Часть 10.

Необходимо иметь в виду, что понятие "идеология" употребляется в социальной философии в еще одном, более узком смысле - как система теоретических взглядов одной большой социальной группы, прямо или опосредованно отражающая ее коренные интересы. Таким образом, если в первом случае доминирует познавательный аспект, выясняется уровень общественного сознания, то при втором варианте применения акцент смещается в сторону аксиологического (ценностного) аспекта, причем оценка тех или иных социальных явлений и процессов дается с узкогрупповых позиций.

Если общественная психология формируется стихийно, непосредственно под воздействием тех жизненных обстоятельств, в которых находится класс, то идеология преимущественно выступает как продукт теоретической деятельности "особо уполномоченных" данного класса - его идеологов, которые, по выражению Маркса, теоретически приходят к тем же самым выводам, к которым класс в целом приходит практически. Очень важно отметить, что по своему социальному положению идеологи класса могут и не принадлежать к данному классу, но, выражая на языке идеологии интересы класса, идеологи служат ему, составляют его интеллигенцию.

Соотношение между общественной психологией и идеологией предопределено тем, что первая является эмоциональным, чувственным, а вторая - рациональным уровнем общественного сознания.

Известно, что чувственное познание вообще есть недостаточный (поверхностный), но необходимый этаж сознания, поскольку только благодаря ему наш мозг может получить первичную информацию о мире и из нее синтезировать знание о сущности вещей. Общественная психология есть то непосредственное отражение внешних проявлений социальной действительности, которое составляет своеобразный базис для возникновения соответствующей идеологии. Идеология проясняет то, что смутно схвачено психологией, глубоко проникает в сущность явлений.

Отношение между идеологией и общественной психологией весьма сложно. С одной стороны, формируясь, идеология базируется на определенных чертах психологии данной социальной группы. С другой стороны, идеология не есть простое пассивное отражение особенностей общественной психологии. Появившись на свет, она способствует усилению одних психологических черт своего класса и ослаблению, сведению к минимуму других.

В философской и исторической литературе очень часто встречаются понятия "обыденное сознание" и "массовое сознание". И хотя, как следует из названий, понятия эти предназначены для характеристики разных сторон общественного сознания (в первом случае нас интересует степень "онаученности" сознания,

198

во втором же - степень его распространенности в обществе), до настоящего дня они в самой значительной степени совпадают по своему объему и могут быть синкретно определены как эмпирическое, стихийно возникающее в процессе повседневной житейской практики и характерное для основной массы членов общества сознание. Сложнее выглядит их соотношение с общественной психологией и идеологией. Нередко можно встретиться с попыткой свести все содержание обыденного и массового сознания исключительно к социально-психологическому. В особенности это неверно по отношению к современному обществу, обыденное и массовое сознание членов которого уже заметно теоретизировано и идеологизировано

На всех этапах исторического развития социально-психологический фактор играет активную роль. Можно, например, четко проследить закономерности психологического вызревания социальных революций, равно как и те психологические факторы, которые позволяют стабилизировать послереволюционное общество. Так, при анализе перехода от рабовладения к феодализму Энгельсом была прослежена обратная связь психологического фактора и социально-экономического переворота. "Рабство, - отмечал он, - перестало окупать себя и потому отмерло. Но умирающее рабство оставило свое ядовитое жало в виде презрения свободных к производительному труду. То был безвыходный тупик, в который попал римский мир: рабство сделалось невозможным экономически, труд свободных считался презренным с точки зрения морали. Первое уже не могло, второй еще не мог быть основной формой общественного производства" [1]. Таким образом, переход к новым производственным отношениям ("выбор" их) определяется не только экономическим фактором (уровнем производительных сил), но и фактором психологическим: насколько тот или иной уклад морально правомерен или осужден в глазах общества.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 149.

В последнее время в исторической, социально-психологической и философской литературе получает права гражданства понятие менталитета, определение которого либо вообще не встречается в энциклопедических и учебных изданиях, либо, если присутствует, носит довольно приближенный характер. В этой связи тем более значимым становится соотнесение феномена, рефлексируемого в понятии "менталитет", с общественной психологией в целом и с каждым из ее уровней в частности.

199

На наш взгляд, следует говорить о трех уровнях общественной психологии:

1) общественная психология первого (низшего) уровня как элементарное отражение фундаментальных условий жизни социума и отдельных индивидов в нем: технико-технологических, природных (в том числе демографических), конкретно-исторических (в том числе этнических);

2) общественная психология второго уровня как отражение уже не только указанных выше фундаментальных факторов, но и сложившихся не без помощи первого уровня общественной психики экономических отношений;

3) общественная психология третьего уровня, содержание которой определяется в значительной степени обратным активным воздействием на нее со стороны политической и духовной надстройки.

Подчеркнем, что переход с одного уровня общественной психологии на другой носит кумулятивный характер: происходит не смена основного содержания, а его удержание и соответствующее наращивание за счет подключения новых объективных факторов, находящих свое отражение в общественной психике. Поэтому, если говорить о третьем уровне, то здесь мы имеем дело уже с общественной психологией в значительной мере политизированной и "одухотворенной". Последний эпитет приходится брать в кавычки, поскольку воздействие надстроечного этажа социума (политики, искусства, философии) на психологию далеко не однозначно - оно, это воздействие, может в одних случаях возвышать чувства, привычки, настроения, гуманизировать их, а в других - делать их более низменными, эгоцентристскими и даже человеконенавистническими.

Сводим ли менталитет к одному из этих уровней (скажем, к первому)? К двум нижним? Или к общественной психологии в целом? Если правилен последний вариант ответа, то тогда теряет смысл само введение в канву теоретического анализа понятия "менталитет", ибо оно перестает нести самостоятельную эвристическую нагрузку, превращаясь в дублера "общественной психологии". А дублеры в науке, в отличие от космонавтики, как известно, не нужны. Нам представляется, что менталитет как духовно-психологический облик общества объемлет собой два "нижних" уровня общественной психологии. Что же касается третьего, вырастающего на базе обратного воздействия на психологию надстроечных факторов, то необходимо учитывать специфические закономерности подобного воздействия.

Идеология не создает в массах какие-то новые чувства, а лишь кристаллизует, осознанно оформляет их, потенцируя одни (в зависимости от социально-классового содержания идеологии и надстройки в целом) и погашая по мере возможности другие. Таким образом, менталитет представляет собой наиболее фундаментальное и глубинное, а потому и наименее изменяемое в общественной психологии большой социальной группы (класса, нации и

200

ОБЩЕСТВЕННОЕ И ИНДИВИДУАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ

т. п.), в то время как политическое и идеологическое воздействие на него сравнительно кратковременно и приводит лишь к количественным, внутримерным изменениям менталитета. Кстати, именно в таком методологическом ключе, как нам представляется, решал проблему идейно-психологического воздействия марксизма на Россию, на российский менталитет Н. А. Бердяев: марксизм, не разрушая извечные основы этого менталитета, накладывался на созвучные себе черты русского коммунизма - общинное сознание, стремление к максимальной социальной справедливости и вселенской соборности.

На первый взгляд, выделение наряду с общественным сознанием сознания индивидуального, их подразумевающееся противопоставление друг другу может показаться непонятным. Разве человек, индивид, не есть существо общественное, а поскольку это так, то разве его индивидуальное сознание не есть в то же время сознание общественное? Да, в том смысле, что нельзя жить в обществе и быть свободным от общества, сознание индивида действительно носит общественный характер, ибо его развитие, содержание и функционирование определяются теми социальными условиями, в которых он живет. Общественное бытие отражается в сознании индивида по преимуществу не непосредственно, а пропущенным через "второй экран" - через "ограничители" социокультурные (связанные с уровнем культуры общества в целом, в т. ч. с господствующей картиной мира) и идеологические (связанные с особенностями восприятия общественного бытия, присущими отдельным большим социальным группам). Отметим, что к сознанию этих групп индивид может тяготеть либо в силу своего сегодняшнего социального положения, либо по происхождению, либо по воспитанию.

И все же сознание индивида далеко не тождественно ни сознанию общества в целом, ни сознанию доминантных для данного индивида больших групп.

Индивидуальное сознание есть отражение общественного бытия отдельным человеком через призму конкретных условий его жизни и его психологических особенностей. Это значит, что в сознании индивида сосуществуют (в одних случаях гармонично сочетаясь друг с другом, а в других - находясь в антагонистических противоречиях) различные духовные пласты и элементы. Таким образом, индивидуальное сознание - своеобразный сплав общего, особенного и единичного в сознании личности. Об общем и особенном в этом сплаве уже было сказано чуть выше, а единичное - это все то, что связано с индивидуальностью данной личности.

201

Взаимодействие, взаимоотношения общественного и индивидуального сознания носят диалектически противоречивый характер. С одной стороны, индивидуальное сознание проникнуто и, как правило, в массе своей организовано общественным сознанием, "насыщено" им. Но с другой стороны, содержание самого общественного сознания имеет своим единственным источником сознание индивидуальное. И то, что для меня и моих современников выступает как абсолютно надличностное, неперсонифицированное, на самом деле было внесено в общественное сознание конкретными личностями: и теми, имена которых мы помним - Эпикуром и Кантом, Шекспиром и Чайковским, Фомой Аквинским и Августином Аврелием, Ф. Бэконом и Марксом, Коперником и Эйнштейном, - и теми тысячами и сотнями тысяч, чьи имена в том же самом общественном сознании не сохранились. Выдающийся отечественный историк Е.В.Тарле писал: "Вряд ли что может быть труднее для историка известного идейного движения, как разыскивание и определение начала этого движения. Как зародилась мысль в индивидуальном сознании, как она себя поняла, как перешла к другим людям, к первым неофитам, как постепенно видоизменялась..." [1]. Прослеживая (и прежде всего по первоисточникам) этот путь, историк воспроизводит на конкретном материале механизм включения инноваций индивидуального сознания в содержание общественного.

1 Тарле Е.К. Дело Бабефа. Очерк по истории Франции. Из литературного наследия академика Е.В.Тарле. М., 1981. С. 29.

Еще одна важная закономерность: функционирование идеи, уже включенной в содержание общественного сознания, ее "жизнь" или, напротив, возможное "умирание" также неотрывны от индивидуального сознания. Если идея длительное время не функционирует ни в одном индивидуальном сознании, она выходит в "тираж погашения" и в сознании общественном, то есть умирает.

Для правильного понимания характера, содержания, уровня и направленности индивидуального сознания большое значение имеет успешно развиваемая нашим обществоведением в последние десятилетия категория "социальная микросреда". Употребление этой категории позволяет вычленить из общего представления "социальная среда" конкретный и чрезвычайно важный ее фрагмент. Дело в том, что социальная среда, формирующая духовный мир индивида, не есть нечто единое и одноплоскостное. Это и мегасреда - огромный современный мир вокруг человека с его политическим, экономическим и идейно-психологическим противоборством и в то же время единством. Это и макросреда, скажем, наше недавно еще советское, а сейчас постсоветское общество. Это и микросреда - непосредственное социальное окружение человека, в качестве основных компонентов (референтных групп)

202

которого выступают семья, первичный коллектив - учебный, трудовой, армейский и т.д. - и приятельское окружение. Понять духовный мир данного конкретного индивида можно только с учетом воздействия на его сознание мега-, макро- и микросреды, причем воздействия неравномерного в каждом конкретном случае.

Сегодня категория "социальная микросреда" получила права гражданства во многих науках - в правоведении, педагогике, социологии, социальной психологии и т.д. И каждая из этих наук на богатейшем материале подтверждает чрезвычайно большую роль микросреды в формировании личности и ее дальнейшей жизнедеятельности. При всей значимости объективных социально-экономических условий жизни весьма важным, может быть, даже решающим для формирования нормативных установок личности является нередко идеологический и социально-психологический климат в семье, трудовом коллективе, приятельском окружении. Именно они непосредственно создают тот интеллектуальный и моральный стержень личности, на котором затем будет основано либо моральное и правомерное, либо аморальное и даже преступное поведение. Разумеется, индивидуальные особенности сознания детерминируются не только микросредой: необходимо учитывать не в меньшей степени и антропологические (биологические и психологические) особенности самой личности, обстоятельства его личной жизни.

3. ФОРМЫ ДУХОВНО-ПРАКТИЧЕСКОГО ОСВОЕНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

ПОЧЕМУ МНОГООБРАЗИЕ; ПОЧЕМУ ЕДИНСТВО?

Общественное бытие отражается общественным сознанием в различных формах. Такое многообразие обусловлено сложностью объекта познания - окружающего нас мира, который не может быть сколько-нибудь достаточно познан в единой форме. Различные формы общественного сознания отражают различные стороны действительности, в связи с чем они характеризуются не только специфическим содержанием, но и специфическим способом познания своего объекта.

При этом формы общественного сознания возникают неодновременно, а по мере, во-первых, усложнения общественного бытия и, во-вторых, развития и обогащения познавательных способностей человека. Исторически первой формой общественного сознания является моральное сознание. Оно так же древне, как и само общество, ибо никакой социальный коллектив не может существовать, если его членами не соблюдаются определенные нормы поведения. В условиях первобытного общества возникают еще две формы общественного сознания - сначала эстетическое, затем религиозное. Более позднее происхождение религии приходится

203

подчеркивать особо потому, что церковники и богословы пытаются внушить мысль о вечности религии, о ее первичности и по отношению к морали, и по отношению к искусству. В связи с переходом к классовому обществу возникают политическое сознание и правосознание, а позднее - в связи с отделением труда умственного от физического - научное и философское сознание.

Возникновение форм общественного сознания нельзя представлять как процесс законченный. По мере усложнения общественного бытия в целом или выхода на передний план какой-то одной стороны (сферы) социальных отношений возникает необходимость в новой форме социального оотражения и одновременно вызревают возможности ее появления. Так, сегодня с полным основанием можно говорить о рождении экологической формы общественного сознания, вызванной к жизни небывалым усложнением и обострением в сфере взаимодействия общества и природы и соответственно обострением отношений межды людьми по поводу их отношения к природе.

До сих пор мы говорили о многообразии форм общественного сознания. Но общественное сознание характеризуется также и единством всех этих многообразных форм. Объяснение этого единства мы находим также в самой природе отражаемого объекта: ведь несмотря на свою сверхсложность общественное бытие представляет собой единое целое.

Каждый из нас не раз слышал и читал об "историческом сознании", а порой и сам произносит это словосочетание. Но каков статус этого понятия? Можно ли считать историческое сознание еще одной относительно самостоятельной формой общественного сознания? Или перед нами срез, хотя и очень важный, с общественного сознания в целом?

Даже среди самих историков нет единого мнения на этот счет, начиная с вопроса о временных характеристиках этого духовного феномена. Одни авторы считают, что той специфической стороной социальной действительности, которую призвано отражать историческое сознание, является прошлое общественное бытие, и в таком случае историческое сознание сводится к исторической памяти. Другие видят в историческом сознании совмещение всех трех временных проекций - прошлого, настоящего и будущего. Расшифровывая данное положение, М. А. Барг писал, что историческое сознание общества включает в себя "его родовое прошлое (генезис), его видовое настоящее (данная фаза общественной эволюции) и его прозреваемое будущее, вытекающее из явного или неявного целеполагания" [1]. Соглашаясь с М. А. Баргом в принципе, ибо историческое сознание только при таком совме-

204

щении может быть истинным, целостным и плодотворным, обратим внимание на несомненное вторжение исторического сознания в таком случае в "суверенные" пространства других наук - социологии, когда речь идет о настоящем; футурологии, когда мы пытаемся понять "прозреваемое будущее" и т.д.

1 Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М., 1987. С. 5.

В конечном счете, как нам представляется, и сам М.А.Барг склоняется к выводу о том, что историческое сознание, несмотря на поистине непреходящее значение для общества содержащейся в нем информации, не представляет собой самостоятельную форму общественного сознания. "Неправомерно, - пишет он, - без всяких оговорок ставить знак равенства между историческим и общественным сознанием, поскольку первое лишь измерение, срез второго" [1]. И все же точку в решении этой проблемы ставить еще рано, тем более что повысившийся к ней сегодня интерес может привести к появлению новых аргументов и новых концепций.

1 Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М., 1987. С. 5-6.

По своим социальным функциям все формы общественного сознания можно разделить на две группы: а) формы, в которых происходит духовно-практическое освоение социальной действительности (моральное, политическое и правовое сознание); б) формы духовного освоения всего окружающего мира (искусство, философия, религия). Конечно, деление это в известной степени условно Так, например, религия во многих обществах выполняет рельефно выраженную регулятивную функцию.

В данном параграфе будет дана характеристика форм общественного сознания, отнесенных к первой группе.

3.1. Моральное сознание

Особую роль в жизни общества, в регулировании поведения его членов играет мораль - форма общественного сознания, в которой находят свое отражение взгляды и представления, нормы и оценки поведения отдельных индивидов, социальных групп и общества в целом. Выполняя, наряду с появившимся позднее правом, роль регулятора поведения людей, мораль в то же время принципиально отличается от него по ряду существенных моментов.

1. Мораль - такая регулятивная система, которая обязательна для каждой формационной и цивилизационной ступени развития общества. Право же является атрибутом только "государственных" формаций, в которых мораль сама по себе не может обеспечить соответствующее данному общественному порядку поведение людей.

2. Нравственные нормы поведения поддерживаются лишь общественным мнением, правовые нормы - всей силой госу-

205

дарственной власти. Соответственно и нравственная санкция (одобрение или осуждение) имеет идеально-духовный характер: человек должен осознать оценку его поведения общественным мнением, принять ее внутренне и скорректировать свое поведение на будущее. Юридическая же санкция (награда или наказание) принимает характер принудительной меры общественного воздействия.

3. Принципиально отличаются друг от друга и категории правовых и моральных систем. Если основными категориями права выступают законное и незаконное, правомерное и неправомерное, то основными оценочными категориями морали и этики (науки, изучающей моральные отношения и моральное сознание) являются: добро, зло, справедливость, долг, совесть, честь, достоинство, счастье, смысл жизни.

4. Моральные нормы распространяются и на такие отношения между людьми, которые не регулируются государственными органами (дружба, товарищество, любовь и др.).

С появлением классового общества мораль принимает во многих своих проявлениях классовый характер не только по своему содержанию, но и по своему субъекту: можно совершенно точно говорить о морали классов господствующих и о морали классов угнетенных. В связи с этим можно выделить исторические типы морали: мораль рабовладельцев и мораль рабов, мораль феодалов и мораль крепостных крестьян, мораль буржуазии и мораль пролетариата.

При анализе морали и оценке ее конкретных форм одинаково вредно и ошибочно как игнорирование классовых аспектов в содержании морали, так и их абсолютизация. Дело в том, что в морали заключено и общечеловеческое, цивилизационное по своему смыслу, ядро, обладающее кумулятивными свойствами: от этапа к этапу оно впитывает в себя и наследует общезначимые высокие нравственные идеалы и благородные моральные принципы.

Под общечеловеческими имеются в виду элементарные (простые) нормы нравственности и справедливости, которые являются отражением в сознании людей реально существующего, сложившегося в течение веков и тысячелетий порядка во взаимоотношениях между людьми. Социальное назначение этих элементарных правил общежития состоит в том, чтобы охранять членов общества от различных эксцессов, угрожающих жизни, здоровью, безопасности, достоинству и благополучию людей. Простые нормы нравственности осуждают как величайшее зло убийство, воровство, насилие, обман, клевету. К элементарным нормам нравственности относятся также забота родителей о воспитании детей, забота детей о родителях, уважение к старшим, вежливость, тактичность и т.д.

206

Из поколения в поколение простые нормы нравственности и справедливости входили в плоть и кровь народной психологии, врастали в живую ткань языка, формировались в пословицы и поговорки. Мы ощущаем это в гимнах индийских Вед, мифах Эллады, в скандинавских сагах, в рунах Калевалы, в былинах о русских богатырях. Во всех языках мира существуют десятки и сотни слов, которыми общество клеймит нарушения простых норм нравственности: низость, подлость, злодейство, лицемерие и т.д. В народе говорят: под лежачий камень и вода не течет; не рой яму другому - сам в нее попадешь; береги честь смолоду.

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ЭТИКА

Среди нравственного наследия прогрессивного человечества большую ценность представляют и требования высокой профессиональной этики. История показывает, что в действительности не только каждый класс, но даже каждая профессия имеет свою собственную мораль. Профессиональная этика есть совокупность моральных норм, определяющих отношение человека к своему профессиональному долгу, а посредством его - к людям, с которыми он связан в силу характера своей профессии, и, в конечном счете, к обществу в целом.

Люди разных профессий трудятся в не совсем одинаковых практических, конкретно-социальных условиях. У одних профессий совершенно отсутствует живой объект труда, у других он есть и к тому же различен (больные - у медицинских работников, обучаемые - у педагогов, зрители и слушатели - у деятелей искусств, правонарушители - у юристов). Не совсем одинаково складывается внутри определенных профессий и отношение к сотоварищам по труду. Таким образом, профессиональная сфера деятельности вызывает определенную модификацию нравственной психологии индивидов.

3.2. Политическое сознание

Поскольку политическое сознание, подобно большинству других форм общественного сознания, имеет два уровня - психологический и идеологический, возможны два соответствующих определения. Первое из них (широкое) наряду с сущностными признаками идеологического отражения действительности призвано включить в себя и атрибуты психологического. И тогда мы может сказать, что политическое сознание есть совокупность чувств, устойчивых настроений, традиций, идей и цельных теоретических систем, отражающих коренные интересы больших социальных групп, их отношение друг к другу и к политическим институтам общества. Если из этого определения исключить структурные единицы, из которых складывается чувственное познание политического бытия общества, то фактически речь будет идти о политической идеологии.

207

Но тогда наше знание политического сознания общества будет далеко не полным, а некоторые чрезвычайно важные моменты останутся вообще за пределами нашего понимания. Скажем, можно ли понять до конца причины многих сегодняшних межнациональных конфликтов, не принимая во внимание те устойчивые антипатии (или, наоборот, симпатии), которые существуют у одного этноса по отношению у другому? Можно ли не учитывать политические настроения масс (а в их составе - отдельных групп и слоев), замышляя и пытась осуществлять общественно значимые реформы? Настроения масс, равно как и указанные симпатии и антипатии, да и все традиции и привычки прошлого - феномен объективный, с которым государство, партии и политическая практика в целом не могут не считаться. К сожалению, по отношению к психологическому "этажу" политического сознания, политической психологии общества обнаруживается серьезная недооценка и в социально-философской, и в исторической литературе.

Политическое сознание отличается от других форм общественного сознания не только специфическим объектом отражения (политическое бытие общества) и соответственно специфическим категориальным аппаратом, но и более конкретно выраженным субъектом познания. Конечно, в политическом сознании общества известное место занимают и категории, отражающие общецивилизационные политические ценности (демократия, разделение властей, гражданское общество и т.п.), но все-таки превалируют те чувства, традиции, взгляды и теории, которые циркулируют короткое время и в более сжатом социальном пространстве.

Эта специфика становится легко объяснимой, как только мы вспоминаем, что политическое сознание обязано своим возникновением расколу общества на большие социальные группы с диаметрально противоположными социально-экономическими интересами. К тому же возникает еще один политический фактор, требующий специальной рефлексии: появляются полиэтнические государственные образования с весьма непростыми отношениями между населяющими их народами, а также не менее сложные межгосударственные отношения. И если в массах все эти политические явления фиксируются прежде всего в определенных чувствах, настроениях и социально-психологических установках, то мыслители (идеологи) воспроизводят их уже в виде идей и цельных теоретических систем, носящих субъективный отпечаток определенной социальной принадлежности, чаще всего классовой либо национальной.

Объясняя этот духовный феномен, К.Поппер писал: "Социальная среда мыслителя определяет целую систему убеждений и теорий, которые представляются ему безусловно истинными или самоочевидными... Поэтому он даже не отдает себе отчет в том, что во-

208

обще принимает какие-либо допущения. Однако то, что он на самом деле принимает допущения, можно увидеть, если сравнить его с мыслителем, живущим в другой социальной среде. Этот второй мыслитель также исходит из системы безусловных, как ему кажется, допущений, но уже совершенно иной, которая может быть настолько иной, что между этими двумя системами вообще может не существовать никакого интеллектуального моста, невозможен никакой компромисс. Каждую из таких различных социально детерминированных систем допущений социологи знания называют тотальной идеологией" [1]. И если Гегель водораздел между идеологиями проводил по государственно-этническим границам и в связи с этим говорил о едином "национальном духе", то под влиянием Маркса в социальной философии утвердилось мнение о наличии нескольких, причем иногда противоположных "тотальных идеологий" внутри одной нации, которые соответствуют определенным классам, общественным слоям или социальным стратам данного общества. Отметим, что взгляды Гегеля и Маркса не исключают друг друга: на разных этапах развития одного и того же социума на первый план может выходить либо одно, либо другое.

1 Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 2. С. 264 - 247.

Как мы уже видели, социальная среда накладывает заметный отпечаток на построения политических идеологов (как и мыслителей вообще). И поскольку идеология есть явление духовное, то невольно возникает потребность и необходимость оценивать ее в гносеологических категориях истинного и ложного.

Ответ на вопрос о причинно-следственной субординации идеологических принципов и политической практики будет неоднозначным в зависимости от того, какие принципы мы имеем в виду (принципы как результаты исследования социально-экономической действительности или принципы априорные), а также от того, какую практику мы имеем в виду (более или менее совершенную и всестороннюю или несовершенную и одностороннюю).

Для правильного ответа на вопрос о политической практике как критерии истинности идеологических принципов напомним, что этот критерий не только абсолютен (в силу своей единственности), но и относителен: сама практика может быть (и, как правило, бывает) далека от совершенства. Поэтому, когда налицо конфликт между политической практикой и идеологическими принципами, надо строго проанализировать саму практику, вскрыть вероятные моменты ее несовершенства и устранить их вместо приспособления теории к несовершенной практике, а тем более полного, зряшного

209

отвержения теории. Это отнюдь не означает, что политическая практика не может и не должна корректировать систему идеологических принципов, но это возможно только по каналам обратной связи.

В реальной политической жизни и в ходе идеологической борьбы встречаются исключающие друг друга схемы представлений о взаимодействии политической практики и идеологических принципов.

Суть рассуждений и выводов такова: если мы на практике не достигаем результатов, то виновны в этом идеоологические принципы и их требуется или отбросить или, по крайней мере, основательно подкорректировать. При этом не отрицается, что сами "виноватые" принципы были в свое время синтезированы из политической практики (хотя, как будет показано ниже, не только из нее). Но эта исходная практика объявляется безнадежно устаревшей, да и к тому же не совсем правильно понятой.

По этой схеме идеологические принципы оказываются результатами исследования не только и не столько политической практики, сколько социально-экономической действительности в целом; политическая же практика входит в последнюю в качестве одного из компонентов, причем компонентов производных. Если налицо негативные результаты политической практики, это отнюдь не означает, что немедленно должны отбрасываться и корректироваться соответствующие идеологические установки. Сигналы рассогласования поступают из политической практики в идеологию, которая на основе этого "заказа" углубляет и обновляет свой анализ социально-экономической действительности (сюда входит и скрупулезный анализ самого "заказчика") и вносит, если оказывается необходимым, коррективы в систему принципов. Этот прирост информации (Д) передается в политическую практику и служит для нее руководством к действию.

Воздействие идеологии на политическую практику осуществляется посредством овладения ею сознанием людей, в том числе политическим массовым сознанием. Любая корректировка идеологической системы влечет за собой необходимость соответствующей

210

переориентации масс. Это обязывает еще более осторожно и взвешенно обращаться с идеологическими принципами, а тем более с опаской относиться к их ниспровержению.

3.3. Правосознание

У нас уже был повод упомянуть о том, что в доклассовом обществе в качестве единственного регулятора поведения людей и соблюдения ими социальных норм выступает мораль. Раскол общества на классы сделал невозможным функционирование единых для всех нравственных правил поведения. Господствующие в экономике, а следовательно, и в политической надстройке, классы стремятся так "урегулировать" поведение всех членов общества, чтобы удержать свое господство, придать охраняемым производственным отношениям упорядоченный и умиротворенный характер. Этим правилам государство придает обязательный характер, санкционируя их обязательность всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Так появляется право - система социальных норм и отношений, охраняемых силой государства. При этом право не есть самостоятельный вид общественных отношений, а скорее та форма, в которой узаконивают себя (легитимизируют, как любят говорить сегодня) все другие отношения - экономические, политические, семейные и т.д.

Таким образом, право носит формационный характер и в том смысле, что оно отвечает интересам господствующего класса, и в том смысле, что оно отражает уровень классовой борьбы, соотношение борющихся классовых сил. Поэтому в одних исторических условиях право предстает как "...резкое, несмягченное, неискаженное выражение господства одного класса..." [1], а в других - как "дитя компромисса" антагонистических сил. Вспомним, например, ситуацию в Германии второй половины прошлого века, связанную с введением Бисмарком "Исключительного закона" против социалистов и его последующей отменой и - в порядке противопоставления - ситуацию в Англии времен так называемой "славной революции" (80-е годы XVII века).

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 418.

В то же время было бы отступлением от истины сводить характер права, правовых отношений только к их формационному смыслу, игнорируя их цивилизационный смысл. В защиту данного тезиса можно привести следующие аргументы.

Во-первых, строго говоря, право старше классового общества. Уже в условиях первобытного общества ощущается потребность в каких-то дополняющих мораль регуляторах и возникает так называемое обычное право, целая система племенных обычаев. Между прочим, исторические источники свидетельствуют, что

211

формирование писаного права (в частности, римского) - jus scriptum происходило и за счет облечения в письменную форму издавна существовавших обычаев - jus non scriptum. Таким образом, право уже в лице обычного, вплетенного в мораль, выступает как цивилизационное средство предупреждения произвола и беспорядка, способных превратить общество в нечто асоциальное и анархичное.

Во-вторых, право выступает как юридическая форма осуществления всех цивилизационных функций государства и других политических институтов.

В-третьих, право в своем формировании и развитии испытывает детерминирующее воздействие не только экономики и политики, но и такого мощного неформационного фактора, как культура. Право не может быть выше культурного уровня общества, перепрыгнуть через него. Например, как бы ни старались мы сегодня поднять повыше планку личных свобод, ее неизбежно тянет вниз недостаточная культура нашего общества.

ПРАВОСОЗНАНИЕ КАК ПСИХОЛОГИЯ

На социально-психологическом уровне правосознание представляет собой совокупность чувств, навыков, привычек и представлений, позволяющих человеку ориентироваться в правовых нормах и на правовой основе регулировать свои отношения с другими физическими и юридическими лицами, государством и обществом в целом.

Уже в правовых чувствах содержится определенная установка индивида на межличностные, хозяйственные и прочие отношения с другими людьми и обществом в целом, а также оценка своего правового статуса как справедливого или несправедливого, правомерного или неправомерного. Эти чувства могут адекватно отражать объективный статус личности (например, его свободу или несвободу), но могут - в силу разных причин - быть и иллюзорными. Правовые навыки представляют собой закрепленные по ходу житейской практики стереотипные приемы законопослушного (либо незаконопослушного) поведения. Здесь мы имеем аналогию с интуитивным способом нахождения истины: выбор поведения осуществляется без каких-либо развернутых рассуждений, исходя из накопленного правового опыта. Важным элементом правовой психологии являются правовые привычки, то есть выработанная по мере приобретения навыков потребность поступать именно так, а не иначе. Навыки и привычки в регулировании правовых отношений играют противоречивую роль. С одной стороны, они облегчают и упрощают реализацию правовых отношений, переводя их как бы на полуавтоматический режим. С другой стороны, они вносят в общественную жизнь определенный элемент рутинности, консерватизма. Конкретные общества отличаются друг от друга в за-

212

висимости от того, какие правовые привычки и навыки в них преобладают - привычка к "не укради!" или привычка к расхищению чужого (тем более "казенного"), привычка к добросовестному выполнению служебных обязанностей или привычка к очковтирательству.

Наконец, в правовую психологию входят и знания, в виде определенных представлений о правомерном и неправомерном, о справедливости, равенстве, демократии и т.д. На первый взгляд, включение знаний в психологию может показаться парадоксальным, но ведь речь идет только о представлениях, а последние, как известно, являются промежуточной познавательной формой, переходной от чувственного к рациональному познанию. Древние римляне говорили: Video meliora proboque, deteriora sequor - вижу и одобряю лучшее, а следую худшему. И дело не в лицемерии, хотя таковое нередко встречается. В этом изречении схвачено своеобразное противоречие между правовыми знаниями и правовыми чувствами, навыками, привычками, обнаруживаемое в массовом поведении: человек знает "что такое хорошо и что такое плохо", но груз привычек влечет его не в лучшем направлении.

ПРАВОСОЗНАНИЕ КАК ИДЕОЛОГИЯ

Другой уровень правосознания представлен правовой идеологий. Если на психологическом уровне зримо проявляется элемент индивидуального в правосознании, то на идеологическом уровне это индивидуальное нивелируется, и правовая идеология предстает перед нами как теоретическое знание, выражающее правовые взгляды и интересы больших социальных групп.

Из всех форм общественного сознания к правосознанию наиболее близки нравственное и политическое.

Что касается нравственного сознания, то оно явилось тем духовным образованием, в чреве которого зародилось сознание правовое. Это стало возможным именно потому и только потому, что нравственное и правовое сознание выполняют единую регулятивную функцию в обществе. В силу этого и нравственные и правовые взгляды носят, как правило, нормативный и оценочный характер. На близость между собой этих форм указывает единство многих используемых ими категорий ("свобода", "справедливость", "долг", "права личности" и т.д.), хотя каждая из этих форм общественного сознания вносит в их понимание определенные нюансы. Так, существуют различия между долгом моральным и долгом служебным, несоблюдение которого влечет за собой правовые осложнения. Или: то, что справедливо с точки зрения юридической, может выглядеть несправедливым в плане моральном. Есть, конечно, и такие понятия, которые отсутствуют в правосознании, но чрезвычайно важны для нравственного созна-

213

ния. К ним относятся "милосердие", "искренность", "дружелюбие", "скромность", "самоотверженность", "лицемерие", "подлость", "угодничество" - качества, отсутствие или наличие которых не подлежит уголовному, а в большинстве случаев и административному преследованию. Но для нравственного сознания они чрезвычайно важны, ибо позволяют понять внутреннюю мотивацию деятельности человека, его субъективный мир [1].

1 См.: Общественное сознание и его формы. М., 1986. С. 128-129.

Непросты взаимоотношения правосознания и с сознанием политическим. С одной стороны, как уже говорилось, они чрезвычайно близки друг другу, близки настолько, что нередко пишутся через черточку ("история политических и правовых учений", "политико-юридические взгляды" и т.д.). И в этой "черточке" содержится изрядная доля истины, поскольку каждая социально-экономическая и политическая сила имеет свое правосознание и, борясь за политическую власть (а тем более захватив ее), она пытается воплотить это правосознание в легитимной правовой системе. В результате наряду с политическим фронтом борьбы за командные высоты в обществе возникает еще один фронт - юридический. Наглядное свидетельство этому мы обнаруживаем в России последних лет, где каждая из основных политических сил боролась и борется за свой вариант Конституции, свой вариант приватизации, свой вариант закона о собственности на землю и т.д.

С другой стороны, поскольку правосознание есть и одна из духовных форм цивилизованности, борющиеся общественные силы должны искать правовой консенсус, если они не хотят ввергнуть страну в бездну тоталитаризма. Безошибочным индикатором стремления одной из сил повернуть общество к авторитарному, а то и к тоталитарному режиму служит пренебрежение общецивилизованными правовыми нормами и замена их принципом "революционной целесообразности". Видный русский философ XX века И.А.Ильин писал: "Само собой разумеется, что всюду и всегда могут встречаться нецелесообразные или несправедливые законы, такие, которые были неудачны с самого начала, или такие, которые с течением времени утратили свою жизненную полезность, но закон не отменен, он должен применяться и соблюдаться, по римской формуле - "суров закон, но он закон"; это есть единственное средство поддерживать правопорядок в стране, укреплять его и не отдавать его в жертву произволу, мирской корысти и случайности. Тот, кто умеет блюсти "суровый" закон вплоть до самой его отмены, - тот предотвращает анархию и бесправие, ограждает принцип права и воспитывает правосознание своих сограждан" [2].

2 Ильин И.А. Путь к очевидности. М., 1993. С. 253.

214

4. ФОРМЫ ДУХОВНОГО ОСВОЕНИЯ ВСЕГО ОКРУЖАЮЩЕГО МИРА

4.1. Эстетическое сознание

Эстетическое, или художественное, сознание принадлежит к числу древнейших форм общественного сознания. Само слово "эстетика" происходит от греческого "эстетикос" - чувствующий, чувственный, а эстетическое сознание есть осознание общественного бытия в форме конкретно-чувственных, художественных образов. Очень часто эстетическое сознание отождествляют с искусством, что не совсем точно. Искусство включает в себя деятельность общества по производству художественных ценностей и сами результаты этого производства - художественные образы, но за его пределами остается очень важный компонент эстетического сознания - сознание потребителей художественных ценностей. Поэтому, очевидно, целесообразно рассматривать проблему искусства и его гносеологической специфики во взаимосвязи с проблемой массового эстетического сознания, определяющего собой общественные функции искусства и тенденции его развития.

Слово "искусство" и в русском и многих других языках употребляют в двух смыслах - в узком (специфическая форма практически-духовного освоения мира), и в широком - как высший уровень мастерства, умения, независимо от того, в какой сфере жизни общества они проявляются (полководческое искусство, мастерство хирурга, сапожника и т.д.). Нас сейчас интересует анализ искусства именно в первом, узком смысле слова, хотя оба смысла между собой связаны исторически. Искусство как самостоятельная форма общественного сознания и как отрасль духовного производства вырастало из производства материального, было первоначально вплетено в него в качестве хотя и эстетического, сугубо утилитарного момента. Человек, подчеркивал А.М.Горький, по натуре своей художник, и он всюду так или иначе стремится вносить красоту. Эстетическая деятельность человека постоянно проявляется в его труде, в быту, в общественной жизни, а не только в искусстве. Происходит эстетическое освоение мира общественным человеком.

Искусство реализует ряд общественных функций.

Во-первых, это его познавательная функция. Произведения искусства являются ценным источником информации о сложных общественных процессах, порой о таких, сущность и динамику которых наука схватывает гораздо труднее и с запозданием (например, повороты и переломы в общественном сознании).

Разумеется, не все в окружающем мире интересует искусство, а если и интересует, то в разной степени, да и сам подход искусства

215

к объекту своего познания, ракурс его видения весьма специфичен по сравнению с другими формами общественного сознания. Генеральным объектом познания в искусстве всегда был и остается человек. Вот почему искусство в целом и, в частности, художественную литературу именуют человековедением, учебником жизни и т.п. Тем самым подчеркивается еще одна важнейшая функция искусства - воспитательная, то есть его способность оказывать неизгладимое воздействие на идейное и нравственное становление человека, его самосовершенствование, или, напротив, падение.

И все-таки познавательная и воспитательная функция не являются специфическими для искусства: эти функции выполняют и все другие формы общественного сознания. Специфической функцией искусства, делающей его искусством в подлинном смысле слова является его эстетическая функция. Воспринимая и постигая художественное произведение, мы не просто усваиваем его содержание (подобно содержанию физики, биологии, математики), мы пропускаем это содержанию через свое сердце, свои эмоции, даем чувственно-конкретным образам, созданным художником, эстетическую оценку как прекрасного или безобразного, возвышенного или низменного, трагического или комического. Искусство формирует в нас саму способность давать подобные эстетические оценки, отличать подлинно прекрасное и возвышенное от всевозможных эрзацев.

Познавательное, воспитательное и эстетическое в искусстве слито воедино. Благодаря эстетическому моменту, мы наслаждаемся содержанием художественного произведения, и именно в процессе наслаждения просвещаемся и воспитуемся. В связи с этим иногда говорят о гедонистической функции искусства (от греч. "гедоне" - удовольствие).

Много веков в социально-философской и эстетической литературе продолжается спор о соотношении прекрасного в искусстве и действительности. При этом обнаруживаются две основные позиции. Согласно одной из них (в России из нее исходил Н.Г.Чернышевский в своей диссертации "Об эстетических отношениях искусства к действительности") прекрасное в жизни всегда и во всех отношениях выше прекрасного в искусстве. В таком случае искусство предстает копией с типических характеров и предметов самой действительности и суррогатом действительности. Предпочтительнее, очевидно, альтернативная концепция (Гегель, А.И. Герцен и др.): прекрасное в искусстве выше прекрасного в жизни, ибо художник видит зорче, дальше, глубже, чувствует мощнее и многокрасочнее своих будущих зрителей, читателей, слушателей и именно поэтому может их зажечь, вдохновить, выпрямить своим искусством. В противном случае - в функции суррогата или даже дубликата - искусство было бы не нужно обществу.

216

Каждая форма общественного сознания отражает объективную действительность специфическим, ей одной присущим образом. Сравним в этом отношении науку и искусство.

Специфическим результатом теоретического отражения мира выступает научное понятие. Оно представляет собой абстракцию: во имя познания глубинной сущности предмета мы отвлекаемся не только от его непосредственно чувственно воспринимаемых, но и от многих логически выводимых черт, если они не представляют первостепенной важности. Другое дело - результат эстетического отражения действительности. В качестве такового выступает художественный, конкретно-чувственный образ, в котором определенная степень абстракции (типизация) сочетается с сохранением конкретно-чувственных, индивидуальных, зачастую неповторимых черт отражаемого объекта.

Гегель писал, что "чувственные образы и знаки выступают в искусстве не только ради себя и своего непосредственного выявления, а с тем, чтобы в этой форме удовлетворить высшие духовные интересы, так как они обладают способностью пробудить и затронуть все глубины сознания и вызвать их отклик в духе" [1]. Выявляя специфику художественного мышления в сравнении с другими формами общественного сознания, это определение - в полном соответствии с основной парадигмой гегелевской философской системы подводит к выводу о художественном образе как выражении абстрактной идеи в конкретно-чувственной форме. В действительности же в художественном образе запечатлена не сама по себе абстрактная идея, а ее конкретный носитель, наделенный такими индивидуальными чертами, которые делают образ живым и впечатляющим, не сводимым к уже известным нам однопорядковым образам. Вспомним, например, Артамоновых у М.Горького и Форсайтов у Д.Голсуорси.

1 Гегель. Эстетика. М., 1968. Т. 1. С. 45.

Таким образом, в отличие от научного понятия художественный образ раскрывает общее в единичном. Показывая индивидуальное, художник вскрывает в нем типическое, то есть наиболее характерное для всего типа изображаемых социальных или природных явлений.

Единичное в художественном образе не просто вкраплено в общее, "оживляет" его. Именно индивидуальное в подлинном произведении искусства как раз и вырастает до понятия тип, образ. И чем ярче, точнее подмечены мелкие, индивидуальные, конкретные детали, тем шире образ, тем более широкое обобщение он содержит. Образ пушкинского Скупого рыцаря - это не только конкретное изображение жадного старика, но и обличение самой жадности и жестокости. В скульптуре Родена "Мыслитель" зритель видит нечто большее, чем конкретный образ, воссозданный автором.

217

В связи со сплавом рационального и конкретно-чувственного в образе и производным от этого эмоциональным воздействием искусства особое значение приобретает художественная форма. В искусстве, как и во всех сферах окружающего нас мира, форма зависит от содержания, подчинена ему, обслуживает его. Это общеизвестное положение тем не менее приходится подчеркивать, имея в виду тезис представителей формалистической эстетики и формалистического искусства о художественном произведении как "чистой форме", самодовлеющей "игре формы" и т.п. В то же время научному пониманию искусства всегда было чуждо нигилистическое отношение к форме, и даже какое бы то ни было умаление ее активной роли в системе художественного образа и произведения искусства в целом. Нельзя себе представить произведение искусства, в котором содержание было бы выражено не в художественной форме.

В различных видах искусства художник располагает различными средствами выражения содержания. В живописи, скульптуре, графике - это цвет, линия, светотень; в- музыке - ритм, гармония; в литературе - слово и т.д. Все эти средства изображения составляют элементы художественной формы, при помощи которых художник воплощает свой идейно-художественный замысел. Форма искусства - весьма сложное образование, все элементы которого закономерно взаимосвязаны. В картине Рафаэля, драме Шекспира, симфонии Чайковского, романе Хемингуэя нельзя произвольно изменить построение сюжета, характера, диалога, композиции, нельзя найти другое решение гармонии, колорита, ритма, чтобы не нарушить целостности всего произведения.