Часть 12.

вует только один- единый разум в чувстве, воле и мышлении. В связи с этим наталкиваются на трудность в том, что идеи, принадлежащие исключительно мыслящему духу,— бог, право, нравственность,— могут быть также предметом чувства. Но чувство есть не что иное, как форма непосредственной своеобразной единичности субъекта, в которую может быть вложено как только что упомянутое содержание, так и всякое другое объективное содержание, которому сознание также приписывает предметность.

С другой стороны, весьма сомнительно и даже, более того, неправильно придерживаться чувства и сердца вопреки разумности мысли — права, долга, закона,— потому что то, чем чувство и сердце обладают в большей мере, чем разумность мысли, есть только особая субъективность, только нечто суетное и произвольное. На том же основании неуместно при научном рассмотрении чувств обращать внимание на что-либо иное, кроме их формы, и рассматривать их содержание, ибо это последнее в качестве мыслительного представляет собой скорее самоопределения духа в их всеобщности и необходимости, т. е. права и обязанности. Для специального рассмотрения практических чувств, а также и склонностей остаются только себялюбивые, дурные и злые чувства и склонности, ибо только они относятся к единичности, отстаивающей себя наперекор всеобщему; их содержание противоположно содержанию прав и обязанностей; по именно вследствие этого они только по противоположности с последними получают свою ближайшую определенность.

§ 472

Практическое чувство содержит в себе долженствование, свое самоопределение как в себе сущее, отнесенное к сущей единичности, которая имеет значение лишь в своей соразмерности с упомянутым самоопределением. Так как обоим в этой их непосредственности недостает еще объективного определения, то это отношение потребности к наличному бытию есть совершенно субъективное и поверхностное чувство приятного или неприятного.

Примечание. Удовольствие, радость, боль и т. д., стыд, раскаяние, удовлетворение и т. д. представляют собой частично только видоизменения формального практического чувства вообще, частично же отличаются друг от

315

друга по своему содержанию, составляющему определенность долженствования.

Знаменитый вопрос о первоисточнике зла в мире возникает — по крайней мере поскольку под злом понимаются ближайшим образом неприятное и боль — на этой стадии формального практического. Зло есть не что иное, как несоответствие между бытием и долженствованием. Это долженствование имеет много значений, и так как случайные цели равным образом имеют форму должного, то их бесконечно много. По отношению к ним зло есть: только то право, которое осуществляется в отношении суетности и ничтожности их воображаемого значения. Они уже сами по себе есть зло. Конечность жизни и духа входит в их суждение, в котором они обособленное от них другое содержат в себе одновременно как свое отрицание и таким образом выступают как то противоречие, которое называется злом. В мертвом нет ни зла, ни боли, ибо в неорганической природе понятие не выступает наперекор своему наличному бытию и в своем различии от него не остается одновременно его субъектом. В жизни и еще более в духе, напротив, существует это имманентное различение и тем самым приобретает силу долженствование; и эта отрицательность, субъективность, «я», свобода суть принципы зла и страдания. Яков Бёме рассматривал «яйностъ» (Ichheit) как страдание и мучение и в то же время как источник природы и духа75.

Прибавление. Хотя в практическом чувстве воля имеет форму простого тождества с самой собой, все же в этом тождестве наличествует уже различие. Ибо практическое чувство, с одной стороны, знает себя, правда, как объективно значимое самоопределение, как нечто в-себе-и-для-себя-определенное, но в то же время, с другой стороны, так же и как нечто непосредственно или извне определенное, как нечто подчиненное чуждой ему определенности внешних воздействий. Чувствующая воля есть поэтому сравнение факта своей извне приходящей непосредственной определенности с фактом определения себя посредством своей собственной природы. Так как последнее имеет значение того, что должно быть, то воля предъявляет к воздействию извне требование согласованности с этим должным. Это соответствие есть приятное, а несоответствие — неприятное.

Так как, однако, упомянутая внутренняя определенность, к которой относится воздействие извне, сама есть

316

еще непосредственная, принадлежащая моей природной, единичности, еще только субъективная, только чувствуемая определенность, то и суждение, осуществляющееся в силу этого отношения, может быть только совершенно поверхностным и случайным. Поэтому по отноше- нию к более важным вещам то обстоятельство, что мне что-либо приятно или неприятно, является в высшей степени безразличным.

Практическое чувство получает, однако, еще и дальнейшие определения сравнительно с только что рассмотренными поверхностными его определениями.

А именно существуют еще, во-вторых, и такие чувства, которые, так как содержание их проистекает из созерцания или представления, превосходят чувство приятного или неприятного в отношении их определенности. К этому классу чувств относятся, например, удовольствие, радость, надежда, страх, боязнь, боль и т. д. Радость состоит в чувстве единичного признания с моей стороны какого-либо единичного события, вещи или лица, поскольку я определен в себе и для себя. Удовлетворенность, напротив, есть более длительное, спокойное признание чего-нибудь, без момента интенсивности. В веселости проявляется более живое признание. Страх есть чувство моей самости и в то же время зла, грозящего уничтожить мое чувство самого себя. В испуге я ощущаю внезапное несоответствие чего-либо внешнего моему положительному чувству самого себя.

Все эти чувства не имеют никакого имманентного, к их своеобразной природе принадлежащего содержания; содержание это привходит в них извне.

Наконец, третий род чувств возникает вследствие того, что и происходящее из мышления субстанциальное содержание правового, морального, нравственного и религиозного также принимается в сферу чувствующей воли. Поскольку это происходит, мы имеем дело с чувствами, которые различаются друг от друга присущим им своеобразным содержанием и от этого содержания получают право на существование. К этому классу чувств относятся также стыд и раскаяние; ибо оба они, как правило, имеют под собой нравственную основу. Раскаяние есть чувство несоответствия моего деяния моему долгу или хотя бы только моей выгоде,— и в том, и в другом случае, следовательно, с чем-то в-себе-и-для-себя определенным.

317

Но если мы сказали, что только что рассмотренные чувства имеют свойственное им своеобразное содержание, то это не следует понимать в том смысле, будто правовое, нравственное и религиозное содержание необходимо принимает форму чувства. Что означенное содержание не связано неразрывно с чувством, это эмпирически можно усмотреть из того, что раскаяние можно испытать даже и по поводу доброго дела. Равным образом вовсе не абсолютно необходимо, чтобы, оценивая мой поступок с точки зрения долга, я испытывал беспокойство и сильное волнение чувства; напротив, эту оценку я мог произвести также и в представляющем сознании и таким образом рассматривать дело с полным спокойствием.

Равным образом и в рассмотренном выше втором роде чувств их содержание вовсе не должно непременно проникать в чувство. Рассудительный человек — великий характер — может что-либо находить согласным со своей волей, не приходя от этого в бурное чувство радости, и, наоборот, переносить несчастье, не предаваясь чувству скорби. Кто отдается во власть таких чувств, тот в большей или меньшей мере поддается суетности, полагая особенную важность в том, что именно он — это особенное «я»—испытывает счастье или несчастье.

(в) Влечение и произвол

§ 473

Практическое долженствование есть реальное суждение. Непосредственная, лишь преднайденная соразмерность сущей определенности с потребностью есть для самоопределения воли некоторое отрицание и несоразмерна этому самоопределению. Для того чтобы воля, т. е. в себе сущее единство всеобщности и определенности, удовлетворяла себя, т. е. была бы для себя,— для этого соразмерность ее внутреннего определения с ее наличным бытием должна быть положена ею самой. Воля со стороны формы своего содержания является ближайшим образом еще природной волей, и в качестве непосредственно тождественной со своей определенностью — влечением и склонностью; — поскольку же тотальность практического духа влагается в какое-либо одно из многих ограниченных определений, положенных вместе с противоположностью вообще, постольку [она есть] страсть.

Прибавление, Для практического чувства случайно,

318

согласуется ли непосредственное воздействие извне с внутренним определением воли или нет. Случайность — эта зависимость от внешней объективности — противоречит воле, познающей себя как нечто в себе и для себя определенное, знающей объективность как содержащуюся в своей субъективности. Воля не может поэтому удовлетвориться тем, чтобы сравнивать свою имманентную определенность с чем-либо внешним и только находить соответствие обеих этих сторон; но она должна перейти к тому, чтобы положить объективность как момент своего определения, следовательно, самой создать упомянутое соответствие — свое собственное удовлетворение. Таким образом, волящая интеллигенция развивается до влечения. Это последнее есть субъективное определение воли, самой себе дающей объективность.

Влечение следует отличать от простого вожделения. Последнее принадлежит, как мы видели в § 426, к самосознанию и, таким образом, находится в стадии еще не преодоленной противоположности между субъективным и объективным. Оно есть нечто единичное в ищет только единичного для единичного, мгновенного удовлетворения. Влечение, напротив, так как оно представляет собой форму волящей интеллигенции, исходит из снятой противоположности субъективного и объективного и охватывает собой целый ряд удовлетворений, есть тем самым нечто целое, всеобщее. В то же время, однако, влечение как проистекающее из единичности практического чувства и образующее собой лишь первое отрицание ее есть еще нечто особенное. Поэтому человек, поскольку он погружен в свои влечения, еще не свободен.

§ 474

Склонности и страсти имеют своим содержанием те же определения, как и практические чувства, и соответственно они, с одной стороны, имеют своей основой разумную природу духа, с другой же, как еще принадлежащие субъективной, единичной воле, отягощены случайностью и как особенные кажутся относящимися как к индивидууму, так и друг к другу внешним образом и в силу несвободной необходимости.

Примечание. Страсть в своем определении содержит то, что она ограничена особенностью определения воля, в которую погружается вся субъективность индивидуума, каким бы ни было вообще само содержание упомянутого

319

определения. Из-за этой формальной природы страсть не является ни доброй, ни злой; эта форма выражает лишь то, что субъект весь жизненный интерес своего духа, таланта, характера, наслаждения вложил в единое содержание. Без страсти никогда не было и не может быть совершенно ничего великого. Только мертвая, а весьма часто лицемерная мораль выступает против формы страсти как таковой.

Но относительно склонностей непосредственно ставится вопрос, какие из них являются добрыми и какие злыми,— а также до какой степени добрые остаются добрыми,— и поскольку по отношению друг к другу они являются особенными и их много, то как они, ибо все они, разумеется, находятся в одном субъекте и, как показывает опыт, их всех нельзя удовлетворить,— по меньшей мере должны ограничивать друг друга. С этим множеством влечений и склонностей дело сначала обстоит так же, как и с душевными силами, сосредоточием которых должен быть теоретический дух,— сосредоточием, которое увеличивается вместе со множеством влечений. Формальная разумность влечения и склонности заключается лишь в их общей тенденции не оставаться чем-то субъективным, но быть реализованным посредством деятельности самого субъекта, благодаря которой он снимает свою субъективность. Их подлинная разумность не может обнаружиться в рассмотрении внешней рефлексии, предполагающей самостоятельные определения природы и непосредственные влечения и именно потому лишенной в отношении их единого принципа и конечной цели. Ио имманентная рефлексия самого духа состоит в том, чтобы выходить за пределы их особенности, как и за пределы их природной непосредственности, и сообщать их содержанию разумность и объективность, так что влечения и склонности раскрываются как необходимые отношения, как права и обязанности. Это объектирование обнаруживает их содержание, как и их отношение друг к другу, вообще их истину. Так и Платон, отвечая на вопрос, что такое справедливость в себе и для себя, с истинным пониманием дела, поскольку он всю природу духа рассматривал с точки зрения права духа, считал возможным указать только на объективную форму справедливости, именно на устройство государства как нравственной жизни76.

Итак, исследование о том, каковы же именно добрые, разумные склонности и каково их взаимное подчинение,

320

превращается в выяснение того, какие отношения порождаются духом, поскольку он развивается как объективный дух,— развитие, в котором содержание самоопределения теряет случайность и произвольный характер. Рассмотрение влечений, склонностей и страстей с точки зрения их истинного содержания представляет собой поэтому учение о правовых, моральных и нравственных обязанностях.

§ 475

Субъект есть деятельность удовлетворения влечений, формальной разумности, а именно перевода из субъективности содержания — которое, поскольку оно субъективно, составляет цель — в объективность, в которой субъект смыкается с самим собой. Поскольку содержание влечения в смысле дела отличается от этой его деятельности, постольку дело, получившее осуществление, содержит в себе момент субъективной единичности и ее деятельности; это и есть интерес. Ничто не осуществляется поэтому помимо интереса.

Примечание. Поступок есть цель субъекта, а также его деятельность, осуществляющая эту цель; только вследствие того, что субъект таким образом присутствует (даже) и в самом бескорыстном поступке, т. е. благодаря его интересу, и существует вообще совершение поступков. Влечениям и страстям, с одной стороны, противопоставляют пустые мечты о счастливой жизни, согласной с природой, в силу чего потребности должны найти себе удовлетворение без той деятельности субъекта, которая активно осуществляет соответствие непосредственного существования субъекта с его внутренними определениями. С другой стороны, им вообще противопоставляется долг ради долга, моральность. Но влечение и страсть есть не что иное, как жизненность субъекта, сообразно которой он сам присутствует в своей цели и ее осуществлении. Нравственное касается содержания, которое как таковое есть нечто всеобщее, бездеятельное и осуществляется субъектом. То, что содержание имманентно субъекту, есть его интерес; а то, что оно привлекает всю его действенную субъективность,— страсть.

Прибавление. Даже в самой чистой правовой, нравственной и религиозной воле, которая своим содержанием имеет только свое понятие, свободу, заложено в то же время стремление к обособлению, к некоторому вот этому, природному. Этот момент единичности должен найти свое

321

удовлетворение в осуществлении также и самих объективных целей; я, как этот индивидуум не хочу и не должен погибнуть при осуществлении цели. В этом — мой интерес. Его не следует смешивать с себялюбием, ибо это последнее предпочитает свое особое содержание объективному содержанию.

§ 476

Воля как мыслящая и в себе свободная отличается от особенности влечений и в качестве простой субъективности мышления ставит себя над их многообразным содержанием; в этом смысле она есть рефлектирующая воля.

§ 477

Такая особенность влечения не есть уже поэтому нечто непосредственное, но лишь ему, этому влечению, принадлежащая особенность, поскольку оно теснейшим образом с ней смыкается и тем самым сообщает себе определенную единичность и действительность. Влечение находится здесь на стадии выбора между склонностями и есть поэтому произвол77.

§ 478

Воля в качестве произвола свободна для себя, поскольку в качестве отрицательности своего только непосредственного самоопределения она рефлектирована в себя. Поскольку, однако, содержание, в котором эта ее формальная всеобщность завершается действительностью, не есть еще какое-либо иное содержание, как только содержание влечений и склонностей, постольку воля действительна только как субъективная и случайная. Как противоречие, осуществляющееся в обособленности, которая является для воли ничтожной, хотя она находит в пей удовлетворение, от которого она вместе с тем освобождается, воля есть вначале процесс рассеяния и снятия некоторой склонности или наслаждения какой-нибудь другой склон-ностью, а равно и ее удовлетворения, также уже не являющегося таковым; и так до бесконечности. Но истинен особенных удовлетворений является всеобщее удовлетворение, которое мыслящая воля в качестве счастья ставит своей целью.

г) Счастье § 479

В этом, силой рефлектирующего мышления порожденном представлении всеобщего удовлетворения влечения,

322

соответственно их особенности, положены отрицательно и частично должны быть приносимы в жертву одно другому в интересах упомянутой цели, частично же прямо ради этой цели — полностью или отчасти. Их взаимное ограничение, с одной стороны, есть смешение количественного и качественного определения. С другой же стороны, поскольку счастье имеет утвердительное содержание исключительно во влечениях, в них как раз и заключается решение; субъективное же чувство и прихоть являются решающим моментом в вопросе о том, в чем следует полагать счастье.

§ 480

Счастье есть только представленная, абстрактная всеобщность содержания, которая только еще должна быть. Истина же особенной определенности, которая в такой же мере есть, в какой она снята, а также абстрактной единичности, произвола, каковая единичность в такой же мере ставит себе целью счастье, в какой она его не ставит, является всеобщей определенностью воли в ней самой, т. е. самоопределением ее самой, свободой. Произвол есть, таким образом, воля лишь в качестве чистой субъективности, которая потому является одновременно и чистой, и конкретной, что своим содержанием и целью она имеет только упомянутую бесконечную определенность, самое свободу. В этой истине своего самоопределения, в которой понятие и предмет тождественны, воля есть действительно свободная воля.

с. Свободный дух

§ 481

Действительная свободная воля есть единство теоретического и практического духа; свободная воля, которая сама для себя существует в качестве свободной воли, поскольку формализм — случайность и ограниченность до сих пор рассмотренного практического содержания — снял сам себя. Вследствие снятия опосредствования, которое заключалось в этом формализме, воля есть посредством самой себя положенная непосредственная единичность, которая, однако, при этом очищена до степени всеобщего определения, до самой свободы. Этим всеобщим определением воля обладает в качестве своего предмета и цели, лишь поскольку она себя мыслит, знает это свое понятие, представляет собой волю как свободную интеллигенцию.

323

§ 482

Дух, который знает себя в качестве свободного и желает себя как этот свой предмет, т. е. имеет свою сущность своим определением и целью,— этот дух есть прежде всего разумная воля вообще, или идея в себе, и потому только понятие абсолютного духа. Как абстрактная идея, она в свою очередь существует только в непосредственной воле, (она) есть поэтому сторона наличного бытия разума, единичная воля как знание того своего определения, которое составляет ее содержанию и цель и только формальной деятельностью которого она является. Идея проявляется таким образом только в воле, которая есть конечная воля, но представляет собой деятельность, состоящую в том, чтобы эту идею развить и полагать ее саморазвивающееся содержание как наличное бытие, каковое в качестве наличного бытия идеи есть действительность — объективный дух.

Примечание. Ни об одной идее нельзя с таким полным правом сказать, что она неопределенна, многозначна, доступна величайшим недоразумениям и потому действительно им подвержена, как об идее свободы, и ни об одной не говорят обычно с такой малой степенью понимания ее. Поскольку свободный дух есть действительный дух, постольку связанные с ним недоразумения имеют громадные практические последствия, ибо с того момента, когда индивидуумы и народы ввели в круг своего представления абстрактное понятие для-себя-сущей свободы, ничто другое не имеет такой непреодолимой силы именно потому, что свобода есть подлинная сущность духа, и притом как его действительность. Целые части света, Африка и Восток, но имели этой идеи и не имеют ее до сих пор; греки и римляне, Платон и Аристотель, а также стоики тоже не имели ее; они, напротив, знали, что человек действительно свободен по своему рождению (в качестве афинского, спартанского и т. д. гражданина) или вследствие силы своего характера, благодаря образованию, философии (мудрец свободен, будучи рабом и в цепях). Эта идея пришла в мир благодаря христианству, согласно которому индивидуум как таковой имеет бесконечную ценность, поскольку он является предметом и целью любви бога и тем самым предназначен к тому, чтобы установить к богу как к духу свое абсолютное отношение, дать этому

324

духу поселиться в себе, другими словами, что человек в себе предназначен для высшей свободы. Если в религии как таковой человек знает отношение к абсолютному духу как свою сущность, то в дальнейшем он имеет дело с непосредственным присутствием божественного духа также и в качестве того, который входит в сферу мирского существования,— в качестве субстанции государства, семьи и т. д. Эти отношения под влиянием упомянутого духа в такой же мере развиваются и конституируются в соответствии с ним, в какой единичному существу становится присущим нравственный образ мыслей вследствие присутствия в нем этого духа, и индивидуум тогда в сфере своего особого существования, непосредственного ощущения и воления действительно свободен.

Если знание об идее, т. е. знание людей о том, что их сущность, цель и предмет есть свобода, является спекулятивным, то сама эта идея как таковая есть действительность людей, не та, которую они, в силу этого, имеют, но та, каковой они суть. Христианство достигло, например, в лице своих последователей того, что не быть рабами стало для них действительностью. Если бы они были сделаны рабами, если бы решение вопроса об их собственности было предоставлено прихоти, а не законам и судам, то они сочли бы, что субстанция их наличного бытия потерпела ущерб. Это воление свободы не есть уже более влечение, требующее своего удовлетворения, но характер,— духовное сознание, ставшее бытием, чуждым всяких влечений. Однако свобода эта, которая заключает в себе содержание и цель свободы, сама прежде всего есть только понятие, принцип духа и сердца, и сама определяет себя к развитию до степени предметности, до степени правовой, нравственной и религиозной, а также и научной действительности.

325

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

ОБЪЕКТИВНЫЙ ДУХ

§ 483

Объективный дух есть абсолютная идея, но сущая лишь в себе; поскольку он тем самым стоит на почве конечности, постольку его действительная разумность сохраняет в себе сторону внешнего проявления. Свободная воля первоначально имеет различия непосредственно в себе, так что свобода является ее внутренним определеием и целью и относится к внешней, уже преднайденной в качестве данной, объективности; а эта последняя расщепляется на антропологическую сторону частных потребностей, т.е. на внешние вещи природы, существующие для сознания, и на отношение одних единичных воль к другим единичным волям, являющимся самосознанием свободы в качестве различных и частных воль,— эта сторона образует внешний материал для наличного бытия воли.

§ 484

Однако целевая деятельность этой воли состоит в том, чтобы реализовать свое понятие, свободу во внеше- объективной стороне

действительности так, чтобы свобода существовала как определенный этой волей мир и воля в нем была бы у себя и сомкнута с самой coбою, и тем самым понятие было бы завершено до идеи. Свобода, приобретшая форму действительности некоторого мира, получает форму необходимости, субстанциальная связь которой есть система определений свободы, а ее проявляющаяся связь в качестве мощи есть факт признания, т. е. ее значимость для сознания.

§ 485

Это единство разумной воли с единичной волей, являющейся непосредственной и своеобразной стихией проявления деятельности первой, составляет простую дейст-

326

вительность свободы. Так как свобода и ее содержание принадлежат мышлению и есть нечто всеобщее в себе, то это содержание имеет свою подлинную определенность только в форме всеобщности. Содержание, положенное (gesеtzt) для сознания интеллигенции в этой форме с определением его как действующей мощи, есть закон (das Gesetz); — освобожденное от нечистоты и случайности, которыми оно обладает как в практическом чувстве, так и во влечении, и равным образом не проявляясь уже более в их форме, но в своей всеобщности усвоенное субъективной волей как ее привычка, образ мыслей и характер,— это содержание существует как нравственное (Sitte).

§ 486

Эта реальность вообще как наличное бытие свободной воли есть право, которое следует понимать не только как ограниченное юридическое право, но как право, которое обнимает наличное бытие всех определений свободы. Эти определения в отношении к субъективной, воле, в которой они должны и единственно только и могут иметь свое наличное бытие как всеобщие, суть ее обязанности, в качестве же привычки и образа мыслей этой субъективной воли они составляют нравы. То же самое, что есть право, есть также и обязанность, а то, что есть обязанность, есть и право. Ибо всякое наличное бытие есть право только на основе свободной субстан-циальной воли; это и есть то самое содержание, которое в его отношении к воле, различающей себя как субъективная и единичная, есть обязанность. Постольку конечность объективной воли есть видимость различия прав и обязанностей.

Примечание. В сфере явлений право и обязанность коррелативны прежде всего в том смысле, что некоторому праву с моей стороны соответствует в другом некоторая обязанность. Но соответственно понятию мое право на известную вещь есть не только владение, но в качестве владения известного лица оно ость собственность, правовое владение; и владеть вещами как собстенностью, т. е. быть лицом, есть обязанность. То, что полагается в отношении явления, в отношении к другому лицу, развивается до обязанности другого уважать мое право. Вообще моральная обязанность во мне как в свободном субъекте есть в то же время право моей субъективной воли, моего образа мыслей. Но

327

в сфере морали различие только внутреннего определения воли (образ мыслей, намерение), имеющее свое наличное бытие только во мне и являющееся только субъективной обязанностью, выступает против осуществления намерения в действительности, вместе с тем обнаруживается случайность и пеполнота, составляющие односторонность исключительно моральной точки зрения. В сфере нравственного то и другое достигло своей истины, своего абсолютного единства, хотя с такой же необходимостью обязанность и право через опосредствование переходят друг в друга и сливаются между собой. Право- отца семейства над его членами суть в такой же мере обязанности в отношении к ним, как и обязанность послушания детей есть их право стать благодаря воспитанию свободными людьми. Карательное правосудие правительства, его права на управление и т. д., суть в то же время его обязанность наказывать, управлять и т. д., равно как и то, что граждане данного государства исполняют в отношении податей, военной службы и т. д., является их обязанностями и в то же время их правом на охрану их частной собственности и той общей субстанциальной жизни, в которой они коренятся. Все цели общества и государства суть в то же время цели частных лиц; но тут путь опосредствования, через которое их обязанности как результат осуществления их нрав и пользования этими правами снова к ним возвращаются, создает видимость отличия, что выражается также и в том способе, каким известная стоимость при обмене получает многообразные формы, хотя в себе она остается все той же. Но по существу это значит, что тот, кто не имеет никаких прав, не имеет и никаких обязанностей, и наоборот.

Подразделение

§ 487

Свободная воля является:

A. Сперва непосредственной и поэтому в качестве единичной — лицом; наличное бытие, которое это последнее дает своей свободе, есть собственность. Право как таковое есть формальное, абстрактное право;

B. Рефлектированной в себя, так что она имеет свое наличное бытие в пределах самой себя, и вследствие этого определена в то же время как,— право субъективной воли,— моральность;

328

С. Субстанциальной волей как соответствующая своему понятию действительность в субъекте и тотальность необходимости,— нравственность в семье, гражданском обществе и государстве.

Так как эту часть философии я подробно развил в моих «Основных чертах (философии) права» (Берлин, 1821), то здесь я могу изложить ее более кратко, чем другие части философии.

А

ПРАВО

а. Собственность

§ 488

Дух в непосредственности своей для себя самой сущей свободы есть дух единичный, но такой, который эту свою единичность знает как абсолютно свободную волю; он есть лицо, знание этой свободы о себе самой, которое— как в самом себе абстрактное и пустое имеет свою особенность и свое осуществление еще ire в себе самом, но во внешней вещи. Эта последняя, будучи лишена, воли, не имеет прав по отношению к субъективности интеллигенции и произвола и превращается субъективностью все акциденцию, во внешнюю сферу ее свободы — владение.

§ 489

Сам по себе чисто практический предикат чего-то мне принадлежащего, который вещь получает через суждение обладания прежде всего в смысле внешнего овладения ею, имеет, однако, здесь то значение, что я влагаю в нее мою личную волю. Вследствие этого определения владения естъ собственность, в качестве владенияинй являющаяся средством, в качестве же наличного бытия личности –целью.

§ 490

В собственности лицо сомкнуто с самим собой. Но вещь есть нечто абстрактно-внешнее, и я сам являюсь в ней тоже чем-то абстрактно-внешним. Конкретное возвращение меня в меня в сфере внешности состоит в том, что «я», бесконечное отношение меня ко мне, в качестве лица есть отталкивание меня от меня и в бытии других лиц, в моем отношении к ним, и в факте признания меня ими, являющемся взаимным, имею наличное бытие моей личности.

329

§ 491

Вещь есть та середина, через посредство которой крайности — в знании своего тождества свободные и в то же время самостоятельные в отношении друг к другу лица — смыкаются между собой. Моя воля имеет для них свое определенное познаваемое наличное бытие в вещи через непосредствепное физическое овладение ею, или через формирование, или также через простое обозначение ее.

§ 492

Случайной, стороной в собственности является то, что я в эту вещь влагаю мою волю; поскольку моя воля есть произвол, я с одинаковым успехом могу влагать или не влагать в вещь свою волю, извлекать из нее эту волю или нет. Но поскольку моя воля заключена в вещи, лишь я могу извлечь свою волю из неё, и она только вместе с моей волей может перейти к другому,— чьей собственностью она также становится лишь по его воле,— договор.

b. Договор

§ 493

Две воли и их соглашение в договоре в качестве внутреннего отличны от реализации договора, от его выполнения. Относительно-идеальное волеизъявление в стипуляции содержит действительный отказ от собственности со стороны одной воли, переход к другой и принятие ее этой другой волей. Договор имеет силу в себе и для себя, а не становится таковым лишь вследствие выполнения его той или другой стороной, что подразумевало бы бесконечный регресс или бесконечное деление вещи, труда и времени. Волеизъявление в стипуляции полное и исчерпывающее. Внутренний характер отказывающейся от собственности и ее принимающей воли находится в области представления, и слово есть здесь дело и вещъ (§462), и притом дело, обладающее всей полнотой значимости, ибо воля рассматривается здесь не как моральная воля (все равно, понижается ли она как искренняя или как склонная к обману), но есть скорее лишь воля, направленная на внешнюю вещь.

§ 494

Как в стипуляции субстанциальная сторона договора отличается от выполнения или реального выражения, низведенного до простого следствия, так же точно в вещь

330

или в ее выполнение вносится различие непосредственного специфического ее качества от субстанциального в ней, от ее стоимости, в которой это качественное изменяется в количественную определенность; одна собственность становится, таким образом, сравнимой с другой и может быть качественно приравнена к другой, совершенно с пей разнородной. Таким образом, она полагается вообще, как абстрактная, всеобщая вещь.

§ 495

Договор как соглашение, возникшее по произволу и по поводу некоторой случайной вещи, содержит в то же время положенность акцидентальной воли; эта последняя именно в силу своей случайности не соответствует праву и таким образом порождает нарушение права, чем, однако, право, существующее в себе и для себя, не упраздняется, но возникает лишь отношение права к нарушенному праву,

с. Право против нарушенного права

§ 496

Право как наличное убытие свободы во внешнем распадается, на. множество отношений этому внешнему и к другим лицам (§ 491, 493 и след.). Вследствие этого существует 1) несколько оснований права, из числа которых только одно является правомерным, поскольку собственность как со стороны лица так и со стороны вещи—-является исключительно индивидуальной; остальные же, будучи направлены друг против друга, все вместе полагаются как видимость права, по сравнению с которым это одно только и определяется как право в себе,

§ 497

Поскольку по отношению к этой видимости права единое право в себе, положенное как нечто утвердительное еще в непосредственном единстве с разными основаниями права, является тем, чего хотят и что признают, постольку эта разность состоит лишь в том, что эта вещь посредством особенной воли этих лиц подводится под право,— непреднамеренное нарушение права. Это нарушение права есть простое отрицательное суждение, выражающее гражданский спор о праве, для решения которого требуется третье суждение в качестве суждения о

331

праве в себе, не заинтересованное в вещи и являющееся силой, сообщающей этому праву наличное бытие в противоположность упомянутой видимости.

§ 498

2) Но если видимость нрава как таковая становится вопреки праву-в-себе предметом хотения со стороны отдельной воли, которая тем самым становится злой, тогда внешнее признание права отделяется от его ценности и значение придается лишь этому внешнему признанию, между тем как само право терпит ущерб. Отсюда возникает нарушение права в смысле обмана; бесконечное суждение в смысле тождественного суждения (§ 173) — сохранение формального отношения с упразднением содержания.

§ 499

3) Поскольку, наконец, отдельная воля противопоставляет себя праву-в-себе как в отрицании его самого, так и в его признании или видимости (отрицательно-бесконечное суждение § 173, в котором отрицается как род, так и особенная определенность, а в данном случае — кажущееся признание), постольку она есть в насилии проявляющаяся злая воля, совершающая преступление.

§500

Такой поступок, как нарушение права, в себе и для себя ничтожен. В качестве воли и мыслящего существа лицо, совершающее деяние, устанавливает в нем некоторый, однако, формальный и лишь им самим признанный закон, нечто всеобщее, что лишь для него имеет значение и чему он в то же время посредством своего поступка подчинил самого себя. Показанная здесь несостоятельность этого поступка, осуществление сразу и этого формального закона и права-в-себе, прежде всего некоторой субъективной единичной волей, есть месть, которая потому именно, что она исходит из интереса непосредственной частной личности, является в то же время новым нарушением права, продолжающимся в бесконечность. Этот прогресс равным образом снимается в некотором третьем незаинтересованном суждении — наказании.

§ 501

Самоосуществление значимости права-в-себе опосредствовано: а) тем, что особенная воля — судья — приурочена к праву и заинтересована в том, чтобы выступить

332

против преступления (что в мести является еще случайным),— и в) тем, что (первоначально также еще случайная) сила осуществления права отрицает произведенное преступником отрицание права. Это отрицание права имеет свое существование в воле преступника; месть или наказание обращается поэтому 1) на личность или собственность преступника и 2) применяет к нему принуждение. В этой сфере права вообще принуждение имеет место уже по отношению к вещи в акте завладения ею и в удержании ее против акта завладения ею другим лицом, ибо в этой сфере воля имеет свое наличное бытие непосредственно во внешней вещи (как таковой, или в ее телесном проявлении) и лишь в ней может найти точку опоры. Однако принуждение бывает не более как возможным, поскольку я как свободный могу изъять себя из любого существования и даже из всего объема его, из жизни. Правовое значение оно имеет лишь как снятие некоторого первого, непосредственного принуждения.

§ 502

В процессе развития права обнаружилось различие между правом и субъективной волей. Реальность права, которую личная воля первоначально дает себе непосредственно, оказывается в дальнейшем опосредствованной через субъективную волю — моментом, сообщающим наличное бытие праву-в-себе или, напротив, отделяющим себя от него и себя ему противопоставляющим. Наоборот, субъективная воля в этой абстракции, согласно которой она должна быть силой, возвышающейся над правом, сама по себе есть нечто ничтожное; по существу она обладает истинностью и реальностью лишь постольку, поскольку в себе самой она выступает как наличное бытие разумной воли — моральность.

Примечание. Выражение ((естественное право», бывшее обычным для философского учения о праве, содержит в себе двусмысленность, сводящуюся к вопросу, следует ли право принимать как существующее в природе непосредственно или же так, как оно определяется по самому существу дела, т. е. соответственно своему понятию. Первый смысл в прежнее время считался обычным; было измышлено даже некоторое естественное состояние, в котором будто бы господствовало естественное право, тогда как состояние общества и государства, напротив, требует будто бы и влечет за собой известное

333

ограничение свободы и принесение в жертву естественных прав. На деле, однако, право все его определения основываются исключительно на свободной личности, на самоопределении, являющемся скорее противоположностью природного определения. Естественное право есть поэтому наличное бытие силы и придание решающего значения насилию, а естественное состояние — состояние насильственности и нарушения права, о котором нельзя сказать чего-либо более истинного, как только то, что из него необходимо выйти. Напротив, общество есть то единственное состояние, в котором право только и имеет свою действительность: то, что следует ограничить и чем надлежит пожертвовать, есть как раз произвол и насильственность, свойственные естественному состоянию.

В

МОРАЛЬНОСТЬ

§ 503

Свободный индивидуум, в (непосредственном) праве только личность, определен теперь как субъект — в себя рефлектированная воля, так что определенность воли вообще "как его наличное бытие, как нечто ему принадлежащее следует отличать от наличного бытия свободы во внешней вещи. Вследствие того что определенность воли положена, таким образом, во внутреннем существе человека, воля оказывается одновременно особенной, и в отношении к ней вступают в силу также и все ее дальнейшие особенности и их отношения между собою. Определенность воли существует частью как в-себе-сущая — как разум воли, как нечто правовое в себе (и нравственное),— частью же как наличное бытие, данное в деятельном обнаружении, проявляющееся в событиях и вступающее с ними в известное отношение. Субъективная воля в такой же мере морально свободна, в какой эти определения внутренне полагаются как ей принадлежащие и составляющие предмет ее желания. Деятельное обнаружение воли в этой свободе есть поступок, во внешнем обнаружении она только то признает за свое и только за то считает себя ответственной, что из этого она знала в чего хотела.

Примечание. Эта субъективная или моралъная свобода есть то, что в европейском смысле по преимуществу называется свободой. На основании ее права человек и

334

должен, собственно, приобрести знание различия добра и зла вообще; нравственные определения (подобно религиозным) должны не только предъявлять к нему требования, исполняться им в качестве внешних законов и предписаний некоторого авторитета, но и получить одобрение, признание или даже обоснование в его сердце, образе мыслей, совести, понимании и т. д. Субъективность воли в ней самой есть самоцель, безусловно существенный момент.

Моральное следует брать в том более широком смысле, в котором оно означает не только морально-доброе. Le Moral во французском языке противополагается Physique и означает духовное, интеллектуальное вообще. Но здесь моральное имеет значение некоторой определенности воли, поскольку именно эта определенность существует во внутреннем воли вообще и потому объемлет в себе как умысел н намерение, так и моральное зло.

а. Умысел

§ 504

Поскольку поступок касается непосредственно наличного бытия, постольку принадлежащее мне в том смысле формально, что внешнее наличное бытие самостоятельно также и в отношении субъекта. Эта внешность может извратить поступок субъекта и обнаружить нечто другое, чем-то, что в этом поступке заключалось. Хотя все изменения как таковые, поскольку они положены деятельностью субъекта, являются его делом, однако из-за одного этого он еще не признает их своим поступком, но признает своей виной только то наличное бытие в действии, которое заключалось в его знании и воле, только то, что было его умыслом, было ему принадлежащим.

b. Намерение и благо

§ 505

Поступок 1) по своему эмпирическо-конкретному содержанию обладает многообразием особенных сторон и связей; субъект со стороны формы должен знать и хотеть поступка по его существенному, эти частности в себе заключающему определению — право намерения.— Умысел касается только непосредственного наличного бытия, намерение же — субстанциальной стороны и цели этого

335

наличного бытия. 2) Субъект имеет также право на то, чтобы особенность содержания в поступке, со стороны ее материи, не была бы для него внешней, но содержала бы подлинную особенность субъекта, его потребности, интересы и цели, которые, как бы объединенные в одной цели, составляют его благо, подобно тому, как это было, когда речь шла о счастье (§ 479),— право блага. Счастье только тем отличается от блага, что первое представляется как непосредственное наличное бытие вообще, тогда как последнее — как получившее правомерность в отношении к моральности.

§ 506

Но существенной стороной намерения сначала является абстрактная форма всеобщности, и, по отношению к эмпирически-конкретному поступку, рефлексия может вложить в эту форму ту или иную особенную сторону и тем самым как существенная сделать ее намерением или ограничить ею намерение, вследствие чего подразумеваемая существенность намерения и действительная существенность поступка могут быть поставлены в величайшие противоречия друг с другом (как, например, доброе намерение при преступлении). Точно так же и благо абстрактно и может быть полагаемо в том или ином; как принадлежащее этому субъекту, оно есть вообще особенное.

с. Добро и зло

§ 507

Истина этих особенностей и конкретная сторона их формализма составляют содержание всеобщей, в себе и для себя сущей воли, закон и субстанцию всякой определенности,— добро в себе и для себя есть поэтому абсолютная цель мира и долг для субъекта, который должен иметь понимание добра, сделать его своим намерением и осуществлять в своей деятельности.

§ 508

Но добро, правда, есть в себе самом определенная всеобщность воли и таким образом заключает в себе особенность; однако, поскольку эта последняя сначала сама является еще чем-то абстрактным,— еще отсутствует какой-либо принцип определения. Процесс определения осуществляется поэтому также вне этого всеобщего и в качестве определения свободной для себя сущей воли, про-

336

тивополагающей себя всеобщему, пробуждает здесь глубочайшее противоречие, а) Вследствие неопределенности в определении добра существует вообще много видов добра и разнообразные обязанности, отличие которых друг от друга имеет диалектический характер и приводит их к коллизии друг с другом. В то же время они должны быть согласованными между собой вследствие единства добра, и тем не менее каждый из этих видов, хотя он и есть нечто особенное, абсолютен в качестве обязанности и добра. Субъект должен быть диалектикой, которая заключала бы соединение одних видов добра и обязанностей с исключением других и соответственно этому со снятием этого абсолютного значения их.

§ 509

в) Для субъекта, который в наличном бытии своей свободы по существу есть нечто особенное, именно вследствие этого наличного бытия его свободы его интерес и его благо должны быть его существенной целью и потому обязанностью. Но в то же время в целях добра, которое есть не особенное, а только всеобщее воли, особенный интерес не должен быть каким-либо моментом. Вследствие этой самостоятельности обоих определений случайно также и то, гармонируют ли они между собой. Но они должны гармонировать, ибо вообще субъект как единичное и всеобщее в себе есть тождество.

v) Субъект является, однако, чем-то особенным не только в своем бытии вообще, но некоторая форма его наличного бытия состоит также в том, чтобы он представлял собой абстрактную достоверность самого себя, абстрактную рефлексию свободы в себя. В этом смысле он отличен от разума воли и способен само всеобщее превратить для себя в нечто особенное и тем самым в некоторую видимость. Добро, таким образом, является для субъекта положенным как что-то случайное, и субъект соответственно этому может решиться на нечто противоположное добру — может быть злым.

§ 510

д) Точно так же и внешняя объективность соответственно проявляющемуся различию субъективной воли ,(§ 503) составляет по отношению к внутренним определениям воли другую самостоятельную крайность, своеобразный мир для себя. Поэтому является случайным, со-

337

гласуется ли внешняя объективность с субъективными целями, реализуется ли в ней самой добро и уничтожается ли в ней зло — в себе и для себя ничтожная цель; далее, находит ли в ней субъект свое благо и, говоря точнее, счастлив ли в ней добрый субъект и делается ли несчастным злой. Но в то же время мир должен дать возможность осуществиться в нем существенному, доброму поступку, как он должен также обеспечить доброму субъекту удовлетворение его особенного интереса, а злому, напротив, отказать в этом и также уничтожить самое зло.

§ 511

Всестороннее противоречие, которое выражает собой это многообразное долженствование,— абсолютное бытие, которого в то же время, однако, еще нет,— содержит в себе абстрактнейший анализ духа в нем самом, его глубочайшее вхождение в себя. Отношение противоречащих определений друг к другу есть только абстрактная достоверность самого духа, и по отношению к этой бесконечности субъективности всеобщая воля, добро, право и долг в такой же мере существуют, как и не существуют,— именно эта субъективность знает себя как выбирающая и решающая. Эта ставящая себя на свое острие чистая достоверность самой себя проявляется в двух непосредственно одна в другую переходящих формах — совести и ала. Первая есть воля добра, которое, однако, в этой чистой субъективности есть нечто не-объективное, не-всеобщее, не-выразимое, и нечто такое, относительно чего субъект в своей единичности знает себя как решаю щего. Зло же есть то же самое знание своей единичности, как чего-то решающего, поскольку единичность не остается в этой абстракции, но наперекор добру усваивает содержание субъективного интереса.

§ 512

Эта высочайшая вершина феномена воли, низведенной до абсолютной тщетности — до некоторого не-объективного, но лишь в себе самом уверенного состояния добра и некоторой достоверности себя самой в отношении к ничтожности всеобщего, непосредственно подвергается крушению. Зло как внутреннейшая рефлексия субъективности в себя наперекор объективному и всеобщему, являющемуся для него лишь призраком,; есть то же самое, что и благая настроенность абстрактного добра, пре-

338

доставляющая субъективности его определение; — совершенно абстрактная призрачность, непосредственное искажение и уничтожение самого себя. Результат, истина этой призрачности, со своей отрицательной стороны есть абсолютная ничтожность этого волепия, которое само по себе направлено против добра как добра и которое должно быть только абстрактным; со своей утвердительной стороны в понятии эта призрачность, совпадая таким образом с самой собой, есть та же самая простая всеобщность воли, которая есть добро. Субъективность в этой своей тождественности с ним есть только бесконечная форма, его деятельное проявление и развитие. Тем самым мы покидаем ступень простого отношения обоих начал друг к другу и долженствования и переходим к нравственности.

С

НРАВСТВЕННОСТЬ

§ 513

Нравственность есть завершение объективного духа, истина субъективного и самого объективного духа. Односторонность этого последнего состоит в том, что он свою свободу имеет отчасти непосредственно в реальности, т. е. во внешнем, в вещи, отчасти в добре как некотором абстрактно-всеобщем; односторонность субъективного духа состоит в том, что он равным образом является абстрактно самоопредоляющим в его внутренней единичности в отношении к всеобщему. Если эти односторонности будут сняты, то субъективная свобода как в себе и для себя всеобщая разумная воля, имеющая в сознании единичной субъективности свое знание о себе и свой образ мыслей, а также и свою способность к деятельности и в то же время непосредственную всеобщую действительность одновременно как нравственность,— получит значение самосознающей свободы, ставшей природой.

§ 514

Субстанция, знающая себя свободной, в которой абсолютное долженствование есть в такой же мере и бытие, обладает действительностью как дух народа. Абстрактное разъединение этого духа есть разделение его на отдельных лиц, по отношению к самостоятельности которых он есть их внутренняя мощь и необходимость. Лицо как мыслящая интеллигенция знает, однако, упо-

339

мянутую субстанцию как свою собственную сущность, перестает быть в этом своем образе мыслей ее акциденцией, рассматривает ее в действительности как свою абсолютную конечную цель, а также как достигнутую посюсторонность, как то, что осуществляется посредством его деятельности, но как нечто такое, что скорее безусловно есть. Так без избирающей рефлексии лицо реализует свой долг как нечто ему принадлежащее и сущее и в этой необходимости обладает самим собой и своей действительной свободой.

§ 515

Так как субстанция есть абсолютное единство единичности и всеобщности свободы, то действительность и деятельность каждого единичного существа, состоящие в том, чтобы быть для себя и заботиться о себе, в такой же мере обусловлены заранее предположенным целым, в связи которого они только и существуют, в какой они представляют собой переход в некоторый всеобщий продукт. Образ мыслей индивидуумов есть знание о субстанции и о тождестве всех их интересов с целым; и то, что другие единичные существа взаимно знают себя только в этом тождестве и действительно существуют в нем, есть доверие — подлинный, нравственный образ мыслей.

§ 516

Связи единичного существа с теми отношениями, на которые обособляется субстанция, составляют его нравственные обязанности. Нравственная личность, т. е. субъективность, проникнутая субстанциальной жизнью, есть добродетель. В отношении к внешней непосредственности, к судьбе, добродетель есть отношение к бытию, не как к отрицательному, и вследствие этого представляет собой спокойное пребывание в самой себе. В отношении к субстанциальной объективности, к целому нравственной деятельности, она есть доверие, намеренная деятельность в ее интересах и способность жертвовать для нее собой. В отношении к случайности взаимоотношений с другими людьми она есть прежде всего справедливость, а затем благожелательная склонность. В этой сфере, как и в поведении по отношению к своему собственному наличному бытию и телесности, индивидуальность выражает свой особый характер, темперамент и т. д. как свои добродетели.

340

§ 517

Нравственная субстанция существует:

АА. Как непосредственный, или природный, дух — семья;

ВВ. В качестве относительной тотальности отношений друг к другу индивидуумов как самостоятельных лиц в некоторой формальной всеобщности — гражданское общество;

СC. Как самосознающая субстанция — дух, развитый до органической действительности,— государственное устройство.

АА

СЕМЬЯ

§ 518

Нравственный дух в своей непосредственности содержит в себе тот природный момент, что индивидуум в своей естественной всеобщности, в роде, имеет свое субстанциальное наличное бытие — отношение полов, но поднятое на степень духовного определения; единение любви и чувства взаимного доверия; дух как семья есть ощущающий дух.

§ 519

1) Природное различие полов проявляется одновременно и как различие интеллектуального и нравственного определения. Личности соединяются здесь соответственно их исключающей единичности в одно лицо; субъективная близость (Innigkeit), возведенная на степень субстанциального единства, превращает это соединение в нравственное отношение — в брак. Субстанциальная сокровенная близость превращает брак в нераздельный союз лиц — в моногамный брак; телесное соединение есть следствие нравственного союза. Дальнейшее следствие есть общность личных и частных интересов.

§ 520

2) Собственность семьи как единого лица приобретает нравственный интерес вследствие той общности, в которой по отношению к этой собственности находятся также и различные составляющие семью индивидуумы, именно вследствие имущественного приобретения, труда и заботы о будущем.

341

§ 521

Связанная с естественным рождением детей, ближайшим образом как первоначальная (§ 519), в самом акте заключения брака уже заложенная нравственность реализуется затем во втором духовном рождении детей — в воспитании, делающем их самостоятельными лицами.

§ 522

3) Благодаря этой самостоятельности дети выходят из конкретной жизненности семьи, к которой они первоначально принадлежат, они начинают существовать для себя, но предназначены к тому, чтобы основать новую столь же действительную семью. К своему распаду брак приходит по существу вследствие естественного момента, который в нем содержится,— смерти супругов; однако и близость отношений в качестве только ощущающей субстанциальности сама по себе подвержена случаю и преходяща. Соответственно этой случайности члены семьи становятся друг к другу в отношение юридических лиц, и вследствие этого в союз этот впервые проникают правовые отношения, чуждые ему самому по себе.

вв

ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО

§ 523

Субстанция, в качестве духа. абстрактно обособляющаяся на множество лиц (семья есть только одно лицо), на семьи или на отдельных людей, существующих в самостоятельной свободе и в качестве особенных для себя, сначала утрачивает свое нравственное определение, поскольку эти лица как таковые не обладают абсолютным единством, но имеют свою собственную особенность и свое для-себя-бытие в своем сознании и для своей цели,— система атомистики. Субстанция превращается, таким образом, лишь в некоторую всеобщую связь, опосредствующую самостоятельные крайности и их особые интересы. Развитая в себе тотальность этой связи есть государство в качестве гражданского общества, или в качестве внешнего государства.

а. Система потребностей

§ 524

б) Своеобразие лиц ближайшим образом охватывает их потребности в них самих. Возможность их удовлетворения заложена здесь в общественной связи, представ-

342

ляющей собой то всеобщее достояние, откуда все получают удовлетворение. Непосредственное овладение (§488) внешними предметами как средствами для этого уже совсем, или почти совсем, не находит себе места в том состоянии, в котором реализуется эта стадия опосредствования; предметы представляют собой собственность. Приобретение их обусловлено и опосредствовано, с одной стороны, волей владельцев, имеющих в лице особенной воли своей целью удовлетворение многообразно определенных потребностей, а с другой стороны, постоянно возобновляющимся созданием силами собственного труда подлежащих обмену средств; это опосредствование удовлетворения, достигаемое трудом всех, составляет общее достояние.

§ 525

в) В своеобразии потребностей всеобщее, по-видимому, дает о себе знать прежде всего в том смысле, что рассудок проводит между ними различие и таким образом умножает до неопределенно большого числа как их самих, так и средства для удовлетворения этих различных потребностей, придавая тому и другому все большую абстрактность. Это раздробление содержания посредством абстракции создает разделение труда. Привычка к этой абстракции в потреблении, в познавании, в знании и в поведении и составляет культуру (Bildung) в этой сфере — вообще формальную культуру.

§ 526

Труд, делающийся вместе с тем более абстрактным, влечет за собой, с одной стороны, вследствие своего единообразия легкость работы и увеличение производства, с другой — ограничение каким-нибудь одним умением и тем «самым безусловную зависимость от общественной связи. Само умение становится вследствие этого механическим и делает возможной замену человеческого труда машиной.

§ 527

г) Но конкретно разделение общего имущества, которое в такой же мере есть и общее дело, по отдельным, соответственно моментам понятия определенным массам людей, обладающим каждая особой базой своего материального существования и в связи с этим соответствующими видами труда, потребностей и средств их удовлетворения, а также целей и интересов, равно как духовного

343