Часть 10.

созыва вселенского собора для решения вопроса, должны

ли были бы мы позаботиться о распространении веры за

пределами нашего мира. При этом некоторые, несомненно,

утверждали бы, что так как разумные живые существа этой

страны не принадлежат к потомству Адама, то они не

имеют также отношения и к искуплению через Иисуса

Христа; но другие, пожалуй, сказали бы, что мы недостаточно хорошо знаем ни где постоянно находился Адам, ни что сталось со всеми его потомками, - ведь были даже теологи, полагавшие, что рай находился на Луне, - и, возможно, поэтому большинством голосов решено было бы, что самое надежное - крестить этих сомнительных людей условно, если они подлежат крещению. Но я сомневаюсь, чтобы когда-нибудь захотели поставить их священниками католической церкви, так как их посвящение носило бы спорный характер и, по учению этой церкви, людям грозила бы здесь опасность материального идолослужения. К счастью, природа оградила нас от всех этих затруднений, но такие странные фикции полезны для философского умозрения, чтобы лучше выяснить природу наших идей.

§ 23. Ф и л а л е т. Может быть, некоторые захотят

руководствоваться признаком происхождения не только

в теологических вопросах, но и в других случаях и заявят,

что размножение, совершающееся у животных путем

совокупления самца и самки, а у растений при посредстве

семян, сохраняет предполагаемые реальные виды раздельными

и цельными. Но это помогло бы только различать

виды животных и растений. Как быть с остальными? Но

и для животных с растениями этого недостаточно, так как,

если верить рассказам, у женщин бывало зачатие от

обезьян. И вот возникает новый вопрос: к какому виду

будет относиться подобное потомство? Часто встречаютс

мулы от помеси осла и кобылы и ублюдки от потомства

быка и кобылы (ср. "Этимологический словарь" г-на

Менажа 282). Я сам видел животное - помесь кошки

и крысы - с очевидными признаками обоих этих животных.

А если прибавить сюда уродов, то нелегко будет

определить, к какому виду относится животное по

происхождению; и если бы это оказалось возможным

только таким путем, то неужели я должен отправитьс

в Индию посмотреть на отца и мать тигра и семя чайного

растения и разве нельзя было бы другим способом судить

о том, принадлежат ли доходящие до пас оттуда индивиды

к этим видам?

==318

3.VI

Т е о ф и л. Происхождение, или порода, дают во всяком

случае убедительное предположение (т. е. временное

доказательство), и я сказал уже, что наши признаки очень

часто лишь предположительны. Порода опровергаетс

иногда наружностью, если ребенок не похож на отца и мать,

а смешение черт в наружности по всегда являетс

признаком смешения пород. Ведь может случиться, что

самка животного произведет на свет существо, которое как

будто принадлежит к другому виду, между тем как

отклонение это вызвано только воображением матери; я не

говорю уже о так называемом molа 3. Но подобно тому как

предварительно судят о виде на основании породы, так

и о породе в свою очередь судят на основании вида.

Действительно, когда однажды польскому королю Яну

Казимиру принесли из лесу ребенка, найденного у медведей

и имевшего в движениях много с ними общего, но

оказавшегося в конце концов разумным существом, то его

без колебании причислили к роду Адама и окрестили

именем Иосифа, хотя, быть может, условно: si baptisatus

non es 284, по обычаю католической церкви, так как он мог

быть похищен медведями после крещения. Еще недостаточно

известно, к чему приводят помеси животных, а между

тем уродов часто умерщвляют, вместо того чтобы их

воспитывать, хотя они и сами недолговечны. Полагают, что

ублюдочные породы животных не размножаются, между

тем Страбон 385 утверждал, что каппадокийским мулам

свойственно было размножаться, и мне пишут из Китая,

что в соседней Татарии имеется особая порода размножающихся мулов; точно так же мы знаем, что помеси растений способны удерживать свой новый вид. У животных

никогда не известно в точности, кто определяет главным

образом вид: самец или самка, либо тот и другая, либо ни

тот ни другая. Учение о женском яйце, которое столь

популяризировал покойный Керкринг 286, свело, казалось,

роль мужского начала при зачатии к роли дождя по отношению к растениям, благодаря которому зерно всходит и

поднимается над землей совсем так, как об этом говоритс

в следующих стихах Вергилия, которые любили повторять

присциллианисты 28.

Cum pater omnipotens foecundis imbribus aether

ConJugis in laetae gremium descendit et omnes

Magnus alit niagno commibbus corpore foetus 288.

Одним словом, согласно этой гипотезе, роль самца не

больше роли дождя. Но г-н Левенгук 289 восстановил честь

3, VI

==319

мужского рода и в свою очередь унизил женский пол, утверждая, будто последний лишь исполняет роль земли по отношению к семени, предоставляя ему место и питание; это

могло бы иметь место, даже если продолжать придерживатьс

учения о яйце. Это, однако, не меняет того факта, что

воображение самки оказывает сильное влияние на форму

зародыша, даже если предположить, что само живое существо

уже произошло от самца, так как оно находится в

состоя ни и, которое подл ежит с ильному обычному изменению и потому тем более подвержено необычайным изменениям.

Воображение одной высокопоставленной дамы поражено

было видом калеки уверяют, что под влиянием этого у ее ребенка, который должен был уже совсем скоро появиться на

свет, оторвалась рука и что рука эта вышла за затем

вместе с последом, но это требует, однако, подтверждения.

Мы еще так мало знаем по этому важному вопросу, что

могут найтись люди. которые станут утверждать, что

хотя душа может происходить только от одного пола, но и тот и другой пол дают нечто организованное и что из двух тел получается одно, подобно тому как шелковичный червь есть как бы двойное животное и содержит в виде гусеницы летающее насекомое. Может быть, когда-нибудь аналоги

с растениями прольет свет на это, нов настоящее врем

мы еще слишком мало осведомлены относительно размножени

самих растений; гипотеза относительно наблюдаемой

у них пыльцы, которая могла бы соответствовать мужскому

семени, еще недостаточно выяснена. Впрочем, очень

часто отросток растения может дать жизнь новому и целому растению, аналогии чего мы не встречаем еще у животных; так, нельзя сказать, что нога животного есть животное, подобно тому как каждая ветка дерева сама

по себе является, кажется, растением, способным приносить

плоды. Далее, у растений часто с большим успехом удается скрещивание видов и даже изменения внутри одного и

того же вида. Может быть, в какое-то время и в каком-нибудь месте вселенной виды животных более подвержены или

были, или будут подвержены изменениям, чем в настоящее

время у нас, и некоторые животные, похожие на кошку, как

лев, тигр, рысь, вероятно, происходят от одной и той же

породы, составляя в настоящее время как бы новые разновидности старого вида кошек. Таким образом, я все возвращаюсь к тому, что я уже не раз говорил, а именно что наши определения физических видов носят предварительный характер и соответствуют нашим знаниям.

К оглавлению

==320

3. VI

§ 24. Ф и л а л е т. Во всяком случае люди, производ

свои деления видов, никогда не думали о субстанциальных

формах, кроме разве тех лиц, которые, находясь в той же

части света, что и мы, научились языку наших схоластов.

Т е о ф и л. С некоторого времени, кажется, термин

"субстанциальные формы" стал одиозным для некоторых

людей, и о нем стыдятся говорить. Тут действует, однако,

скорее мода, чем разум. Схоластики некстати употребляли

общее понятие, когда надо было объяснить частные

явления, но это злоупотребление не меняет сути дела.

Вопрос о человеческой душе несколько смущает самоуверенность иных наших современных философов. Некоторые из них объявляют ее формой человека, но вместе с тем они настаивают на том, что она является единственной субстанциальной формой в известной нам природе. В таком духе высказывался об этом Декарт, и он разнес Региуса 290 за то, что тот оспаривал у души это качество субстанциальной формы и отрицал, что человек есть unum per se, существо, наделенное подлинным единством. Некоторые думают, что этот знаменитый ученый сделал это по политическим соображениям. Я несколько сомневаюсь в этом, так как я полагаю, что он был в этом отношении прав. Но нет никаких оснований приписывать это

преимущество только человеку, как если бы природа была

создана как попало. Есть основание думать, что существует

бесконечное множество душ, или, выражаясь более общо,

первоначальных энтелехий, имеющих нечто сходное

с восприятием и влечением, и что все они являютс

и продолжают всегда оставаться субстанциальными формами

тел. Правда, существуют как будто виды, не

являющиеся подлинными unum per se (т. е. телами,

наделенными подлинным единством, или неделимой

сущностью, составляющей весь их принцип действия), как

не могут ими быть, например, мельница или часы. Таковы

могли бы быть по своей природе соли, минералы и металлы,

представляя простые скопления или массы, обладающие

известной правильностью. Но тела и тех и других,

т. е. и одушевленные тела, и неодушевленные массы,

должны быть специфицированы по своему внутреннему

строению, так как даже в тех, которые одушевлены, как

душа, так и механизм сами по себе достаточны дл

детерминирования, ибо они вполне гармонируют друг

с другом, и хотя они не оказывают непосредственного

влияния друг на друга, но они взаимно выражают друг

11 Лейбниц, т.2

==321

друга, поскольку душа концентрирует в совершенном

единстве все то, что тело рассеивает во множестве. Поэтому, когда дело идет о классификации видов, бесполезно спорить о субстанциальных формах, хотя по другим соображениям важно было бы знать, имеются ли они

и каковы они, так как иначе мы были бы чужестранцами

в интеллектуальном мире. Впрочем, греки и арабы

рассуждали об этих формах не хуже европейцев, и если

простолюдины не говорят о них, то они не говорят также ни

об алгебре, ни о несоизмеримых величинах.

§ 25. Ф и л а л е т. Языки создались до наук, и невежественный, необразованный народ свел все вещи к нескольким видам.

Т е о ф и л. Верно, но ученые исправляют народные

понятия. Пробирщики нашли точные способы, как

различать и отделять металлы; ботаники необычайно

обогатили учение о растениях, а опыты, проделанные над

насекомыми, по-новому осветили наши знания о животных.

Тем не менее мы далеко еще не проделали и половины

лежащего перед нами пути.

§ 26. Ф и л а л е т. Если бы виды были делом природы,

то разные люди не могли бы понимать их столь различным

образом: одному человек представляется двуногим, бесперым

животным с большими ногтями; другой же после более

тщательного исследования прибавит к этому разум. Однако

многие люди судят о видах животных скорее по их

внешнему виду, чем по происхождению. О некоторых

человеческих плодах не раз спорили, нужно ли их

сохранить и крестить, только в силу отличия их внешних

очертаний от обычного строения детей и не задумываясь

над вопросом, не одарены ли они разумом в такой же

степени, как дети, созданные по другому образцу, из

которых некоторые, несмотря на свои нормальный вид, во

всю свою жизнь не обнаруживают даже такого разума,

какой можно найти у слона и обезьяны, и никогда не

подают признаков деятельности разумной души. Отсюда

очевидно, что в указанных случаях за сущность человеческого вида принимали одну недостававшую внешнюю

форму, а не способность разума, о которой никто не знал,

будет ли она отсутствовать в надлежащее время или нет.

Ученые богословы и правоведы должны в таких случаях

отказаться от своего священного определения "разумного

живого существа" и заменить его какой-нибудь другой

сущностью человеческого вида. Менаж (ср. Menagiana, т. 1,

==322

3,V1

р. 278, голландское издание 1694 г.) приводит по этому

поводу заслуживающий внимания пример относительно

некоего аббата из Сен-Мартенского монастыря: "Когда этот

аббат Сен-Мартенского монастыря родился, он по своему

виду был так мало похож на человека, что его скорее

считали уродом. Некоторое время колебались, крестить его

или нет. Тем не менее его окрестили и объявили человеком

условно, т. е. пока время не покажет, что из него выйдет. Он был так безобразен по природе, что его всю жизнь называли "аббат-образина" (I'abbe Malotru). Он был из Кана". Вот ребенок, которого чуть не исключили из человеческого вида только за его внешность. Он едва спасся от гибели, и нет сомнения, что внешность еще более уродливая погубила бы его как существо, которое не может быть признано человеком. Однако нельзя было бы усмотреть никаких оснований, почему в нем не могла пребывать разумная душа, если бы даже черты его лица были еще более

безобразны; почему несколько более длинное лицо, более

плоский нос, более широкий рот не могли бы совмещаться,

подобно остальным чертам его дурной наружности, с такой

душой и такими качествами, которые позволили ему при

всем его уродстве стать духовным лицом.

Т е о ф и л. До сих пор еще не найдено разумного

живого существа, которое очень сильно отличалось бы от

нас по своему внешнему виду; вот почему, если дело шло

о том, чтобы крестить ребенка, то всегда происхождение

и наружность только служили признаками для определени

того, является ли он разумным живым существом или

нет. Поэтому богословам и правоведам никогда не надо

было из-за этого отклоняться от свято чтимого ими

определения.

§ 27. Ф и л а л е т. Но если бы урод, упоминаемый

Лицети 291 (кн. 1, гл. III), с головой человека и телом

свиньи или другие уроды с человеческим телом и головами

собак, лошадей и т. д. жили и могли говорить, то затруднение возросло бы.

Т е о ф и л. Верно, и если бы это имело место и кто-нибудь был сложен так, как изобразил себя в одной из своих книг один писатель, старинный монах по имени Ганс Кальб (Ганс Теленок): с телячьей головой и пером в руке, что вызвало кое у кого забавное предположение, будто у этого писателя действительно была телячья голова; если бы это, повторяю, имело место, то стали бы поосторожнее

о уничтожением уродов. По всей вероятности, у теологов

II*

==323

3, VI

и юристов верх одержал бы разум, несмотря на наружность

и даже несмотря на анатомические трудности, которые

встали бы перед врачами и которые так же мало повредили

бы человеческой природе этого существа, как перевернутые

внутренности одного человека в наделавшем много шума

случае; моим знакомым удалось познакомиться в Париже

с его анатомическим строением, в котором природа

Peu sage et sans doute en debauche

Placa le foie an cote gauche

Et de memo vice versa

Le coeur a la droite placa 292,

если я только правильно припоминаю написанные по

поводу этой диковинки стихи покойного Алльо-отца 293,

популярного врача, прославившегося своим лечением рака.

При этом, конечно, отклонения в строении тела у разумных

живых существ не должны заходить слишком далеко, и мы

не должны возвращаться к временам, когда звери говорили,

так как иначе мы утратили бы наше специфическое

преимущество - разум и пришлось бы тогда обращать

больше внимания на происхождение и внешний вид, дл

того чтобы отличить потомков Адама от тех, кто мог бы

произойти от короля или патриарха какого-нибудь

африканского обезьяньего царства. Наш ученый автор

справедливо заметил (§ 29), что если бы валаамова ослица

всю свою жизнь говорила с хозяином так же разумно, как

она сделала это один раз (полагая, что это не было

пророческим видением) 294, едва ли все же кто-нибудь

считал бы ее достойной занять место среди женщин.

Ф и л а л е т. Вы, я вижу, шутите, и, может быть, наш

автор тоже шутил, но если говорить серьезно, то Вы видите, что не всегда можно указать точные границы видов.

Т е о ф и л. С этим я уже согласился; действительно,

когда дело идет о гипотетических случаях и о возможности

вещей, то переходы одного вида в другой могут быть

незаметными, и отличить их было бы иногда чем-то вроде

решения вопроса о том, сколько нужно оставить волос на

голове человека, чтобы он не был лысым. Эта неопределенность оставалась бы даже в том случае, если бы мы в совершенстве знали внутреннее строение существ,

о которых идет речь. Но я не вижу, почему она могла бы

помешать вещам обладать независимо от разума реальными

сущностями, а нам знать их; правда, имена и границы

видов были бы иногда подобны названиям мер и весов,

==324

3, VI

которые можно подобрать, для того чтобы установить

точные границы. Однако обычно ничего подобного не

приходится опасаться: ведь очень близкие виды редко

встречаются вместе.

§ 28. Ф и л а л е т. По существу мы, кажется, согласны

друг с другом, хотя несколько расходимся в терминологии.

Я с Вами также согласен, что в наименованиях субстанций

меньше произвола, чем в названиях сложных модусов.

Никому ведь не придет в голову связывать блеяние овцы

с наружностью лошади или цвет свинца с весом и огнеупорностью золота; люди предпочитают копировать природу.

Т е о ф и л. Это не столько потому, что у субстанций мы обращаем внимание только на то, что действительно

существует, сколько потому, что мы не уверены относительно физических идей (которых не понимают до конца), возможно ли и полезно ли соединение их, если гарантией этого не является реальное существование. Но это бывает также и с модусами не только когда мы совершенно не способны преодолеть их смутность, как это бывает иногда в физике, но равным образом и тогда, когда нам это нелегко сделать, примеров чего немало в геометрии. Действительно, и в той и в другой из этих наук мы не вольны делать сочетания по своему произволу, иначе мы вправе были бы говорить о правильных десятигранниках и искать в полукруге центр величины, подобно имеющемуся у него центру тяжести. В самом деле, поразительно, что один из них имеется, а другого не может быть. И подобно тому как у модусов сочетания не всегда произвольны, так, наоборот, они иногда произвольны у субстанций, и часто от нас зависит установить сочетание качеств, при помощи

которого можно было бы еще до опыта определить

субстанциальные существа, если мы достаточно хорошо

знаем эти качества, чтобы судить о возможности данного

сочетания. Так, опытные садовники с полным основанием

и успехом могут ставить себе целью произвести какой-нибудь новый вид и заранее дать ему название.

§ 29. Ф и л а л е т. Вы должны будете все же

согласиться со мной, что если дело идет об определении

видов, то число сочетаемых идей зависит от тщательности,

трудолюбия и изобретательности того, кто составляет

данное сочетание. Подобно тому как для определения вида

растений и животных чаще всего руководствуютс

внешним строением их, точно так же в отношении

3. VI

==325

большинства естественных тел, которые не размножаютс

семенами, больше всего руководствуются цветом. § 30.

В действительности это обычно не более чем неясные,

грубые и неточные представления, и люди далеко не

согласны между собой относительно точного числа простых

идей или качеств, принадлежащих данному виду или

данному названию, так как нужно много труда, ума

и времени, чтобы найти простые идеи, которые неразрывно

соединены вместе. Но обыкновенно в разговоре достаточно

немногих качеств, составляющих эти неточные определения;

однако, несмотря на шумные толки о родах и видах,

формы, о которых столько спорили школы, лишь химеры,

нисколько не освещающие вопроса о видовой природе

вещей.

Т е о ф и л. Тот, кто составляет возможное сочетание, не ошибается ни в этом, ни в том, что он дает ему наименование; но он ошибается, полагая, что то, что он представляет себе, есть то же самое, что другие, более ученые люди представляют себе под тем же названием или в том же теле.

Он, может быть, представляет себе более общий род вместо другого, более узкого. Во всем этом нет ничего, что противоречило бы школьной философии, и я не вижу

оснований, почему Вы здесь опять ополчаетесь против

родов, видов и форм, если Вы сами должны признать роды,

виды и даже внутренние сущности, или формы, которых

вовсе не думают применять для познания видовой

сущности вещей, поскольку признают, что сущности эти

еще не известны.

§ 31. Ф и л а л е т. Во всяком случае ясно, что границы, указываемые нами для видов, не соответствуют в точности границам, установленным природой. Нуждаясь в общих названиях для повседневного употребления, мы не

стараемся открыть те качества, которые дали бы нам

возможность лучше узнать наиболее существенные различи

и сходства вещей; чтобы легче сноситься с другими

людьми, мы сами делим вещи на виды на основании

некоторых внешних признаков, бросающихся всем в глаза.

Т е о ф и л. Если мы сочетаем друг с другом совместимые

идеи, то границы, указываемые нами для видов, всегда

в точности соответствуют природе; если мы постараемс

сочетать такие идеи, которые действительно встречаютс

вместе, то наши понятия будут согласоваться также

с опытом; а если мы будем рассматривать их только как

предварительные по отношению к действительным телам,

==326

3.VI

предоставив прошлому и будущему опыту открыть в них

нечто большее, и если мы обратимся к знающим людям,

когда дело идет о чем-то более точном, чем то, что обычно

понимают под данным названием, то мы в этом отношении

не ошибемся. Таким образом, природа может доставить нам

более совершенные и более подходящие идеи, но она не

противоречит тем нашим идеям, которые хороши и естественны, хотя бы они и не были самыми лучшими и самыми естественными.

§ 32. Ф и л а л е т. Наши родовые идеи субстанций

вроде, например, идеи "металл" не следуют в точности

природным образцам, так как нельзя было бы найти ни

одного тела, обладающего только ковкостью и плавкостью

без других качеств.

Т е о ф и л. Таких образцов и не требуется, и не было бы оснований их требовать; их нет даже у самых отчетливых

понятии Нет числа, в котором нельзя было бы заметить

ничего, кроме величины вообще, протяженности, у которой

было бы только протяжение, тела, у которого была бы

только плотность и не было бы никаких других качеств 295;

если же видовые отличия положительны и противостоят

друг другу, то решать между ними должен род.

Ф и л а л е т. Поэтому если кто-нибудь представляет

себе, что человек, лошадь, животное, растение и ч. д. Различаются установленными от природы реальными сущностями, то он должен считать природу очень щедрой на

реальные сущности, раз она создала одну сущность дл

тела, другую - для животного, третью - для лошади,

а Буцефала 296 щедро наделила всеми этими сущностями;

на самом же деле роды и виды являются лишь знаками

с большим или меньшим объемом.

Т е о ф и л. Если Вы принимаете реальные сущности за

такие субстанциальные образцы, которые являлись бы

телом и больше ничем, животным без видовых отличий,

лошадью без индивидуальных качеств, то Вы имеете

основания считать их химерами. Никто, по-моему, даже

величайшие реалисты прошлого времени, не утверждали,

что существует столько субстанций, ограничивающихс

родовыми свойствами, сколько существует родов. Но

отсюда не следует, что если общие сущности не таковы, то

они только знаки, так как я уже неоднократно указывал

Вам, что они - возможности применительно к сходствам

вещей. Это совершенно так же, как в случае с цветами: из

того обстоятельства, что цвета не всегда являются субстанциями

VI

==327

или экстрактивными красками, не следует вовсе, что

они существуют только в воображении. Впрочем, нельз

представить себе природу слишком щедрой; она превосходит

все то, что мы в состоянии были бы придумать, и все

наиболее совместимые по сравнению с другими возможности

реализованы на великой сцене ее представлений.

Когда-то у философов были две основные теории: теори

реалистов, изображавшая природу как бы расточительной,

и теория номиналистов, изображавшая ее как бы скупой.

Одна утверждала, что природа не терпит пустоты,

другая - что она ничего не делает даром. Оба этих

принципа хороши, если их правильно понимать, так как

природа подобна рачительному хозяину, который бережлив

там, где это нужно, для того чтобы иметь возможность

быть щедрым в свое время и в своем месте. Она щедра

в своих действиях и бережлива в применяемых ею причинах.

§ 34. Ф и л а л е т. Не останавливаясь больше на этом

споре о реальных сущностях, нам достаточно будет

установить цель языка и назначение слов, заключающеес

в том, чтобы кратко выражать наши мысли. Если я хочу

говорить с кем-нибудь о природе птиц ростом в три или

четыре фута, покрытых чем-то средним между перьями

и волосами темно-коричневого цвета, без крыльев, вместо

которых у них два или три небольших отростка, подобные

побегам испанского дрока, - птиц, имеющих длинные,

большие ноги только с тремя когтями и лишенных хвоста,

то я вынужден сделать все это описание, для того чтобы

быть понятым другим. Но когда мне скажут, что имя этой

птицы - казуар, то я смогу тогда употреблять это слово

для замещения в речи всей этой сложной идеи.

Т е о ф и л. Для того чтобы отличить данное животное

от другого известного животного, быть может, было бы

достаточно совершенно точной идеи о его кожном покрове

или о какой-нибудь другой части тела, подобно тому как

Геркулеса можно было узнать по следу его ноги и как льва,

согласно латинской пословице, узнают по когтям. Но чем

больше набираешь отличительных признаков, тем менее

предварительный характер носит определение.

§ 35. Ф и л а л е т. В этом случае мы можем без ущерба для вещи отнять кое-что от идеи ее, но если природа отнимает у нее что-нибудь, то еще вопрос, сохраняется ли в таком случае вид. Если бы существовало, например, тело, обладающее всеми качествами золота, кроме ковкости, то

==328

3,VI

было бы оно золотом или нет? Решение этого вопроса

зависит от людей, ведь они определяют виды вещей.

Т е о ф и л. Вовсе нет, они определяют лишь названия. Но этот опыт показал бы нам, что ковкость не находится в неразрывной связи с другими качествами золота, вместе взятыми. Он показал бы нам, таким образом, новую возможность и, следовательно, новый вид. Что }>ке касается хрупкого и ломкого золота, то оно получаются лишь благодаря примесям и несовместимо с другими пробами

золота, так как пробирная купель и сурьма лишают его

этой хрупкости.

§ 38. Ф и л а л е т. Один вывод из нашего учени

покажется очень странным, а именно что кажда

абстрактная идея, имеющая определенное название,

образует особый вид. Но что же с этим поделаешь, если

этого требует природа? Я хотел бы знать, почему болонка

и борзая не такие же раздельные виды, как спаниель и

слон?

Т е о ф и л. Я установил выше различные значени

слова вид. Если брать его в логическом, шли, вернее,

в математическом, смысле, то достаточно будет малейшего

несходства: каждая отличающаяся идея составит в таком

случае особый вид независимо от того, имеет ли она

название. Но если брать его в физическом смысле, то не

останавливаются на всяком отличии и говорят - либо

категорически, если дело идет лишь о внешние признаках,

либо гипотетически, если дело идет о внутренней природе

вещей, - о предполагаемой у них неизменной сущности,

которой у человека, например, является разум. Полагают

поэтому, что такие вещи, которые отличаются друг от друга

лишь случайными изменениями, как вода Vt дед, ртуть

в жидком состоянии и в сулеме, одного и того же вида;

у органических тел предварительный признак одного и того

же вида обыкновенно усматривают в происхождении или

породе, а у наиболее сходных из них - в воспроизведении.

Конечно, не зная внутреннего строения вещей, нельз

ничего сказать наверняка по поводу вида, но, как я уже не

раз говорил, решают предварительно и чаще всего гипотетически.

Если, однако, из опасения не сказать что-либо

недостоверное говорят лишь о внешних признаках, то при

этом становится возможным широкое толкование, и спорить

в таком случае, является ли отличие видовым, значит

спорить о словах; в этом смысле между собаками

есть такая большая разница, что с полным основанием

3. VI

==329

можно сказать, что английские доги и болонки относятс

к разным видам. Тем не менее не исключена возможность

что они принадлежат к одной и той же или похожей

отдаленной породе, которую можно было бы установить

если бы забраться в далекое прошлое, и возможно, что у них были одни и те же или очень похожие предки, но что после крупных изменений некоторые из их потомства стали очень большими, Другие - (очень маленькими. Можно даже

думать, не нарушая требований разума, что они обладают

общей им всем внутренней, постоянной видовой сущностью,

которая не подведена дальнейшим подразделениям,

не встречается, кроме них, у других индивидов и,

следовательно, изменяется лишь благодаря случайным

обстоятельствам, хотя мы не имеем никаких оснований

думать, что это также необходимо по отношению к тому, что

мы называем наинизшим видом (species infima). Но нет

никаких признаков того, чтобы спаниель и слон принадлежали к одной и той же породе и обладали подобной общей видовой сущностью. Таким образом, если говорить

о внешних признаках, то у различных пород собак можно

различать особые виды, но если говорить о внутренней

сущности, то можно "колебаться насчет этого: если же

сравнивать собаку и слюна, то нет оснований приписывать

им такие внешние или, внутренние признаки 297, которые

могли бы заставить предположить их принадлежность

к одному и тому же виду. Таким образом, нет никаких

основании колебаться (Относительно этого предположения.

У человека тоже можно было бы, если говорить в логическом смысле, различат разные виды, и если остановиться на внешности, то можно было бы найти и различия в физическом смысле, которые могли бы сойти за видовые. Нашелся ведь такой путешественник, который полагал, что негры, китайцы и, наконец, американцы не составляют одной самостоятельной расы и не принадлежат к той же расе, что и подобные нам народы. Но поскольку известна внутренняя сущность человека., именно разум, сохраняющийся у одного и того же человека и имеющийся у всех людей, и поскольку у нас не наблюдается ничего другого внутреннего и постоянного, образующего какое-нибудь подразделение, то нет никаких оснований считать, что среди людей существует соответствующее внутренней

сущности внутреннее "видовое отличие, в то время как

между человеком и животным такое видовое отличие

имеется, если исходить из предположения, что животные.

К оглавлению

==330

3,VI

как я выше объяснил и как заставляет думать опыт,

обладают только чувственным опытом.

§ 39. Ф и л а л е т. Возьмем для примера искусственную

вещь, внутреннее устройство которой нам

известно. Часы, только показывающие время, и часы с боем

принадлежат к одному и тому же виду, по мнению людей,

имеющих только одно название для тех и других, но это

разные виды для того, у кого есть различные названия дл

обозначения тех и других (montre и horloge). Образование

нового вида получается благодаря названию, а не благодар

внутреннему устройству часов, в противном случае было бы

слишком много видов. В одних часах четыре колеса,

в других - пять; у одних часов есть цепочка и шпиндель,

у других их нет; у одних маятник свободен, у других урегулирован спиральной пружиной, у третьих - свиной

щетиной. Достаточно ли какой-нибудь из этих вещей, чтобы

образовалось видовое отличие? Я отвечаю: нет, поскольку

все эти часы совпадают в идее, выражаемой этим

названием.

Т е о ф и л. А я ответил бы: да, так как, не останавливаясь на названиях, я хотел бы учесть различие работы и в особенности различие маятников; действительно, с тех пор как к маятнику применили пружину, регулирующую

своими движениями движения часов и делающую их

благодаря этому более равными, карманные часы совершенно

изменились и стали ходить несравненно правильнее.

Сам я указал когда-то другой принцип равномерности,

который можно было бы применить к часам .

Ф и л а л е т. Если кто-нибудь производит деления на

основании известных ему различий во внутреннем

строении, то он вправе это сделать, однако это не будут

особые виды для людей, не знающих этого внутреннего

устройства.

Т е о ф и л. Я не знаю, почему Вы всегда хотите сделать

зависимыми от нашего мнения или знания добродетели,

истины и виды. Они существуют в природе вещей

независимо от того, знаем ли мы и признаем ли мы это или

нет; говорить об этом иначе - значит без всякой надобности изменить названия вещей и принятое словоупотребление.

Люди до сих пор всегда думали, что существует множество

различных видов часов, не интересуясь, в чем разница

между ними и как их можно было бы назвать.

Ф и л а л е т. Однако Вы только недавно признали, что

если желают различать физические виды на основании

3, VI

==331

внешних признаков, то при этом действуют произвольно,

считаясь с целесообразностью, т. е. в зависимости от того, находят ли различие более или менее значительным

в соответствии с преследуемой целью. Вы сами ведь

воспользовались сравнением с мерами и весами, которые

устанавливаются и называются по произвольному соглашению

людей.

Т е о ф и л. Да, с тех пор как я стал Вас понимать.

Между чисто логическими видовыми отличиями, при

которых достаточно малейшего изменения применяемого

определения, каким бы случайным оно ни было, и между

видовыми отличиями чисто физическими, основанными на

существенном или неизменном, можно поместить нечто

среднее, которого нельзя, однако, точно определить; здесь

руководствуются наиболее важными внешними признаками,

которые не совсем неизменны, но которые нелегко изменяются, причем одни из них больше приближаются к

сущности, другие меньше; и так как знаток может идти

дальше других, то вещь кажется людям произвольной и

относительной, и представляется также удобным устанавливать названия на основании этих важнейших отличий. Поэтому можно было бы сказать, что это гражданские видовые отличия и номинальные виды, которые не следует смешивать с тем, что я выше назвал номинальными определениями и которые встречаются как у логических видовых отличий, так и у физических видовых отличий.

Впрочем, помимо обычного словоупотребления сами

законы могут устанавливать значение слов, и тогда виды

станут законными, как в тех договорах, которые называютс

nominati, т. е. таких, которые составлены на

определенное имя, или как в римском законе, устанавливавшем начало возмужания с 14 лет. Этим соображением не следует пренебрегать, но в данном случае я не вижу от него большой пользы, так как помимо того, что Вы, как мне кажется, применяли его иногда, когда оно не имело никакого значения, можно было бы получить почти такой же результат, если принять во внимание, что всоцсто

зависит от людей, насколько далеко они считают нужным

идти в своих подразделениях, отвлекаясь от дальнейших

различии, но, однако, не отрицая их, и от людей зависит

также выбрать определенное на место неопределенного

С целью установить некоторые понятия и меры путем

присвоения им названий.

Ф и л а л е т. Я рад, что мы теперь не так расходимс

==332

3, VI

в этом пункте, как это казалось. § 41. Вы, я вижу,

согласитесь также со мной, что вопреки взгляду некоторых

философов и искусственные вещи образуют различные

виды, точно так же как и естественные. § 42. Но прежде

чем покончить с названиями субстанций, прибавлю, что из

всех наших идей различного рода только у них одних есть

индивидуальные, или собственные, имена, так как людям

редко приходится упоминать о каком-нибудь индивидуальном

качестве или о каком-нибудь другом индивидуальном

обстоятельстве; кроме того, индивидуальные действи

тотчас же погибают, и сочетание их обстоятельств не

способно к длительному существованию, как это имеет

место у субстанций.

Т е о ф и л. Есть, однако, случаи, когда нам необходимо

бывает вспомнить о некотором индивидуальном происшествии,

и тогда ему дают название, так что хотя Ваше

правило в общем годится, но оно имеет известные

исключения. Примеры этого дает нам религия: так,

например, мы ежегодно празднуем память рождени

Иисуса Христа; греки называли это событие теогенией,

а поклонение волхвов - эпифанией; так, евреи называли

пасхой сошествие ангела, умертвившего первенцев у

египтян и не тронувшего еврейских первенцев, память

о чем они должны были праздновать каждый год. Что

касается видов искусственных вещей, то философы-схоластики колебались включать их в свои категории, но их

осторожность была при этом излишней, так как их таблицы

категорий как раз должны были дать общее обозрение

наших идей. Полезно, однако, отметить разницу между

совершенными субстанциями и теми совокупностями

субстанций (aggregata), которые являются субстанциальными

сущностями, созданными либо природой, либо

искусством человека. Действительно, в природе тоже есть

такие соединения, как, например, тела, смешение которых,

выражаясь словами наших современных философов,

несовершенно (imperfecte mixta), которые не являютс

unum per se и не заключают в себе совершенного единства.

Я полагаю, однако, что четыре тела, называемые ими

элементами, которые они считают простыми, а также соли,

металлы и другие тела, которые они признают совершенными

смешениями и которым они приписывают соответствующие

темпераменты 2", тоже не являются unum per se, тем

более что, надо думать, они однородны и единообразны

лишь по виду, к тому же и однородное тело может все-таки

3. VI

==333

быть совокупностью. Одним словом, совершенное единство

должно быть сохранено за телами одушевленными, или

наделенными первоначальными энтелехиями. Энтелехии

эти аналогичны душам и так же неделимы и нетленны, как

и они; я уже указал в другом месте, что их органические

тела - это собственно машины, которые, однако, настолько

же превосходят искусственные, нами изобретенные,

насколько превосходит нас изобретатель естественных. Эти

естественные машины так же нетленны, как и сами души;

живое существо с душой существует вечно, оно ( воспользуюсь, чтобы быть лучше понятым, подходящим примером, как бы он ни был смешон) вроде арлекина, которого пытались раздеть на сцене, но не могли с этим справиться, так как на нем было надето бог знает сколько одежд, одна поверх другой; разумеется, бесконечные перевоплощения органических тел, принадлежащих существам, не так похожи друг на друга и не так пригнаны одно к другому, как одежды, ибо искусство природы совсем особой

тонкости. Все это показывает, что философы отнюдь не

ошибались, проводя коренное различие между искусственными

вещами и естественными телами, наделенными

подлинным единством. Но только нашей эпохе выпало на

долю раскрыть эту тайну и разъяснить ее важность и ее

следствия, для того чтобы создать естественную теологию

и то, что называют наукой о духе (pneumatique), и притом

таким способом, который действительно естествен и соответствует тому, что мы можем установить путем опыта.

и постигнуть разумом, благодаря которому мы не только не

теряем ни одного из тех важных выводов, которые должны

дать нам эти науки, но, наоборот, придаем им еще большее

значение, как это делает система предустановленной

гармонии. Думаю, что нет ничего лучше, чем закончить

этим длинную беседу об именах субстанций.

Глава VII

О СЛОВАХ-ЧАСТИЦАХ

§ 1.Ф и л а л е т. Кроме слов, служащих для названий. идей, мы нуждаемся в словах, употребляемых дл

обозначения связи идей, или предложений. Так, слова это

есть, этого нет являются общими знаками утверждения или

отрицания. Но кроме частей предложения дух связывает

друг с другом также целые суждения, или предложени

==334

3, VI-VII

(§ 2), пользуясь для этого словами, выражающими связь

различных утверждений и отрицании и являющимися тем,

что обыкновенно называют частицами; от правильного

употребления их зависит главным образом искусство

хорошо говорить. Для выражения последовательных

и методических рассуждений требуются слова, показывающие

связь, ограничение, различение, противоположение,

ударение и т. д., и когда в этом ошибаются, то тем самым

приводят слушателя в замешательство.

Т е о ф и л. Я согласен, что частицы очень полезны, но

я не знаю, состоит ли в этом главным образом искусство

хорошо говорить. Если бы кто-нибудь говорил только

афоризмами или отрывочными положениями - как это

часто происходит в университетах, или, например, в тех

случаях, которые у юристов носят название артикулированной жалобы (libelle articulee), или в пунктах, предлагаемых свидетелям, - то он мог бы, построив правильно эти предложения, добиться почти такого же эффекта, чтобы заставить себя понять, как если бы он

вставил в них связующие слова и частицы, так как читатель

дополняет их от себя. Но я согласен, что он был бы

приведен в замешательство, если бы частицы были

употреблены неправильно, и даже больше, чем если бы они

были совсем опущены. Мне кажется также, что частицы

связывают не только части речи, состоящей из предложений,

и части предложения, состоящего из идей, но они

связывают также части идеи, составленной различным

образом путем сочетания других идей; и именно эта последняя связь обозначается предлогами, между тем как наречия оказывают влияние на заключающееся в глаголе утверждение или отрицание, а союзы влияют на связь различных утверждений или отрицаний. Но я вовсе не сомневаюсь, что Вы сами обратили внимание на это, несмотря на то что Ваши слова как будто говорят о другом.

§3. Ф и л а л е т. Отдел грамматики, излагающий

частицы, менее разработан, чем отдел, излагающий один за

другим падежи и роды, наклонения и времена, герундии

и супины. Правда, в некоторых языках частицы были

также с большой по внешнему виду точностью размещены

но различным подразделениям. Но одного просмотра этих

перечней недостаточно. Необходимо углубиться в свои

собственные мысли и подметить, какие формы употребляет

Дух при рассуждении, так как все частицы являютс

соответствующими знаками деятельности духа.

3,VII

==335

Т е о ф и л. Совершенно справедливо, что учение

о частицах очень важно, и я хотел бы, чтобы оно было

разработано более подробно, так как нет ничего, что лучше

содействовало бы познанию нами различных форм разума.

Роды не имеют никакого значения для философской

грамматики, но падежи соответствуют предлогам и часто

предлог скрыт в существительном и как бы поглощен им,

другие же частицы скрыты в глагольных флексиях.

§ 4. Ф и л а л е т. Для того чтобы хорошо объяснить

частицы, недостаточно передать их (как это обыкновенно

делается в словарях) словами другого языка, всего ближе

подходящими по значению, так как точный смысл их

одинаково трудно понять как в том, так и в другом языке.

Кроме того, значения близких слов двух разных языков не

всегда в точности одни и те же и часто изменяются даже

в одном и том же языке. Я припоминаю, что в еврейском

языке есть частица, состоящая только из одной буквы,

у которой насчитывается более пятидесяти значений.

Т е о ф и л. Ученые трудились над специальными

трактатами о частицах латинского, греческого и еврейского

языков, и знаменитый юрист Штраух 300 написал книгу об

употреблении частиц в юриспруденции, в которой их

значение играет немаловажную роль. Между тем обыкновенно

их пытаются объяснить скорее примерами и синонимами,

чем посредством отчетливых понятий. Кроме того,

для них не всегда можно найти общее, или формальное,

значение, как называл это покойный Болиус 301, которое

удовлетворяло бы всем примерам; но, несмотря на это,

всегда можно свести все употребления данного слова

к определенному числу значений. И это именно следовало

бы сделать.

§ 5. Ф и л а л е т. Действительно, число значении во

много раз превосходит количество частиц. В английском

языке частица but имеет самые различные значения:

(1) когда я говорю: "But to say no more", она означает:

"но, не говоря больше", как если бы эта частица указывала

на остановку духа в своем движении, до того как он достиг

цели последнего. Но, говоря: (2) " saw but two planets",

т. е. "Я видел только две планеты", дух ограничивает

смысл того, что он хочет сказать, тем, что им выражено,

с исключением всего прочего. А когда я говорю: (3) "You

pray, but it is not I that God would bring you to the triе religion, but that he would confirm you in your oirn" т. е. "Вы молите Бога, но не о том, чтобы он привел вас

==336

3, VII

к познанию истинной веры, но о том, чтобы он укрепил вас

в вашей собственной вере", то первое but, или но, означает предположение в духе чего-то отличного от того, что должно было бы быть, а второе показывает, что дух делает прямое противопоставление предыдущей и последующей

мысли. (4) "All animals have sense, but a dog is an animal", т. е. "все животные имеют ощущения, а собака животное".

Здесь частица означает связь второго предложения с первым.

Т е о ф и л. Французское mais [но] можно было бы

подставить во всех этих случаях, за исключением второго,

а немецкое allein, взятое как частица и означающее нечто

среднее между mais и seulement, безусловно, могло бы быть

подставлено вместо but во всех этих примерах, за

исключением последнего, где можно было бы несколько

усомниться. Mais переводится также на немецкий язык

то словом aber, то словом sondern, последнее означает

разделение или отделение и приближается к частице allein.

Для того чтобы правильно объяснить частицы, недостаточно

дать абстрактное толкование их, как мы только что

здесь сделали, но нужно перейти к такому описанию,

которое могло бы заменить его, подобно тому как

определение может быть поставлено вместо определяемого.

Если бы попытаться найти и определить для всех частиц

эти заменяющие их описания, насколько это возможно, то

тем самым можно установить их значения. Попытаемс

приблизиться к этому в наших четырех примерах. В первом

примере хотят сказать: "Только (seulement) до сих пор

пусть говорят об этом, и не больше (поп piu) " , во втором "Я видел только две планеты, и не больше", в третьем "Вы молите Бога только о том именно, чтобы он укрепил вас в вашей вере, и не больше"; в четвертом - все равно как если бы сказать: "Все животные имеют ощущения достаточно принять во внимание только это, и больше

ничего не надо; собака - животное, следовательно, она

имеет ощущения". Таким образом, все эти примеры

означают ограничения, некое поп plus ultra, будь то в вещах или в речи. Таким образом, but - это конец, предел

движения, как если бы сказать: "Остановимся, мы уже

здесь, мы пришли к цели". But, bute - это древнегерманское слово, означающее нечто неподвижное, местопребывание. Beuten (устаревшее слово, встречающееся еще в некоторых церковных песнях) означает "пребывать".

Слово mais происходит от magis, как если бы кто-нибудь

==337

хотел сказать: "Что касается большего, то его не надо

касаться" - это равносильно тому, что сказать: "Не надо

больше об этом, довольно, перейдем к чему-нибудь

другому" - или: "Это - нечто иное". Но так как

словоупотребление изменяется причудливым образом, то

надо было бы раньше подробно изучить примеры, чтобы

достаточно установить значения частиц. Во французском

языке избегают двойного mais [но] при помощи слова

cependant и говорят: "Vous priez, cependant се n'est pa&

pour obtenir la verite, mais pour etre confirme dans votre opinion" [Вы молитесь, но не для того, чтобы добиться истины, а для того, чтобы укрепиться в вашей вере]. Латинское serf [но] когда-то часто выражалось по-французски через ains, соответствующее итальянскому

anzi, и, устранив его, французы лишили свой язык удачного

выражения. Например: "II n'y avail rien de sur, cependant

on etait persuade de ce que je vous ai mande, parce qu'on aime a croire ce qu'on souhaite; mais il s'est trouve que ce n'etait pas cela; ains plutot, etc." [В том, о чем я известил вас, не было ничего достоверного, но в этом были убеждены, так как любят верить тому, чего желают, но оказалось, что это не так, а скорее и т. д.].

§ 6. Ф и л а л е т. Я намеревался лишь бегло коснуться этого вопроса. Прибавлю, что часто частицы - некоторые постоянно, а другие в определенных грамматических построениях - имеют значение целого предложения.

Т е о ф и л. Если они имеют самостоятельный смысл, то

это, я полагаю, происходит только благодаря своего рода

эллипсу 302; вообще же, только междометия могут

встречаться самостоятельно и выражать все в одном слове,

как, например, "ах!", "увы!". Действительно, если говорят

mais [но], не прибавляя ничего другого, то это эллипс,

как если бы сказать: "Mais attendons le boiteux et ne nous flattens pas mal a propos" 303. Есть нечто приближающееся к этому в латинском nisi [если не]: si nisi поп esset (если бы не было "но"). Впрочем, я ничего не имел бы против, если бы Вы подробнее остановились на ухищрениях духа, проявляющихся удивительным образом в употреблении частиц.

Но у нас есть основания торопиться закончить это исследование слов, чтобы вернуться к вещам, и я не хочу

больше Вас задерживать на этом, хотя в самом деле

думаю, что языки - это поистине лучшее зеркало человеческого духа и что путем тщательного анализа значения слов мы лучше всего могли бы понять деятельность разума.

==338

3, VII

Глава VIII

ОБ АБСТРАКТНЫХ И КОНКРЕТНЫХ ТЕРМИНАХ

§ 1.Ф и л а л е т. Следует еще заметить, что термины

бывают абстрактными и конкретными. Каждая абстрактна

идея - раздельная идея, так что из двух идей одна

никогда не может быть другой. Дух благодаря своему

интуитивному познанию должен замечать существующее

между ними различие, и поэтому две такие идеи никогда не

могут говорить одна о другой. Всякий тотчас же замечает

ложность следующего предложения: "Человечность есть

животность или разумность", это не менее очевидно, чем

самые общепризнанные положения 304.

Т е о ф и л. Все же можно кое-что сказать по этому

поводу. Вы согласны, что справедливость - это добродетель, свойство (habitus), качество, акциденция и т. д.? Таким образом, два абстрактных термина могут быть

высказаны один о другом. Я, кроме того, привык различать

два вида абстрактных понятий. Существуют логические

абстрактные термины, и существуют также реальные

абстрактные термины. Реальные или по крайней мере

понимаемые как реальные абстракции - это либо сущности

и части сущностей, либо акциденции, т. е. то, что

прибавляется к субстанции. Логические абстрактные

термины - это превращенные в термины предикации, как

если бы я сказал: "быть человеком", "быть животным";

и в этом смысле их можно высказывать один о другом,

говоря: быть человеком - это значит быть животным. Но

с реальностями этого не бывает. Нельзя сказать, что

человечество или человечность (hommeite), если угодно,

составляющая всю сущность человека, есть животность,

которая составляет лишь часть этой сущности; однако эти

абстрактные и неадекватные вещи, обозначаемые реальными

абстрактными терминами, тоже имеют свои роды

и виды, которые также выражаются посредством реальных

абстрактных терминов; таким образом, между ними

существуют отношения предикации, как я показал это на

примере справедливости и добродетели.

§ 2. Ф и л а л е т. Можно все же сказать, что субстанции имеют лишь очень немного абстрактных названий; даже в школах их употребляли редко, как, например, человечность, животность, телесность, а в обществе ими

совершенно не пользовались.

==339

Т е о ф и л. Это потому, что нуждались лишь в очень

немногих из этих терминов в качестве примеров и дл

объяснения общего понятия, которым нельзя было

совершенно пренебрегать. Если древние не пользовались

словом человечность в школьном смысле, то они говорили:

человеческая природа, что равносильно этому. Известно

также, что они говорили "божественность", или "божественная природа", и поскольку теологам необходимо было говорить о той и о другой природе и о реальных акциденциях, то в философских и богословских школах занимались этими отвлеченными сущностями, и, пожалуй, даже больше, чем следовало.

Глава IX

О НЕСОВЕРШЕНСТВЕ СЛОВ

§ 1. Ф и л а л е т. Мы говорили уже о двояком

употреблении слов. Первое заключается в закреплении

наших собственных мыслей, для того чтобы помочь нашей

памяти, благодаря чему мы в состоянии говорить сами

с собой; другое употребление заключается в сообщении

наших мыслей другим с помощью слов. Оба этих

употребления дают нам возможность познать совершенство

или несовершенство слов.

§ 2. Когда мы говорим только с собой, то безразлично,

какие слова употребляются при этом, лишь бы помнить их

смысл и не изменять его.

§ 3. Но что касается употребления слов для сообщения,

то оно тоже бывает двояким: гражданским и философским.

Гражданское употребление слов заключается в пользовании

ими в обычных разговорах в обиходе гражданской

жизни. Философское употребление слов - это такое

употребление, которое служит для сообщения точных

понятий и для выражения в общих предложениях достоверных

истин.

Т е о ф и л. Отлично, слова - отметки (notae) для нас

(чем могли бы быть и цифры или алгебраические символы)

и знаки для других; слова употребляются в качестве знаков

как для того, чтобы применить общие правила к жизненному

обиходу или к индивидам, так и для того, чтобы найти

или проверить эти правила; первое употребление знаков

есть гражданское, второе - философское.

§ 5. Ф и л а л е т. Но особенно трудно усвоить

и удержать в памяти идею, замещаемую каждым словом,

К оглавлению

==340

в следующих случаях:

1) когда эти идеи очень сложны;

2) когда эти идеи, образующие новую идею, не находятся с ней в естественной связи, так что в природе не существует какого-нибудь устойчивого мерила или образца, по которому можно было бы проверять и исправлять их;

3) когда с образцом нелегко познакомиться;

4)когда значение слова и реальная сущность вещи не вполне тождественны. Наименования модусов более подвержены сомнительности и несовершенству вследствие двух первых из указанных причин, а наименования субстанций вследствие двух последних.

§ 6. Когда идеи модусов очень сложны, как, например, идеи большинства нравственных терминов, то они редко имеют вполне тождественное значение у двух различных лиц.

§ 7. Кроме того, отсутствие образцов делает эти слова двусмысленными. Кто первый ввел слово "brusquer" [круто обращаться], тот понимал его по собственному усмотрению; при этом те, кто вслед за ним воспользовались этим словом, не узнали у него, что он точно хотел сказать, а он не показал им какого-нибудь постоянного образца этого слова.

§ 8. Обычное употребление достаточно хорошо устанавливает значение слов для повседневного разговора, но тут нет никакой точности, и постоянно спорят о том, какое значение наиболее соответствует свойствам языка. Многие говорят о славе, но лишь очень немногие понимают ее вполне тождественно.

§ 9. Такие слова не более как простые звуки в устах большинства людей, или во всяком случае значения их остаются очень неопределенными. И в рассуждении или в беседе, где говорится о чести, вере, благодати, религии, церкви, и в особенности в спорах прежде всего бросается в глаза различное понимание людьми одних и тех же слов.

§ 10. И если трудно понять значение слов у наших современников, то тем более трудно это в отношении авторов древних книг. Хорошо, что можно обойтись без них, за исключением случаев, когда они содержат в себе указания на то, чему мы должны верить или что мы должны делать.

Т е о ф и л. Эти замечания правильны; но что касается Древних книг, то, так как нам в особенности необходимо понимать Священное писание и так как римские законы еще в большом ходу в значительной части Европы, нам приходится в силу этого привлекать множество других

Древних книг: труды раввинов, отцов церкви и даже

светских историков. Впрочем, древние врачи тоже стоят

IX

==341

того, чтобы ими занимались. Медицинская практика греков

дошла через арабов до нас; вода греческого источника была

замутнена в арабских ручейках и очищена во многих

отношениях, когда начали вновь обращаться к греческим

оригиналам. Однако эти арабы были не бесполезны,

и утверждают, например, что Ибн-аль-Бейтар, списывавший

в своих книгах о целебных травах с Диоскорида 305,

часто полезен для разъяснения последнего. Я думаю также,

что после религии и истории традиция древних, сохраненна

благодаря письменности, может быть полезна

прежде всего в медицине, поскольку она эмпирична, как

и вообще здесь полезны наблюдения других. Вот почему

я всегда очень ценил врачей, которые были вместе с тем

знатоками древности, и мне было очень жаль, что

выдающийся и в том и в другом отношении Рейнезий зов

занялся больше выяснением обрядов и истории древних,

чем восстановлением части их знаний о природе, где, как он показал, мог бы добиться чудесных успехов. Когда,

наконец, исчерпаны будут творения римлян, греков, евреев

и арабов, наступит очередь китайцев с их древними

книгами, и они дадут материал для любознательности

наших критиков. Я уже не говорю о некоторых древних

книгах персов, армян, коптов и браминов, которые со

временем извлекут из забвения, чтобы не оставить без

внимания никакого знания, которое может дать древность

с помощью традиции доктрин и истории фактов. А когда не

останется больше древних книг для исследования, то место

книг займут языки, эти самые древние памятники

человеческого рода. Со временем будут записаны все языки

вселенной и составлены словари их и грамматики и будет

произведено сравнение всех языков; это будет иметь очень

важное значение как для знания вещей, так как названи

очень часто соответствуют свойствам вещей (как это видно,

например, на названиях растений у различных народов),

так и для познания нашего духа и чудесного разнообрази

его деятельности. Я уже не говорю о происхождении

народов, которое можно будет узнать при помощи

основательных этимологии, лучше всего достигаемых

сравнением языков. Но я уже говорил об этом 307. Все это

показывает полезность и значение критики, малоучитываемой

некоторыми в общем очень знающими философами,

позволяющими себе с презрением отзываться о раввинологии

и филологии вообще. Очевидно также, что критики еще

долгое время будут находить материал для плодотворной

==342

3, IX

работы и что они хорошо сделают, если не будут слишком

останавливаться на мелочах, имея так много более

достойных исследования объектов, хотя я отлично знаю,

что и мелочи очень часто необходимы критикам дл

открытия более важных знаний. Так как критика касаетс

преимущественно значения слов и истолкования авторов,

в особенности древних, то это наше обсуждение вопроса

о словах и связанное с ним Ваше замечание о древних

побудили меня коснуться этого крайне важного пункта. Но,

возвращаясь к Вашим четырем недостаткам наименований,

скажу Вам, что все они могут быть устранены, в особенности с тех пор, как изобретена письменность, и существуют они лишь вследствие нашей небрежности. В самом деле, от нас зависит установить значения слов хотя бы в каком-нибудь одном научном языке и прийти к соглашению

относительно них, для того чтобы эта вавилонская башн

была разрушена. Но есть два недостатка, которые труднее

устранить и которые заключаются: первый - в нашем

сомнении в том, совместимы ли между собой идеи, когда

опыт не дает их нам связанными в одном и том же

предмете: второй - в необходимости давать предварительные

определения чувственных вещей, когда нет еще

достаточного опыта, чтобы дать более адекватные определения их; но о том и о другом недостатке я говорил уже неоднократно.

Ф и л а л е т. Я перехожу теперь к указаниям, которые помогут некоторым образом уяснить отмеченные Вами

недостатки. Третий из указанных мной недостатков является, как мне кажется, причиной предварительности этих определении, а именно когда мы недостаточно знаем наши чувственные образы, т. е. субстанциальные вещи телесной природы. Вследствие этого же недостатка мы не знаем, можно ли сочетать такие чувственные качества, которых не сочетала природа, так как не до конца их понимаем. Но если значения слов, обозначающих смешанные модусы, сомнительны вследствие отсутствия образцов, у которых можно было бы увидеть такое же строение, то значения названий субстанций сомнительны вследствие совершенно противоположной причины, потому что они должны

означать то, что, как предполагается, соответствует действительным вещам и относится к образцам, созданным

природой 308.

Т е о ф и л. Я указывал уже не раз в наших предыдущих

беседах, что это несущественно для идей субстанций, но

==343

я признаю, что идеи, составленные в согласии с природой,

самые достоверные и самые полезные.

§ 12. Ф и л а л е т. Итак, если следуют образцам,

сделанным полностью природой, так что воображению

приходится только сохранять представление о них, то

названия субстанции в своем обычном употреблении

имеют, как я показал, двоякое соотнесение. Первое

заключается в том, что они обозначают внутреннее

и реальное строение вещей, но образец этот не может стать

известным, и, следовательно, по нему нельзя установить

значений слов.

Т е о ф и л. Дело сейчас не в этом, так как мы говорим об идеях, образцы которых у нас есть; внутренняя сущность находится в вещи, но все согласны, что она не могла бы служить образцом.

§ 13. Ф и л а л е т. Второе соотнесение заключаетс

в том, что имена субстанциальных вещей относятся непосредственно к простым идеям, существующим одновременно в субстанции. Но так как этих идей, объединенных в одном и том же предмете, очень много, то люди, говоря об одном и том же предмете, составляют себе очень различные идеи его как благодаря различию производимых нами сочетаний простых идей, так и потому, что качества тел это большей частью силы, способные сами производить изменения в других телах и подвергаться изменениям, производимым другими телами; свидетельством этого могут служить изменения, которые способен испытать один из самых неблагородных металлов от применения огня; еще большее число изменений претерпевает он в руках химика под влиянием разных других тел. Точно так же дл

распознания золота один довольствуется весом и цветом,

другой включает также плавкость и огнеупорность,

а третий принимает еще во внимание, что его можно

растворить в царской водке.

§ 14. Кроме того, так как вещи часто похожи друг на друга, то трудно указать иногда точные различия их.

Т е о ф и л. Действительно, так как тела могут

подвергаться изменениям, превращениям, фальсификациям

и подделкам, то немаловажное дело - уметь их

различить и распознать. Золото находится в скрытом виде

в растворе, но его можно получить опять из него как путем

осаждения, так и путем дистилляции воды; поддельное, или

фальшивое, золото узнается или очищается благодар

искусству пробирщиков, и так как оно не всем известно, то

==344

3,1Х

нет ничего удивительного, что идея золота не у всех людей

одна и та же. Обыкновенно лишь знатоки имеют достаточно

правильные идеи вещей.

§ 15. Ф и л а л е т. Эти различия не вызывают, однако,

таких больших трудностей в обычных сношениях граждан

между собой, как в философских исследованиях.

Т е о ф и л. Они были бы более терпимы, если бы не

оказывали никакого влияния на практическую жизнь, где

часто очень важно, чтобы не произошло какое-нибудь

недоразумение, и где нужно, следовательно, знать отличительные признаки вещей или иметь под рукой знающих

людей. Это в особенности важно в отношении лекарств

и драгоценных вещей, которые могут понадобитьс

в важных случаях. Философские трудности обнаруживаютс

скорее в употреблении более общих терминов.

§ 18. Ф и л а л е т. Названия простых идей менее

двусмысленны, и люди редко ошибаются в употреблении

слов "белый", "горький" и т. д.

Т е о ф и л. Это верно, но слова эти не совсем лишены

неопределенности, и я указывал уже на пример смежных

цветов, которые лежат на границе двух основных цветов

и цвет которых сомнителен.

§ 19. Ф и л а л е т. После названий простых идей

наименее сомнительны названия простых модусов, как,

например, модусов фигур и чисел.

§ 20. Но главное затруднение вызывают названи

сложных модусов и субстанций. § 21. Скажут, пожалуй,

что вместо того, чтобы приписывать это несовершенство

словам, его скорее надо приписать нашему разуму; на это

я отвечу, что слова так часто становятся между нашим

разумом и истиной вещей, что их можно сравнить со

средой, через которую проходят лучи видимых предметов

и которая нередко окутывает туманом наши глаза;

и я склонен думать, что если бы были тщательнее изучены

несовершенства Языка, то большая часть споров прекратилась бы сама собой, а путь к знанию и, может быть, к миру стал бы гораздо более открытым для людей.

Т е о ф и л. Я полагаю, что в письменных дискуссиях

с этим можно было бы покончить уже в настоящее время,

если бы люди захотели прийти к соглашению относительно

определенных правил и тщательно соблюдать их. Но чтобы

быть точным в живой устной беседе, надо было бы

произвести некоторые изменения в языке. Впрочем, я уже

занимался этим вопросом в другом месте 309.

==345

§ 22. В ожидании этой реформы языка, котора

произойдет нескоро, мы должны были бы в связи с этой;

неопределенностью слов проявлять умеренность, в особенности когда дело идет о навязывании другим смысла,

приписываемого нами древним авторам; ведь у греческих

авторов почти у каждого свой собственный язык.

Т е о ф и л. Я был, наоборот, поражен тем, что греческие авторы самых различных эпох и мест, как, например, Гомер, Геродот, Страбон, Плутарх, Лукиан, Евсевий, Прокоп и Фотий 310, так близки между собой, между тем как римские так сильно отличаются друг от друга, а немецкие, французские и английские - еще сильнее. Но это потому, что греки со времени Гомера и затем со времени расцвета Афин имели прекрасных авторов, ставших образцами для потомства, по крайней мере в области стиля. Ведь народный греческий язык несомненно должен был претерпеть сильные изменения уже в эпоху владычества римлян. По этой же причине итальянский язык не так сильно изменился, как французский, так как итальянцы, имевшие писателей с долговечной славой, подражали (да и в настоящее время еще ценят) Данте, Петрарке, Боккаччо и другим авторам эпохи, когда у французов уже не было писателей, сохраняющих свое значение.

Глава Х

О ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИИ СЛОВАМИ

§ 1.Ф и л а л е т. Помимо естественных несовершенств, присущих языку, имеются еще намеренные и происходящих от небрежности; дурно пользоваться словами значит злоупотреблять ими. Первое и наиболее ощутимое

злоупотребление состоит (§ 2) в употреблении слов,

с которыми не связывают никакой ясной идеи. Такие слова

бывают двух родов. Одни никогда не имели определенной

идеи - ни при своем зарождении, ни при обычном

пользовании ими. Введены они большей частью философскими

и религиозными сектами в целях подкреплени

какого-нибудь странного мнения либо для прикрыти

какого-нибудь слабого пункта их системы. Однако ими

пользуются лишь как отличительными признаками приверженцы

данной партии.

§ 3. Есть, однако, другие слова имеющие в своем первоначальном и обычном употреблении некоторую ясную идею, но которые в дальнейшем присвоили

==346

очень важным вещам, не связав с ними при этом никакой определенной идеи. Таковы, например, часто в устах людей слова "мудрость", "слава", "милость".

Т е о ф и л. Я полагаю, что ничего не значащих слов не

так много, как думают, и что при наличии небольшого

старания и доброй воли можно было бы наполнить их

содержанием или установить их неопределенность. Мудрость,

кажется, есть не что иное, как знание счастья.

Милость есть благо, оказываемое тем, кто его не заслужил,

но нуждаются в нем. А слава есть репутация превосходства

какого-нибудь человека.

§ 4. Ф и л а л е т. Я не стану теперь заниматься тем,

можно ли было бы что-нибудь возразить против этих

определений, так как хочу скорее узнать причины

злоупотреблений словами. Во-первых, слова усваивают

раньше, чем усваивают связанные с ними идеи, и дети,

привыкшие к этому с колыбели, продолжают поступать так

же всю жизнь, тем более что им удается, не устанавлива

точных идей, дать понять себя в разговоре, пользуясь

различными выражениями, чтобы объяснить другим то, что

они хотят сказать. Между тем это часто обильно заполняет

пустыми звуками их рассуждения, особенно в вопросах

нравственности. Люди берут слова, которые они встречают

в употреблении у своих соседей, чтобы не казатьс

незнакомыми с тем, что эти слова обозначают, и доверчиво

пользуются ими, не придавая им никакого определенного

смысла; и если они редко бывают правы в таких рассуждениях, то столь же редко удается их убедить в их неправоте, и желать вывести их из заблуждения - это все равно что отнимать жилище у бродяги.

Т е о ф и л. Действительно, так редко дают себе труд что, однако, следовало бы делать - добиться понимани

терминов или слов, что я не раз удивлялся тому, как дети

могут так быстро научиться языкам, и тому, что взрослые

все же так правильно говорят: ведь детей мало стараютс

обучить родному языку, а взрослые мало заботятс

о приобретении точных определений, тем более что

определения, которые изучаются в школах, обычно не

касаются общеупотребительных слов. Впрочем, я признаю,

что люди оказываются неправыми, даже когда спорят

серьезно и говорят в соответствии со своими взглядами; однако я довольно часто также замечал, что в спекулятивных спорах по вопросам, посильным их разуму, бывают правы обе стороны, за исключением возражений, которые они

3,Х

==347

пускают в ход друг против друга, плохо понимая взгляды

противника; это проистекает от неправильного пользовани

терминами, а иногда даже из духа противоречия и чувства

собственного превосходства.

§5. Ф и л а л е т. Во-вторых, пользование словами

иногда неустойчиво; у ученых это встречается слишком

часто. Между тем это очевидный обман, а если он

умышленный, то это безумие или недобросовестность. Если

бы кто-нибудь так поступал в своих деловых расчетах

(принимая ж за у), то кто, я Вас спрашиваю, захотел бы

иметь с ним дело?

Т е о ф и л. Ввиду того что это злоупотребление так

обычно не только среди ученых, но и среди широкой

публики, то я полагаю, что это скорее следствие дурной

привычки и небрежности, чем недобросовестности. Обыкновенно различные значения одного и того же слова имеют нечто родственное между собой; вследствие этого одно слово принимают за другое и не дают себе времени

подумать о том, что говорят, с той точностью, которая была бы желательна. Мы привыкли к тропам и фигурам,

и некоторое изящество и ложный блеск легко пленяют нас.

Чаще всего ведь ищут удовольствия, забавы или внешнего

лоска больше, чем истины, а к этому присоединяется еще

голос тщеславия.

§ 6. Ф и л а л е т. Третье злоупотребление - это умышленная непонятность, возникающая либо от присвоени

обычным словам необычных значений, либо от введени

новых терминов без объяснения их. Древние софисты,

которых Лукиан столь справедливо выставлял в смешном

виде 311, старались, беря на себя смелость говорить обо

всем, прикрыть свое невежество непонятностью применявшихся ими слов. Всего более отличалась этим

недостатком среди философских сект перипатетическая, по

и другие секты, даже современные, не вполне свободны от

этого. Есть, например, люди, злоупотребляющие термином

протяжение и считающие нужным смешивать его со словом

тело 32.

§ 7. Логика, или искусство спора, которая (толь

ценилась, содействовала затемнению слов.

§ 8. Те, кто отдавались этому, делались не только бесполезным, но даже вредными для государства.

§ 9. Между тем столь презиравшиеся учеными ремесленники (hommes mecaniques) приносили жизни людей пользу. Однако невежды благоговели перед этими темными учеными и считали их непобедимыми, так как они были окружены терниями и шипами,

==348

3, X

продираться через которые никому не доставляло удовольствия; одна только темнота могла служить прикрытием для нелепости.

§ 12. Зло заключается в том, что это искусство

затемнения слов внесло путаницу в два великих регулятора

человеческих деяний - религию и правосудие.

Т е о ф и л. Ваши жалобы большей частью справедливы;

бывает, однако, но в редких случаях простительна

и даже похвальная неясность, как, например, когда

нарочито хотят быть загадочным и загадочность эта кстати.

Так поступал Пифагор, и такова обычная манера восточных

авторов. Алхимики, называющие себя адептами, заявляют,

что они хотят быть понятными только сынам искусства. Это

было бы хорошо, если бы у этих мнимых сынов искусства

был ключ к разгадке. Некоторая непонятность могла бы

быть дозволена, но нужно, чтобы за ней скрывалось нечто

достойное отгадки и чтобы загадка могла быть разгадана.

Религия же и правосудие требуют ясных идей. Вероятно,

недостаточный порядок при обучении им сделал их

запутанными, а неопределенность терминов здесь, может

быть, более вредна, чем их неясность. Но так как логика

есть искусство, обучающее упорядочивать и связывать

мысли, то я не вижу никаких оснований бранить

ее. Наоборот, люди ошибаются именно потому, что им

недостает логики.

§ 14. Ф и л а л е т. Четвертое злоупотребление состоит в том, что слова принимают за вещи, т. е. предполагают, будто слова соответствуют реальной сущности субстанций. Какой питомец перипатетической философии не считает, что десять терминов, обозначающих десять категорий, в точности соответствуют природе вещей, что субстанциальные формы, растительные души, боязнь пустоты

и интенциональные формы - это нечто реальное? У платоников есть их мировая душа, у эпикурейцев - -стремление атомов к движению, когда последние находятся в покое.

Если бы где-нибудь в мире получили признание воздушные

и эфирные колесницы доктора Мора 313, их считали бы

отнюдь не менее реальными.

Т е о ф и л. Это не значит, собственно, принимать слова

за вещи, это значит считать истинным то, что таковым не

является. Это самая обычная ошибка всех людей,

проистекающая, однако, не от одного только злоупотребления словами, а заключающаяся совсем в ином. Категории имеют весьма полезное назначение, и надо думать лучше о том, чтобы их исправить, а не о том, чтобы их отбросить.

3,Х

==349