Сократ. ...о том, что такое добродетель я ничего не знаю... И все таки я хочу вместе с тобой поразмыслить и поискать, что она такое.
Менон. Но каким же образом, Сократ, ты будешь искать вещь, не зная даже, что она такое? Какую из неизвестных тебе вещей изберешь ты предметом исследования? Или если ты в лучшем случае даже натолкнешься на нее, откуда ты узнаешь, что она именно то, чего ты не знал?
Сократ. Я понимаю, что ты хочешь сказать, Менон. Видишь, какой довод ты приводишь - под стать самым завзятым спорщикам! Значит, человек, знает он или не знает, все равно не может искать. Ни тот, кто знает, не станет искать: ведь он уже знает, и ему нет нужды в поисках; ни тот, кто не знает: ведь он не знает, что именно надо искать.
И если Менон в этом диалоге прав (а он, с нашей точки зрения, абсолютно прав), то единственный выход из этого абсурдного положения, в которое в процессе выбора попадает человек ищущий - отказаться от вещей, которые ему известны (выбрать ни ту вещь и ни эту, а нечто третье, о котором он в момент выбора ничего не знает). Такого рода абсурдность была исследована нами в "Новой парадигме" [27, стр. 289-292] и, поскольку мы считаем, что жизненная задача философа заключается не только в способности освежать уже известное, но и в неустанном его повторении, постольку мы и здесь (в "Феномене Сократа") принуждаем себя к этому:
"Имеются два объекта - А и не-А. Человек стоит перед проблемой выбора - или А или не-А? Но жизненный опыт ему подсказывает, что в одинаковой степени плохо и то и другое. И тогда человек говорит самому себе - ни то, ни другое. Он выбирает нечто третье - какое-либо В, которое до момента выбора не было ему известно и никаким образом не связано ни с А и ни с не-А. Очевидно, что действие называется иррациональным не потому, что оно неосознанно, но потому, что оно - прыжок в неизвестность - человек в отрицании негативности А и не-А отважился на иррациональный поступок. Движителем этого поступка является надежда найти в неизвестном нечто позитивное. К сказанному следует добавить, что причинная связь между А и не-А может иметь место и может не иметь. Но с точки зрения человека, стоящего перед проблемой выбора, эта связь всегда есть, ибо до того, как сказать "да" или "нет", он знает, что то и другое негативно. А и не-А ассоциируется у человека с негативностью, иначе не было бы прыжка в В. Плохо - является той ассоциативной линией, которая соединяет А с не-А. Изобразим это схематично:
В первые мгновения после прыжка в неизвестность: Спустя некоторое время:
Попробуем объяснить все это в словесной форме.
На рис. 4 обозначено существующее положение дел до иррационального действия. Имеются два объекта А и не-А, но мы знаем, что и А хорошего нам не сулит, и не-А - и то и другое для нас плохо. И поскольку, кроме этого "плохо", мы ничего об А и не-А не знаем, для нас в нем, в этом "плохо", заключено то ассоциативное единство, которое А и не-А объединяет (изображено сплошной линией).
На рис. 5 воспроизводится в схематическом виде следующий этап - процесс совершения иррационального поступка. Мы отвергли и А, и не-А, которые "плохо" - мы выбрали В. Но в первое мгновение после выбора В для нас книга за семью печатями (связь с А и не-А полностью прервана при том, что характер действия на нас В выяснить мы еще не успели).
С помощью рис.6 выявляется завершающий этап, когда В уже дало о себе знать. И как бы оно на нас не действовало, мы начинаем его ассоциировать (изображено пунктирными линиями) с отвергнутыми объектами А и не-А".
Внимательный читатель должен отметить, что в приведенном тексте из "Новой парадигмы" мы утверждаем нечто абсолютно противоположное третьему аристотелевскому постулату. Но надо сказать, что подобное понимание было сформулировано задолго до нас.
Так, например, в "Филебе" (III, 20bc) Сократ говорит Протарху: "Помнится мне, как-то давно слышал я во сне или наяву такие речи об удовольствии и разумении: благо не есть ни то ни другое, но нечто третье, отличное от обоих и лучшее, чем они".
И в "Тимее" (III, 48e,49a) прослеживается та же самая мысль: "Прежде достаточно было говорить о двух вещах: во-первых, об основополагающем первообразе, который обладает мыслимым и тождественным бытием, а, во-вторых, о подражании этому первообразу, которое имеет рождение и зримо. В то время мы не выделяли третьего вида, найдя, что достанет и двух; однако теперь мне сдается, что сам ход наших рассуждений принуждает нас попытаться пролить свет на тот вид, который темен и труден для понимания. Какую же силу и какую природу припишем мы ему? Прежде всего вот какую: это воспреемница и как бы кормилица всякого рождения". Под восприемницей и кормилицей всякого рождения Платон понимает материю. Таким образом, материя по Платону это не основополагающий первообраз и не подражание этому первообразу, это нечто третье! И не случайно поэтому, что в "Тимее" варьируется развитие этой темы: "Теперь же нам следует обособить три рода: то, что рождается, то, внутри чего совершается рождение, и то, по образцу чего возрастает рождающееся. Воспринимающее начало можно уподобить матери, образец - отцу, а промежуточную природу - ребенку". Ребенок здесь - это то третье, благодаря которому осуществляется отрицание порождающих начал.
Пришло, наконец, время еще раз заметить в нашем исследовании, что не только мы позволили себе усомниться в незыблемости третьего постулата, но и более именитые философы - Гегель, например, писал: "Закон исключения третьего - есть закон определяющего рассудка, который, желая избегнуть противоречия, как раз впадает в него. Согласно этому закону, должно быть либо + А, либо - А; но этим уже положено третье А, которое не есть ни + ни - и которое в то же самое время полагается и как + А и как - А" [13, с. 203]. И здесь мы безоговорочно присоединяемся к Гегелю.
Представим себе некие имеющиеся конкретности: + А (дом белый) и - А (дом серый). Нам необходимо выбрать или белый или серый. В соответствии с гегелевским высказыванием мы для того, чтобы произвести выбор, должны полагать некое третье А с отсутствием каких-либо конкретных признаков - и серости и белесости. Ученые материалистического толка утверждают, что из того положения, что имеется дом белый (+А) и дом серый (-А) никак не вытекает наличие третьего - дома без всяких признаков - "дома" вообще. Мол, для того, чтобы составить понятие о "доме" вообще, надо абстрагироваться от огромной массы домов. И главное, с их точки зрения возражение - абстракция не может считаться третьим, средним между реальными предметами.
Во всех возражениях подобного рода мы усматриваем один существенный недостаток - отказ от вектора П (подсознательного) и вытекающее следствие - наличие плоскостного мышления. И, действительно, что такое, собственно говоря "дом" вообще? - какое понятие господа материалисты в это свое "вообще" вкладывают? Для них "вообще" некое формализованное понятие и не более. Для нас же, представителей объемного мышления, "дом" вообще - это то понятие, которое находится в нашем подсознательном; тот архетип, который является бессознательной производной опыта многочисленных поколений - он то и есть тот третий дом, без которого всякий выбор какого-либо реального дома был бы, практически, невозможен. И, когда эти господа абстракциям подобного рода отказывают в существенности, то это вовсе не означает, что они этой существенностью перестают пользоваться. Иногда даже им, фундаментально приземленным, полезно заглядывать в теологические сочинения прошедших веков. И поскольку мы уверены, что у них для этого ни времени ни желания не найдется, совершим этот экскурс в надежде, что кому-нибудь из них попадется в руки "Феномен Сократа" и они любопытства ради прочтут следующее высказывание Прокла, (410-485 г. н. э.), противоречащее, как нам кажется, всему рациональному укладу их плоскостной философии [37, параграф 22]: "...первично [в данном разряде] есть не что иное, как то, что [в данном случае] именуется. Но каждое из этих двух, будучи отличным [от другого], одновременно и есть и не есть то, что именуется. Поэтому, если они различаются, но различаются не по первичному [свойству] (ведь оно тождественно [у них] как первичное претерпевание), то первичным будет ни то, ни другое из них, а то, благодаря причастности чему они оба называются первичными".
Углубляя наше исследование в суть проблемы, отметим, что не только Сократ, но и древнейшие из древних мыслили в том же ключе, в котором пытаемся определиться и мы. Об этом повествует "Гимн о сотворении мира" в Ригведе (X, 129), открывающийся такими словами:
Не было не-сущего и не было сущего тогда,
Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним.
Что двигалось туда и сюда? Под чьей защитой?
Что за вода - глубокая бездна?
Возьмем первую строку из этого гимна и придадим ей символический вид, пригодный для умозаключения: "Не было не-А и не было А тогда" - т. е. не было в момент сотворения мира ни чего-либо того, ни чего-либо другого. Имея ввиду именно эту строку ("Не было не-сущего и не было сущего тогда"), Г. М. Бонгард-Левин в "Древнеегипетской цивилизации" [9, с. 32] пишет: "...основой бытия провозглашается нечто безличное, отсутствует деление на сущее и не-сущее (впоследствии Упанишады разовьют этот принцип в концепцию происхождения бытия из небытия, утверждая в то же время, что над обоими началами стояло нечто третье, не сводимое ни к одному из них)...".
Идентично тому, как об этом говорится в Ригведе, с отсутствия сушего и не-сущего начинается также и библейское Сотворение (Бытие 1:2): "Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою" (не было ни чего-либо того, ни чего-либо другого - было третье: Дух Божий). Но далее Сотворение производится так, как это предписано третьим постулатом - методом диалектического разделения (1:4): "И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы". Но не только мы сумели это заметить - С. Радхакришнан также отмечает метафизическую дуалистичность Сотворения [38, с. 82 ] - "...бог из книги "Бытия" говорит: "Да будет". И становится так" - т. е. за желаемым тут же следует воплощение (аристотелевская логика - третий постулат). Далее Радхакришнан говорит, что индийская мифология поднялась "до более высокого монизма", ибо "берет природу и дух как два аспекта единого Абсолюта". И далее у него же: "Абсолют сам по себе ни я, ни другое, он ни самопознание типа "я", ни бессознательное типа "не-я". Он выше обоих. Абсолют - это трансцендентное сознание" [38, с. 82-83]. Таким образом, в индийской мифологии делается упор не на исключение, а на невыразимость третьего и в то же самое время на его существенность. В этом же произведении [38, с.155] Сарвепалли Радхакришнан утверждает, что философия Упанишад "представляет собой не столько монизм, сколько адвайтизм (недвойственность). Различие субъекта и объекта не абсолютно, хотя и существует в мире. Мы не можем расколоть мир на две половины - субъекта и объекта, - ибо Брахман лежит в основе и того и другого". Отсюда, с нашей точки зрения, само собой вытекает, что реальность это не субъект и не объект (не я и не не-я), это нечто третье, это - Брахман.
Ранее (в Главе III) мы говорили о том, что Лао-цзы мог почерпнуть некоторые положения своего учения из Упанишад и даже из уст самого Будды, исходя из общности границ Индии и Китая. Убеждающим фактом того, где необходимо искать корни даосизма, является смысловое содержание текстов Чжуан-цзы [2, с. 69], в которых недвойственность воспевается с такой же определенностью, как и в Упанишадах: "Всякое "это" есть также "то", а всякое "то" есть также "это". Там говорят "так" и "не так", имея свою точку зрения, и здесь говорят "так" и "не так", имея свою точку зрения. Но существует ли в действительности "это" и "то" или такого различия не существует? Там, где "это" и "то" еще не противоречат друг другу, находится Ось Пути". И конечно же Ось этого Пути никак не совпадает с "тем" или "другим" - она то третье, от которого отказывается Аристотель. И мы хорошо понимаем Бертрана Рассела, который имея ввиду Аристотеля, в "Истории западной философии" [40, с. 216] высказывает следующее мнение: "...какой превосходной, все еще казалась бы его логическая система, если бы она осталась одной из степеней прогрессивного развития, вместо того, чтобы стать (как это случилось на деле) тупиком в развитии логики, за которым последовало более двух тысяч лет застоя". И если бы только застоя! Третьем постулат - это зверства инквизиции, крестовых походов, еврейских погромов, пролетарских революций, гитлеровских концлагерей и кровавого коммунистического террора, поскольку система выбора, предлагаемая Аристотелем, безжалостна в своей основе - имеет антигуманный характер: "кто не с нами - тот против нас!".
Закон исключения третьего уводит нас от благородных задач познания, ибо оно, познание это, может быть только тогда привязано к истине, когда оно наименее всего зависит от субъективности нам присущей. Поиск истины вынуждает человека отказываться от категорических "да" и таких же "нет" (в особенности от рационалистически запланированных), ибо при любом таком разделении проявляется элемент нашей воли - т. е. субъективности и познание теряет элементы ясности, четкости и чистоты, при кажущемся их наличии. И тут человек вынужден возвратиться к объемному мышлению - к слиянию субъекта и объекта - только оно возвращает эксперименту познания независимость от непосредственных его участников.
Глава V. Связь цивилизаций
На предыдущих страницах мы уже приводили некоторые примеры, имеющие прямое отношение к теме этой главы. Теперь же (в обозначенном) нас интересует несколько более систематизированное представление. Такая акцентация невольно продвигает нас к древнейшим истокам. Имея в виду этот угол зрения, зададимся вопросом - что общего в смысле подобных связей прослеживается в известном этническом многообразии - между греками, например, и персами; между персами и индусами, между индусами и большинством европейских народов, между евреями и народами, где им тысячелетиями приходилось быть в рассеянии?
В "Алкивиаде I" (I, 120 e) платоновский Сократ утверждает, что лакедемоняне "ведут свой род от Геракла", а Персы "от Ахемена и что оба эти рода восходят к Персею, сыну Зевса". Эта информация мифологического порядка дает нам возможность предполагать, что гераклиды (к ним относились коренные жители Спарты) и персы - имеют общее происхождение. Довольно любопытное, в интересующем нас аспекте, высказывание Сократа находим в "Кратиле" (I, 396 ab), где философ сообщает следующее: "Дело в том, что имя Зевса есть как бы целое выражение, а мы, расчленив его на две части, пользуемся то одной, то другой. Ведь одни его называют Дием (), другие же Дзеном (). А сложенные вместе, эти имена открывают нам природу этого бога, как мы говорили, и подобает всякому имени... ...это имя разделено на две части, на имя Дий и имя Дзен, хотя оно и едино. Тому кто его слышит, сначала может показаться кощунственным, что Зевс - сын Кроноса: более последовательно было бы, если бы Зевс назывался "порождением великой мысли". Ведь слово "корос" (), (слышащееся в имени "Кронос"), означает не "отрок", но нетронутую () чистоту () ума".
В комментариях к "Кратилу" сообщается, что в корне имени "Зевс" мыслится глагол (жить). Мы же обратим внимание на семантическое объяснение слова "дзен" в японском языке: оно имеет значение - "созерцания", "медитации"... Прекрасное толкование первой части слова "Зевс" дает С. Радхакришнан в "Индийской философии" [38, с. 59] - в частности он пишет: "Дьяус - это не только божество индоиранцев, но также индоевропейцев. Он встречается в Греции как Зевс, в Италии как Юпитер (небесный отец) и как Тир или Тий у тевтонсикх племен. Слово "дева" первоначально имело значение "светящийся"; впоследствии оно стало прилагаться ко всему светящемуся - солнцу, небу, звездам, заре, дню и. т. д. Оно приобрело широкий смысл, обозначая все то общее, что имеется в светящихся предметах". Это пояснение знаменитого индийского философа осмысливается куда более емко на фоне тех фактов, что все многообразие высокоразвитых цивилизаций сводится, как это открыто исследованиями археологического порядка (раскопками курганов от Украины до приволжских районов Каспия), к единой общности, которая возникла по убеждению автора "Прародины ариев" Ю. Шилова [56, с. 615] "...как специфическое проявление развертывания в Циркумпонтийской зоне ("вокруг Черного моря") более древней и обширной индоевропейской общности. Возникновению древнейщего Ариана (чье название проявилось лишь много времени спустя в Иране и о существовании которого уже на нижнеднепровской прародине можно только догадываться) предшествовала почти трехтысячелетняя история "Страны земледельцев" Аратты, сформировавшейся в VI тыс. до н. э. в Подунавье и сместившейся на протяжении середин V-IV тыс. до н. э.на Правобережье Среднего Поднепровья (где известна ныне как "трипольская археологическая культура" [25, с. 31-34]).
Перемещение ядра древнейшего в мире государства Аратты из Подунавья в Поднепровье обусловилось, прежде всего, давлением новой волны ("культуры Винча") выходцев из малоазийской прародины индоевропейцев. Вследствии того исконный путь в Малую Азию оказался затруднен - и Аратта стала торить новый путь, из Поднепровья через Кавказ. Это явление, начатое жрецами и вскоре обросшее этнокультурными образованиями, известное археологам как "азово-черноморская линия развития степного энеолита" [19, с. 87-106], каким-то образом стимулировало возникновение Шумера [25, с. 31]. Контакты аратто-шумерских жрецов засвидетельствованы в "Гроте быка", "Северном гроте" и др. Каменной могилы на реке Молочной, в I кромлехе Великоалександровского кургана [18, с. 63-68; 51; 53], а последовавшие хозяйственные и прочие связи - в металлургии племен "усатовской культуры" [29; 45], в повозках носителей "старосельского и т.п. типов алазано-беденской культуры" [55; 54], в знакомстве нижнеднепровских племен "катакомбной культуры" с шумерской "Поэмой о Гильгамеше" [52].
Исходя из приведенного здесь убеждения Ю. Шилова, импонирующего направлению наших поисков, следует добавить украинскому слову "диво" то объяснение, которое дает С. Радхакришнан словам "дьяус" и "дева" (имеющим прямое отношение к имени "Зевс", расчлененному Сократом на два составляющих слова - "Дия" и "Дзен"). И таким вот побочным образом смысловое единство слов "Дия" (светящийся) и "Дзен" (созерцание, медитация) объясняет происхождение имени громовержца, не выходящее за рамки ритуальной практики пифагорейцев - адептов посвящения в таинство (греческий вариант буддистского просветления) и в то же время полностью совпадающее с духом Упанишад - сосредоточение на светящемся!
Этническая общность греков и персов прослеживается не только в языке. Известно, что и те и другие относились к огню с ритуально обожествляющим благоговением. Очаг в древней Греции - священная значимость не только в каждом доме, но и на государственном уровне: в притонее здания городского совета находился общий очаг города, в котором поддерживался вечный огонь.
Существовал в представлении греков и мировой очаг - это сама богиня Гестия, обитающая в центре космоса. Следы подобного поклонения огню не обошли и евреев. Известно, что изготовление светильника было предписано Моисею самим Богом на горе Синай: "Шесть ветвей должны выходить из боков его: три ветви светильника из одного бока его, и три ветви светильника из другого бока его" - Исход 25:32; "И сделай к нему семь лампад, и поставь на него лампады его, чтобы светили на переднюю сторону его" - Исход 25:37. Первосвященник зажигал минору (светильник) в сумерки и очищал ее горелки утром. Она горела всю ночь и в книге Исход 27:20 (также Левит 24:2-4) ее пламя названо нер тамид (буквально - "постоянный светильник"). В Исходе 27:20 сказано: "И вели сынам Израилевым, чтобы они принесли тебе елей чистый, выбитый из маслин, для освещения, чтобы горел светильник во всякое время". Для того, чтобы исторически понять "откуда ноги растут" у библейского семисвечника, следует вспомнить, что идея "семи божеств" пронизывает учение Зороастра. Согласно зороастрийским преданиям могущественным божеством Ахура-Маздой было сотворено еще шесть божеств. Мори Бойс в книге "Зороастрийцы" [7, с. 33] сообщает, что в одном из текстов на пехлеви создание Ахура-Маздой этих шести божеств "сравнивается с зажиганием одного светильника от другого".
И плюс к этому: семисвечники (глиняные светильники в форме мисочки с семью углублениями для фитилей, либо плошки с семью чашечками) обнаружены при раскопках древних святилищ Сирии и Ханаана в слоях, относящихся к периодам средней и поздней бронзы (18-15 вв. до н. э. - домоисеевы времена), что говорит не только о происхождении их близнеца - ритуального библейского светильника, но и о родословной самого еврейского народа.
Вполне вероятно, что конструкция еврейского светильника и его ритуальное назначение - быть зажженным "во всякое время" позволило царю Киру последовательному зороастрийцу (огнепоклоннику) увидеть в еврейской религии родственные черты. И посему этот царь великим повелением своим разрешил евреям вернуться из вавилонского пленения и восстановить храм в Иерусалиме. Необходимо отметить, что сходство иудаизма и зороастризма наблюдается и в других моментах. И, что очень важно, все эти параллели имели место в иудаике задолго до известного столкновения иудеев с персами. Так, например, нами замечено, что брахманы носят через плечо плетенный шнур. Зороастрийцы имеют такой же отличительный знак - носят особый шнур, оборачивающий поясницу и завязанный узлом спереди и сзади. В Авесте [1, Яшт 1:16-17] этот момент опоэтизирован:
Кто в этом плотском мире,
Спитама-Заратуштра,
Все имена изустно
Промолвит днем ли, ночью,
Промолвит ли вставая,
Промолвит ли ложась,
Повязывая пояс,
Развязывая пояс...
Повязывание и развязывание пояса из шерстяных нитей входит в повседневный ритуал зороастрицев. И не вызывает никакого сомнения, что ежедневное ношение верующими евреями малого талеса с привязанными к четырем его углам шерстяными кистями (цицит) восходит именно к этому арийскому и только арийскому обычаю.
Прежде, чем продолжить наше исследование, возвратим читателя к цитате из "Прародины ариев" Шилова Ю., в которой нас интересует и то, что "Страна земледельцев" именуется Араттой; и то, что сформировалась эта страна в VI тыс. до н. э. (до возникновения египетской цивилизации!) в Подунавье; и то, что на протяжении середины V - IV тыс. до н. э. территориально эта страна сместилась на Правобережье Среднего Поднепровья; и то, наконец, что вследствии затрудненности исконного пути в Малую Азию, Аратта стала торить новый путь из Поднепровья через Кавказ, что оказало в процессе исторического развития сильнейшее влияние на становление этносов в районе Междуречья. Но отправной точкой исследования нам послужат неизменные платоновские диалоги.
В связи с намеченной целью извлечем из "Тимея" следующее: "...бог поместил между огнем и землей воду и воздух, после чего установил между ними возможно более точные соотношения, дабы воздух относился к воде, как огонь к воздуху, и вода относилась к земле, как воздух к воде. Так он сопряг их, построяя из них небо, видимое и осязаемое" (III, 32 b). И далее: "...каждая из четырех частей вошла в состав космоса целиком: устроитель составил его из всего огня, из всей воды, и воздуха, и земли, не оставив за пределами космоса ни единой их части или силы" (III, 32 c). Следует отметить, что Плутарх в своем произведении "Об "Е" в Дельфах" исходит в своем мировоззрении из пятичастной сущности космоса и, упоминая платоновского "Тимея", к четырем названным в этом диалоге элементам (земля, вода, воздух, огонь) добавляет пятый - эфир. Пятичастное построение космоса прослеживается косвенным образом и в Ригведе и в Упанишадах. В Библии в процессе Сотворения также названы определенные элементы. Сразу же оговоримся, что наш интерес к этим построениям, восходящим к предфилософии, специфичен. Нам достаточно убедиться в том, что все разнообразие подобных построений имело когда-то один общий источник, а именно, что зачатки предфилософских построений были рождены на территории древнейшего государства - Аратты.
По ходу заметим, что слово "Аратта", очевидно, имеет древнейшее происхождение и семантическое его значение должно быть связано грамматическим корнем с процессом земледелия: "Аратта" - "Страна земледельцев". Учитывая, что территориально Аратта была расположена на Правобережье Среднего Поднепровья, следует ожидать, что и в украинском языке, и в русском, и, очевидно, в иных славянских языках употребительны слова, имеющие точно такой же корень и сохранившие при этом свою архаику. И, действительно, в украинском языке слово "орати" (пахать, вспахивать) так же, как в русском "орать" практически совпадает со словом "Аратта". Кроме того, в украинской и русской мере длины (аршин) совпадают со словом "Аратта" две определяющие буквы (корневые). Это тем более существенно, что мера земельной площади "ар" также совпадает с первыми двумя буквами в слове "Аратта". Эту тенденцию совпадения "ар" в слове "Аратта" и во многих иных словах, которые смысловым своим содержанием имеют как непосредственное, так и косвенное отношение к земле или к древности (Аратта самое древнее государство в мире) - так вот, эту тенденцию можно наблюдать во многих индоевропейских языках и прочих (не принадлежащих, казалось бы, к этой группе). К этим словам относятся, например, такие: арахис (земляные или китайские орехи) - греч.; арат - в Монголии и в Тувинском крае трудящийся скотовод, крестьянин; артишок (огородное растение, овощ) - немец. artichok; армяк - старинная крестьянская верхняя одежда из толстого сукна в виде кафтана; архалук - вышедшая из употребления одежда, род короткого кафтана; аренда - польск. arenda; ареал - область распространения животных, растений (лат. area - площадь, пространство); арена - лат. arena, архейский - древнейшая эра Земли (от греч. - начало) - и т. д.
То, что Аратта стала торить с определенного исторического времени (с VI тыс. до н. э) в Малую Азию новый путь из Поднепровья (через Кавказ), дает нам право предполагать, что слово это имеет непосредственное отношение к происхождению топонимов "Арарат" и "Аравия", гидронимов "Арал" и "Арагва", слова "Арам" (имя легендарного героя и родоначальника армянского народа) и многих других слов - например, "арба" (длинная четырехколесная повозка в Крыму, на Кавказе и в южных районах Украины). И хотя считается, что слово "арба" перешло в русский язык от тюркских народов, мы по ходу исследования заметим, что оно абсолютно соответствует (на иврите) числительному "" - arba - четыре.
Исходя из того, что именуется корнем слова, выделим на основе предыдущих изысканий буквосочетание "ар". С большой долей вероятности допустимо предполагать, что всякого рода словообразование кристаллизовалось в процессе исторического развития вокруг простейших буквосочетаний. И если их верно определить, то по ним, на основе анализа некоторых соответствующих им слов, употребляемых разными этносами, можно определить феноменологически первородность того или иного этноса, а также проследить его прямую генетическую связь с другими этносами. Какие же это наиболее употребительные слова?
Слова, выражающие, очевидно, такие архетипические представления, которые в предфилософских мифологических построениях доминируют в созидании космоса - земля, вода, огонь, воздух, небо, дерево, река, металл. Взяв за основу те четыре элемента, которые упоминаются Сократом в "Тимее", обратимся к таблице:
Рассматривая табл.2 рассеем недоумение читателя, могущее возникнуть в связи с тем, что слово "река" отнесено к первородным элементам - тем более, что в "Тимее" Сократом упоминается именно вода. Дело в том, что в глубокой древности (задолго до эпохи Сократа) арийские племена поклонялись не непосредственно воде, как таковой, а обожествляемым водам рек и водоемов. Так, например, Геродот (I, 138) фиксирует наше внимание на том, что персы "очень почитают реки. Они не мочатся, не плюют и не моют в них рук и никому не позволяют этого делать".
И действительно - содержание текстов Авесты убеждает нас, что такое почитание имело место у протоиндоиранцев (зороастрийцев), которые осуществляли соответствующие жертвоприношения животворящим водам в виде возлияния ритуальной смеси, приготовленной из трех компонентов (молока, сока и листьев двух растений). Жертвоприношения водоемам имело место и у древних греков - об этом свидетельствует Гомер ("Илиада" XXI 130-132):
Вас не спасет ни могучий поток, серебристопучинный
Ксанф. Посвящайте ему, как и прежде, волов неисчетных;
В волны бросайте живых, как и прежде, коней звуконогих...
Таким образом, узаконив замену в табл. 2 слова "вода" на слово "река", мы, не нарушая чистоты и объективности нашего исследования, на основе анализа слов наиболее важных и наиболее употребительных в предфилософии, невольно приходим к выводу, что иврит наименее всего удалился (в сравнении с действующими языками нашей современности) от того языка, на котором говорил этнос государства Аратты в IV тыс. до н. э. Не побоимся сказать, что, очевидно, и народ, являющийся здравствующим носителем иврита, наименее всего отстоит в смысле наследственно-генетическом от исконного араттского праэтноса, а это значит, что евреи имеют вполне законное право (во всяком случае не меньшее, чем немцы) принадлежать семье арийских народов. И если проследить в целом пути миграции в период рассеяния, то обнаруживается, что в итоге основная масса еврейского этноса, инфильтрируя в течение тысячелетий из одного государства в другое, к XVIII столетию н. э. очутилась не в самом лучшем районе (и в смысле климатическом, и в смысле отношения к себе коренного населения), а именно - на Украине и в России. Иррациональность этого феномена имеет одно единственное объяснение - похоже, что возвращаться в родные места, как свойство инстинкта, присуще не только птицам, но и млекопитающим - в том числе и человеку - этим самым мы желаем сказать, что евреи, покинувшие в период рассеяния Палестину, Богом заповеданную им еще во времена Авраама, вернулись, повинуясь коллективному бессознательному, в родную Аратту, которую они когда-то (в V - VI тыс. до н. э.) по каким-то неизвестным, вполне вероятно катастрофическим причинам, покинули и через Кавказ осуществили заселение районов Месопотамии.
Теперь, с точки зрения этой гипотезы, многое из того, что мы читали и знаем о Шумере становится до осязаемости понятным и объяснимым. Особенно это касается этимологии некоторых топонимов. Терах, как известно, вместе со всем своим семейством начинал историческое путешествие из Ура Халдейского ( - на иврите). Возвращаясь к табл. 2, мы убеждаемся, что "" на иврите по смыслу означает "огонь". Вполне возможно, что поклонение огню во времена Авраама имело место в городе Уре, что и отразилось на его названии. Заметим, что это, очевидно, исконное араттское слово в других этносах арийского происхождения претерпело некоторые изменения, но при этом суть свою сохранило. В древнегреческом языке, несмотря на то, что слово огонь ("" - phlog ) абсолютно непохоже на транскрипцию (ur) ивритского "", корень "ур" присутствует в имени бога "Уран", который являлся олицетворением неба. Согласитесь, что небо неизменно связывается в человеческом представлении со свечением, а значит - с огнем.
Вот еще один интересный экскурс в обозначенном направлении. Терах вместе с семейством прибыл в митаннийский город Харран, основанный в 3 тыс. до н. э. и находившийся в те библейские времена под влиянием шумерийского города Ура Халдейского, покинутого Терахом. Обратив внимание читателя на часть слова выделенную жирным шрифтом, напомним, что гора Синай (та самая, на которой Бог явился Моисею из горящего тернового куста) называется также горой Божией, Хоривом. На иврите "" (har) - гора, "" (horev) - сухость, пустынность в значении: скалистая пустыня и горы, лишенные растительности.
И как здесь не коснуться известного авестийского мифа, в котором божество ветра Вата подбрасывает воду к облакам и проливает ее над "семью каршварами"?
Иранцы верили, что мир делится на семь областей. Каждый каршвар - круг, самый большой из которых Хванирата находится в центре и населен людьми. Мэри Бойс, в книге "Зороастрийцы" [7, с. 18], рассказывая об этом мифе, пишет: "Вершина высокой горы Хары, с которой стекает Харахвати, поднимается в середине Хванираты, а солнце вращается вокруг нее так, что одна половина мира всегда погружена в темноту, а другая освещена".
Имея ввиду выделенные в нашем экскурсе части слов и пересечение их с ивритскими "" и "", составим таблицу топонимов (табл.3), просматривая карту мира с учетом тех географических пространств, на которых по настоящее время обитают потомки Аратты, а также принимая во внимание высказывание Платона в "Критии" (III, 109 d): "Имена их дошли до нас, но дела забыты из-за бедствий, истреблявших их потомков, а также за давностью лет".
Объективное отношение к данным этой таблицы и сравнение выделенных в ней частей слов с аналогичными в иврите прибавляет уверенности нашему выводу, что потомки Авраама являются представителями арийского племени. Что касается Китая, Монголии и Якутии, то очевидно, что культурологическое влияние арийского этноса на этносы этих далеких от Аратты территорий было не меньшим, чем во все известные нам времена (имеется ввиду связь со многими положениями Ригведы и Упанишад как наследия, оставленного Лао-цзы, так и всего того, что нам известно о ламаизме, а также о некоторых приемах, используемых шаманами). Наименования города Харар вполне объяснимо тем, что эфиопы с момента возникновения египетской цивилизации, а может и в более ранние времена, сталкивались с европейскими племенами, колонизировавшими мощными потоками пространства Малой Азии, северной части Африки и Пиренейского полуострова. В результате долгого контакта с представителями европейских этносов даже строение черепа и внешние черты (за исключением цвета кожи) приобрели у них европеоидный характер. Остатки былых европейских этносов, колонизировавших указанные пространства, дожили до нынешних времен и вызывают постоянный интерес исследователей. Известно, например, что язык басков распространен в Испании по обоим склонам Кантабрийских гор и то, что этот язык имеет большое сходство с грузинским языком. Возникает вопрос почему язык басков похож на грузинский при таком удалении этого этноса от солнечной Грузии?
Очевидно, утверждение Ю. Шилова, что начиная с V - VI тысячелетия до н. э. "Аратта стала торить новый путь, из Поднепровья через Кавказ" не беспочвенно. Этим самым мы желаем сказать, что часть араттского этноса во время просачивания в указанные районы укоренилась на грузинских землях, а часть вдоль северного африканского побережья (которое в те времена еще не было пустыней) дошла до районов Пиренейского полуострова и обосновалась там. В таком случае о чем говорит похожесть языков баскского и грузинского? - прежде всего о том, что грузинский язык относится к консервативным языкам (в течение долгих тысячелетий мало изменился) и потому в нем, как и в иврите, есть слова близкие древнему языку Аратты.
Продолжая исследование в том же направлении, напомним читателю, что патриарха еврейского народа звали Авраам, и что он потомок Эвера (Евера), являющегося внуком самого Сима, и что отсюда, вероятно, происходит слово еврей (от ивритского самоназвания "": ivri - иври), и что буквальное значение этого названия "пришелец" (от корня "", инфинитив "": laavor - лаавор). На основе этой информации, составим таблицу соответствующих слов, совпадающих в своей первозданной основе с корнем "" (табл. 4).
И, в дополнение к данным таблицы, ознакомим нашего читателя с более подробной информацией. Испанские иберы - родственных племена, населявшие Древнюю Испанию. Археологические данные склоняют некоторых ученых к предположению, что еще с эпохи неолита предки иберов обитали в южной части Испании - т. е. со времени существования государства Аратты. Языки иберийских племен, древнейших обитателей Пиренейского полуострова, прибрежных островов и юго-западной Франции сохранились в эпиграфических памятниках, восходящих к эпохе Римской империи. Письмо этих надписей близко к финикийскому языку, но в отдельных случаях имеет сходство с языком критским.
Иберами называются также древние восточногрузинские племена, составляющие население Иберии (Иберии грузинской). Сасперы (саберы - об этих племенах и о происхождении ивритского слова "сабры" мы говорили в Главе I), полностью соответствуют иберам последующих времен. Совместно с родственными племенами магрело-чанов (лазов) и сванов иберы задолго до н. э. складываются в древнегрузинскую народность (картвельскую).
Некоторые ученые языки баскский и берберский коренного населения северо-западной Африки, причисляемый к семито-хамитской группе, признают родственными (с чем и мы готовы согласиться с той лишь оговоркой, что при различении языков употребление библейской терминологии не соответствует положению дел - и по той причине, что праэтносы, в смысле их языкового первоначала, отделяет от авраамовых времен расстояние в 3- 4 тыс. лет; и потому еще, что еврейский Гомер, писавший Библию, был далек от научного мировоззрения).
С чем же, при такой оговорке, мы согласны конкретно? А с тем именно, что и берберы имеют генетическое отношение к ариям - хотя бы потому, что в их религиозных представлениях сохранилось многое из былого, свойственного Аратте: культ вод, источников, обряды вызывания дождя и пр. Вдобавок к такому предположению не следует забывать и библейское утверждение (Бытие 11: 1), что когда-то, в древнейшие времена "на всей земле был один язык и одно наречие", что само по себе не выходит за рамки выдвинутой нами гипотезы в работе "Мы - мутанты" о ходе эволюции от простейших к человеку [26, с.149-154].
Включение еврейского этноса в число арийских племен может вызвать ироническую усмешку у человека, настроенного определенным образом. Но мы и такое отношение со счетов не сбрасываем, надеясь на третье - его потомков переубедить путем последовательных рассуждений, сосредоточенных на этой неблагодарной теме...
Из мифологических источников мы знаем, что Эллиль - халдейский бог воздуха и населенной земли (один из триады верховных божеств). Известно также, что слово "бог" на иврите имеет несколько синонимов... Нас интересует два: "" (al - эль) и "" (alohim - элогим). Сделаем выборку топонимических слов, имеющих прямое отношение к халдейскому "Эллиль" и к нашему библейскому "" (табл. 5).
Напомним читателю, имея ввиду представленную в табл. 5 выборку топонимических слов, что в этом же ряду находится и слово "эллины" - самоназвание древних греков. Историк А. Боннар пишет в своем известном произведении "Греческая цивилизация" [8, с. 27, 28]: "Этот народ, назвавший себя элоинами, по своему языку... входил в огромную семью так называемых индоевропейских народов. В самом деле, по своему словарю, склонениям и спряжениям, по своему синтаксису греческий язык близок к древним и современным языкам Индии и большинству нынешних живых языков, распространенных в Европе... Очевидное сходство огромного количества слов всех этих языков служит тому убедительным доказательством... Полагают, что в III тыс. до н. э. эти народы еще не были разобщены между собой и кочевали вместе где-то между Уралом (или по ту его сторону) и Карпатами". Правда, Андре Бонар относится к числу тех ученых, которые не присоединяют баскский язык к числу индоевропейских, но тем не менее в его высказывании, хотя и не содержащем в себе никакого открытия, намечается верный подход к проблеме. Теперь и мы, после приведенной цитаты из Андре Бонара, позволим себе в виде резюме сказать, что этимологическое значение выделенного "эль", совпадающее по всем параметрам с ивритским "" и с халдейским "Эллиль", приплюсовывается к нашему утверждению, что евреи являлись такими же полноправными потомками государства Аратты, как и все известные нам арийские народы.
Кроме того, что многие ученые находят сходство между языками грузинским и баскским, и кроме того, что многие не находят между ними объединяющих элементов, выскажем и наше мнение (некомпетентное) - в виде примера per se заслуживающего внимание... Известно, что художник Сальвадор Дали - баск. В связи с этим представляет интерес одно из его высказываний, анализ которого выявляет коллективное бессознательное, присущее этому художнику и уходящее генетическими корнями в далекое прошлое народов, обозначенных нашим исследованием. В книге "Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим" [17, с. 48] автор живописует: "Родился Сальвадор Дали! Ветер стих, и небо прояснилось. Средиземное море спокойно - на его гладкой рыбьей коже играют семь солнечных бликов, семь золотых чешуек. Именно семь - больше Сальвадору Дали и не нужно". И если художник не пытается объяснить происхождение в этом своем произведении сакраментального "семь" по причине, что ему большей цифры "и не нужно", то у нас этому числу есть довольно таки убедительное объяснение: "семь" - часть авторского бессознательного, архетипически восходящего к семи зороастрийским божествам и, весьма вероятно - к глиняным семисвечникам, обнаруженным археологами в древних святилищах Сирии и Ханаана.
Кстати, сделаем еще один шаг навстречу таинственной цифре "семь". Известный авестийский миф повествует о "семи каршварах", над которыми божество ветра Вата проливает воду, подбрасывая ее к облакам. Каждый каршвар - некая область - круг, самый большой из которых Хванирата находится в центре и населен людьми. Из середины Хванираты поднимается высокая гора Хара, с которой стекает река Харахвати... Теперь, имея под рукой эту первоисходную материю, обратимся к описанию Платоном легендарной Атлантиды. В "Критии" (III, 113 cd) сообщается: "...от моря до середины острова простиралась равнина... в середине этой равнины примерно в пятидесяти стадиях от моря, стояла гора, со всех сторон невысокая. Посейдон... тот холм... укрепляет, по окружности отделяя его от острова и огораживая попеременно водными и земляными кольцами (земляных было два, а водных три) все большего диаметра, проведенными словно циркулем из середины острова и на равном расстоянии друг от друга". Далее в "Критии" (III, 115 e, 116 a) говорится: "Самое большое по окружности водное кольцо, с которым непосредственно соединялось море, имело в ширину три стадии, и следовавшее за ним земляное кольцо было равно ему по ширине; из двух следующих колец водное было в два стадия шириной и земляное опять-таки равно водному; наконец, водное кольцо, опоясывавшее находившийся в середине остров, было в стадий шириной. Остров, на котором стоял дворец, имел пять стадиев в диаметре; этот остров, а также земляные кольца и мост шириной в плетр цари обвели каменными стенами и на мостах у проходов к морю всюду поставили башни и ворота". Схематически план Атлантиды на виде сверху в соответтсвии с описанием смотрелся так:
По исходным данным в "Критии" (с учетом того, что перед водным кольцом, непосредственно соединяющимся с морем, обязательно должно быть еще одно - земляное) количество колец, соответствующих плану Атлантиды, равно семи. Но мало того - и здесь в центре (как и в авестийском мифе) находится гора и остров, заселенный людьми! И если даже Атлантиды и не существовало, то ее, известное всему миру, платоновское описание говорит прежде всего о существовании в коллективном бессознательном арийских народов во все обозримые исторические времена именно такого архетипического представления об обитаемой вселенной.
Мы предвидим и считаем вполне законным то неприятие, которое может возникнуть у читателя по отношению к гипотезе о принадлежности евреев к семье индоевропейских народов... Направление письма, например: все арийцы, мол, пишут нормально - слева направо, а евреи наоборот - справа налево. И все же, при всей допустимости такого возражения, убедительность его - кажущаяся.
Вернемся к "Критию" (III, 108 e), где сообщается, что согласно древнейшему египетскому преданию "...была война между теми народами, которые обитали по ту сторону Гераклитовых столпов, и всеми теми, кто жил по сю сторону". Мы думаем, что это была, если и не война в прямом смысле этого слова, то уж во всяком случае - долгосрочное биологическое противостояние между расами - черной и белой. Да и как не предполагать такого противостояния, если современные ученые [56, с. 615] считают, что еще до зарождения египетской цивилизации имелся исконный путь европейских народов в Малую Азию и что в связи с затруднениями, возникшими в V-VI вв. до н. э. на этом обжитом пути, "Аратта стала торить новый путь, из Поднепровья через Кавказ".
Нет, мы ни в коем случае не порицаем европейские этносы за стремление к расширению жизненного пространства. Но не надо забывать при этом, что такую же естественную тенденцию, вероятно, проявляли в те далекие времена и африканские народы. И, таким образом, если стремиться к объективности, то историю Месопотамии необходимо рассматривать как соперничество южных этносов с северными. И, очевидно, что государство Шумер возникло вначале в Южной Месопотамии (наиболее раннее поселение находилось близ Ура, на речном острове, который возвышался на болотистой равнине) в VI тыс. до н. э. на основе негроидного этноса.
И если исключить всякие в этом отношении догадки (способы захоронения и атрибуты сопровождающие этот ритуал - сосуды с пищей, бусы, раковины, глиняные статуэтки женщин со следами татуировки!), то единственным доказательством правомерности нашего мнения является наличие слов в иврите таких, которые уходят своими корнями в тот далекий период и при этом имеют общую этимологическую окраску - как в иврите, так и в современных языках негроидной расы.
Известно, что до появления арийских племен в районе Пенджаба, туземное население Индии (мы имеем ввиду язык, трудовые навыки, религиозные верования, строение черепа, цвет кожи - и прочая) явно принадлежало к представителям негроидной расы. У современных историков есть все основания считать, что первыми поселенцами на территории Южной Месопотамии были именно эти племена. Такое предположение основано на результатах археологических раскопок, подтверждающих наличие культурных и торговых связей между древними городами Индии и Южной Месопотамии - связей, уходящих в глубины III тыс. до н. э. Но мы не будем касаться доказательств, исходящих из сведений подобного рода, по той лишь причине, что ничего нового этим в нашу тему не привнесем. Нас интересуют прежде всего элементы языковой общности. Бонгард-Левин Г. М., автор "Древнеегипетской цивилизации", пишет [9, с. 18]: "По-видимому, ...буддизм вобрал в себя некоторые элементы доарийской эпохи. Судя по текстам палийского канона, учение Будды имело наибольшее число приверженцев в таких областях, как Косала, Анга, Ванга, названия которых являются, по мнению лингвистов протомундскими. Обращает на себя внимание... факт, что под мундака (слово... неарийского происхождения) понимался в текстах буддийский аскет... Особое распространение буддизм получил в Магадхе - области вратьев (племен, не следовавших брахманской религии и традиционным брахманским установлениям). Нет ничего удивительного, что буддизм, выступавший против жреческой ортодоксии и крайностей варновой системы, находил поддержку населения тех областей, которые еще не были охвачены процессом брахманизации".