Часть 3.

Рассматривая эти произведения искусства, мы обнаруживаем, что в них все чудесно и фантастично, но вместе с тем в отличие от индийского искусства всегда имеет определенное значение. Следовательно, мы имеем здесь бедственность внешнего проявления и значение, мысль. Это сочетание предстает — в чудовищной борьбе внутреннего и внешнего; перед нами невероятное стремление внутреннего вырваться, и внешний облик показывает нам эту борьбу духа.

Образ еще не возвысился до свободного, прекрасного образа, еще не достиг ясности одухотворения; чувственное, природное еще не получило такого преобразования в духовное, при котором оно было бы лишь выражением духовного, а организация и черты этой организации – лишь знаками, лишь значением духовного. Египетскому принципу недостает этой прозрачности природного, внешнего покрова образа; перед ним стоит лишь задача уяснить себя самому себе, и духовное сознание стремится, прежде всего, вызволить себя в качестве внутреннего из сферы природного.

Сущность этой борьбы достигает своего наиболее полного выражения в образе Саисской богини, которая изображена закутанной в покрывало. В ней символизировано, а в надписи храма («Я—то, что было, есть и будет, мое покрывало не поднимал ни один смертный») ясно высказано, что природа есть нечто различенное в себе, другое отношению к ев непосредственно проявляющемуся облик гада; в ней заключено нечто внутреннее, скрытое24.

Однако гласит далее эта надпись, плод моего тела - Гелиос. Эта еще скрытая сущность называет, следователь, сыном, который будет рожден ею, ясность, Солнце, уяснение себя самой себе, духовное солнце. Эта ясность достигнута в религии греков и иудеев, у одних - в искусстве и в образе прекрасного человека, у других—в объективности мысли. Загадка решена; египетский сфинкс, согласно удивительному, полному глубокого смысла мифу, убит греком, и решение загадки таково: содержание—человек, свободный, знающий, себя дух25.

49

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

РЕЛИГИЯ ДУХОВНОЙ

ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

Естественную религию труднее всего постигнуть, потому что она удалена от нашего представления и является наиболее грубой, наиболее несовершенной. Природное начало содержит в себе так много образований, что всеобщее, абсолютное содержание распадается в форме природности и непосредственности.

А. Переход к сфере духовной индивидуальности

Наивысшее есть самое глубокое, где различенные моменты соединяются в идеальности субъективного единства, разъединенность непосредственности преодолевается;

приходя к субъективному единству. Поэтому необходимо, чтобы то, что имеет определение природности, обнаруживало множество формообразований, выступающих как равнодушные и внеположные друг другу, особенные, самостоятельные моменты.

Всеобщее определение есть свободная субъективность, удовлетворившая свое стремление, свое побуждение. Свободной будет такая субъективность, которая получила господство над конечным вообще, над природным и конечным определениями сознания, независимо от того, физическое это или духовное, так что теперь субъект, дух осознается как духовный субъект в своем отношении к природному и конечному, а последнее отчасти находите; на службе у духа, отчасти же составляет его одеяние, присутствует в нем конкретно и в качестве представляющей дух определено лишь как проявление и прославление духа так что дух в этой свободе, силе, примирении с самим со-

50

собой выступает наружу в природном, внешнем, конечном, выступает для себя, отличаясь от конечно-природного и его, от средоточия эмпирического, изменчивого состояния бытия внешнего.

Таково всеобщее основное определение этой ступени. Поскольку дух свободен, а конечное есть только его идеальном моменте, то дух положен конкретно в себе, и поскольку мы его и свободу духа рассматриваем как конкретные, то это разумный дух; содержание составляет разумное [начало] духа.

Содержание этой усмотренной нами определенности формально состоит в том, что природное, конечное является только свидетелем духа, служит лишь его проявилось перед нами религия, содержание которой составляет разумный дух.

Спешнее развитие, следовательно, заключается 1то свободная форма субъективности, сознание божественного в определении свободной субъективности выступает несмешанно для себя, насколько это возможной, ставшей свободной духовности. Но то обстояло, что эта последняя осознается сама по себе или что божественное определено для себя как субъективное такое очищение нашло свое выражение в том, что у нас уже было. Субъект является исключающим, он есть принцип бесконечной отрицательности, и так как, по своему содержанию он является всеобщим, то не поволяет существовать рядом с ним ничему бездуховному, природному, ничему такому, что только субстанционально, лишено само по себе формы. Субъективность бесконечная форма, и в качестве таковой она не допускает существования рядом с ней ни пустой, неопределенности

субстанциальности, ни несвободной формы, то вешней природности. Основное определение здесь бог знает себя как свободно себя в себе определенный вообще, правда, сейчас еще только формально, уже в себе свободно.

Возникновение свободной субъективности в религиях городов, где рождались эти религии, мы распознаем и образом по тому, составляют ли всеобщие законы, свободы, права и нравственности, основные определение и руководят ли они народной жизнью. Бог, понятый как субъект, таков, каким он сам себя определяет, то есть его самоопределения суть законы свободы, они - определения самоопределения, так что содержание при-

51

надлежит только форме свободного самоопределения, с чем, однако, необходимо связано то, что содержанием законов является свобода. В этом случае природность, непосредственность отступает и обнаруживаются всеобщие в себе цели, несмотря на то что внешне они могут быть совершенно незначительными или же по своему объему еще не быть всеобщими, подобно тому как поведение нравственного человека может быть ничтожным по объему своего содержания и тем не менее быть в себе нравственным. Естественный свет меркнет в лучах более яркого солнца духа. Тем самым мы выходим из сферы природной религий, мы вступаем в круг богов, которые в сущности являются основателями государств, брака, учредителями мирной жизни, создателями искусства, возникающего из их головы, богов, управляющих оракулами, государствами, создающих и охраняющих право и нравственность. Народы, чье самосознание доросло до понимания субъективности как идеальности природного, тем самым вообще переходили в круг идеальности, в царство души, становились на почву царства духов. Они разорвали узы чувственного созерцания, лишенного мысли суеверия, и постигли, создали мысль, интеллектуальную сферу, обретя во внутреннем мире твердую почву. Они основали святилище, которое теперь устойчиво и прочно для себя.

До сих пор развитие носило следующий характер. Мы начали с вожделения в религии колдовства, с господства вожделения над природой просто в соответствии с отдельным желанием, не определенным мыслью. Второй ступенью было теоретическое определение самостоятельности объективности, в которой все моменты стали свободными и обрели самостоятельность. На третьей ступени теоретическое, самоопределяющее вновь включило в себя эти разъединенные моменты, так что практическое стало плодом теоретического, благом, самоопределением, наконец, смешением субстанциальности и субъективности.

Если мы теперь спросим, как до сих пор определялась, идея бога, что такое бог, что мы о нем узнали, то ответ;

будет следующим.

В соответствии с абстрактной формой метафизического понятия мы начали с того, что бог есть единство бесконечного и конечного, и нас интересовало только увидеть, каким образом особенность и определенность,

52

то есть конечное, соединено с бесконечным. Что же мы об это узнали? Бог есть бесконечное вообще, тождественное с собой, субстанциальная сила; но говоря так, мы тем самым еще не положили в нем конечность, и она в начале есть совершенно непосредственное существование бесконечного, самосознание; что бог есть бесконечность, субстанциональная сила, проистекает из того, что только субстанциональная сила и есть истина конечных вещей и что их истина том лишь и состоит, чтобы возвращаться в субстанциональное единство. Бог, следовательно, прежде всего есть эта сила - определение, которое в качестве полностью абстрактного в высшей степени несовершенно. Второй момент состоит в том, что бог есть субстанциональная сила в себе, простое для-себя-бытие, отличное от многообразности конечного; эта в себя рефлектированная субстанциальность - существенный момент в постижении бога. Вместе с сущей в себе субстанциальностью, отличающей себя от конечного, налицо более высокая основа, но определение конечного тем самым еще не имеет истинного отношения к субстанциальной силе, благодаря которому эта последняя сама была бы бесконечным. Эта в себе сущая субстанциальность есть Брахма, а продолжающее существовать конечное - множество богов. Третий момент состоит в том, что конечное пологается тождественным с субстанциальностью, так что у них равный объем; чистая всеобщая форма выступает как сама субстанциальность; бог есть благо.

Духовная субъективность, к которой мы теперь пришли есть совершенно свободная сила самоопределения, что она есть не что иное, как понятие, не имеющее иного содержания, кроме понятия; в самом этом самоопределении не содержится ничего, кроме него самого. Тогда это самоопределение, это содержание является столь же всеобщим, бесконечным, как эта сила в качестве таковой. Эту всеобщую силу, которая теперь деятельна в качестве самоопределения, мы можем назвать мудростью. Поскольку мы имеем налицо духовную субъективность, то у нас есть самоопределение, цель, и цели эти являются столь же общими, как и сила, они - мудрые цели. Целеопределение непосредственно заключено в понятии свободной субъективности. Целесообразное действие есть внутреннее самоопределение, то есть определение через субъекта, через субъекта, ибо внутреннее есть не что иное, как сам субъект.

53

Это самоопределение сохраняет себя во внешнем наличном бытии, природное бытие больше не имеет значения в своей непосредственности, оно принадлежит силе прозрачно для нее, не имея значимости для себя. И поскольку сила проявляет себя, а она должна проявляй себя, субъективность должна реализовываться; таким образом, только свободное самоопределение сохраняется в реализации, во внешнем наличном бытии, в природности. Следовательно, в целесообразной деятельности не обнаруживается ничего, кроме того, что уже налицо Непосредственное, наличное бытие, напротив, есть нечто бессильное, есть только форма, только способ, каких в нем наличествует цель, и эта последняя есть внутреннее

Здесь мы, следовательно, находимся в сфере цели и целесообразная деятельность есть мудрая деятельность поскольку мудрость заключается в том, чтобы действовать в соответствии с общезначимыми целями, и здесь еще нет никакого другого содержания, ибо речь идет об определении свободной субъективности.

Всеобщее понятие здесь понятие субъективности силы, действующей в соответствии с целями, деятельно:

силы. Субъективность есть деятельность вообще, и цель должна быть мудрой, цель должна быть идентичной с определяющим — с неограниченной силой.

1) Здесь следует рассмотреть прежде всего отношение субъекта к природе, к природным вещам, точнее, к тому что мы раньше называли субстанциальностью, только в-себе-сущей-силой. Последняя остается чем-то внутренним, но субъективность есть для-себя-сущая-сила и отличается от сущей-в-себе-силы и ее реальности, природы эта в-себе-сущая-сила, природа, теперь низведена до чего-то бессильного, несамостоятельного по отношению к для-себя-сущей-силе, точнее, низведена до средства природные вещи лишены подлинного существования для себя; до сих пор они были непосредственной частью субстанции, теперь же, в субъективной силе, они отделены от субстанции, отличены от нее и положены лишь

как нечто негативное. Единство субъективной силы — в них, отличено от них, они суть только способы, существование которых заключается в том, что они — почва для проявления и подчинены тому, что в них проявляется, он! уже не обнаруживают непосредственно себя, в них выявляется нечто высшее, свободная субъективность.

2) Но каково же ближайшее определение мудрости?

54

Вначале она неопределенна в отношении своей цели, мы еще не знаем, в чем она состоит, каковы цели этой силы, и слышим неопределенные утверждения о мудрости бога. Бог мудр, но каковы его пути, его цели? Для того чтобы можно было сказать, каковы они, должны уже быть на лицо цели в их определенности, то есть они должны быть развиты, уже должно быть положено различие их моментов. Здесь же мы имеем только определение в соответствии с целями вообще.

3) Так как бог реален, то по отношению к нему не может оставаться эта неопределенность мудрости, цели должны быть определены. Бог предстал как являющийся, действующий в качестве субъекта, а это есть вступление в наличное бытие, в действительность. Прежде единство бесконечного и конечного было лишь непосредственным, могло быть любой конечной вещью - солнцем, горой, рекой и т. д., и реальность была непосредственной. Теперь же [оказалось] необходимым, чтобы бог был налицо есть чтобы его цель была определенной.

В отношении реальности цели следует отметить два мота. Во-первых, вопрос: какова та основа, на которой может существовать эта цель? В качестве внутренней цель является лишь субъективной, является только мыслью, представлением; но бог в качестве субъективной силы - это не только ведение, намерение и т. д., это непосредственное действие. Такой основой реализации, действительности цели является самосознание, или конечный дух. Цель есть определение вообще, мы имеем здесь только абстрактные, а не развитые определения. Почвой божественной цели является, следовательно, конечный дух. Далее, так как мы получили еще только определение мудрости вообще, у нас пока нет содержания, нет ближайшего определения того, что значит быть мудрым; цель, в себе, в понятии бога еще неопределенна, поэтому второй момент заключается в том, чтобы цель стала действительной, реализовалась.

В ней должно быть, следовательно, определение; но определение еще не развито, определение как таковое, развитие, еще не положено в божественной сущности, поэтому определение, конечно, внешне являет собой случайную, особенную цель. Она есть, но она не определена в божественном понятии, и, поскольку она не определена, случайна, она есть целиком ограниченная цель, то есть содержание внешне божественному понятию, представ-

55

ляет собой отличную от него цель, не цель в-себе и для-в-себя-божественную, то есть такую, которая была бы для себя развитой и выражала в своей особенности определенность божественного понятия.

Рассмотрение естественной религии показало нам, что, добро в пей столь же всеобще, как и сила, но оно имеет вообще значение субстанциального непосредственного тождества с божественной сущностью, и поэтому все вещи благи и полны света. Здесь при определении субъективности, для-себя-сущей-силы, цель отлична от понятия, и определенность дели именно потому носит случайный характер, что различие еще не возвращено в божественное понятие, еще не положено равным последнему. Здесь, следовательно, мы имеем лишь такие цели, которые еще конечны по своему содержанию и еще не соответствуют божественному понятию; таким образом, конечное самосознание вначале является почвой их реализации. Таково основное » определение точки зрения, на которой мы сейчас стоим.

В. Метафизическое понятие этой сферы

Мы еще абстрагируемся от представления, а также от необходимости реализации понятия; эта необходимость не столько свойственна представлению, сколько, напротив, ее требует само понятие. У пас здесь есть метафизическое понятие, связанное с формой доказательства бытия бога. Определение метафизического понятия отлично от предыдущего, ибо там мы отправлялись от единства бесконечного и конечного; бесконечное было абсолютной отрицательностью, силой в себе; идея и сущность первой сферы ограничивалась этим определением бесконечности. Правда, для нас понятие в той сфере было единством конечного и бесконечного, но для самой этой ступени сущность была определена только как бесконечное; последнее было основой, а конечное только присоединялось к этому бесконечному; именно поэтому сторона определения была природной, потому-то и религия называлась естественной, поскольку форма для наличного бытия нуждалась в природном существовании. Правда, естественная религия уже обнаружила несоответствие непосредственно внешнего внутреннему. В безмерном она вышла за пределы непосредственного тождества природного и абсолютного непосредственного бытия и сущности. Тогда раздутый до безмерного образ искажен, природное бытие

56

исчезает и всеобщее начинает становиться для себя. Но бесконечность еще не есть имманентное определение и для своего изображения нуждается во внешних, не соответствующих ей природных образах. Насколько природное в безмерном положено отрицательно, настолько же оно положительно в своем конечном бытии по отношению пленному. Иными словами, безмерное бессильно в такой же степени, в какой все в нем сдвинуто со своих мест и рассеяно, это - противоречие силы и бессилия. Теперь, напротив, сама сущность определена как единство бесконечного и конечного, как истинная сила, как в-себе-конкретная-бссконечность, то есть как единство конечного и бесконечного. А это как раз и есть то, что нам дано в определении мудрости; она есть сила, определяющая себя в себе, и это определение есть конечная сторона; таким образом познается божественное, которое есть в себе конкретная, в себе бесконечная форма; эта форма есть конечная в себе, но здесь она положена в бесконечное. В конкретной идеальности сущности снимается вышеуказанное противоречие безмерного, так как сущность есть свечение себя для себя, а не абстрактное для-себя-бытие. Будучи положенной в качестве силы, она есть различающая себя абсолютная отрицательность, но положенная таким образом, что различия сняты, суть лишь видимость. Могущественно то, что имеет душу, идею другого, тогда как этот другой только есть в своей непосредственности; тот, кто мыслит то, что другие лишь суть, тот и имеет над ними власть. Сущность (не сущность вообще, или высшая сущность), то есть всеобщее как абсолютная сила, ибо все другие определения в нем сняты, удовлетворенное в себе, и есть тотальность, оно не нуждается для своего бытия в природных предметах, но имеет свою определенность в себе самом и есть тотальность своей видимости.

Поскольку, таким образом, определение чистой мысли принадлежит определению самой сущности, отсюда следует, что в дальнейшем определяется уже не природная сторона, а сама сущность. Если мы, следовательно, обнаруживаем здесь три ступени, то они представляют собой развитее в самом метафизическом понятии, они суть моменты сущности, различные образы понятия для религиозного самосознания. Раньше развитие происходило только во внешнем образе, теперь—это развитие в самом понятии. Теперь божественная сущность есть сущность для самой себя, и различия суть собственная рефлекси

57

этой сущности в себя. Мы, таким образом, получаем три;

понятия. Первое — единство, второе — необходимость, третье — целесообразность, но целесообразность конечная,

внешняя.

а) Единство, абсолютная сила, отрицательность, положена рефлектированной в себя как абсолютно для себя сущая, абсолютная субъективность, так что здесь, в этой сущности, чувственное непосредственно погашено. Она, есть сила, сущая для себя, она не переносит ничего чувственного, ибо последнее есть конечное, еще не принятое вовнутрь, еще не снятое в бесконечном. Здесь оно, однако, снимается. Тогда эта для себя сущая субъективность есть

единый.

в) Необходимость. Единый есть эта абсолютная сила, все положено в нем лишь как отрицательное — таково понятие Единого. Однако тем самым развитие не положено. Единый есть только форма простоты; необходимость есть процесс самого единства, она есть единство как движение в себе — это уже не единый, а единство. Движение, которое составляет понятие, есть единство, абсолютная необходимость.

с) Целесообразность. В абсолютной необходимости положено движение, которое есть единый в себе процесс, и это — процесс случайных вещей, ибо то, что положено, что подлежит отрицанию,— случайные вещи. Но в необходимости положен только переход, появление и исчезновение, суета вещей, теперь должно быть положено их существование; чтобы они являлись отличными от этого их единства, от этого их процесса необходимости, они должны хоть на мгновение выступать как сущие и в то же время как принадлежащие силе, из подчинения которой они не выходят. Тем самым они являются в качестве средства вообще, а единство выступает здесь как-то, чтоб сохраняется тождественным в этом процессе, что производит себя с помощью этих средств. Это единство самой необходимости, но необходимости, положенной как нечто в отличное от движущегося, в котором она себя сохраняет, так что она имеет сущее только в качестве отрицательного. Таким образом, единство есть цель вообще.

Эти три пункта соответственно выступают следующим образом. Поскольку сущность есть абсолютная отрицательность, то они выступает как чистое тождество с собой, как единое; она, следовательно, есть отрицательность единства, которая, однако, отнесена к единству

58

благодаря этому взаимопроникновению обоих [моментов] , обнаруживается как необходимость; в-третьих, единое совпадает с самим собой, освобождаясь от соотнесенного споим различением, однако это единство имеет конечное содержание, поскольку форма здесь совпадает с самим собой, и тем самым единство, развиваясь в различия формы как тотальность, дает понятие целесообразности, но целесообразности конечной.

Мы сказали, что эти три метафизических понятия соответствуют трем религиям; однако не надо представлять это себе таким образом, что каждое из этих понятий относится только к одной религии; напротив, каждое из определений принадлежит всем трем религиям. Там где Единый есть сущность, там есть и необходимость, но лишь в себе, а не в его определении, и равным образом Единый определяется сообразно целям, ибо он мудр. Необходимость - это тоже Единый, и целесообразность здесь тоже налицо, но она находится вне необходимости. Если целесообразность является основным определением, то тем самым налицо также и сила для осуществления целей, и сама цель есть рок. Различие (между религиями - Пер.) состоит лишь в том, какое из этих определений объекта имеет значение сущности: будет ли это Единый, или необходимость, или же сила с ее целями. Различие в том, какой из этих моментов выступает в качестве основного определения сущности для каждой из [этих трех] религий.

Следует ближе рассмотреть форму, в которой эти определения религии превратились в доказательства бытия бога.

а. Понятие Единого

Здесь речь идет не о положении: бог есть лишь Один [Единый]; в таком случае «Единый» только предикат бога; бог оказывается субъектом и имеет предикат, помимо которого у него могут быть еще и другие предикаты, но доказать, что бог может быть только Один [Единый]. Бытие переходит к сущности, последняя же в качестве рефлектированной в себя есть то, что часто называли Ens, индивидуум. Когда мы говорим, что бог есть Единый, то это имеет другой смысл по сравнению с тем, какой имелся в виду, когда мы говорили раньше: Абсолют, бытие есть Единое [Одно]. Парменид сказал: «Только бытие есть», или только Единое есть. Это

59

Единое, однако, есть лишь абстрактное, а не в себя рефлектированное бесконечное, и, таким образом, оно есть, скорее, безмерное и бессильное, ибо оно есть бесконечное. только по сравнению с бесконечно многообразным наличным бытием и необходимо существует в этом отношении. Только сила, понятая как Единый, есть в действительности всеобщее, положенное как сила. Единое есть) одна сторона, и ей противостоит многообразие мира. Напротив, Единый есть отдельность (Einzelnheit), всеобщее, рефлектированное в себя, другая сторона которого объем-лет все бытие в себе, так что оно [все бытие в себе] возвращено в его единство.

Рефлексия теперь постигает определение единства бога и пытается его доказать. Однако это еще не дает формы доказательства бытия бога. Единое отличается от субстрата, и задача состоит в том, чтобы показать определение бытия Единым. Это — задача рефлексии, потому что оно вообще есть рефлексия в себя. Определение, согласно которому бог есть лишь Единый, направлено прежде всего против Многого вообще и, таким образом, также против другой формы, которую мы рассмотрим в качестве второй формы па этой ступени, Этому здесь, следовательно, предшествует опровержение позднейшего определения. Вторая форма, правда, в себе, в определении понятия конкретнее; но в качестве необходимости в себе и для себя определенное бытие есть лишь долженствование, и, так как оно есть лишь долженствование, но оно есть множество, у него еще нет абсолютной рефлексии в себя и ему недостает определения — быть единым. Конечно, определение Единого еще тоже односторонне, так как оно есть только абстрактная форма для себя, а не форма, развитая в качестве содержания.

Развитие необходимости этого определения Единого восхождение к этому Единому субъекту как Единому производится таким образом, что бытие Единым (Einssein) понимается как предикат, бог предполагается в качество субъекта, и затем обнаруживается, что определение множества противоречит допущению этого субъекта. Отношение многого можно рассматривать теперь таким образом, что многие отнесены друг к другу; тогда они соприкасаются друг с другом и вступают между собой в конфликт. Но этот конфликт есть непосредственное проявление самого противоречия, ибо различные боги должны сохраняться в соответствии с их качественностью, и

60

в этом проявляется их конечность. Поскольку бог предполагается в качестве всеобщего, в качестве сущности, то эта конечность, заключенная во множестве, таковой предпосылки не соответствует.

Имея дело с конечными вещами, мы, правда, представляем, что субстанции могут вступать в конфликт, не теряя своей самостоятельности. В этом случае кажется, что конфликт лежит лишь на их поверхности, а сами они пребывают за его пределами. Поэтому имеет место различение между внутренним, с одной стороны, и отношениями субъекта, субстанции к другому; субстанция рассматривается как пассивная, без ущерба для ее прежней активности. Это различение, однако, не обосновано. Тем, чем является множество по своему содержанию и по своей силе, оно является лишь в противоположности, его рефлектированность в себя есть нечто содержательно пустое; поэтому хотя по форме оно и самостоятельно, но по содержанию конечно, и последнее подчиняется той же диолектике, каковой подчиняется конечное бытие. Поэтому перед лицом абсолютной силы, всеобщей отрицательности всего сущего множество таких формально конечных [субстанций] непосредственно исчезает. Наличие всеобщего также предполагает, что форма и содержание могут быть оторванными друг от друга, что одному присуще качество, которого у другого нет. Следовательно, благодаря своим качествам боги непосредственно снимают друг друга.

Но в таком случае множество берется в смысле простого различия, при котором различные моменты не соприкасаются друг с другом. Так, говорят о множестве миров, которые не вступают в конфликт и в противоречие друг с другом. Представление упорно держится за идею, считая, что такое допущение нельзя опровергнуть потому что в нем не заключено противоречия. Но вообще это одна из обычных дурных форм рефлексии: нечто, [дескать] можно себе представить. Представить, себе, конечно, можно все, и на этом основании можно, счесть все представленное возможным, но это еще ни о чем не говорит. Если теперь спрашивают, в чем состоит различие, и отвечают, что одно столь же могущественно, как и другое, что ни одно не должно иметь тех качеств, которых нет у другого, то такое различие есть пустая фраза. Различие должно с необходимостью сразу же развиться в различие определенное, так что с точки зрени

61

нашей рефлексии одному недостает того, что есть у другого, но только с точки зрения нашей рефлексии. Сточки зрения нашей рефлексии камень не столь совершенен как растение, но сам камень не ощущает ни в чем недостатка, он не чувствует своего недостатка и о нем не знает. Таким образом, вышеуказанное различие есть лишь представление нашей рефлексии. Так рассуждает рефлексия, и ее рассуждение правильно и в то же время несоответственно. Всеобщее, сущность предпосылается как власть и ставится вопрос:

свойствен ли ей предикат Единого? Однако определение Единого уже дано вместе с предпосылкой, так как абсолютная власть уже непосредственно заключена в определении единственности, или Единого. Доказательство, следовательно, совершенно правильно, но излишне, и npi этом упускается из виду, что сама абсолютная власть уже есть в определении Единого. Доказывать предикаты бога вообще не дело понятия, таким путем бог философски не познается.

Истинный смысл этого понятия в действительное заключается не в том, что бог есть Единый, а в том, что Единый есть бог, так что Единый исчерпывает эту сущность, а не есть некоторый предикат. Таким образом это не одно определение наряду с другими, но такое определение, которое соответствует сущности в смысле абсолютной мощи субъективности, рефлектированной в себя Бог есть, таким образом, само это движение субъекта от самого себя к самому себе, самоопределение себя как Единого таким образом, что субъект и предикат суть одно и то же, а именно движение друг в друга, так что между ними больше ничего не остается. Это понятие не подходит для того, чтобы представить его как опосредствование, в котором понятие выступало бы как доказательство бытия бога, не подходит потому, что то, из чего мы исходим, чтобы получить определение Единого, есть бесконечное, абсолютная отрицательность, а Единый есть лишь определение, добавляемое для того, чтобы показать, что бесконечное есть рефлектированная в себе субъективность. Движение происходит, так сказать, лишь внутри в-свбе-бытия в бесконечном, и, следовательно форма, как мы ее здесь должны рассматривать, не есть опосредствование. Мы, правда, можем сказать, что есть движение от бесконечного к определенной в себе субъективности, но началом является бесконечное, а это беско-

62

нечное качестве абсолютной отрицательности есть рефлектированный в себя субъект, в котором всякое множество снято. Если бы мы хотели ближе рассмотреть опосредствование, то исходили бы из некоторой мысли, и это было бы - в качестве мысли — понятие в себе и для себя, отталкиваясь от которого мы переходили бы к другому, к бытию. Но мы здесь еще не можем начинать с понятия, к эта форма начала дает другое доказательство бога, присущее христианской религии, а не той, которую мы сейчас рассматриваем, где Единый еще не положен в качестве понятия, еще не выступает как понятие для нас, где еще не наличествует истинное, в себе конкретно положенное, как в христианской религии.

Польку абсолютное определено, таким образом, как Единый и как сила, то самосознание есть лишь его видимость, правда, это такая видимость, в которой являет себя абсолютное и к которой оно имеет положительное отношение, ибо рефлексия силы в себя есть непосредственно отталкивание, есть самосознание. Следовательно здесь вступает в силу личность, самосознание, но еще только в абстрактном определении, так что самосознание в своем конкретном содержании знает себя только как видимость. Оно не свободно, в нем нет широты, пространства; сердце и дух сужены, все его чувства сводятся к одному - к тому, чтобы чувствовать господина; в этих тесных рамках - все его бытие и его счастье. Хотя тем самым различие и появилось, но оно связанное, а не действительно освобожденное, свободное; самосознание концентрируется только в этом едином пункте и хотя знает себя в качестве существенного (оно не умерщвляется, как в Брахмане), но одновременно есть несущественное в сущности.

b. Необходимость

Необходимость есть то, что само положено как опосредствование, поэтому здесь имеет место опосредствование самосознания. Необходимость есть движение, процесс в себе, состоящий в том, что случайное вещей, мира, определенное как случайное и последнее, себя в себе самом снимает, возводя в необходимое. Когда в какой-нибудь религии абсолютная сущность созерцается, осознается и почитается как необходимость, этот процесс тем самым уже налицо. Могло бы показаться, что этот переход мы

63

.видели при движении конечного к бесконечному: бесконечное было истиной конечного, конечное снимало ce6i в себе самом, переходя в бесконечное, подобно тому как теперь случайное возвращается в необходимость. Идет лишь речь об определении перехода конечного в бесконечно или случайного в необходимое, различие между ним по отношению к самому переходу, по-видимому, несущественно. В самом деле, оба имеют одно и то же основное определение, следовательно, это, с одной стороны, правильно, но, с другой стороны, различие здесь конкретна чем различие, имевшее место на более ранней ступени процесса. И если мы начинаем с конечного, то вещь буде конечной, но первое начало состоит в том, что она, имеет значение сущей, и есть сущая, то есть что мы берем прежде всего в утвердительной, положительной форме. Хотя ее конец живет в ней, но она в то же время ей имеет непосредственное бытие. Случайное уже конкретно случайное может быть или же не быть, случайное есть действительное, которое в такой же мере есть и возможное, а бытие возможности равноценно небытие в случайном, таким образом, положено отрицание сама себя, оно, таким образом, есть переход от бытия к ничто оно, подобно конечному, отрицательно в себе, но так как оно еще и небытие, то оно есть переход от небытия к бытию. Следовательно, определение случайности много богаче, конкретнее, чем определение конечного. Истиной случайности является необходимость, последняя есть не личное бытие, опосредствованное с самим собой через не бытие. Действительность - это такое наличное бытие при котором процесс замкнут внутри самого себя, который через самого себя совпадает с самим собой.

В необходимости следует, однако, различать:

1) Внешняя необходимость есть, собственно, случайная необходимость. Если какое-либо действие завис от причин, то оно необходимо; если налицо стечение тех или иных обстоятельств, то должно произойти то или иное действие. Однако обстоятельства, вызывающие действие, непосредственны, и так как с этой точки зрения непосредственное бытие равноценно лишь возможности то эти обстоятельства могут быть или не быть, следовательно, необходимость относительна; она, таким образом отнесена к обстоятельствам, которые составляют исходив начало, но в то же время столь непосредственны и случайны. Это внешняя необходимость, не имеющая больше

64

ценности, чем случайность. Можно доказывать наличие внешней необходимости, доказывать необходимость того или иного действия, но обстоятельства всегда случайны, не могут быть или не быть. Кирпич падает с крыши и убивает человека - это падение может быть или не быть оно случайно. В этой внешней необходимости необходим только результат — обстоятельства случайны. Поэтому обусловливающие причины и результаты отличны друг от друга. Одно определено как случайное, другое - как необходимое, такое различие абстрактно, но это так - же и конкретное различие: возникает нечто другое, чем то, что было положено. Так как формы различны, то и содержание обеих сторон различно: кирпич падает случайно. Убитый человек - это конкретный субъект; его смерть и падение кирпича совершенно гетерогенны, имеют совершенно различное содержание—в качестве результата возникает нечто совершенно иное, чем то, что положено. Так когда рассматривают жизнь согласно условиям внешней необходимости, как результат земли, тепла, света, воздуха, влаги и т. д., как продукт этих обстоятельств, то это делают сообразно отношению внешней необходимости. Последнюю действительно следует отличать от истиной, внутренней необходимости.

2) Внутренняя необходимость имеет место там, где все, что предполагается и различается как причина, повод, случай, с одной стороны, и результат—с другой, принадлежит одному и тому же; необходимость составляет одно единство. То, что совершается согласно внутренней необходимости, таково, что результатом предпосылок является не нечто другое, а, напротив, то, что предпослано, так – же возникает в результате, совпадает с самим собой, само себя находит, или, другими словами, оба момента—непосредственное наличное бытие и положенностъ - положены как один момент. Во внешней необходимости случайность существенна, или является непосредственным, наличным бытием; то, что есть, есть не как положенное, условия не принадлежат единству, но существуют непосредственно, и результат есть только положенное, не бытие не есть положенное, причина – изначальное. В истинной необходимости они составляют Единство; обстоятельства существуют, но не только существуют, [они] также и положены единством, являются на самом деле случайными, но случайными в себе самих, они снимают

65

себя; отрицание их бытия есть единство необходимости, так что их бытие подвергается отрицанию в себе.

В этом случае результат есть не только результат, то есть лишь положенное, но именно ему, как таковому, присуще бытие. Необходимость есть, следовательно, полегание условий, они сами положены единством; результат тоже есть нечто положенное, а именно он положен рефлексией, процессом, рефлексией единства в самое себя но это единство как раз и есть бытие результата. Т акта образом, в необходимости то, что происходит, совпадав только с самим собой. Единство выбрасывает себя наружу, рассеивает себя в обстоятельствах, которые кажутся случайными, единство само выбрасывает свои условия как стоящие вне подозрений, как равнодушные камни, которые выступают непосредственно, не возбуждая подозрений. Вторым моментом является то, что они положены, принадлежат не себе, а некоторому другому, их результату. Таким образом, они расколоты в самих себе, и проявление их положенного бытия есть их самоснятие, возникновение другого результата, который, однако, кажется другим лишь перед лицом их рассеянного существования. Но содержание одно: результат есть то, чем они являются в себе, изменяется только способ проявления. Результат — это собрание того, что содержат обстоятельства, и проявление этого в качестве образа. Жизнь есть то, что выбрасывает себе свои условия, средства раздражения, побуждения, но они не выглядят как жизнь: внутреннее, в-себе выступает только в результате. Необходимость есть, следовательно, такой процесс, в котором результат и предпосылка различны лишь по форме.

Если мы теперь рассмотрим форму, в каковой необходимость получила образ доказательства бытия бога то увидим, что содержание есть истинное понятие: необходимость — это истина случайного мира. Ближайшие моменты развития относятся к сфере логики. Понятие бога есть абсолютная необходимость — это необходимая существенная точка зрения, еще не высшая, не истинная но такая, из которой возникает высшая и которая является условием высшего понятия, его предпосылкой. Итак абсолютное есть необходимость. Понятие абсолютной не обходимости еще не соответствует идее, которую мы должны иметь о боге, но может служить предпосылкой в качестве представления. Более высокое понятие должно постигнуть само себя. Но этого не хватает при таком

66

доказательстве бытия бога. Что касается формы абсолютной необходимости, то известное космологическое доказательство состоит в следующем: случайные вещи предполагают абсолютно необходимую причину; существуют случайные вещи—я и мир, следовательно, существует vii.'iiotho необходимая причина.

Легко обнаружить недостаток в этом доказательстве. Большая посылка гласит: случайные вещи предполагают абсолютно необходимую причину; эта посылка в ее общей форме, несомненно, правильна и выражает связь случайного и необходимого, и, чтобы избежать иных придирок, не нужно говорить, что они [конечные вещи] предполагают абсолютно необходимую причину, ибо это есть отношение конечных вещей; можно сказать, что они предполагают абсолютно необходимое так, чтобы последнее представлялось как субъект. Тогда по отношению к внешней необходимости посылка будет содержать противоречие. Случайные вещи имеют причины, являются необходимыми; то, благодаря чему они необходимы, само быть может лишь случайным, и, таким образом, причины вновь отсылают нас к конечным вещам в бесконечной прогрессии. Посылка обрывает эту прогрессию и имеет на это полное право. То, что лишь случайно необходимо, вообще шляется необходимым, реальная необходимость этому положению противоположна. Связь в общем тоже правильна, случайные вещи предполагают абсолютную необходимость, но тип связи несовершенен, соединение лишь предполагается, [оно] только требуется. Это связь непосредственной рефлексии; случайные вещи ставятся, таким образом на одну сторону, а необходимость — на другую чтобы можно было переходить от одного к другому, со стороны твердо противопоставлены друг другу. Благодаря прочности этого бытия случайные вещи становятся условиями бытия необходимости. Еще отчетливее это выражается в меньшей посылке: существуют случайные вещи, следовательно, есть абсолютно необходимая причина. Поскольку связь осуществляется таким образом, что некоторое сущее обусловливает другое, то получается так, как если бы случайные вещи обусловливали абсолютную необходимость; одно обусловливает другое, и, таким образом, некоторые вещи выступают как предпосылка, условие необходимости. Благодаря этому абсолютная необходимость полагается зависимой, так что случайные вещи остаются вне ее.

67

Истинной связью является та, при которой случайные вещи суть, но их бытие равноценно лишь возможности они существуют и исчезают, их предпосылкой является процесс единства, их первым моментом является положенностъ вместе с видимостью непосредственного наличное бытия, а вторым — то, что они подвергаются отрицанию что они, следовательно, в сущности, постигаются как явление. В процессе они суть существенные моменты, и, таким образом, можно сказать, что они составляют существенное условие абсолютной необходимости. Хотя в конечном мире и начинают с этого непосредственного, но в истинном [мире] внешняя необходимость есть лишь это явление и непосредственное есть лишь положенное. В этом и заключается недостаток такого рода опосредствований, которые считаются доказательствами бытия бога. Но содержание истинно, абсолютное должно быть познано как абсолютная необходимость.

3) Наконец, абсолютная необходимость налицо и в себе самой содержит свободу, ибо она как раз и есть связь с самой собой: она есть для себя, не зависит от другого ее действие свободно, есть лишь совпадение с самой собой, ее процесс есть лишь процесс обнаружения себя самой, а это и есть свобода. В себе необходимость свободна, различие составляет только видимость. Мы это видим на примере наказания. Наказание приходит к человеку как зло, как насилие, как чуждая сила, в которой он не обнаруживает самого себя, как внешняя необходимость как нечто внешнее, которое подступает к нему и совершает нечто другое, не то, что он сделал; наказание еле дует за его поступок, но это наказание есть нечто другое, а не то, чего он хотел. Но если человек познает наказание как справедливое, то оно — следствие и закон его собственной воли, которые заключены в самом его поступке; именно разумность его поступка является ему в виде чего-то другого, он не терпит никакого насилия, а пожинает по следствия своего собственного деяния, чувствует себя в нем свободным, и к нему возвращается его собственное - право, разумное начало его деяния. Однако необходимость содержит свободу лишь в себе; это обстоятельство существенно; она есть лишь формальная свобода субъективная свобода; это оттого, что необходимость eint не имеет в себе содержания.

Поскольку, необходимость есть простое совпадение с самой собой, она есть свобода. Мы требуем для нее дви-

68

жения, обстоятельств и т. д. Это—сторона опосредствования, но поскольку мы говорим, что это необходимо, то это единство; что есть необходимо, то есть - это простое выражение, результат, в который вылился процесс. Это простое отношение к самому себе, нахождение самого себя; необходимость есть самое свободное: она ничем не определена, ничем не ограничена, все опосредствования в ней вновь сняты. Необходимость есть опосредствование, снимающее само себя, она есть в себе свобода. Склонность подчиняться необходимости, в каком виде она существовала у греков, а теперь еще существует у магометан28, содержит в себе, правда, свободу, но лишь в-себе-сущую, формальную свободу; перед лицом необходимости не имеет значения никакое содержание, никакое намерение, никакая определенность, и еще и в этом состоит ее недостаток.

Необходимость, согласно ее более высокому понятию, реальная необходимость, есть именно свобода как таковая, понятие как таковое, или, определяя точнее, цель. Необходимость бессодержательна, то есть различие, содержащееся в ней, не положено; она представляет собой процесс, который мы видели, а именно простое становление, которое только должно содержать различие, и, хотя различие в нем и содержится, оно еще не положено. Она есть совпадение с самой собой, правда, лишь путем опосредствования, и тем самым различие вообще положено; вначале она есть еще абстрактное самоопределение; определенность, особенность должна только быть вообще; для того

чтобы определенность была действительной, нужно особенность, и различие полагать совпавшими с собой и устоявшими против перехода в процессе, сохранившимися в необходимости. Должна быть положена определенность, а последняя есть то, что совпадает с самой собой, - это сохраняющее себя содержание. Совпадение, определенное, таким образом, как сохраняющее себя содержание, есть цель.

В этом процессе совпадения следует отметить две формы определенности. Определенность есть содержание, сохраняющееся неизменным на протяжении всего процесса, остающееся при переходе равным себе. Что касается определенности формы, то последняя выступает здесь в виде субъекта и объекта. Вначале содержание есть субъективность, и процесс состоит в том, что оно реализуется в форме объективности; эта реализованная цель есть цель, содержание остается таким, каким оно было, - субъективным, но одновременно также и объективным.

69

с. Целесообразность

Тем самым мы пришли к целесообразности: в цели начинается бытие понятия вообще, свободное существует теперь как свободное, оно есть у-себя-сущее, сохраняющееся, ближе - субъект. Субъект определяется в себе; это определение, с одной стороны, есть содержание, и субъект в нем свободен, находится у самого себя, свободен от содержания, это его содержание и имеет силу лишь постольку, поскольку он позволяет ему иметь силу. Это есть понятие вообще.

Однако субъект, реализует и понятие. Вначале особенность выступает как простая, удерживающаяся внутри понятия, в форме у-себя-бытия, бытия, возвратившегося в себя. Хотя эта субъективность и является тотальностью, но лишь односторонней, лишь субъективной, лишь одним моментом целой формы. Таковым является определение, что содержание положено только в форме равенства, совпадения с самим собой. Эта форма совпадения с самим собой есть простая форма тождества с собой, и субъект есть тотальность бытия-у-самого-себя. Однако этой тотальности противостоит определение субъекта, состоящее в том, чтобы иметь цель, и поэтому субъект хочет снять эту форму и реализовать цель, но реализованная цель остается принадлежащей субъекту, он в ней имеет самого себя, он объективировался в ней, освободился от простоты, но в то же время сохранил себя в многообразии. Таково понятие целесообразности.

Теперь мир можно рассматривать как целесообразный До сих пор у вас было то определение, что вещи случайны; более же высоким определением является телеологическое рассмотрение мира, идея его целесообразности. Можно согласиться с первым определением, но все же задуматься над тем, следует ли рассматривать вещи как целесообразные, одни [вещи] как цели, по отношению к которым другие будут выступать как средства, и можно ли утверждать, что то, что выступает в качестве цели, мёханически возникает только в силу внешних обстоятельств. Именно здесь начинается твердое определение, цель сохраняется в процессе, она имеет начало и конец, есть нечто прочное, взятое из процесса, имеет свое основание в субъекте. Противоположность, следовательно, состоит в том оставаться ли на точке зрения определения вещей через другие вещи, то есть на точке зрения их случайности, оставаться ли на точке зрения внешней необходимости или же

70

встать на точку зрения цели. Мы уже заметили ранее, что внешняя необходимость противостоит цели, она есть бытие, положенное другим; порождающим началом является конкуренция обстоятельств, из которых возникает нечто другое; напротив, цель есть нечто пребывающее, отчуждающее, деятельное, реализующее себя. Понятие внешней необходимости, и понятие целесообразности противостоят друг другу.

Мы видели, что внешняя необходимость возвращается абсолютную необходимость, которая есть ее истина, абсолютная необходимость в себе есть свобода, а то, что есть в себе, должно быть положено. Это определение выступает как субъективность и объективность, и, таким образом, мы имеем цель. Итак, нужно сказать, что поскольку вещи для нас даны в сознании непосредственном, то в рефлектированном сознании они должны быть определены как целесообразные, как имеющие в себе цель. Телеологическое рассмотрение является существенным.

Но это рассмотрение в то же время содержит в себе различие, а именно различие внешней и внутренней целесообразности, а внутренняя [целесообразность] по своему содержанию сама опять-таки может быть конечной целесообразностью, и, таким образом, она вновь включается отношение внешней целесообразности.

1) Внешняя целесообразность. Существует цель, каким-либо образом положенная, и она должна быть реализована; поскольку субъект со своими целями является чем то конечным, неким непосредственно наличным бытием, он имеет другое определение реализации, вне его. Оно, с одной стороны, непосредственно, ибо субъект со своими целями непосредствен, и [эта] сторона реализации имеет внешний характер, то есть реализация положена как материал, как то, что преднаходится извне и служит для реализации цели. Это, правда, только средство по отношению к цели, последняя же есть нечто самосохраняющесся, прочное; другое - бытие, сторона реальности, материал по отношению к прочной цели - есть нечто несамостоятельное, не-для-себя-сущее, есть только средство, не имеющие в себе души; цель находится вне его и входит в него только посредством деятельности субъекта, реализующего себя в материале. Внешняя целесообразность имеет, таким образом, несамостоятельную объективность вне его, по отношению к которой субъект со своими целями есть нечто прочное. Материал не может оказать сопротивления, он

71

является лишь средством для цели, реализующейся в нем;

реализованная цель точно так же сама есть лишь внешняя форма в материальном, ибо последнее есть непосредственно преднайденное, стало быть, несамостоятельное, но также и самостоятельное; следовательно, оба момента, цель и средство, будучи соединенными, остаются друг другу внешними. Дерево и камень суть средства, реализованная цель — это тоже дерево и камень, получившие известную форму, но материал еще остается внешним цели.

2) Внутренней является такая целесообразность, которая имеет свои средства в себе самой. Так, жизнь есть самоцель, она делает самое себя целью, и то, что является целью, есть здесь также и средство. Жизнь — это простое внутреннее, реализующее себя в своих членах, расчлененный организм. Поскольку субъект производит себя в себе, у него есть цель: в себе самом иметь свое средство. Всякий член есть, сохраняет себя и является средством [для] создания и сохранения других, он уничтожается и уничтожает сам; эта форма, а не материальные частички, остается и поддерживается в процессе жизни. Таким образом, живое есть цель в самом себе.

Но самоцель в то же время вступает в отношение внешней целесообразности. Органическая жизнь относится к неорганической природе, находит в ней свои средства, благодаря которым поддерживает себя, и эти средства существуют самостоятельно по отношению к ней. Таким образом, внутренняя целесообразность имеет отношение к внешней. Жизнь может ассимилировать средства, но последние преднайдены, они не положены ею самой. Жизнь может создавать свои собственные органы, а не средства.

Здесь мы находимся в сфере конечной целесообразности, к абсолютной целесообразности мы перейдем позже.

Телеологическое рассмотрение мира заключает в себе различные формы цели. Это прочные цели и средства, и даже самоцель является лишь конечной зависимой, нуждается в средстве. Поэтому такая целесообразность является конечной; конечность выступает в таком внешнем отношении, прежде всего как средство, материал; цель не может существовать без этих средств, а они опять-таки

бессильны по отношению к цели.

3) Ближайшей истиной этого отношения цели и средств является всеобщая сила, благодаря которой средства сами по себе существуют ради цели. С точки зрения целесообразности вещи, являющиеся целями, имеют силу pea-

72

лизовоться, но не в силах положить средства; цель и материал выступают как равнодушные друг другу, как непосредственно сущие, средства - как преднайденные для цели. Их в-себе-бытие есть с необходимостью сила, которая полагает цель, самоцель в одно единство со средствами, и, чтобы была снята до сих пор имевшая место конечность отношения, нужно, чтобы целое процесса выступило во внутренней целесообразности. Жизнь имеет цели в ней самой, средства и материал для своего существования, она существует как сила, господствующая над средствами и своим материалом. Это прежде всего наличествует в живом индивидууме. В своих органах он имеет средство, и материалом тоже является он сам. Эти средства проникнуты целью, они не самостоятельны, не существуют для себя, не могут существовать без души, без живого единства тела, которому они принадлежат. Последнее должно быть положено как всеобщее, то есть так, чтобы средства и материалы, выступающие как случайные по отношению к тому, что есть цель в себе, подчинились в действительности его власти и имели свою душу только в цели, несмотря на их кажущееся равнодушным существование. Всеобщая идея здесь - сила, действующая в соответствии с целями, - всеобщая сила. Поскольку существует самоцель, а вне ее - неорганическая природа, то последняя на самом деле принадлежит силе, действующей в соответствии с целями, так что существования, выступающие в качестве непосредственных, существуют лишь ради цели. Можно сказать, что существуют вещи, выступающие как цели сами по себе, и такие, которые выступают как средства, но это опредиление не выдерживает проверки: первые могут оказаться относительными средствами, а последние - сохранять прочное существование. Этот второй класс, класс вещей, кажущихся самостоятельно существующими, полагается по силой цели, а высшей, в себе сущей сила, которая и делает их соответствующими цели.

Таково понятие силы, действующей сообразно целям. Истинной мира является эта сила, она есть сила мудрости, абсолютно всеобщая сила; поскольку ее проявлением является мир, то истина мира есть в-себе-и-для-себя-бытие манифестации этой мудрой силы.

Теперь мы должны подробнее рассмотреть основанное на этом доказательство бытия бога. Нужно отметить два определения, а именно: мудрая сила есть абсолютный процесс в себе самой, она есть сила, способная действовать,

73