Часть 5.

Глава 4. Терапия проблем, связанных с личностным развитием

4.1. Классификация проблем

Широко известно изречение Фрейда "Анатомия — это судьба". Пожалуй, более точно соответствовала бы психо­аналитической теории формулировка "Судьба индивида — это его пол и его детство", ибо именно ранние стадии пси­хосексуального развития являются, по мнению психоана­литиков, определяющими факторами всей дальнейшей че­ловеческой жизни. Впечатления первых пяти лет, разумеется, почти целиком относятся к сфере бессозна­тельного, причем соотношение забытого и вытесненного материала (описательное и динамическое бессознательное) составляет основу конституциональной предрасположен­ности человека к возникновению неврозов и других психи­ческих нарушений.

Если, как считал Фрейд, человеческую индивидуаль­ность формируют первые пять лет жизни, то что именно в раннем детском опыте оказывает столь сильное влияние на личность? Это прежде всего отрицательные, неприем­лемые и тяжелые переживания и впечатления (основопо­ложник психоанализа никогда всерьез не отказывался от теории аффективной травмы, [см. с. 81 данной книги], но лишь перестал понимать ее как главную причину вытес­нения), а также фиксация и регрессия — психологические механизмы, с помощью которых происходит "возврат" взрослого человека в детство, в состояние беспомощнос­ти и незрелых реакций.

Представление о том, что тяжелое детство — причина психологического и личностного неблагополучия, являет-

[111]

ся общим местом. Принято считать, что по-настоящему серьезным отягощающим фактором является абъюз — не­выносимые условия жизни ребенка: постоянные избие­ния, сексуальное насилие, голод, отсутствие элементарно­го ухода, заботы и медицинской помощи. Однако и обычные печальные события детской жизни — утраты, обиды, неспособность справиться с проблемами и трудно­стями, гнев родителей, ревность, зависть, разочарова­ния — оказывают сильное влияние на психический статус взрослой личности. А тенденцию возвращаться к нерешен­ным или неразрешимым проблемам детства называют, в зависимости от контекста, то регрессией, то фиксацией на травме, то инфантилизмом. Таким образом, одна группа проблем, связанных с личностным развитием, может быть представлена как обусловленная недостаточной взрослостью, т.е. недостаточным развитием эго (затянутым детством, не­зрелостью, инфантильностью).

В классическом психоанализе развитие психики и лич­ностный рост рассматриваются как дифференциация Эго — сознания и самосознания, собственного Я, а также как процесс становления устойчивой сети взаимоотноше­ний эго с окружающей действительностью. Эго (Я) разви­вается из Ид (Оно), и повышение уровня сознавания лю­бого психического процесса принято считать прогрессом, тогда как снижение сознательности — это регресс, упадок. "Какой же ты несознательный, совсем как малый ребе­нок!" — такова типичная формула, описывающая обрат­ный ход психического развития человека.

Сознание развивается из бессознательного путем его дифференциации — усложнения и раздробления, разделе­ния на части. Не удивительно, что антагонизм — наиболее естественный тип представлений о взаимоотношениях этих основных аспектов психики. Правда, непонятно, по­чему бессознательное обычно считают своего рода "тормо­зом" личностного развития. Точнее, представление о том, что отношения между Я и бессознательным23 выстраива­ются по принципу "чем больше Я, тем меньше Оно", рас­сматривается как прямая программа развития личности. В сравнительно поздней (1923) работе "Я и ОНО" Фрейд

[112]

четко формулирует: "Психоанализ не может считать со­знательное сутью психики, а должен смотреть на сознание как на качество, которое может присоединяться к другим ее свойствам, а может отсутствовать" [82, т.1, с.352]. Отку­да же взялась идея о том, что различия Эго и Ид в контек­сте личностного роста имеют ценностную природу?

На эту тему можно долго и плодотворно рассуждать, а для нас важнее выделить следующую группу проблем — обус­ловленных бессознательным функционированием, недостаточ­ной регулирующей силой эго. И, наконец, третья группа пред­ставлена трудностями, связанными со слабым контролем Супер-эго — таких людей называют аморальными, бессове­стными, в клинической терминологии — социопатами.

Проблема Способы решения

Затянувшиеся детство, незрелость, инфантильность, недостаточное развитие эго Развитие эго, осознание бессознательного

Бессознательное функционирование недостаточная регулирующая функция эго Развитие рефлексии и объективации

Слабый контроль Супер-эго над поведением Переход от понимания к действиям

Разумеется, эта классификация в достаточной степени условна. Проблемы бывают комплексными, отдельные ас­пекты жизненных трудностей конкретного клиента могут выражаться и в инфантильности, и в слабом моральном контроле, причем последние качества — часто две стороны одной медали. В большинстве психоаналитических работ [см. 28, 41, 46, 56, 67, 107 и др.] типология проблем привя­зана либо к типам характера и личностной организации, либо к специфике психических нарушений, их уровню или глубине. Мое деление — скорее эмпирическое, и опирает­ся на общую стратегию психотерапевтической помощи:

клиентам первой группы следует помочь подрасти и повз­рослеть, второй — научиться лучше думать и больше пони­мать, а третьей — усвоить, что одного понимания хороше­го и плохого недостаточно, необходимы конкретные

[113]

действия. Эти цели совсем не противоречат друг другу, но все-таки несколько отличаются.

Обычно проблему развития личности рассматривают под углом выделенных Фрейдом стадий психосексуально­го развития. В отечественной (да и не только) традиции психоаналитическая концепция личности сводится к представлению о противоречивой, в высшей степени кон­фликтной системе взаимоотношений между различными психическими инстанциями (ид, эго, Я-идеалом и т.п.). Возрастная (стадиальная) динамика этих противоречий, дополненная рядом топологических метафор — это и есть теория личности по Фрейду. Само понятие "личность" в переводах его трудов употребляется совершенно произ­вольно (хотя чаще все же встречаются слова "человек", "индивид" и "субъект"). Определения личности как тако­вой мне не удалось найти ни у Фрейда, ни в работах, где название включает в себя это слово [28, 41]*.

Поэтому, следуя примеру со своих предшественников, я исхожу из того, что все и так знают, что такое личность с точки зрения психоанализа, и перейду непосредственно к рассмотрению проблемы ее развития и функционирова­ния. В равной степени, описывая процесс становления Эго или такие феномены, как тип организации характера, регрессивная динамика и пр., я буду считать, что речь идет о развитии личности и личностном росте.

* Я упорно искала психоаналитическое определение личности или хотя бы подходящую цитату на тему того, что же она такое. Это слово совсем не встречается в оглавлениях переводных психоанали­тических работ, в предметных указателях к ним. Его нет в психо­аналитических словарях (числом шесть). Психоаналшики (немец-кис, швейцарские, американские, британские, постсоветские — любые!) просто не пользуются термином "личность". Само слово фигурирует только как синоним, ни в одном из просмотренных контекстов (я добросовестно пролистала более тридцати книг) оно не несет смысловой нагрузки. Учитывая, что язык, как известно, — это дом бытия, поневоле приходишь к выводу, что в психоанализе личности нет.

[114]

4.2. Пренатальная стадия и травма рождения

Наверное, самый первый этап личностного развития — это отделение ребенка от матери, рождение и психическое рождение (термин М.Малер) человека. Само рождение, по мнению большинства психоаналитиков, является сильной физиологической и психологической травмой, которая в дальнейшем служит универсальным образцом (прототи­пом) для ситуаций, связанных со страданиями, диском­фортом и тревогой. Наиболее впечатляющие описания влияния родовой травмы на дальнейшую жизнь личности содержат работы Отто Ранка ("Травма рождения", 1924) и Шандора Ференци ("Опыт теории генитальности", 1924).

Ранк сосредоточивает свое внимание на переживаниях младенца, вырванного из приятных и естественных ощуще­ний блаженного тепла, защищенности, полного довольства и комфорта. Оказаться вне материнской утробы — это, по его мнению, самый сильный шок, который переживает че­ловек в течение жизни. Все остальные страдания строятся по образу и подобию родовой травмы, создающей резерву­ар первичной тревоги, отдельные порции которой высво­бождаются в дальнейшем в неприятных или угрожающих ситуациях. Особенно сильное переживание тревоги созда­ют похожие эпизоды — разрыв со значимым (любимым) объектом, потеря уважения, телесная травма, любая эмоци­ональная утрата — все напоминает человеку ощущение беспомощности, враждебности и страха, испытанное в пер­вый раз при вхождении в этот мир.

В процессе развития личность учится выдерживать та­кой страх. Разумеется, маленькие дети этого не умеют — они представляют себе окончательную утрату (смерть) как отъезд или уход, пытаются объяснить разрыв посредством защитной рационализации ("он был плохой, и его мама бросила, а я хороший и послушный"). У взрослых рано или поздно формируются эффективные механизмы совладания с тревогой утраты (потери), однако почти любая си­туация соответствующего типа реактивирует первичную

[115]

тревогу, возрождая как мощное иррациональное пережи­вание беспомощности и страха, так и сильное бессозна­тельное стремление вернуться в безопасное и уютное ма­теринское лоно.

Например, одна из клиенток, женщина в возрасте 32 лет, очень трудно переживала довольно-таки банальную ситуацию разрыва с возлюбленным, отношения с кото­рым сошли на нет из-за географической отдаленности их местожительства. Они были вместе около трех лет, а по­том женщине пришлось уехать из страны, в которую эми­грировал ее приятель. Этот "разъезд" она считала главной причиной разрыва, находясь в плену иллюзии, будто даже кратковременная поездка в Канаду все поправит. Пытаясь осуществить этот проект, клиентка демонстрировала ин­фантильное поведение, она беспомощно ждала и надея­лась, что бывший возлюбленный устроит эту поездку, "ведь он просто обязан это сделать". После того, как не­возможность уехать и нежелание партнера помочь стали очевидными даже для нее, женщина пережила тяжелую депрессию, в ходе которой регулярно ходила на могилу матери и подолгу плакала и жаловалась ей на все свои не­заслуженные обиды.

Проблемы, связанные с родовой травмой, имеют осо­бую специфику у недоношенных и появившихся в резуль­тате кесарева сечения индивидов. Обычно верят, что недо­ношенность или трудные роды усугубляют соматические проблемы, медики также считают этот факт чрезвычайно важным для анамнеза при детских болезнях. В то же вре­мя люди склонны приписывать особую храбрость и муже­ство тем, кто родился посредством кесарева сечения. Так, у Шекспира Макбет, узнав "о том, что вырезан до срока ножом из чрева матери Макдуф", теряет способность сра­жаться и терпит сокрушительное поражение. В фольклоре разных народов много похожих примеров.

На самом деле значение имеет не столько факт патоло­гического рождения, сколько отношение самого к челове­ка к тому, что ему становится известно о начале своего жизненного пути. Обидная кличка "недоносок" влияет на самооценку личности сильнее, нежели фиксируемое ею

[116]

событие. То же самое касается, например, столь частых ныне случаев обвитая пуповины вокруг шеи младенца — взрослого "душит" скорее знание или представление о том, что это плохо. Классический пример — "рождение в рубашке", только оно имеет позитивную семантику.

Работа Ференци изобилует множеством оригинальных идей, большинство из которых, как отмечают строгие ав­торитеты, мало обоснованы. Рассуждая о внутриутробном развитии, рождении и младенчестве, Ференци говорит о родственном характере матки, морских глубин, бессозна­тельного, фантазмов сновидения и т. п. Все это — вели­кий океан, Таласса24, из которого рождается человеческая личность. Наряду со стремлением выйти на сушу (=родиться) в нас всегда живет регрессивное желание вернуть­ся в океан (материнское лоно), покинутый в древние вре­мена. Эту идею подтверждают не столько эксперименты, сколько множество художественных произведений, в ко­торых образ морских глубин обладает неизъяснимой при­тягательностью, очарованием и властью. Взять хотя бы творчество Лотреамона, Германа Мелвилла, "Пьяный ко­рабль" Артюра Рембо или следующий пассаж из "Ориен­тиров" Сен-Джон Перса25:

...О Море, медлительная молниеносность, о лик, весь ис­хлестанный странный сверканьем! Зерцало изменчивых сно­видений, томленье по ласкам заморского моря! Открытая ра­на во чреве земном — таинственный след неземного вторженья; сегодняшней ночи безмерная боль — и исцеление ночи грядущей; любовью омытый жилища порог и кровавой резни богомерзкое место!

О неминуемость, неотвратимость, о чреватое бедами гроз­ное зарево, влекущее властно в края непокорства; о неподвла­стная разуму страсть — подобный влечению к женам чужим, порыв, устремленный в манящие дали! [21, с.582].

Привлекательность пренатального существования связа­на, по Ференци, с ощущением всемогущества, возникаю­щим у младенца, чьи потребности удовлетворяются сразу, не успев возникнуть даже как смутное ощущение. Это со­стояние бессознательного безусловного величия после рожде­ния сменяется стадией магического галлюцинаторного вели-

[117]

чия — стоит ребенку чего-нибудь захотеть, и мать тут же спешит удовлетворить его желание. После этого, в 5-7 ме­сяцев наступает стадия магического величия жестов, при по­мощи которых ребенок пытается управлять поведением ма­тери. В этот период она уже не может быстро и точно угадывать, чего хочет младенец — его потребности более разнообразны. И, наконец, годовалые дети вступают на ста­дию магии мыслей и слов — общепринятых форм общения.

Эти четыре стадии, предшествующие развитию чувства реальности, Ференци описал в работе "Общее учение о не­врозах" (1913). Регрессию к двум первым можно наблю­дать у психотиков, а поведение, характерное для второй и третьей стадии, часто демонстрируют обычные пациенты-невротики. Так, один из моих клиентов однажды пожало­вался на чересчур высокие цены в книжном магазине. На мое замечание о том, что можно ведь и поторговаться, он возмущенно ответил: "Ну вот еще! Неужели он (прода­вец — Н.К.) сам не понимает, как мне нужны некоторые книги!" Многие люди считают, что об их сильных (но не­высказанных) желаниях близкие должны догадываться и немедленно исполнять, а если так не происходит — "зна­чит, он (она) меня по-настоящему не любит".

Я полагаю, что невротическая симптоматика, обуслов­ленная описанными выше нарциссическими особеннос­тями младенца, особенно часто связана с переживаниями бессилия и некомпетентности в социальной сфере. Доста­точно вспомнить расплодившихся ныне во множестве экстрасенсов, "диагностов кармы" и других целителей ду­ши и тела, всерьез претендующих на магическое величие и всемогущество. Их претензии — хорошая иллюстрация психоаналитических представлений о бессознательных первичных процессах, управляющих поведением индивида на первом году жизни, когда чувство реальности и вто­ричные процессы (сознание и критика) еще не развиты. Сходные особенности поведения Фрейд отмечает у при­митивных народов, которым свойственна "громадная пе­реоценка могущества желаний и душевных движений, все­могущество мысли, вера в сверхъестественную силу слова, приемы воздействия на внешний мир, составляющие "ма-

[118]

гию" и производящие впечатление последовательного проведения в жизнь представлений о собственном вели­чии и всемогуществе" [82, т.2, с. 109].

Иллюстрацией сказанному может служить такой пример. Однажды на терапию пришел мужчина с проблемой, кото­рую он сам определил как невозможность сделать выбор между двумя женщинами. Господин О. выглядел подавлен­ным и несчастным. Он начал свой рассказ издалека, с юно­сти, постоянно подчеркивая, что раздвоенность между стремлением и невозможностью быть идеальным (мужем, отцом, специалистом и т.д.) мучила его всегда. Г-н О. бо­лезненно переживал ощущение своей "неидеальности", не­полноценности, тревожился, что близкие не понимают и не разделяют его страхов. Проблема выбора, заявленная в начале терапии, осложнялась для него неуверенностью в том, что избранница подтвердит его решение ("А вдруг, по­сле того, как я сожгу за собой все мосты — разведусь, раз­меняю квартиру, — она скажет мне: "Уходи, я тебя не люб­лю, ты мне не нужен"?) В целом господин О. производил впечатление законченного невротика, каковым и являлся. Я сильно удивилась, случайно узнав, что он несколько лет подвизался на поприще экстрасенса-целителя, определял "бионегативные зоны" в помещениях и т.п.

Развитие чувства реальности и способности различать собственное Я и окружающую действительность происхо­дит постепенно и требует отказа от нарциссических удо­вольствий. Главную роль в этом процессе играет мать, ра­зумно чередующая удовлетворение потребностей и частичную фрустрацию. Если мать чересчур заботлива — у ребенка нет необходимости развивать контакты с дейст­вительностью, если недостаточно — возникает страх перед угрожающей враждебностью мира. Эти переживания (нарциссическое самодовольство и тревога) могут сохра­няться в дальнейшем у взрослого человека или оживать в различных ситуациях жизни. Практически всегда они ак­тивируются в процессе психотерапии, независимо от того, является она глубинной (аналитической) или нет.

Так, клиентка Т. в начале анализа регулярно опаздыва­ла на сеансы на 15-20 минут. Она охотно приняла интер-

[119]

претацию о том, что эти опоздания являются одной из форм сопротивления, но продолжала находить для них ра­циональные причины. Периодически госпожа Т. пыталась компенсировать "потерянное время" за счет увеличения продолжительности сеансов, но каждый раз сталкивалась с тем, что приходил следующий клиент, и я мягко, но ре­шительно прерывала работу с ней.

Потом она перестала опаздывать. Я обратила внимание на этот факт, называла его позитивным, но не стала ин­терпретировать. После трех начавшихся вовремя встреч г-жа Т. опоздала на следующую на полчаса. Войдя в каби­нет, она сразу заявила, что думала, будто я уже ушла. "Но, как видите, это не так" — ответила я. И тут клиентка очень темпераментно обвинила меня в том, что мне все равно, опаздывает она или нет. Она гневно заявила, что я полностью равнодушна к ней как к личности, что другие клиенты, по-видимому, мне действительно интересны — в отличие от нее, и т.п. После разбора трансферентной динамики, занявшей весь сеанс, госпожа Т. признала, что вся эта ситуация была для нее средством выяснить, как же я отношусь к ней на самом деле. Она искренне считала, что соблюдение графика аналитической работы — вещь чисто субъективная, связанная с тем, что я предпочитаю ей клиента, приходящего после нее.

4.3. Оральная стадия

Оральная стадия психосексуального развития личности, занимающая первый год жизни, характеризуется посте­пенным развитием и дифференциацией чувства Я. Перво­начально психика новорожденного представлена бессоз­нательными влечениями и инстинктами, удовлетворение которых должно быть немедленным, а чувство удовольст­вия распространяется по всему телу ребенка. Эго сначала оформляется как инстанция, которая способна отсрочить удовлетворение, а также выбрать способ достижения удо­вольствия и реализовать его. Позднее развивается способ-

[120]

ность отказываться от неприемлемых влечений или спо­собов получения удовольствия, эта функция обычно соот­носится со Сверх-Я. Отношения между Я и бессознатель­ным можно представить следующим образом:

"Эго влияет на то, в какой форме инстинкт достигнет со­знания и воплотится в действие. То есть эго может либо раз­решить инстинкту сразу выразиться в действии, либо может запретить это и модифицировать инстинкт. В любом случае, развитие инстинкта будет зависеть от природы стремлений эго. Эго представляет собой как бы линзу, в которой прелом­ляются все раздражители из внутреннего мира. Но эго также вбирает в себя раздражители из внешнего мира, которые оно должно переварить и модифицировать. Эго находится на гра­нице между внутренним и внешним миром..." [46, с. 111].

Таким образом, первоначально Я развивается и диффе­ренцируется "на службе у Оно". На оральной стадии раз­вития Я представлено широким спектром нарциссических переживаний, поскольку большая часть энергии либидо направлена на собственное тело младенца. Если взрослый наиболее конкретно представляет собственное Я в про­цессах самопознания и самоосознания, то у ребенка до года чувство Я существует как удовольствие, причем к Я первоначально причисляются любые хорошие и приятные аспекты окружающего мира.

Я не буду рассматривать здесь влияние грудного корм­ления и общения с матерью на индивидуальное развитие (это задача следующей главы, посвященной становлению объектных отношений), а попытаюсь сосредоточить вни­мание на развитии сознательного Я личности как ее ос­новного наблюдаемого и переживаемого (феноменологи­ческого) свойства. При этом на первый план выходит понятие "границ Я".

Наиболее системные исследования в этой области при­надлежат Паулю Федерну [107]. Рассматривая "чувство Я" как переживание душевной и телесной связанности лич­ности во временном и содержательном аспекте, Федерн трактует Я одновременно и как носитель (субъект), и как предмет сознания. Иными словами, личностное Я — это долгая память о различных состояниях, модусах Я; оно

[121]

похоже на альбом с фотографиями, запечатлевшими пси­хический статус личности в разные периоды жизни. Тео­рия Федерна хорошо и наглядно объясняет процессы ре­грессии и случаи инфантильного поведения взрослых — это просто возврат к ранним способам вытеснения жиз­ненных трудностей и проблем. А специфические участки (зоны) Я, остро и тонко чувствующие действительность, он называет границей Я.

Границы Я определяют способность личности отчуж­даться от тяжелых переживаний и неразрешимых трудно­стей, а также механизмы деперсонализации, которые ис­пользуются для того, чтобы разделить переживания бессильного паникующего эго и уверенно-компетентного, придав тем самым последнему большую устойчивость. Границы Я оберегают наше чувство идентичности и уве­ренности в себе. Федерн пишет:

"Некоторые неверно меня поняли, что границы — образно выражаясь, подобно ремню — опоясывают Я и являются же­сткими. Верно обратное. Эти границы, то есть масса функций Я, наполненных чувством Я, то есть катектированных (насы­щенных, пропитанных — Н.К.) либидо, по-прежнему принад­лежат Я и изменчивы. Человек же ощущает, где прекращает­ся его Я, особенно если границы как раз меняются... Но я отнюдь не отстаиваю позицию, что чувство Я является лишь периферическим. Чувство границ Я, поскольку они чуть ли не постоянно меняются, воспринимается легче. Но одновремен­но чувством Я наполнено все сознательное. И, на мой взгляд, оно существует с самого начала, сперва расплывчатое и бед­ное содержанием" [цит. по 93, с.457].

Описанные Федерном тонкие различия в переживании различных аспектов собственного Я очень важны для тера­певтического анализа. Зачастую болезненные процессы, связанные с расщеплением личности и деперсонализацией, психотические срывы у сильно нарушенных невротиков и пограничных пациентов можно предугадать по рассказам, имеющим отношение к границам чувства Я. В особеннос­ти значимыми являются переживания, обусловленные ди­намикой самой терапии. Так, я хорошо помню клиентку, которая испытывала нарастающее отчуждение от процесса

[122]

терапии, протекавшего вполне удовлетворительно. У нее была мощная регрессивная динамика, сопровождавшаяся ярко выраженными позитивными трансферентными чувст­вами. В то же время госпожа П. подчеркивала, что эти чув­ства "как бы не ее", "не совсем взаправдашние". Она бо­лезненно реагировала на вынужденные перерывы в терапии, сильно интересовалась успехами других клиентов, завистливо опасаясь, что те имеют возможность как-то до­полнительно взаимодействовать со мной.

Тем не менее, г-жа П. упорно отказывалась анализиро­вать эти переживания. Она не хотела говорить о них и не желала "разбираться с малосущественными вещами". От­вергая интерпретации трансферентных чувств как значимых переживаний, она выносила их за границы собственного Я. А через некоторое время госпожа П. бросила работу, обви­нив меня в том, что по моему наущению коллеги стали счи­тать ее профессионально несостоятельной, сумасшедшей и т.п. Никакие интерпретации и логика здравого смысла не смогли опровергнуть этих параноидальных идей. Клиентка испытывала спроецированную на аналитика враждебность в форме саморазрушительных оценок и мнений значимых людей, она не сумела разделить катастрофические пережи­вания своей профессиональной и личностной неустойчиво­сти и трансферентные проекции. Границы Я рухнули и по­гребли под собой не только анализ, но и нормальные взаимоотношения с реальностью. В дальнейшем она спра­вилась с этим, но больше не работала по своей основной специальности (медсестрой).

Федерн полагает, что именно нарушения чувства Я приводят к наиболее тяжелым случаям психических рас­стройств. Одна из главных функций эго, дифференци­рованное восприятие действительности, нарушается при ослаблении границ Я, а проблемы, связанные с нарцис­сизмом, часто имеют в своей основе "протекающие", "дырявые" границы. Федерн замечает:

"Явно и отчетливо чувство Я разделяет внешний мир и Я, а психическое ощущение Я разграничивает тело и психику. И словно неявно продолжаются нарциссические катексисы чув­ством Я рахчичных представлений внешнего мира, они меня-

[123]

ются, развиваются, вновь исчезают и снова усиливаются. Са­мым затаенным, скрытым даже для собственного сознания, как показывают нам сновидение и психоз, продолжает оста­ваться весь мир первичного нарциссизма" [цит. по 93, с.458].

Ряд авторов (Карл Абрахам, Эдвард Гловер, Отго Фенихель), развивая идеи Фрейда о соотношении удовольствия и фрустрации на оральной стадии развития, а также о двух основных способах орального удовлетворения (сосание и кусание), дали описание специфического орального типа характера. Характер26 взрослого человека формируется в течение первых двух десятков лет и зависит от фиксации личности на определенной стадии психосексуалъного раз­вития. Оральный характер имеют люди, предпочитающие оральные способы получения удовольствия, причем набор типичных черт различается в зависимости от того, что преобладало во младенчестве — удовлетворение или фру­страция.

Орально удовлетворенная личность — это веселый оп­тимист, избалованный, ленивый, с легкостью игнорирую­щий трудности. Он открыт и общителен, твердо уверен, что в этом лучшем из миров все идет к лучшему. Орально фрустрированный человек пессимистичен, подавлен, не­уверен в себе, испытывает постоянную нужду в безопас­ности и защите. Он завистлив и враждебен по отношению к чужим успехам, что связано с претензиями на собствен­ную исключительность. Эти две группы черт могут встре­чаться в различных сочетаниях, поскольку на оральной стадии развития удовлетворение и фрустрация постоянно чередуются.

Таким образом, можно подвести некоторые итоги, ка­сающиеся роли оральной стадии в возникновении психо­логических проблем личности. Основным источником по­следних является неизжитый первичный нарциссизм, вновь и вновь возвращающийся в форме разнообразных эгоцентрических потребностей. Примитивно-нарциссиче­ская симптоматика включает снижение контроля над ре­альностью, искаженное восприятия себя и других людей, нереалистические представления о собственных возмож­ностях, притязательность и претензии на исключитель-

[124]

ность, навязчивое желание быть полностью защищенным от всех неприятностей и т.д.

Клиенты с фиксацией на данной стадии развития дей­ствительно выглядят и ведут себя как эгоистичные, кап­ризные дети. В работе с ними крайне необходимо терпе­ние, потому что анализ в большей степени похож на воспитание и обучение, а не на терапию как лечение. Иногда полезно объяснять клиентам, где проходит грани­ца между сопротивлением и простым упрямством, вто­ричной защитой и элементарной безответственностью, эмоциональной травмой и обычными капризами. В ко­нечном итоге проблемы инфантильной личности не ре­шаются как-то иначе — человек должен стать взрослым и ответственным субъектом собственной жизни.

В анализе такая ответственность будет касаться прежде всего способности клиента замечать и понимать свои ин­фантильные действия и мотивы. Интересный пример осо­знания инфантильно-нарциссической природы мотивации личностного роста содержит работа с описанным ранее кли­ентом О. В ходе нескольких сеансов г-н О. постепенно по­нял, насколько далеким от реальности было его представле­ние о себе, о силе и масштабе собственной личности, своем мнимом экстрасенсорном могуществе и т.п. После этого клиент начал пропускать сеансы, опаздывать. Он легко со­гласился с тем, что все эти досадные случайности обуслов­лены сопротивлением и выразил намерение прервать ана­лиз. Наш заключительный диалог был следующим:

Т: Вы понимаете, что анализ не закончен?

К: Да, конечно. Но знаете, я вот о чем подумал. Если мы с Вами будем работать дальше, то вся основа моей жизни будет поставлена под сомнение. Получается, все, что я считал правильным, все мои ценности гроша лома­ного не стоят. Еще чуть-чуть — и мои жизненные прин­ципы окажутся проявлениями собственного эгоизма.

Т: Вы демонстрируете хорошее понимание того, что происходит в терапевтическом процессе.

К: И я так думаю — сейчас не время анализировать дальше. Знаете, как у стоматолога — если вокруг зуба вос-

[125]

паление, то его не лечат, а сначала ждут, пока опухоль спадет. Я лучше подожду.

Т: Это интересное сравнение. То, что Вы назвали вос­палением — это неприятные чувства, сопровождающие возвращение вытесненного и разрушение воображаемого идеального образа Я.

К: Да, конечно, наверное, Вы правы. Но я не готов к тому, чтобы его разрушить. В конце концов, мне сорок семь лет, и я не мальчик, чтобы все начинать заново.

Т: А вот сейчас Вы рассуждаете как маленький мальчик, который боится трезво, по-взрослому оценить ситуацию.

К: Может быть. Но я всегда знал, когда следует вовре­мя остановиться. Я просто не хочу дальнейшего анали­за. Уж лучше пусть все останется по-старому. Наверное, я еще не созрел для того, чтобы стать более зрелым (смущенно смеется). Вы, конечно скажете, что это не­правильно.

Я не стала комментировать намерения клиента, а пред­ложила ему принять ответственность за свое решение. Господин О. хорошо понимал и осознавал свои незрелые реакции, но, тем не менее, радовался как мальчишка, ко­торого не заставили учить уроки, а разрешили идти играть в футбол (его собственная метафора). Было очевидно, что клиент полагал, что я начну его уговаривать продолжить терапию. Я не стала этого делать, и он попытался догово­риться о том, что вернется к анализу "немного погодя, че­рез пару месяцев, когда все придет в норму". Я сказала, что сомневаюсь в этом. Через несколько дней г-н О. при­шел и сказал, что его финансовое положение неожиданно ухудшилось, и денег на оплату терапии теперь нет. В со­ответствии с классической парадигмой я не стала интер­претировать этот факт (нет платы — нет и терапии).

Поведение и поступки инфантильной личности в срав­нении со зрелой ярко описаны Анной Фрейд в работе "Норма и патология детского развития" (1965):

"Мы характеризуем индивида как незрелого до тех пор, по­ка инстинктивные желания и их осуществление разделены между ним и его окружением следующим образом: желание

[126]

на его стороне, решение об удовлетворении или отказе — на стороне внешнего мира. От этой моральной зависимости, ко­торая для детства является нормальной, идет далее длинный и трудный путь развития к нормальному взрослому состоя­нию, в котором зрелый человек способен быть судьей в соб­ственном деле, т.е. на основе составленных в себе самом ожи­даний и внутренних идеалов контролировать свои намерения, подвергать их рассудительному анализированию и самостоя­тельно решать, нужно ли побуждение отклонить, отложить или превратить в действие" [73, с. 321].

Это и будет наилучший результат терапевтической ра­боты с проблемами, обусловленными инфантильностью.

4.4. Анальная проблематика в терапии

Следующая в онтогенезе анальная стадия психосексу­ального развития характеризуется дальнейшим продвиже­нием ребенка от принципа удовольствия к принципу реальности. Одновременно происходит развитие самосто­ятельности и дальнейшая социализация, опирающаяся на три основных "завоевания" малыша — овладение прави­лами туалета, речью и ходьбой. Начинается формирова­ние Супер-эго — посредством усвоения родительских тре­бований и запретов, прежде всего тех, что связаны с опрятностью и безопасностью.

Легко представить себе, какие именно проблемы взрос­лой личности укоренены в этом периоде детства. Еще Фрейд в ранней работе "Характер и анальная эротика" (1908) описывает людей с анальным характером как очень аккуратных, бережливых и упрямых, подчеркивая, что "аккуратность обозначает здесь не только физическую чи­стоплотность, но также и добросовестность в исполнении иного рода мелких обязательств: на людей "аккуратных" в этом смысле можно положиться; противоположные чер­ты — беспорядочность, небрежность. Бережливость может доходить до размеров скупости; упрямство иногда перехо­дит в упорство, к которому легко присоединяется наклон­ность к гневу и мстительности" [80, с. 151].

[127]

Однако, по моим наблюдениям, такая (и сходная) про­блематика нечасто служит предметом терапии именно как анальная. Клиенты испытывают естественное и вполне понятное чувство стыда, а терапевты, в свою очередь, не хотят выглядеть претенциозными и смешными. Об этом же говорит и Паула Хайманн, характеризуя современное состояние психоаналитической теории: "Мне бросилось в глаза, насколько наши кандидаты склонны не замечать анальную тематику в материале своих пациентов" [93, с. 599]. Она отмечает, что недооценка анальной стадии связана отнюдь не тем, что все проблемы были в свое вре­мя исчерпывающе описаны Фрейдом, Ференци и Эрн­стом Джонсом. Игнорирование роли анальности в про­цессе становления личности ребенка и взрослого наносит ущерб эффективности аналитической работы. "Переход к анальной фазе, — пишет она далее, — привносит в душев­ную жизнь ребенка нечто совершенно новое, особое и аб­солютно уникальное... Особенно с точки зрения роли, ко­торую анальность играет в сообществе детей-сверстников, и различий в поведении детей в зависимости от того, на­ходятся ли они в присутствии взрослых или в своем кру­гу" [93, с. 600-601].

Психические переживания на анальной стадии в ос­новном сосредоточены вокруг экскреции, контроля над ней и всего, что с этим связано. Разумеется, для терапев­тического анализа важен не так сам детский опыт, как его влияние на поведение взрослого. Однако разобраться в этом совсем непросто, и не только потому, что пациен­ты не стремятся рассказывать об анальных проблемах, а наоборот, настораживаются, как только терапия прибли­жается к обсуждению последних. Фрейд в работе, датиро­ванной 1917 годом, т.е. почти через десять лет после вы­хода в свет первой статьи об анальном характере, пишет:

"Куда деваются анально-эротические влечения? Какова их участь после того, как они лишились своего значения в сек­суальной жизни благодаря развитию зрелой генитальной ор­ганизации? Сохраняются ли они неизмененными, но в состо­янии вытеснения, подвергаются ли сублимированию и поглощению, превратившись в определенные черты характе-

[128]

pa, или вливаются в новую форму сексуальности, предопреде­ленную приматом гениталий?.. Но в этом материале так труд­но разобраться, — обилие повторяющихся впечатлений на­столько путает, — что я и теперь еще не могу дать полного разрешения проблемы, а только материалы для выяснения этого вопроса" [77, с. 243].

Фрейд был склонен считать, что происходит своеобраз­ное "слияние" анальных и эдиповых влечений, в резуль­тате которого в бессознательном устанавливается эквива­лентность кала, денег (ценностей), пениса и ребенка, с легкостью заменяющих друг друга в сновидениях, сексу­альных фантазиях и невротических симптомах. В цитиру­емой работе он предлагает графическую схему, иллюстри­рующую этот процесс:

[129]

Это очень наглядная картинка превращения влечений в особенности анальной эротики. Поэтому вместо поясне­ний, которые читатель найдет в одноименной статье [см. 77], я приведу пример терапевтической работы, хоро­шо соответствующей излагаемым представлениям.

Клиентка, госпожа С., болезненно переживала разрыв дружеских отношений, длившихся около пяти лет. Ее осо­бенно угнетали финальные эпизоды, в которых, по ее мнению, бывший друг повел себя как законченный и ко­рыстный негодяй. Это выразилось, в частности, в том, что он посмел оставить себе полсотни книг, подаренных г-жой С. "в лучшую пору" их отношений. В устах клиент­ки, женщины гордой, не бедной и не жадной (скорее да­же высокомерно акцентирующей эти моменты) такая пре­тензия казалась по меньшей мере странной. Еще более непонятным выглядело настойчивое стремление госпо­жи С. принудить бывшего приятеля (назову его И.) вер­нуть книги — и не лично ей, как она всякий раз подчер­кивала, а в библиотеку редакции, где они оба работали. Основная жалоба клиентки состояла в том, что ее друг, изображая высокую духовность, оказался обыкновенным потребителем, эгоистичным и неблагодарным. С учетом того, что г-жа С. рассказывала о своем конфликте с И., употребляя такие выражения, как "все, что он умеет и имеет, взято у меня", "неблагодарное ничтожество", "столько лет кормился от меня, а сейчас мне пакостит", было очевидно, что перед нами типичная анально-эротическая проблема.

Говоря о своих отношениях с И., госпожа С. (автори­тетный литературный критик и профессиональный фило­лог) сказала, что они изначально строились как исключи­тельно дружеские, основанные на общности интересов и взаимной симпатии, не переходившей в более интимную привязанность. Однако она легко признала, что эротиче­ский аспект отношений был представлен символически. Взаимная любовь метонимически27 сместилась на обоюд­ную страсть к литературе и поэзии. (Замечу в скобках, что в речи г-жи С. вообще много специальных терминов, так

[130]

что большую часть из тех, что вошли в описание психотерапевтической работы, она предложила сама).

Объясняя свое настойчивое желание вернуть книги, г-жа С. рассуждала так:

Т: Что для Вас важнее — получить книги назад или на­казать г-на И?

К: Главное — восстановить справедливость. Большую часть их он получил не просто в качестве приятеля, а как коллега и соратник, с котором мы вместе делали общее дело. Я давала книги ученику, если хотите — последова­телю. А теперь он не имеет на них никакого права.

Т: А сам господин И. какого мнения, как Вы думаете?

К: Этого уж я не знаю, да и знать не хочу. Надо совсем не иметь ни стыда, ни совести, чтобы в сложившейся си­туации вести себя так, как он поступил. И мотив мне по­нятен — элементарная жадность.

Т: Но, может быть, книги дороги ему не только по этой причине?

К: Другой причины нет, да и быть не может. Отноше­ния разрушены полностью, я с ним даже не здороваюсь. Тему исследований он поменял — так зачем Владимир Сорокин и Набоков тому, кто способен лишь подсчиты­вать запятые и деепричастия в переводах из Рамбиндраната Тагора?

Т: Вы наверняка слишком строго судите г-на И. — уж очень зло о нем говорите. Беспощадно.

К: Да я злюсь теперь больше на саму себя. Надо уметь лучше разбираться в людях. Как подумаю, сколько сил и труда я в него вложила — и все это как в выгребную яму ухнуло. А книги — это последний штрих. Такое ощуще­ние, что я их своими руками на помойку выбросила.

Если соотнести сказанное со схемой Фрейда, можно дать следующую интерпретацию: госпожа С. рассматрива­ла свои отношения с И. как "символическое рождение" новой, высокоинтеллектуальной личности рафинирован­ного литературоведа. Бессознательно она считала, что г-н. PL, точнее, его профессиональная ипостась — "сим-

[131]

волическое дитя" клиентки — должен был, как в сказках, расти не по дням, а по часам, дабы постепенно сравнять­ся с нею в знаниях и умениях. Этого не произошло, а г-жа С. еще долго принимала желаемое за действительное. В конце концов ее самообман рухнул, и в полном соответ­ствии с фрейдовской схемой ребенок у нее превратился в "какашку" (верхняя диагональ). Пришлось приравнять к фекалиям и подарки (нижняя строка схемы)28, а сама г-жа С. долго не могла смириться с мыслью о том, что ее друг оказался "таким г...ом". Какое-то время она бессознатель­но наслаждалась сложившейся ситуацией, но потом эти "маленькие анальные радости" ей надоели. Как все нор­мальные взрослые, она захотела "отмыться" от этой исто­рии, использовав терапевтический психоанализ в качестве моющего средства. Судя по тому, с какой готовностью гос­пожа С. приняла такую интерпретацию, ей это удалось:

Т: Если Вы согласны со мной, то что собираетесь де­лать дальше?

К: Самое разумное — больше не расстраиваться из-за этих книг и не пытаться их вернуть. Не то я снова ока­жусь испачканной (смеется). Ну, и самое главное — не влипать больше в подобные ситуации. Знаете, я ведь мно­гие отношения пытаюсь выстроить подобным образом, особенно с учениками. Сильно все-таки в нас бессозна­тельное...

Т: Дело не столько в бессознательном, сколько в вытес­нении.

К: Ну, если называть это самое "превращение влечения в особенности анальной эротики" всего лишь вытеснени­ем... Уж я впредь постараюсь не путать— как бы это по­мягче выразиться — дефекацию с родами.

Т: Это уже будет не метонимия, а метафора, которая, как известно, замещает симптом.

К: Вы хотите сказать, что в бессознательном у меня это путается?

Т: Вот именно.

К: (После паузы). А что, может быть... То-то я не успею статью написать, как она через два месяца после выхода в

[132]

свет уже кажется мне то примитивной, то глупой — словом, отвратительной.

Т: И часто так бывает?

К: Случается. Но, знаете, в этом есть свои плюсы — приходится писать все новые и новые работы.

Т: Это действительно неплохо. Только не стоит слиш­ком уж обесценивать прошлые. И прошлое, и былых при­ятелей тоже...

К: Боюсь, это легче сказать, чем сделать. Но, видно, другого выхода у меня нет.

В терапевтическом анализе не обойтись без понимания того, какую роль играет анальная стадия в возникновении и переживании психологических трудностей и проблем. Принято считать [см. 30, 41, 46, 93], что анальность лежит в основе таких серьезных нарушений, как невроз навязчи­вых состояний, паранойя, гомосексуальность и др. Психиатры считают утрату контроля над дефекацией и мочеиспусканием диагностическим признаком, доказыва­ющим наличие психоза. Амбивалентность, отношение к деньгам и ценностям, антагонизм активных и пассивных форм поведения, самоконтроль — все это также берет на­чало на анальной стадии развития.

Различные формы сексуальных извращений (первер­сии), например, садо-мазохизм, часто непосредственно связаны с анальной фазой. Дело в том, что анальный мир представляет собой замкнутую, ограниченную систему, тогда как оральный нарциссизм открыт и безграничен. "Поскольку цикл анальной потребности, облегчения и удовольствия, — пишет П.Хайманн, — совершается без содействия и участия матери, мы должны предположить, что фантазии, относящиеся к анальным ощущениям, по своей сути лишены объектных идей, абсолютно нарциссичны и неопосредуемы. Чтобы перейти на ступень опосредования, они нуждаются в опоре на объекты" [93, с.605]. Связь с объектом, являясь произвольной и случай­ной, может формировать разнообразные формы перверсивного поведения. В работах сексопатологов и психиат­ров, начиная с Крафт-Эбинга, описаны специфические

[133]

связи анальных (в особенности садистических) импульсов с объектами, далекими от привычных представлений о сексуальной привлекательности (животные, трупы и т.п.). А.А.Ткаченко [66] предлагает оригинальную классифика­цию перверсий, в основу которой положен "игровой мир трансгрессивной сексуальности" с выраженными форма­ми анальной фиксации.

Описываемую стадию развития личности часто называют опально-садистической. Это связано с тем, что в поведении детей двух- и трехлетнего возраста часто наблюдаются ярость, гнев, вспышки злости и мстительности, зловредное упрямство. Под влиянием воспитания и наказаний по принципу реактивного образования могут развиваться про­тивоположные черты — ответственность, сознательность, выраженный самоконтроль, сильное чувство долга.

Многие психоаналитики вслед за Фрейдом выводят особое значение анальной стадии из того, что именно в этот период происходит серьезное столкновение детского нарциссизма с объектными отношениями. Ребенка, пред­почитающего нарциссическое удовольствие от задержки дефекации, обычно называют плохим — грязнулей, уп­рямцем и т.д. Послушные дети, контролирующие сфинк­тер в угоду требованиям взрослых, развивают, как прави­ло, более успешные отношения с окружением. В обоих случаях у взрослых ситуации, связанные с утратой кон­троля, несдержанностью (в широком смысле этого слова) вызывают сильное ощущение стыда, "замаранности". Бессознательное анальное удовольствие тщательно вытес­няется, и у человека могут формироваться различные не­вротические сценарии поведения.

Например, довольно часто (особенно у женщин) встре­чается убеждение "быть сдержанной (холодной), всегда контролировать себя — единственная возможность "не испачкаться" в любовных и сексуальных отношениях". Иногда это соединяется с бессознательным ожиданием насилия как нормальной формы сексуальной инициации. Так, одна из моих клиенток пережила опыт изнасилова­ния как вполне приемлемый в сексуальном плане. В даль­нейшем в отношениях с мужем она была чрезвычайно

[134]

сдержанной и могла получить удовольствие только в тех случаях, когда супруг вел себя грубо. Клиентка называла его "грязным животным" (проекция) и становилась агрес­сивной в ответ на попытки мужа вести себя нежно и лас­ково. Интересно, что когда я в процессе терапии дала полную интерпретацию этого паттерна, клиентка внезап­но расхохоталась и в середине долгого приступа смеха произнесла сакраментальную обсценную фразу "Усраться можно!" Получив (или дав себе) разрешение на удоволь­ствие в столь необычной для нее речевой форме (клиент­ка была очень интеллигентной, воспитанной и утончен­ной дамой), она стала испытывать гораздо больше удовлетворения в супружеской постели.

Следует отметить, что обсуждение анальных проблем часто вызывает у клиентов сильное сопротивление, пред­ставляющееся им самим вполне естественным и даже не­обходимым. Особенно это касается людей с минимальны­ми психологическими познаниями. Имея расплывчатое представление о том, что с психотерапевтом, скорее всего, придется обсуждать сексуальные проблемы, они совсем не готовы к разговору о прегенитальных формах эротических переживаний. Регрессия на анальную стадию может про­исходить легко и достаточно быстро — тем больше клиент упирается, отказываясь ее признавать. Зачастую общая ди­намика терапевтического анализа представляет собой миметическую29 копию свойственных клиенту регрессий и фиксаций: с широко открытым ртом он "поглощает", "всасывает" интерпретации, относящиеся к оральной ста­дии, а потом долго "тужится", чтобы высказать анальную проблему, с чувством замешательства и облегчения рас­сматривая результат (так сказать, "принюхиваясь" к нему). От аналитика он ждет материнского терпения и бессозна­тельно побаивается, как бы тот не начал брезгливо мор­щиться в ответ на анальные признания.

Поэтому всегда полезно заранее рассказать пациенту об основных особенностях стадий психосексуального разви­тия личности, подчеркнув, как важно понимать бессозна­тельные механизмы, структурирующие проблемы взросло­го человека по образу и подобию детских переживаний.

[135]

4.5. Эдипова стадия и эдипов комплекс

Если психодинамика оральной и анальной фаз более-менее наглядна и очевидна, эдипова стадия намного сложнее. Кроме того, как правило, именно эдипова про­блематика в той или иной степени определяет трансферентные отношения терапевта и клиента. А если добавить к этому сложные перипетии реальных жизненных отно­шений, обусловленные эдиповым комплексом, проблемы зрелой сексуальности и особенности супер-эго, также формирующегося преимущественно на эдиповой стадии, то станет понятно, как непросто разобраться в перипети­ях эдиповых проблем взрослых людей. "Трудности пони­мания эдипова комплекса, — пишет Гельмут Штольце, — связаны с двумя типами тесно переплетенных между со­бой проблем: возникающих в процессе полового развития маленького ребенка и тех, что обусловлены переходом ду­альных отношений "мать-ребенок" на стадию сознатель­ных отношений со многими людьми" [93, с.621].

Эдипова или фаллическая стадия развития личности — то, что называется у нас "дошкольное детство", период с трех до пяти-шести лет. В этом возрасте, по мнению боль­шинства психоаналитиков, складываются основные фор­мы сексуального поведения и формируется супер-эго — главная контролирующая инстанция человеческого пове­дения, местопребывание чувства вины, идеалов, совести и морали. На эдиповой стадии происходит развитие основ­ных паттернов (образцов) мужественности и женственно­сти (маскулинности и фемининности); ребенок усваивает принятую в культуре женскую или мужскую роль, более или менее успешно разрешая связанные с ними главные невротические проблемы — страх кастрации (у мальчи­ков) и зависть к пенису (у девочек). Совершенствуется си­стема психологических защит личности, развиваются и усложняются ее отношения с миром.

Даже из этого беглого перечня видно, насколько эдипо­ва стадия сложна и неоднородна по своему психологичес-

[136]

кому содержанию. Если же попытаться хотя бы в первом приближении учесть (и хоть как-то согласовать, чтобы не слишком запутывать читателя) разнообразные постфрей­дистские трактовки содержания и функций фаллической стадии, обращая внимание на отдельные нюансы понима­ния различными специалистами, скажем, роли кастрационной тревоги или смены сексуального объекта, то стано­вится ясно, что изложить весь этот материал в рамках одного раздела или главы чрезвычайно трудно. Поэтому я коснусь лишь основных аспектов эдиповой стадии, отда­вая предпочтение материалу, непосредственно связанному с практикой психоаналитического анализа.

Специфика фаллической стадии, по Фрейду, определяет­ся тем, что частичные (связанные с различными эрогенны­ми зонам и участками тела) влечения подчиняются генита­лиям, сосредоточиваясь у мальчиков вокруг пениса и его аналога — клитора — у девочек. "На этой стадии, — указы­вает авторитетный психоаналитический словарь — в отли­чие от генитальной организации пубертатного периода, ре­бенок любого пола признает лишь один половой орган — мужской, так что различие полов для него тождественно противопоставлению фаллического и кастрированного" [37, с. 506]. Многочисленные наблюдения за детьми подтверж­дают, что в этом возрасте они активно интересуются свои­ми гениталиями, играют с ними и проявляют любопытство к аналогичным частям тела сверстников и взрослых.

Классический психоанализ считает, что в результате этого любопытства и сравнения себя с другими детьми мальчик начинается гордиться своим пенисом, а девочка испытывает разочарование и зависть. Однако нарциссиче­ская гордость мальчика сопровождается страхом потерять столь важное отличие (кастрационная тревога), а пресло­вутая "зависть к пенису" (наличие такого чувства активно оспаривают многие аналитики, в особенности Карен Хорни) становится залогом нормального женского варианта психосексуалъного развития. Оба эти момента связаны с эдиповым комплексом.

Содержание эдипова комплекса, этого центрального феномена детского развития, лучше всего выразить фор-

[137]

мулировками самого Фрейда. Я приведу достаточно про­странную цитату (с небольшими пропусками, убрав арха­измы и повторения) , чтобы можно было в дальнейшем описать различные уточнения и дополнения, внесенные его последователями и критиками. В "Лекциях по введе­нию в психоанализ" Фрейд говорит:

"Легко заметить, что маленький мужчина один хочет обла­дать матерью, воспринимает присутствие отца как помеху, возмущается, когда тот позволяет себе быть нежным с нею, выражает удовольствие, если отец уезжает или отсутствует. Часто он выражает свои чувства словами, обещая матери же­ниться на ней... Ребенок одновременно (при других обстоя­тельствах) проявляет большую нежность к отцу; только такие амбивалентные эмоциональные установки, которые у взрос­лого привели бы к конфликту, у ребенка прекрасно уживают­ся, подобно тому как позднее они постоянно находят рядом в бессознательном... Когда малыш проявляет самое неприкры­тое сексуальное любопытство по отношению к матери, тре­буя, чтобы она брала его ночью спать с собой, просится при­сутствовать при ее туалете или даже предпринимает попытки соблазнить ее, как это часто может заметить и со смехом рас­сказать мать, то в этом, вне всякого сомнения, обнаруживает­ся эротическая природа привязанности к матери...

У маленькой девочки все складывается (с необходимыми из­менениями) совершенно аналогично. Нежная привязанность к отцу, потребность устранить мать и занять ее место, кокетство, пользующееся средствами зрелой женственности, именно у ма­ленькой девочки образуют прелестную картину, которая застав­ляет забывать о серьезности и возможных тяжелых последстви­ях, стоящих за этой инфантильной ситуацией" [75, с.211-212].

Итак, основоположник психоанализа подчеркивает прежде всего негативные последствия эдиповой привя­занности. Это не значит, будто эдипов комплекс являет­ся чисто невротическим образованием (типа комплекса неполноценности или комплекса вины). Это нормальное, свойственное всем людям переживание, а патологические последствия оно приобретает вследствие неспособности справиться с проблемами данной стадии, разрешив ос­новные эдиповы противоречия (любовь к одному родите­лю, ненависть и желание смерти другому)30. Противоре-

[138]