Часть 3.

внутри себя самой совмещать противоположные друг

другу свойства, но вовне себя не может иметь ничего,

что было бы ей противоположно. Так, единичный чело-

век может быть вместе и добрым, и отчасти злым, но

отдельный человек вне самого себя не имеет ничего,

что было бы противоположно ему как отдельному чело-

веку.

Субстанция, или единичное бытие, может высту-

пать в суждении только как субъект этого суждения,

только как предмет суждения. Предикат может выска-

зывать нечто о таком субъекте, но сам субъект как

единичное бытие ни о чем высказываться не может.

Субстанции в этом — первом — смысле или значе-

нии Аристотель называет первыми сущностями. Пер-

вая сущность есть «вот это нечто», вещь, еще неопре-

деленная — для знания — в своих признаках, но сама

по себе вполне индивидуальная.

Развитие знания о предмете приводит к возникно-

вению понятия о предмете: понятие предмета раскры-

вает его существенные черты. Такие понятия Аристо-

тель называет вторыми сущностями.

Первая сущность, или субстанция, есть не что иное,

как указанный средствами языка отдельно существую-

щий предмет. «Сущность в самом основном, первичном

и безусловном смысле — это та, которая не сказываетс

ни о каком подлежащем и не находится ни в каком

подлежащем, как, например, отдельный человек или

отдельная лошадь» («Категории» 5, 2 а 11—14).

Вторыми сущностями Аристотель называет уже не

указанные посредством знаков или имен отдельные

предметы, а сущности, которые по отношению к этим

предметам будут или их видами или их родами: «Вто-

рыми сущностями называются те, к которым как ви-

дам принадлежат сущности, называемые так в первич-

ном смысле», т. е. «первые сущности» («Категории» 5,

2 а 14—15). Таковы виды и обнимающие их роды. На-

пример, отдельный, или определенный, человек «при-

надлежит к виду «человек», а род для этого вида — жи-

вое существо» («Категории» 5, 2 а 16—17). В качестве

родов и видов «вторые сущности» отличаются от «суб-

станций», или «первых сущностей»: они могут иметь

противоположное себе. Так, огонь как «субстанция»,

или «первая сущность», не имеет в природе ничего, что

было бы противоположно ему как огню. Но горячее

45

как «вторая сущность» имеет противоположное себе —

холодное.

В этом учении о различии «первых сущностей»

(«субстанций») и «вторых сущностей» 1 (родов и ви-

дов, или родовых и видовых свойств) отчетливо отрази-

лось убеждение Аристотеля в первичности единичных

вещей природы и вторичности знания о них, выражае-

мого в общих понятиях. В одном месте «Физики» Ари-

стотель прямо утверждает: «Подлежащее есть начало

и, по-видимому, первее сказуемого» («Физика» I 6,

189 а 31—32). Именно поэтому он утверждает, что на-

чало «не должно быть сказуемым для какого-либо под-

лежащего» («Физика» I 6, 189 а 30). В отличие от

«первой сущности» «вторая сущность» может быть

предикатом суждения.

За «сущностью» в «Категориях» следуют «количе-

ство», «качество» и «отношение». Эти категории обра-

зуют у Аристотеля «подсистему» с ясно определяемым

логическим порядком. Так, «количество» предшествует

«качеству», так как представляет необходимое условие

«качества»: в предмете и форма, и цвет, и все другие

качественные определенности предполагают некоторую

количественную характеристику, относящуюся к про-

тяженности. В свою очередь категории «количества»

и «качества» предшествуют категории «отношения»:

всякое отношение предполагает, по Аристотелю, опре-

деленные количества (или качества) одних предме-

тов, сравниваемые с количеством (или качеством)

других.

Колеблющееся положение в системе аристотелев-

ских категорий принадлежит категориям «места» и

«времени» по отношению к так называемым «глаголь-

ным» категориям: «положению» (от глагола «лежать»,

«находиться»), «обладанию» (от «обладать», «иметь»),

«действованию» (от «действовать») и «претерпеванию»

(от «претерпевать»). В колебании этом сказалась недо-

статочная определенность точки зрения, какой руково-

дился Аристотель при построении и исследовании си-

стемы категорий. Там, где на первый план выступала

лингвистическая, точнее, синтаксическая точка зрения,

категории «места» и «времени» могли быть поставлены

1 Различение «первых» и «вторых» сущностей имеется у

Аристотеля только в сочинении «Категории».

46

раньше «глагольных» категорий, так как в строении

предложения обстоятельства места и времени могут

предшествовать сказуемому-глаголу. Там же, где глав-

ной была не синтаксическая, а логическая точка зре-

ния, «глагольные» категории должны были идти

раньше категорий «места» и «времени», так как в ло-

гическом строе предложения логический предикат

предшествует пространственным и временным харак-

теристикам.

В учении о категории «количества» рассматри-

ваются величины и характеристики предметов по вели-

чине. Аристотель выдвигает два принципа для их клас-

сификации: первый — по признаку непрерывности или

прерывности (дискретности); второй — по признаку

сосуществования в пространстве или последовательно-

сти во времени. Первое деление — на непрерывные и

дискретные величины — отличается тем, что оба этих

класса величин не представляют собой двух видов од-

ного и того же рода. Первичными и вместе с тем более

общими Аристотель считает величины дискретные.

Всякая величина дискретна, так как слагается из еди-

ниц: измерению подлежит всякая величина; мера ее —

единица, и всегда имеется возможность узнать, сколько

единиц содержится в данной величине. То, что назы-

вают непрерывной величиной, есть лишь частный слу-

чай величины дискретной: различие между ними только

в том, что у непрерывной величины единицы следуют

одна за другой непосредственно.

Примеры различия величин по сосуществованию и

последовательности — пространство и время.

Результаты разделения величин по признакам не-

прерывности (и дискретности), сосуществования (и

последовательности) не налагаются друг на друга, не

совпадают: различные члены одного деления могут

совместиться с одним и тем же членом другого. Напри-

мер, по признаку сосуществования и последовательно-

сти пространство — протяженная величина, а время —

последовательная. Вместе с тем оба они — и простран-

ство и время — непрерывные величины.

В учении о «качестве» дана классификация различ-

ных видов «качеств». При разработке теории «качеств»

Аристотель руководствуется одним из основных в его

метафизике различий — между возможностью и дейст-

вительностью. Условием всякой деятельности и всего

47

действительного считается возможность этой деятель-

ности или способность к ней. Если способность приме-

няется в определенном направлении, то опа переходит

в свойство. Так, упражнение способности к познанию

порождает знание, упражнение нравственной способ-

ности — добродетель. Особый вид качества — состоя-

ние. И свойство и состояние — виды качества, возник-

новению которых предшествует данная от природы,

еще не составляющая качества физическая возмож-

пость, или способность.

Третий вид качества — «чувственные состояния»

(pathetikai). Они также приобретаются посредством

упражнения. Но в «свойствах» главное — способность

деятельности; напротив, в «чувственных состояниях» —

способность восприимчивости. Первые активны, вторые1

пассивны.

Четвертый вид качества — форма (образ, очертание,

фигура) предмета. Характеристика «формы» в указан-

ном здесь смысле — важная характеристика качествен-

ной определенности. И метафизика и физика Аристо-

теля — метафизика качественная, физика качеств. Это

та черта, которая из философии Аристотеля перешла

в философию и в пауку (физику) средневековой схо-

ластики.

Особенность качественной определенности Аристо-

тель видит в том, что в отношении ее «бывает и проти-

воположность: так, справедливость противоположна

несправедливости, белизна — черноте, и все остальное

таким же образом» («Категории» 8, 10 Ь 12—14). Од-

нако не всем качественным определенностям что-то

противоположно: так, огненно-красное — качественна

определенность, по оно не имеет противоположного

себе («Категории» 8, 10 b 15—17).

Другая важная особенность качественных опреде-

лений в том, что им присуще быть одновременно и со-

отнесенными. Одно белое называется в большей нли

в меньшей степени белым, чем другое, и одно справед-

ливое — в большей или в меньшей мере справедливым,

чем другое. Да и само качество предмета относительно

в своей определенности: будучи белым, предмет имеет

возможность стать еще более белым. Впрочем, эту осо-

бенность Аристотель считает присущей но всем, а

только большинству качественных определений («Ка-

тегории» 8, 10 b 29—30).

43

Категория «отношения» также родовое понятие.

Оно обнимает собой четыре вида отношений. Это, во-

первых, математические отношения; во-вторых, отно-

шения производящего (мастера) к производимому (или

изделию); в-третьих, отношение меры к измеряемому

и, в-четвертых, отношение познания к предмету позна-

ния. При этом отличие отношения познания к позна-

ваемому от отношения производящего к производимому

только в активности: в отношении производящего

к производимому второй член отношения (производи-

мое) вполне пассивен; напротив, в отношении позна-

ппя к предмету познания оба члена отношения ак-

тивны — действует не только познающий, но и предмет

познания: воздействуя па познающего, предмет позна-

ния порождает в нем деятельность познания.

Математические отношения, а также отношение

производящего к производимому образуют первый

класс отношений. В обоих отношениях этого класса

с исчезновением или уничтожением одного члена отно-

шения необходимо исчезает или уничтожается и

другой.

Отношение меры к измеряемому, а также отноше-

ние познания к предмету познания составляют второй

класс отношений. Об обоих отношениях этого класса

уже нельзя сказать, что в них с уничтожением одного

члена отношения необходимо исчезает и другой: с ис-

чезновением познания предмет познания вовсе не исче-

зает.

«Метафизика» — великая книга Аристотеля. В до-

шедшем до нас составе она несовершенна. Вряд ли сам

Аристотель написал ее в том виде, в каком она доне-

сена до нас веками. Это не цельный и целостный трак-

тат, а скорее свод записей лекций, составленных учени-

ками, прилежно слушавшими гениального учителя в

стремившихся с возможной полнотой запечатлеть его

учение. Кое-что из этого свода утеряно, имеются и из-

быточные записи, повторения, порой дословные, ранее

сказанного. Не все обещания, сделанные в ходе изло-

жения, выполнены в последующем тексте. На всем со-

хранились следы неоднократного повторного обраще-

ния и редактирования.

И все же книга изумительна и неповторима. Пора-

жают полнота и широта охвата, мастерство и точность

49

в формулировке вопросов. По этой книге в течение ве-

ков учились философии народы Востока и Европы. Кто

изучал эту книгу, изучал самое философию, входил

в ее глубины, боролся с ее трудностями и противоре-

чиями, возносился к ее вершинам и страдал ее ограни-

ченностью. Аристотель — подлинный учитель человече-

ства.

ТРАКТАТ «О ДУШЕ»

I

Психологические трактаты относятся к числу важ-

нейших произведений Аристотеля. Изучение их пока-

зывает, что Аристотель — основатель науки психологии

ничуть не в меньшей мере, чем в качестве автора «Ор-

ганона» — основатель науки логики, хотя разработка

психологии у пего не столь обстоятельна, как трак-

товка логики. И так же, как «Органон», с тех пор как

он вошел в состав сочинений Аристотеля, по которым

античность изучала формы суждения, вывода и доказа-

тельства, так и исследование Аристотеля «О душе»

(peri psyches) стало на многие века основным материа-

лом и источником при изучении психических явлений.

Сам Аристотель чрезвычайно ясно и точно выразил

мысль о значении, какое психология, согласно его воз-

зрению, имеет для всех приступающих к изучению фи-

лософии и для всего круга остальных наук. «Ставя одно

знание выше другого либо по степени совершенства,

либо потому, что оно знание о более возвышенном и

удивительном,— писал он,— было бы правильно по

той и другой причине отвести исследованию о душе

одно из первых мест... Познание души много способст-

вует познанию всякой истины, особенно же познанию

природы. Ведь душа есть как бы начало живых су-

ществ. Так вот, мы хотим исследовать и познать ее

природу и сущность, затем ее проявления, из которых

одни, надо полагать, составляют ее собственные состоя-

ния, другие же присущи — через посредство души — и

живым существам» («О душе» I 1, 402а 1—10).

Но Аристотель оказался первооткрывателем не

только в своем взгляде па важность предмета психоло-

гии в кругу наук. Он надолго предупредил и понима-

ние тесной связи между психологией и естествозна-

50

нием. Психологию он рассматривает как науку, опи-

рающуюся не только на наблюдения фактов психиче-

ской жизни, но и на знание соматических (телесных)

процессов и явлений, происходящих в человеке. И если

eго психологические гипотезы, построенные на этих

наблюдениях, для современного исследователя часто

представляются (и на деле оказываются) крайне наив-

ными и порой грубыми, то причина этой наивности и

грубости в характерной для науки времен Аристотел

бедности, недостаточности и недифференцированности

эмпирического изучения органической природы, и

в частности эмпирического изучения природы чело-

века, не говоря уже об отсутствии предпосылок и усло-

вий для экспериментального изучения психических

процессов.

Но всюду, где Аристотель намечает, а скорее пред-

видит, предугадывает верный эмпирический путь ис-

следования, взгляд его поражает своей широтой, осно-

вательностью, проницательностью, вниманием к суще-

ственным фактам и явлениям психологии. Для своего

времени психология Аристотеля была чудом, и Ари-

стотель остался также и на все последующие времена

истории психологии классиком, корифеем этой науки.

II

Приступая к исследованию сущности души, Ари-

стотель отбрасывает все те представления об этой сущ-

ности, которые он считает несостоятельными, ошибоч-

ными. Истина, полагает он, начинается с отказа от за-

блуждения. Поэтому в начале своего трактата «О душе»

оп последовательно излагает, а затем критикует все

основные распространенные в его время учения о при-

роде души. Уже в этом обзоре и в этой критике ярко

выступает эмпирический характер психологии Аристо-

теля, его убеждение в тесной связи между душевными

и телесными явлениями.

Аристотель отвергает учение и о том, что душа

сама себя движет, и о том, что она есть гармония, и

о том, что она есть круговое движение. «Мы говорим,—

пишет Аристотель,— что душа скорбит, радуется, дер-

иает, испытывает страх, далее, что она гневается, ощу-

щает, размышляет. Все это кажется движениями.

И потому можно было бы подумать, что и сама душа

движется. Но это вовсе не необходимо. Ведь если и

51

скорбеть, радоваться, размышлять — это именно движе-

ния, и все это означает быть приведенным в движение, то

[можно только сказать], что такое движение вызываетс

душой (например, гнев или страх — оттого, что сердце

вот так-то приходит в движение; размышление, быть

может, означает такое вот движение сердца или чего-то

иного; причем в одних случаях происходят перемеще-

ния, в других — превращения)... Между тем сказать,

что душа гневается, это то же, что сказать — душа ткет

или строит дом» («О душе» I 4, 408b 1—13). Согласно

Аристотелю, лучше вообще не применять таких выра-

жений, как: «душа сочувствует», «душа учится», «душа

размышляет», а следует говорить: «человек душою со-

чувствует, учится, размышляет». При этом нет необхо-

димости представлять, будто в самой душе совершаетс

движение: оно только или доходит до души, или имеет

в ней свое начало. Так, при ощущении движение идет

от внешних предметов, напротив, при воспоминании —

от души.

И ум не меньше, чем ощущение, зависит, согласно

Аристотелю, от состояния тела. И в этом вопросе Ари-

стотель остается верен своей принципиальной — в сущ-

ности материалистической — установке или по крайней

мере тенденции, поскольку ум, по Аристотелю, не при-

рожден телу и его нельзя рассматривать как органи-

ческую функцию. Аристотель соглашается с тем, что

ум повреждается от наступающего в старости общего

упадка сил, но в этом случае, рассуждает он, происхо-

дит примерно то же, что в области ощущений: если

старику дать молодые глаза, он будет видеть, как моло-

дой. Старение зависит не от ослабления души, а от-

того, что ослабляется тело, в котором душа находится,

как это бывает также в состоянии опьянения и при

болезнях. И если в старости ослабляются мышление и

соображение, то это происходит вследствие того, что

внутри человека повреждается нечто другое, а сам ум

ничему не подвержен. Ни размышление, ни любовь, ни

ненависть не состояния ума; они состояния того суще-

ства, которое обладает умом. Поэтому с разрушеннем

этого существа исчезают и память и любовь: ведь они

принадлежат не уму, а возникают в силу соединени

его с телом, которое разрушимо. Сам же ум есть нечто

божественное и ничему не подверженное.

52

Аристотель отрицает способность души не только

к движению, но и к самодвижению. Из всех известных

ему психологических теорий, признававших за душой

способность к самодвижению, Аристотель особенно

резко оспаривал теорию ученика Платона Ксенократа,

будто душа есть «само себя движущее число». Из пред-

ставления о том, что душа есть число, утверждает Ари-

стотель, вытекают несообразности, не меньшие тех,

которые заключаются в мнении о ее подвижности.

Если душа — единица, то как ее мыслить движущейся,

раз она неделима и не имеет в себе частей? Далее.

Если душа — число, то она занимает место в простран-

стве и имеет положение. От числа можно отнять дру-

гое число или единицу, и тогда в остатке получитс

новое число. Но растения и даже некоторые животные

продолжают жить и после рассечения их, и каждая их

часть обладает, очевидно, той же самой душой. С этой

точки зрения безразлично, назовем ли мы души еди-

ницами или маленькими тельцами: если шарики, пред-

полагаемые Демокритом, превратить в точки и оста-

вить за ними только их количество, то среди них

окажется нечто движущее и нечто движимое, как в про-

странственной величине: ведь дело не в большей или

меньшей величине шариков, а лишь в их количестве.

Таким образом, необходимо предположить нечто такое,

что движет и единицы. А так как в животных движу-

щее начало — их душа, то душа должна быть и дви-

жущим началом числа. Таким образом, она не может-

быть вместе и движущим и движимым, а есть только

движущее.

Возможно ли каким-либо образом, чтобы душа была

единицей? Ведь она должна чем-то отличаться от дру-

гих единиц. Но неделимые точки различаются между

собой только своим положением. И если каждое тело

состоит из бесконечного числа точек, а точки тела сами

составляют то число, которое и есть душа, то почему

же в таком случае не все тела имеют душу? Ведь в каж-

дом теле имеется бесконечное число точек.

Те, кто признает душу самодвижущимся числом,

повторяют заблуждения исследователей, которые при-

знают душу телом, состоящим из тончайших частиц.

Говоря же, как говорит Демокрит, что движение исхо-

дит от души, они вводят новую — собственную — не-

лепую гипотезу. Если душа есть некоторого рода тело

53

и если она находится во всем ощущающем организме,

то необходимо допустить, что в одном и том же месте

находятся два тела. Если же предположить, что душа

есть число, то необходимо признать, что в одной един-

ственной точке находится большое количество точек

и, кроме того, что всякое тело имеет душу.

Теория, согласно которой душа — самодвижущеес

число, нелепа не только потому, что она не разъясняет,

в чем сущность души. В этой теории нет указания даже

и свойств души. «Это станет ясно,— говорит Аристо-

тель,— если исходя из этого определения (о самодви-

жущемся числе как сущности души.— В. А.) попы-

таться объяснить состояния и действия души, такие,

как размышления, ощущения, удовольствия, печаль и

прочее тому подобное, ибо... на основании движения и

числа нелегко даже строить догадки об этих состоя-

ниях и действиях души» («О душе» I 5, 409 b 14—18).

Свой обзор и критику учений о сущности души

Аристотель завершает рассмотрением теории, согласно

которой душа состоит из элементов (стихий). Теори

эта говорит не только о физической природе и о физи-

ческом составе Вселенной. Она имеет целью объяснить,

каким образом душа воспринимает все сущее и познает

каждый предмет. В теории этой, по мнению Аристо-

теля, также заключается много несообразностей и не-

лепостей, которые делают ее ничуть не более приемле-

мой, чем все уже рассмотренные и уже отвергнутые.

Сторонники этой теории утверждают, что подобное

познается подобным, и, таким образом, признают, что

душа состоит из самих воспринимаемых и познаваемых

предметов. Однако существует бесконечное множество

других предметов, состоящих из этих элементов. Допу-

стим, что душа, состоя из элементов, будет способна

познавать и ощущать элементы, из которых составлен

каждый из этих предметов. Но тогда неизбежно воз-

никает вопрос: а чем она будет воспринимать и позна-

вать всю совокупность элементов, познавать предмет

в его целостности, например познавать бога, человека,

плоть, кость и вообще все другие сложные предметы?

Ведь каждый предмет состоит из элементов, которые

соединены в нем не как попало, а в каждом находятс

в определенном — целесообразном — сочетании и соот-

ношении. Поэтому присутствие в душе всех элементов

не имеет никакого значения, если в ней нет и всех их

54

соотношений, а также всех способов их сочетания.

Пусть каждый из заключающихся в душе элементов

Будет познавать себе подобное, но душа не будет при

этом в состоянии познать кость или человека, если в ней

не будет и этих предметов. Но не приходится и гово-

рить, что это совершенно невозможно. И то же необхо-

димо сказать относительно добра, зла и всех других

предметов.

Кроме того, о сущем говорится в различных значе-

ниях: один раз — как о субстанции, другой — как о ка-

честве, количестве или иной из известных категорий.

Возникает вопрос: состоит ли душа из всех этих родов

сущего или пет? Может быть, душа состоит из элемен-

тов, которые образуют субстанцию? Но если это так, то

каким образом душа познает элементы других родов

сущего? Или, может быть, каждый род сущего состоит

из собственных элементов и начал и из этих-то начал

и составляется душа? В таком случае душа будет и

качеством, и количеством, и субстанцией. Но невоз-

можно, утверждает Аристотель, чтобы из элементов

качества составилась субстанция, а не качество.

Во всех этих исследованиях Аристотель энергично

борется против теории Эмпедокла о знании как о по-

стижении подобного подобным же. Разбирается и уче-

ние, излагаемое в орфических песнях. В них утверж-

дается, будто душа, носимая ветрами, входит в живот-

ных из Вселенной при вдыхании. Но это невозможно,

во-первых, для растений, а во-вторых, даже для неко-

торых животных, так как, согласно ссылке Аристотел

на некоторых исследователей, не все животные дышат.

Если даже сохранить предположение, что все живот-

ные происходят из элементов, то нет необходимости

предполагать, будто душа возникает из всех элементов,

так как из двух противоположных элементов один мо-

жет познавать и сам себя, и элемент, ему противопо-

ложный. Например, посредством прямого мы познаем

и прямое и противоположное ему кривое, тогда как по

одной кривой нельзя составить понятия ни о ней са-

мой, ни о прямой.

Обзор психологических теорий приводит Аристо-

теля к заключению, что рассматривать душу как со-

стоящую из элементов ошибочно; также неосновательно

и неверно приписывать ей движение. Душе принадлежат

55

желание, хотение и всякое стремление, от нее же

зависит способность животных двигаться и переменять

место, а также возрастание, зрелость и упадок сил.

Здесь необходимо возникает вопрос: мы ощущаем,

мыслим и испытываем всякое страдательное или дея-

тельное состояние всей душой или какой-либо ее ча-

стью? Иначе: составляет ли жизнь действие какой-либо

одной из частей души, или нескольких, или всех?

И если душа состоит из частей, то что же будет соеди-

нять душу в одно целое? — Во всяком случае, думает

Аристотель, не тело, так как само тело соединяетс

в одно целое душой: когда душа покидает тело, оно

разрушается и сгнивает. Если же тело объединяетс

чем-либо иным, то это иное и будет собственно душой.

III

Душа, согласно Аристотелю, есть причина и начало

живого тела. Она есть причина в трех смыслах: и как

источник происходящего в теле движения, и как цель,

к которой это движение направляется, и как сущность

живых тел. Сущность есть причина бытия каждого

предмета, но сущность живых существ есть жизнь, а

душа есть причина жизни. Учение Аристотеля о жизни

пронизано телеологией. Отличается телеологией также

и его учение о душе. Душа есть причина и в смысле

цели. В природе, по мнению Аристотеля, все сущест-

вует «ради чего-нибудь». Все естественные тела, и ра-

стения, и животные — орудия души и существуют ради

души. Животные, полагает Аристотель, необходимо

должны иметь ощущение. Если бы тело, одаренное

произвольным движением, не имело ощущения, опо по-

гибло бы и не достигло бы своей цели, предназначенной

ему природой. Отсутствие у животного ощущения не-

возможно допустить пи для тела, пи для души: ни душа

при этом не будет лучше мыслить, ни телу от этого нет

никакой выгоды. Тело же, одаренное ощущением, дол-

жно быть простым или сложным. Однако простым, рас-

суждает Аристотель, опо быть не может. В этом слу-

чае, т. е. если бы тело было простым, оно было бы ли-

шено осязания. Но осязание для него совершенно не-

обходимо. Оно необходимо для самого существовани

животного. Другие чувства воспринимают через среду

(например, обоняние, зрение, слух); в осязании же

ощущение возникает при непосредственном соприкос-

56

новении, и если его не будет, то невозможно станет

одного избегать, другое привлекать, а следовательно,

невозможно будет и само сохранение животного. Что

касается вкуса, то он есть некоторого рода осязание:

вкус возбуждается пищей, а пища есть осязаемое

тело.

Ощущение есть только там, где есть душа, и то же

самое следует сказать о росте и увядании. Физически

растет и увядает только то, что питается, а питание

происходит только в существе, причастном жизни. Не-

которые полагают, будто единственная причина пита-

ния и роста заключена в самом огне. Ведь из всех тел

и элементов один лишь огонь есть нечто питающеес

и растущее. Поэтому может показаться, что именно

огнем производятся все эти явления в растениях и

в животных. Но огонь здесь, утверждает Аристотель,

только одна из причин, но никак не единственная:

в собственном смысле причина их есть душа.

Ощущение не только необходимое условие жизни

животных. Ощущение — и источник знания. Все мыс-

лимое, утверждает Аристотель, дается в ощущаемых

формах, притом и отвлеченное, и то, которое относитс

к состояниям и изменениям ощущаемого. Поэтому су-

щество, не имеющее никаких ощущений, ничего не мо-

жет ни познать, пи ноиять. Именно Аристотель — родо-

начальник тезиса, принятого впоследствии схоластика-

ми средних веков, а в XVII в. философами-эмпириками:

«Nihil est in intellectu quod non prius fuerit in sensu»

(«Нет ничего в уме, чего бы раньше не было в ощуще-

нии»).

Со всей категоричностью высказывает Аристотель

мысль о независимости предмета от ощущения, вос-

приятия. Соответствующие места в трактате «О душе»

принадлежат к наиболее ярким обнаружениям мате-

риалистической тенденции Аристотеля.

Утверждая объективность и независимость ощущае-

мого от ощущения, Аристотель отрицает пассивный ха-

рактер его существования. Воспринимаемый предмет

как бы движется навстречу нашему восприятию.

Ощущение, согласно взгляду Аристотеля, может

нозникнуть только при существовании различия между

свойством ощущаемого предмета и воспринимающего

отот предмет органа. Так, если и предмет, и орган оди-

наково теплы, то восприятие не может состояться.

57

IV

В основном психологическом трактате Аристотел

есть места, в которых он — с удивительной ясностью и

четкостью — говорит о зависимости души и психиче-

ских состояний и процессов от телесных, от тела. В этих

местах Аристотель рассуждает как материалист.

Если какие-либо из деятельностей или состояний

души, говорит Аристотель, принадлежат ей одной, то

ее можно представить как отдельное существо. Если

же нет ничего ей одной принадлежащего, то она неот-

делима от тела и должна мыслиться точно так же, как,

например, прямая линия. Прямая линия может нахо-

диться в различных положениях, например касатьс

медного шара только в одной точке, но это прикосно-

вение производится не прямой самой по себе, не как

отдельно существующей, а телом, в котором она всегда

находится и от которого она неотделима. Подобным же

образом и все состояния души: гнев, кротость, страх,

сострадание, отвага, а также радость, любовь и нена-

висть — находятся в связи с телом, потому что с появ-

лением их в душе и тело подвергается изменению. Бы-

вает даже, что при большом и очевидном несчастье

иногда не испытывают никакого сильного волнения или

страха в душе, иногда же маловажные и незначитель-

ные события вызывают волнение, именно в тех слу-

чаях, когда находится в сильном возбуждении тело.

Зависимость этих волнений от тела, продолжает Ари-

стотель, особенно очевидна в тех случаях, когда без

всякой причины, способной возбудить страх, некоторые

обнаруживают все признаки страха. А если это так, за-

ключает Аристотель, то ясно, что состояния души

имеют свой источник в материи. Поэтому состояния,

подобные гневу, определяются как движение такого-то

тела или части тела, производимое тем-то и с такой-то

целью. Ввиду этого, поясняет Аристотель, изучение как

всей души, так и этих ее состояний есть дело физика,

исследователя природы.

У Аристотеля еще нет терминов «психолог», «пси-

хология», но, отмечая различие между исследованием

соматических (телесных) явлений, составляющих ос-

нову психических состояний и процессов, и изучением

самих этих психических явлений, он указывает дл

первых термин «материя», а для вторых — «форма» и

«понятие» и соответственно для исследования первых —

58

термин «физика», учение о природе, а для исследова-

ния вторых—«диалектика». Исследователь природы

определит каждое из состояний души не так, как «диа-

лектик». «Диалектик», определяя, например, гнев, ска-

жет, что это стремление отомстить за причиненную

обиду или что-нибудь в этом роде, «физик» же опреде-

лит гнев как кипение крови или теплоты, находящейс

около сердца. В этом случае, поясняет Аристотель, один

обращает внимание на «материю», другой — на «форму»

и на понятие, т. е. на сущность, выраженную в опреде-

лении (logos).

Понятие есть «форма» предмета, но если предмет

действительно существует, «форма» необходимо соеди-

нена с каким-либо определенным веществом. Напри-

мер, сущность дома, выраженная в определении, со-

стоит в том, что дом есть укрытие, защищающее от вет-

ров, дождя и зноя. Один из исследователей назовет его

совокупностью камней, кирпичей и дерева, другой же

обратит внимание на «форму», осуществленную в этих

веществах с определенной целью. Кто же из них есте-

ствоиспытатель? Тот, который, касаясь вещества, не

обращает внимания на понятие, или тот, который имеет

в виду только понятие? Не тот ли, скорее, который об-

ращает внимание на то и на другое? Состояния «ма-

терии», не отделимые от нее, поскольку они неотде-

лимы, не составляют ли предмет исследования одного,

и именно естествоиспытателя, который исследует все

действия и состояния определенных тел и определенного

вещества? А все то, что не относится к этому роду, ис-

следуется другими. При этом часть свойств тел, кото-

рые неотделимы от них, по не составляют принадлеж-

ности какого-либо определенного тела и получаютс

посредством отвлечения, исследуются математиком. Те

же самые свойства, когда они рассматриваются как

отделенные от тел, составляют предмет исследовани

метафизики.

V

У Аристотеля есть своя классификация психиче-

ских явлений и состояний. При первом знакомстве она

производит впечатление смуты, смешения понятий и

способностей. Но с углублением анализа многое начи-

нает разъясняться, туман рассеивается. Аристотелев-

ская критика намеченных его предшественниками

59

классификационных рубрик имеет целью прежде всего

устранить или снять чрезмерную жесткость проложен-

ных ими твердых границ между отдельными психиче-

скими способностями. Не твердые, не неизменные и

неподвижные «части» души, а гибкие, способные к пе-

реходам функции, богатые различными ступенями, от-

тенками,— вот что, по мнению Аристотеля, свойственно

душе. Более резко отличающихся друг от друга «спо-

собностей» души Аристотель называет пять: душа «пи

тающая», душа «ощущающая», сила «стремления»,

сила «движения» и душа «мыслящая».

Основные силы души — сообразующиеся с разумом

и не сообразующиеся с разумом. В своем действии они

принимают вид ума и желания. Главные проявлени

разумной души — умственная деятельность, неразум-

ной — стремление, желание. Такая двучленность опи-

рается скорее на практические, чем на теоретические

основы, предполагает деление душевных способностей

и функций на высшие и низшие, разумные и чувст-

венные.

Между двумя крайними звеньями — душой разум-

ной и душой неразумной — Аристотель помещает — как

среднее звено — способность ощущения. Он причисляет

ее то к разумному, то к неразумному началу, так что

способности души в действительности приобретают

у него вид трехчленного (трихотомического) деления:

способность питания (роста и размножения), способ-

ность ощущения (чувства, желания и движения) и спо-

собность мышления (теоретического и практического).

При этом в теоретическом мышлении различаютс

еще способности, или моменты, усвоения и творче-

ства.

Достойно внимания, что даже при самом подробном

перечислении душевных способностей Аристотель не

отводит особого, отдельного места способности организ-

мов ощущать удовольствие и страдание. Способность

чувствования как будто выпадает из классификации

душевных способностей у Аристотеля. Как и Платон,

Аристотель приписывает способность желания и спо-

собность чувствования одним и тем же душевным си-

лам. Но он гораздо определеннее, чем Платон, разде-

лил понятие растительной и животной силы. Поэтому

он не дробит область чувствовании на две области, а

сводит все желания и все чувствования к одной силе.

60

Это та же сила, к которой он относит ощущение и дви-

жение.

В аристотелевском разборе состава психических яв-

лений единство основного принципа деления не нару-

шено: все чувствования Аристотель считал одним мо-

ментом развития второй силы души — животной. Там,

где имеют место ощущения, пояснял он, является удо-

вольствие и страдание, а где есть удовольствие и стра-

дание, необходимо возникает и желание. Однако, ис-

ключив из своей классификации особую способность

для выражения совокупности явлений удовольствия и

страдания, Аристотель отнюдь не смешивал их ни

с какими-либо другими — смежными или несмеж-

ными — явлениями. Он весьма ясно отграничивает

удовольствие (а стало быть, и страдание) как от дея-

тельности рассудка, так и от ощущения. Он вполне при-

знает самобытность и специфичность функции чувство-

вания. В итоге чувствования у Аристотеля совершенно

самостоятельный момент в развитии способностей, при-

надлежащих второму началу души. Однако чувствова-

ния в психологии Аристотеля не главный, а второсте-

пенный класс психических явлений.

Психология Аристотеля — великая страница в раз-

витии науки о человеческой душе. Ее проблемы, недо-

статки, заблуждения исторически объяснимы, ее до-

стоинства удивительны, беспримерны. Аристотель —

мыслитель, глубоко осветивший человеку многие из

темных пучин его собственной природы. Если Герак-

лит думал, что познание этих пучин труднодоступно,

то Аристотель — один из тех великих греков, которые

показали, что оно возможно и доступно. Не удиви-

тельно поэтому, что небольшой, сжато написанный

трактат Аристотеля о душе стал в дальнейшем и рас-

ценивался последующей наукой как одно из класси-

ческих сочинений не только Аристотеля, но и всей ан-

тичной философии. В нем справедливо видели и це-

нили не только классическое исследование основных

психических функций, образцовый для времен Ари-

стотеля анализ и классификацию психических явле-

ний, но также и мастерское исследование, важное дл

установления некоторых фундаментальных понятий

61

гносеологии, или теории познания. Особенно важным

казалось (и оказалось) оно для разработки теории вос-

приятия, для учения о материальном источнике, или

о материально-чувственной основе первоначальных

представлений, на которое опирается все последующее

развитие и все здание наших понятий о внешнем и

внутреннем мире. В этом смысле не будет преувели-

чением сказать, что Аристотель — подлинный отец бу-

дущей материалистической психологии, а также уче-

ния о том, что предметы наших чувственных восприя-

тий, дающие начало всем знаниям, существуют неза-

висимо от самих этих восприятий, объективно, а не

порождаются субъективной организацией нашей вос-

приимчивости.

В. Асмус