Часть 14.

Мифы и изобретени

Сегодня никто - от экспертов из Белого дома или Кремля до пресловутого человека с улицы - не может предсказать, как именно будет развиваться мировая система, какие новые организации и институты ло-

[523]

кального или глобального уровня возникнут в будущем, но развенчать некоторые популярные мифы все-таки возможно.

Первый из этих мифов пропагандируется такими фильмами, как "Роллербол" (Rollerball) и "Сеть" (Network), в которых негодяй со стальными глазами объявляет, что мир поделен или будет поделен между группой транснациональных корпораций. В наиболее обычной форме этот миф рисует единую общемировую Энергетическую корпорацию, Пищевую корпорацию, корпорацию Домостроения, Отдыха и т. д. Существуют варианты, в которых эти корпорации являются отделениями какой-либо грандиозной мегакорпорации.

Этот упрощенный образ основан на прямой экстраполяции тенденций Второй волны - специализации, максимизации и централизации - на мир будущего.

Это представление не только не учитывает фантастического разнообразия реальных условий жизни, столкновения культур, религий и традиций, скорости изменений и исторически обусловленной дифференциации общества, оно не только основано на наивном предположении, что такие потребности, как потребность в пище, энергии, жилье, можно строго разграничить, оно игнорирует фундаментальные изменения, которые ныне революционизируют структуру и цели корпорации как таковой. Короче говоря, это представление основано на устаревшем образе корпорации, сложившемся в эпоху Второй волны.

Другая, тесно связанная с первой, фантастическая картина изображает мир, которым правит одно централизованное Мировое Правительство. Оно обычно представляется как "продолжение" какого-либо ныне существующего государства или института - "Соединен-

[524]

ные Штаты Мира" или "Планетное Пролетарское Государство" или просто как расширенная Организация Объединенных Наций. И в этом случае представление основано на упрощающем приложении принципов Второй волны.

То, что сейчас возникает, станет, по-видимому, не будущим, где господствуют корпорации, и не мировым правительством, а гораздо более сложной системой, организованной подобно тому, как организованы некоторые передовые отрасли промышленности. Мы, скорее, не создаем пирамиду мировой бюрократии, а плетем сеть из разных организаций со сходными интересами.

Например, в ближайшем десятилетии мы можем увидеть Океанскую Сеть, составленную не только из наций, но из регионов, городов, корпораций, организаций по охране окружающей среды, научных групп и т. д., чьи интересы связаны с морем. С течением времени будут возникать и вплетаться в эту сеть новые группировки, а другие начнут из нее выходить. Сходные организационные структуры возникнут, а по существу уже возникают, в других сферах - космическая сеть, пищевая, транспортная или энергетическая и т. п., вливающиеся друг в друга, перекрывающиеся и формирующие широко открытую, а не замкнутую систему.

Короче говоря, мы движемся в направлении мировой системы, скорее состоящей из тесно взаимосвязанных единиц, как связаны нейроны в мозгу, нежели представляющей собой подобие бюрократической административной единицы.

Когда это произойдет, следует ожидать серьезной борьбы в ООН по поводу того, останется ли эта организация "профсоюзом государств-наций" или в ней будут представлены другие единицы - региональные, воз-

[525]

можно, религиозные или этнические и даже корпорации.

Поскольку нация распадается и реструктурируется, поскольку на мировой сцене появляются транснациональные корпорации и другие новые факторы, поскольку возрастают нестабильность и угроза войны, нам придется изобрести новые политические формы или "вместилища", чтобы установить подобие порядка в этом мире - мире, в котором государство-нация по многим причинам становится опасным анахронизмом.

[525]

Глава 23

ГАНДИ И СПУТНИКИ

Конвульсивные содрогания", "Неожиданная вспышка", "Резкий поворот"... Специалисты по заголовкам судорожно ищут термин для описания того, что они ощущают как нарастание беспорядка в мире. Их ошеломляет подъем мусульманства в Иране. Внезапное изменение курса маоистской политики в Китае, крушение доллара, воинственность отсталых стран, мятежи в Сальвадоре или Афганистане - все это рассматривается как неожиданные, волнующие и не связанные друг с другом события. Нам говорят, что мир стремительно приближается к хаосу.

И все же многое из того, что кажется проявлением анархии, на самом деле таковым не является. Рождение новой цивилизации не может произойти без разрушения старых связей, свержения режимов и потрясений в финансовой системе. То, что может показатьс

[526]

хаосом, - это в действительности глобальная перегруппировка сил, необходимая для их соответствия новой цивилизации.

Когда-нибудь, оглядываясь на сегодняшний день, мы будем видеть его как закат цивилизации Второй волны, и предстающая перед мысленным взором картина не сможет не показаться весьма печальной. Потому что при ближайшем рассмотрении выясняется, что индустриальная цивилизация оставила за собой мир, в котором лишь четвертая часть вида Homo sapiens живет в относительно приемлемых условиях, три четверти - в относительной бедности, а 8 млрд пребывает в состоянии, которое Всемирный банк именует "абсолютной бедностью"(1). 700 млн человек не доедают, а 550 млн неграмотны. К концу индустриальной эпохи приблизительно 1 200 млн живут в условиях, опасных для здоровья, и им даже недоступна нормальная питьевая вода.

Индустриальная цивилизация оставила после себя мир, в котором экономический успех двух-трех десятков индустриальных стран полностью зависит от скрытых поступлений дешевой энергии и дешевого сырья. Она оставила после себя глобальную инфраструктуру - Международный валютный фонд, Генеральное соглашение по таможенным тарифам и торговле, Мировой банк и СЭВ, которые регулировали торговлю и финансы для сил Второй волны. Она оставила множество бедных стран с монокультурной экономикой, обслуживающей богатые страны.

Быстрый подъем Третьей волны не только знаменует конец империй Второй волны, он также сокрушает наши надежды на то, что можно покончить с нищетой на планете старыми способами.

[527]

Стратегия Второй волны

С конца 40-х годов большинство попыток уничтожить пропасть, разделяющую бедных и богатых, подчинялось одной доминирующей стратегии. Я называю ее стратегией Второй волны.

Этот подход был обусловлен мнением, что общества Второй волны представляют собой вершину эволюционного прогресса и что для решения своих проблем любое общество должно повторить путь индустриальной революции в точно таком же виде, в каком его проделали Запад, Советский Союз или Япония. Прогресс заключается в перемещении миллионов людей из сельского хозяйства в массовое производство. Это требует урбанизации, стандартизации и всего остального набора Второй волны. Иначе говоря, развитие подразумевает преданное следование модели, оказавшейся успешной.

Правительства во многих странах пытались осуществить этот план. Некоторые из них, такие как Южная Корея или Тайвань, где существовали специфические условия, по-видимому, преуспевают в формировании общества Второй волны. Но большинство подобных попыток потерпели поражение.

Эти неудачи в одной из отсталых стран за другой пытались объяснить множеством умозрительных причин. Неоколониализм. Плохое планирование. Коррупция. Отсталая религия. Трайбализм. Транснациональные корпорации. Разведка. Слишком медленное движение. Слишком быстрое. Но какие бы причины мы ни называли, факт остается фактом: индустриализация по модели Второй волны гораздо чаще терпела крах, чем проходила успешно.

Наиболее впечатляющий пример - Иран(2).

[528]

В конце 1975 г. шах Ирана заявил, что, следуя стратегии Второй волны, он превратит Иран в самое высокоразвитое индустриальное государство Среднего Востока. "Строители шаха, - писала "Newsweek", - усиленно трудились над восхитительной массой шахт, плотин, железных дорог, шоссе и прочих составляющих полновесной индустриальной революции". В июне 1978 г. международные банкиры все еще сражались за право вложить миллиарды за мизерные проценты в Кораблестроительную корпорацию Персидского залива, Текстильную компанию Мазадерна, в "Тавинар", государственную электростанцию, металлургический комплекс в Исфахане, Иранскую алюминиевую компанию и т. п.(3).

Предполагалось, что эти нововведения превращают Иран в "современную" нацию, но в Тегеране господствовала коррупция. Бросающаяся в глаза разница в потреблении усугубила контраст между бедными и богатыми. Торжествовали иностранные интересы, главным образом американские, но не только. (Менеджер-немец получал в Тегеране в три раза больше, чем он получал бы дома, а его рабочие - десятую долю того, что получает рабочий в Германии(4).) Городской средний класс был крошечным островком в океане нищеты. Даже не считая нефти, две трети всех рыночных товаров потреблялись в Тегеране одной десятой населения страны(5). В сельской местности, где доходы едва составляли пятую часть доходов городского жителя, общая масса населения существовала в ужасающих условиях(6).

Вскормленные Западом, миллионеры, генералы и высокооплачиваемые технократы, стоящие у власти в Тегеране, пытались применить стратегию Второй

[529]

волны, считая, что развитие - это в основном экономический процесс. Религия, культура, семейная жизнь, сексуальная роль - все эти проблемы решатся сами собой, если на долларовой бумажке будут нужные знаки. Культурная реальность мало значила для этих людей, потому что, погруженные в индустриальную реальность, они видели мир все более стандартизованным, а не двигающимся к многообразию. Сопротивление западным идеям считалось в этом кабинете, 90% которого составляли выпускники Гарварда, Беркли и европейских университетов, просто-напросто признаком отсталости.

Несмотря на определенные уникальные обстоятельства - в частности, сочетание в Иране нефти и мусульманства, - многое из того, что там происходило, повторялось в большинстве стран, применявших стратегию Второй волны. С небольшими вариациями то же самое можно сказать о десятках беднейших обществ Азии, Африки и Латинской Америки.

Крах шахского режима в Тегеране породил широкие дебаты в других столицах - от Манилы до Мехико-сити(7). Чаще всего звучал вопрос о темпах изменений. Были ли эти темпы слишком велики? Может ли правительство, даже располагая таким колоссальным источником доходов, как нефть, достаточно быстро создать средний класс, чтобы избежать переворота? Но иранская трагедия и смена режима шаха столь же деспотической теократией заставляют сомневаться в самих коренных посылках стратегии Второй волны.

Является ли классическая индустриализация единственным путем прогресса? Имеет ли смысл имитировать индустриальную модель в то самое время, когда индустриальная цивилизация переживает агонию?

[530]

Крах модели успеха

До тех пор, пока нациям Второй волны сопутствовал успех, т. е. они были стабильными, богатыми и богатели еще больше, их было легко рассматривать как модель для развития всего остального мира. Однако к концу 60-х годов наступил общий кризис индустриализма.

Забастовки, остановка производства, аварии, преступления и психологическая депрессия распространились по всему миру Второй волны. Журналы посвящали целые полосы обсуждению причин, по которым "все перестало работать". Пошатнулись как энергетика, так и семья. Нарушились система ценностей и система городского хозяйства. Загрязнение, коррупция, инфляция, отчуждение, одиночество, расизм, бюрократизм, разводы, бездумное потребительство - все эти силы сплотились для нанесения мощного удара. Экономисты предупреждали о возможности полного распада финансовой системы.

В то же время участники охватившего весь земной шар движения за охрану окружающей среды говорили о том, что загрязнение, а также истощение энергетических и прочих природных ресурсов скоро сделают невозможным нормальное функционирование уже существующих наций Второй волны. Кроме этого, подчеркивалось, что даже если стратегия Второй волны каким-то чудом сработает в бедных странах, то тогда вся планета превратится в гигантскую фабрику, что вызовет катастрофические экологические последствия.

По мере того как общий кризис индустриализма углублялся, наиболее развитые страны все больше погружались в печаль. И вдруг миллионы людей стали задаваться вопросом не о том, сработает ли стратегия Вто-

[531]

рой волны, а о том, захочет ли кто-нибудь создавать цивилизацию, которая сама себя загнала в такой чудовищный тупик.

Еще одно явление также подорвало веру в то, что стратегия Второй волны - единственный путь из нищеты к богатству. Эта стратегия всегда предполагала, что "сначала вы развиваетесь, а потом богатеете", что процветание - результат тяжелого труда, экономии, протестантской этики и длительного процесса экономического и социального преобразования.

Однако эмбарго СЭВ и неожиданный поток нефтяных долларов, хлынувший в страны Среднего Востока, перевернул это кальвинистское представление. В считанные месяцы миллиардные суммы обрушились на Иран, Саудовскую Аравию, Кувейт, Ливию и другие арабские страны, а мир увидел, что практически безграничное богатство скорее предшествовало преобразованию, нежели было его следствием. На Среднем Востоке именно приток денег обусловил стремление к "развитию", а не преобразования принесли их. Ничего подобного раньше никогда не происходило, по крайней мере в таких масштабах.

Тем временем нарастала конкуренция между развитыми странами. "При том, что южнокорейскую сталь используют в производстве в Калифорнии, телевизоры, произведенные в Тайване, продаются в Европе, а тракторы из Индии - на Среднем Востоке... При том, что Китай представляет собой главную потенциальную силу в экономике, возникает вопрос, насколько сильно развивающиеся страны подорвут индустриальные системы высокоразвитых стран, таких как Япония, Соединенные Штаты и Европа", - пишет токийский корреспондент для "Нью-Йорк Тайме"(8).

Бастующие французские сталевары поставили тот

[532]

же вопрос более красочным образом. Они требовали положить конец "разгрому промышленности", а протестующие заняли Эйфелеву башню(9). То в одной, то в другой из старых индустриальных стран представители промышленности и их политические союзники резко критиковали "экспорт рабочих мест" и внедрение индустриализации в отсталые страны.

Итак, у всех стран, как грибы, вырастали сомнения относительно того, сможет ли сработать хваленая стратегия Второй волны и стоит ли вообще пытаться заставлять ее работать.

Стратегия Первой волны

Столкнувшись с провалом стратегии Второй волны, подстегиваемые раздраженными требованиями отсталых стран полностью перестроить мировую экономику, сильно обеспокоенные собственным будущим, развитые нации в начале 70-х годов стали разрабатывать новую стратегию для бедных стран.

Чуть ли не за один день многие правительства, "организации развития", включая Мировой банк, Организацию интернационального развития и Совет по развитию, переключились на программы, которые вполне заслуживали названия стратегии Первой волны.

Эти программы представляют собой как бы полную противоположность стратегии Второй волны: вместо отрыва крестьян от деревни и перемещения их в переполненные города они призывают сделать упор на экономику деревни. Вместо концентрации усилий на экспорте определенной сельскохозяйственной продукции предлагается самообеспечение продуктами питания. Вместо слепой погони за увеличением валового нацио-

[533]

нального продукта в надежде, что доходы "просочатся" вниз, к беднейшим слоям, новая стратегия призывает направлять ресурсы непосредственно на "удовлетворение основных человеческих потребностей".

Вместо развития экономящих труд технологий новый подход предполагает интенсивное производство, требующее малых капиталовложений и энергозатрат и неквалифицированного труда. Предпочтение отдается не строительству грандиозных металлургических комплексов и городских фабрик широкого профиля, а узкоспециализированным предприятиям, приспособленным для сельской местности.

Отвергая установки Второй волны, защитники стратегии Первой волны показали, что многие промышленные технологии, перенесенные в отсталые страны, не принесли ничего, кроме вреда. Техника ломалась и оставалась неотремонтированной. Такие технологии требовали высоких затрат и часто импортного сырья. Квалифицированной рабочей силы не хватало. Поэтому, согласно новым теориям, таким странам нужны "адекватные технологии", иногда именуемые "мягкими", "промежуточными" или "альтернативными", т. е. "нечто среднее между серпом и комбайном"(10).

Скоро в США и в Европе возникли центры развития этих технологий, созданные по образцу Группы развития промежуточных технологий, основанной в 1965 г. в Великобритании(11). По в развивающихся странах тоже образовались подобные центры, которые начали во множестве поставлять технологические инновации.

Например, Бригада фермеров Мохунди из Ботсваны изобрела приспособление, в которое запрягаются ослы или волы и которое можно использовать для вспашки, посадки и внесения удобрений. Департамент сельского хозяйства Гамбии одобрил сенегальское изобретение -

[534]

раму, на которую можно ставить одноотвальный плуг, сеялку, окучник или приспособление для сбора земляных орехов. В Гане разрабатываются молотилка для рисового зерна с педальным приводом, винтовой пресс для нужд пивоварения, деревянный отжим для банановых стеблей.

Стратегия Первой волны применялась и в более широких масштабах(12). Так, в 1978 г. новое правительство Индии, испытав некоторый шок от цен на нефть и удобрения и разочарование от стратегии Второй волны, которой пытались следовать Неру и Индира Ганди, прямым образом запретили экспансию механизированной текстильной промышленности, попытались расширить производство текстиля на ручных станках вместо электрических. Предполагалось не просто уменьшить безработицу, но и противостоять урбанизации, развивая сельскую экономику.

В этой новой формуле, в сущности, много полезного. Приток в город сельского населения уменьшается. Ее цель - сделать деревню, где концентрируется большая часть населения беднейших стран, более приспособленной для жизни. Она чувствительна к экологическим факторам, делает упор на локальные ресурсы, а не на импорт, бросает вызов слишком узкому представлению об "эффективности". Она предполагает менее технократический подход к развитию и принимает во внимание местную культуру. Делает упор на улучшение положения беднейших слоев населения, а не на перемещение больших сумм в надежде на то, что часть этих денег просочится к бедным.

И все же, отдавая должное этой политике, приходится признать, что "новая" формула, в сущности говоря, предлагает лишь адаптацию к условиям Первой волны без попытки их изменения. Это паллиатив, а не

[535]

исцеление, и именно таким образом ее и воспринимают в мире.

Президент Индонезии Сухарто ясно выразил этот взгляд, заявив, что эта стратегия - "просто новая форма империализма. Если Запад будет вкладывать средства только в мелкие "домашние" проекты, мы никогда не сдвинемся с места"(13).

Внезапная тяга к интенсивному труду может служить на пользу только высокоразвитым странам. Чем дольше отсталые страны будут находиться в условиях Первой волны, тем меньше конкурентоспособных товаров смогут они представить на мировой рынок. Чем дольше они будут делать упор на сельское хозяйство, тем меньше нефти, газа и других природных ресурсов останется на их долю и тем более слабыми они останутся в политическом отношении.

В стратегии Первой волны также присутствует порочное представление, что, в отличие от прочих факторов производства, время и силы работников экономить необязательно, что без передышки гнуть спину на рисовых полях совсем не страшно, если, конечно, это делает кто-то другой.

Самир Амин, директор Института развития и планирования африканской экономики, суммируя эти точки зрения, говорит, что методы интенсивного труда вдруг стали привлекательными "благодаря распространению идеологии хиппи, возврату к мифу о "золотом веке" и благородном дикаре и критике "капиталистической реальности"(14).

Хуже того, формула Первой волны опасно преуменьшает роль продвинутой науки и технологии. Многие из тех способов производства, которые она считает "адекватными", еще более примитивны, чем те, которыми

[536]

пользовались американские фермеры в 1776 г., и по существу они ближе к "серпу", чем к "комбайну". Когда американские и европейские фермеры начали 150 лет назад применять "более приемлемые технологии", перейдя от деревянного плуга к железному, они не считали нужным поворачиваться спиной к современной инженерии и металлургии - они взяли на вооружение эти достижения.

На Парижской выставке 1885 г. с величайшим успехом прошла демонстрация новоизобретенных молотилок. "Шесть человек были поставлены на молотьбу цепами, и одновременно с ними начали работу механические молотилки. После часа работы сравнили результаты:

"Шестеро молотильщиков с цепами 36 литров пшеницы

Бельгийская молотилка 150 литров

Французская молотилка 250 литров

Английская молотилка 410 литров

Американская молотилка 740 литров"(15)

Только те, кто никогда в жизни не занимался тяжелым физическим трудом, могут с легкостью отметать механизацию. Обратите внимание, что уже в 1885 г. машина работала в 123 раза быстрее человека.

Многое из того, что мы обычно называем "продвинутой наукой", было изобретено учеными развитых стран для решения проблем этих стран, и очень мало усилий было приложено к тому, чтобы попытаться решить повседневные проблемы мира бедных. Тем не менее любая "политика развития", закрывающая глаза на возможности продвшгутой науки и современных технологий, обрекает на постепенную деградацию миллионы отчаявшихся, обнищавших, голодных крестьян.

[537]

В определенное время и в каких-то местах стратегия Первой волны может способствовать улучшению жизни многих людей. Однако находится очень мало свидетельств в пользу того, что страна может обеспечить себя, используя методы Первой волны. И напротив, существует достаточное количество свидетельств обратного.

Путем героических усилий маоистский Китай, который изобрел и применял основные элементы формулы Первой волны, сумел избежать голода, причем не полностью. Это было выдающимся достижением. Но к концу 60-х годов упор на патриархальную экономику завел страну в тупик.

И это произошло потому, что сама по себе стратегия Первой волны подразумевает массовую нищету, поэтому она не более применима для большинства отсталых стран, чем стратегия Второй волны.

Очевидно, в мире, где происходит все большая дифференциация, мы должны не обращаться к моделям индустриального настоящего и доиндустриального прошлого, а искать совершенно новые пути и смотреть в будущее.

Вопросы Третьей волны

Останемся ли мы навсегда в тисках двух устаревших подходов? Я намеренно карикатурно обрисовал эти альтернативные стратегии, чтобы подчеркнуть их несостоятельность. В реальной жизни только немногие правительства могут позволить себе следовать абстрактным теориям, и чаще всего мы наблюдаем попытки объединить элементы обеих стратегий. И все же нарастание Третьей волны предполагает, что мы не

[538]

должны более метаться между двумя этими формулами, потому что процессы Третьей волны коренным образом меняют все. И ни одна из теорий, созданных миром высокоразвитых технологий, независимо от того, выдвинули ее марксисты или капиталисты, не в состоянии разрешить проблемы "развивающихся" стран. Ни одна из ныне существующих моделей не пригодна для перенесения на новые странные отношения, которые возникают между обществами Первой волны и быстро формирующейся цивилизацией Третьей волны.

Мы неоднократно сталкивались с наивными попытками развивать страны, по уровню принадлежащие к Первой волне, путем привнесения форм Второй волны - массового производства, средств коммуникации и массового образования. Правительство, устроенное по образцу вестминстерского парламента, и прочие атрибуты государства-нации за редкими исключениями всегда вступают в противоречие с культурными, религиозными и семейными традициями "развивающихся" стран.

Поразительно, но по многим признакам цивилизация Третьей волны несет в себе черты сходства с Первой волной, в частности, можно назвать децентрализацию и уменьшение масштабов производства, возобновляемые источники энергии, деурбанизацию, надомную работу и т. п. Иначе, мы наблюдаем нечто типа диалектического возврата к прошлому.

Вот почему многое из нынешних нововведений, подобно комете с ее хвостом, влечет за собой напоминание о прошлом. В наиболее быстро развивающихся сообществах Третьей волны мы встречаемся с явлениями, которые вызывают ощущение deja vu, обладающи-

[539]

ми всей притягательностью патриархального прошлого. Самое удивительное, что цивилизации Первой и Третьей волны более сходны между собой, чем с цивилизацией Второй волны. Иными словами, они кажутся родственными.

Будет ли это сходство основанием для стран, ныне пребывающих в условиях Первой волны, принять некоторые черты цивилизации Третьей волны без того, чтобы "проглотить всю пилюлю целиком" и полностью изменить свою культуру? Смогут ли они перешагнуть стадию развития, характерную для Второй волны? И окажется ли более легким путем для некоторых стран введение структур Третьей волны, чем путь классической индустриализации?

Может ли в настоящее время, в отличие от прошлого, страна достигнуть более высокого уровня жизни без концентрации всей энергии на производстве продукции для обмена? Могут ли люди, используя более широкий круг возможностей, представляемых Третьей волной, снизить детскую смертность, увеличить продолжительность жизни, улучшить питание, обеспечить грамотность населения и в целом повысить качество жизни без полного отказа от исконной религии и системы ценностей и принятия западного материализма, сопутствующего распространению цивилизации Второй волны?

Стратегии развития завтрашнего дня придут не из Вашингтона или из Москвы, не из Парижа или Женевы, а из Африки, Азии и Латинской Америки. Они будут приспособлены к местным нуждам. Они не станут развивать экономику в ущерб экологии, религии, культуре, семейным традициям и психологической атмосфере существования. Они не будут пытаться имити-

[540]

ровать чуждые модели. Первая волна, Вторая и, наконец, Третья...

Но приход Третьей волны рисует все наши усилия в иной перспективе, потому что этот подход предоставляет совершенно новые возможности как беднейшим, так и богатейшим нациям мира.

Солнце, креветки и чипы

Удивительное родство между многими структурными чертами цивилизаций Первой и Третьей волны предполагает, что в будущих десятилетиях окажется возможным совместить элементы прошлого и будущего в более совершенном настоящем.

Возьмем, к примеру, источники энергии.

В ходе всех обычных разговоров об энергетическом кризисе в странах, переходящих в эпоху Третьей волны, мы часто забываем, что многие общества Первой волны также оказываются перед лицом энергетического кризиса. Да и какую энергетическую систему они могут создать, начиная с такого низкого уровня?

Очевидно, им также нужны большие централизованные электростанции, работающие на ископаемом топливе, характерные для Второй волны. Но как показал индийский ученый Амулия Кумар Н. Редди, большинству этих стран больше нужны небольшие децентрализованные источники энергии в сельской местности, чем крупные, снабжающие энергией города.

Семья безземельного индийского крестьянина в настоящее время тратит около шести часов в день, чтобы собрать хворост для приготовления пищи и обогрева. Еще шесть часов она тратит на добывание воды из колодца и еще столько же на пастьбу скота. "Поскольку

[541]

такая семья не может пользоваться наемным трудом и покупать приспособления, сберегающие труд, единственный разумный выход с их стороны - иметь не меньше троих детей", - говорит Редди и добавляет, что "прекрасным противозачаточным средством могли бы стать источники энергии в деревне".

Редди изучил потребности деревни в энергии и пришел к выводу, что они легко могут быть удовлетворены за счет маленьких дешевых комплексов, работающих на биогазе и использующих отходы хозяйства самой деревни. Он показал, что многие тысячи таких единиц окажутся гораздо более полезными, экологичными и экономичными, чем несколько гигантских централизованных электростанций(16).

Именно эта мысль лежит в основе исследований биогаза и программ внедрения во многих странах - от Бангладеш до Фиджи(17). В Индии уже функционируют 12 тыс. комплексов, и она собирается создать еще 100 тыс. Китай планирует создание около 200 тыс. "семейных" комплексов в Сычуане. У Кореи их сейчас 29 тыс. и к 1985 г. она надеется увеличить это число до 55 тыс.

В окрестностях Нью-Дели выдающийся индийский писатель-футуролог и бизнесмен Джагдиш Капур превратил десять акров непродуктивных земель в знаменитую на весь мир "солнечную ферму" с биогазовым комплексом. Теперь эта ферма производит достаточно зерна, фруктов и овощей, чтобы обеспечить его семью и наемных работников, и еще тонны продуктов на продажу.

Тем временем Индийский институт технологии изобрел солнечную электростанцию мощностью десять киловатт для освещения домов, работы электронасосов,

[542]

радио и телеприемников в деревне. В Мадрасе власти установили опреснитель, работающий на солнечной энергии, а "Централ Электронике" демонстрирует вблизи Нью-Дели показательный дом, обеспечиваемый энергией от солнечных батарей(18).

В Израиле молекулярный биолог Хаим Авив предложил совместный египетско-израильский агропромышленный проект в Синае. С использованием египетской воды и продвинутой ирригационной технологии Израиля станет возможно выращивать кассаву, или сахарный тростник, из которого, в свою очередь, производить этиловый спирт (используемый как автомобильное горючее). Сахарный тростник пойдет также на корм для овец и крупного рогатого скота, а отходы (клетчатку) можно будет переработать в бумагу, создав таким образом замкнутый цикл(19). Авив предлагает осуществить подобные проекты в некоторых частях Африки, Юго-Восточной Азии и Латинской Америки.

Энергетический кризис, который является неотъемлемой частью упадка цивилизации Второй волны, стимулирует генерацию новых идей как для централизованного, так и для децентрализованного, как для крупномасштабного, так и для мелкомасштабного производства энергии в беднейших регионах планеты. Существует явственная параллель между определенными проблемами, с которыми сталкивались общества Первой волны, и проблемами общества грядущей Третьей волны. И уже нельзя полагаться на системы производства энергии, созданные для эпохи Второй волны.

А как насчет сельского хозяйства? В этом случае Третья волна снова требует новых решений. В Лаборатории исследований окружающей среды в Аризоне креветок выращивают в длинных желобах вместе с

[543]

огурцами и салатом, и продукты жизнедеятельности креветок удобряют овощи(20). В Вермонте в экспериментальных условиях сходным образом разводят зубатку, форель и овощи. Вода в бассейнах с рыбой аккумулирует тепло от солнца и отдает его ночью, поддерживая нужную температуру, а продукты жизнедеятельности рыб служат удобрением для овощей.

В Новом институте алхимии в Массачусетсе на перекрытиях рыбных бассейнов содержатся цыплята. Их экскременты являются удобрением для водорослей, которыми питается рыба(21). Это лишь несколько из бесчисленных примеров инноваций в пищевой промышленности и производстве продуктов питания, и многие из них имеют жизненно важное значение для сегодняшних сообществ Первой волны(22).

Например, прогноз развития тенденций в мировом производстве продуктов питания, выполненный Центром исследований будущего университета Южной Калифорнии, говорит о том, что потребность в искусственных удобрениях скорее уменьшится, нежели увеличится. Согласно исследованию, проведенному ЦИБ, девять шансов из десяти, что к 1996 г. мы получим дешевые удобрения, которые снизят потребность в химических удобрениях на 15%. Вероятно, будут получены новые азотфиксирующие культуры, которые еще больше уменьшат спрос на искусственные удобрения.

В отчете рассматривается как значимый фактор выведение новых сортов зерновых культур для неорошаемых площадей с повышенной - на 25-50% - урожайностью. Для них предполагается введение "капельной" системы орошения с колодцами, оборудованными ветряными двигателями и системой распределения воды с помощью тягловых животных. Все это

[544]

должно значительно повысить урожаи и снизить их ежегодные колебания.

Далее в отчете речь идет о новых кормовых культурах с повышенной засухоустойчивостью, что позволит почти вдвое увеличить поголовье скота в засушливых районах, о потенциальном 30%-ном приросте продуктивности незерновых культур в тропических районах на основе применения новых комбинаций подкормок, о новых достижениях в методах контроля за вредителями, что позволит значительно снизить потери, о новых дешевых способах добычи воды, о контроле численности мухи це-це, что откроет для животноводства новые обширные территории, и многих других достижениях.

В более отдаленном будущем можно представить себе развитие "энергетических ферм", т. е. выращивание растений для производства энергии, а также применение контроля погодных условий, компьютеров, спутникового мониторинга и генетики для революционных преобразований мирового производства продуктов питания.

Но поскольку эти возможности не наполнят голодных желудков уже сегодня, правительства Первой волны должны предусматривать их в долгосрочном планировании, а ныне искать способы комбинирования сохи и компьютера.

Новые технологии, связанные с приходом Третьей волны, открывают большие возможности. Футуролог Джон Макхейл и его жена и сотрудник Магд Корделл Макхейл в своем блестящем исследовании "Основные человеческие потребности" сделали вывод, что возникновение новых технологий может существенно изменить сообщества Первой волны(23). Такие технологии

[545]

включают в себя все - от морских ферм до использования продуктов деятельности насекомых, от превращения отходов целлюлозной промышленности в мясо с помощью микроорганизмов, а таких растений, как эуфорбия, - в горючее, не выделяющее при сгорании сернистого газа. "Зеленая медицина", или производство лекарств из неизвестных ранее или не находивших широкого применения растений, также несет в себе большие потенциальные возможности для стран Первой волны.

Достижения в других областях тоже могут поставить под сомнение традиционные представления о развитии. Многим странам Первой волны угрожает безработица или недостаточная занятость населения. Это породило глобальные споры между приверженцами тенденций Первой волны и защитниками Второй. Одна из сторон утверждает, что массовое производство в недостаточной степени использует труд и что упор в развитии следует делать на менее крупные и более примитивные в технологическом отношении предприятия, которые требуют больше рабочей силы и меньше капиталовложений и энергозатрат. Другая сторона, наоборот, отстаивает преимущества промышленности Второй волны, в настоящее время проникающей в развивающиеся страны, - металлургии, производства автомобилей, обуви, текстиля и т. д.

Но может оказаться, что развивать металлургическое производство Второй волны - это все равно что производить кабриолеты. Надолго ли сохранит преимущества металлургический комбинат, если появляются совершенно новые композитные материалы, которые во много раз прочнее и легче алюминия, прозрачные материалы, по твердости не уступающие

[546]

стали, если пластиковые трубы вытесняют стальные? По мнению индийского ученого М. С. Йенгара, "эти достижения могут сделать производство стали и алюминия ненужным"(24). Возможно, вместо того чтобы заниматься поиском ссуд и иностранных вложений, бедным странам следует готовиться к эпохе новых материалов?

Третья волна предоставляет и более сиюминутные возможности. Уард Морхаус, руководитель программы изучения политики из Лундского университета (Швеция), считает, что бедным народам следует отвергнуть как мелкую индустрию Первой волны, так и крупную централизованную индустрию Второй и сосредоточить усилия на ключевой промышленности Третьей - микроэлектронике.

"Чрезмерный упор на интенсивный труд может оказаться для бедных стран ловушкой", - пишет Морхаус. Указывая на то, что в индустрии микрочипов быстро растет производительность, он утверждает, что "для стран с недостатком капитала - это прекрасная возможность получить большой выход на единицу капиталовложения " (25).

Однако еще более важна совместимость между технологиями Третьей волны и существующим устройством общества. Так, Морхаус утверждает: большое разнообразие продукции в микроэлектронике означает, что "развивающиеся страны могут взять за основу какую-либо технологию и достаточно легко приспособить ее к собственным социальным нуждам и имеющемуся сырью. Технологии микроэлектронной промышленности сами по себе подразумевают децентрализацию производства".

Это означает также уменьшение демографического

[547]

пресса на крупные города, что влечет за собой уменьшение транспортных расходов. Но лучше всего то, что эта форма производства неэнергоемка, рынок сбыта быстро растет, а конкуренция сильна, поэтому развитым странам вряд ли удастся монополизировать эту индустрию, несмотря на то что они пытаются это сделать.

Морхаус не единственный, кто считает, что наиболее продвинутые технологии Третьей волны удовлетворяют нуждам бедных стран. Вот что говорит Роджер Мелен, младший директор Объединенной лаборатории кругооборота Стэнфордского университета: "Индустриальный мир концентрирует население в городах в целях производства, а теперь мы перемещаем предприятия и рабочую силу обратно в деревню, но многие нации в действительности так и не вышли за пределы аграрной экономики, в том числе и Китай. Теперь складывается впечатление, что развивающиеся страны могут внедрить новые методы производства, не перемещая все население страны"(26).

Третья волна по-новому освещает и потребности в транспорте и средствах коммуникации. Во времена индустриальной революции необходимой предпосылкой социального, политического и экономического развития были дороги. Сегодня необходима электронная система коммуникации. Некогда думали, что коммуникация - это следствие развития экономики. Теперь же, по словам Джона Маги, президента исследовательской фирмы, "этот тезис вышел из моды... телекоммуникация - скорее предварительное условие, нежели следствие"(27).

Нынешний рост стоимости транспорта предполагает замену транспортной связи телекоммуникацией. Это

[548]

будет дешевле, потребует меньших затрат энергии, и потому выгоднее делать долгосрочные вложения в высокоразвитую коммуникационную сеть, чем в строительство дорогостоящих дорог и улиц. Ясно, конечно, что без дорожного транспорта не обойтись. Но если производство будет в большей степени децентрализовано, расходы на транспорт можно сделать минимальными без изоляции деревень друг от друга, городов и мира в целом.

То, что все больше и больше лидеров стран Первой волны осознают важность коммуникации, становится ясно из затеянной ими борьбы за перераспределение частотного диапазона. Из-за того, что в странах Второй волны телекоммуникация начала развиваться раньше, они захватили контроль над доступными частотами. Только США и СССР используют 25% доступного коротковолнового диапазона и большую часть других частот.

Однако эфир, как дно океана или воздух, принадлежит - или должен принадлежать - всем. Многие страны Первой волны настаивают на том, что эфир относится к разряду ограниченных ресурсов, и хотят, чтобы им выделяли какую-то его часть - даже если у них не хватает оборудования для ее использования (предлагая временно "сдавать ее внаем"). Встречая сопротивление со стороны США и СССР, они призывают к "новому мировому информационному порядку".

Однако наибольшая проблема, с которой они сталкиваются, внутреннего характера: как разделить ограниченные ресурсы между телекоммуникацией и транспортом? И с той же проблемой должны столкнуться самые развитые в техническом отношении страны. Получив дешевые электростанции, компьютеризованные

[549]

ирригационные системы, возможно, даже наземные датчики и сверхдешевые компьютерные терминалы для сельского хозяйства и малого предпринимательства, общества Первой волны, вероятно, могли бы избежать грандиозных расходов на тяжелый транспорт, которые нации Второй волны истратили. Несомненно, подобные идеи сегодня могут показаться общепринятыми.

Не так давно президент Индонезии Сухарто* кончиком древнего меча нажал на кнопку и запустил спутниковую систему телекоммуникации для связи между островами архипелага - примерно так же столетие назад железная дорога связала два побережья Америки(28). Его жест символизировал новые пути, которые Третья волна предоставляет странам, стремящимся к переменам.

Подобное развитие энергетики, сельского хозяйства, технологии и коммуникации предполагает нечто еще более глубокое - формирование совершенно нового типа общества, основанного на влиянии прошлого и настоящего - Первой волны и Третьей волны.

Можно представить себе стратегию перехода как сочетание ориентированной на деревню, требующей низких затрат сельской промышленности с некоторыми тщательно отобранными высокими технологиями. Экономические ресурсы делятся таким образом, чтобы стимулировать и обеспечивать и то, и другое.

Джагдиш Капур писал: "Должно быть установлено новое равновесие между" самой прогрессивной наукой и технологией, возможной для современного человечества, и "гандийским видением идиллических зеленых

----------------------------------------

* Сухарто (р. 1921) - президент Индонезия в 1968-1998 гг.

[550]

лугов, сельских республик". На практике такое сочетание требует "полной трансформации общества, его символов и ценностей, системы образования, побудительных мотивов, направлений приложения энергоресурсов и всех прочих институтов"(29).

И тем не менее все больше мыслителей, социологов, ученых и исследователей верят, что такая трансформация начинается уже сегодня, подводя нас к радикально новому синтезу, который образно можно охарактеризовать так: Ганди и спутники.

Работать на самообеспечение

Этот подход подводит нас к представлению об еще одном синтезе - на еще более глубоком уровне, уровне общего экономического отношения человека к рынку, неважно какому, капиталистическому или социалистическому. Возникает вопрос, какое количество времени и труда человек отдает производству и какое - самообеспечению, т. е. сколько он должен работать за зарплату на рынок и сколько - на себя.

Большинство населения обществ Первой волны уже вовлечено в денежную рыночную систему. Но несмотря на то что денежные доходы беднейших людей могут играть существенную роль в их выживании, производство для обмена обеспечивает их жизнь лишь частично - остальное они получают путем самообеспечения.

Третья волна заставляет нас взглянуть по-новому и на эту ситуацию. Везде миллионы безработных. Но реально ли добиться в этих странах полной занятости? Какая политика в состоянии еше при жизни нашего

[551]

поколения обеспечить эти миллионы работой? Может быть, само понятие безработицы принадлежит эпохе Второй волны, как считает шведский экономист Гуннар Мир дал?(30)

Проблема состоит, как пишет Пол Стритен из Всемирного Банка, "не в безработице в западном понятии, предполагающем наемный труд за заработную плату, рынок труда, обмен труда и социальное страхование... Проблема, скорее, заключается в непродуктивности труда бедняков, особенно в деревне"(31). Удивительный феномен Третьей волны - рост самообеспечения в самых развитых странах - заставляет сомневаться в самих изначальных постулатах экономистов Второй волны.

Возможно, подражать индустриальной революции на Западе, которая стремится к переносу практически всей экономики из сектора А (производство для потребления) в сектор Б (производство для рынка), - это ошибка.

Вероятно, производство предметов потребления следует рассматривать не как достойный сожаления пережиток, а как позитивную силу.

Сейчас большинству людей необходима частичная занятость плюс новаторская политика, которая сделала бы их работу на себя более продуктивной. Правильная связь этих двух видов экономической деятельности могла бы стать ключевым моментом для выживания множества людей.

С практической точки зрения это может означать создание "капитальных инструментов" для самообеспечения, чем и занимаются сейчас богатые страны. Там мы видим выдающийся пример синергии двух секторов: рыночная экономика производит капиталь-

[552]

ные средства самообеспечения - от стиральных машин до ручных дрелей и тестеров. В бедных странах уровень нищеты таков, что говорить там о стиральных машинах или электроинструментах кажется, на первый взгляд, излишним. И все же нет ли здесь аналогий с обществом, давно перешагнувшим цивилизацию Первой волны?

Французский архитектор Иона Фридман напоминает нам о том, что бедные не обязательно нуждаются в работе - им нужны "еда и крыша над головой". Работа - лишь способ все это получить. Но человек способен сам вырастить для себя пищу и построить дом или, по крайней мере, внести свой вклад в этот процесс. Так, в статье для ЮНЕСКО Фридман говорит, что правительство должно способствовать тому, что я называю самообеспечением, путем изменения земельных и строительных законов. Именно они часто не дают возможности фермеру построить или улучшить собственный дом(32).

Фридман побуждает правительства устранять эти препятствия и помогать людям в устройстве жизни, предлагая им "поддержку в организации, снабжении труднодоступными материалами... и, если возможно, развитии территории", т. е. снабжении водой и электроэнергией. Фридман и другие пытаются доказывать, что все, способствующее более эффективному самообеспечению, может быть столь же важным, как производство, измеряемое в валовом национальном продукте.

Чтобы увеличить продуктивность самообеспечения, правительство должно сконцентрировать на нем научные и технологические исследования(33). Но даже сейчас можно создавать простые инструменты для ручного

[553]

труда, коммунальные мастерские, предоставлять мастеров и учителей высокой квалификации, средства связи, оборудование для энергоснабжения. Очень важна также пропаганда и моральная поддержка тем, кто вкладывает много труда в строительство собственного дома или улучшение участка земли.

Пропаганда Второй волны, к сожалению, доносит даже до самых отсталых и бедных, будто то, что они делают собственными руками, значительно уступает продукции массового производства. Вместо того, чтобы учить людей презирать собственный труд и недооценивать все, что они создают сами, следовало бы давать награды за самый лучший или самый интересный дом или продукт труда, самое "продуктивное" самообеспечение. Сознание того, что в настоящее время даже самые богатые люди все больше прибегают к самообеспечению, поможет изменить настрой самых бедных. Потому что Третья волна представляет соотношение рыночного и нерыночного производства во всех обществах будущего в совершенно новом свете.

Третья волна также поднимает вопросы неэкономического и нетехнологического плана. Например, она заставляет пересмотреть взгляды на образование. Все согласны с тем, что образование - необходимое условие развития. Но какое образование?

Когда колониальные власти вводили формальное образование в Африке, Индии и других странах Первой волны, они организовывали там либо нечто вроде фабричных школ, либо жалкое подобие своих элитных учебных заведений. Сегодня принципы образования Второй волны подвергаются сомнению везде. Например, должно ли образование обязательно связываться с классной комнатой? Теперь мы должны сочетать обу-

[554]

чение с работой, политической борьбой, коммунальными услугами, даже с игрой. Все наши умозрительные представления нуждаются в пересмотре, и это касается не только бедных стран.

Например, является ли целью образования грамотность? Если да, то что означает грамотность? Умение читать и писать? Известный антрополог Эдмунд Лич в дерзкой статье для Центра по исследованию будущего в Эдинбурге утверждает, что чтение легче дается и имеет большую пользу, чем письмо, и вообще нет необходимости в том, чтобы человек умел писать(34). Маршалл Маклюэн говорил о возврате к устной культуре, более близкой многим обществам Первой волны(35). Технические приспособления, распознающие речь, открывают необозримые новые пространства. Новые, необыкновенно дешевые коммуникационные "кнопки" или крошечные магнитофоны, встроенные в простое сельскохозяйственное оборудование, могут давать устные инструкции неграмотным фермерам. В свете этого даже определение грамотности заслуживает пересмотра.

Наконец, Третья волна побуждает нас к свежему взгляду на характерное для Второй волны представление об инициативе. Улучшение питания, по всей видимости, повышает интеллектуальный уровень и функциональную компетентность у миллионов детей и в то же время усиливает стремления и мотивацию.

Люди Второй волны часто говорят о пассивности и недостатке инициативы, например, у индийского или колумбийского крестьянина. Если отбросить эффект недоедания, болезней, климата и политического гнета, то, может быть, хотя бы часть того, что мы считаем пассивностью, отсутствием мотивации, обусловлена не-

[555]

желанием порывать с домом, семьей и настоящим в неопределенной надежде на лучшую жизнь в отдаленном будущем? Пока "развитие" означает наложение абсолютно чуждой культуры на существующую, пока реальные улучшения кажутся недосягаемыми, у человека есть веская причина цепляться за то малое, что он имеет.

Поскольку многие черты Третьей волны созвучны с такими цивилизациями Первой волны, как Китай или Иран, представляется, что возможны изменения с меньшими разрушениями, болью, потрясениями. Вероятно, эти изменения могут в корне подорвать то, что мы называем безынициативностью.

Так, Третья волна несет в себе потенциал для революционных преобразований не только в технологии или энергетике, но и в сознании и поведении индивида.

Стартовая лини

Третья волна не предоставляет модели, которую можно воссоздавать. Цивилизация Третьей волны сама еще не сформировалась окончательно. Но как для бедных, так и для богатых она открывает новые возможности, может быть, несущие освобождение. Потому что она привлекает внимание не к слабости, нищете и несчастьям мира Первой волны, но к присущей ему силе. Те самые черты этой старой цивилизации, которые кажутся отсталостью с точки зрения Второй волны, являются потенциальным преимуществом по меркам приближающейся Третьей волны.

Близость этих цивилизаций в будущем должна трансформировать наши представления о взаимоотно-

[556]

шении нищеты и богатства на этой планете. Самир Амин, экономист, говорит об "абсолютной необходимости" разрушить "ложную дилемму: современная техника, скопированная с техники Запада, или старая техника, отвечающая условиям того же Запада сто лет назад"(36). Именно это и способна сделать Третья волна.

И бедные, и богатые стоят на стартовой линии в начале пути к новому и поразительно отличному от современного человечеству будущего.

Глава 24

КОДА: ВЕЛИКОЕ СЛИЯНИЕ

Сегодня мы уже не в том положении, что находились десятилетие назад, когда у нас кружилась голова от изменений, взаимосвязи которых мы не понимали. Теперь в этих изменениях выявляется закономерность - будущее обретает форму.

Потоки изменений сливаются, образуя океан Третьей волны, ширящийся с каждым часом.

Эта Третья волна исторических изменений представляет собой не прямое продолжение индустриального общества, а радикальную смену направления движения, зачастую полностью отвергая прошлое. Происходит полная трансформация столь же революционного характера, как приход индустриальной цивилизации 300 лет назад.

Более того, происходящее сегодня - это не просто технологическая революция, а приближение совершенно новой цивилизации в полном смысле слова. При беглом обзоре явлений, которые рассматривались

[557]

выше, мы увидим явный параллелизм изменений одновременно на многих уровнях.

Любая цивилизация существует в биосфере и воздействует на нее, а также отражает и изменяет взаимоотношение природных ресурсов и населения. Каждая цивилизация имеет характерную для нее техносферу - энергетическую базу, связанную с системой производства, которая в свою очередь связана с системой распределения. У любой цивилизации есть социосфера, состоящая из взаимосвязанных социальных институтов; инфосфера - каналы коммуникации, через которые осуществляется обмен информацией. И любая цивилизация имеет властную сферу.

Вдобавок каждая цивилизация определенным образом связана с внешним миром. Эти связи носят характер эксплуатации или симбиоза, агрессии или пацифизма. И у каждой цивилизации есть собственная сверхидеология - культурно обусловленная система взглядов, структурирующая отношение к реальности и узаконивающая определенный способ существования цивилизации.

Как становится ясно, Третья волна несет революционные и взаимоусиливающие изменения на всех этих различимых уровнях. Следствием этого является не только дезинтеграция старого общества, но и создание основы нового.

Когда общественные институты рушатся у нас на глазах, когда растет преступность, распадается семья, когда некогда надежная бюрократическая машина дает сбои, система здравоохранения перестает действовать, а экономика трещит по швам, мы видим в этом только упадок и разрушение. И все же разлагающееся общество - это почва, на которой взрастает новая ци-

[558]

вилизация. В процессах, происходящих в экономике, технологии, культуре, семье и многих других сферах человеческой деятельности, закладываются основы, которые будут определять основные черты новой цивилизации.

Фактически уже сейчас мы можем видеть эти основные черты и в некоторых случаях даже их взаимосвязь. Обнадеживает то, что находящаяся пока в зачаточном состоянии цивилизация Третьей волны не только жизнеспособна в экономическом и экологическом отношениях, но она может быть - если мы приложим к этому усилия - более благоприятной для человека и демократичной, чем наша.

Ни в коем случае речь не идет о неизбежности этого. Переходный период будет отмечен величайшими социальными потрясениями, мощными сдвигами в экономике, технологическими провалами и катастрофами, политической нестабильностью, насилием, войнами и угрозой войн. В атмосфере разрушения общественных институтов и системы ценностей авторитарные демагоги и движения станут пытаться захватить власть, и, может быть, эти попытки будут успешными. Ни один разумный человек не может с уверенностью предсказывать исход этих процессов. Столкновение двух цивилизаций несет в себе грандиозную опасность.

И в то же время мы рассчитываем на выживание. И потому важно знать, куда ведет нас путь этих изменений. В каком мире мы будем жить, если сумеем избежать опасностей, которые нас ждут? Иными словами, какую форму обретает общество будущего?

[559]

Черты будущего

Цивилизация Третьей волны, в отличие от предшествующей ей, должна призвать на службу удивительное разнообразие источников энергии - энергию водорода, солнца, приливов и отливов, геотермальных вод, биомассы, молнии, возможно, новые формы ядерной энергии, другие источники, которые пока еще трудно представить. (Хотя некоторые атомные станции, несомненно, еще будут продолжать действовать, несмотря на серии аварий с тяжелейшими последствиями, ядерная энергия в целом оказалась слишком дорогостоящей и опасной.)

Переход к новой широкой энергетической базе наверняка окажется чрезвычайно беспорядочным, с множеством неудач, провалов, с огромными колебаниями цен на энергию. Но основное долгосрочное направление вырисовывается достаточно ясно - переход от цивилизации, опиравшейся на один источник энергии, к цивилизации, опирающейся на многие и потому более надежные. В целом рисуется цивилизация, использующая возобновляемые, самоподдерживающиеся источники энергии.

Цивилизация Третьей волны будет опираться на гораздо более дифференцированную технологическую базу, включая результаты биологии, генетики, электроники, материаловедения, глубоководных исследований и работ в открытом космосе. Хотя некоторые новые технологии будут достаточно энергоемкими, большинство технологий Третьей волны рассчитано на небольшое потребление энергии. Эти технологии не будут такими громоздкими и экологически опасными, как технологии прошлого. Создадут мелкомасштаб-

[560]

ные, простые, а отходы одного производства станут использовать как сырье для другого.

Самым важным (и неистощимым) сырьем для цивилизации Третьей волны станет информация, включая воображение. С помощью информации и воображения найдут замену многим истощимым ресурсам, хотя эта замена часто будет сопровождаться серьезными экономическими потрясениями.

Информация приобретет большую ценность, чем когда-либо, и новая цивилизация перестроит систему образования и научных исследований, а кроме того, реорганизует средства массовой информации. Современные средства массовой информации, как печатные, так и электронные, совершенно не способны нести на себе всю информационную нагрузку и к тому же не обеспечивают жизненно важного культурного разнообразия. Вместо культурного доминирования нескольких средств массовой информации в цивилизации Третьей волны начнут преобладать интерактивные, демассифицированные средства, обеспечивающие максимальное разнообразие и даже персональные информационные запросы.

В будущем телевидение даст начало "индивидео" - вещанию в узком диапазоне, передающем визуальные образы, адресованные одному человеку. Мы сможем также время от времени использовать наркотики, прямую передачу от мозга к мозгу и другие формы электрохимической коммуникации, которые пока находятся в стадии изучения. Все это, несомненно, порождает опасные, однако поддающиеся решению политические и моральные проблемы.

Гигантские центральные компьютеры с их скрежещущими принтерами и сложными системами охлажде-

[561]

ния заменит множество чипов, установленных тем или иным способом в каждом доме, больнице, отеле, автомобиле, в сущности, в каждом строительном кирпиче. Мы будем жить в электронной среде.

Вопреки популярному заблуждению этот переход к информационному, компьютеризованному обществу только уменьшит потребность в дорогостоящей энергии.

Эта прогрессирующая компьютеризация (или, более правильно, информациолизация) общества не означает также деперсонализации человеческих отношений. Как мы увидим в следующей главе, люди по-прежнему будут страдать, плакать, смеяться, находить удовольствие в общении друг с другом, играть - только они начнут делать все это в ином контексте.

Энергетика, технологии и средства информации Третьей волны ускорят революционные изменения в работе человека. Еще будут строиться фабрики и заводы (и в некоторых районах мира это продолжится еще несколько десятилетий), но завод Третьей волны мало напоминает то, с чем мы имеем дело сейчас. В развитых странах число рабочих мест на таких промышленных предприятиях уже в настоящее зремя неуклонно сокращается.

В цивилизации Третьей волны фабрика или завод не служит моделью для других учреждений, и их основной функцией будет не производство массовой продукции. Даже сейчас предприятия Третьей волны производят продукцию чаще всего на заказ и применяют новейшие методы целостного производства. Такие промышленные предприятия требуют меньших затрат энергии и небольшого количества компонентов, дают меньше отходов и нуждаются в высокоразвитом техно-

[562]