Часть 3.

кие и достойные удивления дела..." (20е); одно из этих деяний "превышающее

величием все остальные" (panton de hen megiston), а потому - скажем мы, повтор

доводы святого Ансельма, если только это не доводы Гонилона, - это событие

должно быть реальным, а иначе оно не могло бы быть самым великим. Вот это хорошо

сказано, отвечает воодушевленный Сократ, еи legeis. Спросим сразу же, какое это

деяние, это реальное (ergon) дело, которое не было приведено только как вымысел,

фантазия, сказание, что-то, о чем достаточно просто поговорить (ои legomenon),

но как деяние действительно (ontos) совершенное в древности этим городом и о

котором Солон слышал именно в таком смысле.

Нам нужно, следовательно, теперь говорить о деянии (ergon), по-настоящему,

действительно (ontos) совершенном. Что же происходит? Для начала заметим, что

главное исходит из уст Солона, цитируемого двумя поколениями Критиев.

Но кто такой Солон? Его стараются представить как гениального поэта. Если бы

политические заботы оставляли ему свободное время, которое он мог бы посвятить

развитию своего таланта, то тогда ни Гесиод, ни Гомер не могли бы превзойти его

славой (21c-d). После того, что Сократ сказал о поэтах, после "реалистического"

поворота, который он якобы совершил, этот излишек иронии еще больше нарушает

устойчивость тезисов и тем. Он подчеркивает динамическое напряжение между

тетическим эффектом и текстуальным вымыслом, между "философией" или "политикой",

связанной с ней здесь - содержание отождествляемых и передаваемых смыслов как

тождественность знания, - и с другой стороны текстуальное отклонение,

принимающее форму мифа, или во всяком случае "сказания" (legomenon),

происхождение которого всегда кажется неопределенным, отдаленным, отданным под

181 хора

непрестанно откладываемую ответственность, и не имеющего точного и определенного

предмета. От изложения к изложению автор все время отдаляется. Мифическое

сказание теперь похоже на речь, не имеющую законного отца. Сирота или

незаконнорожденный, он дистанцируется, таким образом, от философского логоса,

который - как об этом сказано в "Фед-ре", - должен иметь отца, несущего

ответственность, отвечающего за него и от него. Действие такой семейной схемы,

исходя из которой можно определить место речи, мы обнаружим во время определени

места - если мы еще можем так сказать - любого расположения, например, хоры. С

одной стороны, эта последняя могла бы стать "восприемницей и как бы кормилицей

всякого рождения" ( (49a)). Кормилица, она освобождает таким образом от этого

tertium quid, логика которого задана всем тем, что ему атрибутируется. С другой

стороны, чуть дальше, нам предлагается другое подходящее "сравнение":

"Воспринимающее начало можно уподобить матери, образец -отцу, а промежуточную

природу - ребенку" (50d). И все же, если придерживаться этой другой фигуры,

несмотря на то, что место хоры более со стороны матери, чем кормилицы, она не

образует пару с отцом, иначе говоря, с образцовой моделью. Являя собой третий

род (48е), она не принадлежит оппозиционной паре, например, такой, какую

умопостигаемый образец образует с чувственным становлением и которая больше

похожа на пару отец/ сын. "Мать" была бы в стороне. А поскольку это только

фигура, схема, а следовательно одно из тех определений, которое получает хора,

то эта последняя является матерью не больше, чем кормилицей и не больше, чем

женщиной. Этот triniton genos не является геносом, и прежде всего потому, что

это единственный индивид.

182 Ж. Деррида

Она не принадлежит "расе женщин" (genos gynaikon11). Хора обозначает особое

место, промежуток (espacemenf), сохраняющий асимметричное отношение со всем, что

"в ней", сбоку или сверх нее, что выглядит образующим пару с ней. В паре с тем,

что вне пары, эта странная мать, дающая место, но не порождающая, не может более

рассматриваться как начало. Она ускользает от любой антропотеологической схемы,

любой истории, любого откровения, любой истины. Пред-начальная, до и вне всякого

рождения, она не имеет даже чувства прошлого, прошлого настоящего. "До" не

означает никакого предшествия во времени. Отношение независимости, не-отношение

больше похоже на отношение интервала или промежутка, на взгляд того, что там

получает приют, чтобы быть там принятым.

И все же, размышление о хоре, ведомое побочным и не имеющим законного отца

(logissimo tini notho (52 b)) умозаключением, оказывается кладущим начало с

помощью нового возврата к началу: новой надбавки в аналитической регрессии.

Таким образом, весь "Тимей" сопровождают возвраты вспять. Собственное его врем

оказывается сочлененным с движениями, возвращающими к тому, что было выше, а

также к вещам уже ранее рассматривавшимся. Так:

"Таким-то образом... была вначале построена эта Вселенная; и, если мы намерены

представить ее рождение так, как оно совершалось на деле (), нам следует

привнести также и вид беспорядочной причины () вместе со способом действия,

который по природе этой причине принадлежит. Поэтому мы должны вернуться вспять

() и, приняв в свой черед для тех же самых вещей другое, подходящее им начало (

), еще раз, от начала, вести о них речь, как мы это уже делали раньше ( "

(48a-b).

183 хора

Не будем начинать сначала. Не будем сызнова возвращаться, как мы это только что

показали, к первоначалам и к первоэлементам всех вещей (stoikhea tou pantos).

Нужно идти дальше, рассмотреть снова все, что мы могли расценить как начало,

вернугься по ту сторону элементарных первоначал, т. е. к оппозиции образца и его

копии. А когда, для осуществления этого мы сообщаем, что будем прибегать только

к правдопо-добным утверждениям (или еще, 48d-e), то это для того, чтобы

предложить "вычленить еще одно" первоначало:

"Начало же наших новых речей о Вселенной подвергнется на сей раз более полному,

чем прежде, различению, ибо тогда мы обособляли два вида (), а теперь придетс

выделить еще и третий () " (48е).

Вернемся к наиболее ранним вещам, что можно перевести следующим образом:

вернемся по эту сторону уверенного философского рассуждения, который использует

основные оппозиции и сочетается с началом как с нормальной парой. Мы должны

вернуться к пред-началу, которое лишает нас этой уверенности и, тем самым,

требует нечистого, угрожаемого, побочного, гибридного философского рассуждения.

Эти черты не отрицательные. Они не дискредитируют рассуждение, просто оно ниже

философии. Ибо оно, конечно, не истинно, а только правдоподобно, хотя от этого и

не становится менее необходимым в разговоре о необходимости. Необыкновенна

трудность всего этого текста на самом деле связана с различением таких двух

модальностей, как истинное и необходимое. Смелость заключается здесь в том,

чтобы преодолеть начало или рождение и идти к необходимости, которая не являетс

ни порождающей, ни рожденной, но вынашивает философию, "предшествует" (до

текущего вре-

184 Ж. Деррида

мени или до вечного доисторического времени) и "принимает" результат, а в нашем

случае - образ противоположностей (умопостигаемый и чувственный), т. е.

философию. Эта необходимость (прозвище ей хора) кажется столь девственной, что

она даже не имеет облика девственницы.

Речь о хоре, таким образом, играет для философии роль сходную с той, что "сама"

хора играет в отношении того, о чем говорит философия, а именно,

с-формированного и ин-формированного в соответствии с образцом космоса. И вот в

этом космосе допускаются собственные - неизбежно неадекватные - формы описани

хоры: восприемница, матрица, мать или кормилица. Эти формы даже не настоящие.

Философия не может сказать прямо о том, чему они ближе в образе неусыпной

бдительности или правдивости (истинный или правдоподобный). Грезы находятс

между ними двумя, ни одно ни другое. Философия не может говорить философски о

том, что всего лишь похоже на ее "мать", "кормилицу", "восприемницу" или

"матрицу". В таком своем качестве, она говорит только об отце или о сыне, как

если бы отец породил ее совершенно один.

И еще раз гомология или аналогия, пусть даже формальная: чтобы осмыслить хору,

нужно вернуться к началу более старому, чем начало, а именно - к рождению

космоса, также как о происхождении афинян им нужно было напомнить с другой

стороны их собственной памяти. Именно в том, что в ней есть формального,

аналогия заявлена: забота о композиции архитектурной, текстовой (исторической)

или даже органической представляется как таковая чуть дальше. Она* напоминает

органицистский мотив "Федра": хорошо

_______________

* забота. - Прим. перев.

185 хора

сформированный логос должен походить на живое тело. Тимей:

"Теперь заготовленные причины [причины необходимые, причины божественные. -

Ж.Д.] разложены у нас по родам, как строительные материалы [hyle - материалы,

дерево, сырье - слово, которым Платон никогда не пользовался при характеристике

хоры, сказано, вероятно, на ходу и призвано обозначить проблему, поставленную

аристотелевской трактовкой хоры как материи. - Ж. Д.] у плотников (tekhtosin), и

нам остается только выложить из них дальнейшую часть нашего рассуждения (logos);

вернемся, однако, к исходной точке и повторим вкратце весь наш путь вплоть до

того места, которого мы только что достигли, а уже потом попытаемся дать нашему

сказанию подобающее заключение" (69а).

Постараемся дать как конец нашей истории голову, которая согласуется с началом,

чтобы венчать ею то, что предшествовало.

Перевод с французского Н.А. Шматко

Примечани

1 К этому одному из самых чувствительных для нашей проблематики моменту мы

надеемся возвращаться часто и подолгу, описывая историю и типологию толкований

хоры или, точнее, когда мы будем пытаться описать закономерность их парадоксов

или апорий. Отметим теперь только, что в двух работах, которые на французском

языке и с разрывом в семьдесят лет предлагают целостную картину и заканчивают

итоговой [общей] интерпретацией всех прошлых толкований хоры, средства

мега-лингвистики или мета-интерпретации для анализа ценностей метафоры,

сравнения или образа никогда не применялись для самоанализа. Не было задано ни

одного вопроса об интерпретативной риторике, в особенности относительно

неизбежного влияния определенной платоновской традиции (метафора есть

чувствительный обход на пути к умопостигаемому смыслу), что сделало ее мало

способной к выработке метаязыка для толкования Платона и, в частности, столь

необычного текста, каким является описание хоры в "Тимее". Так, Риво говорит о

"массе сравнений и метафор, чье разнообразие впечатляет" (р. 296), о "метафорах"

и "образах" подводящих к "идее", а именно, идее "в чем" (р. 298), даже если, в

отличие от Целлера, он отказывается "видеть в формулировках Платона одни только

метафоры..." (р. ,308). ("La theorie de la еt cosmogonie du "Timee ""//Probleme

du devenir et la notion de mature, chap. V, 1905)

Люк Бриссон говорит в свою очередь о "метафоре гр±з, которой пользуется Платон

для иллюстрации своего описания" (см.: "Le тете et l'autre dans la structure

ontologique du "Timee de Platon", 1974, p. 197, а также р. 206, 207). Он

систематизирует даже операциональное обращение к концепту метафоры и предлагает

классифицировать указанные метафоры во время определения того, что он сам

называет "онтологической природой пространственной среды" (мы вернемся к этому

названию и к описанному проекту): "...Это

187 хора

[определить "онтологическую природу" "пространственной среды"] составляет

значительную проблему, поскольку Платон говорит о "пространственной среде"

только используя полностью метафорический язык, который трудно специфицировать.

Вот почему мы анализируем в первую очередь две сюжетно-образных линии: одна

направлена на сексуальные отношения, а другая - на созидательную

деятельность..." (р. 208, ср. с р. 211 - 214, 217, 222).

Конечно, мы не собираемся здесь критиковать использование слов, относящихся к

метафоре, сравнению или образу. Часто они бывают необходимы по причинам, которые

мы попытаемся здесь объяснить. Нам может выпасть случай прибегнуть к ним. Но

есть такая точка, как нам кажется, где уместность такого риторического кода

наталкивается на предел и должна быть проанализирована как таковая, стать темой

и прекратить быть только операциональной. Речь идет о такой точке, где концепты

этой риторики кажутся построенными на "платоновских" оппозициях

(умопостигаемый/чувственный, бытие как эйдос/образ и т. п.), именно от которых

уклоняется хора. Внешнее многообразие метафор (или же мифологем вообще) означает

в этих местах не то, что собственный смысл может стать умопостигаемым, только

используя обходные пути, но что оппозиция дословного иносказательному, ни в коей

мере не теряя своей ценности, находит здесь предел.

2 Он это делает, в частности, в "Основных понятиях метафизики" в коротком

отрывке, а точнее, замечании между скобками: "(Ссылка на этот отрывок по "Тимею"

[50d-e] призвана не столько прояснить сочленимость и , со-явления (des

Miterscheinens) и бытия как устойчивости, сколько должна в то же время указать,

что, начиная с плато-новой философии, т. е. в трактовке бытия как, готовитс

(vorbereitet) трансформация, посредством которой, с трудом представимые сущности

места (Ortes) () и хоры (), замещаются на "пространство" (Raum), определяемое

протяженностью (Ausdehnung). Хора могла бы означать то, что разделяет, что

отходит в сторону от всякой единичной вещи, то, что ускользает, но также то, что

как раз принимает другую вещь и размещает ее (Platz macht)?)". (S. 50 - 51)

Среди всех вопросов, которые должен ставить перед

188 Ж. Деррида

нами этот текст и его контекст, наиболее сложный, конечно же, - о всех тех

решениях, которые допускаются этим "готовится" (vorbereitet).

3 Gegel G.F.W. Vorlesungen uber die Geschichte der Philosophie, Einleitung, B,

2b, Verhaltnis der Philosophie zur Religion, Werke 18.Suhrkamp, S.103.

4 Ор.сit.S. 108.

5 Ibid.

6 Detienne M., VernantJ.-P. Les Ruses de 1'intelligence, la metis des Grecs. (p.

66). В "Тимее" о Гее упоминает египетский жрец в том месте, к которому мы еще

вернемся. Это там, где он признает самым древним афинское поселение, о котором,

однако, кроме мифов, не сохранилось никаких иных свидетельств, а письменный

архив находится якобы в Египте (23 d -е). См. также Heidegger M. Nietzsche. Bd.

1. S. 350. "Хаос, ( ) означает промежуток [расхождение между краями] (das

Gahnen), расселину, то, что раскалывается надвое (Auseinanderklaffende). Мы

рассматриваем хаос в тесной связи с исходной интерпретацией сущности алетейи,

понимаемой как разверстая пропасть (см. "Теогонию" Гесиода). Функци

представления о Хаосе у Ницше (пред)упреждать "гуманизацию" (Vermenschung)

сущего в его целостности. "Гуманизация" несет в равной мере как моральное

объяснение мира, исходя из решения Творца, так и техническое, исходя из

деятельности Великого мастера. Демиурга (Handworker)".

7 "Платон дает определяющую трактовку (massegehende Deutung) для западной мысли.

Он говорит, что между сущим и бытием имеется (bestehe) обозначает место (Ort).

Платон хочет сказать, что сущее и бытие находятся в разных местах. Сущее и бытие

по-разному размещены (sing verschieden geortet). Следовательно, если Платон

считает ; различением места между бытием и сущим, то он ставит вопрос о совсем

другом месте (nach dem ganz anderen Ort) Бытия по сравнению с сущим"

(Qu'applle-t-on penser?/Trad. francaise A. Becker, G. Granel.-R 261). Позже мы

более детально вернемся к этому отрывку в тексте и к его контексту.

8 Это один из мотивов, связывающих данное эссе с тем, которое мы посвятили

понятию Geschlecht у Хайдеггера. См., например, введение к Geschlecht,

difference sexuelle, difference ontologique // Psyche. Invention de 1'autre. -

Paris: Galilee, 1987.

189 хора

9 См. Маркс К. Капитал. Т. 1. Отдел пятый. Гл. XIV, сноска 5. В другом

контексте, например, в курсе семинаров 1970 года в Высшей Нормальной школе

"Теория философского дискурса: условия отнесения текста к политической

философии. Пример материализма", эти размышления над "Тимеем" пересекались с

другими вопросами, которые у нас остаются на втором плане и к которым я еще

вернусь. Изучались и другие тексты, особенно, тексты Маркса и Гегеля, в которых

рассматривались отношение к политике у Платона вообще, а также разделение труда,

миф, риторика, материя и т. п.

10 Возможность войны взламывает идеальность в идеальном описании идеального

государства, в самом пространстве этого вымысла или этого представления. Жила

этой проблематики, следовать которой мы теперь не можем, по-видимому одна из

самых богатых. Она могла бы привести нас, в частности, к первоначальной форме

вымысла, который мы находим в "Об общественном договоре". По Руссо состояние

войны между государствами не может дать место какому-либо собственному праву,

чисто гражданскому, такому, какое должно царить внутри государства. Даже если

война имеет свое особенное право, право людей (genos, люди, народ, этнос), она

заставляет нас вернуться к состоянию некоторого рода специфической дикости.

Война выводит общественный договор за его собственные границы. При помощи такого

временного отстранения она показывает его ограничения, в один прекрасный день

она проливает свет на границы как самого общественного договора, так и

теоретических или фантастических рассуждений, описывающих его. А в конце книги и

этого идеального вымысла Руссо в нескольких строчках затрагивает проблему,

которую он так и не раскроет. Следовало бы очень внимательно проанализировать

это заключение и эти соображения о войне, то особенное отношение, в котором они

состоят с "внутренним" общественного договора в тот момент, когда они

открываются "вовне". Отношение тематическое, но к тому же и формальное, проблема

композиции: Руссо как бы протирает себе глаза, чтобы рассмотреть то, что

находится вне вымысла или идеального развития. Он открывает глаза, но закрывает

книгу: "После того, как я установил истинные принципы политического права и по-

190 Ж. Деррида

пытался заложить основания Государства, мне следовало бы укрепить оное

посредством его внешних отношений: это включало бы международное право,

торговлю, право войны и завоеваний; публичное право, союзы, переговоры, договоры

и так далее. Но все это составляет уже новый предмет, чересчур обширный, чтобы

мой взгляд мог его охватить. Мне следует рассматривать то, что более близко ко

мне." (Гл. IX, Заключение. - Цит. по: Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или

Принципы политического права/Пер. с фр. АД. Хаютина и B.C.

Алексеева-Попова//Руссо Ж.-Ж. Трактаты. - М.: Наука, 1969. - С. 256).

11 См. Loraux N. Sur la race des femmes//Les Enfants d'Athena. - R, 1981. - R 75

sq.). В рассматриваемом нами здесь контексте и в предшсствующей главе, названной

"L'autochtonie: une tiopique athenienne", можно прочитать, в частности, что

Афины это "одновременно кормилица (trophos), родина и мать" (Panegyrique

d'Isocrate), а также "соперничающие и взаимодополняющие полюса, logos и mythos"

которые "в конфронтации, но и в содействии делят между собой театральную сцену"

(р. 67 -72). Что же до расы мужчин (genos anthropon), то египетский жрец в

"Тимее" указывает для них "места": это места благоприятные для памяти, дл

хранения архивов, для письма и традиции, это "зоны" умеренности, которые

предохраняют от разрушения жарой или холодом (22с-23а).

Директор издательства: Абышко О. Л.

Главный редактор: Савкин И. А.

Художественный редактор и макет обложки: Бондаренко А.

Деррида Ж. Эссе об имени / Пер. с фр. Н.А. Шматко - М.: Институт

экспериментальной социологии; Спб.: Алетейя, 1998. - 192 с. (сери

..Gallicinium)

ИЛ ј 064366 от 26. 12. 1995 г.

Издательство "Алетейя": Санкт-Петербург, ул. 2-ая Советская, д. 27 Телефон:

(812) 277-2119 факс: (812) 277-5319

Сдано в набор 05.08.1997. Подписано в печать 15.05.1998. Формат 84х108 V32-

объем 6 п.л.

Тираж 2000 экз. - заказ ј 3687

Отпечатано с готовых диапозитивов в Санкт-Петербургской типографии "Наука. РАН:

199034, Санкт-Петербург, 9 линия, д. 12

Printed in Russia