Часть 7.

РЕЛИГИЯ

ГЛАВА XV

О ЕСТЕСТВЕННОМ ЦАРСТВЕ БОЖИЕМ

1. План последующего изложения.

2. Над кем царст­вует Бог.

3. Троякое слово Божие: разум, откровение, пророчество.

4. Двоякое Царство Божие: естественное и пророческое.

5. Право, по которому царствует Господь, основано на его Всемогуществе.

6. То же подтверждается Священным писанием.

7. Обязательство повиновения Богу исходит из человеческой слабости.

8. Законы в естествен­ном Царстве Божием изложены выше: во второй и третьей главах.

9. Что такое почести и культ.

10. Культ выражает­ся в прославлении и действиях.

11. Культ бывает естест­венный и искусственный.

12. Культ может совершаться по

427

предписанию или быть непроизвольным.

13. В чем цель или назначение культа.

14. Каковы естественные законы, касающиеся атрибутов Бога.

15. Каковы действия, в кото­рых осуществляется естественный культ.

16. В естествен­ном Царстве Божием государство может устанавливать культ Бога по своему усмотрению.

17. Если Бог царствует только по природе, то истолкователем всех законов являет­ся государство, то есть тот человек или совет (curia), кото­рый обладает дарованной Богом верховной властью в го­сударстве.

18. Устранение некоторых сомнений.

19. Что та­кое проступок и оскорбление величия в естественном Царстве Божием.

1. То, что природное состояние, то есть состояние абсо­лютной свободы, при котором никто не царит и никто не подчиняется, есть состояние анархии и вражды, что ука­зания о том, как избежать подобного состояния, есть зако­ны природы, что государство не может существовать без верховной власти, что следует повиноваться обладающим верховной властью безусловно, то есть во всем, что не противоречит велениям Бога, было в предыдущих главах доказано аргументами разума и подтверждено свидетель­ствами Священного писания. Для полного знания того, в чем состоят обязанности гражданина, нам недостает толь­ко одного: знания, что такое законы или повеления Бога. Ведь иначе невозможно знать, противоречат ли законам Бога или нет те приказания, которые мы получаем от гражданской власти. Неизбежным результатом этого ста­новится то, что мы из чрезмерного почтения к государству оказываемся непочтительными по отношению к божест­венному величию либо, наоборот, из страха согрешить перед Богом мы оказываемся неуважительными по отно­шению к государству. Чтобы избежать обоих этих под­водных камней, необходимо знать божеские законы. По­скольку же знание законов зависит от знания самого прав­ления, то в следующих главах необходимо сказать о Царст­ве Божием.

2. Псалмопевец говорит (Пс. 96, 1): Господь царст­вует, да радуется земля. И тот же псалмопевец (Пс. 98, 1): Господь царствует, да трепещут народы. Он восседает на херувимах: да сотрясется земля. Значит, хотят ли люди или не хотят, Бог есть царь над всей землей, и, если есть такие, кто отрицает его существование или его провидение, это не отнимет у него престола его. Но хотя Бог в своем могуществе и правит людьми так, что никто не может

428

сделать что-нибудь вопреки его воле, это, однако, собствен­но и точно говоря, не означает царствования. Ведь царст­вующим называют того, кто правит не действиями, а сло­вами, то есть приказывая и запрещая. Следовательно, подданными Царства Божиего не могут быть бездушные и неразумные тела, хотя и подвластные могуществу Божье­му но не внемлющие ни повелениям, ни угрозам Бога. Не могут ими быть и атеисты, ибо они не верят в Бога, ни те, кто хотя и верят в существование Бога, но не верят, что он управляет земными делами,- ведь и они, оста­ваясь подвластными могуществу Божьему, не признают тем не менее никаких его повелений и не страшатся его гнева. Поэтому только те должны быть причислены к Царству Божиему, кто признает Бога правителем всего сущего, который давал людям закон и устанавливал нака­зание тем, кто его преступит. Остальных же мы должны считать не подданными, но врагами Бога.

3. Управлять путем приказаний может только тот, кто открыто объявляет управляемым, в чем состоят его прика­зания, ибо приказания правящих являются законами для тех, кем управляют. Законы же должны быть обязательно обнародованы, чтобы уничтожить всякую возможность оправдаться их незнанием. Люди объявляют свои законы в словах, то есть во всеуслышание, и не могут вообще иным путем сделать общеизвестной свою волю. Законы же Бога могут стать известными тремя путями. Во-первых, через молчаливое (не выраженное в словах) веление истинного разума. Во-вторых, через непосредственное откровение, выражающееся, как принято считать, в сверхъестествен­ном гласе, видении, сне, в божественной инспирации или озарении. В-третьих, в словах какого-нибудь человека, которого Бог, чтобы внушить к нему доверие прочих, на­делил даром истинного чудотворства. Тот человек, в чьих словах раскрывается воля Божия, называется пророком. Эти три пути могут быть названы трояким словом божьим, а именно словом разума, словом чувства и словом пророка. Им соответствуют три способа, дающих нам возможность, как говорят, услышать Бога: правильное рассуждение, чув­ства и вера. Доступное чувствам слово Божие обращено к немногим, и Бог обращается с откровением лишь к не­многим людям, и всегда по-разному, и этим путем ни од­ному народу не стал известен ни один закон его царствия.

4. В соответствии с тем, как различаются божествен­ное слово разума и слово пророка, Царство Божие можно разделить на два: естественное, в котором он правит с

429

помощью велении истинного разума и которое открыто для всех, кто признает общее для всех божественное мо­гущество в силу своей разумной природы, и пророческое, в котором он правит через слово пророка, это царство дос­тупно не для всех, потому что Бог не всем дал положитель­ные законы, а только избранному народу и некоторым избранным людям.

5. В естественном царстве право Бога управлять и наказывать тех, кто нарушает его законы, опирается толь­ко на его неодолимое могущество. Ведь любое право по отношению к другим исходит либо от природы, либо из соглашения. В шестой главе уже было показано, каким образом из соглашения возникает право власти. От при­роды же это право проистекает именно в силу того, что оно не отнимается природой. Ведь когда у всех по природе было право на все, то у каждого было право управлять всеми, возникающее вместе с самой природой. Причина же, заставившая людей уничтожить это право, заключа­лась только во взаимном страхе, как это было показано выше (в 3-м параграфе главы II), ибо сам разум требовал отказаться от этого права ради сохранения человеческого рода, поскольку равенство сил и естественных возможно­стей людей необходимо влечет за собой войну, а война означает гибель человеческого рода. Поэтому если кто-то настолько превзошел своим могуществом прочих, что даже все они общими силами не могли бы ему противостоять, то вообще бы исчезло всякое основание, заставляющее его отказаться от права, предоставленного ему природой. Сле­довательно, у него бы сохранилось право по отношению ко всем остальным, основанное на превосходстве в силе, благодаря которой он мог бы спасти и себя, и остальных. Следовательно, из самого могущества проистекает право господства тех, чьей мощи невозможно сопротивляться, а значит, тем самым и для всемогущего Бога. И всякий раз, как Бог наказывает преступника или даже убивает его, хотя наказывает он за совершенный им проступок, не следует, однако, говорить, что он не мог по справедли­вости наказать или даже убить этого же человека и в том случае, если бы тот не совершил никакого проступка. И если при наказании воля Бога может принимать во вни­мание совершенный перед тем проступок, то из этого не следует, что право наказания или убийства зависит не от божественного могущества, а от проступка человека.

6. Множество раз обсуждавшийся в спорах древних вопрос, почему хорошим людям выпадает на долю зло-

430

счастье, а дурным - благо, совпадает с нашим: по какому праву Бог распределяет между людьми блага и несчастья. Своею сложностью этот вопрос поколебал веру в божест­венную мудрость не только у толпы, но и у философов, и, что еще важнее, у святых [людей]. Как благ,- говорит Давид,- Бог к Израилю, к чистым сердцем; А я- едва не пошатнулись ноги мои, едва не поскользнулись стопы мои, я позавидовал безумным, видя благоденствие нече­стивых (Пс. 72, 1, 2, 3). И как жестоко укорял Бога Иов за то, что он, будучи праведным, подвергся таким страда­ниям. В случае с Иовом Бог собственным словом разре­шил это противоречие и обосновал свое право не его гре­хом, а собственным могуществом. Ведь Иов и друзья его спорили между собой, и друзья считали его виновным, ибо он наказан, а он опровергал их обвинения и говорил, что невиновен. Бог же, выслушав их, отверг его жалобы, ска­зав, что осудил его не за какой-нибудь грех или неспра­ведливость, а чтобы явить собственное могущество: Где был ты, когда я полагал основания земли? и т.д. (Иов 38, 4). О друзьях же его говорит: Гнев мой на тебя и на друзей твоих за то, что вы говорили о мне не так верно, как раб мой Иов (Иов 42, 7). Сходный смысл заключается в словах нашего Спасителя, когда встретил Он слепого от рождения. На вопрос учеников: кто согрешил, он или ро­дители его, что родился слепым? - ответил: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем яви­лись дела Божий (Иоан. 9,3). И хотя сказано: смерть вошла в мир грехом (Рим. 5,12), из этого не следует, что Бог не мог бы своим правом обречь людей на болезни и смерть, даже если бы они никогда не грешили, подобно тому как он создал и прочие живые существа смертными и подверженными болезням, хотя они и не могут грешить.

7. Если Бог обладает правом власти, основанным на его всемогуществе, то очевидно, что обязательство повино­ваться ему налагается на людей их бессилием. Ибо обя­зательство, возникающее из соглашения, о чем было ска­зано во второй главе, не может иметь место там, где право власти возникает от природы, не опосредованное никаким соглашением. Существует же два вида естественного обя­зательства. Первый из них, когда свобода уничтожается в силу физических препятствий, в соответствии с чем мы говорим, что небо, земля и все твари подчиняются зако­нам своего создания. Второй - когда свобода уничтожает­ся страхом и надеждой, в соответствии с чем слабейший, отчаявшись в возможности сопротивления, не может не

431

повиноваться сильнейшему. Из этого второго ряда обяза­тельства, то есть из страха или сознания собственного бессилия в сравнении с божественным могуществом, рож­дается наше обязательство повиновения Богу в естествен­ном Царстве Божием, потому что разум убеждает всех признающих божественное могущество и мудрость, что не следует лезть на рожон.

8. Слово Бога, правящее только в силу природы, есть по-нашему не что иное, как здравый разум, а законы ца­рей можно знать лишь из их слов. Отсюда очевидно, что законы Бога, царствующего только в силу природы, яв­ляются единственными естественными законами, то есть теми, которые мы перечислили в главах II и III, выводя их из требований разума: смирение, равенство, справед­ливость, милосердие и прочие нравственные добродетели, побуждающие к миру, определяющие взаимные обязан­ности людей по отношению друг к другу. К тем же зако­нам, которых требует истинный разум, относится и то, что касается почитания и культа божественного величия. Нет необходимости повторять, что представляют собой эти естественные законы или нравственные добродетели. Од­нако следует рассмотреть, какие почести и какой культ божества, то есть какие священные законы, диктует тот же естественный разум.

9. Почести, собственно говоря, есть не что иное, как признание чужого могущества, соединенного с благостью (bonitas). И почтение к кому-нибудь - это то же самое, что и высокая оценка. И таким образом, почитание зави­сит собственно не от почитаемого, а от почитающего. А за почтением, складывающимся в сознании, следуют необхо­димо три чувства: любовь, вызванная благостью, надеж­да и страх, которые определяются могуществом. Из них возникают внешние действия, с помощью которых умило­стивляют и делают благосклонными к себе могуществен­ных и которые суть результат самого почтения и тем са­мым как бы его естественные знаки. Но само почтение (почесть) переносится и на эти внешние выражения поч­тения, и в этом смысле мы говорим о том, чье могущество мы очень высоко ценим, свидетельствуя нашими сло­вами и делами, что мы его почитаем (honorare), так что почтение здесь значит то же, что и культ. Культ же есть внешнее действие, выражающее внутреннее почтение. Го­ворят же, что мы почитаем (colere) тех, чей гнев мы стре­мимся смягчить всяческими услугами и всячески распо­ложить к себе.

432

10. Внутреннее состояние души выражается либо в словах, либо в поступках, таким образом, всякий культ включает как слова, так и действия. И то и другое может относиться к трем родам, первым из которых является хвала, то есть прославление благости, вторым - прослав­ление могущества, являемого в настоящем, то есть возве­личивание (?????'?????), третьим - прославление блажен­ства, то есть могущества, обеспеченного в будущем, что называется макаризмом (??????????), прославлением (букв.- признанием счастливым). Повторяю, каждый из этих трех родов почестей может быть выражен не только в словах, но и в действиях. Мы восхваляем, прославляем в словах, когда перечисляем качества (атрибуты), называя того, кого мы чтим, например, щедрым, сильным, мудрым. Действиями же соответственно мы чтим кого-либо, выра­жая благодарность за доброту, повинуясь могуществу и поздравляя с удачей.

11. Хотим ли мы восхвалять кого-либо словами и дей­ствиями, мы найдем, с одной стороны, такие, которые у всех обозначают почтение. Таковы, например, среди атри­бутов общие обозначения достоинств и силы, которые мо­гут иметь только похвальное значение: добрый, прекрас­ный, сильный, справедливый и тому подобное, а среди действий - повиновение, выражение благодарности, мо­литвы и прочие в том же роде, содержащие в себе призна­ние силы и добродетели. С другой же стороны, мы встре­тим слова и действия, которые у одних народов имеют похвальное значение, а у других - выражают осуждение либо безразличие; таковы среди атрибутов те определе­ния, которые выражают различные действия или свойст­ва как добродетели или пороки, как достойное или недо­стойное и т. д. в зависимости от различия их представле­ний о вещах. Например, убийство врага, бегство, занятие философией, ораторским искусством и тому подобное у одних рассматривается как достойное хвалы, а у других -порицания. Среди действий же - то, что зависит от мест­ных обычаев или предписаний гражданских законов: на­пример, обнажать голову при приветствии, снимать обувь, склоняться в поклоне, обращаться с молитвой стоя, про­стершись ниц или коленопреклоненно, обрядовые форму­лы и тому подобное. И тот культ, который у всех и всегда выражает почтение, является естественным, тот же, кото­рый связан с особенностями местных обычаев, может быть назван произвольным (условным).

12. Культ, кроме того, может быть установленным по

433

повелению того, кому он воздается, и может быть непроиз­вольным, то есть таким, каким он представляется тому, кто его совершает. Если это культ, установленный по при­казу, то исполняемые во время его совершения действия выражают почтение не как таковые, а в силу приказания, ибо непосредственно они выражают повиновение, пови­новение же есть признание могущества, так что культ, совершаемый по приказу, выражается в повиновении. Непроизвольный же культ выражает почтение только в силу самой сущности действия; если последние рассмат­риваются как почтительные, то это культ, в противном случае - это поношение. Далее, культ может быть об­щественным и частным. Общественный культ не может быть непроизвольным для отдельных граждан, для госу­дарства же может. Ведь поскольку то, что совершается непроизвольно, происходит по воле совершающего, то это был бы не единый общий культ, а культов было бы столь­ко, сколько почитающих, если бы воли всех не объедини­лись по велению одного человека. Частный же культ мо­жет быть непроизвольным, если он совершается втайне. То же, что происходит публично, ограничено либо зако­нами, либо чувством неловкости, но и то и другое противо­речит сущности непроизвольного действия.

13. Для того же, чтобы понять цель и назначение куль­та, необходимо понять причину, заставляющую людей ра­доваться почитанию. Нужно принять во внимание то, что мы показали в другом месте,- радость состоит в том, что всякий рассматривает свою силу, доблесть, мудрость, красоту, друзей, богатства и т. п. как выражение собствен­ного могущества, и причина такой радости есть не что иное, как гордость и триумф души, полагающей себя по­читаемой, то есть любимой и внушающей страх, распола­гающей помощью и услугами людей. Поэтому люди, ви­дя, что кого-то чтут, то есть считают могущественным другие, сами проникаются уверенностью в его могущест­ве. Таким образом, почет увеличивается благодаря культу, и воображаемое могущество создает истинное. Цель же того, кто требует себе почета или принимает его, состоит в том, чтобы как можно больше людей повиновалось ему из любви или из страха.

14. Для того чтобы знать, каким должен быть культ Бога, отвечающий требованию естественного разума, нач­нем с атрибутов. И здесь прежде всего очевидно, что Богу следует приписать существование. Ведь не может возник­нуть какого-либо желания чтить того, кто, по нашему мне-

434

нию, не существует. Далее, философы, утверждающие, что мир или мировая душа (то есть часть его) есть Бог, говорят о нем недостойно, ибо они не только никак не оп­ределяют Бога, но и вообще отрицают его существование. Ведь имя Бог означает причину мира, утверждающие же, что мир есть Бог, утверждают, будто мир не имеет никакой причины, то есть что Бог не существует 7. Подобным же образом и те, кто утверждает, что мир не сотворен, а су­ществует вечно (а ведь у вечного не может быть причины), тем самым говорят, что не существует причины мира, то есть не существует Бога. Недостойно Бога и мнение тех, кто приписывает ему бездеятельность и тем самым ли­шает его управления миром и человеческим родом. Ведь хотя они и признают его всемогущим, однако, если он не заботится о столь низменных вещах, они приходят к изби­той мысли: что выше нас, то нас не касается; и поскольку нет ничего, что заставляло бы их любить Бога и бояться его, то для них он как бы и не существует. Что же касает­ся атрибутов, выражающих величие и могущество, те из них, что обозначают нечто конечное и ограниченное в нем, менее всего являются знаками богопочитания. Ибо наше почитание будет недостойным Бога, если мы признаем за ним меньше величия и могущества, чем можем. А всякий конечный атрибут меньше того, что мы можем ему припи­сать: к конечному всегда очень легко прибавить и припи­сать нечто большее. Следовательно, Богу нельзя припи­сать и форму, ибо всякая форма конечна. И нельзя гово­рить, что мы представляем Бога нашим воображением или любой нашей духовной способностью, ибо все, что мы способны понять, мы понимаем лишь как конечное (fini­tium). И хотя слово бесконечное обозначает понятие, фор­мируемое сознанием, отсюда, однако, не следует, что мы обладаем каким-то понятием бесконечной вещи (res infi­nita). Ведь когда мы говорим, что нечто является беско­нечным, мы обозначаем этим не нечто в самой вещи, а только бессилие нашего ума, как бы говоря, что мы не знаем границ вещи и где кончается она.

Не содержит в себе почтения к Богу и утверждение, что в нашем уме существует его идея; ведь идея есть наше понятие (conceptus), а всякое наше понятие касает­ся только конечного. Невозможно применить к нему поня­тие частей или целого, ибо это также атрибуты конечно­го, нельзя говорить, что он находится в каком-то месте, ибо занимать место означает иметь со всех сторон опре­деленные границы и размеры. Нельзя говорить и о том,

435

что он находится в движении или пребывает в покое, ибо и то и другое предполагает нахождение в каком-то месте 8. Не подобает утверждать существование множества бо­гов, ибо множество не есть бесконечность. Далее, что ка­сается атрибутов, определяющих его блаженство, недо­стойны Бога такие, которые обозначают претерпевание (если только понимать их не в смысле аффекта, а мето­нимически, как результат), такие, как раскаяние, гнев, сострадание, либо те, которые означают недостаток чего-либо, как стремление, надежда, желание и та любовь, которая называется страстью. Ведь все это суть выраже­ние недостатка, неудовлетворенной потребности, ибо не­возможно представить, чтобы кто-нибудь стремился, на­деялся, желал чего-либо, кроме того, чего он лишен и в чем нуждается. Недостойны Бога, наконец, и атрибуты, означающие способность претерпевания, ибо понятие пре­терпевания есть выражение ограниченной силы и зави­симости от другого. Следовательно, когда мы приписы­ваем Богу волю, ее не следует понимать как подобную нашей, называемой разумным стремлением. Ведь если бы Бог пожелал нечто, то он нуждался бы в этом, а гово­рить так - значит оскорблять Бога. Следовательно, нужно предположить, что воля Бога не аналогична нашей воле, чего, однако, понять мы не можем. Подобным же обра­зом, когда мы приписываем Богу зрение и прочие чувст­венные восприятия, а также знание и ум, которые в нас суть не что иное, как движение души, возбужденной внеш­ними вещами, действующими на органы чувств, не сле­дует думать, что нечто подобное происходит и с Богом: ведь это бы означало, что его могущество зависит от чего-то еще, а это уже не есть высшее блаженство. Сле­довательно, тому, кто желает относить к Богу иные име­на кроме тех, которых требует разум, с необходимостью придется прибегнуть к таким отрицательным именам, как бесконечный, вечный, неисповедимый, либо к превосход­ным степеням, как наилучший, величайший, могущест­веннейший и так далее, либо именам, не требующим оп­ределения, как добрый, справедливый, мощный, созда­тель, царь, и тому подобным. Такое употребление не означает, что мы хотим сказать, что такое Бог, ибо это означало бы ограничить его пределами наших представ­лений, но выразить собственное восхищение и повинове­ние, что есть проявление нашего смирения и беспредель­ного почтения . Ибо разум диктует нам единственное имя, способное обозначить природу Бога,- существую-

436

щий, или проще - то, что есть, и единственное, выра­жающее его отношение к нам,- Бог, которое охватывает понятия царь, и господин, и отец.

15. Что касается внешних действий, которыми должно чтить Бога, то самое общее требование разума состоит в том, чтобы они, подобно атрибутам, служили бы выра­жением душевного настроения почитающего. Прежде все­го это относится к молитвам. Тот, кто творит священные изображения из золота или из мрамора, еще не чтит бо­гов, а чтит лишь тот, кто молит их. Ибо молитвы суть выражение надежды, а надежда есть признание божест­венного могущества и доброты. Во-вторых, это выраже­ние благодарности, являющееся выражением того же внутреннего состояния, только в первом случае молитвы предшествуют благодеянию, благодарность же следует за ним. В-третьих, дары, то есть приношения и жертвы, ибо они суть выражения благодарности. В-четвертых, не следует клясться никаким другим именем, кроме [имени] Бога. Ведь клятва есть призывание гнева человеком про­тив самого себя в случае нарушения им обещания и того, кто может знать, нарушил он обещание или нет, и может наказать его, сколь бы могуществен тот ни был, что до­ступно одному Богу. Ведь если бы был какой-нибудь че­ловек, от которого не могли бы скрыться преступления его подданных и которому не могла противостоять ника­кая человеческая сила, то было бы достаточно данного слова без всякой клятвы, а нарушение этого слова могло бы быть наказано человеком, следовательно, не было бы никакой нужды в клятве.

В-пятых, следует говорить о Боге почтительно, ибо это выражение страха, а страх есть признание могущест­ва. Из этого требования вытекает, что не следует упоми­нать имени Божия всуе или бесцельно, ибо это и есть непочтительность. И не следует клясться там, где в этом нет нужды, ибо это бесцельно. Необходимость же в клят­ве возникает только в отношениях между государствами для того, чтобы избежать или уничтожить насильствен­ную борьбу, которая неизбежно начинается там, где нет доверия к обещаниям, клятва необходима и в государ­ственной жизни для большей надежности судопроизвод­ства. Не следует также спорить о природе Бога, ибо пред­полагается, что в естественном Царстве Божием все опре­деляется только разумом, то есть исходя из принципов естественного знания. Но с их помощью мы тем более не можем познать природу Бога, если мы даже не можем

437

этим путем достаточно уяснить себе особенности нашего собственного тела или какой-либо другой твари. По­этому из такого рода рассуждений не может получить­ся ничего, кроме неразумной попытки применить к бо­жественному величию понятия, созданные по мерке наших представлений. Следовательно, если говорить о божест­венном праве, также непочтительны и необдуманны сло­ва тех, кто называет что-то несогласным с божественной справедливостью. Ведь и люди считают для себя оскорб­лением, если дети начинают оспаривать их право или не считают справедливыми их приказания. В-шестых, все, чем мы пользуемся в наших молитвах, благодарениях, жертвоприношениях, должно быть наилучшим в своем роде и выражать почтение. В частности, речь, обращен­ная к Богу, не должна быть сложена из слов случайных, пустых или низменных, но быть прекрасной и стройной. Ведь хотя и бессмысленно почитание язычниками Бога, изображенного в статуях, однако не лишено основания то, что они в своих священных действиях используют песни и музыку. Точно так же жертвы должны быть прекрасны, дары великолепны, а все действия должны выражать смирение, благодарность и память о получен­ных благодеяниях, ибо все это свидетельствует о стрем­лении почитать Бога. В-седьмых, Бога следует чтить не только наедине, но и открыто, в общественном месте, перед всеми людьми. Ведь, как было сказано выше (в 13-м параграфе), культ особенно приятен, потому что он порождает и среди других уважение к почитаемому. Ведь если бы остальные не видели этого почитания, то исчезло бы то, что является самым приятным в культе.

Наконец, всеми силами следует блюсти естественные законы, потому что самым страшным оскорблением, пре­восходящим все остальные, является неуважение к власти Господа, равно как и, наоборот, приятнее всяких жертв для него покорность.

Таковы основные из тех естественных законов бого­почитания, которые диктует разум каждому человеку. И тот же естественный разум, кроме того, повелевает всем государствам, каждое из которых является единым лицом, придерживаться единообразия в общественном культе. Ведь действия, совершаемые отдельным лицом в согласии с его частным разумением, не являются дейст­виями государства и, следовательно, государственным культом. А то, что исходит от государства, предпола­гается исходящим от того или тех, кто обладает верхов-

438

ной властью, а потому происходящим с согласия всех граждан, то есть единообразно.

16. Естественные законы богопочитания, перечислен­ные в предыдущем параграфе, требуют пользоваться только естественными знаками почитания. Следует иметь в виду, что существуют два рода таких знаков: естествен­ные и установленные в силу определенного соглашения, либо ясно выраженного, либо молчаливо подразумевае­мого. Поскольку же в любом языке употребление слов, или наименований, является результатом установления, то в силу того же установления оно может и меняться. Ибо все, что зависит и получает свою силу от человече­ской воли, может и измениться или быть уничтожено по воле и согласию тех же людей. Следовательно, и имена, которые в силу соглашения между людьми стали приме­няться к Богу, по их же соглашению могут перестать применяться к нему, а то, что может происходить по установлению людей, может быть установлено государст­вом. Следовательно, государство, то есть те, кто обладает властью в государстве, имеет право судить, какие слова, или наименования, выражают почитание Бога, а какие нет, то есть какое учение о природе и деяниях Бога долж­но существовать в государстве и проповедоваться в нем. Действия же выражают отношения не в силу человеческих установлений, а естественно, подобно тому как резуль­таты указывают на причины. Некоторые из этих действий всегда служат знаками пренебрежения к тем, перед кем они совершаются, например, такие, которые демонстри­руют нечистоту тела, либо такие, которые стыдно совер­шать перед теми, кого мы чтим. Другие же всегда яв­ляются знаками почитания, например, такие, как прибли­зиться и обратиться достойно и смиренно, уступить до­рогу или оказать какую-то иную услугу человеку. Здесь государство не может менять ничего. Но существует бес­конечное множество других действий, безразличных и не выражающих ни почитания, ни пренебрежения; такого рода действия могут быть превращены государством в знаки почитания и в этом качестве действительно слу­жить выражением почтения. Отсюда становится понят­ным, что государству следует повиноваться, какой бы знак почитания Бога, то есть какой культ, оно бы ни уста­новило, лишь бы это можно было использовать как знак почитания, ибо знаком почитания является именно то, что по приказанию государства принимается за таковой.

17. Мы уже сказали, каковы духовные и светские за-

439

коны, установленные Богом в его царстве, где он правит только по природе. А так как нет никого, кто не мог бы ошибиться в своих рассуждениях, и люди в большинстве случаев по-разному оценивают свои действия, можно за­дать и такой вопрос: кому же пожелал Бог поручить тол­кование (велений) истинного разума, то есть своих зако­нов. Что касается гражданских законов, то есть тех, ко­торые относятся к соблюдению справедливости и нравст­венности в отношениях людей друг к другу, то, как это явствует из сказанного выше об установлении государст­ва, мы доказали, что разум требует передать всякое суж­дение о них государству. Суждения же суть не что иное, как истолкование законов, и соответственно толкование законов повсюду принадлежит государству, то есть тем, кто обладает в нем верховной властью. Что же касается духовных законов, то здесь следует принять в соображе­ние то, что мы доказали выше (в 13-м параграфе главы V), а именно что отдельные граждане перенесли на того или на тех, кто обладает властью в государстве, столько прав, сколько они могли перенести. Могли же они пере­нести право решения, каким образом следует почитать Бога. Что они и сделали. А то, что они могли это сделать, ясно из того, что до установления государства каждый должен был своим собственным разумением искать спо­соб почтить Бога. Но каждый может подчинить свой ин­дивидуальный разум разуму всего государства. Кроме того, если бы каждый, почитая Бога, следовал своему собственному разуму, то при таком числе разнообразных способов почитания каждый считал бы культ другого не­достойным и даже нечестивым и каждому бы казалось, что другой не чтит Бога. Следовательно, это бы не было культом, даже если бы какой-нибудь из этих способов почитания был совершенно согласен с разумом, потому что сущность культа состоит в том, чтобы он был знаком внутреннего почитания. А знаком является только то, что делает нечто известным для других. Поэтому знаком почитания может быть только то, что и другим представ­ляется тем же. Далее, истинным знаком является то, что становится знаком в силу всеобщего согласия. Следова­тельно, и почетным является то, что становится знаком почитания с согласия людей, то есть по велению госу­дарства. Тем самым не противоречит воле Божией, ра­скрывающейся только через разум, оказание Богу знаков почитания, установленных государством. Следовательно, граждане могут передать право решения о том, как имен-

440

но следует чтить Бога, тому или тем, кто обладает в госу­дарстве верховной властью. Более того, они должны это делать, ибо в противном случае все абсурдные представ­ления о природе Бога, все смехотворные обряды, сущест­вующие у каких-либо народов, окажутся одновременно в одном государстве, и каждый будет уверен, что все остальные только оскорбляют Бога. Поэтому ни о ком нельзя было бы с полным основанием сказать, что он чтит Бога, ибо Бога чтит, то есть оказывает ему внешние зна­ки почитания, только тот, чьи действия и другими воспри­нимаются как знаки почитания. Таким образом, можно сделать следующие заключения: толкование естествен­ных законов, как духовных, так и светских, если Бог осу­ществляет свою власть только через природу, зависит от государственной власти, то есть того человека или сове­та, кому передана верховная власть в государстве. Из этого следует, что Бог повелевает словами властителей и, наоборот, все приказания, исходящие от них, касаю­щиеся почитания Бога и носящие светский характер, ис­ходят от Бога.

18. С другой стороны, кто-нибудь может спросить, во-первых, не следует ли отсюда, что придется повино­ваться государству, если оно прямо прикажет оскорб­лять Бога либо запретит чтить его. Я отвечаю, что не сле­дует и не должно ему повиноваться в этом: ведь никто не может принять за способ почитания нанесение оскорб­ления или вообще отказ от почитания. Ибо из тех, кто признает Царство Божие, никто до создания государства не обладал правом отказать Богу в полагающихся ему почестях и поэтому не мог перенести на государство право издавать подобные распоряжения. Далее, если бы спросили, следует ли повиноваться государству, когда оно повелевает говорить или делать нечто хотя и не яв­ляющееся прямым оскорблением Бога, однако из чего по­средством рассуждения могут быть сделаны выводы, оскорбительные для Бога (например, если прикажут чтить Бога как идола в присутствии тех, кто видит в этом выра­жение почтения), то это, бесспорно, следует делать*.

* В 14-м параграфе настоящей главы мы сказали, что те, кто уста­навливает Богу пределы, противоречат естественному закону о почита­нии Бога. Ведь те, кто чтят Бога в образе идола, ставят ему пределы, следовательно, они делают то, чего не следует делать, и это представ­ляется противоречащим предыдущему. Следовательно, нужно понять, во-первых, что устанавливают пределы Богу не те, кто чтят его, понуж­даемые приказом, а те, кто им приказывают делать это. Ведь тот, кто

441

Ведь культ устанавливается как знак почитания, а имен­но так чтить Бога считается у них знаком почитания и увеличивает почтение к Богу среди тех, кто рассматри­вает такой способ его почитания как знак почтения. Если же, следовательно, прикажут называть Бога таким именем, значение которого мы не понимаем или не пони­маем, какое оно имеет отношение к Богу, то и это следует исполнить; ибо то, что мы делаем ради почитания и имен­но так понимаем наши действия, является знаком почте­ния, если и другими воспринимается как такой знак. Поэтому, если мы отказываемся выполнять это, мы отка­зываемся распространять культ Бога. То же самое можно сказать обо всех атрибутах и действиях, относящихся к чисто рациональному почитанию Бога, которые могут по­казаться противоречивыми и вызывать споры. Ведь хотя иной раз такого рода требования могут противоречить истинному разуму и поэтому быть проступками, с точки зрения тех, кто правит, они, однако, не противоречат истинному разуму и не являются проступками для под­данных, истинный разум которых проявляется в спорных вопросах в подчинении разуму государства. Наконец, если бы тот человек или совет (curia), которому пору­чена высшая власть в государстве, приказал бы чтить себя теми атрибутами и действиями, которыми должно чтить Бога, можно спросить, следует ли повиноваться ему? Есть много вещей, которые могут быть отнесены и к Богу, и к человеку, ибо и людей можно и восхвалять и возвеличивать; существует и множество действий, кото­рыми могут быть почтены и Бог и люди. Но важны только значения атрибутов и действий. Поэтому следует воздер­жаться от тех атрибутов, которыми мы показывали бы, что признаем за каким-то человеком власть, которая не зависит от Бога, либо считаем такого человека бессмерт­ным, а власть его безграничной и тому подобное, хотя бы цари и приказали нам чтить их подобным образом.

чтит против своего желания, действительно чтит его, но стоит или прости­рается ниц там, где ему приказал стоять или простираться его закон­ный правитель. Во-вторых, я считаю, что это следует делать не всегда и не повсюду, но исходя из того, что не существует никакого иного пра­вила богопочитания, кроме требований человеческого разума, ибо в этом случае воля государства и является таким разумом. Но в Царстве Божием, основанном на соглашении, древнем ли или новом, где ясно запрещено идолопоклонство, если бы даже государство приказало та­ким образом чтить Бога, этого, однако, не следовало делать. Если эти соображения примет во внимание тот, кто видит некоторое противоре­чие между этим и 14-м параграфом, он поймет свою неправоту.

442

Подобным образом следует воздерживаться от действий, имеющих аналогичное значение, как, например, обра­щаться с мольбами к отсутствующему, просить то, что может дать один только Бог, например дождь или ясную погоду; подносить им то, что принять может один только Бог, например жертвы всесожжения; либо чтить их жерт­воприношениями, то есть оказывая им почести, выше ко­торых быть ничего не может. Ведь все подобные действия подрывают веру во власть Бога, что противоречит исход­ному положению. Впрочем, коленопреклонение, падение ниц либо иное телодвижение может быть допущено и в гражданском обряде, поскольку они могут обозначать только признание гражданской власти. Ведь культ бо­жества отличается от гражданского не движениями, по­зой, костюмом или каким-то жестом, но выражением того, что почитающий чувствует к тому, кого он чтит, напри­мер, если мы простираемся ниц перед кем-то с намере­нием сказать этим знаком, что мы считаем его Богом, то это божественный культ, если же мы делаем то же самое в знак признания гражданской власти, то это граж­данское почитание. И божественный культ не отличается от гражданского каким-либо действием, которое обычно именуется прислужничество (???????) и рабство (???????), первое из которых обозначает рабов, а второе - их судь­бу, но оба суть имена действий одного и того же порядка. 19. Из вышесказанного вытекает, что если Бог царст­вует на основании только естественного разума, то под­данные совершают грех, во-первых нарушая те нравст­венные законы, которые были изложены во второй и третьей главах; во-вторых нарушая законы, то есть пове­ления государства, в том, что касается справедливости; в-третьих не почитая Бога как положено (???/? , ?? ??????); в-четвертых не признавая публично словом и делом, что существует единый, всемогущий и всеблагой Бог, верховный царь всего мира, всех земных царей, то есть не почитая Бога. Этот четвертый грех в естественном Царстве Божием на основании сказанного в 20-м парагра­фе предыдущей главы является преступлением оскорбле­ния божественного величия. Ибо это - отрицание бо­жественного могущества, то есть атеизм. Это можно пояс­нить примером: предположим, что некий человек, будучи верховным правителем, правил бы в свое отсутствие че­рез наместника и те, кто не стал бы ему повиноваться во всем, совершили бы проступок против него, но, если бы этот последний стал требовать себе царской власти

443

или бы захотел передать ее другому, в таком случае те, кто повиновался бы ему безусловно, не исключая и этого требования, были бы уже виновны в оскорблении величия.

ГЛАВА XVI

О ВЕТХОЗАВЕТНОМ ЦАРСТВЕ БОЖИЕМ

1. Истинную религию Бог установил через Авраама, когда прочие народы были во власти суеверия.

2. Согла­шением между Богом и Авраамом было запрещено об­суждение приказаний старших.

3. Соглашение между Бо­гом и Авраамом.

4. В этом соглашении содержится не просто признание Бога, но того, который явился Аврааму.

5. Законы, которые были установлены Аврааму, не отли­чались от законов природы и включали закон об обреза­нии.

6. Авраам был для своих истолкователем Слова Божия и всех законов.

7. Подданные Авраама не могли согрешить, повинуясь ему.

8. Договор Бога с еврейским народом на горе Синай.

9. Отсюда правление Божие по­лучило имя царства,

10. Какие законы были даны Богом иудеям.

11. Что такое Слово Божие и как оно познается.

12. В чем состояло писаное Слово Божие у иудеев.

13. Власть толковать Слово Божие и верховная государ­ственная власть были объединены в лице Моисея, пока он был жив.

14. Они же были объединены в лице перво­священника, пока жив был Иисус Навин.

15. Они же ос­тавались объединенными в лице первосвященника вплоть до царя Саула.

16. Они же оставались объединенными в лице царей до пленения.

17. Они же принадлежали первосвященникам после пленения.

18. У иудеев только отрицание божественного провидения, идолопоклонство считались преступлениями, оскорблениями божественно­го величия, во всем же остальном они должны были пови­новаться своим правителям.