Самодостаточность постиндустриальной цивилизации

Итак, в последние годы вполне очевидными стали новые явления, характеризующие состояние дел в мировой экономике. Обеспечив значительную автономность от источников сырья и внешних рынков, постиндустриальный мир локализовал торговые потоки в пределах своих основных субъектов, сократив торговый обмен с развивающимися странами. Параллельно с этим шло замыкание инвестиционных потоков, во все большей степени ограничивающихся Соединенными Штатами и Западной Европой. И наконец, естественным следствием такого положения дел стало сокращение масштабов миграции населения постиндустриальных стран, сопровождающееся ее активизацией на границах постиндустриальной цивилизации и остального мира. Все эти факторы свидетельствуют, на наш взгляд, о том, что концепция глобализации, ставшая столь популярной на протяжении 90-х годов, не вполне отражает реальные процессы, разворачивающиеся в сегодняшнем мире. Он формируется, скорее, как расколотая цивилизация с единым центром силы, представленным сообществом постиндустриальных стран.

К концу XX века это сообщество стало средоточием научного потенциала человечества, важнейшим источником индустриального и даже аграрного богатства. Развитые страны контролировали 87 процентов из 3,9 млн. патентов, зарегистрированных в мире по состоянию на конец 1993 года. Если среднемировая численность научно-технических работников составляет сегодня 23,4 тыс. на 1 млн. населения, то в Северной Америке этот показатель достигает 126,2 тыс. К 1993 году вложения в наукоемкие технологии в США в 36 раз превосходили аналогичный показатель России, прежде казавшейся опасным соперником в научно-технической области. Объемы продаж за рубеж различных объектов американской интеллектуальной собственности выросли с 8,1 млрд. долл. в 1986 году до 27 млрд. долл. в 1995 году, тогда как импорт технологий, хотя также возрос, не превышал 6,3 млрд. долл., а положительное сальдо торгового баланса в этой области составило 20 млрд. долл. Пятьсот крупнейших ТНК, 407 из которых принадлежат странам "большой семерки", обеспечивают более четверти общемирового производства товаров и услуг12, их доля в экспорте промышленной продукции достигает одной трети, а в торговле технологиями и управленческими услугами - четырех пятых13. 300 крупнейших корпораций обладают 25 процентами всего используемого в мировой экономике капитала и обеспечивают 70 процентов прямых зарубежных инвестиций14. 51 из 100 крупнейших субъектов мирового хозяйства представлены транснациональными компаниями, и только 49 - национальными экономиками.

Обычно принято считать, что важнейшей движущей силой глобализации является международная торговля. На протяжении всего XX века темпы роста ее оборотов устойчиво превышали темпы роста мирового валового продукта. Более того; если за период 1870- 1913 годов объемы экспорта европейских государств росли темпами, на 43 процента превышавшими темпы роста их валового внутреннего продукта, то в 50-е и 60-е годы это превышение составляло уже 89 процентов15. В конце 80-х - первой половине 90-х годов масштабы торговых оборотов росли в интервале от 5,3 до 7 процентов в годовом исчислении. В 1970 году в международные торговые трансакции было вовлечено около четверти мирового ВНП, и, согласно прогнозам, эта доля может возрасти до двух третей в 2020 году. Таким образом, если с 1950 по 1992 год суммарный ВНП всех стран мира вырос с 3,8 до 18,9 трлн. долл., т.е. в 5 раз, то объем торговых оборотов - с 0,3 до 3,5 трлн. долл., т.е. почти в 12 раз16. Между тем гораздо реже говорится о замыкании этих товарных потоков в рамках постиндустриальной цивилизации, происходившем параллельно со становлением самого постиндустриального сообщества.

Эти тенденции, однако, не менее очевидны: если в 1953 году развитые державы направляли в страны того же уровня развития 38 процентов общего объема своего экспорта, то в 1963 году эта цифра составляла уже 49 процентов, в 1973-м - 54, в 1990-м - 76 процентов17. Наконец, во второй половине 90-х годов сложилась ситуация, когда только 5 процентов торговых потоков, начинающихся или заканчивающихся на территории одного из 29 государств - членов ОЭСР, выходят вовне этой совокупности стран, а развитые постиндустриальные державы импортируют из развивающихся индустриальных стран товары и услуги на сумму, не превышающую 1,2 процента их суммарного ВНП. На фоне некоторых попыток преувеличить значение экономик новых индустриальных стран и России, следует постоянно помнить о двух немаловажных обстоятельствах. С одной стороны, необходимо отказаться от учета ре-экспортных операций, значительно завышающих показатели торгового оборота, в первую очередь для стран Азии. Сделав это, мы увидим, что Китай в конце 1996 года поставлял на мировой рынок меньшую по стоимости товарную массу, нежели Бельгия18. С другой стороны, отрицательные торговые балансы развитых стран, на что часто обращают внимание как на свидетельство уязвимости постиндустриального мира, по сути являются фикцией до тех пор, пока большинство расчетов осуществляется в долларах США.

Нельзя также не отметить, что зависимость развитых стран от внешней торговли остается весьма незначительной и не затрагивает жизненно важных товарных групп (как, например, в России, удовлетворяющей за счет импорта до 40 процентов потребностей в продовольствии и до 95 процентов - в компьютерной технике). Если в 1959-1994 годах темп роста объемов международной торговли превышал темп роста валового продукта для мира в целом в 3 раза, то для США соответствующий разрыв не превосходил 2 раз19. В 1996 году отношение экспорта к ВНП в Соединенных Штатах было

втрое меньшим, нежели в Великобритании сто пятьдесят лет тому назад, в середине 40-х годов XIX века; можно предположить, что по мере развития "экономики услуг" (которые составляли в начале 90-х годов 76 процентов американского ВНП и лишь 20 процентов экспорта) данный показатель по-прежнему будет снижаться. Следует также заметить, что средняя заработная плата промышленных рабочих в странах - торговых партнерах США (рассчитанная по совокупному объему двусторонней торговли) составляла 88 процентов от уровня США; таким образом, за исключением энергоносителей, Соединенные Штаты не получали значимых объемов товарного импорта из развивающихся стран.

Аналогична и ситуация в Европе. Несмотря на формальные показатели, характеризующие экономики стран Европейского Союза как максимально открытые (так, суммарный товарооборот европейских стран составлял в 1994 году 39,8 процента мирового экспорта и 38,9 процента импорта20, а отношение среднего арифметического от объемов экспорта и импорта к ВНП достигало 23 процентов), большая часть этих товарных потоков ограничивалась рамками Европейского Союза. Так, в начале 90-х годов доля товаров, поставляемых странами - членами ЕС в другие государства Союза, составляла 66 процентов21, а если учитывать наравне с ними также формально не входящие в ЕС Норвегию, Швецию и Швейцарию, то 74 процента. В результате оказывается, что доля европейских товаров, направляемых на экспорт за пределы ЕС, фактически совпадает в соответствующим показателем США. При этом доля развивающихся стран в европейских экспортно-импортных операциях устойчиво снижается год от года; их суммарный объем в 1994 году (за исключением Китая) составил величину, не превышающую объема торговли со Швейцарией (в частности, доля стран - членов ОПЕК снизилась с 27,9 процента импорта в 1975 году и 20,7 процента экспорта в 1982 году до, соответственно, 7,5 и 6,9 процента в 1994-м22).

Еще с большим нажимом исследователи процессов глобализации говорят о масштабных инвестиционных потоках, направляющихся из постиндустриальных стран в остальные регионы мира;

рост прямых зарубежных капиталовложений считается одной из основных характеристик экономики конца XX века. Подобные процессы действительно имеют наглядные подтверждения: на протяжении 80-х годов объем прямых иностранных инвестиций рос примерно на 20 процентов в год, что в четыре раза выше темпов развития международной торговли; в результате в начале 90-х в мире на предприятиях, принадлежащих владельцам-нерезидентам, производилось товаров и услуг на 4,4 трлн. долл., что превышало общий объем мировой торговли, оценивавшийся в 3,8 трлн. долл.23 Только полностью подконтрольные американским инвесторам зарубежные компании в начале 90-х годов продавали товаров и услуг более чем на 1 трлн. долл. в год, что в 4 раза больше всего американского экспорта и в 7-8 раз превосходило размер столь часто упоминаемого дефицита торгового баланса США.

Так вот, оказывается, что большинство инвестиционных потоков четко локализовано в рамках постиндустриального мира. Если рассмотреть иностранные капиталовложения американских компаний и инвестиции, поступающие из зарубежных стран в экономику США, можно увидеть, что они весьма явным образом распределяются по странам-донорам и реципиентам. В 1990 году корпорации только семи стран - Великобритании, Японии, Канады, Франции, Германии, Швейцарии и Нидерландов - приобрели более чем по 10 американских компаний, причем доля Великобритании в этом числе составляла около 31 процента, а Японии - менее 14. Характерно, что эти же семь стран оставались главными партнерами и в 1996 году: они обеспечивали суммарно 85 процентов всех инвестиций в США и выступали реципиентами для более чем 60 процентов всех американских капиталовложений за рубежом. Аналогичная переориентация американских инвестиций особенно заметна в последние десятилетия: если в 1970 году в Европу направлялось около трети всего их количества, то сегодня суммарные инвестиции в ЕС составляют около 50 процентов. Хотя США тесно связаны со странами Латинской Америки и имеют большой объем товарооборота с Азией, на долю Японии и новых индустриальных стран Азии приходится не более 8, а на долю Мексики - менее 3 процентов общих американских иностранных инвестиций24.

В последние годы стала заметна новая тенденция: инвестиционная активность на американо-европейском направлении растет, тогда как в направлении Японии снижается. Международные слияния и поглощения обеспечивали в 90-е годы более 70 процентов всех инвестиционных потоков между странами - членами ОЭСР, и единственным регионом, где эти процессы были выражены крайне слабо, оставался восточноазиатский регион, включая Японию. Стоимость подобных сделок в мировом масштабе выросла с 400 млрд. долл. в 1992 году до 1,65 трлн. долл. в 1997-м25; на долю Японии пришлось всего 11 млрд. долл., или менее 1 процента26. Только в автомобильной промышленности за 1996-1998 годы было зафиксировано около 20 сделок, а объектами поглощения стали такие всемирно известные фирмы, как "Крайслер", "Ровер", "Роллс-Ройс", "Ламборджини" и "Вольво". Характерно, что "Крайслер" был оценен при его покупке немецкой компанией "Даймлер" в 41 млрд. долл., а контрольный пакет японской "Мицубиси" достался той же корпорациии всего за 1,5 млрд. долл. В то же время французский концерн "Рено" установил контроль над японским гигантом "Ниссан" всего за 2 млрд. долл.

На протяжении всего периода после 1973 года доля развивающихся стран в общем объеме мировых капиталовложений уверенно уменьшалась, сократившись до 17 процентов в 80-е годы по сравнению с 25 процентами в 70-е27. В 80-е и 90-е годы наступила еще

большая поляризация: ввиду быстрого развития дешевых производств в Юго-Восточной Азии значительные инвестиционные потоки были переключены на этот регион. В результате суммарные инвестиции США, европейских стран и Японии друг в друга, а также в Сингапур, Китай, Малайзию, Индонезию, Таиланд, Гонконг и Тайвань обеспечивали 94 (!) процента общего объема прямых иностранных инвестиций в мире28; хозяйствующие же субъекты, находящиеся за пределами стран - членов ОЭСР, осуществляют сегодня не более 5 процентов общемирового объема прямых зарубежных инвестиций. В середине 90-х годов наметился рост инвестиций в Восточную Европу и страны бывшего советского блока; однако последние события - крах азиатских рынков в 1997 году и финансовая несостоятельность России - делают перспективы роста инвестиций за пределы постиндустриального мира еще более проблематичными.

При этом нельзя не отметить, что основные финансовые центры сосредоточены сегодня в пределах постиндустриального мира в гораздо большей мере, чем промышленное производство или научные институты. Дневной оборот валютообменных операций, на 95 процентов сосредоточенных в странах, входящих в "the Triad", составлял в 70-е годы около 15 млрд. долл., в начале 80-х - 60 млрд. долл., а в начале 1995 года - 1,3 трлн. долл.; в 1983 году годовой объем подобных трансакций превосходил объемы международной торговли в десять раз; к 1992 году превышение достигло 60 раз. Международные межбанковские заимствования исчислялись суммой в 6,2 трлн. долл., причем 65 процентов их обеспечивали банки США, Швейцарии, Японии, Великобритании, Франции, Германии и Люксембурга. С начала 80-х годов в основных финансовых центрах распространились операции с разного рода производными финансовыми инструментами (форвардными и фьючерсными контрактами, деривативами и так далее), и к середине 90-х годов объемы большинства подобных рынков выросли от 20 до 40 раз. В 1994 году общая стоимость контрактов по выпущенным деривативам достигала 12 трлн. долл., в то время как общая стоимость основного производительного капитала всех экономик мира не превышала 20 трлн. долл. Согласно оценкам Международного валютного фонда, уже сегодня трастовые фонды способны в считанные дни мобилизовать для атаки на ту или иную национальную валюту до 1 трлн. долл., а по данным консультационной компании "МакКинси", объем мировых финансовых рынков должен был составить к 2000 году более 83 трлн. долл. Степень их концентрации в рамках постиндустриального сообщества не требует комментариев.

Дополнительным свидетельством нарастающей обособленности постиндустриального мира служит динамика миграционных потоков. В последние годы наблюдается невиданный рост пассажирских перевозок и туризма (по некоторым данным, туристская индустрия к 2005 году будет обеспечивать до 10 процентов мирового валового продукта), но при этом резко снижается миграция граждан развитых стран по чисто экономическим причинам. Характерно, что в границах Европейского Союза при фактическом отсутствии ограничений на передвижение и работу только 2 процента граждан находят применение своей рабочей силе вне национальных границ (соответствующий показатель превосходит 10 процентов лишь для относительно отсталой Португалии29). Жители постиндустриальных регионов уже достигли того уровня благосостояния, при котором экономическая миграция фактически исчерпала себя; следует также иметь в виду, что в условиях информационного типа хозяйства высокообразованные работники, составляющие наиболее активный сегмент рабочей силы, способны использовать современные технические возможности, позволяющие им осуществлять свою деятельность фактически вне зависимости от места, в котором они находятся.

Напротив, с каждым годом постиндустриальный мир вынужден все более активно защищаться от иммигрантов из бедных стран, движимых чисто экономическими соображениями. Если в 50-е годы 68 процентов прибывавших в США легальных иммигрантов происходили из Европы или Канады и принадлежали к среднему классу, то в 70-е и 80-е годы более 83 процентов общего их числа были азиатского или латиноамериканского происхождения, а уровень их образованности был в четыре раза ниже, чем у среднего американца. К началу 90-х годов в число десяти стран, обеспечивающих наибольший поток переселенцев в США, входили Мексика, Филиппины, Корея, Куба, Индия, Китай, Доминиканская Республика, Вьетнам, Ямайка и Гаити. В странах Европейского Союза к середине 90-х годов численность иностранных рабочих, прибывших туда из-за его пределов, составляла более 10 млн. человек, или около 11 процентов рабочей силы30, что соответствовало доле безработных в населении ведущих стран Европы. Как правило, иммигранты в европейских странах пополняют низшие классы общества и создают предельно жесткую конкуренцию местным работникам; согласно статистическим данным, на протяжении последних двадцати лет средние заработки легальных иммигрантов в Европе составляли от 55 до 70 процентов доходов европейцев, выполнявших аналогичные работы.

Как следствие, отношение населения постиндустриальных стран к иммигрантам изменяется к худшему. Только на протяжении последних трех лет администрации ряда округов шести крупнейших штатов - Калифорнии, Флориды, Нью-Йорка, Аризоны, Техаса и Нью-Джерси - возбудили официальные судебные иски против федерального правительства (суммы колебались от 50 млн. до 33 млрд. долл.), требуя компенсировать их финансовые потери, вызванные излишней либеральностью национального иммиграционного законодательства31. Согласно последним опросам общественного мнения, среди молодежи европейских стран, наиболее подверженной безработице, негативное отношение к иммигрантам разделяют от 27,3 процента французов до 39,6 процента немцев и 41 процента бельгийцев32. В данной связи можно предположить, что за победой Партии свободы на выборах в Австрии неизбежно последуют успехи других националистических движений, а ближайшие десятилетия могут стать для США и ЕС периодом жестких ограничений использования иностранной рабочей силы.

Современный постиндустриальный мир формируется как относительно замкнутая хозяйственная система, элементы которой взаимодействуют прежде всего с теми странами и регионами, которые уже достигли или способны в недалеком будущем достичь аналогичного уровня технологического и экономического прогресса. Следствием подобной тенденции, проявляющейся прежде всего в нарастающей автономности развитых стран по отношению к развивающимся и сосредоточении основных торговых и инвестиционных потоков в рамках постиндустриального сообщества, в недалеком будущем способно стать формирование "расколотой цивилизации", в которой взаимодействие "первого" и "третьего" миров сведено к минимуму. Безусловно, в современном мире существуют и будут существовать серьезные контртенденции, препятствующие возникновению наиболее гротескных форм такой разделенности;

ни при каких обстоятельствах постиндустриальная цивилизация не сможет обезопасить себя, например, от экологических и гуманитарных катастроф, которые могут разразиться за ее пределами. Однако перспектива становления в XXI веке разделенного мира представляется сегодня вполне реальной.

Реалистичность подобного хода развития событий подкрепляется также тем, что в последние десятилетия модель многополярного мира, чрезвычайно популярная в 70-е и 80-е годы, уходит в прошлое как по политическим, так и по чисто экономическим причинам. Это и распад советского блока, до поры до времени служившего противовесом Западу; это и явная неэффективность модели "догоняющего" развития, еще в 80-е годы казавшаяся панацеей от многовековой отсталости развивающихся стран. Все эти проблемы настолько важны, что мы посвятим им следующую лекцию.

1 - Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М., 1999. С. XCI. 2 Fromm E. The Sane Society. L., 1991. P. 124.

2 - См.: Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический сборник. М.,1987. С.49,13,12.

3 - См.: Красильщиков В.А. Вдогонку за прошедшим веком. М., 1998. С.129-130.

4 - См.: Путь в XXI век. Стратегические проблемы и перспективы российской экономики. Под ред. Д.С.Львова. М., 1999. С. 222.

5 - См.: Goldman М. Lost Opportunity. What Has Made Economic Refonn in Russia So Difficult. N.Y.-L., 1996. P. 13.

6 - См.: Goldman M. What Went Wrong with Perestroika. N.Y.-L., 1992. P. 49.

7 - См.: Гайдар Е. Аномалии экономического роста. M., 1997. С. 120, табл.8.

8 - См.: Путь в XXI век. С. 305.

9 - См.: Андрианов В. Д. Россия в мировой экономике. М., 1999. С. 23.

10 - См.: Андрианов В.Д. Россия: экономический и инвестиционный потенциал. М., 1999. С. 194.

11 - См.: Павленко Ф., Новицкий В. Тенденции структурных изменений и промышленная политика в странах СНГ// Вопросы экономики. 1999. № 1.С.116.

12 - См.: Глазьев С. Центральный банк против промышленности России // Вопросы экономики. 1998. № 1. С. 21.

13 - См.: BlasiJ.R.. Kroumova M., Kruse D. Kremlin Capitalism. Ithaca (N.Y.)-L., 1997.P. 24.

14 - См.: Blasi J.R., Kroumova M., Kruse D. Kremlin Capitalism. P. 190.

15 - См.: Woodruff D. Money Unmade. Barter and the Fate of Russian Capitalism. Ithaca (N.Y.)-L., 1999. P. 147-148.

16 - См.: Булатов А. Вывоз капитала из России: вопросы регулирования // Вопросы экономики. 1998. № 3. С. 56.

17 - См.: Абалкин Л. Бегство капитала: природа, формы, методы борьбы // Вопросы экономики. 1998. № 7. С. 39.

18 - См.: Илларионов А. Как Россия потеряла XX столетие // Вопросы экономики. 2000. № 1. С. 6.

19 - См.: Кудров В., Правдина С. Сопоставление уровней производительности труда в промышленности России, США и Германии за 1992 год // Вопросы экономики. 1998. № 1. С. 131-132.

20 - См.: Андрианов В.Д. Россия в мировой экономике. С. 26.

21 - См.: Schwartz P., Leyden P., Hyatt J. The Long Boom. A Vision for the Coming Age of Prosperity. Reading (Ma.), 1999. P. 134.

22 - Подробнее см.: Rosensweig J.A. Winning the Global Game. A Strategy for Linking People and Profits. N.Y., 1998. P. 156.

23 - Львов Д. С. Развитие экономики России и задачи .экономической науки. М, 1999. С. 66.

24 - См.: Вольский А. Инновационный фактор обеспечения устойчивого экономического развития // Вопросы экономики. 1999. № 1. С. 12.

25 - См.: Ляско А. Реализация программы стабилизации не способна преодолеть кризис // Вопросы экономики. 1998. № 9. С. 7.

26 - См.: Brady R. Kapitalizm. Russia's Straggle to Free Its Economy. New Haven (Ct)-L., 1999. P. 186.

27 - См.: Монтес М.Ф., Попов В.В. "Азиатский вирус" или "голландская болезнь"? Теория и история валютных кризисов в России и других странах. М.,1999. С. 11.

28 - См.: Монтес М.Ф., Попов В.В. "Азиатский вирус" иди "голландская болезнь"? С. 42.

29 - См.: WoodruffD. Money Unmade. P. 162-163.

30 - См.: Делягин М.Г. Идеология возрождения. Как мы уйдем из нищеты и маразма. М., 2000. С. 34.

31 - См.: Ушканов И., Молоха И. Утечка умов: масштабы, причины, последствия. М., 1999.С. 86-87.

32 - См.: Simes D. After the Collapse. Russia Seeks Its Place as a Great Power. N.Y.,1999. P. 105, 108.