Часть 2.

Часть II

Н. С. ЮЛИНА

Пролиферация теорий благотворна для науки, в то время как их единообразие ослабляет ее критическую силу.

Пол Фейерабенд

I. Логическое пространство узловых вопросов философии сознания: пролиферация альтернатив

В первой части статьи в обзоре атак на "бастион сознания', предпринимавшихся в последние полвека в англоязычной философии, мы кратко охарактеризовали их основные стратегии: трансляция психологического (ментального) языка на язык физики (неопозитивизм); перевод разговора о ментальном на разговор о семантическом и грамматическом поведении слов (логический бихевиоризм); отождествление высказываний о сознательных процессах с высказываниями о процессах мозга (теория тождества); рассмотрение ментальных состояний как функциональных или логических состояний (функционализм); признание ментальных понятий фикциями и устранение их из теоретического языка (элиминативизм), объяснение генезиса сознания как инновации (эмерджентизм), как особого типа психофизического отношения (супервентность) и др.

Суммируя неполный экскурс этой истории (и, естественно, упрощая картину), внешне ее можно представить как умножение позиций в толковании феномена сознания. Возрастает количество альтернативных теорий и фигурирующих в ней 'измов': 'материализм', 'физикализм', 'элиминативизм', 'функционализм', 'функционализм машины Тьюринга', 'информационная теория', 'семиотический материализм', 'дуализм свойств', 'натуралистический дуализм', 'коннективизм', 'аномальный монизм', 'эмерджентизм', 'супервенциализм', 'эпифеноменализм', 'когнитивизм' и др. В.И. Ленин когда-то оценил множественность позиций в философии опыта (и взаимную критику авторов) как свару 'желтых и зеленых чертей'. Такая оценка - близорукий взгляд на характер философских поисков. Плюрализм обусловлен глубокими внутренними причинами. Это и особый статус загадки сознания, и неясность относитель-

Работа выполнена при поддержке РГНФ,

проект№02-03-18315а.

©Юлина Н.С,2004г.

150

но оптимальной стратегии ее разгадки, и огромные (специфические) трудности ее исследования, и опробование - в конкурентной борьбе - возможных путей ее рационального разрешения. Кстати сказать, Р, Рорти, хотя он исходит из совсем других посылок, в чем-то перекликается с Лениным, когда говорит, что все эти 'измы' являются 'языковыми играми'.

В философии сознания есть ряд фокусных 'пазлов', в процессе отгадок которых формируются альтернативные стратегии. Не претендуя на полный охват, тем более на детальный анализ, мы представили их в виде 'логического пространства', состоящего из вопросов - узловых пунктов - и способов нахождения ответов. Как нам кажется, даже схематичное (и, конечно, во многом субъективное) изображение этого пространства может быть полезным в качестве краткого путеводителя для тех, кто интересуется тайной сознания, и кто выберет современную англоязычную философию сознания в качестве предмета исследования .

Что такое сознание? Реально ли оно?

'Загадка №1', это, конечно, 'что такое сознание?' За полвека дискуссий не достигнуто соглашения ни по одному связанных с ней вопросов. Существует ли сознание как особая, внутренняя ментальная реальность, как онтологическая 'добавка1 к физической Вселенной? Или Вселенная монистична, однородна, непрерывна, и все, что мы знаем или можем узнать о ней, подчиняется единым каузальным законам и постигается принятыми в науке объективными и рациональными способами? Если посчитать сознание ментальной 'добавкой' к физической Вселенной, возникает вопрос о ее источнике. У Декарта бесконечный регресс объяснения был снят с помощью понятия Бога, для нынешней англоязычной философии такой выход неприемлем. Или, если в силу угрозы регресса и удвоения Вселенной разговор о ментальной реальности сознания неправомерен, и следует говорить только о внешне фиксируемых и интерсубъективно удостоверяемых проявлениях интеллектуальной деятельности? Тогда чем они являются? Нейрофизиологической деятельностью мозга, функциональными информационно-когнитивными процессами, лингвистическим и физическим поведением? Может быть, сознание прячется в пока неведомом науке 'главном нейроне' мозга, аналоге декартовской 'шишковидной железы1, как склонны полагать некоторые ученые? Является ли сознание неким свойством работы мозга в природно-социальном контексте, или оно представляет собой только функциональные отношения, не сводимые к материальным или идеальным свойствам? Или, может быть, правы панпсихисты, видящие в сознании некое как бы размазанное в природе (или Космосе) феноменальное качество, проявляющееся во всех формах жизни и любых - физических, биологических, компутационных - информационных системах? Или правы агностики, заявляющие о сокрытости природы сознания? Споры по поводу онтологии сознания, вылившиеся в альтернативные концепции, реанимировали старую дилемму монизма-дуализма. Образно говоря, спорящие разделялись на два лагеря: одни считают, что следует окончательно изгнать 'Дух из Машины', другие убеждены, что настала пора снова загнать 'Дух в Машину', может быть, даже во Вселенную. Для философов первого лагеря, как и во времена неопозитивизма, эталоном объяснения реальности является наиболее отстраненная от субъективного и ценностного взгляда на мир наука, физика; все, что считается ментальным, должно поддаваться объективному (как в науке) объяснению. Философы из второго лагеря выражают сомнение относительно эффективности панобъективистских физикалистских стратегий; при их применении упускается из виду сознание как таковое, некая бытийственность, субъективно ощущаемая, личностно воспринимаемая осознанность себя и мира.

Генезис сознания: биологическое и социальное

Загадки онтологии сознания в значительной мере проистекают из загадок генезиса сознания. Отсутствие в науке твердо установленных фактов о 'спусковом

151

крючке', запустившем в мир качественно новый феномен - сознание, делает проблему его происхождения особенно острой. Разумеется, сегодня никто не отрицает, что сознание творится и в природной, и культурно-языковой среде. Спор идет о выборе оптимальной исследовательской стратегии и о факторах, которые следует принимать в качестве приоритетных - биологических или социальных. (Проблема 'первичности' и 'вторичности', обсуждавшаяся в марксистской философии, обрела новые смыслы.) Что послужило толчком к возникновению сознания - биология или культура? Можно ли объяснять возникновение механизма Осознающего себя интеллекта искусственно созданными семиотическими системами, то есть социолингвистическими факторами, и ограничивать его содержательно-когнитивной стороной? Если это так, то как именно эти факторы осуществляют свою магию, в результате чего биологическая материя мозга обретает способность мыслить? Или правы биологицисты, говоря, что эта инновация порождена в первую очередь базисными процессами природы (ее информационными структурами), в примитивном виде присутствуя в психике животных, а у человека язык и социальное обучение только оформляют и шлифуют эту инновацию? Если верно последнее, возникает другое недоумение: что представляют собой эти базисные биологические процессы и почему только у человека они превратились в 'эмердженцию' осознающего себя интеллекта? Как на основе биологии объяснить когнитивное содержание сознания и возникновение языка? Есть и такое мнение: исследование работы 'машины Тьюринга' сказало о человеческом сознании больше, чем исследование психики животных. Поэтому разгадку тайны сознания следует искать в когнитивных артефактах, рассматривая их как адаптивные приспособления для разрешения проблемных ситуаций; решение проблем определяет сходство человеческого и компьютерного интеллекта. Но как в этом случае объяснить феноменальную сторону опыта, которая не отно­сится к артефактам и роднит человека с животным?

Сознание: первичность или вторичность языка

Язык - одно из самых загадочных звеньев в понимании генезиса сознания (и человека). Еще древние философы заметили, что человека от животного отличает способность к вербальному оформлению его внутренних состояний. Современных философов интересует, насколько и в какой мере языковая компонента (более широко - семиотические системы культуры) связана с органикой мозга и производством сознания. Ответ на вопрос о том, является ли язык ключом к пониманию сознания, разводит современных авторов по разным лагерям. Считающие сознание продуктом социальности (соглашающиеся с Марксом, что язык является материальной действительностью мысли), относят язык к его атрибутивному свойству. Л. Витгенштейн, Дж. Райл, Р. Рорти и другие философы, задавшие лингвистическую парадигму, видят главный путь к исследованию интеллекта в анализе контекстуального использования языка. Языковой крен сегодня подвергается интенсивной критике, а сторонников денатурализации сознания называют 'лингвистическими идеалистами'. Натуралистически ориентированные философы рассматривают сознание в первую очередь как инновацию биологической эволюции ('эмердженцию' и др.), видя путь к адекватному его пониманию в анализе довербальных условий сознания. Согласно Дж. Серлю, сознание есть особое свойство живой осознанности самого себя, которое не сводится к когнитивности и словесному выражению; лингвистическая компонента вторична. Укреплению биологицистской парадигмы в философии сознания немало способствовал Н. Хомский, высказавший гипотезу о наличии у человека биологически встроенной довербальной - 'универсальной' - грамматики, на генеративные способности которой ложатся языки культур. Срединную позицию между биологицизмом и социологизмом занимает Д. Деннет. Приняв биологию за фундамент своей теории, он, тем не менее, отвел приоритетную роль в возникновении сознания артефактам культуры; им выдвинута гипотеза о возникновении сознания в результате влияния языка {и семиотических систем) на органику мозга. Поэтому со-

152

знание у него представлено в дуальной перспективе искусственного и естественного. Есть концепции, которые пытаются преодолеть пропасть между природой и культурой с помощью эволюционной трактовки языка, рассматривая язык как первый, естественно возникший компьютер.

Однако при любой стратегии загадкой из загадок (как в философии, так и науке) остается механизм скачка от довербального уровня мозговых процессов к вербальному уровню сознательных процессов. И именно здесь кроется ключ к разгадке тайны сознания. Поэтому центральными остаются следующие вопросы. Является ли сознание особым свойством, проявляющимся в вербальных отчетах? Или вербальные отчеты и физическое поведение и есть сознательность? Каков характер интеракции довербального (нейрофизиологического) и. вербального уровней? Оказывает ли язык влияние на нейрофизиологию мозга? Каким образом при производстве сознания осуществляется прыжок от одного 'среза реальности' к другому, от нейрофизиологии к сознательным процессам? Остается неясным, какие феномены в сознании являются биологически, какие социально детерминированными. Убедительных ответов на эти вопросы нет ни у кого, ни у философов, ни у ученых.

Видение генезиса сознания в разных перспективах, естественно, выливается в методологический плюрализм. За полвека интенсивных дискуссий о загадках сознания не сложился консенсус в отношении оптимальной стратегии. Подходить ли к нему 'изнутри' (интернализм) или 'извне' (зкстернализм), 'снизу' (из биологии) или 'сверху' (из языка и культуры). Существенно огрубляя ситуацию, можно сказать, что в современной философии сознания фигурируют несколько основных стратегий: со-цио-лингвистическая, биолого-социологическая и социо-биологическая".

Место квалиа в 'фурнитуре и архитектуре' сознания: феноменализм и антифеноменализм

Особо жаркие споры разгорелись по поводу содержания понятия 'опыт сознания'. Что охватывается этим понятием? Все согласны, что оно относится к конгломерату многообразных свойств, сформировавшихся в результате биологической и культурной эволюции, но как только дело доходит до перечисления элементов, реально фигурирующих на 'мониторе' сознания, сразу же начинаются расхождения. Это относится ко всем ментальным понятиям (ощущения, представления, интенцио-нальность, воображение, память, самосознание, когнитивность и т. д.). Разногласие проистекает прежде всего из разного толкования 'доступа' к сознанию и 'удостоверения' получаемых на этой основе 'данных'.

В сердцевине спора - проблема феноменального и его 'удостоверения'. Экспериментальные исследования когнитивных наук показали существенные изъяны интроспективной методологии, а фронтальные философские атаки на особый статус 'приватного опыта' (Л. Витгенштейн), на 'миф данного' (У. Селларс), на идею достоверности данных опыта (их фундаментальности для знания) и показ их теоретической нагруженности (К. Поппер) поставили под сомнение принятие феноменальных элементов опыта в качестве основания знания (и собственного осознания). Атака на феноменализм вызвала серьезное замешательство среди когнитивных ученых, психологов, философов. Они оказались перед необходимостью объяснения асимметрии непосредственно удостоверяемого осознания и объективного объяснения сознания.

Одни авторы предлагают предпринять радикальный шаг и элиминировать феноменальные элементы из теоретических схем. Иначе говоря, признать ощущения, восприятия, 'сырые чувства', или, как их сейчас принято называть, 'квалиа' ирреальными сущностями. Яркий пример этой тенденции - проект деконструкции 'феноменологического сада опыта' Д. Деннета. Ни одна теория, ни научная, ни философская, говорит он, не в состоянии ответить на вопрос Локка: "где находится 'краснота', когда мы смотрим на красную розу, в голове или на клумбе?" Выход из тупика -признать онтологию квалиа 'онтологией кажимостей'. Согласно его проекту, ква-

153

лиа каузально обусловлены сложными нейрофизиологическими процессами мозга и физическими процессами среды, получая свою качественную определенность в вербальном оформлении. За объективные эмпирические 'данные опыта' следует принимать только 'репортуемостъ', то есть выраженное в языке когнитивное содержание этих процессов, которое можно обсуждать и описывать 'с позиции третьего лица'. Не доказав иллюзорности квалиа и не удалив их из теоретических схем, убежден он, невозможно покончить с дуализмом и тайной сознания.

Отнесение квалиа к 'онтологии кажимостей' многими философами было встречено в штыки; моя боль - это не только разговор о ней, а достоверное присутствие ее как квалиа. Стратегия на элиминацию квалиа, характерная для Деннета и многих других, считает Серль, слишком просто разделывается с дуализмом. Она строится на ложной посылке, что коли интроспективизм ложен, а субъективные элементы опыта не поддаются коррекции, иного пути, кроме как отказа от квалиа, нет. Правильная стратегия состоит в том, чтобы, не покидая натурализма, сохранить феноменологию с ее субъективной реальностью. Однако она предполагает радикальную ревизию старого (физикалистского) понимания объективности. С ним солидаризируется Т. Нагель: интуитивное представление качественной окрашенности опыта находится вне объяснительных возможностей физикализма. Ментальные феномены не могут быть объяснены просто потому, что они входят в само объяснение. Интуитивные представления о ментальности своего сознания уже заложены в теоретической картине сознания, поскольку при ее построении мы опираемся на них и не можем их отделить от собственной рефлексии. В защиту квалиа активно выступает Д. Чэлмерс. Она строится на тезисе онтологической (и космологической) фундаментальности феноменального. В 'фурнитуре сознательного опыта' всегда имеются два аспекта: когнитивиость и феноменальность. 'Парадокс феноменального суждения", говорит он, состоит в том, что с точки зрения объяснения, сознание вообще ирреле-ваитно и к нашим суждениям о нем, и к причинам сознательного поведения, каким бы полным ни было знание о них.

Как бы то ни было, вопрос о реальности или нереальности квалиа остается самым дебатируемым в современной философии сознания. В зависимости от ответа на него, решаются вопросы: что относится к объективной, а что к субъективной сторонам сознания, когнитивному и не-когнитивному, какие элементы сознания можно считать сознательными репрезентациями (когнитивными или феноменальными), а какие - бессознательными информационными контактами со средой и др.

Отношение фолк-психологии и научной психологии: объяснительная пропасть От понимания 'фурнитуры' сознательного опыта напрямую зависит понимание отношения фолк-психологии и научной психологии. Элиминативисты в отношении феноменологии (П. Фейерабенд, П. Черчленд, Д. Деннет) исходят из того, что наши обыденные ментальные понятия вроде боли, желания, радости, страха, и др., (или то, что сегодня именуют общим понятием 'фолк-психология'), используются для обозначения явлений, многим из которых уже дано корректное объяснение в рамках когнитивных наук, а со временем число их будет возрастать. Отсюда делается вывод, что самоописание с помощью этих понятий является ошибочным представлением о реальных причинах человеческого поведения и когнитивной активности. В связи с этим возникли эпистемологические дебаты о соотношении двух альтернативных способов самоописания: в рамках фолк-психологии, и в рамках научной психологии и, конечно, об арбитре, оценивающем результаты их конкуренции. И главный вопрос в них, наличествует ли в нашем познавательном отношении к миру и к себе естественная 'объяснительная пропасть' (ехрlanatorу gар), или она только мираж, кажущийся только тем, кто смотрит через призму своей собственной интуиции?

Физикалисты (П. Черчленд, Д. Деннет, С. Стич ) считают, что идея 'пропасти' не имеет под собой оснований. Асимметрия фолк-психологии и научной психологии

154

снимается в пользу теоретической рефлексии подобно тому, как асимметрия обыденных представлений о физическом мире (в рамках фолк-физики) и научного видения была снята в пользу теоретической (квантовой) физики. Следуя линии Куайна они отдают приоритет науке. Разумеется, речь у них идет об 'идеальной науке" (мысленном эксперименте), которая, скорее всего, никогда не будет реализована. На практике получение исчерпывающей физической информации о 'фабрике человека' нереально, да и нежелательно. Оппонирующими им философам рисуется другая картина: хотя фолк-психология, действительно, во многом оперирует иллюзорными представлениями и подвергается ревизии, ее трансформация скорее всего будет происходить по-разному: и путем элиминации, и путем редукции, а возможно. каким-то иным путем, тем не менее это будет частичная ревизия; костяк ее - обыденные представления о боли, радости, печали, желаниях и т.п. - останется.

Задается такой вопрос: если, как утверждают физикалисты и когнитивные ученые, интроспективная методология ущербна, какой статус мы должны приписывать собственному фолк-опыту? Если статус иллюзии, почему с помощью обыденных (иллюзорных) ментальных понятий фолк-психологии мы хорошо ориентируемся в мире и разумно общаемся друг с другом? Не лучше ли сделать арбитром оценки конкуренции 'двух психологии' не некую идеальную науку будущего, а дарвиновский принцип: какая из них в большей мере обладает адаптационными возможностями и способствует интерперсональной коммуникации. Колин МакГинн предложил поставить вопрос так: не скрываются ли за 'кажимостями' повседневного опыта (о чем действительно говорит наука, и на чем базирует свой антифеноменализм Деннет) базисные биологические, приспособительные механизмы? Замена фолк-психологии понятиями и верованиями языка 'научной онтологии сознания' скорее всего негативно сказалась бы на приспособительных реакциях и способностях к выживанию и репродукции. Вряд ли можно, например, воспитывать детей, пользуясь языком научной психологии (как, впрочем, и научной физики). В ответ Деннет, как всегда, прибегает к "двойной перспективе': хотя ментальные термины фолк-психологии относятся к 'кажимостям' (им не соответствуют никакие ментальные сущности), им можно приписывать объяснительную и коммуникативную силу в рамках интенциональной установки: мы приписываем поведенческим объектам цели, верования и желания для объяснения и предсказания их поведения не без основания: наша интер­претация имеет биологические корни и в конечном счете является результатом действия 'опробующих' алгоритмов Матери-Природы. Иначе говоря, элиминировав ментальные понятия из теоретического языка, он объективирует их на уровне практически-прагматической установки (прибегнув к метафизической идее протоинтен-циональности Природы).

К началу XXI в. спор в англоязычной философии сознания по поводу асимметрии между представлением о сознании на основе непосредственного осознания и теоретическим его описанием можно представить в виде оппозиции: 'эпистемологический патернализм versus эпистемологический экстернализм'. Другими словами, в виде оппозиции методологических 'перволичностников' и 'третьеличностников', или, в традиционной терминологии, натуралистических неодуалистов и физикалистских монистов. Дуалисты рисуют огромные размеры 'объяснительной пропасти", которые не мог представить и Брентано, а монисты, настаивающие на однородности мира и единстве знания, не видят ее. Деннет образно говорит об образовании на поле философии сознания 'двух команд'. Первую ('перволичностников') составили авторы, настаивающие на реальности сознания и квалиа. Это: Т. Нагель, Дж. Серль, Дж. Фодор, С. Харнад, Дж. Фостер, в которой на сегодня лидирует Дэвид Чэлмерс. В команду 'третьеличностников' и объективистов, он включил У. Куайна. У. Сел-ларса, Р. Рорти, Д. Хофстадтера, Пола и Патрицию Черчлендов, Э. Кларка, Д. Ро-зенталь, Дж. Харман. Ст. Стич, У. Лайкэн, и, конечно, себя как ее лидера.

155

Центризм самости, сознание и творчество

Традиционно все стороны ментальной жизни было принято сводить в единый центр - самость (Я, душу и т.п.). Считалось, что, сортируя поток впечатлений, именно она отдает директивы телу. Самости приписывалась свобода воли, роль самоактивного источника значений и смыслов (источника артефактов культуры). Ее же считали метафизическим основанием личностной самотождественности, моральности и ответственности. Удостоверением такого представления о самости, как и в случае с квалиа, выступал личный опыт субъекта. Еще Юм усомнился в существовании самости. Современные философы пытаются вывести проблему самости за пределы нейрофизиологии и феноменологии сознания. Питер Стросон предложил вообще снять эту проблему, сделав логически первичной и фундаментальной категорию 'личности' в единстве ее телесных и индивидуальных ментальных характеристик, а не категории 'материя' или 'сознание'. Другие философы поступают более радикально: термину 'самость' не соответствует никакая ментальная сущность. Если принимать ее за активную, смыслотворящую сущность, говорят они, откуда у нее взялось такое свойство? Требуется новое объяснение и возникает угроза бесконечного регресса. Были предложены образы самости, в которых творцами и детерминантами выступают язык и социум. Интуитивное (центристское) представление о самости, говорит Деннет, -это иллюзия, создаваемая особенностями нашего социокультурного (информационного) взаимодействия со средой. Имея биологические диспозиции, она творится языком, социумом и обучением, являясь своего рода 'центром нарративной гравитации'. Оппоненты Деннета возражают: сомневаться в существовании внутри нас центра - самости - трудно даже безбрежным релятивистам и солипсистам. Если самость творится языковыми я социальными конструктами, почему именно вокруг этого центра, а не чего-либо иного, сплетаются нарративы? Споря с физикалистами, К, Поппер настаивал на том, что самость (осознанность живой человеческой личности) является 'пилотом', направляющим и контролирующим сознательные процессы. Самость, говорил он, столь же реальна, как столы и стулья, но в отличие от последних обладает свойством самоактивности, благодаря которой творятся смыслы, артефакты и культура. При всем его антиэссенциализме, он не видел противоречия в описании самости как 'квази-сущности', составляющей основу самотождественности, психологического единства и непрерывности личности. Разумеется, попперовская концепция 'самости-пилота' тотчас же была подвергнута физикалистами критическому обстрелу.

Сознание как функция без свойств

Если сознание невозможно отождествить с каким-то определенным свойством, может быть, тогда оно представляет собой функцию, предполагающую и нейрофизиологические процессы, и каузальное взаимодействие с физическим, но не сводимую к ним? Иначе говоря, признать более перспективным реляционный, а не сущностный взгляд на сознание?

Позитивный ответ на этот вопрос лег в основу функционализма. Сделав акцент на организацию интеллектуальной деятельности, а не на обеспечивающую эту деятельность материалы, функционализм смог обойти многие, заводящие в тупик вопросы, относящиеся к психофизической проблеме. Характеризуя ментальные состояния как функциональные состояния, можно избежать опасность редукционизма (последний был свойствен теоретикам тождества - Г. Фейглу, Дж.Дж. Смарту и др.). За последние полвека функционализм утвердился как наиболее перспективная позиция, по сути став ортодоксией среди философов, психологов, когнитивных ученых. Согласно функционализму машины Тьюринга, например, на мозг можно посмотреть как на своего рода компутационную машину, а разговор о ментальном можно представить как разговор о логических состояниях этой машины. В 'информационно-процессуальной теории А.Г. Деннета в качестве парадигмы принимается играющий в шахматы компьютер, а за главный признак сознания принимается то общее, что имеется у него с человеком: функционирование когнитивно-информаци-

156

онных процессов. Если человеческое сознание мыслить в виде некоей виртуальной машины (или software), тогда любой сравнимой с ней виртуальной машине можно приписывать сознание. Определенные типы сложных компьютерных машин, называемых Искусственным Интеллектом, по Деннету, могли бы считаться сознательными.

Несмотря на популярность, у функционализма есть серьезные изъяны. Он оперирует логическими, когнитивным состояниями и не оставляет места для кзалиа, качественной определенности ментальных состояний (боль, ощущение цвета, температуры и т.д.). Функционализм Деннета - это функционализм без квалиа. Оппоненты говорят, что элиминативизм в отношении квалиа не сообразуется с рядом экспериментальных данных (инверсия восприятия цвета, восприятие мира субъектами, лишенными ощущений и др.). Или еще. Даже если согласиться, что сознание есть функция, не совсем ясно, как следует понимать ее работу? Ограничивается ли она когнитивными информационными процессами (редуцируется ли к ним) или все же работа "машины сознания" обеспечивается дополнительным свойством, неким 'живым горением', которого нет у компьютеров. И, наконец, как быть с субъективностью человека - ощущениями, чувствами, эмоциями, - которые компьютерная машина не в состоянии имитировать? Возникли подозрения: не является ли замена ментальных свойств функциональными отношениями просто подменой понятий: действительно ли функционализму удалось снять корневую проблему об отношении духовного и телесного, или она просто отодвинута в тень.

Чтобы ответить на эти вопросы, возникли разные формы функционализма, в задачу которых входит более детальная расшифровка принципа функционализма и, самое главное, нахождение в нем ниши для квалиа.

Интенциональность: внутренний атрибут сознания или внешняя прагматическая установка?

Одна из загадок, подкинутая философам Францем Брентано, состояла в следующем: особенностью ментальных событий сознания является их интенциональность или направленность на объект; она не свойственна физическим событиям. Следствиями этого различия явился тезис о нередуцируемости. в силу интенциональности, ментального к физическому, и вывод о наличии онтологического основания у раскола знания на науки о природе и науки о 'духе'. В аналитической философии постановка проблемы интенциональности была переведена с характерного для Брентано онтологического уровня - разговора о природе физических и ментальных объектов -на языковой уровень: что следует считать референтами интенционального языка, если сравнивать его с языком физики? У. Куайн вообще считал разговор об интенциональности надуманным, запутывающим картину и сознания, и материи. Тем не менее спор о референтах перерос семантический уровень и снова вышел на природу интенциональности. В ходе его спорящие разделились на интенциональных реалистов и интенциональных ирреалистов или, в других терминах, на интерналистов и экстерналистов. Интерналисты считают интенциональность реальным, внутренним, атрибутивным свойством сознания (Дж. Фодор, Дж. Серль, С. Крипке, Т. Нагель. Т. Крейн и др.). Экстерналисты, приняв интенциональность в свои теоретические схемы, предлагают рассматривать ее как внешнюю прагматическую установку в объяснении поведенческих объектов (У. Селларс, П. Черчленд, Р. Рорти, Д. Дэвидсон, Дж. Хогелэнд, Р. Милликэн, М. Минский, Д. Хофстадтер, Д. Деннет и др.). Только в случае принятия внешней установки, полагают они, возможно связать ментальное и физическое, науки о физическом и 'науки о духе', доказать отсутствие пропасти между фактами природы и артефактами, естественным и искусственным интеллектом, одним словом, обосновать континуальность мира и единство знания. При признании интенциоиальности внутренним свойством, пропасть, обозначенная Брентано, непреодолима.

157

Каузальная интеракция сознания и тела

Одна из загадок, на которую наталкиваются даже маленькие дети, состоит в следующем: почему моя мысль (или слово) отдает приказы телу, и оно слушается ее. Философы давно ломали голову по поводу командующего воздействия мысли (если она - нечто ментальное) на физическое поведение. Дискуссии о физической и ментальной каузальности продолжаются по сей день. Является ли мысль следствием каузальных нейрофизиологических процессов мозга или представляет собой нечто иное, обладающее свойством особой ментальной каузации! Данный вопрос с необходимостью выводит на космологические темы. Согласно последовательному физи-кализму, мир физических причин и следствий каузально закрыт, а идея ментальной каузации противоречит физическому закону сохранения массы и энергии. Поэтому 'Дух в Машине', выполняющий особую каузальную работу, отличную от каузальной фабрики физической Вселенной, существовать не может (У. Куайн, Д. Армстронг, Д. Деннет, П.М. Черчленд и др.). Идея 'закрытости' физической Вселенной многими оспаривается. Дуалист Дж. Фостер считает возможным доказать тезис, что влияние сознания на физические события не противоречит физическим законам и не требует эпифеноменализма (то есть понимания психофизической каузальности только 'снизу вверх', от тела к сознанию). Согласно К. Попперу, тоже дуалисту, проблема физической и ментальной каузации разрешима при условии принятия: (а) индетерминизма и идеи 'Открытой Вселенной'; (б) гипотезы о действии не только 'восходящей', но и 'нисходящей' каузальности; (в) гипотезы о наличии в физическом мире объективных 'предположенностей' как физических полей сил. Без всего этого невозможно понять ни особенности квантовой физики, ни 'командующую' роль мысли. С Поппером многие не согласны. Есть мнение, что правдоподобность космологических гипотез высокого уровня о базисной структуре Вселенной зависит от открытия фундаментальных психофизических законов, аналогичных фундаментальным законам физики. Но это дело неопределенно далекого будущего.

Естественный и искусственный интеллект

Необычные загадки подкинул в философию феномен искусственного интеллекта (АI). При его появлении (60-е гг.) фокусным был вопрос: 'Могут ли компьютеры мыслить?' По мере получения впечатляющих результатов интеллектуальных возможностей компьютеров, фокусными стали другие вопросы: 'Может ли компьютер в принципе иметь сознание?' 'Является ли человеческое сознание вычислительной машиной?' 'Можно ли говорить о принципиальном различии искусственного и естественного интеллекта?' А также метафизический вопрос: 'Как вообще стал возможен феномен искусственного интеллекта в свете физических и эволюционных законов?'

По отношению к возможностям А1 философов можно разделить на два лагеря: сторонников 'сильного АIи 'слабого АI. Есть, конечно, негативисты, видящие бедствие во вторжении компьютерных метафор в философию сознания (Т. Нагель). Сторонники 'сильного АIверят в принципиальную возможность создания компьютеров, способных не только мыслить, но понимать и чувствовать; с их созданием снимется ореол тайны с сознания. Их твердые оппоненты такую возможность отрицают, указывая на принципиальные ограничения компьютеров: следование жестким правилам, отсутствие свойственного человеку творческого и гибкого поведения и др. (X. Дрейфус). Р. Пенроуз говорит даже о наличии некомпутационного элемента в самих физических законах. Более гибкую позицию занимают сторонники 'слабого АI. Они допускают, что компьютер может симулировать ментальность, однако не в состоянии дублировать ее, т.е. иметь полнокровный опыт сознания, внутреннюю жизнь и подлинное понимание. Наиболее известным примером 'слабого АI'является 'аргумент Китайской комнаты' Джона Серля. Согласно ему, компьютерные системы работают на основе синтаксиса, у них отсутствует семантика, следовательно,

158

подлинное понимание. В силу этого небиологические системы в принципе не могут порождать сознательный опыт.

Деннет, сторонник "сильного АI', не считает аргумент Серля веским и противопоставляет ему системный аргумент. В простых системах, действительно, имеет место бессознательная трансформация одних веревок символов в другие веревки символов в соответствии с некоторыми механическими или синтаксическими правилами. В гигантских системах Искусственного Интеллекта взаимодействующие между собой веревки символов в целом могут продуцировать понимание. В конце концов, сознание возникло из первичного хаоса. Оно представляет собой информационные процессы (аналогичные программному обеспечению компьютера), которые наиболее адекватно описываются на компьютерном языке. Хотя дуалист Чэлмерс оспаривает материализм Деннета, он солидаризируется с ним в защите 'сильного АI'. Он задает вопрос, почему скептики спокойно принимают поразительный факт порождения сознания биологической материей мозга, и в то же время отбрасывают с порога идею о возможности порождения сознания компьютером? Резона, почему компьютер в этом отношении должен быть хуже мозга, никто из них не представил.

Материя и сознание: есть ли связь между их загадками?

Среди философов и когнитивных ученых распространено мнение, что разгадка тайны сознания придет вместе с революцией в физике, в частности квантовой механике. Сегодня в физике не меньше загадок, чем в философии сознания. Несмотря на успешность практических предсказаний на основе квантовой механики, у ученых нет консенсуса по вопросу о том, почему видимый нами мир (мир фолк-физики) таков, какое он есть. Когда имеются две грандиозные тайны, возникает подозрение о наличии у них общего источника (М. Локвуд, Р. Пенроуз, Д. Бом и др.). По мнению Пенроуза, например, ключом к пониманию сознания может стать теория, которая примирит квантовую теорию с теорией относительности. Подозрение усиливается тем фактом, что проблемы в квантовой механике тесно связаны с проблемой наблюдения, то есть отношения между опытом субъекта и остальным миром. Во всяком случае, многие склонны думать, что между квантовой механикой и философией сознания наличествует связь уже потому, что многие трудности и там, и здесь упираются в понимание опыта и наблюдателя (субъекта). Но есть и противоположное мнение: если сегодня квантовая механика не в состоянии пролить свет на тайну сознания, возможно, что новый философский взгляд на сознание поможет разобраться с трудностями квантовой механики. Чэлмерс, например, приписывает косвенную роль в решении всех этих вопросов предложенной им новой теории сознания, полагая, в частности, что она может смягчить 'коллапс волновой теории'.

Ииформационный подход к сознанию и панпсихизм: 'It from Bit' Немало новых загадок в интерпретацию картины мира подбросили информационные теории. Понятие информации получило разноречивые толкования. В частности в рамках 'метафизики физики' были высказаны спекулятивные гипотезы об онтологии, лежащей в основе каузальной структуры пространства-времени. Одно из предположений - о фундаментальности понятия 'информация' для понимания природы Вселенной; физические свойства и законы следует рассматривать как выводимые из информационных свойств и законов. (Такой взгляд на информацию, его еще называют "it from bit", развивают Дж. Уиллер, Э. Фредкин и др.) Согласно гипотезе Фредкина, например, Вселенная является гигантским компьютером или клеточным автоматом, который реализуется в огромной структуре битов. Концепция мира как чистой информации достаточно стройная: мир в ней предстает в виде чего-то однородного, как чисто информационный поток примитивных различий и каузальных и динамических отношений между этими различиями. В этой картине нет ниши для ментальных добавок или субстанций.

159

Информационная картина мира многими философами была встречена в штыки в первую очередь из-за отсутствия в ней места для сознания и феноменального. Не все разделяют такой негативизм. Чэлмерс, например, считает, что информационные теории вполне сочетаются с ментализмом. Он выдвинул гипотезу, что в основе информационных пространств, о которых говорит физика, лежат внутренние (intrinsic) феноменальные или протофеноменальные свойства, природа которых не исчерпывается их местоположением в информационном пространстве. Физическая реализация массы и энергии сопровождается реализацией феноменального или протофеноменального свойства. Внутренние аспекты информационных состояний являются феноменальными, внешние - физическими. Поэтому описание сознательного опыта на феноменальном языке есть информация изнутри, а физическое его описание есть информация извне. Сам Чэлмерс называет такого рода oнтологию двухаспектной онтологией или вариантом панпсихизма. Неудачи прежних (и нынешних) прямолинейно идеалистических, материалистических или дуалистических позиций, по его мнению, делают панпсихизм единственно перспективной стратегией3.

Проблема 'лейблов': материализм, физикализм, натурализм, дуализм, агностицизм

Альтернативные толкования сознания существенно размыли (и запутали) не только относящиеся к этому феномену понятия, но и понятия, относящиеся направленческой идентификации теорий. Привычные термины 'материализм', 'физикализм', 'натурализм', 'панпсихизм', 'монизм', 'дуализм' по-своему толкуются разными авторами. Это и понятно: когда во главу угла поставлено решение проблемы и приведение убедительных аргументов, жесткая привязанность к определенному 'из-му' (или школе) не имеет особого значения.

Возьмем, например, термины 'материализм' и 'физикализм'. Временами первое слово используется как синоним второго, а 'физическое' понимается как синоним 'материального'. Термин 'материализм' имеет то неудобство, что предполагает теорию, согласно которой все на свете является материальным; согласно же физике, существует множество такого в мире (силы, волны, поля и т. д.), которые не являются таковыми. Поэтому более предпочтительным является термин 'физикализм'. Однако и он толкуется весьма свободно. Обычно ограничиваются тем, что, во-первых, приписывают физике онтологический авторитет - физика выступает авторитетом относительно того, что есть в мире, а ее законы предполагаются истинными по отношению ко всем объектам в пространстве и времени; во-вторых, приписывают физике эпистемологический авторитет: это стандарт получения адекватного знания о мире.

В таком понимании смысл 'физикализма' далек от ясности. Понимается ли под физикализмом 'каузальная закрытость1 физического мира, то есть положение, что все, о чем может быть сказано как о существующем, может быть только физическим и подчиняться законам физики? Или физическая система, говоря словами Поппера, 'открыта' для непредсказуемых индетерминистских, эмерджентных свойств? Адекватен ли язык физики для описания фактов, изучаемых в биологических и социальных дисциплинах, использующих другие языки, не говоря уже о психологии? Немаловажен и такой вопрос: ориентируется ли физикализм на физику наших дней или имеется в виду будущая - идеальная - физика? И в том, и в другом случае много неясностей. Если имеется в виду первое, то это неверно. Если же имеется в виду второе, то никто не знает, каким станет содержание будущей идеальной физики; Поп-пер, например, не исключал, что там появятся какие-то принципиально новые законы. Во всяком случае, утверждать, что в физике будущего не образуется законное пространство для ментального и феноменального или не будут открыты психофизические законы, вряд ли осмотрительно. Большинство нынешних физикалистов поступают проще: возможно, для объяснения некоторых феноменов в физику потребуется ввести нередуцируемые 'духи', но они будут физическими по определению. Но

160

ни сейчас, ни и в будущем у нас не будет иного, кроме физики, стандарта, в соответствии с которым можно будет адекватно отвечать на вопрос о том, что есть в мире.

Занимающиеся сознанием философы сегодня предпочитают выступать под зонтиком 'натурализма'. Имеет значение, конечно, то, что 'натурализм' - это давняя, тесно связанная с дарвинизмом, традиция англоязычной мысли (американскую культуру часто называют 'дарвиновской культурой'). В общей форме натурализм означает, что природа есть все, ничего сверхъестественного не существует. Его преимущество состоит в том, что понятие 'природа' не требует четкого ответа относительно физики мира. Признавая эпистемологический авторитет науки, натурализм в то же время лишен эксцессов редукционизма и сциентизма. Отгораживаясь от моралистического и ценностного взгляда на мир, он позволяет включать человека с его сознанием, моральностью и ответственностью в свои теоретические схемы (яркий пример тому социобиология). И все же исследователя, который захочет найти однозначное, устоявшееся определение этого термина, ждет разочарование. Неясность понятия 'натурализм' сказывается на самоидентификации позиций тех или иных авторов, Деннет называет себя и материалистом, и физикалистом, и натуралистом. Серль дистанцируется от материалистов и причисляет себя к 'биологическим натуралистам', хотя критики без труда показали возможность отнесения его позиции и к 'материализму', и 'дуализму'. Для понимания смысла натурализма той или иной теории лучше всего, во-первых, посмотреть на объекты его опровержения. Сегодня это, с одной стороны, картезианский субстанциалистский дуализм и трансцендентализм, с другой стороны, радикальный физикализм и материализм с их тенденцией к элиминации ментального, субъективного, личностного. Во-вторых, посмотреть, на какой образ науки ориентируется та или иная натуралистическая теория. Рисуемая философами метафизическая картина мира зависит не только от характера полученного ими философского образования и особенностей их воображения, но и от научных областей, которые стали их смежными полями исследования. Правда, сегодня идентифицировать образ науки сложнее, нежели полвека назад. Лидирующие дисциплины - физика и биология - 'повязаны' новыми областями знания: информационной теорией, науками об искусственном интеллекте и др. Образ науки стал менее узнаваем и трудно просматривается в философских теориях.

Не меньше неясностей у термина 'дуализм'. Существует множество дуализмов: дуализм свойств, психофизический дуализм, дуализм физической и ментальной каузации, дуалистический интеракционизм, эпифеноменализм и др. Авторов, открыто объявляющих себя 'дуалистами', или являющихся скрытыми дуалистами, объединяет по сути две вещи: во-первых, критика монизма в его радикальной физикалист-ской форме (панобъективизм и редукционизм), и, во-вторых, стремление дистанцироваться от картезианского субстанциализма и трансцендентализма. Их цель состоит в нахождении правдоподобной концепции мира, согласующей сознание, чувствительность, феноменальность, моральность с природой, физическим миром и наукой. Поэтому в последнее время получили хождение такие гибридные 'лейблы', как 'картезианский материализм' и 'натуралистический дуализм'.

Дуализм может быть 'слабым' и 'сильным'. Все зависит от того, рассматривается ли сознание как закономерно возникающее из физической материи свойство, или как онтологическая компонента, независимая от физической материи. 'Слабый' вариант типичен для различного рода эмерджентистских концепций, представляющих сознание в виде качественной, нередуцируемой инновации эволюционного развития. (К. Поппер, Дж. Экклз, Дж. Серль, Дж. Ким и другие. Эмерджентистскую концепцию сознания Д.И. Дубровского и защищаемую им идею 'субъективной реальности' тоже можно отнести к 'слабому' варианту дуализма.) 'Сильный' вариант дуализма -это, конечно, декартовское разделение мира на res ехtensа и res cogitans, Сегодня главным защитником 'сильного дуализма' ('дуализма свойств') является Чэлмерс. Согласно его концепции, сознание (и феноменальное) является дополнением физи-

161

ческой картины мира, которое непредсказуемо на основе совокупности законосообразных физических фактов. Все это, разумеется, спекулятивные предположения.

'Когнитивная закрытость' сознания

У извечной темы агностицизма тоже появились новые оттенки. Вспомним, что для Декарта проблема сознания ('духа') не была 'закрытой'. Он считал ее рядовой, подвластной рациональному объяснению (на основе детального изучения механизмов мозга). После Канта стали говорить о гносеологических ограничениях ее анализа. В современной философии некоторые авторы заговорили о биологической 'закрытости' феномена сознания. Возможно, говорят они, тема сознания находится за пределами человеческого понимания подобно тому, как тема полета закрыта для черепахи, а тема саморефлексии для обезьяны. Такую мысль когда-то высказал Хомский. В последнее время тему 'когнитивной закрытости' развивает МакГинн. Сознание, говорит он, скорее всего, представляет собой некую непространственную 'скрытую структуру' - terra incognitа, - находящуюся вне физиологии и феноменологии, и в то же время осуществляющую соединение этих уровней. В силу генетических пределов homo sapiens, природу этой структуры вряд ли можно раскрыть. Данное предположение не следует толковать как отступление от натурализма, поскольку местоположением скрытой структуры является мозг, относящийся к естественному порядку, подобно тому, как электромагнитные волны, например, относятся к свойствам физического мира, а не к мистической реальности.

Объективизм: методологический монизм или методологический дуализм?

Одним из критических является эпистемологический вопрос: что значит объективно описывать процессы сознания. На этот счет существуют, по меньшей мере, две основные стратегии, которые можно назвать методологическим монизмом (фи-зикалистским панобъективизмом) и методологическим дуализмом (объективизмом с ограничениями в отношении субъективности), Напомним, что спор об их преимуществах имеет давнюю историю. В англоязычной философии глашатаем панобъек-тивизма был, конечно. У. Куайн. Однако не все физикалисты были столь уверены в непререкаемости панобъективистской парадигмы в объяснении субъективности и личностного. Например, У. Селларс говорил о 'трагизме научного образа мира', не могущего в своих объяснительных схемах охватить личностное отношение человека к миру. Были и другие сциентистски и натуралистически мыслящие философы, высказывавшиеся за умеренный объективизм. В последние десятилетия голоса в пользу 'реабилитации' или 'нового открытия сознания' на основе нового понимания объективизма высказывают такие авторитетные философы, как Д. Серль, К. МакГинн, Т. Нагель, Д. Фостер, М. Локвуд, Н. Блок, С. Крипке, Р. Пенроуз, О. Флана-ган, Д. Чэлмерс и др. Конечно, речь идет не о реабилитации трансцендентализма и интуиции, а о расширенном понимании объективизма, могущего включить в себя 'точку зрения от первого лица'. Однако все эти разговоры остаются в лучшем случае пожеланиями. Ибо совершенно не ясно, как можно состыковать онтологию субъективности с нынешней наукой, продолжающей работать в соответствии со сложившейся моделью объективизма, а какой станет наука будущего, никто не знает.

2. Плюрализм философии сознания: прогресс или тупик?

Если философия сознания сегодня представлена конфликтующими позициями, не оставляющими надежды на согласие, можно ли утверждать, что в ней нет никакого продвижения к раскрытию тайны сознания? Что она осталась такой же загадкой, какой была во времена Декарта, никакой существенной подвижки не произошло, а многочисленные 'детективы', скорее всего, топчутся на месте? (Количество публикуемой литературы - расследований - не имеет значения.) К такой оценке склоняются Т. Нагель (1974), Ф. Джексон (1982), К. МакГинн (1991). Всякое объяснение, говорят они, представляет собой редукцию, сведение к какому-то другому языку, со-

162

знание же феномен sui generis, для него нет языка изображения. Дж. Серль заметил, что можно говорить о кризисе науки и кризисе рациональности, коли с их помощью невозможно объяснить сознание.

Не склонные к чрезмерному пессимизму авторы оценивают ситуацию с большей надеждой: в конце концов, вечная проблемность составляет сущность философской дисциплины. Нельзя не видеть, что в последние полвека произошел серьезный прорыв в понимании сознания, хотя, наверное, требуется передышка и некоторый период ожидания, когда появится новый концептуальный аппарат в философии и науке для более эффективного прояснения этого загадочного феномена. Следует все же заметить, что авторов-оптимистов, не видящих резона в переносе раскрытия тайны сознания в неопределенно далекое будущее, гораздо больше; они убеждены, что ее нужно постигать сегодня имеющимися в наличии средствами, в противном случае нет смысла писать работы о сознании.

Как должен оценивать всю эту ситуацию историк философии, то есть наблюдатель со стороны, не участвующий в баталиях философов сознания? Как нам кажется, загадки сознания слишком велики, чтобы с ними можно покончить даже с помощью софистичной и вооруженной новейшими познавательными инструментами теории. Каждый шаг на пути к объяснению феномена осознающего себя интеллекта натыкается на слишком грандиозную тайну, можно сказать. Муsterium Tremendum, -как биологическое стыкуется с социальным, а невербальный уровень переходит на вербальный.

Субъективно нам не очень нравится позиция откровенных агностиков и пессимистов, заявляющих, что нахождение ответа на вопрос 'Что такое сознание?' вне возможностей человека. Плодотворные и новаторские идеи в истории знания чаще всего возникали у оптимистов. В связи с пессимизмом и оптимизмом уместен вопрос, что значит прогресс в философии? Этот вопрос имеет два аспекта: первый - решена ли какая-либо проблема (раскрыта ли тайна сознания); второй - есть ли продвижение в решении проблемы? Историку философии, которого интересует движение философии в контексте семиотических новаций культуры и расширения ее смыслового поля, наверное, следует отрицательно ответить на первый вопрос и положительно на второй.

Томас Кун говорил, что научные парадигмы различаются между собой не столько ответами, сколько вопросами. Именно в их характере в первую очередь сказываются сдвиги когнитивной культуры. Этот тезис можно применить и к философии, хотя здесь имеются свои особенности, связанные с тем, что новые вопросы в каждую последующую эпоху соотносятся с 'вечными проблемами'. Прогрессивное движение в философии (и любом виде знания) может проявляться в различных вещах, не обязательно 'решениях'. Оно происходит при проведении все более тонких дистинкций в исследуемом объекте, в результате чего в нем обнаруживаются новые аспекты. Как правило, это приводит к постановке вопросов, которые раньше никому не приходили в голову. Чем больше вопросов и оттенков вопросов, тем с более продвинутым этапом в развитии знания мы имеем дело. В итоге появляется множество подпроблем и новых понятий, а старые проблемы переформулируются с учетом новых. То есть происходит то, что Пол Фейерабенд назвал 'пролиферацией' идей. Все это находит свое выражение в новом языке (или специфическом для данной области" жаргоне), что, безусловно, следует отнести к очень важной новации. Если прогрессом культуры считать расширение смыслового поля языка и умножение семиотических средств, тогда все это означает появление в философии новых смысловых единиц, иначе говоря, расширение ее смыслового поля. Сказанное относится и к философии сознания. Проведение тонких дистинкций и формулировка множества подпроблем если и не сделали "Сознание объясненным" (так называется одна из книг Деннета), то позволили говорить о 'сознании более проясненном'.

Другой важный показатель прогресса - когда и в содержании, и в форме обсуждаемых вопросов имеют место когнитивные сдвиги, которые проявляются во введе-

163

нии нового инструментария, позволяющего проводить более тонкую и разнообразную работу. Например, введение в арсенал философии техники логического и концептуального анализа было шагом вперед в ее когнитивной культуре. То же самое можно сказать про компьютерные метафоры и аналогии: независимо от того, как к ним относиться, они стали новыми мощными инструментами, помогающими понять 'фурнитуру и архитектуру' сознания и 'машину' его деятельности.

Один из важных показателей прогресса, с нашей точки зрения, состоит в установлении более тесных контактов с наукой. Конечно, и сегодня есть немало авторов, которые, следуя установкам Витгенштейна и Райла, предпочитают оставаться только под зонтиком философии и замыкать исследование сознания концептуальным или лингвистическим анализом. Однако превалирует все же натуралистическое настроение: нельзя заниматься сознанием, дистанцируясь от того, что происходит в эволюционной теории, физике, нейробиологии, когнитивных науках, науках об искусственном интеллекте и др. Важно то, что у авторов, проявляющих чуткость к происходящему в науке, собственное философское пространство не суживается, скорее расширяется. Стимулами философского воображения сегодня часто выступают смелые гипотезы и открытия ученых; на их основе творятся самые 'сумасшедшие' метафизические теории. (Высказывается предположение, что XXI в. будет расцветом метафизики.)

В завершение нашей краткой историко-философской зарисовки логического пространства англоязычной философии сознания мы выражаем надежду, что читатель извлек для себя не только полезную информацию, но и получил представление

о динамике и драматической напряженности ее смыслового поля. Не будь напряженности, выражающейся в умножении альтернативных позиций, многие теории

вообще не состоялись бы, либо состоялись в урезанном виде. Опыт конкуренции является опытом 'взросления' в том смысле, что философия сознания стала более критичной по отношению к своим собственным посылкам, методам, целям и достигнутым результатам. И, как ни парадоксально, более спекулятивной и метафизичной, чем это было полвека назад. Что касается феномена сознания, то хотя он не освободился от ореола тайны, глубины этой тайны измерены и очерчены яснее, нежели это было в прошлом.

Примечания

Дополнительную (обширную) информацию о зарубежной литературе по философии сознания читатель может получить в обзорах Д.В. Ольшанского, опубликованных в реферативных сборниках ИНИОН: "Естественнонаучный материализм в современной буржуазной философии" (М., 1986. С. 86-118) и "Материалы к VII Международному конгрессу по логике, методологии и философии науки" (М., 1983. С. 168-207). Информацию о дискуссиях последнего времени и сложившихся в них альтернативных стратегиях читатель может найти в нашей книге: Юлина Н.С. Головоломки проблемы сознания: концепция сознания и самости Дэниела Деннета. М., 2004.

Б российской философской литературе 60-70-х гг. тоже сложились аналогичные векторы. Примером радикального социологизма может служить статья Э.В. Ильенкова "Идеальное" (Философская энциклопедия, М„ 1962). В отличие от зарубежных социологистов, отождествляющих сознание с социолингвистическим поведением, Ильенков определяющим фактором считал не функционирование языка, а "функционирование общественно-трудовой деятельности" (с. 221). Согласно Д.И. Дубровскому, защищающему информационный подход к сознанию, сознание возникает как эмерджентное качество биологической материи, превращаясь в обществе и культуре а самоорганизующуюся систему (Дубровский Д.И. Информация, сознание, мозг. М., 1980),

Нужно заметить, что протестантская теология в США весьма чутко отреагировала на философские дискуссии о сознании и задействованные в них когнитивные средства. В рамках 'теистического натурализма', например, утверждается, что объяснение феномена сознания (как и материи) требует принятия теолеологического принципа и посылки о существовании 'Разумного Дизайна'(Intelligent Desing). Под 'дизайном' понимается не моральный Бог, а Бог как процессуальная работа Вселенной или функционирование структур самоорганизующихся систем. В свою очередь, компьютеризация вызвала к жизни модели теологии, в которых Богу отведена роль 'Главного Программиста Вселенной', а история мира рассматривается как хранящаяся в его памяти гигантская база данных.

164