Часть 2.

МЕТАМОРФОЗЫ ВЛАСТИ

ЗНАНИЕ, БОГАТСТВО И СИЛА НА ПОРОГЕ XXI ВЕКА

Карен с любовью

от нас обоих

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Метаморфозы власти» — это кульминация 25-летних попыток осмыслить удивительные изменения, ведущие нас в XXI век. Это третий, последний том трилогии, начатой «Шоком будущего», продолженной «Третьей волной» и завершенной сейчас.

Каждая из этих книг может быть прочитана как самостоятельная работа. Но вместе они образуют последовательное, логичное целое. Их центральная тема — анализ перемен, которые происходят с людьми, когда общество внезапно трансформируется во что-то новое и невиданное. Книга «Метаморфозы власти» продолжает анализ, проведенный ранее, и фокусирует внимание на возвышении новой системы власти, заменяющей систему власти индустриального прошлого.

Описывая ускоряющиеся перемены, средства массовой информации обрушивают на нас поток разобщенных данных. Эксперты заваливают нас горами узкоспециализированных монографий. Популярные прогнозисты перечисляют не связанные между собой тенденции без какой-либо модели, отражающей их взаимозависимость, или определения сил, которые, вероятно, способны повернуть их вспять. В результате само изменение начинает казаться анархичным, почти безумным.

Данная трилогия зиждется на предположении, что происходящие сегодня стремительные трансформации не столь хаотичны и случайны, как нам представляют. Эта работа показывает, что за заголовками стоят не только отдельные модели, но также определенные силы. Стоит нам понять эти модели и силы, и мы сможем справиться с ними стратегически, а не бессистемно, действуя поодиночке.

15

Чтобы осмыслить происходящие сегодня великие изменения, нам необходимо нечто большее, чем биты информации, блики экранов и перечни. Нам нужно понять, как различные трансформации зависят одна от другой. Таким образом, «Метаморфозы власти», как и две предшествовавшие ей части трилогии, представляют ясный и исчерпывающий образ новой цивилизации, которая распространяется по планете.

Следовательно, конфликты, которые могут стать очагами напряженности завтра, конфликты, перед лицом которых мы стоим, сводятся к противоречиям между этой новой цивилизацией и отстаивающими свои позиции силами прошлого. Книга «Метаморфозы власти» утверждает, что поглощение и реструктурирование корпораций, уже увиденные нами, — лишь первые залпы великих, невиданных грядущих сражений в мире бизнеса. Что еще более важно, мы считаем, что недавние сдвиги в Восточной Европе и Советском Союзе — лишь мелкие перестрелки в сравнении с глобальной битвой за власть, ждущей нас впереди. И конкуренция между Соединенными Штатами, Европой и Японией еще не достигла своего апогея.

Короче, «Метаморфозы власти» — это книга о нарастающей борьбе за власть, с которой мы сталкиваемся в то время, когда индустриальная цивилизация теряет свое доминирующее положение и новые силы набирают мощь на планете.

Для меня лично «Метаморфозы власти» — это вершина, достигнутая после пленительного путешествия. Однако перед тем как продолжить, необходимо пояснение личного характера. Я совершил это путешествие не один. У этой трилогии — от начала до момента завершения — был «неаккредитованный» соавтор. Это совместная работа двух умов, а не одного, хотя собственно процесс написания — моих рук дело, лавры и критику принимаю тоже только я.

Мой соавтор, как многие уже знают, — это мой лучший друг, супруга, партнер, моя любовь на протяжении 40 лет — Хейди Тоффлер. Какие бы промахи ни существовали в этой трилогии, они были бы значительно более серьезными, если бы не ее скептический ум, ее интеллектуальная проницательность, острое редакторское чутье и верное понимание как идей, так и людей вообще. Она

16

не только придала блеск уже написанному, но и сформулировала базовые модели, лежащие в основе этого сочинения.

Несмотря на то что интенсивность ее участия варьировалась в зависимости от ее занятости — а книги эти требовали путешествий, исследований, интервью с тысячами людей по всему миру, тщательной организации и планирования, за всем этим следовали бесконечные уточнения и проверки, — несмотря на все это, Хейди участвовала на всех этапах.

Тем не менее по причинам частично личного свойства, частично социального и частично экономического — они порой варьировались на протяжении последних двух десятилетий — было принято окончательное решение заявить как автора только того, кто собственно писал.

Даже сейчас Хейди отказывается поместить свое имя на обложку книги из-за честности, скромности и любви — причин, которые кажутся достаточными для нее, хотя я так не считаю. Я могу подправить это упущение, лишь предварив книгу словами: я чувствую, что эта трилогия настолько же ее, насколько и моя.

Все три книги исследуют один отрезок времени — начинающийся примерно в середине 50-х и заканчивающийся 75 лет спустя, в 2025 г. Этот временной промежуток, который можно назвать переломным пунктом в истории, — период, когда цивилизация «фабричных труб», доминировавшая на планете на протяжении последних столетий, окончательно уступает место другой, совершенно отличной от нее, и все это сопровождается потрясающей мир борьбой за власть.

Но хотя все части трилогии сфокусированы на одном периоде времени, каждая из них использует разные инструменты, чтобы заглянуть за фасад реальности, и, вероятно, небесполезно пояснить читателям, в чем между ними различие.

«Шок будущего» рассматривает процесс изменения, его воздействие на людей и организации. «Третья волна» анализирует направления перемен, затрагивающие нас. «Метаморфозы власти» посвящены проблеме управления: кто и каким образом формирует происходящие преобразования.

В «Шоке будущего», который мы определяем как дезориентацию и стресс, вызванные необходимостью справиться со слишком большим количеством изменений за слишком короткий срок, при-

17

водятся доказательства того, что ускорение хода истории само по себе имеет последствия, независимо от направлений трансформаций. Просто ускорение темпа событий и времени реакции на них вызывают определенные последствия, независимо от того, как воспринимаются изменения — плохо или хорошо.

Также это подразумевает, что очень скоро слишком кардинальные перемены могут захлестнуть людей, организации и даже целые страны, что ведет к дезориентации и разрушает способность принимать разумные решения, необходимые для адаптации. Короче, они могут пострадать от этого шока.

Вопреки бытовавшему мнению, в «Шоке будущего» утверждалось, что нуклеарная семья вскоре распадется. Книга также предвещала генетическую революцию, возникновение расточительного общества и революцию в сфере образования, которая, возможно, начинается прямо сейчас.

Впервые опубликованная в Соединенных Штатах в 1970 г., а затем во всем мире, эта книга затронула оголенный нерв, неожиданно стала международным бестселлером и вызвала лавину комментариев. Она стала, по данным Института научной информации, одной из самых цитируемых работ в социологической литературе1. Словосочетание «шок будущего» вошло в повседневный язык, появилось во многих словарях и последнее время мелькает на страницах газет.

У «Третьей волны», последовавшей в 1980 г., фокус был иным: последние революционные изменения в технологиях и обществе и перспективы будущего рассматривались с исторической точки зрения.

Определяя сельскохозяйственную революцию, которая произошла 10 000 лет назад, как Первую волну перемен в человеческой истории, а индустриальную революцию — как Вторую волну, эта книга описала основные технологические и социальные изменения, начавшиеся в середине 50-х годов, как великую Третью волну перемен — начало новой постиндустриальной цивилизации. Среди прочего в ней отмечается появление новых отраслей промышленности, основанных на компьютерах, электронике, информации, биотехнологии и т.п., которые я назвал «новые командные высоты» экономики. Там также предсказывалось расширение гибкого производства, распространение занятости, неполный ра-

18

бочий день и демассификация средств массовой информации. Эта книга описала невиданное ранее слияние производителя и потребителя, введя термин «prosumer». В ней были обсуждены вопросы возвращения некоторых видов работы в домашние условия и изменения в политике и национально-государственной системе.

Запрещенная в некоторых странах, «Третья волна» в других стала бестселлером и одно время была чем-то вроде «библии» для отцов реформ в Китае2. Сперва обвиненная в распространении западного «духовного загрязнения», затем осознанная и опубликованная огромными тиражами, она стала самой продаваемой книгой в самой многочисленной стране на планете и использовалась при составлении речей Ден Сяопина. Бывший в то время премьер-министром Цзао Дзиян созывал конференции для ее обсуждения и убеждал политиков изучать этот труд.

В Польше цензура сократила книгу. Возмущенные действиями властей студенты и те, кто поддерживал Солидарность, напечатали «подпольное» издание, а также распространяли брошюры с отдельными пропущенными главами. Как и «Шок будущего», «Третья волна» вызвала многочисленные отклики читателей, дав толчок созданию новых видов продукции, компаний, симфоний и даже скульптур.

Сейчас, через 20 лет после выхода «Шока будущего» и 10 — после «Третьей волны», книга «Метаморфозы власти» наконец-то готова. Она поднимает вопросы, не затронутые в предшествующих работах, основное внимание в книге сосредоточено на решительном изменении отношений: знание — власть. Она представляет новую теорию власти в обществе и исследует трансформации, происходящие в бизнесе, экономике, политике и мире вообще.

Едва ли нужно добавлять, что будущее не «познаваемо», в смысле точного предсказания. Жизнь полна сюрреалистических сюрпризов. Даже самые «жесткие» модели и «твердые» данные часто базируются на «неустойчивых» предположениях, особенно когда речь идет о делах человеческих. Предмет этих книг — набирающие ход изменения, естественно, что детали быстро устаревают. Статистика меняется. Но раз уж мы двинулись в terra incognita* под названием «завтра», лучше иметь общую и неполную карту того, что

* Terra incognita (лат.) — неизвестная земля. — Примеч. пер.

19

следует пересмотреть и скорректировать, чем не иметь карты вообще.

В то время как каждая из книг трилогии строится на оригинальной, но совместимой с другими модели, все они основаны на документах, исследованиях и репортажах, охватывающих многочисленные и в корне различные сферы и разные страны. Так, например, готовя эту книгу, мы попытались изучить власть и на вершине, и в глубине общества.

У нас была возможность провести четырехчасовые встречи с Михаилом Горбачевым, Рональдом Рейганом, Джорджем Бушем, несколькими японскими премьер-министрами и многими другими, кого большинство относит к числу наиболее влиятельных людей на планете.

На противоположном конце спектра мы, вместе или поодиночке, посетили также обитателей южноамериканского «города нищих» и женщин, отбывающих пожизненное заключение. Обе группы можно отнести к самым бесправным на земле.

Кроме того, мы обсудили проблемы власти с банкирами, профсоюзными деятелями, ведущими бизнесменами, компьютерными экспертами, генералами, лауреатами Нобелевской премии в области науки, нефтяными магнатами, журналистами и ведущими менеджерами многих крупнейших в мире компаний.

Мы встречались с теми, кто готовит решения в Белом доме, в Елисейском дворце в Париже, в офисе премьер-министра в Токио и даже в кабинетах Центрального комитета коммунистической партии в Москве. Разговор с Анатолием Лукьяновым (тогда член ЦК, позже второй по положению после Горбачева государственный чиновник в СССР) был прерван неожиданным звонком, вызывавшим его на встречу в Политбюро.

Как-то я находился в залитой солнечным светом комнате в окружении книг. Это было в маленьком городке в Калифорнии. Если бы меня не привели туда с завязанными глазами, я никогда бы не подумал, что умная молодая женщина в футболке и джинсах, сидящая напротив меня за дубовым письменным столом, — убийца или признана виновной во вселяющем ужас преступлении на сексуальной почве. Или что мы находимся в тюрьме — месте, где все реалии власти не приукрашены. Там я пришел к пониманию того, что даже заключенные отнюдь не бессильны. Некото-

20

рые из них знают, как использовать информацию в целях получения власти, с искусностью, сравнимой разве что с манипуляциями кардинала Ришелье при дворе Луи XIII, что напрямую относится к нашей книге. (Этот случай позволил нам с женой дважды провести семинар в классе, состоявшем главным образом из убийц, от которых мы многое узнали.)

Случаи, подобные этим, дополняющие изнуряющее чтение и анализ печатных источников, собранных в разных уголках мира, сделали для нас подготовку «Метаморфоз власти» незабываемой.

Мы надеемся, что читатели признают книгу «Метаморфозы власти» столь же полезной, приятной и поучительной, как «Третья волна» и «Шок будущего». Широкое исследование, начатое четверть века назад, завершено.

Элвин Тоффлер.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ:. НОВОЕ ПОНИМАНИЕ ВЛАСТИ

Власть вырастает из ствола винтовки.

Мао Цзэдун

Money talks.

Анонимный автор

Знание — сила.

Фрэнсис Бэкон

1. ЭРА МЕТАМОРФОЗ ВЛАСТИ

Эта книга о власти на рубеже XXI века. Она затрагивает вопросы насилия, богатства и власти и той роли, которые они играют в нашей жизни. Она повествует о новых путях к власти, открытых миром в переломный период.

Несмотря на сопутствующий самому понятию власти дурной запашок, возникший из-за злоупотреблений ею, власть сама по себе ни плоха, ни хороша. Это неизбежный аспект любых человеческих взаимоотношений, и он влияет на все — от секса и работы до машины, которую мы водим, телевидения, которое мы смотрим, надежд, за которыми гонимся. И мы — продукты власти в значительно большей степени, чем многие из нас представляют.

Тем не менее из всех аспектов нашей жизни власть остается одним из наименее понятных и наиболее важных — особенно для нашего поколения.

Мы вступаем в эру метаморфоз власти. Мы живем в момент, когда вся структура власти, скреплявшая мир, дезинтегрируется.

22

Совершенно иная структура обретает форму. И это происходит на всех уровнях человеческого общества.

В офисе, в супермаркете, в банке, в коридорах исполнительной власти, в наших церквах, больницах, школах, домах старые модели власти ломаются, обретая новые, непривычные черты. Студенчество от Беркли до Рима и Тайбэя готово взорваться. Все чаще возникают этнические и расовые столкновения.

В мире бизнеса гигантские корпорации распадаются и объединяются, их главные исполнительные директора вместе с тысячами их служащих теряют работу. «Золотой парашют», или пакет выплат и компенсаций, может смягчить шок падения руководящему менеджеру, но он теряет атрибуты могущества: реактивный самолет корпорации, лимузин, конференции на шикарных курортах с непременным гольфом; уходит тайное возбуждение, которое создает ощущение абсолютной власти.

Власть не просто смешается в верхах корпоративной жизни. И менеджер в офисе, и начальник производства обнаруживают, что работники не подчиняются слепо приказам, как это бывало раньше. Они задают вопросы и требуют ответов. Офицеры узнают то же самое о своих войсках. Высшие полицейские чины — о рядовых полицейских. Преподаватели — о своих студентах.

Это крушение старого стиля управления ускоряется также в деловой и повседневной жизни, когда дезинтегрируются глобальные структуры власти.

Начиная с конца Второй мировой войны, две супердержавы твердо попирали ногами землю подобно колоссам. У каждой были свои союзники, сателлиты и сочувствующие лагеря. Каждая уравновешивала другую — ракету ракетой, танк танком, шпиона шпионом. Сегодня, конечно, этого равновесия больше нет.

В результате в мировой системе уже появляются «черные дыры» — великие всасывающие вакуумы власти (например, в Восточной Европе), которые могут ввергнуть страны и народы в непредсказуемые новые или, вернее сказать, если уж на то пошло, древние альянсы и столкновения интересов. Стремительное ограничение советского могущества привело к образованию незаполненного вакуума на Среднем Востоке. И Ирак, бывший партнер Советского государства, поспешил заполнить этот вакуум вторжением в Кувейт. Таким образом, разразился первый

23кризис эры, наступившей после холодной войны. Власть смещается в таком поразительном темпе, что мировые лидеры скорее смываются волнами событий, чем руководят ими.

Существуют серьезные причины полагать, что силы, в настоящий момент сотрясающие власть на каждом уровне человеческого общества, станут в ближайшие годы еще более интенсивными и всеобъемлющими.

Подобно тому, как смещения и разломы тектонических плит приводят к землетрясению, это массовое реструктурирование властных взаимоотношений приведет к редчайшему событию в человеческой истории — к революции самой природы власти.

«Метаморфозы» — это не просто переход власти. Это — ее трансформация.

КОНЕЦ ИМПЕРИИ

Весь мир с трепетом наблюдал, как насчитывающая полувековую историю империя, основанная на советской власти в Восточной Европе, неожиданно расклеилась в 1989 г. Безнадежно потерянный для западной технологии, нуждающийся в оживлении своей проржавевшей экономики Советский Союз сам погрузился в период почти что хаотического изменения.

Другая мировая супердержава медленнее и менее драматично также пришла в относительный упадок. Так много было написано об утрате Америкой мирового господства, что нет смысла повторять это здесь. Однако даже более поразительны смещения во власти некогда доминировавших внутренних институтов.

Двадцать лет назад General Motors (GM) рассматривалась как ведущая мировая компания в сфере производства, эталон, мерцающий подобно маяку, для менеджеров во всех странах и активных политиков в Вашингтоне. Сегодня чиновник, занимающий высокий пост в GM, говорит: «Мы боремся за свою жизнь. Возможно, в ближайшие годы мы будем наблюдать фактический развал GM»1.

Двадцать лет назад у IBM практически не было конкурентов, а в Соединенных Штатах, вероятно, было больше компьютеров, чем

24

во всех остальных странах мира вместе взятых. Сегодня власть компьютеров стремительно распространяется по миру, доля Соединенных Штатов уменьшается, IBM стоит перед лицом крайне серьезной конкуренции со стороны таких компаний, как NEC, «Hitachi», «Fujutsu» в Японии; Groupe Bull во Франции; ICL в Великобритании, и многих других. Промышленные аналитики рассуждают о «пост-айбиэмовской» эре.

Все это результат не только внешней конкуренции. Двадцать лет назад три телесети — ABC, CBS и NBC — доминировали в американском эфире. У них вообще не было зарубежных конкурентов. Сегодня же их сфера влияния сокращается так быстро, что сам факт их выживания сомнителен2.

Возьмем пример из другой области. Двадцать лет назад доктора медицины в Соединенных Штатах были богами в белых халатах. Для пациентов их слово было законом. В сущности, врачи управляли всей американской системой здравоохранения. Их политический вес был огромен.

Сегодня, напротив, американские медики в осаде. Пациенты им возражают, возбуждаются дела за преступную небрежность при лечении больных. Медсестры требуют гарантий платежеспособности и уважения. А американской системой здравоохранения управляют сейчас страховые компании, «группы регулируемой помощи» и правительство, а не врачи.

В течение этого 24-летнего периода, когда ослабевало внешнее влияние США, некоторые из наделенных властью институтов и профессий внутри наиболее могущественных зарубежных стран тоже наблюдали снижение своего влияния.

Как бы ни были похожи эти сильнейшие встряски во власти на болезнь стареющих супердержав, взгляд, брошенный на любую другую область, доказывает иное.

В то время как экономическая сила Соединенных Штатов постепенно сходит на нет, японская рвется вверх подобно ракете. Но успех также может привести к значительным смещениям во власти. Как и в Соединенных Штатах, японские отрасли промышленности, оснащенные ленточными конвейерами, обладавшие наибольшей властью в период Второй волны, потеряли свою значимость с ростом отраслей промышленности Третьей волны. Даже когда экономический вес Японии увеличивался, несмотря на это, три

25

института, возможно, наиболее ответственные за этот рост, переживали собственное экономическое ослабление. Первым из них была правящая Либерально-демократическая партия (ЛДП). Вторым — министерство внешней торговли и промышленности (МВТП), чью роль мозгового центра, стоящего за японским экономическим чудом, можно доказать. Третьим является Кейденрен, самый могущественный в политическом плане союз в области бизнеса.

На сегодняшний день ЛДП сдала свои позиции. Ее пожилые лидеры мужского пола запутались в финансовых и сексуальных скандалах. ЛДП впервые столкнулась с возмущением и все возрастающей активностью избирательниц, потребителей, налогоплательщиков и фермеров, которые раньше ее поддерживали. Чтобы удержать ту власть, которой она обладала начиная с 1955 г., ЛДП будет вынуждена опираться уже не на сельских, а на городских избирателей и иметь дело с более чем когда бы то ни было разнородным электоратом. Япония, как и все высокотехнологические страны, становится все дальше уходящим от массовости обществом, в котором на политическую арену выходит очень много новых лиц. Сумеет ли ЛДП осуществить эту нацеленную на перспективу долгосрочную трансформацию — вопрос спорный.

Что касается МВТП, даже сейчас многие американские академики и политики настаивают на том, чтобы Соединенные Штаты приняли присущий ему стиль планирования за образец3. Однако сегодня МВТП само испытывает трудности. Крупнейшие японские корпорации, некогда ходившие на задних лапках перед его бюрократами, обычно неукоснительно следовали исходящим оттуда «руководящим указаниям». На данный момент МВТП — быстро увядающий институт власти, так как корпорации сами достаточно окрепли, чтобы действовать самостоятельно4. Япония остается экономически могущественной страной для остального мира, но внутренне политически немощна. Огромный экономический вес вращается вокруг шаткой политической оси.

Еще более показательно снижение силы Кейденрена, внутри которого все еще господствуют иерархи отраслей промышленности, опирающиеся на «фабричные трубы».

Даже такие линкоры японской финансовой власти, как Банк Японии и министерство финансов, под управлением которых Япо-

26

ния прошла сквозь период быстрого роста, нефтяной кризис, крах фондового рынка и повышение курса иены, сейчас бессильны против бурных рыночных сил, дестабилизирующих экономику.

Еще более поразительные перемены власти меняют лицо Западной Европы. Поскольку немецкая экономика опережала все остальные, власть постепенно ускользала от Лондона, Парижа и Рима. Сегодня, когда Восточная и Западная Германии объединяют свои экономические системы, Европе вновь угрожает ее господство на континенте.

В целях защиты Франция и другие европейские страны, за исключением Великобритании, поспешно пытаются интегрироваться в Европейское Сообщество как в политическом, так и в экономическом плане. Но чем успешнее их усилия, тем больше их национальная власть переливается в кровеносные сосуды основанного в Брюсселе Европейского Сообщества, которое урывает все большие и большие куски от их суверенитетов.

Страны Западной Европы оказались стиснутыми между Бонном или Берлином, с одной стороны, и Брюсселем — с другой. Здесь власть также уходит из традиционно существовавших центров.

Перечень такого рода глобальных и внутренних смещений власти может быть расширен до бесконечности. Они представляют собой выдающуюся серию изменений для столь короткого периода мирного сосуществования. Конечно же, некоторые метаморфозы власти нормальны в любое время.

Однако исключительно редко исчезает цельная, опоясывающая весь мир система власти. Это редкий момент в истории: сразу меняются все правила игры во власть и сама ее природа революционизируется.

Но именно это и происходит сегодня. Власть, которая в огромной мере определяет нас как индивидуумов и как нации, сама приобретает иное значение.

БОГ В БЕЛОМ ХАЛАТЕ5

Ключ к разгадке этой метаморфозы мы найдем, если более пристально посмотрим на приведенный выше перечень на первый взгляд не связанных между собой изменений. Они не так случай-

27

ны, как кажутся. И подобный метеориту взлет Японии, и приводящий в замешательство упадок GM, и то, что американские врачи утратили благоговейное отношение к себе, — все это связано между собой единой нитью.

Итак, власть бога в белом халате лопнула.

Долгие годы врачи в Соединенных Штатах сохраняли недоступную для посторонних власть над медицинскими знаниями. Рецепты выписывались на латыни, обеспечивая эту профессию, так сказать, полусекретным кодом, который держал в неведении большинство пациентов. Медицинские журналы и тексты были адресованы только профессиональным читателям. Медицинские конференции носили закрытый характер. Врачи контролировали учебные планы и прием студентов в медицинских школах и высших учебных заведениях.

Сегодня у пациентов поразительный доступ к медицинским знаниям. Имея персональный компьютер и модем, кто угодно может войти в базы данных, такие как Index Medicus, и получить научные статьи обо всем, начиная с болезни Эдисона и заканчивая зигомикозом, и, в сущности, собрать больше информации по конкретному недугу и его лечению, чем обычный врач из-за нехватки времени в состоянии прочитать.

Копии известной книги «Настольный справочник врача», насчитывающей 2554 страницы, легко доступны любому. Один раз в неделю по Libetime (сеть кабельного телевидения) каждый зритель может посмотреть 12-часовую непрерывную узкоспециализированную программу, предназначенную для повышения квалификации медиков. Иногда зрителей предупреждают: «Некоторые из представленных материалов не рассчитаны на широкую аудиторию». Но это уже дело телезрителя — решать.

В остальные дни недели едва ли не каждая выходящая в эфир передача новостей в Америке содержит медицинскую информацию или сюжет. Видеоверсия материалов «Журнала американской медицинской ассоциации» транслируется сейчас 300 станциями вечером по четвергам. Пресса рассказывает о случаях преступной небрежности врачей при лечении больных. Недорогие книги в мягких обложках рассказывают рядовым читателям, от каких медикаментов какого эффекта ожидать, какие лекарства нельзя смешивать, как повысить или понизить уровень холестерина с помо-

28

шью диеты. Кроме того, крупные достижения в области медицины, даже впервые опубликованные в специализированных журналах, передаются в вечерних теленовостях едва ли не раньше, чем доктор медицины, сделавший открытие, вытащит журнал из своего почтового ящика.

Короче говоря, монополия на знания в области медицинских профессий полностью разрушена. И врач уже больше не бог.

Низведение врачей с трона — лишь один небольшой пример общего процесса, меняющего все отношение знания к власти в странах с высокими технологиями.

Во многих других сферах знания так же ускользают из-под контроля узкого круга специалистов. Внутри крупных корпораций служащие приобретают доступ к знаниям, некогда монополизированным руководящей администрацией. И поскольку знания перераспределяются, то же самое происходит и с властью, на них основанной.

ПОДВЕРГШИЕСЯ БОМБАРДИРОВКЕ БУДУЩИМ

Однако знания обусловливают огромные изменения власти в значительно более широком смысле. Сегодня важнейшим в развитии экономики стало возвышение новой системы создания материальных ценностей, основанной уже не на мускульной силе, но на силе интеллекта. Труд в экономически развитых странах уже не состоит из работы над «вещами», пишет Марк Постер, историк из Калифорнийского университета, но из «мужчин и женщин, влияющих на других мужчин и женщин, или... людей, влияющих на информацию, и информации, оказывающей влияние на людей»6.

Замена грубого физического труда знанием и информацией, в сущности, и лежит за проблемами General Motors и возвышением Японии. В то время как GM все еще считала Землю плоской, Япония исследовала ее границы и совершила открытие.

Уже в 1970 г., когда лидеры американского бизнеса полагали, что их мир «фабричных труб» находится в безопасности, ведущие японские бизнесмены и даже широкая общественность подверга-

29

лись бомбардировке книгами, газетными статьями и телепрограммами, возвещавшими пришествие «информационной эпохи» и фокусировавшими внимание на XXI в. Пока в Соединенных Штатах, пожимая плечами, гнали от себя концепцию конца индустриализма, она была встречена в Японии с распростертыми объятиями теми, кто принимал решения в бизнесе, политике и средствах массовой информации. Они пришли к заключению, что знания — это ключ к экономическому росту в XXI в.

Поэтому-то и неудивительно, что хотя Соединенные Штаты раньше начали компьютеризацию, Япония быстрее двигалась по пути замещения основанных на грубом мускульном труде технологий Второй волны технологиями Третьей волны, базирующимися на знаниях.

Широкое распространение получили роботы. Утонченные методы производства, зависящие от компьютеров и информации, привели к созданию продукции, с качеством которой было нелегко состязаться на мировых рынках. Более того, признавая, что ее старые, индустриальные технологии, в конечном счете, обречены, Япония предприняла шаги, способствовавшие переходу к новым, и оградила себя от неурядиц, которые влечет за собой такая стратегия. Контраст с General Motors — и американской политикой в целом — разительный.

Если мы пристальнее посмотрим и на многие другие смещения во власти, то станет очевидно, что изменившаяся роль знаний — возвышение новой системы создания материальных ценностей — в этих случаях также либо становилась причиной, либо способствовала важным переменам во власти.

Распространение этой новой экономики знаний является, по сути, новой взрывной силой, которая швырнула развитые экономики в глобальное ожесточенное соревнование. Экономика знаний наглядно показала социалистическим странам их безнадежное отставание, заставила многие «развивающиеся» страны выбросить за ненадобностью их традиционные экономические стратегии и в данный момент основательно сдвигает и рушит взаимоотношения власти как в личной, так и в общественной сфере.

В пророческом замечании Уинстон Черчилль как-то сказал, что «империи будущего — это империи интеллекта». Сегодня это стало правдой. Что еще не оценено, так это степень, до которой

30

изначальная власть, как на уровне частной жизни, так и на уровне империй, изменится спустя десятилетия в результате новой роли «умственных способностей».

ПОПЫТКИ И В НИЩЕТЕ СОХРАНИТЬ АРИСТОКРАТИЧЕСКИЕ ПРИВЫЧКИ

Новая революционная система создания материальных ценностей не может распространиться, не вызвав личных, политических и международных конфликтов. Измените способ создания благосостояния, и вы немедленно столкнетесь со всеми, кто отстаивает свои интересы, чье господство рождено предыдущей системой. Возникают ожесточенные столкновения, поскольку каждая сторона борется за контроль над будущим.

Это и есть тот самый расширяющийся сегодня по миру конфликт, который может объяснить происходящее в данный момент потрясение власти. Следовательно, чтобы предвосхитить то, что нас ждет впереди, полезно бросить беглый взгляд назад, на последний глобальный конфликт такого рода.

300 лет назад индустриальная революция также дала начало существованию новой системы создания материальных ценностей. Фабричные трубы вознеслись в небеса там, где когда-то возделывались поля. Строились заводы. Эти «мрачные сатанинские фабрики» принесли с собой новый образ жизни и новую систему власти.

Крестьяне, освобожденные от почти рабской зависимости от земли, превратились в городских рабочих, подчиненных частным или государственным работодателям. С этим изменением пришли изменения во властных отношениях в домашней жизни. Алжирские семьи — несколько поколений под одной крышей — все управлялись убеленным сединами патриархом. Они уступили место открытым семьям атомного века, из которых вскоре были вытеснены старшие — по крайней мере ослабли их престиж и влияние. Семья как институт потеряла львиную долю своей социальной власти, поскольку многие ее функции перешли к другим институтам, например к школе.

31

В конце концов, куда бы ни приходили паровые двигатели и заводские трубы — всюду следовали обширные политические изменения. Монархии рушились или сохранялись лишь церемониалы, привлекающие туристов. Привносились новые политические формы.

Деревенские землевладельцы, некогда господствовавшие в своих регионах, если бы были умнее и дальновиднее, перебрались бы в города, чтобы «оседлать» промышленную волну, их сыновья стали бы брокерами или капитанами индустрии. Но большая часть мелкопоместного дворянства, цеплявшаяся за сельский образ жизни, закончила попыткой и в нищете сохранить аристократические привычки; их поместья в конце концов превратились в музеи или в приносящие доход парки.

В противовес их слабеющей власти возникла новая элита: лидеры корпораций, бюрократы, люди, занимающие высокие посты в средствах массовой информации. Массовые демократии или диктатуры, называвшие себя демократиями, сопутствовали поточному производству, массовому распределению, всеобщему образованию и массовым средствам коммуникации.

Эти внутренние изменения соответствовали гигантским изменениям в глобальной власти. Страны, осуществившие индустриализацию, колонизировали, завоевали или подчинили своему господству большую часть остального мира, создав иерархию глобальной власти, которая все еще сохраняется в некоторых регионах.

Если говорить короче, появление новой системы создания материальных ценностей подорвало все опоры старой системы власти, изменив, в конечном счете, семейную жизнь, бизнес, политику, государственное устройство и саму по себе структуру мировой власти.

Те, кто боролся за контроль над будущим, использовали насилие, богатство и знание. Сегодня уже начался подобный, хотя и значительно более стремительный, переворот. Трансформации, которые мы видели последнее время в бизнесе, экономике, политике и на мировом уровне, — это лишь первые стычки грядущих глобальных сражений за власть. Самые глубокие в человеческой истории метаморфозы власти еще предстоят.

32

2. СИЛА, ДЕНЬГИ И РАЗУМ

Ультрамариновое небо. Горы вдалеке. Цокот копыт. Приближается одинокий всадник, солнечные блики играют на его шпорах...

Любой сидящий в кинозале и восхищенный фильмом о ковбоях, как ребенок, полагает, что власть появляется из дула шестизарядного револьвера. В кинематографе (началось это с голливудских фильмов) из ниоткуда в никуда едет одинокий ковбой. Он сражается в поединках со злодеями, прячет револьвер обратно в кобуру и вновь уезжает в подернутую дымкой даль. Власть, это мы выучили еще детьми, рождается насилием.

Фигура второго плана во многих таких лентах — хорошо одетый персонаж с брюшком, сидящий за большим деревянным рабочим столом. Как правило, его изображали слабым и жадным, но этот человек также влиял на власть. Именно он финансировал строительство железной дороги или скотоводов, захватывающих земли, или другие силы зла. И если герой ковбоя представляет власть насилия, этот персонаж — обычно банкир — символизирует господство денег.

Во многих вестернах присутствовало также третье важное действующее лицо: борющийся редактор газеты, учитель, священник или образованная женщина с «Востока». В мире грубых мужчин, которые сперва стреляют, а уж после задают вопросы, этот персонаж представлял не просто Добро в схватке со Злом, но и власть культуры и утонченных знаний об окружающем мире. И хотя данный герой часто в конце праздновал победу, случалось это, как правило, потому, что он вступал в союз с вооруженным пистолетом персонажем или благодаря нежданной удаче — он находил в реке золото или получал наследство.

Знание, как сообщил нам Ф. Бэкон, — сила. Но для того чтобы одержать верх, знание в вестернах обычно должно было соединиться с насилием или деньгами.

Конечно же, наличные, культура и насилие — не единственные источники власти в повседневной жизни, и власть ни хороша,

33

ни плоха. Она — мерило всех человеческих взаимоотношений. Власть — величина обратная желанию. С тех самых пор, как человеческие желания стали разниться, все, что может их удовлетворить, превратилось в потенциальный источник владычества. Распространитель наркотиков, который может отказать в продаже «дозы», имеет власть над наркоманом. Если политик хочет получить голоса избирателей, то те, кто может это обеспечить, получат власть.

Все же среди бесчисленных возможностей три источника власти, символизируемые в вестернах, — насилие, богатство и знание — оказываются наиболее значимыми. Каждый из них принимает множество различных форм в игре под названием «власть». Насилие, например, не нужно применять; нередко достаточно угрозы, чтобы добиться уступки или согласия. Угроза насилия может также скрываться за законом. (Мы используем термин «насилие» на этих страницах скорее в фигуральном, чем в литературном смысле, чтобы учесть в «силе» и физическое принуждение.)

Не только в современном кинематографе, но и в древних мифах поддерживается точка зрения, что насилие, богатство и знание — первичные источники социальной власти1. Так, японская легенда рассказывает о сэншу-но янджи — трех священных предметах, данных великой богине солнца Аматэрасу-омиками, которые по сей день являются символами императорской власти. Это — меч, драгоценный камень и зеркало2.

Смысл причастности к власти меча и драгоценного камня достаточно ясен, зеркала — меньше. Зеркало, в котором Аматэрасу-омиками видела выражение своего собственного лица и приобретала знания о себе, также отражает власть. Оно появилось, чтобы символизировать ее божественность, но небезосновательно считать его и символом воображения, сознания и знания3.

Более того, меч или сила, драгоценный камень или деньги и зеркало или разум вместе образуют одну интерактивную систему. При определенных условиях каждый элемент может быть конвертирован в другой. Оружие может добыть вам деньги или вырвать секретную информацию из уст жертвы. Деньги могут купить вам информацию или оружие. Информация может быть использована как для увеличения количества доступных вам денег (как знал Иван

34

Боуски)4, так и для усиления ваших войск (поэтому-то Клаус Фукс и выкрал ядерные секреты)5.

И более того, все три могут использоваться почти на всех этажах жизни общества — от родного дома до политической арены.

В приватной сфере родитель может шлепнуть ребенка (использует силу), урезать сумму, выдаваемую на карманные расходы, подкупить долларом (использует деньги или их заменитель) или, что эффективнее всего, сформировать детские ценности так, что ребенок будет хотеть повиноваться. В политике государство может заключить в тюрьму или подвергнуть пыткам диссидента, финансово наказать тех, кто его критикует, и оплатить поддержку, оно может манипулировать правдой, чтобы создать согласие.

Подобно станкам (которые могут создать еще больше станков), сила, богатство и знание, примененные должным образом, могут дать одной команде чрезвычайно много дополнительных, более разнообразных источников власти. Следовательно, какие бы инструменты власти ни эксплуатировались правящей элитой или отдельными людьми в их частных взаимоотношениях, сила, богатство и знание остаются ее основными рычагами. Они образуют триаду власти.

Истинно то, что не все изменения и смещения власти — результат использования этих инструментов. Власть переходит из рук в руки в результате множества естественных событий. Черная Смерть, прошедшая по Европе в XIV в., косила и власть имущих, создавая большое количество вакансий в правящем классе выживших сообществ.

Шанс тоже влияет на распределение власти в обществе. Но раз уж мы фокусируем внимание на целенаправленных человеческих действиях и спрашиваем, что же заставляет людей и целые общества уступать пожеланиям «власть имущих», мы вновь оказываемся перед триадой — сила, богатство и знание.

На этих страницах мы будем использовать термин «власть» в значении «преднамеренная власть над людьми». Это определение исключает власть над природой или вещами, но оно достаточно широко, чтобы включить в себя власть, которую использует мать, чтобы остановить ребенка, бегущего наперерез мчащемуся автомобилю; или IBM для увеличения своих прибылей; или диктатор, Маркес или Норьега, для обогащения своей

35

семьи и близких друзей; или католическая церковь для создания политической оппозиции, выступающей против применения средств контрацепции; или китайская военщина для подавления студенческого восстания.

В своем самом неприкрытом виде власть использует насилие, богатство и знание (в самом широком смысле), чтобы заставить людей действовать определенным образом.

Взяв за «точку отсчета» эту триаду, мы сможем проанализировать власть в совершенно чистом виде и яснее понять, как власть контролирует наше поведение от рождения до смерти. Только поняв это, мы сможем идентифицировать и трансформировать устаревшие структуры власти, которые угрожают нашему будущему.

ВЫСОКОКАЧЕСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ

Самые распространенные предположения, касающиеся власти, по крайней мере в западной культуре, подразумевают, что она — вопрос количества. Но хотя некоторые из нас, это очевидно, обладают меньшей властью, чем другие, этот подход игнорирует то, что сейчас может быть важнейшим фактором из всех, — ее качество.

Власть бывает разного ранга и у некоторых ее видов, несомненно, низкая детонация. В горячих битвах, которые вскоре пронесутся по нашим школам, больницам, деловому миру, профсоюзам и правительствам, те, кто поймет «качество», получат стратегическое преимущество.

Не подлежит сомнению, что насилие — воплощенное в ноже уличного грабителя или ядерной ракете — может дать пугающие результаты. Тень насилия, или силы, запечатленная в законе, стоит за каждым действием правительства, и, в итоге, любое правительство полагается на солдат и полицию в деле придания силы своей воле. Эта вездесущая и необходимая угроза официального насилия в обществе помогает поддерживать систему в рабочем состоянии, обеспечивая рядовые контракты в области бизнеса применением силы или угрозой такового, снижая уровень преступ-

36

ности, создавая механизм для мирного решения разногласий. Парадоксально, но эта завуалированная угроза насилия дает возможность сделать ежедневную жизнь ненасильственной.

Но насилие в целом наталкивается на серьезные препятствия. Прежде всего оно подстрекает нас носить с собой баллончик с «мейсом»* или запускать гонку вооружений, которая увеличивает степень риска для всех. Даже когда оно «срабатывает», насилие порождает сопротивление. Жертвы и уцелевшие ждут первого удобного случая, чтобы нанести ответный удар.

Главная слабость грубой силы кроется в ее абсолютной негибкости. Насилие может быть использовано лишь для наказания. Если быть кратким, оно — низкокачественная власть.

Богатство — более удобный инструмент власти. Сила толстого бумажника значительно многостороннее. Вместо просто запугивания или наказания он может предложить превосходно градуированные награды — выплаты и вознаграждения деньгами или чем-то подобным. Богатство может использоваться как в позитивном, так и в негативном плане. Оно, следовательно, значительно гибче силы. Богатство — власть среднего качества.

Однако самую высококачественную власть дает применение знаний. Актер Шон Коннери в кинофильме, действие которого разворачивается на Кубе в период диктатуры Батисты, играет британского наемника. В одной незабываемой сцене военачальник тирана говорит: «Майор, назовите ваше любимое оружие, и я вам его предоставлю». На что Коннери отвечает: «Мозги»6.

Власть высокого качества — это не просто возможность дать затрещину. Не просто возможность сделать по-своему, принудить других делать то, что хочется вам, даже если они предпочитают иное. Высококачественная власть предполагает значительно большее. Она предполагает эффективность — достижение цели с минимальными источниками власти. Знания часто могут использоваться для того, чтобы заставить другую сторону полюбить вашу последовательность операций при выполнении действия. Они могут даже убедить человека в том, что он сам придумал эту последовательность.

Следовательно, именно знание — самое многостороннее из трех основных источников управления в обществе — производит то,

* Мейс — газ нервного и слезоточивого действия. — Примеч. пер.

37

что высшие военные чины в Пентагоне любят называть «самым главным оружием рядового». Оно может быть применено для наказания, вознаграждения, убеждения и даже изменения. Оно может превратить врага в союзника. Лучше всего то, что, обладая верными знаниями, можно, в первую очередь, обойти нежелательные ситуации, а также избежать излишних трат сил и средств.

Знание также служит для приумножения богатства и силы. Оно может использоваться для роста имеющихся в распоряжении сил и богатства или, наоборот, снизить их, если это необходимо для достижения данной цели. В любом случае оно увеличивает эффективность, позволяя, если проводить аналогию с картами, тратить меньше «фишек» власти, открывая карты во время игры.

Конечно, максимальная власть доступна тем, кто в должном месте способен применить все три инструмента, искусно сочетая их друг с другом, чередуя угрозу наказания и обещание награды с убеждением и быстрым пониманием. По-настоящему квалифицированные игроки во власть интуитивно (иногда они хорошо обучены этому) знают, как использовать и соотносить ресурсы власти.

Следовательно, чтобы оценить соперников в конфликте, связанном с властью, — будь то переговоры или война — полезно вычислить, кто имеет доступ к инструментам власти и к каким именно.

Знание, насилие, богатство и взаимоотношения между ними определяют власть в обществе. Ф. Бэкон ставил знак равенства между знанием и властью, но он не акцентировал внимания на его качестве или на решающих связях с другими основными источниками социального господства. До сих пор никто не мог предвидеть современных революционных изменений во взаимоотношениях этих трех источников власти.

ОДИН МИЛЛИОН ПРЕДПОЛОЖЕНИЙ

Революция охватывает современный постбэконовский мир. Ни один гений прошлого — ни Сан-цу, ни Макиавелли, ни сам Бэкон — не мог представить сегодняшней глубочайшей мета-

38

морфозы власти: и сила, и богатство стали поразительно зависеть от знания*.

До недавнего времени боевая мощь полагалась на силу кулака. Сегодня военная мощь практически полностью полагается на «концентрированный разум» — знания, воплощенные в оружии и технологиях наблюдения. Современные вооружения — от спутников до подводных лодок — создаются из информационно насыщенных электронных компонентов. Истребитель в наши дни — это летающий компьютер. Даже «глупые» виды оружия производятся сейчас при помощи суперумных компьютеров и электронных чипов.

Военные, выберем лишь один пример, применяют компьютерные знания — «системы обнаружения» — в противоракетной обороне. С тех пор как дозвуковые ракеты развивают скорость около 300 метров в секунду, эффективные защитные системы должны реагировать, скажем, через одну стотысячную долю секунды. Но экспертные системы в состоянии принять от 10 тыс. до 100 тыс. шаблонов, заложенных компьютерщиками. Машина должна просканировать, взвесить и соотнести эти шаблоны и затем решить, как реагировать на угрозу7. Так, Агентство по исследованию передовых оборонных проектов при Пентагоне, по данным журнала «Defence Sience», поставило перспективной целью конструирование системы, которая может сделать «один миллион логических предположений в секунду». Логика, заключение, эпистемология — проще говоря, умственная работа, человеческая и машинная — сегодня непременное условие военной мощи.

Практически деловым клише стало высказывание: богатство все больше зависит от научных кадров. Развитая экономика не продержалась бы и 30 секунд без компьютеров, новых сложных производств, интеграции множества разнообразных (и постоянно меняющихся) технологий, без демассификации рынков, которая продолжает идти семимильными шагами, без того количества и качества информации, которые необходимы, чтобы система производила материальные ценности. К тому же мы находимся лишь в начале процесса «информатизации». Наши лучшие компьютеры и системы автоматизированного проектирования и автоматизи-

* Смещение во власти означает переход власти. Метаморфозы власти — это глубокие изменения в самой природе власти. — Примеч. автора.

39

рованного производства все еще сравнимы по примитивности с каменными топорами.

Знания сами по себе, следовательно, оказываются не только источником самой высококачественной власти, но также важнейшим компонентом силы и богатства. Другими словами, знание перестало быть приложением к власти денег и власти силы, знание стало их сущностью. Оно, по сути, их предельный усилитель. Это — ключ к пониманию грядущих метаморфоз власти, и это объясняет, почему битва за контроль над знаниями и средствами коммуникации разгорается на всем мировом пространстве.

ФАКТЫ, ЛОЖЬ И ПРАВДА

Знания и система коммуникаций не антисептики власти, и они не нейтральны по отношению к ней. В сущности, каждый «факт», используемый в бизнесе, политической жизни или повседневных человеческих отношениях, вытекает из других «фактов» или предположений, которые были сформированы, умышленно или нет, существовавшей раньше структурой власти. Каждый «факт», таким образом, имеет историю, связанную с властью, и «будущее», т.е. воздействие, сильное или слабое, на поведение власти в будущем.

Спорные факты и то, что фактами вообще не является, — в равной степени продукты и оружие в происходящих в обществе конфликтах, связанных с властью. Фальшивые факты и ложь, как и «правдивые» факты, научные «законы» и принимаемые религиозные «истины», являются «снаряжением» в продолжающейся игре вокруг власти, а сами по себе — формами знания, если уж использовать здесь этот термин.

Естественно, существует столько же определений знания, сколько и людей, считающих себя знающими. Ситуация осложняется, когда таким словам, как «знаки», «символы» и «образность», придаются сугубо технические значения. И путаница усиливается, когда мы обнаруживаем, что известное определение «информации», которое дали К. Шеннон и В. Уивер, помогавшие в создании инфор-

40

мационной науки, хотя и пригодно для использования в технологических целях, не имеет ничего общего с семантическим значением или «сутью» коммуникации.

На последующих страницах термин «данные» будет означать более или менее несвязные «факты»; «информация» — данные, разбитые на категории, классификационные схемы и т.п., а под знанием будет иметься в виду информация, откристаллизованная в общих утверждениях. Но во избежание скучного повторения все эти термины могут порой взаимозаменяться.

Чтобы избежать зыбучих песков дефиниций, пусть даже за счет потери гибкости, в последующем термин «знание» будет даваться в расширенном смысле. Он будет охватывать или относить к определенным категориям информацию, данные, представления и образы, а также подходы, ценности и прочие символические продукты общества, независимо от того, «истинны» они, «приблизительны» или «ложны».

Все вышеперечисленное применяется или подтасовывается рвущимися к власти, и так было всегда. Средства передачи знания — средства коммуникации — в свою очередь придают форму сообщениям, проходящим через них. Термин «знание», следовательно, будет включать в себя и все это тоже.

ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ РАЗЛИЧИЕ

Кроме того, что знание обладает огромной гибкостью, у него есть и другие важные характеристики, которые делают его фундаментально отличным от менее значимых источников власти в завтрашнем мире.

Так, сила ограничена во всем, что касается практического применения. Существует предел приложения сил, если мы не хотим разрушить то, что должны заставить капитулировать или защитить. Это же верно и для богатства. Не все можно купить за деньги, и в определенный момент даже самый толстый кошелек истощается.

Знания же, напротив, — нет. Мы можем накопить их еще больше.

41

Греческий философ Зенон Илийский указывал, что если путешественник каждый день будет проходить полпути до места назначения, то он никогда не достигнет конечного пункта, поскольку всегда будет оставаться другая половина пути. Рассуждая таким образом, мы не в состоянии достичь конечного знания о чем-либо, но мы всегда можем приблизиться еще на один шаг к полному пониманию любого явления. Знание, по крайней мере в принципе, может бесконечно расширяться.

Знание изначально отличается и от силы, и от денег, потому что, как правило, если я использую пистолет, вы не можете применить его одновременно со мной. Если вы тратите доллар, я не могу потратить тот же доллар в тот же самый момент времени.

Однако мы можем использовать одно знание как «за», так и «против» друг друга, — и этот процесс может расширить знание. В отличие от пуль и бюджетов знание не может быть израсходовано. Одно это говорит нам о том, что правила игры за власть, связанную со знаниями, разительно отличаются от правил, на которые полагаются те, кто применяет силу и богатство для осуществления своей воли.

Наконец, решающее различие между насилием, богатством и знанием, раз уж мы наперегонки мчимся в то, что было названо информационным веком, в том, что и сила, и богатство, по определению, являются собственностью могущественных и состоятельных. Поистине революционная характеристика знания заключается в том, что им могут обладать также слабые и бедные.

Знание — самый демократичный источник власти.

Это делает его постоянной угрозой власть имущим, даже если они используют его для укрепления собственного могущества. Это также объясняет, почему каждый обладающий властью — от семейного патриарха до президента компании или премьер-министра страны — хочет контролировать количество, качество и распределение знаний внутри своего владения.

Понятие триады власти ведет к удивительному парадоксу.

По крайней мере последние 300 лет основная политическая борьба внутри всех индустриализованных стран разворачивалась вокруг богатства. Кто что получит? Термины «левые» и «правые», «капиталист» и «социалист» опирались на этот фундаментальный вопрос.

Как оказалось, несмотря на значительную неравномерность распределения жизненных благ в мире, с кровью поделенных между богатыми и бедными, эта неравномерность была и остается наименьшей по сравнению с другими источниками земной власти. Какая бы пропасть ни разделяла миллионера и нищего, значительно более глубокая пропасть лежит между вооруженным и безоружным и невеждой и образованным человеком.

Сегодня в быстроменяющихся богатых странах, несмотря на несправедливое распределение доходов и благ, грядущая борьба за доминирование будет все больше и больше превращаться в сражение за распределение и доступ к знаниям.

Пока мы не поймем, как и к кому уплывают знания, мы не сможем ни защититься от злоупотреблений властью, ни создать лучшее, более демократичное общество, которое сулят нам технологии дня завтрашнего.

Контроль над знаниями — вот суть будущей всемирной битвы за власть во всех институтах человечества.

В следующих главах мы посмотрим, как эти изменения в самой природе власти революционизируют отношения в мире бизнеса. Мы проследим новую траекторию власти от трансформации капитала до роста конфликтов между «наукоемкими» и «не требующими образования» направлениями коммерции, от электронного супермаркета до подъема семейного бизнеса и появления потрясающих новых организационных форм. Параллельно кардинальным трансформациям в деловом мире и экономике идут поразительные изменения в политике, средствах массовой информации и мировой индустрии шпионажа. В конце концов, мы увидим, как современные громадные, ломающие все на своем пути смещения во власти повлияют на нации, влачащие убогое существование, на государства, сохраняющие социалистический строй, на будущее Соединенных Штатов, Европы и Японии. Происходящие в настоящий момент метаморфозы власти трансформируют их всех.

42

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ЖИЗНЬ В СУПЕРСИМВОЛИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКЕ

3. ЗА ФАСАДОМ ВЕКА ВНЕЗАПНОГО ИЗМЕНЕНИЯ

Бизнес может давать продукты и прибыли. Но трудно избавиться от подозрения, что он также становится популярной формой театра. Как и в театре, здесь есть свои герои, злодеи, драма и — все в большей и большей степени — свои звезды.

Имена воротил бизнеса мелькают на страницах газет и журналов, как и имена голливудских знаменитостей. Окруженные рекламой, знающие все об искусстве самоподачи, персонажи типа Дональда Трампа и Ли Якокка стали живыми символами корпоративной власти. Их лица появляются в сатирических комиксах1. Они (и их авторы) запускают в печать бестселлеры. Оба этих человека упоминались или, вероятно, сами устроили так, чтобы быть упомянутыми как потенциальные кандидаты на президентское кресло Соединенных Штатов. Бизнес вошел в век Внезапного Изменения.

И в прошлом были свои звезды делового мира, но сам контекст положения звезды сегодня другой. Этот показной, очаровывающий блеск, приобретенный бизнесом, является внешним аспектом новой экономики, в котором информация (включая все — от научных исследований до рекламных трюков) играет растущую роль. То, что происходит сегодня, — это возвышение новой «системы создания материальных ценностей», которое несет с собой драматические изменения в распределение власти.

Новая система создания материальных ценностей целиком и полностью зависит от мгновенной связи и распространения дан-

44

ных, идей, символов и символизма. Это, как мы поймем, экономика суперсимволов в прямом смысле слова.

Ее приход является трансформирующим. Он (как некоторые с запозданием настаивают) не примета «де-индустриализации», «выдалбливания» или распада экономики, а прыжок к революционной системе производства. С этой новой системой мы делаем гигантский шаг от массового производства к росту производства по индивидуальным заказам, от массового рынка и распределения к рынку с нишами и микромаркетингу, от монополистической корпорации к новым организационным формам, от масштабов государства к операциям, которые и локальны, и глобальны одновременно, и от пролетариата к «когнитариату»*.

Столкновение между силами, выступающими за эту новую систему создания материальных ценностей, и защитниками старой индустриальной системы и есть доминирующий экономический конфликт нашего времени, несравнимый по исторической значимости с борьбой между капитализмом и коммунизмом или между Соединенными Штатами, Европой и Японией.

Переход от экономики «фабричных труб» к экономике, базирующейся на компьютерах, требует массового перемещения власти. Волна финансового и промышленного реструктурирования, которая идет вперед через мир корпораций, вынося на поверхность новых лидеров, вполне объяснима: компании отчаянно пытаются приспособиться к новым условиям.

Поглощения, рейды**, приобретения***, выкупы на основе левереджа****, обратные покупки корпораций заполнили в 80-х годах полосы финансовых газет, причем в заголовках назывались не только фирмы из Соединенных Штатов, но и многочисленные зарубежные компании, несмотря на легальные и другие запреты. которые ограничивали «недружественные» поглощения в таких странах, как Западная Германия, Италия и Голландия2.

Было бы преувеличением сказать, что все эти дикие выходки на Уолл-стрит и метания из стороны в сторону разных компаний

* От cognition (англ.) — познавательная способность; знание; познание. ** Рейд («налет») — решительная попытка профессионалов понизить рыночную цену акций. — Примеч. пер.

*** Приобретение — общепринятый термин, означающий поглощение одной компании другой. — Примеч. пер.

**** Выкуп на основе левереджа — ситуация, когда большая часть цены покупки оплачивается за счет заемных средств. — Примеч. пер.

45

взрывозащищенные электронагреватели