5.1.2. Историческая темпоральность

С позиций прошлого вообще различают историческое и доисторическое время. Возникает вопрос, действительно ли существенно различны эти времена и не есть ли это, в сущности, одно и то же время, ибо доисторическое время не может служить настоящим ограничением исторического времени, так как оно могло бы служить таким ограничением лишь при условии, что оно внутренне было бы иным и отличным от этого времени. Ответ на этот вопрос зависит от того, есть ли в доисторическое время что-то иное, нежели в историческое.

Доисторическое время было бы существенно внутренне различным, если бы у него было иное содержание, чем у исторического. Но какое же различие можно найти между ними в этом отношении? С точки зрения обычных понятий такого различия нет, разве что события доисторического времени незначительны, а события исторического - значительны. Коль скоро нет между историческим и доисторическим временем истины, а именно внутреннего различия, то и невозможно провести между ними твердой границы, так что никто не может сказать, где начинается историческое время, а где оно заканчивается. Но все это требует дальнейшего осмысления.

Историческое и доисторическое время - это уже не относительное различие в пределах одного и того же времени это два различных, разделенных, включающихся друг в друга, но тем самым и ограничивающих друг друга периода времени, ибо между этими периодами есть существенное различие: в доисторическое время сознание человечества подвержено внутренней необходимости, процессу, который как бы отнимает его у действительного мира; историческое же время не продолжается в доисторическом, а, напротив, ограничено таковым; мы называем его совершенно иным не потому, что в самом широком смысле оно тоже не было историческим, а потому, что в это время совершаются исторически масштабные события и время это полно событий, причем событий совершенно иного вида, подчиненных совершенно иному закону. В этом смысле мы назвали его относительно философским [1].

Однако это время, которым замкнуто и ограничено время историческое, в свою очередь, определено, и само оно, тоже в свою очередь, ограничено иным временем; это же иное или, вернее сказать, третье время, не может быть просто каким-то историческим, но может быть лишь абсолютно доисторическим как время полнейшей исторической неподвижности. Это время еще неразделенного, единого человечества, которое само не нуждается уже в ограничениях, так как относится к последующему лишь как момент, чисто исходная точка, постольку, так как в нем самом нет истинного последовательного хода событий, нет последовательности времен в отличие от двух иных.

История протекает для человека так, что это уже не беспорядочное, не безграничное время. Каждое звено этого целого есть свое особенное, самостоятельное время, которое ограничивается не просто временем предшествующим, но временем, отделенным от него и сущностно различенным. Можно, конечно, различать историческое соотношение и историю; при этом первое есть само последование событий и ситуаций, а второе - видение их. Отсюда следует, что понятие «историческое совершение» шире, чем понятие «история». Поэтому вместо понятия «доисторическое время» можно использовать понятие «дособытийное время», а вместо понятия «относительно доисторическое время» - «доисторическое время».

Когда общество, ставшее более сложным, приходит к осознанию времени, все его старания прежде всего направляются на отрицание времени, ибо оно видит в нем не то, что проходит, но то что возвращается. Статичное общество организует время в соответствии со своим непосредственным опытом восприятия природы, функционирующей по модели циклического времени. Циклическое время господствует уже в опыте кочевых народов: в каждом моменте их переходов они застают одни и те же условия, и потому, например, Гегель отмечал, что странствия кочевников являются лишь формальным понятием, ибо оно не выходит за пределы однородных пространств [2].

Общество, локализуясь в определенном месте, придает пространству некоторое содержание через обустройство индивидуализированных мест и оказывается тем самым замкнутым внутри этого местоположения. Временной возврат в подобные места является возвратом времени в то же самое место, повторением последовательности действий.

Циклическое время само по себе является временем бесконфликтным, однако в самом этом времени заложен конфликт: ведь история борется прежде всего за то, чтобы быть историей практической деятельности. Эта история создает необратимое на поверхности, ее движение составляет то самое время, которое исчерпывается внутри неисчерпаемого времени циклического сообщества [1], [3].

Так называемое «холодное общество» - это общество, которое выдерживает в постоянном равновесии свое противостояние по отношению к человеческому, естественному окружению; внутреннее противоречие между последними до крайности замедляет свою историческую составляющую. Если крайнее разнообразие возникших ради этого институтов свидетельствует о гибкости самотворящей человеческой природы, то сам факт такого свидетельства, очевидно, может принадлежать только внешнему наблюдателю, вернувшемуся из исторического времени.

В этой связи, К.В. Хвостова и В.К. Финн отмечают «установление определенных периодов, эпох, связано с исследовательской процедурой, которую можно условно назвать исторической инверсией. Кроме того, происходит абстрагирование от временных изменений, фиксирование статического времени, синхронных факторов. Подразумевается признание в обществе и в деятельности людей определенных инвариантов. В частности, в европейской христианской традиции большую роль играет признание традиционности, неизменности определенных качеств, свойственных человеку. Эти качества имеют, согласно одним теориям, божественный, а согласно другим, - связанный с природой человека характер.

Сказанное обнаруживает важность понятия исторического времени как гносеологической характеристики, показывающей, каким образом представители разных научных школ и направлений оценивали смысл происходящего в истории (например, осевое время К. Ясперса), то есть какие события, факты и тенденции они квалифицировали как переломные, позволяющие говорить о смене эпох. Прошлое в развитии истории человечества - это события, факты, тенденции, которые, по мнению историка, имели в свое время большое значение, повлияли так или иначе на дальнейшее развитие, но, тем не менее, сменились другими тенденциям, но однородными с данными, несущими иной исторический смысл» [4, 27].

Общепринятое понятие современности предполагает, по крайней мере, обращение к попытке уяснить специфику исторических тенденций, проходящую сквозь рациональную конструкцию, относящуюся непосредственно к настоящему. Ведь рациональный спектр сознания может быть ограничен именно историческим способом, когда отыскиваются эпистемологические неопределенности. «Повышение роли исторического знания в современной эпистемологии связано не только с признанием важности в науке временного фактора, но и с акцентированием исторического субъективизма и плюрализма в рамках теоретической гносеологии истории. Подобная позиция не соответствует прагматическому уровню гносеологии истории с его вниманием к имманентным проблемам науки и их развитию. Действительно, разработка новых методов исторического исследования, происходящая в последние десятилетия, способствует достижению большей согласованности мнений историков относительно сложного сплетения исторических событий и их оценки» [4, 24].

Специфика подобного рассмотрения заключается не в признании многофакторности и вариативности тенденции, не в гетерогенности и редуцируемости к общему источнику и даже не в незавершенности некоторых или ведущих тенденций в настоящем, что позволяет само настоящее описывать как знание. Эта специфика тенденции должна быть усмотрена в их способности проходить сквозь настоящее, в том, что выдвижение из будущего в настоящее делает их современным. Через строгое понятие «современность» дается и структура исторической относительности вообще. Сопряженность чего-то исторического с чем-то историческим есть экспликация исторического времени уже не как последовательности моментов, элементов формы образований, а как составленности исторического целого; и время в таком случае кажется не формой исторического анализа, а образующей формой исторической конструкции. Именно в понятии «настоящее» может быть найдена возможность мыслить и историческое время, причем вне контекста его определяющей соотнесенности с историческим пространством, историческим опытом, исторической жизнью. Неформальное условие времени должно соотноситься с формальным условием пространства и процесса, но должно описывать время как условие соотносимости исторических этапов присутствия; и здесь понятие настоящего обнаруживает свой проблематизирующий потенциал в том плане, что открывает и, более того, удерживает открытым вопрос о статусе темпоральной схематики философии и истории.

Сделаем два замечания общего плана. Известно, какова значимость тематики философии истории. История сама по себе есть собрание сведений, и философия истории поэтому должна быть чем-то вроде осмысления содержания этих сведений, причем осмыслением схематичным и упорядочивающим в той мере, в какой она распределяет историческое содержание по векам и периодам. Но философия истории уже не есть упорядочивание материала по какой-то своей, пусть даже всеобщей, мерке. Когда в философии истории речь идет о временах, периодах и веках и им подобных конституэнтах, то разбирается и понимается не сущность бытия, не включенного в исторический фрагмент содержания, а самого исторического фрагмента как такового. Темпоральное описание философии истории имеет свою специфику, связанную скорее не с ориентацией на понятие времени вообще или на дистанцию физического и исторического времени, а с тем, что оно вообще может отсутствовать как направляющее или же присутствовать не собственной мерой, а как квазивременное. Это значит, что темпоральный анализ, в котором четко артикулированы смысл времени как природы и эпохи, формации и образа, события и свершения, господства и преимущества, или основан на разного рода аналогиях и употреблениях, или же этот анализ оказывается лишь частной сферой философско-исторического интереса.

В философии и истории находят три измерения исторической реальности: темпоральное, пространственное, ситуативное. Для пространственной схематики характерно, что историческое не находимо только там, где развернута пространственная конструкция - конструкция познаваемых или познанных элементов и описание типичного или господствующего вида связи элементов конструкции. Для ситуативной схематики историческое обнаруживается среди элементов заданного положения дел; особенно важно и то, что при ситуативном описании связи исторических событий выясняется их конкретный характер; есть в этом понятии истории важнейшей элемент - поколение, имеющее возраст для совершения осмысленных действий, получившее образование, оставившее результаты своего труда [5]. Кроме того, особенно привлекательной в философии истории выглядит представление исторической реальности как процесса: процесс ли это исторических формаций, или исторических типов, или исторических характеров. Наконец, для темпоральной схематики историческое обнаруживается там, где имплицируется временная мера бытия исторически сущего, то есть историчность понимается как временность, присутствие, в том числе сущность и временность самого исторического понимания.

Заметим, что «настоящее» в строгом понятийном смысле представляет собой проблемы для ситуативно или пространственно конституированной философии истории. Для ситуативно-ориентированной философии истории сама проблема типичной и проблематизирующей истории каждый раз оказывается актуальной с точки зрения исторических событий.

Принимая точку зрения, что исторический процесс есть такая мыслительная конструкция, которая отражает позицию исследователя и представляет, таким образом, объекты ее рассмотрения, например общество в целом или политическую систему изменяющиеся во времени, исследуем вопросы временного параметра и его роли в социально-исторических исследованиях. И. Кант был одним из первых мыслителей, кто впервые указал, что закономерности истории в значительной мере связаны с временным параметром и проблемой выбора временного масштаба рассмотрения истории. Если масштаб небольшой, на первый план выступает случайность, если же масштаб, наоборот, крупный, то исследователь может выделить те или иные нарастающие процессы и может определить тенденции. Принципиально новое, что предложил И. Кант, - это точка зрения исследователя на подход к историческому процессу, когда он рассматривает его «либо через очки, либо через микроскоп» [6].

Понятие «процесс» со всеми его фундаментальными характеристиками может возникнуть только у субъекта, фиксирующего и упорядочивающего свои моментальные образы прошедших состояний наблюдаемых объектов. Это чисто ментальный продукт. Об объективности исторических процессов можно говорить только в плане объективности и непрерывности исторических изменений выбранного объекта, конкретно - о выбранных его состояниях, то есть о том, что мы понимаем, что именно, наблюдая объект в каждый момент его бытия, можно зафиксировать, будь это хотя бы самые мельчайшие исторические изменения, и что можно отразить в своем сознании как упорядоченную последовательность ментальных образов прошедших состояний изменяющегося объекта.

Так, Е.М. Сергейчик отмечает, что «история, как уже отмечалось, в целом предстает как дисконтинуальный процесс: в известных точках исторического пространства-времени наступают «надломы», образуются «разрывы», происходят «мутации», «некумулятивные скачки», способные подчас резко изменить «маршруты» культуры. По мере того как возрастает динамизм социокультурных изменений, актуализирующих творческие аспекты человеческой деятельности, усиливается исследовательский интерес к переходным, или транзитивным, периодам истории» [7, 516].

Современные средства исторического познания позволяют реконструировать любую историческую реальность, которая может быть подвергнута исследованию с точки зрения принятия ее теоретической картины и, как следствие, дать познающему субъекту адекватное представление об этой картине. Одной из приоритетных проблем исторического знания является установление истинности исторических фактов в контексте исторического исследования. То же самое, конечно, касается исторических событий. Однако в современной философской литературе, например, понятие «факт» вызывает самые различные интерпретации. Дело в том, что в реальной жизни человек обычно не задумывается над содержанием и смысловой стороной самого термина «факт», хотя достаточно часто им оперирует. В научной литературе относительно этого термина продолжались и продолжаются достаточно острые дискуссии, касающиеся концептуальных, в том числе семантических аспектов. Можно отметить дискуссию 50-70-х годов XX века, в которой приняли участие такие известные философы, как И.С. Нарский, Ю.А. Петров, В.А. Смирнов и другие, а также более позднюю дискуссию, в которой активное участие приняли такие отечественные ученые как А.И. Ракитов, А.С. Карпенко, А.Л. Никифоров, В.В. Попов, и зарубежные авторы - И. Бэнтем и Ч. Хэмблин.

Понятие «факт» в основном употребляется в двух значениях. В первом значении оно применяется для конкретного исторического факта (например, Отечественная война 1812 года является историческим фактом, который существует объективно, на который мы, естественно, не можем повлиять). Другое значение понятия «исторический факт» обычно связано с обозначением источников, которые лишь отражают исторические факты.

Следует отличать объективные факты от так называемых дескриптивных фактов. Первые являются фактами рационалистического подхода к объективной реальности, а вторые - фактами, которые появляются в процессе человеческого воспроизведения исторической действительности. Факты первого рода исторически объяснимы. Факты второго рода являются результатом человеческой деятельности, поскольку именно человек, обращаясь к истории, подбирает различные данные, формирует хронологии, создает исторические труды. Конечно, это является не чем иным, как своего рода познавательными образами, которые отражают исторические факты, связанные с историческими объяснениями реальной действительности. Следует обратить внимание на то, что такое отображение не всегда носит адекватный характер. Дело в том, что в рамках исторического рационализма сами исторические факты в определенной степени релятивны, а поэтому интегральны и многогранны.

Возникает резонный вопрос: «Зачем исследователю-историку проводить точный анализ не только самих исторических проблем, но и непосредственно исторических фактов?» Дело в том, что человек изучает исторические факты не просто для того, чтобы выйти на процессы фактоописательства или какого-то эмпирического толкования истории, а для того, чтобы рассмотреть историческое изменение, в рамках которого находятся исторические факты. Это позволяет представить мировую историю как сложный, многообразный, но единый процесс.

Рассматривая исторический факт в контексте исторического процесса, следует помнить о тех трудностях, которые обусловлены и самой спецификой объекта исследования. Прежде всего, при рассмотрении тех же исторических фактов, а также при установлении исторической адекватности, могут существовать, а могут и не существовать необходимые исследователю исторические источники. В первую очередь речь идет об изучении далекого исторического прошлого, но, с другой стороны, исторические источники не всегда могут содержать адекватную историческую информацию о конкретных исторических фактах, так как исторический факт не всегда может быть редуцированным, исходя из его расположения в рамках исторического процесса [8]. Исследователь, изучающий тот или иной исторический процесс, редко имеет дело с каким-то одним конкретным фактом, ибо в таких случаях речь идет о некоей совокупности, некоем множестве фактов, которые сами имеют определенные связи между собой - принципы совместимости, дополнительности, взаимообусловленности. Совокупность исторических фактов не представляет собой нечто изолированное от других фактов социальной действительности, то есть, как говорил Гельвеций, «история - это не просто роман фактов, а объективный процесс…», и в этом процессе факты взаимообусловлены, взаимосвязаны.

Онтологический аспект понимается нами как признание исторического факта, входящего своеобразным элементом в исторический процесс, в рамках которого он связан с другими историческими фактами. Предположив внутреннюю связь между историческими фактами и попытками исследовать социальную реальность, необходимо построить факты таким образом, чтобы исторический процесс отражал их внутреннюю логику. Но результата можно достигнуть лишь в том случае, если само социальное бытие подобных фактов рассматривается не просто в некотором единстве с другими историческими фактами, а и с выявлением их места в общем историческом процессе, в конкретных исторических процессах, а также в плане исторических тенденций.

С учетом влияния на дальнейший ход развития исторический факт можно понимать как то или иное конкретное явление, которое в рамках интерпретации как исторического знания требует своего объяснения и понимания в связи с общим социальным контекстом исторического процесса. Если исследователь, например, заинтересуется наследием Фомы Аквинского, то он неизбежно придет к особенностям той исторической эпохи, в которую творил Фома Аквинский, сосредоточит внимание на фактах, вскрывающих специфику его обращения к Аристотелю, и в этом случае речь пойдет также о том, что не только Фома Аквинский обращался к исследованиям Аристотеля. Исторический факт, что попытка придания средневековой философии системного характера именно в рамках учения Фомы Аквинского предполагала использование философских источников античности. Но при этом, если жизнь и деятельность Фомы Аквинского как исторический факт брать изолированно от других исторических фактов и от тех социальных процессов, которые происходили во время, когда формировалось его учение, то нельзя выявить его истинного исторического значения. Фома Аквинский именно в рассматриваемом нами контексте подошел к тому, что средневековая философия приобрела свой систематический вид, опираясь при этом на весьма спорные аспекты аристотелевской философской системы. Это, с одной стороны, обусловило усиление значимости средневековой философии, а с другой - ее упадок.

Теоретико-познавательный аспект исследования исторических фактов предполагает их изучение с позиции познавательных функций исторических процессов. Обращение к реконструкции исторической реальности предполагает исходить из реальных исторических фактов, абстрагируясь от деятельности субъектов истории, от их общекультурного уровня и личностных качеств.

Рационалистический метод связан непосредственно с оценкой исторических фактов в контексте исторического изменения. Этот момент является одним из самых сложных для исследователя, так как предполагает полную объективность анализа исторического факта независимо от субъективных симпатий и антипатий. Анализ рационалистической проблематики исторического изменения, конечно, не может не учитывать каких-либо социально-политических пристрастий, социально-политических установок, политических или эстетических норм.

Нельзя не обратить внимания на тот факт, что исследователь имеет свои мировоззренческие установки. Он живет в конкретном социуме, принадлежит к определенному социальному страту, имеет свой собственный социальный статус, то есть в этом случае рационалистический момент играет приоритетную роль, так как в рамках социума большое значение имеет тот факт, что любое поколение должно быть соотнесено с теми ценностями, которые поставлены на государственный уровень. Естественно, что социальные различия в обществе предполагают весьма разнообразные трактовки исторических фактов. Конечно, можно сказать, что в подобных условиях исследователь должен быть человеком беспристрастным. Однако он, прежде всего, человек и гражданин, и ему, конечно же, не все равно, что происходит в том обществе, в котором он живет.

Можно определить некий критерий, который дает возможность научного анализа того или иного исторического факта на основе исторического текста. Такой критерий связан с выявлением роли исторического факта в историческом тексте; кроме того, он означает не что иное, как своеобразную цепочку исторических фактов, которые в итоге и составят исторический текст, являющийся завершенным процессом, по которому можно оценивать на адекватность те или иные небольшие или, наоборот, эпохальные фрагменты исторического процесса.

С точки зрения ряда исследователей, историчность характера события обеспечивает определенное место в общем потоке исторического процесса или идет вразрез с ним. Такая позиция связана с пониманием интеграции исторического процесса, с традицией понимания хода истории, в соответствии с которой все, что не укладывается в русло исторической тенденции прогресса, - является вообще неисторическим. С другой стороны, исторический факт можно понимать как то или иное конкретное событие, которое требует осознания и объяснения в связи с общим социальным контекстом конкретного исторического периода.

Касаясь проблемы онтологии «события», В. Ньютон-Смит, А. Прайор [9], [10] обратили внимание на то, что исходным пунктом при истолковании значения термина «событие» может быть исследование пары понятий - «существует - случается». Объекты, явления, состояния, которые имеют свойство подинтервальности, «существуют» или «не существуют», а в противоположность этому все то, что относится к событиям, «случается» или «не случается». Итак, объекты существуют, события случаются.

По принятому определению, социальное изменение есть переход от одного состояния к другому состоянию социального объекта. Сам объект, как известно, имеет части, в которых и происходят изменения, ведущие к изменению существования (точнее - состояния объекта). Эти состояния, как и сами объекты, существуют. Но могут ли существовать события? Например, можно сказать, что «Цезарь существовал», но можно ли сказать, что «существовала смерть Цезаря»? Предполагается отрицательный ответ. Смерть Цезаря имела место или случилась, что и прекратило его существование.

Материальные объекты занимают определенное место в пространстве и во времени, причем два объекта не могут занимать одно и то же место в одно и то же время. События также могут занимать место в пространстве и в одно и то же время могут существовать несколько разных событий. Однако, случившись, события, в противоположность объектам, не имеют материального существования и соответственно - состояний. Между тем это не означает, что нельзя представить вообще структуру события. То, что для материального объекта является частью, для события является фазой. Как состояние объекта складывается из определенных частей объекта, так и событие раскладывается на фазы, упорядоченные отношением темпорального предшествования. В этой связи нелишне заметить, что фазы событий, как и части объектов, могут быть разной величины. По отношению к структурным элементам события (фазам) могут быть применимы предикаты типа «короче», «длиннее» и другие, характеризующие соизмеримость фаз во времени. Если событие сопоставляется с конкретным индексом времени, то это означает не что иное, как соотнесение с индексом одной из фаз события. Событие в целом не может занимать различного места в пространстве в различное время, однако его фазы могут проходить через различные места пространства и в разное время [11].

Изменение социального объекта происходит во времени относительно его состояний, то есть принимается последовательность их переходов и возможность такой последовательности в будущем времени. События же не могут представлять такую последовательность, так как они не имеют продолжения после того, как случились. Однако, поскольку события случаются во времени, не трудно применить схему «раньше - позже» внутри события. Таким образом, события проходят через свои фазы. Тем самым в событии можно выделить начало, промежуточные фазы и конец.

Несколько иной подход к этому предложил Е. Стеблер, по мнению которого событие может начинаться, продолжаться и заканчиваться. Е.Стеблер попытался рассмотреть событие в общей схеме процессов, одним из видов которых является событие, но каким видом именно - это для Е.Стеблер вопрос. Отметим, что положительное решение данного вопроса вызывает большие сомнения, так как события в типологию процессов не включаются [12].

Наличие фаз в структуре событий позволяет говорить об изменениях внутри события. Эти изменения как раз и происходят с учетом перехода от одной фазы к другой. Возникает скорее видимость процесса, чем события. И это действительно видимость, так как событие состоит из различных фаз, которые делят само событие на составляющие по отношению к принятой временной шкале. Событие берется как нечто случившееся, которое может быть подвергнуто внутреннему анализу. Но такой анализ даст элементы того, что случилось, а не представит последовательности переходов от одного состояния объекта к другому.

Можно рассматривать изменение самого события с точки зрения будущего - настоящего - прошлого. Представленное в потенциальности, событие, случаясь, переходит из будущего состояния в настоящее, а затем уходит в прошлое, причем отдаляясь от настоящего времени все дальше. Но такое изменение не является изменением в подлинном смысле. Скорее это - передвижение по шкале времени.

Может ли событие случиться в будущем или прошлом? На этот вопрос следует дать отрицательный ответ. Относительно будущего правомерны только те или иные предположения, степень вероятности которых и определит, в конечном счете, наступление того или иного события. В прошлом события не случаются, ибо, случившись, они уходят в прошлое время. Итак, события случаются в настоящем и оценка их происходит в результате прохождения всех фаз, только после чего правомерно утверждение о законченности события.

Изменение и событие достаточно ясно представляются посредством такой темпоральной пары, как «прошлое-настоящее». Пока исследование касается существования объекта, вполне обоснованно рассматривать происходящие в нем изменяющиеся процессы. Прекращение существования того или иного объекта, естественно, оставляет о нем некоторое представление, соответствующая аналитическая обработка которого позволит определить непосредственно статус понятия «событие». Но само событие постепенно складывается из разнообразных процессов, происходящих при движении от будущего к настоящему и в самом настоящем. В этом смысле оно и случается в настоящем времени.

Развитие исторического познания связано, прежде всего, с определением состояний исторических изменений на временной шкале типа «А предшествовало В, В предшествовало С, ..., А предшествовало С», что в методологии науки принято называть транзитивностью. Понимание состояний исторического изменения, связанного с фиксированием последовательности исторических событий, определяет собой поворот в развитии исторического познания, так как имплицитно позволяет использовать темпоральные структуры, в частности моментно-интервальные, для отображения исторической последовательности событий.

Исторические последовательности событий нельзя отнести исключительно к исторической реальности вообще, так как в таком случае большинство исследователей под этой реальностью понимают прошлое социума, а поэтому следует в рамках исторической последовательности событий выходить на структуру исторического изменения. Для того, чтобы являться связью или отношением, которое имманентно присуще исторической действительности, последовательности исторических событий обязательно должны содержать особые социально значимые события и процессы, вместе с реалиями и процессами прошлого составлять основу исторического познания. Конечно, нельзя не сказать о том, что должна допускаться своего рода корреляция с другими типами процессов самих исторических событий в рамках исторических изменений в обществе.

Корреляция исторических событий, или своеобразная их история, предполагает использование по отношению к ним определенных логических операций. Естественно, в этом случае объективную основу составляет отношение синхронности, которое в формальной логике обычно выражается в рамках схемы «А и В находятся в состоянии синхронности», или «А находится в состоянии синхронности одновременно с В». Последовательность одновременно реализовавшихся исторических событий, конечно, могла быть довольно глобальной в данном контексте, и это позволяло бы уже на ранних стадиях исторического знания реализовывать синхронизацию разнородных по своей сути социальных событий (например, включить их в универсальную структуру дескрипций и утверждений, которые, несомненно, относятся в этом случае к прошлому времени). Однако, несмотря на последующее усложнение всех уровней исторического познания, отношения исторического изменения и синхронного существования в нем исторических событий в настоящее время являются приоритетами направлений при исследовании истории как процесса.

Приоритетный тип отношений, связанный со структурой времени, включенный в последовательность событий исторического изменения, - отношение причины и следствия. Стандартно понимаемое, оно будет выглядеть так: «А является причиною В при условии С». При этом, так как отношение причины и следствия предлагает строгое предшествование, спектр событий, охваченных этим отношением, включается в темпоральную последовательность. Естественно, что в первоначальной фазе формирования познания исторического изменения детерминизм присущ в той же степени, что и причины исторических событий, которые обычно домысливаются историческим субъектом, так что отчетливо вырисовывается логическое отношение детерминации, форма которой будет следующей: «А совершило В, так как при этом имело целью С». По мере дальнейшего прогресса историческое познание должно отдавать приоритет такому типу отношений.

Обратимся теперь к основным аспектам взаимосвязей и взаиморазличий исторических фактов и исторических событий.

Человеческое представление об истории обычно связывают с представлением о событиях, но факты, представляемые человеком, не таковы сами по себе, как мы их представляем, и не вполне адекватны реальности отношения между фактами. Наше историческое знание есть только знание исторического события. Каковы исторические факты сами по себе и независимо от нашей познавательной конституирующей способности, нам неизвестно. Сколь бы «изощренно» мы не пытались осмыслить исторические события, все равно этим путем не подошли бы ближе к истинному содержанию исторических фактов. В социальном мире, даже при самом тщательном исследовании его фактов, человек имеет дело только с событиями.

Сама природа исторического факта, состоящая из деяний и поступков людей, отлична от природы исторического события, состоящего из суждений, принимающих форму высказываний и образующих последовательность, переводящую фактическую последовательность в повествование. Упорядоченное выстраивание последовательностей, зависимостей, связей, отношений возможно лишь на уровне исторических событий, так как конструированы ли исторические факты или нет, это неизвестно. Признание за историческими фактами такой организации, как организация исторических событий, возможно лишь при метафизическом допущении соответствий фактов и событий. Никакой объективной связи между событиями и фактами нет. Исследователь имеет дело лишь со своеобразными остатками исторических фактов, которые требуют интерпретации, а вовсе не навязывают определенного уровеня исторической событийности.

Историческое событие создается самим исследователем на основе источников и свидетельств, которые полагаются в пространстве и времени, то есть условий, определяющих единичность и индивидуальность исторического события. Но в данном случае эта форма представляет собой не реальное пространство и время, а символическое. Более того, пространство и время являются вторичными историческими формами, при том, что изначально чистой формой источников является восприятие их как знаков, в данном случае - по отношению к значению. Сами эти свидетельства источника оказываются не тем, чем они являются сами по себе. Это не просто объекты, представленные и открытые человеку, и даже не вещи, имеющие свои качества, свою сущность, то есть это не творение, а это - знаки, которые уже не только не говорят о себе как о предметах или вещах, но вообще отсылают к деяниям, поступкам, составляющим материю исторических фактов и происшествий, незначительной деталью которых они и являются.

Если человек утверждает, что историческое представление как внешних объектов, так и состояний сознания во времени и пространстве отображает нам объекты так, как они конструируются семиотической и смыслополагающей способностью, то есть так, как они существуют, то из этого не следует, будто сами эти объекты являются иллюзией. В событии объекты и свойства, которые им приписываются, всегда определяются как нечто действительно существующее. Но так как эти свойства зависят только от способа представления субъектом реконструированного им объекта, то отличают объект как событие от того же объекта как факта самого по себе. Событие есть то, что вовсе не принадлежит историческому явлению самому по себе, но всегда встречается в его отношении к субъекту и неотделимо от представления о нем.

Нередко приходится сравнивать ситуации исторического изменения и исторических событий, относящихся не только к различным культурным явлениям, но и к различным интервалам времени. При этом исследователь имеет дело с особой абстракцией от различных интервалов времени и последовательности этих интервалов с одновременной жесткой фиксацией этих различий. Однозначная формулировка проблем, связанная с анализом исторического времени, в настоящее время позволяет избежать как ухода в проблемы метафизики, так и в сугубо методологические проблемы, которые в определенной степени снижают значимость таких исследований для социальной философии и уменьшают интерес к ней.

При этом следует иметь в виду субстанционалистскую трактовку исторического времени, которая игнорирует многообразие исторических реалий культуры там, где возможно говорить о существовании и взаимодействии различных регионов, этносов, отдельных личностей, наконец, индивидуального времени. В связи с этим неоднородность разнообразия событийной природы исторического времени приобретает особое значение с точки зрения противоположных тенденций, то есть с точки зрения усиления однообразия в границах пространственной структуры в жизни субъектов [13].

Историческое время - это некоторая последовательность действий субъектов. Своеобразной единицей исторического времени выступает интервал, который совпадает с единицей в социальной деятельности конкретного человека или какой-то социальной группы. Структура исторического времени - это своего рода социально-историческая концепция, поскольку она определяется выбором моментов отсчета, которые сами зависят от представлений относительно важности исторических событий. Другими словами, моделирование исторического времени происходит на основе системы ценностей общества, находящегося на конкретном этапе исторического развития. Естественно, что различные системы предполагают различные структуры исторического времени, так как темп исторической жизни - это порождение определенной социальной деятельности, воспринимаемой через выработанную человечеством систему ценностей.

Различные субъекты дадут различную структуру историческому времени. Историческое время измеряется историческим изменением, которое, в свою очередь, определяется социальной практикой, протекающей с разной интенсивностью. Историческое изменение субъекта ведет к своеобразному уменьшению или, наоборот, к удлинению исторического времени. Подобное уплотнение времени как следствие интенсификации общественной практики происходит также на уровне существования социальных институтов данного конкретного общества. При этом реально возникает вопрос относительно своеобразного контроля социального времени. Конечно, человек в этом отношении выступает как своего рода единица во временном потоке. Однако тот же человек имеет определенный потенциал для регулирования своего собственного пребывания в этом потоке, который оказывает влияние как на его структуру, так и на его плотность. Возможности социального контроля за историческим временем у разных людей осуществляется, естественно, по-разному: на одном уровне, с одной стороны, можно говорить о безвластных субъектах, не способных контролировать даже собственное время, а с другой стороны, можно говорить о социальных группах, которые в принципе определяют основные тенденции исторического изменения и деятельность которых фактически функционирует в рамках больших исторических эпох [14], [15].

Обратим внимание на тот факт, что, в отличие от других существ, человек живет сразу и в настоящем, и в прошлом, и в будущем. Нельзя сказать, что его «моментальное существование» застывает в стреле времени, то есть человек не проходит сквозь моменты времени, а живет временем. Для социального существа нет социально-бытийных альтернатив и нет своеобразного внутреннего импульса к изменению во времени, на что обычно указывают экзистенциалисты и феноменологи. Подобный внутренний импульс может пониматься как свобода. При этом проблема социального бытия, проблема истории и проблема самой свободы - это три аспекта одной и той же сущности. Современные события уже весомо показывают, что направления истории являются направлениями свободы. Если, например, в прошлом проблема субъективного выбора ставилась перед человеком, перед социальными группами только время от времени, то в настоящем ситуация радикально изменилась.

В сознании субъекта время обретает специфический характер: оно воспринимается не как астрономическое время, с помощью которого упорядочивается жизнь человека, а как время осуществления, самореализации личности. В сознании субъекта время приобретает характер интервала, который дан человеку, чтобы реализовать свою собственную сущность, цель своего бытия в мире. Временные интервалы выступают в сознании субъекта как ступени осознания возможностей и определение цели его жизнедеятельности, практической реализации, бытия. В этом смысле время оказывается разделенным и вместе с тем единым.

Разносторонность индивидуальной человеческой жизни определяет полифонизм индивидуального времени. Естественно, что исторические факты, события и процессы в человеческом сознании располагаются не линейно, а многомерно, и в этом контексте справедливо говорить о наличии своеобразных параллелей в рамках самого индивидуального времени. Ясно, что, исходя из особенностей человеческой памяти, справедливым будет утверждение о более длительном сохранении исторических явлений с точки зрения длительности, нежели последовательности. В этой ситуации могут возникать исторические параллели, которые не только по своей сути являются независимыми, но и имеют свою собственную логику с точки зрения содержания и последовательности. Реально происходит усложнение индивидуального времени, которое приводит к возможности различных интерпретаций исторических явлений, находящихся на различных исторических параллелях. Однако такая многомерность не создает иллюзии для конкретных людей относительно перспектив этапов их жизни. Эти этапы по своей сути необратимы и создают индивидуальную человеческую культуру и историю.

Контрольные вопросы

1. Как соотносятся понятия историческое и доисторическое время?

2. Как Вы понимаете темпоральное описание философии истории?

3. Каково значение рассмотрения исторического факта в контексте исторического процесса?

4. Как можно толковать значение термина историческое событие?

5. Раскройте содержание понятия историческое время.

6. Как Вы понимаете индивидуальное время?

Рекомендуемая литература

1. Лой А.Н. Время как категория социально-исторического бытия // Вопросы философии. 1979. № 12. С. 73-80.

2. Гегель Г.В.Ф. Философия истории (лекции по философии истории). Гегель Г.В.Ф. сочинение в 14 томах / Перевод с немецкого. М., 1929-1958. Т. 8.

3. Пантин И.К. Посткоммунистическая демократия в России // Вопросы философии. 1998. № 6. С. 3-15.

4. Хвостова К.В., Финн В.К. Проблемы исторического познания. М., 1997.

5. Петров М. К. Самосознание и научное творчеств. Ростов-н/Д., 1992.

6. Кант И. Сочинения в 6-и т. М., 1964-1966.

7. Сергейчик Е.М. Философия истории. СПб., 2002. 520 с.

8. Минард Е. Эволюция богов: Альтернативное будущее Человека. М., 1996.

9. Newton-Smith W. Change // Sinthese. V. 62. 1985. P. 347 - 363.

10. Prior A. Past, Present and Future. Oxford, 1967, P. 217.

11. Popov V. V. The problem of intersybjectivity // Analecta Husserliana - Hague. 1997. P. 133-141.

12. Stabler E.P. Rationality in naturalized epistemology // Philosophy of science. 1984. Vol. 51. N 1. P. 64-78.

13. Назаретян А.П. В зеркале двух веков. Предварительные оценки и сценарии // Общественные науки и современность. 2001. № 1. С. 115-124.

14. Гречко П.К. Концептуальные модели истории. М., 1995. 84 с.

15. Данилова В.С. Постнеклассический универсализм на основе концепций ноосферогенеза // Философские науки. 2003. № 5. С. 137-151.