Часть 8.

Другой попыткой определения национального характера стала теория базовой личности, предложенная А. Кардинером и Р. Линтоном. Основная структура личности - группа психических и поведенческих характеристик, проистекающих из контакта с одними и теми же институтами и явлениями, такими как язык, специфические значения поведения. Это то, что роднит индивида с другими членами общества. Это свойство личности, но не целостная личность. Это те склонности, представления, способы связи с другими, которые делают индивида максимально восприимчивым к определенной культуре и идеологии и позволяющей ему достигать адекватной удовлетворенности и устойчивости в рамках существующего порядка [35].

Одним из первых, кто предложил разделять понятия групповая и индивидуальная идентичность, был З. Фрейд. Он исходил из того, что человек сам по себе и человек в массе - разные явления, индивидуальная идентичность зависит от «эго», а групповая от целого ряда факторов. Сюда он включал географические характеристики места, в котором живет группа; исторические перспективы коллектива; материальные средства и цели; коллективное восприятие времени; коллективный, жизненный план [36].

Эриксон развивает тему коллективной или групповой идентичности в работах «Детство и общество», «Идентичность. Юношество. Кризис», «Молодой Лютер».

Человек всю жизнь от первого толчка до последнего вздоха, формируется в обладающих географической и исторической когерентностью группировках: семье, классе, общине, нации [17, c.66]. Индивид чувствует себя либо вовлеченным, либо исключенным из состава коллективной силы. Ведь в современном обществе потребность в конформизме, одинаковости, стандартизации растет по мере ускоряющегося процесса индивидуализации.

Эриксон рассматривает идеологию как основной пласт взаимодействия общества и индивида, как среду, в которой формируется групповая коллективная идентичность (автор использует оба понятия). По Эриксону, идеология предлагает:

упрощенную перспективу будущего и выступает против «временной конфузии». «Временная конфузия» - смещение временных мерок, безнадежность и сомнения при рассмотрении длительных перспектив, потеря временных перспектив;

систему соответствий и идеалов, целей и опасностей;

возможность демонстрировать единство в самовыражении и поведении;

стимул в коллективном экспериментировании ролей и технологий, которые помогают преодолеть чувство незащищенности и персональной вины;

введение в этос побеждающей технологии, санкционирующей и регулирующей социальное соревнование;

создает географический исторический образ мира как рамки ориентирования для молодой распускающейся идентичности;

наконец, идеология рационализирует сексуальный способ жизни, совместимый с принципами общества;

создает образы лидеров и «больших братьев» (или сестер) как примеры для подражания;

создает систему ценностей и логику значимых каждодневных действий, решений;

предоставляет критерии средней приспособляемости к окружающей среде [22, c. 187-188].

По Эриксону коллективная идентичность может быть сверх-идентичностью (идеалом, к которому по своему стремится каждый) и паразитической церемониальной идентичностью. Идеология служит основанием как пассивной, так и активной идентичности. Все зависит от характера и условий взаимодействия индивидуальных и коллективных персональных сил.

Компонентами коллективной идентичности являются: общее историческое прошлое, историческая память, пространственно-временные концепты, групповая совесть, мифология, религиозные доктрины, общепринятые ритуалы, био-социальный опыт, система общезначимых моделей-образцов, географическое местоположение и национальное ощущение пространства (Lebensraum), преобладающие экономические модели, коллективные мнения, ощущения, предрассудки, семейные образцы, порочные и идеальные прототипы, отношение к чужим ценностям.

Народы, как и отдельные люди, определяются не только их высшей точкой цивилизованного достижения, но и точкой наименьшего сопротивления их коллективной идентичности. Идеология может при определенных условиях даже убить идентичность. Для этого необходимыми элементами успеха являются изъятие людей из семейной и общинной среды и изоляция от внешнего мира, ограничение объема чувственных впечатлений и увеличение власти слова, дефицит частной жизни, акцент на общинность, максимальное сужение пространства, лишение личного времени. Список факторов впоследствии продолжили А.Гидденс, Э. Гоффман, М. Фуко [37].

Эриксон предлагает, что стоит отличать понятие коллективной от национальной идентичности, хотя обе имеют коллективное «эго». Это ядро каждой культуры, достаточно твердое и в то же время эластичное, чтобы примирять неизбежные в любой человеческой организации противоречия, интегрировать индивидуальные различия, сохраняя чувство идентичности и целостности.

Основной вопрос, который волнует американского психоаналитика, остается следующим: Как сформировать условия в коллективе для развития индивидуальности? Важной идеей, на наш взгляд, становится мысль, что в формировании коллективной идентичности главным остается интегрирование коллективного опыта, созидаемого всеми и предназначенного для самосохранения коллективов. В раскрытии проблемы коллективной идентичности он придерживается принципа необходимости соотношения открытости и замкнутости, тоталитаризма и неопределенности.

Современный британский социолог А. Гидденс специально не занимался теорией коллективной идентичности, однако можно выявить интересные идеи у данного автора. Например, он предлагает понятие «общей идентичности», которую он характеризует как часто неосознаваемую уверенность в принадлежности к какому либо коллективу; общие чувства и представления, разделяемые членами коллектива, выражаемые как в практическом, так и в дискурсивном сознании [38].

Одним из первых в российской общественной мысли феномен коллективной идентичности на уровне национального характера исследовал И. С. Кон. Российский философ высказывает важную идею о том, что проблема коллективного самоопределения - процесс сознательного принятия ценностей и идеалов, в свою очередь зависящий от степени вовлеченности в деятельность коллектива. На основе исследований Е. Динера И. С. Кон перечисляет факторы, препятствующие становлению коллективов, - это тесная идентификация, анонимность, утрата чувства ответственности, потеря чувства времени, сенсорные перегрузки. В работе «К проблеме национального характера» философ делает вывод о необходимости выделить структурные элементы, конкретно исследовать пути формирования определенных социально-психологических образцов и поддерживающих их механизмов, закономерностей их преобразования [35].

В современной теоретических изысканиях продолжаются традиции, как выдающихся зарубежных, так и отечественных авторов. Принято указывать на следующие элементы коллективной самобытности: общность территории, общность исторического прошлого, региональные интересы, психологические черты населения (стандартизированная идентичность), традиционные административные формы управления, выработанные многими поколениями ценностно-поведенческие структуры [39].

Наиболее современные интересные идеи, обобщающие понятия и широкомасштабные представления о национальной идентичности можно найти у представителей исторической антропологии: Ф. Броделя, Ж. Дюби, представителя американской социальной мысли Д. Бурстина.

Одной из последних произведений Броделя становится работа «Идентичность Франции» (в русском переводе «Что такое Франция?», что, на наш взгляд, несколько искажает смысл названия). По мнению французского историка, уже в доисторические времена создалось первоначальное единство территорий, которой суждено было послужить основой для создания нового единства [40, c. 268]. Подобное целое сложилось под давлением совместного множества сил, случайностей, эволюционных моментов и исторических успехов. Само соотнесение себя в качестве общности, как некоего «Мы», уже предполагает соотнесение этого «Мы-Они». А уж осознание сходства требует более развитой способности обобщения и концептуализации, чем осознание различия.

Всякое национальное единство, по мысли Броделя, - фактор надстроечный, это как бы сеть, наброшенная на несхожие друг с другом регионы. Всякие государства ведут себя, так же, как отдельные люди. Каждый человек старается отграничить пределы своего жилища. Везде неотвязно властвует «комплекс китайской стены» [40, с.270-273]. Но границы бывают выгодные и невыгодные, порождающие конфликты и не вызывающие таковых.

Вновь и вновь подчеркивая извечную оппозицию единичного и разнообразного,

Бродель показывает, что утвердить социальную целостность можно не иначе как перед лицом другого. Всякая группа, какова бы она ни была, сплачивается крепче всего перед лицом общего противника. Например, Ислам способствовал образованию Европы. Центральной Европе, лишенной света, пришлось жить самой, за счет собственного освещения, используя свои достижения, опираясь на собственные силы, свой язык и свой образ жизни [40, c.41, 77, 114]. У первоначального единства, сплотившего Европу, имелись три решающие предпосылки: раннее развитие транспортной экономики (Италия), появление активных экономических зон с развитыми ремеслами и торговлей, «встреча» таких активных зон и торговых систем.

Право же на отличие закачивалось там, где оно грозило развалить общину. Когда пропадают внешние или навязанные идеалы, целостность, организм начинает сам искать свое место, предназначение.

Главным преимуществом работ Броделя в данном направлении оказывается глобальное историческое видение проблемы, широкий охват происходящего становления как целостной социальной, экономической системы. Однако традиционное для его работ невнимание к быстроменяющимся культурным, идейным и духовным структурам сужает исследование вопроса. Позже, после Броделя, Ж. Дюби выпускает двухтомник «Европа», в котором, подробно описываются и интерпретируются не только социальные, демографические, территориальные, но и ментальные компоненты идентичности Европы.

Преобладание исторических данных в этих работах восхищает многоликостью, и настолько заполняет читателя, что не требуется рефлексия, не возникает потребности предпринять попыток собственные интерпретации. Безусловно в современной гуманитарной теории требуются новые обобщения, идеи, интерпретации.

На наш взгляд, одной из наиболее удачных попыток создания междисциплинарного гуманитарного исследования являются исследования Чикагского профессора истории Д. Бурстина. Его трехтомник «Американцы» - одна из наиболее развернутых и продуманных концепций становления американского способа жизни.

В работах Д. Бурстина восхищают широта охвата разнообразных исторических перспектив, множества исторических обстоятельств, а также объемная перспектива становления различных общественных систем, создавших США как единое территориальное и культурное пространство. Автор выделяет и описывает становление трех моделей, сыгравших, с его точки зрения, ключевую роль в построении американской идентичности: обретение колониального опыта, национального и демократического опыта. Несомненным достоинством книг Бурстина становится не просто описание исторических событий, а их систематизация и построение модели, объединяющей различные компоненты социальной жизни. Сам он стремится не использовать европейский, по его мнению, способ разбивки на системы, который нивелирует малое, и доводит до таких универсальных абстракций, как «рационализм» или «национализм». Метод, который использует Бурстин, коротко можно охарактеризовать как ре-интерпретация. Он использует огромное количество исторической, публицистической, философской, психологической литературы. Им составлена одна из лучших библиографий, разбитой на разнообразные темы, относящиеся к проблемам становления американской культуры, способов мышления, построения форм коммуникации в обществе, становления общественных институтов, формирования национальных технологий, форм материального производства. В его библиографии можно найти литературу, как по теме «американский способ мышления», так и «первые поселенцы в Америке», а также по множеству других.

Первоначально американский автор строит модель становления колониального опыта. Интересно само использование понятия опыт: автор стремится показать как идейно - духовные, так и материальные составляющие американской жизнедеятельности [41].

Колониальный опыт строится на: идеологии и базисных ценностях пуритан; созидательных тенденциях среди квакеров; практическом разуме Вирджинии; тенденциях перфекционизма и справедливости и реализации того, что было невозможно в Европе. К основным компонентам колониального опыта Бурстин относит: военную историю; становление национального языка и способов мышления, лингвистическую униформность (народный английский) и географическое разнообразие; практические способы освоения действительности от медицинских методов до профессиональных навыков; систему образования и нацеленность на массы американской науки и литературы; отсутствие крупных городов как идеологических центров, предоставленность коммун самим себе, и наконец, историю американской печати и СМК.

Национальный опыт американцев складывается из: организации материального производства; способов местного «ноу-хау»; духа перфекционизма; способов организации деятельности и коммун; коммунального соревновательного духа; способов поселения и обживания новых территорий; способов «разговаривания»; поиска символов (патриотических и национальных или мифа о Дж. Вашингтоне); духа Конституции и особенностей юридической системы [42].

Обширен демократический опыт американцев. Он проистекает из ритуалов

обсуждения проблем в коммунах; частных войн за публичную сферу; демократии в одежде, свободы рекламы, идеологии «потребитель - король»; подъема среднего класса; особенностей пространства - «города в городе»; временных аспектов - например, поиска спонтанности; особенностей публичной коммуникации, бизнеса, рынка [43].

Важнейшей особенностью теории Бурстина является то, что построение моделей

колониального, национального и демократического опыта прежде всего учитывает временные аспекты: последовательности становления, временное накопление.

Для нас интересна теоретическая рефлексия Бурстина в связи с тем, что он построил нечто большее, чем модель национальной идентичности. Он вышел за рамки давления «национализма» и продемонстрировал возможности более широкого социального анализа, применимого не только к национальным общностям, но и любого рода «большим» коллективам.

На наш взгляд, сохранение «абсолютной неприкосновенности четких границ»

исследования только национальной идентичности невозможны в связи со становлением глобальной экономики, складыванием единых экологических, политических и культурных проблем. Мы не можем четко сказать, что предметом анализа общественных исследований могут быть национальные государства. Ведь разнообразные региональные, межгосударственные, этнические, культурные, политические объединения остаются тогда за рамками исследования. Мы согласны с идеей А. Гидденса, что «надо будет обратить более пристальное внимание на процесс внутренней регионализации даже самых непротиворечивых из современных государств, а также взаимосвязи этого процесса с теми формами социальной организации и социальных связей, которые выходят за национально - государственные рамки» [44].

В связи с этим необходимо отказаться от «привязанности» к национальной идентичности и исследовать феномен складывания разнообразных коллективов различных уровней общества. Поэтому нам кажется более адекватным использовать термин «коллективная идентичность».

Основываясь на исследованиях Г. Зиммеля, Н. О. Лосского, Э. Эриксона, М. Бахтина, Ф. Броделя, А. Гидденса, Д. Бурстина, а также используя собственную концепцию, изложенную в первой и второй главах, определим необходимые условия становления коллективной идентичности.

Идентичность коллектива, нации производна от тех путей, какими история достигла сочетания определенных противоположных потенциальностей, от тех способов, какими она возвышает эти противоположности до уникального типа цивилизации. Тогда финальная «эго-идентичность» определена экспериментальной комбинацией динамических полярных качеств (вспомним исследования О. Н. Лосского).

Фундамент первичной коллективной идентичности составляли первичные социальные связи. Они обладали рядом особенностей, о которых пойдет речь ниже.

Исконно первоначальная общность противостоит своему окружению. Эта общность

единственное, неповторимое место, отличное от всех других, это единственное место на земле, которое может стать своим. Коллективная идентичность консолидируется в «физическом, локальном месте». Оно определяет общий опыт, общий доступ к информации. Общая территория - первая причина инкорпорирования в группы. Способы социализации зависят от наличия и разнообразия информационных систем. Это абсолютно замкнутое пространство, но оно не может долгое время оставаться таковым. История - это всегда история экспансии во всех местах и у всех народов, другой вопрос - насколько она бывает удачной. В тенденции от замкнутости - к экспансии всегда скрывается противоречие «мы - они». Это неизбывный архетип внутреннего пространства истории. Утверждение Я требует нового неосвоенного пространства.

Переход к экономике интенсивного, товарного типа приводит к переформированию всей системы социальных связей, изолированность мирков уступает место общению и коммуникации с целью обмена результатами деятельности. Формируется мощное гравитационное поле масштабных социальных взаимодействий. Малая родина социально и территориально начинает постепенно перерастать в большую.

Индивидуальные различия в обществе сначала невелики, иначе достижения общего коллективного уровня встретили бы затруднения.

Но по мере развития общества дифференциация обеспечивает себе новые пути осуществления. Во-первых, потому, что чем разнообразнее отношения внутри рода, из которых вырастают принуждение к социально полезным действиям, чем чаще оно практикуется, тем скорее эти отношения будут осуществляться как сами по себе необходимые и будут выполняться по автономной склонности индивида [45, 46]. Во-вторых, потому, что дифференциация способствует обеспечению существования, приобретению нового видения, владения, защите приобретенного, стремлению к утверждению и защите сферы своей власти. В-третьих, дифференциация, основанная на конкуренции, производит общее достояние. Она может развязывать сплетение волевых и мыслительных способностей и образует самостоятельные свойства. Поэтому индивид повторяет в себе участь рода. Далее она создает такие потребности, такие стороны жизни, которые дают основу для новых коллективных образований, а значит для новой социализации. Таким образом, общество само себя воспроизводит [47].

Чем теснее общественный круг, к которому мы принадлежим, тем меньше свободы. Чем проще реальные и идеальные силы, связывающие общественность, тем теснее и солидарнее взаимосвязь между ними и целым, тем меньше должно быть это целое. Реальные связи при первоначальном единстве достигаются благодаря господству одних над другими, общими чувствами и действиями, общим добровольным или вынужденным отношением к третьему лицу (соседям, богу, миру).

Чем теснее синтез внутри рода, тем резче антитеза их отношения к другому роду. Относительная культурная самостоятельность народных масс необходима для того, чтобы «каждая община, сельская или городская, жила сплоченно, чтобы каждый индивид имел связные представления о мире, чтобы люди могли противостоять жизненным тяготам» [40, с.96]. Каждая общественная единица стремится жить особняком, произвести все самостоятельно, иметь свою идентичность. У каждой - свои установления, свои лидеры, своя собственность, свои праздники, своя манера общежития, танцы, пословицы, поговорки, свой стиль жизни. Но как ни стараются жители одной общественной единицы, одними собственными силами им не обойтись. Сношения с внешним миром сначала робко, потом все настойчивее завоевывают право на существование, право на распространение влияния. Этот процесс обусловлен внутренним и во внешним состоянием общественных единиц, зависит от преобладания тех или иных доминаций, внешней, внутренней или наличия той и другой.

Общность не просто приспосабливается к среде, как это свойственно всему живому, но сама создает свой собственный микромир. Она способна выйти из своего мира - в чужой неупорядоченный, проникнуть в чужие культуры, в чужую духовную жизнь и определить свое отношение к ней. Это имеет огромное значение для создания собственной культуры, ибо своя культура строится в соединении двух возможностей - возможности отграничить себя от другой культуры и возможности открыть себя в другой культуре.

С прогрессом культуры растет дифференциация между индивидами и их приближение к другому роду [45]. Дифференциация ослабляет связь с ближним, чтобы завязать взаимно новую связь - реальную и идеальную с более далеким. Общественный круг перестает выступать как целое, его части начинают мешать друг другу, взаимно устраняя друг друга. Конкуренция и сравнение, сопоставление провоцируют самооценки и самоконтроль. Рознь, истинная или мнимая, вызывает тревогу, страх, ненависть. Человек отличается тем, что отделяет себя как деятеля процессов и результатов своей деятельности. Однако освоить деятельность он может только через объективации в продуктах своего труда и во взаимоотношении с другими. Отсюда неизбежная множественность, «разбегание», отчуждение даже в рамках «своего».

Чем более обособлялись различные виды деятельности на фоне общественного разделения труда, тем более полными становились взаимосвязи. Такое разделение труда предполагает личную идентичность как социальное признание особой деятельности в лице конкретного субъекта. Г. Зиммель подчеркивал, что «человеческая природа и человеческие отношения устроены таким образом, что чем больше отношения индивида выходят за пределы определенные по своей величине, тем более он сосредотачивается на самом себе» [45, c.87] . Но потребности в самосохранении, самообладании, истинное чувство собственного достоинства, усовершенствование собственной личности человек исполняет сам по себе, не как человек, принадлежащий определенному кругу. В этом залог сохранения и развития человечности, но в этом же и основные причины тревоги, онтологической заботы. Человек должен оставаться человеком вообще, «Человеком» с большой буквы, несмотря на то, что он существо со своими потребностями, страстями, ограничениями. Множащиеся большие группы в истории составляют конкуренцию малым сообществам, нередко соединяются с космополитическим образом мысли и жизни, но часто представляют больше простора крайнему развитию, извращениям индивидуализма, мизантропическому уединению, бесцеремонному эгоизму, моральной безответственности.

Важнейшим итогом дифференциации и становления разнообразия является развитие личного и коллективного сознания и самосознания. Однако, чем более запутанной становится специализация, тем более неясными оказываются конечные цели инициативы. Чем сложнее становится социальная действительность, тем более туманными оказываются наши социальные роли в ней. В диалектике дифференциации и интеграции противоположность «мы -они» неизбывно воспроизводит тенденцию от замкнутости к экспансии.

В коллективной жизни человеческих существ наблюдается постоянная тенденция к созданию отдельных миров на основе различных ситуаций для адекватного управления этими ситуациями. Коллективное самоопределение выражает процесс рефлексии различных общественных групп на самих себя и друг друга, корректировки взаимных действий. Это процесс интерпретации и осмысления своего опыта и тех событий, которые этот опыт сформировали. Рефлексия, интерпретация, осмысление имеют коллективный характер и происходят в коллективной практике, требующей совместных действий и определения коллективной идентичности.

Необходимыми условиями становления коллективной идентичности являются:

«Размытость» множества индивидов, пространства. Чем более размыты границы множества, претендующего на коллектив, тем более оно подвержено трансформации. Структура символов коллективной идентичности должна быть гибкой, чтобы иметь возможности преобразовываться и формировать новые интересы коллективности. «Порядок недостаточен. Необходимо нечто куда более сложное: порядок, накладывающийся на новизну, вследствие этого плотность порядка не выражается в простое повторение, а всегда есть рефлексия на фоне системы», писал А. Уайтхед [48]. Основа такой гибкости - богатое информационное поле внутри структуры.

Детерминация границы разделения. Сначала внешние разделения играют ключевую роль в истории, затем «случайные», многократно воспроизводимые повторения становятся внутренними, системными свойствами обществ.

При этом необходимо учитывать коллективную временную детерминацию: цели коллектива и некоторые допустимые средства ее достижения для исторической коллективной самореализации.

Необходимо каждый раз заново выделять, описывать такие конфигурации, с помощью которых сообщество синтезирует свои концепты и идеалы в ясный и последовательный план жизни. Такие конфигурации служат базисом всех структурных элементов коллективной идентичности. Коллективная идентичность длится во времени и пространстве, сопротивляется изменениям, выражается в символах, передается с помощью механизмов идентификации и усиливается с помощью новых элементов в системе идентификации. Через информационные и коммуникационные средства люди разделяют и развивают общий язык, опыт, ценности, социальное пространство и время. Информационные и коммуникативные системы становятся базисным средством сохранения, передачи коллективного знания - фундаментального компонента коллективной идентичности.

Заключение

Тема идентичности распространяется в общественном сознании и в теоретической гуманитарной мысли к середине XX столетия. Рассмотрение эволюции феномена идентичности показало, что заинтересованность феноменом социальной идентификации является следствием целого комплекса социальных процессов. Сюда относятся стремление сохранить целостность в социально-историческом разнообразии и одновременно обрести индивидуальность, стремление интерпретировать разрывность общественного и частного, официального и повседневного, массового и интимного; распространение опосредованного опыта, знания в связи с развитием информационных технологий. Исследование идентичности показало изменения соотношения общественного и личного, биологического и социального, автономного и общественного, нетипичного и стандартного, «инаковости» и однообразия, глобального и локального.

Теоретическое понятие «идентичность» формируется в рамках постнеклассической познавательной парадигмы, признающей разнообразие, неопределенность, множественность исторических времен, нестабильность и необходимость построения моделей на основе понимания прошлого, настоящего и будущего. Эти принципы становятся условиями существования и познания субъектов деятельности, поэтому «идентификация», «идентичность», «кризис идентичности» могут быть вписаны только в современную теоретическую модель. Эти междисциплинарные понятия способствуют рациональному осознанию собственного жизненного проекта, помогают развивать рефлексию и саморефлексию, Тема социальной идентичности проникает в повседневную жизнь, превращая каждого в «социального ученого». Обеспечение интеллектуальной базы поиска собственных экономических, политических, культурных основ путем осмысления прошлой исторической судьбы и определения целенаправленности деятельности может стать условием преодоления фрагментации сознания, потери ценностей и жизненных ориентиров. Именно научное, гуманитарно-рациональное осмысление идентификации и идентичности создает условия для гуманизации, т.к. это единственный способ для человека сохранить свое Я, определить человека как человека, а не как придатка технологий власти, иллюзий и мифов массового вещания, неясностей и кризисов мировой экономики, недоопределенности современного демократического, правового общества и мозаичной глобальной культуры.

Только при постановке вопросов об идентичности возможно преодоление исторической энтропии и поиск «личностного», субъективного начала в коллективной истории. Исследования индивидуальной и коллективной идентичности учат противостоять «молчаливой технологической политики», «политики всепригодности», повышенной нестабильности и труднопрогнозируемости, обесцениванию внутренних регуляторов поведения, превращению внутреннего разнообразия в поверхностную эклектичность, нестабильности экономической и политической структуры, национальных отношений, экологических катастроф.

Об этом свидетельствует рассмотренный нами процесс становления теории и концепций идентификации и идентичности и анализ различных срезов этого социального и познавательного феномена.

Необходимо также учитывать, что в современном, динамично изменяющемся мире, человек находится под воздействием массовых технологий, средств массовой информации, под натиском однородной информации. Через Интернет, СМК он получает готовые мыслительные штампы, запрограммированные решения. Через расширение межчеловеческих связей в глобальном масштабе нивелируется традиционное культурное наследие. Задача состоит в том, чтобы научиться сохранить устойчивость внутреннего духовного опыта, в результате чего процессы идентичности приобретает истинно гуманистический смысл. В этой связи особую актуальность приобретает изучение особенностей формирования индивидуальной и коллективной идентичности в процессе становления информационного общества, глобальной культуры; соотношения глобализации и локализации, системной и социальной интеграции изучение пограничных ситуаций глобального и локального, естественного и искусственного интеллектов. Главной темой будущих исследований может стать тема места человека в новом мире.

Литература

См. Малахов В. С. Нация и культурный плюрализм. // Независимая газета. 14.06.1997; он же Парадоксы мультикультурализма. // Иностранная литература. 1997. N 11. С. 171-174.

См. Авдеева Н. Н. Привязанность ребенка к матери и образ себя в раннем детстве.// Вопросы психологии. 1997. N4 С. 3-13; Shafer R. Concepts of self and identity and the experience of separation - individuation in adolescence. //Psychoanalytic Quarterly, 42, 42-59.

Erikson E. Childhood and Society. N. Y., 1963.

См. Гадамер Г.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988.

См. Мерлин В. С. Проблемы экспертной психологии личности. Пермь, 1970; James W. Letters of W. James. Boston, 1920.

Cм. Goffman E. Interaction Rituals. N. Y., 1976; Garfinkel H. A Conception of, and experiments with “trust”, Motivation and Social Interaction. N. Y., 1963; Витгенштейн Л. Философские работы. В 2-х ч. М., 1994.

Дубровский Д. И., Черносвитов Е. В. К анализу структуры субъективной реальности.// Вопросы философии. 1979. N 3. С.58.

Giddens A. Modernity and Self-Identity. Stanford, 1991.

См. Lewis M., Brooks-Gunn J. Social Cognition and the acquisition of self. N. Y., 1979.

Laing R. D. The Divided Self. Harmondsworth, 1965.

Выготский Л. С. Мышление и речь. В 2-х т. М., 1982.

Damon W, Hart D. The development of Self-understanding from infancy through adolescence. Child Development, 53, 841-864; Fagan J. Infants' recognition memory to faces.// Journal of Experimental Child Psychology, 14, 453-476.

Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.

См. Эльконин Д. Б. Детская психология. М., 1960; Антонова Н. В. Личная идентичность современного педагога и особенности его общения.// Вопросы психологии. 1997. N 6. С.23-30.

Zazzo B. Psychologie differentielle de l'adolescence. Paris, 1980.

Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973.

Эриксон Э. Детство и общество. СПб., 1996.

Rosenberg M. Conceiving the self. N. Y., 1979.

См. Garvey C. Play. Cambridge, 1977.

См. Baumeister R. A Self-presentational view of social phenomena. //Psychological Bulletin, 91, 3-26.

Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского искусства. М., 1994; Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992.

Erikson E. Identity. Youth and Crisis. N. Y. ,1968.

Inhelder B., Piaget J. The Growth of Logical Thinking from Childhood to Adolescence. N. Y., 1958.

Brim O. G. Life-span development of the theory of oneself: Implications for child development. // Advances in child development and behavior, N. Y. Vol. 2, 241-251, 1976.

Damon W., Hart D. The development of self-understanding form infancy to adolescence. Child Development, 53, 841-864.

См. Выготский Л. С. Вопросы возрастной психологии. Собр. Соч. В 6-ти т., Т.4. М., 1984; Кон И. С. Ребенок и общество. М., 1988.

Кассирер Э. Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры. // Проблема человека в западной философии. М. 1988. С.3-31.

Шпет Г. Г. Сочинения. М., 1989.

Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса. // Путь. 1992. N1. С.3-9; L' identite. Seminaire derigee par C. Levi-Strauss. Paris, 1977.

См. Андреева Г. М. Социальная психология. М., 1994; A New Dictionary of the Social Sciences. N. Y., 1979.

Кон И. С. Национальный характер. Миф или реальность. // Иностранная литература. 1970. N3.

Лосский Н. О. Характер русского народа. М., 1990.

Франк С. Л. De Profundis. // Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 493.

American Social Character. N. Y., 1992.

Кон И. С. К проблеме национального характера. // История и психология. М., 1971. С. 122-159.

Freud S. An Outline of Psychoanalysis. N. Y., 1949.

Goffman E. The Presentation of Self in Everyday Life. Garden City, N. Y. , 1959; Foucault M. Surveiller et punir. Paris, 1975.

Giddens A. The Nation-State and Violence. Cambridge, 1985.

Сверкунова Н. В. Исследование региональной идентичности: исторический аспект. // Социология и социальная антропология. Спб., 1997.С. 233.

Бродель Ф. Что такое Франция? М., 1994.

Boorstin D. The Americans. The Colonial Experience. N. Y., 1995.

Boorstin D. The Americans. The National Experience. N. Y.,. 1995.

Boorstin D. The Americans. The Democratic Experience. N. Y., 1995.

Гидденс Э. Девять тезисов о будущем социологии. // Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Зима. 1993. С.67.

Зиммель Г. Социальная дифференциация. Социальные и психологические исследования. М., 1909. С.90.

Мечников Л. Цивилизация и великие исторические реки. М., 1924.

Луман Н. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества. // Социо- Логос. М., 1991.С. 194-219.

Цит. по Налимов В. В. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. М., 1989. С. 177.