Часть 1.

Гегель Г.В.Ф.

Отчеты сословного собрания королевства Вюртемберг. 1817.

Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет. В двух томах. Т.1.-М.: Мысль, 1972.-668с.-(Философское наследие. Т.49).-С.427-562..

Нумерация в конце страницы.

ОТЧЕТЫ

СОСЛОВНОГО СОБРАНИЯ

КОРОЛЕВСТВА ВЮРТЕМБЕРГ

Начатая два с половиной года тому назад деятельность, целью которой было завершить возникшую на наших глазах немецкую монархию введением конституции, вызвала столь живой интерес в немецком обществе, что для него не могло быть ничего приятнее, чем появление в печати Отчетов сословного собрания Вюртемберга. Надежды, сопутствовавшие началу и первым этапам деятельности представительного собрания, должны теперь уступить место суждению об его успехах и общей оценке. Тридцать три выпуска, содержанием которых ограничено настоящее рассуждение, не свидетельствуют еще, правда, о реализации основной цели; тем не менее «Отчеты» представляют собой некое историческое целое, поскольку они, с одной стороны, отражают ход событий до смерти монарха, основавшего королевство и положившего начало следующему этапу, этапу его внутреннего конституирования как свободного государства — в своих основных чертах этот своеобразный процесс может быть отнесен именно ко времени данного правления; с другой — проделанную сословными представителями работу можно считать завершенной, так как уполномоченный ими комитет разработал свой проект конституции, который тоже появился в печати.

«Отчеты» знакомят нас главным образом с одной стороной происходивших событий, а именно с их

429

публичным аспектом в тон мере, в которой он отражен деятельностью сословного собрания; история же внутренней деятельности кабинета и министерства, а равно и все происходившее в народе, за пределами собрания, все как бы внешние цели и внешние действия представителен сословий, вообще все то, что принято относить к сфере тайных взаимосвязей, событий и действий, остается скрытым от нашего взора. Впрочем, следует указать, что интерес общества с самого начала был направлен главным образом на публичную деятельность сословного собрания, которая по самому своему характеру дает достойный внимания исторический материал. Еще недавно, согласно имевшей широкое распространение психологической точке зрения на историю, наибольшее значение придавалось так называемым тайным пружинам и намерениям отдельных индивидов, анекдотам, субъективным влияниям. Однако в настоящее время эта точка зрения потеряла всякое значение; история стремится вновь обрести свое достоинство в изображении природы и хода развития субстанциального целого, в понимании характера исторических личностей на основании того, что они делают. Все большее распространенно получает убеждение, что пи обстоятельства дела, ни характеры в их подлинном значении не возникают и не познаются из случайностей.

Исторические события, которые предстают перед нами, обладают своеобразным очарованием; они не являются частью прошлого, историей давних времен; высокие цели и интересы, а в равной степени и мелкие особенности и внешние черты, принадлежат настоящему. Понятия, связанные с объектом нашего интереса, которые мы привносим в эти события, мы находим не в далеких эпохах, даже не в высокой цивилизации Греции и Рима; они свойственны нашему времени. Эти идеи государственного устройства, особенно идеи, направленные на то, чтобы создать условия, которые позволили бы народу оказывать влияние на государственные дела и жизнь общества, предстают перед нами не в виде мыслей какого-либо автора в сравнении с мыслями другого автора; перед нами духовная дея-

430

тельность немецкого правительства и немецкого народа, занятых решением этих вопросов, и мысли, направленные на возрождение действительности.

I. КОРОЛЕВСКАЯ КОНСТИТУЦИЯ

Время поставило перед Вюртембергом новую задачу и требует ее решения — задачу объединения вюртем-бергских земель в едином государстве. После того "как нелепое порождение, именуемое Германской империей и справедливо названное остроумным писателем узаконенной анархией, достигло наконец своего заслуженного и вполне достойного его позорного конца, прежний Вюртемберг не только больше чем вдвое увеличил свою территорию; это государство, части которого были раньше имперскими ленами, а земли, составлявшие герцогство, к тому же являлись субфеодом Богемии, сбросило оковы подчинения и обрело вместе с королевским достоинством для своего правителя статус суверенного государства — одного из тех подлинных немецких государств, которые теперь заняли место ублюдочного образования, бывшего государством лишь по названию.

Такие эпохи встречаются чрезвычайно редко; так же редко, как и люди, которым судьба даровала исключительную миссию создавать государства. Исторические события подобного рода относятся обычно к седой древности и трактуют о времени диких или во всяком случае недостаточно цивилизованных нравов, когда государство существовало как некое единство лишь в своих внешних взаимоотношениях; основой же его внутреннего устройства были народные обычаи и характер правителя. История развития государственного устройства растягивается на длинный ряд веков. Требование момента, необходимость и власть обстоятельств способствовали развитию отдельных его сторон или внесению добавлений. Исходная точка всех этих устремлений определяется довольно легко: это либо стремление правительства сломить противодействие л мощь аристократии, этого промежуточного звена государства,

431

и получить права, ограничивающие ее притязания; либо усилия третьего сословия, которое часто называют народом, как таковым, направленные против господства аристократии, а подчас и против правительства, в упорной борьбе за гражданские права. Обозревая развитие конституции в целом, мы видим, что она складывается как агрегат частей; развитие этих частей шло неравномерно — одни отставали, другие непомерно разрастались; в результате всего этого конституция становится похожей на старый дом, чью первоначально простую архитектуру длинный ряд владельцев по мере разрастания семьи и в соответствии с потребностями времени превратил в конгломерат пристроек и углов; каждый из них в отдельности создает известные удобства, но все вместе они образуют бесформенное и невразумительное целое. Дух нашего времени породил идею государства, его сущности и единства, а ценный опыт страшного двадцатипятилетия, которое недавно завершилось, дал нам полное представление о многообразных путях возможной реализации этой идеи. В силу благоприятных обстоятельств вюртембергскому правителю было дано и третье — соответствующие внешние условия и еще одно исключительное преимущество: аристократия не противостояла ему в лице давно сложившейся привилегированной земельной знати как промежуточное звено внутри государства. Этот элемент только должен был войти в рамки государства. Казалось, что король был поставлен в совершенно исключительные исторические условия — ему предоставлялась возможность создать монолитную конституцию.

Сначала одна сторона достигнутого суверенитета обрела свое претворение в действительность — было создано и получило свое признание извне Вюртемберг-ское королевство. Условия первых лет существования суверенного государства властно диктовали необходимость мобилизовать все средства для установления внешних границ и их сохранения. Этим определялось то, что внутри государства были сконцентрированы все средства в руках сильного правительства, которое держало их в состоянии постоянной готовности. Однако

432

наступило время, когда могла проявиться не только власть государства, но и его воля. Счастливая звезда, а также усилия правительств и народов Европы привели к тому, что свершилось освобождение суверенных немецких государств от сковывавших их ограничений и возникла возможность хотя бы обещать народам свободу и конституцию. Высшая необходимость этого вызывалась, однако, не позитивными обязательствами, налагаемыми фактом такого обещания, а самой природой тех получивших характер всеобщего убеждения понятий, в силу которых с монархией связываются представительные учреждения, конституционное правление и влияние народа на законодательство. Фридрих II совершил и этот второй шаг — акт создания внутреннего строя подлинного монархического государства. Обещание легко могло бы быть выполнено в такой форме, которую можно было бы представить как самую разумную, даже наиболее обоснованную юридически, однако трудно предположить большее коварство, чем подобный совет со стороны какого-либо министра. Если бы правители новых государств захотели жестоко обмануть свои народы и, так сказать, обрести славу перед богом и людьми, то им достаточно было бы вернуть народам так называемые старые конституции; они были бы правы перед богом и людъми, ибо после всех публично высказанных требований и в особенности после всего того, что произошло в недавнем прошлом, можно было бы ожидать, что в ответ на это народы хлынут в церкви для вознесения благодарственных молитв. Если следовать духу Макиавелли, князья обрели бы славу тонких политиков, Августов и Тибериев, которые аналогичным образом сохранили формы прежнего государственного устройства — в то время республики, — тогда как их фактически уже не было и быть не могло, сохранили, хотя это было обманом, на который пошли римляне, тем самым закрыв для себя путь к созданию разумного монархического строя, понятие о котором у них еще не сложилось. Такая политика, казалось, была наиболее приемлемой для наших правителей. Им достаточно было лишь восстановить в памяти опыт последних двадцати пяти лет, вспомнить о страш-

433

ной опасности, сопутствовавшей созданию новых конституций и попыткам преобразовать действительность в соответствии с идеей, и сравнить это с состоянием безмятежного покоя и бездействия, в котором прозябали сословные собрания, созванные на основе прежних конституций; затем им следовало бы поразмыслить о том, как эти сами по себе ничтожные институты утеряют (так же, как это случилось с римскими учреждениями времен Августа и Тиберия) в новых условиях н тот небольшой смысл, который они, быть может, еще имели в рамках лена Германской империи.

Вюртембергский король Фридрих преодолел это искушение. 15-го марта 1815 г. он созвал всех глав княжеских и графских домов государства и выборных представителей остального дворянства, а также депутатов городов. История деятельности этого собрания начинается с той незабываемой минуты, когда король в своей тронной речи обратился к собранию сословных представителей государства и, подведя итоги проделанному, указал, что отныне все столь различные в прошлом территории его государства и все его подданные объединяются в нерасторжимое целое, что устанавливается равенство всех граждан перед законом, независимо от различия вероисповедания и сословной принадлежности, вводится единое пропорциональное налоговое обложение; тем самым все подданные королевства становятся гражданами единого государства. В ходе дальнейшего изложения король отдал должное верности и послушанию своего парода, храбрости своей армии, покрывшей славой имя Вюртемберга; он говорил о поддержке всех его начинаний со стороны государственных служащих и о той готовности терпеливо нести тяжкое бремя, которую проявили все слои общества в напряженных условиях трудного времени, когда вопрос стоял о сохранении и упрочении государства.

Король объявил, что он завершает создание Вюртембергского государства дарованием своему народу конституции.

Призывая присутствующих на собрании представителей народа, выражающих в своем лице волю нации,

434

объединить свои усилия с главой государства для реализации высших правительственных полномочий, он завершил свою речь следующими словами: «Объединим же свои усилия на благо народа, ради которого в силу конституции и созвано настоящее собрание, и скрепим взаимным доверием святые узы между нами и нашим народом».

После чего по повелению короля министр внутренних дел огласил текст конституционной хартии. Вслед за чтением конституции король принял на себя обязательство подчиняться ей и собственноручно передал ее президенту собрания.

Вряд ли может быть в мире более величественное деяние, чем этот акт облеченного всей полнотой власти монарха, расширяющего понятие государственной власти до таких пределов, которые позволяют включить в нее парод в качестве существенной составной ее части. Обычно мы узнаем о деятельности по разработке конституции, как и о большинстве других важных правительственных мероприятий, только по ряду разобщенных действий и случайных событий, скрытых в своей совокупности от общества; что же касается лицезрения августейшей особы монарха, то оно все более ограничивается торжественными днями рождений и бракосочетаний. Именно поэтому возникает естественное желание задержаться на описании событий, столь величественных, благодатных и обнадеживающих, когда появление августейшего монарха полностью оправдывалось внутренним содержанием его действий. Впрочем, вполне вероятно, что многие будут ждать от нас извинений за излишнее внимание к описываемым событиям. Обстоятельства, которые мы привыкли связывать с присутствием монарха, пустота и бездеятельность прежнего государственного представительного собрания, немецкого рейхстага, и вообще вся ничтожность и бессмысленность политической жизни породили в общественных кругах такое недоверие к подобного рода действиям, такое высокомерие и такую ипохондрию, что всякое упоминание о государственной деятельности или появление где-либо монарха, а тем более отношение к такого рода фактам как к поводам для высоких

435

чувств неминуемо будет расценено не как плод серьезного размышления и едва ли даже как проявление добродушия, а лишь как свидетельство придворной ограниченности, раболепия и преднамеренного ослепления. Наша политическая невосприимчивость лишает нас способности радоваться подобным сценам, а наша основательность заставляет нас отворачиваться от них, как от чисто внешней стороны дела, и переходить к сущности вещей и нашим представлениям о них. Поэтому и мы поспешим заняться сущностью дела и в нескольких словах изложим содержание конституционной хартии, данной королем.

Она состоит из 66 параграфов и распадается на две части. Первая из них, состоящая из 46 параграфов, озаглавлена: «Организация сословного представительства». Заглавие второй части, содержащей 20 параграфов, гласит: «Общие постановления о королевстве. Права и обязанности подданных». Таким образом, сразу становится очевидным, что одна из частей более разработана и подробна, чем другая.

Первой частью конституции король предоставляет право сословного представительства, которое будет осуществляться следующим образом: сословно-представительное собрание будет состоять из одной палаты, куда войдут: а) наследственные или пожизненные члены палаты, обладающие самостоятельными голосами, и b) избранные депутаты. Право быть избранным для второй группы не ограничено какой-либо сословной принадлежностью. Этого права лишены лица, состоящие на службе короля, унтер-офицеры и солдаты, духовные лица, врачи и хирурги. Единственное условие — возраст не моложе 30-ти лет и принадлежность к одному из трех христианских вероисповеданий. Имущественный ценз отсутствует. Право голоса предоставляется лицам, достигнувшим 25 лет и имеющим не менее 200 гульденов годового дохода с недвижимой собственностью. Сословные представители собираются только по созыву короля, не реже чем раз в три года; по истечении сессии половина депутатов выбывает, сохраняя право быть избранными вновь, состав палаты пополняется новыми выборами. Сессия длится не более шести

436

недель и закрывается, переносится на другой срок или распускается королем. Депутаты, в том числе канцлер университета, высший евангелический генерал-суперинтендант и католический декан, получают возмещение дорожных издержек и суточные деньги (по 5 гульденов 30 крон). Министры могут в любое время присутствовать на заседании палаты. В течение того времени, когда сословное собрание но созывается, работает выделенный им на три года комитет из 12 членов, в задачу которого входит решение неотложных дел. Однако вопросы о повышении налогов или изменении законодательства находятся вне его компетенции.

Для введения новых податей, прямых или косвенных налогов и их взимания необходима санкция палаты. Существующие налоги остаются основой для правления данного короля. Палате ежегодно представляется отчет о приходах и использовании налоговых сборов. Что касается цивильного листа ' короля, то этот вопрос решается в ходе обсуждений.

Таково иге участие сословных представителей в законодательстве; без их согласия не может быть принят ни один закон, касающийся личной свободы и имущества граждан или изменяющий конституцию. Король сохраняет инициативу в законодательстве; однако палата может предлагать королю свои проекты законов в качестве пожеланий, а в случае отказа трижды выдвигать их вновь на последующих заседаниях; если же законопроект будет окончательно отвергнут, причем отвергнут он должен быть мотивированно, сословные представители могут представить дополнительные соображения по поводу мотивов отказа.

В компетенцию палаты входит также представление королю общих пожеланий, петиций и жалоб; король обещает выносить решение по каждому представлению палаты и принимать также жалобы отдельных подданных, которые будут переданы ему палатой, в том случае, если окажется, что соответствующие государственные учреждения отказались уделить им должное внимание.

наконец, сословные представители могут требовать проведения расследования деятельности ко-

437

ролевских чиновников, и но получении согласия короля (которое им заранее гарантировано) виновные в государственной измене или покушении на безопасность государства будут переданы специальному суду сословий, во всех других случаях дело будет рассматриваться в обычном судебном порядке.

II. СОСЛОВНЫЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ

Если мы вникнем в суть предоставляемых сословиям прав и рассмотрим их без предвзятого мнения, мы вынуждены будем признать, что их исключительное значение и широта, а также ясность и четкость формулировок делают честь и правителю, который их дал, и времени, когда в основу очистившегося от привилегий государственного права легли определенные твердые принципы. Данная конституция выигрывает еще больше при сопоставлении ее с конституциями других немецких и европейских государств, в частности с прежней конституцией Вюртемберга, которые в силу своей расплывчатости, узости и неясности часто способствовали тому, что права народа тонули в массе привилегий и оговорок, искажались и ограничивались и подчас превращались в простую видимость. Разве приведенные нами выше постановления не являются такой основой конституции, которая заслуживает полного одобрения и общего признания? Даже если допустить, что в конституции есть пробелы, то их устранение не поколеблет ее основных положений; речь может идти лишь о дополнениях и более четких формулировках, не противоречащих этим общим принципам государственного права. Из положительного государственного права заимствованы лишь привилегии дворянства. Не говоря уже о том, что разумное государственное право отказалось от демократических абстракций, которые вообще отвергали институт дворянства, следует иметь в виду, что юридическое признание этих существовавших уже в действительности привилегий сильно отличалось от прежних прав феодалов. Здесь следует обратить внимание на то, что в королевской конститу-

438

ции дворянскому сословию, объединенному в одной палате с избранными депутатами, предоставлено лишь пятьдесят голосов, тогда как депутатам, избранным народом, — семьдесят три голоса, тем самым они получают значительный перевес. Это соотношение политического влияния сословий резко отличается от того, которое складывается при наличии двухпалатной системы, пользующейся большим признанием в силу своего широкого распространения и давности. Укажем вскользь на отличие этого соотношения голосов от положения во временном сословном собрании Ганноверского королевства, где рыцарское сословие2 имело на один голос больше, чем бюргерство; мы останавливаемся на этом только потому, что вюртембергские сословные представители в ходе последующих переговоров неоднократно ссылались на либеральные высказывания ганноверских представителей па Венском конгрессе по вопросу о конституционном строе.

1. Пассивное избирательное право

Еще более, пожалуй, должна была поразить всех широта и свобода в применении демократического принципа, который лег в основу выборов депутатов, в результате чего это новое звено свободно вошло в систему государственного устройства. Те немногие требования, которые были выдвинуты вслед за решением не создавать отдельной палаты наследственных членов представительного собрания, свелись к тому, что собрания избирателей должны проходить под председательством оберамтманнов, а в ряде городов — под председательством ландфогтов и что лица, связанные с организацией выборов (например, присутственные писари и их заместители), не могут быть избраны в том округе, где они несут своп служебные функции; они могут быть, однако, избраны в другом округе. Ограничения пассивного избирательного права, как уже было указано выше, очень немногочисленны. К ним в первую очередь относится исключение из состава депутатов всех государственных служащих и лиц духовного

439

звания, а также врачей и хирургов. Соображения, которыми руководствовались во втором случае, следует, по-видимому, отнести и к первому. Речь идет о том, что самый характер деятельности этих лиц не позволяет им длительно отсутствовать и нести какие-либо дополнительные обязанности. Однако все это в равной мере относится и к наследственным членам палаты, находящимся на службе короля. В конституции не предусмотрено, что они в подобном случае передают свои голоса, — и к тому же эта мотивировка теряет свою силу в применении к тем чиновникам, место службы которых находится там же, где происходят заседания сословных представителей, как правило, в столице государства; все это служит достаточным основанием для того, чтобы не соглашаться с убедительностью доводов, в силу которых было принято столь важное государственное решение. В проекте основных положений новой конституции, разработанном самим королем (см. документы в приложении к стр. 5) и переданном им 11-го января 1815 г. в заседании государственного совета на рассмотрение комиссии статских советников и высших сановников, еще значится (стр. 8), что королевские чиновники могут быть избраны депутатами, если этому не противоречит характер их служебных обязанностей.

Этому обстоятельству следует ввиду его большого значения уделить более пристальное внимание. Нельзя прежде всего забывать о том, что подданные таких больших государств, как Франция и еще более Англия, в силу самого общественного устройства этих стран и их развитых внешних связей находятся *в совершенно иных условиях, если говорить о благосостоянии, образовании и привычке заниматься проблемами государственного значения, чем жители небольшой страны, возможности 'которой в сфере общественного устройства и роста благосостояния очень ограничены. В таких маленьких странах значительная часть людей, получивших общее или специальное образование, вынуждена поступать на государственную службу, чтобы обеспечить слое материальное и социальное положение в обществе. Поэтому за вычетом государственных слу-

440

жащих здесь окажется очень немного депутатов, обладающих достаточной осведомленностью и должным опытом в государственных делах; и еще значительно меньше таких, которых с полным основанием можно было бы назвать государственными деятелями. Дворянство частично попадает в разряд наследственных членов палаты, частично же состоит на государственной службе; к тому же места выборных депутатов вообще не предназначены для дворянства. Что же касается адвокатского сословия, которое при создавшемся положении приходится прежде всего иметь в виду, то его представители привыкли в своих понятиях и в своей практической деятельности исходить из принципов частного права, к тому же права положительного, по самой своей сущности резко отличающегося от принципов государственного, разумного права, о котором только и может идти речь при разработке разумной конституции. Это хорошо понимал некий весьма известный государственный деятель, который говорил, что адвокаты — наихудшие советчики в государственных делах и наихудшие государственные деятели. В дальнейшем мы увидим, какую роль этот адвокатский дух сыграл в истории сословного собрания Вюртемберга. Лишение этого сословия пассивного избирательного права могло бы» быть, конечно, опротестовано с позиций абстрактного права, но лишь с таким же основанием, как и исключение врачей и хирургов. Между тем в основе государственной организации лежат конкретные разумные принципы, ничего общего не имеющие с абстрагированным из сферы частного права формализмом. В дальнейшем мы познакомимся со специфическим порождением Вюртемберга, с сословием писарей, которое сыграло важную роль в деятельности сословно-представительного собрания. Количество депутатов из сословия купцов, ремесленников, предпринимателей и прочих имущих классов не может, как оно ни велико, играть в данном случае такую роль, как, например, в Англии, и не компенсирует исключение из числа депутатов государственных чиновников.

Как ни велико значение рассматриваемого ограничения в том смысле, что оно сокращает контингент

441

достойных депутатов, оно еще возрастает, если мы обратимся к вопросу об умонастроении сословного собрания, решающем в его деятельности и служащем гарантией от того вреда, который в известных условиях может быть причинен государству. Это основное качество можно в общих чертах определить как государственное мышление. Оно не исчерпывается ни абстрактным пониманием сущности государственного устройства, ни простой добропорядочностью, ни честным стремлением способствовать благу целого и интересам отдельных индивидов. Земельные собственники, ремесленники и предприниматели, и вообще все люди, располагающие каким-либо имуществом или имеющие определенную профессию, заинтересованы в сохранении гражданского порядка, но при этом их непосредственная цель ограничена сферой частных интересов. Если же представители сословий исходят прежде всего из частных интересов и частного права, а все остальное рассматривают лишь как производное от них, то в основе всех их действий будет стремление выторговать у государства как можно больше; все остальное они сочтут излишним, не лишенным, правда, известной целесообразности, но второстепенным для их основных целей. Все их помыслы будут с самого начала направлены на то, чтобы дать государству как можно меньше и как можно меньше сделать для него. Речь идет, конечно, не о том, какие взгляды могут быть у депутатов, различных по своему сословному происхождению и общественному положению; в тех случаях, когда мы имеем дело с устройством государства, как и вообще во всяком разумном начинании, не следует считаться со случайностью, в основу решения кладется сущность вещей — в данном случае свойства сословий в целом.

Государственное мышление приходит в результате длительной привычки заниматься делами страны в целом, в результате которой не только постепенно познается бесконечная ценность общего, как такового, но и обретается опыт в борьбе с враждебными общему делу частными интересами, осуществляемыми подчас с помощью недобросовестных приемов и особенно устойчивыми там, где они получили свое отражение в нормах

442

права. При выборе депутатов надо особое внимание уделить тому, чтобы преимущество имели те слои общества, где наиболее развито понимание сущности государственных интересов, где оно, собственно говоря, складывается. Бывший французский министр внутренних дел Воблан включил в свой проект закона о проведении выборов в палату депутатов статью, согласно которой королевские чиновники и лица духовного звания должны составлять большинство выборщиков департамента. Незыблемость английской конституции коренится, по общему признанию, именно в том, что принято считать ее недостатками; они сводятся к неравному, следовательно несправедливому, предоставлению избирательных прав, а подчас и к совершенно бессмысленным привилегиям в этой области, благодаря которым, однако, правительство может в общем рассчитывать на большинство голосов в палате. Лишь неосведомленные люди полагают, что оппозиционная партия противодействует правительству или кабинету министров, как таковым. Даже в тех случаях, когда оппозиция выступает не против отдельных мероприятий, что делают и отдельные независимые депутаты, одобряющие в целом действия кабинета министров, а подвергает критике правительственную политику в целом, эта критика направлена только против данного конкретного кабинета министров, a Se против правительства и министерства, как таковых. Именно то, в чем обычно упрекают представителей оппозиции, их желание самим прийти к власти, и есть их наилучшее оправдание, в корне противоположное той тенденции, столь свойственной немецким представительным учреждениям и отдельным деятелям немецких государств, которая часто прославляется как мужественная защита свободы граждан и гражданских прав, — тенденции, направленной на то, чтобы выторговать у государства как можно больше материальных благ.

Предоставим историкам показать, в какой степени появление в ландтагах представителей так называемого третьего сословия связано с отношением министериалитета, в котором находились представители городов в качестве должностных лиц правителя, и в какой степени,

443

вступив в сферу этой зависимости, лица, близкие к городскому муниципалитету, впоследствии получили доступ в ландтаг и обрели подобно прежним должностным лицам суверена сначала совещательный, а со временем и решающий голос.

В Тюбингенском договоре 1514 г., который в конституции прежнего герцогства Вюртемберг рассматривается как основной закон государства, указывается, что в число депутатов ландтага от каждого округа входят наряду с одним представителем суда и одним представителем совета от каждого города должностные лица правителя земли. Однако уже через шесть лет, в 1520 г., при выборах имперских комиссаров сословным представителям удалось добиться исключения должностных лиц из состава депутатов. Тем самым они подали дурной пример, поставив под сомнение незыблемость торжественно заключенных договоров. Основной довод против избрания депутатами должностных лиц сводится к тому, что они, служа правителю страны, неминуемо будут действовать в его интересах. При этом подразумевается, что интересы монарха противоречат интересам народа и государства. Между тем одно дело состоять при особе монарха, занимать придворную должность, другое — состоять на государственной службе, выполнять правительственные поручения; мнение же, согласно которому все то, что делается в интересах правительства и государства, направлено против народа, достойно черни, а не граждан.

Политические события последних лет, в частности борьба за независимость Германии, внушили немецкой университетской молодежи более возвышенные помыслы, чем забота о хлебе насущном. Эта молодежь проливала кровь и за то, чтобы немецкие государства получили свободный конституционный строй; с поля брани она принесла надежду на то, что будет способствовать этому, участвуя в политической жизни страны. Неужели же эта молодежь, посвятившая себя государственной деятельности и получившая для этого должную научную подготовку, должна быть лишена, именно в силу своих данных, права заседать в палате в качестве народных депутатов? А вместе с ней и все образо-

444

ванные слои общества, представители которых, как правило, ставят перед собой ту же цель?

Следует также принять во внимание и то важное обстоятельство, что изменение в положении прежних слуг правителя страны ознаменовало собой важный этап в переходе Германии от варварства и неорганизованности к состоянию разумной государственной жизни. Некоторые данные, касающиеся этого вопроса, можно привести из приложения к 25-му выпуску «Отчетов». Так, на стр. 25 говорится, что в тринадцатом и последующих столетиях камеральные должности3 обычно предоставлялись лицам рыцарского сословия вместе со значительными доходами с недвижимой собственности и повинностями населения. Однако рыцари очень быстро находили повод для того, чтобы освободиться от этих ставших для них обременительными обязанностей и возложить их на какого-либо управляющего из бюргеров, при известном сокращении связанных с ними нрав. В дальнейшем эти должности, так же как и должности фогтов, судей и т. п., занимали только лица бюргерского сословия, которые в то время считали это отнюдь не благодеянием, а тяжелым бременем, которое они несли лишь в силу необходимости. Обычно выполнение этих обязанностей не растягивалось на длительное время, и особой милостью считалось полное освобождение от них. Та« же, в приложении, приводится ряд примеров такого рода.

Если с отношением министериалитета и связываются некоторые элементы вассалитета, а подчас даже зависимости, то никак нельзя утверждать, что министериалов рассматривали как простых исполнителей воли суверена, действующих только в его интересах, направленных против блага народа; лишь в дальнейшем лица, находящиеся на службе монарха, стали считаться как бы его слугами, изъятыми из сферы народной жизни. Подобное мнение отчасти оправдывалось тем, что доходы, которые они взимали и исчисляли, а равно и судебная и полицейская власть, которую они осуществляли от имени правителя, были скорее реализацией права частного владения и частной власти некоего третьего лица, ущемляющего интересы граждан, чем

445

взимание государственных доходов или осуществление государственных прерогатив. Однако по мере того, как домениальные владения и фамильные фидеикомиссы именитых родов все более приближались по своему характеру к государственному имуществу, а права фогтов и других должностных лиц правителя по отношению к подчиненным и зависимым людям стали превращаться в государственные обязанности носителей государственной власти, слуги правителя также вышли из сферы зависимости и произвола и превратились в государственных служащих, обладающих определенными правами в силу самой своей должности. Этот переход от управления частным владением к осуществлению государственных прав — одно из важнейших событий нашего времени, совершенно изменивших также и положение должностных лиц правителя, которое стало совсем иным, чем оно было во времена прежней вюртембергской конституции. Это изменение было завершено в процессе общей эволюции, в ходе которой герцогство Вюртемберг превратилось в суверенное государство. Поскольку положительное государственное право, на котором зиждятся требования сословного собрания, основывается на исторических фактах, нам представляется целесообразным сделать здесь следующее замечание общего характера: именно история учит нас судить о степени разумности государственного устройства в зависимости от обстоятельств и условий времени; в данном случае, например, приводит нас к выводу, что если раньше исключение королевских чиновников из состава депутатов было разумной мерой, то теперь, при изменившихся условиях, она не является таковой. То обстоятельство, что представители сословий не приняли во внимание ни характер прежнего министериалитета, ни ясные указания Тюбингенского договора, ни различия в положении прежних слуг и последующих государственных должностных лиц, не вызывает особого удивления. Поразительно, однако, что и правительство считает, по-видимому, целесообразным это исключение государственных чиновников из числа депутатов.

446

Старая конституция герцогства указывает на еще одну близкую государственной деятельности сферу: это — городские суды и городские советы, которые также должны были направлять депутатов в ландтаг. Действительно, должность магистрата дает хорошую подготовку для деятельности будущего депутата. Магистраты, как и чиновники, заняты в своей повседневной деятельности сохранением общественного порядка; они следят за действием законов и государственных учреждений, за их эффективностью в подавлении дурных страстей. К тому же магистраты, будучи бюргерами, разделяют интересы этого сословия и пользуются его доверием. Между тем по всей стране столь настойчиво раздавались жалобы на неспособность, косность и равнодушие магистратов — а подчас и прямо говорилось о развращенности и испорченности общинных властей, — что эти учреждения должны быть, по-видимому, полностью реорганизованы, прежде чем они смогут поставлять достойных доверия людей, обладающих должными способностями для государственной деятельности. Основная причина морального падения магистратов коренится, очевидно, в их праве самим замещать освободившиеся должности в городских учреждениях. То обстоятельство, что ряд правительств лишает городских магистратов и прочих общинных должностных лиц права управления общинным имуществом, а также имуществом церквей, школ и благотворительных учреждений — мера, которая обычно порицается как проявление деспотизма, — в силу этой неспособности магистратов получает не только свое оправдание, по и оказывается совершенно необходимой. По той же причине участие магистратов в отправлении правосудия часто сводится к простой формальности; расследование же дела и вынесение приговора либо передается монаршему суду, оберамтманнам, либо осуществляется в зависимости от решения экспертов, в число которых входят консультанты и адвокаты. Правительства пришли к заключению, что необходимо полностью отстранить магистратов из сферы судопроизводства.

Хотя теперешнее состояние городских учреждений по своей организации и составу и не подает особой

447

надежды на то, что они смогут поставлять дельных депутатов ландтага, это постановление заслуживает тем не менее некоторого внимания: при условии, однако, что односторонность и чрезмерность в ограничения прав магистратов будут существенно модифицированы.

2. Активное избирательное право

Другую чрезмерную крайность королевской конституции мы видим прежде всего в том, что в ней почти не ограничено пассивное избирательное право, а также и в том, что активное избирательное право оговорено очень незначительными условиями: избиратель должен быть не моложе двадцати пяти лет и обладать недвижимым имуществом, приносящим не менее 200 гульденов ежегодного дохода.

Поскольку такого рода условия были до сих пор неизвестны в Германии — эта идея утвердилась лишь в последнее время, — мы сделаем по этому поводу ряд замечаний. Самое примечательное в этих сухих, абстрактных требованиях то, что они рассматривают избирателей вне какой-либо связи с общим гражданским устройством и с организацией государства в целом. Граждане уподобляются изолированным атомам, а собрания избирателей — бесформенным, хаотическим скоплениям; народ в целом растворяется в сборище отдельных людей — облик, который никогда не должен принимать общественный организм при совершении целенаправленных действий. Это самый недостойный его облик, наиболее отдаляющий его от понятия духовного единства. Ибо возраст, как и имущество, — качества, характеризующие лишь индивида, как такового, а но его значение в системе гражданского порядка. Это значение человек обретает лишь в силу своего служебного положения, сословной принадлежности, признанного обществом профессионального умения и связанных с ним привилегий, звания, титула и т. п. В народном представлении такое значение вполне укоренилось: о человеке говорят «он что-то собой представляет» лишь в том случае, если он занимает определенную долж-

448

ность, обладает каким-либо умением или известным весом в обществе; человек же, которому едва минуло двадцать пять лет, обладающий недвижимым имуществом в двести гульденов ежегодного дохода или более, ничего не представляет собой в обществе. Если же конституция все-таки превращает его в нечто, а именно в избирателя, то она предоставляет ему высокое политическое право, игнорируя все установившиеся общественные отношения, и создает тем самым в одной из самых важных сфер деятельности такое состояние, которое скорее соответствует демократическому, даже анархическому, принципу индивидуализации, чем принципу органического порядка.

Великое начинание в области внутреннего устройства Германии па правовой основе, которое подготовило создание государства, относится к тому периоду средневековья, когда после падения прежней королевской власти и распадения государственного целого на отдельные атомы рыцари, свободные, монастыри и владетельные сеньоры, а также торговый и ремесленный люд объединялись, стремясь к преодолению этого хаотического состояния, в сообщества и корпорации, которые, беспрерывно сталкиваясь друг с другом, нашли наконец сносную основу для совместного существования. Поскольку верховная власть государства, чье бессилие и вызвало к жизни эти корпорации, была совершенно расплывчатым понятием, внутренняя связь этих отдельных ячеек общественного устройства была очень крепкой и устойчивой, а подчас и тягостной, достигавшей в некоторых случаях такого узкого формализма, кастового педантизма и аристократизма, которые становились опасным препятствием для развития государственной власти. После того как в новое время верховная власть в государстве достигла серьезных успехов, эти подчиненные ей кастовые корпорации и сообщества были распущены или во всяком случае лишены своего политического влияния п юридического положения. По-видимому, однако, теперь наступил момент, когда следовало бы восстановить общественное значение этих жизненных сфер государства, вернуть им их политическую организацию, подобно тому как это было

449

сделано в сфере высших государственных учреждений, и, отняв у них прежние неправомерные привилегии, включить их в государственные рамки как некое органическое целое. Только в расчлененном целом, части которого образуют особые, хотя и подчиненные, сферы, может существовать живая связь. Достигнуть ее можно только в том случае, если отказаться от французских абстракций, в основе которых лежат лишь количественные данные и размер имущества, или уж во всяком случае не рассматривать их как основное, а тем более единственное условие выполнения важнейших политических функций. Подобные атомистические принципы убийственны как в науке, так и в политике, ибо они противоречат разумному понятию о жизни и ее многообразии.

Следует также иметь в виду, что избиратели легко теряют интерес к выполнению своих функций, во многом зависящий от случайного настроения и прихоти. Функции избирателя ограничены одним актом, который совершается только один раз в течение нескольких лет. Ввиду многочисленной подачи голосов голос каждого отдельного избирателя имеет очень небольшое значение, тем более что и депутат, в избрании которого он участвует, лишь один из членов большого собрания, где немногие оказывают серьезное влияние на ход обсуждения, большинство просто подает один голос, теряющийся в массе остальных подобных же голосов. II хотя естественным казалось бы ожидать, что подданные государства будут рьяно стремиться к получению важного и почетного для них права участия в выборах и к реализации этого права с осмотрительностью и бескорыстным интересом, на деле оказывается совсем иное: слишком большая дистанция между важным конечным решением и мизерным влиянием отдельного индивида скоро приводит к тому, что избиратели теряют интерес к данному им праву. Поэтому если вначале законодательство направлено на исключение многих граждан из числа избирателей, то скоро его непосредственной задачей становится обеспечение необходимой подачи голосов. Столь частые ссылки на Англию, где выборы в парламент проходят чрезвы-

450

чайно бурно, в данных условиях не убедительны, так как это обстоятельство больше всего связано с наличием в английской конституции именно тех привилегий и неравного распределения голосов, которые прямо противоположны рассмотренному нами атомистическому методу.

Само собой разумеется, что наша критика абстрактных принципов, которые сводятся к чисто количественным показателям, размеру имущества, возрасту, ни в коей степени не ставит своей целью умалить значение и влияние этих обстоятельств. Наоборот, в том; случае, если активное и пассивное избирательное право окажутся в должном соотношении с другими сторонами государственной жизни, эти обстоятельства тем самым неминуемо будут приняты во внимание; и если будет, например, юридически установлено, что должность члена городского магистрата, суда, корпорации (или се главы), цеха и т. д. может быть замещена лишь лицом определенного возраста, обладающим к тому же недвижимым имуществом и удовлетворяющим ряду других требований, то ото будет значительно целесообразнее, чем те чисто формальные требования, которые столь резко противопоставляются высокому стремлению создать сословное представительство. Гарантия дельности избирателей и избранных депутатов, которую пытаются обеспечить названные условия, негативна по своему характеру и к тому же является чистой презумпцией. Между тем существует ведь совсем иная, положительная гарантия, которую дает ряд таких моментов, как доверие правительства, выразившееся в предоставлении данному лицу государственной должности, или доверие городских общин и сограждан, поручивших ему выполнение определенных общественных функций, тот факт, что данное лицо избрано на какой-либо пост или допущено в какое-либо сообщество; этой гарантией может служить, наконец, любая плодотворная деятельность и участие в жизни общества и государства, которые создают известное умение, вырабатывают навыки управления и подчинения и предоставляют избирателям возможность ознакомиться с образом мыслей и способностями данного индивида.

451

Решения такого рода, в основе которых лежит не отождествление народа с государством, а представление о нем как о скоплении отдельных людей, в результате чего народ делится на различные по числу индивидов кучи людей, а по возрастному и имущественному признаку — на два класса, — такие решения не могут быть названы государственными постановлениями в полном смысле этого слова. Они не устраняют черты демократической бесформенности, которые проявляются в деятельности народных представителей, связанной с вопросами государственного значения, и не способствуют тому, чтобы избрание в палату дельных депутатов не зависело от случайности. Государственное постановление не должно ограничиваться требованием того, что должно быть осуществлено, надеждой на то, что это будет осуществлено, и устранением ряда обстоятельств, препятствующих данному мероприятию, — государственное постановление заслуживает своего наименования лишь в том случае, если оно предписывает, чтобы произошло то, что должно произойти.

3. Право утверждения налогов

После столь пространных высказываний по предыдущему пункту мы вынуждены дать наши соображения по другим вопросам в более краткой форме. Представителям сословий предоставляется право вотировать налоги: без их согласия не могут быть введены новые налоги или увеличены существующие. Тем самым Вюртемберг стал бы первым немецким государством, где сословное собрание располагало бы этим правом в такой отчетливой и определенной форме. Возникшие на наших глазах или восстановленные представительные учреждения других стран обрели либо очень ограниченные полномочия прежних сословно-феодальных конституций, либо столь неопределенно и расплывчато сформулированные, что они не могут идти ни в какое сравнение с четкими и ясными указаниями, предложенными вюртембергским монархом. Общее сочувствие вызвала кровопролитная борьба, которую тирольцы вели

452

против государственного управления, противоречащего, по их представлениям, их исконному древнему праву. Однако и после того, как наконец было введено прежнее государственное устройство, монарх сохранил за собой право устанавливать размер государственных налогов, предоставив компетенции сословных представителей лишь их распределение. Можно, конечно, спорить о том, обладало ли уже прежнее сословное собрание Вюртемберга предоставляемыми ему ныне конституционными правами и не имело ли оно раньше еще-значительно большие полномочия, — спор этот лишен практического смысла, хотя именно поэтому он вполне пригоден в качестве querelle d' Allemand4. Можно, пожалуй, придерживаться мнения, что предоставление сословным представителям Вюртемберга права утверждать лишь увеличение налогов — взимание существующих налогов изъято из их компетенции — формально восстановило то положение, которое существовало » прежнем Вюртембергском государстве, ибо прямые и косвенные налоги, поступающие теперь, как и прежде, в государственную казну и складывающиеся из поземельной подати, десятины, отработочных повинностей и т. д., являются домениальной рентой, то есть собственностью правителя или государства в частноправовом смысле; их основа постоянна, в силу чего они изъяты из компетенции сословных представителей. Что же касается других прямых и косвенных налогов, которые и по своему размеру и по характеру своего использования (погашение государственного долга, оплата местных военных подразделений) относятся к сфере государства, то они были установлены на основе договора при участии верховного судьи и высших имперских учреждений, — таким образом, и здесь вмешательство сословного собрания ограничено действием постоянных отношений, получивших силу закона. Даже если допустить, что при всех запутанных ограничениях и казуистических ссылках на особые обстоятельства, которыми было оговорено вотирование налогов прежними сословными представителями (исключение составляло лишь повышение жалованья), по этому вопросу можно прийти к определенному мнению и согласиться с тем,

453

что сословное собрание Вюртемберга и раньше в большой степени располагало правом вотирования налогов - даже в этом случае предоставляемое новой конституцией право обретает совсем иной характер и несравненно большее значение в силу изменившегося положения Вюртемберга, который из имперского лена превратился в самостоятельное государство. В прежние времена император и империя, а не отдельное имперское сословие решали вопрос о войне и мире, а известная часть расходов, связанных с требованиями военного времени, раз и навсегда устанавливалась определенными постановлениями. Мы оставляем здесь в стороне, насколько формализм и упорство немецких сословных представителей, направленные на то, чтобы ни в коем случае не выйти за рамки совершенно необходимых в силу юридических требований или конкретных обстоятельств мероприятий, способствовали росту пассивного сопротивления в стране, что в свою очередь неминуемо усложняло общую обстановку.

В своих столкновениях с сословиями правитель государства мог всегда апеллировать к имперским судам, в которых он находил опору и поддержку. С того момента, однако, когда Вюртемберг стал самостоятельным государством, право сословных представителей утверждать налоги обретает характер суверенности и тем самым совершенно иное значение, в корне отличное от того, которое оно имело в прежних условиях. Поэтому теперь, когда нет прежних гарантий, воплощавшихся в особе императора и в имперских учреждениях, деятельность сословных представителей получила сов-сом иную, политическую окраску, которая отсутствовала прежде. Из истории Германии можно почерпнуть множество примеров для иллюстрации политического ничтожества прежних сословных собраний, которые со свойственными им пассивностью и желанием сохранить нейтралитет больше всего стремились к тому, чтобы вообще не вмешиваться в события международного значения, предпочитая позорное бездействие самостоятельному решению и активной деятельности, которая могла бы дать им почет и уважение. Совершенно очевидно, что при подобной тяге к позорному бездействию

454

в сфере внешних отношений все усилия направляются на борьбу не с внешним врагом, а со своим правительством. Не раз в критическую минуту сословные представители использовали трудные обстоятельства для того, чтобы привести власти в замешательство, поставить тому самому правительству, которое действовало на благо им самим и всему народу, такие условия, которые позволяли осуществить необходимые государственные мероприятия лишь вместе с расширением прав сословного собрания. И не раз они покрывали страну позором и приносили ей бедствие в настоящем, создавая вместе с сокращением сферы деятельности ослабевшей верховной власти постоянную основу для разрухи внутри страны и падения ее престижа на международной арене в будущем. Политическое ничтожество, в котором прозябал немецкий народ в результате такого государственного устройства, когда множество мелких образований, какими являлись имперские чины, в большинстве своем было совершенно неспособно принять самостоятельное решение или выразить свою волю, неминуемо должно было привести к тому, что люди погрязли в частных интересах повседневной жизни и сама мысль о национальной чести и связанных с ней жертвах вызывала не только полное равнодушие, но даже враждебность.

Если, например, в Англии, где чувство национального достоинства свойственно всем классам общества, парламент располагает правом ежегодно вотировать налоги, то там это имеет совсем иные последствия, чем в стране, где люди привыкли исходить из частных интересов и, не обладая политическим кругозором, замкнулись в сфере ограниченных эгоистических представлений. Уже одно это — достаточная причина для того, чтобы правительства искали новых гарантий государственного порядка, тем более что теперь исчезла даже та незначительная поддержка, которую они находили в императоре и империи. Право участия в установлении государственных налогов, независимо даже от того, каким оно было раньше, стало на данном этапе, когда сословное собрание подчинено только своему правительству, которому оно одновременно противостоит, выражением

455

значительно более высокого и независимого положения, ибо теперь с ним связана возможность влиять на вопросы войны и мира, на внешнюю политику в целом и на государственную жизнь внутри страны.

То обстоятельство, что постоянные налоги взяты в королевской конституции за основу на время жизни правящего монарха, внесло в право налогообложения некоторое формальное ограничение. По существу же оно ограничивается требованием обстоятельств. Но необходимость повысить налоги вполне могла существовать, если иметь в виду расходы. В течение последних лет налоги достигли во всех странах, а особенно в наиболее богатых, подобно Англии, небывалой высоты; во Франции, Австрии и других выход из финансовых затруднений был найден только благодаря решительным, чрезвычайным мероприятиям. Не говоря уже об этой необходимости, сомневаться в которой нет никаких оснований, и о том, что перестроить сразу все финансовое управление страны невозможно, сословные представители Вюртемберга могли бы принять эту статью конституции хотя бы из простого чувства благодарности но отношению к монарху, который первым и, как оказалось по истечении двух с половиной лет, едва ли не единственным дал своей стране столь либеральную конституцию. Об этом монархе граф фон Вальдек, речью которого открылись заседания представителей сословий, говорит следующее («Отчеты», вып. 2, стр. 3): «Все сословия страны, все провинции государства соревнуются в выражении благодарности монарху, давшему народу конституцию». И, расточая похвалы вюртембергскому монарху, граф фон Вальдек продолжает (там же):

«В течение ряда последних бурных десятилетий правитель Вюртемберга руководил своей страной с исключительной решимостью. Исключительные качества, — указывается далее (там же, стр. 4),— всегда отличали правителей Вюртемберга». (В ходе изложения истории Вюртемберга оказывается, что под этим неопределенным выражением в большинстве случаев, если не считать герцога Кристофа, следует понимать своеволие или слабость характера.)

456

«Вюртемберг значительно расширил свои границы» (посредством так называемой медиатизации государственных высших сословий, ранее непосредственно подчиненных императору. Это расширение границ граф фон Вальдек — вып. VI, стр. 93 — характеризует как противозаконное состояние, как ущемление прав владетельных господ и доверенных им милостью божией подданных; как действие, противиться которому те, за чей счет оно было совершено, не стали лишь потому, что вынуждены были уступить силе).

«Государь Вюртемберга должен, не теряя ни минуты, устранить навязанные ему последствия событий 1806 года, а именно восстановить отмененную тогда конституцию, дарованную на вечные времена его сиятельными предками». (Все содержание «Отчетов» свидетельствует о том, что сопротивление сословных представителей полностью находило свое объяснение в этом требовании. Все их недовольство было направлено на то, что новая королевская конституция не восстановила прежнюю, не отменила принятое в истекшие годы решение.)

Как известно, притязания сословных представителей на то, чтобы в их компетенцию еще при жизни правящего в те годы монарха входили и постоянные налоги, не имели последствий венду безвременной кончины государя; а поскольку они не приняли королевскую конституцию, которая предоставляла им право участия в установлении налогов при смене правительства, они тем самым лишили себя этой возможности.

4. Основы конституции

Для завершения характеристики основных разделов конституционной хартии следовало бы остановиться и на второй ее части, озаглавленной: «Общие постановления об устройстве королевства. Права и обязанности подданных». Между тем здесь не могут быть применены ни цитаты из текста, ни оценка. Это простые, органически друг с другом связанные постановления, говорящие сами за себя и образующие разумную правовую

457

основу государственного устройства. Так, § 52 гласит: «Все подданные равны перед законом; им доступны все государственные должности, вне зависимости от сословного происхождения и принадлежности к одному из трех христианских вероисповеданий». § 53: «Все несут в соответствии с законами пропорционально равные подати и налоги в пользу государства». § 55: «Каждый подданный государства, свободный от воинской повинности, обладает правом эмиграции». § 56: «Каждый подданный может определить по своему свободному выбору профессию, в которой он будет специализироваться», и т. д. По поводу этих конституционных постановлений можно лишь сказать, что вряд ли какое-нибудь представительное учреждение сочло бы целесообразным отказаться от них; лишь злобная преднамеренность, закоснелость или другие такого рода качества могли послужить причиной того, что чины Вюртемберга даже не упомянули 6 них и не воздали должного правителю, без всяких оговорок определившего основные права и обязанности своих подданных. Какую бы роль подобного рода постановления ни играли в старых конституциях, там они связаны с партикулярными или внешними обстоятельствами, в которых часто тонет и растворяется их значение. Там права фиксируются не в силу принципиального убеждения, веры в разумность и абсолютное право; эти права появляются там как следствие особых обстоятельств и ограничиваются отдельными случаями; создается впечатление, что при любом неблагоприятном повороте в соотношении сил они легко могут быть утеряны. То обстоятельство, что теперь наконец сложилось понимание простых основ государственного устройства и что эти основы сформулированы в виде простых фоаз, ясных, как катехизис, свидетельствует об очень больших успехах образованности. Если бы сословное собрание приняло решение выгравировать эти двадцать параграфов, содержащих общие постановления о правах подданных, на плитах, повесить их в церквах и сделать их предметом всеобщего обучения в светских и церковных школах, это было бы достойно меньшего удивления, чем то полное игнорирование,

458

которое оно проявило, и полное непонимание им того значения, которое имеет публичное признание подобных нрав граждан со стороны правительства и ознакомление общества с ними.

Имея в виду важность этого всеобщего ознакомления с конституцией, король дал лишь основные положения будущего законодательства; в качестве аналогии можно привести законы Моисея или в новое время «Droits de l' homme et de citoyen» 5. При наличии определенного законодательства, правительства и аппарата управления эти основные положения должны действовать в качестве постоянных регуляторов, на которые может в случае необходимости опираться проверка и расширение существующих законов. Королевская конституция закладывает эти общие основы, не разрабатывая их более подробно, и не касается тех распорядков, которые могли уже существовать в рамках сложившегося государственного устройства. Ведь области основных конституционных положений и собственно законов вообще очень тесно примыкают друг к другу, что же касается дальнейшей разработки и детализации уже существующих институтов, то это могло бы в первую очередь стать предметом внимания сословного собрания.

[III. ПОЗИЦИЯ ЛАНДТАГА]

Таковы основные моменты деятельности короля, направленной на завершение существующего государственного устройства введением такого важного института, как народное представительство и провозглашение в стране основных принципов справедливости. Он полагал, что созывом сословных представителей на основе конституции, своим публичным обязательством ей подчиняться, торжественной передачей ее сословным представителям в качестве документа, утверждающего их полномочия, завершена его деятельность по созданию в стране народного представительства, которое будет служить основой для дальнейшего развития и применения правовых принципов. Казалось

459

бы, можно было ожидать, что дальнейшее изложение сведется к описанию того, как сословные представители, это новое государственное образование, осуществляли свои полномочия в отведенной им сфере и как этот новый важный элемент государственного организма функционировал в дальнейшем. Однако перед нашим умственным взором разворачивается отнюдь не деятельность по усвоению новых принципов и плодотворному претворению их в жизнь; созванные для этой цели сословные представители отказываются рассматривать себя как такого рода звено государственного аппарата; наряду с этим они, однако, провозглашают себя сословным представительством, но только совсем иного мира, давно прошедшего времени, настаивая на том, чтобы настоящее было превращено в прошлое, существующее — в несуществующее.

1. Отказ признать новое правовое устройство

На том же заседании от 15-го марта, на котором король надеялся полностью завершить конституирование своего государства, ряд представителей прежних привилегированных сословий и некоторые члены сословного собрания выступили с совместным заявлением, в котором говорилось, что они находятся вне нового правового устройства государства и не входят в сферу действий данной королем конституции.

Первыми выступили агнаты королевского дома (вып. I, стр. 26 и след.), заявив о своем категорическом решении сохранить за собой и всеми последующими агнатами, наследниками королевского дома в будущих поколениях, все свои права в их прежнем объеме. Затем выступил ряд владетельных господ, заявивших, что они ждут решения Венского конгресса, который должен определить их права и их правовой статус, и до этого не могут принять конституцию одного немецкого государства с ее сословным представительством; поэтому они вынуждены отказаться от участия в совещаниях. В первый адрес сословных представителей было включено (непонятно, на основе каких полномочий) общее

460

заявление, согласно которому все остальные князья и графы и все дворянство в целом примут конституцию лишь при условии сохранения ими всех прежних прав и в соответствии с решением Конгресса. Этим прежним правам дано особенно широкое толкование в поданном представителям сословий заявлении графа фон Вальдека от имени высокографского лимбургского дома (вып. VI, стр. 91 и след.). На стр. 93 этого документа говорится, что названный высокографский дом не признал отречения императора Священной Римской империи (отречения, которое было принято всеми властителями Европы)6 и что (стр. 97) после распада Рейнского союза этот дом юридически восстановил все свои прежние права и привилегии и лишь противозаконно но сию пору лишен фактического обладания ими. Другими словами, это означает, что лимбургский дом официально отказывается войти в состав Вюртембергского государства и принять его подданство. К этому еще добавлено, что в дальнейшем, когда Вюртемберг окончательно конституируется как государство, господин граф соблаговолит указать, при каких условиях графство Лимбург согласится признать на договорных началах суверенитет Вюртемберга.

Мы не будем здесь касаться отношения правительства королевства к подобном нелепым претензиям владетельных господ, доходящих до смехотворного отказа признать факт отречения императора; но мы совершенно не можем понять, как сословное собрание могло допустить к участию в обсуждении и вынесении решений таких своих членов, которые совершенно официально заявляют, что они юридически не являются подданными Вюртемберга, что они, правда, готовы принять участие в разработке обязательных для вюртембергского народа решений, но что сами они не считают себя обязанными им подчиняться, и только тогда, когда с их помощью Вюртемберг полностью конституируется как государство, они готовы довести до сведения вюртембергского правительства, на каких условиях они соблаговолят признать его суверенитет. Нам достаточно хорошо известно, что подчас законы разрабатываются для других, а сами их составители не считают себ

461

обязанными им подчиняться, но примеры подобного равнодушия со стороны представительного учреждения страны, которое допускает такого рода самоуправство своих членов, участвующих в обсуждении и вынесении решений, и позволяет им ставить условия, оскорбительные в равной степени и для них, и для их монарха, — примеры подобного равнодушия найти нелегко.

Еще одно сословие, духовенство, сделало через несколько дней осторожную попытку выразить в адресе пожелание, чтобы заседающие в собрании прелаты представляли все сословие * и чтобы им вернули и:; прежние права. Из двух прелатов, которые уже были депутатами собрания, один, канцлер Тюбингенского университета, заявил, что он не знает, представляет ли он университет, церковь или ученое сословие; другой же, генерал-суперинтендант евангелической церкви, наивно признался, что один его добрый приятель посоветовал ему не подписывать петицию других прелатов, чтобы с большим успехом защищать их интересы в качестве формально не заинтересованного лица (вып. II, стр. 64 и след.).

Собрание сословных представителей заняло позицию, в корне противоречащую реальным событиям, происходящим в мире. Оно отказалось принять данную королем конституцию, на основании которой оно было созвано, само определило сферу своей компетенции и пришло к своему решению с помощью таких аргументов, которые в корне противоречат духу недавно принятых всеми европейскими державами решений о государственном устройстве Европы в целом и Германии в частности.

Сословное собрание отвергло королевскую конституцию не потому, что она противоречит тем правам государственных подданных, на которые они могут претендовать, апеллируя к вечному праву, основанному на разуме. Можно было ожидать, что прежде, чем отказаться от конституции, сословные представители

* Поскольку в сословном собрании прежнего Вюртембергского герцогства все четырнадцать прелатов имели место и голос, то они являлись не представителями сословия, а обладателями постоянных голосов, пэрами,

462

изучат предложенный их вниманию документ и, вероятно, примут хотя бы основные его положения; однако все это совершенно их не занимало. Они отвергли конституцию по одному тому, что это не была старая конституция Вюртемберга, и не потому даже, что новая конституция отличалась от старой (они и не занимались подобными исследованиями), а просто потому, что ото не была именно та прежняя конституция, что акт, в силу которого она была введена, не был простым восстановлением и возрождением прежнего. Отжившее свой век, однако, не возрождается. Своим требованием собрание сословий доказало, что оно не только не обладает должным пониманием той задачи, для решения которой оно предназначено, но не имеет о ней даже отдаленного представления. Оно показало, что видит в назревшей необходимости лишь проявление каприза или прихоти короля и правительства и полагает, что имеет дело не с существом вопроса, а лишь со случайным его аспектом. Собрание, правда, признало, что обстоятельства несколько изменились и что поэтому в старую конституцию следует внести ряд изменений. Однако к этим изменившимся обстоятельствам оно относит лишь ряд чисто внешних моментов, которые в. сущности совершенно не характерны для отличия прежних условий от нынейших. Так, собрание относит к числу этих изменений присоединение к прочим сословиям Вюртемберга высшей знати, того дворянского сословия, которое, как уже было указано выше, заявило, что оно юридически, то есть в силу конституции, ибо только там идет речь о правовом статусе, не входит в число подданных данного государства. Более того, это сословие вообще отказалось признать, что данное государство или сословное собрание может определить его положение в сфере государственного или частного права. К изменениям условий собрание относит и распространение подданства на лиц иного христианского вероисповедания на равных правах с лютеранами — обстоятельство, которое, как и предыдущее, не затрагивает основных конституционных положений. Основанием к внесению изменений сословные представители увеличение государства, которое более

463

чем в два раза расширило свои границы по сравнению со своей прежней территорией. Этот момент мог бы быть серьезным аргументом против чисто формального требования восстановить старую конституцию прежнего Вюртемберга. Для того чтобы устранить этот довод, собрание сословий, пользуясь юридическими ухищрениями со ссылками на прецеденты, на прежнее положительное государственное право и формальное понятие инкорпорации, всячески стремилось доказать, что новая территория в составе государства имеет право на те же конституционные блага, что и исконная государственная территория. По существу говоря, все эти соображения и юридические ухищрения не имеют никакого смысла и не выходят за рамки типичной querellc cTAllemand, ибо даже если бы Вюртемберг не увеличил свои владения и не вышел бы за пределы тех земель, где действовала старая конституция, то изменение его государственного устройства и настоятельная необходимость новой конституции были бы столь же велики.

2. Доброе старое право

Для лучшего понимания этой настоятельной необходимости можно было бы легко показать, какие отрицательные последствия имело бы восстановление старой конституции Вюртемберга в действительно изменившихся условиях, но совсем по-иному, чем было указано выше: самый дух времени обязывает к тому, чтобы внести хотя бы некоторую систематизацию и порядок в тот бесформенный конгломерат институтов и образований, который представляла собой имперская конституция. Достаточно обратиться к ценному труду — «Собрание основных актов конституционного устройства Вюртембергской земли», опубликованному нашим соотечественником тайным церковным советником Паулюсом, чтобы удостовериться, насколько подобное состояние правовых основ государственного устройства, которое является, правда, неисчерпаемым источником для адвокатских хитросплетений и юридических

464

аргументаций, препятствует тому, чтобы народ ознакомился с конституцией своей страны; тем самым он все больше отстраняется и от самой сути дела, с чем в наше время примириться уже нельзя. Ниже мы покажем, что впоследствии в области формы были достигнуты некоторые успехи и что усилия, направленные на улучшение формы, не могли не оказать влияния и на сущность предмета. Что же касается пагубных последствий, то им можно противопоставить так называемые благие последствия, и прежде всего самое право, значение которого вообще не следует ставить в зависимость от каких-либо последствий; этим занимались с надоедливым упорством представители сословий.

В ходе подобной полемики возникают обычно бесконечные пересуды, ибо аргументы как одной, так и другой стороны не могут привести к окончательному решению вопроса, если нет судьи, который бы вынес это решение. Важна лишь суть дела, а она в данном случае совершенно ясна. Изменение, которое подготавливалось в течение длительного времени и получило наконец свое завершение, сводится к уже упомянутому переходу наиболее значительных немецких земель из состояния имперских ленов в состояние суверенных земель, то есть государств. Внутри имперских лепов правители, с одной стороны, земля и народ — с другой, — правда, последние в качестве подданных (подчиненность которых могла доходить подчас до крепостной зависимости) — противостояли друг другу как независимые величины и обладали правами, достигавшими чуть ли не суверенитета. Такое положение было возможным, поскольку те и другие находились в рамках империи и подчинялись императору, который предоставлял им самостоятельность, так пли иначе соединяя их в единое целое. Так, каждое частное лицо независимо по отношению к другому частному лицу, оба они исходят в своих взаимоотношениях из своих субъективных потребностей и произвольных решений. Но поскольку они являются подданными одного государства и над ними стоят одни и те же административные учреждения и суды, их взаимоотношения превращаются в договоры, и появляется подлинный смысл

465