Собрание творений: В 2 т. Т. 1. — Мн.: Харвест, М.: ACT, 2000. — 832 с. — (Классическая философская мысль).
Первый том собрания произведений Григория Богослова (IV век) и теологии.
Жизнь и труды Св. Григория Богослова
Григорий Богослов, великий отец и учитель церкви, родился в юго-западной части Каппадокии, в имении своих родителей, недалеко от города Назианза. Каппадокия не пользовалась у современников хорошей репутацией. Ее обитатели не без основания считались вероломными, лживыми и хитрыми. О них существовала даже пословица, что змея, укусив кап-падокийца, умерла. Кроме того, Каппадокия в IV в. являлась гнездом арианства. Но она дала трех великих каппадокийцев — Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского, брата Василия, прославивших ее имя и явившихся не только для Каппадокии, но и для всего православного мира главной опорой, прибежищем и источником богословской мудрости. Семьи же, из которых вышли эти великие деятели церкви, явили образцы истинно христианских женщин, как Нонна, мать Григория Богослова, Еммелия, мать Василия Великого и Григория Нисского, и Макрина, сестра двух последних, имена которых история сохранила с гордостью в назидание потомству. Отец Григория — тоже Григорий — был по тому времени очень состоятельным человеком. Родившись в христианской семье и будучи христианином, он затем вступил в секту «озаренных теистов», которые поклонялись Богу под видом света и огня. Их учение представляло смешение иудейских и персидских верований. Жену Григория-старшего, убежденную христианку, очень беспокоило отпадение от христианства ее мужа. Не раз убеждала она его оставить эту секту, и под ее влиянием он снова — и на этот раз бес-
Григорий Богослов
поворотно — вернулся в лоно церкви, приняв в 3 2 5 году от проезжавшего через Назианз на великий Никей-ский Собор епископа Кесарийского Леонтия крещение. Вскоре же после крещения он сделался пресвитером города Назианза, а впоследствии, в 329 г., и епископом этого города. Богословское образование его было скудно, но паствой он управлял твердо, хотя и кротко, проявив в управлении ею энергию и заботливость. Большое влияние на него имела его жена, которая, подчиняясь ему во всем как мужу, незаметно сделалась его руководительницей и наставницей. Она была женщина очень добрая и с убеждением говорила, что для бедных она могла бы заложить и своего мужа, и детей. Неимущим она оказывала широкую благотворительность, и никто из бедных не получил от нее отказа. Григорий был первенец у них, сын молитвы. За ним следовали его брат Констанций и сестра Горгония. Как на первенце, и притом явившемся при исключительных условиях (он родился в 330 г.) — после молитвы, после долгих лет бездетной супружеской жизни, на нем было сосредоточено и исключительное внимание его родителей. Мать постаралась дать ему истинно христианское воспитание, чему способствовала в высшей степени нравственная обстановка окружавшей Григория жизни. Отец же дал ему законченное образование. Сперва Назианз, затем две Кесарии — Каппадокийская и Палестинская и Александрия и, наконец, как завершение образования — Афины. Таков путь развития и совершенствования богатых дарований будущего святителя церкви. Кто из современных юношей может похвалиться таким усердием в науках, таким богатым всесторонним образованием, которое получил Григорий Богослов?
В Афинах разгорелась ярким пламенем его дружба с Василием, начало которой было положено еще в Кесарии Каппадокийской, где они оба продолжали свое среднее образование. Это была редкая дружба. В
Жизнь и труды Св. Григория Богослова 5
свое отношение к Василию Великому Григорий вложил всю свою чуткость, богатый запас любви и самоотречения.
«Я искал там (в Афинах) красноречия, — говорит Григорий, — и нашел счастье, потому что там нашел Василия. Я уподобился Саулу, который, ища ослиц, нашел себе царство. Случайное приобретение оказалось выше главной цели».
В 360 г. образование Григория закончилось, и он покинул Афины. Незадолго перед его отъездом покинул их и Василий, и Григорий, лишившись друга, почувствовал с ясностью всю бесполезность дальнейшего своего там пребывания. В Афинах он пробыл в общем около 10 лет, в течение которых основательно изучил литературу и философию классической древности и совершенно овладел модными в то время риторикой и диалектикой. Но обольщения и соблазны большого языческого города не коснулись его души, и христианское призвание представлялось ему лишь единственной целью жизни. Утолив жажду знания и возвращаясь в родной Назианз, он мечтал об уединении для созерцательной, посвящен-i юй одному Богу, жизни.
И по воспитанию, и по своим душевным свойствам Григорий не был склонен к активной деятельности. Обстановка, в которой он провел свои детские и юношеские годы, в высшей степени благотворно действовала на развитие его богатых душевных качеств. Ничто низкое не касалось его. Его мать говорила ему неустанно: «Ты рожден у меня после молитв моих, о том теперь и молюсь, чтобы ты был совершенен» — и ее молитва была услышана. С юных лет Григорий го-
I к-л своим духом ко Христу, ибо в вере в Него и в любви к \ 1ему сосредоточились все его помыслы и желания. •• Мое лучшее богатство, — говорил он, — Христос, Ко-| < >рый возносит ум мой горе». Если его внешняя жизнь
II ш,1ла ознаменована разными событиями, особенно и последнюю пору его жизни, то не по его воле, а in ключительно в силу необходимости — или во ис-
Григорий Богослов
полнение воли родителей, которая для него была священна, или во исполнение долга перед церковью, когда ей были нужны его защита и авторитетный голос в ее пользу. Сам же он желал, чтобы его жизнь была однообразна, ибо при ее внешнем спокойном течении он мог сосредоточиться на своей внутренней жизни. В письме к Василию Великому он определенно выражается так: «для меня самое важное дело — бездействие». В действительности это бездействие было только внешним и потому мнимым. Он жил богатой внутренней жизнью, скрытой от глаз большинства, которая представляла собой верный путь ко Христу, так как смысл ее был в отречении от всего суетного, земного, а задача—в нравственном самовоспитании и в приготовлении к будущей вечной и идеальной жизни. Поэтому понятны его равнодушие и даже нежелание применить свое блестящее образование и выдающиеся дарования к жизни. Жители его родного города Назианза, зная его блестящие ораторские способности, предлагают ему стать учителем риторики, и он отказывается. В нем таятся великие дарования учителя церкви, но он, боясь связать себя обязательствами, которые отвлекли бы его от созерцательной жизни, отказывается от пре-свитерства, и отец, против его воли, посвящает его в этот сан. Это событие настолько смутило его душевный покой, что он бежал в Понт, в монастырь своего друга Василия, чтобы там в уединении найти душевное спокойствие и равновесие. Лишь настоятельные требования отца вернули его к месту его служения. Против своей воли получил он посвящение от Василия Великого в епископы г. Сасима, и в этом случае, чтобы вернуть душевный мир, он также принужден был удалиться в Понт и только по настоятельной просьбе отца возвратился в Назианз и помогал ему управлять церковью. Всякое соприкосновение с жизнью было для него соприкосновением с человеческими слабостями и пороками — ложью, клеветой, завистью, недоброжелательством и т. д. Отсюда — те чувства усталости и
Жизнь и труды Св. Григория Богослова у
разочарования, которые овладевали им всякий раз, когда он принужден был оставить свое уединение и выступить в роли деятеля. Перед его взором всегда восставали тогда две жизни — одна совершенная, по заветам Христа и во Христе, другая — та, которую ведет большинство людей и которая далека от евангельского идеала, и он всегда отдавал предпочтение первой. «Уединюсь к Богу, — пишет он Воспорсию, епископу Колонийскому, — Который один чист и не коварен. Углублюсь в себя самого». Поэтически развенчивая земные кумиры человечества — богатство, красоту, славу и т. д., — он приходит к тому заключению, что «одно прекрасно и прочно для человека — взять крест и переселиться отселе». Поэтому для себя Григорий пришел к убеждению, что «прекрасно жить жизнью, чуждой жизни», и это настроение является основным в его жизни, и сообразно с ним он старается вести свой образ жизни. Большую часть своего времени он уделяет уединению и только в силу необходимости оставляет его.
II
В начале 374 г. скончался отец Григория Богослова, скоро после его смерти не стало и его любимой матери. Брат и сестра скончались еще ранее. Освобожден-11ый от обязанностей по отношению к своим родным, к которым он всегда питал чувства глубокой сынов-11ей любви и покорности, Григорий Богослов мог всецело посвятить себя уединению. Но на нем лежали известные обязательства по отношению к Назианзс-кой церкви, так как после смерти отца управление церковью перешло всецело к нему. Пригласив епископов для избрания заместителя отцу, Григорий Богослов удалился в Селевкию, в монастырь Св. Феклы. Его давнишняя мечта осуществилась, и он всецело отдался углубленной, созерцательной жизни. Однако его удаление было не очень продолжительно. 1 января 379 г. скончался его друг Василий Великий, и православна
Григорий Богослов
церковь после этой великой потери должна была почувствовать себя осиротевшей. Единственной опорой ее остался Григорий Богослов, но и тот устранился от участия в ее делах. Великий светильник не мог оставаться долго под спудом. Именно теперь, с кончиной Василия Великого, чувствовалась необходимость в его руководстве. 379-м годом заканчивается второй период его жизни, посвященный уединению и делу любомудрия, и начинается третий — период деятельного и непосредственного участия в управлении церковью. Именно в этом году обратились к нему православные города Константинополя с просьбой взять в свои руки управление паствой этого города. Условия, при которых Григорий Богослов должен был начать здесь свою деятельность, были исключительные. Арианство в IV в. резко разделило христианский мир на две части:
православную и арианствующую. Никейский собор, осудивший арианство, еще определеннее подчеркнул это разделение. Существовали целые области, где сохранилось православие, и области, где, наоборот, процветало арианство. К первым следует отнести Александрию и вообще Египет. Церковь Александрийская единодушно исповедовала Никейский символ веры и была оплотом православия. Не менее ревностной защитницей православия была и другая восточная церковь — Иерусалимская, или Палестинская. Наконец, последней страной, в которой Никейское исповедание сохранялось во всей его чистоте, был Иллирик (Македония, Ахаия,Дакия). Что же касается остального Востока, то в нем преимущество оставалось за арианством. Во власти ариан, таким образом, находились страны Сирии, Фракии, Азии и Понта. Центральным пунктом, где сосредоточилось арианство, была Антиохия Сирийская. Рядом с Антиохией — по влиянию ариан — стоял Константинополь, который как столица скоро приобрел важное значение в церковных делах. Григорий Богослов называл его «оком Вселенной, городом могущественнейшим на суше и на море, соединитель-Жизнь и труды Св. Григория Богослова 9
11ым узлом востока и запада, куда отовсюду стекались и откуда, как с общего форума, исходило все важнейшее в вере». И вот такой важнейший центр в христианском мире сделался добычей арианства. Здешние епископы Евсевий, Македонии, Евдоксий, Демофил явились врагами православия, а его безупречные исповедники, как, например, Маркелл Анкирский, были объявлены в Константинополе врагами веры. Члены православной церкви составляли угнетенное и незначительное меньшинство. Достаточно сказать, что ко времени прибытия сюда Григория Богослова не было ни одного православного храма. Григорий Богослов принял сделанное ему предложение и около Пасхи 379г. прибыл в Константинополь. Поселившись в доме одного своего родственника, он превратил одну из комнат этого дома в церковь в честь Воскресения Христова (Анастасия), и она оказалась вполне достаточной, чтобы вместить всю тогдашнюю православную общину столицы. Григорий весь отдался делу возрождения здесь православия и силой своего красноречия привлек к себе многочисленных сторонников. В деле устройства порядка в церкви он проявил массу энергии и самоотверженности. Его проповедь и деятельность создали ему обширный круг врагов, которые, ослепленные своей ненавистью к нему, не раз совершали покушения на его жизнь. Но Григорий проявил ко всем этим враждебным нападкам против него такую твердость воли и стойкость духа, которые по справедливости дали ему название «исповедника». По его образному выражению, в него «металось столько камней, сколько другому приходится принять роз». Положение православной церкви в Константинополе мало-помалу упрочивалось, и своим возрождением она была обязана исключительно обаянию светлой личности Григория Богослова: его добродетельная жизнь, доброта и глубокое благочестие завоевывали сердца людей и обезоруживали его врагов. Его значение и авторитет были настолько высоки, что такие люди, как блаженный
10
Григорий Богослов
Иероним, пользовавшийся в то время уже широкой известностью, приходили к нему, чтобы посидеть около его ног и оказать все знаки любви, преданности и уважения. Чтобы упрочить еще более положение православной церкви, Григорий Богослов вместе с тем устанавливает отношения с александрийской церковью, которая была, как выше сказано, оплотом православия. Он с радостью встречает духовенство и епископов из Египта, прибывающих в Константинополь, и посвящает им похвальное слово. «Скажу приветствие пришедшим из Египта, — говорит он. — Ибо от вас пронеслось слово (1 Сол. 1,8) ко всем людям, здравоисповедуемое и проповедуемое; вы лучшие плододелатели из всех, особенно ныне правоверующих. Посему, — заключает, — объемлю и приветствую тебя лучший из народов, народ христолюбивейший, пламенеющий благочестием». Но близкие связи Григория с александрийцами расстроились после того, как они устроили поистине дурное дело. Один из александрийцев, нашедших приют и поддержку у него, был некто Максим (циник), один из искателей приключений из среды духовенства. Свое нравственное убожество он прикрывал лицемерием благочестия и показной философией. В Константинополь его привели голод и жажда славы. Григорий Богослов вполне доверился этому обманщику и сделал его даже своим другом. Григорий ожидал от него на первых порах только добра для своей церкви. Он посвящает Максиму слово, в котором называет его поборником правды, «христианином более всех». Можно ли упрекнуть Григория в излишней доверчивости и даже некотором легкомыслии? Ведь этот александриец был в дружеских отношениях до этого времени и с Афанасием Великим, и с Василием Великим, И тот, и другой состояли с ним в переписке, причем последний искренно верил в его благочестие. Войдя в доверие к Григорию, Максим стал стремиться к тому, чтобы свергнуть Григория с епископской кафедры и занять его место. В выполнении этого плана приняли самое дея-
Жизнь и труды Св. Григория Богослова Ц
тельное участие епископы Египта, руководимые Александрийским епископом Петром. Для этой цели они прибыли в Константинополь, ночью тайно проникли в кафедральную церковь Григория и начали обряд посвящения, который им удалось окончить уже на частной квартире. Хотя Максим и был возведен ими в сан епископа, но Григория им свергнуть не удалось, так как и народ, и император Феодосии были на его стороне. Это событие настолько сильно повлияло на Григория, что он намеревался оставить кафедру. О своем желании он сообщил собравшемуся в церкви народу вод-ной из своих проповедей. Его слова были встречены рыданиями, и по церкви пронесся вопль: «если ты изгонишь тебя самого, ты изгонишь учение о Троице из Константинополя». Эти слова были самой лучшей и самой верной характеристикой церковной деятельности Григория. Он остался и с новой энергией отдался своему делу. Для обеспечения полного торжества православной церкви оставался еще один шаг — призна-i ше ее господствующей верой, так как благодаря предшественникам Феодосия полуарианину Констанцию и арианину Валенту ее государственное значение было сильно уронено. Феодосии своим указом, данным из Фессалоник, объявил, что отселе православная вера должна быть верой всей империи, а затем 24 декабря 380 г. лично прибыл в Константинополь и предложил арианскому епископу Демофилу или принять православный догмат, или отречься от епископской кафедры. С падением Демофила Григорий Богослов являлся единственным кандидатом на кафедру православного Константинопольского архиепископа. И народ, и им-] юратор желали видеть на ней лишь Григория, однако | к )следний, со свойственной ему скромностью, откло-11ил высокое предложение, заявив, что если непременно) i гужно ему быть, то он готов принять этот сан только по избранию епископов собора — единственно к;| 1 юническим образом. Теперь, с восстановлением по-,'к >жения православной церкви, Григорий, несмотря на
12
Григорий Богослов
свой отказ от звания архиепископа, явился главным ее руководителем. Ему возвращены были все церкви, которые раньше ариане отняли у православных, в его же ведении находились все церковные имущества и доходы. Не щадя в своих проповедях лжеучения ариан, он, однако, одержав над ними победу, проявил к ним удивительную снисходительность и кротость и не ответил им тем преследованием, которое они совершали по отношению к православной церкви. Император Феодосии, чтобы еще более обеспечить духовное единство, созвал большой собор восточных епис-копств, который носит название второго вселенского Константинопольского собора. Председателем собора был избран благочестивый и кроткий Мелетий, которого папа Дамас не признавал в качестве епископа Антиохии. Одним из постановлений этого собора Григорий назначался на архиепископскую кафедру Константинополя. Однако на этой кафедре Григорий пробыл всего несколько недель. Во время собора умер Мелетий и унес с собой в гроб тот мир, который он умел водворять на соборе. После его смерти председателем сделался Григорий. На соборе были лица неодинакового образа мыслей с Григорием, которых сдерживал лишь авторитет Мелетия. Григорий со своими александрийскими симпатиями оставался одиноким на соборе, так что собор и он скоро обнаружили взаимное непонимание по первому же крупному вопросу — о преемнике Мелетия. Григорий настаивал на кандидатуре Павлина, собор остановил свой выбор на пресвитере Флавиане. С прибытием запоздавших египетских и македонианских епископов дело пошло еще хуже. Григорий не мог вполне доверчиво отнестись к египетским епископам после их участия в посвящении Максима, а те и другие были недовольны Григорием за то, что собор предпринял ряд постановлений, не дождавшись их прибытия. Мало того, эти епископы возбудили даже вопрос о незаконности избрания Григория Богослова на архиепископскую кафедру и внесли еще
Жизнь и труды Св. Григория Богослова 13
большую смуту в дела собора. Григорий, не желая служить причиной раздора, добровольно отказался от архиепископской кафедры и в июне 381 г. удалился в На-.чианз. Здесь он нашел церковь в руках апполинаристов. Несмотря на все огорчения, которые доставил ему собор, и на свое крайнее утомление, Григорий взял на себя управление ею, пока в 383 г. не был избран по его указанию епископом Назианза Евлалий. После его избрания Григорий Богослов совершенно отстранился от участия в управлении церковью, решив остаток дней своих посвятить уединению. Его деятельность на Константинопольском соборе с особенной отчетливостью подчеркнула его неприспособленность к практической деятельности, где нужно не столько управлять, сколько ладить с людьми, часто поступаясь своими убеждениями. Его заместитель на соборе и на кафедре — Нектарий, уступавший Григорию во всех отношениях, сумел сохранить за собой председательство и довести дело до благополучного конца. Между прочим, одним из постановлений этого собора как бы косвенно была подчеркнута та великая услуга, которая была оказана Григорием православной церкви в Константинополе.
I la одном из заседаний этого собора было постановлено, чтобы Константинопольская церковь, по важности ее значения, занимала второе место после церкви Римской, и этому своему возвышению она обязана исключительно трудам Григория Богослова.
III
IV век, в котором протекала жизнь Григория Богослова и совершалась его как церковная, так и главным < >бразом литературно-богословская деятельность, отмечен не только появлением различных ересей, начиная с арианства, но, что еще важнее, зарождением нового
II а правления богословской мысли. Исповедники веры 11[ )смен гонений, жившие и в Р/ в., сохранили непосред-> гвснность веры и чистоту религиозного чувства. Они ш-рили как учила церковь, и вера их была проста и ис-
14
Григорий Богослов
кренна. Они были врагами новшеств и являлись консервативным элементом в церкви. Но параллельно с этим церковным направлением в IV в. появляется и иное течение, представители которого хотели подчинить вопросы веры разуму. Очень высоко ставя религиозное знание, они не придавали надлежащего значения вере. Забывая об ограниченности разума, они полагали, что можно и рассудком, без помощи непосредственной веры, постичь Божество. Опасность этого направления обнаружилась в самом же начале IV в. Лжеучение Ария о Втором Лице Св. Троицы, распространившееся уже в 20-х годах его, являлось именно результатом стремления постичь разумом и истолковать Божество Сына Божия.
Хранители истинной веры и преданий церковных, св. отцы церкви не могли относиться равнодушно к нецерковному направлению, которое проповедовалось арианством под видом наилучшего исследования веры — чтобы, как хвастливо говорили ариане, «все было верно рассказано и исследовано», и в лице Григория Богослова и в его творениях церковь имела ревностного защитника веры, попираемой маловерием и свободомыслием. Историческое значение его литературной деятельности очень велико.
Обладая тонким, полным меткости и сарказма языком, он вскрывает несостоятельность арианского убеждения в могуществе разума и в необходимости все согласовать, для блага будто бы самой церкви с его велениями. Вот краткое определение различия в отношении к вере между православными и арианствую-щими, которое вкладывает Григорий Богослов в уста арианствующих: «У нас (ариан) учение наподобие хамелеонов или полипов, принимающих непрестанно новый цвет, а ты (Григорий) — приставшая к одному месту наковальня, как будто всегда одна (и та же) вера, что так слишком стесняет догмат истины, ступая все по одной скучной стезе слова». И действительно, страсть к новизне, к оригинальным мыслям по серьезным и глу-
Жизнь и труды Св. Григория Богослова
15
боким вопросам религии составляет отличительную особенность арианствующих. Григорий Богослов ставит веру выше требований разума в области религии. В ней есть такие вопросы, которые недоступны холодному умствованию и которые легче всего постигаются путем искренней и глубокой веры. Он говорит: «Не скажу: будь смел, напротив, страшись касаться предметов высших, превосходящих твои силы». При исследовании вопросов в религиозной области, по Григорию Богослову, следует всегда различать, «что должно предоставлять одной вере и что разуму». В ярких красках изображает он противоположность между ограниченностью нашего ума и предметом его постижения — непознаваемым Божеством. «Мы как бы строим что-то огромное малым орудием, когда человеческой мудростью ловим ведение сущего, когда к предметам сверхчувственным приступаем со своими чувствами, которые заставляют нас кружить и обманываться, и не можем неприкосновенным умом подойти сколько-нибудь ближе к истине».
По его мнению, «обнять мыслью столь великий предмет совершенно не имеют ни сил, ни средств не то что люди, оцепеневшие и преклоненные долу, но даже весьма возвышенные и боголюбивые». Поэтому понятно, что рассуждение о предметах веры может быть делом только избранных, отмеченных Богом деятелей церкви. Бог только Моисею велел вступить в крут облака и беседовать с ним, Иисус Христос открыл свое божественное достоинство на Фаворе только избранным апостолам Петру, Иакову и Иоанну. Народ — младенец и вере, и ему необходимо лишь пастырское наставление в истинах веры. Григорий отдает предпочтение христианину, просто верующему, перед тем, который слишком полагается в деле религии на разум. «Скудный н слове и знании, — говорит он, — опирающийся на i гростые речения и спасающийся на них, как на малой : i эдье, выше борзого на язык глупца, который с невежеством доверяет разумным доказательствам».
16
Григорий Богослов
Указав на невозможность полного постижения Бога, в Его существе, как стоящего выше всяких определений и представлений, Григорий Богослов дает ряд ценных указаний для познания Бога, поскольку Его деятельность проявляется в мире. Эти указания являются необходимым предостережением всем дерзновенно рассуждающим о непостижимых тайнах Божества. Собственный богатый опыт размышлений в уединении, отречения от всего земного и наложения на себя обета молчания, одним словом — опыт того религиозного углубления, который он часто обозначает одним словом — любомудрие, должен был убедить его, что познание божественных проявлений в мире успешно достигается лишь: 1) когда человек, подавив в себе все чувственные влечения, дает перевес своему духу над плотью, потому что человеческое тело является препятствием, отдаляющим нас от Бога; 2) когда человек всецело предается размышлениям о Боге, для чего необходимо прежде всего отречение от мирских забот, и 3) когда человек не ограничивает поле своего духовного наблюдения какой-нибудь одной областью, в которой проявляются все непостижимые силы Бога. Короче, разница в воззрениях на постижение Божества между Григорием Богословом, как учителем и представителем древней православной церкви, и арианствующими, как представителями нового, рационалистического, направления в делах веры, определяется следующим сравнением: по Григорию Богослову, Бог — тот непостижимый идеал, стремясь к Которому разум человеческий совершенствуется и очищается. Арианствующие, полагая, что разум человеческий способен постигнуть Божество, низводили Его на степень земного.
Это — с одной стороны. С другой же стороны, арианство исказило учение о Лицах Св. Троицы, а потому Григорий Богослов в опровержение их лжеучения дает законченное догматическое учение о Лицах Св. Троицы. Историческое значение этой его работы очень велико как по глубине богословских мыслей, содержащихся в
Жизнь и труды Св. Григория Богослова \J
ней, так и по тому влиянию, которое она производила на современников.
Изложением православного учения о Лицах Св. Троицы определяется одна, и самая важнейшая, сторона богословской деятельности Григория Богослова. Он является одним из основателейдогматического богословия, так как в его творениях с исчерпывающей полнотой, глубиной и ясностью дано православное учение о Лицах Св. Троицы. В догматическом отношении особенно важными являются: 1) «Пять слов о богословии», названные так самим проповедником; за них церковь дала ему прозвание «Богослова», 2) «О поставлении епископов и о догмате Св. Троицы», 3) «О соблюдении доброго порядка в собеседовании о Боге».
Всего же Григорием Богословом написано 45 Слов. Его Слова пользовались у современников большим успехом. Из них следует отметить особенно следующие, представляющие большой исторический интерес:
1) «Слово в защиту по поводу бегства в Понт после посвящения в пресвитера», в котором говорится о высоте и трудности пастырского служения; 2) два обличительных Слова против Юлиана, имеющие полемический характер; 3) похвальные Слова в честь Василия Великого, Григория Старшего и Кесария.
Григорий Богослов известен как поэт. Одаренный чуткой, нежной душой, он умел в красивых и сильных образах передавать сложные душевные переживания, любил и понимал природу.
Его стихотворения проникнуты истинно христианским направлением. Любовь к Христу и стремление к Нему — вот основной мотив его стихотворений. Многие из светских писателей пользовались ими для своих стихотворных переложений.
Наконец, Григорием Богословом оставлены 243 письма, представляющие богатый исторический материал. Письма эти самого разнообразного содержания. Часть их, как, например, к пресвитеру Кледонию и патриарху Нектарию, написанные в обличение.Аняолйна-
18
Григорий Богослов
рия, представляют большой догматический интерес. В других Григорий Богослов преподает вопрошающим его христианские наставления и советы. Эти письма — поучительного характера и, как таковые, сохраняют свою ценность и для нас. Наконец, многие из писем содержат ходатайства к сильным мира сего за нуждающихся и угнетенных.
В одном из своих писем к Василию Великому Григорий Богослов называет его учителем догматов и руководителем жизни. В такой же мере применимы эти определения и к Григорию Богослову. В своих творениях он является авторитетным истолкователем православных догматов, мнение которого очень высоко ценится современниками. В церковной жизни, несмотря на свое нерасположение к деятельности и старательное уклонение от нее, он все-таки невольно принимает деятельное участие. Случалось всегда так, что все большие волнения церковной жизни неотразимо направлялись к нему, как центру, и искали в нем своего разрешения. Таким образом, против воли, в силу необходимости, он выступает в роли успокоителя волнений и устроителя церковного порядка. Ему приходится улаживать ссору отца с паствой из-за неосторожно подписанного последним арианского символа веры. Он же выступает примирителем между Евсевием, епископом Кесарийским, и его помощником — пресвитером Василием, своим другом и будущим святителем православной церкви. Он оказывает влияние на епископов при выборе епископа на освободившуюся Кесарийс-кую кафедру и благодаря его влиянию и его отца ее занимает Василий. В тяжелое для Василия Великого время борьбы его с Анфимом Василий прибегает к его помощи и насильственно посвящает его в епископы г. Сасима, центральный боевой пункт, отделявший епископат Василия от епископата Анфима. Когда православие, теснимое арианством, почти начало исчезать в Константинополе, православные этого города обратились к Григорию же Богослову. Руководящая роль при-
Жизнь и труды Св. Григория Богослова
19
11адлежала ему и на втором вселенском Константинопольском соборе, хотя он впоследствии принужден был в силу сложившихся обстоятельств оставить его. Поив тиши уединения Григорий Богослов никогда не порывает связи с церковью: в важных вопросах все прислушиваются к его голосу, с ним постоянно советуется его друг Василий Великий, в переписке с ним состоят видные епископы православной церкви.
Как проповедник Григорий Богослов производил на слушателей неотразимое, захватывающее впечатление. Силой только своего слова он вернул Константи-| к шольской православной церкви ее первенствующее место. С каждой проповедью таяло число расположен-11 ых к арианству и создавало среди последних то на-< ч роение озлобления и враждебности, которое выразилось затем в открытых покушениях на его жизнь. И это тем более замечательно, что в отношении к своим 11ротивникам Григорий Богослов был всегда снисходителен и терпим. Чувство мести всегда было чуждо его благородной душе. Сделавшись в Константинополе хозяином положения, он не притесняет ариан и не < )'i бираетуних захваченного ими раньше церковного
II мущества. Вообще к еретикам и инакомыслящим он проявлял широкую терпимость. «Тайна спасения, — говорит он, — для желающих, а не для насилуемых». Как человек Григорий Богослов был истинный христианин. За всю свою земную жизнь он никого не обидел, никому не причинил зла. Любящий покорный сын, (;i моотверженный и преданный друг Василия Великого, ходатай за бедных и угнетенных — таким является ' in в жизни.
Заботы о церкви всегда снедали его, и там, где он ы 1 дел ее благо, он поступался своими личными жела-
III тми, забывал о самом себе. Настроения в церковной
-к I пни часто расстраивали его и приводили в отчаяние.
• 11,еркви без пастырей, — писал к Евдокию Ритору, — д< трое гибнет; злое вокруг; надобно плыть ночью, ниг-;i,( I ie светят путеводные огни, Христос спит».
20
Григорий Богослов
Но он верил в конечную победу православной церкви над всеми ее врагами. «Очень знаю, — пишет он в другом своем письме, — что недолго пошипят, потом спрячутся, низложенные истиной и временем». Умер Григорий в начале 380 г. Все, что он имел, он оставил Назианзской церкви в помощь бедным. Церковь причислила его к лику святых. Память его празднуется 2 5 января.
Слово 1
ПА ПАСХУ И О СВОЕМ ПРОМЕДЛЕНИИ
Воскресения день — благоприятное начало. Просветимся торжеством и обнимем друг друга. Скажем: братья, и ненавидящим нас (Ис. 66, 5), особенно тем, которые из любви что-нибудь сделали или потерпели. Уступим все Воскресению; простим друг друга: и я (упомяну об этом теперь), подвергшийся доброму принуждению, и вы, употребившие доброе принуждение; хотя несколько и сетуете на меня за задержку. Может быть, перед Богом оно лучше и драгоценнее, нежели поспешность других. Хорошо и уклоняться несколько от призвания Божия, как в древности поступил Моисей, а после Иеремия; хорошо и поспешать с готовностью на глас Зовущего, как Аарон и Исаия, только бы то и другое было по благочестию, — одно по причине собственной немощи, а другое по надежде на силу Зовущего. В день таинства помазан я; в день таинства удалился ненадолго, чтобы испытать самого себя; в день таинства и возвращаюсь2, избрав этот день добрым
' Слово это произнесено по следующему случаю. Когда св. Григорий против воли был поставлен в пресвитеры, с назначением вспомоществования в управлении назианзской паствой епископу, престарелому отцу его; тогда Св. Григорий, по чувству смирения и потому, что в новом назначении видел препятствие своему стремлению кжизни созерцательной, удалился было в Понт, однако, немного спустя, в самый день Пасхи, он возвратился в Назианз и произнес настоящее слово.
2 Под днем таинства, или, как в подлиннике, под словом таинство, имеется в виду в первом случае праздник Рождества Христова, во втором — праздник Богоявления, в последнем — Пасха.
22
Григорий Богослов
попечителем моей боязливости и немощи, дабы Воскресший ныне из мертвых и меня обновил Духом, и, облекши в нового человека, для новой твари, для рождаемых по Богу, сделал добрым образователем и учителем, который со Христом и умирает охотно и воскресает.
Вчера заклан был Агнец, помазаны двери, Египет оплакивал первенцев; мимо нас прошел погубляющий, печать для него страшна и досточтима, и мы ограждены драгоценной кровью: ныне мы чисто убежали из Египта, от жестокого властителя фараона и немилосердных надсмотрщиков, освободились от работы над глиной и кирпичами, и никто не воспрепятствует нам праздновать Господу Богу нашему праздник исшествия, — и праздновать не со старой закваской, не с закваской порока илукавства, но с опресноками чистоты и истины (1 Кор. 5,8), не принося с собой египетской закваски безбожной. Вчера я распинался со Христом, ныне прославляются с Ним; вчера умирал с Ним, ныне оживаю;
вчера погребался с Ним, ныне воскресаю.
Принесем же дары Пострадавшему за нас и Воскресшему. Может быть, вы думаете, что я говорю о золоте, или о серебре, или о тканях, или о прозрачных и драгоценных камнях. Это — вещество земное, преходящее и на земле остающееся, которого всегда больше имеют злые — рабы дольнего, рабы миродержателя. Нет, принесем самих себя — стяжание самое драгоценное перед Богом и Ему наиболее свойственное, воздадим Образу сотворенное по образу, познаем свое достоинство, почтим Первообраз, уразумеем силу таинства' и то, за кого Христос умер. Уподобимся Христу; ибо и Христос уподобился нам: сделаемся богами ради Его; ибо и Он стал человеком для нас. Он восприял худшее, чтобы дать лучшее; обнищал, чтобы нам обогатиться Его нищетой;
принял образ раба, чтобы нам получить свободу; снизошел, чтобы нам вознестись; был искушен, чтобы нам
' Настоящего праздника.
Слово 1
23
победить; претерпел бесславие, чтобы нас прославить;
умер, чтобы спасти; вознесся, чтобы привлечь к Себе долу лежащих в греховном падении. Пусть кто все отдаст, все принесет в дар Богу, Который предал Себя за нас в цену искупления: ничего не принесет он равного тому, как если представить Ему самого себя, понимающего силу таинства и сделавшегося всем для Христа, как Он для нас.
Сей' Пастырь добрый, полагающий душу за овец, вам, как видите, плодоприносит Пастыря. Ибо на это надеется он и желает, и просит от вас, пасомых им2. Он дает вам себя сугубо вместо одного, и жезл старости делает жезлом духа; к неодушевленному храму присовокупляет одушевленный3, к храму прекрасному и не-бовидному — другой, который, как бы ни был скуден и мал, но для него, без сомнения, весьма дорог, и совершен им с великими усилиями и трудами, и (о если бы можно было сказать!) достоин трудов его. Все свое предлагает он вам, — какое великодушие, или, справедливее сказать, какое чадолюбие! Предлагает седину и юность, храм и Архиерея, завещателя и наследника, предлагает слова4, которых вы желали, и слова не пустые, теряющиеся в воздухе и не проникающие далее слуха, но которые пишет Дух, не чернилами, но благодатью, запечатлевает на скрижалях, каменных или плотью облеченных, — слова, не слегка на поверхности начертываемые и легко стираемые, но глубоко врезывающиеся. Вот что приносит вам этот досточтимый Авраам, Патриарх, честная и достоуважаемая глава, вместилище всех доблестей, образец добродетели, совершенство священства, приносящий ныне добро-
' Отец св. Григория.
2 Здесь подразумевается желание отца св. Григория, чтобы этот последний был его преемником.
3 Под неодушевленным храмом подразумевается храм, созданный отцом св. Григория; под одушевленным — сам Григорий.
4 Здесь подразумеваются слова св. Григория Богослова.
24
Григорий Богослов
вольную жертву Господу, — своего единородного, рожденного по обетованию.
А вы, как дар и плод, принесите Богу и нам расположение — быть доброй паствой, вселяясь на злачные пажити и воспитываясь на воде упокоения (Пс. 22, 1. 2). Хорошо зная Пастыря и будучи им знаемы, идите за тем, кто зовет пастырски и свободно, через дверь, а не следуйте чужому, перескакивающему через ограду, разбойнически и коварно. Не слушайте чужого голоса, уводящего от истины и расточающего по горам, по пустыням, по дебрям, по местам, которых не посещает Господь, — голоса, отводящего от здравой веры в Отца, и Сына и Святого Духа, во единое Божество и силу; веры, вещанию которой всегда внимали и да внимают всегда мои овцы; не слушайте голоса, ^который нечистыми и поврежденными словами отторгает и увлекает от истинного и первого Пастыря. Далече от всего того, как от зелия чарующего и смертоносного, да дарует Он всем нам, — и пастырям и стаду, и питаться и питать, и всем ныне и в вечном упокоении быть едино во Христе Иисусе. Ему слава и держава вовеки. Аминь.
Слово 2
К ПРИЗВАВШИМ ВНАЧАЛЕ, НО НЕ ВСТРЕТИВШИМ СВ. ГРИГОРИЯ, КОГДА ОН СТАЛ ПРЕСВИТЕРОМ
Что не спешите к нашему слову, о друзья и братья, некогда столь скорые для того, чтобы принудить меня и извлечь из моей твердыни, то есть из пустыни, которую я возлюбил больше всего, которую я преимущественно чтил и избрал себе руководительницей всей жизни, как содейственницу и матерь божественного восхождения, делающую причастным Божьей благодати? Для чего тем, что желали получить, пренебрегаете по получении? Для чего, по-видимому, лучше умеете желать нас, когда нас нет, нежели пользоваться нами, когда мы с вами, как будто вы хотели только ов-
Слово 2
25
ладеть нашим любомудрием, а не извлекать из него пользу себе? Или же, прилично мне сказать и это: вы пресыщены (Ис. 1, 11), и притом — странное дело! — прежде нежели вы нас вкусили и испытали. Даже, как странника, вы не ввели меня, или, скажу сострадательнее, не введены и вы со мной; для чего, если не другое что, то заповедь уважить надлежало. Как начинающему не дали вы мне руководства, как боязливого не ободрили меня, как потерпевшего насилие не утешили;
напротив, — не хотел бы сказать, однако скажу, — и праздник не в праздник вы мне сделали; не с добрым предвестием вы меня приняли и торжество растворили печалью; потому что недоставало при нем самого важного для удовольствия, — недоставало вас, моих победителей, — несправедливо было бы сказать: любителей. Так легко пренебрегают всем, что легко побеждают; раболепно чтится высокое, и бесчестится смиряющееся перед Богом. Чего вы хотите? Судиться ли мне с вами, или стать судьею? Произнести ли приговор, или подвергнуть себя приговору? Ибо надеюсь, что и судимый одержу верх, и произнося суд, праведно вас осужу. Вина ваша в том, что вы не равной мерой воздаете за мою любовь; не отдаете чести моему послушанию, и нынешнего усердия не представляете в поруку за будущее, тогда как и при этом усердии едва ли бы можно было положиться на будущее, потому что у всякого больше горячности вначале. Напротив, каждый из вас предпочитает что-нибудь и старому, и новому своему пастырю, не уважая седин и не ободряя юности.
Великолепна изображаемая в Евангелии вечеря (Матф. 22, 2 и след.), угощающий ласков, там — и друзья, и самое приятное пиршество, это — брак Сына. Но Царь созывает, а гости не приходят. Он гневается, и, — умалчиваю о том, что было дальше, как о предвещающем грозное, но скажу, что легче выговорить, — Царь i (аполняет пиршество другими. Не желаю вам этого, но ны поступили со мной (могу ли говорить кротко?) — и тех высокомернее и дерзостнее, потому что они, буду-
26
Григорий Богослов
чи званы, отреклись от вечери и оскорбили Звавшего; а вы — нечужие, вы — не званные на брак, но сами призвали меня, сами привлекли к этой священной трапезе, сами показали мне великолепие брачного чертога, а потом оставили меня. Таковы ваши великие доблести! Кто на село свое, кто к паре волов новокупленных, кто к новобрачной супруге, кто за чем-либо другим маловажным, — все вы рассеялись и убежали, не заботясь ни о брачном чертоге, ни о Женихе. Это весьма опечалило и привело меня в затруднение, — не умолчу о своих чувствованиях, — я едва не удержал слово, которое хотел принести в брачный дар, как лучшее и драгоценнейшее свое достояние, и едва не обратил слова против вас, возлюбленные; потому что однажды я потерпел от вас насилие, — и мог воспользоваться таким прекрасным случаем; притом язык мой изощряла любовь, которая бывает весьма горяча и неистощима в обвинениях, когда превращается в ревность, оскорбившись неожиданным пренебрежением. Ежели кто из вас был уязвлен любовью и испытал презрение, то он знает силу этой страсти и простит тех, которые подверглись ей, и были близки к такому же безумию.
Впрочем, мне и теперь непозволительно укорять вас, и не желаю, чтобы когда-нибудь было позволено. Может быть, и сказанное мной чрезмерно укоризненно для вас, священное стадо, достохвальные овцы Христовы, Божье достояние, которым богат ты', при всей своей бедности. Мне кажется, что прилично отнести к тебе эти слова Писания: межи пролегли длятебя попрекрас-нымместам, иуделтвон всего приятнее для тебя (Пс. 15, 6). Я не уступлю ни в чем преимущества перед нами самым многолюдным городам, самым обширным из паств;
хотя мы малочисленны в наименьшем колене сынов Израилевых, хотя мы весьма малочисленны в тысячах Иудиных; мы — малый из городов Вифлеем, в котором рождается Христос, и ныне и издревле право познавае-
' Здесь св. Григорий обращается к отцу своему.
( лоно 2
27
MI.II'I ii почитаемый; мы Отца превозносим, Сына почи-г.к-м равным Ему, и Духа Святого прославляем. Мы еди-| и viyiiiHbi, едино мыслим, нимало не оскорбляем Тро-iii],i,i ни приложением, ни отсечением, как худые [ >.к-1 юрядители и мирители Божества, которые унижа-н I г и оскорбляют все, тем самым, что одно почитают »'х vice надлежащего.
Если же хотите чем-нибудь воздать мне, вы — нива M( )я, и и ноград мой, утроба моя, или лучше, этого обще-| < > нашего отца, который благовествованием породил U.K.- но Христе, то окажите уважение и мне, как требует того справедливость; потому что я предпочел вас всему, — в чем свидетели — сами вы и поручившие мне это 11р;жление, или служение. И если возлюбившему больше 11 ()бязаны мы больше: то как измерю любовь, к кото-I )< in я обязал вас моею любовью?
11о большее уважение оказывайте самим себе; почтите вверенный вам образ и Вверившего его, почтите страсти Христовы и надежду будущей жизни. А для этого х [ );i 11ите веру, которую приняли, в которой воспитаны, к< > T( >рой надеетесь сами спастись (1 Кор. 15,1.2) и дру-i их спасти, ибо знаете, что немногие могут похвалиться 1 см же, чем и вы. Благочестие поставляйте не в том, чт< )Г)Ы часто говорить о Боге, но в том, чтобы больше MI >лчать; ибо язык, не управляемый разумом, — помеха w i я i к-сх людей. Всегда держитесь той мысли, что безопас-
I ice слушать, нежели говорить; вожделеннее учиться, не-/м •; 111 учить о Боге; тщательнейшее об этом исследование
II [ к-д< >ставляя строителям слова, сами выказывайте бла-11 г к-стие менее словом, а более делом, и обнаруживайте ii к >i"i< жь свою к Богу более соблюдением заповедей Его, i к -/ксли удивлением к Законодателю; избегайте зла, пре-миспайте в добродетели, духом живите, духом ходите, 11 \ч i ривлекайте ведение; назидайте на основании веры »«•()( рево, сено, солому — вещества слабые, которые лег-к< i могут истребиться, когда дела наши будут судимы i i;i 11 < )чищаемы огнем, — нозлато, серебро и камни дра-.'I <<'/ 1иые(\ Кор.3,16) —вещества твердые и пребыва-
28
Григорий Богослов
ющие. Так поступайте, а тем прославляйте и нас, будете ли с нами, или не будете, нашими ли будете пользоваться словами, или найдете что-нибудь другое предпочтительнее. Будьте чистыми и непорочными чадами Божиими посреди рода лукавого и развращенного; не спутывайтесь сетями нечестивых, окрест ходящих, и не связывайтесь узами своих грехов (Притч. 5,22); Слово Божие да не будет подавлено в вас заботами житейскими, чтобы вам не остаться бесплодными. Но идите царским путем, не уклоняясь ни направо, ни налево, и под руководством Духа шествуйте узким путем, как пространным. Тогда все у нас будет благоуспешно и в настоящей жизни и на будущем испытании во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава вовеки. Аминь.
Слово 3
ГРИГОРИЙ БОГОСЛОВ ОПРАВДЫВАЕТ УДАЛЕНИЕ СВОЕ В ПОНТ ПОСЛЕ РУКОПОЛОЖЕНИЯ В ПРЕСВИТЕРЫ И ВОЗВРАЩЕНИЕ ОТТУДА, А ТАКЖЕ УЧИТ, КАК ВАЖЕН САН СВЯЩЕНСТВА И КАКОВ ДОЛЖЕН БЫТЬ ЕПИСКОП
Я побежден, и признаю над собой победу. Повинуйся Господу и надейся на него (Пс. Зб, 7). Так да начнет слово мое блаженнейший Давид или, лучше сказать, Вещавший в Давиде и еще доныне через него Вещающий! Ибо для начинающего всякое слово и дело самый лучший порядок — и начинать Богом, и оканчивать Богом.
О причине же моего прежнего противления и малодушия, по которому «.удалился и оставался бы (Пс. 54, 8) на немалое время вдали от вас, может быть и желавших моего пребывания у вас, а равно и о причине настоящей моей покорности и перемены, по которой я сам возвратился к вам, пусть всякий говорит и думает по-своему; так как один ненавидит, а другой любит;
иной не извиняет, а другой даже одобряет меня. Людям всего приятнее рассуждать о чужих делах, особливо, если увлекаются или благорасположением, или нена-
Слово 3
29
вистью; в каком случае всего чаще и скрывается от них истина. Но я, отложив стыд, представлю истину и для обеих сторон, то есть, для обвиняющих меня и для за-щищающихусердно, буду правдивым посредником, сам себя в ином обвиняя, а в ином оправдывая. И чтобы слово мое шло в надлежащем порядке, — скажу сперва о том, что было со мной прежде — о моей боязливости. Ибо не могу снести, чтобы мной соблазнялись некоторые из наблюдающих тщательно за всеми моими поступками, правильны ли они, или нет (так как Богу угодно, чтобы и я значил нечто для христиан); а соблазнившихся, если найдутся таковые, излечу этим защитительным словом. Всего лучше — не устраивать другим преткновения или соблазна, не погрешая и даже не давая подозрения, насколько это возможно, и насколько достанет сил ума, потому что знаем, какое 1 [еизбежное и тяжкое наказание определил Неизменный (Тит. 1,2) соблазнившим и единого от малых. Но я подвергся этому, братия, не по неведению и недоразумению, напротив того (похвалюсь, хотя несколько), по другим причинам, а не потому, чтобы презирал Божий законы и повеления.
Как в теле, иное начальствует и как бы председательствует, а иное состоит под начальством и управлением: так и в Церквах (по закону ли справедливости, воздающей по достоинству, или по закону Промысла, все связующего) Бог постановил, чтобы одни, для кого это полезнее, словом и делом направляемые к своему д< )лгу, оставались пасомыми и подначальными; а другие, стоящие выше прочих по добродетели и близости к Богу, были Пастырями и Учителями к совершению 11,сркви, и имели к другим такое же отношение, какое душа к телу и ум к душе, дабы то и другое, недостаточное и избыточное, будучи, подобно телесным членам i < )сдинено и сопряжено в один состав, совокуплено и i вязано союзом Духа, представляло одно тело, совер-11 ic-i inoe и истинно достойное самого Христа — нашей 1 л.1 вы. Поэтому не думаю, чтобы безначалие и беспо-
30
Григорий Богослов
рядок были полезнее порядка и начальства, как для всего прочего, так и для людей; напротив, всего менее полезны они людям, которым угрожает опасность в важнейшем. Для них, если не исполнят первого требования разума, чтобы не грешить, важно второе, чтобы согрешившие возвращаемы были на истинный путь. А поскольку хорошо и справедливо — быть начальниками и подначальными, то, по моему мнению, равно худо и в одинаковой мере противно порядку как всем желать начальства, так и никому не принимать его на себя. Когда бы все стали избегать этого начальствования или, правильнее назвать, служения; тогда бы прекрасной полноте Церкви недоставало бы значительнейшего, и она не была бы уже прекрасной. Притом, где и кем совершалось бы у нас таинственное и горе возводящее Богослужение, которое у нас всего превосходнее и досточтимее, если бы не было ни Царя, ни Князя, ни Священства, ни Жертвы (Осии 5,4), ни всего того, чего, как важнейшего, были лишены непокорные издревле в наказание за великие преступления? С другой стороны, нимало не странно и не вне порядка, что многие богомудрые из подначальных восходят на степень начальника; это — не вопреки правилам, какие предписывает любомудрие, и не предосудительно; равно как и то, что искусному корабельщику дают управлять корабельным носом, а тому, кто, управляя носом, умеет наблюдать ветры, доверяют кормило; или (если угодно еще) — мужественный воин делается начальником отряда, а хорошему начальнику отряда поручается все войско и распоряжение всеми военными делами.
И я не степени сана устыдился, желая высшей, что, может быть, подумает иной из людей ни к чему не годных и злых, которые судят о других по собственным своим страстям. Я не так мало понимаю и Божие величие и человеческую низость, чтобы для всякого сотворенного естества не признавать великим делом — хотя сколько-нибудь приближаться к Богу, Который един
Слово 3
31
всего светозарнее, всего славнее и превосходит чистотой всякую вещественную и невещественную природу.
Итак, что же со мной произошло? Какая была причина моего непослушания? Многим казалось, что я был тогда сам не в себе, сделался совершенно иным человеком, а не каким меня знали, противился и упорствовал больше, нежели сколько было позволительно. Поэтому выслушайте тому причины вы, которым давно желательно их знать.
Особенно поражен я был неожиданностью, подобно человеку, поражаемому внезапным громом, не собрался с мыслями; и потому преступил скромность, к которой приучал себя всю жизнь. Потом овладела мной какая-то привязанность ко благу безмолвия и уединения. Любя его с самого начала, насколько едва ли любил кто другой из занимающихся науками, в важнейших и опаснейших для меня обстоятельствах дав Богу обет безмолвной жизни, даже коснувшись уже ее, как находившийся в преддверии, и по изведании воспылавший большим желанием, я не вынес принуждения, не /(опустил ввергнуть себя в мятежи и насильно отвлечь от такой жизни, как бы от священного убежища. Мне казалось, что всего лучше, замкнув как бы чувства, отре-i пившись от плоти и мира, погрузившись в самого себя, псз крайней нужды не касаясь ни до чего человеческого, беседуя с самим собой и с Богом, жить превыше видимого и носить в себе божественные образы, всегда чистые и несмешанные с земными и обманчивыми | [апечатлениями, быть и непрестанно делаться истин-| ю чистым зеркалом Бога и божественного, приобре-| •;пъ ко свету свет — к менее ясному лучезарнейший, пожинать уже упованием блага будущего века, жить имеете с ангелами и, находясь еще на земле, оставлять юмлю и быть возносиму Духом горе. Если кто из вас < |бъят этой любовью, то поймет, что говорю, и извинит | о гдашнее состояние моего духа. Но слова мои не убедят, может быть, многих, именно всех тех, кому смеш-1 iiiiM кажется этот род жизни, к которому они все распо-
32
Григорий Богослов
дожены или по собственному неразумию, или потому, что иные проходят его недостойно; подкрепляемые завистью, также злонравием и поползновением многих на худшее, они и хорошее именуют худым, любомудрие называют тщеславием. А от этого непременно грешат в одном из двух — или делают зло, или не верят добру
Сверх этого, произошло со мной еще нечто (открою перед вами всю мою тайну): не знаю, благородно ли это, или нет; однако же, так было. Мне стыдно было за других, которые, будучи ничем не лучше прочих (если еще не хуже), с неумытыми, как говорится, руками, с нечистыми душами берутся за святейшее дело, и прежде нежели сделались достойными приступить к священству, врываются во святилище, теснятся и толкаются вокруг Святой Трапезы, как бы почитая этот сан не образцом добродетели, а средством к пропитанию, не служением, подлежащим ответственности, но начальством, не дающим отчета. И такие люди, скудные благочестием, жалкие в самом блеске своем, едва ли не многочисленнее тех, над кем они начальствуют; так что, с продолжением времени и этого зла, не останется, как думаю, над кем им начальствовать, — когда все будут учить, вместо того чтобы, как говорит Божие обетование, быть наученными Богом (Ис. 54, 13); все станут пророчествовать, и, по древнему сказанию, подревней притче, будет и Саул во пророках(1 Цар. 10,11). Иные пороки, по временам, то усиливались, то прекращались; но ничего никогда, и ныне и прежде, не бывало в таком множестве, в каком ныне у христиан сии постыдные дела и грехи. Но ежели не в наших силах — остановить стремление зла, то, по крайней мере, ненавидеть и стыдиться его есть не последняя степень благочестия.
Но вот последняя причина, которая важнее приведенных; ибо касаюсь уже главнейшего в слове, и не солгу (что было бы и непозволительно рассуждающему о , таком предмете); я не думал, и теперь не думаю, чтобы одно и то же значило — водить стадо овец или волов и
____________________________J_}
управлять человеческими душами. Там достаточно и те л •<), чтобы волы или овцы сделались самыми откормлен 11 ыми и тучными. А в этом случае пасущий их будет выГн [рать места, обильные водой и злаками, перегонять стад;! с одного пастбища на другое, давать им отдых, Поднимать с места и собирать, иных жезлом, а боль-щук )' 1;)сть свирелью. У пастыря овец и волов нет друге-Годе •' I. I. разве иногда придется ему повоевать немного с fttVih'.iMH и присмотреть за больным скотом. Всего же ВАЛМ I ie заботят его дуб, тень, свирели и то, чтобы поле-
•feTi-11.1 прекрасной траве, у студеной воды под ветер-
•М v 11 'оить на время из зелени ложе, иногда со стака-
•|М и руке пропеть любовную песнь, поговорить с 1<<м 111 ши овцами, и из них же, что пожирнее, съесть ^М ii| ч '/(ять. А о добродетели овец или волов никто Hprii ,'i.uic позаботится. Ибо что у них за добродетель?
•~ ) 1111 петухов предпочитал собственномуудоволь-I»I и •лезное для стада? Но человеку, который с тру-'мс< -г быть под начальством, еще, кажется, гораздо Hfi уметь начальствовать над людьми, особен-' и Mi i 'ь такое начальство, каково наше, которое ос-(1»,<1П я на Божием законе и возводит к Богу, — в р< 'м l ICM больше высоты и достоинства, тем боль-Ю< и' )сти даже для имеющего ум. И он, во-первых, I) i о < сребру и золоту обращаясь всюду, во всяком И 11 1ьстве и деле не должен звучать, как поддель-Цг ч 11 ггая монета, не должен нисколько содержать |»сщсства худшего, которое бы требовало силь-Ц' 11 иия. Иначе, тем большее произойдет зло, чем 1Л1.1ИИМ числомлюдей будет он начальствовать;
I)' • i и > порок, распространяющийся во многих, tr 11 .i ice порока, остановившегося на одном. И не F»n 11 кань принимает в себя невыводимую краску |0к i ;с(ци впитывают одна от другой зловоние или |'и и к'. но так быстро разливается в воздухе и из
•« » ющается животным какое-нибудь вредное
•in 11роизводящее заразу и называемое заразой,
•i 111 > -I тыс, в скорейшем обыкновенно времени,
k,~i
34
Григорий Богослов
принимают в себя пороки начальника, и даже пороки гораздо легче, нежели противное пороку — добродетель. В этом порок и берет особенно верх над добродетелью. И я всего более скорблю при мысли, что порок есть дело, удобно возбуждающее к соревнованию и без труда исполняемое, что всего легче сделаться порочным, хотя бы никто нами в том не руководил; напротив, стяжание добродетели есть дело редкое и трудное, хотя бы и многое к ней влекло и побуждало. Эту самую мысль, как думаю, имел и блаженнейший Аггей, когда приведен был к этому чудному и весьма верному изображению: вопросите иереев о законе, говорит он: священное мясо, прикоснувшееся к ризе, к какому-нибудь яству или питью, или сосуду, освятит ли тотчас, что к нему приблизилось? И когда иереи сказали: нет; вопросите еще, говорит: когда что-либо прикоснется к нечистой вещи, не тотчас ли примет в себя скверну? На это они сказали:
примет, и по причине сообщения не будет уже чистым (Агг. 2, 13. 14). Что значит это? То же, что и я говорю. Добродетель не удобоприемлема для человеческой природы, как и огонь для влажного вещества; но большая часть людей готова и способна принимать в себя худое, подобно тростнику, который, из-за сухости своей, легко воспламеняется и сгорает при ветре от искры. Ибо всякий скорее принимает в себя в большей мере малый порок, нежели высокую добродетель в малой мере. Так небольшое количество полыни тотчас сообщает горечь свою меду, а мед и в двойной мере не сообщает полыни своей сладости. Выдерни малый камень: он повлечет за собой всю реку на открытое место; удержать же и преградить ее едва сможет самая твердая плотина,
Итак, первое, чего из сказанного нами бояться должно, есть то, чтобы нам не оказаться худыми живописцами чудной добродетели, особенно же негодным подлинником для других живописцев, может быть, и не худых, но многих, или чтобы нам не подойти под пословицу: беремся лечить других, а сами покрыты струпьями. Во-вторых, если бы кто из нас сохранил себя,
('лово 3
35
l. i же сколько можно более, чистым от всякого греха, то 11 < • я i аю еще, достаточно ли и этого готовящемуся учить д| iv'1'их добродетели. Кому вверено это, тот не только не ;i< >лжен быть порочным (этим гнушаются и многие из i к )дчиненных ему), но должен отличаться добредете -11 >к), по заповеди, повелешющейуклониться от зла и i < чиворитъ благо (Пс. 36,27). Он обязан не только унич-11 i/кать в душе своей худые образы, но и укоренять лучит с, чтобы ему превосходить других добродетелью i >' i;ib[ue, нежели насколько он выше их достоинством. < ) 11 должен не знать даже меры в доброте и в восхожде-111111 к совершенству, почитать не столько прибылью то, ч и > приобретено, сколько потерей то, что не достигну-г >. пройденное же обращать всегда в ступень к высшему, 111 ie высоко думать о себе, если и многих превосходит, i ю признавать уроном, если не соответствует в чем i ;i i ly. Ему должно измерять успехи свои заповедью, а не примером ближних (порочны ли они, или успевают i к ч -к( шько в добродетели), не взвешивать на малых ве-| .i x д< )бродетель, какой обязаны мы Великому, от Кото-
I ч )i (> все и для Которого все, не думать, что всем при-
•II 141 ю одно и то же; так как не у всех один и тот же |г ир;к'т, одни и те же черты лица, не одинакова при-[ ч 'д.1 животных, не одинаковы качества земли, красота
II H( -.' i ичие светил. Напротив, должно почитать пороком || < )i дельном человеке то, что произведено им худого, i.it луживает наказания и строго истязуется самим законом, а в начальнике и предстоятеле даже то, что он не ;с к 11 ir возможного совершенства и не преуспевает не-11 [ ч ч танно в добре; потому что ему надобно превосход-
I i п< >м своей добродетели привлекать народ к порядку, и
II (• i 11лой обуздывать, но доводить до порядка убежде-1111 (• м. Ибо все, что делается недобровольно, кроме того,
• 11 о i) 11 о насильственно и не похвально, еще и не проч-iiii l^,i нужденное подобно растению, насильно согну-п ).му руками, как скоро бывает оставлено на воле, обык-HDIIC-HHO возвращается в прежнее свое положение. 11 .i 111 x УГИВ, что делается по свободному произволению,
36
Григорий Богослов
то, как скрепляемое узами сердечного расположения, и весьма законно и вместе надежно. Поэтому закон наш и сам Законоположник особенно повелевает пасти стадо не принужденно, но охотно (1 Петр. 5,2).
Положим даже, что иной непорочен и взошел на самый верх добродетели: все еще не вижу, каким запасшись знанием, на какую понадеявшись силу, отважится он на такое начальство. Ибо править человеком, самым хитрым и изменчивым животным, по моему мнению, действительно есть искусство из искусств и наука из наук. В чем всякий может удостовериться, если врачевание душ сравнить с врачеванием тел, изведает, насколько трудно последнее, и разберет, насколько наше врачевание еще труднее, а вместе, и предпочтительнее, и по свойству врачуемого, и по силе знания, и по цели врачевания. Одно трудится над телами, над веществом бренным и стремящимся долу, над веществом, которое непременно разрушится и подвергнется своей участи, хотя теперь, с помощью искусства, и преодолеется произошедшее в нем расстройство; ибо тело, уступив природе и не выходя из своих пределов, будет разрушено или болезнью, или временем. А другое печется о душе, которая произошла от Бога и божественна, которая при-частна горнего благородства и к нему поспешает, хотя и соединена с худшим (может быть, и по другим причинам, какие известны единому Богу, соединившему ее с телом, и разве еще тому, кто самим Богом научен таковым тайнам, но насколько мы знаем — я и подобные мне люди) для двух следующих целей. Во-первых, чтобы душа могла наследовать горнюю славу за подвиг и за борьбу с дольним, и, будучи здесь искушена ими, как золото огнем, получила уповаемое в награду за добродетель, а не только как дар Божий. И конечно, в том — верх благости Божией, что добро сделано и нашей собственностью, не только всеяно в нас с естеством, но возделывается также нашим желанием и движениями свободы, преклонной на ту и другую сторону. Во-вторых, чтобы душа могла и худшее, постепенно отреша
( лово 3
37
i > i дебелости, привлекать к себе и возводить горе, что-| и >i она, став руководительницею для служебного веще-(тва и обратив его в сослужебное Богу, была для тела i см же, чем Бог для души.
Вра-гующий тело принимает во внимание место, > лучай, возраст, время года и тому подобное, дает ле-к;| рства, предписывает образ жизни, предостерегает от предного, чтобы прихоти больного не воспрепятство-и;|ли искусству; иногда же, когда и над кем нужно, упот-I к-бляет прижигания, резание и другие, еще более жес-| < жие способы лечения. Хотя все это оказывается очень i рудным и тяжелым, однако же не настолько, как на-|).' i к здать и врачевать нравы, страсти, поведение, свобод -1 к )е желание и все в нас тому подобное, исторгать, что 11риросло к нам зверского и дикого, а на место этого i ни >дить и укоренять все, что есть кроткого и благород-
I к )i'o, устанавливать надлежащее отношение между душой и телом, не позволяя, чтобы лучшее управлялось ХУДШИМ, что было бы величайшей несправедливостью, но низшее по природе подчиняя начальственному и и идычественному, как, без сомнения, требует Божий 1:1 кон, прекрасно установленный для всего творения и 1111димого, и сверхчувственного.
В рассуждении всего перечисленного мной приме-ч.ио еще и то, что охраняемое врачом тело, каково есть но своей природе, таковым и остается, само же собой нимало не злоумышляет и не ухищряется против > | к-дств, употребляемых искусством; напротив, врачеб-i г )с искусство владеет веществом; разве иногда про-и «)йдет какой-либо временный беспорядок от воли i" uibnoro, что, впрочем, нетрудно предотвратить и пре-' ^'ч ь. А в нас мудрование, самолюбие и то, что не умеем
II i ic терпим легко уступать на/i собой победу, служат i к. дичайшим препятствием к добродетели и составляют как бы ополчение против тех, которые подают нам i к )мощь. Сколько надлежало бы прилагать стараний, •in )бы открыть врачующим болезнь, столько употреб-|чсм усилий, чтобы избежать врачевания. Мы храбры
38
Григорий Богослов
против самих себя и искусны во вред своему здоровью. То рабски скрадываем грех, утаивая его в глубине души, как некоторый загноившийся и злокачественный струп, как будто, сокрывши от людей, сокроем и от великого ока и суда Божия; то под различными предлогами извиняем в себе грехи и придумываем оправдания своим страстям; то, заградивши слух, подобно аспиду глухому и затыкающемууши, принимаем все меры, чтобы не слышать голоса заклинателя (Пс. 57,5.6) и не пользоваться врачеванием мудрости, которым исцеляется душевный недуг; то, наконец (как поступают более смелые и храбрые из нас, явно не стыдимся ни греха, ни врачующих грех, идем, как говорится, с открытой головой на всякое беззаконие. Какое расстройство ума! или как еще приличнее назвать такую болезнь! — Кого надлежало бы любить, как благодетелей, гоним от себя, как врагов, не-нз.видяобличающглх в воротах (Агг. 2,15), гнушаясь сло-вом праведным (Амос. 5, 10), и подобно тем, которые, терзая собственную плоть, думают, что терзают ближних, предполагаем нанести тем больший вред своим доброжелателям, чем больше зла сделаем сами себе.
Поэтому-то полагаю, что наше врачебное искусство гораздо труднее, а следовательно, и предпочтительнее искусства врачевать тела; но оно труднее еще и потому, что последнее мало заглядывает вглубь, более же занимается видимым; напротив, все наше врачевание и попечение относится к сокровенному сердца человеку (1 Петр. 3,11), и наша брань — с врагом, внутри нас воюющим и противоборствующим, который, оружием против нас употребляя нас же самих (что всего ужаснее!), предает нас греховной смерти. А для этого нам нужны великая и совершенная вера, в большей мере Божие содействие, но не в малой также, как убежден я, и собственная наша ревность, выражаемая и действительно оказываемая словом и делом, если нужно, чтобы наши души, которые для нас всего предпочтительнее, хорошо были врачуемы, очищаемы и ценимы дороже всего.
Слово 3
39
Что же касается цели того и другого врачевания (нам остается еще сравнить их в этом отношении), то цель (одного — или сохранить здоровье и благосостояние пло-ITI, когда оно есть, или возвратить, когда оно утрачено, — хотя и неизвестно, полезно ли это будет обладающему здоровьем. Ибо и противоположное этомучасто приносило великую пользу, равно как нищета и богатство, слана и бесславие, унижение и знатность, также все, что по природе своей занимает середину, не склоняясь ни на ту, ни на другую сторону, делается лучшим или худшим по употреблению и произволу обладающих. Но цель другого врачевания — окрылить душу, похитить из мира и предать Богу сохранить образ Божий, если цел, поддержать, если — в опасности, обновить, если поврежден, всеяитъХрисгпа в сердца (Еф. 3,17) Духом; сказать короче; того, кто принадлежит к горнему чину, сделать богом и причастником горнего блаженства. Этого хотят для нас н охраняющий закон, и посредствующие между Христом и законом Пророки, и Совершитель и конец духов-i юго закона — Христос, и истощившее Себя Божество, и носпринятая плоть, и новое смешение — Бог и человек — единый из Божества и человечества, и через единого то и другое. Для этого Бог стал причастен к плоти через посредство души, и далекое между собой совокуплено через сходство посредствующего за тем и за другим; все соединилось в единое за всех и за единого Праотца, душа ,ча душу преступившую, плоть за плоть, покорившуюся душе и вместе осужденную; Христос, не причастный к греху и высший греха, за Адама, бывшего под грехом. Для этого ветхое заменено новым; страданием воззван страдавший; за кажцый наш долг воздано особо Тем, Кто превыше нас; и открылось иное таинство — человеколюбивое Божие смотрение о падшем через непослушание. Для этого — рождение и Дева, для этого — ясли и Вифлеем;
рождение вместо создания, Дева вместо жены, Вифлеем вместо Эдема, ясли вместо рая, малое и видимое вместо неликого и сокровенного. Для этого — ангелы, славящие Небесного, сделавшегося потом Земным, пастыри, видя-
40
Григорий Богослов
щие славу на Агнце и Пастыре; звезда путеводная; волхвы, поклоняющиеся и приносящие дары, чтобы прекратилось идолослужение. Для этого Иисус приемлет крещение и свидетельство свыше; для этого постится, подвергается искушению и побеждает победившего. Для этого изгоняются демоны, исцеляются болезни и великое дело проповеди поручается малым и совершается ими. Для этого приходят в смятение народы и люди помышляют тщетное. Для этого — древо за древо и рука — за руку; рука, мужественно распростертая, за руку, невоздержно простертую; руки пригвожденные — за руку своевольную, руки, соединяющие воедино концы мира, — за руку, извергшую Адама. Для этого — вознесение на крест за падение, желчь за вкушение, терновый венец за худое владычество, смерть за смерть, тьма для света, погребение за возвращение в землю, воскресение для воскресения. Все это было для нас Божиим некоторым детоводительством и врачеванием нашей немощи, возвращающим ветхого Адама туда, откуда он ниспал, и приводящим к древу жизни, от которого удалил нас плод древа познания, безвременно и неблагоразумно вкушенный. Этого-то врачевания служители и сотрудники — все мы, председательствующие перед другими, мы, для которых важно — знать и врачевать собственные немощи и недуги, или вернее сказать, это еще не столь важно (но меня заставила выразиться так порочность многих, находящихся в этом сане), — гораздо же важнее — быть в состоянии врачевать и искусно очищать других, чтобы от этого была польза тем
и другим, и имеющим нужду во врачевании и поставленным врачевать.
Кроме этого, врачи тел должны переносить известные нам труды, бдения, заботы и, как сказал один из их мудрецов', — из чужих несчастий собирать себе скорби; иноедознавая и изобретая сами, иное заимствуя и собирая у других, они должны обращать это в пользу
' Гиппократ.
41
Т| к' i\ ющих; и что ими найдено или избегнуто, не ис-»i;ii< >ч;1я и самых малостей, для них немаловажно, но И| )i I (I iac-гся имеющим силу к укреплению здоровья, или k I 'I иращению опасности. И для чего все это? Чтобы 1 пыть, не полезный для общества, но самый не-I' i;u 1ый, которому, по его порочности, было бы даже луч-цк • д.жпо умереть и через то освободиться от порока,
•\» 11 >| о величайшего недуга. Но положим, что он идоб-| )i,i 11 человек; долго ли он будет жить? Ужели всегда? И
•in ) 11риобретет от здешней жизни? Желать разрешить-'' i )i 11 г нее, по моему мнению, есть первое и вернейшее dun), и свойственно человеку — подлинно здравомыс-i\ >i 11 |,<.'му и умному. Но нам, когда мы — в опасности утра-iiiii, спасение души, души блаженной и бессмертной, м in 1рая будет вечно или наказываема за порочность, или ii[)i клавляема за добродетель, —какой предлежит под-IU11, и какие нужны сведения, чтобы хорошо и других ув-[ >.i чскать и самим уврачеваться, чтобы исправить образ житии плоть покорить духу? Ибо не одинаковы поня-111 я и стремления у мужчины и женщины, у старости и к > 11 < )сти, у нищеты и богатства, у веселого и печального, \ i«)льного и здорового, у начальников и подчиненных, у мудрых и невежд, у робких и смелых, у гневливых и h| >i)тких, у стоящих твердо и падающих. А если ещераз-
• к [ >см подробнее, — то какое различие между вступив-
II in ми в супружество и безбрачными! И у последних i и 1ять — между пустынножителями, между находящимися в общежитиях и между остающимися в мире! Между < шытными и преуспевшими в созерцании и между ими, которые просто исполняют должное! Между го-I" некими и сельскими жителями, между простосердеч-
III .i ми и хитрыми, между занятыми делом и живущими 111 ).1: (дно, между потерпевшими измену счастья и благо-\ 11 [сшными, не встречавшими неудач! Все таковые раз-111 ч а ются между собой желаниями и стремлениями — iiiK )1'да более, нежели сколько они различны по теле-| i к )му виду, или (если угодно) по сочетанию и раство-
42
Григорий Богослов
рению стихий, из которых мы состоим; и потому нелегко за ними наблюдать. Но как телам даются неодинаковые лекарство и пища, — иное пригодно здоровому, иное — больному; так и души врачуются различным образом и способом. Свидетели такового врачевания — сами болящие. Одних наставляет слово, другие исправляются примером. Для иных нужен бич, а для других — узда; ибо одни ленивы и неудобоподвижны к добру, и таких должно возбуждать ударами слова; другие сверх меры горячи духом и неудержимы в стремлениях, подобно молодым, сильным коням, бегущим дальше цели, и таких может исправить обуздывающее и сдерживающее слово. Для одних полезна похвала, для других — укоризна, но и та и другая — вовремя; напротив, без времени и без основания они вредят. Одних исправляет увещание, других — выговор, и последний — или прилюдно, или после тайного вразумления. Ибо одни привыкли пренебрегать вразумлениями, сделанными наедине, но приходят в чувство, если укорят их при многих; другие же при гласности обличений теряют стыд, но их смиряет тайный выговор, и за такое снисхождение к себе воздают они благопокорностью. Иные, возгордясь мыслью, что дела их тайны, о чем они и заботятся, считают себя умнее других, и в таких надобно тщательно наблюдать все, даже самые маловажные, поступки; а в других лучше ничего не замечать, и, как говорится, видя не видать, слыша не слышать, чтобы, подавив их ревностью обличений, не возбудить к упорству, и, напоследок, не сделать дерзновенными на все, истребив в них стыд — это средство ко внушению покорности. Иногда нужно гневаться не гневаясь, оказывать презрение не презирая, терять надежду не отчаиваясь, сколько этого требует свойство каждого; других должно врачевать кротостью, смирением и соучастием в их лучших о себе надеждах. Одних полезно побуждать, от других часто полезнее быть самому побужденным, и хвалить или осуждать должно — у иного достаток и могущество, а у иного нищету и расстройство дел. Ибо
Слово 3
43
i lame врачевание не таково, каковы добродетель и порок, из которых первая всегда и для всех всего лучше и 11 слезнее, а последний всего хуже и вреднее; у нас одно 11 то же, например, — строгость или кротость, а равно и 11рочее, мной перечисленное, не всегда даже для одних 11 тех же оказывается или самым спасительным, или (тасным. Напротив, для иных хорошо и полезно одно, .i для иных другое, первому противное, — сообразно к )му, думаю, как требуют время и обстоятельства, и как ;• к >пускает нрав врачуемого. Хотя сколько бы кто ни употреблял старания и ума, невозможно всего изобразить i ловом и обнять мыслью в такой подробности, чтобы нкратце был виден весь ход врачевания; однако же, на самом опыте и на деле делается то известным из врачебной науки и врачу. Вообще же известно нам, что как ;(ля ходящего по высоко натянутому канату небезопасно отклоняться в стороны, и малое, по-видимому, отклонение влечет за собой большее, безопасность же его зависит от равновесия; так и в нашем деле, кто, по худой жизни или по невежеству, отклоняется в ту и дру-i ую сторону, для того очень опасно, что и сам он впадет и грех и вовлечет в него управляемых. Напротив, долж-i ю идти самым царским путем и остерегаться, чтобы, как сказано в Притчах, не уклониться ни направо, ни налево (Притч. 4,27). Таково свойство наших немощей 11 от этого столько труда доброму Пастырю, обязанному хорошо знать души своих пасомых, и быть вождем их по закону прямого и справедливого пастырства, которое было бы достойно истинного нашего Пастыря.
Что же касается самого раздаяния слова (скажу напоследок о том, что составляет первую нашу обязан -| юсть, и понимаю слово Божественное и высокое, о котором ныне все любомудрствуют); то, ежели кто другой приступаеткделуэтомус дерзновением, и почитает его доступным для всякого ума, — я дивлюсь многоумию (чтобы не сказать: малоумию!) такого человека. Для меня кажется непростым и немалого духа требующим делом — каждому давать в свое время меру хлеба (Лук.
44
Григорий Богослов
2,42) слова, и с рассуждением вести домостроительство истины наших догматов, то есть нашего любомудрого учения о мирах или мире, о веществе, о душе, об уме и умных существах, как добрых, так и злых, о Промысле, все связующем и распоряжающемся всеми событиями, как согласными с разумом, так, по-видимому, и противоречащими дольнему — человеческому уму; также о первоначальном нашем устройстве и о последнем воссоздании, о преобразованиях и истине, ими прообразуемой, о Заветах, о первом и втором Христовом пришествии, о воплощении, страданиях и смерти Христовой, о воскресении, о кончине мира, о суде и воздаянии — и грозном и сладком; а что главное, о том, чему должно веровать — о начальной, царственной и блаженной Троице. В этом догмате для обязанных просвещать других — всего опаснее, чтобы нам, из опасения многобожия, заключив Божество в одну Ипостась, не оставить в учении своем одних голых имен, признав за одно Отца и Сына, и Святого Духа, а также, через уклонение в противное, разделив Божество на трех или разнородных и друг другу чуждых, или неподчиненных и безначальных, так сказать, противоположных Богов, не впасть в равное первому зло, подобно тому, что бывает с кривым деревом, которое чрезмерно гнут в противную сторону. А как ныне в учении о Боге — три недуга: безбожие, иудейство и многобожие, и из них защитником первого Ливийский Савеллий, второго — Александрийский Арий, а третьего — некоторые из числа чрезмерно у нас православных; то какое же мое учение? Избегая всего, что есть вредного в этих трех ложных учениях, держаться в пределах благочестия. И, во-первых, не увлекаться в безбожие Савеллия, следуя его новому разложению и сложению, по которому, либо утверждают не столько то, что Ипостаси суть одно, сколько то, что каждая — ничто (ибо выступающее из себя и переходящее взаимно друг в друга перестает уже быть тем, чем оно есть); либо воображают и составляют себе какого-то сложного и странного Бога, подобного баснословным животным.