Часть 3.

авторитарным, поскольку он подчеркивает присущие ему дисциплину и подавление индивидуальных инстинктов» [30]. Вполне разделяя эту оценку позиции Руссо, не могу согласиться с данной характеристикой точки зрения Дешана. От природы человек, по Дешану, ни добр ни зол; его моральный облик полностью определяется только общественным строем. Подобно пруту из басни, приобретшему прочность лишь в связке с другими прутьями, «человек силен обществом». Только общество может обеспечить ему безопасность и дать ему счастье, вне общества ему их не найти. Но реализация этих возможностей, заложенных в обществе, требует, чтобы важнейшие стремления любого его члена совпадали со стремлением всех прочих его членов; а такое сознание возникает у людей лишь при «моральном равенстве», когда общество находится в «состоянии нравов». Когда на смену частной собственности придет собственность общественная, на смену эгоизму противостоящих друг другу стремлений людей придет понимание совпадения их интересов и почти полная тождественность их стремлений, возникнет новое нравственное сознание, которое будет побуждать людей только к таким поступкам, которые полезны обществу или по меньшей мере никому не вредят. При этом каждый следовал бы своим склонностям, и этого было бы достаточно, чтобы обеспечить счастье всем членам общества. В этих условиях отношения между людьми регулировались бы только их нравственным сознанием; они поступали бы так, как велит им совесть, и этого было бы совершенно достаточно для благоденствия общества и каждого его члена. То, что внутренние побуждения людей окажутся направленными к общему благу, будет обусловлено подлинным и полным социальным равенством, которое в свою очередь явится необходимым следствием общности имуществ.

30 L. G. Grocker. An age of crisis. Baltimore, 1959, p. 334

Это - позиция, весьма далекая от точки зрения, господствовавшей в Просвещении. В требовании равенства дальше всех среди просветителей пошел Руссо. Но и он писал, что граждане «должны быть отличаемы и возвышаемы сообразно заслугам». За это Дешан критикует «женевского гражданина», заявляя, что в «состоянии нравов» никому в голову не придет претендовать на то, что он принес больше пользы, чем другие. Подлинное «моральное равенство», разъясняет Дешан, означает, что о каких бы то ни было заслугах перед обществом и речи быть не может.

60

Таким образом, бенедиктинец отвергает не только отношения господства и подчинения, но и любые отношения, содержащие какое-нибудь неравенство. Он уверен в том, что в обществе, где нет «твоего» и «моего», деятельность, направленная на общее благо, будет совершаться не ради наград и почестей и не из страха перед наказанием или позором, а совершенно добровольно и охотно, «по велению ума и сердца».

«Истинная система» провозглашает, что в подлинно разумном обществе поведение людей, необходимое для общего блага, обеспечивается не внешней силой, подавляющей внутренние устремления людей, а их внутренними моральными побуждениями, которые в таком обществе не подавляются, а свободно проявляются. При полном устранении частной собственности и всех связанных с ней общественных порядков «вместо насилия действовало бы очевидное сознание общности интересов» («Отв. на вопр. 18»); не законы управляли бы людьми, а разум. Поведение людей, не знающих «твоего» и «моего», определялось бы только их основанной на разуме нравственностью. А философов, изображающих законы и государство как великое благо, надо заклеймить, как тех, кто не только поддерживает насилие, но и внушает людям, тяжко страдающим от насилия, чтобы они безропотно их сносили, чтобы они считали цепи, в которые их заковали, благом.

Критика «состояния законов» - это «второй довод» в пользу «моральной истины» - коммунистического идеала Дешана. Но его рационалистическая система требует, чтобы все выводилось из всеобщих принципов, чтобы «моральная истина» выводилась из «истины метафизической». «Целое есть бытие единое; поэтому всякое общественное животное тем совершеннее, чем больше оно имеет отношений и единения с себе подобными, чем более оно в моральном порядке есть то, чем Целое является в порядке метафизическом» («Отв. на вопр. 32»). Поэтому члены человеческого общества должны делать все от них зависящее, чтобы «сделать из этого общества подобие Целого» (там же). А это достигается лишь при «состоянии нравов».

61

Что же представляет собой это состояние и как оно будет достигнуто?

Причиной перехода от дикости к «состоянию законов» было то, что люди тогда не знали о несчастьях, какие обрушат на их головы «мое» и «твое». Люди поныне терпят «состояние законов», несмотря на причиняемые им бедствия, так как не знают ни того, как устроена Вселенная, ни того, каким должен быть разумный общественный строй, обеспечивающий всем счастье. Обеспечить переход к этому общественному строю может лишь одно средство: просвещение. Побудить людей расстаться с «состоянием законов», заменив его «состоянием нравов», может только сочинение, сообщающее им Истину, то есть книга, написанная Дешаном.

В этой идеалистической социальной теории есть и известный элемент материализма. Истина, по Дешану, достигается лишь длительными рассуждениями и размышлениями. Ни того ни другого образ жизни дикарей не требовал. Поэтому дикари не могли знать истину и неизбежно должны были перейти в «состояние законов». А образ жизни людей при «состоянии законов» вынуждает их рассуждать и размышлять; чем больше они от этого строя страдают, тем больше размышляют. Впадая во всевозможные заблуждения, преодолевая их, они в конце концов открывают истину. Образ жизни при «состоянии законов» таков, что люди обязательно должны узнать истину и покончить с этим строем. Общество же может находиться лишь в одном из трех состояний: «состоянии дикости», «состоянии законов» и «состоянии нравов», и так как вновь стать дикарями люди не могут, то им остается лишь один выход - «состояние нравов». Это состояние неминуемо стало бы состоянием человечества, если бы ему стала известна Истина. В такой интерпретации само обусловливающее социальные изменения знание (или незнание) истины детерминируется образом жизни людей.

Узнать о новом общественном строе, понять его преимущества могут лишь люди, способные прочесть книгу, возвещающую истину; побудить общество перейти к «истинному» порядку могут лишь люди, пользующиеся влиянием в обществе. Стало быть, заставить общество перейти от неразумного, исполненного бедствий строя

62

к строю разумному, счастливому могут лишь образованные, известные люди. Достаточно их убедить, и новый строй наступит. Дешан ищет доводы, способные их убедить, и ему кажется, что он их нашел. Ведь именно образованные люди - просветители - подвергают критике господствующие порядки и взгляды. Ведь это же они сочиняют все книги, в которых так хорошо изображены бедствия, порождаемые «состоянием законов»; к этому их побуждают страдания, на которые их осуждает этот строй. Бенедиктинец сильно утрирует «страдания» «искусственных сословий», стараясь привлечь их на сторону Истины. Он заявляет, что от «состояния законов» больше всех страдает верхушка общества, «образованные люди, не принадлежащие к народу».

И это пишет автор, в других случаях весьма сурово расценивающий эту часть общества, автор, который говорит, например, что «просвещенные люди» - это «небольшая часть людей, которая, будучи весьма отлична от народа, над которым она господствует и из которого она извлекает средства для своего существования, для того, чтобы обеспечить себе удобства и роскошь, считает, что обладает разумом более возвышенным, чем разум народа» («Мор. расc.», ч. 2, II). Крайне безнравственными оказываются представители господствующей верхушки общества в свете того, что говорится в «Истинной системе» о королях, натравливающих своих подданных друг на друга и на другие народы, о дворянстве и духовенстве, мечом и словом поддерживающих порабощение народа. Эти господа, говорит Дешан, отнюдь не хотели бы оказаться на месте трудящихся бедняков, которыми они помыкают. Здесь «искусственные сословия» отнюдь не выглядят теми, кому хуже всех при «состоянии законов». Но при рассмотрении грядущего перехода к новому строю Дешан об этих сословиях говорит иначе: «Люди, принадлежащие к искусственным сословиям, вообще несчастнее людей, принадлежащих к полезным сословиям» («Мор. расc.», ч. 1, I, прим.). Короли, «если видеть их вблизи», оказываются несчастными людьми, завидуя которым добрый крестьянин допустил бы ошибку, и поэтому ликвидация королевской власти явилась бы счастьем для королей.

63

Двойственность видна и в высказываниях Дешана о народе. Обычно о крестьянах и ремесленниках он говорит с большим уважением, подчеркивая их обездоленность, их страдания от «тиранства» «искусственных сословий», их нравственное превосходство над этими сословиями. Когда же речь заходит об истине, ведущей к новому строю, крестьяне и ремесленники - единственные сословия, какие сохранятся при «состоянии равенства», - оказываются стадом овец; они не могут и не должны знать, куда их ведут пастухи - образованные люди. Народ всегда слепо за ними следует и ни на что большее не способен.

Даже в том, как в «Истинной системе» рисуется процесс возникновения нового строя, есть некоторый след этой двойственности. Всюду в «Системе» подчеркивается, что в противоположность государству, рожденному насилием, справедливый общественный строй возникнет мирно, без кровопролития, на основе договора, который будет заключен, когда люди поймут великие преимущества «состояния нравов».

Все дело в огромной власти, какую имеет над умами очевидность. Десятки раз повторяется в «Системе», что очевидность провозглашаемой в ней истины неотразима, что она обязательно покорит всех или почти всех образованных людей. Это - idee fixe Дешана, которую нисколько не поколебал даже провал всех его попыток привлечь «образованных» на свою сторону. Робине заявил, что для установления «состояния нравов» «требуется согласие лиц, убедить которых - задача далеко не легкая. Кто возьмет ее на себя?» Ответ автора «Истинной системы» знаменателен: «возьмутся за это первая очевидность и величайшая в том заинтересованность людей...» Казалось бы, ясно: бенедиктинец видел лишь один путь возникновения нового строя - завоевание умов образованных представителей господствующих классов. Но вот высказывание, свидетельствующее, что он мог представить себе и иную возможность. Говоря, что интерес самих богачей диктует им подавать милостыню беднякам, монах так это разъясняет: «Если бы она, паче чаяния, не подавалась, бедняки истребили бы богачей и поневоле установилось бы истинное общественное состояние, ибо из состояния общественного возвратиться в дикое состояние невозможно» («Отв. на вопр. 12»).

Таким образом, даже здесь, в вопросе, в дешановском решении которого явно чувствуется влияние буржуазной теории просвещенного абсолютизма, дает себя знать автор, выражающий чаяния угнетенных низов общества.

64

Конечно, причиной двойственности высказываний автора «Истинной системы» о противоположных классах является его убеждение в том, что все социальные процессы обусловлены знанием или неведением, что «мнения правят миром». Но сказывается в этой двойственности еще одно обстоятельство.

То, что Дешану удалось привлечь на сторону «Истинной системы» маркиза де Вуайе, что маркиз создал в своем замке кружок последователей Дешана, а также более десяти лет деятельно пропагандировал «Истинную систему» в своей среде, не могло не произвести впечатления на бедного монаха. То, что он слышал, бывая у д'Аржансонов, казалось, подтверждало мысль, что «просвещенные люди» высшего света должны приветствовать «состояние нравов». С мыслями, родившимися под сводами монастыря и навеянными наблюдением жизни народа, в книге Дешана переплетаются мысли, возникшие в беседах с маркизом и его друзьями при посещении замка дез Орм. Когда Дешан требует установления строя, где не будет никого, «кто пользовался бы трудом других, сам ничего не делая» («Мор. расc.», ч. 2, X), - это голос плебея, обличающего знатных и богатых тунеядцев. Когда же мы читаем, что эти господа больше выиграют от уничтожения частной собственности и государства, чем бедняки, в этом голосе звучат интонации советника, дающего наставления этим тунеядцам. Эти наставления и связанные с ними надежды, конечно, наивны. Но это был век, когда даже великий Дидро серьезно советовал отменить самодержавие Екатерине.

* * *

По сравнению с ее деструктивной частью, с критикой институтов эксплуататорского общества, в конструктивной части социальной теории Дешана, в его утопии, гораздо сильнее ощущается его историческая ограниченность. Маркс писал о присущей «грубому коммунизму» «жажде нивелирования», о том, что это - коммунизм, «отрицающий повсюду личность человека». «Что такое упразднение частной собственности не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего

65

мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее» [31]. Эти характеристики «грубого коммунизма» применимы к утопии «Истинной системы» в еще большей степени, чем к утопиям Мелье и Морелли. Жить в дружбе с ближними в здоровой и приятной местности, выполнять умеренную по объему несрочную работу, спать на соломе в помещениях, где нет иной мебели, кроме скамеек, столов и полок, «иметь всегда чем питаться, с кем наслаждаться и во что одеваться» - вот и все потребности членов будущего общества. Вместе с потребностями, представляющими «губительные излишества», исчезнут наука (сохранятся лишь практически усваиваемые прикладные знания и воспринимаемое на слух учение о Целом и Всем) и искусство. Отказавшись от письменности, это общество отправит в печи книги всех библиотек. «Равенство» здесь доводится до такой степени, что даже во внешности, в темпераменте, в умственных способностях различия между людьми стираются. Все женщины становятся неотличимы друг от друга так же, как и все мужчины; каждый мужчина - муж любой женщины, и каждая женщина - жена любого мужчины.

31 К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений. М., 1956, стр. 586 - 587.

И производство в этом обществе примитивное. Это почти исключительно сельское хозяйство и лишь в небольшом объеме - ремесло. Покинув города, люди живут на лоне природы, наслаждаясь ее дарами и красотами.

Но в описании «состояния нравов» мы встречаем и другие идеи, обнаруживающие в монахе из Монтрёй-Белле проницательного мыслителя. Некоторые из этих идей напоминают утопии Мелье и Морелли.

Мелье говорит, что бремя работ, взваленных на каждого бедняка, непомерно велико потому, что велико число людей, вовсе в труде не участвующих и живущих в роскоши. Когда работы будут разделены между всеми, а потребности сократятся, каждому придется работать сравнительно немного. Эту мысль мы находим и в «Истинной системе». Мелье и Морелли говорят об общественном воспитании детей в грядущем обществе, а Морелли обстоятельно изображает соединение обучения с производительным трудом; такова же позиция Дешана в этом вопросе.

66

В отличие от Морелли, сохраняющего в своей утопии религию, бенедиктинец (вслед за Мелье) доказывает, что в «состоянии нравов» существование религии так же невозможно, как неизбежно ее существование в обществе, основанном на частной собственности.

Но в некоторых отношениях Дешан, создавая свою утопию, идет дальше не только Морелли, но и Мелье. Он выдвигает оригинальные идеи, благодаря которым в некоторых важных вопросах оказывается ближе к утопистам XIX в., чем его предшественники.

В идеальном обществе, описанном в «Кодексе природы», сложное разделение труда: здесь все люди принадлежат к множеству профессиональных «корпораций». При этом Морелли уверен, что сельскохозяйственный труд настолько тяжел и неприятен, что охотников на него найдется мало. Поэтому Морелли (как и Мор) делает сельскохозяйственные работы повинностью, которую обязаны выполнять все в возрасте от 20 до 25 лет. Но и для тех, кто старше, возможность выбора работы по вкусу весьма ограничена строгой регламентацией властей. Лишь по достижении 40 лет граждане «естественного» общества Морелли могут заниматься тем трудом, который им нравится. В грядущем обществе Дешана для людей ничто не будет повинностью, которую они вынуждены выполнять против своей воли. Трудом все будут заниматься охотно: из тягостной повинности он «превратится в развлечение и удовольствие» («Мор. расc.», ч. 2, XI). Это первая, еще несовершенная формулировка мысли Фурье о том, что при коммунизме работа будет доставлять радость, так как в ней люди будут удовлетворять присущую им потребность в труде.

Другой важной для развития утопического социализма мыслью является выдвинутое Дешаном положение о преодолении в будущем обществе границ между профессиями. Говоря о различных занятиях членов «разумного» общества - хлебопашестве, садоводстве, скотоводстве, рыболовстве, кузнечном ремесле и т.д., Дешан пишет, что не будет групп, за которыми эти занятия будут закреплены (за исключением лекарского дела). Если бы у нас установилась общность имуществ, говорит он, «все роды занятий более или менее подходили бы для каждого из нас...

67

Каждый человек умел бы все делать и переходил бы от одного вида труда к другому, и таким образом безрассудное и пагубное разделение людей на различные сословия было бы совершенно уничтожено, так как оно было бы устранено даже в отношении полезных сословий» («Мор. расc.», ч. 2, III).

В «Кодексе природы» перед нами централизованная иерархическая система, где каждая нижняя ступенька, начиная с семьи, подчинена высшей и все производство организовано по единому плану. В этом отношении Дешан ближе к Мелье. У него мы не находим никакой централизации, никакой иерархии, никакого единого плана. Отдельные поселения-деревни хозяйствуют самостоятельно, но сотрудничают, оказывают помощь друг другу (как у Мелье), снабжают друг друга тем, что одни имеют и чего другие лишены. Здесь возможен и обмен, но «без того, чтобы при этом когда-либо возникал вопрос о выгодности или невыгодности обмена» (там же, XII). Это похоже на то, что пишет Морелли об обмене между народами.

Но есть здесь два момента, существенно отличающие утопию Дешана от утопии Морелли (и даже Мелье). Идеальное общество Морелли управляется множеством законов и сложным иерархическим государственным механизмом (начальники триб, городов, глава государства, сенаты городов, верховный сенат). Даже Мелье признает, что общество не может обойтись «без подчинения одних другим», в его утопии государство сохраняется, хотя и в демократической форме. Дешан же - первый утопический социалист, уверенный, что с установлением общности имуществ и «морального равенства» государство отомрет. В грядущем обществе отношения между людьми будут, по его мнению, регулироваться не правом, на страже которого стоит насилие, а моральным самосознанием членов общества, их нравственностью - это и было бы «состоянием нравов»: «мы все управляли бы собой как управляют собой просвещенные Истиной мужчины и женщины» (там же, V).

Есть в «Истинной системе» еще одна важная коммунистическая идея, звучащая особенно актуально в наши дни, идея, которой нет в утопиях его предшественников и современников. Все они проектируют коммунизм в пределах нации. Дешан - первый, насколько мне известно, автор, убежденный в том, что разделение человечества

68

на различные нации есть порождение частной собственности и возникшего на ее основе «состояния законов». Поэтому он доказывает, что с уничтожением «моего» и «твоего» все различия между нациями исчезнут; исчезнет вражда между народами, прекратятся войны; люди прекратят изготовление оружия (кроме примитивных средств обороны от опасных зверей). Все люди «составят одно целое на обитаемом ими земном шаре», чему будет способствовать переход от национальных языков к единому общечеловеческому языку.

Таким образом, слова Энгельса о великих утопистах XIX в., «которые, несмотря на всю фантастичность и весь утопизм их учений... гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно» [32], в известной мере относятся и к создателю «Истинной системы».

32 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 18, стр. 499.

* * *

Различные идейные влияния скрещиваются в «Истинной системе»: натуралистический пантеизм Возрождения и рационализм XVII в., особенно спинозизм, материализм XVIII в. и господствующие в это время представления о невежестве как источнике всех социальных зол и о просвещении как панацее от них. В «Истинной системе» нет явных следов того, что их автор знал произведения Мора, Кампанеллы, Морелли, хотя, возможно, он их знал; но в ней достаточно мест, дающих основание предполагать, что Дешану было знакомо «Завещание». Но бенедиктинец по-своему переработал идеи своих предшественников и современников, по-своему соединил их с положениями, которые он выдвинул сам. Его система - своеобразный сплав ранее известных и новых мыслей. Это - учение, рожденное размышлениями над положением народа, невзгоды которого Дешан знал, так как рядом с ним жил.

Центральная проблема этого учения - проблема царящего в обществе «морального зла». Ее разрешение Дешан видит в своей утопии, представляющей своеобразное выражение настроений и чаяний масс, в среде которых зрело негодование, разразившееся бурным взрывом через 15 лет после смерти монаха.

69

Что касается отношений между ним и просветителями, то к сказанному выше надо прибавить следующее.

Тон писем Руссо (он переписывался с Дешаном более года) очень благожелательный, теплый, лишь оттеняет выраженное в них отрицательное отношение к «Истинной системе». Даламбер отверг это учение категорически, в резкой форме. Дидро, напротив, отнесся очень тепло и к монаху, и к его идеям, с которыми он обстоятельно познакомился во время своих длительных бесед с Дешаном. Его «атеистический трактат», писал Дидро своей приятельнице Софи Воллан, оказался «очень живым, сильным, полным новых и смелых идей». Главе энциклопедистов было интересно узнать, что атеизм - «ходячая доктрина в монастырских коридорах» [33]. Живой отклик у Дидро нашли не только материализм и атеизм бенедиктинца, но и его социальная теория, о которой в другом письме, адресат которого неизвестен, говорится: «Это - идея общественного устройства, к которому придут, пройдя через состояние дикости и состояние цивилизации. Из последнего выйдут, убедившись на опыте в суетности всего того, чему все придают значение, и поймут наконец, что род человеческий будет оставаться несчастным, пока будут существовать короли, священники, чиновники, законы, «твое» и «мое», слова «порок» и «добродетель». Судите сами, какое удовольствие должно было доставить мне это сочинение, как бы плохо оно написано ни было. Ведь я внезапно почувствовал, что оказался в том мире, для которого я рожден... Вернувшись домой, я стал мечтать о принципах и выводах моего толстого бенедиктинца - он выглядит старым философом - и не нашел во всем его сочинении, исполненном новых идей и смелых утверждений, ни строчки, которую следовало бы выбросить» [34].

33 D. Diderot. Correspondance, recueillie, etablie et annotee par George Roth, t. IX. Paris, 1963, p. 127 - 128.

34 Ibid., p. 245.

Восхищение утопией, конечно, не означает еще веры в ее осуществимость. Тибо де Лонжекур, один из членов дешановского кружка, писал в ноябре того же 1769 г. (осенью которого были написаны процитированные письма) маркизу де Вуайе, что, беседуя с Дидро, он убедился, что метафизика последнего «та же, что у дорогого моего Д. Д. (дом Дешана. - В. В.)... говорю это, имея в виду

70

основу его метафизики, ибо что касается морали - он считает моральные воззрения Д. Д... неосуществимыми, то есть, по его мнению, здесь невозможность, основанная на природе вещей и на природе людей» [35]. В коммунистической утопии монаха Дидро видел прекрасный, но неосуществимый идеал.

Главе энциклопедистов было ясно, что «толстый бенедиктинец» очень плохо представляет себе реальную действительность, идейную борьбу, происходящую в стране. Называя Дешана «апостолом материализма», он находит забавным «простодушие, с каким этот апостол претендует на то, что его система, нападающая на все, что есть в мире самого почитаемого, совершенно невинна и не чревата для него никакими неприятными последствиями, между тем как в ней нет ни одной фразы, за которую его нельзя было бы не отправить на костер» [36]. Не только Дидро обращал внимание Дешана на грозящую ему опасность. Руссо неоднократно горячо заклинал его не публиковать «Систему». Узнав же, что монах не прочь опубликовать свою переписку с Жан-Жаком (в качестве введения к «Системе»), последний пришел в ужас. «Если раньше, - написал он Дешану, - у меня было десять доводов, чтобы убедить вас не публиковать ваше сочинение, то теперь у меня их десять тысяч... Я почти уверен, что, опубликовав его, вы навлечете на жизнь свою несчастье» [37]. В обоих дошедших до нас письмах Гельвеция о «Системе» речь идет исключительно об опасности опубликования этой вещи (автором которой Гельвеций считал маркиза). «Печатайте ее, если хотите, - говорится в одном из этих писем, - но пусть это будет сделано в совершенной тайне; остерегайтесь, вы можете себя скомпрометировать» [38].

35 Е. Beaussire. Antecedents... p. 175 - 176.

36 D. Diderot. Correspondance... t. IX, p. 128.

37 J. J. Rousseau. Correspondance generale, t. VI. Paris, 1926, p. 208.

38 E. Beaussire. Op. cit, p. 172.

Таким образом, философы видели, что «Истинная система» выступает против того же противника, с которым они сами боролись. И все же они не могли ее поддержать. Еще до выхода в свет «Голоса разума» Руссо и Даламбер не могли поддержать учение, в ложности которого оба были уверены, тем более что это было сопряжено с немалой опасностью. Можно предположить, что именно эта

71

опасность вынудила Гельвеция уклониться в 1774 г. от помощи Дешану: прошло лишь четыре года с того дня, как публичному сожжению подвергся трактат «Об уме». В письмах Гельвеция нет ничего, свидетельствующего об его отрицательном отношении к учению, заинтересовавшему Дидро. Последний ради автора смелых идей не пожалел бы усилий и через своих друзей, прежде всего Гольбаха, вероятно, попытался бы изыскать способ ему помочь.

Но в 1770 г. монах опубликовал книгу, которая, какие бы смелые мысли ни были сокрыты в ее недрах, была прежде всего ударом по «Системе природы» - манифесту французского материализма и атеизма. Понося крайне грубо самых передовых мыслителей эпохи, автор этой книги сам ставил себя вне прогрессивного лагеря, вне тех «просвещенных людей», которые, по его собственному убеждению, были единственной силой, способной вывести общество из его бедственного состояния. Дешан, по-видимому, не понимал, какую роль играла его книга в действительности. Это кажется невероятным, но он верил, что Вольтер может эту книгу поддержать: ведь по его просьбе, очевидно, послал ее на отзыв фернейскому мудрецу маркиз де Вуайе. Но что бы ни думал об этом бенедиктинец, книга его объективно служила реакции, и, как только Дидро узнал, кто ее автор, ни о какой поддержке Дешана не могло, разумеется, быть и речи. А о том, что Дидро узнал это, есть документальное свидетельство: сохранился экземпляр книги «Голос разума» с надписью, сделанной рукой Дидро и указывающей, что ее автор - Дешан.

Вместе с тем едва ли можно сомневаться в том, что на автора «Истинной системы» существенное влияние оказали и Руссо, и Дидро, и Гельвеций. Выше отмечалось, что Дешан, исходя из положений, весьма близких к исходным положениям Руссо, затем последовательно идет от них к вытекающим из них выводам (которых Руссо не сделал, за что монах упрекает его в непоследовательности). Нечто подобное обнаруживается при сопоставлении социальных концепций Дешана и Гельвеция, оказавшего влияние на взгляды Фурье (во многом близких «Истинной системе»). На последнее обстоятельство указывает Казимеж Вилинский, посвятивший большую главу своей книги об этике Гельвеция детальному параллельному ана-

72

лизу теорий Дешана и автора трактата «Об уме» и обнаруживший здесь множество поразительных совпадений [39]. Вилинский находит, что «выводы автора книги «Об уме» (я имею в виду выводы, касающиеся социальной утопии) отличаются от его (Дешана. - В. В.) выводов, несмотря на то что оба исходили из одних и тех же предпосылок» [40].

Сравнительно не так давно удалось установить, какую большую роль сыграло «Завещание» Жана Мелье для Гольбаха и некоторых других просветителей, безусловно отвергавших коммунизм кюре из Этрепиньи. Конечно, «Истинная система» не могла играть для Гельвеция столь большой роли. Вилинский замечает по этому поводу: «Какие бы то ни было взаимные влияния, по крайней мере осознанные, в рассматриваемом случае, пожалуй, мало вероятны, хотя вместе с тем полностью исключить их нельзя» [41]. Но если даже окажется, что осознанного влияния здесь не было, не имеем ли мы здесь дело с неосознанным более или менее существенным влиянием «Истинной системы» на философское творчество Гельвеция?

39 К. Wilinski. Moralnosc i polityka. Spoleczna etyka Helwe cjusca. Warszawa, 1971, str. 182 - 220.

40 Ibid., str. 187.

41 K. Wilinski. Op. cit., str. 183.

Здесь, думается, уместно процитировать несколько фрагментов, в которых выражены мысли, в точности совпадающие с мыслями Дешана.

«Кому известны породы животных, нам предшествовавших? Кому известны породы животных, которые воспоследуют? Все меняется, все проходит, остается только целое (il n'y a que le tout qui reste)». «Бросьте ваших индивидов, отвечайте мне. Существует ли в природе атом, безусловно похожий на другой атом?.. Нет... Не признаете ли вы, что все в природе связано и что невозможно, чтобы в цепи были пробелы? Что же вы хотите сказать своими индивидами? Их нет, нет, их нет... Есть только один великий индивид, это - целое. В этом целом, как в механизме, как в каком-нибудь животном, имеется часть, которую вы называете такой или иной; но, называя индивидом известную часть целого, вы исходите из такого же ложного взгляда, как если бы назвали индивидом крыло птицы или перо крыла...»

73

Это - отрывки из «Сна Даламбера» [42]. О создании этого произведения Дидро сообщает Софи Воллан в том же письме, в котором рассказывает о своей встрече с «толстым бенедиктинцем». Поль Верньер пишет, что, возможно, первый из приведенных отрывков написан под влиянием Дешана [43]. Не сказалось ли влияние Дешана и на других процитированных здесь отрывках?

Какими бы ни оказались ответы на эти вопросы (ждущие своего исследователя), оригинальная система Дешана останется одной из интересных страниц и в истории материалистических и атеистических учений, и в истории диалектики, и в истории утопического социализма.

42 Д. Дидро. Избранные философские произведения, стр. 160, 164, 165.

43 D. Diderot. Oeuvres philosophiques. Texte etablis avec introduction et notes par Paul Verniere. Paris., 1961, note 1 sur p. 300.

ОТ РЕДАКЦИИ

Основная часть произведений Дешана дается в переводе Е. Д. Зайцевой, которая всю свою жизнь посвятила разысканию, переписыванию, переводу и изучению Дешана и благодаря которой мы имеем возможность познакомиться со столь оригинальным французским мыслителем XVIII века.

Перевод заново сверен с французским оригиналом доктором исторических наук Л. С. Гордоном. Им же переведены «Разрешение загадки метафизики в вопросах и ответах» и переписка Дешана.

Комментарии ко всем работам составлены Л. С. Гордоном.