных кабинетов. Постепенно господствующий класс стал заново консолидироваться вокруг «новых тори», которые пришли к власти в стране в 1784 г., т. е. уже после смерти Юма (1776). Давид Юм был одним из идеологов, теоретически обосновывавших этот процесс <<взаимоуправления>> и сближения двух партий британской буржуазии.

Поскольку в первом томе настоящего издания помещена «Автобиография» Юма с соответствующими примечаниями, мы освобождены от необходимости излагать внешнюю сторону событий его жизни во вступительной статье. Коротко можно сказать, что в третьем десятилетии своей жизни он создал философское учение, в четвертом — распространял свои взгляды в форме популярных очерков, в пятом — изучал историю, а в шестом — подвизался на дипломатическом поприще. Остановимся лишь на одном моменте жизни Юма, представляющем особый интерес при обрисовке его мировоззрения.

15 17НЗ—17НВ гг. Юм находился в Париже на дипломатической службе. Противоречивость социальных мышлений Юма привела ранее к тому, что им оказались недовольны различные слои британского господствующего класса. Во Франции же эта противоречивость вызвала противоположный результат: он встретил повсюду восторженный прием. Королевский двор приветствовал роялистские мотивы в «Истории Англии», над которой он трудился с 1752, но 1761 г.* Кружок же просветителей увидел в Юме союзника в борьбе против клерикализма и религиозного фанатизм*. Юм сблизился со многими из энциклопедистов, в особенности с Даламбером. Личные отношения его с Руссо составили целую эпопею, началом которой была приятельская СВЯЗЬ, а концом — резкое взаимно отчуждение и даже вражда между французским плебеем и шотландским эсквайром.

Французские просветители надеялись, что Юм от скептицизма перейдет к последовательному атеизму; этим, видимо, и объясняется то, что они авансировали его неумеренными похвалами. На Гельвеция, Вольтера и Гольбаха большое впечатление произвела «Естественная история религии» Юма, и они ожидали, что он пойдет еще дальше в критике религиозных институтов, бот, что в июне 17о"3 г. писал Юму Гельвеции: «Мне сообщил и, что Вы отказались от самого замечательного в мире предприятия — написать «Историю церкви».

* Характерно, чти ниос.1ед< тип Людовик XVI, оказавшись узником нашего народа и ожидал решения споен участи, занимался переводом «Истории Англии» на французский с английского предшественника Карла 1 Стюарта он увидел мною общего с тем, что происходило с ним самим.

Подумай» только! Предмет сей достоин Вас как раз и той мере, и какой Вы достойны его. И поэтому во имя Англии, Франции, Германии, Италии и потомства я умоляю Вас написать эту историю. Учтите, что только Вы способны сделать это, что много некой должно было пройти, прежде чем г-н Юм родился, и что это имен, но та услуга, которую Вы должны оказать миру наших дней и будущего времени* *.

Носам 10м относился и к Гельвецию, и к его друзьям гораздо более сдержанно. Атеисты находили для себя немало полезного и общении со скептиком, но скептик, но многих случаях сторонился атеистов: ему были чужды их целеустремленность и активность в борьбе с религией как общественным злом. Холодно отнесся Юм и к философскому материализму «Системы природы» и сопутствовавших ей изданий. В письме А. Смиту от 12 апреля 1759 г. он дал такой отзыв о только что вышедшей книге Гельвеция «Об уме»: «Она стоит того, чтобы Вы ее прочитали, однако не ради ее философии, которую я оцениваю невысоко, но как приятное литературное произведение». Аналогичным образом в своих письмах Юм лестно отзывался о Дидро, но не как о философе, а лини» как о честном и талантливом человеке: агностику из британского посольства было далеко не по пути с материалистами из салона па улице Рояль.

Но, заняв сдержанно критическую позицию в отношении французских просветителей, Юм но своей методологии был им отчасти близок, хотя основные его взгляды и сложились до знакомства с ними. Кто концепция человеческой природы, и в особенности духовного фатализма, явно имела точки соприкосновения с их взглядами. Он оперировал теми же значениями терминов «необходимость» и «случайность», что и Гольбах, и рассматривал эгоизм как сильнейший побудительный мотив поступков человека. Во всяком случае Юм имел куда меньше прав, чем полагал сам, на иронию, с которой он иногда говорил и писал о французских материалистах.

Юм умер спустя десять лет после возвращения из Франции. К этому времени после давних неудач ему удалось снискать литературную славу и па родине. Этим он был обязан при жизни не своей философии в собственном смысле слова, а многочисленным в которых нашли выражение его социально-политические, социологические, этические и экономические воззрения.

В самом начале мы уже отметили, что Юм как социально-политический мыслитель выражал интересы английской буржуазии в тот период ее идеологической эволюции, когда различия между тори и вигами в значительной мере стерлись. Именно лидер «новых тори» Уильям Питт-младший (сын) осуществил переход британской политики от меркантилизма к фритреду, т. е. сшил акт, способствовавший ускоренному развитию промышленной капитализма. Почти за те же мероприятия ратовал и лидер «новы вигов» Уильям Нитт-старший (отец). «Новые тори» уже не вены

В своих эссе, например «О партиях в Великобритании» и других, Юм км ранил идеологическую школу старого торизма к новому претензии гори на роль лидером всей английской буржуазии, а уже не только одной из ее фракций. По мнению Юма, общественное развитие идет так, что «средний класс нации, который является наилучшей и самой падежной опорой общественных свобод, приобретает авторитет и уважение», нее более закрепляет свой социальный престиж. Становление «нового торизма» но взглядах Юма хороню видно но его политической программе ближайшего будущего: он одобрительно оценивает режим конституционной монархии как «преобладание либерализма» и в эссе «Идея совершенной) государства» предлагает «улучшить» его посредством расширения нрав и численного состава палаты лордов.

Юм отвергает мысль о том, что революция может понадобиться английскому пароду когда-либо в будущем: рабочие должны работать, а не мечтать о новых свободах. В отношении Юма к трудящимся классам его антидемократизм обрисовался очень ясно. Он резко порицал деятельность демократических групп в английской революции и осуждал социальное «прожектерство» левеллеров и диггеров, выводя его из религиозных суеверий. «Возможно, что левеллеры, — писал он в «Исследовании о принципах морали» (гл. III, ч. 2), — требовавшие раннего распределения собственности, были из числа политических фанатиков, которые вышли из религиозных групп...»

Перевороту 1688 г. Юм дал хвалебную характеристику, назвав его «знаменитой (Гатоия) революцией». Вели Локк рассматривал этот переворот и сложившийся в его ходе классовый блок только глазами вигов, то Юм подходил к нему с более широких позиций, учитывая интересы обеих партий. Проблема оправдания миновавшей и порицания возможных будущих революций немало занимала Юма. Он рассматривал ее в плоскости вопроса о происхождении общества и политической власти. С иронией относясь к феодально-аристократическим теориям происхождения власти «от бога», он отвергал и договорную концепцию Гоббеа, Локка и Руссо. Английская буржуазия XVIII в. с большой неприятностью воспринимала сами слова «общественный договор».

Юм выступил против учения Гоббеа о естественном состоянии людей в период их дообщественпой жизни. Этому учению он противопоставил концепцию, согласно которой людям, когда они еще были «дикарями >, уже были свойственны элементы общественного состояния, и прежде всего семья, разрастание которой и приводит и развитию социальных связей. Так 10м воспринял часть патриархальной концепции, которая использовалась феодальными идеологами, а потому в свое время вызвала резкую критику со стороны Лежка: ведь ее сторонники в Англии утверждали, что власть правителя над подданными есть продолжение «родительской» власти бога

6

над Адамом и ГС вой, а последних — над своими детьми. Власть отца и прародителя оказывается и в теории Юма силой, на ряд поколении определяющей судьбы общественной эволюции, по Юм устранил, однако, из :>той теории как теологическую аргументацию, так и апологию абсолютное! власти королей.

В отличие от Гроция и Гоббса Юм не отождествляет общество и государство. Возникший на основе семейных отношений социальный организм еще долго лишен, но его мнению, политической власти. Последняя возникает лини, в условиях военных столкновений одних обществ с другими, пи растает из института военных вождей и с самого начала приобретает монархические, а не республиканские черты. Правительственная власть, сточки зрения Юма, должна быть инструментом надклассовое! справедливости, порядка и гражданской дисциплины. С момента ее появления семей, но общественное состояние переходит в общественно-государственное. Процесс строгого перехода Юм мыслит происходящим стихийно, как бы путем молчаливого соглашения: люди постепенно примыкают подчиняться своим вождям. Таким образом, Юм довольно близок к понимании» общественного договора как регулятивного принципа; в то же время он обходит молчанием вопрос об условиях и границах отчуждения, или передачи, народного суверенитета правительству, поскольку этот процесс изображается им как происходящий совершенно стихийно. Юм ссылается на привычку и как на основание законности любого из существующих правительств. Так он приходит к желательному выводу: законна лишь уже совершившаяся в Англии революция, поскольку нация давно уже «привыкла» подчиняться поставленным ею новым властям. Впрочем, Юм связывает законность власти также с тем, насколько она смогла обеспечить строгое соблюдение принципа частной собственности 15 государстве.

Защите этого буржуазного принципа он уделял много внимания и в своих рассуждениях на специально экономические темы. Экономические эссе Юма были встречены на британских островах с большим одобрением. В условиях, когда индустрия стала главным источником национального богатства, английским промышленникам как воздух стала нужна свобода мировой торговли, в политической экономии изжило себя оправдание меркантилизма, не говоря уже о физиократических концепциях. Юм отверг меркантилистские воззрения и довольно близко подошел к идеям трудовой теории стоимости. Выход в свет «Исследования о природе и причинах богатства народов» А. Смита (1776) он встретил поэтому с глубокой радостью. Это произведение классика буржуазной политической экономики, который уже давно, еще будучи 17-летним студентом, подружился с Юмом, указывало путь свободной промышленной конкуренция и фритреду. Именно за этот путь для Великобритании и ратовал Давид Юм.

Сам Юм наряду с Монтескье был автором гак называемой количественной теории металлических денег. Эта крайняя форма криги-

7

ки меркантилизма была, но замечанию Г. В. Плеханова, своеобразным теоретическим отражением той психологической встряски, которую вызвала в умах европейцев «революция цен» XVII — XVIII вв. Юм поставил цену товаров в прямую зависимость от количества обращающихся на рынке драгоценных металлов и тем самым выразил факт действительно происшедшего в эти века обесценения последних. 11о он не смог разрешить проблему соотношения цены и стоимости и создать основы научной теории денег. Кто экономические изыскания остались незавершенными.

Экономические* очерки Юма были одобрительно встречены и вигами, и тори. Совершенно противоположную реакцию вызвала публикация первых двух томов «Истории Англии»: они встретили острое недовольство как вигов, так и тори. И тем и другим не поправилась антиклерикальная направленность и того сочинения. Юм рассматривал в нем церковь как чисто земное учреждение, деятели которого из корыстных побуждений обманывают своих последователей, сталкивают их друг с другом, интригуют и вообще ведут нечестную политическую игру. Юм обвинял во всем этом и католиков, и пресвитериан, и сторонников разных мелких сект. Все они, с точки зрения Юма, лишь носители «суеверия», и но их вине главным образом и разразилась революция середины XVII в. С другой стороны, его трактовка правления Стюартов соответствовала примирительному отношению тори к старой монархии, по никак не сравнительно радикальным в этом пункте воззрениям вигов. Враждебность же Юма к левым в английской революции вызывала общее одобрение в рядах обеих партий бри-• ганской буржуазии. При всех своих частных колебаниях в ту или иную сторону Юм и в «Истории Англии» оставался идеологом не консервативных гори, как это нередко полагают, а именно блока тори и вигов. В своих исторических исследованиях Юм хотел так угодить всем группам господствующего класса, по своим не угодил ни одной из них.

Философия Юма — яти прежде всего его теория познания. В процессе ее формирования Юм отклоняет и материализм Локка, и религиозную догматику Беркли и создает мировоззрение, соответствующее как трезвому практицизму английского буржуа XVIII в., так и его боязни всяких «крайностей», его стремлению и компромиссам, однако компромиссам, выгодным для него. Дл

8

этого Юм преобразовал субъективный идеализм берклианской теории познания в агностическом духе.

Вся теория познания Юма строится па анализе соотношения элементов человеческого опыта, которые он именует впечатлениями и идеями, тс и другие объединены у него общим термином «перцепции» («восприятия»)* Юм называет перцепциями все то, что сознается, и рассматривает их безотносительно к решению вопроса, имеется ли у них внешний источник. Впечатления, или «сильные восприятия", Юм в свою очередь подразделяет па две группы: впечатления ощущений и впечатления рефлексии. Вся терминология восходила к Локку и Беркли, но была переосмыслена Юмом.

Так, Юм подобно Локку признает вторичность рефлексии по отношению к ощущениям, по, как и шотландский философ и моралист Ф. Гетчссон, сводит содержание рефлексии только к аффектам (в том числе к желаниям и страстям); акты деятели остаются за пределами рефлексии, как, впрочем, и вообще за пределами юмовской классификации видов перцепций. В результате Юм понимает вторичность рефлексии как возбуждение эмоций предшествовавшими ощущениями и их остаточными образами, но вопрос о том, почему эти эмоции именно таковы, остается без ответа.

Важную роль в классификации элементов опыта, по Юму, играют слабые восприятия, или идеи, т. е. представления различных видов: образы памяти, воображения и т. и. К числу идей Юм относит и попятил, истолковывая последние как представления. Все содержание идей он выводит из предшествующих им впечатлений. 11е ограничиваясь этим, он подменяет проблему отражения внешних объектов в сознании людей проблемой отражения впечатлений в последующих идеях, после чего вопрос о познании вещей решается в почти берклианском духе: познать вещь — значит перечислить простые восприятия, так или иначе входящие в нее.

Для Юма же впечатления суть окончательные элементы познания вещей, спрашивать об их истинности или ложности незачем: истинность или ложность присуща только идеям. Идеи истинны тогда, когда они вполне с впечатлениям, большего от них Юм не требует. Но тогда вновь встает мучивший Беркли вопрос о критерии отлучения реального от иллюзорного, поскольку не всем впечатлениям можно доверять. Юм не решил этого вопроса, как, впрочем, не решили его и позитивисты наших дней.

Кроме простых идей Юм признает существование идей сложных. В вопросе о механизме их образования он следует, в общем, принципу комбинирования простых идей, который складывался в английской философии, начиная с Ф. В.жопа. Юм интерпретировал, этот принцип как учение о психологических ассоциациях между впечатлениями и идеями, использовав при этом ассоциации, выдвинутое в свое время Локком. Это учение Юм разрабатывал далее в полном отрыве отапатомо-физиологической предметно-практической основы ассоциаций, что и увело его далеко и сторону от того плодотворного направлении к разработке данном проблемы, которому следовал сто современник материалист естествоиспытатель Д. Гартли. Ассоциирование идей описывается Юмом как случайный сточки прения направленности процесс, зависящий в основном .шип. от характера непроизвольно фиксируемого омега.

В своем главном философском труде «Трактат о человеческом природе» Юм выделяет три основных вида ассоциирования идей: но сходству, что наиболее типично, но его мнению, для математики; но смежности в пространстве и последовательности во времени, что свойственно знанию; и, наконец, по каузальным зависимостям, что характерно для теоретического знания., эта классификация вызывает много возражений, если даже исходить из принятого Юмом понимания ассоциирования. Гак, Юм полагает, что различия между идеями непосредственно, к впечатлениям. Поэтому он рассматривает в «Трактате» арифметику и алгебру, а в «Исследовании о человеческом познании» — и всю математику (т. е. также и геометрию) как аналитическое знание, независимое от опыта. Здесь не обошлось без влияния Лейбница, но такое толкование математики плохо вяжется с неоднократными утверждениями Юма, что все содержание идей заимствовано от впечатлении, т. е. взято из опыта. Плохо вяжется оно и с репрезентативной теорией абстрагирования, о которой мы поведем речь ниже.

В «Трактате» Юм продолжил поход, развернутый Беркли против учения 11ыотоиа об абсолютности, и главное об объективности пространства и времени, и истолковал пространство и время как способы упорядочения перцепций человеческой психикой. Вслед за Беркли Юм требовал признания чувственного существования всех геометрических объектов и возражал против тезиса о бесконечной делимости протяжения. По такие взгляды не могли вызвать одобрение среди современных ему математиков, и в «Исследовании о человеческом познании» Юм уже не изображает геометрию в качестве исключительно эмпирической науки, хотя, оставаясь верным свойственной ему психологизаци и познания, сохраняет, например, интерпретацию науки о мышлении (логики) как эмпирического учения об ассоциациях представлений. Теперь он впадает в другую крайность и вообще обособляет геометрию от ОПЫТНОЙ подоплеки, отнеся ее в разряд знания о величинах, возникающего в результате деятельности «воображения. Однако понимание объекта геометрического знания — пространства становится после этого у Юма неопределенным, а характер деятельности «воображения» оказывается загадочным. Попытки разгадать эту загадку привели к появлению априоризма Канта, а в XX в.— конвенционализма логических позитивистов и иеоирагматистов, по и эти теории вопроса не разрешили,

Выше мы упомянули о репрезентативной теории абстрагирова-

10

иия и обобщения. Эта теория Юма в основных чертах воспроизводила воззрения Беркли *. Роль общего понятия, согласно ей, исполняет чувственный образ одного из единичных предметов того класса, понятие которого мы желаем получить. Такое метол копан не процесса образования общих понятий было основано, прежде всего, на пренебрежении к эпистемологическим различиям между представлениями и понятиями (в действительности, хотя представления и не лишены обобщающих функций, они все же существенно отличаются от понятий своей образностью). Оно было основано также на метафизической атомизации содержания омыта и номиналистических взглядах па реальность. «Все в природе индивидуально» (109),— утверждал Юм.

Юм считает, что все обобщения возникают в результате того, что отдельные идеи (т. е. представления) принимают репрезентативные функции. Он не видит, что, например, критикуемое им локковское понятие субстанции образовано отнюдь не репрезентативным способом. А когда Юм стремится, опровергнут!» учение Локка об образовании общих понятий посредством предшествующей абстракции и, применяя способ критики, который использовал уже Платой в диалоге утверждает, что с помощью локковского метода нельзя образовать даже таких идей, как «сложная идея» и «простая идея», то он сам оперирует отнюдь не представлениями, но весьма абстрактными ПОНЯТИЯМИ'

I) репрезентативную концепцию Беркли Юмом было внесено некоторое усовершенствование. Оно состояло и указании на то обстоятельство, и качестве; представ тел я всего класса данных явлений (предметов) индивидуальный чувственный образ (представление) функционирует в дальнейшем в тесной смяли с обозначающим его словом. Затем роль представителя начинает играть уже самого слово, ассоциативно вызывающее в психике представления отдельных предметов данного класса. «Слово пробуждает единичную идею наряду с определенной привычкой, эта привычка вызывает всякую другую единичную идею, которая может нам понадобиться».

Таким образом, Юм не обошелся без использования концептуалистического наследства Локка и, приняв истолкование, слог как знаков общих понятий, попытался смягчить номинализм Беркли, враждебность которого всякому теоретическому знанию была слишком неприглядна. Попытка Юма наметить в учении об обобщениях «средний» путь между Локком и Беркли хорошо видна на примере его рассуждений об образовании понятия «круглая форма». Он признает, что наглядная репрезентативность «чистой» круг лоты, как таковой, обособленно от краски, твердости и т. д. недостижима, и предлагает при образовании искомой) понятия думать

11

о различиях между круглыми предметами, но и мыслях не упускать их изведу и сходства между разными шарами. По это и есть па-хождение путем сравнения и последующего абстрагирования признаков, общих для предметов данного класса, на что в своей теории абстрагирования указывал Джон Локк!

Было бы, однако, ошибкой преувеличивай» взаимную близость взглядов Локка и Юма на абстрагирование и обобщение. Юм остается, в общем, на субъективистской иаитиитхзллектуалиетской позиции реирсзеитативизма. Субъективизм взглядов Юма па обобщение во многом был следствием абсолютизации им принципа ассоциирования. Позитивисты XX в. освободились от психологизма Юма, но, оставаясь верными агностицизму, также не смогли справиться с проблемой обобщения. Столь характерная для современной нам английской философии концепция «семейных сходств» («Гамму»), которая была выдвинута Л. Витгенштейном, усугубляет субъективистские и агностические черты взглядов Юма, отличаясь от них подчеркиванием полной якобы конвеициоиалыюсти слов *. Что касается психологических исследований относительно того, как именно фактически протекают процессы абстрагирования и обобщения, то современные эксперименты обнаруживают наличие тесной связи сенситивных и интеллектуальных моментов на всех этапах этих процессов и определяющее воздействие на них со стороны материально-практической деятельности людей **.

Вопросы образования ассоциаций и абстрактных представлений интересовали Юма не сами, но себе, по, прежде всего в связи с проблемой причинности. Эта проблема занимала в его философии центральное место. Данная категория была чрезвычайно важна для методологии нового естествознания XVII — XVIII вв., и анализ ее Юм использовал для глубокого размежевания с материализмом. Не удивительно, ЧТО в этом вопросе агностик Юм резко размежевался с материалистом Гоббсом. Сточки зрения Т. Гоббса, сама философия возможна именно как познание следствий па основании знания причин и наоборот. По мнению же Юма, философское исследование может лишь развенчать убеждение в возможности познания объективно существующих причинно-следственных связей. Но объективное значение критики Юмом причинности не сводилось к тому, что он подобрал ряд аргументов в пользу скептицизма: он выявил слабые стороны метафизического материализма в трактовке им каузальных отношений и невольно противоречия самой феномена-

12

листской концепции причинности. Рассуждения Юма обратили внимание на важную роль привычки и шаблонов поведения и деятельности периной системы людей и животных (исследованием:>того занялись рефлексологи, а впоследствии кибернетики), а также способствовали последующему уточнению понятий «причина», «повод», «условия», «следствие» и т. д., что было достигнуто, прежде всего, в процессе критики его воза рений.

Проблема причинности является средоточием различных моментов теоретико-познавательного мышления Юма: его стремления, не порывая до конца пи с обыденным сознанием, ни с наукой, выбить почву из-под тезиса о существовании внешнего мира как причины впечатлений людей и тенденции свести науку к описанию рядоположепиых, но не вызывающих Друг друга явлений.

В истории философии были развиты различные концепции причинности, интерпретирующие ее как связь между вещами (Аристотель), предметом и событием (Фома Аквипат), двумя свойствами объектов (Гоббс), силой и вызванным ею событием (11ыотон), двумя следующими друг за другом состояниями предмета (Лаплас), актом воли и последующим событием (Мен де Тиран), логическим основанием и его следствием (Декарт) и т. д., Одни из:>тих концепций явно идеалистические, другие — материалистические, некоторые же приобретаю такой или иной характер входящих в них понятий «сила», «предмет», «событие» и т. д. Мри разработке диалектико-материалистического учения о причинности должны быть учтены многие из перечисленных аспектов это относится и к неупомянутому в перечне пониманию каузальной связи как отношения между сущностью и развивающимися во времени ее проявлениями, а также между информацией и вызванной ею перестройкой в структуре объекта, воспринявшего эту информацию.

Что касается концепции Юма, то она носит феноменалистический характер и, как выясняется при более тщательном рассмотрении, во многом продолжает субъективно-идеалистическую линию Д. Беркли, утверждавшего, что связи, наблюдаемые между идеями (ощущениями), «заключают в себе отношение не причины и действия, а только отличим, или значка, и вещи означаемой* * и что каузальные отношения необъективны, но лишь кажутся нам существующими во внешнем мире. Впрочем, у Юма были и более ранние предшественники. Энсаидсм, аза ним Секст Эмпирик считали, что одно тело не может быть причиной появления другого, а значит, причин не бывает. Излагая точку зрения Аль. Газани, Ибн-Рушд (Аверрдос) высказывал взгляд, что причинность есть небелое как повторяемость событий. Подобную мысль развивали соотечественники Юма Роберт Грэвиль (1640) и Джозеф Гленвиль (1665). Родственные идеи имелись и в окказионализме 11. Мальбранша.

Юм рассматривает причинно-следственные связи как третий

13

и:* видов ассоциативных отношений. 11и независимость каузальных ассоциации от отношения сходства, и приложимость их к ситуациям, входящим за пределы действия ассоциации по пространственной смежности, не могут быть веским аргументом I? пользу того, что причинно-следственные связи должны считаться видом ассоциирования, параллельным другим его и дам. Зато с к еде же каузальных отношении к ассоциативным вполне объясняется желанием Юма видеть в перш их продукт психической деятельности, а не то, что существует объективно, независимо от субъекта.

Правда, юмовское определение причины содержит некоторую двусмыслен мосты <<... причина есть объект, предшествующий другому объекту, смежный ему и так с ним соединенный, что идея одного ни них определяет ум к образованию идеи другого, а впечатление одного — к образованию более живой идеи другого>>. Двусмысленность возникает вследствие того, что в первой части определения употреблен термин «объект», который имеет у Юма разные значения: он употребляет его то в смысле впечатлений, то в смысле перцепций вообще, а иногда и в смысле независимых от сознания внешних объектов. Однако в большинстве случаев Юм ведет свои рассуждения о причинности в рамках отношений между чувственно воспринимаемыми явлениями (впечатлениями и идеями), и экскурсы британского агностика в область объектов вне явлений осмысливаются им опять-таки в терминах явлений. Разнообразная же семантическая нагрузка термина «объект* используется Юмом так, что результаты, полученные при сопоставлении явлений в сознании, невольно переносятся им на отношения между сущностями вне нас. Неправомерное отождествление характера отношений между чувственно воспринимаемыми явлениями и специфически понимаемых Юмом отношений между явлениями в субъекте, с одной стороны, и миром за пределами его — с другой, было одной из особенностей его учения о причинности. Отношения между явлениями и объективным миром, по Юму, крайне проблематичны, как и то неизвестное и непознаваемое «нечто», кехгорое выступает у Юма в роли причины перцепций, но оказывается лишь безжизненным «несовершенным понятием». С/толь же неправомерно Юм использует затем свои рассуждения об отношениях между явлениями применительно к отношениям между объектами за пределами явлений-перцепций. И обоих случаях Юм выдает за самоочевидный факт то, что и действительности совсем им не доказано, а именно глубокую качественную взанмоотчуждепиоеть причины и следствия, столь же глубокую, как и отчужденность, которая, но мнению Юма, якобы существует между человеческой психикой и объективным миром.

Очевидно, что одно впечатление (ощущение) неможет быть причиной другого, на него непохожего; восприятие некоторого объекта не может само по себе порождать восприятия тех событий, которые пройдут с этим объектом в будущем (например, восприятие иадаю-

14

щего па иол стеклянного шара отнюдь не порождает восприятии его осколком после того, какой разобьется). Ни независимость к этому бесспорному факту, Юм включает признак порождения в то общее и ричишкхти, которым он оперирует и сходством критики, и затем отрицает порождаемое» и отношениях между внешними объектами. Между тем если и области феноменов нет физического порождения, то и собственно объективном мире пет тех «фспомс-нальных объектов*, с которыми Юм только и умел обращаться. Так что возникает вопрос, какую же собственно причинность критикует Юм в первой книге «Трактата». Если причинность в мире объектов, то с последними, (Ому, мы вообще не имеем дела, гл-Ли же причинность в мире чувственных феноменов, то едва ли кто будет спорить с Юмом, что одно явление само, но себе не создает другого, по:>то отнюдь не решает проблемы в целом.*

Для рассуждении Юма о причинности характерно, что они развертываются в двух часто друг с другом перекрещивающихся планах: в плане выяснения, имеют ли место единичные каузальные связи, и в плане вопроса об истинности всеобщего закона причинности. В соответствии со свойственным ему недоверием к общим понятиям Юм разбирает проблему предпочтительно в первом из лихдвух планов, что наиболее очевидно в «Исследовании о человеческом познании». Что касается вопроса о законе причинности, то он разработай Юмом довольно схематично: в нем отсутствует ясное разграничение между причиной и условиями седршгшмя это вытекает из невнимания его как феноменалиста к различию между существенными и привходящими связями), а также иногда появляется логически неправильное рассуждение от наличия следствия к наличию именно данной его причины (например, в 8 главе III части первой киши «Трактата» и в 111 главе «Исследования о человеческом познании»).

Все учение Юма о причинности расчленяется на следующие основные проблемы: I) существует ли объективная причинность (причинно-следственные связи) и какова структура употребляемого в пауках понятия каузальных связей; 2) почему у людей сложилось убеждение в объективном существовании причинности и какова структура психологического механизма, вызывающего ;>то убеждение; 3) в каком виде понятие причинности может все же употребляться в науках (что употребление его необходимо, поскольку без ,)того понятия науки невозможны, Юм хорошо понимает, а в роли научного познания выступать он не хочет).

* Указанную ситуацию в учении Юма о причинности можно наглядно предпринять

помощью < медунице го чертежа, где верхняя часть круга условии изображает область человеческой психики, а нижняя — объективный мир. Делая предметом своего анализа, каузальные отношения между одним впечатлением и его идеей, а такта отношения перехода от впечатления / к идее о другого впечатления, Юм при этом агностические выводы, сделанные им насчет отношения между внешними объектами 4, 5'и впечатлениями /, 2, а затем перенес сноп результаты на отношения между первым 4 и вторым .5 объектами. Между тем злел качественно различные отношения.

15

Первая из трех указанных проблем решалась Юмом, как уже было отмечено выше, более близком к субъективному идеализму, чем к «стыдливому материализму». Он утверждает, что объективное существование этих связей не может быть доказано ни априорно, ни апостериори. Критикуя «априорное», т. е. логико-аналитическое, выведение следствий из причин, Юм прав, поскольку выступает против картезианской, а отчасти и схоластической традиции отождествления логических и реально каузальных отношений. 11о он не прав, поскольку не видит факта исторического развития понятий, обусловленного, прежде всего успехами человеческого знания: из того, скажем, понятия пламени, которое имело хождение в начале XVIII в., действительно не вытекало обугливания дерева, по, после того как было выяснено, что горение есть частный случай окисления, а с другой стороны, установлен химический состав дерева, уже не трудно сформировать такое научное понятие пламени, в котором имплицитно содержится утверждение как об обугливании горящего дерева, гак и о многих других действиях пламени (понимая понятие как «перекрещение», «узел» ряда суждений, своего рода их «конденсацию»).

С критикой «априорного» выведения каузальных связей у Юма была связана очень характерная для его воззрений полемика против понятия «причина самого себя в философии Спинозы. Юм перенес это понятие на отдельные предметы и тем самым лишил его смысла, закрыв себе путь к пониманию причинности как внутренней активности материи (субстанции) и как взаимодействия. Весь смысл понятия Юм сводил к тавтологической констатации того, что те или иные впечатления есть то, что они есть. Он игнорировал, таким образом, не только диалектическое, но и материалистическое содержание тугого принципа.

Юмора критика апостериорного выведения каузальных связей оказывается как бы продолжением критики каузального «априоризма», поскольку он ссылается на то, что наличие. Лих связей опровергается фактом отсутствия сходства средств, и я и причины, будто бы входящего непременным элементом в понятие таких связей. 11одчеркивая абсолютную непохожесть следствия па причину, Юм отчасти нрав, по только отчасти: диалектика каузальных связей и состоит, между прочим, в том, что следствия, будучи порождениями причин, могут иногда быть похожи на них, а в то же время суть нечто новое, от своих причин отличающееся. С точки же зрения психологического опыта люди отнюдь не обязательно связывают факты сходства с наличием в этих случаях каузальной связи: одни сутки, но своей структуре похожи на другие, но никто не считает первые из них причиной, а вторые — следствием.

Следует заметить, что при определенном истолковании следствие всегда «похоже» на содержание своей причины в том смысле, что оно песет информацию осе действиях. Восприятие причины при этом может быть интерпретировано как знак, а следствие —

16

как его значение этого не подразумевает ни того, что значение должно быть похоже на знак, пи того, что отпадает возможность интерпретации следствий как знаков причины). Недаром и физике взаимодействие двух частиц истолковывают как «сигнал», распространяющийся от одной частицы и воспринимаемый другом. Это, разумеется, не означает, что попятил «каузальность» и «информативность» тождественны.

Когда Юм сосредоточивает критику каузальною отношения па признаке сходства, он извлекает его из понимания причинности, которое очень близко к концепции Лапласа (каузальные отношения, согласно ей, есть связь между старым и новым состояниями предмета). Когда же Юм продолжает свою критику далее, оказывается, что это понимание незаметно подменено истолкованием причинности как связи двух восприятий, при котором признак сходства причины и следствия не обязателен (ибо ассоциативная связь может быть образована и не по сходству).

И собственно, о каком сходстве между причиной и следствием может идти речь в теории познания Юма, если он заранее утверждает, что то, что мы видим в качестве причин в явлениях, не суп, подлинные причины, последние же пилениями заслонены. I* этом отношении Юма не соблазняют успехи науки в будущем: вопрос о непознаваемости сущностных причин для него решен фатально и навечно. Притом, сточки зрения Юма, явление причины никак не похоже на саму причину, и, когда он переносит признак несходства с отношения между объектами и их впечатлениями на отношения между впечатлениями, он тем самым невольно приписывает последним этот признак именно как необходимый для их каузальной связи! Следуя метафизическому методу мышления, Юм вырывает пропасть между звеньями каузальной связи: задолго до Л, Йитген-штейиаоп «атом из провал» причины и следствия.

Далее, нелепо считать какое-либо повое и ранее неизвестное действие некоторой причины следствием иной причины (поскольку новое и ранее известное следствия не похожи друг на друга), между тем Юм то и дело оказывается перед необходимостью сделать такой вывод. Гильберт, Бойль, Пыютоп и другие ученые XVII — XVIII вв. стремились подвести Монблан разрозненных фактом идо единство. Требование непременного сходства причины и следствия (соответственно сходства различных следствий одной и той же причины) стояло па пути этой жизненно важной тенденции, оно было архаично уже во времена Юма и толкало пауку назад, к схоластическим поискам отдельной причины для каждого индивидуального явления.

В связи со сказанным всплывает одна важная истина: собственно говоря, Юм, сетуя на отсутствие сходства между причиной и следствием, считал важным не столько сходство, сколько понятность (или объясним ость) связи данной причины с данным следствием. А так как внутренние, существенные причины, но его мнению, неиозиаваемы и его психологизм закрывал путь к теоретическим объяснениям, то идо «понятностью» Юму оставалось иметь и виду лишь наглядность, чу

И так Юм обосновывал необходимость задержать науку на описательной стадии ее развития близкой к обыденному сознанию.

Юм излагает и «Трактате» структуру употребляемого и науках понятия каузальной связи и следующем виде: 1) причина и следствие смежены в пространственном смысле, они примыкают друг к другу; 2) причина и следствие смежены и во временном смысле, так что причина предшествует следствию; 3) те же самые следствия возникают неоднократно всякий раз, когда появляются те же самые причины, иными словами, каузальным связям присущ, признак регулярности; 4) эта регулярность понимается учеными как необходимость, позволяющая надеяться на предсказуемость появления определенных следствие определенных 1фичип. Разбирая пункт 4, Юм безоговорочно отождествляет понятия необходимого и каузального. Для пего не существует диалектики необходимого и случайного. Между тем из теории познания диалектического материализма вытекает наличие двух, и притом одинаково важных, понятий «необходимого»: во-первых, в смысле непременное™, неукоснительности возникновения следствия, если налицо соответствующая причина и условия ее действия, и, во-вторых, в смысле внутреннего, существенного и закономерного в противоположность внешнему, несущественному и индивидуальному.

Критику сконструированного им понятия причинности Юм развертывает следующим образом: он пытается доказать, что, хотя 1, 2 и 3-й признаки каузальной связи действительно наблюдаются людьми, 4-й признак существует лишь в воображении, примысливается. Иными словами, необходимость (фактически отождествляемая Юмом с надежной предсказуемостью) наделе не присуща тем отношениям, которые люди называют причинно-следственными. Люди принимают за причинно-следственные отношения в лучшем случае лишь длительное время повторявшиеся соединенные отношения смежности и последовательности.

Чтобы разрушить причинность, как полагает Юм, достаточно вскрыть глубокие ошибки в том механизме психической деятельности людей, который обычно приводил к противоположному мнению, а именно мнению, что причинность существует в природе. Так теоретико-познавательный анализ причинности перерастает у Юма в психологическое исследование генезиса представлений о каузальной необходимости. Юм истолковал этот генезис следующим образом: 1) вначале люди фиксируют факты повторного появления феномена В после Л; 2) на этой основе складывается психологическая ассоциация: после восприятия Л (или появления в памяти идеи Л) в сознании всплывает идея В; 3) факты многократного действия этой ассоциации приводят к образованию в психике

18

относительно устойчивой склонности, т. с. привычки ветре четь как должное появление. В, если перед тем появилось. А% таким образом люди впадают в ошибку ор. Ч! Нос, его ргор1ег 1юс; 4) указанная привычка преобразуется и постоянно возвращающееся ожидание пли воображение, что. В после Л будет всегда появляться и в будущем; 5) воображение перерастает в «веру» т. е. в устойчивую склонность считать, что многократные появления. В после Л и есть именно каузальная связь*; В) на основе «веры» в существование частных каузальных связей люди начинают «верить» г» истинность общего закона причинности.

11о что значит «верить»? «Вера» не связана у Юма с какими-либо рациональными доводами, это не убежденность ученого в правоте своей теории, по лишь прямое продолжение привычки, некое «животное чувство» или же нечто вроде инстинктивной реакции на яркие, «живые» перцепции. Отождествляя «веру* то с привычкой или же со свойством перцепции, позволяющим комбинировать их Друг с другом, то с особой духовной установкой на одни перцепции г» отличие от других, он окалывается под воздействием то естественнонаучного механицизма XVIII в., то психологии чувств Ф. Гетчесоиа, в которой уже было понятие такой «установки». Аналогичная двойственность возникнет в третьей книге «Трактата» при анализе чувства симпатии.

От учения Юма о «вере» шел путь к иррационализму Гамона и идущей от последнего традиции немецкого интуитивизма **; в неопозитивизме указанное учение было возрождено 1>. Расселом в его концепции «веры» как «состояния организма» ***; возрождая идеи Юма, основатель прагматизма Ч. Мире считал, что наибольшее, на что способна теория,— это создание устойчивых верований. Не будучи, но Юму, знанием, «вера» в каузальный характер тех или иных отношении приводит лишь к вероятным, по не истинным высказываниям.

И третьей части первой книги «Трактата» Юм набросал свою классификацию видов вероятности. Она переплетается с различными значениями понятия «случайность», что приводит к неясностям и противоречиям. Как и Гольбах. Юм в не вполне осознанной форме оперировал тремя значениями «случайности», а именно: 1) беспричинность, категорически отрицаемая Гольбахом и вызывающая у Юма не меньше сомнении, чем всеобщий детерминизм;

* Кроме пары г. причины Юм рассматривает кору и наличие нпепшего мири, а также «перу г. идею», т. с. ожидание именно тех идеи, которые обычно с предшеетпующпми впечатлениями или идеями.

19