Часть 1.

Кузанский Н.

О возможности-бытии. 1460.

Николай Кузанский. Сочинения в 2-х т. Т.2: - М. :Мысль, 1980. - 471 с. - (Филос.

наследие). - С.135-181.

О ВОЗМОЖНОСТИ-БЫТИИ

______________________________________________________

Диалог о возможности-бытии высокопреосвященного кардинала Николая из Кузы.

Собеседников трое

Бернард. Раз нам представляется давно ожидаемая возможность побеседовать с кардиналом - а ему едва ли будет в тягость высказать давно продуманные мысли, - прошу тебя, отец Иоанн, выставить какие-нибудь из занимавших тебя вопросов, чтобы вызвать его на разговор. Согласившись вести беседу, он, несомненно, откроет нам что-нибудь важное.

Иоанн. Меня кардинал уже неоднократно выслушивал; а если какой-нибудь вопрос поднимешь ты, он скорее пойдет навстречу, тем более что к тебе он относится доброжелательно и ценит тебя. И если ты согласишься начать беседу, я тебя поддержу. Подойдем ближе к огню. Вон в кресле сидит он сам, готовый пойти навстречу твоим желаниям.

Кардинал. Подходите ближе. Больший, чем обычно, холод заставляет нас теснее сплотиться вокруг огня.

Бернард. Мы тем более готовы подчиниться твоему приказанию, что к тому же побуждает и холодная погода.

Кардинал. Наверное, вас одолевают какие-нибудь сомнения: вы чем-то озабочены. Позвольте и мне принять участие в ваших разысканиях.

Иоанн. Да, у нас действительно есть сомнения; мы надеемся, что ты их разрешишь. Их выскажет тебе с твоего позволения Бернард.

Кардинал. Хорошо.

Бернард. Изучая Послание апостола Павла к Римлянам, я прочитал, как бог открывает людям то, что им о нем известно. Апостол говорит, что это происходит таким способом: <Невидимое его... от создания мира через рассматривание творений видимо>; и так же

==137

постигается <вечная сила Его и Божество> 1. Мы очень просим, чтобы ты разъяснил, что это за способ.

Кардинал. Кто мог бы выразить мнение Павла лучше его самого? Невидимое, говорится у него в другом месте, вечно, а временные вещи суть отражения вечных. Следовательно, если то, что создано, постигается, то усматривается и невидимое бога, каковы вечность, сила его и божественность. Так и происходит проявление божества через мирскую тварь.

Бернард. Мы с отцом Иоанном удивляемся, что невидимое оказывается созерцаемым.

Кардинал. Оно созерцается невидимым образом, так именно, как ум, постигая читаемое, невидимым образом усматривает невидимую истину, которая скрыта под буквою. Я говорю <невидимым образом> в смысле <умственным образом>, так как невидимая истина, являющаяся предметом ума, не может быть усмотрена иначе.

Бернард. Как же видимой тварью мира достигается это видение?

Кардинал. Что я вижу чувственным образом, то, знаю я, существует не от себя. Подобно тому как чувство ничего не различает само по себе, но обладает способностью различения от высшей способности, так и предметы чувственного восприятия существуют не от себя, но от более высокой силы. Поэтому апостол и сказал, что мы от мирской твари как от видимого мира возвышаемся как творение до творца. Когда, видя чувственное, я понимаю, что оно зависит от другой, более высокой причины, так что оно есть нечто ограниченное, а быть таковым от самого себя оно не может, - ибо каким образом, будучи ограниченным, оно могло бы установить предел для себя самого? - тогда ту силу, от которой оно происходит, я не могу рассматривать иначе как невидимую и вечную. Творческая сила действительно не может быть мыслима иначе как вечная. Как же в таком случае, не будучи сотворена, она может исходить от другой силы? Следовательно, сила, благодаря которой возникает тварь мира, вечна; поэтому она и невидима, а <то, что видимо, временно> 2 . И она и есть сама невидимая божественность, которая творит все.

Бернард. Может быть, это все так и есть, как ты ясно показываешь. Все же, по-видимому, Павел мало

==138

открывает относительно столь желанного познания бога.

Кардинал. Как раз не мало, а очень много. Ведь он сказал, что невидимое самого бога усматривается через познание мирской твари; и дело здесь не в том, что невидимое бога есть нечто иное, нежели невидимый бог; но так как большая часть творений видима и каждая из видимых вещей есть то, что она есть, в силу соответствующего ей основания, то апостол и учит восходить от каждой видимой твари к ее невидимому началу.

Бернард. Мы уже понимаем соответствующим образом то, что творения побуждают нас усматривать их вечные основания в начале. Это, вероятно, мог бы с той же ясностью сказать и апостол, если он не имел в виду другое. Если же он предполагал сказать что-либо тому, кто жаждет более полного постижения бога, то просим открыть нам это.

Кардинал. Я думаю, что многое, и притом весьма глубокое и скрытое от меня. Но теперешние мои предположения таковы: апостол хотел научить нас невидимым образом постигать в боге то, что в творении мы видим. Ведь всякое действительно существующее творение во всяком случае может быть. А то, что не может быть, то и не есть. Поэтому небытие не есть творение. Ведь если оно есть творение, оно во всяком случае есть. Кроме того, так как <творить> означает <приводить от небытия к бытию>, ясно, что само небытие ни в каком случае не является творением. И понять это - дело немалое. Из этого я заключаю: так как все существующее может быть тем, чем оно действительно является, мы должны отсюда усматривать наличие абсолютной действительности, благодаря которой то, что действительно существует, есть то, что оно есть. Так, глядя чувственным оком на белые предметы, мы в уме созерцаем белизну, без которой белое не есть белое. Поскольку, следовательно, действительность действительно существует, она во всяком случае может быть, раз то, что не может быть, не есть. И не может сама абсолютная возможность быть отличной от <мочь>, как и абсолютная действительность - отличной от <действительно быть>. В то же время сама эта уже упомянутая возможность не может быть прежде действительности в том смысле, в каком мы говорим, что

==139

некая возможность предшествует действительности. Ибо каким образом она могла бы перейти в действительное бытие, если не через действительность? Если бы возможность возникновения могла самое себя привести к действительности, она уже действительно была бы прежде, чем действительно быть. Таким образом, абсолютная возможность, о которой мы говорим, что благодаря ей то, что действительно существует, может действительно существовать, не предшествует действительности. Но она также и не следует за ней. Каким, в самом деле, образом могла бы быть действительность без существования возможности? Поэтому абсолютная возможность, действительное бытие и связь того и другого совечны. И они вечны не как множественные, но так вечны, что суть сама вечность. Кажется ли вам, что с этим дело обстоит так или по-другому?

Бернард. Во всяком случае ум не может думать иначе.

Иоанн. И как при взгляде на солнце я не могу отрицать, что оно все превосходит своим сиянием, так и это под твоим руководством представляется мне в высшей степени ясным. Но все же я ожидаю, что ты, как это тебе свойственно, сделаешь отсюда и другие значительные выводы.

Кардинал. Для меня достаточно, если, по вашему мнению, я не заблуждаюсь. В таком случае я пойду этим же путем, к чему стремлюсь. Я назову представляемую таким образом вечность богом, исполненным славы, и скажу: нам теперь известно, что бог - прежде действительности, которая отличается от возможности, и прежде возможности, которая отличается от действительного бытия, - есть простой (simplex) принцип мира. А все то, что существует после него, существует с различением возможного и действительного бытия. Таким образом, только один бог есть то, чем он может быть, но никоим образом - то или иное творение, поскольку возможное и действительное тождественны только в начале.

Бернард. Остановись немного, отец, и разъясни сомнение. В каком смысле ты говоришь, что бог есть то, чем он может быть? Ведь это, кажется, можно сказать равным образом и о солнце, и о луне, и о земле, и о чем угодно другом.

==140

Кардинал. Я говорю в абсолютных и наиболее общих терминах, как я мог бы сказать, что раз возможность и действительность в боге тождественны, то бог действительно есть все то, о чем можно сказать, что оно может быть 3. Ведь не может быть ничего, чем бог не являлся бы действительно. Это легко заметит всякий, кто обратит внимание, что абсолютная возможность совпадает с действительным бытием. Иное дело - солнце. Хотя солнце действительно является тем, что оно есть, однако не тем, чем оно может быть: ведь оно может быть иначе, чем оно есть действительно.

Бернард. Продолжай, отец. Ясно, что никакое творение не является действительно всем тем, чем оно может быть, так как творческая сила бога не исчерпывается в его творении, чтобы не быть в состоянии создать из камня человека 4, и увеличить или уменьшить количество чего бы то ни было, и вообще превратить всякое создание в новое.

Кардинал. Правильно. И если это все обстоит так, что бог является и абсолютной возможностью, и действительным бытием, а также и связью их обоих, и что поэтому он является всем возможным бытием в качестве действительного, - ясно, что он в свернутом виде есть все. Ведь все, что каким-нибудь образом существует или может существовать, в самом начале присутствует в свернутом виде. А все, что создано и будет создано, развертывается из того, в чем оно существует в свернутом виде.

Иоанн. Хотя я это слышал от тебя много раз, никогда это не представлялось мне иначе как значительным, но для меня крайне трудным. Поэтому не сочти за труд ответить: утверждаешь ли ты, что творения, обозначаемые десятью категориями - сущностью, количеством, качеством и другими, суть в боге?

Кардинал. Я утверждаю, что все это в свернутом виде в боге есть бог, подобно тому как в развернутом виде в мирской твари оно есть мир.

Иоанн. В таком случае бог поистине велик! 5 Кардинал. Бог велик во всяком случае, но велик так, как величие, которое есть все то, чем оно может быть 6 . Ведь он велик не той величиной, которая может быть больше, или той, которая может быть разделена или уменьшена, подобно сотворенному количеству, которое не есть то, чем оно может быть.

==141

Бернард. Значит, если бог велик величиной, которая есть то, чем она может быть, и которая, по твоим словам, не может быть больше и не может быть меньше, то в таком случае бог есть величина и величайшая, и равным образом наименьшая.

Кардинал. Во всяком случае не ошибается тот, кто говорит, что бог есть величина абсолютно величайшая и равным образом наименьшая, то есть не что иное, как величина бесконечная и неделимая, которая есть всякой конечной величины истина и мера. И как она могла бы быть больше чего-нибудь, если она является настолько же наибольшей, как и наименьшей? Или как - меньше чего-нибудь, если она настолько же наименьшая, насколько и наибольшая? Или каким образом она не есть равенство бытия для всякой величины, если она действительно есть все то, что может быть? А раз так, то она может быть и равенством бытия.

Бернард. С этим нужно согласиться. Но я замечаю, что ни имя, ни вещь, ни вообще что-либо другое, что подходит к сотворенной величине, не может соответствующим образом быть высказано о боге, различаясь с ним до бесконечности. И может быть, это справедливо не только относительно величины, но и вообще относительно всего того, что по праву утверждается о творениях.

Кардинал. Ты правильно понимаешь, Бернард, и это-то и внушает апостол, производя разграничение {differentiam) между тем, что относится к творениям, и тем, что в боге, каково разграничение между вещами видимыми и невидимыми, о которых мы уже во всяком случае утверждаем, что они бесконечно далеко отстоят друг от друга.

Иоанн. Насколько я понимаю, в этих немногих словах заключается чрезвычайно многое. В самом деле, если я на основании красоты творений утверждаю, что бог прекрасен, и при этом я знаю, что бог прекрасен так, что он есть красота, которая есть все то, чем она может быть, - то тем самым я знаю, что у бога нет недостатка ни в чем во всем мире, а также то, что всякая красота, которая может быть сотворена, есть лишь некое несоразмерное подобие той, которая действительно есть возможность бытия всякой красоты и которая не может быть иначе, чем она есть, поскольку она есть то, чем она может быть. То же можно сказать о благе,

==142

о жизни и прочем, а также о движении. Никакое движение, например, не находится у цели, то есть не является тем, чем оно может быть, кроме того, которое соответствует богу, а это есть движение наибольшее и равным образом наименьшее, или самое спокойное. Мне кажется, ты это хочешь сказать. Но я сомневаюсь, можно ли подобным образом сказать, что бог есть солнце, или небо, или человек, или что-нибудь иное в таком роде.

Кардинал. Не следует останавливаться из-за слов. Ведь если сказать, что бог есть солнце, то есть если под солнцем понимается то, что действительно является всем тем, чем оно может быть, то во всяком случае ясно, что наше солнце не есть что-либо подобное вышеупомянутому. В самом деле, это видимое солнце, пока оно на востоке, не находится во всякой другой части неба, где оно может быть; и оно не есть в равной мере наибольшее и наименьшее, чтобы уже нельзя было быть ни меньше, ни больше; и оно не везде и в любом месте, так что оно не может быть не там, где оно есть; и оно не есть все, так что оно не может быть не тем, что оно есть; и так далее. Так же точно и относительно любого другого творения. Поэтому не важно, как ты назовешь бога, - лишь бы ты понимал эти термины в переносном смысле, насколько возможно для ума 7.

Бернард. Как я понимаю, ты хочешь сказать, что бог есть все, так что он не может быть не тем, что он есть. Но как это постигает разум?

Кардинал. Вот что во всяком случае можно утверждать совершенно определенно: у бога не отсутствует ничто из всего того, что в универсальном и абсолюте ном смысле быть может, поскольку он и есть само бытие, лежащее в основе (entitas) возможности и действительности. Но, будучи всем во всем, он есть все так, что он не является одним более, чем другим, поскольку он не есть одно так, чтобы не быть другим.

Бернард. Смотри, как бы тебе не впасть в противоречие с самим собой. Ведь ты немного раньше говорил, что бог не есть солнце, а теперь ты утверждаешь, что он есть все.

Кардинал. Действительно, я называл его солнцем, но не в том модусе бытия, в соответствии с которым существует это солнце, которое не есть то, чем оно

==143

может быть. Кто же есть то, что может быть, тот во всяком случае не лишен бытия солнцем, но обладает им в лучшем модусе бытия, так как этот модус совершеннейший и божественный. Так сущность руки имеет более истинное бытие в душе, чем в руке, поскольку в духе находится жизнь, а мертвая рука - не рука. Так же и тело целиком, и отдельные члены. Так же и Вселенная относится к богу, за тем исключением, что бог не есть душа мира в том смысле, в каком является душой душа человека, и не есть форма чего-нибудь, но форма для всего, поскольку он есть причина действующая, формирующая - или первообразная - и целевая.

Бернард. Не хочет ли евангелист Иоанн сказать, что все в боге является жизнью 8 в таком же смысле, в каком ты определил это для руки и души?

Кардинал. Я полагаю, что в данном случае он называет жизнью истину и живучесть. Именно, поскольку вещи не существуют, если не оформляются через форму, постольку формы в форме форм имеют более истинное и живучее бытие, чем в материи. Ведь вещь не существует, если она не истинна и не жива по-своему. Когда этого нет, она перестает быть. Поэтому в более истинном смысле она существует в форме форм, чем в себе самой. Там именно она истинна и жива.

Иоанн. Ты прекрасно наставляешь нас, отец. Мне кажется, ты все выводишь из одного. Бог является всем так, что он не может быть чем-то еще. Он повсюду, так что он не может быть где-нибудь еще. Он есть соразмернейшая мера для всего, так что он не может быть еще более равным. Так же с формой, видом и со всем. И таким путем нетрудно видеть, что бог отрешен от всякой противоположности; и что кажущееся нам противоположным в нем - тождественно; и что утверждению в нем не противоположно отрицание; и все такого рода.

Кардинал. Ты уловил, отец аббат, корень предпринятого рассуждения. И посмотри, как это соображение, невыразимое во многих речах, может быть схвачено в кратчайшем слове. Предположим, что некое выражение в простейшем знаке может выражать столько же, сколько такое сочетание: возможность обладает бытием, то есть сама возможность есть. И поскольку то, что есть, есть действительно, постольку <возможность

==144

обладает бытием> означает столько же, сколько и <возможность обладает действительным бытием>. Употребим здесь выражение <возможность-бытие> (possest). В нем во всяком случае схватывается все, и оно есть достаточно подходящее имя божие, соответственно человеческому о боге понятию. Оно есть имя всех вообще и отдельных имен и равным образом - ни одного из них. Поэтому, когда бог хотел вначале открыть понятие о себе, он говорил: <Я Бог всемогущий>, то есть <действительное бытие всякой возможности> 9 . И в других случаях: <Я Тот, Кто есмь> 10, ибо он есть тот самый, кто есть. Ведь относительно того, что еще не является тем, чем оно может быть и чем его можно мыслить, неправильно употреблять выражение <абсолютное бытие>. Там, где мы переводим: <Я Тот, Кто есмь>, греческий текст гласит: <Я есмь Сущий> 11. Ведь он есть форма бытия или же форма всякой могущей получить форму формы. Творение же, которое не есть то, чем оно может быть, не обладает просто бытием. Один только бог обладает бытием совершенно и вполне. Это имя, следовательно, ведет созерцающего превыше всякого чувства, рассудка и разума к мистическому видению, которое есть конец восхождения для всякой познавательной способности и начало откровения неведомого бога. Когда же, оставив все, взыскующий истины возвысится над самим собою и найдет, что невозможно ему ближе подступить к невидимому богу, который остается для него невидимым, - поскольку ни при каком свете своего разума увидеть его он не может, - тогда он ждет в благоговейнейшем томлении всемогущее оное солнце, чей восход рассеет тьму и озарит его, чтобы настолько ему невидимого бога видеть, насколько бог себя самого обнаружит. Так я понимаю апостола, согласно которому бог, по твари мирской познанный, - то есть когда мы понимаем, что самый мир есть творение и, выходя за пределы мира, ищем его творца, - так вот, бог обнаруживает самого себя как творца мира перед теми, кто ищет его в совершенной вере 12.

Иоанн. Куда, отец, ты ведешь нас, мирских, выше мира? Ты простишь, если я в твоем присутствии поговорю с Бернардом. Скажи, муж, исполненный усердия, понял ты, что было сказано?

==145

Бернард. Надеюсь, что несколько понял, хотя и немного.

Иоанн. Как ты понимаешь, что в возможности - бытии все охватывается?

Бернард. На основании того, что просто возможность есть всякая возможность. Поэтому, если бы я увидел, что эта всякая возможность существует в действительности, то, конечно, ничего, кроме этого, не оставалось бы. Ведь если бы оставалось что-нибудь еще, то оно непременно могло бы быть. Поэтому его не оставалось бы, а просто оно оказалось бы пропущенным.

Иоанн. Ты прав. В самом деле, если не существует возможность бытия, то ничто не существует. А если она есть, то все, что есть, существует в ней, и за ее пределами нет ничего. Следовательно, все, что произошло, по необходимости существовало в ней от века. Ведь то, что произошло, всегда было в возможности бытия, без которой не произошло ничего. Ясно, что возможность-бытие есть все и все обнимает, поскольку иным образом не может ни существовать, ни возникать ничего, что в ней не заключалось бы. В ней, стало быть, все существует, и движется, и есть то, что оно есть, чем бы оно ни было. Но как ты понимаешь, что восходящий должен стать выше себя самого?

Бернард. На основании того, что это не достигается никакой степенью познания. Именно, чувство не достигает ничего, кроме количественного; так же и воображение. То же, что просто, что не может быть больше или меньше, чего нельзя разделить или удвоить, - то не достигается никаким чувством и даже самой утонченной фантазией. И самый возвышенный интеллект не может постичь бесконечное, неограниченное и единое, которое есть все и в котором нет различия противоположности. Интеллект понимает только тогда, когда он уподобляет себя понимаемому, поскольку понимать - значит уподобляться понимаемому и самим собою, то есть в интеллекте, измерять его. Но это невозможно в отношении сущего тем, что может быть. Так, оно, например, неизмеримо, раз не может быть большим. Так как же его может постичь интеллект, который никогда не бывает настолько велик, чтобы не быть в состоянии стать еще больше?

==146

Иоанн. Глубже, нежели я полагал, ты проник в слова нашего отца. И твое последнее соображение убеждает меня, что восходящий должен оставить все и превзойти собственный интеллект, так как бесконечная сила не может быть постигнута силой ограниченной.

Кардинал. Меня радуют ваши успехи, а также то, что я говорил с людьми, которые в меру их понимания умеют оценить сказанное.

Бернард. Хотя я твердо убежден, что из сказанного выше во все дни моей жизни можно будет извлекать пищу для размышления, развивать его в ряде изложении и всегда добиваться успеха, все же теперь нам бы лучше руководствоваться каким-нибудь чувственным представлением - в особенности относительно того, каким образом вечное есть все сразу и как в <теперь> присутствует целокупность вечности, - чтобы затем, отбросив представление, вознестись от него превыше всего чувственного.

Кардинал. Постараюсь. Я возьму в качестве примера всем нам на деле известную детскую игру в волчок. Мальчик запускает волчок и, запуская, в то же время удерживает при помощи обвитой вокруг волчка веревки. И чем больше сила руки, тем быстрее вращается волчок, так что кажется, когда он находится в наибольшем движении, что он стоит и покоится; и дети тогда говорят, что волчок успокоился. Итак, опишем круг ВС, который вращается над А, наподобие верхнего круга волчка. И пусть другой круг - Е - будет закреплен. Разве не представляется, что подвижный круг тем меньше движется, чем быстрее вращается?

Бернард. Конечно, представляется, и это мы видели детьми.

Кардинал. Тогда допустим, что возможность находиться в движении присутствует в круге в смысле действительности, то есть что он действительно движется столь быстро, сколь это возможно; разве в таком случае он не покоился бы совершенно?

Бернард. Из-за такой стремительной скорости нельзя было бы заметить никакой последовательности движений, так что без этой последовательности нельзя было бы воспринять и движения.

==147

Иоанн. Когда движение достигло бы предельной скорости, то точки В и С оказались бы в один и тот же момент времени против пункта D неподвижного круга, причем одна точка, например В, не опережала бы по времени С, - в этом случае движение не было бы наибольшим и бесконечным, - и тем не менее это было бы не движение, но покой, поскольку ни в какой момент времени эти точки не были бы удалены от неподвижной D.

Кардинал. Ты прав, отец. Это наибольшее движение было бы в то же время и наименьшим, и - никаким.

Бернард. По необходимости представляется, что это так.

Кардинал. Но не получалось бы в таком случае, что противоположные друг другу точки В и С были бы всегда как вместе с D, так всегда и вместе с точкой, которая ей противоположна, то есть с Е?

Иоанн. Несомненно.

Кардинал. Но не так же ли и со всеми промежуточными точками круга ВС?

Иоанн. Так же.

Кардинал. Следовательно, круг, хотя бы он и был наибольшим, в каждый момент времени совпадал бы с точкой D, хотя бы точка D и была наименьшей. И не только с точкой D и Е, но и со всякой точкой круга DE.

Иоанн. Так бы это и было.

Кардинал. Итак, ограничимся тем, что с помощью данного представления мы образно можем до некоторой степени видеть - если круг ВС будет у нас веч-

==148

ностью, а другой, DE, - временем, - что нет противоречия в утверждениях: <Вечность сразу и целиком присутствует в любой точке времени>; <Бог-начало и конец - сразу и целиком присутствует во всем> - и других такого же рода.

Бернард. Кроме того, я усматриваю еще одно весьма значительное обстоятельство.

Иоанн. Какое это?

Бернард. В боге наши здешние расстояния ни в коем случае не являются расстояниями. Так, точки D и Е отстоят одна от другой на диаметр круга, противоположными точками которого они являются, но не в боге. Когда В приходит к D, оно находится одновременно и в Е. Поэтому все, что взаимно отстоит во времени в этом мире, находится перед лицом бога одновременно; и то, что - будучи противоположным - отстоит одно от другого, там соединено; и что здесь различно, там тождественно.

Иоанн. Это нужно как следует запомнить, чтобы мыслить бога выше всякого различия, разнообразия, инаковости, времени, места и противоположности.

Кардинал. Вы уже легче понимаете, каким образом вы будете в согласии с богословами, один из которых утверждает, что премудрость, которая есть бог, подвижнее всякого движения, и слово быстро пробегает и все проникает, простираясь из конца в конец и доходя до всего 13 . Другой же говорит, что первый принцип устойчив, неподвижен, пребывает в покое, хотя и дает всему двигаться 14. Некоторые утверждают, что он одновременно и стоит, и движется вперед 15. А есть еще и такие, которые уверяют, что он и не стоит, и не движется 16. Также некоторые говорят, что бог в общем смысле - во всяком месте, а другие, что он в частном смысле - в каком угодно. Одни утверждают и то и другое, а иные - ни того, ни другого 17. Это и подобное этому с помощью предложенного образа постигается легче, хотя в боге - будучи самим простым богом - это существует бесконечно лучше, чем кто-нибудь может понять с помощью названного примера и при самом высоком взлете 18.

Бернард. Да и относительно вечных оснований вещей, которые в вещах то одни, то другие и всегда разные, подобным же образом вероятно, что в боге они

==149

не разнообразны. Ведь пускай точки круга В и С понимаются как основания вещей, или идеи, однако они не множественны, раз круг и точка одно и то же. Именно, когда В находится против D, то и весь круг находится против D и все точки суть одна точка, хотя и кажется, что их много, когда мы смотрим на круг времени DE и его точки.

Кардинал. Вы значительно приближаетесь к оному богословию, весьма пространному и равным образом весьма сжатому 19. Для нашей темы мы могли найти в движении волчка еще множество прекрасных примеров, например когда мальчик, желая сделать мертвый, то есть неподвижный, волчок живым, заставляет его уподобиться своей мысли, обретя в нем орудие своего разума, и посредством прямого и косого 20 движения рук, а также отталкивания и притягивания создает движение, выходящее за пределы природы волчка. В самом деле, хотя волчку, поскольку он обладает тяжестью, свойственно только падать по направлению к центру земли, он заставляет двигаться его по кругу, наподобие неба. И этот движущий дух присутствует в волчке незримым образом долго или немного - в соответствии с проявлением сообщенной ему силы. Когда же он прекращает вращать волчок, последний, как и прежде, опять начинает двигаться по направлению к центру. Разве здесь нет подобия творцу, желающему даровать дух жизни тому, что жизнью но обладает? Как он заранее предустановил, так посредством движения небесные сферы, которые суть инструменты осуществления его воли, стали двигаться: прямо, перемещаясь с востока на запад и вместе с тем возвращаясь с запада на восток, как это известно астрономам. И дух жизни, от зодиака внесенный в живое существо, движет, одаряя жизнью, то, что по своей природе было лишено жизни 21; н пока дух остается в нем, оно живет, а затем возвращается в свою землю. Это и многое другое, весьма интересное, однако не относящееся к настоящему исследованию выражается в детской игре в волчок. Об этом нужно было упомянуть, чтобы вы увидели, что и в мальчишеской забаве отражается природа, а в ней - бог, и что мирские мудрецы, которые приняли это во внимание, достигли более истинных предположений относительно доступных познанию вещей.

К оглавлению

==150

Бернард. Чрезвычайно благодарен тебе, прекрасный отец так как многое, казавшееся сомнительным и невозможным, благодаря очень удачному примеру с волчком стало для меня не только вероятным, но и необходимым.

Кардинал. Кто составляет себе простое понятие о боге наподобие того, что выражается этим указанным сложным словом <возможность-бытие>, тот довольно быстро понимает многое, прежде казавшееся трудным. В самом деле, если кто обратится к линии и применит возможность-бытие, с тем чтобы увидеть возможность - бытие линии, то есть чтобы увидеть, что линия в действительности есть то, чем она может быть, и что она есть все то, чем, по его пониманию, она может сделаться, то во всяком случае из одного того соображения, что она есть возможность-бытие, он усматривает, что она есть равным образом линия наибольшая и наименьшая. Ведь поскольку она есть то, чем она может быть, она не в состоянии быть больше - так она оказывается наибольшей; и она не может быть меньше -так она оказывается наименьшей. И так как она есть то, чем может сделаться линия, она есть граница всех поверхностей. В таком случае она есть граница фигуры треугольной, четырехугольной, и всех многоугольников, и всех кругов, и всех фигур, которые могут произойти из линии прямой или кривой; и простой образец всех фигур, самый верный и самый точный; и равенство, все содержащее в себе и все оформляющее собой в виде фигуры. Таким образом, она есть единственная фигура всего того, что посредством линии может быть оформлено в качестве фигуры, и единое основание и причина всех, сколько бы их ни было, различных фигур. На этом примере (aenigmate) ты видишь, как в случае применения возможности - бытия к чему-нибудь наименованному это наименованное становится символом (aenigma), позволяющим восходить к неименуемому; так, от линии ты пришел через возможность - бытие к неделимой линии, существующей над противоположностями, которая есть все и не есть ничто из всего линейно оформляемого. И тогда она уже не та линия, которая нами именуется <линией>, но она - выше всякого имени, относящегося к линейно оформляемому. Ясно, что возможность -бытие, рассмотренная в абсолютном смысле, то есть без прило-

==151

жения к чему-либо наименованному, некоим загадочным образом ведет тебя ко всемогущему; и там ты видишь все, могущее, по твоему мнению, быть или возникнуть, превыше всякого имени, каковым то, что может быть, именуемо; более того, ты видишь, что оно там превыше самого бытия и небытия, как бы их ни понимать. Ведь небытие, поскольку оно может быть благодаря всемогущему, во всяком случае обладает действительным бытием, поскольку абсолютная возможность обладает во всемогущем действительным бытием. И если что-нибудь может возникнуть из небытия, то, какова бы ни была возможность такого возникновения, она во всяком случае налична в бесконечной возможности в свернутом виде. Следовательно, <не быть> означает там <быть всем>. Поэтому там, где возможность есть бытие, находится всякое творение, которое может быть приведено из небытия в бытие, и там оно есть сама возможность - бытие. Отсюда ты можешь возвыситься, и превыше бытия и небытия - невыразимо, но все же в виде некоего образа (aenigmatice) увидеть все то, что из небытия - через действительное бытие всем - переходит к бытию. И когда ты видишь это, ты не можешь найти ни одного имени, которым мы могли бы назвать это с полной правильностью и отчетливостью. Действительно, этому началу не подходит ни имя единства или единичности, ни множественности или множества, ни какое бы то ни было другое, которым мы могли бы назвать его и которое могли бы понять; ибо там бытие и небытие не противоречат одно другому, равно как и другие противоположности, утверждающие или отрицающие различие. Ибо имя его есть имя имен, причем не в большей степени отдельное имя отдельных предметов, чем всеобщее имя сразу всех и ни одного.

Бернард. Как я понимаю, ты говоришь, что это сложное имя <возможность-бытие>, объединенное из <возможности> и <бытия>, обозначает нечто простое, согласно твоему человеческому пониманию ведущее исследователя посредством уподобления к некоему положительному утверждению о боге. И ты постигаешь абсолютную возможность на основании того, что она в свернутом виде содержит всякую возможность до действия и страдания, до возможности создать и возможности возникнуть. И ты постигаешь самое воз-

==152

можность как действительное бытие. И это бытие, которое всякой возможностью бытия является в качестве действительности, ты называешь также абсолютным. Таким образом, ты хочешь сказать, что там, где всякая возможность существует в виде действительности, можно достичь первого всемогущего начала. И я не колеблюсь признать, что все в этом начале пребывает в свернутом виде и что все, могущее быть каким бы то ни было образом, в нем находится. Не знаю, хорошо ли я говорю.

Кардинал. Прекрасно! Отсюда следует, что начало не истощает своей всемогущей силы ни в чем, могущем быть. Поэтому ни одно творение не есть возможность - бытие. Отсюда, всякое творение может быть тем, чем оно не является. Только одно начало, поскольку оно есть сама возможность-бытие, не может быть тем, чем оно не является.

Бернард. Это ясно. Ведь если бы принцип мог не быть, он и не был бы, поскольку он есть то, чем он может быть.

Иоанн. Следовательно, он есть абсолютная необходимость, поскольку он не может не быть.

Кардинал. Ты говоришь правильно; ведь как сам принцип мог бы не быть, если небытие в нем есть он сам?

Иоанн. Дивен бог, в котором даже небытие есть необходимость бытия! 22 Бернард. Поскольку мир мог быть сотворен, постольку всегда существовала возможность его бытия. Но возможность бытия называется в области чувственного материей. Отсюда материя была всегда. И поскольку она никогда не была сотворена, то, значит, она - несотворенная. Поэтому она есть начало вечное.

Иоанн. По-видимому, это твое рассуждение не продвигает дела вперед. Ведь несотворенная возможность и есть сама возможность-бытие 23. Поэтому то, что мир мог быть сотворен от века, возможно в силу того, что возможность-бытие есть вечность. Следовательно, неправильно устанавливать что-либо, кроме следующего: возможность бытия мира вечна только потому, что возможность - бытие есть возможность - бытие; и это есть единственное основание для всех видов бытия.

Кардинал. Аббат хорошо говорит. Ведь если возможность возникнуть не имеет начала, то это только потому, что не имеет начала возможность - бытие. Ведь

==153

возможность возникнуть предполагает абсолютную возможность, которая совпадает с действительностью и без которой невозможно, чтобы что-нибудь могло возникнуть, и, если бы эта абсолютная возможность имела нужду в ином, то есть в материи, без которой она ничего не могла бы, она не была бы возможностью - бытием. Что же касается человеческой возможности создать, то она ищет материю, которая может стать, потому, что она не есть сама возможность - бытие, в которой создать и возникнуть суть сама возможность. Ведь возможность, подтверждаемая созиданием, есть та же возможность, что и подтверждаемая возникновением.

Бернард. Мне это трудно понять.

Кардинал. Ты поймешь, когда обратишь внимание, что в боге небытие есть сама возможность-бытие. Ведь если небытие совпадает с возможностью создать, оно во всяком случае совпадает с возможностью возникнуть. Если бы ты был автором книги, которую бы ты писал, то в твоей творческой мощи, то есть в самом писании книги, в свернутом виде присутствовала бы и страдательная возможность, то есть то, что сама книга пишется, и это потому, что небытие книги обладало бы бытием в твоей способности (posse) написать ее.

Иоанн. Ты открываешь, отец, нечто чрезвычайное. В самом деле, в возможности - бытии все и есть, и видится - как в своей причине и основании, хотя ее и не может понять никакой ум, кроме того, который есть она сама.

Кардинал. Наш ум, так как он не есть сама возможность -бытие, - ведь он не есть в действительности все то, чем он может быть, - способен поэтому всякий раз быть все больше и совершеннее. Поэтому сама возможность - бытие умом не постигается, хотя и созерцается им издалека. Однако только возможность - бытие понимает себя и все то, что в ней, поскольку все охватывается в возможности - бытии.

Иоанн. В таком случае мне представляется, что все отрицается относительно возможности-бытия: ведь ни одна вещь из всего того, что может быть наименовано, не есть сама возможность - бытие, раз эта вещь может быть тем, чем она не является. Поэтому возможность - бытие не есть количество: количество, поскольку оно может быть тем, чем оно не является, не есть сама возможность - бытие. Например, количество может быть больше, чем оно есть. Но не так дело обстоит с возмож-

==154

ностью - бытием, у которой нет недостатка в могущем быть превосходстве или вообще в чем-нибудь, могущем быть. Ведь возможность-бытие и есть сама возможность, которая в качестве действительности есть нечто наисовершеннейшее. Прибавь только одно. Поскольку теперь ясно, что оный предивный бог наш ни при каком, даже самом высоком, восхождении не может быть видим естественным образом, - кроме как в таинственном символе, когда достигается скорее возможность его видеть, чем само видение, и взыскующий попадает в тень и мрак, - как же все-таки он, остающийся всегда невидимым, становится видим?

Кардинал. Ежели тот, кто есть действительность (actualitas) всякой возможности, не приведет возможность увидеть его в действительность (actus) посредством обнаружения себя самого, его нельзя будет увидеть. Ведь бог скрыт и утаен от взоров всех мудрецов, но он открывает себя малым и униженным, каковым дарует благодать. Единый есть открывающий - учитель наш Иисус Христос. Он в себе показал Отца, так что достойный видеть Сына видит и Отца.

Иоанн. Ты, видимо, хочешь сказать, что Отец показывается тем, в ком по вере обитает Христос?

Кардинал. Не может Христос обитать по вере ни в ком, кроме обладающего духом истины, который научает всему. Ибо дух Христов разливается в том, кто носит облик Христа, и это есть дух любви, который не от мира сего, и мир не может его принять; но тот, кто носит облик Христа, мир оставляет. Этот дух, который мудрость мира обращает безумием, принадлежит тому царству, где виден бог богов в Сионе. Ибо он есть сила, просвещающая слепого от рождения, кто благодаря вере обретает зрение. И нельзя объяснить, каким образом это происходит. Кто мог бы объяснить это, если даже тот, кто из слепого стал зрячим, не мог! Многие спрашивали прозревшего, но он не знал способа, каким Христос дал ему зрение, и не мог объяснить. Однако он правильно сказал, что Христос мог ему это сделать, поскольку он уверовал, что благодаря Христу он может стать зрячим. И Христос, видя его веру, не захотел, чтобы она осталась тщетной. Ибо никогда не бывал оставлен ни один из верующих во Христа 24. Ибо после того, как человек теряет веру в себя до такой

==155

степени, что уверяется в собственной как бы слабости и полной неспособности достичь чаемого, он с верой, не знающей сомнений, обращает себя к возлюбленному своему и призывает его в смиреннейшей молитве; он верит, что не может быть оставлен, если не перестанет призывать Христа, который верным его ни в чем не отказывает. Несомненно, он достигнет просимого. Ибо появится Христос, Слово божие, и явит себя ему, и вместе с Отцом своим придет к нему, и сотворит обитель, так, что можно будет его видеть 25.

Бернард. Как я понимаю, ты хочешь сказать, что живая, любовью созданная вера, всякому дающая лик Христов, восполняет несовершенство природы и определенным образом связывает бога 26, так что ревностно молящийся достигает того, о чем он во имя Христово просил. От духа веры, зародившегося в нашем духе, самый дух наш укрепляется в соответствии с великостью веры, подобно тому как зрительный дух в глазу у слепорожденного, затемненный и бессильный, духом веры во Христа исцеленный и укрепленный, то, чего раньше не мог видеть, видит.

Кардинал. Таково возвышеннейшее учение единого Спасителя нашего Христа, что он. Слово божие, чрез которое <Бог и веки сотворил>, восполняет то 27, чего не дано природой, в том, кто с непоколебимой верой принял его как Слово божие, чтобы, держась этой веры, в которой присутствует Христос, был он всемогущ посредством Слова, живущего в нем в силу веры. Подобно тому как мы видим, что в этом мире то или другое возникает посредством человеческого искусства благодаря обладающим в дуйте своей искусством, приобретенным в результате изучения, так что искусство, ими воспринятое, и остается в них, и оказывается научающим словом, и властвует над тем, что доступно их искусству, - подобно этому и божественное искусство, приобретенное крепчайшей верой, является в нашем духе Словом божиим, поучающим и повелевающим о том, что принадлежит божественному искусству. И как неподготовленный художник не может владеть своим искусством, так и неподготовленный верующий. А необходимая подготовка, которая требуется от всякого верующего, стремящегося видеть бога, есть чистота сердца. Ибо таковые блаженны, и они бога узрят, как учит нас слово веры нашего Христа.

==156

Бернард. Относительно предпосылок богопознания я хотел бы получить еще большее, если возможно, разъяснение.

Кардинал. Я полагаю необходимым, чтобы тот, кто хочет видеть бога, желал бы его, как только может. Возможность желать у него должна совершенствоваться, чтобы благодаря этому он в действительности горел таким желанием, каким только может. Ибо это желание есть живая любовь, какою ищущий бога любит его от всего сердца и от всей души, то есть изо всех своих сил, как только он может. Но такое желание есть только у того, кто любит в Христе Сына божия так, как Христос - самого бога. В таком Христос действительно обитает благодаря вере, так что он может утверждать, что он обладает духом Христа.

Иоанн. Я вижу, что вера побеждает природу и что бог ни при какой другой вере не может быть видимым, кроме веры во Христа, который как Слово всемогущего бога и творческое искусство, внедряясь в наш дух, вмещающий его благодаря вере, возносит его над его природой до причастия себе; и дух наш благодаря обитающему в нем духу Христову и его силе не медлит вознестись превыше всего, наподобие повелевающего Слова 28.

Бернард. Поистине, в повелевающем Слове Всемогущего, который сказал - и сделалось, открывается само всемогущество, которое есть бог-Творец и Отец всего; и ни в чем ином не может оно открываться, как только в его Слове. Кому, следовательно, это Слово являет себя, в том оно проявляется как Отец в Сыне; но великое удивление вызывает в нас то, что человек благодаря вере может восходить к Слову Всемогущего. Кардинал. Мы читаем, что некоторые благодаря дару языков от Святого Духа получали внезапно это искусство, присущее Слову, так что из незнающих они внезапно стали знающими разные языки. И эта способность была не чем иным, как причастностью к искусству божественного Слова 29. Их знание, правда, было всего лишь человеческим, но приобретено оно было сверхчеловеческим образом - по внезапному вдохновению. Другие получили способность не только говорить, но и учить. Третьи творили чудеса 30. Все это не подлежит сомнению. Ибо те, которые веровали, с самого начала вместе с живою верой обрели такой дух, чтобы

==157

не сомневаться в величии силы, которою обладает вера. И так должно было быть, чтобы вера утвердилась, но не теперь, после принятия веры, - чтобы она не просила знамений, но была чистой и простой. Этот дух, хотя он и был воспринят верующими не в полной мере, есть все же причастник духа Христова, вселяющий в нас уверенность, что, когда поселится в нас дух Христов в его полноте, достигнем мы предела блаженства, то есть всемогущества Слова Божия, а значит, познания нашего сотворения 31. Высшее блаженство, которое есть духовное созерцание (visio intellectualis) самого Всемогущего 32, есть исполнение того нашего желания благодаря которому мы все хотим знать; пока, следовательно, не достигнем мы знания божия, которым он создал мир, дух не успокаивается. Ибо оно всегда будет оставаться знанием знаний, пока дух его не постигнет. И это знание есть познание Слова божия, так как Слово божие есть понятие самого себя и мира: кто не достиг этого понятия, тог не достигнет и знания бога и не познает самого себя. Ведь он не может познать себя, созданного причиной, раз он не знает причины. Поэтому такой ум, не имея возможности все познать, будет духовно во мраке смерти томиться в вечном недоумении 33.

Иоанн. Мне приходит мысль, что созерцать веру - значит созерцать бога.

Бернард. Каким образом?

Иоанн. А разве вера не относится к невидимому и вечному? Поэтому видеть веру - значит видеть невидимое, вечное, следовательно, нашего бога.

Кардинал. Ты высказал, отец, немаловажное суждение. В истинном христианине Христос пребывает в этом мире только через веру, в ином мире - через истину. Поэтому, когда христианин, стараясь увидеть Христа в его облике, оставит все, что принадлежит этому миру, - чтобы удалить все, что не позволяло видеть Христа, который не от мира сего, как он есть, - в этом восхищении 34 верующий увидит в себе Христа непосредственно (sine aenigmate), потому что он видит себя отрешенным от мира, то есть тем, кто носит облик Христов. Следовательно, он видит не что иное, как веру, которая стала для него видимой благодаря тому, что она обнажилась от всего мирского и показалась в своем собственном лике.

==158

Бернард. Насколько я могу судить, это нечто поистине весьма великое. И хотя ты сказал об этом кратко и ясно, я все же хотел бы, отец, услышать от тебя нечто относительно пресвятой Троицы. Тогда, услышав от тебя нечто по всем важнейшим вопросам, я смог бы уже и сам себе помочь в делах благочестия.

Кардинал. О многом можно сказать по-разному, хотя и далеко не исчерпывающе. Это показывает и только что сказанное мною, и то, что ты читал в разных моих сочинениях. Ибо после того, как я очень подолгу, не один раз и глубоко размышлял об этом сам с собой, а также тщательнейшим образом исследовал сочинения древних, я нашел, что последнее и самое глубокое представление о боге лишено предела, или бесконечно, то есть превосходит всякое понятие. В самом деле, все, понятие чего есть понятие чего-нибудь, во всяком случае замыкается в понятии. Но бог превосходит все это. Ведь понятие о боге есть понятие, или слово, абсолютное, охватывающее в себе все доступное пониманию и вместе с тем непостигаемое в ином. Ведь в ином все существует иначе. Ибо ничто не постигается разумом в действительном смысле так, как оно может быть постигнуто, раз более высоким разумом оно постигалось бы лучше. Только понятие - в - себе, или понятие абсолютное, в действительном смысле понятийно схватывает (conceptus) все доступное пониманию. Однако наше понятие, которое не есть понятие - в - себе, или абсолютное понятие, но понятие о чем-то 35, по этому самому не может постигать понятие - в - себе, так как последнее, будучи абсолютным, является понятием чего-либо одного не в большей степени, чем понятием другого. Поэтому-то понятие бога, бесконечное, неопределяемое и непостижимое, в силу его бесконечности мы по необходимости называем также и невыразимым. Ведь это слово Не может быть разъяснено или определено нами никаким именем или термином, поскольку оно недоступно постижению. Так, мы не называем его ни единым, ни троичным, ни каким бы то иным именем, потому что оно превосходит всякое понятие единого, троичного и чего бы то ни было именуемого. Наоборот, мы от него удаляем всякое имя всего постижимого, так как оно выше.

Иоанн. Следовательно, насколько меньшей признает разум возможность создать для себя понятие

==159

о боге, настолько он более, по моему представлению, велик.

Кардинал. Ты, отец, правильно говоришь. Поэтому всякий, кто полагает, будто он понял бога, пусть знает, что это исходит от ущербности и скудости его ума.

Бернард. Тот, следовательно, ученее, кто знает, что он не может его знать.

Кардинал. Это по необходимости скажут все, даже самые просвещенные.

Бернард. Когда я принимаю, что ни одна вещь не может быть нами постигнута в той мере, в какой она постигаема, то становится мне ясным, что не может быть постигнут бог, ибо он во всяком случае может быть постигнут только тогда, когда все, что можно постичь, постигается в действительности.

Кардинал. Мы знаем, что исчислимое отношение диагонали к стороне недостижимо, так как не может быть двух чисел, которые бы в точности находились в таком соотношении. Какие бы числа ни были даны, отношение их или больше, или меньше, чем отношение диагонали к стороне; и при всяких данных числах могут быть приведены числа более близкие к этому отношению. Поэтому достижение этого последнего представляется возможным, но эта возможность никогда не дается как действительность. Действительность же была бы точностью, так что числа в ней находились бы точно в таком соотношении. Причина этого в том, что искомое число не является ни четным, ни нечетным. Всякое же число, которое мы постигаем, есть по необходимости или четное, или нечетное, но не одновременно и то и другое; поэтому мы и находимся в затруднении. Однако мы видим, что в том понятии, которое постигает невозможное для нас, точность существует. Так говорить нам необходимо потому, что наше понятие не может достичь соизмеримости самой возможности и самого бытия, так как у нас нет общей меры, при помощи которой мы могли бы достичь этого отношения, поскольку возможность бесконечна и неопределенна, а акт конечен и определенен и между ними нет среднего. Но мы видим, что в боге это не различается и потому оказывается выше нашего понятия.

Бернард. Поскольку все, что познается нами, познается не так, как оно может познаваться, - потому что оно может познаваться лучше, - значит только у

==160