Часть 4.

Выше уже было отмечено, что содержанием второй посылки теории культурно-исторических типов было отождествление любого исторического образования (общества, нации и др.) с организмом, которому присущи фазы органического развития. Именно с этой точки зрения решается вопрос о содержании таких исторических периодов как древняя, средняя и новая история.

Автор “России и Европы” указывает, что все исторические племена, в какой бы стране они ни жили, — в Риме, Греции, Индии или Египте, “имели свою древнюю, свою среднюю и свою новую историю, то есть как все органическое имели свои фазисы развития, хотя, конечно, нет никакой надобности, чтоб их насчитывалось непременно три, ни более, ни менее”[216]. В жизни исторических племен, подобно тому как и в жизни человека, можно насчитывать различное количество периодов или фаз существования, в зависимости от характера их развития, а также точки зрения историка[217].

Соответственно формы исторической жизни разнообразятся по культурно-историческим типам и являются органическими образованиями, которым присущи фазы органического развития.

Таким образом вводится центральное понятие теории культурно-исторических типов — понятие культурно-исторического типа как типа развития и органического образования.

Введение в исторической науке подчинения степеней развития типам развития, по мнению Н.Я.Данилевского, имеет также то преимущество, что “избавляет от необходимости прибегать к помощи ни на чем не основанных гипотез о той точке пути, на которой в тот или другой момент находилось человечество”[218].

Кроме того, выделение культурно-исторических типов с определенными фазами или “возрастами” развития открывает, по мнению создателя теории культурно-исторических типов, возможность прогнозирования будущих стадий развития данных типов. В рамках теории культурно-исторических типов эта прогностическая возможность реализуется в отношении двух типов — романо-германского и славянского.

Легко заметить, что Н.Я.Данилевский избрал вариант изображения генезиса теории культурно-исторических типов в контексте обсуждения вопроса о степени соответствия широко распространенной в исторической науке системы классификации (древний мир — средние века — новое время) логическим требованием, предъявляемым к естественной системе классификации.

Конечно, то обстоятельство, что на первом плане при изображении генезиса теории типов оказалась проблема классификации не случайно, достаточно напомнить о том, что, по Н.Я.Данилевскому, существо достигнутого в любой науке в полной мере отражается в принятой в данной науке системе классификации. Это свидетельствует о принципиальном значении “классификационно-центристской” установки в методологии Н.Я.Данилевского.

Понимание специфики представлений Н.Я.Данилевского о роли классификации в развитии научного знания, как отмечалось, возможно лишь в рамках рассмотрения разработанного русским философом представления об общих фазах эволюции научного мышления.

Необходимо отметить, что центральная (в плане анализа генезиса теории типов) для Н.Я.Данилевского проблема анализа системы периодизации исторического процесса может быть рассмотрена иным образом.

В самом деле, если выйти за пределы предлагаемой Н.Я.Данилевским методологической перспективы, характеризующейся классификационной доминантой, то проблему исторической периодизации можно интерпретировать не как вопрос классификации, а как проблему хронологии, т.е. хронологического членения.

Основное различие между этими вариантами интерпретации состоит в том, что классификация основывается на принципе логического деления понятий, а хронологическое деление описывается совершенно другим принципом — а именно принципом деления целого на части.

Итак, классификация основывается на принципе логического деления понятий, в то время как выделение последовательности хронологических интервалов может рассматриваться как операция деления целого на части. В том случае, если историческая периодизация основывается на втором принципе, то рассмотрение схемы периодизации на предмет соответствия основным требованиям, предъявляемым к естественной системе классификации, является ни чем иным как ошибочной интерпретацией.

Выше уже шла речь о том, что идее мирового историко-эволюционного процесса, источниками которой могли быть и немецкая классическая философия (в особенности философия Г.В.Ф.Гегеля), и идеалистическая концепция эволюции О.Конта, и эволюционное учение Ч.Дарвина, не было места в теории органического мира, сторонником которой выступал Н.Я.Данилевский.

Поэтому, когда Н.Я.Данилевский столкнулся с необходимостью критического самоопределения по отношению к идее мирового историко-эволюционного процесса, эту идею он рассматривал в свете уже сформировавшейся устойчивой негативистской концептуальной установки. Соответственно Н.Я.Данилевский пошел по пути поиска опровергающих историко-эволюционную теорию примеров. Другой использованный Н.Я.Данилевским ход — проведение аналогии между ситуацией в историографии XIX века и положением в ботанике и зоологии в период смены в этих науках типов классификации. Использованная автором “России и Европы” аналогия показывала, что ход научного развития идет по пути смены эволюционной классификации неэволюционной типологической.

Несмотря на то, что в целом Н.Я.Данилевский исходил из чуждой науке второй половины XIX века (а также во многом и духу современной науки) антиэволюционистской установки, ему удалось получить целый ряд частных, но тем не менее важных научных результатов. Интересные научные результаты удалось получить именно благодаря определенной новизне неэволюционного подхода в эпоху торжества эволюционной парадигмы — с той существенной оговоркой, что неэволюционная установка была применена в новой области, т.е. вне раком традиционного спора эволюционистов и антиэволюционистов в биологии, т.к. этот спор уже был в деталях концептуализирован.

В самом деле, когда Н.Я.Данилевский выступил с антиэволюционистской аргументацией против учения Ч.Дарвина, этот труд русского мыслителя не получил широкого признания, поскольку лишь суммировал и повторял аргументы и концептуальные положения, уже высказанные в споре биологов-эволюционистов с антиэволюционистами.

Выход за пределы наработанных стереотипов в области исторического сознания, во многом структурированного эволюционно-прогрессистской парадигмой, позволил Н.Я.Данилевскому поставить ряд новых проблем и по-новому взглянуть на известные факты.

Анализ изображения Н.Я.Данилевским генезиса теории культурно-исторических типов показывает, что наряду с проблематикой типов классификации предметом рассмотрения были также вопросы, непосредственно связанные с поиском более адекватных, по сравнению с существующими, форм описания движения всемирной истории, которые, однако, при изображении генезиса теории не фигурировали на первом плане.

В первую очередь, здесь следует говорить об открытии европоцентристской установки.

Поэтому предположение о том, что размышлениям Н.Я.Данилевского присуще принципиальное противопоставление эмпирического и теоретического уровней научной рефлексии не выдерживает критической проверки. Кроме того, вспомним, что одним из оснований для использования в научном мышлении схемы естественной классификации было стремление усовершенствовать методы анализа явлений, а именно использовать концептуальные средства, позволяющие учитывать не единственный существенный признак, а целую их совокупность.

В том случае, если бы постулировалось или обосновывалось противопоставление названных уровней научной рефлексии, можно было бы говорить о нарушении норм научной рефлексии. Однако в рассматриваемом случае для такого вывода нет оснований.

Может быть зафиксирована лишь определенная познавательная ограниченность базовых схем, на основе которых совершался переход от эмпирического к теоретическому описанию предмета. Преодоление такой ограниченности происходит в процессе развития научного знания.

Отметим, что в отличие от Н.Я.Данилевского, О.Шпенглер в качестве главного основания для отказа от традиционной трехчленной схемы периодизации исторического процесса рассматривал необходимость преодоления европоцентристской установки.

Что касается принципиальной оценки разработанного Н.Я.Данилевским понятия культурно-исторического типа, то она должна включать указание на два момента. В первую очередь, отметим позитивное значение трактовки исторической реальности как образованной совокупностью различных цивилизаций.

Вместе с тем нельзя не признать ошибочным априорное отождествление самобытных типов развития (т.е. культурно-исторических типов) с историческими индивидуумами, которыми на уровне эмпирического описания являются реально существовавшие исторические цивилизации, равно как и трактовку цивилизации в качестве органического образования. Эти ошибки имеют принципиальное значение для оценки теории культурно-исторических типов, центральные положения которой окажутся во многом неадекватными.

Первое из высказанных критических соображений нуждается в более подробном рассмотрении, так как принципиальная критическая позиция в отношении отождествления органического и социального образований уже была определена выше, при анализе натуралистических теоретико-методологических предпосылок теории культурно-исторических типов.

Итак, утверждение о тождестве типов развития с эмпирически зафиксированными историческими индивидуумами — цивилизациями, по сути дела, априори превращает все цивилизации в самобытные типы развития.

Это ошибочное превращение дискретных исторических индивидуумов — цивилизаций в своеобразные типы развития можно назвать ошибкой отождествления явления и сущности.

В самом деле, до проведения сравнительно типологического изучения какого-либо множества исторических индивидуумов — цивилизаций невозможно говорить о типологической специфике данных цивилизаций. Только после упомянутого исследования исторических индивидуумов — цивилизаций они могут быть отнесены к одному, нескольким и т.д. типам.

Предваряя переход к реконструкции и рассмотрению основного содержания теории культурно-исторических типов, отметим, что на основе анализа логической структуры теории могут быть выделены несколько содержательных блоков, которые, несмотря на то, что они традиционно включаются в рамки целого — теории типов, представляют собой относительно автономные в структурно-логическом смысле образования.

В структурно-логическом плане теория типов может рассматриваться в качестве совокупности, с одной стороны, определенных посылок теории и дедуктивных следствий из этих посылок, а с другой стороны — дополнительных посылок, которые соответственно не выводятся из ранее установленных посылок (и в этом смысле логически автономны), а также дедуктивных следствий из дополнительных посылок.

Рассматривая в общем плане результаты структурно-логической дифференциации содержания теории типов, следует отметить, что введение в состав теории в неявной форме (т.е. в недифференцированном виде с точки зрения общей дедуктивно-логической композиции теории, а также без систематического добавочного эмпирического обоснования) дополнительных посылок может быть истолковано как стремление воспроизвести на теоретическом уровне (во многом путем “фактического полагания”) сформировавшегося вне и помимо систематически осуществленной научно-теоретической рефлексии содержательного образа или моделей предметной области, которая становится, как в данном случае, объектом разнокачественного, т.е. теоретического и внетеоретического, описания.

Было бы неверно однозначно утверждать, что в данном случае применительно к строго определенным относительно частным аспектам теории речь идет о намеренной имитации научно-теоретической рефлексии. Скорее всего ситуация сложнее, и наряду с психологически объяснимым для творца теории нежеланием углубляться в рефлексию по поводу некоторых частных проблематических моментов в его собственных конструкциях (что, как подсказывает интуиция, чревато перспективой радикальной перестройки уже выстроенного концептуального здания), здесь имеют место методологические затруднения, порожденные натуралистическим стремлением представить “должное” непременно в качестве доказанного с естественнонаучной достоверностью.

Первый структурно-логический блок теории типов — это комплекс, включающий понятие культурно-исторического типа как основной структуры исторического бытия, как определенной социально-стадиальной структуры (цивилизации) и как органического образования.

Второй блок — это так называемые законы исторического развития культурно-исторических типов. Только частично эти законы конкретизируют ранее установленные положения теории типов (например пятый закон). Большей частью законы представляют собой формулировки положений, однозначно дедуктивно не связанные с ранее установленными посылками, следовательно, нуждающиеся в дополнительном эмпирическом обосновании и согласовании с ранее установленными положениями (законы первый-четвертый).

Третий блок — это представление о содержательных особенностях германо-романского и славянского культурно-исторических типов. Упомянутые особенности большей частью не вытекают из общих представлений о структуре и динамике культурно-исторических типов, соответственно они вводятся независимо от общих положений теории типов. Это относится к проведенному Н.Я.Данилевским анализу культурно-исторических особенностей народов (включая, в частности, характеристику “психического строя” и др.) двух указанных культурно-исторических типов. Предпосылки, определившие генезис указанных представлений, во многом были заимствованы Н.Я.Данилевским у славянофилов.

Четвертый из упомянутых структурно-логических блоков теории типов включает комплекс историософских представлений о божественном измерении исторического процесса.

В рамках дальнейшего анализа теории типов будут последовательно рассмотрены все выделенные структурно-логические блоки теории.

Сформулировав центральное понятие теории культурно-исторических типов, автор ”России и Европы” получил возможность развить и новый взгляд на исторический процесс. Вопреки философско-историческим доктринам, представившим историю как процесс восхождения человечества по ступеням исторического прогресса, русский философ видел в истории совокупность “биографий” отдельных культурно-исторических типов. Кроме того, на смену идее единого человечества выдвигается идея множественности культурно-исторических типов.

Таким образом, в сущности, в двух вышеуказанных положениях относительно содержания исторического процесса и понятия человечества сформулированы основные положения теории культурно-исторических типов.

Свою теорию Н.Я.Данилевский развивает в нескольких направлениях: во-первых, решается задача выделения из совокупности исторических явлений самобытных культурно-исторических типов, а также характеризуются другие образования, которые входят в круг исторических явлений. Во-вторых, он устанавливает законы исторического движения культурно-исторических типов. Кроме того, формулируется концепция прогресса, а также вводится различение культурно-исторических типов по признакам количества и характера разрядов (или основ) культурной деятельности.

Как же решается задача выделения культурно-исторических типов, совокупность “биографий” которых составляет основное содержание всемирной истории?

Типы эти, отмечает Н.Я.Данилевский, общеизвестны, но не были выделены, так как вопреки требованиям естественной системы классификации им не придавалось “первостепенного значения”, ибо группировка исторических явлений опиралась на “произвольное” и “совершенно нерациональное деление по степеням развития”[219].

Автор “России и Европы” насчитывает десять “полноценных” культурно-исторических типов: 1) египетский, 2) китайский, 3) ассирийско-вавилонско-финикийский, халдейский или древнесемитический, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) ново-семитический или аравийский, 10) германо-романский или европейский, и два американских типа: мексиканский и перуанский, погибшие “насильственной смертью” до завершения цикла развития[220].

Как отмечалось, всесторонне Н.Я.Данилевским анализируются только два культурно-исторических типа —германо-романский и славянский.

Народы, составлявшие перечисленные культурно-исторические типы, характеризуются как “положительные деятели в истории человечества”, ибо только им было суждено развивать “самостоятельным путем” начало, “заключавшееся как в особенностях его духовной природы, так и в особенностях внешних условий жизни, в которые они были поставлены, и этим вносили свой вклад в общую сокровищницу”[221].

Что же представляет из себя “круг явлений” истории человечества, исчерпывается ли содержание всемирной истории совокупностью биографии указанных культурно-исторических типов?

На этот вопрос дается отрицательный ответ, ибо наряду с народами, образовавшими культурно-исторические типы, “положительными деятелями в истории человечества”, существовали еще и племена — “отрицательные деятели человечества”[222].

Эти племена “есть еще временно проявляющиеся феномены, смущающие современников, как Гунны, Монголы, Турки, которые, совершив свой разрушительный подвиг, помогши испустить дух борющимся со смертью цивилизациям и, разнеся их остатки, скрываются в прежнее ничтожество”[223].

Существуют и племена, которым не суждена ни положительная, ни отрицательная историческая роль, которые “составляют лишь этнографический материал, то есть как бы неорганическое вещество, входящее в состав исторических организмов — культурно-исторических типов, они, без сомнения, увеличивают собою разнообразие и богатство их, но сами не достигают до исторической индивидуальности. Таковы племена Финские и многие другие, имеющие еще меньшее значение”[224].

Таким образом, на долю народа могут выпасть только три возможности — быть положительным деятелем истории человечества, либо отрицательным, либо этнографическим материалом[225], соответственно эти три категории и исчерпывают круг явлений истории человечества.

Н.Я.Данилевский выделяет пять “законов культурно-исторического движения” — или “законов исторического развития”. В первом законе определяется критерий для выделения самобытного культурно-исторического типа — языковое родство, однако только для того племени, которое “по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло из младенчества”[226].

Второй закон устанавливает, что условием развития цивилизации данного культурно-исторического типа является политическая независимость[227]. С одной стороны, принцип политической независимости желателен в момент зарождения и развития культурно-исторического типа, с другой стороны, до известного периода цивилизация способна развиваться и не обладая политической независимостью. Как показывает пример Древней Греции, цивилизация может существовать некоторое время и после потери политической независимости.

Н.Я.Данилевский не считал возможной передачу начал цивилизации одного культурно-исторического типа другому. Формулировка этого положения и составляет третий закон исторического развития.

Очевидно, что создатель теории культурно-исторических типов стремился “научно обосновать” невозможность передачи начал европейской цивилизации — русской. Вместе с тем полностью не исключалась возможность влияния цивилизаций друг на друга. Однако передаваться может лишь то, что находится “вне сферы народности”, то есть “выводы и методы положительной науки, технические приемы усовершенствования искусств и промышленности”[228].

По Н.Я.Данилевскому, существуют три типа преемственных связей — “колонизация”, “прививка” и “удобрение”.

Первый способ распространения преемственных связей — простейший: “пересадка с одного места на другое посредством цивилизации”[229], т.е. механический перенос культуры с одной почвы на другую.

Прививка культуры обращает дичка в средство для “лелеемого” черенка. Н.Я.Данилевский считает, что “прививка не приносит пользы тому, к чему прививается”[230], и отрицательно относится к попыткам навязывания самобытной культуре чуждых ей начал. В первую очередь имеется в виду опыт петровских преобразований — реформы были попыткой привить России чуждые ей начала и к положительным результатам они не привели.

Третий тип преемственных связей носит позитивный характер — это “способ воздействия цивилизации на цивилизацию”, действие которого сравнимо с “влиянием почвенного удобрения на растительный организм”, или “влиянию улучшенного питания на организм животный”[231], именно таким было влияние Греции и Рима на романо-германскую Европу.

В связи с тем, что Н.Я.Данилевский обращает внимание на сложность процесса культурного взаимодействия, различает внешние соприкосновения культур и культурный синтез, то можно согласиться с И.А.Голосенко, который оценивает рассматриваемую постановку вопроса о взаимодействии культур как интересную и заслуживающую внимания[232].

В четвертом законе исторического развития утверждается, что культурно-исторический тип “только тогда достигнет полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразные этнографические элементы, его составляющие, когда они, не будучи поглощены одним политическим телом, пользуются независимостью, составляют федерацию, или политическую систему государств”[233].

В статье В.Ф.Пустарнакова отмечается, что четвертый закон противоречит первому и второму, поскольку требование “разнообразия состава”, в том числе и языкового, а также требование политической федерации противоречит выдвинутым ранее требованиям языковой близости и необходимости существования единого государства для развития культурно-исторического типа[234].

Представляется, что в данном законе исторического развития нашла отражение попытка сделать приемлемой в “теоретическом отношении” для союза нескольких наций такую государственную форму как политическая федерация, практический смысл этого теоретического положения станет понятным, когда будут рассматриваться политические аспекты философии истории Н.Я.Данилевского.

В пятом законе цикл развития культурно-исторического типа “уподобляется тем многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжительным, но период цветения и плодоношения относительно короток и истощает раз навсегда их жизненную силу”[235]. Раскрывая специфику фаз органического роста в процессе развития культурно-исторического типа, автор “России и Европы” использует примеры из ботаники, что типично в целом для всей книги.

Какие задачи стремился решить Н.Я.Данилевский путем разработки представления об исторических законах?

Ответ на этот вопрос очевиден — автор теории стремился уточнить, конкретизировать и дополнить сформулированные ранее положения теории типов. Между тем сравнительный анализ упомянутых положений теории, с одной стороны, и законов движения культурно-исторических типов, с другой, показывает, что в законах фиксируются новые существенные для теории положения.

Возникает вопрос о способе введения этих новых положений. Приходится констатировать, что в основном законы культурно-исторического движения вводятся Н.Я.Данилевским как постулаты. Такой способ введения новых теоретических положений в данном случае не может быть признан оптимальным. Новые положения, дедуктивно не следующие из ранее установленных, не только не должны противоречить ранее установленным положениям, но и вводиться на основе доказательных (эмпирических и теоретических) рассуждений.

По сути дела, факт разработки концепции законов движения культурно-исторических типов означает, что первоначальное представление Н.Я.Данилевского о культурно-историческом типе как о формальном воплощении принципа классификации на основе типов развития как альтернативы традиционной классификации, основанной на выделении стадий развития, а также как об органическом образовании, оказывается уже недостаточным для решения конкретных познавательных задач.

Однако эта конкретизация проводится в условиях явного дефицита исследовательских операций путем введения дополнительных постулатов с тем, чтобы впоследствии можно было бы из “общих положений” теории дедуцировать принципы, которые бы соответствовали (и тем самым теоретически санкционировали) осуществленной, по сути дела, вне данного общего теоретического контекста, интерпретации эмпирического материала.

Фактически только последний из пяти сформулированных Н.Я.Данилевским законов исторического развития представляет собой конкретизацию ранее введенной Н.Я.Данилевским характеристики культурно-исторического типа как органического образования.

Содержание же других законов исторического развития не может быть дедуцировано из первоначальных положений теории типов. Оценка логического статуса рассматриваемых Н.Я.Данилевским законов исторического развития представляет собой скорее иллюстрацию сформулированного в начале главы положения о структурно-логической неоднородности теории культурно-исторических типов.

Исходя из основных положений теории культурно-исторических типов, Н.Я.Данилевский пересматривает традиционное для философско-исторических и историографических концепций середины XIX века представление о прогрессе как о переходе единого человечества от менее совершенного состояния к более совершенному.

В самом деле, если не признается существование единого человечества, то невозможно и утверждение одной линии его прогрессивного развития.

Изучение истории показывает, что культурно-исторические типы развивают различные стороны культурной и общественной жизни. Так греки развили идею красоты, европейские народы двинулись по пути “аналитического изучения природы и создали положительную науку”, “высшие религиозные идеи были созданы семитическими племенами”[236].

Эти соображения резюмируются в определении прогресса, который “состоит не в том, чтобы всем идти в одном направлении, а в том, чтобы все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, исходить в разных направлениях”[237].

Еще один содержательный элемент рассматриваемой теории — классификация культурно-исторических типов по признаку количества “основ” или “разрядов” культурной деятельности.

Поскольку Н.Я.Данилевский выделял четыре разряда культурной деятельности — религиозную, культурную, политическую и общественно-экономическую, то культурно-исторические типы, в зависимости от тех разрядов или основ, которые в них более развиты, могут быть одно-, двух-, трех- и четырехосновными. Большинство культурно-исторических типов, существовавших в истории человечества, характеризуются как одноосновные. Двухосновным является германо-романский культурно-исторический тип, четырехосновным — будущий славянский тип.

Выше были рассмотрены социально-исторические, мировоззренческие и теоретико-методологические предпосылки теории культурно-исторических типов, прослежено формирование ее центрального понятия и основных положений.

Разработав общие положения теории культурно-исторических типов, Н.Я.Данилевский обращается к всестороннему и детальному исследованию вопроса о культурных и политических взаимоотношениях славянского и германо-романского культурно-исторических типов.

Можно сказать, что логическое значение этого вопроса — одного из “частных” вопросов общей теории типов и его фактическое значение в рамках социального мировоззрения Н.Я.Данилевского не совпадают, ибо проблема Европы и России (и шире — славянства) субъективно являлась центральной проблемой гуманитарного творчества Н.Я.Данилевского.

Единомышленник и последователь Н.Я.Данилевского в сфере социальной философии Н.Н.Страхов, характеризуя отношение теории культурно-исторических типов к учению Н.Я.Данилевского о славянском культурно-историческом типе, отмечал, что указанная теория является “теоретическим фундаментом” названного учения. В принципе эта характеристика является правильной, но ее необходимо конкретизировать.

В рамках теории культурно-исторических типов обосновывается при помощи натуралистической и конкретно-исторической аргументации фундаментальная философско-историческая идея о том, что основным модусом исторического бытия является культурно-исторический тип.

Таким образом, в общей форме доказывается возможность и необходимость самобытного пути развития для всего славянского мира и, в частности, для России, историческая миссия которой, по Н.Я.Данилевскому, состоит в том, чтобы играть ключевую роль в формировании и развитии славянского культурно-исторического типа.

Однако при этом целый ряд важных содержательных аспектов учения о взаимоотношении славянского и германо-романского культурно-исторических типов не может быть выведен из общих положений теории культурно-исторических типов; общеисторические воззрения и учение о славянском и германо-романском мирах могут рассматриваться в ряде значимых аспектов как лежащие в различных, дедуктивно не связанных плоскостях.

В первую очередь это относится к анализу культурных и исторических особенностей народов рассматриваемых культурно-исторических типов.

Соответственно можно указать на неточности, содержащиеся в оценке Н.Н.Страховым (в статье 1886 г. «“О книге Н.Я.Данилевского “Россия и Европа”») учения о славянских и германо-романских культурно-исторических типов как частного случая развитого Н.Я.Данилевским общего воззрения на исторический процесс.

Анализ европейской культуры — “германо-романского культурно-исторического типа” — Н.Я.Данилевский начинает с обсуждения традиционной славянофильской проблемы “Гниет ли Запад?”. Верно ли выдвинутое основоположниками славянофильства И.В.Киреевским и А.С.Хомяковым утверждение, что Запад гниет, т.е. находится в стадии кризиса?

Вопрос о том, на какой фазе развития находится романо-германский культурно-исторический тип, поясняется серией примеров — хода суточной температуры; хода годичной температуры, связанные с нею периодические явления растительной жизни; индивидуальное развитие человека и развитие языков[238]. Примеры призваны показать, что “момент высшего развития тех сил или причин, которые производят известный ряд явлений, не совпадает с моментом наибольшего обилия результатов, проистекающих из постепенного развития этих сил: этот последний всегда наступает значительно позже первого”[239].

Видимый расцвет европейской цивилизации в XIX веке свидетельствует о том, что “создающая его и руководящая ею сила будет ослабевать и клониться к своему упадку”[240], “то солнце, которое взращало эти плоды, перешло уже за меридиан и склоняется уже к упадку”[241].

Можно сказать, что содержание седьмой главы книги “Россия и Европа”, озаглавленной “Гниет ли Запад?”, представляет из себя изложение наукообразным языком содержания стихотворения А.С.Хомякова, которое вынесено в эпиграф к главе:

О, никогда земля, от первых дней творенья,

Не зрела над собой столь пламенных светил.

Но, горе — век прошел — и мертвенным покровом

Задернут Запад весь. Там будет мрак глубок...

Услышь же глас судьбы, воспрянь в сияньи новом,

Проснися дремлющий Восток[242].

Рассмотрим трактовку Н.Я.Данилевским содержательных характеристик германо-романского и славянского культурно-исторических типов.

Германо-романский тип характеризуется под углом зрения особенностей “психического строя” европейцев, их “высшего нравственного начала” (т.е. религии), особенностей их “исторического воспитания” (т.е. истории).

Основную черту, присущую всем народам романо-германского типа, Н.Я.Данилевский усматривает в “насильственности”. Что представляет из себя насильственность?

Это “чрезмерно развитое чувство личности, индивидуальности, по которому человек, им обладающий, ставит свой образ мыслей, свой интерес так высоко, что всякий иной образ мыслей, всякий иной интерес необходимо должен ему уступить, волею или неволею, как неравноправный ему”[243].

В политике и общественной жизни “насильственность” проявляется в аристократизме, в угнетении народностей, в стремлении к безграничной свободе, к политической раздробленности.

В религии “насильственность” европейских народов проявляется в религиозной нетерпимости, либо в отрицании всяких авторитетов. Вместе с тем у такого “психического строя” есть и свои хорошие стороны — “настойчивый образ действий, крепкая защита своих прав и т.д.”[244], но в основном “насильственность” — черта негативная.

Анализируя особенности “исторического воспитания” европейцев, Н.Я.Данилевский приходит к выводу, что индивидуальная свобода “составляет принцип европейской цивилизации; не терпя внешнего ограничения, она может только сама себя ограничивать”[245].

Из этого возникает принцип “народного верховенства”, предполагающий установление демократической конституции государства. Н.Я.Данилевский скептически оценивает возможности демократии. Аргументы, которые он выдвигает против принципа демократического устройства государственной и общественной жизни, сводятся к утверждению, что “хотя демократия, всеобщая подача голосов, означает владычество всех, но в сущности она значит также точно владычество некоторых, как и аристократия”[246]; во-вторых, демократия обусловливает кризисную нестабильность общества, чреватого революцией, военной диктатурой, и т.д.

В подтверждение второго довода Н.Я.Данилевский ссылается на мнение Маколея и события французской политической истории. Эти ссылки, однако, не доказывают, что демократия с фатальной неизбежностью обусловливает кризисную нестабильность общества или наличие непреодолимого саморазрушительного начала в демократическом общественном устройстве.

Что касается первого аргумента Н.Я.Данилевского, то существенная разница между “правлением немногих” в условиях аристократии и демократии заключается в том, что в первом случае правление основывается на традиционном праве, не предполагающем системы демократического контроля над властью, во втором случае правящие круги поставлены в условия институционального контроля.

Главная особенность исторического развития европейских наций усматривалась в том, что хотя эти народы и завоевали гражданскую свободу, они “имели несчастие, пройти через феодализм, по большей части утратить необходимую для этой свободы почву, — право на землю, на которой живут”[247].

Поэтому Н.Я.Данилевский чрезвычайно пессимистически оценивает перспективу западноевропейских обществ — они “завоевали в полном объеме свои личные права от своих завоевателей, но земля осталась во власти этих последних; а это противоречие с неизбежностью ведет к такому противоречию, которое грозит всеобщей гибелью и разрушением”[248].

Положение еще усугубляется тем, что потеря материальной основы свободы сопровождалась утратой нравственной основы как “этой свободы, так и вообще всей жизни” ввиду того, что “Европа утвердила свои религиозные верования или на хрупком и гнилом столбе папской непогрешимости, или на личном произволе протестантства”[249].

Как же характеризуется романо-германский культурно-исторический тип под углом зрения воплощения в нем разрядов культурной деятельности?

Этот тип является гораздо более развитым и богатым по сравнению с предшествующими ему, которые были по преимуществу одноосновными типами. Вместе с тем романо-германский культурно-исторический тип “не может считаться успешным представителем ни религиозной, ни общественно-экономической стороны культурной деятельности”[250].

Дело в том, что такие явления как “церковный деспотизм”, “феодальный деспотизм” и “деспотизм схоластики” “обратили всю историю Европы в тяжкую борьбу, окончившуюся троякой анархией” — религиозной (протестантизм), философской (всеотрицающий материализм) и политико-социальной (противоречие между политическим демократизмом и экономическим феодализмом)[251].

Вместе с тем в политической и собственно культурной сфере достижения Европы громадны. “Народы Европы не только основали могущественные государства, распространившие власть свою на все части света, но и установили отвлеченно-правомерные отношения как граждан между собою, так и граждан к государству. Другими словами, они сумели соединить политическое могущество государства с его внутренней свободой, то есть решили в весьма удовлетворительной степени обе стороны политической задачи”[252]. Велики достижения европейской цивилизации в области науки, промышленной и технической деятельности.

Поэтому Н.Я.Данилевский характеризует романо-германский культурно-исторический тип как двухосновный, политико-культурный с преимущественно научным и промышленным характером культуры[253].

Если главной чертой “психического склада” народов романо-германского культурно-исторического типа является “насильственность”, то главная особенность славянско-русского характера, по Н.Я.Данилевскому, — “терпимость”, “прирожденная гуманность”[254].

Из констатации этой основной черты русского национального типа следует ряд выводов. Во-первых, если в странах Западной Европы каждый интерес “представляется партией, и борьба этих партий составляет историческую жизнь как новой Европы, так, кажется мне, и древних Рима и Греции”, то, напротив, “не интерес составляет главную пружину, главную двигательную силу русского народа, а внутреннее нравственное сознание, медленно подготовляющееся в его духовном организме, но всецело обхватывающее его, когда настанет время для его внешнего практического обнаружения и осуществления”[255]. Принцип партийного деления привнесен в русское общество извне, в нем самом он возникнуть не мог.

Методом, с помощью которого Н.Я.Данилевский выявляет основные характеристики романо-германского и славянского культурно-исторических типов, является не изучение существенных свойств рассматриваемых предметов, а выдвижение и обоснование с помощью серии примеров и наукообразных рассуждений тех характеристик рассматриваемого объекта, которыми он был наделен, главным образом, в ходе анализа, осуществленного славянофилами. Соответственно должны быть оценены и результаты, к которым пришел Н.Я.Данилевский — фактически он воспроизвел в рамках рассматриваемого учения со сравнительно незначительными модификациями ряд ключевых положений славянофильской доктрины.

Те же новые элементы, которые он привнес в учение отчасти вытекали из оригинальной теории культурно-исторических типов, отчасти были связаны с разработкой новых политических положений — о всеславянской федерации и др.

Отсутствие партий и их борьбы, столь поразившее Н.Я.Данилевского, объясняется прежде всего господством в России традиционной политической культуры на тех отрезках истории, которые рассматривал Н.Я.Данилевский. В более позднее время развитию политических партий и “нормальной” политической борьбы в известный период препятствовало самодержавное государство.

Другой вывод, который следует из указанной особенности развития русского народа, “состоит в огромном перевесе, который принадлежит в русском человеке общенародному русскому элементу над элементом личным, индивидуальным”[256]. Очевидно, что в обществе с высоким удельным весом в культуре традиционной составляющей слабо выражен индивидуализм.

Наряду с анализом положительных черт, присущих русскому народу, подвергается критике отрицательная черта русской жизни — “европейничание”, которое оценивается как “болезнь русской жизни”.

В чем же состоит “европейничание”? “Есть три формы европейничания: 1) искажение народного быта и замена форм его — формами чуждыми, иностранными”; 2) “заимствование разных иностранных учреждений и пересадка их на русскую почву” (например, судебная реформа); 3) стремление смотреть на явления внутренней и внешней жизни сквозь “европейские очки”[257].

Изменение форм быта привело к расколу русского народа на два слоя — “низший слой остался русским, высший сделался европейским — европейским до неотличимости”[258]. Этот раскол породил не только унижение народного духа, но и недоверие низшего слоя к высшему.

Нигилизм, аристократизм, демократизм и конституционализм Н.Я.Данилевский считал только частными проявлениями “европейничания”, общим видом его было признание европейского общественного мнения судьей России[259].

“Европейничание” содержит в себе симптомы болезни, “которую можно назвать слабостью и немощью народного духа в высших образованных слоях русского общества”[260].

Значение этой болезни для русской национальной судьбы исключительно велико, ибо болезнь эта “в целом препятствует осуществлению великих судеб русского народа, и может, наконец (несмотря на все видимое государственное могущество), иссушив самобытный родник народного духа, лишить историческую жизнь русского народа внутренней зиждительной силы, а следовательно, сделать бесполезным, излишним самое его существование”[261].

Какими же средствами можно излечить болезнь, которая угрожает историческому существованию русской нации? Средством этим является решение восточного вопроса. Восточный вопрос является продолжением древневосточного вопроса, заключавшегося в “борьбе римского типа с греческим”[262], в современное Н.Я.Данилевскому время он трансформировался в борьбу германо-романского и славянского типов.

Автор “России и Европы” отмечает, что восточный вопрос вступил в третий период, содержанием которого должен стать “отпор Востока — Западу”, славяно-греческого мира миру германскому[263].

Истинное решение восточного вопроса, элементами которого являются конфликт России с Турцией и неполноправное положение славян в Австрии, возможно лишь в рамках всеславянской федерации с центром в Константинополе (Царьграде).

Именно всеславянский союз есть “единственная твердая почва, на которой может возрасти самобытная славянская культура”, — этот вывод Н.Я.Данилевский называет “главным выводом” всего исследования[264].

Автор “России и Европы” считает неизбежным военное столкновение с Европой при решении восточного вопроса, т.е. “из-за свободы, независимости Славян, из-за обладания Цареградом”[265], а на знамени борьбы славянских народов с Европой должно быть начертано — православие, славянство, крестьянский надел[266].

Каким же представлялся Н.Я.Данилевскому будущий славянский культурно-исторический тип под углом зрения четырех основных разрядов культурной деятельности?

В поисках ответа на этот вопрос автор “России и Европы” рассматривает “задатки еще только начинающейся культурно-исторической жизни” этого типа[267].

В сфере религиозной значение деятельности русских велико, т.к. религия составляла господствующее содержание древнерусской жизни и в настоящее время в ней же заключается “преобладающий духовный интерес простых людей”[268].

Кроме того, русские и греки — хранители православия и продолжатели “великого дела — быть народами богоизбранными”[269]. Таким образом, религиозная сторона культурной деятельности составляет принадлежность славянского культурного типа[270].

В области политической славяне также продемонстрировали успехи, ибо огромное большинство славянских племен “образовали огромное, сплошное государство, просуществовавшее уже тысячу лет и все возраставшее и возрастающее в силе и могуществе, несмотря на все бури, которые ему пришлось выносить во время его долгой исторической жизни”[271].

Вторая сторона вопроса о политических способностях славян — способен ли русский народ к свободе?

Ответ Н.Я.Данилевского положительный — русский народ и русское общество могут выдержать “всякую дозу свободы”[272].

Однако особые надежды Н.Я.Данилевский связывает с деятельностью русских в области общественно-экономической. Дело в том, что “Россия составляет единственное обширное государство, имеющее под ногами твердую почву, в котором нет обезземеленной массы”[273], превосходство русского общественного строя над европейским заключается в крестьянском наделе и общинном землевладении[274]. Это и позволит в будущем установить “не отвлеченную только правомерность в отношениях граждан, но реальную и конкретную”[275].

Незначительные, по сравнению с греческим и германо-романским культурно-историческими типами, успехи русских и других славянских народов в науке и искусстве Н.Я.Данилевский объясняет сравнительной молодостью этих народов (моложе германских на четыре столетия), а также тем, что большая часть сил до сих пор поглощалась государственной деятельностью.

И хотя народное образование не успело еще охватить народные массы, уже есть признаки, свидетельствующие о больших возможностях русских в сфере культуры в узком смысле. На уровне европейской литературы находятся, по мнению Н.Я.Данилевского, такие произведения как “Мертвые души”, “Старосветские помещики”, “Шинель” Н.В.Гоголя; “Борис Годунов” А.С.Пушкина; “Война и мир” Л.Н.Толстого. Достижения в других областях искусства: “Явление Христа народу” А.А.Иванова, группа “Преображение” Пименова для Исаакиевского собора, музыка М.И.Глинки. Таким образом, славянский культурный тип представил задатки культурного развития.

Н.Я.Данилевский выдвигает предположение, что славянский культурно-исторический тип впервые в истории представит синтез всех сторон культурной деятельности и будет первым четырехосновным культурно-историческим типом, в котором особенно оригинальной чертой должно быть впервые найденное удовлетворительное решение общественно-экономической задачи[276].

Завершает свои размышления о будущем славянского культурно-исторического типа Н.Я.Данилевский следующим образом: “Главный поток всемирной истории начинается двумя источниками на берегах древнего Нила. Один, небесный, божественный, через Иерусалим и Царьград, достигает в невозмущенной чистоте до Киева и Москвы; — другой, земной, человеческий, в свою очередь, делящийся на два главных русла культуры и политики — течет мимо Афин, Александрии, Рима, — в страны Европы... На Русской земле пробивается новый ключ справедливо обеспечивающего народные массы общественно-экономического устройства. На обширных равнинах Славянства должны слиться все эти потоки в один обширный водоем...”[277].

Таким образом, наряду с утверждением существования отдельных культурно-исторических типов в свою философско-историческую концепцию Н.Я.Данилевский вводит линию религиозной и культурной преемственности (т.е. преемственности в сфере народности, что ранее признавалось невозможным). Борьба славянского и романо-германского культурно-исторических типов оказывается продолжением извечной борьбы между “градом земным” и “градом божиим”.

В этой связи отметим, что возможна “широкая” и “узкая” трактовки содержания теории типов. В первом случае в содержание теории включается учение о воплощенной в историческом противостоянии народов, борьбе града земного и небесного. Вместе с тем, поскольку это учение логически не связано с комплексом фундаментальных понятий теории типов, оно может рассматриваться как автономная составляющая философско-исторических воззрений русского мыслителя.

Переходя к заключительному этапу рассмотрения теории культурно-исторических типов, необходимо дать ее целостную критическую оценку.

Важнейший позитивный вклад теории культурно-исторических типов (первого варианта теории локальных цивилизаций — родоначальником которой и был Н.Я.Данилевский) — разработка “типологической” альтернативы традиционной для мировой историографии XIX века эволюционно-прогрессистской схемы исторического процесса.

Речь идет, таким образом, о критике концепции исторической эволюции.

Как известно, сильная сторона эволюционизма заключалась в противопоставлении принципа развития идее неизменности форм бытия, восходящей к теологическому представлению о неизменяемости мира, возникшего в результате акта божественного творения. Другими важными сторонами эволюционизма были признание единства человечества (которое ошибочно выводилось из представления о единстве человеческой психики) и прогрессивного характера его развития.

Уязвимым же с позиций научной критики положением доктрины эволюционизма было упрощенное представление о единообразном развитии культурно-исторического процесса, т.е. о развитии однолинейном, лишенном типологической вариативности.

В самом деле, достаточно широко распространена точка зрения, в соответствии с которой различные типы организации могут быть представлены как фазы или ступени единого эволюционного процесса.

Например, догосударственное сообщество (тип А), сосуществующее с городской цивилизацией, и сама эта цивилизация (тип Б) могут рассматриваться как различные типы социально-исторической организации.

Вместе с тем исследовательская реконструкция эволюции и генезиса типа городской цивилизации покажет, что общество, типологически однородное с упомянутым выше догосударственным сообществом, было фазой или ступенью эволюции сообщества, создавшего городскую цивилизацию.

Таким образом, различие в путях эволюции сообществ типа А и типа Б может истолковываться не как результат их типологического своеобразия, а как следствие того, что они попали в различные условия, т.е. о типе А можно говорить, что он собой представляет эволюционно застывший тип Б (возможно, вследствие того, что он попал в эволюционно-неблагоприятную ситуацию).

Однако возможности данной социально-исторической логики, построенной на отождествлении типа развития с фазой или этапом универсальной (единой) эволюции в описании конкретного исторического процесса, оказываются не универсальными, ограниченными.

В самом деле, такая стадия эволюционного развития человечества, как городская цивилизация, включает в себя различные виды цивилизации. Соответственно схема единых глобальных эволюционных ступеней исторического процесса оказывается частично неадекватной.

Могут быть выделены два типа цивилизаций — традиционные и посттрадиционные (индустриальные), а это означает разработку типологии на новых основаниях.

Разработка проблематики культурно-исторической типологии явилась одним из слагаемых нового синтеза в сфере философии истории — неоэволюционистских концепций исторической модернизации.

Становление принципиально важной для генезиса современной сциентистски-ориентированной философско-исторической парадигмы — теории модернизации происходило формально вне рамок теории локальных цивилизаций, однако в контексте созданного, в том числе с ее существенным участием, проблемного поля философско-исторической рефлексии.

Принципиально важная для генезиса теории модернизации разработка представления о культурно-историческом своеобразии античной, западноевропейской и различных восточных цивилизационных традиций (в контексте первых и стал возможен такой уникальный феномен культурно-исторической эволюции человечества как “первичная” модернизация) была осуществлена в русле критики универсалистских эволюционных схем, на основе анализа конкретных культурно-исторических особенностей данных цивилизаций.

Таким образом, проблематика культурно-исторической типологии оказалась в фокусе научного поиска в области философии истории тогда, когда выяснилось, что стадиально однотипные образования (городские цивилизации) существенно различаются по своим основным характеристикам и, в частности, могут рассматриваться как воплощения различных вариантов эволюционно-исторической динамики.

Вместе с тем было бы неверно ограничивать значение теории локальных цивилизаций ролью стимула для развертывания плодотворной критической дискуссии.

Хотя теория цивилизаций, по крайней мере в ее классических вариантах, разработанных Н.Я.Данилевским и О.Шпенглером (в отличии от реформатора этой традиции — А.Тойнби), оказалась непригодной в качестве целостного описания того отрезка истории человечества, который характеризовался появлением, а впоследствии и доминированием особой формации — городской цивилизации, вместе с тем теории рассматриваемого типа достаточно адекватно отразили общую структурную конфигурацию исторического процесса периода господства традиционных городских цивилизаций.

Особо следует выделить еще один момент, существенный для характеристики вклада Н.Я.Данилевского в философско-историческую мысль.

Русскому мыслителю впервые удалось зафиксировать феномен европоцентристской установки, названный им “ошибкой перспективы”, дать ему первоначальное истолкование, а также предложить теорию исторического процесса, в которой были разработаны концептуальные средства преодоления европоцентристской установки.

Позитивное значение критики европоцентризма, развитой Н.Я.Данилевским в теории типов, всецело определяется новыми познавательными возможностями данной точки зрения. Критика европоцентризма может рассматриваться как отказ от представления о естественном центре исторического процесса, как признание относительности и культурно-исторической обусловленности различных цивилизационных традиций.

Вслед за Н.Я.Данилевским эта проблематика была всесторонне разработана в философии истории О.Шпенглера, который рассматривал необходимость преодоления европоцентризма как важнейший стимул своей рефлексии.

Одним из основных недостатков теории культурно-исторических типов является отождествление социально-исторических образований с организмами.

Проведение аналогии между организмом и социально-историческим образованием (также как их отождествление) — достаточно распространенная черта социального мышления XIX века. Здесь, однако, необходимо уточнение, связанное с указанием на то, какие именно характерные свойства организма принимались во внимание.

Как правило, это были две характеристики — структурная — указание на целостность, единство структурного и функционального многообразия, и динамическая — представление о развертывании совокупности фаз органического жизненного цикла.

В социальной мысли XIX века значительно больше внимания уделялось структурно-функциональной аналогии (или тождеству).

Дело в том, что эта органическая структурно-функциональная модель открывала определенные возможности для изучения схем социального порядка — хотя в целом этот подход не был единственным или главным направлением поиска в общественно-исторических науках.

В связи с развитием теории эволюции, а ранее — благодаря широкому распространению идеи прогресса, органическая динамическая модель использовалась в социально-исторической рефлексии в гораздо меньшей степени. Не случайно, что у Н.Я.Данилевского использование этой модели сочеталось с критическим отношением к моделям исторической эволюции.

Идея отождествления органического и социально-исторического образования в перечне ошибочных положений философско-исторической теории Н.Я.Данилевского оказалась на первом месте в силу того, что она в наименьшей степени содержала то, что можно обозначить как “частные позитивные моменты”.

В самом деле, сведение исторической эволюции к динамике органического цикла приводило к ошибочной интерпретации исторической эволюции как в плане содержательного истолкования этапов эволюционного процесса, так и ее общей направленности.

Одним из результатов рассматриваемого отождествления была мистификация вопроса о движущих силах исторической эволюции.

Несостоятельным также оказался сделанный Н.Я.Данилевским на основе теории типов прогноз эволюции западноевропейской цивилизации, якобы закономерно вступившей в фазу органического умирания.

Вопреки интерпретации исторической динамики общества на основе представления об органическом цикле существования основу функционирования и динамики общества в конечном счете образует жизнедеятельность индивидов, опосредованная различными социальными структурами и формами; энергия индивидов и может рассматриваться в качестве жизненной силы, творящей историю общества.

Можно указать на такую органическую составляющую общества как человеческий индивидуум, рассматриваемый в качестве органического существа или организма, подчиненного, естественно, закону существования органических образований. Однако переживаемый отдельным индивидуумом жизненный цикл (и его органическая основа) не может стать основой аналогичного макроцикла существования общества за счет функционирования механизма смены поколений, обеспечивающего продолжение человеческого рода и являющегося одним из компонентов общего механизма общественного воспроизводства.

Второе существенное ошибочное положение теории культурно-исторических типов — отождествление самобытных типов развития с историческими индивидуумами — цивилизациями и использование схемы совокупности самобытных цивилизаций при конструировании представления об историческом процессе. Преимущественно априорное и формальное наделение исторических индивидуумов — цивилизациий чертами типологического своеобразия обусловило и формирование неадекватной типологии цивилизаций.

Еще одно существенное ошибочное положение теории типов — догматическое положение о невозможности передачи культурных начал одного цивилизационного типа другому.

Что касается ошибок частного характера, то повторное рассмотрение их вне контекста первичного анализа представляется нецелесообразным.

Глава треть

Идейная борьба вокруг теории культурно-исторических типов в России в 70-90-х гг. XIX века

В качестве наиболее активного сторонника учения Н.Я.Данилевского в 1870-е годы выступил Н.Н.Страхов (1828-1896) — литературный критик, один из идеологов почвенничества, философ.

Н.Н.Страхов родился в семье священника, окончил Костромскую духовную семинарию. Первоначально планировал продолжить духовное образование, однако позднее увлекся естественными науками и поступил на физико-математическое отделение Петербургского университета. Впоследствии работал преподавателем в Главном педагогическом институте. В 1857 г. защитил магистерскую диссертацию “О костях запястья млекопитающих”.

В первой половине 60-х гг. XIX в. Н.Н.Страхов сблизился с почвенниками и начал сотрудничать в журналах “Время”, “Эпоха”, а впоследствии и в журнале “Заря”, в котором впервые опубликовал в виде серии журнальных статей книгу Н.Я.Данилевского “Россия и Европа”.

В период сотрудничества в журналах братьев Ф.М. и М.М.Достоевских Н.Н.Страхов вел активную полемику с “Современником”, исходя из идеи о самобытном пути развития России, отстаивал тезис о необходимости преодоления влияния Запада и развития самобытных “органических” начал русской жизни, ибо только на этой основе, по Н.Н.Страхову, было возможно дальнейшее прогрессивное развитие России. В своих статьях он обосновывал также и специфически почвеннические положения, например, о необходимости для интеллигенции слияния с “почвой”, т.е. сближения с народом и др.

В философии Н.Н.Страхов стоял на идеалистических позициях. Сам Н.Н.Страхов указывал на два источника своего мировоззрения — естественные науки и философию Г.В.Ф.Гегеля. Свои философские взгляды развил в книгах “Мир как целое. Черты из науки о природе” (1872), “Опыт систематического изложения начальных оснований философии” (1888), “Об основных понятиях психологии и философии” (1894).

Н.Н.Страхов неоднократно организовывал переиздание книги “Россия и Европа” и других произведений Н.Я.Данилевского; был автором предисловий и положительных рецензий.

В предисловие к книге “Россия и Европа” Н.Н.Страхов включил свою рецензию, ранее опубликованную в журнале “Заря” в марте 1871 года. С рецензией ознакомился Н.Я.Данилевский и отметил, что все в ней “удивительно верно и точно”.

По мнению Н.Н.Страхова, книгу “Россия и Европа” “следует отнести к той школе нашей литературы, которая называется славянофильской, ибо эта книга основана на мысли о духовной самобытности Славянского мира”[278]. Поскольку книга “глубоко и полно” обнимает вопрос о духовной самобытности славянского мира, то “ее можно назвать целым катехизисом или кодексом славянофильства”[279]. Эта оценка книги Н.Я.Данилевского часто приводится в исследовательской литературе.

Н.Н.Страхов подчеркивал “завершающее и представительное” значение книги и высказывал предположение, что “со временем Н.Я.Данилевский будет считаться славянофилом по преимуществу кульминационной точкой в развитии этого направления, писателем, сосредоточившим в себе всю силу славянофильской идеи”[280]. По книге “Россия и Европа”, отмечает Н.Н.Страхов, “можно изучать славянофильство каждому, кто его желает изучать”[281].

В связи с тем, что учение Н.Я.Данилевского причисляется Н.Н.Страховым к категории славянофильских учений, возникает вопрос о том, какими общими со славянофильством чертами, а также особенностями обладает учение Н.Я.Данилевского.

Характеризуя основные компоненты учения Н.Я.Данилевского, Н.Н.Страхов особенно подчеркивал значение теории культурно-исторических типов и выдвигал ее на первый план. В такой интерпретации учение Н.Я.Данилевского, изложенное в книге “Россия и Европа”, оценивалось как “строго научное”, “имеющее целью добыть истину относительно основных начал, на которых должна строиться наука истории”[282].

Кроме того, с этой точки зрения отношения между Россией и Европой, между славянским и германо-романскими мирами “суть не более как частный случай, — пример, поясняющий общую теорию”[283].

Выдвижение на первый план теории культурно-исторических типов вполне оправдано, учитывая, что это наиболее оригинальная и значимая в научном отношении сторона социального мировоззрения Н.Я.Данилевского. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что сам Н.Я.Данилевский главное внимание уделял проблемам, связанным с различными аспектами формирования славянского культурно-исторического типа.

Из семнадцати глав, составляющих книгу “Россия и Европа” только в трех главах — в главе четвертой “Цивилизация европейская тождественна ли с общечеловеческой?”, в пятой “Культурно-исторические типы и некоторые законы их движения и развития” и в главе семнадцатой “Славянский культурно-исторический тип (вместо заключения)” — непосредственно рассматривается проблематика теории культурно-исторических типов. Остальные пятнадцать глав посвящены другим вопросам, рассматриваемым в учении Н.Я.Данилевского.

Н.Н.Страхов отмечал, что “главная мысль” Н.Я.Данилевского ”чрезвычайно” оригинальна и интересна, ибо он дал “новую формулу для построения истории, формулу гораздо более широкую, чем прежние”[284], и соответственно более справедливую и более научную.

Н.Я.Данилевский, отмечал Н.Н.Страхов, “отверг единую нить в развитии человечества, ту мысль, что история есть прогресс некоторого общего разума, некоторой общей цивилизации”[285], ибо такой цивилизации, по Н.Я.Данилевскому, не существует, а существуют только частные цивилизации, развитие отдельных культурно-исторических типов[286].

Отмечая, что теория культурно-исторических типов есть “исходная точка зрения, которая развита в “России и Европе”, Н.Н.Страхов указывал, что те славянофильские положения и выводы, к которым пришел Н.Я.Данилевский, опираясь на эту теорию, “приобрели совершенно новый вид, получили новую доказательность, которой, очевидно, не могли иметь, пока не существовали начала, в первый раз указанные в этой книге”[287].

Н.Н.Страхов подчеркивает, что автор “России и Европы” “нигде не опирается на славянофильские учения, как на что-нибудь уже добытое и доказанное”, а развивает “исключительно свои собственные мысли и основывает их на своих собственных началах”[288].

Н.Я.Данилевский отчасти сам указал на свое отношение к славянофилам: “Учение славянофилов было не чуждо оттенка гуманитарности, что, впрочем, иначе не могло быть, потому что оно имело двоякий источник: германскую философию, к которой оно относилось только с большим пониманием и большей свободой, чем его противники, и изучение начал русской и вообще славянской жизни — в религиозном, историческом, поэтическом и бытовом отношениях. Если оно напирало на необходимость самобытного национального развития, то отчасти потому, что, сознавая высокое достоинство славянских начал, а также видя успевшую уже выказаться, в течение долговременного развития, односторонность и непримиримое противоречие начал европейских, считало, будто бы славянам суждено разрешить общечеловеческую задачу, чего не могли сделать их предшественники. Такой задачи, однако же, вовсе не существует”[289].

Н.Н.Страхов отмечал, что в адрес книги были высказаны замечания, будто бы в ней нет “ничего нового”, подчеркивал, что “Россия и Европа” есть книга совершенно самобытная, отнюдь не порожденная славянофильством в тесном, литературно-историческом смысле этого слова, не составляющая дальнейшего развития уже высказанных начал, а, напротив, полагающая новые начала, употребляющая новые приемы и достигающая новых более общих результатов, в которых славянофильские положения содержатся как частный случай”[290].

Сходство учения Н.Я.Данилевского со славянофильством Н.Н.Страхов усматривает в “практических выводах”, имея в виду, что и Н.Я.Данилевский, и славянофилы утверждали возможность и необходимость развития России по самобытному пути, ибо люди “живо и глубоко чувствующие интересы своей родины, любовно вникающие в ее историческую судьбу, конечно, никогда не разойдутся далеко по вопросам, что следует любить, что следует желать”[291].

Главное же отличие Н.Я.Данилевского от славянофилов и соответственно “главная оригинальность” “России и Европы” заключается в том, что если “прежние славянофилы верно поняли не только интересы, но и самый дух своего народа”, то Н.Я.Данилевский “представил наиболее строгую теорию для этих стремлений”, нашел для них общие и высшие начала, до него никем не указанные[292].

В учении Н.Я.Данилевского основные положения славянофильства обосновываются с помощью “строго-научной” теории культурно-исторических типов, и именно в этом заключается оригинальность Н.Я.Данилевского как мыслителя, связанного со славянофильской традицией. В книге Н.Я.Данилевского анализируются не только взаимоотношения России и Европы, славянского и германо-романского миров, но и философско-историческая концепция, которая “содержит в себе новый взгляд на всю историю человечества, новую теорию Всеобщей Истории”[293].

Н.Я.Данилевского не удовлетворяло то обоснование самобытного пути развития России, которое разрабатывали славянофилы. Славянофильская концепция не выдерживала научной критики, ибо содержала в себе такие спекулятивные фикции, как признание существования единого человечества и наличия единой общечеловеческой задачи. Н.Я.Данилевский понимал, что в рамках концепции национальности, которой придерживались славянофилы, невозможно было обосновать существование национальности как имеющей цель “в самой себе”, как самодостаточной реальности, не связанной ни с какой “обещечеловеческой задачей”.

Н.Н.Страхов отмечал, что, поскольку Н.Я.Данилевский не придерживался германской философии, он — “самостоятельнее славянофилов”[294].

По Н.Н.Страхову, философию Н.Я.Данилевского “можно бы сблизить с духом естественных наук, например с взглядами и приемами Кювье; но этот общий научный дух не может быть считаем каким-то особым учением”[295].

Главный вывод книги “Россия и Европа” — тезис о том, что славяне “не предназначены обновить весь мир, найти для всего человечества решение исторической задачи; они суть только особый культурно-исторический тип, рядом с которым может иметь место существование и развитие других типов”[296]. Достоинство подобного решения проблемы связано с тем, что оно “полагает предел иным несбыточным мечтаниям” и сводит сторонников самобытного пути развития России “на твердую почву действительности”[297].

В заключение отметим, что в трактовке Н.Н.Страховым вопроса о соотношении учения славянофилов и воззрений Н.Я.Данилевского может быть зафиксировано противоречие: с одной стороны, утверждается, что автор “России и Европы” — представитель славянофильства, с другой — указывается, что Н.Я.Данилевский выдвинул и обосновал философско-историческую теорию, которой не было у славянофилов, а также отказался от представлений о едином человечестве и общечеловеческой задаче, которые разделялись славянофилами.

Для освещения вопроса о влиянии философско-исторических и социально-философских идей Н.Я.Данилевского на современников в России второй половины XIX века необходимо, в частности, рассмотреть воздействие теории культурно-исторических типов на творчество К.Н.Леонтьева.

К.Н.Леонтьев (1831-1891) — известный русский публицист, философ и общественный деятель консервативно-романтической ориентации, считавший себя учеником Н.Я.Данилевского.

На ранних этапах творческой деятельности К.Н.Леонтьев ориентировался на славянофильскую идейную традицию и в этом отношении рассматривал учение Н.Я.Данилевского как представительный вариант славянофильства. Наряду с общими тезисами славянофильства К.Н.Леонтьев заимствовал у Н.Я.Данилевского и оригинальную сторону его учения — философско-историческую доктрину.

Достаточно полно рассмотреть характер влияния и модификацию философско-исторических и социально-философских идей Н.Я.Данилевского в творчестве К.Н.Леонтьева можно лишь в контексте рассмотрения комплекса философских представлений К.Н.Леонтьева.

В философском мировоззрении К.Н.Леонтьева онтологическую функцию, т.е. функцию формирования фундаментальных представлений о бытии, выполняет несколько учений — во-первых, это религиозное учение, во-вторых, учение об эстетике жизни, в-третьих, существенно важным источником представлений о действительности, значимых для мировоззрения, по К.Н.Леонтьеву, является наука.

Обращаясь к характеристике религиозного учения К.Н.Леонтьева отметим, что он выделял два типа религиозного знания — ортодоксальное, основанное на принципах византийского православия, и неортодоксальное, которое можно обозначить термином либеральная теология (в терминах К.Н.Леонтьева — первый тип религиозного учения — “истинное христианство”, второй — “розовое христианство”).

Главное различие между этими религиозными доктринами заключается в неодинаковых трактовках религиозно-нравственной сущности жизни в личном и социальном ее измерении. В свою очередь, эти представления служат основанием для толкования писания и предания.

С точки зрения К.Н.Леонтьева, все “положительные религии” открыли и усвоили ту истину, что в жизни неизбежны зло, страдания, трагедия. “Все положительные религии, создавшие своим влиянием, прямым или косвенным, главнейшие культуры земного шара, — были учениями пессимизма, узаконившими страдания, обиды и неправду земной жизни”[298]. На основе такого понимания жизни К.Н.Леонтьев создает представление об индивидуальном и историческом человеческом бытии.