Часть 8.

Глава XXIX

РАЗБОЙНИК ЧЖИ

   Конфуций дружил с Люся Цзи, чей младший брат был известен всем под именем Разбойника Чжи. Этот Разбой-ник Чжи со своими девятью тысячами воинов скитался по всей Поднебесной, грабя знатных особ, врываясь в дома, от-нимая у людей коней и буйволов, уводя в плен их дочерей и жен. В своей ненасытной жадности он забывал даже о ро-дичах, не заботился ни об отце с матерью, ни о братьях и не приносил жертвы предкам. Поистине он был сущим бед-ствием для всех людей.

Конфуций сказал Люся Цзи:

- Полагается, чтобы отец, какой бы он ни был, воспи-тывал сына, а старший брат учил младшего. Если отец не-способен воспитывать сына, а старший брат - обучать младшего, тогда родственные узы между ними теряют смысл. Вы - самый талантливый муж нашего времени, а ваш младший брат Разбойник Чжи наводит страх на весь мир, и вы не можете вразумить его. Я осмелюсь выразить вам свое недоумение по этому поводу, и позвольте мне по-говорить с вашим братом.

- Вы говорите, уважаемый, что отец должен воспиты-вать своего сына, а старший брат должен поучать млад-шего. Но если сын не желает слушать наставлений отца или поучений брата, то что тут можно поделать даже с крас-норечием, подобным вашему? К тому же у Разбойника Чжи сердце - словно кипящий ключ, а мысли - как могучий вихрь. У него достаточно воли, чтобы не уступить вашим упрекам, и достаточно красноречия, чтобы всякое зло пред-ставить благом. Если вы будете соглашаться с ним, все бу-дет хорошо, но если вы заденете его, он впадет в ярость и непременно оскорбит и унизит вас. Вам не следует идти к нему.

  Но Конфуций не послушался этого совета. Посадив Янь Хоя на место кучера, а Цзы-Гуна - рядом с собой в эки-паже, он отправился к Разбойнику Чжи.

   В это время Разбойник Чжи, расположившись на отдых со своими людьми на солнечном склоне горы Тайшань, пожирал печень убитых им людей. Конфуций вышел из экипажа и доложил о себе слуге разбойника: “Явился чело-век из Лу Кун Цю, прослышавший о высокой честности военачальника”. И он дважды вежливо поклонился слуге.

Тот сообщил о госте своему хозяину. Разбойник Чжи был вне себя от гнева: глаза его сверкали как молний, во-лосы вздыбились так, что шапка подскочила вверх.

- А, так это тот искусный лжец Конфуций из царства Лу? - заорал он. - Передай ему от меня: “Ты придумы-ваешь умные слова и изречения, безрассудно восхваляешь царей Вэня и У. Нацепив на себя шапку, похожую на раз-весистое дерево, обмотавшись поясом из шкуры дохлого быка, ты зарабатываешь себе на жизнь красивыми речами и лживыми рассуждениями, а сам не пашешь землю и не ткешь пряжу. Шлепая губами и молотя языком, ты судишь об истине и лжи как тебе заблагорассудится. Ты обманы-ваешь правителей Поднебесной и отвлекаешь ученых му-жей от главного. Ты придумал “сыновнюю почтитель-ность” и “братскую любовь”, чтобы удобнее было домо-гаться богатства и почестей. Ты повинен в тягчайшем пре-ступлении! Убирайся отсюда поживее, а не то твоя печень тоже пойдет к моим поварам!”

Конфуций передал другое сообщение: “Я имею честь прибыть сюда по рекомендации Цзи и надеюсь издалека увидеть вашу ногу под занавесом”.

   Получив это послание. Разбойник Чжи сказал: “Пусть он войдет!”

Конфуций вошел нарочито торопливо, не стал садиться на сиденье, отступил назад и дважды поклонился. А Раз-бойник Чжи, разъяренный, широко расставив ноги, с горящими глазами, зарычал, словно кормящая тигрица:

- Подойди ко мне, приятель. Если твои слова мне по-нравятся, ты будешь жить, а если нет - умрешь.

- Я слышал, - сказал Конфуций, - что в мире есть три уровня достоинств. Вырасти стройным и красивым, как никто другой, чтобы все в мире, стар и млад, знатные и пре-зренные, любовались тобой, - вот высшее достоинство. Иметь знание, охватывающее целый мир, уметь на все лады судить о вещах - вот среднее достоинство. Быть смелым и решительным, собирать вокруг себя людей преданных и удалых - вот низшее достоинство. Всякий, кто обладает хотя бы одним из этих достоинств, способен восседать на троне лицом к югу и носить титул Сына Неба. В вас, ува-жаемый военачальник, сошлись все три достоинства. У вас рост больше восьми локтей, лицо сияет, губы - чистая киноварь, зубы - перламутр, голос - настоящая музыка, но зовут вас “Разбойник Чжи”. Пребывая в недоумении, уважаемый военачальник, я возьму на себя смелость не одобрить это прозвище. Если вы соблаговолите выслушать меня, я покорнейше прошу послать меня в царства У и Юе на юге, Ци и Лу на севере, Сун и Вэй на востоке, Цзинь и Чу на западе, чтобы убедить их построить для вас большой город на несколько сот тысяч дворов и пожаловать вам знатный титул. Вы начнете новую жизнь, отложите ору-жие, дадите отдых вашим воинам, станете заботиться о своих братьях и приносить жертвы предкам. Вы бы вели себя как мудрец и достойный муж, вся Поднебесная только этого и ждет от вас.

- Подойди-ка ближе, приятель, - гневно крикнул Раз-бойник Чжи. - Только глупые, низкие и заурядные лю-дишки могут соблазниться посулами выгоды. То, что я строен и красив и люди любуются мной, я получил от сво-их родителей. Неужели ты думаешь, что я сам не заметил бы в себе этих достоинств, если бы ты мне не сказал о них? А еще я слышал, что люди, которые льстят в лицо, любят клеветать за глаза. Когда ты ведешь тут речь о большом городе и толпах поклонников, ты хочешь обременить меня соблазном выгоды и приручить меня с помощью толпы заурядных людей. Надолго ли? Ни один город, как бы ни был он велик, не больше Поднебесного мира. Яо и Шунь владели целой Поднебесной, а их потомкам было некуда даже вонзить шило. Тан и У носили титул Сына Неба, но их роды пресеклись. Не оттого ли, что выгода, привалившая к ним, была слишком велика?

   Еще я слышал, что в древние времена зверей и птиц было много, а людей мало. В ту пору люди, чтобы уберечься, жили в гнездах. Днем собирали желуди и каштаны, по ночам сидели на деревьях. Поэтому их называли “род гнездовий”. Тогда люди не знали одежды. Летом они запасали хворост, а зимой грелись у костра. Поэтому их называли “люди, знающие жизнь”. Во времена Шэньнуна

Спали спокойно,

Просыпались без тревог.

Люди знали мать,

Но не знали отца

И были добрые соседи оленям.

Пахали - и кормились,

Ткали - в одевались,

И не старались навредить друг другу.

Таково было торжество высшей Силы.

   Однако Желтый Владыка не сумел уберечь высшую Силу. Он вступил в битву с Чи Ю на равнине Чжолу, и кровь струилась вокруг на сотни ли. Потом пришли Яо и Шунь и созвали множество чиновников. Тан низложил сво-его господина, У убил Чжоу. И с тех пор сильные всюду притесняют слабых, а большинство угнетает меньшинство. После Тана и У власть имели одни смутьяны.

   А теперь ты упражняешься в пути царей Вэня и У и обучаешь ему наших детей и внуков, используя все тонко-сти словесного искусства. Надев просторный халат и подпоясавшись узким ремнем, ты рассуждаешь вкривь и вкось, мороча голову царственным особам в надежде полу-чить от них знатные титулы и щедрые награды. В мире нет большего разбойника, чем ты. И почему только люди не зо-вут тебя Разбойником Конфуцием, вместо того чтобы назы-вать разбойником меня?

   Ты соблазнил своими слащавыми речами Цзы-Лу и за-ставил его слушаться тебя, так что он снял свою высокую шапку воина, отбросил свой длинный меч и пошел к тебе в ученики. Все говорили: “Конфуций может пресечь раз-бой и искоренить зло”. А потом Цзы-Лу пытался убить правителя Вэй, да не смог этого сделать, и его засоленное тело валялось у Восточных ворот вэйской столицы. Вот к чему привело твое учительство! Ты называешь себя та-лантливым человеком и мудрецом? Но тебя дважды изго-няли из Лу, тебе пришлось бежать из Вэй, ты имел непри-ятности в Ци, попал в осаду на границе Чэнь и Цай - ни-где в мире не находится тебе места. А Цзы-Лу по твоей милости просто засолили! От твоего учения нет проку ни тебе самому, ни другим. Как же я могу с почтением отне-стись к твоему Пути?

   В мире больше всего ценят Желтого Владыку, но даже Желтый Владыка не смог уберечь свое совершенство, он бился на равнине Чжолу, и вокруг на сотни ли струи-лась кровь. Яо не был добрым отцом, Шунь не был хорошим сыном, Юя разбил паралич, Тан изгнал своего господина, У убил Чжоу. Этих шестерых в мире чтут больше других, но если присмотреться к ним получше, то окажется, что все они ради выгоды отрекались от подлинного в себе и шли наперекор своей природе. Их поведение было просто постыдным.

   Среди тех, кого в мире зовут достойными мужами, пер-вые - Бои и Шуци. Бои и Шуци отказались быть прави-телями в своем уделе Гучжу и уморили себя голодом на горе Шоуян, где их останки лежали непогребенными. Бао Цзяо из желания поразить мир умер, обнимая дерево и кляня свой век. Шаньту Ти, когда его упреки не были услы-шаны государем, бросился в реку с камнем в руках, и его тело съели рыбы и черепахи. Цзе Цзытуй был таким пре-данным слугой, что кормил принца Вэй своим мясом, а когда принц Вэй отвернулся от него, разгневался и, обняв дерево, сгорел заживо. Вэй Шэн назначил девице свидание под мостом. Девица не пришла, но, когда вода стала при-бывать, он по-прежнему ждал возлюбленную, да так и захлебнулся под мостом. Эти шестеро не лучше дохлого пса, соломенной свиньи или нищего, просящего мило-стыню. Ради славы они не убоялись даже смерти и потому пренебрегли вскармливанием жизни для того, чтобы спол-на прожить свой жизненный срок.

   Среди тех, кого в мире зовут преданными подданными, первые - Бигань и У Цзысюй. Цзысюй утопился в реке, у Биганя вырвали сердце из груди. Хотя их зовут предан-ными подданными, они кончили тем, что стали посмеши-щем для всего света. Никто из этой породы, насколько я мо-гу судить, недостоин уважения. Может быть, ты попро-буешь меня переубедить. Если ты будешь рассказывать мне истории про духов, то тут я спорить не берусь. Но если ты будешь говорить о людях, то я назвал лучшие примеры - тут у меня сомнений нет.

   А теперь я расскажу тебе, что такое человек. Его глаза любят смотреть на красивое, его уши любят слушать слад-козвучное, его рот любит приятный вкус, его воля и дух вечно ищут удовлетворения. Высшее долголетие для него - это сотня лет, среднее - восемьдесят, низшее - шестьдесят. За вычетом болезней и тягот, печалей и траура дней для веселья остается у него не более четырех-пяти на целый месяц.

   Небо и Земля не имеют предела, а смерть человека имеет свой срок. В бесконечности вселенной жизнь чело-веческая мимолетна, как прыжок скакуна через расщели-ну. Тот, кто не способен наслаждаться своими помыслами и желаниями, прожить до конца отведенный ему срок, не познал Путь.

   Все, что ты говоришь, я отвергаю. Уходи же прочь, да побыстрее, не говори мне больше ни слова. Твой Путь - больная мечта сумасшедшего, сплошной обман и ложь. Он не поможет сохранить в целости подлинное в нас. О чем тут еще говорить?

Конфуций дважды поклонился и поспешно вышел. Взбираясь в экипаж, он два раза выронил вожжи, глаза его ничего не видели, лицо побледнело, как угасшая зола. Он перегнулся через передок экипажа, свесив лицо и тяжело дыша.

На обратном пути он встретил у Восточных ворот сто-лицы Лу Люся Цзи.

- Я не видел тебя несколько дней, - сказал Люся Цзи. - Глядя на твою лошадь и повозку, можно подумать, что ты путешествовал. Неужели ты ездил к Чжи?

Конфуций посмотрел в небо и сказал со вздохом:

- Да, я ездил к нему.

- И он, наверное, стал спорить с тобой, как я предска-зывал?

- О да, - ответил Конфуций. - Я, как говорится, сде-лал себе прижигание, не будучи больным. Я хотел погла-дить тигра и чуть было сам не попал к нему в пасть.

   Цзы-Чжан спросил человека по прозвищу Вечно Алчущий:

- Почему вы не печетесь о благонравном поведении? Если вы не будете вести себя так, к вам не будет доверия, а если к вам не будет доверия, вам не доверят должность, а если вам не доверят должность, у вас не будет и прибытка. Посему исполнение долга - верное средство приобрести богатство и славу. Но даже если вы отречетесь от славы и богатства в своем сердце, разве сможете вы хотя бы на один день пренебречь благонравным поведением?

Вечно Алчущий ответил:

- Не имеющий стыда быстро богатеет, а внушающий доверие быстро добивается известности. Бесстыдство и до-верие - первое средство приобретения славы и выгоды. А те мужи, которые отрекаются от славы и богатства в сво-ем сердце, не следуют ли в своем поведении небесному началу?

- В старину Цзе и Чжоу чтили как сыновей Неба, они владели богатствами всей Поднебесной, а теперь, браня ка-кого-нибудь стяжателя, говорят: “ты поступаешь, как Цзе и Чжоу”, а он устыдится и вознегодует - ведь таких пре-зирает даже мелкий люд, - сказал Цзы-Чжан. - Конфу-ций и Мо Ди были бедны, как простолюдины, а нынче попробуйте сказать царскому советнику: “вы поступаете, как Конфуций и Мо Ди”, и он смутится и скажет, что недостоин такой похвалы, ибо перед этими мужами все преклоняются. Выходит, облеченный властью Сына Неба не обяза-тельно почитаем в свете, а простолюдин, живущий в бедно-сти, не обязательно презираем светом. Различие между почитанием и презрением проистекает из разницы между поведением благонравным или порочным. На это Вечно Алчущий сказал:

- Мелких воров сажают в темницу, большим ворам дают знатные титулы.

А в домах знатных людей как раз и обретаются мужи, толкующие о справедливости. В старину Сяобо, носивший царский титул Хуань-гуна, убил старшего брата и вошел к его жене, а Гуань Чжун стал его советником. Тяньчэн Цзы-Чан убил своего государя и присвоил его царство, а Конфуций принял от него шелк, высланный ему в подарок.

В своих речах они осуждали тех людей, но в поступках сво-их унижались перед ними. Их слова и поступки, должно быть, вечно сталкивались друг с другом в их сердцах. А потому в книгах так записано: “Что есть зло? Что есть добро? Победил - стал главным. Проиграл - остался в хвосте”.

- Если не поступать согласно приличиям, - сказал Цзы-Чан, - то не будет разницы между родичами и чужа-ками, не будет желания исполнить долг и у знатных, и у презренных, не будет порядка в отношениях между стар-шими и младшими. Как же тогда поддерживать Пять Устоев и Шесть Отношений?

- Когда Яо убил своего старшего сына, а Шунь обрек на изгнание своего младшего брата, соблюдалось ли разли-чие в отношениях между родичами и чужаками? - возра-зил Вечно Алчущий, - Когда Тан отправил в ссылку Цзе, а У-ван пошел походом на Чжоу, исполняли ли свой долг знатные и презренные? Когда Ван Цзи захватил власть, а Чжоу-гун убил своего старшего брата, соблюдался ли порядок в отношениях между старшими и младшими? Кто сможет разобраться в Пяти Устоях и Шести Отношениях после притворных речей конфуцианцев и рассуждений Мо Ди о всеобщей любви? И потом: вы действуете ради славы, а я действую ради выгоды, но ни слава, ни выгода не сообразуются с истиной, не обретаются в Пути. Так попро-сим рассудить нас Свободного от Условностей.

Свободный от Условностей сказал:

- Низкий человек жертвует собой ради богатства, бла-городный муж жертвует собой ради славы. То, что движет их чувствами, влияет на их нравы, неодинаково, но если бы они оставили свое занятие и посвятили себя тому, чем они не занимаются, то в этом они были бы совершенно одина-ковы. Поэтому говорят: “Не будь низким человеком, вер-нись к Небесному, не старайся быть благородным мужем, следуй Небесной истине”. И в кривом, и в прямом есть не-что от Небесного предела.

Смотри же на все четыре стороны,

Плыви вместе со временем,

В утверждении и в отрицании держись центра круга.

В одиночестве достигай совершенства,

Кружись согласно Великому Пути.

Не посвящай себя одному делу,

Не старайся жить в соответствии с долгом

И тогда потеряешь все тобой совершенное.

Так не гонись за богатством,

Не жертвуй собой ради совершенства,

Все оставь - и вернешься к Небесному.

   У Биганя вырезали сердце, у Цзысюя вырвали глаза - их довела до этого преданность государю. Чжицзюй доно-сил на отца, Вэй Шэн утонул - виной тому была их пре-данность. Бао-цзы стоял, пока не высох, Шэнь-цзы не сумел защитить себя - так навредила им их честность. Конфуций не виделся с матерью, Куан Чжан не встречался с отцом - таков вред любви к долгу. И так происходило из века в век, так что муж, желающий говорить и вести себя благопристойно, непременно попадет в беду!

Глава XXX

РАДОСТИ МЕЧА

   Когда-то чжаоский царь Вэнь любил поединки на ме-чах. У ворот его дворца всегда толпились три тысячи масте-ров фехтования. Днем и ночью они состязались в присутствии государя, и каждый год убитых и раненых было три-ста человек. А страсть царя к поединкам не убывала.

   Так минуло три года, царство стало клониться к упад-ку, и соседние правители уже строили против него козни. Царский сын Куй был этим очень обеспокоен. Призвав сво-их советников, он сказал: “Кто может отвратить царя от его страсти и положить конец поединкам? Жалую тому тысячу золотых!”

И все сказали: “Такое под силу только Чжуан-цзы”.

   Царевич послал гонца к Чжуан-цзы с наградой в тысячу золотых. Чжуан-цзы не принял денег, но поехал вместе с гонцом к царевичу.

- Чего ваше высочество хочет от меня, жалуя мне ты-сячу золотых? - спросил он царевича.

- Я слышал, учитель, что вы - просветленный му-дрец, и из уважения поднес вам тысячу золотых. Вы же отвергли награду, так о чем я еще могу говорить?

- Я слышал, ваше высочество, что вы желали попро-сить меня отвратить государя от его самой большой стра-сти. Предположим, что я навлеку на себя гнев государя и не смогу выполнить ваше поручение. Найдется ли в целом царстве что-то такое, о чем я не мог бы попросить?

- Как вам будет угодно. Но наш государь допускает к себе только мастеров меча.

- Ничего страшного, я владею мечом.

- Очень хорошо, но у всех мастеров меча, которых принимает государь, волосы всклокочены, усы стоят торч-ком, шлемы с грубыми кистями надвинуты вперед, платье на спине укорочено, глаза горят, а речь грубая - вот что нравится нашему государю. Если вы придете к нему в ко-стюме ученого, то погубите дело в самом начале.

- Позвольте мне приготовить костюм фехтовальщика.

Три дня спустя Чжуан-цзы явился к принцу в костюме фехтовальщика, и они вместе отправились во дворец. Царь дожидался их, держа в руках обнаженный клинок. Входя в зал, Чжуан-цзы не ускорил шагов, подойдя к царю, не отвесил поклона.

- Что ты умеешь такого, что тебя представляет мой сын? - спросил царь.

- Ваш слуга прослышал, что вы, государь, любите поединки на мечах, вот я и предстал перед вашими очами.

- А что ты умеешь делать мечом?

- Мой меч разит человека через каждые девять шагов и не оставляет никого в живых на расстоянии в тысячу ли.

Царь очень обрадовался этим словам.

- Так у тебя, пожалуй, в целом мире нет соперника! - воскликнул он.

- Мастер фехтования, - сказал Чжуан-цзы, -

С виду неприметный, уязвимый,

Дает напасть на себя.

Не вступает в схватку первым,

Но первым наносит удар.

Прошу вас дать мне возможность показать свое искус-ство.

- Вы, уважаемый, идите отдыхать и ждите моего при-казания, - сказал царь Чжуан-цзы. - А я подготовлю со-стязание и позову вас.

  Тут царь устроил турнир для мастеров меча, и за семь дней убитых и покалеченных оказалось более шестидесяти человек. Отобрав пять-шесть лучших бойцов, царь велел вручить им мечи в тронном зале и позвал Чжуан-цзы.

- Сегодня мы испытаем твое искусство, - сказал царь.

- Я давно ждал этого случая, - ответил Чжуан-цзы.

- Что вы, уважаемый, предпочитаете из оружия: длинный меч или короткий?

- Мне годится любой. Но у вашего слуги есть три меча, и я готов представить их вам на выбор. Не соблаговолите ли узнать, что это за оружие?

- Я готов выслушать ваш рассказ о трех мечах.

- Первый меч - меч Сына Неба, второй меч - меч удельного владыки, третий меч - меч простолюдина.

- Что такое меч Сына Неба?

- У меча Сына Неба клинок - долина Янь и горы Шимэнь на севере, основание - царства Чжоу и Сун, руко-ятка - царства Хань и Вэй. Его ножны - варвары всех сторон света и четыре времени года, его перевязь - море Бохай, портупея - гора Хэн. Он управляется пятью сти-хиями, отточен сообразно преступлениям и достоинствам, извлекается из ножен действием сил Инь и Ян, замах им делают весной и летом, а разят - осенью и зимой. Этот меч таков:

Коли им - не останется никого впереди.

Размахнись им - не останется никого вверху.

Ткни им в землю - не останется никого внизу.

Покрути им вокруг - и не будет никого по сторонам.

Вверху этот меч рассекает плывущие облака, внизу пронзает земные недра. Одного его взмаха достаточно, что-бы навести порядок среди удельных владык и покорить всю Поднебесную. Вот каков меч Сына Неба.

От изумления царь забыл обо всем на свете.

- А что такое меч удельного владыки? - спросил он.

- Меч удельного владыки таков: его клинок - разум-ные и смелые мужи, его лезвие - честные и бескорыстные мужи, его тупая сторона - способные и достойные мужи, его основание - преданные и мудрые мужи, его рукоять - несгибаемые и непреклонные мужи. Этот меч таков:

Коли им - не останется никого впереди.

Размахнись им - не останется никого вверху.

Ткни им в землю - не останется никого внизу.

Покрути им вокруг - и не будет никого по сторонам.

Вверху его образец - круглое Небо, а его действия - как движение солнца, луны и звезд. Внизу его образец - квадратная Земля, а его действия - как смена времен года. Он приводит к согласию желания людей и водво-ряет спокойствие во всех четырех пределах. Взмахни этим мечом - словно гром грянет с небес, и никто в целом мире не осмелится пренебречь вашими приказаниями. Таков меч удельного владыки.

- А что такое меч простолюдина?

- Меч простолюдина предназначен для тех, у кого во-лосы всклокочены, а усы стоят торчком, шлем с грубыми кистями надвинут на глаза, платье сзади укорочено, глаза горят, а речь груба и кто дерется на мечах в вашем присут-ствии. Вверху он перерубит шею или перережет горло, вни-зу проткнет печень и легкие. Таков меч простолюдина, и использование его не отличается от правил петушиных боев. В одно утро жизнь человека оборвется. Для государе-вых дел проку в том нет никакого. Ныне вы, государь, владеете троном Сына Неба, а питаете страсть к мечу про-столюдина. Мне, вашему слуге, стыдно за вас!

Тут царь повел Чжуан-цзы к своему трону, а когда стольник подал обед, царь трижды обошел вокруг Чжуан-цзы.

- Сядьте и успокойтесь, государь, - сказал Чжуан-цзы. - Я доложил вам все о трех мечах.

С того дня царь Вэнъ три месяца не выходил из дворца. А все мастера меча покончили с собой в своих квартирах.

Глава XXXI

РЫБАК

    Прогуливаясь по лесу в местечке Цзывэй, Конфуций присел отдохнуть на холме среди абрикосовых деревьев. Ученики заучивали книги, а сам Конфуций пел и подыгрывал себе на лютне. Не успел он спеть песню до половины, как некий рыбак вышел из лодки и приблизился к нему. У него были седые виски и брови, волосы спадали на плечи, рукава свисали вниз. Взойдя на ровное место, он остано-вился, левой рукой оперся о колено, правой подпер щеку и стал слушать. Когда песня кончилась, он подозвал к себе Цзы-Гуна и Цзы-Лу.

- Что это за человек? - спросил незнакомец, указы-вая на Конфуция.

- Это благородный муж из царства Лу, - ответил Цзы-Лу.

- А из какого он рода?

- Из рода Кунов.

- А чем занимается этот человек из рода Кунов?

    Цзы-Лу промолчал, а Цзы-Гун ответил:

- Этот человек, по природе преданный и верный, в сво-ей жизни претворяет человечность и долг. Он совершен-ствует ритуалы и музыку, упорядочивает правила благо-пристойности, заботясь, во-первых, о преданности госу-дарю и, во-вторых, о воспитании народа. Так он хочет обла-годетельствовать мир. Вот чем занимается учитель Кун.

- А владеет ли благородный муж землей? - спросил рыбак.

- Нет.

- Состоит ли он советником при царе?

- Нет.

    Незнакомец улыбнулся и пошел прочь, говоря на ходу: “Может, он и человечен, да, боюсь, самого себя не убере-жет. Обременяя так свой ум, изнуряя свое тело, он губит подлинное в себе. О, как далеко отошел он от Пути!”

Цзы-Гун вернулся и рассказал о рыбаке Конфуцию. Тот отложил лютню, поднялся и сказал: “Уж не мудрец ли он?” Тут он пошел за рыбаком вниз по реке и догнал его у берега озера. Рыбак уже навалился на весло, собираясь отчалить, но заметил Конфуция и повернулся к нему ли-цом. Конфуций быстро отошел назад, поклонился дважды и приблизился к рыбаку.

- Чего ты хочешь? - спросил рыбак.

- Только что вы, учитель, на что-то намекнули и ушли. Я, недостойный, не догадываюсь, о чем вы хотели сказать. Позвольте мне смиренно стоять здесь в надежде услышать ваши драгоценные наставления, дабы ваша помощь мне не осталась втуне.

- Ого! Какая любовь к учению! - ответил рыбак.

Конфуций поклонился дважды и замер.

- Я с детства учусь, не пропуская ни дня, а мне уже шестьдесят девять лет, - сказал он. - Однако я так и не встретил того, кто мог бы преподать мне высшее учение. Могу ли я не очистить в своем сердце место для этого?

- Подобное по естеству тянется друг к другу, подобное по звучанию откликается друг другу - таков Небесный Порядок. Не будем говорить о том, кто я таков, а поговорим о том, чем занимаешься ты. Ты озабочен делами людей. Когда Сын Неба, удельные владыки, служилые мужи и простолюдины находятся на своих местах, в мире царит порядок. Если же они окажутся не на своих местах, в мире вспыхнет великая смута. Пусть чиновники исполняют свои обязанности, а простые люди занимаются своим делом, тогда никто никому не будет мешать. К примеру, если в по-лях не выполоты сорняки, крыша течет, еды и одежды не хватает, подать нечем уплатить, жена и наложница не жи-вут в мире, молодые непочтительны к старшим - все это заботы простого человека. Если кто-то не справляется с по-ручениями, нет порядка в ведомствах, служащие нерадивы, за добрый поступок не награждают, за преступление не лишают чина и жалованья - это заботы служилого мужа. Если при дворе нет праведных советников, плетутся интри-ги, в семье разлад, мастеровые нетрудолюбивы, податей и дани привозят мало, чином обходят в столице, Сын Неба не жалует - таковы заботы удельного владыки. Если Инь и Ян не в согласии, жара и холод приходят не вовремя, посевы терпят урон, удельные владыки бесчинствуют и сами зате-вают войны, заставляя страдать простолюдинов, музыка и церемонии запущены, казна пуста, нравы портятся, просто-людины бунтуют - таковы заботы советников Сына Неба.

    Ну, а вы не облечены властью государя или удельного владыки вверху и не состоите на государевой службе внизу, однако же по собственному почину совершенствуете церемонии и музыку, упорядочиваете правила благопристой-ности, желая дать воспитание народу. Не лезете ли вы не в свое дело?

    К тому же людям присущи восемь пороков, а в делах имеются четыре несчастья, и о них надлежит помнить. За-ниматься не своим делом называется “превышением вла-сти”. Указывать на то, что недостойно внимания, называ-ется “суетливостью”. Полагаться на чужое мнение и ссы-латься на чужие слова называется “угодливостью”. Повто-рять чужие речи, не различая истинного и ложного, назы-вается “лестью”. Находить удовольствие в осуждении дру-гих называется “злословием”. Рвать узы дружбы и родства называется “бесчинством”. Льстить и обманывать, дабы получить награду от злодея, называется “коварством”. Не делать различия между добрыми и дурными людьми, но угождать всем ради собственной корысти называется “зло-действом”. Эти восемь пороков

Вовне ввергнут в смуту других,

Внутри причинят вред себе.

Благородный муж не станет твоим другом,

Мудрый царь не сделает тебя советником.

    Четыре же зла таковы: любить ведать важными делами, но легко менять свое отношение к ним из желания почета и славы называется “злоупотреблением”; считать себя луч-шим знатоком дела и заставлять других делать по-твоему называется “самодурством”; отказываться исправить соб-ственную ошибку и усугублять ее вопреки добрым советам называется “упрямством”; хвалить других, если они одобряют вас, но порицать их, если они вас не одобря-ют, как бы добродетельны они ни были, называется “под-лостью”.

    Только после того как ты избавишься от восьми пороков и четырех зол, я мог бы заняться твоим обучением.

Конфуций вздохнул, дважды отвесил поклон и сказал:

- Меня два раза изгоняли из Лу, я был вынужден бежать из Вэй, на меня повалили дерево в Сун, я был осаж-ден между Чэнь и Цай. Почему мне довелось пережить эти четыре несчастья?

Лицо рыбака стало печальным.

- Как трудно пробудить тебя! - воскликнул он. - Однажды жил человек, который боялся собственной тени, ненавидел свои следы и пытался убежать от них. Но чем быстрее он бежал, тем больше следов оставлял за собой, а тень так и гналась за ним по пятам. Ему казалось, что он бежит недостаточно быстро, поэтому он бежал все быстрее и быстрее, пока не упал замертво. Ему не хватило ума про-сто посидеть в тени, чтобы избавиться и от своей тени, и от своих следов. Вот какой он был глупец! Ты ищешь опреде-ления человечности и долгу, вникаешь в границы подоб-ного и различного, ловишь момент для действия или покоя, сравниваешь то, что отдаешь, с тем, что получаешь, упоря-дочиваешь свои чувства приязни и неприязни, приводишь к согласию радость и гнев. Похоже, тебе никогда не найти отдохновения. Честно совершенствуй себя, бдительно хра-ни подлинное в себе; вернись к себе и предоставь других самим себе. Тогда ты избавишься от бремени. Что же ты ищешь в других, пока сам не совершенствуешь себя? Не одно ли только внешнее?

   Конфуций печально спросил: “Позвольте узнать от вас, что такое “подлинное”?”

- Подлинное - это самое утонченное и самое искрен-нее. То, что не содержит в себе ничего утонченного и искреннего, не может тронуть других. Вот почему делан-ные слезы никого не растрогают, деланный гнев, даже са-мый грозный, никого не напугает, деланная любовь, как бы много ни улыбались, не будет взаимной. Подлинная грусть безгласна, а вызовет в других печаль без единого звука; подлинный гнев не проявляется вовне, а наводит страх; подлинная любовь и без улыбки породит отклик. Когда внутри есть подлинное, внешний облик одухотворен. Вот почему мы ценим подлинное.

    В отношениях между родственниками, в делах семей-ных сын почтителен, а отец милосерден. В делах государ-ства советник предан, а правитель справедлив. На пиру мы веселимся, в трауре скорбим. В добродетельном поведении главное - выполнение долга, на пиру главное - веселье, в трауре главное - скорбь, в служении родителям глав-ное - угодить им. А выполнить долг можно разными путя-ми. Если, прислуживая родителям, все делать вовремя, никто не станет разбираться, как мы прислуживаем. Если на пиру веселиться от души, не будешь разбираться, из ка-ких чашек ты пьешь. Если в трауре искренне скорбеть, не возникнет охоты разбираться в правилах благопристой-ности.

    Правила благопристойности устанавливаются обычаем. Подлинное же воспринято нами от Неба. Оно приходит само, и его нельзя изменить. Поэтому мудрый, беря за образец Небо, ценит подлинное и не связывает себя обычаем. Глупец же поступает наоборот: не умея следовать Небу, он ищет одобрения людей; не зная, как ценить подлинное, он подчиняется обычаю и потому никогда не знает удовлетво-рения. Как жаль, что вы так рано понаторели в пустых изобретениях человеческого ума и так поздно услышали о Великом Пути!

    Конфуций опять поклонился дважды и сказал:

- Сегодня мне повезло, как никогда. Кажется, само Небо ниспослало мне счастье! Если, уважаемый, вы не уро-ните своего достоинства, имея меня среди ваших учеников и наставляя меня в мудрости, я осмелюсь спросить вас, где вы живете? Прошу вас предоставить мне возможность быть вашим учеником и узнать наконец, что такое Великий Путь.

- Я слышал поговорку: “С кем можно идти - иди до последних тонкостей Пути. А от того, с кем нельзя идти, ибо он не знает, каков его путь, держись подальше - так оно спокойнее!” Учитесь сами, как можете. Я же ухожу от вас! Ухожу от вас!

И рыбак отчалил от берега. Пока его лодка скользила среди зарослей тростника, Янь Хой развернул экипаж в обратную сторону, а Цзы-Лу держал наготове вожжи, но Конфуций стоял, не оборачиваясь. Он подождал, пока вол-ны на воде не улеглись и не затихли вдали всплески весла. Только тогда он взошел в экипаж.

   Идя за экипажем, Цзы-Лу спросил:

- Я много лет прислуживал вам, учитель, но никогда не видел, чтобы вы были так взволнованы. Даже правители уделов в тысячу, а то и в десять тысяч колесниц, встретив вас, уступят вам место и будут обращаться с вами как с рав-ным, вы же, учитель, и тогда будете держаться с необыкно-венным достоинством. А сегодня вам предстоял всего лишь простой рыбак, а вы, учитель, обращались к нему с вопро-сами, сгибаясь перед ним, словно рама для колоколов. Не слишком ли далеко вы зашли? Мы все, ваши ученики, повергнуты в недоумение!

    Конфуций наклонился к передку экипажа и вздохнул.

- О Цзы-Лу, как трудно образумить тебя! - сказал он. - Ты уже давно изучаешь церемонии и долг, а все еще не избавился от грубых мыслей. Подойди, я скажу тебе. Не отнестись уважительно к старшему при встрече - значит отступить от церемоний. Не выказать почтения достойному мужу при встрече с ним - значит потерять человечность в себе. Кто сам несовершенен, тот не сможет вести за собой других. А если люди не понимают существенного в себе, они утратят в себе подлинное. Как прискорбно, что люди сами вредят себе! Нет большего несчастья, чем не быть человечным в отношениях с другими, и ты один в том пови-нен.

    Все вещи в мире имеют своим истоком Путь. Тот, кто теряет его, - гибнет. Тот, кто обретает его, - живет. Тот, кто идет ему наперекор, терпит неудачу. Тот, кто следует ему, добивается успеха. А посему мудрый чтит все, в чем пребывает Путь. Этот рыбак, можно сказать, обладает Пу-тем. Так мог ли я посметь быть с ним непочтительным?

Глава XXXII

ЛЕ ЮЙКОУ

   Ле Юйкоу отправился в царство Ци, но с полдороги вернулся и встретил Бохуня-Безвестного.

- Отчего вы возвратились? - спросил Бохунь-Безвестный.

- Я испугался.

- Чего же вы испугались?

- Я обедал в десяти постоялых дворах, и в пяти мне подавали раньше всех.

- Ну и что в этом страшного?

- Моя внутренняя искренность еще не растворилась окончательно и светится во мне. А воздействовать на люд-ские сердца извне, побуждая их относиться с пренебрежением к почтенным и старшим, - значит навлекать на себя беду. Хозяин постоялого двора - человек небогатый, тор-гует кашами да похлебками. Если так поступает тот, кто не имеет ни больших доходов, ни власти над людьми, то что будет делать владыка царства в десять тысяч колесниц, который неустанно печется о благе государства и ревност-но вникает в дела? Я испугался, что царь захочет обреме-нить меня делами государственного правления и будет ждать от меня заслуг.

- Вот прекрасное суждение! - воскликнул Бохунь-Безвестный. - Но если вы будете так вести себя и впредь, люди пойдут за вами толпой, ища у вас защиты.

   В скором времени Бохунь-Безвестный пришел к Ле-цзы и увидел у ворот множество пар туфель, оставленных посе-тителями. Обернувшись лицом к северу, Он оперся на посох, постоял некоторое время молча и вышел вон. Дворец-кий доложил об этом Ле-цзы, и тот, немедленно скинув туфли, побежал вдогонку за Бохунем-Безвестным, догнал его у ворот и спросил:

- Раз уж вы, учитель, пришли, не дадите ли вы мне наставление?

- Поздно! - ответил Бохунь-Безвестный. - Ведь я предупреждал вас, что люди будут искать у вас защиты, - так оно и вышло. Вы неспособны дать людям защиту и не можете сделать так, чтобы люди не искали у вас защиты. Для чего все это? Вы хотите воздействовать на других, но не понимаете, что и другие будут воздействовать на вас. Ваши способности придут в расстройство, а это уже никуда не годится. Однако же те, кто следуют за вами, не скажут вам правды. Их ничтожные речи - что яд для человека. А чем могут помочь друг другу люди, живущие без бодрст-вования, без понимания?

    Умелые трудятся, знающие печалятся, неспособные же ни к чему не стремятся. Набив живот, привольно скитаются они, подобно отвязавшемуся в половодье челну: он пуст и свободно несется неведомо куда.

Человек из Чжэн по имени Хуань учился книгам во владениях рода Цюй. По прошествии трех лет Хуань стал конфуцианцем и щедро одарил милостями всех своих ро-дичей, как Желтая Река орошает своими водами все земли вокруг на девять ли. Младшему же брату он велел изучать учение Мо Ди, а потом между ними зашел спор, и отец при-нял сторону младшего брата. Десять лет спустя Хуань покончил с собой и, явившись его отцу во сне, ска-зал:

- Ведь это я велел младшему брату изучать учение Мо Ди, почему бы тебе не признать, что я сделал тебе добро, и не присмотреть за моей могилой? Нынче я стал шишкой на кипарисе, который растет там.

То, что творит вещи, воздает человеку, но не какому-то определенному человеку, а небесному в человеке. Хуань за-ставил своего брата изучать учение Мо Ди. Но когда Хуань решил, что это он сделал своего брата не похожим на себя и по этой причине стал презирать своего отца, он упо-добился тем людям в Ци, которые брали воду из одного ко-лодца и старались оттолкнуть от него друг друга. Потому и говорят сейчас: “В наше время все люди - хуани”. Вот почему тот, кто претворил в себе полноту жизни, живет не-знанием, и тем более таков тот, кто претворяет Путь. В старину это называлось “избежать кары Небес”.

    Мудрый обретает покой в том, что дарит ему покой, и не ищет покоя там, где его нет. Заурядный человек ищет покоя в том, что не дает покой, и не имеет покоя там, где покой есть.

    Чжуан-цзы сказал: “Познать Путь легко, а не говорить о нем трудно. Знать и не говорить - это принадлежит небесному. Знать и говорить - это принадлежит человеческому. Люди древности предпочитали небесное человеческому”.

   Чжу Пинмань учился закалывать драконов у Чжили И. Он лишился всех семейных богатств стоимостью тысячу золотых, но за три года в совершенстве овладел этим искусством. Одно было плохо: мастерству своему он так и не нашел применения.

   Мудрый и необходимое не считает необходимостью, а потому обходится без оружия. Обыкновенный человек считает необходимостью даже не необходимое, а потому имеет много оружия. Привыкший к оружию всегда поль-зуется им, чтобы добиться желаемого. Но тот, кто уповает на силу оружия, гибнет сам.

   Знания маленького человека не идут дальше обертки для подарка и дощечки для письма. У такого человека на уме одни мелкие заботы, но он хочет облагодетельствовать весь мир, постичь Великий Путь и слиться с Великим Единством. Подобные ему вслепую блуждают по миру и, не ведая Великого Начала, впустую расточают свои силы. А вот совершенный человек духом устремляется к Велико-му Истоку и сладко дремлет в Извечно Отсутствующем.

Он подобен воде, которая струится, не имея формы, и обнажает Великую Чистоту. Разве не прискорбно, что люди стараются знать все о кончике волоска и не ведают о великом покое?

    В царстве Сун жил человек по имени Цао Шан. Сунский царь отправил его в Цинь и дал ему несколько ко-лесниц, а Шан сумел понравиться циньскому царю и за-имел целую сотню колесниц.

Вернулся он в Сун, встретил Чжуан-цзы и стал над ним насмехаться:

- Жить на задворках захолустной деревни, по бед-ности плести сандалии, иметь иссохшую шею и пожелтев-шее лицо - такое мне, Шану, нелегко приобрести. А вот вразумить правителя целого царства и получить в награду сотню колесниц - такое мне сделать нетрудно. Когда циньский царь захворал, то позванный им лекарь вскрыл ему чирей и вырезал опухоль и в награду получил одну колесницу. А тот, кто вылизал царю геморрой, получил пять колесниц. Видно, чем ниже способ лечения, тем выше награда. Как же ты лечил ему геморрой, что заслужил столько колесниц?

     Ай-гун, царь Лу, спросил Янь Хэ:

- Если я сделаю Конфуция своим первым советником, станет ли лучше правление в моем царстве?

- Это опасно! Вам будет грозить гибель! - отвечал Янь Хэ. - Конфуций норовит разукрасить даже фазаньи перья. Он может только красиво говорить, а несуществен-ное принимает за главное. Он мягок с людьми, но не знает их и им не доверяет. Он воспринимает только свои мысли, думает только о своей душе. Как же может он стоять над народом? Только по недомыслию можно привлекать его на службу и оказывать ему покровительство. Нынче он уводит людей от действительности, учит их притворять-ся - так ли нужно относиться к народу? Нет, лучше от этого отказаться, иначе потомкам нашим прибавится забот. В управлении государством трудно оказывать милости лю-дям, забывая о себе. Не таково милосердие Неба. Торгов-цев оседлых и странствующих нельзя причислять к слу-жилым людям. Даже если установить такой порядок в цар-стве, духи этого не признают. Казнь внешняя свершается железом и деревом. Казнь внутренняя свершается поступ-ками и ошибками. Простых людей, приговоренных к внеш-ней казни, мучают железом и деревом. Тех, кому уготовле-на казнь внутренняя, грызут силы Инь и Ян. Избежать казни и внешней, и внутренней способен только Настоя-щий человек.

    Конфуций сказал:

- Проникнуть в сердце человека труднее, чем проник-нуть в горное ущелье, а познать его труднее, чем познать само Небо. Небо установило весну и осень, лето и зиму, день и ночь. У человека же лицо непроницаемо, чувства скрываются глубоко. Он бывает с виду добрым, а по натуре жадным; бывает по виду способный, а на деле никчемный; бывает горячливый, а в душе праздный; бывает внешне мягкий, а внутри грубый или внешне жесткий, а внутри резкий. А потому бывает, что человек исступленно, словно в горячке, выполняет долг и так же ретиво, словно в горяч-ке, бежит от выполнения долга. Посему государь посылает человека далеко, чтобы испытать его преданность, и посы-лает его близко, чтобы испытать его почтительность; дает трудное поручение, чтобы испытать его способности, и задает ему неожиданные вопросы, чтобы испытать его сообразительность; приказывает действовать быстро, чтобы ис-пытать его доверие, и доверяет ему богатство, чтобы испы-тать его совестливость; извещает его об опасности, чтобы испытать его хладнокровие, и поит его допьяна, чтобы ис-пытать его наклонности; сажает его вместе с женщинами, чтобы увидеть, похотлив ли он. Благодаря этим девяти испытаниям можно понять, каковы способности человека.

    Као-фу по прозвищу Праведный, получив первое на-значение, опускал голову; получив второе назначение, гор-бился; получив третье назначение, клонился до земли и уползал вдоль стены. Кто не сочтет его образцом? А есть и такие мужи: при первом назначении смотрят надменно, при втором назначении красуются в колеснице, а после третьего назначения зовут старших по их именам. Кого же из них можно уподобить Тану и Юю?

    Нет большего разбойника, нежели тот, кто живет с мыслью о совершенстве жизни, а умом ограничен. Если таким умом вглядываться в себя, то сам себя погубишь.

Злых свойств имеется пять. Главное среди них - само-влюбленность. Что значит самовлюбленность? Это значит превозносить собственные достоинства и порицать других за то, что они поступают иначе.

Беда навлекается восьмью крайностями, успех прино-сят три необходимости, в теле имеется шесть полостей. Красота, пышная борода, высокий рост, крепкое сложение, сила, изящество, смелость, мужество - вот восемь крайно-стей, которые возвышают нас над другими и потому служат источником бед. Подражание другим, уступчивость и бдительность - вот три качества, которые принижают нас перед другими и потому приносят успех. Знание, объемлю-щее все внешнее; смелые поступки, приносящие разочаро-вания; доброта и справедливость, навлекающие обязатель-ства; доскональное понимание величия жизни; доскональ-ное понимание ничтожности знания; доскональное пони-мание неотвратимости великой судьбы; доскональное пони-мание мимолетности времени...

    Некто был принят сунским царем, получил в подарок десять колесниц и стал хвастаться своим приобретением перед Чжуан-цзы. Чжуан-цзы сказал: “У реки жил бедняк, который кормился тем, что плел вещи из тростника. Однажды его сын нырнул в пучину и вытащил жемчужину стоимостью в тысячу золотых.

- Разбей ее камнем! - приказал ему отец. - Ведь эта жемчужина ценой в десять тысяч золотых, должно быть, из тех, что хранятся в самом глубоком омуте, под мордой дракона. Ты смог достать ее лишь потому, что он спал. Но проснется дракон - и тебе придется туго! Нынче царство Сун - омут поглубже речного, а сунский царь не страшнее дракона. Ты получил колесницы потому лишь, что царь спал. А проснется царь - и тебе несдобровать!”

    Некто звал Чжуан-цзы на службу. Чжуан-цзы же так ответил посланцу:

- Не приходилось ли вам видеть жертвенного быка? Его наряжают в узорчатые ткани, кормят свежей травой и бобами. А потом его ведут, и он входит в храм предков. Даже если бы в тот миг он очень хотел снова стать воль-ным теленком, может ли его желание осуществиться?

    Если выравнивать с помощью неровного, то и ровное станет неровным. Если доказывать с помощью недоказан-ного, то и доказанное станет недоказанным. Тот, кто пола-гается на внешнее восприятие, может лишь воздействовать на вещи. Тот, кто полагается на дух, имеет достоверное знание. То, что духовное знание имеет преимущество над знанием вещей, признано уже давно. Однако же глупцы полагаются лишь на то, что могут видеть, и считают это общей истиной. Как это прискорбно!

    Чжуан-цзы лежал на смертном одре, и ученики уже собирались устроить ему пышные похороны. Чжуан-цзы сказал: “Небо и Земля будут мне внутренним и внешним гробом, солнце и луна - парой нефритовых дисков, звез-ды - жемчужинами, а вся тьма вещей - посмертными подношениями. Разве чего-то не хватает для моих похорон? Что можно к этому добавить?”

- Но мы боимся, - отвечали ученики, - что вас, учи-тель, склюют вороны и коршуны.

Чжуан-цзы сказал: “На земле я достанусь воронам и коршунам, под землей пойду на корм муравьям. У одних отнимут, а другим дадут. За что же муравьям такое предпочтение?”