Часть 1.

Шеллинг Ф.В.Й.

Введение к наброску системы натурфилософии...1799

Шеллинг Ф. В. Й. Сочинения в 2 т. Т. 1.– М.: Мысль, 1987.– 637 с.– (Филос. Наследие. Т.102).- С.182-226.

Нумерация в конце страницы.

ВВЕДЕНИЕ К НАБРОСКУ

СИСТЕМЫ НАТУРФИЛОСОФИИ, ИЛИ О ПОНЯТИИ

УМОЗРИТЕЛЬНОЙ ФИЗИКИ И О ВНУТРЕННЕЙ

ОРГАНИЗАЦИИ СИСТЕМЫ ЭТОЙ НАУКИ

То, что мы называем натурфилософией,

есть наука, необходимая в системе знани

Интеллигенция продуктивна двояко: либо слепо и бессознательно, либо свободно и сознательно; бессознательно она продуктивна в созерцании мира, сознательно — в сыч здании идеального мира.

Философия снимает эту противоположность тем, что рассматривает бессознательную деятельность как изначально тождественную сознательной и как бы выросшей из общего с ней корня: это тождество философия обнаруживает непосредственно в той, безусловно, одновременно сознательной и бессознательной деятельности, которая находит свое выражение в творениях гения; опосредствованно вне сознания — в продуктах природы, ибо в них всегда обнаруживается полнейшее слияние идеального и реального.

Поскольку философия полагает бессознательную, или, как ее можно также назвать, реальную, деятельность тождественной сознательной, или идеальной, философия изначально устремлена на то, чтобы повсюду возвращать реальное к идеальному, в результате чего возникает то, что называют трансцендентальной философией. Упорядоченность всех движений в природе, величавая геометричность, которая царит, например, в движениях небесных тел, объясняется не тем, что природа есть сама по себе совершеннейшая геометричность, а, напротив, тем, что совершеннейшая геометричность есть то, что производит природу; подобным объяснением само реальное перемещается! в идеальный мир, а движения в природе превращаются! в созерцания, которые существуют только в нас и которым! вне нас ничто не соответствует. То, что природа, будучи полностью предоставлена самой себе, свободно создает при каждом переходе из жидкого состояния в твердое как бы! упорядоченные образы, что в кристаллизациях более высокого уровня, в органических, эта упорядоченность даже! кажется близкой к целесообразности, что в животном мире,

182

в этом продукте слепых сил природы, перед нашим взором возникают действия, не уступающие по своей упорядоченности сознательным действиям, или даже своего рода закопченные художественные произведения,— все это объясняется тем, что здесь действует бессознательная, но изначально близкая сознательной продуктивность, простое отражение которой мы видим в природе и которая в воззрении на природу должна выступать как одно и то же слепое влечение, лишь действующее на различных ступенях — от кристаллизации до вершины органического образования (где оно, с одной стороны движимое стремлением к художественному созиданию, вновь возвращается к простой кристаллизации).

Согласно этому воззрению, природа, будучи лишь зримым организмом нашего рассудка, может производить только упорядоченное и целесообразное и вынуждена это производить. Однако если природа может производить только упорядоченное и производит его необходимым образом, то из этого следует, что в природе, мыслимой в качестве самостоятельной и реальной, и в соотношении ее сил также можно обнаружить в качестве необходимого образование подобных упорядоченных и целесообразных продуктов, что, следовательно, идеальное в свою очередь должно проистекать из реального и находить в нем свое объяснение.

Если задача трансцендентальной философии состоит в том, чтобы подчинить реальное идеальному, то задача натурфилософии, напротив,— в том, чтобы объяснить идеальное исходя из реального, следовательно, обе они (трансцендентальная философия и натурфилософия) составляют одну науку и отличаются друг от друга только противоположной направленностью своих задач; поскольку же обе эти направленности не только одинаково возможны, но и одинаково необходимы, то в системе знания обеим присуща равная необходимость.

§ 2. Научный характер натурфилософии

Натурфилософия в качестве науки, противоположной трансцендентальной философии, отличается от нее главным образом тем, что полагает природу (как продукт, но как продуктивность и продукт одновременно) в качестве самостоятельной, поэтому наиболее кратко натурфилософию можно определить как спинозизм физики. Из этого следует, что в данной науке отсутствуют те объяснени

183

идеалистического характера, которые может дать трансцендентальная философия, поскольку для трансценденталыюй философии природа — не что иное, как орган самосознания, и все, существующее в природе, необходимо лишь потому, что только такой природой может быть опое средство самосознание; однако для физики и для нашей науки, разделяющей ее точку зрения, подобное объяснение столь же бессмысленно, как прежние телеологические объяснения и введение некой всеобщей цели для всех причин в искаженную этим науку о природе. Ибо любое идеалистическое объяснение, перенесенное из своей специфической

области в область объяснения природы, превращается в фантастическую бессмыслицу, примеры чего хорошо известны. Поэтому первая максима каждой подлинной науки

о природе — объяснять все силами природы — принимается нашей наукой во всей ее широте и распространяется даже на ту сферу, границы которой не преступало до сих

пор ни одно объяснение природы, например на те органические явления, которые как будто позволяют предположить наличие аналога разума. Ибо если допустить, что в действиях животных в самом деле присутствует нечто, позволяющее предположить наличие аналога такого рода, то, основываясь на реалистическом принципе, мы можем из этого умозаключить лишь следующее: то, что мы называем разумом, также есть лишь игра высших необходимым образом неведомых нам сил природы. И поскольку всякое мышление в конечном счете сводится к произведению и воспроизведению, то нет ничего невозможного в мысли, что та же

деятельность, посредством которой природа в каждый данный момент вновь воспроизводит себя, в мышлении способ на к воспроизведению только посредством организма в качестве промежуточного звена (примерно наподобие того, как под действием игры света существующая независимо от него природа становится действительно нематериальной

и как бы создается вторично); при этом совершенно естественно, что составляющее границу нашей способности созерцания не может войти в сферу самого нашего созерцания.

§ 3. Натурфилософия есть умозрительная физика

Наша наука, как следует из предыдущего, полностью и совершенно реалистична, следовательно, она — не что иное, как физика, только физика умозрительная; по своей тенденции она ничем не отличается от систем физиков

184

древности, а если говорить о новом времени — от механистической физики Лесажа , возродившего философию Эпикура.— от системы, благодаря которой в физике вновь поело долгого сна пробудился дух умозрения. Здесь невозможно дать подробное доказательство (так как само это доказательство непосредственно входит в область нашей науки) того, что идея умозрительной физики не может быть реализована механическим или атомистическим путем, который избрал Лесаж и его наиболее удачливые предшественники. Поскольку первую проблему этой науки — открытие абсолютной причины движения (без которой природа не есть замкнутое в себе целое) — механически решить невозможно, ибо при механическом рассмотрении движение происходит только из движения и так до бесконечности, то для подлинного построения умозрительной физики остается только один метод — динамический, предпосылкой которого служит мысль, что движение возникает не только из движения, но также из состояния покоя, что, следовательно, и в самом покое природы таится движение, что всякое механическое движение лишь вторично и выведено из единственного первичного, изначального движения, проистекающего уже из первых факторов конструкции природы вообще (из ее основных сил).

Пояснив, чем предпринятое нами исследование отличается от всех предшествующих попыток такого рода, мы тем самым одновременно наметили и различие между умозрительной и так называемой эмпирической физикой; различие это сводится главным образом к тому, что первая изучает только изначальные причины движения в природе, следовательно, только динамические явления; вторая же, поскольку она никогда не достигает первоисточника движения в природе, занимается только вторичными движениями и даже изначальные рассматривает только как механические (следовательно, допускающие математическую конструкцию) ; первая вообще направляет все свое внимание на внутренние движущие силы и на то, что в природе необъективно, вторая, напротив,— лишь на поверхностное в природе, на то, что в ней объективно и являет собой как бы ее внешнюю сторону.

§ 4. О возможности умозрительной физики

Так как наше исследование обращено не столько на сами явления природы, сколько на их глубочайшие основания, и мы стремимся вывести не вторые из первых, а пер-

185

вые из вторых, то нашей задачей является не что иное, как построить науку о природе в самом строгом смысле этого слова; но для того чтобы установить, возможна ли умозрительная физика вообще, нам надо знать, что определяет возможность учения о природе как науки.

a) Понятие знания берется здесь в самом строгом его значении; нетрудно понять, что в этом смысле слова знать можно, собственно говоря, только такие объекты, принципы возможности которых нам понятны, ибо без такого понимания все мое знание объекта, например машины незнакомой мне конструкции, сводится только к тому, что я этот объект вижу, т. е. что я убежден в его существовании; изобретатель же этой машины обладает полным знанием о ней, поскольку он — как бы душа этой машины, и она уже предсуществовала в его уме до того, как он воплотил ее

в действительность. Увидеть внутреннюю конструкцию природы было бы

невозможно, если бы мы не обладали способностью вторгаться в природу посредством свободы. Природа действует открыто и свободно, но действует не изолированно, а под

натиском множества причин, которые должны быть сначала исключены, чтобы получить чистый результат. Следовательно, природу необходимо принудить действовать в определенных условиях, которые обычно в ней либо вообще не

существуют, либо существуют, будучи модифицированы другими. Подобное вторжение в природу называется экспериментом. Каждый эксперимент — это вопрос природе, на

который ее вынуждают дать ответ. Но в каждом вопросе содержится скрытое априорное суждение; каждый эксперимент, который является экспериментом, есть предсказание, а само экспериментирование — создание явлений. Таким образом, первый шаг к науке совершается, во всяком случае в физике, посредством того, что исследователи начинают сами создавать объекты этой науки. B )Мы знаем только то, что производим сами; следовательно, знание в самом строгом смысле слова есть чистое, априорное знание. Конструкция посредством эксперимента еще не есть абсолютное самостоятельное создание явлений. Речь идет не о том, что в естествознании многое может быть известно до некоторой степени априорно; так, например, в теории электрических, магнитных, а также световых явлений действует настолько простой, повторяющийся в каждом явлении закон, что результат каждого опыта может быть заранее предвиден. Здесь мое знание непосредственно следует из известного закона без опосредствование особым

186

опытом. Однако откуда мне известен этот закон? Речь идет о том, что все явления связаны единым абсолютным и необходимым законом, из которого все они могут быть выведены, короче говоря, что в науке о природе все, что мы знаем, мы знаем абсолютно априорно. Что эксперимент никогда не приведет к такому знанию, явствует уже из того, что он никогда не сможет выйти за пределы сил природы, которые служат ему средством познания.

Поскольку последние причины природных явлений сами не являются, нам остается либо вообще отказаться от мысли когда-либо постигнуть их, либо просто полагать их и природу, поместить в природу. Однако то, что мы помещаем в природу, может иметь значение только как предположение (гипотеза), и основанная на этом наука должна быть так же гипотетична, как гипотетичен ее принцип. Избежать этого можно только в одном случае, а именно если упомянутое предположение непроизвольно и столь же необходимо, как сама природа. Допустим, например,— и это допущение необходимо,— что совокупность явлений — не просто мир, а необходимым образом природа, другими словами, что это целое — не только продукт, но одновременно и продуктивность; тогда из этого следует, что в упомянутом целом никогда не может быть абсолютного тождества, ибо тождество привело бы к абсолютному переходу природы в качестве продуктивной в природу как продукт, т. е. к абсолютному покою. Таким образом, парение природы между продуктивностью и продуктом должно представляться всеобщей двойственностью начал, посредством которой природа пребывает постоянно деятельной и которая не дает ей раствориться в ее продукте, а всеобщий дуализм в качестве принципа всякого объяснения природы — столь же необходимым, сколь необходимо понятие самой природы.

Необходимость этой абсолютной предпосылки должна заключаться в ней самой, однако она должна быть сверх того проверена эмпирически, ибо если из этой предпосылки не могут быть выведены все явления природы, если во всей взаимосвязи природы есть хотя бы одно единственное явление, необходимость которого не основана на этом принципе или даже противоречит ему, то, следовательно, наша предпосылка неверна и с этого момента теряет значение принципа.

Посредством такой дедукции всех явлений природы из абсолютной предпосылки наше знание превращается в конструкцию самой природы, т. е. в априорную науку о природе. Следовательно, если эта дедукция возможна, что может

187

быть доказано только делом, то возможно и учение о природе как наука, возможна чисто умозрительная физика, что и требовалось доказать.

Примечание. В этом примечании не было бы необходимости, если бы вследствие все еще господствующей путаницы в понимании самих по себе ясных понятий не требовалось дать дополнительное разъяснение.

Положение: наука о природе должна выводить все свои принципы априорно — в некоторых случаях было понято так, будто она должна полностью отказаться от опыта и черпать свои основоположения без всякого опосредствования опытом из глубин своего духа; это утверждение настолько нелепо, что даже сама необходимость опровергать его заслуживает сочувствия. Мы не только знаем то или иное из опыта, мы вообще изначально знаем лишь то, что нам известно из опыта и посредством опыта, и, таким образом, все наше знание состоит из эмпирических основоположений. Априорными они становятся лишь благодаря тому, что осознаются в качестве необходимых, и каждое положение, каково бы ни было его содержание, может быть поднято до этого уровня, так как различие между априорными и апостериорными положениями совсем не исконно присуще самим этим положениям, как, может быть, кое-кто полагает, но придается им лишь в зависимости от цели и характера нашего знания; поэтому каждое основоположение, которое для меня лишь исторично, т. е. является эмпирическим, становится априорным, как только я непосредственно или опосредствованно достигаю понимания его внутренней необходимости. Вообще должно быть возможно считать каждый изначальный феномен природы совершенно необходимым; ибо если в природе вообще нет ничего случайного, то не может быть случайным и любой ее изначальный феномен, более того, уже по одному тому, что природа есть система, все возникающее или происходящее в ней должно быть необходимо связано каким-либо связывающим природу началом. Понимание этой внутренней необходимости всех явлений природы станет еще полнее, если подумать о том, что не существует подлинной системы, которая не была бы одновременно органическим целым. Ведь если в каждом органическом целом все служит j друг другу опорой и поддерживает друг друга, то такая ] организация в качестве целого должна существовать раньше, чем ее части,— не целое возникает из частей, а части возникают из целого. Следовательно, не мы знаем природу априорно, а природа есть априорно, т. е. все единичное

188

в ной заранее определено целым или идеей природы вообще Однако если природа есть априорно, то должно быть возможно и познать ее как нечто, существующее априорно, в чем, собственно говоря, и заключается смысл нашего утверждения.

Такая наука, подобно всякой другой, не допускает ничего гипотетического или только вероятного, она занимается очевидным и достоверным. Мы можем быть, правда, уверены в том, что каждое явление природы связано — пусть даже посредством множества промежуточных звеньев — с последними условиями природы; однако сами эти промежуточные звенья могут быть нам не известны и еще скрыты в глубинах природы. Обнаружить эти промежуточные звенья — дело экспериментального исследования. Умозрительной физике надлежит только указать на их недостаточность *; поскольку, однако, каждое новое открытие отбрасывает нас в новую область незнания и вслед за каждым распутанным узлом завязывается новый, то совершенно очевидно, что полное обнаружение всех промежуточных звеньев во взаимосвязи природы, а следовательно, и наша наука, составляет бесконечную задачу. Но ничто так не замедляло уходящий в бесконечность прогресс этой науки, как произвольные измышления, с помощью которых в течение долгого времени пытались скрыть отсутствие обоснованного знания. Фрагментарность наших познаний становится явной только тогда, когда мы отделяем от чисто научных выводов все гипотетичное и стремимся вновь объединить в систему эти фрагменты великой целостности природы. Это объясняет, почему умозрительная физика (душа истинного эксперимента) всегда была источником всех великих открытий в природе.

§ 5. О системе умозрительной физики вообще

Выше идея умозрительной физики была выведена и развита; теперь надлежит показать, как осуществить и действительно разработать эту идею.

Для разъяснения этого автор мог бы просто отослать читателя к «Наброску системы натурфилософии», если бы У него не было достаточно веской причины опасаться того,

* Так, например, в ходе всего нашего исследования станет совершенно очевидно, что для полного выявления динамической организации универсума во всех его частях нам недостает еще того центрального феномена, котором говорил уже Бэкон; этот феномен, безусловно, есть в природе, но не выявлен в ней посредством эксперимента.

189

что многие, даже из тех, кто сочтет «Набросок» достойным своего внимания, воспримут его в свете заранее принятых идей, из которых автор не исходил и не хотел бы, чтобы исходили другие.

Понимание направленности «Наброска» может быть затруднено (оставляя в стороне недостатки изложения) главным образом следующим. То, что многие, исходя, быть может, из слова «натурфилософия», будут искать трансцендентальные дедукции феноменов природы, типа тех, которые фрагментарно даны в других работах, и вообще сочтут натурфилософию частью трансцендентальной философии, тогда как она является совершенно особой наукой, отличной и независимой от всякой другой. Что распространенные по сей день понятия динамической физики сильно отличаются, а подчас и противоречат тем понятиям, которыми оперирует автор. Я говорю не о представлениях, возникших у ряда исследователей, чье дело, собственно говоря, только эксперимент, например тех, которые, отрицая гальваническую жидкость, не обращаются к динамическому объяснению, а приходят к мысли, что в металлах происходят своего рода колебания, Эти исследователи, обнаружив свое полное непонимание

существа дела, сами вернутся к своим прежним, созданным для их представления. Я говорю о тех идеях, которые утвердились среди философов со времен Канта и сводятся главным образом к тому, что в материи видят лишь на полонение пространства в определенной степени, следовательно, и во всякой различенности материи — лишь различенность в наполнении пространства (т. е. в плотности),а во всех динамических (качественных) изменениях, следовательно, лишь изменения в соотношении силы отталкивания и силы притяжения. Однако при таком представлении все феномены природы рассматриваются на их самой низкой ступени, и динамическая физика подобных философов начинается там, где ей следовало бы, собственно говоря, закончиться. Не подлежит никакому сомнению, что последний результат каждого динамического процесса есть

изменение в степени наполнения пространства, т. е. изменение плотности; поскольку же динамический процесс седин и отдельные динамические процессы суть лишь распавшиеся части одного, основного процесса, то с этой точки зрения даже магнитные и электрические явления объясняются не действиями определенных материй, а изменением в пребывании самой материи, поскольку же это пребывание

190

занизит от взаимодействия основных сил, они в конечном счете оказываются изменением в соотношении самих основных сил. Мы отнюдь не отрицаем, что эти явления на самой внешней ступени своей явленности суть изменения в соотношении принципов; мы отрицаем лишь, что в этих изменениях нет ничего другого; более того, мы убеждены, что этот так называемый динамический принцип слишком поверхностен и неубедителен в качестве основания для объяснения всех явлений природы, чтобы с его помощью можно было охватить подлинную глубину и все многообразие природных явлений, ибо на такой основе действительно невозможно конструировать качественное изменение материи как таковой (поскольку изменение плотности есть лишь внешнее проявление некоего более высокого изменения) . Мы не видим необходимости в доказательстве нашего утверждения, пока противоположная сторона не обосновала делом пригодность своего принципа для исчерпывающего объяснения природы и не заполнила бездонную пропасть между такого рода динамической философией и эмпирическими знаниями в области физики, например в вопросе о столь различном характере действия основных веществ, а это мы, прямо сказать, считаем невозможным.

Поэтому мы полагаем дозволенным заменить без дальнейших обоснований прежнее динамическое представление нашим и надеемся, что само собой станет очевидным, чем они друг от друга отличаются и какое из них с наибольшей вероятностью способно поднять учение о природе до уровня науки.

§ 6. Внутренняя организация системы умозрительной физики

Исследованию принципа умозрительной физики должно предшествовать исследование различия между умозрительным и эмпирическим знанием вообще. Здесь прежде всего важна уверенность в том, что противоположность между эмпирией и теорией настолько глубока, что объединяющего их третьего быть не может, что, следовательно, само понятие эмпирической науки внутренне противоречиво и его невозможно мыслить как нечто связное, вернее, вообще невозможно мыслить. То, что является чистой эмпирией, не есть наука, и, наоборот, то, что является наукой, не есть эмпирия. Это говорится отнюдь не для того, чтобы умалить значение эмпирии, а для того, чтобы представить ее в ее истинном, свойственном ей свете. Чиста

191

эмпирия, каким бы ни был ее объект, есть история (противоположное теории), и, наоборот, только история есть эмпирия . Физика в качестве эмпирии — не что иное, как собраннее

фактов, сообщений о наблюдениях, о том, что произошло в естественных или искусственно созданных условиях.» В том, что ныне именуют физикой, эмпирия и наука беспорядочно сочетаются, и именно поэтому она не является тем ни другим.

Наша цель состоит в том, чтобы разделить в этой области науку и эмпирию, подобно душе и телу, и, не вводя в науку ничего, что не допускает априорной конструкции, освободить эмпирию от всех элементов теории, представив ее в ее изначальной нетронутости.

Противоположность между эмпирией и наукой покоится на том, что первая рассматривает свой объект в бытии как нечто завершенное, произведенное, вторая, напротив, видит свой объект в становлении как нечто такое, что еще только должно быть произведено. Поскольку наука не может исходить из того, что есть продукт, вещь, она должна исходить из безусловного; первым исследованием умозрительной физики и должно быть исследование безусловного в науке о природе. Так как в «Наброске» это исследование проведено исходя из высших принципов, все последующее можно]

рассматривать лишь как пояснение к тому, что в нем со держится. Поскольку все, о чем можно сказать, что оно есть, своей природе обусловлено, безусловным может быть только само бытие. Но так как единичное бытие может быть мыслимо в качестве обусловленного только как определенное ограничение продуктивной деятельности (единственного и последнего субстрата всей реальности), то само бытие есть та же продуктивная деятельность, мыслимая в ее неограниченности. Следовательно, для науки о природе

Пусть только горячие почитатели эмпирии, превозносящие ее за счет науки, не предлагают нам в своей верности этому понятию в качестве ; эмпирии свои собственные понятия и то, что они привносят в природу, навязывая его объектам; ибо, хотя многие считают себя вправо высказывать свои суждения в этой области, надо обладать большими возможностями, чем полагают иные, чтобы отчетливо увидеть происходящее в природе и с такой же точностью это передать.

192

природа изначально только продуктивность, и из нее как из своею принципа должна исходить наука.

Поскольку мы знаем целостность объектов только как воплощение бытия, эта целостность для нас только мир, т о. только продукт. Правда, подняться в науке о природе \о понятия более высокого, чем понятие бытия, было бы невозможно, если бы всякое пребывание (которое мыслится в понятии бытия) не было иллюзорным, по существу лишь непрерывным, равномерным и постоянно повторяющимся возникновением.

Поскольку мы полагаем целостность объектов не только как продукт, но одновременно и необходимо как продуктивность, эта целостность возвышается для нас до природы; именно это тождество продукта и продуктивности, и ничто иное, обозначается понятием природы даже в обыденном словоупотреблении.

Природу как продукт (naturanaturata) 2 мы называем: природа как объект (эмпирия занимается только ею). Природу как продуктивность (naturanaturans) 3 мы называем: природа как субъект (теория занимается только ею).

Поскольку объект никогда не бывает безусловным, в природу должно быть положено нечто совершенно необъективное, это абсолютно необъективное и есть изначальная продуктивность природы. В обыденном понимании продукт заслоняет продуктивность, в философском, наоборот, продуктивность заслоняет продукт.

Это тождество продуктивности и продукта в изначальном понятии природы находит свое выражение в обычном взгляде на природу как на целое, которое, будучи одновременно причиной и действием самого себя, остается в своей двойственности (проходящей через все явления) тождественным. Далее, с этим понятием совпадает тождество идеального и реального, которое мыслится в понятии каждого продукта природы и исходя из которого природа только и может быть противоположна искусству. Ибо если в искусстве понятие предшествует деянию, осуществлению, то в природе понятие и деяние одновременны и едины, понятие непосредственно переходит в продукт и не может быть отделено от него.

Это тождество устраняется эмпирической точкой зрения, когда в природе видят лишь действие (хотя вследствие постоянного вторжения эмпирии в сферу науки даже в чисто эмпирической физике часто провозглашаются максимы, которые предполагают понятие природы как субъекта, например: природа избирает кратчайший путь, природа

193

экономна в причинах и расточительна в действиях); эта точка зрения снимается умозрением, которое видит в природе лишь причину.

3

Только о природе как объекте можно сказать, что она есть, но не о природе как субъекте, ибо она — само бытие или сама продуктивность.

Эта абсолютная продуктивность должна перейти в эмпирическую природу. В понятии абсолютной продуктивности мыслится понятие идеальной бесконечности. Идеальная бесконечность должна стать эмпирической.

Но эмпирическая бесконечность есть бесконечное становление. Любой бесконечный ряд — не что иное, как отображение интеллектуальной или идеальной бесконечности. Изначально бесконечен тот ряд (идеал всех бесконечных рядов), в котором развертывается наша интеллектуальная бесконечность, время. Деятельность, которая поддерживает этот ряд, та же, которая поддерживает наше сознание, но сознание носит непрерывный характер. Следовательно, время в качестве эволюции этой деятельности не может быть создано посредством составления. Поскольку все остальные бесконечные ряды суть лишь подражания изначально бесконечному ряду, времени, бесконечный ряд может быть только непрерывным. Тормозящее в изначальной эволюции (без которого она проходила бы с бесконечной скоростью) есть не что иное, как изначальная рефлексия; необходимость рефлектирования нашего действования в каждый данный момент (постоянная двойственность в тождестве) есть тот тайный способ, которым наше наличное бытие обретает длительность. Следовательно, абсолютная непрерывность существует только для созерцания, но не для рефлексии. Созерцание и рефлексия противоположны друг другу. Бесконечный ряд носит непрерывный характер для продуктивного созерцания, для рефлексии он прерывен и составлен. На этом противоречии между созерцанием и рефлексией основаны те софизмы, с помощью которых отрицается возможность всякого движения и которые в каждый данный момент разрешаются продуктивным созерцанием. Так, например, для созерцания действие силы тяжести осуществляется совершенно непрерывно, для рефлексии — рывками и толчками. Поэтому все законы механики, в которых то, что, собственно говоря, есть лишь объект продуктивного созерцания, становится объектом рефлексии, по существу являются лишь

194

законами для рефлексии. Отсюда и вымышленные понятия механики — такие, как атомы времени, в которых действует сила тяжести, закон, согласно которому момент выведения из состояния покоя бесконечно мал, ибо в противном с учат в конечное время порождалась бы бесконечная скорость, и т. д. Отсюда, наконец, и то, что в математике невозможно действительно представить бесконечный ряд как непрерывный, а только как продвигающийся действием рывков и толчков.

Все это исследование о противоположности между рефлексией и продуктивностью созерцания служит лишь тому, чтобы вывести общее положение, согласно которому во всякой продуктивности, и только в ней, действует абсолютная непрерывность. Это положение важно для понимания всей природы в целом, ибо, например, закон, согласно которому в природе не бывает скачков и существует непрерывность форм, верен в применении к изначальной продуктивности природы, в которой действительно должна быть непрерывность, тогда как с точки зрения рефлексии природе все должно являться обособленным, лишенным непрерывности, как бы поставленным друг подле друга. Поэтому мы должны согласиться с тем, что в зависимости от принятой точки зрения правы как те, кто утверждает, что в природе, например в органической, действует непрерывность, так и те, кто это отрицает; тем самым выведена и противоположность между динамической и атомистической физикой, ибо их различие, как будет вскоре показано, заключается лишь в том, что первая стоит на точке зрения созерцания, а вторая — на точке зрения рефлексии.

4

После того как установлены эти общие положения, мы можем с большей уверенностью обратиться к нашей цели и обрисовать внутреннюю структуру нашей системы.

а) В понятии становления мыслится понятие постепенности. Однако абсолютная продуктивность представляется эмпирически как становление с бесконечной скоростью, в результате чего для созерцания не возникает ничего реального.

(Поскольку природа в качестве бесконечной продуктивности должна, собственно говоря, мыслиться находящейся в процессе бесконечной эволюции, то устойчивое пребывание продуктов природы, например органических, пребывание их в покое следует представлять не как абсолютный

195

покой, а как эволюцию с бесконечно малой скоростью или бесконечной замедленностью. Однако до настоящего времени не сконструирована даже эволюция с конечной скоростью, не говоря уже об эволюции со скоростью бесконечно малой.)

b) То, что эволюция природы происходит с конечной

скоростью и, таким образом, становится объектом созерцания, немыслимо без изначального торможения продуктивности.

c) Однако если природа есть абсолютная продуктивность, то основание для этого торможения не может находиться вне ее. Изначально природа есть только продуктивность, следовательно, в этой продуктивности не может быть ничего определенного (так как всякое определение есть отрицание), и посредством нее продукты, следовательно, возникнуть не могут. Для того чтобы воз никли продукты, продуктивность должна превратиться из неопределенной в определенную, т. е. должна быть снята в качестве чистой продуктивности. Если бы основание для определенной продуктивности лежало вне природы, то природа не была бы изначально абсолютной продуктивностью. В природу должна быть, правда, привнесена определенность, т. е. отрицательность, но эта отрицательность, рассмотренная с высшей точки зрения, должна быть вновь положительностью.

d) Если же основание этого торможения оказывается в самой природе, то природа перестает быть чистым тождеством. (Поскольку природа есть только продуктивность,

она есть чистое тождество и в ней ничего различено быть не может. Для того чтобы в ней что либо могло быть различие но, тождество должно быть в ней снято, и природа должна

быть не тождеством, а двойственностью.)

Природа должна изначально стать для самой себя объектом, такое превращение чистого субъекта в объект для самого себя немыслимо без изначального раздвоения в самой природе.

Эту двойственность далее физически дедуцировать невозможно, ибо, будучи условием природы вообще, она есть принцип всякого физического объяснения, а всякое физическое объяснение может быть направлено лишь на то, чтобы свести все встречающиеся в природе противоположности к той изначальной противоположности внутри природы, которая сама уже не являет себя. Не потому ли в природе нет ни одного изначального феномена без этого дуализма, что в природе все бесконечно есть субъект и объект

196

друг для друга, а природа уже изначально есть продукт и продуктивность одновременно?

с) Если природа изначально есть двойственность, то уже в изначальной продуктивности природы должны быть заложены противоположные тенденции. (Положительной тенденции должна быть противопоставлена другая, как бы анти продуктивная, тормозящая продукцию; не в качестве отрицающей, а в качестве отрицательной, реально противоположной первой. Лишь в том случае в природе, несмотря на ограничение, нет пассивности, если и то, что ее ограничивает, также положительно, а изначальная ее двойственность есть борьба реально противоположных тенденций.)

f) Для того чтобы возник продукт, эти противоположные тенденции должны столкнуться. Однако поскольку они положены равными (ибо нет основания полагать их

неравными), то, столкнувшись, они уничтожат друг друга; следовательно, продукт будет равен нулю, т. е. и в этом случае не возникнет.

Это неизбежное, хотя до сих пор недостаточно осознанное противоречие (а именно то, что продукт может возникнуть лишь вследствие столкновения противоположных тенденций, а эти противоположные тенденции взаимно уничтожают друг друга) может быть разрешено только следующим образом.

Устойчивое пребывание продукта немыслимо без постоянного его воспроизведения. Продукт следует мыслить в каждый момент уничтоженным и в каждый момент вновь воспроизведенным. Мы видим, собственно говоря, не пребывание продукта, а только его постоянное воспроизведение.

(Вез сомнения, вполне понятно, что ряд 1 —1 + 1..., мыслимый бесконечным, не равен ни 1, ни 0. Однако глубже находится основание того, что этот ряд, мыслимый

бесконечным, равен у. В этом ряду некая абсолютна

величина (=1) все время уничтожается, все время возвращается и производит посредством этого возвращения не саму себя, но все--таки нечто среднее между самой собой и ничем. Природа в качестве объекта есть то, что создается в этом бесконечном ряду, и равна дроби от изначального единства, числителем которой служит никогда не снимаемая двойственность.)

g) Если пребывание продукта есть постоянное воспроизведение, то и всякая устойчивость есть только в природе

197

как объекте, в природе же как субъекте есть только бесконечная деятельность.

Изначально продукт не более чем просто точка, граница, и лишь под натиском природы на эту точку она как бы возвышается до наполненной сферы, до продукта. (Представим себе поток, он — чистое тождество; там, где он наталкивается на препятствие, образуется водоворот; этот водоворот не есть нечто устойчивое, он в каждое мгновение исчезает и в каждое мгновение возникает вновь. В природе изначально ничего различено быть не может; все продукты еще как бы растворены и невидимы во всеобщей продуктивности. Лишь после того как даны точки торможения, продукты постепенно оседают и выступают из общего тождества. В каждой такой точке поток разбивается (продуктивность уничтожается), но ежеминутно приближается новая волна, которая наполняет сферу.)

Задача натурфилософии состоит не в том, чтобы объяснить продуктивное в природе, ибо, если она не положит его в природу изначально, она никогда не привнесет его в природу. Ее задача объяснить постоянство. Однако то, что в природе что либо становится постоянным, может быть объяснено только самой борьбой природы, направленной против всякого постоянства. Продукты являлись бы только точками, если бы природа своим натиском не придавала им объем и глубину, и длились бы они лишь мгновение, если бы природа ежеминутно не совершала натиск на них.

h) Этот иллюзорный продукт, который воспроизводится в каждый момент, не может быть действительно бесконечным продуктом, ибо в противном случае продуктивность в самом деле исчерпала бы себя в нем; однако он не может быть и конечным продуктом, ибо в него вливается сила всей природы. Следовательно, он должен быть конечным и бесконечным одновременно, только по видимости конечным, но находящимся в бесконечном развитии.

Точка, на которую изначально падает этот продукт, есть общая точка торможения природы, точка, с которой начинается вся эволюция природы. Однако эта точка находится в эволюционирующей природе не где придется, а повсюду, где есть продукт.

Продукт конечен, но, поскольку в нем сконцентрирована бесконечная продуктивность природы, в нем должно быть стремление к бесконечному развитию. Таким образом, мы постепенно, проходя через все промежуточные звенья,

198

пришли к конструкции бесконечного становления, к эмпирическому изображению идеальной бесконечности.

В том, что называют природой (т. е. в этом скоплении отдельных объектов), мы видим не сам исконный продукт, а его эволюцию (поэтому точка торможения не может остаться единственной). Посредством чего эта эволюция опять абсолютно тормозится, что должно произойти для того, чтобы возник фиксированный продукт, еще не объяснено.

Однако благодаря этому продукту развертывается изначальная бесконечность; эта бесконечность никогда не исчезает. Величина, которая развертывается в бесконечном ряду, остается бесконечной в каждой точке линии, следовательно, природа бесконечна в каждой точке эволюции.

Изначальная точка торможения продуктивности лишь одна, однако количество точек торможения эволюции можно мыслить бесконечным. Каждая такая точка обозначена дли нас продуктом, но в каждой точке эволюции природа еще бесконечна, следовательно, природа еще бесконечна в каждом продукте, и в каждом заключен зародыш универсума *.

(Что тормозит бесконечное стремление в продукте, еще не выяснено. Изначальное торможение продуктивности природы объясняет только, почему эволюция идет с конечной скоростью, но не почему она идет с бесконечно малой скоростью.)

i) Продукт уходит в своей эволюции в бесконечность. Следовательно, в этой эволюции не может встретиться ничего, что бы не было все еще продуктом (синтезом) и не могло бы распасться на новые факторы, каждый из которых в свою очередь имеет свои факторы.

Таким образом, даже посредством уходящего в бесконечность анализа в природе невозможно найти что либо абсолютно простое.

к) Если, однако, мысленно представить себе эволюцию завершенной (хотя она никогда не может быть завершенной) , то эволюция не могла бы остановиться на чем то, что еще есть продукт, а только на чисто продуктивном.

Возникает вопрос, может ли нечто последнее, такое,

* Некий путешественник, находясь в Италии, заметил, что на большом обелиске в Риме можно увидеть изображение всей мировой истории; так же и в каждом продукте природы. Каждый минерал — фрагмент летописи Земли. Но что такое Земля? Ее история вплетена в историю всей природы, и единая цепь тянется от окаменелости через всю неорганическую и органическую природу вплоть до истории универсума.

199

что уже по субстрат, а причина всякого субстрата, уже не продукт, а абсолютно продуктивное, если не проявиться — ибо это немыслимо,— то по крайней мере быть как то открыто в опыте?

1) Поскольку оно по своему характеру безусловно, оно должно было бы предстать как нечто такое, что, не будучи само в пространстве, есть принцип всякого наполнения пространства (см. <<Набросок», с. 15).

То, что наполняет пространство, не есть материя, ибо материя и есть само наполненное пространство. Следовательно, то, что наполняет пространство, не может быть материей. В пространстве есть лишь то, что есть, а не само бытие.

Очевидно, что положительное внешнее созерцание того, что не есть в пространстве, невозможно. Следовательно, оно должно быть по крайней мере отрицательно представляемым. Это происходит таким образом.

То, что находится в пространстве, может быть в качестве такового подвергнуто механическому или химическому разрушению. То, что не может быть разрушено ни механически, ни химически, должно, следовательно, находиться вне пространства. Нечто подобное есть лишь последнее основание всякого качества, ибо хотя одно качество может быть стерто другим, но происходит это только в некоем третьем продукте С, для образования и сохранения которого должны продолжать действовать Л и В (противоположные С факторы).

Однако это нерушимое, мыслимое только как чистая интенсивность, будучи причиной всякого субстрата, есть одновременно и принцип всей бесконечной делимости. (Бесконечно делимое тело даже в своей мельчайшей частице еще в такой же степени наполняет пространство.)

Следовательно, то, что чисто продуктивно, не будучи продуктом, есть только последнее основание качества. Однако качество всегда определенно, продуктивность же изначально неопределенна. Тем самым продуктивность являет себя в качествах уже заторможенной, а так как она в них вообще являет себя наиболее изначально, она являет себя в них и изначально наиболее заторможенной.

Мы достигли того пункта, в котором наши представления расходятся с представлениями физики, обычно именуемой динамической.

Наше утверждение в краткой формулировке таково: если бы бесконечная эволюция природы завершилась (что

200

невозможно), она распалась бы на изначальные и простые действия, или, если дозволено так выразиться, на простые продуктивности. Следовательно, наше утверждение сводится не к тому, что в природе есть подобные простые действия, а только к тому, что они служат идеальными основаниями для объяснения качества. Эти энтелехии не могут быть действительно показаны, они не существуют. Доказательства здесь требует лишь то, что утверждается, не более того, а именно что такие изначальные продуктивности должны мыслиться как основания для объяснения всякого качества. Доказательство это таково.

То, что ничто, существующее в пространстве, т. е. вообще ничто, не может быть механически просто, в доказательстве не нуждается. Следовательно, то, что истинно просто, может быть мыслимо не в пространстве, а только вне его. Но вне пространства мыслится только чистая интенсивность. Это понятие чистой интенсивности выражается понятием действия. Прост не продукт этого действия, а само действие, абстрагированное от продукта; оно должно быть простым, чтобы продукт мог быть бесконечно делимым. Ибо, даже если частицы продукта близки к исчезновению, интенсивность должна оставаться. И эта интенсивность есть то, что даже при бесконечном делении сохраняет субстрат.

Следовательно, если атомистика сводится к утверждению, согласно которому нечто простое есть идеальное основание для объяснения качества, то наша философия является атомистикой; однако, поскольку наша философия полагает это простое в нечто такое, что только продуктивно, не будучи продуктом, она является динамической атомистикой.

Ясно одно: если принять, что возможно абсолютное разъединение природы на ее факторы, то последним, что останется, должно быть нечто, абсолютно противостоящее всякому делению, т. е. простое. Однако простое можно мыслить только динамически, и в качестве такового оно вообще не есть в пространстве (оно обозначает лишь нечто, мыслимое вне всякого наполнения пространства), следовательно, и созерцаться оно может только посредством своего продукта. Для него и не дано другой меры, кроме его продукта. Ибо, будучи мыслимо в его чистом виде, оно есть лишь подступ к продукту (так же карточка является лишь подступом к линии), одним словом — чистая энтелехия. Но то, что познается не само по себе, а лишь в своем продукте, познается только эмпирически. Следовательно, если каждое

201

изначальное качество как качество (а не как субстрат, которому качество только присуще) должно мыслиться как чистая интенсивность, чистое действие, то качества вообще составляют лишь то абсолютно эмпирическое в нашем знании природы, конструкция чего невозможна и применительно к чему в натурфилософии необходимо только доказательство того, что они составляют абсолютную границу ее конструкции.

Вопрос об основании качества предполагает эволюцию природы завершенной, т. е. предполагает нечто, только мыслимое, и поэтому ответ на него также может быть дан лишь посредством идеального основания для объяснения. Этот вопрос задан с точки зрения рефлексии (направленной на продукт), тогда как подлинная динамика всегда остается на точке зрения созерцания.

(Однако здесь надлежит сразу же заметить, что в том случае, если основание для объяснения качества предстает как идеальное, речь идет только об объяснении качества, поскольку оно мыслится абсолютным 4. Речь идет не о качестве, поскольку оно обнаруживается, например, в динамическом процессе. Для качества, поскольку оно относительно, в самом деле существует (не только идеальное, но и действительно реальное) основание для его объяснения и определения; тогда качество определяется противоположным качеством, по отношению к которому оно положено в столкновении, а это противоположение в свою очередь определяется более высоким противоположением, и так до бесконечности; так что если бы эта общая организация могла распасться, вся материя погрузилась бы в динамическую бездеятельность, т. е. в абсолютное отсутствие качества. (Качество есть высшая потенция материи, до которой она сама себя в своем взаимодействии возвышает.) В дальнейшем будет доказано, что динамический процесс ограничен для каждой отдельной сферы, ибо только таким образом возникают устойчивые точки соотношения для определения качества. Ограничение динамического процесса, т. е. подлинное определение качества, совершается посредством той же силы, посредством которой ограничивается эволюция природы вообще, и это отрицательное есть единственно не разлагаемое и ничем не преодолимое в вещах. Абсолютная относительность всякого качества может быть доказана исходя из электрического соотношения тел, так как одно и то же тело, которое по отношению к одному телу является положительным, является по отношению к другому отрицательным и наоборот. В дальнейшем остаетс

202

в силе положение (содержащееся уже в «Наброске»): всякое качество есть электричество, и, наоборот, электричество тела есть и его качество (ибо всякое различие в качестве равно различию в электричестве, и каждое (химическое) качество может быть сведено к электричеству). Все, что мы чувственно воспринимаем (чувственно в узком смысле слова — цвета, вкус и т. д.), без сомнения, воспринимается нами только посредством электричества, и, может быть, единственное, что непосредственно чувственно воспринимается, есть электричество *, на что указывает уже дуализм всех органов чувств («Набросок», с. 185), ибо в природе существует, собственно говоря, только дуализм. В гальванизме чувствительность в качестве реагента сводит все качества тел, реагентом которых она служит, к изначальному различию. Все тела, которые вообще аффинируют в одной цепи чувства вкуса или зрения, сколь бы различны они ни были в других отношениях, либо щелочные, либо кислотные, вызывают отрицательную или положительную вспышку и всегда являются здесь действующими в более высокой потенции, чем в просто химической.

Качество, мыслимое абсолютным, сконструировано быть не может, так как качество вообще не есть нечто абсолютное, и вообще не существует иного качества, кроме того, в котором выступают тела в своем отношении друг к другу, и всякое качество есть то, посредством чего тело как бы возвышается над самим собой.

Все предпринятые до сих пор конструкции качества сводятся к двум попыткам: либо выразить качества посредством фигур, т. е. принять для каждого качества какую-нибудь особую фигуру в природе, либо выразить качество в аналитических формулах (где силы притяжения и отталкивания соответственно выступают в виде отрицательных и положительных величин). Говоря о ничтожности даже второй попытки, проще всего указать на пустоту сопутствующих ей объяснений. Поэтому мы ограничимся здесь единственным замечанием: посредством конструкции материи из двух основных сил могут быть, правда, сконструированы различные степени плотности, но отнюдь не различные качества как качества, ибо, хотя все динамические (качественные) изменения на самой низкой своей ступени выступают как изменения основных сил, мы тем не менее

В связи с гальваническим воздействием на органы чувств Вольта поставил вопрос, не может ли электрический ток быть непосредственной причиной всякого вкусового ощущения? Не может ли он быть причиной ощущений всех других органов чувств?

203

видим на этой ступени только продукт процесса, а не сам процесс; поскольку же именно эти изменения и должны быть объяснены, то основание для объяснения следует, несомненно, искать в чем то более высоком.

Только идеальное основание может служить объяснением качества, ибо само это основание предполагает лишь нечто идеальное. Тот, кто ставит вопрос о последнем основании качества, возвращается к начальной точке эволюции природы. Но где же эта начальная точка? И не заключается ли всякое качество именно в том, что всеобщее сцепление не дает материи вернуться в ее изначальное состояние?

С того момента, когда рефлексия и созерцание разъединяются, что, однако, также возможно лишь в том случае, если исходить из предпосылки завершенной эволюции, физика делится на два противоположных направления, которые нашли свое выражение в двух системах — атомистической и динамической.

Динамическая система отрицает абсолютную эволюцию природы и идет от природы как синтеза (= природе как субъекту) к природе как эволюции (= природе как объекту) ; атомистическая система идет от эволюции в качестве изначального к природе в качестве синтеза; первая система движется от точки зрения созерцания к точке зрения рефлексии, вторая — от точки зрения рефлексии к точке зрения созерцания.

Оба направления в равной степени возможны. Если анализ верен, то посредством анализа можно прийти к синтезу, так же как посредством синтеза к анализу. Однако правильность анализа определяется только тем, приводит ли он к синтезу. Следовательно, синтез есть абсолютная предпосылка и остается ею.

Задачи одной системы становятся обратными в другой; то, что для атомистической физики есть причина слагаемость в природе, для динамической есть то, что тормозит эволюцию. Первая объясняет слагаемость в природе силой сцепления, хотя эта сила никогда не привносит в природу непрерывность; вторая, наоборот, объясняет сцепление непрерывностью эволюции. (Всякая непрерывность изначально существует только в продуктивности.)

Обе системы исходят из чисто идеального. Абсолютный синтез в такой же степени только идеален, как и абсолютный анализ. Реальное обнаруживается в природе сначала как продукт, но природа не есть продукт, если она мыслится как абсолютная инволюция или как абсолютна

204

эволюция; продукт есть то, что находится между двумя крайностями.

Первая задача обеих систем — сконструировать продукт, т. е. сконструировать то, в чем упомянутые противоположности становятся реальными. Пока продукт не сконструирован, обе системы оперируют только идеальными величинами; противоположны лишь направления, по которым они следуют. Поскольку обе системы оперируют лишь идеальными факторами, они равноценны, и каждая из них служит проверкой другой. Скрытое в глубинах продуктивной природы должно отразиться в природе как природе в качестве продукта, и, таким образом, атомистическая система должна быть постоянным отражением динамической. В «Наброске» намеренно избирается направление атомистической физики. Для понимания нашей науки немаловажно, если то, что там было показано в продукте, мы покажем здесь в продуктивности.

т) В чистой продуктивности природы вне раздвоения нет ничего различимого; лишь раздвоенная в самой себе продуктивность дает продукт.

Поскольку абсолютная продуктивность направлена только на продуцирование само по себе, а не на продуцирование чего то определенного, то тенденция природы, посредством которой в ней возникает продукт, будет отрицательной тенденцией продуктивности.

Так же как в природе в той мере, в какой она реальна, не может быть продуктивности без продукта, в ней не может быть и продукта без продуктивности. Природа может лишь приближаться к обеим крайностям, и следует показать, что она приближается к ним.

а) Чистая продуктивность изначально направлена на безобразность.

Там, где природа расточает себя в безобразности, в ней исчерпывается продуктивность. (Именно это выражено в понятии латентности.) И наоборот, там, где верх берет образ, где, следовательно, продуктивность ограничивается, продуктивность выступает; она является не в качестве представленного продукта, а в качестве продуктивности, хотя и переходящей в продукт,— как в явлениях теплоты. (Понятие невесомых материй — лишь символическое понятие.)

13) Если продуктивность направлена на безобразность, то она в объективном рассмотрении есть абсолютно безобразное.

205

(Смелость а т о м и с т и ч о с к о с иссекаемы недостаточно понята. Господствующая в ней идеи абсолютно безобразного, нигде в качестве определенной материи не представляемого, есть не что иное, как символ приближающейся к продуктивности природы. Чем ближе к продуктивности, тем ближе к безобразности.)

Y) Продуктивность является в качестве таковой лишь там, где ей ставятся границы.

Что есть повсюду и во всем, того именно поэтому нет нигде. Продуктивность фиксируется только ограничением. Электричество существует лишь в тот момент, когда даны границы, и попытки найти в его феноменах что либо иное, чем феномены (ограниченной) продуктивности, свидетельствуют лишь о скудости представления. Условие света есть противоположность как в электрическом и гальваническом, так и в химическом процессе, и даже тот свет, который приходит к нам без нашего содействия (феномен продуктивности, осуществляемой повсюду Солнцем), предполагает эту противоположность *.

Л) Только ограниченная продуктивность служит подступом к продукту. (Объяснение продукта должно начинаться с возникновения твердой точки, где начинается этот подступ.) Условием всякого образования является дуализм. (В этом заключается глубокий смысл Кантовой конструкции материи из противоположных сил.)

Явления электричества служат общей схемой для конструкции материи вообще.

г) В природе не может быть ни чистой продуктивности, ни чистого продукта.

Первая есть абсолютное отрицание всякого продукта, второй — отрицание всякой продуктивности.

(Приближение к первой — абсолютно разлагаемое, ко второму — абсолютно не разлагаемое в атомистике. Первое не может мыслиться, не будучи одновременно абсолютно не слагаемым, второе — не будучи одновременно абсолютно слагаемым.)

Следовательно, природа должна изначально быть чем то промежуточным между тем и другим, и, таким образом,

* По данным проведенных экспериментов нам во всяком случае не представляется невозможным рассматривать явления света и электричества как нечто единое, поскольку в призматическом изображении цвета можно рассматривать как противоположные друг другу, а падающий, как правило, в середину белый цвет — как точку не различности: по аналогии мы склонны считать подлинной именно эту конструкцию световых явлений.

206

мы приходим к понятию продуктивности, находящейся на стадии перехода в продукт, или продукта, продуктивность которого уходит в бесконечность. Мы будем держаться последнего определения.

Понятия продукта (фиксированного) и продукта продуктивного (свободного) противоположны друг другу. Поскольку постулированное нами уже есть продукт, то, будучи продуктивным, оно может быть таковым только определенным образом. Однако определенная продуктивность есть (активное) образование. Следовательно, упомянутое третье должно было бы находиться в состоянии образования.

Но продукт должен быть продуктивен бесконечно (упомянутый переход никогда не должен совершиться абсолютно) ; следовательно, хотя продукт будет в каждый данный момент определенным образом продуктивен, останется продуктивность, а не продукт.

(Может возникнуть вопрос, как вообще здесь мыслим переход от образа к образу, если ни один образ не фиксирован. Однако появление мгновенных образов возможно уже потому, что эволюция не может идти с бесконечной скоростью, и поэтому, по крайней мере в каждый данный момент, образ определенен.)

Продукт являет себя находящимся в процессе бесконечной метаморфозы.

(С точки зрения рефлексии — как находящийся в постоянной готовности перейти из жидкого состояния в твердое, но никогда не достигающий искомого образа. Организации, которые не живут в более грубой стихии, живут во всяком случае в глубине воздушного океана — многие из них переходят в результате метаморфозы из одной среды в другую; и разве животное, почти все жизненные функции которого состоят в сокращении, не представляет собой подобный скачок?)

Метаморфоза не может совершаться беспорядочно. Она должна оставаться в рамках изначальной противоположности и тем самым быть замкнутой в определенных границах *.

(Эта упорядоченность выразится только во внутреннем родстве образов, а это родство в свою очередь немыслимо без некоего основного типа, который лежит в основе всех

* Поэтому там, где противоположность снимается или смещается, метаморфоза становится беспорядочной. И что такое болезнь, если не метаморфоза?

207

остальных и который все они с различными отклонениями выражают.)

Однако и в этом продукте мы не находим того, что искали,— продукта, который, будучи бесконечно продуктивен, остается одним и тем же. Что продукт остается одним и тем же, кажется невероятным, поскольку он немыслим без абсолютного торможения, без снятия продуктивности. Продукт должен быть заторможен, как была заторможена продуктивность, ибо он все еще продуктивен; он должен быть заторможен посредством раздвоения и вытекающего отсюда ограничения. Однако следовало бы объяснить также, как продуктивный продукт может быть заторможен на отдельных ступенях образования, не переставая быть продуктивным, или как посредством самого раздвоения обеспечивается продолжение продуктивности.

На этом пути мы провели читателя до задачи четвертого раздела «Наброска» и предоставляем теперь ему самому найти там решение этой задачи и выводы, к которым оно ведет. Попытаемся сначала наметить, каким должен представиться выведенный здесь продукт с точки зрения рефлексии.

Продукт есть синтез, в котором противоположные крайности соприкасаются: одна обозначается как абсолютно разлагаемое, другая — как абсолютно не разлагаемое. В атомистической физике пытаются объяснить, каким образом посредством силы сцепления, пластической силы и т. д. в предпосланную продуктом абсолютную прерывность вступает непрерывность. Напрасно, ибо непрерывность есть только сама продуктивность.

Множество образов, принимаемых в процессе метаморфозы этим продуктом, объяснялось различием ступеней развития, где каждой ступени развития соответствует особый образ. Сторонник атомистики полагает в природу известные основные образы, а так как в природе все стремится принять образ, и все формирующееся имеет свой особый образ, то приходится допустить наличие в природе основных образов, правда, лишь в качестве намеченных, а не в качестве actu находящихся в природе.

С точки зрения рефлексии, становление такого продукта должно представляться постоянным стремлением изначальных действий производить определенный образ и постоянно вновь уничтожать созданные образы.

Тогда продукт не был бы продуктом простой тенденции — он был бы лишь зримым выражением внутренней

208

пропорции, внутреннего равновесия изначальных действий, которые не сводят друг друга к абсолютной безобразности, но из-за всеобщего столкновения не позволяют произвести и определенный фиксированный образ.

До сих пор (пока мы оперировали только идеальными факторами) можно было допустить возможность противоположных направлений исследования; с этого же момента, когда перед нами встает задача проследить реальный продукт на всех стадиях его развития, остается лишь одно возможное направление.

m) 5 Вследствие неизбежного деления продуктивности на противоположные направления на каждой данной ступени развития продукт сам делится на отдельные продукты, которыми, однако, именно поэтому обозначены лишь различные ступени развития.

Что дело обстоит именно таким образом, можно показать и на самих продуктах, если сравнить их друг с другом применительно к их образованию и стремиться обнаружить непрерывность образования,— идея, которая никогда не может быть полностью реализована, поскольку непрерывность всегда есть только в продуктивности, а не в продуктах (для рефлексии).

Для того чтобы обнаружить непрерывность в продуктивности, необходимо показать более точно, чем это делалось до сих пор, последовательность ступеней перехода продуктивности в продукт. Тем, что продуктивность ограничивается (см. выше), дан сначала лишь подступ к продукту, лишь твердая точка для продуктивности вообще. Следует показать, как продуктивность постепенно материализуется и превращается во все более фиксированные продукты, что дало бы динамическую последовательность ступеней в природе, а это и есть, собственно, главная задача всей нашей системы.

(Заранее приведем для объяснения следующее. Сначала требуется раздвоение продуктивности; причина, которой вызывается это раздвоение, остается сначала вне рамок исследования. Раздвоением, быть может, обусловлено чередование сокращения и расширения. Это чередование не есть нечто в материи, оно есть сама материя и перва

ступень переходящей в продукт продуктивности. Продукт может возникнуть только посредством прекращения чередования, следовательно, посредством чего то третьего, которое само фиксирует это чередование, следовательно, материя, созерцаемая на самой низкой ступени (в первой потенции), была бы таким чередованием, созерцаемым

209