Часть 4.

8. Еще раз о причинном анализе и описательной интерпретации

Предыдущее обсуждение позволяет по-новому взглянуть на затронутый нами ранее вопрос о роли причинного и объяснительного анализа исторического развития. Два этих подхода обычно рассматривают как антиподы. Хотя многие ученые добиваются лучших результатов в своих исследованиях, отвергая необходимость выбора между данными альтернативами, все же необходимо поставить этот вопрос и дать на него ответ. Макс Вебер определяет социологию как описательное (или интерпретирующее) объяснение социального поведения. Такой синтез двух методов, объяснительного и описательного, в принципе плодотворен, хотя реальное применение Ве-бером этого синтеза не в полной мере отвечало задачам исследования. Но как бы то ни было, Вебер отчетливо представлял себе необходимость объединения двух методик - описательной и объяснительной.

Прежде всего заявим со всей определенностью, что основная проблема описательного анализа исторических феноменов не связана с интенциями участников события. То, что люди руководствуются какими-то мотивами и перцепциями в своих действиях, можно считать не требующим доказательств, и мы готовы допустить, что эти перцепции могут и должны быть поняты. Достаточно сложной делает эту проблему тот факт, что индивидуальные действия, независимо от их мотивов, являются частью структурированного целого и именно в этом качестве и должны интерпретироваться. С помощью какой методики можно выполнить эту задачу - причинного объяснения явлений или структурного анализа? Действия, помимо лежащего в их основе намерения, обладают объективным значением, органически присущим их структуре. Это значение выявляется в ходе объяснительного, экспозиторно-го анализа, но в то же время оно доступно и причинной интерпретации, так что любое явление может рассматриваться под двумя различными - хотя и взаимосвязанными - углами зрения. В рамках причинного подхода мы стремимся объяснить событие с помощью того количества детерминант, которое нам удается выделить. Окончательная модель события представляет собой главным образом некую аппроксимацию реального положения вещей, и, если эта аппроксимация в достаточной степени соответствует преследуемой нами цели, можно сказать, что событие объяснено. С другой стороны, мы интерпретируем то же самое явление, определяя, какую функцию оно выполняет в процессе поддержания равновесия всей системы, в рамках которой оно возникает. Концепция, рассматривающая систему как некое равновесное состояние, представляет собой всего лишь эвристическую модель, применимую как к изменяющимся, так и к статичным структурам. Функцией события является та необходимая роль, которую оно играет в системе, или, выражаясь более точно, - тот конкретный образ действий, посредством которого данное событие поддерживает эвристически предполагаемое равновесие системы37.

77

Два этих аспекта, причинный и функциональный, взаимосвязаны. Функциональная модель какого-либо действия очерчивает диапазон, в рамках которого игра причинных факторов релевантна по отношению к структуре системы. Например, стремление инвестора извлечь прибыль из осуществляемых им операций структурно релевантно в той степени, в какой он осуществляет функцию выравнивания цен. В той мере, в какой равновесие цен зависит от этой функции, свободная игра инвесторов на продуктовом рынке структурирована, причем тот же самый мотив может реализоваться з структурно нерелевантной сфере деятельности (например, коллекционирование предметов антиквариата). Оба типа деятельности мотивированы и причинно объяснимы, но только один из них может быть интерпретирован с функциональной (в данном случае с экономической) точки зрения.

Здесь необходимо отчетливо различать два обстоятельства. Во-первых, тот, кто осуществляет те или иные действия, не обязательно должен понимать функциональное значение своих действий, и он редко руководствуется мотивами, продиктованными этим пониманием. Чрезмерно упрощенная концепция «значения» действий, выдвинутая Максом Вебером - рассматривающая такое значение как предполагаемую, сознательно поставленную или неосознаваемую цель, - не позволила Веберу понять объективное или функциональное значение поведения. Вполне можно допустить существование такого значения, не объясняя его в гегелевском духе как целенаправленное развитие событий. Во-вторых, структурная интерпретация поведения не исключает интерпретации причинной. Как раз наоборот. Равновесие системы для всех ее функций зависит от свободной игры действий, осуществляемых методом проб и ошибок. Мотивы, лежащие в основе этой свободной игры, при всей практичности преследуемых целей являются случайными, и все же их наличие имеет жизненно важное значение для поддержания равновесия. Недостаток теории Гегеля заключается в том, что он объяснял объективные значения не только телеологически, но и без учета причинного процесса - и именно по этим двум причинам не смог подняться над экзегетическим объяснением природы.

9. Структурная и случайностная концепция причинности. Проблема множественной причинности

Мы продолжаем рассматривать проблему того, как причинное объяснение событий соотносится с их функциями. Разумеется, понять, что именно образует исторический или социальный факт, можно только через функцию этого факта. Мы идентифицируем такие явления, как кланы, нации, касты или группы, оказывающие влияние на общественное мнение или политику правительства, не в силу их причинных взаимосвязей, а исходя из их структурного контекста. В формировании семьи принимает участие множество факторов: стремление к

78

установлению доверительных, дружеских отношений, потребность в безопасности, сексуальном общении, а также экономические соображения, но в первую очередь семья определяется такой функцией, как рождение и воспитание детей. Жизнедеятельность семьи может быть связана с самыми различными комбинациями мотивов и стимулов, однако, определенная часть этих функций должна осуществляться с целью обеспечения самого существования данного института. Ряд побудительных мотивов имеет жизненно важное значение, другие носят лишь сопроводительный характер. В известной степени любой институт отбирает импульсы, от которых зависит его функционирование38. Для длительного и непрерывного существования моногамного союза необходим минимум побудительных мотивов, включающий желание установить дружеские, доверительные связи и обзавестись потомством, умение разделить с другим человеком тяготы жизни и поделиться жизненным опытом, способность к самоограничению. При этом импульсы, не обязательные для функционирования моногамной семьи, могут·тем не менее сопутствовать им.

В ходе этих рассуждений выявляются две вещи. Во-первых, подобные структуры зависят от ряда специфических причинных факторов, отсутствие которых может привести к распаду или модификации самих структур. Сниженный уровень экономических притязаний несовместим с высокой степенью капитализации. Святой представлял бы собой аномальное явление на фондовой бирже или в разведывательной службе. Парето утверждает, что приручение, одомашнивание элиты дисквалифицирует ее, лишая возможности играть предоставленную ей роль, тогда как монашеские организации могут уживаться с людьми, проникнутыми духом борьбы и соперничества, но потребности в таких чертах характера не испытывают.

Во-вторых, теперь мы можем пролить свет на давно известный факт научных наблюдений, согласно которому данный феномен поддается объяснению на нескольких параллельно сосуществующих уровнях причинности. В этом случае мы можем говорить об избыточной детерминированности. Линчевание, например, объяснялось как инвертированное выражение коллективного чувства вины, как одна из стадий острой конкурентной борьбы за весьма скудные возможности, как защитная реакция на явления, угрожающие существующему социальному устройству, как крайнее проявление социального неравенства, В чем причина такой избыточности объяснений? Ответ напрашивается сам собой, если мы вспомним, что события реализуются как следствие избыточного количества вероятностных факторов, потенциальных возможностей. Некоторые из них функционально необходимы, другие нет. Теперь, интерпретируя функциональное значение какого-либо события, мы учитываем необходимые мотивы и игнорируем нерелевантные, а именно те, что носят функционально случайный характер. Мы забываем о многообразии источников действия и недоумеваем, когда видим, что их количество превышает функциональный минимум. У нас возникает ощущение, что данный феномен

79

объяснен с чрезмерной полнотой и тщательностью. Но впечатление это необоснованно, поскольку мы имеем дело лишь с различными компонентами одного и того же случайно образовавшегося конгломерата мотивов. Чувство обеспокоенности возникло у нас потому, что мы не обнаружили различия между необходимым набором причинных факторов и абстрактным перечнем случайных мотивов, ставя и те и другие в один общий ряд без учета их функциональной релевантности. Так происходит, когда мы собираем по отдельности психологические, экономические и политические «причины» одного и того же явления. Нас приводит в замешательство, что вещи обусловлены не только функционально необходимыми причинами и что факторов, влияющих на их возникновение и развитие, гораздо больше.

10. Историография и структурный подход

Не подлежит сомнению, что причинный и объяснительный подходы важны в равной степени; для обеспечения существования данных структур необходимо, как мы уже уяснили, наличие определенных причинных факторов, структурные изменения не могут происходить без соответствующих изменений необходимых мотивов. Объяснительный метод помогает наглядно представить цель или функциональное значение того или иного события и специфический диапазон, в котором действуют случайные мотивации - релевантные или нерелевантные. Социолог, разумеется, в первую очередь заинтересуется необходимым минимумом релевантных мотивов.

Мы должны рассматривать социальные изменения и как комплекс причинно обусловленных событий, и как структурированный процесс. Решив, например, попытаться определить, какими обстоятельствами была вызвана отмена хлебных законов в Англии, мы можем выяснить значение этого события в общем контексте английской промышленной революции. Хотя мы рассматриваем лишь два аспекта одного и того же явления, две применяемые в данном случае методики, два подхода открывают перед нами различные перспективы. Первая из них, выявляющая причинную последовательность событий, - это перспектива историческая, тогда как вторая - имеет структурный характер. Историография, как правило, стремится реконструировать события в конкретном контексте их детерминант, а структурный подход оставляет вне поля зрения причинный механизм изменений, сосредоточившись на их функциональной схеме. Обычно эти два метода дополняют друг друга, и вряд ли какое-либо подлинно серьезное исследование целиком игнорирует социальные аспекты. Все же цели обеих методик явно расходятся - причинный подход реконструирует события в их временной последовательности, тогда как структурный - занят анализом моделей, действующих в данной функциональной системе. Имен-

80

но второй подход представляет собой цель социологии, несмотря на то что он может иметь дело с историческими фактами. Социолог является социологом потому, что он идентифицирует конкретные структуры в отличие от других ученых, подвизающихся в исследовании социальных отношений, которые рассматривают дискретные феномены или гомологические ряды явлений.

11. Матрица произведений и действий

До сих пор мы не делали различия между типами структуры. Однако в ходе наших рассуждений мы привели ряд наглядных примеров, иллюстрирующих такие непохожие явления, как капитализм, система цен и барокко. Все эти примеры связаны со структурой разных явлений и именно общий для них знаменатель в некоторой степени оправдывает наше исследование столь непохожих вещей в одном и том же плане. Теперь обратимся к рассмотрению двух отличающихся друг от друга сфер, связанных со структурами.

Капитализм представляет собой специфический контекст, в котором отдельные личности совершают определенные действия - действуют, и структура капитализма обозначает систему моделей, регулирующих и направляющих релевантные действия индивида. В свою очередь барокко является не одной из матриц деятельности, а общей моделью создания определенных произведении. Будучи размещены ми в надлежащем порядке, они проявляют общую тенденцию развития по направлению к известной цели и общий тип конфигурации. Различие между ними очевидно: в первом примере это действия, благодаря ко торым формируется структура, во втором речь идет о создании произведений; и говорить о контексте деятельности в духе барокко столь же неправомерно, как считать феодализм образцом законченных произведений. Стиль барокко не существует per se, в отрыве от множества творческих актов, в которых этот стиль выражается, тогда как феодализм существует только в подвижной, изменчивой атмосфере взаимозависимых действий.

Второе различие заключается в значении мотивов для понимания действий. Хотя нам не всегда удается определить цели, являющиеся побудительным мотивом того или иного вида деятельности, они по самой своей природе неразрывно связаны со структурой этой деятельности. Стремление получить прибыль неотделимо от системы свободного предпринимательства, а побуждения, основанные на понятиях чести и верности, - от системы феодальных отношений. С другой стороны, мы рассматриваем произведения искусства и научные работы не в «текучем», изменчивом состоянии, не в момент акта творчества, а как конечный результат этого процесса. Разумеется, можно обнаружить мотивы в любом акте, в любом процессе, но эти мотивы не имеют никакого отношения к структуре законченного произведения. Разрыв между объективным значением теоремы или произведения искус-

81

ства и мотивами автора носит гораздо более глубокий, более радикальный характер, чем различие между мотивами какой-либо деятельности и значением совершенного деяния, С тем же успехом можно сказать, что структуры произведений, составляющие явный контраст по отношению к действиям, вряд ли объяснимы лежащими в их основе причинными факторами.

Третье различие, между сферой действий и законченным произведением связано с их контекстами. Общий контекст действий формирует систему, в которой обычно находится место для всех участников данного вида деятельности - и активных, настойчиво стремящихся к достижению поставленной цели, и пассивных, берущихся за дело с неохотой, через силу. С другой стороны, определенный художественный стиль или образ мысли может получить широкое признание в обществе, только если найдутся индивиды, в той или иной степени принимающие и выражающие их. Такие выражения, как «экономический стиль», в сущности, не что иное, как метафоры. Говоря о структуре искусства, мы имеем в виду конфигурацию, которая формируется благодаря определенной последовательности произведений; мы также можем говорить о структуре мышления, подразумевая под этим модель, выстраивающуюся в результате выработки ряда законченных формулировок. С другой стороны, структура действий обнаруживав! определенный порядок взаимозависимости. Именно этот отдельный аспект действий позволяет нам объяснить их как часть некоторой равновесной системы.

12. Открытие структурных взаимосвязей между действиями и произведениями

Нас, разумеется, в первую очередь интересуют социальные действия, социальная деятельность, - в чем и состоит главный, основополагающий предмет социологии. Как мы уже подчеркивали, социальное - это не один из аспектов и не одна из сторон таких явлений, как, скажем, эстетика или право; это конструкция поведения. Данная конструкция, однако, рассматривается на двух уровнях, в двух плоскостях. Во-первых, с точки зрения социологии как науки о социации и, во-вторых, с позиций социологии духа. Эта двойная перспектива соответствует проводимому нами различию между деятельностью и структурой произ- | ведения.

Структура действия складывается на основе его группового характера, формируясь в тех сферах, где действия одного человека зависят от действий других людей.'Сейчас, когда мы реконструируем схему взаимозависимости ролей, нам нет необходимости останавливаться на рассмотрении представлений, которые возникают или которым следуют участники событий, играя свои роли. Но, коль скоро мы стремимся интерпретировать эти представления в контексте исполнения тех или иных ролей, наш подход приближается к позициям социологии культуры39.

82

На данном этапе мы не имеем дела непосредственно с ролями, а рассматриваем эти представления лишь в производной форме, в том виде, в каком они воплощаются в завершенном произведении. Мы понимаем, что сложившаяся система образов и представлений содержит в себе элементы ситуации, в которой они формировались. Более того, та-кие произведения не только отражают первоначальную среду их существования, но и раскрывают всю совокупность желаний и волевых усилий, всю согласованность действий тех, кто принадлежит к этой среде.

IV. Очерк социологии духа

До сих пор нашей целью являлось рассмотрение проблем, на которые должна ориентироваться современная немецкая социология. В рамках данного исследования мы стремились отделить конструктивные элементы немецкой мысли от мертвого груза туманных и ложных представлений. Мы обращались к Гегелю и Марксу как символам этой двуликой традиции, которая легко оборачивается искажением истории, но в то же время содержит в себе возможности важных конструктивных решений. Мы надеялись показать, что предпосылки немецкой социологии создают особенно благоприятную почву для развития социологии духа.

Поскольку благодаря усилиям, предпринятым в различных областях немецких гуманитарных наук, получило развитие взаимосвязанное изучение социальных и духовных процессов, мы должны уметь с первого взгляда определять, какие социальные упования и чаяния отразились в тех или иных мыслях и идеях, должны изучать механизм, посредством которого социальная деятельность и мыслительные процессы тесно сплетаются, образуя нерасторжимое единство. Не следует опасаться, как это делают некоторые, что в результате подобных усилий сфера мышления превратится в конце концов в сферу чистой социологии. Напротив, предлагаемый подход должен добавить третье измерение той плоской и безжизненной перспективе, в рамках которой схоласты-доктринеры рассматривали произведения, созданные творчеством человека. Хотя другие страны уже значительно продвинулись в объективном анализе социального поведения, вклад немецкой науки позволяет детально изучить значение социальных процессов для создания материальных произведений культуры. Возможности, связанные с обращением к наследию, порой не уступают уже достигнутым результатам. Но, чтобы превратить наследие в капитал, приносящий прибыль, нужно целиком погрузиться в прошлое и в то же время соблюдать по отношению к нему достаточную дистанцию, чтобы понять, что в нем необходимо для настоящего, релевантно, а что нет. Думается, не стоит пренебрегать традицией - и не из почтения к ее веками освященному авторитету, а лишь потому, что она сформировалась в таких ситуациях, принадлежащих прошлому, которые вполне могут повториться. Можно с осторожностью относиться к утверждениям и выводам прошлого и в то

83

же время постоянно обращаться к его наследию, изучая его самым тщательным образом. Имея в виду именно эту цель, мы попытались отделить полностью прогнившие, омертвевшие элементы теории Гегеля от ее живой ткани.

До сих пор мы старались сформулировать эффективные, практически применимые концепции истории, общества, духа и структуры. Оставшаяся часть этого вводного эссе посвящена краткому описанию предлагаемого типа исследования.

Мы не будем пытаться создать социологическую систему духа. Системы слишком часто подменяют новые наблюдения, представляя собой удобное место для тайного захоронения неисследованного материала. Попытка дать предварительный набросок тех областей, в которых объективные, материально-предметные проявления культуры становятся, да уже и стали, отчетливо различимыми объектами социологического исследования, - это вовсе не пустая казуистика. Данный эскиз носит экспериментальный характер, однако имеет определенное значение для последующих эссе, помещенных в настоящем томе.

1. Социология духа на аксиоматическом уровне. Онтология социального и ее отношение к историческому характеру мышления

Таковы исходные положения, легшие в основу эссе «Проблема поколений». Термин «онтология» не содержит в себе ничего метафизического, он служит лишь для обозначения собрания основополагающих данных об историческом развитии мышления.

Исторический характер мышления подтверждается не только тем, каким оно видится индивидуальному сознанию, каким представляется изнутри, вне зависимости от степени своего феноменологического характера, но и тем, что люди мыслят как члены определенных социальных групп, а не как изолированные от внешнего мира, одинокие существа. Мышление индивидов исторически релевантно в той мере, в какой группы, к которым эти индивиды принадлежат, сохраняются на протяжении длительного периода времени. Передача общепринятых представлений и понятий от поколения к поколению - процесс объяснительный, интерпретирующий и селективный, избирательный. В ходе любого акта такой передачи осуществляется тщательное изучение, интерпретация и отбор определенных элементов опыта прошлого. Нельзя верно представлять себе этот интерпретирующий процесс без учета параллельного процесса социальной селекции, который осуществляется в те моменты, когда новое поколение воспринимает или модифицирует старый опыт, накопленный в прошлом. Передача мыслей, интеллектуального достояния представляет собой, в сущности, один из аспектов смены поколений. Анализ этого процесса выявляет непрерывность или прерывность развития мысли. Отсюда наш первый вопрос: как зарождаются традиции?

84

а) Во-первых, мы должны различать духовные качества аморфных и прерывных, дискретных социаций, с одной стороны, и непрерывных, постоянно функционирующих в течение длительного времени - с другой. Здесь необходимо будет показать, каким образом непрестанное образование и распад небольших групп в рамках крупной общности определяют характер традиции, формирующейся в ходе смены поколений. Затем следует выяснить социальное значение взрывообразно-го формирования недолговечных малых социальных групп, которые не создают традиций, и связь таких неустойчивых ассоциаций с мен-тальностью крупной общности. Нужно также учитывать, что общепринятые понятия и представления, бытующие в обществе, существуют лишь в той мере, в какой определенные социальные группы способны обеспечить себе непрерывное существование во времени и пространстве.

б) Это подводит нас к социологическим аспектам непрерывности в пространстве и времени. Непрерывность исторического времени (которая, разумеется, коренным образом отличается от непрерывности хронологического времени) зависит от характера коммуникации, передачи мыслей и информации в том или ином обществе. Не только отдельные индивиды, но и целые общества могут стать жертвой духовной деградации, вернувшись к прежнему, оставшемуся в прошлом уровню духовного развития, если репрезентативная для данного общества социальная группа сменяется другой, сохранившей прежние социальные ориентиры. Прерывность исторического развития часто бывает результатом прекращения коммуникации между сменяющими друг друга элитами. С другой стороны, дискретность в пространстве возникает в тех случаях, когда нарушаются контакты между группами, живущими в один исторический период, в силу чего все их действия и реакции совершаются в замкнутом, изолированном пространстве. Без учета этих элементарных фактов мы не сможем понять исторического движения мысли, каким бы ни был ее поток - единым или многоструйным. Течение идей во времени и пространстве в значительной мере формируется под влиянием таких факторов, как замкнутость и мобильность группы.

Категория инновации имеет такое же основополагающее значение для социальной онтологии духа, как и категория традиции и ее обрыва. Каким образом новые явления прорываются сквозь «кору привычек»? Знакомые ссылки на гениальность делу не помогут. Повторим еще раз: вовсе не обязательно игнорировать роль отдельных руководителей , рассматривая психологию инициативных личностей, первооткрывателей и первопроходцев, как явление вторичное по отношению к вопросу, задаваемому социологией, - какие ситуации порождают новые коллективные надежды и ожидания и индивидуальные открытия? Ответ легко угадывается в самом вопросе - инновации возникают или в результате изменения коллективной ситуации, или в силу изменившихся взаимоотношений между группами либо между индивидами и группами, участниками которых они являются. Именно та-

85

кие изменения порождают необходимость адаптации к новым условиям, развивают способность к ассимиляции и ведут к созданию новых ценностей, возникновению новых вещей и явлений.

Обратный феномен, процесс стереотипизации, также свидетельствует о наличии образований, доступных элементарному анализу.

в) Непрерывность, прерывность, регресс, процесс стереотипиза-ции, инновации, единый, однолинейный или многоструйный, многоканальный поток передачи информации - все это основополагающие социологические категории духовных процессов. Они составляют неразложимые, предельные элементы сложных феноменов. Добавим к этому перечню еще одну категорию - историческую динамику мышления. Она также должна рассматриваться как социальный процесс. Под динамикой мы имеем в виду общий характер развития большого числа событий. Правильнее говорить о динамических изменениях, чем о мутации, если такие феномены, как непрерывность, прерывность, инновация и стереотипизация, становятся взаимозависимыми компонентами одного и того же социального процесса.

На нынешнем онтологическом уровне нас интересует динамика как одна из производных основополагающих форм социации, а не конкретные исторические процессы. Возникает вопрос: почему духовные процессы носят динамический характер, развиваются в едином направлении, в русле общего однонаправленного потока, а не в диссоциированной и случайной форме? И снова мы должны проследить развитие данного феномена вплоть до его истоков, его социальной матрицы.

Относительная замкнутость групп, которую можно связать с их стремлением обеспечить свою безопасность и разделение труда, препятствует неограниченной мобильности индивида. Справедливость этого наблюдения подтверждают некоторые маргинальные ситуации - нарушение непрерывности в сфере мышления и чувства, как правило, совпадает с распадом групп, развитие которых осуществляется по принципу линейной зависимости; ослабление сил сцепления, обеспечивающих целостность и сплоченность социальных групп, приводит к большей свободе выбора и общему упадку нормативного сознания, ориентированного на соблюдение общепринятых правил поведения. То, что история мышления развивается в форме плотной, жесткой последовательности, связано с закрытостью большинства коммуникативных групп общества для альтернативных импульсов40.

Относительная непроницаемость и замкнутость социальных групп объясняет тот факт, что мыслительные процессы не носят единообразного характера в ходе своего развития в пространстве и времени, а принимают самые различные формы и очертания. Тенденция эволюционного и динамического развития сохраняется, пока устойчивая группа остается сплоченной. В рамках этого континуума ряды событий взаимосвязаны таким образом, что одна последовательность не может быть правильно понята без учета другой.

Проделанный обзор осветил некоторые фрагменты социальной онтологии духа. Мы попытались проследить возникновение таких ос-

86

новополагающих феноменов, как непрерывность, прерывность и динамика развития через рассмотрение элементарных форм социации. Если согласиться, что социология духа должна стать областью рационального исследования, то такие элементарные взаимосвязи необходимо выяснить еще до перехода к конкретному анализу.

2. Социология духа на уровне сравнительной типологии

От элементарных факторов социации, которые сами по себе не носят исторического характера, но формируют почву для развития исторического процесса, мы сейчас переходим к рассмотрению их конкретных, эмпирических форм и разновидностей. И все же мы не отказываемся от абстрактно-теоретического изучения социальных процессов, даже если стремимся выявить формы элементарных групповых образований в процессе их исторического существования. Иными словами, мы концентрируем основное внимание на общих аспектах специфических, конкретных явлений, пытаясь свести эмпирически сложившиеся конфигурации к рациональной типологии, для обоснования которой достаточен пригодный для практического использования минимум переменных величин. Такая типология должна в конечном счете дать нам в руки канонический свод принципов изменчивости, своего рода руководство для определения процесса образования сложных феноменов на основе простых. Этот свод правил в равной степени касается и процессов социации и формирования мотивов.

Рассматривая прежде всего изменчивость элементарных феноменов, мы достигаем третьего уровня анализа - социологического исследования процесса индивидуализации в области истории41. Здесь, как и на предыдущих уровнях, методика исследования социальной деятельности и материально-вещественных объектов культуры одинакова. Существенно важно, однако, иметь в виду, что переход от общего к конкретному и специфическому изучению социальных групп происходит не рывками, не скачкообразно, а опосредованно, через промежуточную сферу сложных феноменов, типологический анализ которых является незаменимым инструментом исследования исторических структур.

3. Социология духа на уровне исторической индивидуализации

Заметим еще раз, что социологическое понимание исторических изменений на протяжении длительного периода времени зависит от предварительного исследования элементарных групп на различных уровнях сложности анализа. Только в результате такого постепенного продвижения в направлении конкретных структур мы вооружимся всем необходимым для изучения исторических конфигураций42. За

87

каждую обойденную нашим вниманием промежуточную стадию типологической схемы мы в конечном счете вынуждены расплачиваться отступлением на старые позиции «лобовых» атак в исследовании предмета, к методике импровизаций, в которой главную роль, по всей вероятности, играет интуиция. Можно, конечно, относиться к историческим фактам чисто поверхностно, оценивая их лишь по внешним характеристикам и группируя без использования надлежащего социологического инструментария, но такие подходы, осуществляемые экспромтом, опирающиеся лишь на здравый смысл, исчерпают свои возможности, так и не достигнув уровня структурного анализа материала. Большинство поверхностных подходов к динамике истории страдают общей болезнью - страстью к внезапным и необдуманным диагнозам. К одной из таких болезней принадлежит и склонность к необоснованным интерпретациям и неверифицируемым вердиктам. Еще один недостаток -- соблазн гипостазировать ex post facto"" внутреннюю, органичную необходимость прошлого поворота в ходе событий без предварительного изучения альтернативных решений, потенциально заложенных в той или иной стадии развития. Вот какие объяснения часто получает история, рассматриваемая широкомасштабно, с позиций глобального подхода, - ее трактуют как реализацию предсущих идей, как разрешение эпохальных проблем или как исполнение предначертаний неотвратимой судьбы. Конт, Гегель, Маркс и Шпенглер - вот наглядный пример тех ошибок, на которые обречен поспешный и плохо подготовленный в научном отношении подход.

Эссе «Проблема интеллигенции» и «Демократизация культуры» занимают среднюю позицию между общей социологией и историческим подходом. Эти исследования проводятся не на историческом уровне, они не ограничивают предмет своего рассмотрения рамками какого-либо исторического периода. В последнем эссе, например, осуществляется сравнительный анализ процесса демократизации как тенденции, превалирующей во множестве известных ситуаций - в древнем мире, в эпоху французской революции, в позднесредневеко-вом городе и в примитивных обществах, где отсутствуют наука и образование, члены которого не умеют ни читать, ни писать. Первое эссе также было задумано с этой промежуточной позиции. В нем рассматривается сложная ситуация, связанная с положением интеллигенции, однако эта проблема исследуется пока еще на уровне анализа переменчивости ситуации, ее нестабильности. Любой ученый, исследующий динамику развития мышления, неминуемо должен будет вплотную заняться анализом той непостоянной, изменчивой роли, которую играет в жизни общества этот социальный слой. Хотя на данную тему существует весьма обширная литература, глубоких, заслуживающих серьезного внимания социологических исследований по этому вопросу до сих пор нет. Необходимо заметить, что в замыслы эссе «Пробле-

* После совершившегося факта (лат.}.

88

ма интеллигенции» не входило привлечь доселе не использованные источники - автор просто хотел привести образчики тех богатых запасов материала, важного с точки зрения предпринятых исследований, которые накопились в различных областях специального знания. Хотя подход, осуществляемый в обоих эссе, все еще носит общий и сравнительный характер, типологическая схема, использованная в них, уже не является элементарной и абстрактной, а обладает достаточной степенью сложности, порой приближаясь в этом отношении к уровню исторического взгляда на анализируемые явления. И все же автор не спешил с попыткой исторического синтеза, который на данном этапе был бы явно преждевременным - в особенности потому, что в настоящее время ощущается настоятельная потребность в исследованиях именно на промежуточном уровне сложности.

Приведенный ниже план-конспект, завершающий это эссе, дает общее представление о социологии духа., какой она видится автору в настоящий момент.

V. Краткие выводы: Социология духа как область исследования

Главной целью социологии духа является исследование духовных процессов и их значений в том социальном аспекте, в котором они осуществляются. Анализ предмета производится на трех уровнях.

А. Аксиоматический подход

Попытка исследования социальной онтологии духа с учетом ее исторического характера. Анализ базовых констант социации, определяющих характер непрерывности, традиции, прерывности и динамики мышления.

Проблема непрерывности может быть рассмотрена в следующих трех аспектах:

а) аморфные и нестабильные социации как основа прерывности в развитии и обрыв традиции в развитии духовных процессов;

б) постоянные, продолжительные контакты во времени и пространстве как основа параллельных во времени и исторических традиций. Феномены непрерывности; разрыв, регресс, однолинейные и многоканальные традиции. Смена поколений, стереотипизация и инновации;

в) вероятностный характер динамики. Взаимосвязь между замкнутостью, закрытостью группы и наступлением периодов закрытости, изоляции в развитии мышления. Значение исходной ситуации.

Б. Сравнительная типология

Попытка исследования конкретных изменений в элементарных социальных процессах и выявления соответствующих им изменений в области мышления.

89

В. Социология индивидуализации

/. Генезис структур

,а) взаимосвязь структурных мотиваций и структур мышления;

б) значение социальных группировок для генезиса убеждений, позиций и точек зрения. Значение структурированных ситуаций для формирования концепций.

//. Динамика структур. Социальные изменения и их значение для конкретной динамики мышления.

Примечания

1 См., например, работу: Landheer В. Mind and Society: Epistemological Essays in Sociology. The Hague, 1952, p. 22: «В первую очередь необходимо констатировать, что общество, как таковое, является понятием, абстракцией». ? Общепринятые нормы научного исследования, такие, как коммуникабельность, т.е. общепонятность и доступность способов исследования, минимизация исходных посылок, недопущение скрытых, неявных посылок, принадлежат к общественным и кооперативным функциям научного исследования вообще, тогда как методы исследования носят специфический характер, отражающий природу их формирования на базе практической деятельности в конкретных областях исследования.

3 Читатель найдет предварительный обзор проблемы в конце этой вводной главы.

4 См.: Dvorak M. Kunstgeschichte als Geistesgeschichte. M?nchen, 1924.

5 См.: Hamann R. Der Impressionismus in Leben und Kunst, 1923, и Deutsche Malerei im neunzehnten Jahrhundert, 1914; Hausenstein W. Vom Geist des Barock, 1920, и Barbaren und Klassiker, 1923.

6 См.: Dehio G. Geschichte der deutschen Kunst, 3 volumes, 1919-1924.

7 См. также: Ogburn W.F. Social Change, 1923.

8 Перепечатано в виде гл. 5 и 7 «Эссе по социологии знания» (Mannhelm K. Essays on the Sociology of Knowledge. London and New York, 1952).

9 De Morgan. Syllabus of a Proposed System of Logic.

10 Zalai B. A filozofiai rendszerezes problemaja. Szellem, № 2, Budapest, 1911. n Dubs H.H. Rational induction. Chicago, 1930, p. 278.

12 См.: Lukacs G. Geschichte und Klassenbewusstsein. Berlin, 1923.

13 См. эссе пишущего эти строки «О природе экономических амбиций и ее значении для социального воспитания человека* // Mannheim К. Essays on the Sociology of Knowledge, Ed. Paul Kecskemeti. London and New York, 1952.

14 Маркс так высказался о ситуационном характере личности: «Очевидно, ...что сложность личности зависит от сложности ее взаимосвязей». И еще: «На самом деле кажется ... что индивиды создают друг друга физически и духовно, но они не создают самих себя» // Немецкая идеология. Ч. 1, «Архив Маркса-Энгельса». Т. Vil, с, 286, изд. Рязанов.

^ Маркс дал проницательную оценку социальных измерений личности: «Вышесказанное ясно показывает, что реальное достояние, реальное богатство индивида целиком зависит от реального богатства его взаимосвязей» // Маркс и Энгельс о Фейербахе, Немецкая идеология. Ч. 1, с. 286, «Архив Маркса-Энгельса». Т. VIL изд. Рязанов,

90

16 Содержательную критику этой дихотомии можно найти в первой главе работы: Cooley С.H. Human Nature and the Social Order. New York, 1912.

17 О социологии гуманистической парадигмы см.: Weil H. Die Entstehung des deutschen Bildungsprinzips // Schriften zur Philosophie und Soziologie, Bonn, 1930.

18 В первой половине XIX столетия вымышленное имя Готтлиба Бидермейе-ра стало символом мелкобуржуазного мирка, проникнутого пуританскими или филистерскими настроениями.

19 Культурное многообразие сексуального разделения ролей хорошо проиллюстрировано в работе: Mead M. Sex and Temperament in Three Primitive Societies, London and New York, 1935.

20 О номинализме более ясно очерченного типа, чем тот, о котором говорилось здесь, см.: Landheer В. Op. cit., p. 22, 28, 30.

21 Более детальное рассмотрение вопроса читатель найдет в эссе «Об интерпретации "Weltanschauung"», в: Mannheim K. Essays on the Sociology of Knowledge. London and New York, 1952.

22 «Хозяйство и общество» (нем.). В настоящее время выборочно переведена Т. Парсонсом под названием «The Theory of Social and Economic Organisation» (New York, 1947) и X. Гертом и С.У. Миллсом: From Weber M. Essays in Sociology (London and New York, 1946).

23 Переведена на английский язык Т. Парсонсом. Лондон, 1930.

24 Толкотт Парсонс выделяет аналогичные, хотя и не идентичные, уровни анализа: 1) уровень индивидуально действующего лица; 2) уровень системы взаимодействия; 3) уровень систем культурных моделей. «Каждый уровень подразумевает наличие других, и поэтому изменчивость любого из них ограничена его соответствием с минимумом условий функционирования каждого из двух остальных» (The Social System. London and Glencoe, 1951, p. 27).

25 См. работу: Hildebrand R. Geist // Philosophie und Geisteswissenschaften. Hrsg. v. E. Rothacker. Halle, 1926 («Дух» в серии «Философия и науки в духе», изд. Э. Ротхакер. Халле, 1926). Придерживаясь стиля словарной статьи, Хильдебранд перечисляет в хронологическом порядке различные значения термина «Дух», приводя подходящие к случаю цитаты. Чтобы показать сущность этого исторического изменения, мы поменяли первоначальный порядок рассмотрения, в частности, потому, что Хильдебранд не ставил себе целью проведение социологического анализа значения. Критическое изучение материала выявляет, что более ранние стадии эволюции часто находят свое выражение лишь в документах недавнего времени, - факт, подтвержающий наблюдение, что современные формы значения слова не обязательно вытесняют более старые. Оба значения могут сосуществовать и тем самым навсегда сохранить обе фазы исторического метаморфоза. Если мы можем осуществить датировку этих значений и определить тот подразумеваемый социальный контекст, в котором они сформировались, - значит, мы вступаем в область социологии значения.

26 См. сведения Хильдебранда: op. cit. S. 2.

27 Op. cit. S. 3.

28 Ср. ссылки на Хильдебранда, S. 79.

29 Хильдебранд, S. 30.

30 Op. cit. S. 30.

31 См.: Philosophie und Geisteswissenschaften. Ed. Rothacker E., Halle, 1926, S. 93.

32 Op. cit. S. 96. Аделунг определяет дух как «материальную субстанцию, способную мыслить и желать». Там же.

33 Op. cit. S. 98.

34 Op. cit. S. 99.

91

35 Сапир приходит к такому же выводу, ссылаясь на модели лингвистического развития: «Язык существует лишь постольку, поскольку им действительно пользуются... Какие бы важные изменения ни происходили в языке, они должны прежде всего осуществляться в виде индивидуальных вариаций. Это абсолютно верно, но отсюда никоим образом не следует, что общее направление развития языка может быть понято на основе всестороннего и исчерпывающего описательного исследования только этих вариаций. Сами они - случайные, беспорядочно возникающие феномены, подобные морским волнам, бесцельно катящимся то в одном, то в другом направлении. Языковое развитие целенаправленно. Иными словами, только такие индивидуальные вариации олицетворяют или осуществляют его, которые развиваются в определенном направлении... Развитие языка происходит в результате неосознанного отбора носителем языка тех индивидуальных вариаций, что накапливаются в определенном направлении. Направление это может быть в основном определено всей прошлой историей языка. В долговременной перспективе любые новые черты, свойственные происходящим в языке изменениям, становятся элементами общепринятой, общеупотребительной речи, однако в течение долгого времени эти нововведения могут существовать лишь в виде тенденции, проявляющейся в речи немногих... Оглянувшись вокруг и наблюдая за современным словоупотреблением, мы вряд ли заметим, что у нашего языка имеется "уклон", что изменения, которые произойдут в нем в течение нескольких ближайших столетий, в известном смысле предопределены некоторыми неясными, трудно различимыми тенденциями современного развития и что эти изменения в конечном счете должны рассматриваться всего лишь как продолжение тех изменений, которые уже произошли. Скорее всего, у нас возникнет ощущение, что наш язык в действительности представляет собой жесткую, устойчивую систему и незначительные сдвиги, которым суждено было произойти в нем, могут с равной вероятностью развиваться как в одном, так и в другом направлении. Ощущение это ошибочно. Сама наша неуверенность относительно деталей предстоящих изменений делает конечную логичность их направленности тем более впечатляющей» (Sapir Ed. Language. New York, 1921, p. 1650.

36 Социальная система «...должна насчитывать достаточное количество деятельных личностей, имеющих веские основания для того, чтобы действовать в соответствии с требованиями существующей системы ролей...» (Parsons Т. The Social System. Op. cit., p. 27. См. также: Parsons T. The Position of Sociological Theory // Essays in Sociological Theory, Pure and Applied. Glencoe, 1949, p. 7, 11.)

37 Относительно аналогичного применения категории равновесия см. работу: Parsons Т., Shils C.E. Towards a General Theory of Action. Cambridge Mass., 1951, p. 107f, 120.

Отсылаем читателя к блестящему анализу «функции» в работе: Merton Robert К. Social Theory and Social Structure. Glencoe, 1949, p. 21-81.

38 См.: Parsons T. The Motivation of Economic Activities // Essays in Sociological Theory. Op. cit., p. 206 и далее.

39 Термины «социология культуры» и «социология духа» равнозначны и взаимозаменяемы.

40 На уровне общей социологии Макс Вебер приводит удачный пример того, как одно и то же событие, одно и то же явление может иметь противоположные результаты, если оно осуществляется в обществах с различной структурой: «...возможность массового производства хлопчатобумажных изделий, созданная благодаря механической обработке хлопкового сырья, дала противопо-

92

ложные результаты в Европе и Америке; в Европе хлопок явился стимулом для объединения наемных рабочих в профессиональные союзы - первый крупный трейд-юнион был организован в Англии, в Ланкашире, - тогда как в Америке хлопок стал основой рабства» (Weber M. Wirtschafts-geschichte. M?nchen - Leipzig, 1923, S. 84).

41 См.: Mannheim K. Die Gegenwartsaufgaben der Soziologie. T?bingen, 1932 («Современные вопросы социологии» - нем.).

42 Курт Левин высказывает сходную точку зрения в своей статье «Field Theory and Experiment in Social Psychology», опубликованной в журнале «American Journal of Sociology», май 1939 г.: «В задачу социологии или психологии не может входить игнорирование исторической стороны стоящих перед ними проблем. Специально-теоретический подход, напротив, не может не принимать во внимание исторического характера каждого факта и его специфического исторического контекста» (р. 892). Но на «вопросы... связанные с системой причинных связей, ответ должен быть получен экспериментальным путем до того, как в достаточной степени будет изучен динамический аспект "исторических" проблем исходной точки развития» (р. 892 и далее).

93

Часть вторая

Проблема интеллигенции: исследование ее роли в прошлом и настоящем

1. Самоопределение социальных групп

Мы живем в период возрастающего самосознания. Наша эпоха отличается от других не принципиально новой верой, а именно ростом самосознания и интереса к самим себе.

Какова же природа этого современного нам самосознания? В прежние времена человек жил в атмосфере веры, не ощущая потребности присмотреться к самому себе. Жил, не испытывая желания узнать, каковы условия и цели его жизни, почему он живет именно так, а не иначе. Он принимал веру, знания и поступки, как мы принимаем саму жизнь. Человек прошлого жил вне времени, не нуждаясь в размышлениях об условиях своего существования. Для нас же существенно важное значение приобрела ясность и определенность. Мы стремимся назвать по имени не только известное, но и неизвестное. Конечно, потребность мыслить - не нова, но в прошлом мысль была направлена на то, чтобы помочь человеку самоутвердиться и застраховать себя от каких бы то ни было угроз и опасностей - именно в этом поиске прочного, безопасного положения человек воспринимал себя и свои верования как нечто безусловное.

Тенденция современного мышления имеет иную направленность. Его цель вовсе не обеспечение уверенности и не примирение с существующими условиями жизни. Личность, условия жизни которой претерпевают изменения, уже не воспринимает себя в четких и определенных понятиях1. Мировоззрение такой личности никогда не будет устойчивым, поскольку, прежде чем обрести законченные очертания на основе ясных представлений о мире, оно должно взломать рамки определенной системы взглядов. Развенчан и идеал полной самодостаточности. Изолированность от мира, замкнутость в собственных рамках была идеалом общества аграрного типа, в то время как для современного общества характерен тип человека, обладающего чертами Протея, вечно переступающего установленные границы и обретающего новый облик, всегда движимого прежде всего мотивами обновления и изменения.

Человек со средневеков*ым образом мысли, как правило, стремился играть одну и ту же, давно предписанную ему роль. Новый тип, отдельные представители которого начали появляться со времени разложения жестко фиксированного мировоззрения средневековья, - прежде всего вечный первооткрыватель, искатель новых перспектив. Он стремится рассмотреть то, что скрывается за каждой новой истиной и в процессе этих поисков раз за разом открывает случайный ха-

94

рактер отдельных ситуаций. Если статичный тип принимает всякое условие как вневременной порядок существования, то динамичный искатель отбрасывает ложные абсолюты и сознательно сосредоточивается на исследовании конечной и условной сферы вещей. Однако, отважившись выйти за пределы установленного мировоззрения, он на каждом шагу сталкивается с проблемой: как, зная, что собственное существование ограничено определенными условиями, принимать и осуществлять решения, выходящие за рамки этих условий?

Как бы ни различались между собой люди разных эпох, они задают себе одни и те же вопросы, касающиеся их самих - им хочется знать, как думать о себе, чтобы действовать, Какое-то представление о мире и о себе, пусть и несформулированное, сопровождает каждое наше движение. Вопрос «Кто мы такие?» - задавался всегда, но всегда опосредованно, в связи с различными проблемами, в силу которых такие вопросы и возникают. Человека едва ли интересует, что он собой представляет, когда он не сталкивается с определенными вещами или ситуациями. На вопрос, кто я и что я собой представляю, мне ответить было бы нелегко. Другое дело, если бы меня спросили, кем я являюсь в глазах А или Б. Мы смотрим на себя прежде всего глазами других. Важно лишь, кто этот другой.

То, что считается верным для индивида, почти полностью применимо и к группам. Они тоже обладают «отраженным я», если воспользоваться выразительным термином Кули. История коллективных самоинтерпретаций, не являющаяся предметом настоящего эссе, в известном смысле представляет собой эволюцию самосознания; и каждая фаза этого развития определяется природой тех других, глазами которых люди видят себя. Наиболее длительный из этих этапов характеризуется стремлением человека понять себя vis-a-vis* личного Бога - отношение, менявшееся от ситуации хозяин-слуга к ситуации отец-дитя. Каждое из этих отношений выражало существующую социальную парадигму и систему социальных норм, верховным хранителем и гарантом которых объявлялся личный Бог.

Ослабление целостного мировоззрения средневековья знаменует собой начало долгих поисков нового хранителя новых норм. После ряда промежуточных решений Просвещение нашло нового гаранта нового порядка - разум. Ретроспективно мы можем определить вневременные нормы разума как правила конкуренции, принятые среди средних слоев общества. Однако не следует понимать их слишком узко, поскольку они признавались и при дворах абсолютных государей и в среде недавно сформировавшейся бюрократии.

Следующий абсолют возник после поражения французской революции и реставрации - им стала «история». Именно путем обожествления истории противники буржуазных революций получили возможность доказывать, что абсолютный разум, возведенный на престол этими революциями, был лишь одним из возможных вариантов сре-

* Перед л и ном (??.).

95

ди всех творений, создаваемых историей. Здесь нет возможности показать, как, ведя эти арьергардные бои, философия рационализма отказалась от претензий на абсолютность, признав свой преходящий характер, или как она отступила к более абстрактной и формальной концепции разума. Но даже в своей второй и формалистической версии рационализм не смог противостоять развитию новых, весьма основательных теорий.

Поскольку разум сам выступал как функция истории, основа самоинтерпретации снова изменилась. Никакая точка зрения не могла более защищаться на основе имманентной ей рациональности, ибо только история могла легитимировать ту или иную политическую цель или показать ее несостоятельность. Казалось более соблазнительным быть на стороне Weltgeist* или быть представителем следующей фазы истории, чем выступать в качестве пророка вневременных истин. Исторический прагматизм взял верх над откровением. Если одни стремились объявить свою точку зрения окончательным приговором истории, то другие предпочитали действовать с санкции ближайшего будущего. Этому соответствовали такие сентенции, как: «Каждая эпоха близка Богу», «Всемирная история - это всемирный трибунал», и даже еще более резко: «Бог - на стороне больших батальонов». Все эти выражения исторического самооправдания, исходящие от Ранке, Гегеля и Маркса, вошли в лексикон исторического прагматизма.

Основа, исходя из которой люди стремились понять и утвердить себя, еще раз изменилась, когда исторический аргумент уступил место социологическому.

Социологическая интерпретация взяла верх над исторической благодаря своей более глубокой постановке вопроса: кто творит это вечное изменение, создающее новые и отменяющее старые нормы, и чья это история?

В самом деле, по зрелом размышлении должно стать ясно, что слово «изменение» может иметь смысл только как глагол в предложении, утверждающем, что нечто изменяется. Употребляемая в качестве субъекта, история становится мифической и непостижимой самодовлеющей сущностью и занимает место, прежде отводившееся Богу-создателю. Хотя некоторые философы истории все еще занимаются выяснением природы исторического, невразумительное многословие последователей Гегеля уступило дорогу тому направлению мысли, суть которого может быть сведена к следующим постулатам:

а) люди, а не история являются подлинными творцами изменений;

б) изменения «интеллекта» - это мутации человеческого духа;

в) изменяется не дух изолированного индивида, а восприятие социализированных личностей;

г) история человеческого духа выражает чередование конфликтов и примирений групп.

Мирового духа (нем.)

96

Мы имеем дело уже не со словесными заменителями, а с наблюдаемыми действиями и периодически возникающими перед людьми дилеммами. Таким образом, основа для самоинтерпретации человека снова изменилась. Он уже рассматривает себя не в зеркале личного Бога, разума, истории или Weitgeist, а в перспективе своих социальных устремлений. Однако возникает вопрос: не является ли такое представление лишь еще одной преходящей точкой зрения, на смену которой придет более совершенная? Возможно, это так, но до сих пор нет метода, превосходящего социологический, и никакой другой под-код не оказался более основательным. Мы не можем не отметить, что в сменяющихся попытках интерпретации каждая новая была более полной и глубокой, чем предыдущая, и каждый новый подход включал в себя прежний, разрешая его противоречия. Больше, чем к какой-либо другой, это относится к социологической системе представлений, особенно, если учесть, что там, где вопросы обсуждаются свободно и открыто, социология стала незаменимой основой самоутверждения в равной степени для радикалов, умеренных и консерваторов. Тот, кто сегодня не способен смотреть на себя с логической и исторической точек зрения, не сможет найти себе места в сложившейся в настоящее время ситуации. Из этого вытекают два вывода.

А. В каждую эпоху люди достигают определенной формы самооценки, более или менее адекватной степени овладения обстоятельствами, в которых они находятся. Обычно лишь отдельные пионеры первыми сообразуют свои взгляды с изменившейся ситуацией, чтобы восстановить до некоторой степени соответствие между своими действиями и мыслями. Постепенно и другие, поначалу сопротивлявшиеся, начинают следовать новым взглядам по мере того, как изменяется переживаемая ими ситуация.

Б. Нельзя рассматривать как симптом разложения постепенное вытеснение черт характера, свойственных прежнему типу личности, которому было свойственно непоколебимое довольство собой, новыми - самоанализом, склонностью к самопроверке и приспособляемостью. Новые черты возникают в ответ на возрастающий динамизм мира, создавший наряду с сельским городской образ жизни, наряду с аграрным - индустриальный и наряду с феодальным - бюрократический. В ходе этих изменений первопроходец становится центральной фигурой, поскольку принимает мир таким, какой он есть, и всегда готов рассмотреть свою позицию в связи с изменением общего порядка вещей2. В этом социология оказывается непревзойденным инструментом, ибо ее рабочие гипотезы охватывают больше фактов, отвечают большему числу релевантных обстоятельств, чем другие. Гипотеза мира, управляемого мстительным правителем, соответствовала ситуации, когда все необходимое для жизни создавалось природой. Зависимость от капризов погоды выражена в Weltanschauung, основанном на вере в судьбу или неумолимого Бога. Сельское хозяйство - одна из

* Мировоззрение (нем.).

4 Зак. 3496 97

первых сфер занятости, в которых технология начале! заменять судьбу. Переход от палки-копалки к трактору знаменует ускоренное сокращение сферы непредсказуемого, и в связи с этим представление о непостижимой и всемогущей воле утрачивает свою значимость, все чаще расходясь с действительностью. В новых условиях мировоззрение, примирявшее мысли человека о Вселенной с постоянно преследующими его опасностями и неудачами, уже не может удовлетворить человека. Земледелец начинает отдавать предпочтение детальному плану действий, а не убаюкивающим его сомнения представлениям о космосе.

Критерии адекватной самооценки аналогичным образом изменяются и в сфере социальной организации. Общее мировоззрение, приводящее мышление в гармоничное соответствие с социальным поведением, удовлетворяет требованиям относительно стабильного общества с простой структурой. Пока социальные отношения человека осуществляются на первичном уровне, где конформизм, покорность и соблюдение взаимности в отношениях обеспечивают необходимые успехи, гипотеза о предустановленном порядке вещей предоставляет оптимальную возможность для этической ориентации. Но изменяющееся общество и невежественное, ограниченное узкими рамками своей деятельности население не могут функционировать без рабочего плана, понятного по крайней мере тому, кто способен вплоть до мельчайших деталей объяснить его и взять на себя руководство необходимыми работами. Задавая сегодня себе вопрос: «Кем и чем мы являемся?», - мы имеем в виду определение нашего места в существующем социальном порядке.

Настоящая эпоха характеризуется не только ростом самосознания, но и нашей способностью определять его конкретную природу; мы живем в период осознанного социального существования. Этот процесс само-выяснения начался снизу. Несомненно, средние классы на заре своей истории обладали некоторой социологической ориентацией, и в известном смысле можно отметить моменты социологического понимания в политическом мышлении патрициата, правившего городами-государствами в эпоху Возрождения. То же самое можно сказать об управляющих княжескими или королевскими канцеляриями. Не следовало бы в этой связи игнорировать социологическое значение таких писателей эпохи Реставрации, как де Местр. Однако только в мышлении пролетариата социологическая точка зрения стала всеобъемлющей. Пролетариат был первой группой, предпринявшей попытку последовательной социологической самооценки и выработавшей определенное и ясное классовое сознание.

Социальное сознание сейчас уже не является более привилегией пролетариата. Мы обнаруживаем его и у высших классов, и оно все более проникает в каждую значительную группу, в том числе и определяемую полом или возрастом.

Что же является типичным в возникновении группового сознания? Оно начинается с попыток группы определить свою позицию в новой

98

ситуации. Так, например, женские объединения - относительно новое явление среди таких групп. Уже не случайностью и не данью моде становятся все более многочисленные, чем когда-либо ранее, исследования, посвященные природе и положению женщин, молодежи, пожилых людей и лиц среднего возраста. Каждая из этих групп стремилась по-новому определить свое место в обществе, но, совершая эту попытку, они были вынуждены не только обратить внимание на самих себя, но и критически проанализировать уже существующие интерпретации. Женщины обычно принимают определение своей роли, исходящее от мужчин. Более того, они смотрят на себя их глазами. Понимание этого факта знаменует начало формирования сознания феминистских групп. Коллективное определение, такое, например, как взгляд на женщин с точки зрения мужчин, уже больше не гипотеза и не теория, оно становится источником коллективных привычек и поступков. Поэтому, если какая-либо группа рассматривает определения, даваемые ей другой группой, она начинает пересматривать свое отношение к этой другой группе. Вспомним «Кукольный дом» Ибсена, впервые в современной литературе показавшего разрыв между двумя представлениями о женщине. Новая самооценка, как у Норы в пьесе Ибсена, редко имеет успех без поддержки со стороны индивидов, находящихся в подобной же ситуации и подобным же образом мотивированных.

То же относится mutatis mutandis* и к германской молодежи, которая создала множество философских теорий, являющихся реакцией на концепции молодежи, созданные прежним поколением. В них молодежи отводилась лишь второстепенная роль, как стадии, предваряющей зрелость. Именно это резко критиковали различные молодежные декларации, утверждавшие автономную ценность молодости. Социальный импульс этого освободительного движения исходил от промышленной революции, предоставившей беспрецедентные возможности для способных к адаптации, инициативных молодых людей и поставившей их в преимущественное положение по сравнению с более пожилыми, имеющими устоявшиеся взгляды и трудовые навыки. В стабильном обществе крестьян и ремесленников - хранителей традиций - взрослые и пожилые люди были общественными интерпретаторами социального порядка, созданного ими в своих собственных интересах. Индустриальное общество в противовес этому больше ценит молодежь и девальвирует ценность накопленной мудрости3. Было бы интересно исследовать вопрос: неизбежно ли уменьшение полезности старшей возрастной группы подрывает ее идеологическую роль? Чтобы ответить на него, мы должны были бы определить, из каких факторов складывается социальное влияние старших поколений и, наоборот, какие ситуации благоприятствуют молодежи. Динамика промышленной революции - это лишь один из многих факторов.

* С соответствующими изменениями (лат.}.

99

Социальное сознание не всегда совпадает с восхождением групп к вершинам власти, с занятием ими доминирующего положения в обществе, так как сознательная реакция на социальные изменения - только современный феномен. Это, как мы уже указали, характерно для всех страт, а не для одного пролетариата, хотя его самосознание было первым и наиболее ярким из подобных проявлений. То, что та-кие стремления могут иметь успех лишь в наше время, объясняется различными обстоятельствами, но совершенно ясно, что до тех пор, пока одна группа находится в подчинении у другой, она принимает и выполняет возлагаемую на нее роль как нечто само собой разумеющееся.

Два фактора делают возможным такое социальное самосознание. Во-первых, современное общество разработало множество различных видов контроля, заменившего принудительную власть в качестве основной гарантии господства и подчинения4. Во-вторых, современное общество предполагает широкий воспитательный и дисциплинарный контроль, осуществляемый первичными группами и общественными организациями.

Вернемся к первому фактору. Чтобы ответить на вопрос, почему классовые конфликты в древности, а позднее антагонизм между мастерами и подмастерьями не приводили к развитию классового самосознания, следует принять во внимание условия, при которых возникшее позднее индустриальное общество создало свободного рабочего и свободное партнерство, основанное на договоре.

Успех на свободном рынке в условиях конкуренции предполагает постоянное осознание социальных изменений. Необходимая адаптация к этим изменениям требует непосредственной реакции и независимого суждения, свободного от традиционных или мифологических иллюзий. Индивид, вынужденный жить своим умом и использовать возникающие перед ним возможности, уже не может чувствовать себя связанным предписанным образом жизни. Непосредственным результатом такого нового порядка вещей является возрастающая рациональность, сначала в экономическом поведении, затем в определенных производных ситуациях, а в конце концов - в концептуализации своих собственных интересов. Такие ситуации учат людей ориентироваться на собственную точку зрения и игнорировать традиционные, отчуждающиеся идеологии. Это - первый шаг к социальному самосознанию. Вначале его совершают отдельные индивиды, но затем он принимает коллективный характер. Индивиды в сходных ситуациях обнаруживают общность своих позиций и приходят к общему определению своих ролей. Возникающая групповая идеология развивается, игнорируя традиционные чувства, вызванные кровными и религиозными связями или кастовой честью.

Второй фактор, способствующий возникновению группового сознания, - это современная практика воспитания личности в социально нейтральной атмосфере, тогда как ее отсутствие в воспитании традиционного типа препятствовало возникновению новой и независи-

100