Часть 2.

тельного размышления о существенном различии в природе разумных и неразумных животных. Если бы удалось постигнуть, что это за таинственная сила, которая делает возможными суждения, то задача была бы решена. В данный момент я считаю, что эта сила, или способность, есть не что иное, как способность внутреннего чувства, т. е. способность делать свои собственные представления предметом своих мыслей. Способность эта не вытекает из какой-нибудь другой, а есть одна из основных способностей в собственном смысле этого слова и, по моему убеждению, может принадлежать только разумным существам. Но от нее-то именно и зависит вся высшая сила познания. Я закончу это исследование увещанием, которое должно быть приятно тем, кто способен испытывать удовольствие от усмотрения единства человеческих познаний. Все утвердительные суждения подчинены одной общей формуле, а именно принципу тождества: Cuilibet subjecto competit praedicatum Ipsо identicum; все отрицательные — принципу противоречия: Nulli subjecto competit praedicatum оpsi opposоtum. Все утвердительные умозаключения подчинены правилу: Nota notae est nota rei ipsоus; все отрицательные — правилу; Oppositum notae opponitur reо ipsi. Все суждения, непосредственно подчиненные принципам тождества или противоречия, т. е. те, в которых и тождество, и противоречие усматриваются не через посредствующий признак (следовательно, не через расчленение понятия), а непосредственно, суть недоказуемые суждения; те же, в которых это тождество и противоречие усматриваются опосредствованно, суть суждения доказуемые. Человеческое познание полно такими недоказуемыми суждениями. Всякой дефиниции предшествует несколько таких суждений, ведь для составления ее уже представляют себе то, что прежде всего и непосредственно познается в каждой вещи как ее признак. Поэтому заблуждаются те философы, которые представляют себе дело так, будто нет никаких недоказуемых основных истин, кроме одной. Но точно так же заблуждаются и те, кто без достаточных оснований слишком щедро приписывает эти преимущества тем или иным из своих положений.

ОПЫТ ВВЕДЕНИЯ В ФИЛОСОФИЮ ПОНЯТИЯ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ВЕЛИЧИЯ 1765.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Пользоваться математикой в философии можно, или подражая ее методу, или действительно применяя ее положения к предметам философии. Нельзя сказать, что первое принесло до сих пор какую-то пользу, сколь больших выгод ни ожидали от этого первоначально; равным образом постепенно отпали и все претенциозные титулы, которыми из ревности к геометрии старались украсить философские положения, потому что пришлось скромно признать, что неприлично упорствовать при малоблагоприятных обстоятельствах и что тягостное non liquet [дело неясно] никак не хотело поддаться всей этой пышности.

Второй вид приложения [математики к философии], напротив, оказался для тех ее разделов, которых он коснулся, тем более плодотворным, что, как раз благодаря тому что эти разделы философии пользовались учениями математики, они поднялись на такую высоту, на которую они иначе не могли бы притязать. Впрочем, речь идет здесь лишь о [философских] воззрениях, относящихся к учению о природе, если только не причислять к философии еще и логику ожидания стечения счастливых обстоятельств '. Что касается метафизики, то эта наука, вместо того чтобы пользоваться некоторыми понятиями или учениями математики, часто, напротив, ополчалась против них. И мы видим, что там, где она могла бы, пожалуй, позаимствовать твердые основания, дабы построить на них свои исследования, 4 Иммануил Кант, т. 2

==81

она старается превратить понятия математика всего лишь в какие-то утонченные измышления, обладающие за пределами его поприща малой степенью истинности. Не трудно угадать, на какой стороне окажется преимущество в споре двух наук, из которых одна превосходит все другие достоверностью и ясностью, тогда как другая еще только стремится достигнуть такого состояния.

Метафизика пытается, например, постичь природу пространства и то высшее основание, из которого можно было бы объяснить его возможность. В этом отношении ничего, по-видимому, не могло бы быть более полезным, чем откуда-то позаимствовать достоверные данные, дабы положить их в основу своих исследований. Геометрия доставляет некоторые такие данные, касающиеся самых общих свойств пространства, например что пространство вовсе не состоит из простых частей; однако в метафизике проходят мимо этих данных] и полагаются только на двузначность этого понятия в нашем сознании, мысля его совершенно абстрактно. А когда построенное по этому методу умозрение не согласуется с положениями математики, тогда пытаются спасти свое искусственно созданное понятие, упрекая математику в том, что понятия, полагаемые ею в основание, не выведены, мол, из подлинной природы пространства, а произвольно выдуманы. Математическое исследование движения, связанное с познанием пространства, равным образом доставляет нам много данных, чтобы удержать на пути истины и метафизическое рассмотрение времени. Некоторый стимул к этому среди других [исследователей] дал знаменитый г-н Эйлер *; однако здесь, по-видимому, считают более удобным держаться в сфере смутных абстракций, с трудом поддающихся проверке, чем вступить в связь с наукой, придерживающейся лишь вполне понятных и очевидных взглядов.

Понятие бесконечно малого, к которому математика так часто прибегает, высокомерно отвергается как

Histoire de l'Acad. Royale des se. et belles lettr, L'ann.

17482.

==82

простое измышление, тогда как на самом деле имеются все основания предположить, что его еще недостаточно понимают, чтобы высказывать о нем какие-либо суждения. Да и сама природа, по-видимому, дает нам недвусмысленные доказательства того, что это в высшей степени истинное понятие. В самом деле, если существуют силы, действующие непрерывно в течение известного времени, чтобы породить движения (такую силу, по всей видимости, представляет собой тяжесть), то сила, которую тяжесть приводит в действие в начальный момент [действия] или в состоянии покоя, должна быть бесконечно малой по сравнению с силой, которую она сообщает [телу] в течение некоторого времени. Я согласен, что трудно проникнуть в природу таких понятий, однако эта трудность может оправдать разве только осмотрительность при высказывании не вполне достоверных предположений, но никак не может служить оправданием для решительного заявления о невозможности [бесконечно малого].

В данном случае я намерен подвергнуть философскому рассмотрению одно понятие, которое в математике хорошо известно, но в философии еще почти не встречается. Мои рассуждения представляют собой только первые незначительные попытки, как это обыкновенно бывает, когда хотят открыть новые перспективы, однако подобные рассуждения могут привести и к весьма важным результатам. Из-за пренебрежения понятием отрицательных величин в философии возникло множество ошибок или же ложных толкований взглядов других. Если бы, например, знаменитому господину Крузию * благоугодно было уяснить себе смысл, который математики вкладывают в это понятие, то он не счел бы столь удивительно ложным сопоставление» проведенное Ньютоном, который силу притяжения, постепенно превращающуюся — при возрастающем расстоянии, однако вблизи [данных] тел — в силу отталкивания, сравнивает с такими рядами величин], в которых там, где исчезают положительные величины, возникают отрицательные. Дело в том, что

Crusius, Naturl., T. 2, § 295'.

4*

==83

отрицательные величины суть не отрицания величин, как это можно было бы предположить по сходству выражения, а нечто само по себе подлинно положительное и только противоположное чему-то другому. В этом смысле отрицательное притяжение есть не покой, как считает Крузий, а подлинное отталкивание.

Однако я перехожу к самому исследованию, дабы показать, какое применение это понятие может вообще иметь в философии.

Понятие отрицательных величин с давних пор применяется в математике и всегда имело здесь чрезвычайно большое значение. Между тем представление, которое создалось о нем у большинства [исследователей], как и толкование, которое они ему давали, странны и противоречивы. Правда, это не привело к какой-либо неправильности его применения, так как особые правила заменяли собой определение и обеспечивали пользование им, а то, что в суждении о природе этого абстрактного понятия было ложным, осталось втуне и не имело никаких последствий. Никто, пожалуй, не показал яснее и определеннее, что следует понимать под отрицательными величинами, чем профессор г-н Кестнер *4, под руками которого все приобретает точность, становится понятным и привлекательным. Порицание, которое он по этому случаю выражает одному абстрактнейшему философу 5 за его страсть к классификации, имеет гораздо более общий смысл, чем тот упрек, который сделал здесь [автор]. Этот упрек можно рассматривать как своего рода призыв проверить силу мнимого остроумия многих мыслителей на каком-нибудь истинном и полезном понятии, дабы философски судить о качестве этого понятия, правильность которого уже доказана математикой. Ложная метафизика охотно уклоняется от подобной проверки, так как здесь ученому пустословию было бы не так легко, как в других случаях, создать видимость основательности. Пытаясь приобрести для философии до сих пор еще не применявшееся в ней, хотя и в высшей степени необходимое, понятие, я хотел бы иметь для себя только

Anfangsgr. d. Arithm,, S. 59—62.

==84

таких судей, как тот проницательный муж, сочинения которого побудили меня написать это исследование. Ибо что касается метафизических умов, имеющих на все окончательный взгляд, то нужно быть очень неопытным человеком, чтобы воображать, будто можно что-нибудь прибавить к их мудрости или что-то убавить из их заблуждений.

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

ОБЪЯСНЕНИЕ ПОНЯТИЯ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ВЕЛИЧИН ВООБЩЕ

Если одно упраздняет то, что другое полагает, то они противоположны друг другу. Эта противоположность может быть двоякой: или логической, через противоречие, или реальной, т. е. без противоречия.

До сих пор обращали внимание только на противоположность первого рода, т. е. на логическую. Она состоит в том, что относительно одной и той же вещи нечто одновременно и утверждается, и отрицается. Следствие такого логического соединения есть ничто (nihil negativum irrepraesentabile [ничто отрицательное непредставимо]), как гласит закон противоречия. Тело, находящееся в движении, есть нечто; тело, которое не находится в движении, тоже есть нечто (cogitabile мыслимое]); но тело, которое находилось бы в движении и в то же время в том же смысле не находилось бы в движении, есть ничто.

Противоположность второго рода — реальная — состоит в том, что два предиката одной и той же вещи противоположны, но не по закону противоречия. Здесь также одно упраздняет то, что другое полагает; однако следствие [здесь] нечто (cogitabile). Сила, движущая тело в одну сторону, и равное стремление того же тела в противоположном направлении не противоречат друг другу и в качестве предикатов возможны в одном и том же теле одновременно. Следствие этого — покой, который есть нечто (repraesentabile [представимое]). И тем не менее мы имеем здесь истинную противоположность, ибо то, что полагается одним стремлением —

==85

если бы действовало только оно одно,— упраздняется другим и оба они истинные предикаты одной и той же вещи, присущие ей одновременно. Следствием этого также является ничто, но не в том смысле, что при противоречии (nihil privativum, repraesentabile). Это ничто в дальнейшем мы будем называть нулем = О, и его значение будет одинаковым со значением отрицания (negatio), отсутствия — термины, обычно применяемые философами только с некоторым более подробным определением, которое будет приведено ниже.

Когда речь идет о логической несовместимости, то имеют в виду только то отношение, которым два предиката вещи в силу противоречия упраздняют друг друга и свои следствия. Но какой именно из обоих предикатов действительно утвердительный (realitas) и какой действительно отрицательный (negatio) — это здесь безразлично. Например, быть одновременно темным и нетемным в одном и том же смысле будет в одном и том же субъекте противоречием. Первый предикат логически утверждает, второй логически отрицает, хотя первый в метафизическом смысле есть отрицание. Реальная несовместимость также основывается на взаимном отношении двух предикатов одной и той же вещи; но противоположность эта совсем иного рода. Одним из них вовсе не отрицается то, что утверждается другим, ибо это невозможно; оба предиката — А и В — утвердительны; только в то время, как от каждого в отдельности возникли бы следствия а и Ь, от совокупности их в одном субъекте не возникает ни того ни другого, и таким образом следствием оказывается нуль. Положим, кому-то кто-то другой должен 100 рейхсталеров,— это будет основанием для такой же суммы дохода. Положим также, что он сам должен 100 рейхсталеров,— это явится основанием для уплаты такой же суммы. Оба долга вместе составляют основание для нуля, т. е. для того, чтобы денег не платить и не получать. Легко заметить, что этот нуль есть относительное ничто, поскольку нет лишь определенного следствия: в данном случае нет определенного капитала, а в вышеприведенном случае — определенного

==86

движения, тогда как при упразднении через противоречие получается вообще ничто. Поэтому nihil negativum не может быть выражено нулем = 0, ибо нуль не содержит в себе никакого противоречия. Можно себе представить, что определенного движения нет, но невозможно представить себе, что оно одновременно и есть и не есть.

Математики же пользуются понятием этой реальной противоположности для своих величин и, чтобы отметить такие величины, обозначают их знаками + и —. Так как такая противоположность [величин] всегда взаимна, то нетрудно видеть, что одна величина всегда упраздняет здесь другую либо полностью, либо отчасти, при этом те величины, перед которыми стоит +, не отличаются от тех, перед которыми стоит —. Положим, корабль совершает путь из Португалии в Бразилию. Обозначим все расстояния этого пути, которые он проходит при восточном ветре, знаком -|-, а те, которые он проходит при западном ветре, знаком —. Самые числа пусть обозначают мили. Тогда путешествие, длящееся семь дней, можно выразить так: +12+7—3— —5+8 =19 милям, которые корабль прошел в направлении к западу. Те величины, перед которыми стоит —, имеют его только как знак противоположности, поскольку они должны быть взяты вместе с теми, которые имеют перед собой +; если же они находятся в соединении с теми, перед которыми также стоит —, то здесь не будет уже никакой противоположности, потому что противоположность есть взаимное отношение (Gegenverhдltnis), которое имеет место только между + и —. И так как вычитание есть некоторое упразднение, происходящее в том случае, когда противоположные величины берутся вместе, то ясно, что минус не может быть, собственно говоря, знаком вычитания, как это обыкновенно себе представляют: + и —, только взятые вместе, означают вычет. Поэтому —4—5=—9 есть не вычитание, а действительное увеличение и сложение однородных величин. Но +9—5=4 означает вычитание, поскольку знаки этого противоположения указывают на то, что одна величина исключает из другой равное себе. Точно так же знак + сам по себе не озна-

==87

чает, собственно, никакого сложения; он получает такой смысл лишь тогда, когда величина, перед которой он стоит, должна быть соединена с другой, перед которой также стоит или мыслится +· Но если она должна быть соединена с другой величиной, перед которой стоит —, то это может произойти только через противоположение, и тогда знак +, как и знак

—, одинаково означают вычитание, т. е. одна величина исключает из другой равное себе, например

—9+4«=—5. На том же основании и знак — в примере —9—4=—13 означает не вычитание, а такое же сложение, как и знак + в примере +9+4=+13. Ибо вообще, когда знаки одинаковы, обозначаемые ими суммы просто подлежат сложению; когда же они различны, они могут быть соединены лишь через противоположение, т. е. посредством вычитания. Вот почему оба эти знака служат в математике лишь для различения величин, противоположных друг другу, т. е. таких, которые при их соединении полностью или частично исключают друг друга, чтобы таким образом, во-первых, выявить само это отношение противоположности между величинами и, во-вторых, чтобы после вычитания одной величины из другой, из которой ее можно вычесть, было ясно, к которой из этих двух величин относится итог. Так, в вышеупомянутом случае получилось бы одно и то же, если бы движение [корабля] при восточном ветре было обозначено посредством —, а плавание при западном ветре — посредством +, с той только разницей, что итог имел бы тогда знак —.

Отсюда и возникает математическое понятие отрицательных величин. Одна величина по отношению к другой отрицательна, когда она может быть соединена с ней только через противоположение, а именно так, что одна величина исключает из другой равное себе. Но это, конечно, есть отношение противоположности, и величины, которые таким образом противоположны Друг другу, исключают одна из другой равное себе, так что, собственно, никакую величину нельзя назвать безусловно отрицательной, а следует сказать, что +й и —а представляют собой отрицательные величины

==88

по отношению друг к другу; так как, однако, это всегда можно подразумевать, то математики раз навсегда условились называть отрицательными величинами те, перед которыми стоит знак —, причем, однако, не следует забывать, что это обозначение указывает не на особый род вещей с точки зрения их внутреннего свойства, а на само это отношение противоположности, когда одни вещи берутся в противоположении другим вещам, обозначенным знаком +.

Дабы, не обращая особого внимания на величину, извлечь из этого понятия то, что, собственно, составляет предмет философии, заметим прежде всего, что в нем содержится то противоположение, которое мы выше обозначили как реальное. Допустим, что есть +8 капиталов и —8 долга; тогда нет никакого противоречия в том, что и то и другое относится к одному лицу. А между тем одно исключает сумму, равную той, которую полагает другое, и следствием будет нуль. Поэтому я долги буду называть отрицательными капиталами. Но этим я вовсе не хочу сказать, будто долги— это только отрицание или простое отсутствие капиталов, ведь в таком случае они сами были бы отмечены знаком 0 и данный капитал, взятый вместе с долгами, представлял бы тогда имущественную ценность, выражаемую равенством 8+0=8, что ложно. Я хочу лишь сказать, что долги представляют собой положительные основания для уменьшения капиталов. Так как, далее, все это обозначение всегда указывает лишь на отношение тех или иных вещей друг к другу, без которого и само понятие [отрицательных величин] тотчас же теряет всякий смысл, то было бы нелепо мыслить при этом особый род вещей и называть их отрицательными вещами, ведь даже выражение математиков отрицательные величины не очень точное. В самом деле, отрицательные вещи означали бы отрицания вообще (negationes), что, однако, вовсе не есть то понятие, которое мы хотим установить. Скорее достаточно того, что уже сказано нами по поводу тех отношений противоположности, которые вполне исчерпывают это понятие и заключаются в реальной противоположности. Необходимо, однако, в самом выражении дать понять, что

==89

один из [членов] противоположности не есть контрадикторная противоположность другого и что если этот последний есть нечто положительное, то и первый не есть простое отрицание его, а, как мы это скоро увидим, противостоит ему как нечто утверждающее. Для этого мы, следуя методу математиков, нисхождение будем называть отрицательным восхождением, падение — отрицательным подъемом, возвращение назад — отрицательным движением вперед, чтобы уже из самого выражения было ясно, что, например, падение отличается от подъема не только так, как non a от а, но представляет собой нечто столь же положительное, как и подъем, и лишь в соединении с ним дает основание для некоторого отрицания. Ведь ясно, что, поскольку здесь все дело в отношении противоположности, постольку я с одинаковым правом могу нисхождение назвать отрицательным восхождением, а восхождение — отрицательным нисхождением; равным образом капиталы в такой же мере отрицательные долги, как и долги — отрицательные капиталы. Но все же представляется несколько более уместным давать название отрицательное тому, что мы в каждом [данном] случае преимущественно имеем в виду, когда хотим обозначить его реальную противоположность. Так, например, несколько более уместно долги называть отрицательными капиталами, чем наоборот, хотя различие заключено не в самом отношении противоположности, а лишь в том, как связан результат этого отношения с дальнейшей целью. Напомню еще только о том, что я иногда пользуюсь следующим выражением: одна вещь есть негатив (die Negative) другой. Так, например, негатив восхождения есть нисхождение; под этим я понимаю не отрицание другой вещи, а нечто такое, что находится к этой другой вещи в отношении реальной противоположности.

Когда речь идет о таком реальном противоположении, нужно отметить следующее положение в качестве одного из основных правил. Реальная противоположность имеет место лишь в том случае, когда одна из двух вещей как положительное основание устраняет следствия другой. Допустим, что движущая сила есть положительное

К оглавлению

==90

основание; в этом случае реальное столкновение может иметь место лишь тогда, когда эта сила и соединенная с ней другая движущая сила устраняют следствия друг друга. Общим доказательством может служить следующее. Противоречащие друг другу определения должны, во-первых, принадлежать одному и тому же субъекту. В самом деле, допустим, что в одной вещи имеется одно определение, а любое другое — в другой; в таком случае отсюда не произойдет никакого действительного противоположения *. Во-вторых, одно из противостоящих друг другу определений при реальном противоположении не может быть контрадикторной противоположностью другого, ибо тогда противоречие было бы логическим и, как было показано выше, невозможным. В-третьих, определение может отрицать только то, что полагается другим определением, ибо здесь вообще нет никакого противоположения. В-четвертых, эти определения, если они противоречат друг другу, не могут быть оба отрицательными, ибо в этом случае ни одно из них не полагало бы того, что устранялось бы другим. Поэтому в каждом реальном противоположении оба предиката должны быть положительными, но так, чтобы при их соединении следствия их устраняли друг друга в одном и том же субъекте. Именно таким образом две вещи, из которых одна рассматривается как отрицательная по отношению к другой, сами по себе положительны, однако следствием их соединения в одном субъекте оказывается нуль. Движение [корабля] по направлению к западу есть в такой же мере положительное движение, как и движение по направлению к востоку, только для одного и того же корабля пройденные таким образом пути устраняют друг друга либо всецело, либо отчасти.

Этим я не хочу сказать, что такие реально противоположные друг другу вещи не могут заключать в себе множество отрицаний. Корабль, который движется по направлению к западу, не движется в то же время к востоку или к югу и т. п., как не находится он также

В дальнейшем мы будем говорить еще и о потенциальном противоположении.

==91

одновременно во всех местах: множество отрицаний присуще его движению. Однако при всех этих отрицаниях только то может приходить в реальное противоречие и давать в результате нуль, что одинаково положительно и в движении на восток, и в движении на запад.

Это можно пояснить при помощи общераспространенных знаков. Все истинные отрицания, которые, следовательно, возможны (ибо отрицание того же, что одновременно полагается в субъекте, невозможно), могут быть выражены нулем = 0, а утверждения — каким-нибудь положительным знаком; соединение же [отрицаний и утверждений] в одном и том же субъекте — через + или —. Отсюда ясно, что [выражения] А +0 =4, А—0=4, 0+0=0, 0—0=0* все вместе не представляют собой вообще противоположений и что ни в одном из них не устраняется ничего из того, что полагалось. А -\-А также не есть упразднение; остается только один случай: А—А =0, т. е. вещи, из которых одна служит отрицанием другой, суть обе А и, таким образом, истинно положительны так, однако, что одна исключает то, что полагает другая, и это обозначается здесь знаком —.

Второе правило, которое, собственно, есть обращенное первое, гласит: везде, где есть положительное основание, а следствие тем не менее нуль, мы имеем реальное противоположение, т. е. это основание находится в соединении с другим положительным основанием, представляющим собой негатив первого. Если в открытом море восточный ветер действительно гонит вперед корабль, а он не двигается с места или по крайней мере скорость его движения несоразмерна с силой ветра, то это значит, что морское течение непременно

Можно было бы подумать, что здесь пропущен еще один случай, а именно О—А. Однако в философском смысле этот случай невозможен, ибо из ничего никогда не может быть отнято что-либо положительное. Если в математике применение этого выражения правильно, то это оттого, что нуль ничуть не изменяет ни увеличения, ни уменьшения посредством других величин. А-{-0—А всегда есть А—А, и потому нуль здесь совершенно излишен. Поэтому мысль, которую заимствовали отсюда, будто отрицательные величины меньше, чем ничто, пуста и нелепа.

'

==92

гонит его в обратном направлении. Общий смысл этого таков: устранение следствия какого-либо положительного основания всегда требует в свою очередь положительного основания. Если мы возьмем какое-нибудь основание для следствия Ь, то это следствие никогда не может быть нулем, пока нет основания для — Ь, т. е. для чего-то действительно положительного, но противоположного первому: Ь — Ь =з 0. Если кто-то оставил после себя капитал в 10 000 рейхсталеров, то все наследство может составить 6000 рейхсталеров только в том случае, если 10 000—4000 = 6000, т. е. если с наследством связано 4000 талеров долга или другого расхода. Дальнейшее во многом будет способствовать разъяснению этих законов.

В заключение этого раздела я сделаю еще одно замечание. Отрицание, если оно следствие реальной противоположности, я буду называть лишением (privatio); всякое же отрицание, если оно не результат такого рода противоположности, будет здесь обозначаться как отсутствие (defectus, absentia). Для такого отрицания требуется не положительное основание, а лишь его отсутствие; первое же отрицание имеет действительное основание полагания, а также равное ему противоположное основание. Покой тела есть или просто отсутствие, т. е. отрицание, движения, если [в нем] нет движущей силы, или лишение, если движущая сила, правда, имеется, но следствие, а именно движение, устраняется противоположной силой.

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ, В КОТОРОМ ПРИВОДЯТСЯ ПРИМЕРЫ ИЗ ФИЛОСОФИИ, ЗАКЛЮЧАЮЩИЕ В СЕБЕ ПОНЯТИЕ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ВЕЛИЧИН

Каждое тело благодаря своей непроницаемости сопротивляется силе, движущей другое тело в пространство, которое оно занимает. И так как оно при наличии силы движения другого тела все же есть основание своего покоя, то из предыдущего следует, что непро-

==93

ницаемость в равной мере предполагает как действительную силу в частях тела, благодаря которой они вместе занимают некоторое пространство, так и ту — какова бы она ни была,— посредством которой другое тело стремится к движению в это пространство.

Для ясности представьте себе две пружины, которые действуют одна против другой. Совершенно очевидно, что, пока движущие силы их равны, обе они находятся в состоянии покоя. Поместите между ними пружину такой же упругости; благодаря своему напряжению она будет производить такое же действие и по закону равенства действия и противодействия будет удерживать обе пружины в состоянии покоя. Но поставьте в середине на место этой пружины какое-нибудь твердое тело; оно приведет к тому же, и упомянутые выше пружины благодаря его непроницаемости будут оставаться в состоянии покоя. Причина — непроницаемость — есть поэтому действительная сила, ибо она производит то же самое, что производит действительная сила. Если вы теперь назовете притяжением какую бы то ни было причину, по которой одно тело принуждает другие тела давить на пространство, которое оно занимает, или двигаться по направлению к нему (а здесь достаточно только предположить это притяжение), то непроницаемость будет отрицательным притяжением. А это значит, что она есть такое же положительное основание, как и всякая другая движущая сила в природе. И так как отрицательное притяжение есть, собственно говоря, настоящее отталкивание, то силы, благодаря которым элементы занимают некоторое пространство, однако так, что они и ему ставят пределы через столкновение двух противоположных сил, дают повод ко многим размышлениям. Эти размышления привели меня, как мне кажется, к некоторому отчетливому и верному знанию, которое я намерен изложить в другом исследовании '.

Возьмем пример из психологии. Вот такой вопрос: есть ли неудовольствие лишь отсутствие удовольствия или оно основание для лишения его, основание, кото-

==94

1

рое, правда, само по себе есть нечто положительное, а не только противоречащая удовольствию противоположность, но которое противоположно ему в реальном смысле, и, следовательно, можно ли неудовольствие назвать отрицательным удовольствием? Внутреннее чувство сразу подсказывает, что неудовольствие есть нечто большее, чем простое отрицание. В самом деле, какое бы удовольствие мы ни испытывали, все же всегда будет ощущаться недостаток в некотором возможном удовольствии, пока мы остаемся ограниченными существами. Тот, кто принимает лекарство, имеющее вкус чистой воды, быть может, испытывает удовольствие от ожидаемого выздоровления, но в самом вкусе лекарства он не находит никакого удовольствия; однако это отсутствие удовольствия еще не составляет неудовольствия. Но дайте ему лекарство из полыни — это ощущение весьма положительного свойства. Здесь мы имеем не простое отсутствие удовольствия, а нечто составляющее действительное основание того чувства, которое называется неудовольствием.

Из приведенного объяснения можно во всяком случае усмотреть, что неудовольствие есть не только некоторое отсутствие удовольствия, но и некоторое положительное ощущение. Однако то, что оно не только нечто положительное, но и нечто реально противоположное удовольствию, станет вполне ясным из следующего. Матери спартанца сообщают, что ее сын мужественно сражался за свое отечество. Приятное чувство удовольствия овладевает ее душой. Затем добавляют, что в этой борьбе он пал смертью славных. От такого сообщения чрезвычайно уменьшается ее удовольствие и снижается степень его. Степень удовольствия, определяемую одним первым основанием, обозначьте 4б и предположите, что неудовольствие есть простое отрицание = 0; тогда, взяв оба вместе, мы выразим величину удовольствия 4б+0=4б, и, следовательно, удовольствие не было бы уменьшено известием о смерти, а это неверно. Пусть поэтому удовольствие, вызванное сообщением о проявленной им храбрости, равняется 4б, а то, что от этого удовольствия останется, после того как подействовало и неудовольствие, вызванное другой причиной, пусть

==95

будет равняться За, тогда неудовольствие равно а, и оно и есть негатив удовольствия, а именно — а, и потому мы имеем: 4а — а = За.

Совокупная оценка удовольствия в каком-либо сложном состоянии была бы лишена всякого смысла, если бы неудовольствие было равно простому отрицанию и нулю. Допустим, что кто-то купил имение, ежегодный доход которого составляет 2000 рейхсталеров. Выразим числом 2000 степень удовольствия от этого дохода, поскольку это чистый доход. Все, что он должен уплатить из этого дохода без выгоды для себя, составит основание неудовольствия, как-то: поземельный налог в 200 рейхсталеров, жалованье прислуге — 100 рейхсталеров, ремонт — 150 рейхсталеров ежегодно. Если неудовольствие есть простое отрицание = 0, то в общем итоге получится: 2000+0+0+0 =200 0, т. е. удовольствие от приобретения имения окажется таким же, как если бы он мог пользоваться доходами с него, не имея никаких расходов. Но очевидно, что он может пользоваться лишь той частью своих доходов, которая останется за вычетом расходов, и тогда степень его удовольствия выразится так: 2000—200—100—150= 1550. Поэтому неудовольствие есть не только отсутствие удовольствия, но и положительное основание, частью или целиком уничтожающее удовольствие, вызванное другой причиной, почему я и называю его отрицательным удовольствием. Отсутствие удовольствия, равно как и неудовольствия, поскольку оно вытекает из отсутствия оснований для них, называется безразличием (indifferentia). Отсутствие удовольствия, равно как и неудовольствия, поскольку оно есть следствие реального противоположения равных оснований, называется равновесием (aequilibrium): и то и другое представляют собой нуль, но первое есть просто отрицание, второе же есть лишение. То расположение духа, когда при неравенстве противоположных друг другу удовольствия и неудовольствия что-нибудь остается от одного из этих чувств, есть перевес удовольствия или неудовольствия (suprapondium voluptatis vel taedii). Пользуясь такого рода понятиями, г-н де Мопертюи ' в своем «Опыте моральной философии» пытался определить сумму благополу-

==96

чия человеческой жизни, и она действительно не может быть определена иначе, только эта задача неразрешима для человека, поскольку лишь однородные ощущения могут быть суммированы, между тем как мы видим, что чувство при чрезвычайной сложности обстоятельств жизни весьма различно ввиду многообразия впечатлений. В своем подсчете этот ученый пришел к отрицательному итогу, в чем я, однако, не могу с ним согласиться.

На основании сказанного отвращение можно назвать отрицательным желанием, ненависть — отрицательной любовью, безобразие — отрицательной красотой, порицание — отрицательной похвалой. Можно было бы подумать, что все это только пустая игра словами, но так будут судить лишь люди, не знающие, какая польза заключается в том, что эти выражения указывают также на отношение к уже известным понятиям, в чем может убедить самое элементарное знакомство с математикой. Ошибка, в которую впадают многие философы, пренебрегая этим, очевидна. Известно, что в большинстве случаев они рассматривают зло как простое отрицание, между тем как из наших объяснений явствует, что существует зло как отсутствие (mala defectus) и зло как лишение (mala privationis). Первое есть просто отрицание, и для полагания чего-то противоположного ему нет никакого основания; второе, напротив, предполагает положительное основание для устранения того блага, для которого имеется другое основание, и оно поэтому есть отрицательное благо. Оно гораздо большее зло, чем первое. Не дать [что-то] — значит причинить зло тому, кто нуждается [в этом], но отнять, вынудить, украсть будет гораздо большим злом; изъятие есть отрицательное даяние. Нечто подобное можно указать и в логических отношениях. Ошибки суть отрицательные истины (не следует смешивать это с истинностью отрицательных суждений), опровержение есть отрицательное доказательство; я не хотел бы, однако, останавливаться на этом слишком долго. Моим намерением было только пустить эти понятия в ход, польза же их скажется в их применении, и в третьем разделе я сделаю несколько замечаний по этому поводу.

==97

Понятие реальной противоположности может применяться с пользой также и в практической философии. Порок (demeritum) есть не простое только отрицание, а отрицательная добродетель (merituni negativum). Ведь порок может иметь место лишь в том случае, если есть какой-то внутренний закон (все равно, будет ли это просто совесть или осознание какого-нибудь положительного закона), вопреки которому данное существо действует. Этот внутренний закон составляет положительное основание доброго поступка, и его следствие может оказаться равным нулю только потому, что тот поступок, который проистекал бы единственно из осознания закона, устраняется. Здесь, следовательно, имеет место лишение, реальная противоположность, а не просто отсутствие. И не следует думать, что это относится только к грехам деяния (dйmйrita comissionis), a не относится к грехам упущения (dйmйrita omissionis). Неразумное животное не совершает никаких добродетельных деяний. Это упущение не есть однако порок (demeritum), ведь здесь не нарушается никакой внутренний закон. Не внутреннее нравственное чувство побуждало животное к доброму поступку, и нуль, или упущение [деяния], не был следствием какого-то противодействия ему или противовеса. В данном случае это есть простое отрицание, вытекающее из отсутствия положительного основания, а отнюдь не какое-либо лишение. Но представьте себе человека, который не помогает тому, чью нужду он видит и кому легко может помочь. Как в сердце каждого человека, так и в этом человеке есть положительный закон любви к ближнему. Этот закон и должно здесь одолеть. Для того чтобы несовершение поступка] стало возможным, требуется действительное внутреннее действие, определяемое побудительными причинами. Такой нуль есть следствие реальной противоположности. И действительно, некоторым людям вначале стоит заметных усилий воздержаться от того или иного доброго поступка, положительные побуждения к которому они замечают в себе. Но привычка

==98

облегчает все, и это усилие в конце концов становится едва ощутимым. Поэтому нравственно грех деяния следует отличать от греха упущения не по качеству, а только по количеству. Но физически, т. е. по своим внешним следствиям, они, конечно, различны и по качеству. Тот, кто ничего не получает, испытывает одно зло — отсутствие; тот же, у кого отнимают, испытывает другое зло — лишение. Что же касается нравственного состояния того, кто повинен в грехе упущения, то для греха деяния требуется лишь несколько большая степень действия, подобно тому как противовес на рычаге есть действительная сила, способная удерживать груз в состоянии покоя, и достаточно лишь незначительно увеличить эту силу, чтобы этот груз действительно двинулся в другую сторону. Равным образом тот, кто не уплачивает своего долга, будет при известных обстоятельствах обманывать, чтобы получить выгоду, а тот, кто не помогает, если может помочь, будет причинять вред другому, как только усилятся побудительные к тому причины. Любовь и нелюбовь суть противоречащие друг другу противоположности. Нелюбовь есть действительное отрицание, однако в отношении того, любовь к чему сознается как обязанность, это отрицание возможно лишь через реальное противоположение и, значит, только как лишение. И в таком случае не любить и ненавидеть различаются только по степени. Напротив, всякое упущение, которое хотя и есть отсутствие большего нравственного совершенства, но не есть еще грех упущения, представляет собой не что иное, как простое отрицание некоторой добродетели, а не лишение или порок. К такого рода упущениям относятся несовершенства святых и недостатки благородных душ. Отсутствует некоторое большее основание совершенства, и это упущение обнаруживается не из-за противодействия.

Можно было бы еще значительно расширить сферу применения указанных понятий к предметам практической философии. Запрещения суть отрицательные повеления, наказания — отрицательные награды и т. д. Однако моя цель будет пока достигнута, если только использование этой мысли станет вообще понятным.

==99

Я сознаю, конечно, что читателям с просвещенным умом предыдущие разъяснения могут показаться излишне пространными. Однако меня извинят, как только подумают о том, что еще и до сих пор существует весьма непонятливая порода критиков, которые, довольствуясь всю свою жизнь одной-единственной книгой, понимают только то, что в ней содержится; для них не будет излишней даже и самая большая обстоятельность.

Возьмем еще один пример из естествознания. Много случаев] лишения происходит в природе от столкновения двух действующих причин, из которых одна через реальную противоположность устраняет следствие другой. Часто, однако, не известно, не есть ли это, быть может, только отрицание в смысле отсутствия, поскольку нет положительной причины, или же это есть следствие противопоставления действительных сил, подобно тому как состояние покоя может быть объяснено или отсутствием движущей причины, или столкновением задерживающих друг друга движущих сил. Для примера возьмем известный вопрос о том, имеет ли холод положительную причину или же его, как отсутствие, следует объяснить отсутствием причины тепла. Я немного остановлюсь на этом, поскольку это требуется для моей цели. Без сомнения, сам холод есть только отрицание тепла, и нетрудно видеть, что сам по себе он возможен и без положительного основания. Но столь же легко понять, что он может быть вызван и некоторой положительной причиной и иногда действительно из нее возникает, какого бы мнения ни придерживались о происхождении тепла. Природа не знает никакого абсолютного холода, и если о нем говорят, то его понимают лишь в относительном смысле. Опыт и доводы разума в полном согласии между собой служат подтверждением мысли знаменитого Мушенбрука" о том, что нагревание состоит не во внутреннем сотрясении [частиц тела], а в действительном переходе первичного огня из одной материи в другую, хотя весьма вероятно, что этот переход сопровождаетс

К оглавлению

==100

внутренним сотрясением [тела], содействующим выделению из него первичного огня. На этом основании можно сказать, что если элемент огня среди тел в пределах какого-то пространства находится в состоянии равновесия, то в отношении друг к другу эти тела не будут ни холодными, ни теплыми. Но как только это равновесие нарушается, материя, в которую переходит первичный огонь, будет холодной по отношению к телу, которое вследствие этого лишается первичного огня; само же это тело, поскольку оно отдает это тепло упомянутой материи, будет называться в отношении этой последней теплым. Состояние первого тела при этом изменении называется нагреванием, состояние второго— охлаждением, пока все не придет снова в состояние равновесия.

Конечно, всего естественнее было бы думать, что силы притяжения материи до тех пор приводят в движение эту тонкую и упругую жидкость и наполняют ею массу тел, пока она повсюду находится в равновесии, т. е. пока пространства заполнены ею соразмерно притяжениям, действующим в них. И здесь явно бросается в глаза, что одна материя, соприкасаясь с другой, охлаждает ее и посредством действительной силы (притяжения) отнимает первичный огонь, которым была наполнена масса другого [тела], и что холод того тела, [которое лишает тепла], может быть назван отрицательным теплом, потому что отрицание, которое как следствие этого получается в более теплом теле, есть некоторое лишение [тепла]. Однако введение этого выражения было бы здесь бесполезным и немногим лучше простой игры слов. Главное для меня при этом лишь то, что следует дальше.

Давно известно, что магнитные тела имеют два противоположных друг другу конца, называемых полюсами, из которых один отталкивает в другом теле полюс того же наименования и притягивает противоположный ему полюс. Однако знаменитый профессор Эпинус в своем исследовании о сходстве электрической и магнетической сил показал, что наэлектризованные тела при определенном обращении с ними точно так же обнаруживают два полюса, один из которых он называет

==101

положительным, а другой — отрицательным, и что один из них притягивает то, что отталкивается другим. Всего лучше можно наблюдать это явление, если к наэлектризованному телу приблизить трубку, но так, чтобы она не выбивала из него искры. И вот я утверждаю, что при нагреваниях или охлаждениях, т, е. при всех изменениях тепла или холода, а особенно при быстрых изменениях, происходящих на одном конце связанного [с телом] промежуточного пространства (Mittelraum) или на конце вытянутого в длину тела, всегда имеются как бы два полюса тепла, из которых один будет положительным, т. е. выше прежней температуры указанного тела, а другой — отрицательным, т. е. ниже этой температуры тела, или, что то же, холодным. Известно, что различного рода земляные ямы внутри бывают тем холоднее, чем больше солнце нагревает снаружи воздух и землю; Матиас Бель, описывающий такие ямы в Карпатах, отмечает, что крестьяне в Трансильвании имеют обыкновение охлаждать свои напитки, закапывая их в землю и разводя сверху быстрогорящий огонь. Слой земли на поверхности в течение этого времени не может, по-видимому, стать положительно теплым, без того чтобы на некоторой более значительной глубине не возник негатив тепла] '°. Кроме того, Бургав упоминает, что огонь кузнечного очага на определенном расстоянии от него вызывает холод. В разреженном (freien) воздухе над земной поверхностью господствует, по-видимому, такая же противоположность, особенно при быстрых изменениях. Г-н Якоби замечает где-то в «Hamburg. Magazin» ", что во время сильных холодов, которые часто бывают в странах, занимающих большие пространства, все же обычно имеются значительные по своему размеру места, где температура умереннее. Равным образом г-н Эпинус замечает относительно трубки, о которой я упоминал, что от положительного полюса одного ее конца до отрицательного полюса другого конца на определенных расстояниях друг от друга положительное и отрицательное электричество меняются местами. По-видимому, воздух в каком-то одном месте не может начать нагреваться, не давая тем самым как бы повода

==102

к действию отрицательного полюса, т. е. холода, в другом месте, и на этом же основании, наоборот, быстроусиливающийся в одном месте холод будет служить к тому, чтобы в другом месте усиливалось тепло. Равным образом, если сразу охладить в воде конец раскаленного металлического стержня, то тепло на другом конце стержня увеличится *. Поэтому различие

Я думаю, что нетрудно было бы произвести опыты, чтобы убедиться в существовании противоположных полюсов тепла. Если наполнить винным спиртом горизонтально положенную жестяную трубку длиной в один фут, загнутую кверху под прямым углом с обеих сторон на два дюйма, и зажечь ее с одной стороны, поставив на другом ее конце термометр, то, согласно моему предположению, эта отрицательная противоположность скоро должна обнаружиться, подобно тому как, для того чтобы путем охлаждения одной стороны трубки испытать действие этого охлаждения] на другом ее конце, можно использовать соленую воду, насыпав в нее с одной стороны накрошенный лед. По этому поводу я сделаю еще одно замечание относительно наблюдения, которое, если бы его удалось сделать, много содействовало бы, по всей вероятности, объяснению искусственного холода и тепла, получаемых при растворении некоторых смешанных веществ. Я убежден в том, что различие в этих явлениях будет зависеть главным образом от того, больший или меньший объем займут смешанные жидкости после своего полного соединения сравнительно с тем, какой объем в пространстве они занимали до своего смешения. Я утверждаю, что в первом случае термометр покажет тепло, во втором — холод. В самом деле, в том случае, когда после смешения они создают более плотную среду, получается не только больше притягивающей материи, вовлекающей в себя элемент прилежащего огня, чем ее было раньше в таком же пространстве, но следует также предположить, что способность притяжения будет увеличиваться в большей мере, чем пропорционально возрастающей плотности, между тем как сила расширения уплотненного эфира, возможно, будет возрастать, как и в воздухе, всего лишь пропорционально плотности, ибо, по Ньютону, при большей близости [тел] силы притяжения увеличиваются в гораздо большей пропорции, чем в обратном отношении к их отдалению. Таким образом, если смесь двух веществ имеет большую плотность, чем они имели вместе до своего смешения, то она относительно смежных тел обнаружит перевес силы, притягивающей первичный огонь, и, отнимая его у термометра, покажет холод. Но все будет наоборот, если смесь даст менее плотную среду. Ибо, поскольку она освобождается от известного количества первичного огня, его притягивают к себе рядом лежащие вещества, обнаруживая при этом явления тепла. Результат опытов не всегда соответствует предположениям. Но если опыты основаны не на случайности, то поводом для них должны служить гипотезы.

==103

между тепловыми полюсами прекращается, как только передача или лишение тепла имело достаточно времени для равномерного распространения [его] по всей материи, подобно тому как трубка г-на проф. Эпинуса, после того как она выбила искру, показывает электричество только одного рода. Возможно, что сильный холод верхних слоев воздуха следует объяснить не только отсутствием средств нагревания, но и некоторой положительной причиной, а именно тем, что в отношении тепла этот воздух в той же степени становится отрицательным, в какой воздух нижних слоев и поверхности земли положителен. Вообще магнетическая сила, электричество и тепло действуют, по-видимому, в некоторой однородной, объединяющей их материи (Mittelmaterie). Все они одинаково могут быть вызваны трением, и я думаю, что при умелом обращении различие полюсов и противоположность положительного и отрицательного действия могут быть замечены также и в явлениях тепла. Наклонная плоскость Галилея, отвес Гюйгенса, ртутная трубка Торичелли, воздушный насос Отто Герике и стеклянная призма Ньютона дали нам ключ к раскрытию великих тайн природы. Способность веществ, особенно электричества, к положительному и отрицательному действию, по всей видимости, таит в себе важные познания, и мы предвидим уже те светлые дни, когда более счастливому потомству, надо надеяться, станут известны те законы, которые нам пока представляются в неясной еще связи.

РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ

СОДЕРЖИТ НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ, МОГУЩИЕ СЛУЖИТЬ ПОДГОТОВКОЙ ДЛЯ ПРИМЕНЕНИЯ УПОМЯНУТОГО ПОНЯТИЯ К ПРЕДМЕТАМ ФИЛОСОФИИ

То, что я до сих пор излагал, было лишь первым взглядом, брошенным мной на предмет большой важности, но и не меньшей трудности. Если от приведенных примеров, которые достаточно понятны, перейти теперь к общим положениям, то имеются все основания опа-

==104

саться, не совершаем ли мы, идя по этому непроторенному пути, неверные шаги, которые, быть может, будут осознаны лишь в дальнейшем продвижении. Поэтому то, что хочу еще сказать об этом, я считаю лишь пробой, притом весьма несовершенной, хотя от внимания, которое следует посвятить этому предмету, я ожидаю пользы во многих отношениях. Я хорошо понимаю, что подобное признание есть весьма плохая рекомендация для того, чтобы заручиться одобрением тех, кто требует самоуверенного догматического тона, посредством которого можно на любом пути добиться одобрения. Но, нисколько не жалея об утрате такого рода одобрения, я полагаю, что такому ненадежному познанию, как метафизическое, гораздо более подобает сначала представить свои мысли на общее обсуждение в виде неуверенных еще попыток, чем сразу же провозглашать их со всем убранством мнимой основательности и полной уверенности, ибо в таком случае обычно отказываются от всякой поправки и всякая погрешность, которую можно в них найти, окажется неисправимой.

Каждый легко понимает, почему нечто не существует, если только для этого отсутствует положительное основание; но не так легко понять, каким образом перестает существовать то, что существует. Положим, у меня в душе в настоящий момент силой воображения имеется представление о солнце. В следующий момент я перестаю думать об этом предмете. Это представление, которое было во мне, перестает существовать, и наступившее вслед за тем состояние оказывается нулем предшествовавшего. Если я скажу, что представление потому перестало существовать, что в следующий момент я уже не старался вызвать его, то такой ответ ничем не отличался бы от вопроса, ведь речь идет как раз о том, каким образом действительно происходящее действие может быть приостановлено, т. е. может перестать существовать.

Поэтому я говорю: всякое исчезновение есть отрицательное возникновение, т. е. для упразднения чего-то

==105

положительного, что существует, в такой же мере требуется подлинное реальное основание, как и для того, чтобы его произвести, если его [еще] нет. Мысль эта основывается на предыдущих [рассуждениях]. Пусть мы имеем а; в таком случае а — а = 0, т. е. а может быть устранено лишь тогда, когда с основанием а связано равное, но противоположное реальное основание. Природа тел всюду дает нам примеры этого. Движение никогда не прекращается ни полностью, ни отчасти, если с ним не связана движущая сила, равная той, которая могла бы вызвать это движение при его прекращении, но противоположная ей [по направлению]. С этим вполне согласуется также и внутренний опыт относительно прекращения представлений и желаний, возникших благодаря деятельности души. Каждый на себе самом может с полной ясностью убедиться в том, что требуется настоящая и обычно значительная деятельность, чтобы преодолеть в себе и заставить исчезнуть какую-нибудь скорбную мысль. Действительно стоит больших усилий подавить забавное представление, вызывающее смех, когда хотят прийти в серьезное настроение. Всякое абстрагирование есть не что иное, как устранение некоторых ясных представлений, которое обычно только для того и предпринимают, чтобы тем яснее представить себе остающееся. Но каждый знает, сколько усилий требуется для этого, и, таким образом, абстрагирование можно назвать отрицательным вниманием, т. е. оно — настоящая деятельность, которая противоположна деятельности, приводящей к ясным представлениям, и в соединении с ней приводит к нулю, или к отсутствию ясного представления. Ведь в противном случае, т. е. если бы абстрагирование было просто отрицанием или отсутствием, для него требовалось бы столь же мало усилий, сколь мало нужно их мне, чтобы остаться в неведении насчет чего-либо, если у меня никогда не было основания для такого

знания.

Та же самая необходимость положительного основания для прекращения какого-либо внутреннего состояния души обнаруживается и при подавлении влечений, для чего можно использовать вышеприведенные

==106

примеры. Да и вообще, и помимо случаев, когда, как в приведенных нами выше, эта противоположная деятельность даже сознается, нет достаточного основания оспаривать ее, хотя мы и не замечаем ее в себе с полной ясностью. Я, например, в данный момент представляю себе тигра. Но вот представление это исчезает, и вместо него мне на ум приходит шакал. При смене этих представлений нельзя, правда, заметить в себе никакого особого стремления души к устранению одного из них. Но ведь бывает такая поразительная деятельность, скрытая в глубине нашего духа, которую мы не замечаем, когда она совершается, потому что действий очень много, а каждое из них в отдельности представляется лишь в весьма неясном виде. Примеры, подтверждающие это, известны каждому; вспомним хотя бы о тех действиях, которые незаметно происходят в нас, когда мы читаем и приходим в изумление. Другие подтверждения этому можно, между прочим, найти и в «Логике» Реймаруса ", который много рассуждает об этом. И таким образом мы можем заключить, что игра представлений и всяких вообще действий нашей души, если их следствия, бывшие ранее реальными, затем снова исчезли, предполагает существование противоположных действий, из которых одно есть отрицание другого. И это — вывод из некоторых указанных выше оснований, хотя наш внутренний опыт и не всегда дает нам ясное представление об этом.

Если принять в соображение основания, на которых покоится приведенное здесь правило, то легко будет заметить, что по отношению к устранению чего-то существующего не может быть различия между состояниями мыслящих существ и результатами сил, действующих в материальном мире, разве только то, что эти последние могут быть устранены лишь настоящей, действующей в противоположном направлении движущей силой другого [тела]; внутреннее же состояние, например] мысль, возникающая в душе, не может исчезнуть без [действия] подлинно деятельной силы того же самого мыслящего субъекта. Эта разница указывает здесь, следовательно, только на различие

==107

законов, которым подчинены оба эти рода сущностей,— различие, сводящееся к тому, что состояние материи всегда претерпевает изменения только под влиянием внешней причины, тогда как состояние духа может быть изменено также и под влиянием внутренней причины; необходимость же наличия реальной противоположности, несмотря на это различие, остается неизменной.

Я еще раз напоминаю, что было бы самообманом думать, будто можно понять устранение положительных следствий нашей душевной деятельности, назвав его бездействием (Unterlassung). Вообще в высшей степени удивительно, что, чем больше мы исследуем свои самые обычные и самые верные суждения, тем больше мы находим такого рода заблуждения, поскольку мы довольствуемся словами, ничуть не понимая сути дела. Отсутствие у меня в данный момент мысли, которой и раньше у меня не было, становится, конечно, вполне понятным, если я скажу: я не мыслю этого; ведь в таком случае это выражение указывает на отсутствие основания, откуда делается понятным и отсутствие следствия. Но стоит только спросить, почему в моем уме исчезла мысль, которая только что [в нем] была, как предыдущий ответ не будет уже иметь никакого смысла. Дело в том, что теперь это небытие есть уже некоторого рода лишение, а неделание имеет теперь уже совершенно другой смысл *, а именно оно есть упразднение некоторой деятельности, незадолго до этого имевшей место. Но в этом как раз и заключается весь смысл вопроса, который я здесь ставлю, и я уже не могу так легко удовлетвориться одним каким-то словом. Применяя упомянутое правило к различным случаям, имеющим место в природе, необходимо быть весьма осмотрительным, дабы не принять ошибочно нечто отрицательное за положительное, что всегда может легко случиться, ибо смысл приведенного здесь положения относится к возникновению и исчезновению чего-то положительного. Так, например, исчезновение пламени,

Этот смысл, собственно, совершенно не подходит к этому слову.

==108

вызванное истощением горючего материала, не есть отрицательное возникновение, т. е. оно не зависит от какой-либо действительной движущей силы, противоположной той, от которой пламя возникает. Ведь если пламя не гаснет, то это не продолжение уже существующего движения, а беспрерывное порождение новых движений других горючих частиц газа*. Угасание пламени есть поэтому не устранение действительного движения, а отсутствие новых движений и дальнейшего отделения [частиц], ввиду того что для этого нет причины, а именно нет больше пищи для огня; вот почему следует рассматривать это не как устранение некоторой существующей вещи, а как отсутствие основания для некоторого возможного полагания (для дальнейшего отделения [частиц]). Недовольно об этом. Я пишу это для того, чтобы дать тем, кто стремится к такого рода познанию, повод для дальнейших размышлений; люди малосведущие были бы, конечно, вправе требовать больших разъяснений.

Положения, которые я намерен привести в этом параграфе, представляются мне чрезвычайно важными. Сначала, однако, я должен присовокупить к общему понятию отрицательных величин одно определение, которого я выше умышленно не касался, дабы не нагромождать слишком много вопросов, требующих напряженного внимания. До сих пор я рассматривал основания реальной противоположности лишь постольку, поскольку они в одной и той же вещи действительно полагают определения, из которых одно есть реальное отрицание другого, например движущие силы одного и того же тела, действующие в прямо противоположных направлениях, где одно основание действительно уничтожает следствие другого, а именно движения. Такую

Каждое тело, частицы которого внезапно превращаются в газ и, таким образом, производят отталкивание, противоположное сцеплению частиц, вызывает вспыхивание пламени и начинает гореть, потому что первичный огонь, бывший до того в сжатом состоянии, теперь сразу становится свободным и распространяется дальше.

==109

противоположность я буду поэтому называть теперь действительным противоположением (oppositio actualis). 0 таких предикатах, которые, правда, присущи различным вещам, но один из которых непосредственно не упраздняет следствие другого, мы имеем основание сказать, что один из них представляет собой отрицание другого, поскольку каждый из них таков, что все же в состоянии устранить либо следствие другого, либо по крайней мере нечто такое, что так же определено, как это следствие, и равно ему. Такое противоположение можно назвать потенциальным (oppositio potentialis). Обе эти противоположности реальны, т. е. отличны от логической противоположности; обе находят себе постоянное применение в математике, и обе достойны быть примененными и в философии. Когда две одинаковые силы заставляют два тела двигаться друг против друга по одной и той же прямой линии, то, поскольку они при столкновении сообщаются обоим этим телам, их можно назвать отрицающими друг друга, и именно в первом значении, [т. е.] через действительное противоположение [их]. Точно так же друг друга отрицающими будут две равные силы, которые заставляют два тела двигаться по одной прямой линии в противоположных направлениях, удаляясь друг от друга. Но так как в данном случае тела не сообщают своих сил друг другу, то они находятся лишь в отношении потенциальной противоположности, ибо каждое из этих тел устраняло бы в другом столько же силы, сколько ее содержится в этом другом [теле], если бы оно столкнулось с этим [телом], которое двигалось бы в том же направлении, что и оно. Такой именно смысл я буду в дальнейшем придавать всем основаниям реальной противоположности в мире, а не только тем, которые присущи движущим силам. Но чтобы привести пример также из другой области, можно было бы сказать, что удовольствие, испытываемое одним человеком, и неудовольствие, испытываемое другим, находятся друг к другу в отношении потенциальной противоположности, потому что иногда действительно бывает, что одно из этих чувств устраняет следствия другого, поскольку при таком реальном столкновении

К оглавлению

==110

один человек часто уничтожает то, что другой сообразно получаемому им удовольствию создает. Поскольку же эти основания, которые и в том и другом значении реально противоположны друг другу, я беру в самом общем их смысле, от меня нельзя требовать, чтобы я всякий раз in concrete придавал этим понятиям наглядность при помощи примеров. Ведь насколько ясным и понятным можно сделать для созерцания все, что относится к движению, настолько трудны и неясны у нас реальные немеханические основания, чтобы можно было объяснить их отношения к их следствиям при противоположении или согласовании. Я ограничусь поэтому формулировкой следующих положений в самом общем их виде.

Первое положение гласит: во всех происходящих в мире естественных изменениях сумма положительного не увеличивается и не уменьшается, поскольку она получается в результате того, что согласующиеся между собой (не противоположные друг другу) полагания складываются, а реально противоположные вычитаются одно из другого.

Всякое изменение состоит в том, что либо нечто положительное, чего (раньше] не было, полагается, либо то, что [уже] было, упраздняется. Естественным же изменение является, если его основание, как и [его] следствие, одинаково принадлежат к миру. Поэтому в первом случае, при полагании того, чего [раньше] не было, изменение есть возникновение. Состояние мира перед этим изменением, в отношении этого полагания, равно нулю = 0, и благодаря этому возникновению реальное следствие равно А. Но я утверждаю, что если возникает А, то при естественном изменении мира должно возникнуть и —А, т. е. не может быть такого естественного основания какого-либо реального следствия, которое в то же время не было бы основанием некоторого другого следствия, представляющего собой отрицание первого следствия *. В самом

Подобно тому как, например, при ударе одного тела о другое порождение нового движения происходит одновременно о устранением равного ему движения, бывшего раньше. И точно

==111

деле, так как следствие есть ничто = 0, за исключением того случая, когда полагается некоторое основание, то сумма полагания заключает в следствии не больше, чем содержалось в состоянии мира, если она содержит основание для этого. Но это состояние содержало в себе нуль того полагания, которое имеется в следствии, т. е. в предшествующем состоянии не было полагания, которое имеется в следствии; стало быть, и проистекающее отсюда изменение в мире в целом по своим действительным или потенциальным следствиям также может быть равным только нулю. И вот так как, с одной стороны, следствие положительно и равно А, а, с другой стороны, общее состояние Вселенной в отношении изменения А тоже должно быть нуль = 0, что, однако, невозможно, за исключением того случая, когда А и —А приходится брать вместе, то отсюда вытекает, что в мире никогда не может произойти естественным путем какое-либо положительное изменение, следствие которого в общем не состояло бы в действительной или потенциальной противоположности, самое себя упраздняющей. Но такая сумма дает в результате нуль = 0, и до изменения она также была = 0, так что она этим не увеличивалась и не уменьшалась.

Во втором случае, когда изменение состоит в устранении чего-то положительного, следствие = 0. Но состояние всего основания, согласно сказанному в предыдущем параграфе, было не просто А, а А—А = 0. Следовательно, согласно способу исчисления, который я здесь допускаю, положительное содержание (Position) в мире не может ни увеличиться, ни уменьшиться.

Я попытаюсь разъяснить это положение, которое мне представляется весьма важным. В отношении изменений, происходящих в материальном мире, оно твердо установлено как уже давно доказанное правило механики. Оно гласит: Quantitas motus, summando vires corporum оn easdem partes et subtrahendo cas, quae vergunt in contrarias, per mutuam illoruin actionem

так же никто не может, находясь в лодке, толкнуть какое-либо другое плавающее тело в том или другом направлении, не получив при этом толчок в противоположном направлении.

==112

(conflоctum, pressionem, attractionem) non mutatur [Количество движений, если сложить силы тел, действующие в одном направлении, и вычесть силы, действующие в другом направлении, не изменяется от их взаимного действия (столкновения, давления, притяжения)]. Но хотя это правило чистой механики и не выводится непосредственно из метафизического основания, откуда мы вывели наше общее положение, тем не менее его истинность на самом деле зиждется именно на этом основании. Ведь закон инерции, который составляет основу общепринятого доказательства, черпает свою истинность только из приведенного выше довода, что я мог бы легко показать, если бы имел возможность подробнее говорить об этом.

Разъяснить рассматриваемое нами правило в его применении к немеханическим изменениям, как, например, к изменениям, происходящим в нашей душе или вообще зависящим от нее, само по себе трудно, подобно тому как вообще такого рода действия, равно как и их основания, нельзя показать столь же понятно и наглядно, как изменения в материальном мире. Тем не менее я попытаюсь, насколько это представляется мне возможным, пролить свет на этот предмет.

Отвращение есть нечто столь же положительное, как и влечение. Первое есть следствие некоторого положительного неудовольствия, точно так же как второе — положительное следствие некоторого удовольствия. Влечение к какому-то предмету и отвращение к нему находятся в отношении действительной противоположности друг к другу лишь тогда, когда мы одновременно испытываем и удовольствие, и неудовольствие от этого предмета. Поскольку, однако, основание, вызывающее в отношении одного предмета удовольствие, становится основанием действительного неудовольствия в отношении другого, постольку основания влечений суть вместе с тем и основания отвращений. Вот почему основание некоторого влечения есть одновременно и основание чего-то такого, что находится к этому влечению в отношении реальной противоположности, хотя эта противоположность [здесь! только потенциальна. Точно так же и движения тел, которые удаляются друг от друга

5 Иммануил Кант, т. 2

==113

по одной прямой линии в противоположных направлениях, хотя и не имеют стремления устранять друг друга, все же должны рассматриваться одно в отношении другого как отрицания (die Negative), потому что потенциально они противоположны друг другу. Соответственно этому, чем сильнее в ком-либо страсть к славе, тем в большей степени вместе с этим возникает в нем отвращение ко всему, что противоположно [славе]. Правда, это отвращение лишь потенциальное, покуда обстоятельства еще не находятся в отношении действительной противоположности со страстью к славе. Тем не менее все та же причина — страсть к славе — определяет в [нашей] душе положительное основание также и для равного ей по степени неудовольствия, поскольку обстоятельства [окружающего] мира могут оказаться противоположными тем условиям, которые благоприятствуют страсти к славе *.Мы скоро увидим, что в совершеннейшем существе дело обстоит иначе и что основание его высшего удовольствия исключает даже всякую возможность неудовольствия.

В отношении действий рассудка мы даже находим, что, чем более ясной и отчетливой становится какая-то определенная идея, тем более затемняются все остальные и тем менее ясными они будут, так что то положительное, что становится действительным при таком изменении, связано с реальной и действительной противоположностью, которая, если по упомянутому способу оценки взять все вместе, от этой перемены не увеличивает и не уменьшает степени положительного.

Второе положение гласит: все реальные основания Вселенной, если сложить те, что согласуются между собой, и вычесть те, что противоположны друг другу, дают результат, равный нулю. Мир в целом сам по себе есть ничто, разве только по воле другого он есть нечто. Поэтому сумма всей существующей реальности, по-

Вот почему, стоический мудрец должен был искоренять в севе все влечения, содержащие чувство большого плотского наслаждвиия, ибо вместе с этими влечениями всегда укореняются также основания и для значительного неудовольствия и досады, которые из-за превратностей судьбы могут уничтожить всю ценность первых.

==114