Часть 18.

основанное на красоте видимых вещей (когда они

заявляют, что при бесконечном множестве случайных

произведений не удивительно, если какой-нибудь из миров,

например наш мир, окажется относительно удачным),

уничтожается тем, что извечное соответствие существ,

непосредственно не влияющих друг на друга, может быть

только следствием общей причины этой гармонии.

Г-н Бейль, который является глубоким мыслителем,

размышляя о следствиях этой гипотезы, признает, что

никогда еще так возвышенно не трактовали то, что

понимается под божественными совершенствами, и что

бесконечная мудрость Божья, как бы ни была она велика,

не является чрезмерной для того, чтобы произвести

подобную предустановленную гармонию, в возможности

которой он, по-видимому, сомневался. Но я обратил его

внимание на то, что сами люди изготовляют автоматы,

действующие так, как если бы они были разумными

существами. Бог же, который является бесконечно более

искусным мастером или, вернее, у которого все являетс

искусством, поскольку оно вообще возможно, начертал

путь материи, чтобы она действовала в соответствии

с потребностями духов. Так что удивляться тому, что она

действует так разумно, следует не больше, чем движению

огней фейерверка как бы вслед за невидимой нитью, что на

самом деле служит лишь внешним признаком того, что их

направляет человек. Уловить Божьи предначертани

можно лишь по мере того, как они проявляют себ

видимыми совершенствами, и, в то время как тела

изначально подчинены душам, чтобы в какой-то момент

приспосабливаться к их произвольным действиям, душа со

своей стороны служит выразительницей (est expressive)

тел в силу своей исконной природы, так как она обязана

воспроизводить их своими непроизвольными и смутными

восприятиями; таким образом, каждое есть оригинал или

копия для другого в меру совершенств или несовершенств,

которые в нем заключены.

Но я совсем забыл, сударыня, что имею честь писать

Вам; сознание этого вынуждает меня просить прощения за

многословие, которое я позволил себе. Мне следовало

помнить, что для Вашей проницательности довольно '

немногих слов и если что-нибудь приходится растолковывать

слишком подробно, значит, это просто непонятна

вещь; но, когда увлечешься, теряешь власть над собой

и никак не можешь остановиться; вот мне и подумалось, ^

==584

что, быть может, стоит рискнуть наскучить Вам. Поэтому,

несмотря на все мое многословие, я буду рад, если

окажется, что я ничего не упустил из того, что должен был

сказать.

Мое счастье удваивается, сударыня, оттого, что

благодаря Вашей любезности я удостоился нового знака

внимания со стороны столь заслуженно признанного

автора, каким является г-н Локк, более меня взысканный

честью Вашего знакомства. Не знаю, смею ли я просить Вас

выразить ему мое уважение и мое желание заслужить его

одобрение и удостоиться его наставлений. Я внимательно

прочел важный труд, который он выпустил в свет, так как

в этом труде затронуто много вопросов, над которыми

размышлял и я. Это побудило меня набросать свои

замечания. А так как легче продолжать дело, уже начатое

сведущим человеком, то мне кажется, что я мог бы

устранить кое-какие неувязки и выполнить некоторые

desiderata 9. Судить о том, вправе ли я брать на себя такую задачу, можно по тому плану, который я изложил Вам,

сударыня, в этом письме. Но я не решаюсь обольщатьс

надеждой, что сумею удовлетворить требования ума столь

проницательного, как Ваш, и, если не вызову чем-либо

Вашего неудовольствия, сочту себя вознагражденным.

Ваше суждение просветит меня и удвоит мой долг перед

Вами, в косм я пребываю со всей почтительностью

и преданностью, па какие я только способен.

ЛЕДИ МЕШЭМ - ЛЕЙБНИЦУ

Отс, 3 июня 1704 г.

Ваша любезная снисходительность отнюдь но дает мне

права забывать о том, сколь мало оснований у мен

требовать от Вас, чтобы Вы лично дали себе труд и впредь

просвещать меня относительно Вашей гипотезы. Для души,

сколько-нибудь одаренной способностью к должному

восхищению перед творениями Бога, не может быть ничего

более приятного, нежели, находя в них все новые и новые

совершенства, всецело отдаваться обожанию сего Существа,

которое, как нам внушает разум, должно быть высшим

предметом нашей любви.

Гипотеза, созданная Вами и другими мыслителями,

коль скоро она приводит к такому заключению, не могла не

возбудить моего любопытства, и это тем более что при

==585

чтении всего того, что Вы обнародовали, мне показалось

также, что Вы сознательно преследовали цель дать

убедительное представление о мудрости Бога в его

творениях. Письмо, которым Вы почтили меня, укрепляет

меня в этой мысли. Однако то обстоятельство, что теперь

я с уверенностью могу сказать, что располагаю точным

и ясным знанием Вашей гипотезы, дает мне право

сообщить Вам в свою очередь, каков мой взгляд на эти

вещи; надеюсь, Вы поправите меня, если я скажу что-нибудь

не так, а это легко может произойти с человеком,

мало осведомленным в подобных теориях.

Вы считаете само собой разумеющимся, что в нас

имеется простое существо, наделенное способностью

к действию и восприятию. И то же самое, говорите Вы,

только отличающееся способом восприятия, содержитс

в материи, в любом ее месте. Вы утверждаете также, что это простое существо, называемое душой, отличается от того, что есть у животных (и еще более от того, что содержится в телах, окружающих нас), способностью к абстракции и умением благодаря ей создавать всеобщие идеи. По Вашему мнению, все имеют в себе эти простые существа и всегда будут иметь; и с тех пор, как они существуют, они всегда обладали органическими телами, пропорциональными их восприятию. Таким образом, после смерти сохраняется не только душа, но и животное начало (the animal). Рождение и смерть-это лишь появление этих

существ в нашем поле зрения или исчезновение их из него.

Тот же принцип единообразия произведений природы,

который внушил Вам уверенность в истинности того, о чем

Вы говорите, положен Вами в основу Вашей системы

предустановленной гармонии между субстанциями, насколько

я могу о ней судить.

Какое бы то ни было действие души на материю или

материи на душу немыслимо, ибо для обеих существуют

разные законы. Тела подчиняются законам механики

и склонны меняться suivant les forces mouvantes I0. Души

производят в самих себе внутренние действия и склонны

меняться в соответствии с восприятием добра или зла,

которым они обладают. И так как душа и тело следуют

собственным для каждого законам и сами по себе не

оказывают друг на друга никакого действия и никак не

влияют друг на друга, то эффекты такого рода достигаютс

лишь благодаря предустановленной гармонии, объединяющей

эти субстанции, как если бы между ними существовала

==586

реальная связь. Таким образом, деятельность тела, которое

действует, всегда подчиняясь своим собственным законам

механики, а отнюдь не испытывая каких-либо колебаний

или изменений под влиянием души, всегда соответствует

страстям, которые испытывает душа, и ее восприятиям.

Точно так же душа, хотя и не управляется движениями

материи, немедленно отзывается на действие тела своими

восприятиями или модификациями, в то время как тело

действует сообразно со своими законами механики.

Вот мой ответ Вам, в котором - если уж я решилась

докучать Вам такими незначительными мыслями, как

мои, - я не вижу ничего, что могло бы показатьс

неправдоподобным. Напротив, в этой гипотезе мен

привлекает ее цельность; преимущества, которыми она

обладает, весьма привлекательны. Но не думаю, чтобы она

была чем-то большим, нежели гипотезой. Пути господни не

ограничены нашими представлениями о них, и непостижимость

или невообразимость для нас каких-либо иных путей,

кроме одного, не должна внушать нам уверенность, что этот

путь и есть тот самый, которым Бог предпочел воспользоваться.

Впрочем, именно такой вывод сделал из нашего

неведения, насколько мне помнится, отец Мальбранш (или

кто-то другой из сторонников его гипотезы), применив его

для объяснения случайных причин. Эту гипотезу в числе

прочих исключений я, кажется, не в силах уразуметь без

Вашей помощи, но думаю, что и Ваша гипотеза имеет

к этому прямое отношение в части, касающейся организации

тела. По-Вашему, получается, что все истинно

замечательное (nice curiosilie), что может быть обнаружено в нем, бесполезно, излишне и не стоило труда. К этому моему затруднению позвольте добавить, что я не понимаю, почему, как Вы говорите, организм нужно или можно представлять себе как то, что "существенно для материи". Но все эти неясности, как и те, которые, может быть, возникнут у меня в ходе дальнейших рассуждений, дл

меня не столь важны, как другой, более принципиальный

вопрос, хотя он и не имеет в виду специально Вашу

гипотезу. Это вопрос о формах, которые, согласно Вашему

объяснению, означают простые существа, или, как Вы

называете их в другом месте, atomes do substance и forces

primitives ", природа которых, как Вы далее утверждаете,

состоит в силе.

Я исхожу из того, что сила не может быть сущностью

какой-либо субстанции, но является атрибутом того, что Вы

==587

называете формой, душой или субстанциальным атомом,

т. о. тон сущностью, о которой я не имею положительного

представления. Вы отрицаете у нее какие-либо измерения,

и, должна сознаться, это делает для меня со существование

совершенно немыслимым. Ибо я неспособна представить

себе существование того, что находится нигде.

Если полагать местонахождение этих субстанций, исход

из Вашего утверждения, что они всегда содержатс

в организованных телах, значит, они все-таки где-то

находятся; но если эти субстанциальные атомы расположены

в каком-то месте, то они должны иметь некоторую

протяженность, а в этом Вы им отказываете. С другой

стороны, для Вас союз души с соответствующим ей телом

есть не что иное, как соотносительность или согласование

(conformitie), основанное на предустановленной гармонии;

хотя души и тела действуют независимо друг от друга, каждое по своим законам, однако результат их действий такой же, как если бы между ними существовала реальная связь.

Я но уверена, достаточно ли точно я поняла Вашу точку зрения по этому вопросу.

Сказанное мною здесь кажется мне достаточным дл

того, чтобы отважиться еще раз беспокоить Вас; и, быть

может, этого более чем достаточно, чтобы показать Вам, что Вы излишне благосклонно судили о моей понятливости.

Я вспоминаю, как мой отец и другие приверженцы учени

о непротяженной субстанции говорили: "Тот, кто не может

проникнуться убеждением в реальности непротяженных

субстанций, доказывает этим, что его рассудок находитс

в плену у воображения".

Но как бы ни был велик его авторитет для меня, он не

смог помешать мне, если можно так выразиться, остатьс

во власти воображения, что, конечно, не всегда отвечало

моим желаниям. Так или иначе, я не могу представить себе

вещь или увериться в правоте какого-либо предположения,

если эта вещь и это предположение непостижимы для меня,

и, следовательно, не имею права согласиться с том, в чем

меня убеждают. Но если бы я и согласилась, неизвестно, где мне следует остановиться и каковы должны быть пределы

моего согласия. С таким же основанием я могла бы поверить

и во что-нибудь другое.

Г-н Локк выражает Вам свою почтительною преданность.

Он просит меня передать Вам, что и он в свою

очередь чрезвычайно обязан Вам за те знаки любезного

внимания, которые Вы адресовали ему. По его мнению. Вы

==588

чрезвычайно искусны в обхождении, равно как и в философии, и во всем прочем. Он говорит, что нездоровье и то, что ему осталось немного жить, положили предел его

философским исследованиям. Но если бы он был и в зените

своей творческой деятельности, он и тогда, зная Вас, не

взял бы на себя смелости быть судьей Ваших теорий; еще

менее он осмелился бы наставлять человека столь высокого

положения и заслуг, как Ваши. Г-н Локк считает для себ

большой честью то, что Вы снизошли до чтения и разбора

его "Опыта о разумении" (о чем Вы упоминали) и готовы

уделить время для устранения некоторых противоречий

и восполнения некоторых недочетов, имеющихся в нем,

исходя из Ваших более широких воззрений. Это обстоятельство польстило бы его самолюбию, если бы, публикуя свой трактат, он преследовал какую-либо иную цель, нежели оказать посильную услугу истине и научному знанию.

Прикосновение руки столь выдающегося мастера сохранит, по ею словам, его труд для потомков, освободив его от многих присущих ему несовершенств.

Сейчас все друзья г-на Локка с грустью сознают, что им

уже недолго придется наслаждаться прелестью общени

с ним: болезнь легких сокрушает его с каждым днем, к тому

же он далеко не молод.

Я была чрезвычайно рада, сэр, преподнести Вам

подарок, который оказался полезен для Вас; быть может,

благодаря ему Вы обогатите мир новыми достижениями

Вашей мысли. Если Вы сочтете меня достойной Ваших

наставлений и если хотя бы изредка Вам угодно будет

делиться со мной своими раздумьями, я всегда буду считать

себя в долгу перед Вами за эту снисходительность, а ответом на нее послужат моя глубокая признательность и восхищение.

ЛЕЙБНИЦ - ЛЕДИ МЕШЭМ

Вижу, что по доброте своей Вы сочли мое письмо

сносным, хотя я слишком хорошо понимал, когда писал его,

как мало оно способно удовлетворить требованиям дамы

столь тонкого ума. И чем больше я восхищаюсь этим умом

в Вашем ответе, где ясность и красота слога сочетаютс

с необычайным глубокомыслием, тем больше сомневаюсь

в успехе того, что собираюсь написать сейчас. Но лестное

сознание того, что я исполняю Вашу волю, ободряет мен

и по крайности послужит мне извинением.

==589

Вы взяли на себя труд, сударыня, изложить вначале

в немногих словах мою гипотезу, с том чтобы я мог судить

о том, правильно ли Вы се поняли. Это очень полезный

метод в собеседованиях такого рода, и я восхищен

правильностью и точностью Ваших формулировок в столь

абстрактном предмете. Они так удачны, что я сам не прочь

воспользоваться ими в другой раз, если мне придетс

объяснять кому-нибудь свою точку зрения.

После этого Вы переходите к рассуждениям, которые

вполне достойны Вас и заслуживают того. чтобы вникнуть

в них и приспособить к ним мое понимание вопроса.

Сначала Вы хвалите мою гипотезу, говоря, что она кажетс

Вам правдоподобной, поскольку она отстаивает единообразие

природы и даже содержит нечто отвечающее нашим

желаниям.

Но [затем] Вы добавляете, сударыня, что из этого еще

но следует, что моя гипотеза есть нечто большее, нежели

просто гипотеза. И хотя она, быть может, доступнее дл

понимания, чем другие гипотезы, это вовсе не означает, что она истинна, так как пути господни не ограничены нашими представлениями о них; и, хотя другие пути, кроме одного, представляются непостижимыми и недоступными воображению, салю по себе это но служит убедительным

доказательством того, что этот путь - единственный.

Чтобы присовокупить к этому, как Вы приказываете

мне, свои замечания, я отвечу, что 1) гипотеза, котора

кажется возможной, заслуживает внимания ужо потому,

что все остальные таковыми не кажутся, и 2) крайне

вероятно, что такая гипотеза является истинной. Так,

в астрономии и в физике общепризнанно, что истинными

оказываются в конце концов именно те гипотезы, которые

наиболее удобопонятны, как, например, гипотеза круговращения Земли для объяснения видимого расположени

светил и гипотеза силы тяжести воздуха для объяснени

действия всасывающих насосов и других устройств,

которые раньше объясняли боязнью пустоты.

Кроме того, 3) поскольку наш разум происходит от

Бога и может быть уподоблен некоему лучу этого Солнца,

нам следует сделать из этого вывод, что то, что наиболее

согласуется с нашим разумом (чтобы быть последовательным, как того требует сама природа разума), должно быть

согласно и с божественной мудростью и что, рассуждая 1

таким образом, мы следуем правилам, которые преподал

нам Бог. Вот почему мы всегда убеждаемся, что 4) если

К оглавлению

==590

паши суждения выносятся в соответствии, так сказать,

с этим божественным светом, действительность никогда не

опровергает их. Возражения, которые наперекор этому

выдвигали скептики, всегда расценивались разумными

людьми как пустая игра ума.

Но чтобы еще ближе подойти к сути дела, правильно

будет исходить из того, что 5) пути Божьи бывают

двоякого рода: одни - естественные, а другие - сверхъестественные, необычайные или чудесные. Естественные пути таковы, что сотворенный разум в состоянии постичь их, если ему доступно восприятие их и если для этого имеются необходимые условия. Чудесные же не доступны никакому сотворенному разуму. Так, например, действие магнита естественно, будучи чисто механическим, т. е. объяснимым, хотя пока еще, быть может, мы не умеем

объяснить его до конца и во всех подробностях ввиду

неполноты наших сведений. Но если бы кто-нибудь стал

утверждать, что магнит действует отнюдь не механически,

а в силу чистого притяжения на расстоянии, без посредства

чего-либо, без видимых или невидимых орудий, вне какой

бы то ни было среды, получилось бы нечто необъяснимое

с точки зрения всякого сотворенного разума, как бы ни был

он просвещен и проницателен; одним словом, это было бы

нечто чудесное. Между тем рассудок и самый принцип

божественной мудрости повелевают, чтобы мы не прибегали

без надобности к ссылкам на чудо. Точно так же обстоит

дело, когда речь идет о системе соединения души

и тела, ибо сказать, что тело оказывает действие на

расстоянии, без каких-либо средств и орудий, - значит

дать такое же малопонятное объяснение, как если бы мы

сказали, что такие совершенно различные субстанции, как

душа и тело, действуют друг на друга непосредственно,

хотя по своей природе они еще более удалены друг от друга, чем по своему местоположению. Так что сообщение между двумя столь разнородными субстанциями могло бы

происходить разве что чудом, так же как непосредственное

сообщение двух отдаленных тел, ссылаться же на какое-то

никому не ведомое влияние одного на другое - значит

маскировать чудо ничего не значащими словами. Это же

относится к теории случайных причин с той только

разницей, что сторонники этой теории, признают они это

или нет, апеллируют к постоянному чуду открыто, а не

тайком, как [поступают] приверженцы теории влияния.

Ибо пусть даже это действие Богa - вызывать к жизни

==591

душу в связи с телом, а тело в связи с душой – происходило бы постоянно и было бы обычным, оно, это действие, не станет от этого менее чудесным, ибо всегда останется чем-то необъяснимым для всякого сотворенного разума, как бы сведущ он ни был и какими бы откровениями ни одарил его Бог; такой эффект, следовательно, зависел бы от одного только вмешательства Бога. Никакого другого средства или другого объяснения нет, и придется признать, что Бог таким образом постоянно нарушал бы законы тела, чтобы приспособить его к душе, и наоборот. Между тем то, что поддается разумному объяснению, согласуется с естественными законами вещей и иначе, как ими, но должно

быть объясняемо.

Получается, таким образом, что 6) моя гипотеза ость

нечто большее, чем гипотеза, так как она не просто

возможна, но наиболее согласуется с мудростью Бога

и порядком вещей. Я полагаю, можно с уверенностью

сказать, что Бог всегда действует наиболее подходящим дл

его совершенных творений образом, что и служит одним из

наивысших проявлений его мудрости. Отсюда ясно, что нет

ничего более прекрасного и целесообразного, чем это

предусмотрительное согласие, установленное Богом в природе, и ничто другое но является столь очевидным

доказательством, что именно он - творец вещей; как

и подобает Богу, он установил все заранее, с тем чтобы

впоследствии уже не вмешиваться и не нарушать

собственные установления, согласующиеся с природой

вощен. Вещи не могли бы столь совершенным образом

согласоваться между собой в предустановленной гармонии,

если бы они но были порождены общей причиной и если бы

эта причина не была бесконечно могущественной и

предусмотрительной, дабы с такой безошибочностью

распространиться на все сущее.

Сверх того, 7) если предположить, что обыкновенные

вощи должны совершаться естественно, а не чудом, то это

будет означать, что моя гипотеза доказана. Ведь обе другие гипотезы, как я показал в пункте 5, волей неволен

прибегают к чуду, а, кроме этих трех гипотез, ничего

другого выдвинуть невозможно. Одно из двух: либо законы,

управляющие телами и душами, нарушаются, либо же они

соблюдаются. Если эти законы нарушаются (что не может

быть ничем иным, как следствием вмешательства извне), то

или одна их этих двух вещей должна нарушать другую, что

соответствует гипотезе влияния, принятой у философов

==592

разных школ, или их должно нарушать что-то третье,

т. е. Бог, и это будет соответствовать гипотезе случайных

[причин]. Если же законы душ и тел соблюдаются, не

будучи нарушаемы ничем, это будет гипотеза предустановленной гармонии, которая, таким образом, является единственной отвечающей естественному порядку вещей. 8) Это предпочтение, которое следует отдавать естественному перед чудесным в обыкновенных явлениях

природы, в чем, я думаю, согласны были до сих пор все

философы (кроме нескольких полуфанатиков вроде Флудда

с его лоскутной философией),-это предпочтение,

говорю я, служит мне также основанием считать, что

мыслит не материя, а некое простое бытие, существующее

само по себе, независимое, но связанное с материей.

Правда, знаменитый г-н Локк в своем превосходном

"Опыте", а также в споро с покойным епископом

Вустерским утверждал, что Бог якобы может наделить

материю способностью мыслить, на том основании, что он

может заставить произойти все, что только может прийти

нам в голову. Но мышление у материи возможно лишь

благодаря непрерывно действующему чуду, так как в самой

материи, иначе говоря в протяженности и непроницаемости,

нот ничего такого, к чему могло бы быть сведено

мышление или па чем последнее могло бы основываться.

Следовательно, можно сказать, что естественное бессмертие

души доказано и допустить исчезновение души можно,

лишь допустив чудо - приписывая материи способность

мыслить, чудесно воспринятую и чудом же поддерживаемую

(но тогда душа погибла бы, как только прекратилось

бы чудо), или же предположив, что мыслящая субстанция,

отличная от тела, может уничтожиться, что также было бы

чудом, но уже новым. Так вот, я и говорю, что Бог - если

допустить, что материя мыслит, - должен был бы не только

дать материи способность мыслить, но и поддерживать

в ной эту способность постоянно посредством все того же

чуда, потому что в самой материн нет и следа такой

способности, если только Бог не привнесет в нее это новое

качество. Но сказать, что Бог сообщает материи это новое

коренное качество, или свойство мыслить, которое затем

поддерживается в ней само собой, как раз и значит

утверждать, что он дает ей мыслящую душу, или, если

угодно, дает ей то, что не отличается от души ничем, кроме названия; а так как эта коренная способность не является простым видоизменением материи (ибо видоизменени

==593

объяснимы с точки зрения тех природных свойств, которые

подвергаются видоизменению, а эта способность к [чипу]

таковых не относится), то приходится сделать вывод, что

она зависит от материи.

Теперь, сударыня, я перехожу к тем серьезным

затруднениям, над которыми Вам пришлось задумываться.

Вы обмолвились замечаниями, что органы вроде бы не

нужны, если достаточно одной души. Отвечаю, что 9) если

бы в природе существовала, к примеру, одна только душа

Цезаря, Творец вещей мог бы и не снабжать ее органами.

Но тот же Творец пожелал создать бесконечное множество

других существ, отделенных друг от друга оболочкой

органов. Тело наше есть некий мир, наполненный

бесчисленными созданиями, которые тоже имеют право на

существование, и, если бы тело не было организовано, наш

микрокосм, или малый мир, не обладал бы всем совершенством, какое он должен иметь, и даже большой мир не был бы таким богатым, каков он есть.

10) На этом же основании я утверждаю, что организм

присущ материи не в абсолютном смысле, но присущ

материи, приведенной в порядок (arrangee) высшей

мудростью. И потому я определяю организм, или

естественную машину, как такую машину, в которой

каждая часть [опять] есть машина, и, следовательно,

тонкость устройства доходит в ней до бесконечности, ибо ни одна мелочь не упущена, тогда как у наших искусственных машин части не являются машинами. В этом состоит существенная разница между природой и искусством,

которую недостаточно учли нынешние философы.

11) Вы считаете также, сударыня, что сила не может

быть сущностью какой бы то ни было субстанции. Это,

конечно, потому, что Вы говорите о силах изменяемых,

какие обычно имеют в виду. Я же говорю о первичной силе,

подразумевая под ней действующее начало (le principe

daction), а изменяемые силы - это лишь его модификации.

12) Положительная идея этой простои субстанции, или

первичной силы, вполне найдена, так как она всегда должна заключать в себе правильную последовательность

восприятии, следуя аналогии, которую она должна иметь

с нашей душой.

13) Вопрос о том, находится ли она где-нибудь или

нигде, - это вопрос формальный, ибо се природа не

состоит в протяженности, но она (первичная сила)

==594

соотносится с протяженностью, которую она представляет;

таким образом, местонахождением души следует считать

тело, с точки зрения которого душа представляет себе мир

в данный момент. Требовать большого и заключать души

в пространственные измерения - значит стараться воображать себе души подобными толам.

14) Что касается сложных субстанций, не имеющих

протяженности, то я согласен с Вами, сударыня, что ни

одной такой субстанции не существует у тварей (creatures)

ибо души или формы без тел были бы чем-то

неполным: по моему мнению, душа никогда не бывает без

животного момента (sans animal) или чего-либо сходного

с ним. Сам Бог известен нам лишь через посредство идеи,

заключающей в себе связь с протяженностью, иначе говор

с непрерывной и упорядоченной совокупностью вещей,

существующих постольку, поскольку он их производит;

таким образом, мы приходим к познанию его существовани

лишь через его результаты. Однако впоследствии

высший разум открывает нам, что в нем содержится нечто

существующее вне протяженности и даже являющееся со

источником, равно как и причиной всех изменений,

которые в ней совершаются. Правда, представить себе это

невозможно, но в этом нет ничего странного, ведь

и математики излагают нам множество вещей, недоступных

воображению: пример - несоизмеримые [величины], реальность которых тем не менее доказана. Вот почему не

стоит совершать насилие над реальностями под тем

предлогом, что-де воображение не в состоянии их охватить.

Предел познанию вещей кладет отнюдь но воображение,

и г н Локк весьма убедительно доказал, что наши

умозрительные идеи лежат за пределами чувственных

образов.

Я опечален, сударыня, известием о нездоровье этого

выдающегося мужа. Люди, подобные ему, долго не живут...

Если он все еще пользуется Вашим очаровательным

гостеприимством - иным оно быть не может, - то пусть

оно послужит ему лучшим утешением, какое он только

может получить; люди науки навсегда останутся за него

в долгу перед Вами (и я в том числе, ибо надеюсь еще

воспользоваться его идеями в своих опытах), и долг этот

дополнит то, чем обязаны Вам научные теории, которые Вы

почтили своими замечаниями. Остаюсь с уважением

[и проч.]

Ганновер, 30 июня 1704 г.

==595

P. S. Только что получил Ваш прелестный подарок,

сударыня, и уже начал им наслаждаться, за что вновь

приношу Вам свою благодарность.

ЛЕДИ МЕШЭМ - ЛЕЙБНИЦУ

Отс, 8 августа 1704 г.

Каковы бы ни были издержки учтивости, обычной

в обращении с дамами и могущей показаться обыкновенной

лестью в устах представителя Вашего пола, я все же

радуюсь Вашим похвалам, оправданием для которых

служит в моих глазах надежда, что, коль скоро Вы почтили

меня подобными изъявлениями симпатии, вы наградите

меня и лучшими плодами Вашей мысли за то вполне

понятное восхищение, которое я питаю к Вам [...] [...] Вам лучше судить, правильно ли я изложила Вашу систему; во всяком случае я горжусь Вашим отзывом, а выводы,

которые Вы делаете из этого в мою пользу, пробуждают во

мне чувство благодарности за то, что Вы считаете мен

достойной общения с Вами в большей мере, чем это есть на

самом деле. Но хотя мне и удалось, быть может, выразить

Вашу мысль так, как я стремилась это сделать, Ваши ответы

на некоторые из моих вопросов заставляют меня подозревать, что я не вполне усвоила Вашу гипотезу во всех подробностях. Например, мне не совсем понятно, на каком основании Вы считаете, что органическое устройство

существенно присуще материи. Хотите ли Вы сказать этим,

что органичность не является абсолютно существенной дл

[состояния] материи вообще, но [она] существенна дл

материи arrangee par une sagesse souveraine 12?

На этом Вы могли бы построить чрезвычайно

привлекательную концепцию о мастерстве Всевышнего, концепцию, которая может сложиться, на мой взгляд, лишь

в уме человека, проникнутого чувством глубочайшего

восхищения перед мудростью Творца; однако если Вы

утверждаете истинность этого определения лишь на том

основании, что оно более приемлемо для Ваших построений

в качестве атрибута Бога, то само по себе это не кажетс

мне убедительным. [...]

Принцип действия, именуемый Вами force primitive,

является, как Вы сказали, субстанцией. Я пока еще не

имею положительного восприятия этой субстанции, но

представляю себе ее действие; что касается Ваших

==596

дополнений относительно ее восприятии, то Ваши слова:

"Suivant 1'analogic qii'ello doit avoir avec notre ame" 13 вновь наводят меня на мысль, что я не вполне понимаю

Вашу схему, так как прежде я думала, что душа и эта

первичная сила, или принцип действия, - это одно и то

же. Вы пишете" "Refermes les ames dans les dimensions cest vouloir imaginer les ames comme des corps" 14. Если иметь в виду протяженность, это правильно; но протяженность, с моей точки зрения, неотделима от понятия любой субстанции Я, конечно, понимаю, что мы не имеем права отвергать истины только потому, что они недоступны

нашему воображению (хотя бы они и были обоснованы). Но

истина есть то, чему можно приписать определенные

ощущения (affections), возникающие у субъекта, о котором

идет речь Я никоим образом не могу приписать субъекту

что либо, о чем у меня нет вовсе никакого представления,

поскольку я сознаю, что во мне нет непротяженной

субстанции Сравнение с несоизмеримыми отрезками,

которое Вы приводите, не кажется мне достаточно

убедительным, так как в этом примере я могу понять смысл

задачи и обладаю отчетливыми идеями несоизмеримых

отрезков, хотя и не знаю, в чем причина их несоизмеримости; о непротяженной же субстанции у меня вообще нет какого бы то ни было понятия, исходя из которого я могла бы утверждать либо отрицать что-либо относящееся к ней.

Я не понимаю, почему Вы считаете, что не существует

сотворенной субстанции, полностью лишенной протяженности,

и почему душа (которую Вы рассматриваете как

особую субстанцию) без тела, лишившись протяженности,

была бы неполной субстанцией. Мое убеждение в том, что

не может быть субстанции, которая была бы непротяженной,

основано, как я уже сказала, на том, что я не имею

ни малейшего понятия о такой вещи. Я могу лишь

представить себе, что в мире существуют две совершенно

различные субстанции, причем обеим одинаково свойственна

протяженность. Я ясно представляю себе

протяженность без плотности, а также плотную протяженность. И я не вижу ничего абсурдного в утверждении, что в какую-нибудь из систем этой плотной протяженности Бог вложил мысль ведь сами по себе протяженность и непроницаемость, или плотность, не содержат ничего такого, из чего естественным образом, через цепь причин могла бы возникнуть мысль, - такое предположение,

==597

я полагаю, недоказуемо. Но я этого никогда и не предполагала.

Я хочу лишь спросить: не может ли Бог, насколько мы

можем понять его, создать непротяженную субстанцию, а

затем присоединить ее к протяженной субстанции (тут,

кстати говоря, Вами допущено, как мне кажется, не одно, а

два противоречия), иначе говоря, не может ли Бог, если

допустимо так представить себе смысл его деяния, вложить

(коли ему так угодно) способность к мышлению в ту

субстанцию, которая обладает плотностью? Ведь и

плотность и мысль являются лишь атрибутами некой

неизвестной субстанции, и я не вижу оснований сомневатьс

в том, что для них обеих должна существовать одна и та

же общая подпорка (support): никакого противоречия,

по-моему, в таком совместном существовании мысли

и плотности в одной и той же субстанции нет. Во всяком

случае предположение, что Бог мог даровать мысль

субстанции, которую я не знаю, но некоторые из атрибутов

которой мне известны, более убедительно, чем предположение, будто он вложил мысль в другую, воображаемую субстанцию, о чьем подлинном бытии у меня вовсе нет никакого понятия. И я не в состоянии понять, как это субстанция, какой бы она ни была, может заполучить мысль, относящуюся к ней или возникающую у нее, иначе как по воле Господа 15.

В том, что Бог, создавая и приводя в порядок все свои творения, всегда пользуется для этого наиболее простыми средствами, я не сомневаюсь, ибо, на мои взгляд, это наиболее приличествует его мудрости; но, всегда ли эти простые сродства или методы таковы, что не выходят за

пределы доступного для сотворенного интеллекта, мне

неведомо. Я сильно подозреваю, что пути Господни

превосходят в этом смысле нашу изобретательность.

Боюсь, что, нацарапав эти строчки, я рискую утомить

Вас своей глупостью. Впредь я не буду касаться ничего, что не имеет прямого отношения к Вашему письму, и не стану докучать Вам расспросами о том, в чем сумею, быть может, в известной мере разобраться сача. Все же я осмеливаюсь указать Вам на одну неясность (как мне показалось) в Вашей гипотезе - неясность, с которой я, по-видимому, не смогу справиться без Вашей помощи. Вопрос же этот для меня очень важен. Как согласовать Вашу систему со свободой, или свободным действованием (free agencie)? Ведь, несмотря на то что по отношению к какому-либо действию других причин мы свободны, я не вижу, каким

==598

образом мы можем быть свободны от действия перводвигателя.

В предыдущем письме я оставила этот вопрос без

замечания не только потому, что считала его посторонним

для особы, которая стремилась выяснить самые основы

Вашего построения, но и потому, что вынуждена признать,

что не могу отказаться от свободы (make out libertie) ни

в связи с какой-либо гипотезой, ни без ее помощи. Из того, что я с уверенностью считаю себя действующей свободно, из моего убеждения, что свобода действий необходима для того, чтобы мы могли нести ответственность за наши поступки, я не только делаю вывод, что мы действительно облечены этой свободой, но и дорожу ею. Поэтому мне не хотелось бы, знакомясь с новой гипотезой, находить в ней новые затруднения в доказательстве этого. Не думаю, чтобы мне следовало стараться оправдать перед Вами решение, к которому я склоняюсь, когда высказываю это мнение. Ваши печатные высказывания по этому вопросу убеждают меня, что Вы держитесь того же взгляда и что у Вас та же цель. Я могла бы еще добавить в свое оправдание, что, как истинная англичанка, я не могу не питать любви к свободе во всех отношениях, в каких я рассматриваю ее, и не могу относиться к любой ее разновидности столь недоброжелательно, как это делает ганноверская философия. За все, что Вы пишете касательно здоровья г-на Локка, он признателен Вам. Не менее благодарю Вас и я за то, что, поручая мне заботу об одном из лучших друзей, какие только есть у меня на всем свете, Вы проявляете к нему личное участие. Если бы я могла способствовать продлению столь драгоценной жизни, какой является его жизнь, я считала бы это самым важным делом, которому я когда-либо посвящала себя. Он не только все еще у меня, но, по всей вероятности, никогда не поправится настолько, чтобы вознамериться снова покинуть дом, который он украсил своим присутствием и где много лет подряд проводил большую часть своего времени. Философские собеседования, проникнутые обоюдным доброжелательством, привлекают меня больше всего в жизни, и до сих пор я была счастлива, наслаждаясь ими. Это счастье пополнилось теперь для меня честью состоять в переписке с Вами. Позвольте заверить Вас в моем глубоком уважении [и проч.]

==599

ЛЕЙБНИЦ - ЛЕДИ МЕШЭМ

Лютценберг, близ Берлин, в загородной

резиденции прусской королевы.

... сентября 1704г.

Как бы ни была велика моя признательность Вам за

доброе отношение ко мне, не она побуждает меня сказать

Вам об удовольствии, которое доставило мне Ваше

изложение моей системы и то обстоятельство, что Вы

изложили ее правильно. Но я польстил бы Вам, если бы

сказал, что Вы проникли во все детали моей теории: этого

я и сам еще не сделал. Тем не менее Ваши вопросы

показывают, что Вы понимаете суть дела, они интересны

и заслуживают того, чтобы поразмыслить над ними.

Когда я утверждаю, что организм существен дл

материи, упорядоченной божественной мудростью. Вы,

сударыня, выражаете свое сомнение в том, можем ли мы,

исследуя эту бесконечную мудрость, установить, какими

операциями она должна проявлять себя. Я отвечаю: мы

в состоянии это сделать в общей форме, часто путем

исключения того, что не согласуется с ней, и не во всех

подробностях. Так, исходя из предположения, что в творениях Бога нет ничего допущенного по оплошности и ничего недоделанного, приходится сделать вывод, что атомы, например, не могут существовать, ибо в их частях нет никакого разнообразия и никаких украшений; иначе это

противоречило бы божественной архитектонике. Следует

остерегаться изощренного пирронизма, который прячетс

под маской ложного смирения и доводит до крайности

истину о том, что нам не до конца ведомы пути Господни.

Вот так же иные люди под предлогом того, что законы

божественной справедливости оказываются порой выше

нашего представления о ней, позволяют себе ссылаться на

Бога для оправдания актов произвола.

Заслуживают ли энтелехии права именоваться душами

- это скорее вопрос терминологии Все зависит от того,

какое значение вкладывается в эти термины.

Представление о существовании субстанции, не

имеющей протяженности, необходимо; достаточно сказать,

что Бог не может быть протяженным. Но я согласен с тем,

что всякая сотворенная субстанция наделена свойством

протяженности, и, как я указывал с самого начала, мне

неизвестны субстанции, полностью отрешенные от материи. Таким способом можно устранить множество

К оглавлению

==600

противоречий, хотя я не собираюсь вдаваться в вопрос

о том, что [именно] возможно для Бога.

[Охотно верю, сударыня, что у Вас нет зримого образа

непротяженной субстанции; однако это не может помешать

Вам иметь отвлеченное понятие о ней. Г и Локк, судя по его "Опыту", разделяет мое мнение, и с моей стороны было бы нетактичным браться за дело, которое он может выполнить лучше, поскольку он находится возле Вас. Но ведь и Вы имеете некоторое представление о субстанции, с одной стороны, и о непротяженности - с другой ( примером

может служить представление о [геометрической] точке);

следовательно, вопреки Вашей чрезмерной скромности,

у Вас все-таки имеется понятие о непротяженной

субстанции. Верно, что наше понятие о ней несовершенно

так что приходится путем логического анализа доказывать

его пригодность или непригодность. Но если бы все наши

представления основывались только на достаточном

анализе, то, пожалуй, у геометров не осталось бы

представления даже о прямой линии. Ибо не следует

забывать, что образ, который у нас имеется, не есть

отчетливая идея и сам по себе недостаточен для доказательства его свойств. Упуская это из виду, искусственно создают трудности, которых на самом деле нет, теряют представление о том, что доступно представлений и наоборот, начинают воображать то, о чем фактически никакого представления не имеют. Если для Вас непонятен закон несоизмеримости отрезков, то это значит, что о несоизмеримости у Вас точно так же нет ясной идеи, как и о непротяженной субстанции, ибо та идея, которая У

Вас есть, но позволяет Вам определить, возможны ли,

т. е. отчетливо мыслимы, субстанция или отрезок или же

невозможны. Таковы доводы возможности, благодар

которым умопостигаемые идеи получают ясность.

Душа не лишена тела по той же причине, по какой не

существует ни пустоты, ни атомов. Атом - нечто существенно неполное, так же как и душа без тела или тело без души. То же относится к протяженности без плотности. Это все равно что число без предметов, количество которых оно обозначает, или длительность без того, что длится. Для философа все это будут неполные понятия] 16.

Я не знаю, сударыня, каким образом можно отграничить первичную и естественную способность мыслить от

связанного с материей субстанциального начала, каковым

является мысль.

==601

Собственно говоря, плотная протяженность без души

есть лишь следствие нескольких субстанций, но она ни

в коем случае не является истинной субстанцией.

Вот почему мыслящая материя без души с точки зрени

моей системы есть не что иное, как неправдоподобна

выдумка или по меньшей мере чудо. Можно, конечно,

сказать, что существует субстанция, обладающая одновременно мыслью и протяженностью, если под субстанцией подразумевается совокупность души и тела, например человек. Но если иметь в виду простую субстанцию, то очевидно, что она не может заключать в себе протяженность, так как все протяженное является сложным. Относительно свободы я не вижу в моей системе больше неясности, нежели в других системах. Г-н Локк посвятил этому предмету прекрасную главу; было бы неблаговоспитанностью, сударыня, пытаться превзойти в этом отношении Вашего домашнего оракула. Поэтому скажу Вам лишь, применительно к моей системе, что если свобода предписывает, чтобы мы действовали по своей воле и собственному выбору, то система моя увеличивает нашу самопроизвольность и отнюдь не ограничивает нашей свободы выбора.

Я чрезвычайно ценю, сударыня, то, что Вы делаете дл

всех нас, приняв на себя попечение о славном г-не Локке.

Желаю, чтобы Ваши усилия в этом, как и во всем другом,

были вознаграждены, и остаюсь с уважением [и проч.]

ЛЕЙБНИЦ - ЛЕДИ МЕШЭМ

Лютценберг, [близ Берлина],

7 октября нов. ст. 1704 г.

Надеюсь, что письмо, которое я имел честь направить

Вам в ответ на Ваше от 8 августа, Вы получили. Я вспомнил, что упустил одну проблему, о которой и хочу Вам

сейчас сказать. Я нашел в "Опыте" г-на Локка (кн. 4,

гл. X) мысль, на мои взгляд важную, которую автор, по-видимому, но собирался широко разглашать, но которую не

следует терять из виду, покуда мы еще имеем возможность

наслаждаться общением с этим выдающимся человеком.

Речь идет о понимании того, каким образом была сотворена

материя и - что еще более трудно - как произведены

духи. Этот вопрос представляется важным для познани

сути вещей. Доверие, которым Вы пользуетесь у него, дает

==602

мне право рассчитывать, что при вашем содействии мы

сможем получить от г-на Локка некоторые разъяснения на

этот счет. Я был бы счастлив узнать о них. Остаюсь

с почтением [и проч.]

ЛЕДИ МЕШЭМ - ЛЕЙБНИЦУ

Отс, 24 нояб[ря] 1704 г.

Со дня, которым помечено Ваше первое письмо ко мне,

прошло уже много времени, хотя получила я его не так

давно; и так как я чрезвычайно ценю честь, которую Вы

оказываете мне, переписываясь со мной, то начинаю

опасаться, как бы Вы не заподозрили меня в невнимательности по отношению к Вам. Пишу Вам под впечатлением свежей утраты... Теперь я словно осиротевшее

дитя, впервые предоставленное самому себе в чуждом

мире.

Ваше письмо от 16 сентября вручили мне 31 октября,

в день, когда я отдала последний долг тому, кто был мне

другом более половины моей жизни. Я говорю о г-не Локке.

Он вырос в нашем кругу и лишь случайно остался незнаком

с семьей моего отца. Но мне этот друг заменил и отца

и брата, и если мой сын, как я надеюсь, обретет в здоровом тело здоровый дух, то этим я обязана, вкупе с благостью Божией, заботам и руководству г-на Локка. То был лучший дар ею дружбы, но не единственный: в своем завещании он отписал моему сыну (а в случае его смерти - мне) денежное наследство, какое редко оставляют людям,

с которыми вовсе не состоят в родстве, и, кроме того,

разделил свою библиотеку между ним и г-ном Питером

Кингом, своим родственником и душеприказчиком человеком

весьма достойным во многих отношениях,

членом парламента, где его считают самым непоколебимым

защитником интересов протестантской церкви.

Сообщая Вам об этом моем долге перед г-ном Локком,

я надеюсь, что Вы не будете на меня в обиде за то, что дань преданности, которую я плачу незабвенной памяти моего лучшего друга и выдающегося человека, отвлекла меня от иных мыслей, нежели те, какие подсказывает сердце.

Двумя днями позже мне было вручено Ваше второе

письмо. Сейчас я не могу припомнить, излагал ли мне

когда-нибудь г-н Локк свои соображения относительно

создания материи. Еще до знакомства с мистером Локком

==603

я представляла себе дело так, что создание материи так же

немыслимо, как и сотворение нематериальной субстанции,

и это, вероятно, было причиной того, что я не обратила

должного внимания на цитируемую Вами главу, где он

заявляет об этом.

Вскоре после этого хранитель библиотеки Оксфордского

университета попросил г-на Локка передать ему дл

Бодлеевской библиотеки книги, автором которых он

является. Г-н Локк в ответ на это обращение презентовал

означенной библиотеке все книги, опубликованные под его

именем. Однако в приписке к своему завещанию он указал,

что не до конца выполнил то, о чем его просили Это надо

понимать так, что он был автором и других книг, на

которых, однако, его имя не было обозначено. "В согласии

с этим настоятельным пожеланием, - пишет он, - и в благодарность за честь, оказанную [ему] тем, что его

сочинения признаны достойными находиться рядом с трудами

других ученых в сем достославном хранилище, [он],

сверх того, предоставляет публичной библиотеке университета в Оксфорде ниже поименованные книги: "Три письма о веротерпимости", "Два трактата о государственном

правлении", "Разумность христианства, как она представлена в Писании", "Оправдание разумности и т. д против рассуждений м-ра Эдвардса", "Второе оправдание

разумности христианства".

"Вот, - как говорил он, - все книги, написанные им, но

опубликованные без указания его имени". Но кроме них

г-ну Локку приписывают немало других анонимно

появившихся книг. Полагаю, Вам будет небезынтересно

узнать, какие сочинения принадлежат ему на самом деле

и какие не принадлежат. Поэтому я и переписала для Вас

это торжественное заявление Читали ли Вы "Разумность

Христианства, как она представлена в Писании"? Я была

бы рада услышать Ваше мнение об этой книге. Если у Вас

ее нет, я с удовольствием преподнесу Вам ее. Когда-то ее

перевел на французский язык человек, у которого имел

счастье брать уроки мой сын. Это г и Кост (Coste),

переводчик "Опыта" г-на Локка Чрезвычайно обязана Вам, сэр, за Ваши добрые пожелания Они всегда будут дороги той, которая возвращает Вам их с уверениями в своей почтительнойшей преданности [и проч.]

==604

ЛЕЙБНИЦ ЛЕДИ МЕШЭМ

Ганновер, 10 июля 1705 г.

Смерть прусской королевы 17 повлекла за собой

длительный перерыв в моей переписке и в моих занятиях

философией. Эта монархиня, поистине великая, относилась

ко мне с безграничной добротой, с большим интересом

следила за ходом моих размышлений, а порой и углубляла

их; я держал ее в курсе всего, о чем узнавал от Вас и о чем имел честь писать Вам. Никогда больше мы не увидим

королевы, наделенной столькими совершенствами и одновременно столь сведущей в философии. Судите же,

сударыня, какую радость доставляло мне общение с ней,

как вдохновляло меня ее страстное стремление к познанию

истины.

Когда она уехала в Ганповер, мне следовало тотчас

следовать за ней, ибо она то и дело милостиво спрашивала

обо мне; вообразите же, какой неожиданностью было дл

всех нас в Берлине известие о ее смерти Среди общего гор

я особенно тяжело переживал эту утрату, я был точно

громом поражен Мне казалось, что я не выдержу, заболею,

настолько чувства мои вышли из повиновения у рассудка;

одним словом, несчастье совершенно выбило меня из колеи.

Лишь с трудом я пришел в себя и вспомнил о моих друзьях.

Я вынужден, сударыня, так подробно рассказывать Вам об

этом, дабы Вы могли извинить меня за мое долгое

молчание.

С запозданием выражаю Вам мое глубокое соболезнование по поводу кончины г на Локка Это большая потеря для всего общества, но у Вас лично, как я понимаю, есть особенно много оснований оплакивать ее. Я не сомневаюсь, что общество воздаст должное заслугам этого великого человека, и, хотя далеко не все разбираются в его умозрительных построениях, практическая философи

Локка должна стать руководством для каждого Подробности,

сообщаемые Вами о его смерти и о его трудах,

переданы мною издателям лейпцигского "Journal des

savans", которые смогут воспользоваться этим материалом.

Я весьма благодарен Вам за него и был рад возможности

установить, какие труды покойный считал принадлежащими его перу.

В свое время я прочитал "Разумность христианства"

этого прославленного автора, и я горячо одобряю тех, кому

удалось доказать совместимость веры с разумом. На мой

==605

взгляд, следует считать правилом, что неразумие в равной

степени служит признаком заблуждения как в теологии,

так и в философии.

Приходится сожалеть о том, что г-н Локк так и не успел

разъяснить смысл своего взгляда, по его словам резко

отличного от наших, - взгляда, исходя из которого он

полагал, будто сотворение нематериальной субстанции есть

нечто малопостижимое. А по-моему, дело обстоит как раз

наоборот. Тела сами по себе не могут быть в собственном

смысле субстанциями, так как они во всех случаях

представляют собой лишь совокупности либо следстви

простых субстанций, или истинных монад; последние не

обладают протяженностью в пространстве, следовательно,

не могут быть телами. Но для существования тел

необходимы нематериальные субстанции.

Вы, сударыня, и г-н Локк любезно предложили мне

разобраться с некоторыми затруднениями, возникшими

у меня при чтении его превосходного "Опыта", но кончина

г-на Локка отбила у меня охоту заниматься этим, так как

я лишился возможности пользоваться его разъяснениями.

Впрочем, как мне известно, другие люди собираютс

выступить со своими возражениями, в их числе

г-н Шерлок.

Я полностью на стороне тех, кто считает, что источник необходимых истин врожден нашему уму, так как опыт и наблюдения чувств никогда не в состоянии доказать, что такая-то истина необходима и будет всегда признаваема за таковую. Мне чрезвычайно нравится "Система духа"

покойного г-на Кэдворта. Заодно с ним я против предопределения, и, так же как и он, я полагаю, что справедливость естественна, но ни в коем случае не произвольна, что Господь сотворил вещи таким образом, что можно было бы сделать их по-другому, но сделать лучше невозможно; что само строение тел побуждает нас допустить существование нематериальных субстанций; что гилозоистская гипотеза, по которой жизнь и чувства (sentiment) будто бы возникают из материи, не выдерживает критики, и не может быть, чтобы там, где нет никакого чувства, рождалось бы чувство; что души всегда соединены

с каким-либо органическим телом, или, точнее, как

утверждаю я, никогда целиком не отделяются от органов,

которыми они обладают; что, наконец, внетелесна

субстанция обладает энергией, или внутренней активной

силой. Что же касается формообразующей природы (1а

==606

nature plastique), то вообще я ее допускаю и считаю вместе с г-ном Кэдвортом, что животные не были образованы

механически из чего-то неорганического, как думали

Демокрит и г-н Декарт. Однако, по моему мнению, сама эта

формообразующая сила является механической и сводитс

к предопределению форм (preformation) в уже существующих

органах, которые одни только и способны образовывать

другие органы. Так я лишь объясняю то, что

г-н Кэдворт оставил без объяснения. Что касается атомов,

я их допускаю, если рассматривать их как тельца

чрезвычайно малого размера; если же под атомами

подразумевать бесконечно твердые тельца, то таких атомов

я не признаю, поскольку .материя везде являетс

пластичной или органической, даже в мельчайших

частицах, какие только можно вообразить, и не может

естественным образом заключать в себе принципа неразрывной связи частей; точно так же она не допускает

пустоты, ибо это противоречило бы закону, согласно

которому вещи созданы наилучшим образом из всех

возможных. Но пора кончать это письмо. Примите

уверения в моем уважении [и проч.]

ЛЕДИ МЕШЭМ - ЛЕЙБНИЦУ

Отс, 20 октября 1705 г.

[...] Ко многим причинам, заставляющим мен

оплакивать смерть г-на Локка, Вы добавили еще одну,

сообщив мне, что эта смерть помешает публике познакомиться с Вашими заметками о его "Опыте". Споры людей, одинаково стремящихся к истине, не могут не способствовать открытию или прояснению истины, и, каков бы ни был их результат, обе стороны в конечном итоге будут вправе считать себя победителями.

Сожалею вместе с Вами о том, что публика не сможет

узнать, что справедливо, а что сомнительно в этой книге,

хотя сами же Вы признаете, что знать об этом важно.

Следует пожелать, чтобы все, кто имеет собственный, пусть

даже противоречащий общепринятому, взгляд на ту или

иную практически важную истину, не отказывались

поведать его другим, иначе истина рискует остатьс

бесполезной для людей. Мне кажется, это должно побудить

Вас, как это предлагает Вам г-н Леклерк 18, снизойти

к любителям философии, объяснив во всех подробностях

==607

Вашу систему; освещенная надлежащим образом, она не

утратит ни одного из своих преимуществ [...].

ЛЕЙБНИЦ - ЛЕДИ МЕШЭМ

Весьма признателен Вам за участие, которое Вы

проявили к утрате, постигшей нас, - смерти прусской

королевы. Душевное потрясение, причиняемое подобным

несчастьем, не относится к числу тех сравнительно

неглубоких переживаний, о которых можно сказать, что

разум способен ослабить нашу чувствительность к ним,

отвлекая нас каким-либо образом; нет, такое потрясение

властно управлять поступками даже таких людей, которые

обычно внимают голосу разума.

Сударыня, Вы осчастливили меня сообщением, что Вы

сможете в скором времени посетить нас. Госпожа

курфюрстина будет этому чрезвычайно рада. Английским

языком она владеет настолько хорошо, что охотно беседует

с людьми, которые говорят на нем; однако ничто не

доставит ей большего удовольствия, чем общение с английской дамой столь тонкого ума, как Ваш. Я направил г-ну Бейлю мой ответ на возражения, который он сделал мне

в последнем издании своего "Словаря". Воспользовавшись

тем, что и он, и г-н Леклерк писали о моей системе

в статьях, печатавшихся в голландских журналах, я сделал

небольшое письменное разъяснение, дабы и его опубликовали

в одном из этих журналов. А так как и Вы, сударыня,

касаетесь в Вашем письме того же предмета, то я могу

сказать Вам, что, по моему мнению, материя, хотя ей

и отказывают в сознании, может вести себя целесообразно,

причем вовсе не обязательно для объяснения этих действий

ссылаться на руководство Бога или какого-либо

интеллекта. Ведь можно представить себе, что Бог

изначально наделил ее таким устройством, благодар

которому она может иногда осуществлять разумные акты.

И так как даже ремесленники с их ограниченными

способностями могут в иных обстоятельствах показывать

образцы такого целесообразного поведения в машинах,

имитирующих разум, то нетрудно сделать вывод, что

лучшее из того, что создано человеческими руками, должно

присутствовать, и притом с гораздо большим основанием,

в творениях Бога. Бог, бесконечно более искусный, чем мы,

сумеет добиться такого действия в любых обстоятельствах,

не испытывая нужды ни в тех или иных формообразующих

==608

началах (natures plastiques), ни в своем собственном

[специальном] вмешательстве, которое необходимо ему

при создании животных. Именно в этом пункте мо

гипотеза отличается от прочих. Ибо я отказываюсь

прибегать для объяснения естественного хода вещей

к какому-либо особому руководству (direction) со стороны

Бога, которое может лишь носить характер чуда, или же

к ссылкам на внетелесные формообразующие начала,

у которых нет никакого преимущества перед машинами.

Итак, я скажу, что тела несут в себе формообразующие

начала, но начала эти суть не что иное, как сам их механизм (machine), который создает выдающиеся произведения, не сознавая того, что он делает, потому что эти механизмы изобретены еще более выдающимся мастером. Сила формообразования заложена в машине, но идея того, что делает машина, принадлежит Богу. Таким образом, я не

допускаю, что могут появиться создания, возможность

которых нельзя было бы четко себе представить. Образование животных поддается объяснению постольку, поскольку оно всегда происходит из предопределения форм (dune ргё formation), т. е. поскольку всегда существует животное, [обладающее] этой формой. Да и обыденные действия (например, действия, которые выполняет музыкант, играя на клавесине, когда он не задумывается над тем, что

делает) подтверждают только что сказанное мною, т. е. что

машина способна действовать разумно, не сознавая этого,

если она предуготовлена к таким действиям разумной

субстанцией; ибо музыкант не мог бы так хорошо играть, не

задумываясь над своими движениями, если бы не был

достаточно подготовлен к этому заранее, когда он училс

играть и думал о своих действиях. Говоря о том, что особое управление (direction) со стороны Бога носит характер чуда, я отличаю его от всеобщего управления, благодаря которому Бог сохраняет вещи, следуя законам природы. Но это управление является особым, или чудесным, когда то, что совершается, не соответствует этим законам, а значит, и необъяснимо с помощью отчетливых понятий о сотворенных вещах. Например, тело в пустоте не могло бы

свободно двигаться по окружности без особого управления,

и, если бы планеты двигались в пустоте, пришлось бы

допустить, что их ведет содействующий интеллект, ибо

в естественных условиях и в соответствии с законами

математики тело, предоставленное самому себе, двигалось

бы по прямой линии, касательной к окружности, и начало

Лейбниц, т 2

==609

бы удаляться от центра, как только обрело бы свободу

действий. Итак, я полагаю, что все трудности, возникающие

в связи с формообразующими началами, устраняютс

благодаря моему объяснению. Отдаю это объяснение на

Ваш суд, хотя и признаю, что в системе г на Кэдворта, по

которой формообразующие начала управляются идеями

Бога, атеисты находят так же мало оснований дл

обращения довода противника против него самого, с том

чтобы обойти доказательства, извлекаемые из чудес

природы, как и в учении о случайных причинах, согласно

которому это особое управление осуществляется везде. По

правде сказать, я нахожу более достойным философии

объяснять образование животных и всего прочего [путем

ссылок на] механизмы природы при условии, однако, что

они предрасположены к этому божественной мудростью,

подобно тому как искусный мастер создает часы, которые

ходят без какого-либо особого [постоянного] вмешательства

[с его стороны] 19.

К оглавлению

==610

ПЕРЕПИСКА ЛЕЙБНИЦА

И Т. БЁРНЕТА ДЕ КЕМНИ

Т. ВЕРНЕТ – ЛЕЙБНИЦУ

Лондон, 3 мая [16} 97 г.

Прежде всего насчет пожелания, высказанного в Вашем

письме. Я послал [Локку] экземпляр Ваших замечаний

о его "Опыте о разумении", присовокупив то место из

Вашего письма, где говорится о нем. Он ответил мне

благодарственным письмом, в котором пишет, что в настоящее время он не располагает возможностью поразмыслить над Вашей рукописью, как она этого заслуживает и как это требуется, чтобы отвечать такому большому человеку, как Вы. Он не скупится на ответные похвалы Вашей образованности и любезности Вашего тона по отношению к нему и говорит, что Вы для него - образец самого благовоспитанного человека нашего времени. Я, впрочем, думаю, что этим летом он подведет итог своим размышлениям и в очередном издании "Опыта" (книга уже издавалась несколько раз) уделит место ответу на Ваши замечания, поскольку Вы этого желаете. Если Вам угодно будет сообщить мне какие-нибудь новые Ваши пожелания или

распоряжения на этот счет, я готов незамедлительно их

выполнить. Как я уже Вам писал, я собираюсь отправить

с отъезжающей миссией посылку с книгами для Вас; по

этому случаю [Локк] прислал мне в пакете с сургучной

печатью свое новое произведение - письмо лорду епископу

Вустерскому, доктору Стиллингфлиту по поводу

критики некоторых мест "Опыта о разумении" в последнем

трактате его милости о троице. Это его подарок Вам. Книга, кажется, с золотым обрезом. Уже после того, как посылка для Вас была упакована, он прислал мне новое издание всех

20*

==611

своих мелких сочинений о деньгах, проценте и торговле

в одном томе, с золотым корешком на французский манер,

причем снабдил его собственноручным указанием, что

книга предназначается для Вас. В свое время я просил его

дать мне список книг по этому вопросу, по крайней мере

лучших, с тем чтобы Вы могли им воспользоваться; но он

в своем письме извиняется и говорит, что проблема эта

является в настоящее время спорной и, поскольку в этом

споре он, Локк, принял определенную сторону, он не может

быть [беспристрастным] судьей.

Письмо к епископу Вустерскому составлено в светском

и любезном тоне, какому можно лишь удивлятьс

у человека столь отвлеченного (speculatif), как г-н Локк,

вдобавок в сочинении на метафизическую тему. Книга

епископа Вустерского отличается не меньшими достоинствами

стиля: и термины, и отдельные выражения, и фразы

производят впечатление такого же чистого и безукоризненного английского языка, как если бы он употребил их в проповеди или для какой-нибудь торжественной речи.

Г-н Локк в свою очередь на протяжении всей книги

преисполнен уважительности, каковую и надлежит выказывать

по отношению к человеку столь разносторонних

и самых глубоких знаний. И, добавлю, к одному из лучших

епископов, выдающемуся проповеднику и образцовому

христианину, словом, человеку, вполне заслуживающему

чести именоваться главою литературной республики, как

назвал его г-н Эдварде в адресованном епископу посвящении

к своей книге о символе веры социнианства "The

Socinians Creed" 2. Во всем произведении г-на Локка нет ни одного неуважительного слова по адресу епископа. Причем, как мне кажется, он говорит о нем с неподдельным

почтением, а не просто соблюдает обычную вежливость,

хотя кое-кто утверждает, что за этим почтительным тоном

скрывается тонкая и изысканная насмешка. Я же, судя по

прочитанному мною, склонен думать, что в главном

епископ и г-н Локк сходятся, ибо они приходят к одинаковым выводам и противоречат друг другу скорее в способе выражения, нежели по существу. Нет ничего удивительного в том, что г-н Локк более уверенно обращается с терминами метафизики. Ведь он посвятил этому предмету всю свою жизнь, тогда как научные интересы епископа простираются на omne scibile 3. Возможно, епископу не следовало ввязываться в полемику с г-ном Локком по вопросу, который составляет, так сказать, специальность

==612

г-на Локка и над которым тот размышлял всю жизнь.

Однако желание поделиться с Вами всем, что говорят здесь

об этих великих людях, чуть не заставило меня забыть, что

это может помешать Вам сделать собственную оценку;

ожидаю, что Вы сообщите мне Ваше искреннее мнение

независимо от посторонних суждений, иначе оно не будет

свободным, а Ваша критика не будет естественной.

Извините, если я прибавлю к этому (чтобы уж покончить

с этой темой), что г-н Локк слывет здесь за человека,

который больше, чем кто бы то ни было, углублен

в проблемы философии, о которых он главным образом

пишет. Он анализирует их вновь и вновь, рассматривает

идею со всех сторон, вдоль и поперек, он умеет взглянуть на вещи со всех возможных точек зрения и, конечно, всегда

будет иметь перевес над теми, кто уделяет размышлениям

не так много времени, как он. Надеюсь, Вы не обидитесь на

меня за то, что я рассказываю Вам об этой особенности его

характера, хотя мне известно, что и Вы занимаетесь

философией и тщательно обдумываете свои сочинения,

несмотря на быстроту мысли и воображения, столь же

удивительную, на мой взгляд, как и Ваша память. Г-н Локк

вот уже два месяца находится в деревне. Он проведет там

все лето, наслаждаясь уединением и используя досуг дл

размышлений. Говорят, он живет в замке у одной дамы 4,

в шести часах езды от Лондона. Замок называется Отс

(Oates). Там он среди прочих дел занимается воспитанием

сына и наследника этой дамы. Самому г-ну Локку лет под

шестьдесят, а печататься он начал лишь в возрасте за 50 лет

[...].

Т.БЁРНЕТ - ЛЕЙБНИЦУ

Лондон 23 июля {16} 97 г.

[...] Относительно этого дела я хочу сообщить Вам

словечко г-на Локка, которое он обронил на днях. Мы

заговорили о распре Ваших ученых с нашими. Он сказал:

"По-моему, мы живем с господами из Германии в мире

и согласии. Они не знакомы с нашими книгами, а мы не

читаем книг, которые пишут они, и, таким образом, у нас

нет друг к другу никаких претензий". Разумеется, сударь,

к Вам г-н Локк и доктор Бентли 6 питают почтение, которое

выше всего того, что я мог бы сейчас сказать Вам по этому

поводу [...].

==613

ЛЕЙБНИЦ - Т. БЁРНЕТУ

[...] Я постараюсь со всем вниманием прочесть

"Amoebaea" г-на епископа Вустерского и г-на Локка. Не

сомневаюсь, что г-н Локк с честью выйдет из этого

испытания. Он человек достаточно трезвых суждений,

чтобы не спасовать перед господами священниками,

которые, можно сказать, являются наставниками народов

и предписаниям которых по возможности надлежит

следовать. Я уже заметил по тем отрывкам, которые

я успел просмотреть, что г-н Локк защищается весьма

основательно. Мне это напоминает известного г-на Арно :

прочитав кое что из моих работ, он решил, что они приводят к безнравственным выводам, однако, выслушав мои

объяснения, сам же меня великодушно амнистировал, и,

хотя мы не сразу пришли к полному согласию, он не

замедлил признать, что в моей точке зрения ничего

безнравственного нет. Похоже, что такая же истори

произойдет и с г-ном Вустерским: ведь можно придерживаться других взглядов, и все-таки они не будут ни опасными, ни предосудительными. Я уже как-то говорил

Вам, в каком отношении лично я несколько расхожусь

с г-ном Локком; мне было бы интересно узнать Ваше

мнение по этому поводу. Мои философские взгляды,

пожалуй, ближе к точке зрения покойной графини Конвей

(Conway) 9 и занимают промежуточное положение между

Демокритом и Декартом, так как я считаю, что все

совершается по законам механики, в согласии с мнением

Демокрита и Декарта и вопреки г-ну Мору (Morus) 10 и его

сторонникам. Но в противоположность демокритовцам

я считаю, что кроме этого все совершается и по законам

жизни, в силу конечных причин, ибо все наполнено жизнью

и всюду есть восприятие. Один из моих голландских друзей

осведомился у меня, не соглашусь ли я включить мои

замечания об "Опыте" г-на Локка в новое голландское

издание [этой книги], но я был вынужден отказаться, так

как было бы нечестно печатать вместе с его собственным

трудом нечто могущее показаться направленным против

него, не дав ему возможности ответить [...].

Начато в Ганновере, отправлено

из Вольфенбюттеля 24 августа

(ст. ст.) 1697 г.

==614

Т.ВЕРНЕТ ЛЕЙБНИЦУ

Лондон, 28 января 1698 г.

[...] Г-н Локк просит передать Вам выражение своего

глубокого почтения и восхищения. Он поручил мне

спросить у Вас, не может ли он чем-нибудь быть полезен

для Вас: он был бы рад возможности оказать Вам какую-либо

услугу [...].

Кроме тех статей, которыми обменялись епископ

Вустерский и г-н Локк и которые я выслал Вам, здесь

появился ответ г на Локка и новый ответ епископа,

относительно которых среди ученых высказываютс

разные суждения. Все признают, что епископ на сей раз

(особенно в своем ответе) показал себя настолько же

глубоким мыслителем, насколько прежде слыл знатоком

любой другой области наук. Г-н Локк удалился в деревню

(на 3-4 зимних месяца, по своему обыкновению) с целью

поправить здоровье.

[Приписка]. Чуть не забыл сообщить Вам, что г-н Локк

прислал мне для Вас свою последнюю статью против

епископа Вустерского. Я пошлю ее Вам вместе с прочими.

Т. БЁРНЕТ - ЛЕЙБНИЦУ

26 июля [16]98 г.

[...] Говорят, г-ну Локку весьма понравилось Ваше

суждение о диспуте между ним и епископом Вустерским.

Мне же он сказал, что некоторые из Ваших замечаний по

поводу его книги о человеческом разумении, изложенных

в рукописи, которую я ему передал, не совсем ему

понятны. Я обещал, что попрошу Вас более подробно

разъяснить Вашу точку зрения, чтобы дать ему возможность

лучше понять Вас. В настоящее время он в городе,

куда только что вернулся из деревни. Там он был настолько

плох, что никто у нас не чаял увидеть его снова и не ожидал в нем такой силы духа и плоти. Поистине жаль, что душа столь добрая и прекрасная не обитает в теле мощном, как дуб, который способен, говорят, жить сто лет и даже

больше. Ибо потомки будут так же нуждаться в этом

человеке, как и мы. Он очень ослабел вследствие ученых

занятий, непрестанного размышления и недугов тела,

сокрушенного жестоким климатом. Я еще более сожалел бы

об этой потере (то, что она близка, совершенно ясно), если бы не мысль о том, что я его опережу...

==615

[Продолжение письма датировано 5 августа 1698]

Под конец хочу Вам сообщить... " новости. Господин

Ньютон, как мне недавно сообщили, готовит к опубликованию

свой трактат о цветах. Г-н Фацио 12, величайший

математик и достойнейший человек, вернулся в Англию.

Мне сказали, что он написал математический трактат

о садах, вернее, о садовых оградах и возведении оных

с целью наиболее выгодного использования отражени

солнца. Благодаря его указаниям можно будет выращивать

плоды в садах, где естественное освещение недостаточно, не хуже, чем там, где его хватает. Говорят также, что он много размышляет о причинах нынешней перемены климата

(столь сильно ощущаемой повсюду, но особенно в нашей

стране), и в частности о том, почему в последние шесть-семь лет наблюдается такое необычно холодное и дождливое

лето [...].

Т. ВЕРНЕТ – ЛЕЙБНИЦУ

Гор Бат (Bath), 15 октября [16]98 г.

[...} Книга г-на Локка о государственном правлении

представляет собой ответ на сочинение кавалера Филмера,

чьи принципы он сокрушает с поистине богатырской

мощью. Рядом с книгой г на Локка можно поставить новый

труд полковника Сидни 13; быть может, ее единственный

недостаток в том, что автор слишком подробно высказывается по каждому пункту, но, так как он был вынужден проследить шаг за шагом ход мыслей своего противника, ему пришлось писать по каждому пункту более пространно, чем если бы он просто излагал свои собственные взгляды.

Книга кавалера Филмера [по сути дела] имеет смысл

"Патриарх = монарх", книга же г-на Локка 14 (точнее, ее

вторая часть) проводит идею: "Патриарх - не монарх".

Первая часть представляет собой не что иное, как

изложение его собственных мыслей о государственном

правлении и повиновении подданных [...].

ЛЕЙБНИЦ - Т. БЁРНЕТУ

Ганновер, 20 (30) января 1699 г.

Со стыдом прошу у Вас прощения за то, что задержалс

с ответом на два Ваших чрезвычайно приятных письма. Вы

==616

извинили бы меня, если бы знали, в каком стесненном

положении я очутился после смерти монсеньера курфюрста:

ко всем прочим заботам присоединилась необходимость

съехать с квартиры, не говоря об очередных

и внеочередных делах. Почти перед всеми моими друзьями

я оказался в неоплатном долгу и едва не лишился всех

своих корреспондентов.

Прилагаю к сему список книг, которые Вы любезно

прислали мне, за что я бесконечно обязан Вам, а равно

и высокочтимому господину Локку, чьи труды о денежном

обращении, чрезвычайно интересные на мой взгляд,

я внимательно прочитал. Большинство пишущих на эту

тему увлечены химерой, которую они называют внешним

достоинством (bonte), понимая под этим стоимость

реальной денежной единицы, выраженную в единицах

воображаемых, например стоимость экю - в ливрах,

в отличие от внутреннего достоинства, под которым

подразумевают [стоимость] чистого металла, содержащегос

в монете. Так, исходя из предположения, что экю,

выпускаемый в Германии, сохраняет свое внутреннее

достоинство [в других странах], они спорят о том, какое

соотношение следует установить между экю и флорином, не

догадываясь, что спор идет о словах и что они сами не

знают, чего хотят, ибо реальные флорины сами по себе

неполноценны и их стоимость колеблется. Поэтому я не раз

говорил им, что истинное внешнее достоинство состоит

в соотношении денег и товаров; а что касается пресловутого повышения курса денег, то оно может помочь делу лишь в той мере, в какой оно препятствует удорожанию товаров. К тому, что говорит об этом г-н Локк, я могу присовокупить, что мы здесь куда больше научены горьким опытом губительных последствий расстроенного денежного обращения, чем вы, англичане: мы убедились, что торговцы,

пользуясь попустительством общества, поднимают цены на

товары выше, чем это должно было бы соответствовать

изменению денежного курса; в результате государи

и государства, вместо того чтобы выиграть на повышении

курса, проигрывают на нем. И непохоже, чтобы все это

пришло в равновесие в ближайшее время, ибо слишком

часто стоимость товара зависит от прихоти людей, а не

определяется необходимостью. Хочу добавить еще одно

замечание, о котором г-ну Локку будет, по-видимому,

приятно узнать. Кажется, он предполагает, что монету не

чеканят из чистого серебра из-за некоторых неудобств, на

==617